Три закона парашютизма
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
После издания бумажного варианта книги, это - наиболее полный сборник рассказов о парашюте.
|
![[]](/img/n/nakonew_w/httpfreegliderbyrukniga8shtml/3xzakona.jpg)
Всем моим ученикам посвящается.
Часть первая.,ХАБАРОВСКИЙ АВИАСПОРТКЛУБ.
Хабаровский Авиационный Спортивный Клуб в 1976г.
Власенко В.С.
Бирюков Ю.Г.
Дудаков А.Г.
Козин А.С.
Загузов И.Г.
Семергеев А.Н.
Филипенко С.В.
Береговой П.Д.
Антипов С.Д.
Эбингер Г.А.
Козина Н.Г.
... и быстро-быстро кружится земля...
А я вишу под куполом, глазами тупо лупая,
Эх, жизнь ты парашютная моя...'
(эту песню сочинили летом 1976 года студентки филологического отделения Хабаровского Педагогического Института, прыгавшие с парашютом в ХАСК)
ПЕРВЫЙ ПРЫЖОК.
Заглянув на парашютные сайты, я вдруг пришёл к мысли описать свои прыжки. Тем более, что было это так давно. Уже многих просто нет с нами. И, чтобы не перегружать память воспоминаниями, постараюсь избежать имён. Просто будет Лётчик, Инструктор, Ученик. Или Парашютист.
16 января 19...давнишнего года. Мороз и солнце - день чудесный! Наконец закончились наши 72 часа подготовки и прошёл день укладки парашютов, и мы на поле. Помогая друг другу, застёгиваем карабины подвесной системы. С лёгкой завистью смотрим на спортсменов, которые, в отличие от нас, расхаживают по старту со своими нетяжёлыми парашютами. А мы, как навьюченные мулы, стоим загнувшись, удерживая 21 с половиной кг на спине, да ещё 7 кг спереди. Добавить к этому ватные брюки и куртку и каску. Валенки, привязанные бечёвками к ногам, завершают эту идиллическую картину.
![[]](/img/n/nakonew_w/httpfreegliderbyrukniga8shtml/pervyipryg.jpg)
Я с некоторой гордостью вспоминаю, что распустил ножные обхваты и это позволяет мне ходить почти как спортсмены. С прямой спиной. Да ещё и пошучивать над своими товарищами, согнувшимися в три погибели.
В самолёт и полетели. Набираем высоту и открывается дверь. Струя холоднющего воздуха врывается в салон АН-2 и, подняв с пола снежную крупу, осеивает ею наши лица. "Да", - мелькает мысль, - "не вспотеем."
Самый тяжёлый из нас прыгает первый. Один. Я сижу возле двери и вижу, как он, зажмурившись, выскакивает из самолёта. Самолёт тут же делает вираж и я не вижу его больше. Инструктор захлопывает дверь и, присев на корточки, смотрит в иллюминатор.
Мой товарищ хлопает меня сзади по плечу: раскрылся. Конечно раскрылся, думаю я, иначе и быть не должно. Ну уж я-то не буду глаза закрывать. Снова два коротких гудка и уже моя очередь вставать. По команде Инструктора я ставлю ногу на обрез двери и тут же отдёргиваю её обратно: из валенка мгновенно выдуло всё тепло.
- Чего испугался? - кричит, перекрывая гул мотора, Инструктор.
- Я не боюсь. Просто холодно...
Закончить диалог мы не успеваем, потому что гудит сирена и я, сильно оттолкнувшись, прыгаю головой вниз. Слышу быстро удаляющийся рёв мотора и вижу, как моё падение сопровождает оранжевый шлейф, затем он закончился и к нему добавились стропы.
Пучок похлопывает меня по ноге и удлиняется, удлиняется. Словно огромная сильная рука схватила меня за шиворот и резко перевернула ногами вниз. Лямки ножных обхватов, ринулись кверху и, прихватив по дороге штанины ватных брюк останавливаются там, где ноги теряют своё название.
Запаска, до этого бывшая где-то внизу, вдруг со всего размаха бьёт меня в подбородок, но я этого уже не чувствую. Ой, дурак! Ой, кретин! Зачем тебе всё это нужно было? Ой!
Ничего нет, кроме боли. Жил себе жил. Всё было нормально. Стрессу захотелось. Ой, урод! Но учеба была не зря. Почти автоматически отсоединяю страхующий прибор от раскрывающего устройства запасного парашюта и осматриваю пространство выше меня.
В двухстах метрах выше вижу моего товарища. Машет руками, хлопает ногами. Ты вот балдеешь, а мне вот совсем не радостно. Но, проходит боль, и я уже вполне осознанно залезаю на лямку подвесной системы. И уже могу и вниз посмотреть. И вправду красиво.
А земля, до этого неподвижно белевшая внизу, уже стала надвигаться на меня. Что? Это всё? Так быстро? Эх, жалко. Снежный ковёр мягко толкает меня в ноги и я валюсь на спину. Даже не провожаю взглядом падающий купол и, ещё лёжа, начинаю расстёгивать карабины. Вскакиваю на ноги и первым делом затягиваю до упора злополучные обхваты.
![[]](/img/n/nakonew_w/httpfreegliderbyrukniga8shtml/pinaev.jpg)
СПОРТИВНЫЙ РАЗРЯД.
Если третий разряд по парашютному спорту давался автоматически при выполнении трёх прыжков, то на второй нужно было уже участвовать в соревнованиях на точность и выполнить два прыжка с удалением не больше шестидесяти метров. То есть, два раза попасть в тридцатиметровый круг. И начались соревнования. Более или менее вся наша группа выполняет норматив. И только я на первом прыжке улетел куда-то за три сотни метров от того места, где надо было приземлиться.
Все с непониманием глядели на меня. Из группы, в которой я занимался, только я прыгал на спортивном парашюте, а остальные на перкалевых первоначального обучения и вот такое. Я и сам понимал, что делаю что-то не так. Но голова отказывалась производить какие-либо расчёты. Второй прыжок. Я опять врезаюсь за зачётным кругом и с горечью наблюдаю, как в круг приземляются мои товарищи. Судья соревнований, то ли в шутку, то ли в серьёз отмеряет метры, которые оставили меня за бортом выполнения норматива. Насчитывает пятьдесят метров.
Почти уже все выполнили норматив и радостно гомонят на старте. Те, кто ещё не уложился в разряд, готовятся к третьему прыжку. Последний шанс. А у меня его нет. Мимо меня, укладывающего парашют, проходит инструктор и не останавливаясь произносит.
- Норматив второго разряда - шестьдесят метров. Если сейчас не прийдёшь в десятиметровый круг, лично надаю пендалей отсюда.
Я уже и без пендалей готов бежать, куда глаза глядят. Сажусь в самолёт выполнять последний прыжок в своей жизни. Никто на меня не обращает внимания, словно уже и вычеркнули из всяких списков. Динамический удар при раскрытии приводит меня в чувство. Ну, давай же, говорю я сам себе. И строю зигзаги в воздухе, обрабатывая ветра разного направления, чтобы выйти на последнюю прямую. Выхожу, притормаживаю, осаживаю парашют и ровно-ровно приземляюсь в центр круга, не попав, правда, ногой по "пятаку".
- Ноль метров, тридцать сантиметров! - громко объявляет судья на приземлении.
- Ну как так можно прыгать? - спрашивает меня инструктор, обещавший пендалей,
- Два "вне круга" и ноль. Никакой стабильности.
ИРОКЕЗЫ.
Советский человек - это звучит гордо. Только до тех пор, пока он выпячивать эту гордость не начинает. Перед другими советскими человеками.
Аэроклубный аэродром был почти огорожен. Заборы из колючей проволоки стояли там, где была опасность появления детей или животных. В этом заборе были оставлены проходы и сделаны перелазы. Правда, с табличками "Проход запрещён". На это запрещение равнодушно взирали по обе стороны забора.
Поэтому аэродром был исчёркан тропинками разного размера. Люди, сокращая путь, ходили на работу и домой, в профтехучилище или к остановке автобуса. Жители частного сектора знали, что если спросить у руководства аэроклуба, то можно и траву покосить на бескрайних просторах этой лужайки.
![[]](/img/n/nakonew_w/httpfreegliderbyrukniga8shtml/instruktores.jpg)
слева (с переднего плана вглубь) инструктор С. Филипенко, лётчик Ю. Бирюков, старший инструктор А. Козин, инструктор И. Загузов.
Я был дежурным по старту. Кроме всех обычных дел и забот, я должен был регулярно оглядывать аэродромное пространство: нет ли на нём какого гуляющего, который мог бы помешать взлёту или, того хуже, посадке самолёта.
Гражданин выгуливал собачку на поводке. Не спеша пересекал взлётную полосу. А наверху самолёт заканчивал выброску парашютистов. Хватаю мегафон и бегу в его сторону, говоря ему поторопиться. Мужчина поднимает голову, видит глупого пацана с матюгальником и демонстративно наклоняется к собачке, лаская её.
Сзади свистят. Я оборачиваюсь. Мудрый Зу-Зу, который принадлежит к местному индейскому племени, показывает мне на мобильную будку стартового командного пункта. Понимаю намёк и бегу к СКП. Ещё молодые, инструкторы и лётчики аэроклуба давно играют в игры, награждая всех кличками. И в СКП сегодня дежурит великий Ду-Ду, которому я в двух словах объясняю ситуацию. Он кивает и подносит к губам микрофон, глядя на снижающийся АН-2. Самолёт задирает хвост, круто приближается к земле и приземляется не возле старта, как принято, а в самом начале полосы возле посадочного знака "Т". Проезжает мимо старта и останавливается возле собачки. Лётчик сдвигает форточку и кричит что-то гражданину. Нам не слышно, как не слышно и того, что ответил несознательный нарушитель. Представитель индейского племени в кабине самолёта не стал выкапывать топор войны, а просто развернул самолёт хвостом к обидчику, нажал на тормоз и дунул воздухом... в 1000 лошадиных сил. По аэродрому полетел, цепляясь за неровности, поводок, на противоположных концах которого болтались собачка и её хозяин. Некоторое время у них ушло, чтобы вспомнить, как надо передвигаться по земле и столько же на поиск далеко улетевшей шляпы. После этого оба с решительным видом зашагали к нам. Самолёт уже улетел и советский человек, безошибочно определив начальственное положение Мудрого Зу-Зу, подошёл к нему.
- Кто у вас здесь старший?
Мудрый Зу-Зу осклабился и ткнул пальцем в сторону стеклянной будки:
- Они-с!
Облокотившись на поручень, с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего, сверху вниз взирал Великий Ду-Ду.
- Как вы смеете?! Я буду жаловаться! Я в милицию пойду!
Со стороны аэроклуба показался "жигулёнок" с включнной мигалкой.
- Ну что вы так волнуетесь? Сейчас вам предоставится возможность поехать в милицию. Я уже позвонил.
А к вечеру я через мегафон накричал на группу работников краевого ДОСААФа, не узнав их, когда они в сопровождении Толстого Ву-Ву обходили аэродром и внезапно появились с другой стороны взлётной полосы. Это, почему-то, очень развеселило остальных индейцев.
![[]](/img/n/nakonew_w/httpfreegliderbyrukniga8shtml/samolet.jpg)
ИСКЛЮЧЕНИЕ.
Доктор в аэроклубе уважаем не только за то, что он доктор. От него зависит будешь ли ты прыгать или летать. Перед ним все равны. Лётчики и Мастера спорта, парашютисты-спортсмены и парашютисты-перворазники, все одинаково волновались, входя в медкабинет поутру. Мне, за мою долгую парашютную жизнь, приходилось слышать истории о других докторах, в других аэроклубах, которые путали свои обязанности с возможностями свести какие-то личные счёты и тому подобное. Петр Данилович Береговой был не такой. Приятный, улыбчивый, спокойный. Даже если кто начинал волноваться, входя к нему с закатанным рукавом, готовый примерить манжету тензиометра, в кабинете сразу успокаивался, приводя в порядок и свой пульс и своё давление.
Подписав полётные листы и проверив, чтобы не забыли медицинский ящик, Пётр Данилович всегда приходил на поле, чтобы лично убедиться, что никто не прищемил палец или не подвернул ногу.
А если усиливался ветер, то доктор сразу оказывался на старте, следя за прыжками и, если считал нужным, регулировал отправку парашютистов в самолёт.
Майским днём ветер дул всё сильнее и, наконец, стал таким, когда многим парашютистам нельзя прыгать. Доктор подошёл вместе с Ю.Г. Бирюковым, командиром парашютного звена, к шеренге спортсменов.
Без лишних разговоров запретил прыгать девчонкам и тем спортсменам, кто физически был не подготовлен. Мы, начинающие, уже давно стояли готовые снять парашюты, потому что нам нельзя прыгать в такой ветер. В строю осталось только девять человек. Командир звена обвёл взглядом отставленных доктором, чтобы выбрать из них кого покрепче и поопытнее, но доктор его опередил.
- Вон его возьмите, - и показал пальцем на меня. Командир звена повернулся.
- Да он ещё не дорос...
![[]](/img/n/nakonew_w/httpfreegliderbyrukniga8shtml/ruchnoe.jpg)
Пётр Данилович улыбнулся.
- Он - исключение. С его ногами штангиста он может с семидесяти метров без парашюта прыгать.
Слово доктора - закон. Инструктора тут же поставили меня на четвереньки и переукомплектовали мой Т-4, предназначенный для прыжка на "расчековку" (полуавтоматическое раскрытие), вставив страхующий прибор и кольцо ручного раскрытия. После моего первого прыжка с задержкой двадцать секунд, с довольно неплохим результатом точности и хорошим приземлением, доктор подошёл ко мне и задумчиво произнёс.
- Ты будешь большим спортсменом. Но только если сволочью не станешь.
Пётр Данилович не угадал. Я не стал большим спортсменом именно потому, что для этого нужно было сначала стать сволочью
ПО-7
Парашют был похож на что угодно, кроме парашюта. Мы, привыкшие видеть в небе купола круглой формы с длинными стропами, замирали, увидев открытие парашюта ПО-7. "Семь" означало площадь семь квадратных метров. Позднее его называли ПО-9 серии 1.
![[]](/img/n/nakonew_w/httpfreegliderbyrukniga8shtml/pervajaseria.jpg)
Мастер спорта СССР Евгений Ползиков, впервые показавший "крыло" в небе Хабаровска, стоически отражал поползновения всех желающих попробовать прыгнуть на новой технике.
- Если бы вы знали, что мне пообещали, если кто другой прыгнет на моём крыле, вы бы меня не просили, - отбивался он.
День закончился происшествием. Евгений столкнулся в воздухе с другим спортсменом, прыгавшем на обычном УТ-15. Оба заходили на цель с разных сторон и не смотрели друг на друга. К счастью, столкнулись они на высоте пять метров и оба упали в песок. Отделались небольшими растяжениями.
Прошёл год и такой же парашют был у другого Мастера. Михаил Улитин тоже никому не давал свой ПО-7. До сих пор никто не знает, каким образом один из Мастеров аэроклуба выпросил крыло у Улитина. И прыгнул на нём. Все свободные столпились на кругу приземления, наблюдая за маленьким прямоугольником, который летал в небе. Всё ближе и ближе к нам. Парашютист пролетает на большой высоте мимо круга, собираясь зайти на приземление против ветра. До нас доносится звук срабатывания прибора на запасном парашюте. Значит высота уже триста метров. Вдруг у парашютиста спереди появляется ярко-белый комок, который падает вниз, пролетает между ног и сзади раскрывается огромный, по сравнению с "крылом", купол запаски. "Крыло" "клюёт" вперёд, за ним ныряет парашютист и, сделав полное переднее сальто, Мастер Спорта повисает на запасном парашюте.
Сергей забыл вытащить, после раскрытия основного парашюта, красный чекующий шнур запаски и она тоже раскрылась. В те годы, даже Мастера прыгали с приборами на запасных парашютах. Все замерли.
- Мастер Спорта СССР Сергей Антипов демонстрирует нам срабатывание запасного парашюта З-5, - комментирует произошедшее старший тренер аэроклуба Александр Козин.
После этого, владельцы крыльев наотрез отказывались дать нам попробовать парашют кому бы то ни было, отвечая вопросом на просьбу.
- А помнишь...?
Мне удалось прыгнуть на ПО-7 другое время и в другом месте. Это был мой 335-й прыжок.
![[]](/img/n/nakonew_w/httpfreegliderbyrukniga8shtml/chekalov.jpg)
В. Чекалов - автор всех фотографий этого раздела.
РУЧНОЕ РАСКРЫТИЕ.
В те годы, чтобы научиться раскрывать парашют самому, нужно было отпрыгать целую программу: автоматическое раскрытие парашюта, прыжки со стабилизацией, полуавтоматическое раскрытие с имитацией выдёргивания кольца и, в случае неправильного выполнения перечисленного, инструкторы могли добавить прыжков на это упражнение.
Я уверенно добрался до заветного "прибор на пять секунд". Вот тут-то всё и началось. В теории я знал, в подвесной системе в классе пробовал. Всё было понятно. Непонятное началось за дверью самолёта на высоте. На первый прыжок с ручным раскрытием меня выпускал А.С. Козин.
Я выпрыгнул и раскрыл парашют. При этом закувыркался так, что он мне после приземления подошёл ко мне и сказал.
- Ну-ну!
Поняв, что далёк от совершенства, я стал готовиться ко второму прыжку. В этот раз выпускающим был И.Г. Загузов. И опять я прыгал первым. И снова скрутил что-то акробатическое. Загузов впечатлился так, что тоже после подошёл и сказал небольшую речь, не пропуская слов для связки, которые я не берусь повторять.
- Вовик! Я много раскрытий видел, но то, что вытворяешь ты, это вообще... Одновременное сальто в трёх плоскостях.
Третий прыжок на ручное мне не светил, потому что меня снова вернули на расчековку. Но вмешалась погода и меня, с разрешения доктора, завезли на полтора километра высоты, откуда я пропадал двадцать секунд, еле-еле удержавшись "на пузе", свалившись в конце в беспорядочное падение и успешно его остановив. Я "прочувствовал" воздух.
![[]](/img/n/nakonew_w/httpfreegliderbyrukniga8shtml/zaguzov.jpg)
Инструктор И.Г. Загузов проводит осмотр парашютистов.
На следующий прыжковый день, поскольку никто ничего не сказал, я снова уложил парашют на ручное раскрытие. В самолёте (опять!) Мудрый Зу-Зу не стал меня выбрасывать первым, а посадил на первую левую скамейку, чтобы я мог увидеть других. Я посмотрел, добавил знаний. Подошла моя очередь и я высунул руку в дверь, "пощупав" поток воздуха. Загудела сирена и я отталкиваюсь от обреза двери, машу прощально рукой выпускающему и дёргаю, как положено, вытяжное кольцо парашюта.
На земле ко мне подошёл Загузов.
- Ну и чего ты раньше выдраконивался? Умеешь же.
ВЕС ВЗЯТ!
Машенька была словно из сказки. Маленькая, с огромными голубыми глазами и очень храбрая. Поэтому она и занималась парашютом. Упорства ей тоже было не занимать. Как она тащила свои парашюты по лестнице! Все джентельмены клуба, когда это видели, бросались к ней, забирали парашютную сумку, несмотря на её протесты, и поднимали на второй этаж.
Только я этого не делал. Когда я нагонял её с парашютом на плече, я приседал, брал её на руку как ребёнка и шёл дальше. ("Гена, давай я возьму чемодан, а ты меня. И мы пойдём")
Маша была моим другом и, как другу, она мне рассказала о своей проблеме.
Проходя годовую медицинскую комиссию на допуск к прыжкам, бедная девочка выпивала полтора литра воды. Она весила всего сорок шесть с чем-то, а по парашютным правилам тех лет, минимальный вес парашютиста должен быть сорок восемь килограммов.
- Бедненькая, - пожалел я, - так ведь и уписяться можно.
- Да вот... еле вытерпливаю, пока взвешусь.
- А девчонок как взвешивают? Голыми?
- Нет, в трусах.
Я задумался лишь на мгновение. Критически посмотрел на её размеры и придумал:
- Я принесу тебе диск от штанги. Засунешь его в трусы.
В поликлинике мы уединились в углу, я вытащил из сумки два маленьких диска весом по 1кг 250г. Они были заранее обвязаны верёвочками и завёрнуты в марлю, чтобы не холодили тело. Маша отвернулась, засунула балласт к себе спереди, я помог завязать сзади. Узел мы хорошо запрятали и девчонки пошли кабинет.
Выйдя оттуда, Маша отыскала меня глазами и показала большой палец. Я ей кивнул на мою сумку, а сам пошёл на медосмотр.
- Сорок девять килограммов и сто граммов, - гордо сказала Маша, когда мы шли к автобусу.
Зимний день. Двадцать градусов мороза. Маша прыгает первая. На пристрелку. Потом самолёт делает круг, инструктор снова открывает дверь и его глаза перестают моргать: парашюта нигде нет! Лётчик оборачивается, хохочет и показывает пальцем вверх. Там Маша летает на своём парашюте уже метров на триста выше самолёта. Зимой тоже бывают термики. Она приземлилась лишь после того, когда второй борт начал взлетать.
ОЙ-ЁЙ!
Выпускающего на последний взлёт не было. В то время советские парашютисты ещё не были суеверными и не боялись слова "последний". Вообще-то выпускающие были, просто у них не было уложенного парашюта. Кто-то не успел уложить, а кто-то вообще не собирался этого делать.
- Возьми любой уложенный и выпусти, - сказал командир звена А.Н. Семергееву.
![[]](/img/n/nakonew_w/httpfreegliderbyrukniga8shtml/semergeev.jpg)
Инструктор А. Семергеев
Тот подошёл к брезентовому полотнищу, где были сложены парашюты и потыкал рукой в сумки. Нашёл уложенный, вытряхнул и начал надевать подвесную систему на себя. Мы стояли проверенные и переписанные, поэтому, когда Семергеев взял в руки свою каску, мы уже шли один за другим к самолёту.
Расселись. Завёлся мотор, инструктор зацепил ногой подножку и втянул её в самолёт, закрыл дверь и покачивая пальцем, пересчитал парашютистов. Потом подошёл ко мне, перецепил на тросе карабин моей вытяжной верёвки, пересаживая меня последним.
- Со мной пойдёшь! У меня тоже Т-4, - прокричал он, перекрывая шум мотора.
Набрали высоту. Попарно парашютисты исчезают в раскрытой двери. Мы остаёмся вдвоём. Инструктор вытаскивает у себя вытяжную верёвку и хватается рукой за прибор, контролируя его остановку. Поворачивает меня на сиденье и повторяет ту же операцию со мной, придерживая парашют рукой и говорит мне.
- Я - первый! Ты через секунду. Понял?
Я киваю. Ничего себе! Последний буду прыгать. Словно выпускающий!
Лётчик оборачивается и жмёт кнопку сирены. Семергеев прыгает. Я проговариваю про себя: "триста двадцать один" и тоже шагаю в пустоту. Стабилизирую падение, смотрю на инструктора, который висит в воздухе ниже меня и дёргаю кольцо. Сразу после этого вижу, как начинают округляться глаза Александра Николаевича. Ой-ёй! Оборачиваюсь и через плечо вижу лежащий на спине шаровой вытяжной парашют. Учёба была не зря! Не успеваю ничего подумать, а руки сами, по очереди, бьют локтями по парашюту. Вытяжной улетает далеко назад, я приготавливаюсь к динамическому удару раскрытия и краем глаза ухватываю раскрывающийся внизу парашют Семергеева.
Приземляемся в песчаный круг. Собираю парашют на руку. Возле меня появляется тень. Поднимаю голову. Рядом стоит инструктор с парашютом под мышкой. Он даёт мне щелбана по каске и прикладывает палец к губам. Понятливо киваю и мы идём на старт, где уже грузят парашюты в машину.
УКЛАДКА
В аэроклубе появились лишние 'утэшки'. Ну, не совсем так прямо взяли и появились, а просто ушли некоторые спортсмены и парашюты освободились. Александр Козин окинул взглядом спортсменов, которые отрабатывали по очереди элементы акробатики в тренажёре и произнёс.
- Тот, кто сейчас уложит УТ-15 без ошибок, в эти выходные будет на нём прыгать.
Все замерли. Такого ещё ни разу не было. Я скромно промолчал зная, что у меня шансов нет. Я даже не держал этот парашют в руках. Кроме того, мне и Т-4 хватало, потому что я недавно пересел на него с перкалевого Д-1-5У.
Один из спортсменов постарше решился и начал готовить парашют к укладке. Мы побросали все дела и выстроились возле укладочного стола. Хотелось порадоваться за товарища. Он добросовестно налистал полотнища, натянул чехол и, когда взялся зачековывать ранец, инструктор сказал.
- Можно не продолжать. Уже сделал три ошибки. Все грубые. Кто ещё желает попробовать?
Никто не ответил. Козин поднялся с табурета, сунул в карман блокнот, в котором что-то помечал и взялся за парашют.
- Показываю правильную укладку.
Я стоял среди других, загибая пальцы рук, отмечая этим этапы укладки. Вернувшись из аэроклуба, первым делом раскрыл мои конспекты по парашютному делу и добросовестно записал туда всё, что видел и слышал, по новой зажимая пальцы.
Много лет спустя, рассказываю моим ученикам этот случай и учу их правильной укладке не только тех парашютов, на которых они прыгают, но и других, на которых они будут прыгать, достигнув нужного мастерства. Малыши старательно записывали, учили, сдавали зачёты и всегда могли помочь любому спортсмену в укладке. Я же, значительно облегчив себе учебный процесс, иногда, проходя мимо отличившегося чем-нибудь парашютиста, небрежно говорил.
- Прыгни на том парашюте. Посмотри, если он тебе понравится.
И наслаждался, наблюдая всю радостную гамму эмоций на лице и в поведении ученика. Не задолго до того, как расстаться с парашютизмом, я пересаживаю одного моего отличника на 'крыло'. Решаю дать ему залпом все возможные сегодняшние прыжки, потому что в этот день были свободные ещё два парашюта этого типа, плюс мой, поскольку решил не прыгать. Я сам и несколько моих учеников, сменяя друг друга, укладываем парашюты. Малышу остаётся только прыгнуть, оставить парашют на укладочных столах, надеть готовый и подняться в следующем взлёте. Восемь прыжков подряд сделал он на новом парашюте. Вечером, на разборе прыжков, спрашиваю его об ощущениях.
- Ну, в общем, нормальная машина, - басит ломающимся голосом безусый юнец, - Я его не совсем ещё понял. Но зато почувствовал, чем отличается ваша укладка от других. Все раскрываются мягко, постепенно, а ваша ка-ак даст!
И я рассказываю и показываю моим ученикам секрет укладки парашюта ПО-9 серии 2, который ускоряет его раскрытие.
ПЕРВЫЙ БЛИН.
Парашютистов в СССР всегда было много. Так и должно было быть в стране, которая изобрела новый вид войск. Правда, никогда не применила его ни в одной войне, но речь не об этом. Правила ДОСААФа и требования спортивных разрядов указывали, что парашютист должен был подготовить учеников. Тот, кто имел уже Третий разряд, обязан был научить трёх новых парашютистов до этого уровня, иначе могли не присвоить следующий - Второй, не смотря на выполнение прыжковых норм. Второразрядник, собирающийся выполнить Первый разряд, был обязан иметь семь учеников, перворазрядник - десять и так далее.
В дальнейшем, эти правила стали игнорировать, что и привело к разрушению досаафовской структуры. Правда, и страна рухнула в небытие, потому что перестали следовать многим другим нормам, законам и правилам.
Я решил подготовить группу парашютистов, о чём и сообщил руководству хабаровского аэроклуба. Мне разрешили и объявили набор. Записались семьдесят два человека. Толи инструктор из меня тогда был никакой, толи медицина была тогда слишком строгая, но из этого списка только семь человек выполнили положенные им три прыжка с парашютом.
Увы, я почти никого не помню из той моей первой группы и мне до сих пор за это стыдно. Я их сразу бросил после окончания курса, как тогда делали все инструктора. Выживали сильнейшие. Да и чему я их мог научить выше начального уровня, если сам ничего не знал.
Некоторые из моих первых учеников успешно продолжали прыгать с парашютом и мне было приятно встречаться с ними.
![[]](/img/n/nakonew_w/httpfreegliderbyrukniga8shtml/starye.jpg)
Первый закон парашютизма: МЕНЬШЕ НАРОДУ, БОЛЬШЕ ПРЫГАЕМ.
Часть вторая.
На парашюте в погонах.
- Товарищ прапорщик! Я не буду прыгать.
Моей маме приснился сон, что у меня парашют не открылся
- Ещё нам отказчиков не хватало! На, бери мой парашют,
а я на твоём прыгну.
Солдат прыгает и повисает под куполом.
Мимо пролетает что-то тёмное и до него доносится:
- Я в гробу видел твою ма-а-а.....!
(армейский анекдот)
КАМИКАДЗЕ.
Прикрыв дверь "антона", чтобы никто не видел, я и Прапорщик смотрели на Подполковника. Вырвав кольцо правой рукой, он сидел в подвесной системе, обхватив руками запаску, зажмурив глаза и ожидая раскрытия парашюта. Т-4, тем временем, раскрываться не спешил. Полностью вытянувшись, парашют попал в "продувку" и лишь трепетал передней кромкой в нарастающей скорости.
- Раскроется?
Я утвердительно кивнул и, словно в ответ на это, купол вспыхнул красно-зёленым цветком на заснеженном фоне.
- Советская техника - надежная техника.
Началось это однажды... Подполковник, не будучи специалистом, был назначен заместителем командира по воздушно-десантной подготовке. Убивалось при этом много зайцев. В том числе и то, что его в любой момент можно было заменить на своего выдвиженца. Не блистая особенно разумом ни в одном деле, кроме пьянства, Подполковник вдруг решил, что он должен иметь больше всех прыжков. И приказал спортивной команде укладывать ему на каждый день по восемь парашютов.
Спортсмены, все выходцы из аэроклубов, с прохладцей отнеслись к нововведению, а в один из дней вообще забыли подполковничьи тряпки. Приехав на прыжки на своем "уазике" Подполковник пришел в ярость и начал разборки.
- Кто сегодня ответственный на старте?!
- Вот он -, указав на меня, прогнулся старлей, начальник команды, бабник и пьяница, любивший прокутить прыжковые деньги солдат в хорошей компании.
Поставив мне пятки вместе - носки врозь, Подполковник не стал терять время на многословие.
- Я отстраняю вас сегодня от прыжков и назначаю ответственным за укладку и погрузку моих парашютов! Понятно?
- Так точно, товарищ подполковник!
Поскольку в приказе ничего не было сказано о заполнении паспортов укладки, я не стал себя этим утруждать. Заодно и укладкой. Просто растягивал парашюты в длину, натягивал чехол и запихивал все это в ранец. Ни один глаз не мог отличить на вид в каком состоянии находилось содержимое. И только его запаска была уложена более, чем внимательно. Надо отдать должное аппаратам. Почти три десятка прыжков сделал Подполковник на неуложенных парашютах.
После приземления мне пришлось поупражняться в словопрениях с Начальником команды. Потому что Подполковник не попал на площадку приземления.
- Ты что, опять проблем захотел?
- А ты видел, на какой высоте он раскрылся? А ведь после тебя прыгал. Вот и объясни товарищу заму, что такое ручное раскрытие. Прыгает, как смертник.
- Точно! -, подхватил один из спортсменов, - камикадзе он и есть. Глаза еще в самолёте закрывает.
А я, укладывая парашют, подумал, что это неплохая идея: выбрасывать Подполковника так, чтобы он не попадал на площадку. Всё равно за ним машина ездит. А без него так спокойно на укладке. В ближайшем будущем Подполковник перестал испытывать советские парашюты и приступил к осваиванию экстремальных приземлений.
Потом наши пути разошлись. Подполковник попал в Афган, устроил там какие-то спортивные прыжки, получил во время них пулю душмана в мягкое место, орден и возвращение на родину.
Старлей стал подполковником, личным другом Паши-Мерседеса, героем войны в Чечне, куда он, кстати, сам не поехал, а отправил своего начальника штаба и получил полковника за расстрел Белого Дома.
А я занялся изучением иностранных языков.
НОВОЕ ЧУВСТВО.
Начальник спортивной парашютной команды, хоть был и алкаш, но не дурак. Знал, что служить ему ещё, как медному котелку. Поэтому и дружбу водил с перспективными подполковниками, да полковниками. Станут, понимаешь, когда-нибудь, званием повыше, в плечах пошире и не забудут верного и услужливого друга.
И эти его друзья относились к спортсменам, как баре к холопам. Стоим, как-то, ожидая самолёт, планируем групповой прыжок. И на нашу беду появляется начальник штаба с челядью, в парашюты обряженные. Проходя мимо строя, он небрежно тычет в грудь каждого попавшегося пальцем:
- Ты, ты и ты. Во вторую шеренгу! Эй! Папуас! Я кому сказал: пошёл вон!
- Слушаюсь, товарищ подполковник! - испуганно шарахнулся солдат.
Начальник команды, подбежал и виртуозно заёрзал возле офицеров.
- Товарищ полковник сюда, пожалуйста, разрешите проверить парашют, товарищ полковник?
Подполковник обласканный отсутствием приставки в обращении, даже ростом стал повыше. Я же стою молча, зная, что последует дальше.
- Ты! - Начальник команды в мою сторону, - Выпускающим пойдёшь!
- Есть!
На правах выпускающего, я не сажусь на скамейку в самолёте и стою в проходе, держась за тросы. Набрали высоту. Начальник команды занимает весь проём открытой двери, поворачивается и командует: "Приготовиться!". Через некоторое время прыгает. Я поворачиваюсь к подполковнику и вижу остекленелые глаза. Согнулся, приготовился. На жизнь или на смерть. И мелькает у меня мысль.
- Пошёл! - и, высунувшись на руках вслед прыгнувшему, я из всей силы пинаю его в зад.
Поворачиваюсь к следующему, смотрю в глаза и повторяю действие. Спортсмены давятся от хохота, прикрыв ладошками рты. Повернувшись в очередной раз, я вдруг вижу любопытные глаза последнего офицера группы. "Сколько же у него прыжков?" мелькает мысль. Додумывать некогда, хватаю его за лямку, подтаскиваю к двери и он с воплем "Не пина-а...!" исчезает за бортом.
На хохот спортсменов испуганно оборачивается пилот. Я показываю ему рукой 'Второй круг и повыше'.
После прыжка я подхожу к группе офицеров, как к куче ядовитых змей. И на подходе слышу фразу подполковника.
- Правда говорят, что с количеством прыжков появляется опыт и чувство прыжка. Меня сейчас так шарахнуло в момент раскрытия,... и задницу почёсывает.
- Ты знаешь, что тебе будет, если я расскажу? - прозвучавший над ухом голос заставляет меня вздрогнуть. Сзади стоит молодой старлей из штабистов.
- Ты не расскажешь, - безапеляционно заявляю я, - Не будешь же ты портить ему чувство прыжка?
- Не буду, - соглашается старлей, - Но ты, всё равно гад. Меня мог бы и не пинать.
В НУЖНОЕ ВРЕМЯ В НУЖНОМ МЕСТЕ.
В ситуацию может попасть каждый. Вывернуться без особых потерь половина попавших. Только десять процентов могут себе позволить поиграть со случаем, оставаясь в выигрыше. Это уже высший пилотаж. Что-то вроде того, как вступить в игру в самой её середине, не зная правил. И, с блефом или без, заставить отступить всех противников. А если добавить сюда немного везения, то получится просто фантастика. Такого не бывает!
Не знаю что послужило причиной выбора моей персоны, экономия на командировочных, убрать меня с глаз долой, непрестижность мероприятия, но отправили меня во столичный краевой центр для того, чтобы привезти двух шоферов-призывников в нашу бригаду. Поехал.
Краевой призывной пункт как муравейник. Кучки уже лысых пацанов под присмотром вояк. Лейтенанты, капитаны, майоры. Всех цветов и калибров. С солдатами, матросами или без оных. С папками или просто с пачками личных дел под мышкой.
- Вов! Помоги! Моряки на три года забирают.
Ну вот ещё. Мой старый аэроклубовский товарищ. Легко сказать, помоги. Не подойду же к старлею, отдай, мол. Пошлёт меня морячина, не поглядев ни на эмблемы десантные, ни на разницу в весе. Да ещё и прав будет.
- Сейчас,- говорю,- Что-нибудь придумаю.
А придумывать-то и нечего, блин. И вдруг вижу в толпе полковничью папаху с синим верхом. Ма-аленький такой полковник, только папаху и видно, но я уже зверею, чувствую шанс. Ледоколом разваливаю толпу навстречу папахе... Десантные эмблемы! Я раздвигаю каких-то случайно оказавшихся рядом офицеров и прикладываю руку к виску.
- Товарищ полковник, разрешите представиться...
Он не дослушав подаёт ладонь.
- Как дела? Всё ли в порядке? Может помощь нужна?
- Так точно, товарищ полковник, моряки забирают спортсмена-парашютиста.
Старый терьер напряг ноздри, почуяв дичь, сверкнул глазами, снова при деле оказался...
- Где? Мы своих не отдаём.
Я без всякой субординации расшвыриваю толпу, всех, кто попадается по дороге, открывая пространство для прохода полковника. Призывники и солдаты просто отлетают в сторону, а офицеры, удивлённые такой бесцеремонностью, резко поворачиваются и застывают с поднятой правой рукой. Рефлекс, однако. Успел!
Кивнув на старлея, я устраиваюсь за спиной полковника, расставив ноги и заложив руки за спину. У моряков получается хуже. Им так перед полковником стоять не положено.
- Здравствуйте, товарищ старший лейтенант! Ну, посмотрим, каких вы орлов набрали для защиты нашей Родины. Дайте ка мне личные дела, - и мне через плечо вполголоса, - Который?
И перебирает тоненькие папки.
Я на ухо потихоньку: "Этот". Папка откладывается под палец. Затем накрывается ещё одной.
- А посмотрю я, какой народ во флот идёт, - играет свою роль полковник, - Призывник такой-то!
- Я!
- Как дела, сынок, с желанием идёшь?
- Да мне бы лучше на два года попасть служить, товарищ полковник...
- Нет, молодой человек! Не мы выбираем. Родина нас выбирает. Она лучше знает, где мы нужнее.
Я жёстко уставляюсь на своего друга. Тот едва заметно кивает и опускает глаза: понял.
- Призывник такой-то!
- Я, товарищ полковник!
- С желанием идёте служить во флот, молодой человек?
- Так точно. Я специально готовился для службы. У меня семьдесят прыжков с парашютом.
- Что? Парашютист! Во флот? Товарищ старший лейтенант, пожалуй, я его у вас заберу.
- Товарищ полковник! Я уже отправляюсь. У меня уже всё оформлено...
- Ничего страшного. Пойдите напрямую к председателю комиссии и скажите, что полковник Еловиков забрал одного призывника и приказывает дать вам другого и побыстрее.
В поезде мои пацаны с наслаждением уплетают домашнюю снедь, а мне думу думать надо: как теперь в бригаде вывернуться? Что не говори, а моя самодеятельность мне икнётся. И как назло не могу придумать никаких оправдательных мотивов. Зайдя на территорию части, по закону подлости, сразу попадаю на командира и начальника политотдела. Мля! Не упустят возможности, проконтролировать лишний раз моё поведение. И, вполголоса посоветовав пацанам повесить на морды идиотско-почтительные маски, я отправляюсь печатным шагом к подполковникам. На пятом или чуть позже шаге в голове зреет идея.
- Товарищ подполковник! ... прибыл с двумя призывниками. Один шофёр и, по приказу полковника Еловикова, один спортсмен-парашютист.
- Гы-гы-гы! - по-лошадиному заржали подполковники, обдав меня водочным перегаром, - Вот, что значит интерес появился...
Пронесло. И я чувствую, что мой выстрел не просто в "десятку", а в самый центр попал. Есть тут ещё какая-то история, которой я не знаю, но сделал её продолжение.
А было так. Год назад парашютная команда округа заняла последнее место и министр обороны послал в округ строгий выговор ответственному за подготовку. Командующий округом был уже генералом, который очень хотел жить в Москве. И выговор ему был совсем ни к чему. Отправив его в отдел, он дописал, что выговор объявляется ответственному офицеру отдела. Значит дальше его не перешлёшь. Начальник отдела ещё не был генералом. И очень хотел им стать. Опять, значит, не с руки портить послужной список. Крутили-вертели и придумали.
Дать выговор полковнику Еловикову руководителю тыловой службы. Генералом он не будет, потому что через год уходит на пенсию. А на размере пенсии выговор никак не отразится. Старый пенёк, откатавший всю службу как кот в масле, чуть не свихнулся получив строгача на последнем году службы. Да ещё и от министра обороны. На его жалобное блеяние, что он совсем не причём, начальник отдела резонно заметил, что надо интересоваться всем, что происходит в отделе и округе, раз уж носишь десантные эмблемы. И не было более ревностного попечителя в дальнейшем у спортивной команды. Каждый приезд полковника начинался с визита к парашютистам. А потом уже и я подвернулся.
А строгий выговор ему после этого случая сняли. Аккурат перед пенсией.
ПОЛУКРИМИНАЛ.
Захожу к начальнику парашютно-десантной службы и вижу на полу валяющиеся парашютные страхующие приборы. Странный способ хранения.
- Чего это ты их так покидал?
- Это - списанные. В металлолом пойдут. Ищу, кому сбагрить.
Ничего себе! В аэроклубах приборов нет, а тут в металлолом отправляют. Армия всегда была паразитом в этой стране. Не умея защитить народ в войне, всегда использует самое лучшее, портит его и уничтожает вместо того, чтобы обратно народу отдать. Я уже видел, как рубили топором списанные дублёные полушубки, потому что их списали, а отдавать и продавать нельзя. Но приборы было жалко.
- И сколько на них прыжков?
- На многих ни одного. Просто время подошло на списание.
Мозги у меня начали вращаться с повышенной скоростью. Я помнил, как в арсеньевском аэроклубе переставляли приборы с одного парашюта на другой, чтобы больше учеников могли прыгнуть.
- Слушай! А как происходит сдача на металлолом?
- Да мне для отчёта просто нужна справка о сдаче 200 кг цветного металла. И всё.
- Будет тебе справка. А может ещё что нужно? Тебе лично или для службы.
- Пару кубов пиломатериала для стеллажей и мотор электрический на вытяжку в сушилку.
- Будет. Приборы я заберу.
- А барокамеру для их проверки тебе не надо?
Ничего себе праздник начинается! Убегаю звонить в аэроклуб и объясняю ситуацию. Руководство тут же обещает всё, что нужно. Справку, говорят, можем хоть на полтонны сделать.
Процесс пошёл. Однажды вечером я с моим коллегой парашютистом из прапорщиков, втихушку, вывозим ко мне на хату приборы и барокамеру. Начальник ПДС предупредил, что он ничего об этом не знает и, если попадёмся, могут быть проблемы. Мы не попались.
Сделка состоялась и аэроклуб Арсеньева до сих пор прыгает с приборами из тех, что чуть не пошли в металлолом.
НИЧЕГО НЕВЫПОЛНИМОГО.
Памяти Миши Микаэляна (Соловьёв)
Глупая, нелепая смерть.
Он был маленьким и худеньким малышом шестнадцати лет. Среди учеников моей первой парашютной группы. С большой копной вьющихся чёрных волос. Любопытный и серьёзный не по годам...
Миша стал солдатом-десантником. Уже развернулись плечи. Но слегка ссутулилась спина. И вдруг облысела голова. По-настоящему. Лишь кое-где остались островки прежней буйной растительности. Миша брил остатки бритвой и по специальному разрешению командира части носил паричок, подстриженный накоротко.
В разгар строевого ежегодного смотра вдоль строя части идёт зажравшийся штабной полковник из округа. "головные уборы снять!". И вдруг среди просвечивающих розовой кожей затылков полкан видит неуставно длинные волосы.
- Это что такое! На кого похож?! Немедленно!! Пять минут на стрижку! Бегом!
- Есть!
Миша бегом убегает с плаца, забегает за угол первой казармы, срывает парик, прячет его за пазуху и бежит обратно. Тем временем полковник раздалбывает комбата:
- Распустились тут! Не следите за личным составом...!
Командир батальона видит возвращающегося солдата и поджав губы, чтобы не расхохотаться, слушает лай проверяющего.
- Товарищ полковник! Ваше приказание выполнено! Разрешите встать в строй?
Полковник, остолбенев, глядит на Мишу, на иссиня-выбритый череп, на берет, что держит Миша в руке и не знает, что делать. Издалека на это глядит командир части. Ухмылка на его физиономии говорит о том, что он понял комизм происходящего.
- Дак, это... вот...-, тянет время полковник, - Встать в строй!
- Есть!
Офицер забывает, что надо делать дальше и уходит к командиру части.
- Послушайте, как это можно, за полминуты побрить голову?
- Для десантника нет ничего невозможного, товарищ полковник!
- Да, я понимаю... Но всё-таки!
РАЗБОР ПРЫЖКОВ.
Капитан, приехавший с ГСВГ был крутее варёного яйца. Сразу нашёл общий язык с начальником спортивной команды и на первых же прыжках, уже примерял на себя Т-4 чужой укладки.
- Ты погляди, как он напяливает на себя подвесную, - буркнул один из солдат-спортсменов, проходя мимо меня.
Капитан и в самом деле напяливал.
В самолёте, как обычно, начальник команды прыгает первым для того, чтобы было больше времени для укладки парашюта. Следующим я выпускаю капитана. Тот мешком вываливается из двери и его тут же забрасывает на сальто.
Скрестив руки на груди и сжав ноги вместе, он свистит вниз, делая уже седьмой переворот. Я и прапор глядим на него сверху.
- Пипец! - повернулся ко мне прапор.
- Нет, я ему прибор с превышением выставил...
Но закончить фразу я не успеваю, потому что капитан, уже изрядно приблизившийся к планете, рванул кольцо запасного парашюта. После того, как последний раскрылся, сзади выпала оранжевая колбаса основного.
Сверху было видно, как с места сорвался "уазик" полковника. "Ну, вот теперь, точно пипец", - подумал я.
После капитана прыгал подполковник - заместитель командира части. Повернувшись к нему, я объяснил заход на круг. Потому что он тоже прыгал на Т-4. Очень внимательно рассчитываю прыжок и выпускаю. Подполковник раскрывается так, как положено. А уазик полковника уже стоит рядом с кругом приземления спортсменов.
Я, выпуская парашютистов, указываю на эту изменившуюся обстановку и напоминаю, что точность надо отрабатывать, как на госэкзаменах. Иначе.... кто его знает, что будет иначе.
Прыгая последнему, мне совсем не сложно зайти на пятак, но бить по нему ногой я не стал, потому что рядом с кругом стоят по стойке "смирно" все прыгнувшие офицеры и спортсмены. И ближе всех, уперев кулаки в бока, полковник.
Приземлившись на две ноги без падения, я картинно роняю купол в сторону и, узрев напряжённость на кругу, прикладываю руку к каске:
- Товарищ полковник! ... выполнил очередной тренировочный прыжок на точность с результатом...!
Командир части выслушивает меня, приложив руку к фуражке. Затем поворачивается к начальнику команды и недипломатично.
- Ещё раз, нах, увижу, что боевые офицеры прыгают на спортивных парашютах..., сам знаешь, что будет.
- Так точно! Понял! - рявкает начальник команды, обрадованный тем, что гроза начинает стихать.
Но тут отличается замкомандира. Тот, который заместитель:
- Товарищ полковник? А я в круг попал.
Полковник, уже занеся ногу на порожек "бобика", лениво поворачивает голову.
- Ну и что? Ещё раз увижу на этом парашюте, ты ко мне на х.... попадёшь. Понял?
- Так точно, товарищ полковник, - согласился зам.
И прыжки продолжились.
ИНИЦИАТИВА НАКАЗУЕМА.
Вся спортивная парашютная команда метала гранаты. Учебные. Для зачёта в "лошадином упражнении" на соревнованиях, три гранаты надо было закинуть в коридор семи метров шириной на расстояние превышавшее 50 метров. У всех почти получалось. Почти - это значит одна попытка была успешной, а двум другим не хватало нескольких метров. Я, в основном, отдыхал, потому что мои гранаты стабильно ложились за нарисованной линией с флажком около неё.
- Смирно! - подал команду начальник команды и бегом побежал к незнакомому подполковнику с докладом. Тот выслушал доклад, подошёл поздоровался, выслушал хор в виде "Здра-жла-трищ-лковник!" Это был новый заместитель командира части. Молодой ещё и поджарый. Чувствовалось, что спортивные телодвижения ему ещё как родные. Он отметил некоторые ошибки в технике метания гранаты, позанимался с нами отработкой движения, снял и повесил на металлический барьер из трубы, опоясывающий стадион, свою форменную рубашку и пошёл первым на рубеж метания.
Одну за другой он запустил гранаты на зачётную дистанцию и предложил нам повторить. Все начали усердно и успешно повторять. Получилось со всех попыток у всех, кто кидал раньше меня. Моя первая же граната очень высоко преодолела пятидесятиметровый рубеж и, отказываясь приземляться, продолжила путь на десяток метров дальше и рубанула своими гранями по рубашке и барьеру. Грохот был как от разрыва.
- Отставить! - заорал испуганный начальник команды.
Все замерли.
- Да можно уже и не отставлять, - филосовски заметил подполковник, подошёл к рубашке, взял в руки и задумчиво пропросовывал пальцы в сквозные дыры на материи, - Инициатива наказуема, ё-ка-лэ-мэ-нэ! Только на прошлой неделе пошили.
ХЛОПЧИК.
Подполковник был настолько маленьким, что парашют развернулся при раскрытии, сложился опять и рухнул всей своей тяжестью на собственные стропы. Прихватив одну из них, купол раскрылся заново. Глубокий перехлёст! Подполковник поднял голову и остолбенел: вместо привычного кругляка, над головой была какая-то неправильная 'восьмёрка'. Он не помнил, что надо делать в таких случаях, хотя и слышал инструктаж перед прыжками.
- Ой, хлопцы, что делать?! Ой, хлопцы, что делать?! - заверещал он и продолжал вопить до тех пор, пока не шлёпнулся наземь недалеко от старта, мгновенно освободился от подвесной системы и забегал вокруг парашюта, хватаясь за его разные части.
- Что, хлопчик, спасся? - невозмутимо спросил его полковник Шпагин, заместитель командира части по воздушно-десантной подготовке. Такое прозвище за ним и осталось
БЕЗ ПАНИКИ.
Сам полковник Шпагин был Мастером спорта. Ещё из самых первых, когда для выполнения норматива было нужно выпасть из самолёта, развернуться на ориентир, стабильно пропадать и рвануть кольцо ровно на 30-й секунде. За свою парашютную жизнь он видел столько разных случаев, что ничто не могло вывести его из состояния полного спокойствия.
Лётчики, торопясь закончить выброску, начали разворот ещё до того, как последние солдаты бежали по задней рампе. Последнего парашютиста, с раскрывающимся парашютом, закинуло в купол предпоследнего струёй от мотора. Два человека на хлопающих тряпках полетели к земле.
- Ой, надо что-то сделать! Сделайте же что-нибудь! - запричитал командир части полковник Баглай, дёргая за рукав полковника Шпагина, смотрящего вверх.
- Сейчас они долетят до земли, мы поедем туда и что-нибудь сделаем, - невозмутимо ответил тот, знаком показывая водителю 'скорой помощи' в направлении снижающихся.
Авто сорвалось с места. В это время, нижний парашютист выбросил запаску, его выдернуло из кучи и второй парашют успел наполниться до того, как оба оказались на земле.
- Всякая самодостаточная система имеет свойство для самоурегулировывания, - философски заметил зам своему командиру, вытиравшему пот со лба.
СУБОРДИНАЦИЯ.
Когда тебя прессуют со всех сторон правила игры (а жизнь - это игра) можно не соблюдать за их ненадобностью. Ряд высокопоставленных офицеров нашей бригады взял курс на мою полную дискредитацию. И плевать всем было на то, что я выступаю за сборную части по парашютному спорту, что непьющий и негулящий. Типа, сказано, что бурундук - птичка...
Я, по совету старших и более опытных в склочных вопросах товарищей, накатал жалобу в финансовый отдел округа. Когда начфин в штабе округа огласил мою заяву, весь отдел разведки встал в защитную футбольную стенку: мол, да были небольшие недочёты и упущения в работе, но уже разобрались и наказали кого надо. Начфин выслушал, не поверил и прислал в бригаду майора-инспектора для разбирательства на месте.
Майору мешали все, кто только мог. В кабинет, который ему выделили для работы с бумагами и куда вызывал причастных, в том числе и меня, постоянно заходили офицеры в звании не ниже подполковника. Мы с майором должны были вскочить, замереть вытянувшись и ждать когда подполковник благодушно разрешит нам сесть и продолжать наши занятия.
Майор был совсем не дурак и, однажды, когда навестивший нас очередной подполковник отвернулся к окну, задал мне нейтральный вопрос, но во взгляде, направленном на меня явно читалось: 'что за херня?'. Я, медленно отвечая на вопрос, быстро поворошил бумаги, лежащие на столе перед инспектором, нашёл нужную платёжную ведомость, нашёл в ней фамилию подполковника, ткнул в неё пальцем, а потом показал пальцем в спину глядящего в окно офицера.
Майор беззвучно пошевелил губами, но я ясно прочёл по ним, что инспектор явно не в восторге от сексуальных предпочтений мамы этого подполковника.
- Ну, что ж, - деловито проговорил майор, - Тогда я делаю себе пометку, что этот факт не подтверждается. А сам, прикрывшись листком, черкает что-то в своём блокноте.
- А что вы можете сказать по поводу...? - чуть ли не нараспев тянет майор очередной вопрос, а сам, пользуясь тем, что мы сидим рядом, показывает мне свой блокнот под столом. Там крупными буквами написано: 'в 9 вечера, по гражданке, в кафе на площади'.
После доверительного разговора за чашкой кофе, майор быстро вошёл в тему и в течении нескольких дней избавился от визита больших звёзд в арендованный кабинет. Стоило какому-нибудь подполковнику появиться в дверях, как майор ласковым и льстивым голосом с широченной улыбкой говорил.
- Здравия желаю, товарищ подполковник! Вот хорошо, что вы заглянули. Разрешите обратиться по теме проверки?
- Обращайтесь, - великодушно разрешал подполковник.
- Что вы, товарищ подполковник, можете сказать по поводу получения вами денег по этой ведомости за совершённые прыжки в день, когда солдаты в своих объяснительных утверждают, что прыжков не было?
- Я... ведомости... по поводу..., - испуганный подполковник съёживался до размера звёзд на погонах и растворялся в пространстве в районе двери.
Говорят, что несколько дней в бухгалтерии бригады была очередь из офицеров, пожелавших вернуть неправильно начисленные деньги. И ещё говорят, что начфин был очень доволен. Видно, ему впервые удалось увидеть столько честных служащих Советской Армии.
- Три года без суда и следствия, - сказал майор-фининспектор, взвешивая на руке толстенную папку - результат своей двухнедельной проверки, - Но никого никто садить не будет. Потому что здесь есть фамилии со штаба округа. Думаю, что там сейчас - тоже паломничество в кассу с возвратами. А с тобой они разделаются. Выкинут из армии и будешь ты всю жизнь оправдываться, что не совершал и не разглашал. Слушай! А ты не хочешь пойти в школу прапорщиков-финансистов? Нам они во как нужны. Пиши рапорт и прямо послезавтра мы с тобой вместе уедем отсюда.
Но мой юношеский максимализм удержал меня от такого, в принципе, хорошего жизненного решения и я объяснил майору, что меня уже тошнит от физиономий таких защитников моей Родины. И я лучше дослужу, как получится, и пойду на гражданку.
- Не дослужишь, - прерывает меня майор, - Я ещё и до округа не доеду, а на тебя уже приказ напишут. Во! А как к тебе коммунисты батальона относятся?
- Нормально.
- Садись и пиши заявление о вступлении в КПСС. И не крути башкой! Потом благодарить будешь.
Я сел и написал. Майор взял заявление и пошёл к моему комбату. На следующий день я единогласно был принят кандидатом в члены. Нужно было видеть физиономию начальника политотдела бригады (подпольная кличка 'Му-му'), которому впоследствии досрочно дали звание подполковника в возрасте 53 лет, когда бюро части утверждало решение о моём членстве в партии.
...
Окончание этой паскудной истории произошло за полтора месяца до окончания моей службы. В часть на учения приехал генерал...
- Ты что? Записывался на приём к генералу? - спросил меня комбат.
- О, нифига себе! - отвествую я.
- Ну, значит, это он тебя вызывает. Ты имей в виду: если что, мы тебя поддержим.
Генерал принимал в кабинете командира части.
- Товарищ генерал! ... явился по вашему приказанию! - рапортую я.
- Хам! Вор! Наглец! Мерзавец! Жалуешься тут везде...! - слышу я в ответ рёв генерала.
Я быстро провожу в голове массу вычислений: за дверью в приёмной всё слышно, сержанты в Советской Армии генералов не бьют, а то потом этих сержантов даже пилить не отправят.
Дождавшись паузы во всплесках ярости генеральской, я делаю два шага к столу и шёпотом произношу: 'Сам дурак!'. И наблюдаю переход организма от нормального состояния к апоплексическому удару. Лицо генерала стало фиолетового цвета, глаза завращались орбитально независимо друг от друга, нижняя челюсть зависла в нижней точке и мелко подрагивала в попытках вернуться на место. Я бросаю руку к околышу и ору изо всех сил, чтобы было слышно за дверью.
- Разрешите идти, товарищ генерал?!
И, поскольку челюсть продолжала свои возвратно-поступательные движения, я ору ещё раз.
- Есть, товарищ генерал!
Буцаю ногами по полу, изображая строевой шаг и оказываюсь в приёмной, где в полуобмороке сидят четыре сфинкса в форме, ожидающие вызова к высокому начальству и бледная секретарша.
Криво, одной стороной рта, чтобы не видели другие, я улыбаюсь даме, козыряю знамени части в коридоре и вываливаюсь на улицу. Несмотря на гадкое настроение, внутри радостно ворочается злорадство: 'Скотина! Значит и тебе пришлось денежки вернуть' потому что я точно помню, что была пара платёжек с именем генерала-парашютиста якобы совершившего прыжки со спортивной командой.
-Ну? - встретил меня на дорожке возле казармы комбат.
- Я - хам, вор, наглец и мерзавец.
- Ага, - мрачно буркнул командир и, засунув руки в карманы, пошёл прочь, насвистывая 'как хорошо в стране советской жить'.
После учений, на совещании офицеров части, генерал вспомнил и обо мне.
- А этот сверхсрочник! Наглец!
То, что я - хам, вор и мерзавец, генерал предусмотрительно не упомянул.
- Командир части! Написать приказ и выгнать его из армии!
Командир части подполковник Гришмановский уткнулся взглядом в стол, что со стороны можно было принять за кивок согласия. В отличие от генерала, он точно знал, что для написания такого приказа нужно было сначала выгнать члена из КПСС. Но, зато, он не знал, что его самого выгонят из армии через несколько месяцев без права ношения форменной одежды и не утрудившись лишением при этом партийности. Сделано это было с подачи всё того же финансового гения старшего лейтенанта Виктора Колыгина, из-за которого разгорелся весь сыр-бор и которого он же так защищал. Гений же, пройдя через суд офицерской чести, выбился-таки в люди и стал настолько значимой фигурой в политическом бомонде страны, что ему с удовольствием пожимает руку сам Повелитель Времени.
МУ-МУ.
Новый начальник политотдела в звании майора сразу показал свою власть. Собрал в клубе всех офицеров части, вышел к микрофону, постучал по нему ногтем, порылся в боковом кармане, доставая бумаги. При этом два раза отчётливо произнёс 'му'.
- Ёпт! Упустить такое!
Сидевший в зале капитан, раскрыл планшет и начал быстро черкать по нему карандашом. Майор, тем временем, рассказывал о себе, службе и, увидев пишущего офицера, решил проявить к нему внимание.
- Что вы там пишите, товарищ капитан? Да, вы! Встаньте, когда я к вам обращаюсь! Неужели не можете найти другого времени для своей писанины?
- Я, товарищ майор, записываю за вами. Должен же я рассказать солдатам о новом начальнике политотдела.
- Да? А позвольте взглянуть на ваши записи?
- Вы обижаете меня своим недоверием, товарищ майор.
Капитан поднялся на сцену и подал бумагу. Майор углубился в чтение.
- Так... учился, служил... А что это за 'муму'?
- Не знаю, товарищ майор. Я сам собирался у вас спросить. Вы в самом начале, сказали 'му-му'.
- Я не говорил!
Капитан, обращаясь к залу, спросил.
- Товарищи офицеры! Кто слышал, как товарищ майор сказал 'муму', поднимите руки?
Единогласно.
ПОРВАЛИ.
Собрались товарищи посоревноваться. Товарищи всегда соревнуются. То социалистическое соревнование устроят, то - спортивное, а иногда и идеологическое. Это - когда кто кого переговорит. Раньше под видом такой переговорильни и приговаривали зачастую. К счастью, те времена уже прошли и мы с товарищами собрались посоревноваться в области спортивной. Мало того, эта спортивная область была парашютной. То есть, соревновались мы по парашютному спорту. Прыгали на точность по одному и группой, кувыркались в небе, выполняя индивидуальную акробатику, но было одно упражнение, которое или перечёркивало все мелкоспортивные парашютные достижения, или подчёркивало их. Это был - "лошадиный прыжок".
Нет, не смотря на то, что товарищ Будённый всё ещё въезжал на своём любимом коне прямо в окно своего скромного жилища в Подмосковье, мы скачками не занимались. Мы, обладая маленьким дополнением к одежде, которые прикрепляются в районе плеч, упражнялись в комплексном прыжке с парашютом, усугубленным бегом на дистанцию три километра, не забывая при этом пострелять из автомата, покидать гранаты и перенести "раненого". Оценка этого чисто-военного упражнения была такова, что остальные парашютные качества команд не играли почти никакой роли.
Шли соревнования по парашютному спорту войсковых групп специального назначения. Поскольку эти соревнования, как и группы этого назначения, были секретными, то и назывались они Первенство Сухопутных Сил по парашютному спорту. И, вот, с нашими товарищами по этим сухопутным силам мы и соревновались. Погода не дала разыграть "точность", в акробатике мы были настолько скромными, что на нас никто и не обращал внимания. Но, однажды, когда совсем не было погоды и спортсмены, от нечего делать, решили неофициально посоревноваться в чём попало и устроил и всеобщий турнир в тройном прыжке на двух ногах. Всё это сборище со всего Союза и его окрестностей офигело, когда я "улетел" дальше всех в этом упражнении. Хотя и многие мои соперники были на голову, а то и на две, выше меня. Правда, они не знали, что кроме парашюта, я ещё и штангой балуюсь.
Мужики местной бригады подсуетились и вбили на точку, докуда я допрыгал, большой щит из фанеры, на которой крупными буквами написали: "ДальВо - чемпион!" Нашу команду стали узнавать.
Приехал генерал, который должен был вручать Кубок. И всё судейское руководство, подстёгнутое этим визитом, решило завершить по-быстрому, эти соревнования именно "лошадиным прыжком". На жалобное блеяние спортсменов, что ветер - запредельный, нам было отвечено, чтобы мы не забыли, где служим. Мы пошли "вспоминать".
- Собери всех, - попросил меня начальник нашей команды капитан Кошелев, - Дело есть. Срочное.
Собрав нас в одной палатке, начальник понизил голос и сообщил нам, что по его мнению, все команды будут "валить" друг друга на всех участках этого упражнения, используя для этого все возможные и легальные методы. Местные, разумеется, вне конкуренции, потому что дома не только стены помогают, но и самая представительная судейская бригада.
- Что будем делать? - завершил капитан своё маленькое выступление.
- Я думаю, что надо выставить наших наблюдателей на все участки, - подал голос прапорщик.
- Точно! - подхватил я, - И пусть постоянно торчат на виду у старших судей по упражнению.
- Знак отличия надо придумать, - продолжал свою мысль прапор.
Закипел "мозговой штурм". Мы изготовили нарукавные повязки с надписью, указывающей, что это - наблюдатель от округа. Затем попробовали распределить наблюдателей по упражнениям и выяснили недокомплект народа. Даже, если сам начальник примет участие в наблюдении, одно упражнение останется "не прикрытым". Задумались.
- В каком упражнении мы самые сильные? - спросил Кошелев.
- Граната, - раздался хор голосов.
- Решено! Оставляем гранату без наблюдателя.
И начались соревнования: во втором взлёте один спортсмен ломает голень при приземлении, в следующем - сломанная рука. Но генерал и судьи делают вид, что ничего не происходит, хотя и приземлений в зачётный круг радиусом полтора метра тоже не больше половины из числа участников. Спрятавшись за машинами, мы достаём верёвочку, моделируем ею угол приземления, прикрепив её к земле и запоминаем эту глиссаду. В самолёт. Полетели. В жутком приземлении, я, как самый лёгкий в команде и последний поэтому, врезаюсь в зачётный круг, повторив достижение моих товарищей по команде. Моментально сложив парашюты в сумки, мы умчались на кросс. Через полтора километра - стрельба. Наблюдал за ней сам капитан Кошелев. Как он потом рассказал, все отказывались верить тому, что только наша команда уложила все зачётные выстрелы в мишень.
Граната. Кидаем, видим все красивые приземления "лимонок" в коридоре за зачётной линией и убегаем дальше. И тут я начинаю "сдыхать". Сдыхает и ещё один участник нашей команды. А зачёт - по последнему! Двое наших товарищей, убежав чуть вперёд, начинают снижать темп, чтобы подождать нас. Я машу им рукой, чтобы не ждали, выхватываю из рук солдата автомат и, судорожно хватая ртом воздух, пытаюсь сконцентрироваться на правильности дыхания. Солдат сопит мне в спину.
Так мы и проходим ещё последние 700 метров. За сто метров до финиша, нас ждут наши товарищи, потому что я (опять, как самый лёгкий) буду "раненым", которого надо перенести. Оглядываюсь назад и вижу, что солдат вот-вот "вырубится". И тут меня посещает то самое "второе дыхание". Я делаю глубокий вдох, накидываю на солдата ремень автомата и тащу его за собой на буксире. Товарищи, ожидавшие нас, поняли ситуацию, один подхватил другого на плечи и засеменил с этой тяжестью на финиш.
Восторженный рёв, встретивший нас на финишной линии, объясняет нам, что мы - не самые худшие.
- А-а-а! - кто-то подхватил меня на руки и закружил над собой, - Опять этот малой - чемпион!
Да. Мы стали чемпионами.
Генерал вызвал на построении нашего начальника и вручил ему Чемпионский Кубок.
- Ну, что ж вы, капитан, - укоризненно проговорил он, - Выполнили все упражнения на "отлично", а гранаты ни одной не бросили в "зачёт"?
- У нас, товарищ генерал, на это упражнение наблюдателей не хватило, - простодушно ответил Кошелев.
Генерал повернул голову к главному судье соревнований.
- А протестов никто не подавал, товарищ генерал, - засуетился под этим взглядом полковник.
- Победителю не пристало протестовать.
Генерал покинул судейскую группу, подошёл к нашей команде и пожал каждому руку.
- Молодцы, сынки! Порвали всех, как бобиков.
Так нас ещё не благодарили ни разу.
- Служим Советскому Союзу!
СТИМУЛ.
Генерал был очень демократичен. Когда у тебя на погонах есть четыре звезды, ты можешь быть кем хочешь. Он мог запросто дать подзатыльника полковнику задремавшему на совещании и отправить его на полгода командовать взводом для перевоспитания и мог уважительно называть подполковника по имени-отчеству, отдавая дань профессиональности последнего.
Именно такой подполковник стоял возле стола генерала и передавал ему документы на подпись, комментируя каждую такую бумагу.
- Это список офицеров, подлежащих замене в Германию.
- Счастливчики, - проговорил генарал, направляя ручку к месту, где должна была появиться его подпись. Взгляд ещё раз пробежал написанное. И ручка не достигла волшебного места.
- Вот скажика мне, ...евич, почему мне знакома эта фамилия, но я не помню лицо этого капитана Колыгина.
Начальник кадров был профессионалом высшего разряда. Ещё не появились компьютеры, но его голова держала в памяти всё, что касалось офицерства всего округа.
- Два года назад, он, товарищ генерал, был причастен к финансовым нарушениям с прыжковыми деньгами. Но сейчас все характеристики хорошие, претензий нет.
- Зато у меня есть! Это тот самый кадр, которому задержали майора и судили судом офицерской чести?
- Так точно, товарищ генерал.
- Одуреть! После суда офицерской чести в ГСВГ. Ты знаешь, что среди офицеров служба в Германии приравнивается к получению звания Героя? Ты знаешь, что такое - эта служба? Дойчмарки, дойчмэдхен, дойчпиво... Как тебе моё произношение? Молчи! Сам знаю, что херовое. Там что, - генерал прочитал название должности, - другого начальника ПДС нету?
- Есть, товарищ генерал, - эхом откликнулся начкадр, - Но характеристики на него не очень.
- Личное дело ко мне - не повышая голоса произнёс командующий округом.
- Разрешите позвонить, товарищ генерал?
Некоторое время помолчали оба, ожидая посыльного. Получив папку, генерал нацепил очки и залистал документы, бормоча под нос:
- Кошелев... учился..., окончил..., назначен... Почему перехаживает два года капитаном?
- Там дальше, товарищ генерал, написано в характеристике. Пьёт, говорят. И из-за этого у него проблемы в семье.
- Ага, - генерал черкнул черту через фамилию в списке и поверх неё вписал новую, - У нас все пьют. Даже я. И у всех у нас из-за этого проблемы в семье.
Потом уставился в написанное и изподлобья взглянул на подполковника.
- А этого я откуда знаю?
Офицер переступил с ноги на ногу.
- Несколько месяцев назад он возил команду парашютистов на первенство Сухопутных сил и там они заняли первое место.
Генерал покрутил в руке ручку, прицелился и, сильно нажимая и разрывая бумагу, подчеркнул слово "капитан".
- Знаешь, начальник, я сейчас скажу одно слово женского рода и оно будет относиться к тебе.
- Я понял, товарищ генерал, - начальник кадров проворно забрал со стола испорченный документ, - разрешите идти устранять замечания?
...
![[]](/img/n/nakonew_w/httpfreegliderbyrukniga8shtml/koshelev.jpg)