Найт Эллен : другие произведения.

Арктическая сага. Книга первая: Отрекшиеся от Тьмы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Дорогие читатели! Представляю вам наконец-то допечатанную и опубликованную в сети первую часть (книгу) ещё пока не дописанной трилогии "Арктическая сага", повествующей о жизни и духовных путях арктоариев - одного из самых загадочных древних народов, жившего на территории исчезнувшего континента Арктиды (Гипербореи), в период заката Арктической (Даарской) цивилизации около 3 тысяч лет до нашей эры. В книге первой повествуется о жизни, главным образом, простых жителей Даарского царства - тружеников, земледельцев, певцов и т. п., их племенах, родах и семьях. Одним из таких является семейство Темиана Кассидара Ароная Ари - потомка некоего сироты Кассидара, взятого на воспитание неким духом, жившем в теле древнего колдуна. Семья Темиана решает отказаться от покровительства сил тьмы и этого недоброго духа, обратившись к Учениям Добра и Света, распространяемым тогдашним верховным Жрецом Даарии и его учениками - "знающими". Однако прежний покровитель рода - Волк Туран-дем - решает отомстить и извести предавший его род, и с тех пор в семье Темиана Кассидара происходят ужасные несчастья, уносящие жизни, главным образом, детей и стариков, и забирающие их души в Пустыни Мрака. Миссия по спасению рода возлагается на младшую дочь Темиана и Нелиды - Эйру эн Кассидар.

   Арктическая сага
  
   Отрекшиеся от Тьмы
  
  
   Глава I. Рождение Зари
  
   Пение птиц смолкло с наступлением вечерних сумерек. Казавшиеся бескрайними болота, раскинувшиеся по берегам реки Быстроводной на окраине Тендуанских лесов, прилегающих к юго-восточным отрогам Западного кряжа, постепенно озарялись фосфоресцирующим светом звезд и восходящей луны. Вся земля на добрых четыре хроны погружалась в мирный, спокойный сон, нарушаемый лишь стрекотанием и писком многочисленных насекомых да изредка едва слышимыми шорохами в кустах.
   Неожиданно где-то в зарослях на окраине болота пронзительно прокричала ночная птица, всполошив стаю крапчатых уток по прозвищу "царская голова". Утки взмыли в воздух, и через несколько мгновений из кустов на краю леса, оттуда, где прокричала неведомая птица, вылетела короткая, но легкая и остро отточенная стрела со слабовато светящимся в темноте тиалевым наконечником. Она пролетела со свистом тридцать четыре сехта и пронзила добычу насквозь. Затем из тех же кустарников полетели еще несколько стрел, потом еще и еще, и вскоре место мирной ночевки крапчатых уток превратилось в поле весьма удачно завершившегося боя.
   Наконец, из зарослей тархинника и желтой ракиты выскочили трое подростков. Старшего из них (а это он кричал неведомой ночной хищной птицей) звали Анхиларом из рода Кассидара Ароная Ари. В свои семнадцать с небольшим лет он был высоким, сильным, ловким и, как говорили добрые люди, самым красивым юношей своего рода, а то и всего селения Таннор, выстроенного на холмах в двенадцати логах от левого берега могучей реки. У него были длинные, волнистые и слишком, пожалуй, темные для даарца волосы, лучистые серо-голубые глаза, почти правильные черты лица и какая-то особенная стать, характерная скорее для жителей Северных Окраин, чем для обитателей южных и юго-западных земель, а также большей части восточной земли - Хаменайи, где правил наместник Матес, принадлежащий к пришедшей из-за океана Династии Айха. Эту самую Династию некоторые местные жители исподтишка и с легкой издевкой называли "династией Ра" - на то у них были свои, известные им одним причины.
   Младших братьев звали Аноксом и Энхалом. Этим милым белокурым близнецам было по двенадцать лет, и они во всех смыслах еще не доросли до своего старшего брата - ни телом, ни умом, ни ловкостью и сообразительностью. Старший брат был для них всегда авторитетом и, как они иногда называли его за глаза, вожаком, и учил их всему на свете, в том числе и охоте.
  
   - Есть! - воскликнули в один голос близнецы, наконец-то добравшись до заветной прогалины среди густых кустарников, кочек и зарослей камыша, куда попадала большая часть поверженных уток.
   Анхилар усмехнулся, собрал всю добычу в мешок, предварительно вытащив из убитых птиц стрелы, и пристально поглядел на обоих братьев. Те успели порядком измараться в грязи, пока добирались до сухого места, но выглядели более чем довольными. Однако Анхилару было не до веселья: теперь ему придется либо заставить этих замарах выстирать всю одежду, либо выстирать ее самому и коротать ночь полунагими, потому что до утра им нынче запрещено возвращаться домой.
   А запрещено потому, что нынешней ночью у Нелиды, жены Темиана из рода Кассидара Ароная Ари и их родной матери, должно родиться дитя, как поговаривали некоторые, в селении, дочь. Их младшая сестра.
   - Пошли!
   Анхилар вытолкнул сорванцов вновь на зыбкую болотную тропу, и все трое направились к реке. Анокса с Энхалом, проголодавшихся и уставших, как волчата, опять заносило в разные стороны, и они то и дело проваливались чуть ли не пояс в жидкую вонючую грязь. Слава Создателю, думал Анхилар, успевая вытаскивать обоих по очереди на тропу, что по этой жижей была все-таки не смертельно опасная трясина, а более или менее твердая земля. Болотная зыбь начиналась дальше от леса, за поляной, где братья настреляли уток, и туда Темиан строго-настрого запретил ходить своим сыновьям - не один охотник ушел в эти топи за богатой добычей и не вернулся.
   - А теперь куда нам идти, а, Анхилар? - спросил Энхал, последним выбравшись на сухое место.
   - К реке, куда же еще. Вы же грязные, как детеныши кабанов, отец вас убьет, если такими увидит, и меня заодно, за то, что за вами не уследил.
   Двое мальчишек послушно кивнули и вприпрыжку побежали к реке купаться и стирать обновки. Раздевшись догола, они добрых четверть хроны плюхались в резвых водах Быстроводной, визжали, хохотали и брызгали друг на друга водой. Полная луна щедро освещала картину летней ночи и, казалось, вся природа, окружающая растительность, вода реки и даже волосы на голове мальчиков святятся мягким, серебристым, фосфоресцирующим светом.
   Анокс первым прекратил баловство.
   - Эй, Энхал, давай лучше на берег вылезать. И выстираем одежду. Вожак идет сюда!
   - Откуда ты знаешь? - скривившись, спросил тот.
   - Слышу его шаги. Вылезаем, говорю, отсюда.
   - Ну и слух у тебя, Анокс! Точно говорят, ты весь в Анхилара, он прирожденный слухач и поэтому стал охотником. А я...
   - Чего - ты? - не понял Анокс.
   - Да так... ничего.
   Второй близнец с трудом удержался от того, чтобы в очередной раз не выдать Аноксу свою "страшную тайну". А заключалась она в том, что с раннего детства он обнаружил в себе странность, которую женщины в их семье называли "шестым чувством", "пятым ухом", "голосом сердца" или "интуицией". А поскольку об этом говорили только бабушка, мать и сестра Исиона, которой в местной школе частенько ставили "орла" за то, что она угадывала ответы на сложные вопросы с полуслова и находила решения задачек методом "внезапного озарения", маленькому Энхалу всегда казалось, что эта самая интуиция - чисто женское качество. И поэтому он боялся, что, если скажет об этом кому-нибудь или проявит это "неприличное" качество на людях, над ним будут смеяться.
   Но похоже было, что его брат сам только что интуитивно догадался, о чем хотел сказать Энхал.
   - Эх, ты... Пошли, а то я уже тоже начал предчувствовать...
   Когда же оба подошли к тому месту, где лежала их одежда, Анхилар уже успел выполоскать в проточной воде замызганные тиксовые штаны и рубашки-заворотки и развесил на кустах, надеясь на то, что теплый ночной ветер хоть немного их просушит.
   - Отмылись уже, бродяги? - ухмыльнулся он. - А где у вас подштанники?
   - Ой...
   Только сейчас эти сорванцы сообразили, что стоят совершенно голые перед старшим братом, залились краской и отвернулись, прикрыв руками "причинные" места.
   - Да чего я там у вас не видел, - проворчал Анхилар. - Ваши штаны за ночь точно не просохнут, вы так и пойдете домой нагишом?
   - А если бы мы надели подштанники и выпачкали, ты бы стал их стирать? - с неожиданным ехидством спросил Анокс.
   Анхилар ничего не ответил на эту тупость, вздохнул, снял с себя холщовую заверть, разорвал на две равные части и выдал братьям. Те завистливо уставились на стальные мускулы "вожака", вздохнули от зависти и соорудили себе из этих тряпок повязки, более всего напоминавшие девчоночьи юбки.
   - Ничего, - улыбнулся, наконец, Анхилар. - Будет вам по семнадцать лет - станете такими же.
   - А сколько ты в высоту? - поинтересовался Энхал, удивленный тем, что и у старшего брата, оказывается, тоже присутствует это "женское" качество, о котором он, Энхал, так стеснялся всем рассказывать... и с которым так неожиданно "осрамился" перед Аноксом.
   - Спрашиваешь? - Анхилар с легкой небрежностью потрепал его по белобрысой макушке.
   - Да, я спросил. А ты, Анхилар, должен мне ответить, раз я тебя спросил.
   "Вожак" снова вздохнул, на этот раз сильнее обычного.
   - Двадцать один дактиль и три тектиля. Еще немного, и я перерасту нашего отца.
   - А может быть, еще и будешь соревноваться с отцом в долгожительстве и выиграешь, так же как Учитель Анок? - вмешался Анокс.
   Теперь Анхилар нахмурился, лицо его стало суровым, а глаза потемнели.
   - А вот об этом тебе, Анокс, лучше бы помолчать, - отрезал он. - Опять наслушался каких-то сумасбродов с их сплетнями. Я знаю правду, а за разнесение ложных слухов об этом человеке на нас может обрушиться гнев Праотцов человеческого рода.
   - Тогда сказал бы нам правду, - вместо первого брата-близнеца надулся Энхал.
   - Хорошо. Так вот... его отец не умер, а до сих пор живет и здравствует на землях Хаменайи. И я думаю, пора бы уже перестать называть отца Анока Бродягой.
   - Ш-што?? - снова встрял Анокс. - Погоди-ка... а при чем тут этот Бродяга? И когда это Анок успел стать твоим отцом? Наш род...
   - Ну ты совсем уже сдурел, - покачал головой второй близнец.
   Юноша улыбнулся, ибо ему было просто смешно смотреть на детский гонор своих младших братьев.
   - Да при чем тут наш род... Я не дурак и знаю прекрасно, что нашего отца зовут Темиан Кассидар Аронай Ари. И заодно знаю, как на самом деле зовут Бродягу Эорниха...
   - А мы знаем, кто такой Анок, - хихикнул Энхал. - В школе нам рассказывали, что это великий духовный учитель, который является наследником правящей Династии и когда-то был законным правителем Даарии. А Эорних - это Эорних, в переводе с тендуанского Странник, или просто Бродяга.
   - А вам о этом Эорнихе, случайно, в школе не рассказывали? - с легкой ехидцей спросил Анхилар.
   - Нет! - вспылил Анокс. - Еще бы школьные учителя рассказывали нам о всяких бродягах, которые лезут к порядочным людям в дом на ночевку, да еще и ошиваются у них целых три дня! И потом... ты сам знаешь, Анхилар, кого в нашем роду и в других таннорских родах всегда считали Отцами?
   - Считали, - усмехнулся тот. - До тех пор считали, пока наши отец и мать.. вернее, пока в наш родительский дом не заглянул Бродяга. Вам с Энхалом было тогда по семь лет, а мне двенадцать с половиной. У вас был день рождения.
   - Точно, - Энхал блеснул глазами. - Тот человек с посохом, в длинном плаще. Помнишь его, Анокс?
   Все трое одновременно вспомнили одно важное событие из своего детства.
  
   Пять лет назад в середине первой поры солнечной триады над Долиной разразилась страшная гроза. Тогда все семейство Темиана, в спешке бросив дела, заперлось в доме и завесило окна плотными занавесками, дабы не быть промокшими до нитки, оглушенными громовыми раскатами и убитыми резвыми молниями. Дети забились кто под стол, кто на лежанки под толстые покрывала и дрожали от страха. За стенами жилища разгневанные Боги и неугомонные духи природы грохотали по небесной наковальне и метали огненные мечи, но чуткий слух старшего из сыновей уловил сквозь этот грохот еще пару звуков - во дворе заливисто лаял пес Лиходей и кто-то негромко, но настойчиво постукивал в дверь деревянной палкой.
   - Мам, там кто-то есть, - шепнул он, вылезая из-под стола.
   Нелида, рослая полная женщина в темно-зеленой панве и расшитом красными нитками бледно-желтом переднике, нахмурилась и покосилась на сына.
   - Да кто там может быть в такую лихую погоду, Анхилар? Тебе почудилось.
   - Или птица клювом долбит, - отозвался отец семейства, штопавший в углу разлезшиеся от дождей чехлы для амбарных кровель.
   - Да, точно, - согласилась с ним его жена. - Птица...
   Как назло, стук повторился, но уже в другом ритме - с переборами через один и три.
   - Не похоже на птицу, - снова всполошился Анхилар. - По-другому стучит.
   - Да кто там может еще стучать? - раздраженно прикрикнула на него Нелида. - Да еще и по-другому? Если колдун какой злобовредный, сюда не пройдет, дом наш защищен надежно, постучит и уйдет.
   На всякий случай женщина три раза проговорила обороняющее от злых чар заклинание и дунула по три раза по всем углам жилища.
   - Покою не дают, окаянные, - проворчала со своей лежанки старушка Иннола, мать Нелиды. - Вот раздразнят, мы с вами сами колдовством возьмем и Покровителя рода нашего Туран-дема, Волка лютого, призовем...
   Уж кого-кого, а Предка Кассидарова рода боялись все таннорские злопыхатели.
   Казалось бы, теперь пора уже силе непонятной затихнуть и отойти прочь. Но нет - через несколько мгновений гром слегка приутих и вслед за ним вновь раздался странный стук - на этот раз сильнее и настойчивее, чем до сего момента.
   - А может быть, там сам наш Предок пришел? - хмыкнул Темиан. - Открой-ка, Нелида... Если с гневом пришел, так покарает, а если с добром - то оборонит от небесной казни.
   Спорить с мужем Нелида не стала - жили они всегда в договоре, любви и согласии. Она подалась к двери, трясясь от страха и еще чего-то непонятного, отодвинула засов и осторожно приоткрыла дверь. Тут же из всех укрытий повысовывались любопытные детские личики.
   Ветер и брызги влетели в дом, распахнув тяжелую дубовую дверь настежь, и на мгновение вспыхнувшая молния озарила фигуру, стоявшую на пороге. Это был, несомненно, человек, либо кто-то, принявший человеческий облик. Незнакомец был высокого роста, в длинном темном плаще, с длинным деревянным посохом и большой дорожной сумкой. Голову его скрывал капюшон плаща, но под ним были заметны лицо, темновато-золотистые с проседью волосы и длинноватая борода. Самой же выразительной деталью этого колоритного облика были глаза, которые было сложно описать обычными человеческими словами. В них словно что-то светилось, но совсем не как грозовая молния. Это не были глаза обычного человека, но они также не были и глазами колдуна. И уж тем более это не могли быть глаза Предка рода ее мужа.
   Нелида страшно растерялась и несколько мгновений безмолвно созерцала таинственного гостя. Тишину в доме прерывали лишь громовые раскаты да потрескивание каниваровой смолы в светильниках, до тех пор, пока вошедший первым не подал голос, почтительно поклонившись:
   - Мир и свет вашему дому, добрые хозяева! Не ожидали?
   Голос у незнакомца был приятный и отчетливый, но слышался как будто издалека.
   - Да как мы могли ожидать кого-то в такую-то непогоду, - осмелев, отозвалась из дальнего угла старая Иннола.
   - В такую бурю даже собаки головы под шань прячут, - подал голос Темиан, оставив штопанье и принявшись возле закрома нацеживать из большой глиняной бутыли в чашку доброго ягодного заброда. - А вы все носитесь. Нелида! Что ты стоишь посередь, дверь закрой! И напои гостя бражкой. Да, вот еще... уточкой его угости, пусть голод утолит, пока грозу переждет.
   Укор мужа мигом вернул хозяйку в привычный мир, и она, схватившись за голову и браня себя за рассеянность, тут же побежала к двери и плотно заперла ее на задвижку, хотя половина парадного помещения дома была уже забрызгана дождевой водой. Незваный гость учтиво отошел, пропуская ее. Затем Нелида, озираясь, как бы не получить еще словесных "плетей" от мужа, почти бегом подбежала к закрому и взяла у него из рук чашку с резко пахнущим напитком и медный прут с насаженной на него жареной уткой, после чего уже медленнее поднесла ее незнакомцу и поклонилась.
   - Отведай нашей браги, добрый человек, - улыбнулась она, протягивая ему угощение, но тот с безмятежным выражением лица выставил правую руку ладонью вперед - знак почтительного отказа.
   - Не обессудьте, хозяйка. Хмельного я не пью и мясной пищи не ем весь год, окромя праздника Великого Солнца. А пустите ли вы меня переночевать? Скоро совсем стемнеет.
   - Пе... переночевать?
   Она покосилась на Темиана, но тот одобрительно кивнул - не перечь, мол, не худой это человек, пусти переночевать.
   - Ну тогда проходи в наш дом, гостем будешь... А как звать-то тебя, почтенный странник?
   И усмехнулась про себя. Ни один житель Даарского царства никогда сам не раскрывал посторонним своего настоящего имени, данного ему при рождении отцом и матерью. А уж какой-нибудь бродяга и подавно мог запросто представиться каким угодно именем, но только не своим собственным. Еще более дикие и странные обычаи были в некоторых прибрежных племенах и у тех, кто с незапамятных времен жил на великой Срединной Земле - там настоящее имя человека могли знать только его близкие родственники, а постороннему он мог сказать его только перед своей смертью.
   Гость улыбнулся, поставил посох к стене и снял мокрый плащ, под которым оказались вовсе не заверть и штаны из тиксы, какие носили таннорские и прочие тендуанские селяне, а добротная двойная хламида из плотного льна, крашеного в золотисто-древесный цвет, вперемешку с дакковым волокном. Такую одежду Нелида и ее муж видели лишь несколько раз у городских торговцев и библиотекарей и более роскошную - у жрецов Великого Солнца. Сам посетитель оказался на вид то ли не старым и не молодым, то ли молодым и древним одновременно - понять было невозможно. В свои неопределенные годы он был широкоплеч, статен и, судя по всему, очень силен не только телом, но и духом.
   Теперь хозяева точно увидели, что перед ними не обычный бродяга, забредший в случайный дом. Самое меньшее, он был нездешний.
   - В ваших краях люди зовут меня Эорнихом...
  
   - Ну да... припомнил, - пробормотал Анокс. - Еще хорошо помню, что, когда наша матушка рассказала ему о семейном ведовстве и показала знаки на стенах дома, он посмотрел на эти знаки и они начали медленно исчезать, пока не стерлись совсем. Он убил нашу родовую магию, данную нам от Предка... и после этого вы все стали считать этого бродягу "духовным Отцом"! Это все так делают, к кому он заходит?
   - Если не выгоняют, - ответил Анхилар. - Наши отец и мать его не прогнали, а пригласили за стол, накормили хлебом и овичной похлебкой, выслушали и устроили ему ночлег. Он подарил нам...
   - Да знаю я, что он нам всем подарил! - оскалился Анокс. - Наши родители - предатели рода. А куда вообще вы все, кроме нас и бабушки, уезжаете каждый раз на праздник Великого Солнца?
   - Довольно, Анокс! Нынче вы тоже с нами поедете.
   - Нееее!! К этому зануде Эорниху я точно не поеду, он проест нам там дыры в мозгах... И я еще не понял тебя, Анхилар.. при чем тут Анок?
   - Да потому что, дурень! Тот самый Эорних - это и есть отец Анок, сам по секрету сказал это нашей матушке. И живет он в самой середине Даарской земли, на острове Меррахон. Туда мы и ездим.
   - Вот если он сам мне это скажет, тогда я, может быть... хотя вряд ли я стал бы...
   - А я бы поехал, - заявил Энхал, блеснув ясными голубыми глазами.
   - А то как же! - оскалился Анокс. - Ты еще и подлизался к нему, и он посадил тебя к себе на коленки. А я, между прочим, подлизываться не стал и ушел играть с ребятами в "Антаринскую крепость". Смотри, Энхал, ты скоро и к самому государю подмажешься...
   - Заткнись ты!!!
   - А ну заткнитесь оба, пока я не наставил вам щелбанов, - пригрозил Анхилар нарочито спокойным голосом, напоминавшим негромкий глас небесного грома, за которым обычно следовал полновесный раскат.
   Близнецы мигом притихли. Однажды они-таки довели терпеливого "вожака" во время игры в "крепость" до белого каления и он выдал обоим по щелбану, там что лбы у них горели и потом на них красовались примечательные темно-синие шишки. Старшего брата лучше не злить, в гневе он был страшен.
   - А ты все-таки волк, Анхилар, - пробубнил после долгого напряженного молчания Анокс, любуясь полной луной и представляя себе, как они все трое, Сыновья Волка, сидят и воют в сумраке ночи, как они делали не раз в раннем детстве. - Сущий волк...
   Анхилар промолчал в ответ. Он тоже любовался луной, но уже добрых пять с небольшим лет не считал ни себя, ни своих братьев сыновьями Волка.
  

_________________________

  
  
   - Давай, Нелида, тужься! Еще, еще...
   В просторной спальне было светло от нескольких "вечных" каниваровых фонариков, вдоль стен были всюду развешаны ветки душистой полыни, чабреца и мяты. Несколько женщин и девочка-подросток лет четырнадцати толпились около широкого топчана, на котором возлежала дородная женщина. Длинные волосы цвета спелого ячменя рассыпались по подушкам и шерстяному покрывалу, лицо было вспотевшим и искаженным от муки. Две повитухи, старая и помоложе, с нетерпением ждали появления младенца.
   - Ну давай же, мама! - сжимала маленькие кулачки белокурая Исиона, и в этот момент ее маленькое личико приняло такое же изможденное выражение, как и у матери во время родов.
   Через некоторое время вновь раздался крик, на этот раз громче обычного, на его фоне появился другой - пронзительный младенческий вопль. Младшая повитуха резво подскочила, помогая крохотному новорожденному существу целиком выйти на свет, а старшая принялась перевязывать пуповину. Бабушка Иннола и две соседки, подруги Нелиды, просияли.
   - У них родилась девочка, - шепнула одна из соседок другой. - Был бы мальчик, тогда пришлось бы, наверно, устраивать торжество всем селением.
   - Тише ты, Денира, - оборвала ее другая женщина. Ты тоже, как и многие здесь, нарушаешь заветы наших предков? Рождение арийской женщины всегда считалось было таким же торжеством, как и мужчины. А эти пришлые правители...
   Обе замолкли, когда вошел отец семейства, рослый тендуанец по имени Темиан Кассидар Аронай Ари. Он почтительно поклонился, улыбнулся, поправил растрепанную бороду цвета выгоревшей на солнце ореховой скорлупы и подошел к старшей повитухе, которая уже вымыла младенца в большой деревянной купели, завернула в шелковую белую простыню и баюкала на руках.
   - Ну и кто у нас тут? - спросил он, едва не прослезившись от внезапно нахлынувшего ощущения небывалого счастья - ведь он сегодня снова, уже в пятый раз в своей долгой жизни, стал отцом!
   - Девочка, - ответила старуха и вручила малютку отцу. Та лежала спокойно, даже не думала плакать и с превеликом любопытством таращила на него большие серо-зеленые глаза. На головке у крохи торчало немного темненьких, как у самого старшего брата Анхилара и у самого Темиана в давней молодости, пушистых волосиков.
   - Девочка... Ну да, Нелида говорила мне, что родит дочь, - Темиан после недолгого слегка разочарованного молчания вновь улыбнулся и подошел к жене. - И как мы теперь ее наречем?
   - Отец! - неожиданно вмешалась Исиона. - Может, наречем ее, как меня и братьев, прозвищем и дадим тайное неразглашаемое имя, а публичное постоянное имя дадим потом, когда она подрастет?
   - Нет, Исиона. Уже пять лет мы придерживаемся веры и обычаев наших теперешних правителей и поэтому должны дать ей имя сразу, как только она родилась. А тайное имя и прозвище, если хотите, можем дать потом, когда мы будем здесь одни, без посторонних людей. Давай спросим у твоей мамы, как она хочет назвать твою сестричку. Ответь нам, Нелида!
   Он подошел поближе к жене и положил правую ладонь на ее вспотевший, горячий лоб. Несколько мгновений она молчала, словно собираясь с мыслями, затем открыла ясные большие глаза и улыбнулась.
   - Давайте назовем ее Эйрой.
   - Эйрой?..
   Воцарилось молчание. Такого странного и необычного имени не было, пожалуй, ни у одной из жительниц не то что Таннора, но и всей Долины, и вообще, всего южного Тендуана.
   - Может, лучше ее Авророй назвать? - предложила Денира. - Аврора на языке атлантов - заря...
   - Мы арии, а не атланты, - негромко возразила Нелида, приподняв голову с подушек. - Эйра на языке наших предков тоже значит "заря".
   Почти все находившиеся в доме женщины слегка покраснели. Вот уже несколько тысяч лет жители Тендуанской земли, как, впрочем, и многие жители Даарского царства, занимавшего всю землю, называемую некоторыми чужеземцами Гипербореей, а большей частью местных жителей - Арктидой, несли на себе печать вины одной из ветвей своей расы. Той самой ветви, которая в свое время предала Богов Солнечного Света и стала на путь тьмы, зла и разрушения, обратив большую часть подлунного мира в хаос. Само слово "арии" постепенно утрачивало свой истинный смысл, означающий славных потомков легендарных жителей земли Му, ведомых Солнечными Богами на пути к Благословенной Земле, и со временем все больше окрашивалось в зловещие багрово-черные тона. Страсти еще не улеглись и за пределами этой "Благословенной Земли" все еще бушевали войны, грабежи, рабство и раздоры. Но все же много было еще славных детей Земли Гиперборейской (Даарской), что помнили свои корни и чтили своих предков, хотя и внесли в свою культуру, обычаи и язык многое из соседней земли Атлантической, проигравшей неравную битву с предателями Рода Арийского...
   Нелида запнулась. И тут же заблестели глаза у Исионы.
   - Послушайте, а почему бы и нет? Это имя действительно означает "заря" на языке наших предков. И удивительно то, что это слово было в том таинственном языке, на котором нам пел песни один нездешний жрец. Помните, когда мы все вместе сидели на бревне и пили брагу?
   Темиан удивленно покосился на дочь.
   - Хорошая же у тебя память, Исиона, даже помнишь, какие песни там вам пел этот жрец... Ну хорошо, пускай ее зовут Эйрой, тем более, что Солнце скоро взойдет.
   Денира ткнула в бок вторую соседку.
   - Ты слышала, Дафина? Опять они за свое взялись. А что, может, и правда, у них тогда в гостях был сам Великий Солнечный Жрец?
   - Да ну, брось ты это! Кассидаровы потомки всегда были с причудами, но как были Детьми Турана, так и остались, ничем их волчью кровь не выведешь, хотя, побывай у них тот Жрец, он бы, небось, вывел. А так - все мастера сказки рассказывать. Пошли по домам.
   - Однажды ты увидишь все сама... ладно, пошли!

_________________________

  
   Анхилар и двое близнецов вернулись домой к рассвету. Заря была необычайно яркой, алое зарево занимало почти всю восточную сторону небосклона и расцвечивало поднимающиеся вдалеке горные пики, лес, болота и всю природу в целом в дивные красноватые. Розоватые и сиреневые оттенки. Братья едва ли не вприпрыжку добежали до селения и остановились, немного запыхавшись, у ворот родного дома, выстроенного из благородной горной лиственницы. Семейство, поживавшее в этой усадьбе, не было бедным, хотя бабушки и дедушки по линии предков Иннолы и Нелиды были куда более состоятельными людьми, пока не попали под "раздачу" со стороны злобного и жадного царя Энноса. И только приход к власти сына одного из родственников этого тирана помог вернуть семье почти половину отобранной земли, имущества и денег. Та же примерно участь постигла почти весь Таннор и другие селения и города земли Тендуан.
   В воротах их встретили отец, бабушка и сестра, которая держала на руках маленькую Эйру.
   - Где же вы пропадаете, бездельники? - возмутился Темиан, искоса глянув на них. - У вас родилась сестра!
   - А мы знаем! - нагловато ответил Энхал. - Мама нам все время говорила, что родит нам красавицу сестру.
   Анхилар сбросил на землю тяжелый матерчатый мешок, другой рукой освободился от самострела и сумки.
   - А что там у тебя? - показала на мешок Исиона.
   - Утки. Те самые, в крапинку, которые ты так любишь жарить на углях.
   - "Царская голова", - добавил Анокс, ухмыльнувшись: прозвание птице наверняка придумали в народе не только из-за красивого хохолка на голове у селезней, и придумали наверняка в годы правления "легендарного" Энноса. Тогда многие мечтали снести царю его несносную круглую голову, украшенную пышной рыжеватой шевелюрой. Анокс любил учить историю...
   Исиона нахмурилась.
   - Вы что, охотились всю ночь на болотах?
   - Не совсем. Сначала мы поохотились, а потом пошли к реке и сидели там до самого утра, потому что отец не велел нам возвращаться домой до рассвета.
   - Да вы спятили! Могли бы и просто во дворе посидеть вместе с отцом.
   Она все еще продолжала держать на руках малютку, которую мать уже накормила грудным молоком, и она безмятежно спала. Анхилар осторожно подошел поближе, погладил пальцем прелестный лобик младшей сестренки, а потом тихонько взял ее из рук Исионы. Удивительно было то, что она не проснулась и не закричала. Анхилар растрогался, проникшись к ней почти отцовской любовью: малышка чем-то была удивительно похожа на него самого.
   - Как же тебя зовут, маленькая моя? - почти неслышно спросил он, и в его голосе прозвучала неожиданная, почти неземная нежность.
   И сам тут же смутился: в нем никогда это прежде не просыпалось, даже в раннем детстве, он всегда был таким суровым и непреклонным "вожаком" не только у своих младших братьев, но и у всей местной оравы мальчишек, а тут - на тебе!
   - Ее зовут Эйра, - шепнула Исиона.
   Анхилар немного оторопел, потом, поглядев на зарево, разгоравшееся на востоке, просиял. Эйра - значило заря. Почти что Солнце. Дочь Солнца, значит. О Создатель!
   - Эйра...
   От этого еле слышного шепота малютка проснулась и открыла глазки, но не заплакала, а завороженно смотрела в добрые, красивые глаза старшего брата и по-младенчески улыбалась.
   - Эй, ребята, хотите подержать на руках сие сокровище? - внезапно предложил он братьям, и в его глазах сверкнул огонек озорства.
   Первым в очереди, как всегда, оказался Анокс. Но едва он взял на руки кроху, как та начала истошно орать.
   - Э-э-эй, она чего? - пробормотал Анокс, растерянно и беспомощно шаря глазами по лицам родных и не зная, что ему делать в этой ситуации.
   - Да не любит она тебя, дай лучше мне, - заявил Энхал.
   Исиона подскочила сзади, отобрала у них ребенка и принялась успокаивать.
   - Ну, не плачь... Олухи вы! Ведь правда же, олухи они и дураки? Правда?
   - Мы не дураки... - отозвались Анокс и Энхал почти хором.
   - Исиона!.. - Анхилар, чувствуя вину за всех, счел нужным сам все исправить. - Дай мне, я ее утешу. У меня получится...
   - Отстань! - огрызнулась та. - Зачем ты дал ее Аноксу? Иди уже, занимайся своими утками и не лезь, куда не просят!
   Она вошла в дом и отдала все еще плачущую сестричку матери. Та, уже сидя в глубоком плетеном кресле в главной комнате с большим трехгородчатым камином, выразила беспокойство, потом взяла дочурку на руки и принялась снова кормить грудью.
   Анхилару было не по себе. Его съедало мучительное чувство стыда, хотя он совсем не ожидал такого поворота событий. В первую очередь того, что маленькая Эйра окажется столь похожа на него и что своим сердцем и своей душой он умудрится к ней искренне привязаться - такого никогда еще с ним не бывало. Когда он еще, будучи сопливым сорванцом, играл с маленькой Исионой и потом, два года спустя, с близнецами, они как будто и не были его настоящими родичами по крови. А сейчас он неслышно и невидно для остальных стоял, притаившись у дверного косяка, и наблюдал, как мать кормит новорожденную Эйру. Когда-то он сам был таким же крохотным и грудь матери казалась ему огромной, как бочка с медом, которым торговал Тарби из Прехлена. Странно, но он до сих пор это помнит.
   Анхилар вздохнул и отправился теребить уток, которых бросил в мешке посреди двора. Завтра или сегодня же он обязательно попросит прощения, и Исиона с матерью его простят.
  
  
  
   Глава II. Встреча на озере
  
   Если бы случайный чужеземный путник ненароком оказался в пределах земли Даарской, особенно в нынешнюю эпоху, которую официально называли "эпохой Благоденствия", "Золотым веком" или "Светлыми временами", то наверняка был бы поражен красотой, великолепием и очарованием этой прекрасной земли. В особенности, наверно, он был бы восхищен красотой Тендуанской долины, простиравшейся вширь от обоих берегов реки Быстроводной между Западным Кряжем и Озерным Краем, от которого дальше на восток и юг шли бесконечные гряды горных хребтов, называемых Поднебесными горами. Эти горы так же, как и Западный Кряж, начинались от Центрального Нагорья и шли до самого побережья моря Ветров, в которое впадала Быстроводная. Южнее города Арханон, что располагался на сотни логов южнее селения Таннор, раскинулись бескрайние степи, большею частью распаханные и засеянные разными злаками, коноплей, льном-синеглазкой и всякой иной всячиной. Вся Долина была благословенным краем земледельцев, а южнее, где степь становилась суше - скотоводов. Еще южнее степь становилась бесплодной пустыней, где росли колючие кусты и водились смертельно опасные ядовитые пауки, гады и скорпионы, а ближе к побережью пустыня упиралась в Опоясывающий хребет, ведущий начало от Поднебесных гор. Около дельты Быстроводной горы расступались, открывая путь к большому портовому городу Орри.
   А в северной части Долины и в близлежащих горах вперемешку с сочными цветущими лугами и топкими болотами разрослись дремучие Тендуанские леса, в которых было настоящее изобилие жизни, самой разнообразной и великолепной.
   Лето в Долине было долгим и знойным, однако в северной гористой части оно было прохладнее, а зимой нередко выпадал мокрый, липнущий огромными комьями снег. Знающие люди поговаривали, что в северной части материка вершины гор покрыты вечными, нетающими снегами, а низины представляли собой болотистые леса или вовсе непролазные топи.
   Маленькая Эйра, равно как и все дети в Танноре, посещала местную школу с шести лет. До поступления в школу с ней часто занимались мать, старшая сестра Исиона, бабушка или соседка Дафина, которая часто выполняла добровольную роль няньки, когда мать уходила работать. Нелида, в свою очередь, была очень искусной вышивальщицей художественных полотен в мастерской Главка, и множество таких полотен находилось в доме. Исиона часто помогала матери в этом непростом деле. Делали вышитые картины не руками, а на особом приспособлении - ловко и скоро, но работа всегда требовала как полета фантазии, так и усидчивости и очень большого внимания. Исионе удалось заинтересовать этим и младшую сестренку, хотя та с самого раннего возраста, хоть и была наделена огромной фантазией, но при том усидчивостью и особой внимательностью не отличалась. Поэтому чаще всего участие Эйры сводилось к тому, что она рисовала великолепные словесные картины, а потом мастерицы переводили их на полотна.
   Но больше всего взаимопонимания у маленькой непоседы было с Анхиларом. Он был очень внимательным и заботливым братом, хотя не часто бывал дома, поскольку был на государственной службе в ближайшем городе Нордане. К тому же он часто ездил по своим служебным делам в столичный город Авлон, расположенный к востоку от Центрального Нагорья. Когда же Анхилар было дома, он учил девочку кататься на лошади, стрелять из детского лука и самострела, возил в с собой в Нордан или читал ей старые книги из отцовской библиотеки, написанные еще птичьими перьями, а не палочками, вдавливающими краску в бумагу, и тем более не "молниями" - особого рода приспособлениями, которыми писали на покрытых неизвестным составом кениалевых пластинах. Когда такими писалами водили по этим пластинам, то раздавался еле слышный жужжащий звук или потрескивание, а при резком отрыве от дощечки раздавался щелчок и вылетала крохотная молния, совсем не опасная даже для насекомого. Такое хитроумное приспособление однажды показал местный счетовод Айрих и сказал, что читать такую книгу нужно, предварительно протерев не боящиеся влаги гибкие листы мокрой тряпочкой, и лучше всего при этом прицепить к глазам вращающиеся окуляры с многогранными кристаллами - так проще было видеть и запоминать написанный текст.
   Чтение книг обычно заканчивалась, когда головка Эйры бессильно падала на руку или на колено брата и он обнаруживал, что за окном темень. А потом приходил отец, отработав свое на полях с мужчинами-соседями.
   В девять лет Эйра не только хорошо училась в школе, но еще была прекрасно наездницей, хорошо стреляла из ручного самострела, метала дротики в яблоко, установленное на макушке старого деревянного идола, изображавшего лесного бога и выглядевшего как корявый получеловек-полудерево с рогами на голове, похожими на изогнутые ветви. Кроме того, она умела выращивать цветы, вышивать на станке и еще петь песни.
   А в десять лет "грянул гром". Исиона уже не жила с ними под одной крышей, так как нашла мужа, переехала в Нордан и родила детей. Анокс с Энхалом заканчивали обучение в архитекторской Академии в Арханоне, мать так же часто и долго, как и прежде, просиживала за вышивальным станком или за прядильной колонкой, и от долгого сидения на одном месте ее из без того дородная фигура становилась все более пышной. А бабушка постепенно старилась, слабела и теряла зрение, поэтому ее отправили к местной знахарке - там она и жила последнее время. Анхилар пребывал в Нордане и занимался государственными делами, так что бедной Эйре не с кем было ничем поделиться, кроме как с школьными подругами, которые и заметили в ней "кое-что".
   Однажды, сидя на уроке, она уловила на себе недоуменный взгляд Ноллы, соседки слева по трехместной парте, и после занятия решила осведомиться об этом.
   - Да так, ничего, просто ты как-то изменилась, - ответила та на немой вопрос Эйры.
   - Правда? А что во мне изменилось?
   - Ты стала какая-то... худая, желтая, у тебя тусклые волосы и синие круги под глазами. И когда мы ходили купаться, у тебя была какая-то шишка на правом боку. И еще одна под левой лопаткой. Чем ты болеешь?
   Эйра призадумалась, сделала грустную мину и пожала плечиками.
   - Не знаю, Нолла. Мои отец и мать тоже об этом не знают, потому что я скрываю, не хочу их огорчать. Те взрослые, кому я рассказывала, тайно водили меня к разным лекарям, но все они говорят, что это не заразно, но я могу скоро умереть, если не найти нужное снадобье для излечения. Один лекарь назвал это сухой кровогнилью, или болезнью грешницы из Черного Города. Но я ничего не поняла, потому что не знаю, что это за город, где он и какие грешники там живут.
   - О Боги! Эйра! Моя мама лекарка и знает, что это такое. Это страшная болезнь, а те шишки - это опухоли, которые высасывают здоровую кровь из тела и отравляют тело ядом. Ты будешь сохнуть, сохнуть и потом... - Нолла заплакала.
   Эйра тоже всхлипнула.
   - И что мне делать?
   - Что делать? Срочно искать искусного целителя с Божьим даром. Простой лекарь здесь не поможет.
   - Целителя с Божьим даром?? У нас в Танноре, кажется, нет таких целителей.
   - Есть. Это одна колдунья, она живет на краю леса и, говорят, лечит болезни травами и заклинаниями.
   Эйра замотала головой.
   - Колдовство - не Божий дар, Нолла, и к колдунье я не пойду.
   - Да кто тебе это сказал? Не Божий дар... - Нолла фыркнула и отвернулась к большому окну, затянутому тонким, насквозь прозрачным золотистым листом из специально обработанной смолы, которая не таяла в жару.
   - Мои родители. Они говорят, что добром это не кончится, и боятся всякого колдовства. Так что к ведьме я не пойду.
   - Странное дело, обычно таннорцы этого не боятся и сами овладевают разными приемами магии. Но если вы такие особенные, то.. тогда я не знаю, что предложить, спроси об этом свою мать или найди ответ сама.
   На этом их разговор закончился.
  

_________________________

  
   Анхилар пока еще не узнал печальную новость о несчастье любимой младшей сестры. Ближе к вечеру он покинул казенный дворец градоуправителя и отправился прогуливаться по городу в поисках того, о чем завтра утром можно было бы доложить главе города. Это была одна из его обязанностей градонаблюдателя, коих в Нордане, как и во всех городах Даарии, было не счесть, поскольку сия должность была одной из самых уважаемых и популярных на государственной службе. После такого рапорта, по обыкновению, градоуправитель звал его и еще нескольких из числа своих "зорких", как он их называл, к себе в гости на кружку ароматного йэла, но перед этим нужно было еще тщательно осмотреть городские ворота и прилегающие стены и при случае выговорить за непорядок городской страже.
   Анхилар уже множество раз бывал в доме Демодеса, выглядевшем куда роскошнее, чем казенная его казенная палата, и успел познакомиться с его семьей. И в особенности он проникся нежными чувствами к младшей из трех дочерей градоначальника, прекрасной Фионе... хотя поначалу думал, что влюбился в кухарку, потому что девушка любила готовить и нередко проводила время на кухне, хозяйничая вместе с прислугой.
   Ему было в ту пору двадцать семь лет, а ей - двадцать два. Фиона была золотоволосой красавицей с беловато-золотисто-розовой кожей, которая, как ему казалась, слегка светилась, хоть и была немного "испорчена" веснушками, и миндалевидными зеленовато-голубыми глазами. Чувство Анхилара к ней разительно отличалось от его братской любви к Эйре, от сыновней любви к матери и отцу и от влюбленности в местных таннорских девушек. Может быть, она была даже не так красива, как те прекрасные дочери Нордана, Арханона, Авлона и других городов, где можно было встретить настоящих богинь красоты. Но почему-то именно эта зеленоглазая девушка с чуть вздернутым носом и без "царской" поволоки во всем своем облике, сумела глубоко запасть ему в душу и накрепко в ней засесть.
   И, к глубокой радости Анхилара, похоже было, что этой девушке он тоже был небезразличен. Так оно и оказалось: Фиона хоть и выражала стеснение, но при том тайно мечтала об этом рослом, загорелом красавце с волнами темных волос, волевыми глазами и удивительно добрым и храбрым сердцем. Ей все равно было даже то, что происхождение у этого парня было вовсе не аристократическое, а был он обыкновенным деревенским парнем, каким-то чудом попавшим к знатному вельможе на государственную службу. И даже думала она, что этот человек проживет наверное, пятьсот лет, а то и дольше.
   Градоначальник Демодес и его жена Селия, похоже, догадались о тайной страсти, разгоравшейся в сердцах Фионы и Анхилара, но не возражали и не препятствовали им ни в чем, а напротив, даже поддерживали.
   - Мне так кажется, дай им волю, они будут прекрасной парой, - сообщила Селия мужу за обедом в большой роскошной трапезной. - Но еще мне кажется, дорогой Демодес, что наша Фиона немного, что ли... побаивается или стесняется этого парня. Не находишь ли ты это странным, муж мой?
   - Нет, - Демодес почесал затылок ухоженным пальцем. - Когда бы сами были такими же молодыми, мы тоже стеснялись и боялись друг друга, а сейчас сидим за одним столом, спим в одной постели и даже порой думаем одинаково.
   Родители Фионы были правы. Молодому поколению нужно было лишь преодолеть в себе это глупое чувство - застенчивость. Так порой думала сама Фаэна, прогуливаясь теплыми весенними вечерами по каштановой аллее - по той самой, что вела от жилого дома Демодеса к градоначальнической палате. И однажды посреди этой аллеи столкнулась едва ли не лицом к лицу с Анхиларом, вскрикнув от неожиданности.
   - Не бойся, это всего лишь я, - ответил тот, смущенно улыбаясь: на несколько мгновений златокудрая Фиона оказалась чуть ли не в его объятиях.
   - Я... я не боюсь тебя, Анхилар. Просто...
   Она покраснела как рак и опустила голову.
   - Стесняешься? - догадался тот.
   - Да. Я никогда никого не любила, но я...
   - Что? - спросил он снова, притворяясь, будто не знает продолжения неоконченной фразы. - Любишь меня, небось?
   - Да... - Фиона покраснела еще больше и резво повернулась, чтобы уйти, но Анхилар ловко поймал ее за руку.
   - Куда же ты, Фиона? Если ты любишь меня и не боишься, то куда собралась бежать? На улицах уже темнеет.
   - Прости меня, Анхилар, я вовсе не хотела... действительно...
   Она внезапно перестала дичиться, улыбнулась и остановилась, глядя ему прямо в глаза и не обращая внимания на толпы разнорабочих, подвыпивших парней, приезжих, слуг и прочего люда, сновавшего по улицам города немного в стороне от тихой аллеи, огороженной чугунной изгородью. Аллея эта была очень старая, ее посадили еще рабы Энноса, построившие по его приказу город триста сорок два года назад. Двести семьдесят лет назад рабство в стране было отменено и запрещено, равно как и всякие войны, разврат, пьяные оргии и многое другое человеческое зло, а наемному рабочему люду и слугам, по новому Закону, полагалось платить жалованье, да такое, чтобы они не жаловались на худое житье. Градоуправитель Демодес несколько раз нанимал людей обновить аллеи и парки в своей резиденции, но, поди, даже не догадывался, что в последнее время, с тех пор, как к власти пришел Главный Наместник Аммос многие богатые люди тайком стали превращать своих домашних слуг и наемных работников в рабов. Эпоха Благоденствия, судя по всему, близилась к концу, но поговаривали, что, пока жив прежний законный государь, остранившийся от мирской государственных дел около ста с небольшим лет назад, законы, написанные им и введенные в силу, остаются неизменными и не подлежащими исправлениям, а нынешних рабовладельцев, пойманных на месте преступления, до сей поры сурово карают - наказывают плетьми и отправляют жить в отдаленные селения, передавая их прежнее имущество в пользование государственному управлению либо пострадавшим от насилия жителям страны.
   Фиона продолжала заворожено глядеть на Анхилара, потом, не выдержав его пристального взгляда, "утонула" в нем, подалась навстречу и коснулась его рук своими. А он, ни о чем совершенно не думая и поддаваясь только зову сердца, взял тонкие, нежные руки Фионы в свои и осторожно сжал их. Потом крепко обнял девушку, прижал к себе и, испытывая до этого неведомое чувство парения в невесомости, мучительно-сладко впился в ее прекрасные, чуть влажные губы.
  

_________________________

  
   Нелида долго не знала, что ответить Эйре. Она пребывала в смятении, почти плакала и корила себя за то, что не уследила за дочкой, слишком уж занята была рукоделием и другими заботами - слуг у них сроду не было и всеми хозяйственными делами Кассидары занимались сами. Наконец, после долгих напряженных раздумий она посоветовала дочке сходить на озера и нарвать там ядовитой, но целебной вороновой травы.
   - Я должна буду одна идти в Озерный Край? - испуганно спросила Эйра.
   - Нет. Тебе нужно пойти на лесное озеро, названное предками Черным. Оно находится неподалеку от ручья Звонкого и домика лесного сторожа по прозвищу Седой Лунь. Там растет очень много вороной травы. Нарежь ее побольше, только не суй пальцы в лицо, глаза и рот, эта трава ядовита. Возьми с собой сумку.
   - Мам.. а ты не можешь сходить со мной туда? Одна я боюсь идти.
   - Нет, не могу, - возразила Нелида. - Воронову траву должен собрать сам захворавший, если ему больше семи лет и он может ходить, даже если ему больно. Иначе трава может не вылечить хворь. Ступай. Тебя никто не тронет, но путь не очень близкий, поэтому поезжай на лошади. И на всякий случай возьми с собой самострел.
   Лошади - вот за кем точно следили не только сами хозяева, но и наемные работники, потому что хлопот с ними было невпроворот. Эйра уговорила мрачного и угрюмого конюха Орбаса оседлать ей молодую, еще ни разу не ожеребившуюся кобылку, на которой ее учил кататься Анхилар - белую в крапинках Стрекозу. Оседлав ее, юная наездница обнаружила, что с трудом держится в седле, но пешим ходом ей пришлось бы идти к заветному озеру почти три с половиной хроны, а за это время можно было бы и не дойти до цели, а лечь на землю от слабости и умереть на месте.
   - Но! Пошла!
   За белой крапчатой кобылой побежал и верный пес Лиходей - если что случится, матерый волкодав тут же наведет порядок, а потом прибежит домой и известит хозяев заливистым лаем. Собаки - лучшие помощники всех жителей Долины.
   Эйра знала дорогу до Черного Озера, что находилось за излучиной Звонкого ручья, и под вечер добралась до нужного места. Подле домика лесного сторожа спешилась, стреножила лошадку, повелела Лиходею зорко следить за всем, а сама вытащила металлическое стригало и отправилась на поиски заветной травы.
   Она нашла траву на другом берегу озера, и ее действительно было там много. Ловко орудуя стригалом, вскоре нарезала почти полную сумку этой травы и внезапно услышала какой-то шорох позади себя. Опасаясь волка, иного зверя или недоброго человека, достала и зарядила самострел, резко обернулась и хотела уже поразить врага или позвать Лиходея, чтобы разобрался сам, но это оказался вовсе не зверь и не человек, которого бы можно было счесть злодеем. Перед ней под прицелом неподвижно стоял рослый стройный мужчина зрелых лет, в темном плаще до пят с накинутым на голову капюшоном. Стоял и еле слышно что-то бормотал себе под нос.
   Эйра медленно опустила грозное оружие и остановилась в замешательстве, и тут человек поднял на нее глаза. Взгляд незнакомца пронзил ее насквозь, как бы его самого несколько мгновений назад пронзила метко пущенная смертоносная стрела, но не вызвал страха или холодного оцепенения. От этого странного, пронизывающего взгляда, как будто он видел девочку насквозь до самой сокровенной сути ее души, сперва пробила легкая дрожь, потом Эйра ощутила тепло, расслабленную безмятежность и еще что-то совершенно неописуемое и очень приятное, как будто сердце распахнулось настежь и в нем начал разгораться огонь. Это было чем-то похоже на любовь к старшему брату, только много сильнее и гораздо менее земное. Она выронила из рук самострел и села на влажную от недавнего дождя землю, взявшись правой рукой за сердце.
   Незнакомый человек подошел ближе, склонился над девочкой и положил правую руку ей на плечо. Потом снял с головы мешающий капюшон плаща. Выглядел он моложаво, вернее сказать, как человек без возраста. У него были не совсем правильные, но довольно приятные черты лица с ямочками на обеих щеках, прекрасные лучистые глаза цвета морской волны, вьющиеся длинные волосы золотисто-светло-каштанового цвета с проседью, небольшие, такого же цвета усы и борода, явно побритая около пяти-шести декад назад, а в глазах светилась мудрость веков. Голову его перетягивала расшитая золотистым бисером ленточка, так же как у Анхилара и других мужчин и юношей старше пятнадцати лет, которых она где-либо видела. Подобные ленточки, всегда расшитые бисером, носили также девочки, (и сама Эйра тоже), девушки и незамужние женщины - таковы были местные традиции.
   - Как ты? - спросил он, глядя на Эйру и почесывая пальцем свой подбородок.
   - Хорошо, - отозвалась Эйра, возвращаясь к действительности. - Кто ты?
   - Я странник. Зовут меня Эорнихом. Я хожу по этой земле, когда есть время по ней ходить, и помогаю людям, у которых случается несчастье или нужно сделать верный выбор в жизни. А если все счастливы и делают сами этот верный выбор, тогда я спокоен и счастлив вместе с ними.
   - Хорошие слова ты говоришь, почтенный Эорних. Так ты, значит, бродяга? - осведомилась Эйра.
   - Нет, но многие называют меня именно так, потому что я брожу по Даарии, когда мне нечем больше заняться. - Он засмеялся. - Позже ты узнаешь обо мне гораздо больше и узнаешь мое настоящее имя. Сейчас пока тебе рано об этом знать.
   - Ну вот... детям всегда все рано. Тогда я скажу, кто я. Я Эйра, дочь Темиана из рода Кассидара Ароная Ари, наша семья живет в Долине, в селении Таннор.
   Он улыбнулся, не размыкая тонких изящных губ, потом ответил:
   - Я догадывался об этом, потому что Таннор - самое ближнее отсюда селение. Встань с земли, мой маленький друг, она сырая и ты можешь простудиться. Мой долг помочь тебе избавиться от недуга, с которым ты ко мне пришла.
   Эйра с удивлением поглядела на него и поднялась с земли, отряхивая платье. Взгляд Эорниха уже давно отпустил ее, но она все продолжала ощущать исходящие от него благостные флюиды.
   - А откуда ты знаешь о моем недуге?
   - Просто знаю и все. И поэтому пришел помочь и избавить от мести Туран-дема тебя и весь ваш род, ведь в вашей семье еще будут рождаться дети.
   - Туран... кого? - Эйра прищурила свои большие глаза.
   Загадочный незнакомец поманил ее пальцем, и они вместе отошли поглубже в лесную чащу, и там уселись на поваленный ствол тендуанского кедра.
   - Когда-то ваши предки, - начал Эорних свое повествование, - заключили договор с одним из недобрых духов. Однажды в лесу потерялся маленький мальчик по имени Кассидар Аронай Ари, он был круглый сирота. Он долго, дотемна плутал по лесу и встретил там волка-одиночку... и даже не испугался. И тот волк вдруг заговорил с ним человеческим голосом...
   Эйра округлила глаза и раскрыла рот.
   Эорних продолжал:
   - Да, мой маленький друг. Волк заговорил с Кассидаром на человеческом языке и назвал себя Тураном. И взял мальчика себе на воспитание.
   На сей раз Эйра уже не выдержала.
   - Какой вздор! Я не верю этому, это пишут в сказках, которыми обманывают маленьких детей! Волки не могут разговаривать по-человечески и воспитывать детей, они их просто едят! И не нужно сочинять такие небылицы про нашего предка!
   Она вдруг соскочила с колодины и побежала к озеру, но не успела далеко убежать - человек в плаще в несколько шагов настиг ее и поймал за руку - не больно, но вырваться было нельзя. Эйра подняла на него умоляющий взгляд, сердце ее бешено колотилось.
   - Чего ты так испугалась? - спросил Эорних. - Успокойся, я обязан тебе все рассказать. Если ты убежишь, то не узнаешь самого главного и, потом, я не смогу тебе ничем помочь.
   - Значит, для того, чтобы ты меня исцелил, я сначала должна до конца выслушать эти бредни про говорящего волка и его "сыновей"?
   - Совершенно верно. - Он вернулся вместе с девочкой на прежнее место. - И выслушай меня внимательно. Если будешь каждый раз срываться с места, я посажу тебя к себе на колени и не отпущу, пока не расскажу все до конца.
   - Хорошо, - наконец сдалась Эйра.
   - Так вот. Волк, назвавший себя Тураном, увел шестилетнего мальчишку глубоко в горы и взял себе на воспитание. И там совсем юный Кассидар узнал, что это был колдун - старик, который любил превращаться в волка и бродить ночами по лесам Тендуана. Иногда он забредал в селения, пугая деревенских жителей и домашний скот. Собственно, он был уже не человек, а существо, переставшее быть человеком и давно потерявшего свой истинный дух.
   Через десять лет старик привел Кассидара в деревушку под названием Гнилой Ручей, или Гилленвар. Еще через три года "сын Волка" женился на местной девушке по имени Аллинора и жил там тридцать лет, пока деревня не была разрушена пещерным Драконом...
   Заметив в глазах Эйры неподдельное волнение и выступившие слезы, странник осекся. Ему вовсе не хотелось мучить маленькую девочку, но нужно было, чтобы она выслушала рассказ до конца. Он дал ей большой носовой платок, который вынул из внутреннего кармана своего одеяния.
   - Так вот, слушай дальше. Кассидар и трое его сыновей бежали на юго-восток и обосновались здесь, где потом возникло селение Таннор, все остальные жители Гилленвара погибли. Старший сын Кассидара, Эорн, стал отцом единственного сына - Темиана.
   - Моего отца?
   - да. Твоему отцу сейчас сто двадцать четыре года, а когда ему было тридцать два, он женился на красивой девушке Анесте, которая родила ему сына Триестана.
   Эйра снова раскрыла глаза и рот от удивления, но не стала срываться с места.
   Странник продолжал:
   - Когда родился Триестан, Анеста тайно от мужа решила отречься от навязанного покровительства Туран-дема, считавшего себя хозяином всех здешних земель, и отправилась вместе с маленьким сыном в Центральные Горы, где до сих пор живет один отшельник. На обратном пути она остановилась переночевать в трактире в городе под названием Энивад-Сар-Танатур, называемый иначе Черным Городом, и задержалась там надолго, потому что местные горожане-секенары устроили там беспорядки. В первую же ночь в трактире к ней явился старик в ветхом черном одеянии и с посохом, на верхушке которого красовался череп волка, и напугал ее до полусмерти. Когда же Анеста вернулась, наконец, домой, маленький Триестан умер от неизвестной болезни, а сама она скончалась от этого же недуга через несколько недель. Таннорцы не признали в умершей женщине прежнюю Анесту и прозвали "грешницей из Черного Города". Вот так жестокий Туран-дем отомстил за предательство.
   - Мне никогда об этом не рассказывали.
   - И не расскажут. Об этом знаем только я и твой отец. Бабушка твоя тоже этого не знает, ведь она мать твоей мамы, Нелиды из Хорнетона. А в вашем селении запрещено об этом говорить.
   - Ясно, - Эйра поковыряла в носу и вытерла пальчик о платок странника. - А что случилось с братьями моего деда?
   - Это уже иная история. Перед тем как жениться на твоей маме, старший сын Эорна поссорился со своими братьями и не захотел отправиться вместе с ними с Срединные Земли. Но и им самим не довелось до них добраться - они погибли вместе со своими семьями, когда летели над морем на птеропланере. Их настигла буря.
   - Печально это слышать, - вздохнула Эйра.
   - Согласен. Вот так вот злой дух Туран-дем отомстил двум братьям за то, что они самовольно, без его согласия, покинули земли Тендуана.
   - Тогда это очень, очень, очень злой и нехороший дух! - воскликнула Эйра, почти заливаясь слезами. - Значит, и мне он тоже решил за что-то отмстить? Но за что?
   Он легонько стиснул ее плечо левой рукой. Эйра заметила, что пальцы у Эорниха были не совсем такие, как у ее отца и братьев - они были длинные, гибкие, ухоженные и немного тоньше, чем у них.
   - За пять лет до твоего рождения посетил ваш дом и принес Знание, о котором никто из твоих родных не знал. А потом с их я наложил на каждого Печать Солнца, которая отваживает злые силы и соединяет каждого, кто носит ее в своем сердце, с Божественным Началом Мироздания, с Истинным Светом. Это направило их на новый путь и дало защиту от кары прежнего "покровителя" вашего рода. Но ты родилась позже, и тогда я не мог об этом знать.
   - Я... кажется, я кое-что вспомнила. В прошлом месяце я моя подруга Нолла гуляли по лесу, я отошла немного вглубь чащи и увидела очень страшного зверя. Он был похож на волка, огромен и... Это что, и был Туран-дем?!
   - Да. И он принес тебе эту жуткую болезнь, потому что мстит вашему роду, а на тебе нет от него защиты. И он будет приносить ее всем вновь родившимся или подрастающим детям в вашей семье. Но это можно остановить, если хоть один из вас согласится оставить прежнюю жизнь и посвятить себя служению Всемогущему Творцу, Который создал небо, землю, растения, животных и нас с вами, и дал людям великое Учение. Один из вас может спасти род Кассидара Ароная Арии, если согласится стать учеником некоего отшельника Эорниха, пришедшего из Центральных Гор, то есть моим учеником... или ученицей. Тот, кто на это согласится, должен будет в следующий Праздник Солнца приехать на остров Меррахон , встретить меня и...
   Эйра снова во все глаза уставилась на него.
   - Мер... что? Какой-какой остров?
   - Мер-ра-хон, - медленно, с расстановкой, повторил Эорних. - Это название легко запомнить.
   - Да... я читала про этот остров и про то, что там водятся очень большие и дружелюбные орлы. И еще, что там живут отшельники и сам Великий Учитель нашей эпохи.
   При этих словах Эорних едва заметно, почти одними только глазами, улыбнулся.
   - Но я не совсем понимаю, - продолжала Эйра, нахмурившись, - причем здесь ты? Или ты и есть тот самый Великий Учитель??
   Задав этот последний вопрос, она вздрогнула и вцепилась всеми пальчиками, почти до крови, в потрескавшуюся кору поваленного дерева. На нее нахлынул столь сильный поток всяких разных мыслей, противоречивых чувств и переживаний, какой вряд ли мог обрушиться на десятилетнюю девочку из самых потаенных глубин ее души.
   Эорних рассмеялся без малейшей тени обиды или злости и мягко погладил ее по затылку.
   - Ты права, милая. Я и есть тот самый Великий Учитель, как меня иногда называют. Мое имя - Анок, и я знал, что ты об этом догадаешься.
   Ответ попал метким ударом прямо в цель, без промаха. От плохо скрываемого волнения и удивления Эйру тотчас бросило в жар, пот и дрожь, но она все-таки овладела собой, так как была не робкого десятка.
   - Н... ну хорошо, - неожиданно осмелев, она просияла и вытерла вспотевшие ладошки об одежду странника. - Я согласна стать твоей ученицей сама, почтенный Анок. Больше никто в нашей семье на это не согласится. А теперь... вылечи меня, пожалуйста.
   - С большой радостью, маленький друг.
   Воцарилось недолгое молчание, затем "бродяга" глубоко вздохнул и посадил Эйру к себе на колени. Затем обвил ее обеими руками, крепко, но осторожно прижал к себе, как драгоценное сокровище и долго так сидел, всматриваясь в роскошь длинных волос цвета настоявшегося отвара дубовой коры, выбившихся из косы толщиной в три его пальца.
   С каждым вдохом и выдохом, созвучным с дыханием целителя, сознание Эйры уходило из привычного для нее мира и постепенно все больше и больше заполнялось ярким, но не ослепляющим, мягким золотисто-белым светом с разнообразными оттенками и полутонами. Она погрузилась в глубокий сон, и в возникшем сновидении медленно взбиралась вверх по сияющей лестнице. На самом верху этой лестницы сияла огромная звезда, более всего напоминающая причудливый храм, из недр которого начали появляться живые огни. Они принимали образ фигур прекрасных юношей и девушек в белых, золотых, зеленых, фиолетовых, голубых и нежно-розовых одеждах, у некоторых за спиной были крылья или что-то на них похожее. От них исходило невиданное доселе блаженство и заботливая, почти материнская любовь. Наконец, из самого центра звезды появился огненный вихрь самых немыслимых цветов и оттенков перламутра, среди которых все же преобладали сине-фиолетовые с белым и золотым отблесками тона. Завертевшись, он распластался по всему пространству, охватив все вокруг, в том числе и юную путешественницу, приведя ее этим в легкое смятение, которое быстро развеялось. Затем в центре этого вихря возникло плотное ярко-белое с золотистым оттенком светящееся облако, завертелось и постепенно приняло вид высокого, удивительно красивого юноши в свободном бело-золотистом хитоне, перехваченном на талии широким серебристым поясом, красивыми обнаженными руками и длинными золотыми волосами, украшенными роскошной диадемой из множества разноцветных камней. Колорит дополнялся многими парами огромных крыльев, сложенных одно за другим причудливым образом, так что общий вид этого существа слегка напоминал очертания немыслимых размеров и окраски жука. Эйра, увидав это зрелище, раскрыла рот и попятилась, так как ею начал овладевать непонятный, иррациональный страх, но в этот самый момент юноша лучезарно улыбнулся и протянул к ней руки. Вмиг страх ее прошел, она подалась ему навстречу, и через мгновения их существа соединились в прекрасном, божественно-светлом объятии.
  
  
  
   Глава III. Талисман в подарок
  
   Анхилар летел во весь опор на вороном жеребце заморской раннуанской породы, из тех огромных и резвых, как молния, коней, которые могли нести на своих спинах не только рослых, но стройных, гибких и легких для них седоков Даарии, но даже и грузных великанов Заполярной Страны. Сбыт коней в Даарию из Раннуана был хорошо налажен много сотен лет назад, этому не могли помешать ни войны, ни междоусобицы, ни природные бедствия или грабежи, потому что завоз товара производился по особым путям в недрах земли, выстроенным еще мастерами ушедшего мира Атлантиды. Когда произошло сие несчастье, очень многие портальные пути были разрушены, но все же часть их была сохранена и использовалась до сих пор, поскольку Арктида пострадала меньше всего, словно охраняемая от всего остального мира невидимой гигантской рукой. Зато в страны Срединной Земли сбыт конец и другого домашнего скота из Раннуана и подобных ему земель не шел, ибо после всех пережитых катастроф люд там сильно измельчал и тамошние воины и земледельцы с трудом могли совладать с такими огромными лошадьми, козлами и волами.
   Анхилар возвращался домой с очень радостной вестью: градоначальник Демодес с его супругой Селией единодушно дали согласие на то, чтобы их младшая дочь Фиона стала его законной женой.
   А Нелида всю ночь не сомкнула глаз, дожидаясь свою дочь Эйру вместе с кобылой Стрекозой и волкодавом Лиходеем, которые так и не вернулись к вечеру с Черного Озера, хотя путь верхом туда и обратно был не так уж и далек. Если бы случилось что худое, верный Лиходей первым бы прибежал домой и возвестил о происшедшем. Неужели они все погибли там?
   Нелида вышла на улицу, встала посередь дороги и долго-долго глядела вдаль в северном направлении, пока, наконец, не увидела вдалеке облачко пыли. Оно неумолимо приближалось и через четверть полухроны она разглядела скачущую во весь опор лошадь с совсем юной всадницей и рядом с нею - здоровенного кобеля, вывалившего и свесившего набок язык в стремительном беге.
   Остановившись, Эйра спрыгнула со Стрекозы и взяла ее под уздцы.
   - Где же ты столько пропадала, Эйра? - спросила ее мать. - И где воронова трава, которую я просила тебя нарезать и привезти с собой?
   - А не надо никакой травы, - загадочно сияя, ответила та и мигом стащила с себя всю "амуницию".
   Выглядела она совсем не так, как накануне этого дня.
   Нелида отступила, нахмурилась и потерла пальцем нижнюю губу, напряженно думая.
   - Не понимаю. Как это... не надо травы? Что это вообще значит?
   - То и значит, матушка. Потом все расскажу. А сейчас посмотри на юг, на дорогу - оттуда к нам кто-то скачет. Таннор большой, но мне кажется, что это к нам.
   Еще одно пыльное облачко постепенно приблизилось и приобрело облик летящего едва ли не воздуху черного коня с всадником, волосы и лиловая накидка которого развевались по ветру, и остановилось около ворот Таннорского имения, прямо перед женщиной и девочкой. Это был Анхилар, только что вернувшийся из Нордана.
   Нелида и Эйра бросились помогать молодому человеку спешиться и снять с его пояса тяжелую дорожную сумку, перехватывающую торс тремя замысловатыми кожаными ремнями - чтобы ненароком не потерять. Потом они набросились на него с расспросами и прочими знаками внимания.
   - Эй, ну полегче! - сопротивлялся такому неистовому напору Анхилар. - У меня для вас радостная весть.
   - Да уж, оно видно, не грустная, судя по выражению твоего лица, - ответила Нелида. - Что случилось, сын мой?
   - Я скоро женюсь.
   - Что-о? - дыхание Нелиды на мгновение остановилось, мысли повисли в воздухе, но потом вернулись, а Эйра ахнула. - Это правда?..
   - А кто она, твоя невеста? - полюбопытствовала сестра.
   - Ее имя Фиона, и она - дочь градоначальника Демодеса ан Аланира из Нордана. Это очень хорошая девушка и скоро сама пожалует к нам в гости вместе с родителями. А потом устроим свадьбу, господин Демодес выделил нам на это тридцать тысяч золотых.
   - Дочь градоначальника?.. - переспросил внезапно невесть откуда появившийся Темиан. - Так это же прекрасно, сын мой! Это просто чудесно!
   - Тридцать тысяч золотых... - Нелида не знала, что ей делать с выражением своего лица, которое так и норовило сделаться совершенно глупым. - Да таких деньжищ не было даже у моего деда! Ох... ты понял это, Темиан?
   - Не особо, - буркнул тот. - Моему деду такое несметное богатство даже не снилось. Но я представляю себе, что свадьба будет очень пышная, а деньги градоначальника пойдут и в приданое Фионе, и нам на всю оставшуюся жизнь.
   Взгляд Анхилара задержался на Эйре.
   - Подойди-ка ко мне, малышка.
   Она, не колеблясь, выполнила его просьбу. Анхилар присел на корточки, обнял сестренку и пристально поглядел ей в глаза.
   - Ты очень изменилась за то время, пока меня не было, хотя прошло всего одно лето и половина первого месяца жатвы.
   - Да, Анхилар... - она глубоко вздохнула. - Я тяжело заболела, но теперь уже надеюсь, что не умру.
   - Я это заметил, сестра. Но не только это. Что-то изменилось в самом твоем взгляде, он стал какой-то другой, как бы светится изнутри.
   Эйра ахнула и прикрыла рот ладошкой.
   - Не бойся, Эйра. В этом нет ничего опасного, напротив... - он рассмеялся. - Теперь тебя зверь уже не тронет.
   - Ты не видел "зверя", - сказала она, сделав голос ниже и тверже обычного и слегка нахмурив лоб. - А меня он едва не убил медленной тяжелой смертью. Остальное я тебе пока рассказать не могу.
   Она посмотрела внимательно в глаза брата и теперь только заметила в них необычное сияние, которое ощущалось, скорее, не глазами, а чем-то другим - сердцем, кожей и... душой. И вместе с этим в его глазах светилась все та же братская любовь и забота.
   - Маленькая ты моя, - произнес он все с той же интонацией, что и десять лет назад, хотя она этого и не помнила, и прижал к себе девочку. - Ма-а-аленькая...
   Он чмокнул ее в лобик, отпустил, поднялся и принялся освобождать дареного жеребца от упряжи. Странное дело, думал он, ни один ребенок до трех-четырех лет не потерпит, когда его считают "ма-а-аленьким", но вот Эйра... Ростиком она, между прочим, для своих десяти годков была вовсе не маленькая, даже покрупнее, чем была в этом возрасте Исиона, но ей, видимо, искренне нравилось такое его обращение. Лишь бы не обижали.
  
   Вечером после ужина, сидя в спальной комнате наедине с Эйрой, Нелида внимательно, не перебивая, выслушала до конца ее "исповедь".
   - И ты... ты согласилась? - наконец спросила она, вытерев краем расшитого шарфа прослезившиеся глаза, а другой рукой размешивая палочкой-мешалкой медово-ореховую смесь в круглой чашечке из искусно выделанной обожженной палевой глины.
   Эйра долго и пристально посмотрела на мать.
   - Да. Я не могла отказаться. Слишком уж это все...
   - Ах, неужели... а если это обманщик, который решился красивыми словами затянуть тебя в нечистую и опасную игру? Он мог ведь притвориться кем угодно и назвать себя кем угодно. Ты же совсем еще дитя...
   Судя по выражению лица матери, как показалось Эйре, она слегка лукавила.
   - Я уже не ребенок, мама! - с неожиданной твердостью сказала Эйра. - И я бы распознала обманщика своим сердцем, потому что мое сердце открыто. Это действительно был ОН... И он рассказал правду. Я дала свое согласие быть его ученицей и не отменяю своего решения.
   Нелида сникла и потупилась, подперев полное лицо кулаком. В свете ярко горящего фонаря она была удивительно похожа на мраморное изваяние Богини-Матери в самом центре большого города Арханона, сидящей подле люльки с двумя сытыми младенцами, у одного из которых на челе сияло солнце, а у другого в глазах виднелись грозовые молнии, и прикрывающую краем просторного одеяния массивные, но, по счастью, не совсем отвисшие груди.
   - Ох, Эйра... я понимаю тебя, но и ты меня тоже пойми. Любая мать беспокоиться за своих родных детей, и отпускать их так далеко очень тяжело...
   - А не надо отпускать меня одну в дорогу, мама. Это неразумно. Когда вы все поедете на Праздник Солнца, возьмите меня с собой, а когда поедете домой, просто оставьте меня там или передайте главному Жрецу.
   Нелида расплакалась.
   - Мам, перестань... Ну мама...
   - Пойми же, дочь моя... ты же еще совсем маленькая... и тебе будет тяжело. Тебе придется ведь все бросить - школу, своих подруг, дом, братьев и нас с отцом и бабушкой. И кто мне поможет, когда я сделаюсь стара и немощна?
   При этих словах Нелиды Эйра вдруг покраснела от гнева. Так вот кто, оказывается, ее мать - законченная эгоистка! Она думает только о себе, прикрываясь заботой о дочери! Какой стыд и срам!
   - Вот что, матушка, - решительно сказала Эйра, сверкнув глазами, в которых Нелиде почудился остро наточенный металл клинка. - Я покину вас не навсегда, а только на восемь или десять лет. За это время никто из вас не состарится. А если и так, то семья наша большая, есть кому позаботиться и помочь, пока нет. Дальше... от того, что я выбираю, зависит судьба нашего рода, а ты этого не понимаешь. Мне десять лет, я не маленькая, и если от меня зависит судьба нашей семьи и рода, я готова на все и не побоюсь трудностей. Так что я все равно поеду на Меррахон и останусь там до тех пор, пока меня не отпустят домой. Может быть, я буду навещать вас, пока учусь у Жреца. А если ты или кто-то еще станете мне мешать, я... я...
   Она говорила с таким жаром и такой напористостью, каких мать никогда прежде в ней не замечала. Так вот, - подумалось ей, - какова ты, моя младшая дочь, точь-в-точь как мой старший сын - лед, металл и пламя в одном... да и внешностью ты тоже чем-то похожа на нашего Анхилара...
   - А... вот... - уже тише проговорила Эйра, будто вспомнив о чем-то очень важном, и принялась расстегивать полы золотисто-зеленого льняного платья, сшитого на запах, как любили носить почти все тендуанцы. - Смотри! Меня исцелили!
   Она рывком расстегнула все застежки, сбросила с себя легкое платьице и осталась в одной сорочке из мелкосетчастого искусного кружева цвета небесной лазури и юбочке-повязке из мягкого белого волокна, сплетенного в прочную и эластичную ткань. Затем она скинула еще и сорочку и показала матери свое тело. Уродливые опухоли, которые до этого были в двух местах, почти исчезли и, как показалось Нелиде, продолжали дотаивать до конца, кожа не была сухой и сморщенной.
   Нелида со всех сторон оглядела дочку, вертя ее так и эдак.
   - Воистину, это благословение от Отца-Создателя и Великой Матери, - прошептала она, затаив дыхание. - Настоящее чудо. А он дал тебе защиту от злых и коварных сил?
   - Конечно, матушка! - Но одного этого мало, я должна буду защитить и будущих детей моих братьев, и детей Исионы, и вообще весь наш род в будущем. Отец Анок сказал, что, пока я живу у него и сейчас, до того, как уеду туда, ни один Волк не осмелится приблизиться ни к кому из Кассидарова рода, а когда мне исполнится двадцать лет, мне предстоит победить Туран-дема. После этого я могу, если захочу, создать свою семью и народить детей, а если не захочу - остаться служить в Храме на горе Меру.
   Нелида поджала и без того тонкие губы, отвернулась в сторону окна и больше ничего не сказала. Медово-ореховая смесь, забытая на раскидном столе, попала в маленькие руки Эйры и очень скоро исчезла.

_________________________

  
   Золотая осень застала Долину, как обычно, к концу первого месяца жатвы. Но глаза даже местных деревенских жителей много веков уже все никак не могли привыкнуть к великолепному изобилию красок, в которые госпожа Осень раскрашивала каждый лист на дереве и каждую травинку на земле. Особенно красив был лес: здесь вечнозеленые кедры, сосны, тсуги и ели разных пород перемешивались с разноцветьем листвы осин, тополей, кленов, лип, дубов, буков, лиственниц и мощных ореховых деревьев, которые в изобилии росли здесь и еще на юго-востоке материка в долине междуречья Ирбы, Буран-Реки и Альгивары. На фоне опадающей ярко-золотой, янтарной и пурпурной листвы по всем кустарникам рассыпались красные, желтые, синие и черные ягоды, на которые слеталось великое множество самых разных птиц, в особенности на болотах. А сами кусты в это время года до сих пор оставались надежными убежищами для охотников с ручными самострелами, стреляющими дичь на лету. Нужно было успевать запасаться дичью на зиму, пока все утки, пеликаны и лебеди не улетели до весны на юг.
   Люди поговаривали, да и в школьных фолиантах писали, что когда-то очень давно, больше восьми тысяч лет назад, климат Даарии был гораздо теплее, чем теперь, здесь не было зимы. Склоны гор и долины покрывали леса из теплолюбивых деревьев, пальм, секвой и гигантских папоротников, и по земле ходили диковинные звери. Но около восьми тысяч лет назад что-то страшное произошло на земле, и после этого здесь стало гораздо холоднее. Многие растения, звери, птицы и насекомые исчезли или перекочевали в более теплые земли, а Благословенная Дария заселилась более холодолюбивыми пришельцами с тогдашнего Севера.
   Некоторые верховные правители Даарского царства, ведшие свое начало от малоизвестного народа айха (которое, по многим слухам, произошло от смешения крови атлантов и одного из местных племен, близких к арктоариям, жившего некогда на землях, прилегающих к Атлантиде), в особенности Эннос, запрещали своему народу получать и распространять знания о далеком прошлом Даарии, полагая, что история сего государства началась со времени их прихода сюда. Они пытались уверить народ в том, что всей предыдущей истории у него не было, а тех, кто отказывался им верить, объявляли "сыновьями Дьявола" и чинили над ними суровую расправу. Весь этот террор закончился только в последние столетия с приходом к власти молодого правителя Анока Второго, чьи законы действовали и по сей день, хотя на престоле в Авлоне вот уже более сотни лет восседал его младший родственник - Аммос.
   В период краткой Эпохи Благоденствия под мудрой и сильной рукой полукровки Анока возникла и развилась позднеарийская письменность, в каждом городе и селении появились школы разного ранга для детей и взрослых и в каждой школе появилась библиотека. Самого Анока считали человеком, принесшим свое знание о книгописании от самого Бога (или Богов, ибо одни племена исповедовали единобожие, а другие - многобожие, но сами Правители из народа племени айха были единобожниками). Большинство книг были переписанными копиями трудов самого Великого Учителя и его учеников, но иногда попадались и оригинальные рукописи, подаренные особо усердным в науках учителям и ученикам самими авторами. Поговаривали, что самая главная Библиотека в Даарском государстве находилась в жилище отца Эорниха (так его называли многие местные племена) в самом сердце Центрального Нагорья, на острове Меррахон посреди великого Озера Ветров. Говорили, что в этой Библиотеке все завалено книгами "под завязку", а сам Эорних со своими учениками до того углубились в создание все новых и новых трактатов и летописей, что со временем превратились в отощавших, желтых, высохших и насквозь пропитавшихся бумажной пылью старцев, которые уже не в силах разогнуться, чтобы встать из-за письменного стола, и их обслуживают молодые парни, которых эти почтенные старцы вербуют к себе в ученики.
   Все эти байки ребята рассказывали друг другу и в таннорской школе, в том числе и Эйре. А она, слыша эти и подобные небылицы, начинала исступленно хохотать - уж кто-кто, а она нынче уже видела одного из этих "старцев" и знала, что он из себя представляет. Библиотеку на острове, правда, еще не видела, но и это было уже далеко не за горами.
   - Жаль, что ты нас покидаешь, - вздохнул рыжеволосый кудрявый мальчик, подойдя к ней после уроков посреди перехода в деревянно-каменном здании школы. - Мы будем скучать по тебе и больше не услышим, как ты смеешься. На вот, возьми.
   Он вручил ей огромный красно-оранжевый цветок на длинном стебле, называемый в народе "огненным василиском". Эйра с радостью в сердце приняла этот подарок.
   - Спасибо тебе, Урия... но я ведь уезжаю не сейчас, а весной, когда солнце начнет растапливать землю и появится трава. И я уезжаю не навечно, вернусь, когда повзрослею.
   - Ага! - подскочила сбоку Нолла. - Вот вы где!
   Урия застеснялся и убежал играть с мальчишками.
   - Нолла, ну зачем? - почти со слезами на глазах спросила у нее Эйра. - Ему грустно и он хотел со мной поговорить, а ты его смутила.
   - Всем нам грустно, и учителям нашим тоже. А мальчишки... ну их! И потом.. этот Урия нездешний, он прибыл сюда из Гвандерина, а Гвандерин - столица Хаменайи, где расселились айха. Они все там, как ваши, ездят каждый год в горы, когда нормальные люди встречают Весну здесь.
   - Гвандерин - первое селение сыновей, внуков и правнуков Матеса, Урия один из них, - уточнила Эйра.
   - Да знаю я! И снова это - правнук Матеса... Что ты нашла в этих потомках пришельцев с нынешней По.лярной Земли? Они странные, и все у них странное, даже вера. Они попирают обычаи наших предков, а вы с ними возитесь. Тьфу!
   - Урия - праправнук Анока Второго, - напомнила Эйра.
   - Угу... а интересно, как этот ваш Анок Второй приполз сюда со своего острова и с гор? Ему же двести восемьдесят три года, если он еще жив, то он стар и немощен, как трухлявый пень, и уже давно не может даже ходить. Говорят, что к приезжающим к нему на поклон выходят его двадцатилетние или тридцатилетние ученики и зачитывают им стихи из его пыльных рукописей, а сам он... Или он бессмертен, как Костяная Баба?
   Такого хамства Эйра от нее не ожидала. С трудом взяв себя в руки, она сглотнула слюну и подавила гнев.
   - Молчала бы ты, Нолла. Ты же читаешь книги и поэтому должна знать, что люди могут жить очень долго, а некоторые представители Династии, вышедшей из племени айха, доживают почти до тысячи лет. Да что там эта Династия... Седой Лунь, страж нашего леса, говорят, прожил уже тысячу с небольшим лет и еще не умер, говорят даже, будто он наделен подлинным бессмертием. Моему отцу сто двадцать четыре года. А вот его отец, Эорн, прожил всего семьдесят один год.
   - У-у-у... - Нолла поковыряла в носу кончиком пальца. - Что-то не особо верится, что твоему батюшке столько лет, он выглядит моложе.
   - Видела бы ты, как выглядит почтенный Эорних, - сказала Эйра почти шепотом, отведя Ноллу к окну. - На вид он, скорее, отец Урии, а не прапрадед. Хотя, наверное, у них в Гвандерине и не такое творится. Урия говорил, что его самый младший дедушка еще сосет материну грудь.
   - Бесподобный народец, - Нолла покачала головой, но потом ей стало до дикости смешно.
   - Ну все, довольно, - остановила ее Эйра, снова рассердившись. - Когда ты язвишь и так нехорошо смеешься над людьми, в тебе просыпается что-то звериное. Урия - хороший, прилежный и очень добрый, я хочу с ним подружиться.
   - Ну дружи, пока еще не уехала в горы, я разве против? Вон какой он тебе цветок подарил.
   Эйра задумчиво взглянула на огненную "голову" василиска. Волосы на голове Урии были далеко не такими рыжими и не торчали во все стороны, как лепестки подаренного им цветка, а вились симпатичными локонами, которые даже можно было назвать изящными. Почти все в этом мальчишке выдавало высокородное происхождение, кроме глаз, бровей и формы нижней челюсти, так как его мать была коренной арийкой из маленького местного земледельческого племени славинов, которые были близкородственны многочисленному, процветающему и дружелюбному племени горцев - райванам и соседствующему с ними племени индов. Да и более старшие предки несли в себе много арийской крови. Эйра вспомнила, что схожие черты лица были и у Великого Учителя, но там было еще что-то совсем не славинское и не атлантическое, особенно в его глазах.
   Нолла просто завидует. Ох, как же она завидует...
  

_________________________

  
   Свою свадьбу Анхилар, посоветовавшись со старшими, решил сыграть в конце следующего месяца, когда земля покроется тонким слоем первого снега. А на днях он ждал приезда своей возлюбленной для знакомства с его семьей.
   Фиона приехала через три дня вместе со своими отцом и матерью Роскошная повозка, отделанная благородной облегченной бронзой и заряженная парой вороных скакунов с длинными гривами, заплетенными в множество мелких косичек (так украшали своих лошадей древние правители Даарии и некоторые нынешние, переняв у них эту красивую традицию), под ударом плетки возницы остановилась у самых ворот Темиановой усадьбы. Из повозки вышла молодая, хорошо сложенная и очень миловидная девушка в полупрозрачном платке, расшитом тончайшей золотой пеллюриной, и в длинном дорожном платье песочного цвета с ярко-зеленой вышивкой, с длинными пристегивающимися рукавами и широким поясом из шкуры заполярного быстроногого оленя. Спереди на поясе висела небольшая кожаная сумка с поблескивающими в лучах полуденного солнца гематитовыми застежками. На шее девушки красовалось рубиновое ожерелье. Такой наряд не был оригинальным, но на Фионе всякая одежда смотрелась необычайно красиво.
   Следом за ней из коляски показались градоначальник и его жена, оба тоже в дорожной одежде для осени, так как было прохладно и накрапывал мелкий дождик. Однако господин Демодес тут же расстегнул свой длинный кафтан, в котором ему, судя по всему, было жарко.
   Нелида, первой увидав сию веселую компанию, всплеснула руками.
   - Батюшки мои! Темиа-а-ан! Смотри, кто тут к нам приехал!!
   Ее муж, тюкавший неподалеку дубовые чурбаны, отбросил в сторону тяжелую аберразовую секиру, вытер пот со лба и повернулся к гостям.
   - Ба! Ничего себе! Ну давайте, добрые господа, проходите к нам в дом. Нелида, угости их хлебом, пусть они навек станут нашими гостями!
   Та изобразила жестом согласие и удалилась в дом, а норданский градоуправитель вдруг чего-то испугался и уставился на него.
   - Скажи на милость, хозяин, что значит "навек"?
   - Это значит, дорогой гость, что, если хозяева дома угостят вас хлебом, то вы навек становитесь почетным гостем в этом доме и можете приезжать когда захотите. Это наш старинный обычай.
   Демодес усмехнулся в свои длинные усы.
   - Забавные у вас обычаи... А что, если к вам в гости попросится вор и вы накормите его хлебом.
   - Хлеб у нас особый, силу имеет. Ужасная смерть ждет того, кто войдет в дом ария и отведает нашего хлеба, будучи нечистым душой. Во...
   Тут он осекся. Какой, к Локку, Волк?! Но тут же нашел свою выгоду в том, что сейчас нес: авось, если этот человек и впрямь вор и мошенник, он испугается и уберется подальше отсюда быстрее своих породистых коней.
   Демодес расхохотался. Тем временем Нелида позвала гостей в дом и перед каждым положила краюху мягкого пшеничного хлеба с изюмом и налила по чашке парного молока, купленного у соседки-молочницы, державшей полторы дюжины пятнистых длиннорогих коров.
   - А где же ваши дети, добрая хозяйка? - спросил норданский градоначальник, у которого правый ус почему-то все время полоскался в молоке, так как он пил, не оставляя далеко чашку.
   Нелида улыбнулась.
   - Эх... мои средние сыновья, Анокс и Энхал,, с нами уже не живут, навещают нас редко, дочь Исиона тоже, у нее своя семья и дети, а Анхилар и Эйра... не знаю, где они сейчас носятся.
   Хорошенькие пальчики Фионы, разламывающие ломоть хлеба, задрожали на последней фразе.
   - Не волнуйся, детка, - заметила Нелида. - Эйра наша меньшая дочка, ей всего десять лет. Вот только где они оба носятся...
   Темиан легонько толкнул ее в бок.
   - Эйра, наверно, еще в школе, а Анхилар где-то на охоте или объезжает Люциона. Предупредили бы вы заранее, что приедете, послали бы гонца или почтового голубя. Нехорошо так получается.
   В этот же миг снаружи раздался шум, в котором явственно выделились конское ржание и собачий лай. Все высыпали наружу и увидели Анхилара и Эйру верхом на вороном жеребце, подаренном градоуправителем за примерную службу - грива и хвост животного все еще были заплетены в косички, украшенные цветными прозрачными бусинами.
   Фиона ахнула, впервые увидав своего возлюбленного не в строгом безупречном одеянии помощника градоуправителя, "хвостиком" на голове и деловито поджатым ртом, а в простой одежде деревенского жителя, с распущенными по плечам волосами, схваченными по линии лба узенькой полоской цветной ткани. Когда он слез с раннуанского жеребца, ловко и грациозно, как древесный кот с ветвей раскидистого ореха, скинул сумку, самострел, самодельный колчан и промокшую от пота рубаху, ее лицо и уши зарделись от того колорита, который составляли его мускулы, волнистые темные волосы, горящие глаза, прямой нос и чувственные губы. Усмехаясь в ответ на это смущение, Анхилар надел и завязал на поясе другую рубашку, чистую и свежую, которую достал из сумки.
   Он посмотрел на нее неотрывно, долгим пристальным взглядом, проницательным и в то же время полным невысказанных чувств, потом подошел ближе к Фионе и бережно коснулся большими пальцами ее лба, слегка сжав голову своими руками - это был негласный обычай приветствия между влюбленными, существовавший уже многие тысячелетия. Иногда так же поступали и родственники либо те, кто хотел породниться. В ответ на это действие, совершаемое мужчиной (если это был ритуал, совершаемый влюбленными) женщине или девушке нужно было положить левую руку на правое плечо приветствующего, а правую - на его сердце и посмотреть ему в глаза. Фиона так и сделала, хотя, будучи уроженкой далекой заморской страны, очень мало знала обычаи местных жителей. Сердце ее забилось в неистовой пляске.
   - Здравствуй, Фиона, - наконец выговорил Анхилар с придыханием, потея от нахлынувшего враз волнения и не выпуская из своих рук головы девушки. - Как ты без меня, моя милая?
   - Скучала без тебя, мой ненаглядный, - ответила она полушепотом и почти бесчувственно упала в его объятия.
   Анхилар вздрогнул, отстранил немного от себя Фиону и посмотрел ей в лицо, потом слегка потряс за плечи.
   - Что с тобой, Фиона? - встревожено спросил он. - Очнись!
   Она с трудом открыла глаза и засмеялась.
   - Ничего... просто... меня, наверное, растопили твои слова и твоя нежность. Я люблю тебя.
  
   После совместного ужина во дворе у Темиана и Нелиды собралась почти вся таннорская молодежь. Играли в самые разные игры, какие знали, пели песни и дотемна танцевали под дудочку, которую притащил с собой музыкант Таламир из старинного рода Крылатых Псов. Веселились почти до рассвета, поддерживая большой праздничный костер, и даже не заметили и не услышали, как неподалеку от них одиноко, протяжно и надсадно, разрывая душу каждого услыхавшего, чьи уши не были заполнены до краев веселыми звуками праздника, объединившего еще до свадьбы молодых две семьи, завыл волк...
  

_________________________

  
   Наутро Анхилар и Фиона, позавтракав, отправились прогуляться верхом до Черного Озера, оседлав резвого Люциона. Молодой жеребец мчал их быстрее самого свирепого северного ветра, и вскоре они достигли излучины Звонкого Ручья, а затем и озера.
   У небольшого старенького домика из лиственничных брусьев их встретил сторож - глубокий старик с длиннющей, сплошь седой бородой и в изношенном кафтане.
   - Э-э... а вы куда? - спросил он, делая ударение на слово "вы".
   - Долгих лет жизни тебе, почтенный Седой Лунь, - поприветствовал сторожа Анхилар. - Гуляем вот с невестой, решил показать ей здешние места. Да ты меня помнишь, старик. Я Анхилар, сын Темиана из Таннора, только здесь и не охотился.
   - Э-хе-хе-хе-хе, - протянул старик, наполовину кашляя, наполовину смеясь и при этом глубоко вздыхая. - Долгих лет мне пожелал... скорее бы уж мне помереть, чем так дальше жить, все кости ломит. Охотитьтя на Черном Озере запрещено, здесь святое место, пристанище душ ушедших в иной мир таннорцев, да ты сам это знаешь. Помню я тебя, мой мальчик, как же ты вырос! А невеста твоя... краше не отыщешь... не был бы Лунь так стар, сам бы на такой девке женился. А прожил я уже целую тысячу лет и чего только за свою никчемную жизнь не повидал, однажды был даже женат на ведьме...
   - Эй, старик! Так можно нам на озеро или нет? - спросил Анхилар, устав от его болтовни.
   - Ну как нельзя? Конечно можно, только кусты не ломайте, не сорите и не шумите слишком громко, а то ходют тут всякие...
   Он развернулся, чтобы скрыться в своей избушке.
   - Погоди-ка, Лунь... а кто тут еще бывает?
   - Да вот, были тут недавно двое, а кто такие, не велели никому говорить. Ну идите уж, гуляйте.
   И исчез в проеме низкой двери.
   - Двое... не велели никому говорить... как все это странно.
   - Да, - согласилась Фиона. - И... Лунь.. почему Лунь?
   - Прозвище у него такое. Сторож живет тут очень давно, много знает, но ничего никому не рассказывает, если не пробалтывается. Он даже не называет никому своего настоящего имени. Говорят, по происхождению он славин, но никто не знает, как его занесло сюда с восточных земель.
   Неброская красота леса, сбросившего уже почти все краски золотой осени, все же поразила юную горожанку - она только и успевала все разглядывать и славливать слухом. Обойдя почти половину берега, Фиона с Анхиларом наткнулись на нечто странное. Под ногами валялась кучка давно уже срезанной и засохшей вороновой травы.
   - Здесь точно кто-то был, - подытожил Анхилар.
   Фиона порывисто сжала его левую руку.
   - Не бойся, моя милая, так накромсать траву мог только человек и, как видно, это было далеко не вчера.
   - Вот если бы твой Лунь сказал, кто тут ходил...
   Глаза Фионы блестели от любопытства
   - Этого он не скажет. Да и какое нам дело, может быть, тоже пара влюбленных, как мы с тобой.
   - Мы не просто влюбленные, Анхилар... - поправила его девушка. - Мы жених и невеста!
   Добравшись до поваленного ствола кедра, что лежал немного в глубине леса, они собрались уже на него присесть, чтобы продолжить начатый ими столь важный разговор, как вдруг взгляд Анхилара приковало нечто странное, валяющееся на земле около самой колоды. Он пошарил пальцами в пожухлой траве и нашел там совсем не свойственный лесу предмет - небольшую деревянную палочку с округлым сечением и отверстием на одном конце, из которого торчал заостренный кончик птичьего пера, насаженный на тоненькую полую трубку из блестящего гибкого материала. На другом конце палочки был прикреплен полый шарик из кварца, внутри которого виднелось что-то темное. Вся палочка была изукрашена причудливыми узорами, выжженными солнечным лучом, собранным кусочком стекла или специально созданным для такого ремесла кристаллом, и покрыта гладким, прозрачным и блестящим лаком.
   - Хмм... - промычал Анхилар, вертя в пальцах загадочный предмет.
   - Это же палочка для письма! - со смехом воскликнула Фиона, подойдя совсем близко и наклонив голову, чтобы внимательнее рассмотреть находку. - Но она какая-то странная, таких я никогда не видела.
   - А я... я, кажется, видел такую, но только у одного человека. Значит, - неспешно произнес он, в раздумье постукивая палочкой по тыльной стороне ладони другой руки, - значит, он здесь был и что-то записывал, а потом ненароком потерял свою палочку. А может быть, и не писал, а просто потерял...
   - Ммм... а что это за человек? Кто он?
   - Я потом тебе о нем расскажу, когда расспрошу у своей младшей сестры, - ответил Анхилар. - Сдается мне, это она была тут в начале осени и резала траву, иные мысли мне сейчас не приходят. А вот тот другой человек, что был здесь... Это для меня почти загадка.
   - Почему - почти?
   - Любопытная ты, Фиона... Потому что некоторые догадки все же приходят мне в голову, - улыбнулся он, но промолчал о них.
   - А что ты будешь делать с этим писалом? - не унималась Фиона.
   - Подарю его тебе. Как талисман. Держи.
   Он вручил палочку для письма своей возлюбленной - та показалась ей на удивление приятной на ощупь и будто бы излучающей тепло. Она медленно провела корпусом писала по рукам, приложила его к груди, шее, лбу, коснулась губами - везде ощущалось это благостное фантомное тепло и как бы еще загадочное свечение, которое воспринималось не глазами, а чем-то другим. Все это рождало в сознании и теле совершенно непонятное ощущение непознанной, священной тайны, к которой она только что прикоснулась. В считанные мгновения Фионой начал овладевать неведомый доселе иррациональный страх. Она уже хотела испугаться по-настоящему, закричать и выкинуть от себя подальше злополучный предмет, потому что это напоминало ей, по меньшей мере, какое-то чародейство, а по большей - нечто, что гораздо больше чародейства и имеет совсем другую природу, нежели оное, и способно вогнать человеческий разум в хаос. Но страх, к удивлению девушки, не стал разрастаться в ней дальше, а, отозвавшись стуком сердца и дрожью в коленях, понемногу уходил, уступая место спокойной и радостной безмятежности. Улыбаясь от неожиданно нахлынувшего ощущения какого-то высшего, неземного счастья, она спрятала подарок в пришивной карман платья.
   - Оно принесет тебе счастье, - заверил ее Анхилар. - Только не потеряй.
   - Даже не посмею. А ты тоже почувствовал тепло?
   - Почувствовал, но тебе об этом не сказал, я хотел, чтобы ты все узнала сама. Понравилось ли тебе, моя милая?
   - Да, мой дорогой Анхилар... очень! Теперь я люблю тебя еще сильнее.
   И глаза ее засияли ярче, чем звезды в безоблачную и безлунную ночь.
  
  
  
   Глава IV. Женитьба Анхилара
  
   Очнувшись рано утром от тяжелого, мутного, запутанного и почти нескончаемого сна, старая Иннола разлепила глаза, размяла задубевшее тело и затекшие ноги и не спеша поднялась с лежанки. Уже четыре с половиной месяца она жила в доме у своей старой подруги, знахарки Айниры, которой от роду было без немного четыреста десять лет. Инноле было почти вдвое меньше, но вместо того, чтобы в этом возрасте стать женщиной неопределенного на вид возраста, полной сил и здоровья, как это издревле бывает у большинства жителей Даарии, с семидесяти восьми лет Иннола начала дряхлеть телом, медленно и неуклонно превращаясь в старуху. Некоторые люди в Даарии все же не были долгожителями, которые умирали быстро и почти незаметно, состарившись буквально за несколько последних лет своей долгой-долгой пятьсот-, шестьсот- и даже девятисотлетней или тысячелетней жизни. Эту меньшую часть населения постигала иная участь - они могли прожить самое большее сто двадцать лет, и старость у них начинается рано, постепенно подтачивая тело и высасывая из него силы. Иннола оказалась как раз из числа таких людей, имеющих "испорченную" наследственность, но ей повезло: старела она очень медленно и дожила до ста восьмидесяти девяти лет, но в последние шесть лет стала увядать быстрее. Некоторые в селении называли причиной этому некое проклятие Богов и полагали, что через несколько сотен лет, когда Арктида вместе с раскинувшимся на ней Даарским Царством исчезнет с лица земли под водами Северного океана, все люди будут жить не больше ста лет, редко немногим более ста и совсем редко - дольше. Говорили также, что многие жители южных стран с Срединной Земли, потомки переселившихся туда жителей Арктиды или же исконно жившие на этих землях, и сейчас уже жили совсем недолго, как будто та земля не давала им своей силы для долгой жизни. А еще поговаривали, что в те далекие времена, когда процветала земля могущественных Атлантов с ее огромным населением и на Даарской земле не было зим, арии и их потомки были выше ростом, крепче телом и почти все доживали до тысячи лет и даже больше.
   Иннола отбросила прочь мрачные мысли, расчесала поседевшие и поредевшие волосы костяной гребенкой, заплела их в две длинные косы и надела на голову убор, похожий на диадему с торчащими в разные стороны, как лучи на детских изображениях солнца, роговыми шипами. После чего глянула на себя в отполировнную до зеркального блеска металлическую дощечку - ну прямо красавица, как в старые добрые времена. Потом понуро села опять на лежанку, стащила со своей головы украшение и заплакала.
   Словно угадав ее печаль, к ней подбежал шемар - небольшой лесной зверек, похожий одновременно на кошку и на хорька, но покрупнее их размером, с длинными усами и гладкой блестящей шерстью. Этих милых на вид, но грозных хищников часто стреляли в лесу, а красивые ценные меховые шкурки выделывали и продавали в городах или сдавали торговцам. Людей шемары зачастую не подпускали к себе близко, но один из них, будучи еще малышом, повадился лазить в домик Айниры и охотиться за мышами, поначалу пугая хозяйку, а потом скрашивая ее многолетнее одиночество. Эти звери были из числа счастливых долгожителей и иногда все-таки привязывались к людям и становились их друзьями и защитниками, но всегда делали это по собственной звериной воле, так как насильно приручить шемара еще никому не удавалось.
   - Такки, и ты здесь, мой дорогой! - старуха обрадовалась и погладила по макушке потершегося о ее ноги зверька. В ответ тот сладко зевнул, обнажив длинные, тонкие белоснежные клыки, беззлобно рыкнул и отправился по своим делам - дожевывать брошенную посреди дома черную крысу.
   В тот же миг снаружи раздался шум, и Такки напрягся, готовясь, если что случится, к обороне, но потом снова принялся за свою добычу. В горницу вбежали двое запыхавшихся ребятишек - хорошенький мальчик с рыжеватыми локонами, в длинной ночной рубашке, и девочка в такой же сорочке, с длинными растрепанными волосами густого темного цвета и горящими глазами - в ней подслеповатая Иннола без труда узнала свою внучку Эйру.
   - Бабушка, бабушка, бабушка! - закричала она с порога. - У нас... Что с тобой, бабушка, почему ты плачешь? Где знахарка Айнира?
   Старуха вытерла слезы рукавом ночной рубахи.
   - А я о вас совсем уже позабыла, нечасто вы меня навещаете, - наконец улыбнулась она. - Айнира ушла за молоком, хлебом и медом, скоро вернется. Что тебя так взбудоражило, дитя мое?
   - Бабушка, неужто ты не знаешь? Через два дня в нашем доме свадьба, Анхилар женится! - выпалила Эйра, потом подошла и обняла ее. - Ты придешь?
   - Конечно приду, мое дитя. Знаю я, привел он недавно сюда нездешнюю красавицу, посидели, угощений отведали. Но не сказали нам с Айнирой, когда они женятся, наверно, забыли. А это кто с тобой? - Иннола кивнула в сторону, где стоял мальчик.
   - Это Урия, мой школьный друг, ему недавно исполнилось одиннадцать и он сын местного духовного отца.
   - Подойди ко мне, Урия, а то я плохо тебя вижу, - сказала Иннола, выпуская внучку.
   Мальчик, будучи хорошо воспитан, послушно подошел. Старая женщина положила руки по бокам его головы, коснулась большими пальцами лба и внимательно поглядела в его глаза.
   - А ничего... взгляд чистый, нрав спокойный, душа светлая... Ты будешь хорошим другом для моей внученьки Эйры, мой мальчик, а если повезет, то и больше, когда вы вырастете.
   Урия потупил взор, а Эйра вздрогнула от испуга: когда ее бабушка успела выучиться смотреть человеку прямо в душу через его глаза и предсказывать его будущее? Она всегда это умела или же ее этому научила знахарка?
   Только она подумала об этом, в домик вошла хозяйка с двумя сосудами и корзинкой, полной свежих ароматных булочек. Она была немолода, но выглядела гораздо лучше и моложе Иннолы, в ее черных, как ночь, волосах было совсем немного седины.
   - Здравствуй, почтенная Айнира! - обратилась к ней Эйра. - Ничего, что мы к вам пришли?
   - Ничего, - хозяйка улыбнулась, обнажив крепкие, длинные, слегка желтоватые зубы. - Иннола, подруга моя, тебе уже полегчало?
   - От таких вестей, которые мне принесли дети, всегда легчает, - ответила та. - Мой старший внук скоро женится, приходи, если хочешь.
   Айнира со стуком взгромоздила тяжелые сосуды и корзинку на дощатый стол, подошла к окну и раскрыла створки, затянутые очень толстой, прозрачной, негнущейся тканью из склеенных вываренных волокон "стеклянной" травы - такие лоскуты для окон местный народ повально закупал к зиме у заезжих купцов. Будучи прикрепленными к раме, они хорошо удерживали тепло, так как были склеены их четырех - пяти слоев неразмокающим в воде клеем, приготовленным из особым образом приготовленной смолы и стекла.
   - Приду, если не прогоните, - неспешно ответила она, слегка посмеиваясь. - А то еще объявите колдуньей да не пустите.
   - Брось, Айнира! - возразила ей Иннола. - наши двери всегда были открыты для добрых людей, а ты очень помогла мне.
   Знахарка тяжело вздохнула.
   - Ох. Иннола... Я избавила тебя от слепоты и немощи, читая заговоры и давая тебе целебные горные травы и перепелиные яйца, но я не могу вернуть молодость и остановить одряхление. Ты уж меня прости, жаль, что мы с тобой не Боги.
   Глаза Иннолы сердито блеснули.
   - Ох и нечестивая ты... Вместо того, чтобы жалеть об этом, молилась бы лучше Богам Света Истины, может, и помогли бы тебе.
   - Да кому они когда помогли, твои Боги? Разве что нашим правителям... Молила я их, всю свою долгую жизнь молила. И вот...
   - Один день молила, два к лохматому ходила, - выдала Иннола старинную поговорку, и знахарка прикусила язык, покосившись на окно, на лампу в углу под потолком, потом на детей, сидевших почти в обнимку на лежанке возле бабушки.
   "Скоро еще кое-кого женить придется", подумала она, переменив свои мысли, но вслух ничего не сказала.
  
   В доме Темиана и Нелиды вовсю шли приготовления к пышной свадьбе. Женщины - хозяйки, подруги и соседки - почти без перерыва толпились на кухне, а мужчины - во дворе и на улице. Приехала Исиона со своим мужем Инваром и двумя маленькими детишками - мальчиком и девочкой, приехали и Анокс с Энхалом - оба выросли красавцами и уже, видимо, перестали завидовать старшему брату, который за время их отсутствия возмужал и из безусого юноши превратился уже в молодого красивого мужчину, который, не желая быть усатым и бородатым, как сыч, время от времени устраивал себе "легкое бритье" - намазывал нижнюю часть лица какой-то жирной гадостью, от которой выпадала вся растительность, а потом смывал все это водой с древесным спиртом.
   В общем, помогать готовиться к свадьбе сбежалось почти все селение. На часть денег, привезенных накануне г-ном Демодесом и г-жой Селией, были закуплены горы лакомств, ковры, украшения, наряды, подарки, и прочая, и прочая. Фиона со своими старшими сестрами, Миррой и Олеандрой, а заодно и их мать, возились со свадебным нарядом в то время, пока не хлопотали со всем остальным.
   - Вот скажи на милость, Фиона, - Олеандра откусила зубами нитку, сплюнула и продолжила дальше пришивать к будущему свадебному наряду блестящие разноцветные бусины, - отчего ты придумала сыграть свою свадьбу в этой глуши, а не у нас в Нордане? У нас дома все вышло бы гораздо лучше, чинно и благородно.
   Фиона оторвалась от небольшого зеркального круга на стене, подле которого долго и упорно пыталась сделать себе прическу, по-разному заплетая волосы в косы и укладывая их вокруг головы, снова расплетая их и злясь на себя на собственное неразумение.
   - Свадьбы предпочтительнее играть на вотчине жениха, если он только не осевший здесь чужестранец, а здесь к тому же чужестранки - мы. И еще - мне так наскучил этот пыльный, шумный и противный город. За время, которое я провела здесь, я успела полюбить мать-природу, и теперь наверняка меня все время будет тянуть в лес.
   Мирра, которая в этот момент ничего не делала, предложила Фионе заплести ее роскошные волосы в множество тонких косичек, так как много раз видела, как конюх заплетал их лошадям. Она вообще была опытной во многом - тридцатисемилетняя вдова без детей, муж которой по собственной глупости перепил йэла на очередной гулянке и утонул в реке, отправившись купаться. В больших количествах этот "горячительный" напиток начисто лишал человека твердости ног и ясности разума, вызывал галлюцинации и побуждал к самым безрассудным действиям, способным причинить много горя самому напившемуся бедолаге, его друзьям и близким. Оттого йэл, неизвестно кем и когда изобретенный, иногда называли "эликсиром безумия" или "дьявольским зельем". В общем, прошлой осенью жертвой коварного зелья стал забулдыга Инкар, за которого, не спросясь совета отца и матери, соизволила выйти замуж старшая дочь аристократа Демодеса.
   Фиона сперва восприняла предложение Мирры в "штыки", тут же припомнив отцовых коней. Но потом, подумав, согласилась, хотя и поймала на себе сочувственный и одновременно порицающий взгляд другой сестры, которая к тому же еще и изрядно нервничала - до того ей надоело возиться с этим треклятым платьем.
   Теперь скажем несколько слов о второй сестре и ее жизненном пути. Олеандре было двадцать восемь с приличным "хвостиком" годов, и она всякий раз собиралась то замуж, то в жрицы, но в итоге не получалось ни того, ни другого. Эта рыжеволосая, зеленоглазая непоседа с небольшим заостренным лицом, малость вздернутым носом, маленьким ртом и огромными зелеными глазами, не красавица, но все же хорошенькая, с детства была этакой нетерпеливой "оторвой" и всегда "рубила с плеча", за что Судьба карала ее фатальным невезением. Зато у нее прекрасно получалось петь и играть на музыкальных инструментах вроде арфы, и иногда она писала прекрасные лирические стихи и даже поэмы. И теперь, сидя за нудной, но необходимой для счастья младшей сестры работой, Олеандра тихонько мурлыкала себе под нос что-то из лирики малоизвестного поэта-песенника Гирвана Элха по прозвищу Рыбий Глаз.
  
   Фиона чуть не прыснула со смеху, услышав пение сестры - ведь до того, как она познакомилась с Анхиларом, ей довелось пообщаться с этим парнем. Свое забавное прозвище он получил за то, что был сыном Тавала, торговца рыбой из Орри, и еще за то, что с детства любил выковыривать глаза крупным рыбам, сваленным рыбаками в длинные дощатые корыта на берегу моря, нанизывать хрусталики на толстую нитку, предварительно проделав в них сквозные отверстия раскаленной иглой, а потом носил как ожерелье или головной ободок или продавал за немалую цену любителям местной "национальной роскоши". И иногда делал себе серьгу для уха, насаживая хрусталик на медную проволочку, которую загибал с одного конца замысловатым образом. Кроме того, иногда он делал ремешки из кожи редких рыб, которые тщательно искусно обрабатывал в одной из местных мастерских. Были у него и самодельные сувениры, не только из хрусталиков и чешуи рыб, но и из всякого иного подходящего материала, взятого у щедрой Природы. Но главное, что было замечательного в этом человеке - он был глубоко творческой натурой, прекрасно пел и, как выяснилось, на самом деле был учителем вокала в одной из местных школ искусства.
   И вот этот диковатый с виду и по своим манерам, но талантливый и образованный в искусствах сын оррийского рыболова однажды приехал к ним по приглашению отца (так как у него были свои связи с Тавалом) учить Олеандру "настоящему пению". Судя по всему, они там совсем неплохо "спелись", и однажды Олеандра гордо всем заявила, что немедля выйдет замуж за своего учителя. Демодес с Селией обещали подумать, хотя их немало удивило и смутило решение средней дочери связать свою судьбу с человеком безродным по сути, не имеющим знатного происхождения и высокого положения в обществе, хотя и далеко не бедным. В тот же вечер она пригласила своего возлюбленного в комнату для "уединенных размышлений", но через несколько минут выскочила оттуда в слезах и в ярости напустилась на Фиону, обвинив ее в том, что она, Фиона, увела у нее жениха прямо из-под носа и после этого оан непременно пойдет в жрицы в языческий храм Богини Луны или в "неязыческие" отшельницы. Потом позже среди домашних и, наемных слуг и друзей семьи поползли слухи, что Гирван ходил к ним не только заниматься уроками пения с Олеандрой, но и при случае поглазеть на прекрасную Фиону. А после упомянутой ссоры он, хоть и продолжал давать Олеандре уроки пения, неожиданно принялся ухаживать за Фионой - подлавливал в коридорах огромного дома, заводил длинные душевные разговоры, пел песни, подыгрывая сам себе на дрингалине, или попросту дарил цветы. В общем, он оказался на деле очень большим романтиком и весьма неординарным человеком, натурой, скорее, утонченной, чем грубой. Но обо всем этом никто так и не догадался, не видел и не слышал. А потом Рыбий Глаз неожиданно уехал обратно в Орри, и через несколько месяцев после его исчезновения из Нордана Демодес ан Аланир нанял на службу "деревенщину" Анхилара.
   - Эй, Олеандра, - решила спросить у нее Фиона, - а кто будет запевалой на свадьбе? Я надеюсь, это не Гирван Элх?
   - Вот об этом узнаешь на самой свадьбе. А чем бы плох бы Рыбий Глаз? Он прекрасно поет и неплохо танцует.
   - Как будто ты не знаешь сама. Он ко мне неравнодушен, а я невеста Анхилара и поэтому не хотела бы огорчать Гирвана. Он же будет страдать и начнет еще петь песни о несчастной любви, только нам их на свадьбе и недоставало...
   - Пусть только попробует! - гневно сверкнула глазами Олеандра. - Тогда я проткну ему пупок вот этим шилом и вставлю туда череп крысы на медной проволоке!
   - Так значит, все-таки будет он? - Фиона резко повернула голову в сторону сестры.
   - Фиона, не вертись! - сердито прикрикнула на нее Мирра. - Косички не получаются, когда ты так головой мотаешь.
   Через одну с четвертью хрону наряд невесты и прическа были готовы. Когда специально для Фионы ее сестры раздобыли где-то огромный плоский таз с зеркальной поверхностью, поставили боком и подвели к нему невесту, та не узнала сама себя с этими "лошадиными" косицами на голове и в роскошном одеянии, состоящем из длинного, в меру узкого алого платья из атласа, похожего на тунику и собранного золотистым поясом на талии, и длинной просторной шелковой накидкой золотого цвета, с нашитыми самоцветными бусинами и блестящими нитями.
   - Ну как тебе, лапушка, нравится? - спросила Мирра, державшая таз.
   - Еще бы! А что мне сейчас делать прикажете?
   - Сидеть и не показываться на глаза людям, пока не позовут, - ответила Олеандра. - Не то ты все испортишь.
   И ушли, оставив Фиону одну в задней комнате женихова дома.
  
   Сыграть свадьбу решили на берегу реки, благо был довольно теплый погожий день, хотя в иные годы в эту же пору было холоднее и сыпал легкий снег. Все уже, и хозяева, и гости, дабы не застудиться на берегу, надели на себя плотную одежду, но Темиан с Анхиларом разожгли такой огромный костер, что некоторым приходилось снимать с себя все лишнее, чтобы не сопреть и не продрогнуть позже.
   Благословлять молодых и соединять их сердца и души в священном союзе пришел, вопреки старому обычаю, не старый жрец местных Богов по имени Онар, а отец маленького Урии Амрид, один из потомков и продолжателей веры "Династии Ра", не так давно получивший сан местного духовного отца. Он был потомком и последователем тех самых людей, кто издавна считал, что Боги коренных жителей Даарии - вовсе не Боги, а демоны, хотя многие арии считали совсем иначе - что поклоняются тем же самым Богам, только по-своему и называя их другими именами.
   Анхилар стоял у одного конца длинной алой ковровой дорожки из шерстяной ткани и ждал, когда на другом ее конце появится невеста. Посредине, немного поодаль от края дорожки, стоял отец Амрид в длинном праздничном наряде "духовного отца" и высоком золоченом головном уборе. В руках он держал два венка из миртовых прутьев, деревянную раму с натянутым на нее холстом, на котором были изображены Божественные Отец и Мать Мира, державшие друг друга за руки под Светом Великого Солнца.
   Наконец, на противоположном от Анхилара конце ковровой дорожки возникла Фиона, прекрасная, как ангел или лесной эльф из сказок, в свадебном наряде и сетчатой белой накидке на голове, скрывавшей лицо. Двигалась она медленно, словно в непроглядном тумане, и с каждым следующим шагом сердце ее билось все сильнее, не видное никому лицо бледнело, а в душе росла тревога. Она всегда была свободной, вольной, как птица, и вот теперь, сегодня - добровольно отдает себя навсегда во власть этого человека, которого выбрала сердцем сама. Да, он любим и прекрасен, он не будет ее обижать - нет, но с этой поры она будет полностью и безраздельно принадлежать ему. Так учили ее с детства и невдомек ей было с ее воспитанием, что ее будущий муж думал совсем иначе - что вот-вот соединятся их души и сердца в праздничном, радостном Танце Любви и с тех пор будут они вместе - сокол и соколиха, равные и любимые как друг другом, так и милостивыми к ним Великими Отцом и Матерью. Так учили его, Анхилара, после того, как Учение Великого Жреца Анока укоренилось в их роду и матриархат уступил место Равенству Начал. Но его мысли, похоже, не долетали до разума и души красавицы невесты, уставившей свой взгляд не в идущего ей навстречу возлюбленного и даже не в землю, а в одиноко стоящую около дорожки темную фигуру отца Амрида.
   Где-то рядом мелодично и нежно запела мандолина, затем ударили струны арфы и в воздух, как выпущенная на волю птица или шальная стрела, взвился мощный, но приятный и мелодичный тенор, а за ним другой голос - женский. Оба пели с не совсем привычным для тендуанцев южным акцентом, в котором причудливым образом сочетались резковатый выговор согласных звуков с мелодичными переливами несколько растянутых гласных, между которыми опытный слух без особого труда различал плавные переходы, напоминающие некоторым слушателям о том, как порой мягко и бережно течение реки выносит лодку к твердому берегу или острову. В последние мгновения Фиона готова была уже сорваться и дать деру куда-нибудь в близлежащий лес, до того ей было страшно идти под этот венец, который держал в руках отец Амрид вместе с образом. Но она пересилила себя или любовь к Анхилару одержала в ней победу - и она не сорвалась с места, а мужественно дошла до середины и остановилась рядом с Анхиларом, подошедшим к середке первым. Отец Амрид нахмурился, что-то проворчал себе под нос, бесцеремонным движением снял с головы Фионы сетчатую накидку и бросил под ноги, чем вызвал в душе девушки бурю негодования, но она смолчала. Шепотом выговаривая молитвенные воззвания, отец Амрид сделал какой-то жест над головами жениха и невесты, надел мирровые венки на головы брачующихся, затем побрызгал на обоих водой из самодельной фляжки и вручим им обоим по витой длинной зажженной свече. После чего он по очереди приложил к макушке Анхилара и Фионы образ Отца и Матери. Наконец, он достал откуда-то бронзовую чашку с ароматным маслом и плавающей в нем тлеющей тряпицей, и три раза обошел вокруг них с этим огоньком, двигаясь по направлению, в котором, как он знал, текли вращающиеся воды Великого Озера.
   Вся эта затянувшаяся церемония едва не довела бедную Фиону до истерического припадка. Это было для нее что-то странное, безобразное и совсем не похожее на традиции ее предков, призывающие к тому, чтобы передать невесту жениху во власть и ответственность, не раскрывая ее лица, а потом жених должен был сам "открыть" невесту и затем поцеловать ее. Однако Анхилар улыбался - значит, ему все это нравилось.
   Наконец, священник преподнес брачующимся два золотых колечка, но прежде спросил у обоих согласие стать мужем или женой, что тоже едва не повергло Фиону в шок. Потом они, по указанию все того же Амрида, одновременно надели друг другу на пальцы эти кольца На этом нудная и невыносимая для Фионы, выросшей совсем в другой культуре, церемония закончилась, и вновь грянула затихшая было музыка.
   Молодые на непривычно долгие минуты забылись в объятиях друг друга, едва не позабыв о ритуале свадебного поцелуя, о чем им напомнил отец Амрид. Когда же губы Анхилара томно коснулись нежных, чуть прохладных губ Фионы, все пространство вокруг них растворилось в тумане и содрогнулось от барабанной дроби, раздавшейся со стороны самодельной крытой площадки для выступления артистов.
   Веселье набирало обороты, даже несмотря на начавшийся ближе в вечеру мелкий дождик, временами переходивший в небольшой снег. Двое близнецов из семейства Темиана Кассидара лихо отплясывали "Танец безумного дракона" под ритмичный барабанный бой и вторившее ему завывание пастушьей дудки, перемежающееся с негромким звучанием струн дрингалина, а вся собравшаяся на праздник толпа из местных и заезжих любителей подобных гуляний аплодировала, свистела и приплясывала в такт, топая ногами. После них, дав небольшой отдых публике, на просторную деревянную площадку, незаметно для всех оформленную под лесную поляну, высыпали семь молодых девушек в разноцветных просторных одеяниях и исполнили грустную лирическую песню про травинку, еще не выросшую для сенокоса, но уже встречающую на своем пути мужика с косилом. Едва они ее исполнили и толпа прослезилась, ибо несчастную травинку в последнем куплете все же скосили, снова раздался гулкий барабанный бой и на импровизированную поляну выскочили семеро парней в одежде охотников и с самодельными огромными луками за спинами, и девушки-певуньи ринулись кто куда. Но одна из них, растерявшись, не успела скрыться и тут же была поймана одним из семи охотников - грозным детиной в кожаной поддевке, надетой на голое тело и с тесаком, висевшим на груди на тяжелой серебряной цепи. И следующим их номером был медленный чувственный танец под малоизвестную песню про чайку, слова которой звучали так:
  
   В безмолвии чайка
   Неслась над волной,
   Ее обнимали
   Туман да покой.
   Свободная птица
   Встречала зарю, о-о-эй,
   Встречала зарю.
  
   Спустилась на берег,
   Взмахнула крылом,
   И юною девой
   Пошла в отчий дом.
   Прекрасную деву
   В тот миг я настиг, о-о-эй,
   В тот миг я настиг...
  
   Слова этой прекрасной, хотя и с грустинкой, песни запали в душу многим, особенно маленькой Эйре, которая, стоя недалеко от костра вместе с матерью, бабушкой, знахаркой Айнирой, Ноллой и своим школьным другом Урией, пела ее во весь голос. Однако толпа ее не слышала или почти не слышала, поскольку ее робкий детский голосок был не сравним с могучим тенором певца, местами переходившим то в альт, то в легкий баритон. Манера пения выдавала того самого южанина, что выступил в момент сочетания священным союзом жениха и невесты. Но тогда его мало кто приметил, поскольку все внимание было поглощено таинством рождения новой семьи, а теперь изрядно повеселевший от еды, выпивки и зрелищ народ устремил глаза на странного исполнителя. Им оказался не слишком высокий ростом, но стройный и статный молодой мужчина с прямыми светлыми волосами ниже плеч, в странного вида меховой поддевке, надетой на обнаженный торс, и в кожаных штанах с навешанными на поясе декоративными ножами, маленькими дротиками и обрывками рыболовной сети. Лицо его, с небольшими усиками, несколько широкой нижней челюстью, маленьким ртом и сильным подбородком, на котором был лишь намек на бороду, и вообще весь внешний вид его, с точки зрения местной "аристократии", нельзя было назвать красивым, но он также был далеко не уродливым и не отталкивающим, а напротив - располагающим к себе и даже приятным, некоторым хотелось смотреть на этого человека, не отрываясь, хоть целую хрону. В особенности некоторых поражали бездонные серо-голубые глаза, которые во всех смыслах можно было назвать магнетическими и смотрящими прямо в душу. Голова, руки и шея парня были украшены нанизанными на нитки обработанными золотистым лаком рыбьими хрусталиками вперемешку с жемчугом, а в правом ухе у него болталась серьга из раковины небольшой морской улитки, подвешенной на медную проволоку. На правой руке его, помимо всего, виднелась татуировка, выполненная в виде искусно переплетенной вязи в виде тонких и длинных языков темно-зеленого пламени.
  
   ...Прости меня, Чайка,
   Я просто рыбак.
   Наш мир - наше море,
   И больше - никак.
   Но где наша пристань,
   Ты мне расскажи, о-о-эй,
   Ты мне расскажи.
  
   Промолвила дева,
   Смутившись слегка:
   "Не честь мне влюбиться
   В тебя, простака.
   Я вольная птица,
   Такой и умру, о-о-эй,
   Такой и умру".
  
   И я ей ответил,
   Свой взор устремив
   В глаза голубые,
   Как моря залив.
   И вторили волны
   Моим тем словам, о-о-эй,
   Моим тем словам...
  
   - Странная у него внешность, - заметил Урия и чуть не расхохотался, глядя на крытую тентом площадку, где надрывался этот малый под игру двух музыкантов. - Как он такой?
   - Его зовут Гирван Элх. Господин Демодес про него рассказывал, - ответила Эйра, перестав петь. - Он приехал из Орри и когда-то был учителем пения в его доме.
   - А почему он нацеплял на себя рыболовную сеть, улиток и рыбьи зрачки?
   - Наверно, хочет всем показать, откуда он родом. Его отец - известный торговец рыбой. Ой...
   И снова запела, когда песня стала почти вдвое громче и пронзительнее:
  
   "О, юная дева,
   Моей будь женой!
   Тебе не придется
   Быть больше одной.
   Пойдем дальше вместе,
   Встречая зарю, о-о-эй,
   Тебя я люблю!
  
   Но если не хочешь,
   Могу я уйти,
   И больше не сможешь
   Меня ты найти.
   Нас море печали
   Навек разлучит, о-о-эй,
   Навек разлучит".
  
   Эту пару куплетов слышали, наверное, все без исключения. Толпа была в экстазе, несмотря на то, что слова этой мало кому известной в северной части Долины песни содержали в себе явный патриархальный оттенок, подчеркивающий главенство мужского начала над женским, по мнению многих знающих представителей тендуанских и прочих ветвей - мнимого. Но этого большинство гостей, попавших с головой во власть голоса певца, обладающего прямо-таки магнетической силой, и музыки, даже и не заметили, а те, кто точно знал, что сочинил ее орриец, заметили, но не были даже особо удивлены. Очень многим на самом деле было известно, что в южной части Долины в укладе жизни людей царили несколько иные порядки, чем во всех остальных землях Даарского царства. И многие арктоарии также знали, что большое влияние на культуру южных районов их государства оказали осевшие там чужеземцы из южных и западных стран.
   Олеандра, средняя дочь Демодеса ан Аланира, услышав эти слова, едва не поперхнулась куском осетрины. Бледная и вне себя от чего-то внезапно нахлынувшего и подкашивающего ноги, она медленно поднялась из-за длинного самодельного дощатого стола, где оставались еще горы еды и кое-кто из гостей, оставила своего отца с материю и Миррой дальше умиленно вести беседы с местным собирателем древних сказаний и баек о свадьбах у разных народностей и племен, и, с трудом глотая прохладный вечерний воздух, поддерживая руками длинные юбки, направилась по направлению к "сцене". Она пообещала Фионе расправиться с Рыбьим Глазом, если тот начнет петь о несчастной любви и несбывшихся надеждах, но ничего не сказала о том, что она сделает, если он споет о сбывшейся любви, но не красавца Анхилара к ее сестре Фионе, а о... своей собственной. Так, по крайней мере, показалось Олеандре, даже если на самом деле песня не касалась собственных чувств автора к воображаемой деве, которую он мог срисовать с Фионы, но спроецировать на нее, так как был на редкость одаренным в творческой стезе человеком. А ведь он, этот самый человек, не так давно разбил ее сердце и растоптал в прах ее собственные мечты и надежды, испугавшись ее предложения на ней жениться. Откуда было тогда ей знать, что мужчины из южных приморских городов типа Орри воспитаны иначе, чем в Нордане, Арханоне и других, где хоть девушек и отдавали во власть мужчинам, но при этом решение о замужестве и предложение исходило от женщины мужчине? И что эти оррийские и прочие подобные мужчины панически боятся, если женщины сами хотят загнать их в семейный плен? Она не знала этого, но зато много раз слышала и читала, что уклад жизни оррийских жен вовсе нельзя назвать патриархальным, поскольку мужья в буквальном смысле относились к своим женам одновременно как к богиням и как к детям, заботились о них и до самой старости носили на руках, хотя не позволяли женам третировать их и измены прощали редко. И теперь, когда, наконец, она начала догадываться, услышав слова никогда не слышанной ею прежде песни, негодованию девушки не было границ.
   Наконец, после "убойного" проигрыша, изданного тремя или четырьмя инструментами, уставший певец закончил тише и медленнее, под редкие звуки почти затихшей игры музыканта:
  
   Задумалась дева,
   Нахмурив чело...
   Но вмиг посветлело
   Вокруг - рассвело.
   "Что ж, будем мы вместе,
   Мой милый рыбак, о-о-эй,
   Иначе - никак".
  
   Олеандра уже вплотную подошла к дощатому настилу и уперлась в него руками, испепеляя взглядом солиста и стискивая зубы так, что из глаз брызнули слезы, а лицо горело. Когда же он закончил петь, а музыканты - играть, разъяренная дева под шум аплодирующей, топающей ногами и выкрикивающей восторженные дифирамбы толпы набрала полный рот слюны и попыталась влезть на настил с четко обозначенной целью плюнуть ему в лицо, но потом неожиданно для себе передумала и проглотила слюну - лучше все-таки иногда сдержаться, чем опозориться на всю оставшуюся жизнь.
   - Я убью тебя когда-нибудь, Гирван Элх! - пообещала она тихо, но четко, и находящиеся рядом с ней гости ахнули.
   А сам солист, уже закончивший петь, тоже услышал эту угрозу, исторгнувшуюся из уст прекрасной девушки, и после этого увидел искаженное гневом лицо Олеандры. Сия неожиданность на несколько мгновений, показавшихся ему вечностью, заставила его крепко задуматься, но затем оцепенение отпустило Гирвана, он подскочил к краю настила и, схватив девушку за руки, поднял ее на сцену.
   - Да как ты смеешь! - злобно крикнула она, ударив его по лицу правой рукой, которую ей удалось освободить. - Оставь меня немедленно, Рыбий Глаз! Слышишь? Мой отец тебе отомстит!..
   Воспользовавшись замешательством Гирвана Элха, она дернула левую руку, которую он цепко держал в своей правой, но не смогла ее вырвать, так как он мгновенно среагировал и сжал ее сильнее. После чего он перехватил и правую руку Олеандры, занесенную для нового удара, и уставил на нее проникновенный, берущий за душу и переворачивающий весь внутренний мир взгляд.
   - Не отомстит, - негромко и очень спокойно ответил он, довольный тем, что без особого труда обезвредил разъяренного и вышедшего из себя агрессора, и резким движением головы стряхнул упавшую на лицо прядь волос. - Я должен был тогда все объяснить, но не смог, потому что был сражен и обескуражен вашим гневом. Вы были тогда вне себя, так же как и сейчас, и поэтому я не сказал, что я - орриец, а у нас принято, чтобы предложение о женитьбе исходило от мужчины, хотя мы, оррийские мужчины, очень любим и уважаем своих жен, мы не верховодим над ними и также не позволяем им нас унижать. И потом уже, чтобы скрасить свое разочарование, я стал ухаживать за Фионой, но я не смог переключиться на нее и поэтому уехал, чтобы не причинять некому неудобства. Я побоялся тогда перечить девушке из знатного рода и не проявил твердости, чтобы сказать правду, но уже тысячу раз пожалел об этом. Я люблю тебя и только тебя, Олеандра! Я готов, готов и хочу на тебе жениться. А готова ли ты стать моей женой?
   Готова ли она стать его женой?..
   - Ты заплатишь за это... ты перепил йэла... Отпусти меня, Гирван, сейчас же! Я не...
   Эти слова она, к своей великой досаде, произнесла без того главного содержимого, что собиралась в них вложить - гнева и ярости. Вместо этого они получились едва ли не умоляющими. И если бы не это враз изменившееся состояние ее души, она могла бы сейчас воспользоваться моментом и убежать, потому что Гирван, чувствуя эту внутреннюю перемену, ослабил хватку и уже не стискивал до боли ее руки, а просто держал в своих, медленно поглаживая пальцами. И вот это действо, равно как и последние его слова, совершенно обезоружили девушку, наполнив все ее существо непривычным теплом, а душу и чувства новым содержанием - от громов и молний не осталось и следа.
   Готова ли она стать его женой?..
   Минуту или две он испытующе смотрел в глаза Олеандры, находившейся теперь в беспомощности и потрясении и не осознавшей еще, что с нею сейчас произошло, пока, наконец, она сама не подалась ему навстречу и не произнесла одно-единственное слово:
   - Да.
   На несколько мгновений вокруг них воцарилась странная всепоглощающая тишина, словно кто-то исполинской рукой накрыл мир покрывалом, отрезав его от шума подвыпившей толпы. Мир попросту исчез вместе со всеми звуками, красками и запахами, так же как исчезла сама мысль - так, по крайней мере, показалось опешившей Олеандре, неожиданно провалившейся в странную, обволакивающую и вместе с тем уютную пустоту, в которой было лишь ощущение блаженства. Затем сквозь эту тишину и пустоту начали как бы издалека проникать вспышки света и удивленные возгласы притихшей было толпы.
   - О-о!.. Смотрите!!
   - Все-таки он это сделал...
   - У него великий дар Богов. Я так и думала, что ему надо идти в чеманы...
   - Молодец парень!.. Кто он такой?... Как вы сказали - его зовут Гирван Элх?..
   - А чтоб тебе поделом всю жизнь было, колдун проклятый!..
   Последняя фраза, выкрикнутая в адрес оррийского певца, заставила Олеандру вздрогнуть и обернуться в сторону того, кто произнес эти слова совершенно нетрезвым, но полным угрозы, внутренней злобы и недвусмысленных намерений голосом. Но в тот момент злопыхателя уже успели поймать за шиворот и оттащить подальше от сцены, а молодой человек, на которого со всех концов глазели уже все, включая Анхилара с Фионой, уже ставшими молодыми мужем и женой, снова привлек возлюбленную к себе.
   - А может, устроить танец? - предложил один из музыкантов, устав смотреть на это затянувшееся представление. - Раз наш поэт хочет жениться, разгоним им кровь и объявим помолвку, прежде чем сами отправимся в Орри на новую свадьбу... Эх-ма!..
   И ударил в свой барабан, сделанный из медного таза, обтянутого бычьей кожей. Поставив этот странный музыкальный инструмент ребром, одной палкой он начал ритмично и задорно колотить по туго натянутой, тонко выделанной шкуре с одной стороны, а другой - по меди с противоположной, тут же другой музыкант заиграл на пастушьей флейте, а третий забренчал на дрингалине. И все трое заставили Гирвана и Олеандру плясать "безумного дракона", как незадолго перед ними это делали близнецы Анокс и Энхал. Девушка, сразу было видно, танцевать этот танец не умела вообще и делала порой неуклюжие, неловкие движения под галдеж веселящихся гостей, а ее партнер по плясовой, кружа вокруг нее, выделывал самые непредсказуемые и порой рискованные выпады, жонглировал ножами, наскакивал, изображая атакующего бешеного дракона, пускал изо рта дым, перед этим на ходу заглатывая какой-то порошок, и прочая, и прочая. Народ ликовал.
   Потом танцы кончились и начались игры. В общем, развлекались как только могли, некоторые с разбегу прыгали через нарочно разведенный для этой цели второй, небольшой, костер и даже не обожгли волос - в этом мастерстве опять-таки преуспел Гирван Элх, ставший за этот вечер знаменитым и успевший покорить сердца всего собравшегося здесь населения северной части Долины.
   А сами молодожены, отдалившись, наконец, от галдящей толпы, уединились в большом, специально поставленном для них шатре, где развели свой небольшой очаг, миловались и пели друг другу нежные любовные песни. А потом, тихо и незаметно для всех, свершилось их главное таинство, которое благословили сами Отец и Мать Богов.
  
  
  
   Глава V. Волчий след
  
   Эйре снилось, что она летит над морем на спине громадного высокогорного орла. Море было такое огромное, что его нельзя было охватить взором, то спокойное и гладкое, то пенящееся белыми, игривыми барашками. Воздух был удивительно прозрачным и упоительно теплым под лучами полуденного солнца, а земли не было видно совсем.
   А вот, наконец, и земля показалась на горизонте - не какой-нибудь одинокий утес или остров посреди безбрежного океана, а очень большая и прекрасная земля, где было много высоких гор, покрытых вечнозелеными лесами, быстрых, полноводных рек и ярко зеленеющих, плодороднейших долин. Это был щедрый, гостеприимный, благодатный край!
   Орел спускался все ниже, кружа над широкой речной долиной и, наконец, опустился на землю. Эйра спрыгнула с его спины, держась за широкое правое крыло, и перевела дух. Вокруг - никого, только шелест ветра да пение цикад в высокой густой траве.
   Эйра вышла на берег реки, распугав мелких грызунов, похожих на едва подросших и недавно прозревших детенышей кроликов, и огляделась. В тот же миг невесть откуда выскочила стайка бегущих проворных мальчишек в одних подвязках, с длинными нечесаными волосами и с воплями ужаса: "Волк, волк!.."
   Эйра вздрогнула и посмотрела в сторону леса. Никаких волков там не было и в помине, но она все же почувствовала тревогу. А потом огромный орел расправил могучие крылья и взмыл в небо и направился в лес, где затем завязалась какая-то борьба. И через несколько минут вылетел оттуда, роняя перья, и в грозных когтях его беспомощно бился истекающий кровью зверь.
  
   Сон прекратился посреди ночи, и Эйра резко села на лежанке. Ее сердце неистово прыгало в груди, как у загнанного зверька, все тело покрывал холодный, липкий пот. Нехороший это был сон, ох, нехороший...
   Но все же, тут же подумала она, не такой уж и нехороший, как ей показалось вначале - все-таки благородный орел убил злобного волка, едва не растерзавшего деревенскую детвору. Значит, сон все-таки ей приснился замечательный...
   Она вновь легла на топчан, который уже два с лишком месяца принадлежал ей, так как Анхилар и Фиона жили теперь в отдельном доме в том же Танноре, недалеко от Темианова дома, причем этот новый дом Анхилар выстроил, как издавна водилось, своими руками. Бабушка Иннола все так же жила у знахарки. Так дом Темиана и Нелиды становился со временем все просторнее и скучнее.
   Много радости маленькой Эйре и ее родителям доставляли визиты отца Амрида, его жены и двоих сыновей, из которых старшему, Итану, было около пятнадцати лет, а младшим был одиннадцатилетний Урия. Приходила также и Нолла, дочь молочника, которая в последнее время стала гораздо лучше и терпимее относиться к людям из "постороннего" племени и даже, незаметно для себя, начала перенимать некоторые их манеры, жесты и выражения.
   Дети, как и прежде, ходили в местную школу, а Итан мечтал после того, как ему исполнится восемнадцать, уехать в Авлон и поступить на службу к государю Аммосу Третьему. Как его ни отговаривали отец и мать, он твердо стоял на своем. Тогда Амрид и его жена Ианна решили, наконец, оставить Итана в покое. И тогда у их меньшого сына, Урии, появилась своя собственная дума, о которой он вскользь намекнул, но никому не рассказал.
   - А, может быть, ты мне расскажешь? - спросила у него Эйра, когда они сидели поздним январским вечером за длинным дощатым столом в кухне и уплетали пирожки с медом и лесными орехами. - О чем ты все время так много думаешь?
   Рядом с ними жарко горел огонь в печи с открытым широким очагом, и его отблески озаряли всю кухню и часть остального дома. Когда топилась главная печь, вечерами в доме даже не требовалось светильников. Это позволяло не только лакомиться сладкими пирожками, запивая их душистым травяным наваром, но и читать книги в перерывах между этим увлекательным занятием или даже во время него, что Эйра и делала, раскрыв перед собой подаренную не так давно кем-то из взрослых толстую, немного потрепанную книгу с цветными картинками и текстом написанным весьма искусным, но при этом четким и разборчивым почерком.
   - Эйра... а может быть, ты сначала мне скажешь, что ты там читаешь, и о чем все время думаешь, читая эту муть?
   - Это? - она ткнула пальцем в книгу. - Это не муть, а описания истории и уклада жизни разных даарских племен, сейчас я читаю про происхождение и жизнь эоров. Оказывается, они произошли от смешения крови тендуанцев и каких-то белокурых недоростков древнеарийского происхождения с затонувшего некогда острова Сельхиан, с примесью крови темноволосых чужеземцев с западных частей Срединной Земли, и они такие смешные.
   - Ух ты!.. - Урия едва не поперхнулся травяным наваром от такого количества неожиданно свалившихся на него новых знаний. - А что в них смешного, в этих язычниках?
   - Да почти все. Если верить этой книге...
   Далее Эйра начала зачитывать отрывок из подаренной книги:
   - ...Они так добры, простодушны, вместе с тем многие из них обладают "мертвой" хваткой во всем и это помогает им стать большими людьми. Еще порой они бывают влюбчивы даже в зрелом возрасте. Представляешь, некоторым привилегированным гражданам эорских земель разрешается заводить себе семью из двух жен, если одна из них не справляется как надо со своей ролью и при том ее муж безнадежно влюбляется в еще одну женщину и твердо решает ее завоевать. Данный обычай пошел от сельхов, культура и кровь которых до сих пор преобладают среди жителей этого сравнительно нового племени...
   - Ну и подумаешь, как будто это интересно... или я не понял, к чему ты клонишь.
   - Смотри сам... Некоторым привилегированным гражданам эорских земель разрешается заводить себе семью из двух жен. Это значит, что когда я вырасту вдали от дома и потом вернусь домой, я могу попросить старших, чтобы они меня выдали за привилегированного эора...
   - Ага... - Урия расплылся в улыбке, скорее язвительной, чем радостной. - Это про какого такого эора ты говоришь?
   - Про того, у которого скоро будет жена и куча детей, а к тому времени ему самому будет больше сорока лет, он станет привилегированным и умным, а я - взрослой и тоже умной...
   Урия не сдержался и сложился пополам от хохота, прыгая на одной ноге по полу и держась правой рукой за свой живот.
   - А, ну я уже понял! - наконец выговорил он, перестав хохотать как сумасшедший и вытирая лицо рукавом. - Это тот, который рвал себе глотку на Анхиларовой свадьбе, а ты все пыталась его переорать? Ну так он больше похож на чистокровного сельха, чем на ту помесь, которую называют эорами.
   - Ну тогда бы я сказала, что сельхи очень симпатичные...
   - Ага, и скоро этот ваш сельх женится на той фурии из Нордана. Если она его за десять лет не сожрет заживо, то, возможно, к сорока годам он станет вполне привилегированным чудом природы. Ха-ха-ха!
   - Ну хватит уже тебе издеваться, Урия! Считай, что я шутки шутила. Лучше скажи, о чем ты все время так печалишься, что тебя даже этим не рассмешишь?
   Урия вздохнул, отложив пирожок в сторону, и закрыл руками лицо.
   - Ну чего ты?.. - засмеялась Эйра, но тут же зажала себе рот ладонью, увидев, что ее другу совсем не весело.
   - Ничего... просто мне кажется, что твоя бабушка...
   - Ну вот, наш Урия решил поменять разговор, - начала сердиться Эйра. - При чем тут моя бабушка? И чего - моя бабушка?
   - В ту ночь, когда мои отец и мама спорили с Итаном, мне приснилось, что она скоро умрет, и с тех пор я об этом много думаю. И вчера мне тоже приснился сон - что она уже умерла.
   - Что ты выдумываешь, дурак! - Эйра закатила глаза от испуга и запустила в него недоеденным пирожком.
   Урия увернулся и спрятался под столом, потом вылез оттуда, стукнувшись о дубовую доску и сморщившись от боли.
   - Ничего я не выдумал, мне на самом деле снились такие сны! Ты же сама когда-то говорила, что бывают вещие сны, вот я и...
   - Но не такие же сны должны тебе сниться, олух! Пошли к моей бабушке, дурья голова, я покажу тебе, что твой сон не был вещим!
   - Пошли, пошли!
   Дети наспех надели меховые шубки, шапки и чебики и бегом по заснеженной тропинке, прихватив по фонарику, понеслись к жилищу знахарки Айниры. Несколько раз по дороге они спотыкались и падали. Урия разбил свой светильник и из него по снегу с шипением и треском выкатился горящий смоляной шарик, пока они, наконец, достигли избушки на самом краю обширного селения, переполошив всех местных собак.
   Перепрыгнув через низенькую изгородь из полусгнивших досок, они добрались до входной двери домика и принялись яростно стучать, но никто им не открывал. Лишь с левой стороны раздались тройной собачий лай и одиночное конское ржание.
   - Бабушка, открой! Тетенька Айнира, открой, это мы! Откройте нам, откройте, откройте!..
   Но никто так и не отворил им дверь, лишь лай трех матерых волкодавов стал слышнее, а на маленькие детские чебики-снегоходы налипли плотные комья мокрого, тяжелого снега. Было сыро и почти не холодно, а с неба лился серебристый свет полной луны.
   - Откройте нам, откройте! - снова забарабанили они в тяжелую дубовую дверь.
   И так барабанили долго-долго, пока не выдохлись. Наконец, скрипнула калитка, и к дому подошла Айнира со светильником в левой руке и каким-то свертком - в правой.
   - Чего вы тут шумите, негодные? - заругалась она на притихших детей. - А ну живо по домам, чего по ночам собак дразните?
   - Мы пришли к бабушке! - выпалила Эйра. - А она нам не открывает! Где она?
   - К бабушке... А кто так поздно к бабушкам ходит и спать мешает? Идите отсюда подобру-поздорову, пока целы!..
   Эйра с Урией заплакали. Что-то случилось со знахаркой, до этого она была гораздо гостеприимнее к ним и добрее. А может быть, просто притворялась?
   - Ну не ревите вы тут, окаянные! - одернула их Айнира, понизив голос. - Умерла бабушка. Волчий след на ней был, ничего не могла я поделать. А теперь идите по домам, завтра будет погребение на Круглой Поляне.
   Эйра истошно завопила. Волчий след! Проклятие Туран-дема! Но ведь...
   Всю дорогу до дома она едва сдерживала слезы, а придя домой и сбросив с себя верхнюю одежду, шапку и обувь, бросилась на лежанку и разразилась безутешными рыданиями. Урия молча смотрел на нее. Родителей все еще не было дома - они гостили у отца Амрида и обсуждали с ними какие-то важные, по их мнению, дела.
   - Ну почему, почему это случилось, почему-у-у?!! Ты обманул меня, когда сказал, что Волк не тронет больше никого из Кассидарова рода! Почему ты меня обманул?!
   - Я?.. - Урия выпучил глаза от удивления и ткнул себя пальцем в грудь. - Я этого не говорил...
   - Да не ты, а прапрадед твой!!!
   Теперь Урия уже совсем ничего не понял, что за чем стояла и при чем тут его прапрадед, а Эйра, выплакавшись, провалилась в тяжелую дремоту, перетекшую понемногу в нормальный сон. Ей снилось, что она не спеша идет по освещенной солнцем дорожке к Черному Озеру. Возле домика Седого Луня остановилась, поприветствовала сидевшего на крылечке старика-сторожа и направилась дальше в лес, к самому озеру. Дойдя до знакомой старой колоды, Эйра присела отдохнуть, достала пирожок и только принялась есть, как ее окликнули по имени.
   Она подняла глаза и увидела знакомого странника - он был, как и тогда наяву, высокий, статный и моложавый на вид, с неисчерпаемой силой и энергией в теле, во всех членах и во взгляде. И вновь его взгляд, полный неведомого человеческому разуму света, глубоко проник в ее существо, растопив тревогу, страх, злость и душевную боль и вселив спокойную безмятежность с какой-то неземной радостью и легкостью. Она вновь взглянула на него, без тени страха, сомнений и недоверия, но теперь увидела не зрелого мужчину в длинном темном одеянии, а поразительно красивого юношу с золотистыми волосами, обнаженными сильными руками и в белом одеянии с золотым поясом. Поверх этого одеяния на нем была еще накидка из лилового шелка, схваченная на груди огромной золотой брошью, из которой, как показалось Эйре, исходил свет . Вся его фигура светилась и была охвачена большим ореолом бесподобного неземного сияния, чем-то похожим, если внимательно рассматривать на собранные крылья. Рассмотреть глаза было сложнее всего, так как из них, так же как и из броши, вырывались потоки неистово яркого и теплого, но, к счастью, не слепящего глаза света.
   - Какая красивая у тебя душа, - восхитилась Эйра. - Где-то я это уже видела... но ты ли это, мой старый друг Младшее Солнце?
   Мельком у нее в голове возникла мысль, а не могло ли это существо быть поддельным дэва, или, на диалекте айха и родственных им племен - ангелом. Такие подделывающиеся духи (в последие столетия некоторые арктоарии их называли по ошибке собственно дэва или асура, в отличие от настоящих носителей Света Истины - ахура) могли быть очень опасны и часто заманивали доверчивых людей в хитрые ловушки, и только собственный голос сердца, если ему довериться, мог открыть истину. Вспомнив эти наставления из дополнительных уроков духовного становления, преподаваемым в таннорской школе заезжим учителем Агеллоном, человеком странноватым, но очень добрым и отзывчивым по своей натуре, Эйра обратилась к голосу собственного сердца, в котором, по словам учителя, прятался Дух. И тут же ей пришел краткий, но очень понятный ответ: "Это он!"
   Она хотела отвести взгляд, чтобы посмотреть, исчезнет или нет это видение, но не смогла. Прекрасный юноша тем временем приблизился к ней и сел рядом, потом положил руку ей на голову и внимательно посмотрел в глаза.
   - Почему Волк Туран-дем убил мою бабушку? - спросила у него Эйра. - Ты ведь обещал защитить наш род.
   - Да. Но моя защита сильна до тех пор, пока люди искренне верны Единому Истинному Творцу, что живет в их сердцах и являет Себя через чистые помыслы и Вдохновения, и чисты душой. Твоя бабушка нарушила наш уговор, связавшись со злой колдуньей. Она потеряла свою чистоту и связь с Богом-Творцом, ее вера ослабела, и она стала беззащитна перед силами Тьмы.
   - Айнира - злая колдунья, связанная с силами Тьмы?? Я не знала этого!
   Эйра начала плакать. Дух Странника бережно обнял ее, стал утешать и гладить по голове. От него исходило столько тепла, любви и благодати, что она совершенно расслабилась и не хотела больше ни о чем думать и печалиться, все ее существо исполнилось Любовью и Светом.
   - Я посланник Бога, и я мог бы помочь твоей бабушке, но не могу силой вмешиваться в судьбы людей, если они сами о том не просят. Иннола выбрала тьму и смерть не по незнанию, а намеренно, она обо всем знала заранее. Скажи всем своим родичам, что, если они будут искренне верну Создателю, чисты душой и будут искренне желать избавления от бед, оно придет. Оно придет через их сердца и особенно через тебя, моя маленькая Эйра, когда ты станешь моей ученицей. А теперь - спи спокойно, ничего не бойся и не думай ни о чем плохом. Я рядом.
   Видение исчезло, растворившись в приятной темноте, без тревог и кошмарных сновидений.
  

_________________________

  
   Разразившаяся снежная буря, налетевшая с гор, отнюдь не помешала почти всем жителям Таннора собраться у дома знахарки. Когда тело умершей вынесли на деревянных носилках на улицу, народ ахнул: на руках, груди и лице Иннолы виднелись многочисленные раны, царапины и ссадины, а шея была перегрызена мощными клыками. Одежда была разорвана волчьими когтями, половина кисти правой руки - откушена. Рядом с телом старой женщины лежал наполовину разорванный трупик шемара Такки. Храбрый зверек, по всей видимости, погиб первым, пытаясь защитить добрую гостью и подругу своей хозяйки.
   - Одолел-таки, зверь окаянный, - чуть слышно прошептала Нелида, прикрыв лицо рукавицей и давясь слезами. - Не уберегли Светлые Боги...
   И, подойдя к носилкам, она опустилась рядом с безжизненным телом своей матери и зарыдала. Ее подмывало наплевать на все и проклясть всех - от окаянного обортня, убившего Иннолу, до самих Солнечных Богов, которые ей не помогли, и даже самого Творца Вселенной, но остановилась в своем безумстве, вспомнив то, что ей с утра сказала родная младшая дочь: тот, кто останется чист душой и верен Создателю, живущему везде, в том числе в наших сердцах, и его Солнечным Детям, что передали нам этот Свет Истины, сможет уберечься сам и уберечь своих потомков от козней свирепого демона, поклявшегося извести всех без исключения потомков Кассидара за предательство. Вспомнив это, Нелида покаялась и стала молить Высшие Силы об упокоении и скором освобождении из плена души бедной Иннолы.
   - А ведь почтенный новый родственник наш Демодес уже передал нам приглашения от господина Тавала на свадьбу его младшего сына, - с горечью пробормотал Темиан. - Но, видно, сначала нам придется пережить похороны.
   Эйра тихонько плакала, утираясь носовым платком, некогда подаренным ей Эорнихом - этот небольшой кусочек мягкой светло-голубой ткани она всегда носила с собой как талисман или, на всякий случай, как палочку-выручалочку, и из-за этих всяких случаев ей часто приходилось стирать его в растворе порошка из мыльного корня вперемешку с цветками асфодели. Левой рукой она держалась за указательный палец правой руки любимого брата Анхилара, в сравнении с которым казалась такой маленькой и хрупкой, а справа от нее стояла Анхиларова жена в красивой песцовой шубке и пуховом платке работы заморских мастериц-островитянок.
   Водрузив тяжелые носилки на телегу, запряженную двумя матерыми волами, погоняемыми местным возничим Инваром по прозвищу Вспоротое Брюхо (полученному им за то, что однажды некий столичный лекарь вырезал ему ставший опасным для жизни "слепой отросток"), похоронная процессия двинулась к Круглой Поляне где местные жители испокон веков устраивали церемонии погребального сожжения умерших с последующим захоронением праха в земле, чтобы его не разнесли буйные ветры да дожди со снегами. Поляна эта, вырубленная посередь густого леса, куда вела единственная широкая, хорошо протоптанная тропа, находилась в двухсот двадцати сехтах южнее Звонкого Ручья. Главным погребельщиком у таннорцев был обычно Седой Лунь, страж местных лесов и гроза непутевых охотников и лесорубов. Но в этот раз все было не так, как прежде, поскольку эту роль на себя взял... отец Амрид, объявивший исконные обычаи тендуанских арктоариев языческими, а следовательно, ненужными и вредными для распространения в Даарии новой веры. Отслужив, как это было принято в его роду, длинную и томительную панихиду, он отказался развести погребальный костер и вместо этого заставил двоих крепких парней вырыть большую продолговатую яму, в которую намеревался схоронить тело умершей. Сие действо вызвало молчаливую волну возмущения у многих собравшихся здесь селян, не обошла она и Темиана с Нелидой, но вслух никто ничего так и не сказал. Невесть откуда налетела стая воронов и до самого последнего момента кружила с громким карканьем над поляной, чего раньше тут не бывало. В самый последний момент голодные хищники разочарованно разлетелись кто куда, а самые отчаянные птицы расселись по ветвям сосен, елей и могучих дубов, буков и кедров, ожидая, что в следующий раз им все-таки повезет.
   Седой Лунь, как и многие жители Таннора, втайне негодовал: обычаи предков тендуанцев и прочих племен угасающей под культурным гнетом "тихих завоевателей" Арктиды снова были попраны и втоптаны в грязь. Вместо того, чтобы возвращать тела своих предков Матери-Земле в том виде, в каком она уже готова их принять и соединить со своим благодатным чревом - в виде пепла, люди начали закапывать их, чтобы они гнили в земле, отравляя ее и плодя мерзких червей-трупоедов, и рыть для этого огромные ямы, уродующие лик прекрасной Земли! А уж заклинателя-песенника, который испокон веков участвовал в церемониях погребения, и вовсе не стали приглашать. Вот так дела!
   Однако некоторая часть таннорского народа была довольна переменами, которые произвели в их стране нынешние правители, расселив по всем городам и многим весям своих сородичей, потомков и просто верных им людей. Все же это было получше, чем дикарские церемонии и обряды колдунов - что на свадьбах, что на похоронах.
   На том месте, где вырыли и затем зарыли могилу, отец Амрид вбил в землю деревянный колышек, к которому прицепил небольшую бронзовую табличку с записью об усопшей, и заявил, что отныне все таннорцы будут хоронить умерших именно таким образом. При этом он пообещал им отвести для этих целей достаточно большой участок земли в лесу ближе к Черному Озеру и обязать кузнеца ковать из бронзы именные таблички.
   - Чтоб тебе пусто было, вражина этакая! - лютовал Седой Лунь, высунув из-под длинной бороды сморщенный кулак и постучав им по стволу старого дуба. Его никто не услышал, но зато все увидели - в первую очередь, отец Амрид, который тут же воздел руки к небесам и что-то пробормотал.
   Старика не скрючило от произнесенного не то заклинания, не то молитвенного обращения к Высшим силам, но сыпать проклятиями ему расхотелось.
  

_________________________

   После похорон Иннолы Таннор, по наставлениям отца Амрида и предшествующих до него "духовных отцов", погрузился на некоторое время в скорбь. Поговаривали, что раньше и в этом отношении здесь было иначе - люди радовались, провожая своих предков или других умерших сородичей или близких друзей в иной мир, однако приход сюда проповедников с Севера постепенно изменил многие местные обычаи и традиции коренных даарцев, навеянных сказаниями и учениями арийских ведунов. Арии стали смотреть на человеческое существо не как на нечто отдельное от тела, божественно-кристально-чистое и непорочное, временно заключенное в "темницу" для того, чтобы прожить тут определенное время, причем далеко не один раз, и уйти, набравшись бесценного опыта, а как на нечто целое, соединившее в себе и тело, и душу, и божественный Дух. А если какая-то из этих частей человека отмирала, полагалось скорбеть об утрате, но не вечно, а только некоторое время, чтобы излишней скорбью не воспрепятствовать уходу души в Небесную Обитель либо в Пустыни Мрака - смотря как жил человек, по законам Единого Творца или против таковых. Но до некоторых доходило и то, что и те, и другие отчасти были правы - хотя бы в том, что уход в Небесную Обитель Богов был освобождением, о котором говорили древние арии, а пребывание в Пустынях - продолжением получения того самого "бесценного опыта", который, между прочим, не зависел от того, жил человек рожденным в земном теле или уже (или еще) нет. Этих людей местный люд называл знающими и зачастую побаивался.
   Когда Эйре рассказывали обо всем этом родители (пока еще мало кому было известно, что они были из числа знающих), она недоумевала: как можно веселиться и прыгать радости, когда умирает близкий человек? Значит, обычай тот был плохой, не совсем чистый и неискренний. Она все это уже испытала на себе: когда умерла бабушка, очень близкий и родной человек, веселиться совсем не хотелось.
   Впрочем, мудрый человек, зная, что душа покойного уходит к праотцам в мир Света и Радости, в мир, где царит Вечная Любовь, он возрадуется в глубине души, как ребенок, но виду не подаст. Но как быть, если человек сильно нагрешил, как ее бабушка, его душу забрали демоны и уволокли в Пустыни? Тут остается только плакать, плакать и плакать! Но опять же, мудрый человек, познавший величайшую тайну жизни и смерти, не поддастся своей душой чувству бесконечного горя и утраты, а смирится с тем, что умерший человек сам избрал свою судьбу и признает то, что шанс вернуться к Создателю у него все равно остается. И внутренне обрадуется этому шансу.
   Так будь же мудра, маленькая Эйра эн Кассидар Аронай Ари! Будь мудра и всегда находи повод для внутренней радости, радуйся жизни, несмотря ни на что!
   Все эти прекрасные слова она брала отнюдь не из своей умной головки - их говорило ее прекрасное доброе сердце, ее собственная Небесная Душа и тот добрый Дух-дэва, что приходил иногда в снах или во времена раздумий долгими зимними вечерами. И эти слова она часто записывала в свой дневник, который ей подарила молодая жена Анхилара вместе с диковинным писалом и сосудом для чернил.
   Так вот где она кроется, настоящая Истина! Не в обычаях, обрядах и вероучениях, что навязывают людям духовные отцы, всякие колдуны, учителя и прочие, а в том, что говорят сами Боги Света Истины или, как было точнее, сам Бог-Творец через Них и через нас, Его Детей - из глубины наших сердец! А был ли прав отец Амрид, считавший себя "природным грешником", но при этом читаюший всем проповеди и насаждавший обычаи и традиции своего народа среди языческой Даарии? Нет! Прав ли был он, признававшийся под двумя-тремя кружками йэла, что его куда больше интересует не Бог и не вера, а деньги, которые ему якобы задолжали люди государя-наместника Аммоса Третьего? Нет! Был ли он таким уж праведным человеком, как сам всем всегда говорил о себе? Нет! И, наконец, было ли ему совестно за свой образ мыслей и поступки перед своим мудрым предком, жившим где-то в уединении далеко в горах? Тоже нет! И, наконец, догадывался ли обо всем этом его подрастающий младший сын?
   И на этот последний мучивший вопрос у Эйры вскоре тоже нашелся ответ: Урия все видел, слышал, обо всем догадывался и чувствовал сердцем неправду, но молчал, боясь наказания, а в душе его назревал бунт.
   Главную же и самую сокровенную тайну - где прятался Волк Туран-дем и как его можно было достать, чтобы уничтожить, ей так и не удавалось узнать. Каждый раз, когда она пыталась это выяснить, пробуя разные подходы и ища лазейки, чтобы добыть тайное знание, неизменно приходил один и тот же ответ: "Об этом ты узнаешь, когда тебе исполнится двадцать лет".
  
   Эйра закончила записывать, захлопнула дневник, отложила писало в сторону и размяла задеревеневшие пальцы на правой руке. Несмотря на то, что от долгой работы пальцы изрядно уставали, писать палочкой, подаренной Фионой, было сплошным удовольствием: кончик пера, на который очень медленно и равномерно стекала густая жидкость из хрустальной чернильной головки, скользил по плотной желтоватой бумаге легко, свободно и почти не оставляя клякс. В чем заключался секрет "волшебного" писала, ей так и не удалось разгадать. Даария была очень развитым и богатым на таланты государством, и здесь в разных многочисленных городах и селениях жили изобретатели и умельцы, изготавливавшие самые разнообразные диковины, над устройством которых нередко приходилось долго ломать голову, а если такая штуковина ломалась, то никто не мог ее починить, кроме мастера, ее изготовившего.
   Говорят, книг в Даарии до последних трех столетий тоже не было и народ со времен появления письменности оставлял свои записи на длинных листах из чего-то похожего одновременно на ткань и на бумагу, или в переносных "книжках" из очень тонких деревянных дощечек, а чаще всего даарцы писали где попало и как попало. Изобретение такой бесценной вещи, как книга, приписывали либо великому духовному отцу (или, по-старому, Жрецу) Аноку, известному, кроме всего прочего, как знаменитый ученый, изобретатель и писатель, либо его предшественникам, бывшим уже давно на Святых Небесах. Во всяком случае, тайна происхождения письменности и книг в Даарии так и оставалась неразгаданной. Кое-кто утверждал, что книги были не изобретены в Даарии впервые, а знание о них было принесено потомками исчезнувших атлантов и частично представителями народа айха гораздо раньше, чем было востребовано. Самые умные из школяров заявляли, что изобретение, точнее, "воззвание к жизни" книг в Даарии принадлежит некоему Ормасу, жившему неизвестно где и невесть в какие времена, и показывали отрывки из книг по истории, где об этом было написано. Скудость знаний об этом, как и о многом, была вызвана тем, что история Даарской Земли, переназванной позже Даарским царством, была изрядно "подтерта" издателями, действовавшими в интересах правительства. Но оставалась надежда, что утерянные знания все же хранятся в записанном виде, как предполагали многие, в двух местах: в Тайной Библиотеке царя-наместника и в личном книгохранилище главного Жреца в самом сердце Центрального Нагорья.
  
   - Мама, - позвала Эйра, закончив в очередной раз писать в своей записной книжке. - Ма-ам...
   Нелида нехотя оторвалась от станка, на котором делала очередную пейзажную вышивку - "Сражение под Арханоном" - для продажи на городской ярмарке.
   - Что случилось, милая?
   - Мам... а хватит ли нам всем, кто в нашем роду, сил сохранить чистоту души, чтобы не достаться гнусному Волку?
   Та вздохнула и отхлебнула немного парного молока из резной глиняной чашки.
   - Так вот что тебя тревожит, мое дитя... Раньше ни нас, ни наших предков это не беспокоило - я жила далеко отсюда, а твой отец Темиан всегда считал Туран-дема Предком и покровителем своего рода, а потом он стал и моим покровителем, и твоих старших братьев. Он никогда не делал зла тем, кто был предан ему и считал своим. А вот теперь, когда мы предали этого покровителя, послушав забредшего к нам жреца, он стал для нас чужим, а мы - ему, и теперь он мстит нам. Теперь вместо того, чтобы беречь Кассидаров род и помогать умершим через ряд потусторонних испытаний вернуться к Предкам, он хочет заточить наши души в темницу, откуда нет выхода, пока его власть над нашим родом не свергнут Светлые Боги. И чтобы его месть была скорее и вернее, Волк ищет способы как можно скорее извести нас смертью. Пути назад нет и не будет, поэтому мы решили объединиться с Богами Света, которые отведут от нас угрозу либо нас - от нее.
   Эйру поразило многословие матери - прежде она никогда так много за один раз не говорила.
   - Да... но ты не забыла и о моей роли тоже?
   - Нет, дорогая, я не забыла о твоей миссии. Мы согласились терпеливо ждать десять лет до тех пор, когда ты избавишь нас от этого проклятия. На тебя теперь вся надежда.
   - Я не подведу.
   - У тебя сильный дух, дитя мое, но будь осторожна. Туран-дем - дух Тьмы, он может быть коварен и очень опасен. Он не смог сам подойти к твоей бабушке Инноле, но для этой цели использовал знахарку. Айнире удалось под его властью совратить бабушку, она научила ее общаться с духами Пустынь Мрака и колдовать с их помощью и силой.
   - А что случилось с Айнирой? Ее нет в Танноре!
   Мать промолчала, отпила еще один глоток молока и ответила:
   - Айнира ушла в лес и пока еще оттуда не вернулась. Даже Лунь не знает, где она, и это меня пугает.
   - Хочешь сказать, ее волки съели?
   - Это вряд ли, дочь моя. Если она связалась с Туран-демом, повелителем местных волков, они не могут ее тронуть, тем более, в наших лесах их почти всех передавили таннорские волкодавы.
   Эйра неожиданно широко раскрыла глаза и рот.
   - Матушка... а откуда ты так много всего знаешь? Я ведь только собиралась все рассказать сама! Ты что, читаешь мой дневник?!
   - Нет, - засмеялась мать. - Ты разговариваешь иногда во сне, мое милое дитя.
   От удивления Эйра едва не брякнулась мимо шестиногого деревянного табурета с подставкой, на котором сидела, но чудом удержалась на месте.
   - Невероятно! Я разговариваю во сне?? А... мама... у тебя есть клейкое полотно?
   - А зачем оно тебе? - удивилась Нелида.
   - Буду на ночь заклеивать себе рот, чтобы не болтать. И буду делать так всегда и везде, чтобы никто никогда не узнал от меня лишнее, чего не надо знать. Дашь или нет?
   Оторопевшая женщина отодвинула подальше чашку с остатками молока, чтобы не расплескать их по всей комнате, потом закатилась безудержным утробным хохотом и в этом порыве едва не сломала вышивальный станок.
   - Ну что смешного-то? - рассердилась Эйра. - Дашь или нет полотно?
   - Нет, не дам, - наконец выдавила из себя Нелида сквозь смех и слезы. - Потом еще отчищай с твоего лица смоляно-восковую смесь, мыльного корня не напасешься. Расскажи-ка мне лучше, с кем ты там все время разговариваешь во сне. Он каждую ночь к тебе приходит?
   Она перестала смеяться как безумная и сделала серьезное лицо, а глаза девочки заблестели, как два бриллианта.
   - Нет, не каждую, но это бывает часто. И он очень хороший...
   - А кто он? - не терпелось выяснить Нелиде.
   - Один из детей Солнца, он называет себя Младшим Ра и иногда еще приводит своих сестер и братьев. Один из них выглядит точь-в-точь как он сам, но такой скромный и так мало говорит...
   - Любопытно... а как он выглядит, твой Младший Ра?
   - Ну.. он такой... очень большой, красивый и ярко-ярко светится, и за спиной у него вот такие вот крылья! - Эйра развела руки в стороны.
   Нелида улыбнулась и отстранилась от станка.
   - Так это же дэва! Отец Амрид часто рассказывает об этих крылатых духах, но каждый раз предупреждает, что далеко не все они несут Истинный Свет и служат Создателю. По его словам, настоящие приходят лишь к людям, чистым и возвышенным душой, чувствами и помыслами, и часто любят приходить к детям, если они чисты и невинны.
   - Значит, к отцу Амриду они точно не приходят, - подметила Эйра.
   - Ну откуда ты это знаешь, дитя? Сам такое сказал?
   - Отец Амрид - злостный грешник, один из таких, кого он осуждает. У него грязная душа и закрытое сердце. И это мне сказал сам Младший Ра.
   Она испытующе поглядела в материны глаза. Что ж, подумалось Нелиде, если и ее девочка и впрямь общается в своих снах с одним из великих Духов Небесной Обители, может, так оно и есть. Временами она поражалась таланту Эйры обо всем знать и догадываться, и еще тому, что ее, этакую козу, ни за что было не переспорить. Выходило так, что не она, Нелида, воспитывает свою дочь, а, напротив, родная дочь, притом самая меньшая и самая непоседливая, воспитывает ее...
   - Он не просто дэва, - напомнила ей Эйра. - Он один из Детей Великого Бога Солнца, которого многие зовут Ра, а жители Срединных Земель называют Родом, некоторые последователи атлантической ветви - Гелиосом или Фебом. И он, этот Сын великого Ра - небесная душа Странника... то есть Эорниха... то есть...
   - Что-о-о?! - Нелида вскочила со своего шестиножника, опять чуть не свалив со стола вышивальное приспособление.
   - Не бойся, матушка. Я не умею лгать.
   Опешившая женщина не сразу пришла в себя, а когда это случилось, рухнула тяжелым кулем обратно на табурет и вытерла со лба выступивший пот.
   - Я слышала много баек про этого Эорниха, но не таких абсурдных. Я согласилась с тем, что это знаменитый Анок Второй, ставший главным Жрецом Ра после своего официального отречения от государственного трона. Но это говорил он сам, а вот про этого духа, который великий Дэва...
   - А что он?
   - Ты сказала, что видела еще одно такое же существо во сне. Так вот, эти Близнецы до прихода правителей айха испокон веков были в пантеоне наших предков - арктоариев, и отец Амрид никогда о них не говорил. При чем тут Эорних?
   - А при том... что я видела и знаю.
   - Да этого просто не может быть! - возразила Нелида. - Я встречала однажды его здесь, он пришел к нам в дом как простой бродяга, и он вовсе не похож ни на кого из Детей Солнца. Скорее, он больше похож на отца Амрида, потому что является его предком-долгожителем.
   - Ну почему ты мне не веришь? - продолжала упорствовать Эйра. - Когда я встретила этого Эорниха на Черном Озере в начале первого месяца жатвы, то заметила нем силу самого Великого Солнца, а потом уснула у него на руках и увидела во сне его крылатый дух. В другой раз я увидела Эорниха во сне и он превратился в того же самого сияющего дэва. А потом позже, в моих снах... Ну поверь мне, пожалуйста...
   Нелида поморщилась и сглотнула слюну.
   - П...постараюсь... Но это все так необычно... ты даже... уснула на руках у этого человека, у самого Верховного Жреца Даарии! Знал бы это отец Амрид... А ты ТОЧНО уверена, что он - один из Них??
   - Ну вот, опять не веришь.... Да, да, да, ОН - один из Них! Он не говорил этого, но я догадалась сама, что он - Младшее Солнце...
   - Ядреный суслик... ну ладно... а как он вообще с тобой обращался, наяву и в твоих снах?
   - Очень хорошо обращается. Он ласковый, любит обнимать, гладить, утешать, вселять надежду и развеивать печали. И еще он учит все понимать, что есть что и как все устроено в этом мире. Мне с ним всегда очень хорошо.
   - Ну раз так... - Нелида вздохнула. - Если тебе действительно с ним хорошо и если это не твое безумие после той болезни, то я готова тебе поверить. Если это действительно так, то он ТОЧНО может спасти наш род и наших будущих потомков и научить тебя, как это сделать. Но мне потребуется время, чтобы сопоставить в уме два несовместимых факта...
   - Каких же, матушка?
   - То, что человек, предложивший тебе у него обучаться, носит в своем сердце Сущность одного из Сыновей Ра, и то, что злостный грешник Амрид, извративший Учение наших Богов - его потомок. Подай мне браги, детка, мои мысли мешаются...
   Эйра послушно налила матери полную чашку пенящейся, резко пахнущей кислятиной жидкости из большой бочки, стоявшей в углу поварни, и мать пила, пила, пока ее голова со стуком не упала на станок.
  
  
  
   Глава VI. Путь к новой жизни
  
   Огромная хищная птица с блестящим на солнце сизовато-золотисто-бурым оперением кружила над Долиной. Она не искала себе добычу, коей насытилась уже вволю в горах Тендуана, а зорко осматривала окрестности. Это был орел, но не из тех, что встречаются иногда на скалистых вершинах Западного Кряжа. Те были не особо крупные, с более темным оперением и какие-то больше дикие, недоверчивые и иногда даже опасные. А этот был явно нездешний - очень большой, необыкновенно красивый. Было похоже, что он не ведал страха и был поистине благородной птицей.
   Орлы в Арктиде издревле были союзниками человека и никогда не являлись его врагами - даже те, которые временами нападали на заблудившийся домашний скот. Легенды повествовали о том, как древние цари и более мелкие князья, правившие этой страной еще до прихода Династии Айха, да и некоторые нынешние, приручали этих птиц, вступая с ними в некий тайный сговор. Среди коренного населения Даарской земли дух в теле орла почитался как однин из самых чистых, светлых и высоких среди всех известных духов, и поэтому древние считали себя и своих правителей потомками рода Великого Орла, чей образ был почти стерт из истории и памяти нынешних арктоариев, а легендарный род - забыт. Нынешние правители, их многочисленные потомки и сторонники, естественно, не считали себя потомками языческого бога-птицы, но тоже, неся в своих сердцах посеянный издавна, как они считали, суеверный страх, не смели относиться к орлам как к существам, стоящим ниже их самих по воображаемой иерархии, относиться к ним как к животным, и втайне испытывали к ним невольное почтение. Если драконы, жившие, согласно легендам, на этих землях, а позже канувшие в Вечность, были разные - одни добрые, дружелюбные и справедливые, другие - злые, жестокие, коварные, трусливые и подлые, а третьи - просто никакие, то об орлах такого сказать было нельзя, за редкими, пожалуй, исключениями, когда их описывали слишком гордыми для того, чтобы снизойти до тех, кого они считали ниже себя - тогда они просто переставали быть Орлами и после своей смерти рождались ящерицами или скорпионами. И в нынешние времена, и раньше люди рассказывали, что орлы нередко спасали деревенских жителей, в особенности детей, от крупных лесных хищников, предупреждали целые племена о нашествиях врагов, стихийных действиях и проч. Некоторые из них даже становились хранителями небольших селений, деревень и хуторов, особенно в горах.
   Впрочем, все это приписывалось, как правило, далеко не всяким орлам, а преимущественно обитателям центральной части материка, в частности, гористого острова Меррахон, расположенного в самом сердце Арктиды посередине громадного озера, не замерзающего зимой и дающего начало четырем самым крупным рекам.
   Орел, облетавший окрестности долины реки Быстроводной каждую весну, был одним из коренных обителей загадочного Меррахона, но повадился наведываться сюда еще тридцать лет тому назад. Тогда он был еще совсем молодой птицей, которую привез сюда Бродяга, прилетев с Меррахона на самодельном птеропланере. Местный народ недоумевал, зачем жрецу-отшельнику вообще приспичило наведываться в их селение, да еще и с полуторагодовалым птенцом орла - это и по сей день оставалось загадкой. С тех самых пор этот орел повадился каждую весну, за два месяца до праздника Великого Солнца, прилетать сюда и оглядывать своим взором пробуждающуюся Долину.
  
   Весна в Даарии, особенно к югу от Центрального Нагорья, всегда была ранней и бурной, если не считать, что восемь тысяч лет назад и раньше зимы, весны и осени тут не было совсем, в зимние месяцы здесь было просто немного прохладнее и дождливее. Снег сходил очень быстро. Река Быстроводная, вытекающая из великого Озера Ветров, зимой почти не замерзала, чего нельзя было сказать о реках, бегущих по северным землям материка, не омываемым, как в южной его части, теплым морским течением. Зимы там были суровее, чем на юге, и реки с первого месяца зимы до первого месяца весны были скованы льдом, по которому несведущие путники могли запросто ходить пешком или ехать на лошади. Но сведущие люди знали, что крупные реки таили в себе смертельную опасность: на середине русла лед был намного тоньше, чем у берегов, и часто оставались обширные полыньи, так что переправляться по этим рекам на другой берег пешком или верхом на лошади приравнивалось к самоубийству, а умышленные попытки делать это нередко карались по закону, запрещавшему суицид.
   В южной части Арктиды реки, не замерзающие зимой или замерзающие совсем немного, мало разливались, когда таял снег, и поэтому в долинах этих рек больших наводнений никогда не бывало. Гораздо более опасны были средние и малые реки, берущие начало в ледниках высоких гор: когда эти ледники таяли весной, эти реки широко разливались и затапливали все вокруг, поэтому люди старались селиться подальше от их берегов. Таких рек больше всего было на севере страны, потому и крупные реки, в которые они зачастую впадали, тоже изрядно разливались, когда приходила весна.
  
   Орел долго сидел на скалистом выступе неподалеку от излюбленного им Черного Озера, затем вновь поднялся ввысь и стал облетать окрестности, удаляясь все более к югу и приветствуя пробуждающуюся жизнь. На березах и ивах набухали почки, но Солнце еще не набрало свою силу, и Великий Праздник жители огромной страны станут отмечать тогда, когда оно вступит полностью в свои права, разгонит последние остатки зимнего сна Природы и пробудит ее к полной жизни, когда вся земля покроется изумрудной молодой травой, на деревьях распустятся молодые листья, а на фоне зеленого марева расцветут желтые одуванчики, оранжевые купальницы, пестрые разноцветные лилии и лиловые рододендроны.
   Босоногие ребятишки, скинув с себя теплую одежду и, оставшись в накидках поверх тоненьких рубашек и платьиц, носились по освободившимся от снега лужайкам и полянкам, собирая подснежники и вбирая в себя тепло ранней весны, которая здесь никогда не была холодной. Дети Таннора и всех остальных селений и городов Долины никогда не знали простуд и других подобных хворей, так как даже зимой частенько бегали босиком по чистому, сверкающему на солнце снегу. Хотя это не было столь удивительно, как может показаться читателю: даже в самые холодные зимы в долине реки Быстроводной аппарат Гвендона Астараксиса никогда не показывал больше двухсот голубых палочек.
   Девочка-подросток с длинными темными волосами сорвала несколько фиолетово-белых подснежников и, подняв ясные глаза к ярко-голубому небу, увидела парящего в лучах весеннего солнца большого орла. Увидела и засияла от внезапно нахлынувшей радости: ведь эта благородная, сильная и прекрасная птица была очень похожа на ту, что привиделась ей во сне зимой и убила свирепого волка, напавшего на местных мальчишек.
   Сделав несколько широких кругов над поляной, раскинувшейся на краю леса довольно далеко от смертоносных низинных болот, орел начал спускаться все ниже и ниже, пока не приземлился на большой гранитный камень почти рядом с замершей от удивления Эйрой эн Кассидар. Она не испугалась, не вскрикнула и не убежала куда глаза глядят, а заворожено глядела на древнего друга человеческого рода, прямо ему в глаза. А глаза у этого орла были пронзительны, добры, очень умны и даже мудры.
   Эйра осторожно подошла и приветственно коснулась правой рукой клюва, слегка постучав по нему маленькими пальчиками - орел почтительно наклонил голову вперед и слегка набок. Безусловно, подумалось ей, эта птица понимает нас, людей, без слов. Вот только ей, девчонке в общем-то не робкого десятка, сейчас не хватило бы мужества и смелости попросить этого орла посадить ее себе на спину и улететь вместе с ней на Меррахон...
   Да и незачем было рисковать, ведь через два месяца или даже немного меньше ей и так предстоит уехать туда на целых восемь лет, А еще через два года...
  
   ...Эйре представилось или померещилось, что она, придерживая одной рукой подол длинного запахивающегося платья из плотной темной материи, под которым был спрятан прицепленный к поясу меч в ножнах, а другой - женский ручной лук и колчан со стрелами, бежит через полыхающий яростным огнем лес. Она уже не худенькая десятилетняя девочка с пухленькими щечками и плоской грудью, а стройная, грациозная двадцатилетняя красавица, из-за права жениться на которой в родном селении уже передрались между собой почти все холостые парни. Длинные волосы густыми темными волнами колыхались от ветра и быстрого бега, изящный серебряный обруч с одиноким сапфиром посредине, вставленным в золоченую оправу, неприятно сдавливал лоб и виски, рубиновое ожерелье при каждом движении больно било по высокой, полной груди, а глаза были мокрые от слез, перемешанных с потом, дымом и копотью. Ветер да огонь, огонь да ветер...
   Она бежала бесконечно долго, пока, наконец, не увидела то, что осталось от домика Седого Луня. Древний старец метался в агонии, оглашая лес предсмертным воплем; его длинные волосы, борода и ветхая одежда занялись пламенем, а позади него, прямо перед глазами оторопевшей девушки, с глухим стуком падали полыхающие балки и бревна, поднимая огромные снопы искр. Не успела...
   Позади внезапно раздался непонятный шум, треск и после этого - зловещий рык. Девушка обернулась, немедля зарядив лук и натягивая тетиву, потом, действуя по известному лишь ей плану, диктуемому внутренним чутьем, отбросила это оружие и вынула из ножен заветный меч, чтобы поразить им врага, вынашивающего в себе черные планы погубить весь ее род...
  
   Ощущение прикосновения сзади развеяло жуткое видение, навеянное то ли припекающим весенним солнцем, то ли завораживающим взглядом меррахонского орла. Эйра вскрикнула от испуга и резко обернулась, но то был вовсе не ненавистный Волк, а всего лишь конопатый мальчик с веселыми серо-зелеными глазами и рыжеватыми кудряшками - Урия.
   - Что ты тут делаешь? - спросил он самым беспечным образом. - И откуда здесь этот странный орел?
   - Он мой друг, только я не знаю его имени. Поздоровайся с ним, Урия.
   - Э-э, нет, ты чего? - попятился тот. - Я его боюсь!
   Эйра глянула на него с плохо скрываемой смесью удивления и презрения. Вот уж точно, все признаки вырождения налицо. Чему, интересно, этого мальчишку учит его никчемный отец?
   - Не бойся, - усмехнулась она. - Орлы - давние друзья и помощники людей, но только если относиться к ним подобающе, а не как к тупым животным, и не пытаться их себе слепо подчинить. Они любят свободу. Если договориться с ними, то орлы могут даже покатать нас на своей спине. Мне это рассказывала бабушка, пока была жива, в детстве они ее часто катали.
   - Договориться? С птицами?! - выражение лица Урии стало до невозможности глупым.
   - Ну да... а что в этом такого? Они не глупее нас.
   - Мой отец бы с этим поспорил, но я, так уж и быть, тебе поверю.
   Эйра потупила взор. Вот дурак! Слушает своего безмозглого отца, которому нужны в жизни только власть почет и деньги, деньги, деньги, и который ничего не смыслит в самых простых житейских премудростях...
   - Слушай, Эйра, - неожиданно оживился Урия, - а это что, действительно правда? Про Волка, про твою миссию и все остальное?
   Она вскинула голову и пронзила его взглядом больших глаз, ставшим теперь холодным и острым, но уже через мгновение - сочувствующим.
   - Ты совсем тупица, Урия, - сказала она, вздохнув, как бы подытоживая то, о чем давно и долго до этого думала. - Я что, похожа на заигравшуюся фантазерку? Конечно же, это правда!
   - А то, что ты влюбилась в того тридцатилетнего язычника, который женился на сестре Фионы - тоже правда?
   На этот раз глупым стало выражение лица Эйры - от того, что она едва сдержала начавший подниматься из всех глубин ее загадочного существа сумасшедший хохот.
   - А вот это, дорогой мой друг Урия - нахальная ложь, которая в народе называется словом "шутка". Ну подумай сам... я ведь еще не выросла и не знаю, что это значит - влюбиться, особенно в этого... тридцатилетнего... не смеши меня больше так.
   - Странная ты, Эйра. Всегда такая разная, то весенний цветок, то металл клинка, то пламя, то уязвляющий яд ... Чего от тебя еще можно ожидать?
   - А чего ты хочешь? - ухмыльнулась она.
   - Я бы хотел, чтобы ты не уезжала. Сколько лет ты будешь жить на этом острове?
   - Восемь. А потом я вернусь, чтобы два года прожить в миру, прежде чем выполню возложенную на меня миссию. Я должна буду отправить Туран-дема туда, откуда они пришел до того, как стал тем, кем он сейчас является, чтобы он больше не скитался по нашей земле, не убивал невинных людей - моих родных и близких, и не забирал себе их души. Эорних научит меня, как это сделать.
   - Вот, Эйра. Ты все время меня называешь то дураком, то тупицей, а ведь этот твой знакомый, которого ты называешь Эорнихом - мой прапрадед. Он открыл тебе свое настоящее имя?
   - Конечно, еще в самую первую нашу встречу, и показал мне свой истинный облик.
   Урия разинул рот от изумления и плюхнулся задом на мокрую землю. Потом встал, отряхнул штанишки и уставился на Эйру.
   - Значит, ты точно попала... даже у нас никто из семьи не видел и не знает этот секрет. Есть такой негласный уговор с самого начала эпохи Благоденствия: тех, кому этот человек открывает свою тайну и показывает истинное лицо, всего единицы, им он особо доверяет и со временем открывает все свои тайны, даже свое истинное имя, которое никому не положено знать... Этих людей он считает своими братьями или сестрами и взамен от них требуется держать язык за зубами, если только не держать обет молчания. А он не открыл тебе свое истинное сущностное имя?
   - Нет. А это нужно?
   - Я не знаю... меня никто никогда в это не посвящал, но я верю знающим. Все эти тайны знают только избранные. Я слышал только то, что было разрешено слышать. Говорят, когда Анок уйдет из этого мира, его сильно возвысят в ранге на небесах и дадут новое имя, которое узнают многие люди. И еще - что многие из них начнут использовать это имя не всегда в высших целях, тогда он скроется из мыслей и духовного мира людей... но потом, через несколько тысяч лет, опять вернется.
   - А-а... - Эйра призадумалась. - Откуда ты столько знаешь? Не думаю, что знающие так много рассказывают всем подряд.
   - Ты - не все подряд. Мне это рассказала одна подруга моей матери, которая иногда заходит к нам в гости. Отец не знает, он обычно запрещает обсуждать все, что может подорвать его идеалы. Та женщина сказала, что мой отец - предатель нашего рода...
   - А о каком таком истинном имени ты говорил, что... ну, в общем, про негласный уговор? Это имя, которое дают при рождении, а потом скрывают от всех?
   Урия сделал отрицательный жест рукой.
   - Нет. По традициям айха, мы не скрываем имени, данного при рождении, и недаем друг другу прозвищ. Я говорил об имени, которое не дают родители, а которое человек носит ВСЕГДА... ну ты понимаешь?
   - Понимаю, - ответила Эйра. - Я слышала, что люди рождаются много раз и у каждого из нас есть истинное духовное имя, но я не знала, что оно может меняться и что о нем могут узнавать люди.
   - А вот так.. люди из рода, который вы почему-то называете "родом Солнца", я так и не понял, почему... иногда делают то, что остальные никогда бы не стали делать. Наши предки не боялись.
   - Ну так я не знаю многого, что знаете и делаете вы я ведь не из рода Солнца...
   - До сих пор так считаешь, - засмеялся Урия. - Ты и потом станешь это утверждать, когда человек из рода Солнца назовет тебя своей сестрой?
  
   Тем временем орел, все это время молча наблюдавший за детьми, начал не спеша расправлять могучие крылья, потом медленно развернулся на камне и взмыл в воздух. Эйра с Урией помахали ему руками и прослезились.
   - Лети, друг.
  
   Праздник Великого Солнца неотвратимо приближался, и некоторым жителям Долины нужно было за неделю до знаменательного дня собраться в путь, чтобы успеть добраться до священной горы Меру на острове Меррахон. Впрочем, для большинства обитателей Таннора и других селений и даже городов пресловутая гора вовсе не была никакой священной, и они отмечали этот праздник по-своему, каждый в своей вотчине, никогда в жизни не видевши ни самого острова, ни горы на нем. Из всего населения Таннора ее воочию видели всего четыре или пять семей, но уж зато они совершали туда паломничества каждый год.
   Темиан с Анхиларом, переехавшим двенадцать дней назад с женой в родительский дом по причине пожара, устроенного среди ночи пьяным домоуправляющим, готовили большую семейную повозку с откидывающимся назад верхом к дальней и очень серьезной дороге, смазывали салом движущиеся сочленения и рычаги, подбивали разошедшиеся деревянные и металлические детали и прибивали к сиденьям мягкие подушки, обитые темно-зеленым бархатом. А Анокс с Энхалом, прибывшие ровно на месяц домой, вместе с нанятым конюхом приводили в порядок двоих жеребцов - длинногривого вороного Люциона и гнедого Кастрамана. Молодая кобыла про прозвищу Стрекоза оставалась дома: негоже было кобылице, особенно ожидающей жеребенка, везти семейную повозку или даже отправляться просто так в столь дальний путь. Так что мечта Эйры ехать самостоятельно верхом на Стрекозе так и осталась несбывшейся.
   Когда все было готово, все семейство Темиана, за исключением семьи Инвара и Исионы, которые собрались ехать на собственной колымаге, расселось по мягким сиденьям. Странное дело, подумалось Эйре, что Исиона берет в дорогу двух совсем маленьких детей: Темиан с Нелидой никогда не брали своих отпрысков в такую дальнюю поездку, пока им не исполнялось десять лет. Это касалось близнецов и Исионы, тогда как Анхилару в день обращения было уже двенадцать.
   Под конец Темиан, взгромоздившись на особое сиденье впереди повозки, которое почему-то называл "козлами", и пристегнул себя к ней двумя широкими кожаными ремнями, чтобы случайно не упасть с этих самых козел на горной дороге. А Анхилар тем временем сначала помог усесться своей беременной жене, потом легко подхватил на руки Эйру и угнездился вместе с ней справа, рядом с Фионой. Младшая сестра даже не успела опомниться. Близнецы устроились друг против друга ближе к передней, искусно выделанной стенке, отделяющей их от козел, подложив под себя подушки. Наконец, отец этого дружного семейства, кряхтя, натянул поводья, потом отпустил, стеганул коней самодельной плеткой, скомандовав им ехать, и повозка, скрипнув всеми четырьмя колесами, тронулась с места и покатилась по широкой, но колдобистой дороге на север. Конюх помахал им вслед рукой и закрыл массивные ворота.
  
   Путь действительно, как заметила Эйра, был неблизкий. Сначала перед глазами проплывали изредка встречающиеся деревни, одиночные имения и придорожные заездные дома в северной части Долины, затем пара небольших городов, после чего дорога завернула круто на восток, так как с запада с севера выросли крутые горы, покрытые лесами. С левой стороны прямо к дороге подступали скалы и каменные выступы, поросшие густым ярко-зеленым, коричневым, красно-рыжим и черным мхом, а справа от дороги росли кустрники, за которыми виднелся высоченный обрыв - смертельно опасный спуск к Великим Озерам. Если вдруг случайно их телега съедет с дороги влево и угодить с обрыва вниз, подумалось слегка испугавшейся Эйре, то смерти точно никому из них не миновать.
   К концу дня дорога начала спускаться и постепенно перешла в глубокий разлог, на дне которого, в долине небольшой реки, раскинулся большой, освещенный многочисленными огнями долговечных фонарей и факелов город с высокими каменными стенами и несколькими высоченными башнями-крепостями. Этот город был намного больше и по своему виду мрачнее, чем Нордан, но не крупнее Арханона и особенно Орри.
   - Что это за город? - спросила Эйра, легонько ущипнув брата за правое плечо.
   - Энивад-Сар-Танатур, по-нашему - Черный Город, - ответил Анхилар. - Он является первым перевалочным пунктом на этом пути и нам его не миновать, придется заночевать в местном трактире.
   Эйра припомнила все, что ей рассказывал об этом городе Эорних, и ею тотчас овладели ужас и беспокойство, которые Анхилар тут же в ней заметил.
   - Не бойся, Эйра, - сказал он, успокаивающе погладив ее теплой ладонью по щеке. - Конечно, этот город давно обрел дурную славу из-за буйного и не всегда порядочного нрава местных жителей - секенаров, всяких беспорядков и прочих неприятностей, которые они иногда устраивают, но это случается далеко не всегда. И сейчас, мне кажется, хозяева местных гостиниц необычайно гостепрримны - ведь столько народу сейчас едет через этот город в строну Центральных Гор на Меррахон и в Далбос.
   - Далбос? А это что такое?
   - Это такой большой город, пограничный пункт в горах между Севером и Югом нашей страны. От Далбоса ведут три дороги, одна из них поворачивает на восток и ведет в Авлон, другая - дальше на север и потом еще разветвляется, а третья уводит на запад - в сторону Центрального Нагорья, и затем ведет к Озеру Ветров. Никогда не говори секенарам, что едешь на это Озеро или на остров Меррахон, лучше говорить, что едешь в Далбос.
   - А что будет, если им это сказать?
   - Тогда, - вмешался Анокс, - они начнут у тебя выпытывать, зачем мы туда едем, к кому и с какой целью, и заставят показывать им дорогу к горе Меру.
   - Тише ты! - легонько пнул его Анхилар.
   - Это что - правда? - спросила у него Эйра.
   - Не совсем. Но они запросто могут за нами увязаться и не отставать до самого Озера, а некоторые из них могут нас убить, узнав туда дорогу. Хотя с нами, слава Великому Солнцу, такого ни разу не случалось. Но все равно, даже узнав дорогу и оказавшись на берегах Озера, дальше они не пройдут.
   - А на лодках или планерах?
   - Озеро охвачено вечным течением в направлении вращения земных магнитных сил, если смотреть с берега Большой Земли - справа налево, а если с острова - слева направо. Это течение образуется и усиливается ветрами, которые дуют там все время, поэтому на лодках до острова не добраться. На планере тоже не выйдет, потому что ветры все время дуют по кругу и они достаточно сильны, чтобы отклонить планер с курса, а когда там буря - то выбросить вон, как щепку. Можно подняться при желании выше, туда, где нет ветров, и перелететь, но тогда умрешь от удушья, на такой высоте слишком разреженный воздух. И вообще, я слышал, что секенарам воздушные путешествия чужды, они очень боятся высоты.
   - Тогда как мы сами попадем на остров? - не унималась Эйра. - У нас ведь нет планеров.
   - На пароме. На острове четыре больших парома с паромщиками, которые приплывают каждый в свою сторону, если подать сигнал - развести на берегу костер. Паромы на Меррахоне большие, тяжелые и мощные, их не могут унести течение и ветры, и потом, островитяне как-то умеют ослаблять ветер до почти полного прекращения. Мы все это уже много раз видели, тебе понравится.
   - Но ведь и секенары могут развести костры...
   - Могут... но они не знают одной хитрости. Какой - увидишь сама, когда приедем.
   - Хорошо, брат.
  
   К Энивад-Сар-Танатуру подъехали, когда было уже совсем-совсем темно. Дорога проходила мимо города совсем недалеко от его стен, но вдоль нее не было ни одного трактира или постоялого двора, поэтому ночевать в любом случае предстояло в городе, куда вела ответвляющаяся мощеная плоским камнем дорога. Не в телеге же коротать до утра время, не евши! Правду сказал Анхилар: чему быть, того не миновать, вернее, не миновать им Черного Города.
   Гигантские ворота из дерева и металла медленно раскрылись, пропуская их, и два привратника протрясли и проверили все их нехитрое имущество. Оружия нет - значит, хорошо, иначе бы пришлось сдать его на хранение местным стражам порядка, а потом упрашивать их, чтобы вернули обратно.
   - Куда? - спросил один из привратников на секенарском диалекте, немного растягивая гласный звук на последнем слоге и сильно сокращая на первом.
   - В Далбос! - ответили почти одновременно Темиан и Эйра.
   - Да это и волку понятно, что в Далбос, - проворчал страж ворот, - каждый год ездите. Я спрашиваю, в какую гостиницу вас заселить на ночь? В городе их тридцать две и все уже полнехонькие.
   - Есть полупустой трактир "Размазня Блосс", но там крысы, - вмешался второй привратник, который знал всех хозяев подобных заведений в лицо.
   - К Локку крыс! - заявил Темиан. - Если есть свободное место - зовите хозяина.
   - Ну как хотите, - сдался второй привратник. - Сколько лет сюда ездишь, Волчий Клык, а нисколько не меняешься, все такой же злой и неприхотливый, как пес. Проезжай к "Размазне".
  
   - Почему он назвал нашего отца Волчьим Клыком? - спросила Эйра, едва они подъехали к довольно неказистому на вид трехэтажному деревянному дому с дверью из ореховой древесины, обитой облезшей кабаньей шкурой.
   Анхилар наклонился и прошептал ей в самое ухо:
   - У язычников до сих пор царит обычай не сообщать никому свое настоящее имя, и они часто дают детям эти имена гораздо позже рождения, а до этого дают прозвища. Наш отец родился язычником.
   - А как называли вас в детстве?
   - Меня называли Вожаком, Анокса и Энхала - Правым и Левым Ушами Волка, а Исиону - Волчьей Язвой. Тебе повезло, что ты родилась в новых обычаях.
   - Да уж... Хорошенькое имечко - Волчья Язва... А меня не станут переименовывать, когда я стану ученицей сам знаешь кого?
   - Станут, - ответил Анхилар, обняв сестру и вылезая вместе с ней из коляски. - И это не имеет никакого отношения к обычаям арийских язычников. Жрецы всегда дают своим ученикам новые имена, закрепляя за ними их роль и миссию, неважно, были у них до этого настоящие имена и прозвища. Эорних - исключение, то как мы его называем - это прозвище, которое у него осталось с детства, просто - Бродяга. А мать дала ему другое имя - Анок.
   - Чуть ли не Анокс, - хихикнул случайно подслушавший этот разговор Энхал, но тут же получил ощутимый пинок под зад от своего брата-близнеца и успокоился.
  
   Темиан довольно долго шарил ладонями по входной двери трактира, пока не нашел какой-то выступ и не надавил на него. Тут же вверху что-то глухо застучало, раздался жидки звон колокольчика, и через пару минут дверь распахнулась и на пороге появился хозяин - человек невысокого, всего восемнадцать с небольшим дактилей, роста, но при этом плечистый и крепкий, с длиннющими иссиня-черными с проседью волосами и аккуратно подстриженной бородой. Темиан недоуменно уставился на него: до сих пор Геврад носил бороду длинной собирая ее в два "крысиных" хвостика, перетянутых тонкими веревочками.
   - Здравствуй, Геврад! - поприветствивал его тендуанец. - Говорят, в вашем городе все гостиницы полны, только ваш трактир и остался для того, чтобы нам переночевать.
   - Приветствую тебя, Темиан из рода Кассидара, - ответил секенар, пропуская его вместе со всем семейством внутрь. - И семье твоей тоже большой привет. Куда едете?
   - В Далбос, куда же еще, - усмехнувшись, ответил тот.
   - А потом? - не отставал от него трактирщик.
   - А потом - на север, в Китовую падь, - солгал Темиан.
   Геврад вдруг засмеялся, обнажив крепкие белые зубы.
   - Так вот куда вы ездите каждый год на праздник Великого Солнца! Честное слово, я поражен. И чего вам всем не сидится дома - тащитесь в такую даль?
   - А это не твое дело, Геврад, - сверкнул глазами "Волчик Клык".
   - Глядите-ка, какой наш гость норовистый, - усмехнулся себе в усы секенар, поправляя съехавшую со лба полоску выделанной воловьей кожи. - Но так уж и быть, ради нашей старой дружбы я это прощу, но вот лгать мне не нужно - вы едете не в Китовую падь, а на остров Меррахон.
   Эйпа похолодела, а ее отец опешил.
   - Откуда тебе это известно, секенар? - спросил он, пристально глядя трактирщику прямо в глаза.
   Тот снова залился смехом.
   - Думаешь, мы, секенары, такие уж круглые дураки? Да нам всем уже давно известно, куда направляются все эти ваши повозки и обозы на север и перед праздником Великого Солнца и кто обычно здесь останавливается ночевать в таком несметном количестве! Энивад-Сар-Танатур скоро треснет от такого наводнения, а таких паломников с каждым годом становится все больше. Скоро, наверное, придется нам жаловаться в городское управление, чтобы ввели ограничения на ваши ночевки, а то нам уже в эту пору становится нечем дышать. Я тебе еще вот что расскажу, дорогой Темиан...
   - Ну расскажи, расскажи, почтенный Геврад, а мы послушаем, что ты нам сейчас наврешь.
   - Так вот оно как, тендуанец... - Геврад замялся. - Ты думаешь, что я вру. Вот тебе мой знак, что я не вру.
   Он скрестил ладони и показал ими знак, который у секенаров и близких к ним племен означал нерушимую клятву перед Богами говорить в предстоящей беседе исключительно правду.
   - Ну... положим, я поверил, - наконец сдался Темиан. - Рассказывай.
   - Так вот, друг мой Волчий Клык. В свое время шестеро наших местных смельчаков увязались за одним небольшим караваном, направлявшимся на север через наш город. Они добрались за ними почти до самого Озера Ветров и убили их всех, потом поехали дальше сами и их растерзали невесть откуда взявшиеся орлы и дикие кошки. В другой раз преследовавшие путников секенары сорвались в бездонную пропасть, так как их кони увидели медведя и шарахнулись в сторону. Еще был случай, когда четверо наших добрались до озера и всю ночь сигналили паромщику огнями, но тот так и не показался. А сколько на счету секенаров было всяких несчастий с лодками и другими способами перебраться на тот берег, и вовсе не счесть, видно проклято это место. Так что лучше уж поезжайте с миром, мы вас не тронем.
   Темиан подавил сочувственный вздох. До какой же степени способна заблуждаться человеческая натура! И ведь ни разу у этого человека не возникло даже проблеска мысли, что ни один из тех, что шли за паломниками на Меру, преследуя их, не шел туда с чистым сердцем и добрыми намерениями, мало того, они даже убивали их на пути!
   - Странно, - ответил Анхилар, когда они поднялись по лестнице к третьему пролету. - Неужели среди вас, секенаров, нет ни одного человека, верного своему сердцу и духу?
   Геврад замотал головой.
   - Ни одного. Все это когда-то навязывали нам древние и до сих навязывает народу один бывший правитель из этой треклятой Династии. Энивад-Сар-Танатур - город людей, отказавшихся от всех этих давно устаревших глупостей, идущих еще со времен Лемурийцев и Атлантов, и, кроме того, отвергших власть, обычаи и традиции нынешних правителей, как вшивобородый Эннос со своими полчищами религиозных фанатиков, которые на деле, как оказалось, держали у себя под подушками тряпичных идолов и молились на них перед сном, сжег наш город дотла, и его пришлось отстраивать заново. А ведь кое-кому из нас было известно, что втайне он поклонялся арийским богам, кощунственно называя их своими нелепыми именами. А наместник нашего города после этого поклялся этим же Богам убить его и за ним весь его гнилой царский род. Потом нашего наместника поймали в Авлоне и казнили... Орхов срам, где же ключи? Погодите немного, я вернусь...
   Он оставил все семейство ждать под дверью запертой комнаты, а сам почти вприпрыжку помчался вниз - за ключами.
   - Странный он тип, - сказала Эйра почти шепотом. - Хвастливый, злой и язвительный. А почему он так осквернительно помянул Орха?
   Анхилар повел плечом и засмеялся.
   - Ну, этот приятель изрядно прославился за всю историю человеческого рода, потому его имя практически у всех наших племен звучит примерно одинаково. Если послушать некоторых, то наш Волк ему и в подметки не годится. Жители островов Южного моря зовут его Хэргом... если я не ошибаюсь, они все путают его с Локком.
   - Хэрг - это что-то очень и очень нехорошее, - вмешался Анокс. - То же самое, что Локк и подобные ему падшие боги, в которых верит большинство людей. А я много раз читал и слышал, что Орх - это совсем другое божество, он Распределитель... хотя живет он Внизу или где-то между Верхом и Низом...
   И тут же получил тычок от Энхала.
   - Балда! Верх и Низ - условны. И потом... даже если представить, что они - реальные, то Распределитель - из Верхов, хотя он курсирует для того, чтобы выполнять свою роль вместе со своими подопечными. В самом низу, если уж на то пошло, живет Локк, он же Хэрг, и его черная братия, а приар-дэва по имени Орх никогда не был злым и не нарушал Законов Единого. Как может Распределитель, будучи безупречным исполнителем своей важной задачи, быть Внизу?!
   В этот момент послышались быстрые шаги Геврада и звон связки ключей.
   - Ну вот, наконец-то! - весело сообщил он, вставляя один из ключей в скважину двери. - Этот старый дурак Манохем меня уболтал, вот и забыл у него ключи. Проходите, распогалайтесь.
   - Спасибо тебе, добрый хозяин, - поблагодарил его Темиан и принялся расставлять пожитки по углам невысокой, не очень просторной и не совсем уютной, но все же, как-никак, подходящей для ночлега комнаты.
   - Не за что, Темиан, сын Эорна. Располагайтесь тут как дома, завтра утром оставите деньги за ночлег моему дяде Манохему. Если хотите, то в нашем трактире обслуживают всю ночь, есть свежая рыба, орехи, выпечка и йэл, для друга нашего Темиана, если он желает, могу попросить хрека с жгучими плодами.
  
   - Ну и что? - спросил Анокс, когда трактирщик ушел и они расстелили теплые овчины на нескольких деревянных лежанках. - Может, того... сходим вниз и возьмем по кружечке йэла с вяленым сазанчиком?
   Нелида, перебиравшая вещи в углу, обернулась, а за ней Фиона и все остальные.
   - Спасибо, мы не голодны, - ответила мать семейства.
   - И не хотим пить, - добавила Фиона. - Если хотите, идите сами.
   - Э-э, нет! - решительно заявил Анхилар, тут же подскочив к двери и загораживая ее собой. - Какой еще, к Локковым космам, йэл в этом трактире? С крысиным ядом?
   - Анхилар прав, - покосившись на них, ответил Темиан, сидя на тумбе у распахнутого наполовину окна со стеклянной мозаикой в двух прямоугольных створках рамы и прочищая себе зубы тисовой колонкой с мягким наконечником, намазанной густым раствором мыльного корня вперемешку с ароматным маслом миндаля. - В этих здешних трактирах для приезжих может быть кто угодно и что угодно. К тому же местные горожане считают всех приезжих сбродом, но при этом стараются их и покрепче напоить, чтобы выудить все, что им нужно - куда они едут и зачем, а потом отправить за ними "экспедицию", чего доброго, еще поубивать в дороге. Или еще, чего доброго, обобрать на месте. Знаю я этих секенаров, с виду они все такие наивные, белые и пушистые...
   - Ложитесь спать, - скомандовала Нелида, уже расположившись на лежанке под покрывалом из овчинной шкуры. - Уже за полночь, а завтра нам вставать на рассвете.
   - Да, - поддержал ее муж, сплевывая в миску. - Ложитесь все спать и гасите светильники, завтра нам в путь. Если хотите, можете умыться и почистить рот перед сном. Анхилар, хватит уже подпирать дверь, никто не пойдет вниз без моего разрешения.
   Наконец, все семейство угомонилось. Последней была Эйра, которая, потушив светильники и закрыв окно, заперла входную дверь комнаты на задвижку, прыгнула в уютную постель рядом с матерью и тут же уснула крепким, спокойным, глубоким сном. Следующей ночью, как объяснили старшие, им придется ночевать уже не в городской гостинице, а в захолустном постоялом дворе в Аэрдоне или вовсе в своей колымаге, прикрывшись от ночного ветра кожаным верхом и грея друг дружку в тесноте.
  
  
  
   Глава VII. Козни Черного Города
  
   На следующее утро, расплатившись с хозяевами трактира за ночлег, Темиан со своим семейством двинулся дальше в путь. Сонные городские стражи медленно, неторопливо открыли массивные ворота, через которые наружу из города покатились повозки самых разнообразных конструкций и форм, запряженные лошадьми, мулами, ослами, а некоторые - собаками. "Слава Создателю, - подумал Темиан, - что я не взял с собой своих волкодавов, хлопот с ними было бы еще больше".
   Коляска уже выехала на дорогу и начала ускорять ход, как вдруг сидящие в ней члены Темианова рода (так он про себя решил теперь называть свою семью, начиная с самого себя) почувствовали нечто странное. Транспорт под ними неестественно подпрыгивал, качался вправо-влево и странно, пугающе скрипел.
   - Что происходит? - нахмурилась Фиона и схватилась за левую руку мужа.
   Тот пожал плечами, но потом тоже начал беспокоиться и сильнее прижимать к себе сидящую у него на коленях сестру.
   - Папа, папа! - неожиданно закричала во весь голос Эйра. - Останови коней! Повозка ломается!
   Темиан сперва никак не отреагировал, думая о чем-то своем, но потом, когда под ним что-то неприятно скрипнуло и повозка начала оседать назад громко выругался, скомандовал жеребцам стоять и слез с козел. За ним, ссадив Эйру, вылез Анхилар, потом Фиона, Нелида и близнецы.
   - Да будь они прокляты, Локковы дети! - повторно выругался Темиан, увидав всю картину произошедшего. - Они сперли крепления!
   И действительно - металлические крепления, удерживавшие вместе детали под днищем отсутствовали, потому деревянные оси разошлись и повозка осела.
   Фиона с Эйрой заплакали, а все остальные сделали мрачные мины.
   Темиан пошарил внутри коляски и, убедившись в том, что все остальное цело, подозвал к себе старшего сына:
   - Идем в город, Анхилар, покажем этим ублюдкам!
   Сколько лет уже они заезжают в этот город на ночлег, и до сих пор с ними не случалось ничего непредвиденного, а уж старину Геврада Темиан знал очень хорошо и почти ему доверял. А теперь - вот, на тебе...
   Разрулить ситуацию теперь можно было, только полагаясь на собственные силы, ловкость и смекалку, потому что стражам правопорядка в Черном Городе вряд ли стоило доверять. Лучше уж не искушать судьбу и...
   Городские ворота еще не были закрыты, и Темиан с Анхиларом на всех парах, с перекошенными от гнева лицами, ворвались в город и, не обращая внимания на недоуменные лица местных и приезжих зевак, уличных торговцев, солдат и прочего люда, бегом добрались до трактира "Размазня Блосс". На отчаянный стук в дверь и трезвон колокольчика им никто не ответил и не открыл. Тогда Темиан и Анхилар - два здоровых деревенщины из благодатного Таннора, чья земля столетиями взращивала богатырей, резким наскоком одновременно вынесли толстую дверь, благо она открывалась не наружу, как это было принято во всех нормальных домах и заведениях, а вовнутрь, и ворвались в главное помещение трактира. За грязными столиками, часть которых была перевернута или скособочена после ночного дебоша, было пусто, только в самом дальнем углу еще сидели трое забулдыг. Увидев двоих разгневанных плечистых мужчин высокого роста, с глазами, мечущими молнии, все трое разом поднялись со скамеек.
   - Ни с места! - проревел Темиан, схватив с ближайшего столика оставленный кем-то нож, готовый метнуть его в кого-нибудь из этих посетителей сего неприглядного заведения. - Где трактирщик Геврад с его помощником, вернее, дядей?
   - Вышли на улицу, вернутся скоро, - ответил мужик с распухшим от многолетнего пьянства фиолетово-красным носом, разбитой левой скулой и повязкой на голове, закрывавшей отсутствующий левый глаз. - А что вам нужно от хозяев?
   - Не твое дело, парень. Когда придут, побеседуем. А вы, все трое, если хоть раз пикнете, отправитель пить хрек к своему "благодетелю"!
   Трое пьяниц мигом заткнулись - слишком уж грозными показались им этот сурового вида человек в виатровой шляпе с загнутыми полями и стоявший за его спиной детина моложе его, хранивший до поры непоколебимое молчание.
   Через несколько минут на пороге появились Геврад и его дядя Манохем, полуседой приземистый здоровяк в слегка потрепанных коричнево-зеленых штанах и таком же балахоне поверх грязно-желтой рубахи. Геврад был одет почти так же, только рубаха была грязно-белая, а штаны - черные.
   - Ба, Темиан! - расплылся в широкой улыбке Геврад. - А чего ты к нам вернулся, забыл что-то у нас?
   Вместо ответа Темиан с рыком, столь же мало похожим на человеческий голос, сколько раскат грома в поднебесье - на пение золотистого соловья, подскочил к трактирщику и одним ударом сбил его с ног. Низенький секенар упал и отлетел в сторону, ударившись головой о стойку, с которой на него сверху посыпались мелкие бочонки с йэлом, пузатые стеклянные кувшинчики с хреком и глиняные кружки. Упал - и на некоторое время лишился сознания.
   - Что ты сделал, Орхов сын?! - взвился Манохем и схватил пустой графин, чтобы разбить его об макушку озверевшего тендуанца, но тот ловко поймал его за руку, другой рукой вывернул у него из пальцев графин и схватил старика за горло, прижав к стене.
   - Я поручил тебе, Локково отродье, запереть повозку в сарае, отвести лошадей в стойло и за всем проследить, но я не просил тебя, собачий сын, воровать! Отдай крепления!!
   - Помилуй нас обоих Светлые Боги, - умоляющим голосом залепетал побледневший Манохем, хватая воздух. - Я ничего не крал! Я отдал ключи вышибале...
   - А какого нечистого ты отдал их вышибале?! - прорычал Темиан, сильнее сдавив его горло.
   В этот момент очнулся Геврад, подскочил к таннорцу сзади, но тут же был отброшен метким ударом Анхилара в дальний угол трактирного зала. Трое пьянчуг вскочили и кинулись было ему на помощь, но тут Анхилар запустил в одного из них остро отточенный костяной нож и едва не угодил прямо в шею субъекту с повязкой на глазу - нож пролетел совсем близко от него и вонзился в бревно стены. Посетители снова притихли.
   - Мой отец предупреждал, - коротко напомнил он им.
   Снаружи появилось что-то большое и темное, и в трактирном зале оказались вышибала и один из городских стражей порядка с собакой.
   - Чтой-то у нас тут происходит, - протянул вышибала неприятным, сиплым голосом. - А что это у нас тут происходит, м?
   - Энхе-е-ем, помоги!!! - завопил из дальнего угла трактирщик. - Свяжи этих негодяев, они хотят нас всех убить!
   - Ну-ну, - самодовольно и нарочито спокойно ухмыльнулся вышибала. - Сработал наш план. Сейчас разберемся.
   Он двинулся навстречу Анхилару и Темиану, за ним - худой парень с собакой. Реакция последовала незамедлительно: двое мужчин почти разом бросились на рослого Энхема, свалили его с ног, связали руки тряпкой и заткнули рот куском моховой пакли, потом добрались до стража порядка. Тот не успел даже пикнуть, как оказался на полу в таком же неприглядном виде, а собака, жалобно заскулив, потрусила прочь.
   - Ну что, - спросил Темиан, когда все утихомирились, у вышибалы и вынул у него изо рта кляп.
   Энхем истошно заорал, но тут же получил пинка и успокоился.
   - Отвечай, Локков пес, куда ты дел крепления от моей повозки! Отвечай, не то я вышибу из тебя твою паршивую, грязную, прыщавую душу!
   - Да не видел я их! - всхлипнул поверженный вышибала. - По вам темница плачет! Развяжите!
   - Успеется, - пообещал Темиан.
   Над его головой кто-то тихонько свистнул. Тендуанец обернулся и увидел перекошенное злобой лицо Геврада, державшего в трясущихся руках огромную бутыль с хреком. Позади него стояла его бледная, как смерть, жена с тремя малолетними детьми и еще несколько девиц.
   - Эй! - негромко проговорил трактирщик. - Оставь вышибалу в покое. Это я украл ваши крепления, и не только ваши. Мы не хотели и не хотим, чтобы вы добрались до этого проклятого озера, где гибли наши предки! Но если так хочешь, получай назад свои побрякушки.
   Женщины ахнули. Геврад же кинул на пол перед бывшим гостем, склонившимся над несчастным Энхемом, кучу медных креплений и бронзовых заклепок, которые вынул из карманов своего балахона. Их оказалось намного больше, чем было изначально, до кражи.
   - Жалкий ворюга! - процедил Темиан сквозь стиснутые зубы и начал подниматься на ноги, и тут же на его голову начала опускаться тяжеленная бутыль, которую трактирщик вновь схватил обеими руками.
   - Оставь его, Геврад! - взмолилась хозяйка, пытаясь оттащить его за плечи назад. - Убьешь гостя - в тюремном подвале жизнь закончишь!
   Темиан увернулся, и бутыль с треском угодила в голову лежащему на полу Энхему, убив его.
   Жена, дети трактирщика и две девушки-няньки ударились в плач и в панике выбежали на улицу.
   - А теперь ты еще и убийца, - довершил свой приговор Темиан. - Идем, Анхилар, нечего нам больше делать среди этих разбойников.
   - Стойте! - загототал внезапно повеселевший, а точнее, обезумевший Геврад. - Что, друг мой Темиан Волчий Клык, решил от нас сбежать? Пока вы тут ершились, мой дядя и женщины сбегали и позвали людей, теперь вы уже никуда не уйдете, мало того, вас еще казнят на городской площади за убийство!
   - Молчи, лиходей! - крикнул Анхилар и оглушил его ударом глиняного ковшика, так что тот снова тяжелым кулем рухнул на пол, лишившись чувств.
   Темиан собрал загнутые полоски меди и заклепки себе в карманы и огляделся. В помещении собралось уже, наверное, человек тридцать народу, среди них почти половина - женщины и дети, кроме того, трое стражей с собаками.
   - Ну все, отец, уходим! - крикнул Анхилар.
   - Схватить их немедленно и связать! - закричал страж порядка - крупный мужчина с предлинными усами, заплетенными в две тощие косички.
   Прорваться через эту толпу было нелегко, но отец и сын, прилагая нечеловеческие усилия, ловкость и силу, дерясь на ходу, все-таки выбрались из треклятого трактира и что есть мочи побежали к воротам, удирая от разъяренной оравы с камнями, палками и прочим нехитрым барахлом. Кое-где показались солдаты, вооруженные копьями с длинными древками, со стороны ближайшей к ним башни откуда ни возьмись полетели стрелы с отравленными наконечниками, живые кошки с растопыренными когтями, выпущенные из катапульт, каменные бомбы и тонкие острые спицы из железа, выпущенные из неизвестного оружия. Одна из таких спиц насквозь прошила левое плечо Анхилара и застряла в теле, когда тот уже был в проеме городских ворот. Рослые светловолосые привратники не успели еще их запереть и выпустили чужаков, но не дали выскочить наружу ни одному горожанину - оба были давними знакомыми Темиана и пока что не собирались его предавать. Оба не были по происхождению секенарами, способными не неожиданную и невиданную подлость, и совершенно непредсказуемыми, как ненавистный им Орх.
   У дороги их встретила другая толпа - многие из давешних постояльцев, тоже лишившиеся возможности покинуть Энивад-Сар-Танатур. Увидев двоих мужчин, кое-как вырвавшихся из проклятого города, они загалдели и обступили их со всех сторон. Темиан высыпал наземь кучу металла, выудил из нее свое имущество и сунул обратно в карманы.
   - Подлые ублюдки из Черного Города! - выругался он. - Теперь ни я, ни моя семья больше ни ногой в это гнилое болото, в следующий раз ночевать будем около дороги с другой стороны, подальше от этой дьявольской вони. Чтоб я еще хоть раз договорился с этим проклятым Геврадом, сыном прокаженной свиньи!..
   ...И так далее. Пока он ругался, сплевывая себе под ноги (у себя на родине он ни за что бы так не сделал, почитая землю как родную мать, но эту землю он считал мачехой, проклятым местом, гнилой опухолью на теле Матери-Земли), благодарные путники разобрали свои крепления с заклепками. Затем Темиан со своими сыновьями, те теряя даром драгоценного времени, починили повозку, наполнили овсом кульки, привязанные под мордами жеребцов, усадили женщин, потом уселись сами и отправились, наконец, в путь.
   Впопыхах Анхилар совсем позабыл о том, что в левом плече у него торчит непонятная металлическая спица, так как почти не ощущал боли. Зато это заметила его жена, сидевшая слева.
   - Что это у тебя, дорогой мой Анхилар? - спросила она, тронув пальцем торчащий конец иглы. - Тебя же ранили!
   От прикосновения тело Анхилара пронзила острая, невыносимая боль, парень охнул, побледнел и закатил глаза. Фиона поспешно достала мешочек с лекарскими принадлежностями, прихваченными еще в Танноре у одного из местных врачевателей.
   Пока она возилась, осторожно вынимая железную спицу и промывая рану древесным спиртом, смешанным с соком какой-то пахучей травы, Анхилар стискивал зубы и собирал воедино всю свою волю и силы, чтобы не закричать во весь голос. Спица эта оказалась с тонкими, короткими зубчиками, направленными вверх, как у пчелиного жала, и поэтому вытащить ее, не повредив еще больше тело раненого, было задачей не из легких. Провозившись почти половину хроны, Фиона все-таки сделала это, и в последний момент Анхилар судорожно съежился, обливаясь потом, зажмурился и крикнул.
   - Все хорошо, милый, - сказала она и осмотрела спицу, потом вытерла ее тряпочкой и спрятала в сумку, решив оставить для возможного выяснения того, чем могло грозить такого рода нападение на ее мужа. - Дьявольская штуковина!
   Анхилар снова вскрикнул, когда Фиона начала втирать ему в рану остро пахнущую спиртово-травяную смесь. Он был всегда сильным мужчиной, но, к своей собственной досаде, оказался мало способным переносить боль.
   - Потерпи еще немного, - попросила его жена.
   Спица, слава Солнечным Богам и Творцу Мироздания, пробила только мякоть, не задев кости, но зато задела и частично разорвала одно из волокон, соединяющих мускулы с мозгом, и поэтому пострадавшему было так больно. И боль эта, судя по всему, сулила утихнуть очень нескоро.
   Когда все процедуры были завершены и Фиона залепила рану кусочком просмоленной с одной стороны ткани, предварительно наложив на нее слой сухого белого мха, Эйра, до сих пор сидевшая на коленях у матери, перебралась к Анхилару и влезла на него, стараясь не задевать больное место.
   - Бедный мой брат, - сказала она, бережно гладя его по жестковатым темным волосам и здоровому правому плечу и едва не плача. - Тебе, наверное, очень больно...
   - Пройдет, сейчас уже лучше, - ответил он, закрыв глаза и наслаждаясь ощущением существенного облегчения. - Я даже не заметил эту спицу, Локк бы ее побрал, больно было только когда Фиона ее из меня вытаскивала, но за это я ей благодарен. Как ты сама, моя маленькая?
   - Со мной все хорошо. Мы ждали вас с отцом и уже начали было думать, что вы... что вас...
   - Не думай об этом, Эйра. Все уже позади.
   Он нежно поцеловал сестренку в макушку, усадил поудобнее и обнял обеими руками. Братская любовь в нем не иссякла за все время с самого ее рождения, и ему все так же радостно было прижимать Эйру к своему сердцу - такую маленькую, теплую, мягонькую и нежную, как лепесток цветка. И так трудно будет расстаться с любимой сестрой на восемь долгих лет... Если только суровый Учитель-Жрец с острова Меррахон не разрешит им видеться хотя бы раз в год в праздник Великого Солнца...
   Не думай об этом, Анхилар. Просто не думай.
  
   А Эйра тем временем во все глаза глядела на расстилающиеся перед взором живописнейшие луга, долины, горы и ущелья, на дне которых ревели и бушевали водопады, на скалы и непроходимые лесные чащи, на холмы и острые пики, покрытые нетающими снегами, на города и деревни, разбросанные вереницами в долинах рек и речек. Воистину Даария - благословенная земля, хранимая бессмертными Богами!
   Больше всего ее внимание привлекали пещеры - этакие, как она думала, окна или даже двери в таинственный подземный мир. Люди рассказывали, что немного к северу от Черного Озера в их крае тоже есть пещера, и что однажды из той самой пещеры вылетел Огненный Дракон и сжег деревню Гилленвар, в которой, как позже выяснилось, жили одни черные колдуны, ведьмы да оборотни с упырями.
   "Серрал разрушит Черный Город, - внезапно донеслось откуда-то где-то из глубины души Эйры и пронеслось вихрем в ее сознании, заставив ее вздрогнуть. - Серрал уничтожит Черный Город по воле Высшего Разума Создателя всех миров и отправит души его обитателей в Пустыни Мрака..."
   Кто такой был этот Серрал и откуда он взялся, она не имела никакого понятия и не могла об этом догадаться. Через непостижимую глубину ее существа откуда-то из Неизвестности до ее сознания донесся лишь некий таинственный шепот, имеющий мало общего с ясным, исполненным высшей Радости "голосом" Души ее будущего Наставника. Этот шепот был тихий, немного печальный, завораживающий и зловеще-предостерегающий, но совсем, как она уловила какой-то частью себя, совсем не злой и не угрожающий им, потомкам Кассидарова рода. Так мог говорить лишь один из Богов коренной веры, которой придерживались еще далекие предки ариев, также атланты и многие из нынешних арктоариев и народов элла, живущих за пределами Арктиды, его везде называли разными именами, но вовсе не Серралом. Хотя в одной из не очень старых книг, написанных Великим Писателем нынешнего времени и подаренных таннорской школе, похожее имя все же упоминалось, но ни на одной странице не было ни слова о том, кем был этот самый Серрал, это же было непонятно и Эйре, желавшей поскорее узнать истину.
   Что же касалось Божества, именуемого Орхом, то большинство секенаров, живших в городе Энивад-Сар-Танатуре и его окрестностях, от всей души ненавидели этого Бога, заведовавшего уходу людей в иной мир, за самое это призвание, невеселый и непреклонный нрав, фатальность и способность совершать без предупреждения самые безрассудные, на их взгляд, поступки, а также кажущуюся особособленность как от Светлых, так и от темных Богов. Вместе с тем они, тайно от всех остальных жителей Благословенной Земли, уже давно почитали Темное Божество по имени Локк, переняв от него в полной мере коварство, подлость, распутство, гордыню, пьянство, лень, злобу, жестокость и прочие бесчисленные пороки, и оттого в душах многих из этих людей угас уже весь Свет и они стали подобны самому Локку. А это значит... это значило, что в скором времени некая Сила, грозная, непреклонная и незримая, явит себя существом по имени Серрал, накроет своим крылом и всколыхнет своей рукой земную твердь, на которой стоит Черный Город, и повергнет всех этих грешников в бездну, выдернув их из этого мира и пропитых, исколоченных в драках бренных тел. Невиновные же узнают о Приговоре заранее и покинут город накануне кары...
  
   - Серрал разрушит Черный Город... - еле слышно прошептала Эйра.
   Анхилар здоровой рукой слегка сжал ее правое плечо.
   - О чем это ты?
   - Да так... просто мысли вслух. Что, нельзя?
   - Смотря какие мысли. Хотя насчет Черного Города я целиком согласен. Давно пора.
  
  
  
   Глава VIII. Таинственный хранитель
  
   Путь к Озеру Ветров и в самом деле, как поняла поехавшая туда впервые Эйра эн Кассидар, оказался неблизкий. Несколько раз им приходилось ночевать в селениях и небольших городах севернее главного города нечестивых секенаров - Энивад-Сар-Танатура. Самым любопытным оказалось, что среди жителей этих очагов человеческой цивилизации, местами населенных достаточно густо, а местами редких, тоже были секенары, особенно в Нагваде и Айнихеме, в сутках пути от злополучного Черного Города. Но эти люди, как говорили между собой Темиан с Нелидой и их сыновья, были куда благопристойнее и порядочнее, чем в секенарской столице. А посему, решили они, Черный Город - воистину проклятое Богами место, обитель Зла, и что в недрах этой земли под этим городом, в огненной преисподней, живет сам Локк, отец лжи и пороков. Недаром, говорили они, именно в этом городе впервые увидели Волка Туран-дема и потом умерли от страшной болезни несчастная Анеста и ее маленький сын Триестан.
   Дорога становилась все более каменистой и неровной, то забирала довольно круто в гору, то почти так же круто спускалась в очередную долину или разлог, постепенно поднимаясь к главному кряжу Центральных Гор. Ехать по такой дороге было тяжело, поэтому Темиан несколько раз устраивал привалы, главным образом для того, чтобы задать корм лошадям - люди в этом отношении оказались более неприхотливы и меньше требовали еды. Молодые жеребцы же мало удовлетворялись зерновым овсом и жадно накидывались на молодую сочную траву, которой в горах, однако, было гораздо меньше, чем в низинных землях. Здесь же местами еще лежал снег, в особенности на северных склонах.
   В небольшом городе под названием Лабидос, к концу четвертых суток пути, Темиан с женой закупили вдоволь съестных припасов для себя и овса для коней, так как прежние запасы подходили к концу. Здесь, в Лабидосе, жили уже, главным образом, не назойливые, низкорослые и нечесаные секенары, а светловолосые, голубоглазые райваны и частично инды с загорелыми от горного солнца лицами и телами и добродушными улыбками, особенно у пышнотелых торговок всякой всячиной. Многие из них, как было известно, были завсегдатаями поездок на загадочный, как они говорили, остров посередине земли и воды, и готовили повозки. Главной тягловой силой здесь были не лошади, а чаще всего ездовые собаки и выносливые лошаки.
   В Лабидосе одна из старых знакомых Темиана, пожилая вдова ушедшего раньше времени в иной мир зодчего Теллигаута, пригласила их в баню - так она называла большое, в несколько ярусов, помещение из дерева и камня, в котором сама собой текла теплая вода, посреди круглого зала располагался бассейн с холодной водой, а в стенах, сходящихся кверху куполом с круглым окном посредине, были устроены парильные ниши, куда вели прочные деревянные лесенки. В родном Танноре тоже было несколько заведений для мытья и отпаривания, но совсем не таких, как здесь - там это были просто большие деревянные дома с печами и стоявшими вдоль стен большими чанами с горячей и холодной водой и парильными камнями, на которые лили горячую воду. Много веков спустя и на других землях потомки славных родов назвали эти парильни "банями по-белому", а в других землях другие народы назвали "термами" и "турецкими банями" то, что более всего было похоже на лабидосскую баню, которой заведовала старая Эймари.
   И, наконец, Далбос, расположенный в глубоком и широком распадке в верховьях реки Иггир, между двумя исполинскими горными пиками. Это был крупный торговый город с улицами, мощеными продубленным деревом и плоским камнем, домами из такого же дерева и камня и широкими, высоко поднимающимися каменными укреплениями, не раз спасавшими город от селей и, в худшие времена, от набегов завоевателей и прочих врагов. Были не раз такие времена, когда племя вставало на племя, брат на брата и даже сын на отца. В конце концов правителям удавалось примирить их разными путями, и тогда раздираемая междоусобицами Даария вновь превращалась в мирный благодатный край. Но вся история последних нескольких тысячелетий омрачена только междоусобными войнами и потасовками, ибо никто из чужеземцев из-за моря не смел нападать на эту страну ни в мирное время, ни в смутное. Даарцы прицеливаются долго, зато стреляют метко и все разом, забывая начисто о распрях между собой - в этом иноземцы убедились уже давно и среди некоторых из них поползли слухи, что Даария, то бишь Арктида, она же, на наречии одного из иноземных народов, Гиперборея - земля, населенная Богами.
   Народ в Далбосе оказался на редкость разношерстный: здесь собирались представители самых разных племен Арктиды, включая тендуанцев, индов, славинов, айха и даже некоторых секенаров и диковатых с виду сертаннов. Было много и иноземных гостей, в том числе таких редких, как предприимчивые хитроглазые либо простодушно-патриотичные элла с бронзовым загаром и темно-медными, золотистыми или почти черными волосами, темнокожие афиры и бхараттиане.
   - А я думала, что иноземцы дальше Орри не заходят, - подивилась Эйра, взволнованно схватившись за мизинец правой руки Анхилара.
   - В Далбос кто только не заезжает, - ответил тот, не раздумывая. - Это третий по величине город после Авлона и Орри.
   Больше всего тут было, однако, людей из племени райванов, им же был и наместник города. Ночлег для путников устроили, как и всегда было для них, не совсем молодой мужчина по имени Авион и его молодая супруга Каннила. Темиан уже далеко не один раз останавливался в их чистеньком и ухоженном трактире "Волшебная лира", к которому примыкал приличный и довольно обширный гостиный дом, не в пример лучше, чище и красивее, чем "Размазня Блосс" у подлого Геврада. Увидав Темианово семейство, хозяева встретили их в парадной комнате как давних и почетных гостей, со всеми переобнимались и перецеловались, а потом принялись знакомиться с новой гостьей - Эйрой, обступив ее со всех сторон, как диковину на местном базаре. Там же, в этой куче, оказались и четверо детей Авиона: мальчик лет пятнадцати и три его сестры - тринадцати, одиннадцати и восьми лет.
   - Какая хорошенькая у тебя дочка, почтенный Темиан, - обернулась к старшему гостю Каннила, статная, высокая, очень миловидная голубоглазая женщина в плотном темно-коричневом платье местного покроя и с очень длинными волосами соломенного цвета, заплетенными в две толстенные косы - каждая толщиной в три пальца взрослого человека.
   Райванское наречие мало чем отличалось от всех остальных, так как до сих пор все народы Арктический земли говорили на Едином Языке предков, который давно стал уже и вторым языком пришлых айха. Ближе всех, однако, их диалект и акцент были к тендуанским, поскольку последние, расселившиеся в долине реки Быстроводной и близлежащих горных долинах, вели свое начало от райванов, часть которых поселилась там почти две с половиной тысячи лет назад и перемешалась с местными полудикими племенами терхов и лотаридов, вобрав их в себя и перемешав на их земле свою культуру с их обычаями. Поэтому внешне нынешние тендуанцы (так была названа эта помесь разных родов самими же "полукровками") несколько отличаются от коренных горцев: кожа, глаза и волосы у них часто темнее, чем у чистокровного и незагорелого райвана.
   - Родственная кровь, - не без гордости ответил Темиан, чья мать былачистокровная райванка, чего, однако, он не мог сказать о своем отце - полукровке из тендуанского племени.
   - А позволь спросить тебя, достопочтимый Темиан, потомок Кассидара, - продолжала молодая женщина, - куда вы направляетесь на сей раз, ведь из Далбоса ведут три дороги.
   Темиан едва не расхохотался в ответ.
   - Ты удивляешь меня, госпожа Каннила. Те, кто ездит каждый год на праздник Великого Солнца к Благословенной горе Меру, и поныне ездят туда же.
   - Не все, - покачала головой Каннила, поправляя платок, висевший у нее на шее, и повязывая им голову, чтобы не мешали тяжелые косы. - Многие бывают там редко или всего один раз. Поезди-ка тут...
   Сзади что-то брякнуло, и, обернувшись, оба увидели хозяина трактира и гостиницы с двумя графинами из горного хрусталя, наполненными настоящим пурпурным вином из лучших сортов красного гвиндекского винограда с теплого юго-востока страны.
   - Вина не хотите? - предложил он гостям, которых в трактирном зале набралось уже немало, далеко не только из Темианова семейства.
   Среди них наши путники увидели и Инвара с Исионой и двумя маленькими мальчиками - трехлетним Ионаром и полуторагодовалым Триестаном, поприветствовали их бурно и радостно и, почти без перерыва болтая, сели с ними за один сдвоенный стол с округленными внешними углами.
   - Ну давай, старый друг Авион Агиссар, налей нам вина, - ответил ему Темиан, облизывая пересохшие губы и расплываясь в улыбке. - Ваше вино мы точно любим, но постараемся, как и прежде, держать меру.
  
   Ужин в "Волшебной лире", для многих, как правило, плавно переходивший в посиделки почти до самого утра, разительно отличался от тех, что приходилось наблюдать в других городах и селениях, где располагались придорожные трактиры, харчевни, корчмы и просто забегаловки с ночлежными местами для всяких мимо проезжающих или проплывающих, если это все располагалась по берегам судоходных рек, путешественников. Ни тебе пьяных драк с дебошами, ни "наглючивания" крепкими напитками до потери разума, ни отборной ругани, а уж всякого воровства и поножовщины не было и в помине. Здесь все было совершенно иным, чем везде, даже самый воздух пах иначе и все было гораздо красивее. Поговаривали, однако, что "Волшебная лира" была одной из лучших гостиниц с пристроенным трактиром во всем Далбосе, построенной несколько сотен лет назад отцом и дедом Авиона специально для аристократов, но потом, много лет спустя, с распоряжения побывавшего там тогда еще молодого государя Анока II cтала местом посещений и ночевок для всех более-менее приличных людей. Также рассказывали, что другие такие заведения в этом городе часто были дешевле, но хуже и там временами могло быть что угодно, хотя далеко не до такой степени, как в знаменитом Энивад-Сар-Танатуре - там уж точно зла было столько, что хватило бы с избытком на всю Даарию, чтобы в нем захлебнуться. Но, с другой стороны, Авион с Каннилой часто питали особые чувства к тем, кого знали очень давно, с кем очень хорошо ладили и особенно кому приходились сородичами, близкими или дальними - в частности, с Темиана и его семьи плата всегда была, как любил говорить Авион, до смешного маленькой - лишь в полтора раза выше, чем во всех остальных городах, в которых они побывали. Помимо чистоты, блеска и приятного аромата свежих кушаний, которые готовили ухоженные повара, гостям здесь еще предоставлялись всякие развлечения вроде настольных игр, чтения стихов специально приглашенными подзаработать поэтами или пение бравых певцов и сладкоголосых певичек, пришедших сюда с той же целью. В этот раз было лишь двое молоденьких музыкантов, весь вечер наигрывавших на лирах и других инструментах в специально отведенном им месте с небольшим каменным возвышением разные мелодии, местами художественно высвистывая на манер напевов местных горцев, но многим это показалось совсем даже не скучным, так как играли и свистели они на редкость разнообразно и, главное, очень красиво.
   За порядком в этом роскошном трактире следил не какой-нибудь здоровенный дядька с многолетним опытом вышибалы, а хорошо одетый городской страж порядка со свистком, который в случае чего непредвиденного мог тут же свистнуть и этим созвать чуть ли не с десяток своих соратников - именно поэтому народ старался вести себя здесь, по возможности, прилично и мирно.
   В общем, нашим паломникам на священную гору, особенно Эйре, которая видела все это первый раз в своей еще совсем недолгой жизни, сие заведение нравилось гораздо больше всех остальных.
  
   Вино, по мнению Темиана и всех остальных членов его семьи или, как он думал про себя, его рода, оказалось одно из тех, которые раньше им не приходилось пробовать и совершенно превосходное: искристое, сладкое с легкой кислинкой и в меру терпкое, густого темно-пурпурового цвета, в свете "вечных" потолочных светильников становившегося насыщенно-ярко-рубиновым.
   - Сколько выдержка? - полюбопытствовал Анхилар, отпив немного из маленькой хрустальной чарки.
   - Триста сорок лет, почтенный сударь, - промолвил Авион с гордостью. - Это очень дорогое вино и далеко не всех мы им угощаем. А вас я решил-таки нынче немного побаловать.
   - О-о... - протянула Исиона, закашлявшись от неожиданности. - Инвар... может, мы с тобой тоже уедем на юг, разведем виноградники и будем делать хорошее вино?
   Ее муж ничего не ответил, но заулыбался, поглядев на свою чарку, где было уже меньше половины драгоценной жидкости.
   - А мне можно попробовать? - внезапно спросила Эйра, с аппетитом поглощая булочки с патокой и запивая их теплым молоком.
   Нелида сурово поглядела на младшую дочь:
   - Маленькая еще. Детям вино не полагается. Вот вырастешь когда...
   - А если совсем-совсем чуть-чуть? Ну ма-ам...
   - Да дайте ей глоточек, - разрешил Темиан. - Не захмелеет.
   И кивнул красавице хозяйке. Та, занятая чем-то своим, позвала служанку - шестнадцатилетнюю черноволосую девчонку с матовой смугловатой кожей и черно-карими глазами, явно иноземку, и передала ей просьбу гостя. Проворная девушка тонкими, ловкими пальцами достала со стойки маленькую, изящную чарочку и, плеснув туда совсем немного вина, с улыбкой подала Эйре.
   - Угощайтесь, госпожа.
   Та осторожно взяла чарку из рук служанки, поблагодарила, и, прежде чем поднести чарку к губам, сначала долго и внимательно приглядывалась к удивительной жидкости с тончайшим изысканным ароматом, изучая глубокий насыщенный цвет, все оттенки этого цвета, блики и искорки алого света на поверхности. Эйра впервые в своей жизни видела и нюхала настоящее вино и это ее забавляло. Потом она медленно поднесла чарку ко рту и, немного смутившись, сделала совсем маленький глоток...
   И тут же поперхнулась, потому что руки у нее внезапно дрогнули и содержимое чарки разом вылилось в рот, обдав опьяняющей жгучестью вместе с неземным, удивительным вкусом, а сама чарка выскользнула из рук на каменный пол и разлетелась вдребезги. Тут же со стороны входной двери раздался пронзительный свист. Эйра не успевала сообразить, что происходит, но, по-видимому, поперхнулись почти все одновременно и вино тут было ни при чем. Эйру и окружающих ее родных людей и стол, за которым они сидели, трясло, как в лихорадке, а вместе с ними ходил ходуном весь трактир, звякала посуда на полках, временами падая на пол и разбиваясь, качались висевшие на потолке люстры с совсем недавно наполненными свежим каниваром светильниками, посетители паниковали, прижимаясь к столикам, падая на пол или выбегая на улицу, как Исиона, выскочившая из-за столика схватившая сидевших в переносных люльках детей. Выбираться из здания многим помогали подоспевшие мужчины в бордовых костюмах с темно-зелеными накидками и золочеными бляхами на поясах.
   Продолжалось все это добрых десять минут, затем резко смолкло, как и началось. К счастью для всех, никто не пострадал и здание не было повреждено, лишь в отдельных местах с потолка и стен попадала мраморная лепнина.
   - Ч-что это? Что было? - первой нарушила воцарившееся молчание Эйра.
   Ей было дурновато: после десятиминутной непрерывной тряски внутри все булькало и сердце выпрыгивало из груди, к тому же разум был чуточку замутнен от выпитого глотка крепкого хмельного напитка. Наверняка, подумала она, остальным было не легче.
   - Земле... ик... трясение, - заикаясь, пробормотал Авион, выползая из-под опустевшего соседнего столика. - Ничего удивительного, в горах это бывает часто, только вот такого долгого и сильного здесь не бывало уже больше трехсот лет.
   Один из близнецов, Энхал, сплюнул себе на левую ладонь.
   - Чуть все кишки не вывернуло, - проворчал он. - Анокс, пошли на улицу, проблюемся.
   - Меня тоже тошнит, я еще и беременна, не приключилось бы выкидыша, - прохныкала Фиона и тоже выбежала за порог.
   Последними очнулись Темиан и Нелида, залегшие на полу и закрывшие руками головы - друг другу.
   А Эйра уже успела оправиться от испуга. Она сосредоточенно глядела себе на колени, уйдя целиком в себя, и долго соображала, что тут и было на самом деле и к чему. И вдруг ее осенила внезапным вихрем налетевшая мысль: Черный Город!
   Тех, кто разговаривает с Богами, дэвами, ангелами или прочими духами, в народе часто считают людьми "не в себе", тот есть, попросту, сумасшедшими, и иногда отправляют в особые заведения с мрачными каменными стенами и толстенными решетками на овальных окнах - именно такой формой окон "лечебные" дома для сумасшедших отличались от темниц для преступников, где окна были прямоугольными или круглыми. В этих заведениях, как поговаривали некоторые, было даже хуже, чем в тюрьмах, потому что по-настоящему вылечить сумасшедшего, если он таков на самом деле, могли очень немногие целители, гораздо проще было сдать бедолагу в такой вот сумасшедший дом, забыть о нем и не мучиться. Чачто было и так, что туда сдавали и вполне нормальных людей, которые становились кому-то сильно неугодными либо проявляли что-то такое, что пугало, настораживало и бесило остальных. К счастью, в последнем изданном Законе страны было запрещено сдавать в такие дома всех, кого кому хотелось, и для этого полагалось сперва доказать, что человек болен душевно, и сдавать в темницы с овальными окнами разрешалось только тех, кому уже совсем нельзя было помочь, а остальных велено было направлять к жрецам или чеманам, владеющим Божественной Силой Исцеления души и тела. Но иногда все же втайне от Закона такое случалось и поэтому, коль ты не жрец или жрица или не чеман, то о своем Даре лучше всего было помалкивать даже в кругу близких людей. А вот жрецам да чеманам прощали почти все...
   "Серрал разрушит Черный Город...", - вспомнилось Эйре. И он его разрушил. Так, по крайней мере, подсказывала интуиция.
  
   - Ну и дела! - поцокал языком Темиан, выглянув наружу.
   Снаружи заметно стемнело, но в свете многочисленных фонарей, неподвижных и движущихся, было заметно, что в городе царил самый настоящий переполох. На опустевшей торговой площади, что была расположена через дорогу от "Волшебной лиры", было не протолкнуться, так как ополоумевший народ почему-то основной своей массой рванул именно туда. Везде стоял шум и гам, запоздавшие торговцы и торговки в спешке поднимали с земли кули со сложенными туда товарами либо подбирали с дощатого настила и засовывали в мешки то, что не успели собрать, застигнутые врасплох стихийным бедствием.
   На улицах же и вовсе творилось невообразимое: многие фонари на длинных витых столбах покосились или вовсе попадали, люди кричали и спешили кто куда, всюды ржали кони и лаяли собаки, городские стражи, пустив в ход дубинки, разнимали подвыпивших гуляк из находившегося почти впритык к базару кабака. Несколько повозок столкнулись посреди главной дороги, ведущей через город (это было типично для поселений горцев, полагающих, что в случае любого нападения, случись оно даже в самый неожиданный момент, они сумеют отбиться, а тем более внутри большого города, где каждый житель мог прямо из окна своей спальни пустить в противника стрелу и даже не промахнуться - настолько они были меткими стрелками с самого рождения). Оказалось, в одной из этих повозок возвращался к себе домой сам далбосский градоначальник с женой и двумя сыновьями, а в другой - иноземный темнокожий торговец цветными тканями, коврами и верблюжьими покрывалами, человек богатый и давно известный в райванкой столице. Вокруг них народу столпилось не меньше, чем на базарной площади. Одни помогали хозяевам столкнувшихся повозок выбраться из них, другие просто наблюдали и молча молили Богов о помиловании, третьи же выпучив глаза от испуга, кричали и многие из них ругались непотребными словами, припоминая своих или чьих-нибудь отца, мать, известные места на человеческом теле и связанные с ними таинства, и даже имена своих любимых Богов и Богинь. Досталось даже мудрой Ории, или, на диалекте многочисленных здесь славинов - Макше, покровительнице всех девушек и женщин еще со времен расцвета Атлантической цивилизации.
   - Почему они так страшно ругаются? - спросила Эйра, дергая Анхилара за рукав походной куртки, которую некогда подарил ему норданский градоуправитель.
   Оба покинули здание по распоряжению хозяина, предупредившего всех, что дрожь земли может повториться и может быть даже сильнее первой, и стояли, прижавшись к стене гостиного дома, и наблюдали за происходящим, не зная, чего им дальше ожидать от внезапно разгневавшейся природы и непредсказуемых Центральных Гор. Все остальные же, кроме Исионы, притулившейся с малышами у края колодца и умывавшей им заплаканные рожицы свежей прохладной водой, вместе с другими приезжими и местными горожанами, помогали нескольким несчастным торговкам поскорее собрать рассыпавшийся товар и разойтись по своим домам.
   - Потому что им страшно, - ответил брат, болезненно поморщившись, так как рана в левом плече все еще временами давала о себе знать. - Многие из них приехали издалека и не знают, что земная твердь в горах может сотрясаться.
   - Но они могли бы молить Богов вместо того, чтобы их поносить, - возразила Эйра. - Иначе они могут разгневаться и наказать того, кто их ругает и проклинает.
   - Не все такие, как мы или здешние горожане, - невесело усмехнулся Анхилар. - Ругаются тут не все, я это заметил.
   Эйра вздохнула, отвела взгляд от суетящихся людей с фонарями и взглянула на вечернее небо. Здесь оно было, как показалось ей, совсем не таким, как в родной Долине. Оно было ближе, прозрачнее и глубже, оно как бы дышало, а появившиеся на нем звезды приветливо мигали, как бы сообщая без слов "Ну здравствуй, человек, будем знакомы, я - звезда".
   - Красивое небо здесь, правда? - раздался над самым правым ухом Эйры чей-то приглушенный голос.
   Она мигом перестала разглядывать небосвод, обернулась и встретилась взглядом с совершенно незнакомым мужчиной "без возраста", с длинными белесыми волосами до пояса и потрепанной дорожной свите.
   - Кто вы? - спросила она быстро, отстраняясь и вжимаясь в стену и левый бок брата. - Анхилар! Кто он и зачем со мной разговаривает?
   - Не бойся, девочка, - добродушно засмеялся неизвестный. - Я здесь инкогнито, но не с дурными намерениями. А тебе я только хотел сказать, что на небо лучше смотреть попозже, когда оно светится заревом.
   И, дружески похлопав Эйру по плечу, скрылся в дверях "Волшебной лиры". Та ткнула брата в бок.
   - Ты видел? Он прошел в трактир тайно от всех. А если это вор?
   - Если это вор, его поймают, в трактире для этого стоит караул, - невозмутимо ответил Анхилар. - В этом городе нечего бояться, особенно в нашу эпоху Благоденствия. Я думаю, что скоро нас позовут обратно в "Волшебную лиру".
   - А почему он сказал, что ночью небо светится заревом?
   - Здесь, в Центральных Горах, многое не так, как мы привыкли наблюдать у себя. Ночью здесь действительно бывают зарницы, и не только, иногда небо светится настоящим заревом, в Лабидосе ты, наверно, этого не заметила, потому что рано легла спать. И сами ночи здесь светлее, чем в наших краях. К северу от Центральных Гор весной и летом ночи вообще светлые, почти как день, потому что солнце никогда полностью не уходит за горизонт.
   - Да, здесь все не так, как у нас, - согласилась с ним сестра. - Я чувствую, что небо... оно как бы дышит. Что это?
   - Это и есть зарождающееся ночное сияние. Понаблюдай сегодня в окно, откуда оно придет и как развернется над городом.
   В этот момент громкий крик одного из малышей Исионы, присевшей с ними на скамью совсем недалеко от стоявших около стены брата и младшей сестры, нарушил их разговор и заставил на какое-то время замолчать.
  
   Второй раз дрожь земли, вопреки "предсказанию" Авиона, не повторилась. После первой же никто из далбосцев всерьез не пострадал и не умер, лишь произошедшим при этом каменным оползнем с западной стороны немного была побита городская стена да некоторые здания в городе слегка покосились, кроме того, с храмов попадали миниатюрные стеклянные башенки, завитые вычурными раковинами, изготовленные местным мастером Элианом. То же самое, наверное, было в Лабидосе и в других близлежащих городах. В уме оставалась все-таки слабенькая надежда на то, что очаг подземной тряски находился где-нибудь глубоко в горах, вдали от человеческих поселений, среди лесной глуши или вечных снегов. Но, помимо ума, что-то еще упрямо подсказывало, что очаг землетрясения находился все-таки в самом центре большого города, стоявшего почти впритык к главной дороге, ведущей домой, в Тендуанские земли. Это было ужасно.
   Если столь сильное землетрясение было здесь, в Далбосе, столь далеко от нехорошего места, думала Эйра, то что тогда творилось в самом Черном Городе и во что превратилась главная дорога, по которой они сюда приехали? Если на самом деле все было так, как она думала, тогда ее отец, мать, братья и все остальные члены семьи, а также тысячи других людей с южных, юго-западных и юго-восточных земель попросту не смогут вернуться к себе домой, если только по другую сторону гор нет иных дорог. Впрочем, когда харчевный зал "Волшебной лиры" вновь оживился многочисленными голосами людей, которых теперь здесь набралось куда больше, чем было до случившегося несчастья, некто, пожелавший остаться неизвестным, сообщил и просил передать всем приезжим с юга, что главная дорога разрушена на протяжении почти полутора лога. Проехать там теперь было никак нельзя даже по бездорожью, так как вся местность на протяжении многих логов вокруг, насколько хватало глаз, превратилась в нечто такое, что пробираться можно было только пешком и то очень осторожно, чтобы не угодить в какую-нибудь глубокую яму, не застрять или не быть заваленным камнями или утопленным водой. А на месте самого бывшего города Энивад-Сар-Танатура и вовсе "красовалась" огромная и очень глубокая яма, словно вырытая орудием исполинского землекопа или, с чем можно было сравнить точнее, с падением гигантской небесной глыбы, вот только самой глыбы нигде не было видно.
   И тот же человек попросил передать, что по западную сторону от Озера Ветров есть другой путь, ведущий на юг через западные земли, но эта дорога длиннее, тяжелее, опаснее и ведет через малообжитые, необжитые или населенные не совсем дружественными племенами места, лесные чащи, кишащие порой дикими зверями, каменные "реки" и болотистые низины. Из-за этих неудобств по западному тракту ездили реже, чем по южному, но ополоумевший народ был согласен на что угодно, лишь бы добраться до родных селений и городов после Праздника.
   Эйра долго крепилась, чтобы не поддаться панике, но ей все опостылел весь этот взбудораженный человеческий "муравейник", и она поспешно удалилась в спальную комнату на втором этаже, любезно предоставленную хозяевами для ночлега.
   Плотно прикрыв за собой дверь и плюхнувшись на ближайшую к ней лежанку с резными краями, аккуратно застланную узорчатым покрывалом из мягкой шерсти диковинных заморских зверей-плевунов, которых заезжие купцы называли верблюдами, она порылась в одной из сумок и достала свою заветную тетрадь, в которую записывала все свои самые сокровенные мысли. Потом она достала оттуда же подаренное Фионой писало с головкой, еще полной чернил, убедилась в том, что ощущает от него знакомое приятное тепло, и принялась писать:
  
   "День пятый. Это не самый ужасный день за все время, проведенное в нашем семейном путешествии, но и совсем не радостный, если не считать, что мы приехали в очень хороший город Далбос и остановились в очень хорошем гостевом доме у замечательных хозяев - Авиона и Каннилы. Сегодня вечером произошло ужасное (как сообщил один человек, которого никто не разглядел и не знает) землетрясение. В Далбосе оно не было страшным и никто не пострадал и не умер, но, по тем же слухам, Черный Город (то есть Энивад-Сар-Танатур) разрушен до основания, стерт с лица нашей прекрасной земли, и все его жители погибли. ВСЕ ДО ЕДИНОГО или кто-то успел уйти заранее, нам никому неведомо. И дорога, по которой мы могли вернуться домой, тоже разрушена. Мои отец и мать, Анхилар, Энхал, Анокс, Фиона, также Исиона со своей семьей, а также все остальные, кто приехал сюда по этой дороге, не смогут вернуться домой, если только не узнают про западный тракт и не решат по нему ехать. Но говорят, что эта дорога опасна, поэтому я очень за всех переживаю. Если ты сможешь это прочесть, мой незримый обычными глазами друг, спаситель и Учитель, прочти и дай мне совет, подскажи, что делать и на что надеяться. И защити моих родных, если сможешь, чтобы они все остались живы и невредимы. Серрал сказал мне заранее, что разрушит главный город секенаров по воле Творца-Создателя Мироздания, но он сделал это слишком жестоко для всех нас. Я никогда не видела его, только слышала о нем. Кто он таков на самом деле? Не лучше ли будет, если он сам мне покажется и все объяснит?"
  
   На последнем написанном вопросе рука писавшей дрогнула и она захлопнула тетрадь. А зачем, собственно, она это написала, неужто ей и впрямь так уж хочется его увидеть? Напряжение внутри росло, а вместе с ним - страх столкнуться с чем-то доселе неведомым и невиданным. Она готова была уже закричать и броситься вон из комнаты, но что-то останавливало. Эйре показалось, что воздух в комнате стал иным, в нем появилось присутствие какой-то неведомой силы - вовсе не страшной и даже приятной, но, как ей показалось, способной все окружающее обратить в пыль - настолько оно показалось хрупким и бренным, что достаточно было коснуться хотя бы пальцем, чтобы оно развалилось и исчезло. Это и пугало, и волновало, но в большей степени было любопытным. И эта же сила, как ей показалось, была способна пробить брешь в стене, разделяющей мир видимый и мир невидимый, - это уже пугало по-настоящему.
   Пытаясь избавиться от назойливых неприятных чувств и мыслей, Эйра подошла к окну, отдернула тяжелую длинную занавеску темно-вишневого цвета, распахнула створки и принялась вглядываться в поздне-вечернее небо, как ей было предложено неизвестным глашатаем, которого она приняла было за грабителя. Оно было бездонным, завораживающе-притягательным, светлым от бесчисленных звезд и, действительно, как бы живым. Окно выходило за северо-запад, и поэтому значительную часть панорамы скрывали высокие горы и видна была лишь часть небосвода, но постепенно становилось заметно, что она начинает еле заметно светиться. Она все же подметила, что свечение это усиливалось с западной стороны, и тогда ее озарило внезапной мыслью-молнией, что сияние это зарождалось в самом сердце Даарской земли - на острове Меррахон, и постепенно распространялось на все Центральное Нагорье. Постепенно оно становилось все сильнее и ярче, расходясь разноцветными волнами от невидимого ею центра, где оно рождалось, и наполняя мир глубоким, мирным дыханием здешних ночей.
   В порыве охватившего ее чувства полета и неземного головокружения, Эйра вцепилась всеми пальцами в нижний края окна, чтобы ненароком не выпрыгнуть наружу, думая, что сейчас она взлетит в это самое радужное небо.
   Что-то заставило ее, однако, прийти в себя, отвлечься от созерцания сияющего далбосского небосклона и вернуться на свою лежанку. И снова чувство неизбывного горя, отчаяния и страха навалилось на нее всей своей массой. Здесь было все - и осознание того, что за один раз ушел в небытие целый город со всеми его жителями, среди которых, наверное, были не одни только злодеи и, возможно, много проезжих вроде их семьи и других гостей, и переживания за родных и других людей, которые будут вынуждены ехать назад по опасной дороге, и страх того, что ждет еще впереди, страх неизвестного. Кроме этого, всплыло все, что она чувствовала и думала, когда умерла ее бабушка, вспомнила все рассказы о мстительном Туран-Деме и то, как однажды сама не стала его жертвой. Все это разом навалилось на маленькие, хрупкие плечики Эйры, затмило разум и сердце и неожиданно прорвалось наружу горькими слезами.
   Так продолжалось, может быть, минут пять, а может быть - целую вечность, она не могла понять, так как время изменило своему привычному неизменному течению или исчезло вовсе. Это показалось странным и почти отвлекло от самозабвенных рыданий. Ощущение присутствия чего-то или кого-то незримого стало вновь ощутимым, затем, неожиданно для себя, она уловила своим существом слабый, еле слышный не то вздох, не то стон и резко обернулась, обрадовавшись, что наконец-то воочию, неважно, во сне или наяву, увидит то, что хотела увидеть уже давно - своего будущего Учителя, неважно, в каком обличье - земного человека или светящегося создания с крыльями. Но вместо этого она увидела очень высокую, худощавую, немного нескладную фигуру с бледноватым, но довольно приятным, красивым и светлым юношеским лицом и большими ясными, но бездонными, как далбосское небо, глазами, в которых светилась тихая печаль, сострадание и что-то еще совершенно непонятное человеческому уму, похожее на любовь, только гораздо менее земное и совсем не человеческое. Юноша этот был одет в длинный темный плащ и головной убор, похожий на плотно прилегающую шляпу с разрезанными и лепесткообразно сходящимися к макушке полями, из-под которого выбивались две пряди темных с золотистым отблеском волос. Колорит дополнял не очень понятный блестящий предмет в фирме длинного изогнутого лезвия, прицепленного к поясу.
   Сияющий юноша тоже был высок ростом, но этот, будучи, вероятно, ниже его (если там можно было руководствоваться такими понятиями, как рост), выглядел очень высоким из-за своей худощавости и едва заметной нескладности. Эйра продолжала заворожено приглядываться дальше и ей начали открываться все новые детали облика этого странного существа, в частности, она начала видеть что-то похожее на огромные крылья, выдававшие его природу дэва.
   - Кто ты? - спросила его Эйра, пересиливая себя и с удивлением обнаруживая, что весь окружающий мир стал каким-то далеком и как бы не существующим - то был не реальный мир, а как бы картина, нарисованная в ее воображении. - Я звала вообще-то моего Учителя, и ждала его.
   - Знаю, - мягко перебил ее неизвестный невозмутимо-спокойным и тихим голосом. - Но сейчас он не пришел сам, а прислал меня, потому что ты сама попросила его об этом. И я пришел, чтобы помочь тебе избавиться от горя и страданий, которые тебя мучают. Мне самому больно видеть это. Позволь мне поэтому просто побыть рядом и, если хочешь, поговори со мной.
   От этих слов в душе у Эйры начали зарождаться радость и чувство облегчения.
   - Это было бы очень замечательно, дорогой... прости, я не знаю, кто ты, назови свое имя.
   Ей неожиданно очень захотелось подойти к нему ближе и поговорить с этим существом так же, как и со своим Солнечным Братом, но сначала она хотела узнать его имя.
   - Я скажу, но сейчас это может тебя травмировать, с моим именем связано очень и очень многое. Я служу человеческому роду с очень древних времен и обычно помогаю людям, вместе с многими моими исполнителями, вернуться в их Истинную Обитель, если того заслужили. А если не заслужили - тогда я и мои уже другие мои подопечные вынуждены отвести их в другое место. Но у меня, в отличие от моих ангелов, или, как вы их любите называть, дэва, есть и много других дел в мире.
   - Все-таки я не понимаю, кто ты. То, что ты сказал, больше всего напоминает Распределителя, которого мы знаем, но никогда не видели, потому что он обычно не приходит к людям или является очень редко. Но он грозен, мрачен и внушает страх, увидев его, живые обычно умирают. Ты не похож на него.
   Дэва помолчал, потом улыбнулся и ответил:
   - Никто обычно не похож на то, что часто представляет ум человека, окрашенный разными земными чувствами, и описывает его язык. Я и есть Распределитель душ после того, как умирают люди, проще говоря - Ангел Смерти, вы же, арии, дали мне другое имя - Орхес, или просто Орх. И я являюсь одним из оформленных проявлений и проводников вселенской Силы, имя Которой, возможно, откроют тебе позже.
   - Или я уже нахожусь не там, где меня хотят видеть мои близкие, или сошла с ума, или ты не настоящий... - медленно проговорила Эйра, буквально остолбенев от сказанного таинственным гостем и поднимаясь с лежанки, чтобы в случае чего дать деру за дверь.
   - Я - настоящий, - так же медленно ответил Орх и поглядел на Эйру так, что она больше не могла в этом сомневаться - в глазах юноши засиял свет, который мог исходить только из мира, невидимого глазу, и до ее сознания явственно донесся еле уловимый шелестящий шепот множества голосов, принадлежавших тем, кто уже покинул мир живых.
   И внутри существа Эйры все подсказывало, что он - настоящий. Вместе с тем в ее душе проявился самый настоящий благоговейный трепет перед одной из самых могущественных Сил в Мироздании, и вместе с ним - глубокое почтение к предкам, которые жили Там, ибо и в самом деле Жизнь бесконечна и вечна, и тот мир - вовсе не темная пустота безвременного забытья, как любили иногда рассуждать взрослые. Мир мертвых наверняка отличался от мира живых лишь тем, что души там могли летать да злые и гадкие люди жили вовсе не рядом с добрыми и божественно-светлыми, и между собою они не встречались.
   - Значит, пора мне уйти с тобой, - сделала она единственное заключение, которое могло из этого всего исходить. - Но я не хочу уходить сейчас! Мне предстоит выполнить мою миссию, спасти наш род, поэтому прошу тебя - уйди!!! Или уйду я сама...
   С этими словами, которые, наверное, были слышны всему второму пролету, она вскочила и ринулась к двери, но не успела открыть ее и выбежать вон, так как услышала позади себя:
   - Не надо делать поспешных выводов и бежать. Я пришел не за этим. И уже сказал сразу, для чего. Меня послали исцелить твою душу от тяжести, которая в ней сидит, и сказать еще кое-что важное для тебя. И еще я открою тебе другое свое имя, которое уже однажды называл тебе. Но если хочешь - могу уйти, как пришел, или стать невидимым и больше беспокоить.
   - Что?..
   Она остановилась и обернулась, глядя на него в упор и не зная, что делать дальше, чувствуя себя совершенно беспомощной и растерянной. Несмотря на немалое смятение и страх, в глубине души ей все же хотелось продолжить начатый разговор, а сердце и вовсе подсказывало подойти ближе к этому созданию. Покажи всю свою смелость, Эйра эн Кассидар, если ты уже разговариваешь с самой Смертью на ее языке, значит - ты бесстрашна!
   - Подойди ко мне, если хочешь. Не бойся, я не причиню вреда.
   Связав свои чувства в тугой узел, пересиливая дрожь в ногах и повинуясь лишь голосу своего сердца, она подошла ближе, снедаемая теперь уже больше любопытством - а что дальше? Ангел присел на корточки, взял ее за руки и привлек к себе. В мгновение ее окутало исходившее от него нежное, приятное тепло, мало похожее на огненно-солнечный жар Духа Бродяги, и от этого она очень быстро начала успокаиваться и приходить в себя.
   - Ну как тебе, не страшно? - спросил он, склоняя голову Эйры к своему сердцу, из глубины которого, как ей явственно казалось, исходил Свет.
   - Мне не только не страшно, а вообще... стало очень хорошо. Только ответь мне - я живая или уже умерла? Почему мне так хорошо со Смертью?
   - Тебе еще слишком рано умирать. Сейчас ты находишься в месте, которое я бы назвал Гранью, здесь все зависит от твоего выбора, диктуемого Высшей Волей твоей Сути, а она выбрала оставить тебя на земле дальше и выполнить свою миссию. Меня же будешь вспоминать потом как одно из самых ярких приключений в своей жизни, но это не значит, что я исчезну из нее и больше появлюсь.
   - Все это очень странно... А ты скажешь мне свое настоящее имя, как обещал?
   - Да. Я назову свое имя, но не прямо сейчас. С этим именем тоже многое связано, из-за чего я и пришел сюда.
   - Нет, нет, нет, скажи мне прямо сейчас! - взмолилась Эйра. - Иначе я вырвусь и убегу.
   - Не вырвешься. - Он улыбнулся, сильнее прижал к себе Эйру, потом поднялся во весь свой огромный рост и уселся вместе с ней на лежанку. - Потому что на самом деле, своей душой и сердцем, ты этого не хочешь. Почувствуй это и пойми, как только освободишься из плена своего страха и неверных мыслей обо мне и о себе самой. Ну хорошо, если искренне хочешь узнать все прямо сейчас, я скажу. Мое настоящее имя - Серрал. Ты сама хотела меня увидеть и услышать и записала это в своем дневнике.
   Это оказался очередной удар. Сначала Орх, потом Хранитель, теперь - Серрал... Видно, на сегодня Судьба приготовила ей целую череду испытаний и новых открытий, о чем она не знала раньше, и все это ей надо было - сегодня же - понять и принять, как есть, хотя это было очень трудно.
   "Я никогда не видела его, только слышала о нем. Кто он таков на самом деле? Не лучше ли будет, если он сам мне покажется и все объяснит?"
   Вот как она могла начисто забыть то, что совсем недавно, почти только что, записала в своем дневнике?!
   - Вот так, значит... Значит, это ты и есть - Серрал, который разрушил до основания город злодеев?
   - Да. И я скажу, почему я это сделал, но сначала скажу о себе другое. Высшим Священным Советом Божественных сил после того, как вы подверглись смертельной опасности в городе отступивших от Законов Единого людей, мне было поручено стать главным Хранителем вашего рода, а также оберегать тебя, потому что на тебя возложена очень важная миссия и без меня ты была бы очень уязвима.
   Эйра от неожиданности вздрогнула. Ведь никто никогда и нигде не говорил, что у человека и даже у целого рода может быть такой Хранитель. А хотя почему бы и нет, думала она, если этот пресловутый Орх, о котором все говорили как о чем-то фатальном, неизбежном и неумолимом, как само время, с затаенным страхом и трепетом, а иные - с ужасом, тайным или явным, оказался на деле таким милым, заботливым и добрым, что хотелось всем, кто нес на него всякую клевету, дать по щелбану в лоб. Но все же некоторые события говорили и об обратном: в сознании маленькой Эйры ни с того ни с сего вдруг промелькнул образ Дракона, истребляющего деревню под названием Гилленвар со всеми ее колдунами, ведьмами и нечистой силой. Непонятным образом это событие, не виденное ею, но слышанное от самого Странника, то бишь главного жреца Даарского царства, становилось реальным прообразом истории с Черным Городом.
   - Я вспомнила... Гилленвар... его тоже ты уничтожил?
   Ангел помолчал немного, потом ответил со вздохом:
   - Да, мой друг. А нынче я явился в образе огненного смерча, это было больше и страшнее, чем тот гилленварский дракон. Но я не делал ничего против Законов Единого: те, кто сохранил в себе Свет Души, были предупреждены заранее и покинули город раньше, таких людей было меньше двенадцати горожан, их дети и около четырех сотен приезжих гостей. Они спасены. А я пришел рассказать тебе о главном и заодно забрать с собой твое горе.
   - Тогда.. может быть, заберешь и меня с собой? - неожиданно спросила Эйра, глянув в его бездонные глаза и доверительно положив руку на его сердце. - Чтобы больше не страдать и не мучиться.
   - Не могу. Еще не время, а, когда придет время, то наверняка ты сама этого не захочешь. И потом, ты должна выполнить свою миссию по спасению вашего рода - неужели ты об этом уже забыла?
   - Наверно. Я ведь сейчас почти совсем не думаю, мне слишком хорошо. Если хочешь, чтобы я задумалась и все вспомнила, тогда просто отпусти меня и исчезни.
   - Я отпущу тебя, не волнуйся, но не прямо сейчас, а попозже. Почему ты просишь меня это сделать, если тебе хорошо? Зачем хочешь от меня избавиться, и прочему Хранитель рода всегда должен быть невидимым и молчаливым?
   - Хорошо, тогда не буду тебя об этом просить, оставайся, сколько пожелаешь, - сдалась, наконец, Эйра, и этим окончательно отпустила себя, свои страхи, сомнения, недоверие и расслабилась.
   - Я понимаю, - продолжал он, - и знаю, что тебе искренне жаль тех людей, потому что у тебя доброе сердце и ты внутренне чиста. Но я должен был искоренить этот очаг зла по Высшей Воле. Я знаю, что тебе жаль этих людей, но они совершили много серьезных преступлений против Единого и против рода человеческого и тем самым сами обрекли себе на такую участь. Люди в этом городе отреклись от Единого, впали в гордыню, зависть, злость, лень и многие другие пороки и предали себя владыкам Тьмы. Это началось еще давно, больше сотни лет назад. В Энивад-Сар-Танатуре объявился приезжий всадник огромного роста, в черном плаще и на черном коне, его никто не знал, но потом узнали и оставили там жить. Это был один из верных подданных самого владыки Тьмы, принявший образ живого человека. С тех пор все больше жителей города стали отвергать Единого Творца, творить черные дела на земле, учиться колдовству с малых лет, обманывать, грабить и убивать. Черный Город становился все более опасным, в последние годы там начали назревать планы пойти магической войной на всю остальную Даарию, убить всех, кто бы им мешал, и захватить власть над страной и всеми людьми, поработив их. И у секенаров для этого было уже все и вместе с тем - огромная сила Темной магии, которой владели почти все эти люди. Именно поэтому я уничтожил этот город, чтобы не допустить повторения Атлантической истории, и для этого же раньше уничтожил Гилленвар. О родных своих и других путниках не беспокойся, они смогут вернуться по другой дороге, мы все будем охранять их в пути. Спи и ни о чем не тревожься.
   Эйра и не заметила, что уже давно спит как младенец и все эти слова слышит уже во сне.
  
  
  
   Глава IX. По ту сторону сосен
  
   Наутро Темиан, проснувшись и одевшись, первым делом спустился вниз побеседовать насчет завтрака для семьи перед дорогой и платы за ночлег, а заодно наскоро умыл лицо и руки в большом медном чане, стоявшем в левом углу главного зала со стороны входной двери, под особо построенной в виде маленькой комнатки деревянной аркой, и тщательно выполоскал рот. О сохранности повозки, лошадей и домашнего скарба здесь он мог не беспокоиться, так как знал, что на сей раз попал к порядочным людям, как, впрочем, и в другом городе, принадлежащем райванам и родственным им племенам - Лабидосе. Эти добродушные, красивые люди со светлыми волосами и глазами были еще и безобидны и Темиан, родственная душа, им доверял. Впрочем, не всем: за все время своих поездок на Меррахон в Лабидосе его чуть не убил подвыпивший кузнец, а через два года в Далбосе обсчитала торговка дичью. И оба были чистокровные райваны... Но этим добрым людям, Авиону Агиссару и Канниле эн Гевилар, можно было доверять, темиан водил с ними сердечную дружбу уже пятнадцать лет.
   - Жаль, что мы больше не увидимся, - с грустью в голосе сказал трактирщик. - На месте Энивад-Сар-Танатура теперь зияет черная пропасть, и на дне ее краснеют раскаленные камни. Дороги через это место больше нет, и вам всем придется теперь ездить по западному тракту.
   Темиан вздохнул и вытер тыльной стороной левой ладони выступивший на лбу пот.
   - Мы уже это слышали, Авион, - ответил он, отхлебнув свежей воды из большой медной кружки. - Но я начал сомневаться, потому что это сказал совершенно неизвестный всем человек почти сразу после случившегося бедствия, как он мог узнать все так быстро?
   - Не такое уж это удивительное дело, друг. Я видел много таких людей - странствующих волшебников и прорицателей, обычно они предпочитают оставаться неизвестными, чтобы не привлечь к себе внимание всяких недоброжелателей, завистников и врагов.
   Темиан призадумался, глядя в дверной проем, где мимо него по широкой улице сновали пробудившиеся горожане, приезжие гости, пекари, торговцы, священнослужители и прочий люд, некоторые из них ехали верхом.
   - Я готов иногда поверить прорицателю, - сказал он, слегка закашлявшись, так как в нос ударил резкий запах какой-то пряности донесшийся из поварни трактира, где уже готовили завтрак. - Но для пущей убедительности нужно все проверять воочию.
   - Не волнуйся, друг Темиан, - обнадежил его Авион, - подтверждение у нас есть. Наместник послал двух гонцов на ветроплане сразу после случившегося несчастья, и они уже вернулись. Хотя даже если бы он послал их верхом, они бы тоже успели. Для того, чтобы узнать, что делается на нашей дороге вплоть до самого Энивад-Сар-Танатура, достаточно проехать три десятка логов и забраться на самую высокую из ближайших гор к западу от тракта. Оттуда все видно как на ладони.
   - "Несчастья"... - передразнил его Темиан, которого начало пробирать некое чувства довольства от исполненного кем-то возмездия. Ему, едва не убитому в том треклятом городе озверевшей толпой, случившееся казалось настоящим подарком Богов.
   Он покосился на деревянную лестницу, по которой неспешно, потирая глаза и позевывая, спускались его жена, сыновья и невестка с внуками, уже одетые в дорожные плащи и тащившие вниз дорожные сумки, но еще не умытые, не причесанные и не подкрепившиеся перед дорогой. Эйры среди них не было.
   - С рассветом, почтенные! - поприветствовал их хозяин. - А мои все еще спят.
   - У нас тоже кое-кто еще спит, - буркнула Фиона. - Разбудить не можем, знать бы, что она делала до полуночи, пока мы не пришли укладываться.
   - Зря вы дали ей вчера вино, - добавила Нелида, сняв плащ-накидку, чтобы не мешала, и запуская руки в чан с водой.
   - Дык сама же попросила, - проворчал Темиан. - У нас в роду не принято отказывать детям, если только это не смертельно опасно, пусть попробуют и потом решают сами, получив жизненный урок. Пойду сам ее разбужу, вылью на нее половину кружки холодной воды. Ехать нам скоро, ежиная мать...
   Анхилар, выпучив глаза, подскочил к отцу, легонько толкнул его в бок и отобрал кружку. Еще чего не хватало - простудить девчонку перед дорогой. Поднявшись наверх, он тихонько вошел в комнату, поставил кружку на стол и наклонился над лежанкой сестры.
   - Эйра!.. - тихонько позвал он, боясь резко разбудить и тем самым напугать ее. - Эйра, вставай, наш отец уже сердится. Ехать нам скоро.
   Она не отвечала и продолжала безмятежно спать, как спят, наверно, младенцы или истинные праведники: вытянувшись в полный рост на спине, со сложенными на груди руками, аккуратненько так накрывшись мягким верблюжьим покрывалом - ровно так, как он сам ее давеча уложил, так как до этого она уснула свернувшись клубочком поверх одеяла, даже не раздевшись и не расплетя косу. На чистом, матовом лице ее сияла блаженная улыбка, а дыхания он не заметил вовсе. Слишком уж странно это, подумал он, для обыкновенного сна. А что, если она...
   Анхилар прогнал дурацкую мысль, стукнув себя кулаком по лбу, и принялся трясти девочку, до тех пор, пока до его ушей не донеслось едва слышимое мычание.
   - Эйра, очнись! Вставай уже, не пугай нас всех! Я знаю, что ты просто спишь, а не.. лежишь тут без сознания. Хотя... ну вот зачем ты пила вчера это вино?..
   Поняв, что толку маловато, Анхилар осердился, схватил кружку и выплеснул воду Эйре в лицо. Это подействовало: она зашевелилась, потом открыла глаза и, негромко вскрикнув, наполовину выскочила из-под покрывала.
   - А?... Анхилар?.. Уууфффф... А почему у меня лицо, шея и грудь такие мокрые?
   - Да вот, пришлось пойти на крайние меры, потому что больше ничего не помогало, - сказал он, брякнув кружкой, в которой воды уже почти не осталось. - Вот скажи мне, ты притворялась или на самом деле спала как убитая?
   - О, Анхилар... разве я умею притворяться? Я была далеко... дальше, чем обычно ухожу в снах, инее мне было там хорошо, но я вернулась, потому что пришло время вернуться.
   Она лучезарно улыбалась, глядела на брата светящимися от радости глазами и ей хотелось обнять его, как будто давно уже его не видела. Он, кажется, понял это, но все же был еще возмущен всем этим.
   - Вот скажи, Эйра, зачем ты вообще пробовала вино, даже чуть-чуть? Это на нас, взрослых, оно почти не действует, если его пить немного, а если немного, тогда мы можем за вечер превратиться в кисель. Здесь делают очень крепкое вино, а ты - ребенок! Голова не болит?
   Эйра мотнула головой и начала расплетать косу, чтобы расчесать волосы и заплести их заново.
   - Нет. Я сделала только глоточек и совсем не была пьяной. Моя голова даже не закружилась.
   - Ну тогда.. значит, ты перепугалась из-за вчерашнего землетрясения, что до сих пор падаешь в обморок. Но я, если честно подумал, что ты умерла от страха. Хотя что я несу, ты даже глазом не моргнула, когда нас трясло. А... - здесь он слегка замялся, - не могла ли служанка подсыпать тебе чего-нибудь в вино, от чего ты потом упала в обморок до самого утра?
   - Ну что ты говоришь такое, Анхилар? - Эйра сердечно засмеялась, без малейшей тени издевки или легкого презрения, которые до этого он частенько в ней замечал раньше. - Ни в какой обморок я и не падала! Но я и вправду сначала испугалась кое-чего и начала паниковать, а потом...
   - Что - потом? - Анхилар испытующе поглядел ей в глаза, силясь разгадать, о чем все-таки она говорит и чем интригует - землетрясением или чем-то иным, о чем он не знал и даже не догадывался.
   И тут, чтобы не попасться на крючок, Эйра сделала неожиданный словесный выверт, которому ее когда-то научил Урия:
   - А зачем тебе, старшему брату, все знать? Любопытный или заняться нечем?
   От неожиданности Анхилар цокнул языком и присвистнул.
   - Ух ты какая... ну как хочешь. Только учти - я все равно доберусь до истины, шило в мешке не утаишь.
   - Иди уже вниз, - почти приказала ему Эйра. - Мне одеться надо.
   - Одеться?.. - Анхилар покосился на нее, уже стоя в проеме двери. - Да ты спишь в одежде. Ладно, я пошел вниз, ты тоже спускайся и не задерживайся здесь долго.
  
   Когда он вышел, Эйра первым делом потянулась, привела свои мысли и чувства в порядок, потом посмотрела внимательно на свои руки и одежду, которую по известной ей одной причине не сняла перед сном, а потом, преодолевая соблазн завалиться вновь, встала с лежанки и застелила постель. После этого она порылась в одном из еще оставленных здесь дорожных мешков и достала чистую одежду - новенькую сорочку, чулки и темно-зеленое складчатое платье "взрослого" покроя, купленное в Нагваде у старенькой портнихи. Чувствовала она себя до ужаса глупо, и вообще, вся эта история, начиная со вчерашнего вечера, казалась нелепым бредом, как будто и в самом деле кто-то подсыпал ей в чарку порошок из листьев "травы волхвов", который добавляли иногда в йэл, чтобы он начал действовать, или в колдовские зелья, чтобы увидеть и услышать то, что обычно никому не видно и не слышно. Но нет, она видела ясно, что никто туда ничего не добавлял лишнего, а от порошка вино было бы мутным или хоть как-то изменило бы оттенок. Значит, и впрямь с ней произошло что-то мистическое и она снова оказалась открыта для мира Неизведанного без всяких одурманивающих трав.
   Радовало то, что совсем не болела и даже не кружилась голова, а на душе не было и тени прежнего страха, переживаний и отчаяния, связанных со всеми событиями, произошедшими накануне сегодняшнего дня. Только, кажись, неведомый прежде целитель слегка перестарался и влил в нее слишком много снотворной силы и от этого у нее все еще немного подкашивались ноги.
   Впрочем, и это было тоже не страшно, если знать, как взбодрить себя студеной водой из горного ручья, которую возили сюда большими деревянными бочками, и потоптаться босыми ногами по мокрой тряпке, расстеленной на полу специально для таких сонь, а потом напиться горячего рифиля из плодов канакалы, похожих на тендуанские лесные орехи, только потемнее и помельче.
   Так она и сделала, и после этого была уже в полной "боевой" готовности к продолжению увлекательного путешествия.
   - А насчет того, увидимся мы еще или нет, - напоследок сказал Темиан Авиону, подавая ему одной рукой несколько серебряных монет, а другой - пристегивая нож к поясу, - не беспокойся, мой друг. Даже если к следующему году не починят главную дорогу и даже если мы всегда будем ездить по западному тракту, то это не значит, что мы вас забудем, ведь мы можем заезжать к вам после Праздника. Озеро Ветров ведь недалеко отсюда, всего четыреста семьдесят восемь логов.
   - Тогда поторапливайтесь, Праздник Великого Солнца начнется через три дня, а расстояние в четыреста семьдесят восемь логов вы можете на полном хожу преодолеть за два с половиной дня, если нигде не застрянете.
   - Не застрянем, - обнадежил его Темиан, выходя на улицу вместе с остальными. - Дорога там хорошая, разбойников не бывает, и у вас здесь можно гнать лошадей даже ночью, благо они здесь светлые. Чего ты беспокоишься за меня, как будто я еду туда первый раз?..
  
   Наконец, когда все уже было уложено и готово, путники из Кассидарова рода тепло попрощались с Авионом и его семьей и расселись в две повозки каждый на свое место, Темиан с почти молодецкой удалью вскочил на козлы, взял в руки поводья, и через несколько мгновений резвые скакуны вывезли его и тех, кого он вез с собой, по дощатой мостовой через городские ворота прочь из гостеприимного Далбоса.
   Дорога, ведущая сюда с юга, как было уже сказано, после Далбоса разветвлялась натрое. Темиан в пятнадцатый раз на свою жизнь повернул скакунов на западную ветку, которая вела через Центральное Нагорье к Озеру Ветров, и те, как будто по давней привычке, послушно поскакали, куда им было велено, везя за собой хозяев. Темиан припомнил, что пятнадцать лет назад его прежняя двойка жеребцов никак не захотела поехать по этой дороге, пролегающей в распадке среди высоких холмов, чередующихся с островерхими пиками, скалами и одиночными, изредка встречающимися и заросшими девственными лесными чащами конусами давно потухших огнедышащих гор, и ему пришлось отстегать их кнутом. Перепуганные жеребцы так рванули, что едва не перевернули повозку. Тогда уж Темиан, будучи сам впервые на этой дороге, припомнил всех Светлых Богов, которых знал сам и о которых слышал от других, но не знал лично, и призвал их всего лишь одной краткой молитвой, тогда его скакуны образумились и дальше погнали как положено.
   Нынешних же своих коней - Кастрамана и Люциона - он гнал сюда впервые и поэтому еще заранее успел призвать Великого Отца с Матерью со всеми Их Детьми и Слугами.
  
   Эйра ехала, как обычно, сидя на коленях у старшего брата и глазея по сторонам. Здесь, куда ни кинь взгляд, тянулись леса, леса и леса, местами прерываясь каменными россыпями, скалами и шумными горными реками с ревущими водопадами. Воздух был здесь совсем иной, нежели в долинных землях и в том же Далбосе - он был чище, прозрачнее, разреженнее и наполнен всевозможными лесными ароматами. Деревья почти сплошь были вечнозеленые: разные ели, кедры, сосны, гинкго, пихты и многие другие, но, кроме них, были еще лиственницы и другие листопадные деревья и кусты, на которых распускались молодые листочки. В отдельных же местах все еще оставался лежать снег.
   - Как красиво! - восхищалась Эйра, пораженная великолепием пробуждающейся природы. - Смотри, смотри, Анхилар!
   - Смотрю, - слегка наклонил он голову вправо, выражая согласие. - Пятнадцатый год едем сюда, и все никак не привыкнуть.
   - Но я-то, - возразила она, - первый раз сюда еду.
   - Запоминай дорогу и местность вокруг. Хотя.. что я опять ляпнул...
   Ему вдруг стало грустно - он вспомнил, что по этой дороге теперь придется ездить только в Далбос, до тех пор, пока не починят центральный тракт, а во-вторых...
   Зато у Эйры настроение было совсем другое. Ее даже почти не волновало то, что по прошествии празднования ее оставят на острове и она не увидит своих родных до следующего Праздника. Вместо того, чтобы думать и переживать об этом, она самозабвенно любовалась природой вокруг и восходящим солнцем, но при этом в глубине души еще бережно хранила воспоминания и переживания, связанные с визитом Существа, которого никто не видел воочию и не помнил, но о котором слагали всевозможные байки и легенды, исполненные страха и ужаса, особенно от тех, у кого не чиста была совесть, боявшихся на том свете расплаты за все, что натворили в этой и за что не успели или не хотели раскаяться. А кому охота после того, как на небесах три раза протрубит рог, отправиться в ужасный, беспросветный мир, где обитают всякие Волки, Змеи, Скорпионы, хищные призраки и прочая нечисть и где с начала Истории, по легендам, правит коварный, подлый и омерзительный Локк, озлобленный на весь мир и на всех, кто якобы обрек его на сию незавидную участь?
   А вот знали бы еще все эти люди, сочинявшие с древних времен всякие легенды, что свою судьбу каждый избирает себе сам и согласно своему выбору творит в своей жизни то или иное, а в жизни чаще всего приукрашивает и наполняет своими собственными красками то, о чем здесь не знает, не помнит и не видел. А кто может поручиться за то, правда ли все это - про небесный рог, мир Тьмы - Нави и сказочно прекрасные страны для тех, кто чист душой - мир Прави? Ведь в иных семьях говорили и о том, что каждый человек рождается на земле по многу раз и даже будучи рожденным здесь, на земле, живым человеком, бывает либо там, либо сям, ибо все это есть содержание нашего же внутреннего мира. И даже то, что все эти миры творим мы сами своим внутренним, не умственным, Высшим Разумом, как некие декорации, и отправляемся в них по своему выбору, согласному с волей Божественных Начал, и в этом нам помогают разные обитатели миров Духа. Последнее, как правило, говорили немногие в этой стране знающие.
   - О чем ты задумалась? - совсем тихо спросил ее Анхилар, кладя руки на ее детские плечи.
   - Да так... ни о чем. А что ты там говорил мне... про какое-то шило?
   - А-а, шило... - Анхилар засмеялся. - Ну, шило - это такая вещь, которую можно отыскать где угодно даже у коня в заду, если тот на него ненароком сядет, такой вот забавный инструмент...
   Эйра покраснела от ушей до кончиков пальцев на руках и ногах и что есть силы пхнула его локтем в живот, чтобы впредь не болтал всякое непотребство.
   - Да пошутил я, пошутил. Хотя про твое "шило" давно догадался. А ты правда его видела или это тебе показалось после вина?
   - Как?! - Эйра едва не подскочила на месте.
   - Да тише ты... Очень просто, по приметам, и иногда ты пробалтываешь, остальное подсказывает то, что скрыто внутри у каждого человека.
   Внутри у нее екнуло, и она снова залилась краской - на этот раз так, что все ее тело начало гореть.
   - А я что... опять разговаривала во сне?
   - Нет. Ты не то что не разговаривала, даже не пошевелилась ни разу, хотя на тебя это не похоже, обычно, когда ты спишь, то ворочаешься, как будто спишь на куче сена. Как он ловко тебя, а?
   - Заткниииись, Анхилар!.. Совсем спятил! Мы что, одни тут?!
   Ей очень сильно захотелось сейчас спрыгнуть с повозки, бусть даже на полном ходу и ценою жизни, лишь бы не видеть несколько пар глаз и ушей, навострившихся в ее сторону, в особенности этих великовозрастных дуралеев - Анокса с Энхалом. Те, вероятнее всего, уже вовсю пытались сообразить, о чем идет речь.
   - Молчу, молчу, - виновато пробормотал Анхилар. Просто это невиданное везение для простого смертного - увидеть сама знаешь кого и обнаружить себя там же и в том же виде, что и до этой встречи. Ну ты понимаешь, о чем это я.
   - Я не глупая, - обиженно фыркнула Эйра. - А почему невиданное везение?
   - Потому что тем, с кем это случается, потом всегда невиданно везет, - выдал он первое, что повисло на языке. - Я шучу.
   - Да ну тебя, Анхилар, с твоими шутками! Я тогда тоже тебе вот что скажу: он мне нисколько не понравился, и я больше никогда не хочу его видеть. А теперь скажу вот что...
   Она повернулась лицом к старшему брату и шепнула ему на ухо про Хранителя рода.
   - О-о-о-у-у... - протянул Анхилар, сложив губы трубочкой. - занятная история, что ж, я согласен. Только не надо мне лгать, сестра, на самом деле тебе эта история очень даже понравилась, иначе бы ты была совсем в другом настроении.
   И это было правдой. "Ничего от этого Анхилара не скроешь, - с досадой подумала Эйра, - он не только шило в мешке найдет, но и иголку в сеновале! Неужели он, как когда-то бабушка Иннола и знахарка Айнира, читает мысли и заглядывает человеку в душу?!"
   - Интересно, о чем они там все время переговариваются? - легонько пнув Энхала в башмак и подмигнув ему, спросил Анокс. - Что-то слушаю, слушаю, а все не могу взять толк. Кого они там обсуждают? Уж явно не отца Анока, об этом бы они сразу сказали.
   - И я этого не могу понять, - согласился с ним Энхал. - Но, судя по всему, какую-то очень важную персону, о таких обычно за глаза говорят - "сами знаете кто". Эйра, Анхилар, о ком это вы?
   - Не ваше дело, - ответила им Эйра и отвернулась от них, принявшись вновь рассматривать местность вокруг.
   Тем временем Фиона, сидевшая рядом с Анхиларом, нахмурила золотистые брови, силясь что-то понять или припомнить из того, о чем, все-таки, они могли говорить до этого, наконец, спросила:
   - А все-таки... мне тоже интересно это стало, о ком и о чем вы только что говорили? Может, это как-то связано с тем, что мы сегодня утром не могли никак тебя разбудить, а, Эйра?
   - Да неважно, - отмахнулся за себя и за сестру Анхилар. - У нас с ней свои секреты, с детства.
   - Ну тогда как хотите, секретничайте дальше, не стану мешать. Хотя, наверно, ваши секреты слышит вес лес и даже понимает, в отличие от меня и ваших братьев.
   И тогда Анхилар вдруг понял, что слишком мало внимания в этой поездке уделяет своей любимой жене, всецело отдавая его младшенькой сестренке, заботясь о ней и опекая ее, словно она - все еще несмышленый младенец. Стыд обуял молодого мужа, так что у него даже покраснели уши. Вполголоса он попросил у Фионы прощения и обнял ее левой рукой за округлившуюся талию, превозмогая боль, возникшую в еще не до конца зажившем плече.
   - Я чувствую, что у меня будет сын, - сказала она, улыбаясь и пристраивая ладонь Анхилара у себя на животе.
   - Сын - это хорошо, - обрадовался он. - Хотя и девочек я тоже очень люблб. Я учил Эйру кататься на лошади, стрелять из лука и охотиться верхом или сидя в кустах, а мать и Исиона учили ее женским ремеслам.
   - Занятно... А мальчиков у вас тоже учат женским делам?
   - Время от времени да. Иначе бы мы не могли себе в случае какой-нибудь неприятности заштопать или сшить себе новую одежу или приготовить себе еду. Нам даже показывали, как прясть шерсть.
   - Очень даже занятно, как-то необычно и даже дико, - ответила Фиона. - Я родом из Тахиннеса, а у нас девочек обучают только женским ремеслам, а мальчиков - мужским, хотя готовить еду и шить считается делом мужским, так же как охотиться и воевать. И в школах девочки и мальчики тоже учатся отдельно друг от друга. Тахиннес - место первой стоянки переселившихся сюда потомков элла, что находится отсюда в многих тысячах логов, за океаном. Мой отец - один из таких переселенцев из Эллады. Когда он был еще совсем молодым юношей, тамошний тиран, не помню его имя, продал его в рабство, потом корабль потерпел крушение у западных берегов Арктиды, которую мой родной народ всегда считал краем земли или обителью Богов. Все эти рабы сбежали, убив своих хозяев, и основали небольшое поселение, которое назвали Тахиннесом. Потом мой отец поехал в горы на восток и нашел мою мать Селию в племени индов.
   - А потом он привез госпожу Селию в город под названием Нордан, - закончил вместо нее Анхилар.
   - Да. А как ты догадался?
   - Не знаю даже, - пожал он здоровым плечом. - Иногда получается многое угадывать, я бы сказал - часто.
   - Любопытно... Еще мой отец называл Арктиду Гиперборей, из-за того, что здесь, по вере его предков, родина Северного Ветра и его Сыновей. Но это название никому из нас не нравилось.
   - Мне оно тоже не нравится, - согласился с ней Анхилар. - И название "Арктида" тоже мне кажется чужим, мы зовем свою страну Даарией.
   - Странный наш народ - элла, - продолжала Фиона. Падкие на лесть, богатства и почет, простых людей презирают и обманывают, почти как секенары, и очень горды. Даже боги эллинские злы, жестоки, не в меру воинственны, ревнивы и мстительны, совсем как люди, и оплодотворяют земных женщин, как люди... И между собой якобы тоже плодятся, как люди. Мне совестно за свой народ, хотя я родилась в Даарии.
   - Какой ужас, - подивился Анхилар. - В наших сказаниях Боги тоже рождают детей, но с земными женщинами совокупляются в основном только низшие из них, и как Богов мы их не почитаем. Хотя изредка все же встречаются легенды, в которых земные матери рождают Божественных Детей от бесплотных Сил, воплощенных в земных мужчинах. А по большинству наши Боги - это бесплотные силы и высшие духи, живущие в невидимых нашему земному взору мирах. Так говорит наш народ - все, кроме рода айха, в этом роду считается, что Бог - это Единый Творец Вселенной, изначально объединяющий в себя Отца и Мать, а все остальные - Его Дети и Слуги, среди которых есть добрые, злые и просто никакие. Те, что добрые, вместе с тем часто бывают суровы и непреклонны в отстаивании Истины и Правды, а злые и коварные, живущие в Низменных мирах, часто прикидываются добрыми и вводят людей во всякие заблуждения, отрывая их от Небесных Отца и Матери. Или, даже не притворяясь, открыто чинят вред.
   - А никакие - это какие? - вставила свой вопрос Эйра.
   - Никакие - это те, что одной рукой делают добро, а другой вредят, находясь как бы между Верхом и Низом, или же вообще ничего не делают, им ни до чего нет дела, кроме своей персоны. Недавно Анокс говорил про Орха, что тот якобы живет между Верхом и Низом, но это, Энхал верно его поправил, неверно. Надеюсь, ты так не считаешь?
   - Нет, - мотнула она головой. - Не считаю, потому что его воля целиком принадлежит Единому, а вообще он подчиняется.. вернее дружит с.. отцом Аноком! То есть, его ду...
   Анхилар вовремя прикрыл ей рот ладонью.
   - Тише ты! Мы приближается к владениям великого Жреца, которые охраняют всего его друзья и подчиненные из Духовного мира, поэтому должны ехать дальше в благоговейном трепете и не трепаться. Видишь во-о-он те две сосны?
   Он указал рукой куда-то далеко вперед - почти на две третьих лога, но вскоре путники оказались ближе, как раз около того места, где справа от дороги, соприкасаясь кронами и переплетаясь ветвями, как неразлучные влюбленные, стояли две могучих древних сосны с темно-рыжей смолистой корой и длинной темно-зеленой хвоей. Они росли совсем рядом друг от друга и одна из них была немного пониже и потоньше первой, что помимо воли навевало мысль о том, что это были некие женщина и мужчина, некогда превратившиеся либо превращенные Богами в два неразлучных дерева. Легкий ветерок колыхал кроны, в которых дружно щебетали многочисленные мелкие птички, временами выпархивая оттуда в поисках пропитания, а потом возвращаясь снова под приветливую сень.
   - Уже вижу, - шепнула Эйра на ухо брату.
   - Вот. Отсюда начинается священная земля, обитель Богов Истинного Света, куда нет хода человеку нечестивому, порочному и злонамеренному, а если такой человек сюда въедет, то обратно может и не вернуться, если совершит на этой земле злобное деяние и особенно если за это не раскается. Боги не злы, они справедливы, но эта Справедливость - не земная, которая понятна нам, а высшая Божественная...
  
   Как только они оказались за двумя памятными деревьями, Эйре, да и не только ей, но и всем остальным тоже, показалось, будто их окутало невидимым покровом. Лес становился все гуще и как бы молчаливее, и в этом торжественном молчании сильнее, чем прежде, слышался каждый звук падающей ветки, редкий шелест листьев и пение птиц, словно нарочно нарушавших установленные здесь порядки. Даже ветер - и тот замер, соблюдая все ту же сакральную тишину. Каждый из оказавшихся здесь, почти все из них - уже который раз в своей жизни, ощущали всем своим существом особенный, приятно-ошеломительный покой, отдых и вместе с тем - небывалый внутренний подъем внутренних сил души и некое особое ощущение, которое иначе, кроме как благодатью, и не назовешь.
   По дороге здесь им часто попадались и другие ехавшие на Меррахон семьи и одиночные путешественники - кто в колясках, как они сами, кто просто верхом, а кто-то даже с целыми обозами, правда, не очень большими. Некоторые проносились мимо них на воздушных шарах со спиртовыми двигателями, или ветропланах, кои были изобретены все на том же Меррахоне одним из учеников великого Жреца и затем распространились почти по всей Даарии. Пару раз Темиана обогнал Инвар, везя свою небольшую повозку, запряженную двумя пегими трехгодовалыми жеребчиками выродившейся норданской породы, но оба раза оказывался позади, пока, наконец, не потерял терпение и с громким "Э-э-эй, посторонись!", взорвавшим священную тишину этого леса, не рванул что было мочи вперед, благо тропа здесь была широкая и наезженная за многие годы, иначе крушение обеих повозок было бы неминуемо. С некоторыми ехавшими, с кем ему удавалось еще поравняться, Темиан успевал переговариваться, ибо знал многих из них лично, но долго не задерживался на месте и, стегая несильно, но часто своих жеребцов, гнал дальше до самого позднего вечера, когда нужно было устроить привал, подкрепиться самим, накормить коней и хотя бы немного выспаться.
  
   Темиан, несмотря на то, что он особо не спешил, умудрился обогнать всех обозников и почти всех, кто ехал семьями в колясках, его опережали лишь одинокие всадники на быстрых и легких, как ветер, породистых скакунах. К середине третьего дня пути от Далбоса впереди блеснула лазурно-бирюзовая гладь великого озера Ветров. Они были уже почти в самом сердце Центрального Нагорья, и до самого берега священного Озера оставалось всего около пяти с половиной или шести логов.
   Темиан в очередной раз подстегнул Люциона и Кастрамана, чтобы шли быстрее. Дорога шла пологим спуском к Озеру, располагавшемуся в очень обширной долине округлой формы. В это озеро впадало великое множество мелких лесных ручьев и речек, а само оно, как было известно, давало начало четырем великим рекам Арктической Земли, бегущим в четыре части света по глубоким распадкам среди гор. Кроме того, Озеро питалось еще и подземными водами, скрытыми в недрах горной котловины ближе к поверхности земли, чем подземный огонь, и согреваемыми этим неугасимым Огнем - силой великой, но очень и очень опасной. Невозможно было скудному человеческому уму представить, что могло бы произойти, выйди эта могучая сила из-под власти сил Природы по воле разгневавшихся Богов - да и не нужно было это пытаться представлять, ведь пока в Природе существуют Равновесие с Гармонией и Боги благоволят Жизни, ничего смертельно опасного случиться здесь не может. Если люди только будут добры и порядочны и однажды, как уже не раз и не два случалось в этом мире, не разгневают Великих Милосердных и Долготерпеливых Богов.
   Посреди водной глади, неспокойной от вечного кругового течения, вызываемого вечными, постоянно рождающимися и живущими здесь Ветрами, покоился в тумане довольно большой гористый остров, а вершина самой высокой горы на нем, покрытая снегом, казалось, уходила в небо. Это стало виднее путешественникам, когда они, наконец, выехали из леса и оказались на берегу, усеянным галькой и поросшем густым кустарником, среди которого там и сям виднелись одиночные корявые сосны.
   Если в лесу ветра почти не было, то здесь, на берегу, он дул почти не переставая с левой стороны, к кому же был еще и совсем не теплый, так что приходилось набросить на головы платки, шапки или капюшоны. Эйра, первый раз в жизни видевшая такое безобразие, закуталась в теплый плащ и дернула а руку Анхилара, едва они ступили на землю.
   - Эй! А как же мы будем жечь костер? Смотри, какой тут ветер, и вода еще сюда брызгает!
   Он внимательно и сочувственно посмотрел на сестру и ответил:
   - Сейчас увидишь. Здесь кроется одна хитрость, неведомая непосвященным. Анокс с Энхалом, не теряя зря драгоценного времени, уже натащили из ближайшего леса хвороста, коего здесь было навалом, и налаживали зажигательное приспособление из нескольких изогнутых стеклянных линз - благо солнце в этих краях и в эту пору светило ярко и даже жгло, несмотря на пронизывающий насквозь холодный ветер. Анхилар позвал к себе большое количество народу и отправился с ними на высокий деревянный пирс, вдающийся в водное пространство длинным, изломанным посредине клином.
   - Что будем делать? - теребила его Эйра, подергивая за левый рукав плаща.
   Анхилар поморщился, поскольку ранение все еще давало временами о себе знать.
   - Острожнее, Эйра, не дергай меня так сильно, плечо болит. Сейчас мы встанем в круг, возьмемся за руки и будем призывать верховных Богов остановить ветер - это будет сигнал для паромщика. А потом разведем костер, чтобы он мог нас найти.
   - И что, ветер действительно прекратится? - с недоумением в голосе спросила Эйра.
   - Нет, но он станет заметно тише и слабее, на время, пока мы все не переплывем на тот берег.
   - А если паромщик сейчас находится на другой стороне острова?
   - Не беспокойся об этом. На Меррахоне целых четыре парома и четыре паромщика с каждой стороны. Давайте соединим руки и призовем Богов, - обратился Анхилар уже ко всем стоящим на пирсе и переминающимся с ноги на ногу людям.
   Последовавшее за этим священнодействие показалось Эйре странноватым. Все: и мужчины, и женщины - не только из семьи Темиана с Нелидой, но и многие другие, кто приехал раньше или немного позднее их и пожелал поучаствовать в церемонии остановки Ветра, встали по всей длине пирса в замкнутый хоровод, который лишь символически можно было назвать кругом, крепко сцепили руки и задрали головы, подставляя лица солнцу, но стараясь при этом не смотреть на дневное небесное светило прямо, и поэтому прищуривали и прикрывали глаза. Эйра оказалась между Анхиларом и своей матерью. Набрав полные легкие свежего воздуха, не обращая внимания на свистящий в ушах, порой срывающий головные уборы и разметывавший длинные волосы паломников ветер, все они как один принялись выговаривать замысловатый текст на странном и непонятном новичкам языке, из которого Эйра узнавала лишь некоторые знакомые ей имена и обороты, похожие на выражения из Единого Языка всех ариев. Самым странным, однако, было, что ей без особого труда удалось повторить за взрослыми практически все воззвание к Высшим Силам Небес, Земли, Огня, Воды, Воздуха и Матери-Природы.
   После этого "круг" разомкнулся и весь народ на причале уставился на вершину высоченной горы на загадочном острове, где жил великой духовный Учитель ариев по прозвищу Бродяга. И - это было настоящее чудо для всех, не только для тех, кто попал сюда впервые, как Эйра, - через несколько минут лютый ветер начал стихать и почти прекратился, а вместе с тем и в самом Озере успокоилось его извечное бурное течение.
   "Ну и дела!" - подумала Эйра, пытаясь всеми силами своего разума поверить, что за чудо здесь только что произошло. Хотя для нее, уже повидавшей всякое за свою еще совсем небольшую жизнь, это был всего лишь очередной случай столкновения с миром Чудес.
   Трое юношей - Анокс, Энхал и некий друг их Эйнар - развели на берегу костер, а Темиан тем временем долго о чем-то беседовал с прихрамывавшем на одну ногу и опиравшимся на длинный посох седовласым старцем, одетым в длинный темно-коричневый плащ и подпоясанным кожаным поясом с золотой пряжкой и висевшими на правом боку переливающимися в солнечном свете перьями золотистого кавилана. На груди у этого человека висела серебристая тесьма с большим золотым медальоном круглой формы, на котором была изображена символическая Звезда о шести лучах, а в середине ее - большой глаз с сапфировым зрачком.
   "Сразу видно, что жрец, и притом высокого звания", - подумала Эйра, когда ее отец разрешил старику погреться у костра. На вид, однако, как она заметила, этот человек вовсе не был дряхлым и старым, даже его длинные, растрепанные ветром волосы и борода были не столь седые, сколько пепельные, однако серебристого в них было очень даже порядочно.
   - Ну вот, - сказал Темиан, прихлебывая кипяток с листьями местной смородины из большого глиняного ковша и указывая кивком на старого жреца. - Отец Эйрад согласился составить нам всем компанию, последний раз он ездил с нами семь лет назад, а потом не мог ездить из-за хвори и еще каких-то неприятностей в Авлоне. Поэтому ему вдвойне будет приятно будет увидеть и услышать своего почтенного и знаменитого сына. А вот это, почтенный Эйрад, и есть моя теперешняя семья.
   Эйра нахмурилась, пытаясь припомнить, где она раньше могла слышать или видеть это имя и о каком таком "почтенном сыне" шла речь. Потом едва не вскочила как ужаленная шершнем: этот человек - отец Эорниха! Тот самый, что пострадал в свое время от жестокой и немилосердной руки царя Энноса и остался жив, потеряв почти все и уйдя далеко в горы, откуда добрался до земель Хаменайи и построил там небольшое селеньице под названием Гвандерин, позже превратившееся в городище, ныне населенное, главным образом, семьями его потомков и их друзей. И жил там безвыездно до тех пор, пока сумасшедший тиран не уступил, наконец, трон его двадцатишестилетнему отпрыску, а сам вскоре, скончался - говорят, от своей же собственной желчи, и что смерть его, в наказание ему за ужасные деяния при жизни, была долгой и мучительной.
   - А вот это, - Темиан указал на Фиону и Эйру, - это мои невестка и младшая дочь, та самая, о которой я уже говорил.
   Взгляд жреца устремился на маленькую темноволосую путешественницу, сидящую по другую сторону костра на деревянном чурбане, где-то раздобытым Энхалом и Эйнаром.
   - О! - заговорил он неторопливо, низким голосом, каким чаще всего духовные отцы читают проповеди толпам городских зевак. - Я слышал о тебе, дочь Темиана из рода Кассидара. Как твое имя?
   - Меня зовут Эйра, - ответила она, набрав побольше воздуха, чтобы заглушить охватившее ее волнение. - Эйра эн Кассидар Аронай Ари. Почти как вас, господин жрец.
   - Да уж я это заметил, - добродушно засмеялся почтенный старец. - Но все же странно, что мой сын решил учить девочек. Сколько я его знаю, он всегда брал к себе в ученики отроков мужеского пола.
   - Из всех правил бывают исключения, отец Эйрад, - возразила она, мельком взглянув на незнакомого ей мужчину высокого роста и солидной наружности, в расшитой блестящими нитями накидке, который тем временем наклонился над старым жрецом и что-то шепнул ему на ухо.
   - Понимаю, детка. Только странные это исключения, я думаю. Тот, кого вы называете Эорнихом, то бишь мой единокровный сын Анок - человек довольно суровый и строгий, не только к себе самому, но и ко всем, к своим ученикам тоже, он не терпит неаккуратности, разгильдяйства, безответственности и непреклонен ко многим человеческим слабостям. Точно так же он воспитал и своего собственного сына. А женщине и, тем более, девочке, нужна в первую очередь ласка и снисхождение. Нужен ли тебе этот его суровый аскетизм?
   В выражении лица и взгляде Эйры промелькнули сердитые искорки, которые этот человек уж точно не мог не заметить.
   - Вы ошибаетесь, отец Эйрад! - железным тоном произнесла она - так, словно перед ней был не почтенный, умудренный годами и уважаемый всеми пожилой духовный жрец, а невесть кто, посмевший сказать ей очевидную глупость. - Я не нуждаюсь в снисхождении. Моя цель - победить Зло и спасти наш род, ради этого я выдержу что угодно.
   Тем временем неизвестный в блестящей накидке снова подошел к старику и позвал его, явно намереваясь показать что-то важное для обоих. Тут уже Эйра разглядела его внимательнее: он был чем-то похож на этого старика, разве что был выше ростом, крепче сложением и довольно грозный на вид, с темными вьющимися волосами и бородой и холодными, как у подавляющего большинства ариев и многих айха, смешавших с ариями свою кровь, серо-голубыми глазами. О таких часто говорили приблизительно следующее: "Не подходи, а то согнет дугой", хотя в реальной жизни чаще всего такие суровые люди оказывались добрыми и мягкосердечными, и "гнули дугой" только тех, кто их по-настоящему рассердит, проявив вопиющую непорядочность.
   - Погоди, погоди, - мягким жестом остановил его Эйрад. - Сейчас я имею честь говорить с будущей ученицей нашего почтенного Анока, а ты что хотел мне показать?
   - Паром подходит, старик, - ответил тот низким голосом, подходящем к его солидному внешнему виду. - Чтобы не опоздать, я должен отвести тебя на причал, так как ты плохо ходишь.
   - Не беспокойся об этом. Я поспешу, когда мы поговорим с этой малюткой, Эйрой эн Кассидар, это важно.
   - А кто он? - спросила Эйра, поглядев сначала на старика, потом на этого солидного господина в накидке, и успев по внешнему виду и манере общения уже понять, что они - близкие родственники.
   - Этот человек - мой законный внук, маленькая меан дэвир, наместник Хаменайи из Гвандерина. А вон там, - он показал рукой на кучу народа, столпившегося около причала, - многие из его большой гвандеринской семьи. Сюда не все из них ездят, пока вижу только четверых сыновей и одну дочь, ну и более молодых, конечно.
   - Матес?... Так я знаю одного из его потомков - Урию, он мой друг.
   - Очень замечательно. Только, должен сказать, сокращать имена, даже если их сложно произнести как они есть - это фамильярность, хотя наверняка мой внук не обиделся.
   - Нисколько, меня и мои родичи так называли с детства, - усмехнулся хаменайский наместник, приглаживая усы и подмигивая одним глазом девчонке. - Урия тоже приехал и всю дорогу тебя вспоминал, пока мы ехали сюда вместе из Далбоса. Поговори с ним, когда захочешь. А пока что я пойду помогать людям на берегу, жду тебя, дед.
   - Ну так что? - обратился отец Эйрад к дочери Темиана, когда один из его потомков ушел довершать начатые на берегу дела. - О каком таком зле ты говорила?
   - Я должна победить Волка.
   - Волка?..
   - Да. Точнее - духа по имени Туран-дем, который уже пятнадцать лет в образе волка тревожит наш род и мстит нам с тех пор, как мои отец и мать решили каждый год ездить на Меррахон.
   - Вот оно что... - отец Эйрад почесал макушку длинными, тонкими, желтоватыми пальцами левой руки, потом приложил указательный перст правой себе ко рту. - Только я думаю, что не стоило бы произносить вслух имена недобрых духов и думать о них все время - они могут отозваться, особенно те, то заперты в этом мире по прихоти некоторых колдунов. Твой Волк - один из таких, и он уже давно заперт в теле старого колдуна-оборотня, который сам называет себя Волком. Твой отец рассказывал мне об этом десять лет назад.
   - Я не боюсь его уже, у нашего рода теперь есть Хранитель, - возразила Эйра, снова явив ему свою давнишнюю привычку спорить, несмотря на то, что за человеком был ее собеседник.
   - Я уже проглядел. У вас действительно появился очень сильный Хранитель из числа Высших Духов мира Прави, но я понял также, что тебе предстоит изгнать злого духа из мира живых, открыв Врата, разделяющие миры, и потом сделать так, чтобы он и в том мире обратился в нечто, что не может больше никому причинить вреда. Это очень, очень опасно, если пытаться сделать это самим, не зная, как делать и что.
   - Отец Анок научит меня всему, не беспокойтесь...
   - Да, я не сомневаюсь в этом, только сам он вряд ли когда открывал эти Врата. Обычно в таких случаях их ему открывал один из помощников, живших среди людей. Чтобы это произошло, лучше всего призвать такого помощника, а не делать это в одиночку, иначе можно угодить за эту грань через Врата и не вернуться обратно. Но я думаю, что все-таки мой сын способен научить и самостоятельно все сделать, взывая к небесам и к собственному голосу сердца, так как этого его помощника уже нет в живых.
   - Вы сами уже учите меня, почтенный жрец, - засмеялась Эйра.
  
  
  
   Глава X. Праздник на острове Меррахон
  
   Низкий, протяжный гул затрубившего рога донесся с Озера, и народ принялся поспешно гасить огонь, собирать разобранные вещи и завозить повозки на пирс. К этому времени к той части деревянного причала, что шла перпендикулярно первой, пришвартовалось большое, широкое и плоское судно, невысокое и, скорее, похожее больше на огромный плот с небольшой будкой, дощатыми перилами с натянутым поверх толстым канатом из конского волоса, небольшой будкой и четырьмя столпами из тонких продубленных бревен, на которые полушатром был наброшен громадный кусок плотной серо-коричневой ткани, не пропускающей влагу, но в одном месте с приличной дырой. Некоторое время спустя на пирсе показалось трое крепких мужчин-весельников и сам паромщик - внушительного роста и комплекции детина с загорелой кожей и выступающими под плотным матерчатым балахоном жилами. В качестве приветствия он почтительно снял с головы шапку, подставив горному солнцу длинные кудри цвета перепревшей за зиму листвы, собранные сзади в аккуратный "хвост".
   - Доброго здравия тебе, Арраман! - прокричал с берега кто-то из самых проворных, после чего вбежал на пирс, ведя под руку худенькую невысокую женщину в роскошном узорчатом платке поверх длинного балахона, схваченного узким кожаным поясом. За ними почти бегом семенил одиннадцатилетний мальчик с рыжеватой шевелюрой, в котором Эйра без труда узнала своего школьного друга Урию.
   - Ну как же, - проворчала им вслед Нелида. - Наш Амрид горазд изобразить радушие первому встречному, а едет с ним только младший сын.
   Эйра хотела побежать вперед, чтобы нагнать своего друга и поприветствовать его, как ей было предложено самим наместником Хаменайи, но не успела: старый жрец Эйрад неслышно подкрался сзади, легко подхватил ее на руки и понес, продолжая в то же время вести какой-то разговор с Темианом и Нелидой.
   - Эй, почтенный жрец, зачем вы это сделали? - запротестовала Эйра, слегка стукнув его кулачком в грудь. - У вас нога болит, наверно, неудобно за раз нести меня и опираться на посох? И потом, я ведь сама умею ходить...
   - Ну ты же совсем легкая, улыбнулся отец Эйрад. - Моя нога не так уж и болит последние годы, с посохом я справляюсь, как видишь, и потом, нужно же как-то показать, что мы не чужие.
   - Это Урия вам не чужой, - возразила она. - А я...
   - Ух какая, - вставил свое словцо оказавшийся рядом Анхилар, блеснув белоснежными зубами. - А сама чуть что, так к брату на коленки.
   - Так то к брату, а не к чужому деду...
   В этот же миг они поравнялись с господином Матесом, который до этого о чем-то увлеченно рассказывал своей дочери - судя по всему, одной из младших, приехавшей сюда первый раз в жизни. Увидев занятную картину, он обернулся, и его лицо также озарилось улыбкой, хотя взгляд оставался все таким же серьезным и сочувственно-задумчивым.
   - Да уж ты права, малютка, старик совсем себя не бережет, - сказал он со вздохом. - Но если хочешь, то можешь попросить его дать мне тебя понести на руках. Я хоть не хромаю и поэтому точно не уроню.
   - А может, мне? - спросила тут же его молоденькая и очень хорошенькая дочь Анниэль.
   - Или мне? - вторила ей супруга господина Матеса, тоже хорошенькая, но неизмеримо старше дочки по возрасту. - Я стольких таких крошек уже выносила на руках и вырастила - не счесть, еще и сироток из сгоревшего индского селения приютила...
   - Да вы совсем уже... Я не маленькая, ясно?! - яростно выкрикнула Эйра. - И не просила вашего старика меня таскать!
   - Надо же, какая строптивая, - подивилась женщина, а все остальные, каждый в свою очередь или одновременно, умильно хихикнули.
   Исполнившись искреннего недовольства и гнева от такой назойливости со стороны взрослых и своего глупого "малюточного" положения, она отвернулась от всех и инстинктивно зарылась головой в складках одежды старика, сдерживаясь, чтобы не разреветься. Тот понял это и добродушно рассмеялся, по-отечески ласково погладив девочку по макушке.
   - Ничего, дитя. Насколько я помню своего Анока в детстве, он был очень самостоятельным, хотя и ласковым ребенком, иногда не мог подолгу усидеть на одном месте, а вот своего сына потом таскал на руках почти до десяти лет. Так что, детка, считай, что только и будешь на нем кататься, пока не вырастешь.
   Эйра фыркнула. Тем временем они забрались на пирс и поравнялись с семьей Амрида, который, как было положено его сану, несмотря на собственный дурной характер, пропускал вперед стариков, хворых и женщин с маленькими детьми или просто беременных. Старый жрец ссадил наземь Темианову младшую дочку, и та стремглав бросилась к своему школьному товарищу, обняла его и что-то сказала ему на ушко, отчего оба принялись потом от души хохотать.
   - Ох ты, постреленочек наш, - вздыхал его прапрапрадед, с гордостью и в то же время с некоторым сожалением и сочувствием глядя на одного из младших отпрысков своего рода. - Веселый, как солнечный зайчик, и рыжий, как Энносова борода...
   Урия перестал смеяться и покосился на сребровласого. Уж чего-чего, а этого он точно никак не ожидал - чтобы его, ладненького веснушчатого парнишку с огненно-золотистыми локонами, как у самого настоящего царевича, сравнили с нечесаной, вшивой бородой давно ушедшего в иной мир Эйрадова дядьки.
   - Неудачно шутишь, - процедил он. - И не такой я рыжий, как были его немытые патлы, если только портреты не врут.
   - Ну, малыш, не сердись на меня, старого невежу, не со зла я это сказал.
   Урия ничего на это не ответил и повернулся к Эйре:
   - А когда вы успели породниться?
   - Что значит - породниться? - не поняла та. - Мы вроде не роднились.
   - Хе-хе... А то и значит. В нашем роду есть такой давний обычай: взять на руки чьего-нибудь ребенка с согласия его родителей у нас означает навек породниться с ним и с его семьей. Мои рассказывали, что отец жреца Эйрада был не кровным, а названным братом царя Энноса. Когда они были совсем маленькими, мать Энноса спасла их обоих от наводнения, которое случилось при разливе реки. Она взяла их на руки, когда спасала, и с тех пор они стали братьями, хотя потом Эннос, когда подрос, стал очень противным, злым и возненавидел своего названного брата за то, что тот не айха по происхождению и не родной по крови. Он всю жизнь называл моих предков "чужим отродьем".
   - Невероятно! Именно поэтому ваш род такой большой? Кто же придумал такой обычай?
   - Откуда ж мне знать, Эйра? Наверно, сам Единый Бог, когда сказал, что все люди - братья и сестры.
   В этот момент один из весельников протрубил в рог, висевший у него на груди на толстой пеньковой веревке, второй раз, Арраман громко скомандовал всем забираться на паром. Народу было много, часть из них уже заняли места около перил. Решено было сперва перевезти на остров людей, а потом - животных, повозки и домашний скарб.
   Арраман занял свое привычное место у огромного деревянного колеса, которое он называл воротилом, два весельника расположились справа и слева от него, а третий - на заду плоского судна. После того как третий раз проревел большой паромный рог, паромщик с силой повернул воротило вправо и под судном что-то тяжело заскрежетало и повернулось, а гребцы налегли на рычаги, и тогда по бокам повернулись четыре огромные широкие лопасти, похожие на весла или, скорее, на рыбьи плавники или тюленьи ласты. Такие же две лопасти задвигались сзади, управляемые третьим весельником. Трое сильных мужчин нажимали на рычаги, а четвертый вертел колесо снова и снова, и паром поплыл.
  

_________________________

  
   Остров медленно приближался, выползая из белесого тумана, и вырастал на глаза. Эйра успела заметить с самого начала, что он был большой и очень красивый - гораздо красивее, чем тот берег, от которого они отчалили, и красивее даже, чем тот лес за двумя "влюбленными" соснами. Почти весь он, за исключением горных вершин, был покрыт девственным лесом и, казалось, сюда ни разу не ступала нога человека, что, однако, было сущей неправдой.
   Когда паром причалил к противоположному деревянному пирсу, который был не длинный и узкий, а, наоборот, короткий и очень широкий, и люди высыпали на деревянный настил, Арраман приказал всем ждать, а сам отправился за косясками, лошадьми, собаками и теми немногими из приехавших, кто остался караулить пожитки - среди них были и Темиановы сыновья-близнецы.
   - Хорошая тут земля, - сказала Эйра, вдыхая полную грудь свежего воздуха и водя пальцами по влажной почве, перемешанной с песком и мелкой галькой. - И тишина необыкновенная.
   - Да, - согласился с ней находившийся рядом Анхилар. - Учитель часто говорит, что здесь человек становится единым с природой, с Богом и с самим собой. Увидишь - тебе понравится.
   Он покосился на мать: та стояла на деревянном причале, накинув на голову большой черный платок с ало-золотой вышивкой, и хмурилась, готовая вот-вот разрыдаться.
   - Ну что с тобой, матушка? - спросил он, подойдя к ней, и внимательно поглядел в ее глаза.
   - Ничего, родной. Просто мне грустно. Эйра ведь останется здесь...
   Анхилар обнял мать и ласково погладил по затылку.
   - Не грусти. Не насовсем же она тут останется, и что с ней здесь может случиться дурного? Раз в год мы сможем ее навещать или, если хочешь, то и чаще. Ну, если тебе все равно грустно, попроси отца подарить тебе еще одну дочку.
   Нелида в ответ уткнулась лицом в здоровое плечо сына и разрыдалась, так что успокаивать теперь ее пришлось втроем - Анхилару, Темиану и Эйре, а потом еще к ним присоединились Исиона и Анхиларова жена.
   - Ма-ам, ну перестань же ты, завтра большой праздник, а ты плачешь на священной земле, - сказала Эйра, протягивая ей сладкую плюшку, которой ее по дороге угостила мать Урии. - На вот, угощайся.
   - Спасибо тебе, Эйра. - Нелида впилась зубами в булочку и почти успокоилась.
   "Мама совсем как ребенок", - мелькнуло в сознании Эйры, и тогда она поняла, что это была не ее собственная мысль или озарение, а слова "солнечного принца", долетевшие издалека через глубокий омут ее души. Давненько что-то уже он так вот с нею не заговаривал и не приходил последнее время во сне, по-видимому, очень занятый важными делами перед Праздником Великого Солнца, поэтому она была несказанно рада такому неожиданному вниманию.
  
   Почти все имущество решено было оставить на большой поляне в лесу и приставить сторожей из числа самых надежных людей, которые бы несли караул по очереди. Ими вызвались быть некий старик Ошен из деревни Хандур и его тридцатисемилетниий внук Рий по прозвищу Орлиный Клюв - за свой большой, малость крючковатый нос. Этим двоим, судя по всему, в том числе по тому, что говорили бывалые люди, можно было всецело доверять все что угодно, и их знали все, кто тут бывает. А все остальные приехавшие, захватив с собой еду и кое-что из своего имущества, под предводительством Матеса, отца Амрида и семенившего за ними отца Эйрада отправились на другую поляну у подножия великой горы Меру, где им всем предстояло ждать появления местного "небожителя", а потом слушать его торжественную речь. К вечеру поляна превратилась в невиданное живое чудище со множеством глаз-костров.
   - А когда он к нам спустится? - спросила Эйра у Анхилара, в упор глядя ему в глаза, в которых весело играли отблески многочисленных огней.
   - Завтра на рассвете, когда начнется Праздник. А пока что отец Анок все свое время проводит в молитвенном погружении и готовится к великому событию, в отличие от нас. Завтра он будет все нам рассказывать и наверняка покажет нам божественное чудо.
   Глаза у Эйры заблестели от многообещающего слова "чудо".
   - А ты видел это, Анхилар?
   - Конечно, видел, и все видели. Он показывает это каждый год, но не всегда одинаково. В общем, увидишь все сама.
   Ох и любит же он повторять это выражение - "увидишь сама", обожает интриговать и заставлять волноваться...
  
   Старейшины, в числе которых были жрецы Эйрад и Амрид, строго-настрого воспретили паломникам спать этой ночью, так как рассвет надо было, по обычаю, встретить в полной бодрости и ясном сознании. Есть также не полагалось, исключение составляли малые дети, беременные женщины, страдающие немощью старики и другие больные, слабые люди. Но и тем полагалось накануне знаменательного дня есть не мясо или рыбу, а простую кашу из зерновых, приправленную льняным или конопляным маслом. Впрочем, многие из тех, кто из года в год участвовал в этом мероприятии, целый месяц при этом питались только растительной едой, поэтому наставления жрецов относились, по преимуществу, к новичкам. Семья Темиана и Нелиды не была исключением, поэтому сейчас они, вместе с некоторыми из старых друзей Темиана, сидели у своего костра и давились слюной, представляя, как завтра на рассвете к подножию горы сойдут двенадцать человек с широкими подносами, полными ароматнейших, аппетитных тушек жареной курицы.
   Эйра, которая не бывала здесь раньше, тоже постилась вместе с остальными и потом разговлялась дома жареной курицей, но то было в родном селении и угощали ее соседи, те, что оставались в Танноре и присматривали за опустевшими на время домами, или жившая тогда еще на этом свете бабушка. Но там, в Танноре, было все не то, совсем не то, что предвкушала она на этот раз.
   А с другой стороны, паломникам полагалось на рассвете, перед выходом главного Жреца Великого Солнца Ра, соорудить жертвенный костер и заколоть на нем пятнистого телка, а потом поджечь. Такую жертву Богу Солнца, почитаемому всеми ариями как самую важную в жизни людей ипостась Великого Отца, ибо без Солнца жизнь была бы невозможна и не зародилась бы в этом мире вообще, приносили из года в год. До сих пор этот старый обычай никто не отменял, его соблюдали также в родных селениях и городах. Привезенный старым Ошеном молодой бычок словно чувствовал свою грядущую совсем скорую кончину и протяжно, надсадно мычал, стоя на привязи под огромным кедром, на котором, как говорили старики, ко второй половине лета созревали шишки величиной с человеческую голову, а орехи такого кедра разбивали железным молотом, положив их сперва на плоский камень.
  
   Ночь выдалась тихая, звездная, светлая, как и все ночи в этих краях, и удивительно теплая для здешних краев. Темиан напомнил, что в полночь луна будет висеть над самой вершиной горы, но ее никто не увидит, так как ее заслонит от людских глаз священное сияние. Оно, это непостижимое сияние, зарождалось уже и росло над вершиной Священной Горы Меру, распространяясь теплыми цветными волнами, будет особенно ярким, а завтра в полдень над самой вершиной встанет солнце, явив вокруг себя чудесный ореол, нигде более никем не наблюдаемый. Такое, сказал он, случалось лишь раз в год, в самую середину последнего месяца весны, а во все другие дни и ночи любого года эти небесные светила проходили справа или слева от вершины Меру. Говорили также, что сияние, которое исходит каждый год в эту ночь, видно в небе над всей Даарией, но чем дальше к морским берегам, тем было заметно слабее. Так оно и случилось, и взволнованная публика замерла, задрав головы, когда лунный диск исчез за разноцветным небесным маревом, встав, как все поняли, над самой вершиной грандиозного заснеженного пика. В этот момент сияние стало разгораться все ярче и ярче, вспыхивая то одним, то другим цветом, как гигантский фейерверк, почти погасало, распространяя волны живого дышащего света далеко за пределы острова. Это дыхание было, однако, совершенно тихим, почти беззвучным, но само движение света напоминало как бы божественную музыку или старинные напевы древних предков, что ходили по этой земле тысячи и тысячи лет назад.
   Этот свет был вовсе не тем, что обычно, по рассказам побывавших там людей, бывает в стране Вечного Холода - он был теплым, ласковым, словно окутывал и наполнял сердца благодатной, совершенно неземной любовью, заставляя их раскрываться, биться в унисон и гореть, а все существо каждого из находящихся здесь, целиком охваченное этим неземным сиянием, наполняло все большее чувство полета и высокой радости. Это продолжалось до тех пор, пока ночное светило не сместилось дальше на запад в своем вечном небесном движении и сияние не стало понемногу бледнеть и утихать, становясь более спокойным и отдаленным, но не исчезая совсем и продолжая катить свои теплые волны света, наполняя ими весь небосвод Центральных Гор. Эйра вспомнила, что в родном селении видела его, но оно было там всего лишь как слабоватая зарница, озарявшая небо с северо-востока. Даже в Далбосе оно было намного заметнее, но сейчас оно наверняка было там заметнее в несколько рази весь город ликовал, наблюдая это чудесное зрелище.
  
   Эйре показалось, что, когда сияние было особенно сильным и охватило весь остров, она услышала в дыхании небес некий шелест, похожий на человеческие голоса. Звук этот доносился до нее отовсюду, и на мгновение ей показалось, что вся поняла и лес вокруг полны народа, который не имел никакого отношения к паломникам.
   - Луна над горой Меру приоткрывает нам завесу, что отделяет мир живых от мира мертвых, - пояснил Анхилар, отвечая на ее немой вопрос. - А Сияние, закрывая нас от Лунного Ока на этой земле, открывает Врата лишь в мир высших Небес, поэтому бояться здесь нечего.
   - Вот как? Разве Луна - плохая?
   - Она не плохая. Но Луна обычно связана с силами, которых не может быть на этой священной земле - теми, что отреклись от этого Света, и в эту ночь они прячутся в тени по всей Даарии, если только не решают возвратиться вновь в мир Единого. Да, то, что мы видели - это не простое сияние, это Свет самого Создателя Миров.
   - Я вижу, что душам нравится этот свет...
   - Да, несомненно. Видишь, какие они сами красивые?
   - Да. Так ярко светятся, поют и танцуют, и многие из них крылаты. В их мире очень светло и красиво, все время этот чудесный свет...
   "Как же мне самой хочется потанцевать вместе с ними в этом прекрасном мире", - подумала она.
   И тут же уловила какой-то частью себя тихое и предупредительное: "Еще рано". Что-то большое и бесшумное заслонило открывшуюся перед ее взором панораму, и перед ней предстало большое крылатое существо в серебристо-белом плаще, с ясными большими глазами и роскошными темноватыми прядями волос, отливающих всеми оттенками небесного свечения. Легким, как ветер, прикосновением он вернул Эйру к действительности. Она тряхнула головой и очнулась, сидя на земле в объятиях своего брата.
   - А он красивый, очень даже красивый, - пробормотала она, не поняв даже, что все это время дл сего момента была без сознания.
   - Кто? - не понял Анхилар. - Ты меня пугаешь, Эйра, я точно не ожидал, что ты свалишься в обморок. Наверное, ты голодна очень, есть хочешь?
   -Да, хочу, но дело не в этом. Просто я видела сейчас такое...то же самое, что и ты, но потом, видно, пошла дальше. Потом я увидела этого красавца и он вернул меня обратно.
   - Какого красавца? Орха, что ли? Я его никогда не видел, может и вправду он красивое и доброе существо, только секенарам никогда об этом не говори, да и кое-кому из айха тоже, для них он - омерзительное чудовище о десяти головах и двадцати ногах, покрытое язвами и обвешанное вырванными кусками мяса, и притом страшно злое.
   - Секенары сами злобные чудовища, - оборвала его Эйра, поморщившись. - Не говори мне больше такое, мне становится противно. И наверняка здесь нет ни одного секенара.
   - Может и есть, - возразил Анхилар, - только нормальные, отказавшиеся поклоняться Тьме и исповедовать учения Зла. Таких среди них немного и соплеменники их часто считают изгоями, но они сами обычно не хотят заниматься тем, что им претит. Боги Света, как известно, сильнее служителей Тьмы и бесконечно добры тем, кто верен Им, и тем обычно не хочется их предавать. Сдается мне, что старый Ошен и его внук Рий - секенары, много лет назад породнившиеся с родом, ведущим начало от старого Эйрада.
   - Ну, значит, они почти что наши, - обрадовалась Эйра. - Старик Эйрад ведь не айха, он только вырос в их семье и женился на девушке из Династии Ра, приняв их веру и обычаи. Кстати... я ведь заметила, что Ошен и Рий похожи на секенаров, такие же глаза, носы и выпирающие подбородки. Но ты говоришь, что они приняли веру, которую сюда принес народ айха, и стали хорошими. А разве среди айха нет плохих людей?
   - Почему нет, конечно есть! Вспомни истории хотя бы о временах правления Вшивобородого, то бишь Энноса. Ему вход сюда точно был бы заказан или уже был заказан. И. если честно... я тебе скажу. Отец Анок изменил многим обычаям и традициям айха, так как сам он наполовину то ли славин, то ли райван или инд - я точно не знаю. Он нашел корни многих традиций своего рода по матери, обнаружил, что они выросли из смешивания вер атлантов и арийских предков, что были во времена долгого Золотого века, облагородил их, наполнив истинным смыслом, и приблизил и нашему пониманию, и нынешние арии при этом не считают его отступником и еретиком. Я имею в виду, конечно, его последователей и просто тех, кто его уважает и любит.
   - Все ясно, - пробормотала Эйра, подсаживаясь ближе к огню. - Но как же мне, все-таки, хочется есть!..
  
   ___________________________
  
   Рассвет встречали в торжественном безмолвии, погасив костры, воздев руки к небесам и устремив взоры на вершину великой Священной Горы, из-за которой должен вот-вот появиться первый луч солнца. Но пока только первый луч, а не само солнце, которое станет большим слепящим диском прямо над вершиной горы ровно в полдень. Многие накинули на головы теплые платки и капюшоны, так как утро было прохладным и с озера дул свежий ветер.
   Четверо рослых, крепких мужчин - сыновей Матеса, переодетых в длинные алые одежды, не спеша соорудили в центре поляны жертвенник из хвороста и валежника, затем подвели к нему давно уже притихшего в предрассветных сумерках молодого бычка и хворостиной загнали в самую середину будущего костра. В этот момент все взрослые и многие грамотные подростки хором забормотали что-то на том самом непонятном многим языке, на котором накануне они усмиряли ветер на Озере. На долгие мгновения воцарилась абсолютная тишина, и в последние мгновение один из мужчин в красном занес над связанным, беспомощно лежащим на куче сухих веток бычком большой нож с широким, остро отточенным лезвием и медленно, очень медленно, как ему казалось, погрузил его в самое сердце несчастного животного. И, как показалось ему и всем остальным, кто это наблюдал, животное, даже не пикнув, испустило дух. В этот момент второй палач запалил костер.
   Глаза некоторых наблюдателей, в частности, старого Ошена, наполнились слезами: все-таки это была его скотина. До сих пор, во все предыдущие годы, ни он, ни его внук не были созерцателями этого жертвоприношения, но на этот раз оба смотрели во все глаза и глубоко сожалели о случившемся. А Эйра, Фиона и другие, кто был тут впервые, плакали оттого, что им было попросту жаль этого теленка, ведь он мог бы еще жить и жить, радоваться жизни и дать потомство. Остальная же толпа, кажется, не поддалась порыву жалости и продолжала с новым пылом и жаром что-то говорить на "небесном" языке, а потом это бормотание перешло в великолепное, берущее за душу пение одновременно нескольких тысяч мужских, женских и детских голосов. Причина такого душевного подъема скоро стала понятна и двоим секенарам, и Эйре, и наполнило их душу неподдельным удивлением и истинным ликованием: из-за жертвенного костра со стороны, невидимой глазам собравшихся, с радостным мычанием выскочил... целехонький, совершенно невредимый пятнистый теленок и преспокойно принялся жевать молодую весеннюю зелень.
   - Смотрите, смотрите, он живой! - кричали Фиона и Эйра, подпрыгивая на месте и показывая пальцем на невесть кем или чем спасенное животное. - Его не убивали и не приносили в жертву!
   - Его приносили в жертву, - не согласился с ними Анхилар, и этой фразой вызвал у обеих еще большее изумление. - А почему бычок остался жив, это очень долго объяснять, простым разумом это понять нельзя.
   - Это было чудо? - спросила Эйра, не успевая опомниться и осознать все происходящее.
   - Да. Простому человеку лучше всего считать это чудом. Те, кто не впервые здесь, наблюдают это чудо каждый год, а в это время по всей Даарии пытаются его повторить каждый на своей вотчине, только у них ничего не получается.
   - Так это же прекрасно, Анхилар! - воскликнула Фиона, обнимая его. - Теперь Ошен и Рий получат своего теленка обратно.
   - Нет, Фиона. Жертвоприношения никто не отменял, несмотря на то, что этот теленок остался жить: его принесли в дар Великому Солнечному Богу, и здесь, на земле, у него теперь будут новые хозяева. А Ошену и Рию отдадут "жертву", приведенную в прошлый Праздник Эмерелем из Арвиса.
   Внезапно где-то несколько раз протрубил рог, и несколько тысяч пар глаз устремились на Великую Гору, на то ее место, где виднелся вход в обширную пещеру, с искусственно сделанным деревянным навесом и естественным широким каменным выступом. Через несколько мгновений из этой пещеры показалась высокая стройная фигура человека, закутанного с ног до головы в длинный плащ земляного цвета. Толпа внизу восторженно загудела и замахала руками, а те же четверо в красных накидках, разобрав потухший жертвенный костер и засыпав его остатки землей и мхом, натащили откуда-то деревянных досок и соорудили на краю поляны, примыкавшей к подножию Меру, нечто похожее на деревянную площадку, на каких обычно в городах выступали ораторы перед наместниками.
   Человек, вышедший из пещеры, скинул с себя старый неказистый плащ и предстал перед народом в длинной шелковой тунике золотистого цвета и поверх нее - в такого же цвета, но более темного оттенка, атласной накидке до колен, схваченной на груди большой серебряной пряжкой; такая же была у него на поясе бирюзового цвета, охватывающем талию поверх туники. Фигура Главного Жреца казалась совсем маленькой, но зоркие глаза многих тендуанцев, райванов, айха, индов и других паломников прекрасно видели и различали каждую деталь. Некоторые даже заметили у него на голове венок из гибких, тонких веток высокогорного рододендрона с молодыми листьями, и то, что у него отсутствовала растительность на лице.
   - Побрился все-таки, остолоп, - проворчал сребровласый старец Эйрад, сокрушенно цокая языком и качая головой. - Говорил же я ему с молодых лет - не брей бороды, силу и ум свой отбреешь. И ведь без толку я это говорил, все равно каждый год в день Великого Солнца он бреет бороду и усы, юнцом, что ли, хочет показаться?
   - А я думаю, он и без бороды ума не теряет, да и силы, видимо, тоже, - дернул его за рукав Амрид.
   - Да уж не ум тогда он не теряет, а мудрость божескую, - возразил Эйрад. - Сдается мне, этот человек, один из моих сыновей, давно уже не своим умом живет, а божеским, вот только у нас, похоже, застряло, что ум, мудрость и сила пребывают в бороде...
   - Дурацкий предрассудок, - гневно сверкнула глазами Ианна, супруга Амрида. - И мне кажется, что так он выглядит лучше и моложе, ведь Весна олицетворяет собой юность и пробуждение.
  
   Между тем человек, вышедший из пещеры, ждал терпеливо и безропотно и, наконец, дождался. В небе над самой вершиной Священной Горы появилась движущаяся точка, которая все росла и росла, снижаясь, и люди узнали в ней огромного меррахонского орла - из тех, что очень мудры, благородны, любят людей и спасают их нередко от врагов, хищных зверей и прочих несчастий, указывают путь и даже позволяют иногда взобраться к ним на спину и облететь вместе с ними окрестности. Узнала его и маленькая Эйра: это был ТОТ ЖЕ САМЫЙ орел, что прилетал недавно в Таннор.
   Покружив рядом с входом в пещеру, орел, наконец, опустился на широкий каменный карниз и позволил Главному Жрецу взгромоздиться на его спину и ухватиться за бока, чтобы не упасть. Затем орел развернулся, перетаптываясь на месте, распахнул могучие крылья и не спеша спланировал вместе с седоком на деревянную площадку внизу, на поляне, где стояло и сидело на расстеленных по земле покрывалах множество мужчин, женщин и детей со всех концов Великой Даарии.
   Восторженная толпа снова загудела, приветствуя своего Учителя, предводителя, духовного отца и все еще законного правителя Даарии (именно поэтому здесь собирались в основном те, кто не хотел признать законной нынешнюю власть царя Аммоса Третьего, называя его "Наместником Даарии", тем более что грамота, закрепляющая статус верховного правителя за Аноком Вторым, все еще была в силе). Галдеж продолжался минут пять или шесть, затем Верховный Жрец поднял правую руку с зажатой в ней веткой пальчатолистной ивы, и все замолчали.
   - Возлюбленный мой народ... - начал он традиционную торжественную речь, перечисляя вначале все известные названия племен, союзов племен, народностей и родов, и народ снова слушал, затаив дыхание.
   Впрочем, некоторые вовсе не упивались речью Жреца.
   - Каждый год слушаем одно и то же, почти одни и те же слова, - проворчал Анокс, сумевший-таки каким-то чудом не поддаться массовой экзальтации. - И, обратите внимание, кто тут первый раз, он ведь будет без продыху тараторить до самого полудня, пока солнце не встанет над вершиной горы. Лучше б скорее принесли пожрать.
   - Ну и хам же ты, Анокс, - покачал головой Энхал, в точности копируя в этом своего отца. - Имей все-таки уважение или хотя бы делай вид, ежиная мать-перемать...
   Темиан грозно пшикнул на них, и оба замолчали.
   Речь отца Анока, которого здесь никто не смел даже в мыслях назвать Бродягой или ни на каком бы то ни было диалекте или выговоре, поначалу была вполне традиционной. Интересное началось позднее, после небольшого перерыва.
   -...Так вот, мой возлюбленный Единым Создателем народ. Если верить моему сну, через двадцать пять лет и два месяца я буду вынужден навсегда покинуть этот благословенный край и отправиться вместе со всеми, кто пожелает пойти со мной, в далекие Срединные Земли, где мне и им предстоит встретиться со многими, кто объявит нас врагами и попытается уничтожить. Но Великие Отец и Мать не оставят нас одних и те, кто будет искренне верить, желать всем сердцем, знать и намереваться, дойдут этой дорогой до своей цели. Но перед этим здесь, в Даарии, предстоит великая битва с теми, кто поддержит Наместника Аммоса Третьего и завоевателей с холодных северных островов, что вступят с ним в союз...
   По толпе слушателей пронеслась волна ропота.
   - Не порть нам праздник, великий Учитель! - прокричал кто-то из зрелых мужей.
   Тот помолчал несколько мгновений, затем ответил:
   - Хорошо, не стану, но главное я уже сказал, потому что считал долгом вам сказать. И если кто-то из вас хотел бы узнать дальше мои пророчества, кои приходят мне в сновидениях и озарениях в яви или полуяви, подробнее и глубже, можете наведываться ко мне и в другое время, не только в Праздник Великого Солнца. Забудьте печаль, дорогие, давайте продолжим праздничное слушание.
   И снова - о рождении Небес, Солнца и Земли, о судьбах Сыновей и Дочерей Неба, о подвигах героев во имя Высшего Разума Создателя, о Боге, явившем Себя ярчайшим солнечным светом в начале времен, о Любви Единого и прочее, и прочее, так что Анокс снова начал терять терпение, но на сей раз сдержался - взрослый парень все-таки, и в самом деле могут выгнать отсюда за дурное поведение и отправить сторожить повозки и кормить животных вместе с двумя секенарами, которые присутствовали здесь на церемонии заклания, а потом удалились.
   Наконец, длинная речь Жреца-проповедника кончилась, и начались песнопения на Едином Языке, который знали все без исключения и говорили на нем, а некоторые тексты - на все том же "языке духов". Пел Верховный Жрец великолепно, и с годами его голос, похоже, нисколько не портился. Подпевание возбужденной толпы только добавляло новые краски - казалось, даже такие певцы, как Гирван Элх из Орри, не могли бы сравниться с этим "пещерным небожителем".
   Пение было куда более увлекательным занятием, нежели прослушивание длиннющей проповеди (зануда он и есть зануда, в который раз за свою жизнь думали Анокс с Энхалом) с порой пугающими и берущими за душу пророчествами, и почти никто не заметил, как подкрался полдень. Солнечный диск, который здесь, в горах, казался в несколько раз больше и ярче, чем на низменных и средней высоты землях в долинах родных рек, оказался, наконец, точь-в-точь над вершиной Великой Священной Горы. В этот момент отец Анок замолчал и четвертый раз за этот день затрубил в висевший у него на шее рог, вынув его из-под полы накидки - громче и дольше обыкновенного.
   Наступила тишина, и вновь взгляды устремились на громадный пик, из-за которого не спеша вылетели двенадцать меррахонских орлов, и все были с седоками, которые держали в руках что-то большое, плоское и широкое. Птицы, медленно взмахивая огромными крыльями, по очереди спланировали и приземлились у подножия Горы.
   Один из прибывших учеников Жреца, уже немолодой мужчина в небесно-голубой накидке поверх белоснежной туники, спешился первым, подошел к своему Наставнику, поклонился и сорвал с подноса тряпку. Новички, включая Эйру, ахнули, а затем все, в том числе и бывалые завсегдатаи, начали давиться слюной и урчать животами: на большом круглом подносе из красного дерева высилась гора порубленной на небольшие куски и зажаренной на костре курицы, приправленной несколькими пряными травами и семенами. Все это распространяло по всей огромной поляне неповторимый, божественный и на редкость аппетитный аромат.
   Наставник поблагодарил своего ученика, взял с подноса петушиную ножку, осмотрел со всех сторон, понюхал, облизнувшись при этом, и неторопливо впился крепкими зубами в хрустящую, сочную, ароматную мякоть. От блаженства он даже на какое-то время закрыл глаза. Те, кто находились дальше всех от него, наверняка не видели этого или видели с трудом, так как не поместившихся на поляне, хоть она и была очень большой, расположили в близлежащем лесу - до них долетал только запах съестного. Зато все, кто находился неподалеку, вовсю давились слюной.
   - Да уж, - отметил Энхал, тыча в бок Анокса, - судя по выражению лица Анока, это не просто вкусно, а божественно вкусно, если прикинуть, что он весь год до этого дня питался только растительной едой да изредка вяленой рыбой.
   - Лучше бы нам поесть дали! - проворчал Анокс, у которого в очередной раз "запело" в животе, а от запаха курицы на голодный желудок начинала кружиться голова.
   В ту же минуту к ним подошел длинноволосый мужчина в зеленом атласном одеянии и с подносом в руках.
   - Угощайтесь, - улыбнулся он им.
   Близнецы разом подскочили с места, словно ужаленные, и схватили по самому большому и жирному куску, потом к ним присоединились все остальные члены Темианова семейства. Эйре, как и отцу Аноку, досталась петушиная ножка.
   Вкус этого яства воинстину показался ей божественным - тонким, насыщенным и пропитанным пряностями, поэтому выражение лица у нее вскоре стало точь-в-точь как у отца Анока, и она точно так же, как он, прикрыла глаза от наслаждения.
   - А вино будет? - спросил Анокс у парня в зеленом, который сновал туда-сюда с быстро пустеющим подносом, точно так же, как и другие ученики великого Жреца. - А то в прошлом году вы явно его для нас пожалели.
   - Будет, но попозже. Берите еще курицу.
   - О, спасибо! - Анокс схватил еще три куска - себе, Энхалу и Эйре.
  
   А Верховный Жрец тем временем прохаживался по поляне, подходил к людям и разговаривал с ними, отвечал на их вопросы или рассказывал им любопытные истории из своей жизни. Казалось, он знал все языки мира, не то что диалекты местных племен, составлявшие разнообразие Единого Языка ариев. Всем присутствовавшим не терпелось поговорить с этим необычным человеком, некоторые в нетерпеливом ожидании ерзали на месте, а те, кто уже составил ему компанию, казались и себе, и всем остальным, истинными счастливчиками. Когда же он вознамерился наведаться к Темиану с его сородичами, произошло непредвиденное: Нелида легонько оттолкнула Эйру и встала впереди нее, заслоняя ей всю видимость своей массивной фигурой, рядом с Нелидой слева встала ее беременная невестка, а справа - Исиона с двумя крохами. Этого Эйра уж точно никак не ожидала, и внутри ее сознания начал расти самый настоящий "праведный гнев". Она изо всех сил ущипнула мать сзади в правое бедро - та слегка поежилась, но не ответила, не подвинулась и даже не обернулась.
   - Чего это она? - спросила Эйра у Анхилара, потеребив его за рукав.
   - Да странная какая-то, все чего-то боится.
   - Чего боится?
   - Не хочет отпускать тебя к этому человеку. Она знает, что, если это сделать, то потом он не отпустит тебя обратно, до тех пор, пока...
   Эйра презрительно фыркнула.
   - Да я и сама не захочу обратно. Я же согласилась сама и обещала ему... И все потом объяснила матушке. Это несправедливо!
   В это время к ним подошел отец Анок и всех поприветствовал по очереди, а Нелиду, когда дошла ее очередь, обнял как родную сестру.
   - Мира и Света тебе, Нелида, дочь Геллонхая из рода Авенор! А чего дитя прячешь?
   - Э-э-э... так я не прячу. Она сама от вас прячется, почтенный Жрец.
   В этот момент Эйра снова ущипнула ее и она поморщилась. Лицо отца Анока стало суровым, он посмотрел на нее долгим, пронизывающим взглядом и все понял.
   - Не лги мне, женщина. Никогда больше никому не лги, даже самой себе. И будь добра, освободи мне дорогу, Эйра эн Кассидар сама выбрала этот путь. Это ее решение и выбор, и никто из нас не вправе чинить этому препятствия. От этого решения зависит судьба вашей семьи и рода по крови твоего мужа.
   Нелида, внутренне соглашаясь с ним и в то же время едва не плача, потупилась и отошла, наконец, в сторону, уступая ему дорогу.
   - Ну, не надо так, - успокаивал ее отец Анок, положив ей на плечо руку. - Не бойся, сестра, ничего не случится с твоей малюткой. Я понимаю твою печаль, но это не надолго, она к вам вернется, когда придет время.
   Нелида пожала плечами, и в то же время к нему обратилась ее невестка Фиона, поспешно шаря рукой в небольшой поясной сумке:
   - Позвольте... что вы скажете насчет того, что секенары в Энивад-Сар-Танатуре пытались убить моего мужа... вот этим?
   Она достала и показала ему предмет, который с трудом узнала сама: тонкая зазубренная спица, вынутая из пораненной человеческой плоти, за время путешествия от Черного Города до острова Меррахон покрылась рыжевато-бурым налетом, который осыпался при прикосновениях и пачкал руки. Отец Анок взял у нее спицу, повертел так и сяк, затем, постукивая ею по тыльной стороне пальцев, внимательно посмотрел в глаза Фионы и ответил:
   - Я знаю обо всем, госпожа, и о том, что в наказание за содеянное того города больше нет. А они и впрямь ловко рассчитали: если бы эта штука осталась в теле твоего мужа надолго, то начала бы отравлять его этой рыжей пылью, причиняя нестерпимую боль. Но, если это все уже позади, думаю, это более не стоит нашего внимания. Забудьте.
   С этими словами он отошел подальше к краю поляны, к обрыву, под которым протекал шумный ручей, и бросил заржавленную секенарскую иглу вниз. Резвые воды подхватили ее, как щепку, завертели и унесли прочь, а довольный Жрец вернулся к нашим паломникам.
   - Спасибо тебе, великий Жрец, за то, что ты унес и утопил в водах мою печаль, пусть Солнце светит тебе вечно, - поблагодарила его Фиона, растроганно тряся его правую руку.
   А сам он, ответив ей так, как подобает почтенному Главному Жрецу, по-отечески обнял ее, потом отпустил, попросил еще раз освободить ему дорогу и обратился, наконец, к своей будущей ученице, все еще сидевшей на деревянном чурбаке позади своей матери, в то время как ее старшего брата Анхилара уже там не было:
   - Ну здравствуй, Эйра, Дитя Зари, дочь Темиана из рода Кассидара. Как живешь? Скучала по мне?
   - Да... - ответила та, глядя на него во все глаза с плохо скрываемым удивлением, волнением и радостью. - Я же видела тебя наяву только один раз, и тогда ты был... казался... не таким молодым и красивым...
   - Я тоже рад, очень рад тебя видеть, меан дэвир. Я пришел сейчас не просто так, а чтобы забрать тебя к себе, если твои родичи позволят. Вы позволите, а, родичи?
   Говоря это, он окинул взглядом людей вокруг себя, улыбнулся и присел на корточки, а Эйра, чтобы хоть как-то найти точку опоры и не утонуть в море нахлынувшего волнения и всяческих переживаний с предчувствиями, уцепилась за указательный палец его правой руки. Ей казалось, что если бы она не сделала этого сейчас, то, наверное, сорвалась бы с места и убежала куда-нибудь или спряталась за чью-нибудь спину, поскольку происходившее более всего напоминало ей нечто, медленно, но верно разрываемое на части колоссальной, непреодолимой силой и оттого выглядевшее таким ветхим и непрочным. Это было больно. Даже если много раз было сказано, что это насвегда, самой же Эйре казалось, что ее, молодую веточку, отрывают от родного дерева насовсем и бесповоротно, и когда она вернется через годы к родному очагу, он станет для нее более чужим, чем новый дом и новый очаг, а она станет более чужой им, своим родичам и сородичам. Вероятно, то же самое чувство испытывали сейчас и ее родные. А может быть, они все ошибались, думая так, и кровные связи нельзя так скоро разорвать? А что, если и он, этот ее Наставник, станет столь же родным и потом так же больно будет расставаться с ним и его учениками на священном острове?
   - Позволим, - после некоторого молчания, приведя в порядок свои мысли и чувства, ответил Темиан.
   - Позволим, - вторила ему Нелида, подавив в себе печаль и страх и проявив, наконец-таки, смирение.
   И даже вернувшийся после разговора с несколькими своими друзьями Анхилар, вздохнув, промолвил это слово - "позволим". Остальные выразили свое согласие молча.
   - Ну тогда, - сказал "Бродяга", - обними их всех сначала, моя хорошая.
   Эйра вскочила с места и по очереди обняла всех своих родных, прощаясь с ними, и даже подоспевшего Урию, потом вернулась снова к человеку в золотом одеянии, присевшему на чурбак, но в последний миг поколебалась. На сей раз он, видимо, заметил ее беспокойство, хотя похоже было, что он увидел это и раньше, но ничем это не обозначил.
   - Подойди ко мне, маленький друг. Подойди, не бойся...
   Он улыбнулся снова, подмигнул ей и протянул руки. Несколько мгновений Эйра еще колебалась, взвешивая все "за" и "против" и все еще думая, куда бы ей рвануть - вперед или в близлежащие кусты и затем в лес. Но потом сообразила, что, если она струсит и убежит прочь - то ее никто не станет догонять и вылавливать в лесу или в кустах, потому что сейчас все целиком зависело лишь от ЕЕ выбора и решения. А тогда, на Черном Озере, была совсем другая история, там этот человек оказался по решению ее матери, хоть мать это и скрыла, так как была очень и очень хитра. И тут же из самых потаенных, неведомых разуму глубин ее сознания всплыл зловещий призрак Волка... Последнее резко потянуло чашу весов в сторону "за", она забыла обо всем, о чем думала до сего момента, рванулась вперед и в тот же миг оказалась в сильных, крепких руках своего благодетеля.
   - Ну вот и все, - сказал Анок, поднимаясь с чурбака. - Теперь мы пойдем в наш дом на Священной Горе. Не волнуйтесь, ничего плохого не случится, ни я, ни мои ученики не причиним ей зла. Будьте благословенны!
   Он почтительно поклонился всем и не спеша побрел на другой конец поляны к дощатому настилу, где до этого выступал перед публикой. Ноша его была совсем не тяжелой и так трогательно и расслабленно прильнула к нему, что у Верховного Жреца дари слегка перехватывало дыхание, а сердце билось сильнее, чем обычно, все больше раскрываясь и блаженствуя в накатывающих волнах счастливого переживания, которое испытывал, пожалуй, очень и очень давно, когда увидел собственного новорожденного сына и еще раньше, когда видел своих вновь родившихся сестер и братьев. При том он ясно ощущал, что она... нет, не дочь ему, а, скорее, младшая сестра... его названная сестра и глубоко родственная душа. В свою очередь, маленькая новобранка ощущала все то же самое - почти как в общении с Анхиларом, только, пожалуй, еще сильнее и ярче. Еще при той памятной встрече на Черном Озере между ними возникла либо пробудилась некая глубинная душевная связь, а теперь они оба позволили этой связи развиться, усилиться и проявить себя в полной мере.
   Донеся Эйру до того места, куда на рассвете приземлился орел, "Бродяга" осторожно ссадил ее на дощатое возвышение, похожее на ступеньку, сам же устроился рядом и стал угощать принесенными кем-то из учеников булочками со сладкой начинкой из лесных ягод, собранных в начале осени.
  
   Анокс с мрачным видом сверлил взглядом землю у себя под ногами, потом пнул сапогом какой-то некстати подвернувшийся камешек и сплюнул.
   - Чего ты? - обеспокоился за него второй близнец.
   - Да ничего. Ты видел? Я бы этого золотоперого...
   - Полегче, Анокс! - встрял в разговор Анхилар, как делал всегда, когда эти двое начинали спорить или слишком бурно что-то обсуждать - он старался везде строго блюсти установленный порядок и не допускать между младшими братьями ссор и драк, с самого детства. - За что это ты так его невзлюбил, а?
   - А то ты, Анхилар, не знаешь. Я его еще будучи семилетним мальчишкой невзлюбил. Приторный зануда, еще и липкий к тому же...
   - Почему это - липкий? - Анхирал поднял брови и вытаращил глаза.
   - А не заметно? Что к нему в холеные руки попало - то пропало, я так и знал, что просто так это не кончится и однажды он отберет у нас сестру. Матушка наша правильно делала, что спрятала Эйру, а этот аспид сгреб ее и тут же увидел девчонку, еще и нагоняй дал.
   Анокс шмыгнул носом и в сердцах пнул выкатившийся из костра кусок горящего полена обратно, потом уселся на тот же самый чурбак, где до него сидел Жрец, а еще раньше - Эйра.
   Анхилар сочувственно положил руку ему на голову и издал тяжелый вздох, как часто делал в подобных случаях.
   - Эх, Анокс, Анокс... Так ничего и не понял. У них заранее ведь договор между собою был, на нее возложена миссия спасти наш род от...
   - Миссия?.. Да не верю я во всю эту чушь!!! - заорал Анокс, теряя всякое самообладание и резко вскакивая с места. - Вы все сошли с ума, предав того, кто спас нашего прадеда и столетиями помогал нашему роду, и поэтому он вам всем мстит!..
   - Ты уж определись, мстит нам Туран-Волк или ты не веришь в эту чушь, - сухо проворчал Анхилар, нисколько не поддаваясь гневному порыву брата, но все же дав ему легкий подзатыльник. - А то сам себе противоречишь.
   - Да уж определюсь, не беспокойся, - уже тише, немного умерив ярость, пообещал Анокс. - Похоже, я тут единственный, кто не поддался до сих пор обаянию этого Анока. И, кажется, я нашел единственно верный путь. Нужно просто всем отречься от этой чужой веры и обычаев, призвать нашего прежнего Покровителя, во всем раскаяться и вернуться к нему как к истинному духовному Предку нашего рода, и тогда он, возможно, перестанет нам мстить. Ведь мы не совсем люди, Анхилар, мы - Волки...
   Анхилар закусил нижнюю губу и отрицательно покачал головой.
   - Нет, брат. Мы больше не Волки, уже давно, и никто из нас не может рассчитывать на милость Турана и его прощение. Туран не умеет прощать и, скорее всего, злобно похохочет над нашим раскаянием, а потом убьет и отправит наши души в преисподнюю. Это отец Анок бы тебя простил или кто-нибудь из Светлых Богов, но и то, если бы их предали, причем по-настоящему, как те секенары, они бы призадумались...
   - Да иди ты в пекло со своим Аноком!.. - снова впал в бешенство Анокс. - Я сам сделаю то, что задумал, а вы можете делать все что хотите и надеяться на то, чему этот вор научит нашу сестру! Я сейчас же побегу в лес...
   Далее последовало то, чего не ожидал никто из семьи Темиана и других людей, которые с нескрываемым люопытством следили за разворачивающимся "представлением". Анхилар одним прыжком опередил сорвавшегося было с места Анокса, повалил на землю и схватил за горло.
   - Только попробуй, волчье отродье! - прошипел он, багровея и яростно сверкая глазами. Только попробуй... Найду тебя и убью!..
   Анокс закашлялся, когда старший брат выпустил его, и сел на месте, раскрыв от удивления рот.
   - Родного брата убьешь?..
   - После того как наша семья отречется от тебя за предательство рода, - бросил в ответ Анхилар, отряхивая штаны от прилипших хвоинок и грязи. - Или лучше нет, не я убью, а Небесный Отец покарает - до тех пор, пока не раскаешься сам. И эта кара будет наверняка пострашнее, чем месть Туран-дема или толпа взбесившихся секенаров.
   - Какую еще кару вы можете придумать? - хлюпнул носом Анокс, перейдя от ярости к подавленности, растерянности и отчаянию. - Не верю я в ваших Богов, Небесного Отца, Сыновей, Дочерей и их гвардию, так и не смог поверить за пятнадцать лет.
   - Тогда зачем ты ездишь сюда с нами каждый год? А?
   Анокс не ответил и сидел молча, поджав губы - видимо, решил-таки запрятать злобу куда-нибудь подальше.
   И тут в их разговор вмешался Энхал, придя откуда-то с двумя кувшинами, в одном из которых был кумыс, а в другом - вино, и ставя их на землю.
   - Я понял, зачем он сюда ездит и чего ему не хватает. Только искренней, абсолютной любовью из самых недр души можно растопить злобу, жестокость и черствость, победить Тьму. Для этого ему не помешало бы пообщаться с самими отцом Эор... Аноком, ведь он - средоточие этой благодатной силы. Некоторые арии называют его также Митрой, что означает "Младший Ра" или "Сын Ра", то есть "Сын Солнца". А наш братец с этим сыном Солнца за все годы даже не поздоровался, только и знает, что бурчать себе под нос в его сторону.
   - Ага, - осклабился Анокс. - А мне неважно, кто он такой, если бы вступил с ним в разговор, то высказал бы ему в глаза все, что о нем думаю, но только вот...
   - Только вот - что? - не понял Энхал. - думаешь, он опустится до твоего уровня и ответит тем же, а потом еще даст тебе промеж глаз за то, что ты его оскорбил? Ничуть! Он просто внимательно выслушает, как выслушал когда-то меня и еще многих, поймет причину твоего гнева и страданий, уцепится за это слабое место и начнет размягчать, пока не растопит тебя, как коровье масло. И будешь потом, как Эйра, сидеть с ним на одном куске дерева, слушать пение птиц и лакомиться булочками, и будет тебе так божественно приятно и хорошо...
   - Вот за это я его и ненавижу. А что, если я ему сам дам в глаз? - прищурившись, спросил неугомонный Анокс. - Думаешь, я побоялся бы драться с чужими богами, принявшими человеческое обличье и живущими тут рядом с обычными людьми?
   Анхилар невесело усмехнулся.
   - Ты глубоко ошибаешься, брат. Не нужно делить никого на обычных людей и богов, знающие говорят, что в любом из нас живет Дух Единого. И второе... с чего ты решил, что ОН нам чужой?
   - Заткнулся бы ты, Анхилар, вечно влезаешь, когда мы разговариваем! Ну так что, Энхал, будет, если я сам дам в глаз этому наглому жрецу, которого некоторые тут обожествляют наравне с самим Солнцем??
   - Э-э... ну тогда еще до того, как ты это сделаешь, перехватит твой занесенный кулак, "оттянет" словесно, как нашу матушку за вранье, а потом уже начнет делать из тебя "кисель". Я помню, когда нам было по восемнадцать, я осмелел и вызвал его на поединок, просто для того, чтобы он показал кое-какие приемы, которым его учили Наставники в молодые годы. Он показал, а потом, когда соскреб меня с земли, засмеялся и предложил пойти к нему в ученики. Еле отвязался.
   - Да уж помню. Потом ты наотрез отказался и ушел с поля боя, а через год обнаружил, что его учеником стал Семияр из племени юго-восточных славинов. И вид у тебя был такой разочарованный...
   - Отец Анок очень мудр, - снова влез в их разговор Анхилар, так и не изменив своей давней привычке во все вмешиваться, поправлять и исправлять. - Если он видит, что у кого-то действительно нет желания и внутреннего стремления к чему-то, то есть к тому, что он предлагает, то он не будет настаивать, а вот когда на самом деле хочешь, но притворяешься... Ты ведь хотел научиться у него боевым искусствам, не так ли, Энхал?
   - Хотел... но я испугался, потому что одними этими искусствами дело бы не ограничилось. А хотя если бы и ограничилось, пришлось бы остаться тут жить и учиться всему, в том числе этой самой мудрости с премудростями.
   - Да уж... - ухмыльнулся Анокс. - Гребет с потрохами, хотя, если считать, что у этого племени присвоение считается нормой...
   - Слушай, Анокс, а почему ты все это говоришь нам с Анхиларом?! - взвился Энхал. - Мы уже давно знаем твое мнение, и нам уже совсем неинтересно это слушать. Поди и скажи это ему самому, авось выслушает.
   Анокс встал, наконец, с прохладной, немного влажной земли и издал нечто среднее между вздохом, мычанием и свистом.
   - Я бы сделал это и много бы чего еще сделал, но... страшно мне. Это вы так можете, а я даже не смею взглянуть ему прямо в глаза и панически боюсь, что он заставит меня во всем каяться и сделает из меня мягкосердечного добродушного простофилю, который будет наивно верить в неведомых мне Богов, в какого-то ни разу не виданного никем "Единого Создателя" и заниматься тем, что кажется мне абсолютной чепухой. Все потому, что я - особенный и не могу принять то, чем вы живете, для меня по-прежнему духом-покровителем и Отцом нашего рода является Туран-Волк.
   "Все потому что ты трус, трус, трус! - думал, в свою очередь, Анхилар, негодуя внутренне, но не выдавая этого никому и потупив взор. - Малодушный трус и грешник, слабая натура с нечистой совестью, пребывающая в вечном страхе перед Светом Истины и потому неспособная разорвать сети Тьмы и ложного света, который он в ней якобы видит, в этой самой Тьме. Когда-нибудь ты поймешь это, брат мой Анокс, если только не будет слишком поздно".
  

_________________________

  
   Декабрь 2010 - октябрь 2011 г.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   31
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"