Аннотация: Общежитие предполагает своеобразный образ жизни, к которому надо привыкнуть. Зачастую и соседей узнаешь с неожиданной стороны
Кастрюлька
И у стен есть уши...
Двадцать из своих неполных двадцати девяти лет Анечка провела в разных общежитиях.
Сначала это было общежитие в Московской области, которое дали ее родителям как только что поженившимся молодым специалистам еще в советские времена. За неприглядными стенами этого "здания образцового содержания" (такие названия присуждали в те времена учреждениям, отличившимся чистотой) царила веселая атмосфера: молодые специалисты, попавшие сюда на работу по распределению, безусловно, стремились не только приобрести необходимый стаж работы по специальности, но и найти своего спутника жизни и создать семью. К этому стремились и Анины родители - Григорий и Ирина, встретившиеся однажды на кухне и затеявшие какой-то научный спор (много их было в то время!), который заставил их приглядеться друг к другу. В этом здании шумно отметил их свадьбу конструкторский отдел НИИ радио, а через полтора года появилась закутанная в розовое одеяльце новорожденная - Анечка.
Когда Гриша и Ира отработали в НИИ пять лет, развалился Советский Союз, под угрозой стало существование конструкторского отдела института. Ребята были не готовы к такой ситуации - на руках была часто болеющая маленькая дочь, родственники находились далеко и вряд ли чем могли помочь. Друг Григория, заскочив однажды на чай, обмолвился, что в одном городе на юге есть предприятие, на котором работает его бывший начальник, и что там востребована Гришина специальность. Предложение поехать туда на работу ребята подхватили с радостью и вскоре переехали в новый город с нехитрым багажом. Так Анютка с родителями попала в новое в ее жизни общежитие. В отличие от предыдущего здания образцового содержания с чистыми полами и жизнерадостным цветом обоев в блоках, это было обшарпанное серое общежитие коридорного типа, где много лет не проводился ремонт. Атмосфера здесь царила совсем иная, здесь каждый жил сам по себе, насколько это возможно в общежитии. Не было ни веселых гулянок, на которые можно было запросто пригласить соседа-коллегу, ни праздничных мероприятий организованных активом на работе, ни женских или мужских междусобойчиков. Не было принципиальной разницы между тем, кто проживал за любой дверью - многодетные семьи или одинокие сотрудники предприятия - одинаково монотонно протекала жизнь первых и последних: с утра все обитатели комнат общежития, клюя носом, толпились на одной остановке автобуса, дежурно здороваясь или равнодушно делая вид, что не замечают друг друга, а вечером вели себя точно так же, сталкиваясь в одних магазинах или на почте и позже в коридоре общежития. Как любой институт социализации, общежитие диктовало свои законы. Подробности жизни каждого ее обитателя тщательно им охранялись, а годами вырабатываемое равнодушие к жизни своих соседей приводило к парадоксальной интерпретации ленинского изречения - каждая проживающая в таких условиях семья действительно становилась "ячейкой общества", совершенно изолированной от других ячеек. Это уже чувствовала подрастающая Анечка, умеющая умерять свое детское любопытство - вопросов вроде "А почему наш сосед вчера шел не с женой, а с другой тетей?" или "Почему за стеной кто-то плачет?" - она не задавала, сами родители не поощряли такой чрезмерный интерес к чужой жизни. Аня росла, превращаясь в нескладную девочку-подростка с невыразительным лицом, послушную, внешне спокойную и тяготеющую к одиночеству. Казалось, ей было интереснее всего на свете, когда родителей не было дома, наблюдать из окна проезжающие мимо общежития автобусы и трамваи, поливать бегонии, которые Анина мама выращивала на подоконнике, и читать журналы "Колобок" и "Мурзилка", которые ей выписывали по почте.
Когда Ане исполнилось девять лет, ее папу повысили на работе и поставили на очередь на квартиру в строящемся доме. Через два года, как только завершилась стройка, семья переехала в свое жилье в соседний микрорайон. Квартира начиналась с небольшого коридора с тремя дверьми, которые вели в будущие зал, спальню и кухню; были еще две двери, которые было не видно из коридора, они вели в ванную и туалет. Аня впервые очутилась в таком просторном пространстве. "А здесь кто с нами будет жить?" - спросила она, показав пальцем на дверь меньшей комнаты. Ее родители переглянулись и промолчали: это будет детская комната дочери.
В маленькой "двушке" на седьмом этаже нового дома прошло Анино школьное детство. Навыки, столь значимые для жизни в общежитии, теперь, казалось, были не нужны - соседи по подъезду охотно интересовались маленькой школьницей, редко бывающей в обществе подружек. Аня и вправду была не очень общительной по сравнению со сверстниками, скорее в силу привычки быть одной, нежели согласно ее внутренней сущности. Школьная жизнь не сделала ее более общительной, и наша героиня чаще проживала свою воображаемую жизнь, читая книги, чем общаясь с людьми в реальности. Родители Ани, к слову сказать, не считали важным удовлетворять потребность дочери в общении со сверстниками, предлагать ей куда-нибудь пригласить одноклассников или сходить к кому-то из них в гости и считали нормальным то, что она постоянно находится дома после школы, не имея других занятий, кроме учебы, помощи по дому и чтения.
Ближе к окончанию школы Анины родители сочли необходимым отправить дочь учиться в другой город. После сдачи выпускных экзаменов Ане предстояло поехать сдавать экзамены в выбранный ею институт. На удивление многих знакомых, она легко прошла собеседование и сдала экзамены в институт культуры и искусств, и теперь у нее появилась возможность учиться в хорошем учебном заведении, жить самостоятельно вдалеке от родителей - иногородним студентам предоставлялись места в общежитии. Эта возможность почувствовать жизнь такой как она есть порадовала Аню, которая ощущала, что дома ей не хватало свободы жить так, как хочется. Она интуитивно стремилась выйти из затянувшейся ситуации отсутствия взросления, в которой ее родителям было так удобно контролировать свою девочку.
Так Аня попала в очередное в своей жизни общежитие. Студенческая жизнь в течение нескольких лет буквально поглотила ее. Она едва успевала делать домашние задания, приходя домой с занятий, как приходили ее соседки по комнате, переполненные впечатлениями прошедшего учебного дня и предвкушающие следующие. Аня старалась вслушиваться в то, о чем ей рассказывали, но почему-то оставалась внутренне безучастной к рассказам соседок. Отсутствие опыта самостоятельной жизни мешало Ане эмоционально сопереживать однокурсницам, ей было сложно прочувствовать чужие эмоции и высказать свое мнение о происходящем в чужой жизни. "Аня, ты как неживая!" - как-то высказала ей в лицо одна студентка, Люда, которая умела как никто другой и пошутить над ситуацией, и посочувствовать другому. Эти слова вызвали у Ани внутренний протест и саднящую боль - ведь невозможно прочувствовать чужую радость или печаль, если не имеешь подобный опыт! Однако, как ни переживала эту боль Анна, выхода из ситуации не виделось (впрочем, Аня его и не искала), ее студенческая жизнь протекала спокойно, без потрясений и казалось, так будет всегда.
Закончив институт, Аня осталась работать в институтской библиотеке по месту прохождения практики и стала снимать жилье. Работа в библиотеке наложила на нее специфический отпечаток - необходимость постоянно заполнять разные бланки, вести картотеки, следить за приемом, регистрацией и выдачей журналов и газет, формировать статистическую отчетность сделали ее способной как бы растворяться в своей работе так, что требовалось какое-то время, чтобы вывести ее из этого состояния. Сосредоточенная задумчивость отражалась на ее лице даже тогда, когда она находилась не на работе. Девушка старалась выполнять свою работу в положенные сроки, и за усердную работу через год ей предложили комнату в общежитии института, что являлось проявлением повышенного внимания со стороны руководства библиотеки. К этому времени Аня уже почти равнодушно относилась к жизни и к своему месту в ней. Покорность своей судьбе, выпестованная в ней жизнью в общежитии, была незаменимым качеством характера Анны Григорьевны как исполнителя чужих приказов, поручений и просьб, но никак не организатора своей жизни. Вселение ее в очередной корпус малосемейки никак не затронул ее внутренний мир, даже на лице не отразилось ничего, кроме обычной слегка равнодушной готовности что-то куда-то ввозить, передвигать, убирать. Ане помогали перевозить вещи завхоз общежития, вахтер и пара коллег по работе. Наконец, прибывшая обустроилась на новом месте и стала ездить на работу вместе с соседями по корпусу. В общежитии Аня, как и прежде, бессознательно сохраняла невидимую дистанцию между собой и соседями, которые, впрочем, как будто не видели необходимости поближе знакомиться с новой соседкой. Это были взрослые, даже пожилые люди, мелькавшие в проемах своих дверей в засаленных халатах или в спортивных костюмах, пробегающие по коридору с подносами посуды или с тазами белья и, казалось, ничего не знающие, кроме работы и отдыха. Аню вполне устраивало то, что жизнь текла так, как было привычно. В ее обязанности входило, как у других соседей, дежурство по этажу раз в месяц, и участие в субботниках весной и осенью (проживающие в общежитии должны были убираться в близлежащем скверике). Она жила обособленно - близлежащий остров, до которого подать рукой, но не добраться никакими транспортными средствами.
Однажды придя домой с работы декабрьским днем, Аня привычным движением открыла входную дверь своей комнаты и поставила тяжелую сумку на пол. В коридоре никого не было, в комнате было по-дневному тихо. Была суббота, завтра не надо было на работу. Навалившаяся за месяц усталость вызвала легкую грусть от бессилия ей противостоять. Аня нашла в себе силы достать из сумки продукты, распаковать их и положить в холодильник. "Надо поставить отвариться картошку" - пронеслось у нее в голове. Она поплелась на пустующую кухню, почистила овощи, налила воды в кастрюлю и собралась зажечь газ, как вдруг вспомнила, что забыла в комнате спички. Вернувшись, она машинально взяла с полки коробок и на минутку присела на кровать. За окном заклеенной Аней на зиму оконной рамы вальсировали снежинки, напротив светились флуоресцентные огни другого общежития. Все было, как всегда - привычно и неизменно. Глаза Ани слегка прикрылись, и через минуту она уже спала, сжав коробок в отброшенной на подушку руке. Она спала так спокойно, как спят не знающие забот дети в дошкольном учреждении после целого дня шалостей.
Когда мягкий картофельный запах ворвался в подсознание Анны, разбудив ее, было уже воскресное утро. Ее дверь была слегка приоткрыта, и в коридоре слышалось шуршанье мягких тапочек - кто-то на этаже уже торопился с утра пораньше занять очередь в душ. Аня приподнялась с кровати. Возвращение в себя после сна вызвало ощущение чего-то не сделанного накануне. "Картошка!" - вспомнилось Ане. Она посмотрела на стол, где стояла кастрюля с отваренным картофелем. Разваленные мягкие картофелины источали такой вкусный запах, что Аня не сразу вспомнила, что не она отварила их. "А кто же?" - подумалось ей, но ответа не было, и пришлось в недоумении позавтракать. Вечером, когда Аня лежа читала журнал, к ней в комнату постучали. Соседка, пожилая библиотекарь из соседнего отдела, зашла в комнату. "Вы спали, - объяснила она, извиняясь. - Вчера вечером я увидела на кухне неотваренный картофель и вашу кастрюльку. Подумала, вдруг кто-то ушел за спичками, и решила зажечь газ на плите. Но никто не возвращался, и я спросила на этаже, чья это посуда. Сказали, что ваша. Когда я вошла к вам, вы спали. Хотелось сделать вам приятное, я-то знаю, что значит уставать".
Ане сделалось тепло от человеческого участия, впервые как это было когда-то дома. Захотелось отплатить добром женщине, и она задумчиво произнесла: "В холодильнике еще и квашеная капуста есть, будете завтракать со мной?". "Ах что ты, милая!" - засмеялась женщина, и Ане вдруг подумалось, что сама она будет так же точно смеяться в ее возрасте. - "Я уже завтракала, сейчас еду за внуками к дочери и зятю - повезу в зоопарк. Заходи-ка лучше в гости ко мне вечерком, поболтаем". Аня обещала, и женщина ушла к себе в комнату собираться.
Когда она ушла, Ане впервые стало очень грустно. Ей было так приятно, что о ней позаботился другой человек, что кто-то понял, как она устала на работе и готов разделить с ней вечер, разговаривая о том, что интересно Ане, а не относится к работе. Казалось, этой грусти суждено продолжаться до тех пор, пока женщина не вернется со встречи с внуками.
А потом ее разбудил чей-то раздраженный голос из кухни:
- Чья кастрюля с картошкой стоит? Собрались - так варите!
![[]](/img/n/naklejshikowa_marija_wladimirowna/a_casserole/374401.jpg)