... В начале 80-х, в надежде устроиться на подработку по медицинскому профилю, Юра коротко постучал в дверь кабинета старшего фельдшера Городской станции Скорой Медицинской Помощи.
Он появился в кабинете администрации СМП в старомодном плаще, с широким плечом типа реглан, и такой же широкополой шляпе. Его худощавую шею надежно прикрывал шелковый шейный платок, а короткие осенние сапоги на невысоком каблуке довели его рост до баскетбольного -192 см.
Юра вошел, и сочным басом поздоровался с дамой, слегка за сорок, курившей "Родопи" за собственным рабочим столом. Едва он представился, дама, наметанным взглядом менеджера боксерского клуба, оценила "высокий потенциал соискателя":
-...А в псих-бригаду не хочешь?! - энергично поинтересовалась она, пуская дым в сторону раскрытого окна. - Такие рослые мужики нам позарез нужны!
Юра слегка смутился от резанувшего ухо названия, но сомневался недолго: - от вакансии повеяло романтикой приключений.
Уже на следующий день, ранним утром, он вышел на дежурство санитаром психо-неврологической бригады. Специфика работы с психо-неврологическим контингентом предполагала некоторые надбавки к зарплате: - санитарам спец-бригады платили как фельдшерам.
Первое, что Юре удалось выяснить: - его босса, врача бригады, все за глаза называли "Фюрер". Неплохое начало - заключил Юра, и пустился на поиски Фюрера по закоулкам СМП.
Он нашел его в туалете гаража подстанции. Доктор неспешно очищал под струей воды руки, по локоть измазанные машинным маслом. Юра в нескольких словах пояснил, кто он и откуда, и с интересом уставился на отражение босса в зеркале.
- Новенький... - коротко резюмировал Фюрер, - это хорошо! Скоро начнется решительный бой. Сегодня, какое число?
- ..27-е..
- А это что значит?
- Что скоро Первое Мая, наверное.
- Это значит, юноша, что с первое по девятое мая населением твоей страны будет выпито столько, что у тебя даже минуты не останется, чтобы поспать! Готовься - сходить с ума будут целыми кварталами...
Доктор не соврал. Юра, действительно, оказался "на передовой". В течении первых же суток своего дежурства он освоил массу новых навыков: поймал на руки сумасшедшего пенсионера - архитектора, пытавшегося избавиться от "скорой" через балкон второго этажа; на пару с фельдшером, Сашей, гонялся за свихнувшимся наркоманом по темному подвалу; и даже больно получил ногой в пах, когда засмотрелся на голую девицу, принимавшую душ двенадцатый раз за день.
Сутки дежурства тянулись, словно жевательная резинка. Казалось, что впечатлений от одной только праздничной недели может хватить на всю оставшуюся жизнь.
20-я бригада, в которую Юра был зачислен, обслуживала ровно половину поплывшего рассудком контингента города и его окрестностей. Вторую половину обрабатывали "конкуренты" - бригада 43. Иногда приходилось преодолевать значительные расстояния, и, чтобы не уснуть, Фюрер травил молодежи свои бесчисленные байки...
- ... Зафиксировали мы его - горячо описывал он подробности былых сражений, - усадили в машину. А бугай здоровый попался! Рвется наружу и лбом в стекло бах, со всего маху.
"-Не трогайте мои провода!" - кричит. Ну, я залез тогда в салон, и говорю ему серьезно так, глядя прямо в глаза: - "Витя, снимай ботинки!". Так он умолк на целый час, пока мы его не довезли до дурдома. Обмозговывал тезис. Так и не понял, бедняга, при чем тут ботинки...
Иногда, Фюрер начинал философствовать, а Юра украдкой улыбался в глубине салона, постепенно приходя к заключению, что его доктор не мог иметь никакого другого прозвища, кроме ...
- ...Демократии им захотелось! - громко вещал тот, глядя с пассажирского сиденья на дорогу. - .. Свободы, видите-ли ... А что понимает под словом свобода, начисто лишенная нравственности нация?!
Где должна компактно уместиться свобода немногочисленных нормальных? Между свободой вора, алкоголика, олигофрена, и проститутки?! Нет, прав был Булгаков: - надо прежде выбить из них галлюцинации! Начисто. Оставить только одну сосредоточенность, максимальную, до последней капли! Тогда и туалеты спасем, а свобода, возможно, уже и не понадобится... Сверни здесь направо. Сворачивай, я тебе говорю! ...
Юра оказался способным учеником, и схватывал все налету. Мышечной массой он похвастаться не мог, поэтому, для адекватного воздействия на взбунтовавшиеся умы, вынужден был разработать собственную методику усмирения буйных.
Обычно, в ответ на истеричные попытки больного духом вырваться из плена тоненьких веревочных "фиксаторов" (наручники в прошлом веке при перевозке больных были запрещены из соображений гуманизма), Юра, на мгновение, отворачивался от него вполоборота, сосредотачивался, затем загадочно улыбался куда-то сквозь стену автосалона..., и начинал! Встречным курсом, прямо в лоб напористому бреду, могли грянуть: "Черный ворон", "Поэма 12" или, что-нибудь произвольное "на шумерском".
Работало безотказно! Попытки больного освободиться внезапно прекращались, сменяясь потугами воспаленного мозга связать концы встречного бреда с концами собственного. И, чем дольше Юра пел или декламировал, чем ярче горел его взгляд, тем устойчивее прорисовывалась на челе его присмиревшего спутника печать сопричастности и тщетной попытки глубокого постижения сути.
"... - И опять идут двенадцать,
За плечами - ружьеца.
Лишь у бедного убийцы
Не видать совсем лица...
Всё быстрее и быстрее
Уторапливает шаг.
Замотал платок на шее -
Не оправится никак...
- Что, товарищ, ты не весел?
- Что, дружок, оторопел?
- Что, Петруха, нос повесил,
Или Катьку пожалел? ..." - вдохновенно чеканил Юра ноты Блоковской поэзии, глядя в пустоту и отчаянно жестикулируя. Когда он резко обрывал свою песнь, Фюрер, оборачиваясь в тишину салона, улыбался, и утвердительно кивал седой гривой ...
Так прошло почти два года.
На очередном дежурстве Юру отправили в женское отделение Городской психиатрической лечебницы за оксибутиратом. Ниже этажом, в приемном покое его бригада сдавала "сложного больного", и Юра предположил, что времени для ознакомления с подробностями быта "спец. контингента" у него, наконец-то, будет предостаточно.
Он прошел по женскому отделению Љ3 из конца в конец, в сопровождении дородной санитарки предпенсионного возраста, стараясь держаться правой стороны, ближе к окнам.
Воздух в отделении был пропитан запахом несвежего белья, перловой каши и дыма от дешевых сигарет. Увидев молодого парня, сексуально освобожденные пациентки потянули к нему руки с прокуренными, желтыми пальцами, а иные, кокетливо улыбались в полный рот, выкрикивая сквозь давно нечищеные зубы разные непристойности ...
На обратном пути, из дверного проема одной из палат Юру окликнули:
- Юра?! - удивленно произнесла красивая женщина слегка за тридцать, - неужели это ты?
Юра смущенно обернулся, даже не представляя с чего начать. Он был убежден, что видел эту женщину впервые.
Определенно, она была красива. На фоне замызганных, измятых жизнью хроников, она смотрелась довольно сохранно, создавая впечатление вновь прибывшей пациентки.
В ее природной красоте сквозила уверенность, не требующая ежедневных подтверждений ни в зеркале, ни в восторгах поклонников. Она просто знала, что чертовски хороша собой, и привычно - спокойно пользовалась этим.
- Ты же... сын Валентина, - продолжила она, изящно поправляя прядь длинных белокурых волос тонкими пальцами. - Он, однажды, показывал твои школьные фотографии с выпускного.
- Да ..., - вежливо улыбнулся Юра, все еще не понимая, "с кем имеет честь...".
- Я - Вика Платонова..., помнишь меня? Мы еще в пионерский лагерь к тебе приезжали с твоим папой. Потом, и вы приходили к нам, "на Пологую", когда ты подрос.
Юра, действительно, вспомнил, и протянул женщине обе руки для приветствия. Она тепло приняла его ладони и наградила незабываемой, очаровательной улыбкой в ответ.
- А я, вот...так - печально молвила Вика.
- И ... давно вы здесь? - поинтересовался Юра, не зная, как поддержать разговор.
- Второй день. Я иногда бываю здесь, прохожу поддерживающий курс...
- Могу я вам чем-нибудь быть полезен, Вика? - участливо поинтересовался Юра. - Мы заглядываем в стационар через день...
- Ты же, практику проходишь, наверное? - спросила Вика, словно не слыша вопроса. - Я помню, муж говорил, что ты в медицинском учишься.
- Да, подрабатываю по линии диспансера...
- Может, пройдем... Ты... немного посидишь со мной?
Они прошли в палату. Вика присела в ногах своей кровати, а Юра устроился на свободную койку, напротив.
- Это началось давно... - без лишних предисловий начала она, - еще с юности. Однажды я ощутила себя кошкой... Ну, знаешь, таким теплым домашним котенком. Вначале, мне было очень уютно от этого ощущения. Одно мешало: я всегда чувствовала, как за мной кто-то наблюдает. Нет, этот кто-то мне вовсе не мешал. Просто, наблюдение за мной извне представлялось мне крайне непристойным. Моего мужа часто не было дома, ты, верно, знаешь, он у меня капитан на торговом судне.
Я писала пейзажи целыми днями. Иногда спускалась в магазин ... А ела я всегда немного...
Ты даже представить себе не можешь, какие роскошные у меня получались тогда работы. Я писала их маслом, по памяти, подолгу оставаясь в образе кошки. Кошки, умеющей писать маслом. Забавно, правда? ...
А когда уставала, устраивалась отдохнуть тут же, на полу, в луче солнечного света. Я поджимала коленки к своей груди и, согревшись, засыпала ненадолго.
Как-то вечером, проснувшись, я увидела себя со стороны, ту себя, которая была кошкой. А потом, ту, которая наблюдает за кошкой....
И все поплыло ... куда-то.
Мое полупрозрачное тело свободно плыло по высокой орбите земли. Мы были одного размера с Планетой, и я с интересом разглядывала медленно вращающийся земной шар, словно глобус. Вокруг было тихо и уютно. Я была невесома и могла передвигаться вокруг шара в любом направлении. Незаметно, все мое внимание сосредоточилось на дивных завитках плывущих подо мной облаков. Я была зачарована, разглядывая длинные, сверкающие нити рек и зеркальца морей.
Правда, я действительно видела этот хрупкий мир своими огромными глазами и восхищалась его совершенством. Планета оказалась живой. Я не знаю, как подобное ощущение выразить словами, но я ощутила это так, словно смотрела не на привычный грубо-материальный объект, а на мыслящее, живое и совершенное существо. Да, оно было совершенным! Форма, грация движения: - все это было настолько отчетливым, что я не удержалась и протянула руку чтобы потрогать его.
И тут случилось просто невообразимое.
Моя рука свободно прошла сквозь шар... Живая планета откликнулась на проявленный к ней интерес и на мгновение позволила мне увидеть картину целиком. Я увидела все во взаимосвязи.
Да, планета была связана невидимыми тончайшими нитями с другими небесными телами, которые так же были живыми. Живыми, как клетки мозга. И я вдруг вспомнила: - Все, что внизу, то и наверху! От восхищения я, наверное, потеряла сознание.
Мне что-то снилось... Я слышала, как тикают часы. Я прикоснулась ко времени рукой, ощутила его физически.
Время выглядело словно небольшой шар, выпустивший из себя щупальца-нити, необходимые для развития дальнейших событий. Мое тело находилось внутри шара... Подобно спруту, своими щупальцам... этот шар тянулся в будущее .. Их было много, этих щупалец - миллиарды... И я увидела, в деталях, как шар выращивает щупальца. Они росли толчками, небольшими фрагментами, по мере преодоления моих сомнений в отношении любого осмысленного действия. Эти щупальца росли... в разные стороны. Я поняла тогда, что могла бы запросто оказаться в каждом из них, потому что выстраивала их сама - все они были живыми; но вынужденно, я находилась только в одном из них, том, которое приятно светилось в полумраке комнаты. Казалось, что без моего волевого импульса, мое время не знало куда двинуться дальше.... Меня это стало забавлять.
А ночью, когда я спала, время начинало выстраивало мое будущее по своему усмотрению, украдкой проникая в мою память.
Однажды, я решила понюхать этот шар ... У него был странный металлический запах, как будто нюхаешь стальную столовую ложку ...
Вика замолчала. Заметив кого-то в дверном проеме, она подалась всем телом навстречу Юре, так, что сквозь глубокий вырез халата стал виден острый розовый сосок, и тихо прошептала почти в самое ухо: - Знаешь, а кошкой быть так здорово! ...
Юра виновато улыбнулся и зарделся. Интуитивно, он наконец-то понял, в чем таилась бесконечная сексуальная притягательность женщины - в ее открытости, отсутствии даже намека на избитые поведенческие штампы. Ее суть была обнажена перед ним, так, что возникало странное ощущение стыда, будто он подглядывал за своей собеседницей в замочную скважину.
Он зачем-то еще раз пожал Вике руку, порывисто встал, и поспешил к выходу, предполагая попрощаться уже на ходу. Когда он обернулся, чтобы ободряюще помахать ей на прощанье, он увидел, как женщина, задумчиво глядя в пол, почесала запястье правой руки и несколько раз лизнула место расчеса.
Прошло не больше двух месяцев с момента этой встречи, и в один из дней, совершенно случайно, Юра узнал от отца, что Вики не стало. В очередной раз находясь в своем образе, дома, одна, она решила шагнуть из окна четвертого этажа навстречу неизвестному ...