Приятельница рассказывала мне, как замечательно праздновать новый год на даче. Их с мужем друзья приглашали туда. Там был каток, залитый в саду
Катание на коньках вокруг украшенной живой ёлки, фейерверки, снежные бабы, снежки, гулянье по лесу на лыжах... В детстве я тоже праздновала Новый год на даче - мы там жили круглый год. Приезжала моя лучшая подруга с Арбата - мы познакомились летом на даче, - её мама, художница, лепила не просто снежную бабу, а снегурочку, чертами лица напоминавшую подругу. У снегурочки были голубые глаза и розовые губы. Осталась мечта - новый год на даче. Эту мечту я носила в себе много лет.
Для многих людей из Советского Союза новый год - главный праздник. Я не раз видела украшенные по- новогоднему ёлки на могилах. Их ставят благодарные дети, для которых это самое радостное воспоминание детства в память о своих родителях или родители на могилах своих маленьких детей.
Почему меня так тянуло праздновать, ведь полгода не прошло, как умер муж? Вспомнила тоску того нового года, когда в первый раз встречала его без мамы. Родственники уважали мою скорбь, наверно, и поэтому не пригласили. Было невыносимо холодно и тихо в нашем с мамой доме.
Мы с мужем обычно праздновали новый год в лесу. Это было замечательно. Мы были вдвоём и на коньках не катались, а наряжали ёлку рядом с избушкой, сооружённой им на грани тысячелетий.
Летом муж болел. За месяц до его смерти, ещё не веря в неё - он был всегда очень здоров, - в начале августа, ехала я, грустная, в электричке, везла ему собранную чернику.
На одной из остановок вошла и села напротив меня женщина, похожая на не первой молодости, но, естественно, красивую, снегурочку. Веселые голубые глаза, пышные волосы. Легко разговорились. Она ехала с дачи с аккуратной старушкой. Женщина весело говорила о музее старообрядчества в своём доме. Она выглядела успешной и деловой, у которой всегда получается всё задуманное. Уверенной она выглядела. Старушка беседовала по смарту.
Я призналась, что со смартом на вы.
Продемонстрировала, как пугливо я к нему прикасаюсь. Снегурочка ответила на мои вопросы по смарту. Я также призналась ей, что мечтаю отпраздновать новый год на даче. Говорила просто так, но вдруг выяснилось, что у Ани - так её звали, - есть не только изба старообрядцев, но и дача из двух домов на большом садовом участке недалеко от Москвы. Она обещала, если я не передумаю, отпраздновать со мной на даче новый год. Можно было сделать осторожный вывод, что этой красавице кроме меня новый год встречать не с кем, но я отмахнулась от этой мысли.
Среди болтовни выяснилось, что обе любим театр. Но если я, будучи пенсионеркой, ходила в театр нечасто, то Аня была театроведом по образованию и старалась посещать все премьеры. При расставании обнялись.
Обменялись телефонами.
Театры
Тогда я ещё не знала, что то, что Аня пришла вовремя, - редкость. Был один из дней золотой осени. Клёны золотились даже тогда, когда стемнело в наших неуверенных поисках подвала, где надо было смотреть любительский спектакль. Они светились в лучах фонарей. Это было ещё картиннее.
Аня принесла три кило антоновки. Её запах ненавязчиво разливался в холодном воздухе.
Наконец, когда совсем стемнело, нашли жилой дом, в подвале которого выступал любительский театр. Он напомнил мне студенческие годы: все друг друга знают, в фойе чай с карамельками и печеньем. Зал набит битком, несмотря на короновирус. Хлопали восторженно. Лучше всех играл человек, которому дали роль второго плана. Главную роль с успехом исполнял толстяк, похожий на Калягина. Он ему и подражал, сильно переигрывая и с торжеством поглядывая в зал. Аня написала похвальную рецензию.
После спектакля пили кофе с пирожками, Аня рассказывала о себе. Свободно знает несколько языков. Прекрасный знаток живописи, в 1-ом классе писала хорошие стихи на английском. И сейчас пишет. "Знаете, какая очередь из переводчиков на перевод интересной книги?"
Почему мне понадобилось ходить в театр? Жадно хотелось радости и тепла, и Аня это понимала. Было невыносимо холодно на душе, словно я раздетая босиком оказалась на полюсе. Аня согревала меня.
Я ещё несколько раз ходила с ней в театр, но моя пенсия не позволяла делать это слишком часто.
Новогодние праздники
Мы должны были встретиться в Выхино. Мела позёмка. Ждать пришлось долго. Предполагалось вымыть и пропылесосить дачу, где будет праздник. Мы обе не слишком любим домашние дела, но у нищих слуг нет. Или она воспринимала меня как слугу? Или ей неловко было передо мной за грязь? Не дождавшись, отправилась к любимой двоюродной тёте, которая жила по той же дороге, на соседней с Аней станции.
Привычно поставила в церкви свечку и прогулялась по сверкающим инеем улицам дачного посёлка. Кто-то сломал ветку ёлки, я её подобрала. Тётя любима была односторонне: я её любила, а она позволяла себя любить. У неё яркие умные глаза, грудной голос, она добра и моложава. Всю жизнь привыкла ею восхищаться: руководитель отдела в НИИ, потеряв дочь, заменила мать внукам, много путешествовала.
Оказалась она не в настроении: внук женился на командирше, жил на вилле за городом, и пригласил тётю на встречу нового года. А тётя сама командирша.
Но кофе сварила мне в моей любимой чашке императорского фарфорового завода, в сеточку. Сделала яичницу с колбасой. Выглядела я замёрзшей и несчастной. Ещё и смартфон разрядился. Тётя дала мне свой, по которому я смогла дозвониться до Ани.
Аня обрадовалась. Встретились на её станции. Как она и предупреждала, дачу её по адресу найти нельзя. Но это пустяк! Главное - чувство долгожданного праздника, охватившее меня, когда я вышла из подземного перехода. На ярко-синем небе сверкали инеем кружева плодовых деревьев, ввысь уходили огромные сосны и ели, тоже припудренные блёстками.
От шоссе надо было спуститься в переулок и открыть старую калитку в заборе, закрытую на ржавую щеколду. Рядом высилась новенькая вилла, ощетинившаяся видеокамерами. Узкий тоннель между двумя чужими участками. Ещё калитка, закрытая на свёрнутую проволочку. По прочищенной тропке приближаемся к двум старым деревянным домам. Никогда потом не могла запомнить, какой дом она называла старым, а какой новым, они оба были старыми.
Один, поближе - одноэтажный, другой тоже одноэтажный, но с мезонином. Месяц назад в этих домах жил второй муж Аниной мамы, Володя. Он умер от короновируса.
У Ани с ним были неважные отношения, которые она хотела улучшить, но безуспешно. Он регулярно платил по всем счетам на даче. В холодильнике лежали его продукты.
Вход был с открытой терраски, где вместо стёкол висел пропылённый полиэтилен, но можно было включить новогоднюю гирлянду и где были покрыты многими слоями пыли разные вещи, в том числе миска для кота.
При входе в дом слева была вешалка с одеждой Володи, на трубе, ведущей к батарее - его носки. Дальше вверх справа вела деревянная лестница, слева - застеклённая стена, за которой сверкал свежий снег. Перед лестницей, слева от двери в комнату, книжный шкаф с фотографиями. Мама Ани была красавицей.
В комнате справа - скульптура Мефистофеля каслинского литья, над ней - икона Богородицы и осенний пейзаж. Дальше кресло с наваленным на нём барахлом. Когда я собралась пойти в туалет, - а на улице крепчал мороз, - то не сразу могла найти в нём свою пыжиковую ушанку.
Над дверью - зимний пейзаж. Если стоять на пороге комнаты, то слева - дверь в душ. Там висит белоснежный махровый халат Володи. На стене справа от двери много фотографий, среди них - мамы Ани. Правее - кушетка, на которой мы спали.
Над столом на стене - много фотографий родственников, старенькой мамы с Володей в обнимку, собаки, Аниной дочки и концептуальное полотно какого-то Роберта, тошнотворно надуманное. За столом у стены с полотном и фотографиями - кушетка. На ней книги. Сыр в холодильнике, не доеденный Володей.
Среди книг и таблеток Володи мы накрыли праздничный журнальный столик. Телевизор не работал. Подняли бокалы по смартфону. Говорили взволнованно, делились женскими секретами, смотрели фотографии близких в полиэтиленовом пакете. Аня любила предков и гордилась ими. Они того стоили.
Аня - ашкенази из прибалтики. Передо мной мелькали прекрасные лица и звучали удивительные истории о любви, преданности, благородстве и мастерстве, о врагах и подлецах, о фтизиаторах, хирургах и революционных философах, концлагерях и лагерях, купцах-староверах, полиглотах и вышивках.
Позвонил гражданский муж Ани. Он потерял ключи и не мог войти в квартиру. Аня спросила, смогу ли я остаться на ночь одна. "Ничего себе новый год!", - подумала я. У меня было такое расстроенное лицо, что Аня решила остаться.
Пошли гулять по посёлку. Аня, увлечённая возвышенными разговорами, отправилась гулять в шерстяных подштанниках, на которые она обычно надевает брюки. Дошли до речушки, разделявшей два дачных посёлка. Там под сосной стояла миска с едой для собаки.
На обратном пути наткнулись на аварию: лопнула труба с горячей водой, по улице тёк ручей из дымящейся лужи. Аня целый час упорно вызывала аварийку и добилась невозможного в новогоднюю ночь. Легли спать поздно и спали до полудня. Несмотря на недосып, ощущение праздника сохранялось. Мечта сбылась.
На следующий год мы тоже весело праздновали новый год на даче у Ани.
Ночевали в просторном мезонине, куда поднимались по крутой лестнице. Там была детская её дочери Марты. Она сейчас в Германии. Аня мечтает о внуках.
Множество мягких игрушек и картин, любительский портрет Марты и её рисунки, дорогие книги по искусству, несколько журнальных столиков и огромная стопка чистого белья в одном из шкафов. Это бельё Владимира. Дверь на балкон, где Аня спала, начиная с Пасхи. Спали на полу. На следующий день гуляли "до миски". Это стало нашей новогодней традицией.
Ещё через год подумалось: ну, попраздновала я новый год несколько раз, ну и хватит. Тем более, что Аня предлагала, если я найду что-нибудь получше, там и праздновать. Не отвечала я потребностям Ани, которая была моложе меня на десять лет, не моталась с ней по театрам, концертам, кинопремьерам, выставкам. Мне бы полежать в тенёчке под яблоней. Аня этого не понимала, обижалась.
Но всё-таки я приехала. Мы встретились на станции метро Рязанский проспект. Она уже что-то приготовила в двух сумках - любит готовить. А ведь договорились, что купим всё на месте. На месте тоже купили
Аня плохо знала привокзальную площадь своей станции. А я пожила у неё летом и кое-что покупала. Аня отправилась в рекомендованный мной магазин и застряла надолго. Дочь прислала ей деньги и Аня шиковала.
Я дышала дачным воздухом. Был лёгкий морозец, вьюга играла снежными искрами под фонарями, наметая сугроб на месте клумбы. Сугроб имел форму носа, моего носа с горбинкой, которую я так не любила, пока не встретила мужа. Ему всё во мне нравилось.
Нос. Такой забавный поиск новых форм в скульптуре. Я как-то разговорилась с женщиной, у которой пахли потом ноги. Она в результате ненавидела всех мужчин. Но ведь может быть ей бы встретился мужчина с потными ногами, который её полюбил, и она его? Но я отвлеклась.
Аня наконец вышла и мы пошли покупать фрукты и овощи, потом какой-то особенно дорогой сыр, и груз стал ещё больше. Хорошо, что у меня была тележка. В переходе Аня купила себе и мне ослепительно белые пушистые шерстяные носки. Потом купила белые варежки с вышивкой Марте - та должна была приехать из Германии на Рождество.
Праздновали на веранде старого дома. Она была жарко натоплена. Посреди веранды, занимая большую её часть, квадратный стол, покрытый вместо скатерти коричневым дерматином. За ним в углу - неработающий холодильник с корзиной ёлочных игрушек на нём. Рядом с ним - шкаф с посудой, дубовый, резной, с цветными фигурными стёклами, инкрустированный металлическими полосами в стиле модерн. Фарфор, хрусталь. В одном из ящиков внизу - наше с ней постельное бельё.
Она притащила его из старого дома, с мезонина, и несла по двору с трудом, так что пришлось выбежать ей навстречу.
На столе, на углу рядом с вишнёвого цвета бархатным диваном - стопка книг, в том числе акафисты. На противоположном углу, рядом с холодильником - кувшин грузинской работы. Прабабушке в лагере помог какой-то грузин, и она всю жизнь любила Грузию. Часть дома с отдельным входом принадлежала грузину Гии, это был его кувшин. Молочай, отчаянно цепляющийся за жизнь в горшке рядом с кувшином, тоже принадлежал Гии.
Посередине стола - поднос с таблетками, философский пейзаж в китайском стиле, неработающий телевизор и фотопортрет восточного мудреца с пронзительным взглядом.
У стола два мягких кресла. Когда-то красивые, с львиными лапами цвета янтаря вместо передних ножек, они укреплены под сидениями досками, которые частично отвалились. Обтянуты кресла рваными, но когда-то красивыми тканями. Веранда украшена новогодними гирляндами.
Слева от двери на кухню - икона Богородицы Семистрельная. С кухни в окно ночью при включённом уличном фонаре в новом доме можно было видеть отражение этого фонаря, но Ане виделось там что-то своё. Люблю старые дачи с детства, они могут многое рассказать.
За запертой дверью в дом - библиотека с юридической литературой и шкаф с хорошим фарфором. Дело в том, что Аня однажды была на суде, где защищала знакомых узбеков, и ей это удалось. Победа вскружила ей голову и она накупила много книг.
Аню то и дело поздравляли с новым годом. Она уронила фразу: "Ваши мамы мне звонят". Это она говорила с женщиной, недавно потерявшей мать. Мне она потом тоже это говорила - она жадно хочет делать добро. Я называю её Дон Кихот в юбке.
Врубель
Готовая к опозданию Ани, удивилась, сюрпризу: она пришла вовремя. Аня получила образование, позволявшее ей быть для меня экскурсоводом. Слушать её было интересно.
Детство её прошло в том же одиночестве, что и моё. Не с кем было обсудить прочитанные книги. Читала она много. В первом классе удачно перевела стихотворение Стивенсона. Публиковала стихи в школьной стенгазете. Русский язык у неё чистый, но, к сожалению, она убеждённая матерщинница.
Врубель любил раковины, особенно в конце жизни. Аня тоже. Она любит море, любит заплывать за буйки, особенно в бурю. Плавала в Средиземном море. Мечтала увидеть, как танцуют дельфины. Однажды заметила на берегу живую раковину. Зашла в море и отпустила её со словами: "Плыви, царевна морская". И вдруг появилась стая дельфинов и начала танцевать!
Как часто бывает с людьми, которые недавно познакомились, особенно молодыми душой, мы говорили радостно, взахлёб. Аня похвасталась, что вернула из зарубежных банков деньги отца себе и своим родственникам - ездила по всей Европе.
Буфет в Третьяковке дорогой, и Аня принесла из дома литровую банку щей. Она провела меня в укромный закуток, где проходящие мимо сотрудники принимали нас за своих и заговорщически улыбались.
Пасха
Как-то неожиданно мы договорились отпраздновать на даче у Ани и Пасху. Это в первый год знакомства, а потом так и праздновали. Широко праздновали, четыре дня. Куличи, пасха, яйца. Когда в первый раз проходили по узкому коридору среди двух чужих участков, Аня указала на стакан, надетый на забор: "Это Володя напоминает о себе". То ли правда у неё отклонения от нормы, то ли напугать хотела, то ли проверяла, есть ли отклонения от нормы у меня. Стало неприятно. На какое-то время непразднично стало.
На одном из двух соседних участков стоял угрюмый старый дом неопределённой архитектуры. Его время от времени, давно, надстраивали и расширяли, но, похоже, никогда не ремонтировали. Разные его части были покрашены по-разному, окна не мыты. Трёхэтажный он в результате получился, в нём никогда не загорался свет в окнах, но Аня говорила, что там живут.
Это я заметила потом, когда осталась на даче ночевать одна, а Аня упорхнула по своим искусствоведческим делам. Она научила меня запирать веранду старого дома, где мы праздновали Пасху и ночевали.
"Видишь", - говорила она, глядя из окон кухни на новый дом (90-ых годов постройки), -"там кто-то смотрит в окна на нас". Было непонятно, шутит она или нет. Мы сварили кофе из зёрен, оставшихся от Володи, на редкость хороших.
Я выбрала кофейную чашку из сервиза. Фарфор был тонок и просвечивал в лучах люстры. Спали на излишне натопленной веранде.
Она показала мне дверь с веранды в дом и ключ, которым она открывается. В случае чего надо было уйти со смартфоном в дом, запереться и вызвать милицию. Аня уехала.
Я разложила привезённые книги, которые давно собиралась прочесть.
Любовалась начинающим зеленеть садом, гуляла по посёлку. Как мне спалось на следующую ночь? Прислушивалась поначалу, но потом заморосило и звуки смазывались, а в дождь спится особенно хорошо.
Если вы думаете, что мне было страшно спать, то ошибаетесь. Всё детство я провела на дачах, круглогодично, нам просто негде было жить и снимали комнату. Дачи находились на краю посёлка, в котором зимой мало кто жил, рядом с большим лесным массивом. Но мы втроём : бабушка, мама и я жили весело, дружно и ничего не боялись. Это было самое счастливое время в моей жизни. Может, поэтому меня так тянет на дачи.
Дерево дома и веранды дышало, птицы пели, и при входе в дом, когда стемнеет, светили два фонаря, включавшиеся, когда мимо проходил человек, и периодически, когда никто не проходил. На углу была камера видеонаблюдения, оплачиваемая до сих пор Володей. Так что ни привидения, ни люди удовольствия от сна на природе мне не портили.
Утром сделала зарядку, вдыхая смоляной воздух и любуясь вершинами огромных старых сосен . Сходила за вкусным местным хлебом.
Аня приехала среди дня. Объяснила, что могла приехать вчера поздно, но боялась напугать. Обрадовалась, когда я призналась, что понравилось быть на даче одной. Позже она даже предложила продать мне дачу.
Предложила она мне сыграть английскую королеву в каком-то похоже любительском фильме, утверждала, что манеры и внешность у меня королевские. Но я никогда не любила Елизавету в драме Шиллера, хотя играть в каких-нибудь спектаклях люблю. Я ещё пожила там пару дней, и не скучала.
Мечта посидеть в цветущем яблоневом саду
Вскоре после смерти мужа перед новым годом сидела я с сестрой в её зимнем яблоневом саду. Ветки были покрыты снегом, словно кружевные, и освещены розовым закатом.
Среди кладбищенской тоски особенно хотелось радости, и мы, сидя в шубах и зимних сапогах на табуретках, любовались садом и пили кофе. Его запах растворялся в морозном воздухе. Сестра ещё и курила, тоже с наслаждением. Нам было хорошо, и это было странно для меня. Неожиданно вырвалось: "Вот бы так сидеть среди цветущих яблонь"
Но сестра сломала ногу и весной жила у дочери в городе.
И вот моё желание исполнилось. Сижу в цветущем саду Ани. Запах его смешивается со смоляным запахом сосен.
Буйно цветут чубушник, который называют жасмином, сныть, вишня, слива, шиповник. При входе на участок изо всех сил цветёт упавшая, но живая яблоня-китайка ( корень остался в земле). Аня уехала, чтобы не мешать мне отдыхать.
Я рассматриваю вещи из былых времён: умывальник, остатки парника, какое-то сооружение из камня для приготовления еды, большой стол. Здесь собиралась компания за самоваром. Огромный алый заварочный чайник я видела в серванте. Парник, построенный вместе с мужем. Потом они расстались.
Вишенки
Сбылось моё желание побывать в доме старообрядцев, где планировался музей. На воротах и на двери шнурки. Здесь бабушка была одним из трёх браков замужем за потомком староверов-купцов, похожим на Есенина. Она была на 15лет старше, но очень красива и ей негде было жить.
Когда она состарилась и заболела, за ней ухаживал сосед Игорь. По крайней мере он так мне говорил. Аня утверждает, что ухаживала сама и делала уколы.
От станции надо от ларька пройти посёлок до остановки маршрутки, которая ходит редко. Поэтому пошла по шоссе до края поселка мимо дач и развалин гжельского производства.
Сияло солнце, золотилась дубрава, небо было распахнуто и безветренно. Недалеко от шоссе загорал одинокий пёс. Я позвала его, но он убежал.
Шоссе намеревался пересечь паук. Я не хотела, чтобы его задавили, и гнала палкой обратно, а он не слушался. Тогда я его перекрестила, и он развернулся.
Добралась до сельпо в соседнем селе. От сельпо дорога вела на Вишенки. Дом нашла сразу. Покосившийся, облупленный, но с воротами для машины. Когда-то он был хорош. Наверно, соседи завидовали. Развязала верёвочки на воротах. Крыльцо покосилось, но справа от дверей дореволюционная металлическая табличка, которую почему-то не украли. Вошла на веранду.
Много запылённых вещей, счёты для детей. На полу и на столе, на лавках яблоки. Антоновка. Часть погрызли мыши. Часть подгнила. Я разложила на свободной части пола газеты и стала отбирать лучшее.
Сосед Игорь полюбопытствовал, кто пришёл. Установил мне на тележку деревянную доску, фиксирующую груз.
Разговорились. Он окончил Бауманский, как мой муж. Что-то в нём напоминало мне о муже. У Севы кожа пахла как-то особенно, может быть приправой карри, которую мы любили и любили все насекомые в лесу. Когда мы готовили, со всего леса слеталась живность. Муж не пользовался дезодорантами и в других не любил искусственные запахи. Похоже, он принюхивался к каждому, составляя какое-то своё мнение о человеке. Кажется, он по запаху мог определить, чем человек болен. Но не только карри, было что-то ещё неуловимое... Пожалуй, ощущение чистоты и здоровья, не пахло потом и не пахло плохо. В общем, мы с мужем снюхались.
Приятельница говорила, что несколько лет мне будет казаться, что все прохожие похожи на моего мужа. Игорь подчёркнуто вежлив. Приятная внешность. Он недавно потерял жену. Я набрала яблок, перекусила на крылечке и пешком вернулась на станцию.
На следующий раз тоже ездила одна. День становился короче, и решила вернуться на маршрутке. Не торопясь сбросила яблоки с яблони, собрала, перекусила. Было радостно и легко.
Неожиданно подкралась гроза. Я поняла, что опаздываю и придётся ждать следующую маршрутку в мокром виде, а было прохладно. Впереди в порывах ветра бежала женщина тоже на маршрутку. Успели.
Ехали под дождём. Весело болтали. Вдалеке скакал всадник на белой лошади. Слева и справа проплывали прекрасные церкви - купцы-староверы не жалели на них денег. Неповторимостью потрясали наличники. Впереди в открытом багажнике легковушки в клетке улыбались щенки. Я вращала головой во все стороны и иногда привскакивала от восторга. Шофёр оглядывался понимающе - я сидела прямо за ним.
На мосту в Раменском резануло болью - мы тут с мужем после леса любовались вот таким же закатом.
В третий раз мы с Аней в Вишенках встретились.
Пришла от станции по яркой осенней дороге. Аня ждала меня на улице. Мы погуляли, зашли на молочную ферму.
В прошлый раз в сельпо я слышала про бандита Иванова, черкеса с большими деньгами. Он будоражил всю округу своими свиньями, бродившими по окрестным лесам. Он убил собаку, и у него началась гангрена ноги - Аня говорила, что в наказание.
Ферма находилась на большом участке, где был подчеркнутый порядок. Цвели розы. А ведь был октябрь.
Хозяйка фермы училась в местной школе, и её одноклассник помогал ей со скотиной и имел собственное стадо коз. Хозяйка была аккуратно одета и носила безрукавку, ярко инкрустированную кусками кожи - это модно.
Владельца коз в сельпо местные сплетницы обвиняли в жестоком обращении с собакой и присовокупили как обвинение тот факт, что он ходит в церковь.
Одноклассник заявил нам, что к нему не пристанет. Коровы были на выпасе и не удалось ими полюбоваться. Аня заказала себе и мне молочных продуктов по 1000р на каждую. Она долго беседовала с одноклассником и хозяйкой, и та вежливо, но решительно намекнула, что лишнего времени у неё нет.
Я заплатила 1000р. Хозяйка заранее предупредила Аню, что если я откажусь платить, возьмёт деньги с неё.
Вернулись в дом. Впервые Аня открыла мне дверь с террасы. Просторный коридор. Направо - небольшая комнатушка, налево - основная комната. Когда-то, наверно, она вызывала зависть у соседей: хорошие иконы в углу, зеркало в проёме окон, широкая кровать, буфет, стол. На кровати фотография группы людей с серьёзными лицами. Хозяин дома был купцом, это его подчинённые. Аня пожаловалась, что эта фотография свалилась ей на голову.
Из комнаты дверь на кухню с русской печкой. Вот бы напечь в ней пирогов! Но надо проверить дымоход. Из коридора дверь в хлев и на улицу. Изнутри закрывается на основательную палку. В хлеву, конечно, давно никого нет. Санки, бочки, горшки. Пол засыпан песком.
Аня предложила мне забраться по приставной лестнице на чердак. Там были прялка, люлька и кое-что ещё для музея, сильно запылённое. В небольшое окно вливался солнечный свет.
Было прохладно, и Аня с риском для жизни скипятила молоко - проводка была неисправна, лампочка мигала. Потом Аня призналась, что дом заражён грибком и жить в нём нельзя.
Мне вдруг захотелось спеть Трисвятое - иконы на стенах, старообрядцы...
Ане понравилось.
Ещё ездила одна. Собирала со старой, но чудесно жизнеспособной яблони крупную антоновку. Для отдыха перекусывала на ступеньках, поглядывая на небо - дождь будет?, - и фантазируя о судьбах хозяев дома.
И снова мы с Аней. Когда она отвлеклась, удалось потихоньку полежать под яблоней с Донцовой. Мне очень не хотелось уезжать на такси. Ещё не стемнело. Но мы пошли кормить коз яблоками. Аня и не думала отказываться от такси. Стемнело, и она вызвала знакомого таксиста по телефону. Прибыл скоро.
Погрузились и домчались до станции. Шофёр занёс тележку Ани до платформы. Похолодало. Аня поверх шапки надела шерстяной платок.
Мы сидели прижавшись друг к другу в темноте. Рядом тележки с яблоками. Антоновка. Аромат! Нам было хорошо. Говорили взахлёб о кошках и собаках. При расставании обнялись.
Яблок в то первое лето нашего знакомства было много. Часто думалось: вот растит человек профессионально яблоневый сад, чтобы торговать яблоками. Радуется, когда урожай. Но урожай-то у всех. И валяются по обочинам дорог никому не нужные яблоки. А ведь человек хотел их продать. Что он должен чувствовать? Одно время я покупала на ярмарке яблоки у одной симпатичной женщины средних лет, лицо которой было похоже на румяное яблоко. Она и саженцами торговала. Её сын с женой помогали ей, но не слишком успешно, она была ими недовольна. А в урожайный год она исчезла...
Но не будем о грустном. Мы с Аней регулярно вместе празднуем новый год и Пасху и летом я всегда могу пожить у неё на даче.