Так бывало часто, и для Маши - самым обычным делом. Было гораздо более удивительным, когда она приходила домой из школы и из кухни пахло сготовленной едой. Однако сегодня было всё как всегда. Когда Маша пришла домой и, бросив школьную сумку со сменкой в угол коридора на неметёный пол и раздевшись, заглянула в комнату, то Елена Ильинична голосом тяжело больной сказала дочери:

- Маш, у меня голова болит. Сготовь обед.

- Хорошо, мамочка, - не споря и не досадуя, ответила девочка и прошла на кухню.

Там она открыла крышку большой алюминиевой кастрюли, стоявшей на подоконнике, и заглянула внутрь. Кастрюля была грязной ещё со вчерашнего дня. Придётся помыть её, прежде чем начать готовить обед. После того как кастрюля была отмыта, Маша налила в неё холодную воду и поставила на газовую плиту. Ну а теперь - самое время заглянуть в холодильник. Ура! Там ещё осталась недоеденная тушёнка. Зато вот ведро с картошкой пустовало, и надо было сходить за ней в подвал, а заодно прихватить оттуда и морковки - Маша собралась варить суп. Девочка взяла старую большую миску с отколупанной местами эмалью, ключи от подвала и вышла в коридор. Надевая туфли, Маша наконец решилась поделиться своей новостью с матерью.

- А у нас по математике новая учительница, - сообщила Маша торжественным тоном.

- Новая? - удивилась Елена Ильинична. - А Маргарита Семёновна куда делась?

- Никуда. У нас теперь будут две учительницы.

- Как так? Не может быть сразу две учительницы. Ты что-то путаешь.

- Она с университета. Будет учить нас месяц.

- А, так это практикантка, наверное.

- Ага, - подтвердила девочка.

Обувшись, Маша накинула на себя кофту.

- Я за картошкой, - сообщила девочка матери.

Елена Ильинична ничего не ответила, а уткнулась снова в телевизор.

Вернувшись с подвала, Маша принялась чистить овощи, затем стала резать их кубиками. Кубики получались большие, но по-другому она не умела. Нож затупился, а мать уже в четвёртый раз напоминала отцу, что его надо поточить. Но тот всё время отмахивался, что у него дела: то у него скоро начнётся футбольный матч по телевизору, то он занят чем-то другим - не отвлекайте его, то он просто много выпил. А когда отец был пьян, то за нож ему вообще лучше было не браться. Как-то раз Маша сама попыталась поточить нож, но у неё ничего не получилось - хитрая это была наука.

Когда вода закипела, девочка засыпала овощи в кастрюлю. Теперь надо было кинуть рожки. Маша взяла жестяную банку, в которой они хранились, и высыпала треть рожков. Помешав суп ложкой и убедившись, что кипит он хорошо, девочка полезла в холодильник за тушёнкой. Положив одну ложку тушёнки в воду, Маша, поразмыслив немного, добавила ещё одну. Пусть суп будет понаваристей. Затем, тщательно облизав ложку, она полезла в тумбочку за солью. Соль хранилась прямо том же в бумажном пакете, в котором она продавалась в магазине, и потому от сырости затвердела и стала действительно каменной. Девочке пришлось немало потрудиться, чтобы отколоть от неё ножом кусок размером с ложку. Но вот наконец от блока соли отвалился нужный кусок. Маша бултыхнула его в кипящую воду и заворожённо принялась наблюдать, как вода от соли побелела, зашипела, забурлила. Маленькое волшебство!

Теперь нужно было занять себя чем-то, пока суп не сварится. Правда, есть хотелось Маше прямо сейчас: под ложечкой у неё давно сосало. Подмести, может, пол или помыть вчерашнюю посуду? Нет, что-то неохота.

Но тут Елена Ильинична, словно прочитав мысли дочери, крикнула ей из комнаты:

- Маша, ты посуду помыла?

- Сейчас помою, - буркнула девочка.

И она принялась складывать в раковину грязные тарелки и кружки, оставшиеся после вчерашнего ужина. Правда, кружки от крепкой заварки были такими грязными, что, сколько их не три, даже хозяйственным мылом, они не отмывались.

Ну всё, суп должен уже свариться. Запах аппетитной тушёнки дошёл, наверное, уже до соседей. Маша сняла крышку с кастрюли. Аромат - с ума сойти! Девочка наливает себе два половника в большую тарелку. Пусть рожки немножко переварились и выглядят не так аппетитно, с тушёнкой всё равно это будет вкусно. Маша приоткрыла окно и поставила суп остужаться. Тут же таракан, привлечённый запахом супа, вылез из щели между плитой и столом. Девочка шлёпнула по нему газетой. Однако таракан, отделавшись лишь лёгким испугом, на всех своих шести лапах утёк обратно в щель.

- Мам, я суп сварила, - крикнула Маша матери.

- Хорошо, дочка, сейчас приду.

Девочка берёт вторую тарелку и наливает матери супа тоже.

- Надо было бы хлеба купить, - вздыхает Елена Ильинична, усаживаясь за стол и беря ложку. - Ну ладно, и так похлебаем.

Обычно, если Елене Ильиничне чего-то не хотелось делать, то она перекладывала это на плечи дочери. Поэтому раньше в магазин тоже Маша ходила, пока однажды не потеряла деньги, целых пятьдесят рублей. Но это матери девочка сказала, что она потеряла деньги, на самом же деле Маша вместе со своей подружкой Таней купила на них, вместо хлеба, два мороженых и два пирожных - уж очень аппетитными они были на вид. Однако с тех пор Елена Ильинична деньги дочке больше не доверяла, опасаясь, что та опять их посеет.

- А тушёнки, бог ты мой, сколько в суп бухнула, - недовольно буркнула Елена Ильинична, увидев жирные пятна, плавающие на поверхности супа. - Наверное, всю банку вывалила.

- Я только две ложки положила, чтоб суп вкусней был.

- Вот отец придёт с работы - будет тебе вкусно, когда ремнём по твоей жопе пройдётся. Можно было и без тушёнки варить.

Дочка обиженно надулась и принялась молча есть суп. Пообедав, Елена Ильинична собрала грязную посуду и сунула её в раковину. Маша вздохнула: придётся мыть. Девочка сегодня хотела отпроситься у матери сходить в гости к Таньке, а если она посуду не помоет, то мать, пожалуй, может её и не отпустить.

Покончив с посудой, Маша принесла свою школьную сумку в комнату и села за стол заниматься рисованием. Им по природоведению задали нарисовать животных, которые обитают в местных лесах, и рассказать про них. Маша рисовала лису (срисовывала с учебника). Девочке нравилась лиса. Она была очень красивой, с рыжей пушистой шубкой и длинным хвостом. Светлые волосы Маши тоже были немного рыжеватыми, и поэтому лисица нравилась ей. К тому же в сказках лиса была всегда умной и хитрой, и постоянно всех дурачила то волка, то медведя, то колобка.

Закончив рисовать, Маша глянула на будильник - было полпятого.

- Мам, можно я пойду гулять?

- А ты уроки все сделала? - спросила у Маши Елена Ильинична, сидевшая рядом в кресле и штопавшая носки мужа.

- Я у Тани сделаю.

- Знаю я, как ты у Тани сделаешь. Проболтаешь весь день. Ну-ка, принеси-ка мне дневник. Давненько я в него не заглядывала. Посмотрю, что там вам задали, да заодно и оценки, что наполучала.

С обречённым видом Маша полезла в сумку, ведь похвастаться ей было нечем. Училась она средне, если не сказать хуже. Родители никогда не помогали ей с уроками, а только ругали её за плохие отметки. Девочка подала матери дневник и вернулась на своё место.

- Так, поглядим, - по-деловому произнесла Елена Ильинична, отложив штопку и раскрыв дочкин дневник там, где лежала закладка - фантик от шоколадной конфеты.

Это был очень красочный фантик, с улыбающейся мулаткой. Обёртка очень понравилась Маше. И, когда она съела конфету (которая была очень вкусной, шоколадной, её дала ей Снегурочка на новогоднем утреннике в школе), девочка разгладила фантик и сделала из него закладку.

- Тройка по литературе, двойка по русскому, тройка по истории, - принялась перечислять оценки дочери Елена Ильинична, листая её дневник. - Так, Маш, что это такое? Одни двойки да тройки. - Затем женщина отвернула назад ещё несколько страниц. - Вот, наконец-то, одна четвёрка по природоведению. А пятёрки где, Маш? Зачем позоришь нас с отцом? Ты когда пятёрки таскать начнёшь? Всё, Машка, пока уроки не сделаешь - к Таньке не пойдёшь. Сейчас поглядим, что тебе на завтра задали. Вот, как раз по математике - три задачки. Садись решать, я потом проверю. А то, если отец в твой дневник заглянет... - по привычке опять начала стращать мать.

Впрочем, Маше не надо было напоминать, что будет, если отец увидит её двойки, она и так хорошо это знала. Тяжело вздохнув, девочка полезла в сумку за учебником по математике. И вздумалось матери сегодня посмотреть её дневник, досадовала Маша. Правда, если бы в него заглянул отец, то было бы действительно ещё хуже. Если мать только ругала, то отец мог и отлупить. Хочешь не хочешь, а надо делать домашнее задание.

Девочка открыла учебник и тетрадку и, пыхтя, стала пытаться решить задачки по математике. Иксы, игреки, дроби - всё так непонятно. И кому они нужны? Маша задумалась, подперев рукой подбородок. Как решать эти задачки? Надо было бы сегодня внимательней слушать новую учительницу. Она как раз разбирала примеры подобных задач. Однако, всё, что сегодня говорила Ирина Дмитриевна на уроке, было так скучно, что Маша её не слушала, а думала о чём-то своём. Правда, пример разбора этих задач девочка в тетрадь всё же записала. Но всё равно было ничего непонятно. Может, просто подставить числа?

Час стараний, и две задачки кое-как с грехом пополам были решены. Осталась ещё одна. Но, как Маша не билась над ней, её ответ с ответом в учебнике не сходился. "Ладно, - подумала девочка, - напишу чего-нибудь, мать всё равно ничего не понимает в математике".

Девочка слезла со стула и пошла на кухню, где Елена Ильинична прибиралась к приходу мужа. Убирала с пепельницы окурки, протирала клеёнку, всё расставляла по своим местам.

- Я сделала математику, - сообщила Маша.

Мать бросила тряпку, взяла тетрадку и села за стол. Полминуты она разглядывала тетрадь с Машиными каракулями. Однако для Елены Ильиничны математика была такой же сложной наукой, как и для её дочери. Понять, правильно ли Маша решила задачки или нет, она не могла.

- Молодец, - только и сказала Елена Ильинична, закрывая тетрадь.

- Можно я теперь к Тане пойду? - опять жалобно заканючила Маша.

Мать глянула на часы.

- Уже шесть почти. Куда ты пойдёшь? Скоро отец придёт. Сиди дома.

Маша недовольно промычала, словно маленький медвежонок, и ушла в комнату. Подошла к окну и от нечего делать, облокотившись об подоконник, она принялась пялиться на улицу. Начинало вечереть. На куст сирени, растущий под самым окном, почки которого только-только начали распускаться, сели две синицы и принялись громко щебетать. Пришла кошка. Чёрная, из соседнего подъезда, бабы Любы. Сев в палисаднике под сирень, она хищным взглядом своих травяных глаз принялась следить за птицами. Но те, приметив её, вспорхнули и улетели.

Старый трамвай, сотрясая землю, подъехал к остановке, открыл двери и выпустил пассажиров. Люди возвращались с работы и расходились кто куда: кто по домам, кто в супермаркет за продуктами, кто-то подходил к хлебной палатке, стоявшей тут же на остановке. Отца среди них не было. Следом за трамваем на остановке притормозила блестящая, роскошная машина с тонированными стёклами. Из неё вышел водитель - мужчина средних лет в дорогом костюме. ("Наверно, от Армани", - подумала Маша.) Мужчина обогнул машину, открыл дверцу и подал кому-то руку. Из машины вылезла элегантно одетая женщина в чёрных очках и короткой кожаной курточке, из-под которой виднелось красное платье. В руках женщина держала огромный букет бордовых роз. Попрощавшись с мужчиной, она вихляющей походкой на высоченных каблуках направилась к дому, построенному совсем недавно на той стороне улицы.

Маша завистливо смотрела ей вслед. И думала, что когда она сама вырастет, то выйдет замуж только за богатого бизнесмена, у которого будет такая же машина, и что она обязательно попросит его купить ей такое же платье. Девочка окинула взглядом своё школьное платье. Его прошлой осенью подарила ей соседка по дому, у которой была дочка старше Маши на пару лет. "Оно почти не ношено: дочь очень быстро из него выросла", - уверяла соседка Елену Ильиничну. Но матери Маши было всё равно, ношено оно или нет - дарёному коню в зубы не смотрят. Тем более что платье действительно было очень приличное, и вскоре стало Машино самое любимое, и она ходила в нём не только в школу, но иногда гуляла и во дворе. Однако оно, конечно, не шло ни в какое сравнение с платьем той дамы.

- И где его черти носят?! - услышала Маша досадливый голос матери.

Черти носили где-то отца. Он работал вахтёром на заводе. И после рабочей смены, которая заканчивалась в пять, приходил домой. Однако было уже полседьмого, а его всё ещё не было, потому мать и чертыхалась. Пора уже было ужинать. Из кухни доносился аппетитный запах жареной картошки. Елена Ильинична нажарила её к приходу мужа. Маша пошла на кухню и, не дожидаясь, когда её пригласят к столу, взяла тарелку, ложку и принялась со сковороды накладывать себе картошку. Выбирала она себе ту, что была хорошо зажаристой, с аппетитной, коричневой корочкой.

Маша знала, что если к шести отец не вернулся, то придёт он теперь поздно. Потому что наверняка он сейчас с дядей Толиком, Сашком или Вовкой сидит где-нибудь во дворе и играет в карты или у кого-нибудь в гостях смотрит футбол, пьёт пиво, а может даже, и водку. Елена Ильинична тоже это знала и потому была зла.

- Ладно, иди погуляй, - сказала она Маше, когда та опустошила свою тарелку.

Елена Ильинична не хотела, чтобы Маша видела отца пьяным и потому отпустила дочку гулять. Когда девочка, радостная, вышла, Елена Ильинична тоже наложила себе картошки в тарелку. Потом достала из холодильника бутылку водки, налила себе половину гранёного стакана, выпила его залпом и принялась с мрачным видом есть картошку, едва ли ощущая её вкус.

Таня жила в соседнем доме, в таком же старом, довоенной постройки, в каком жила и Маша, с деревянными лестницами, огромным чердаком и общим туалетом на лестничной площадке - одним на две квартиры. Её семья считалась такой же неблагополучной, как и Машина. Однако пил у неё только отец. Мать растила маленьких братиков-близнецов Тани, поэтому она позволяла выпить себе только по праздникам. Полностью поглощённая воспитанием сыновей, мать Тани почти совсем не занималась дочерью. Отцу же также до неё было мало дела. Поэтому, когда к Тане пришла Маша, она ушла с ней гулять, даже ни у кого не отпросившись.

Подружки вышли во двор, в котором, кроме деревянного стола, врытого ножками в землю и деревянных лавок, больше ничего не было. За столом сидело несколько мужчин и резалось в домино. Ещё во дворе был сарай, такой же старый и ветхий, как и дом, и весь заросший молодой крапивой. Подружки по тропинке направились к этому сараю, так как хотели взглянуть на котят, которых месяц назад родила коричнево-полосатая кошка. Девочкам хотелось посмотреть, насколько они подросли за то время, что они их не видели. Кошка и котята жили под сараем в норке, вырытой, вероятно, когда-то собакой, а может, просто там земля обвалилась. Возле норки стояла старая миска, куда некоторые жалостливые жильцы приносили для котят объедки со своего стола. Таня и Маша присели на корточки перед норкой и принялись звать котят "кис-кис-кис". На их зов тут же откликнулась кошка-мать, вероятно, решившая, что ей принесли чего-нибудь вкусненького. Она вылезла из норки и, подойдя к девочкам, тихо мурлыча, принялась обнюхивать их руки. Однако у девочек ничего не было для кошки, и тогда животное стала просто тереться об их ноги. Из норки показались и головы нескольких котят, которые с любопытством, но боязливо смотрели на девочек, сверкая хризолитовыми зрачками. Подружки опять стали их подзывать, надеясь, что котята всё же вылезут из норки и им удастся поиграть с ними. Но малыши были слишком трусливы. Понаблюдав за ними некоторое время, Таня и Маша, немножко разочарованные, отошли от норки и направились к лавке, стоявшей возле сарая. Сев на неё, они принялись болтать.

- Мать сегодня мой дневник смотрела, - поделилась Маша с Таней.

- И чё? Ругала? - спросила Таня.

- Так, немножко, - ответила Маша, беззаботно болтая ногами. - Мать меня не сильно ругает. А вот если отец глянет в дневник... Вот бы получить мне хоть одну пятёрку, - мечтательно произнесла Маша, глядя в вечернее небо, по которому медленно летел самолёт, оставляя за собой длинный, ярко-розовый двойной хвост.

- Может, тебе выучить наизусть какой-нибудь параграф и попроситься на уроке отвечать? - предложила Таня.

Маша поморщилась - учить что-то наизусть было не для неё. Что было поделать, если учиться ей было совсем неинтересно. Была бы её воля, она вообще бы в школу не ходила, а гуляла бы целый день на улице или болтала бы вот так с Танькой. Или ходила бы, но только на физкультуру. Физкультуру Маша любила - там было весело. Ей нравилось бегать и играть в мяч. Но вот другие предметы... Маше, правда, нравилось ещё природоведение: она любила животных. Но ей интересно было слушать учительницу только тогда, когда та рассказывала о лесе или животных. Когда же речь заходила о молекулах или о рельефе, все эти непонятные слова, что произносила Вера Николаевна, все эти термины были для неё слишком сложны, и она не могла их запомнить. И потому на уроках Маша больше разглядывала картинки в учебнике, чем слушала учительницу.

Девочки долго ещё размышляли над тем, как бы им получить пятёрки, но так ничего толкового и не придумали.

С приходом новой учительницы по математике, вернее, практикантки из университета, этот предмет стал не таким уж нелюбимым и скучным для Маши и Тани. Ирина Дмитриевна всё толково объясняла, переспрашивала учеников: всё ли всем понятно. И вообще, она оказалась очень доброй, и вскоре её полюбил весь класс. Она никому не ставила дойки в журнал, даже если задание не было выполнено или было сделано неправильно. Она только говорила: "Я спрошу тебя на следующем уроке, чтобы ты мог(-ла) исправить оценку".

Тут-то у Тани и Маши и созрел план. И однажды, когда первым уроком у них была математика, девочки пришли в школу за пятнадцать минут до звонка. Дверь класса математики была закрыта. Те немногие ученики, что также пришли слишком рано, стояли в коридоре у окна и болтали. Маша, имевшая вид заговорщицы, приоткрыл дверь класса и заглянула внутрь. Ирина Дмитриевна была там. Она готовилась к уроку и писала сегодняшнюю дату на доске.

- Здравствуйте, Ирина Дмитриевна. А можно нам войти? - спросила Маша несмело.

- Здравствуйте, девочки, - повернулась к ним практикантка. - До урока ещё пятнадцать минут, - глянула на часы девушка. - Подождите, пожалуйста, в коридоре.

- Мы хотели кое о чём попросить вас, Ирина Дмитриевна, - сказала Маша.

- Я слушаю.

Таня подтолкнула Машу сзади, чтобы та была посмелее, и девочки вошли в класс. Подойдя к учительскому столу, Маша достала из сумки свою тетрадку по математике.

- Ирина Дмитриевна, помогите нам, пожалуйста, сделать домашнее задание. У нас никак не получается.

- Не получается? Ну давайте я посмотрю, что у вас не получается.

Однако когда Ирина Дмитриевна открыла Машину тетрадь и взглянула на страницу с домашней работой, то увидела, что были выписаны только задания и не было никакого решения. То есть ученица даже не пыталась решить их.

- Помогите решить, ну, пожалуйста, - жалобно попросила Маша, заметив, что практикантка нахмурилась.

- Ну хорошо, - и Ирина Дмитриевна, взяв чистый лист, принялась объяснять решение задач, попутно спрашивая Машу и Таню, понимают ли они то, что она им говорит.

Девочки кивали, делая вид, что понимают. Когда все задачи были разобраны, Маша поблагодарила Ирину Дмитриевну и попросила разрешения взять листок, чтобы переписать с него задачки в тетрадь.

- А вы сегодня спросите меня на уроке по домашнему заданию? - вдруг спросила Маша Ирину Дмитриевну.

Девушка недоумённо посмотрела на ученицу. О чём это она её просит? Она сделала за неё домашнюю работу, и теперь Маша хочет, чтобы она вызвала её отвечать?

- Ирина Дмитриевна, ну, пожалуйста. Мне очень нужно получить пятёрку. А то за двойки меня папа лупит. Ну, пожалуйста, - заканючила Маша.

- Ну хорошо, Маша, я спрошу тебя, - сказала Ирина Дмитриевна, пожалев девочку.

И Маша, довольная, вместе с Таней поспешила в коридор. Ведь за оставшиеся пару минут им надо было успеть переписать решение задач в тетрадки.

Ирина Дмитриевна согласилась помочь Маше, потому что она прекрасно понимала, что та пятёрка, которую не совсем честно получит ученица на уроке, ничего не изменит ни в итоговой оценке девочки за четверть, ни тем более за год. Девушка знала, что Маша, так же как и её подружка Таня, были из неблагополучных семей, родители их выпивали, своими детьми не занимались, зато девочкам наверняка не раз попадало за плохие отметки. Всё это Ирина Дмитриевна знала от Маргариты Семёновны, которая просила её быть снисходительной к девочкам и относиться к ним менее строго.

Вообще, этот класс, 5 "в", был самым слабым в параллели. Здесь учились дети-середнячки по более упрощённой программе. Конечно, и среди них были хорошисты, однако в более сильном классе они опять скатились бы на тройки.

Прозвенел звонок, ученики стали входить в класс и рассаживаться по своим местам за партами. Следом за ними вошла и Маргарита Семёновна. Она пришла посмотреть, как Ирина Дмитриевна ведёт урок. Ведь через неделю её практика в школе подойдёт к концу, и пора было начать писать характеристику на студентку.

Когда дети написали сегодняшнее число, Ирина Дмитриевна принялась спрашивать их по домашнему заданию.

- Кто хочет выполнить домашнюю работу на доске? - спросила она.

Шесть человек подняли руку, и среди них, конечно, была Маша. Она тянула руку выше всех. Ирина Дмитриевна вызвала двух учеников, а третьей - Машу. Девочка уверенно подошла к доске и стала списывать с тетрадки решение своей задачки. Ирина Дмитриевна, пока ученики писали свои задачки, рассеянно смотрела в свою тетрадь с планом на сегодняшний урок. Прошло несколько минут, и Саша Крюков сказал:

- Ирина Дмитриевна, я готов.

Девушка повернулась к доске, и увидела, что остальные тоже дописывали свои задачки. Ирина Дмитриевна начала с Саши, потом отвечал Артём Тихонов, и последней - Маша. Девочка, глядя на доску, объясняла решение задачи, точь-в-точь повторяя слова Ирины Дмитриевны, которыми она объясняла ей решение несколько минут назад.

- Молодцы, - сказала Ирина Дмитриевна, когда Маша закончила. - Садитесь, всем пятёрки.

- Ирина Дмитриевна, а вы поставите мне в дневник? - спросила Маша практикантку, проходя на своё место.

- Конечно, Маша, поставлю.

Девочка, отряхнув пальцы от мела, достала дневник из сумки и поднесла его практикантке. Ирина Дмитриевна вывела ей крупную пятёрку в графе "математика" и расписалась.

Маша, сияя от счастья, взяла дневник и, прижав его к груди, словно это была какая-то ценность, направилась к своему месту. Девочка рисовала уже в своём воображении, как она, придя домой, раскроет дневник и покажет своим родителям "пятёрку". Поймав взгляд Тани, Маша улыбнулась ей и села за парту.

Маргарита Семёновна, сидевшая на задней парте, не повела и бровью. Хотя она прекрасно понимала, что Маша не сама выполнила домашнюю работу, что ей кто-то помог. Вероятно, кто-то из класса. Конечно, Маргарита Семёновна и не предполагала, что это была Ирина Дмитриевна. Но, в сущности, какая была разница? Так же, как и Ирина Дмитриевна, Маргарита Семёновна прекрасно понимали, что эта пятёрка ничего не изменит в итоговых оценках девочки и уж тем более в её жизни. Таких девочек, как Маша и Таня, не способных хорошо учиться, не только потому, что их умственное развитие немного отставало от сверстников из-за плохой наследственности, не только из-за их собственной лени, но и потому, что никто из родителей не помогал им с уроками, и никому, по сути дела, они не были нужны, их автоматически переводили из класса в класс, ставя им тройки с минусами, чтобы не ставить двоек. Так как все учителя прекрасно понимали, что всё равно они никогда не сдадут ЕГЭ, не поступят в университет и, получив справку со школы, что они там когда-то обучались, пойдут работать дворниками, уборщицами, вахтёршами, приёмщицами стеклотары - это в лучшем случае. Так пусть хотя бы один день эта девочка Маша порадуется своему маленькому счастью.