У Игната болит нога. Поэтому наши совместные прогулки мы начинаем от стола на краю дачного посёлка. Он подъезжает на маршрутке, а я подхожу от железнодорожной платформы. Раньше мы вместе добирались до стола, но нога у него болит всё сильнее.
От платформы шли до шоссе и пересекали его сначала с риском для жизни, а потом активисты пробили светофор. Осенью здесь торговали дешёвыми арбузами. Мы купили и спрятали недалеко от шоссе, а потом не могли найти в темноте.
Дальше на нашем пути был замок в стиле итальянского палаццо. Его окружали стены из нарочито грубо обработанных камней, у ворот красовались львы. Замок был огромным, затейливым и недостроенным. Мрачноватый и замысловатый такой. Говорят, что неожиданно кончились деньги. Вскоре хозяин умер. Так и стоит этот памятник рыночной экономики.
Невдалеке - шлагбаум для пропуска машин в посёлок. Рядом - сторожка, конура и около - грустный высокомерный пёс. Я всё-таки приветствовала его улыбкой, а он игнорировал приветствие.
Дорожка на повороте ведёт в крапивные джунгли. Рядом заброшенный участок земли - кто-то сделал фундамент и не смог достроить. За джунглями - мостик через канаву, ведущий к другой сторожке с туалетом и лавочкой, на которой мы отдыхаем. У канавы много берёз и однажды нас угостили берёзовым соком. У сторожа два кота и один пёс. Коты ласковые, да и пёс, пожалуй, тоже.
Дальше мы проходим мимо креста, поставленного в память хозяина палаццо его мамой и его женщиной. Крест большой, деревянный, с лампадкой.
Поворот в ещё один переулок - и снова замок. Этот производит радостное уютное впечатление. Он достроен, выдержан в двух цветах - голубом и белом, в стиле ампир. При входе колоннада, белая статуя пса. Не такая, что продают на рынке, а авторская работа скульптора. Не знаю почему, но ощущение, что хозяйка - добрая женщина.
Иногда при входе сидел белый пёс, с которого была сделана скульптура. Оригинал был красивее. К прохожим относился сдержанно, без агрессии. В детских мечтах я, пионерка- звеньевая, жила именно в таком доме. К Новому году две огромные ели у ворот наряжались игрушками.
Дальше по улице на воротах было несколько забавных табличек с изображением злых собак. Выходили к краю леса. Лес был за канавой, в которой зимой из снега делался мост. Если было тепло, следы тяжеловесов разрушали его. Это выглядело забавно.
Канава была ограждена низким металлическим заборчиком, к которому свешивались ветки тополя. По весне ветки покрывались барашками, похожими на вербные. Мы присаживались на заборчик и любовались оранжереей на втором этаже крайнего дома. Особенно это было приятно в метель и мороз, когда всё кругом сверкало в лучах фонарей.
За канавой по весне журчали ручьи. Из талой воды, они ещё не набирали грязи, играли на солнце, искрясь, перекатывались по камешкам. Вдоль дороги встречалась первая крапива, крохотная, не кусачая, и первоцветы выныривали прямо из снега.
Крайние к лесу дома были повёрнуты к нему тылом. Некоторые хозяева делали через канаву мосты. Один из мостов вёл к шашлычнице, около которой нас с Игнатом ждал стол с лавками.
Стол сделал узбек, который служил у хозяина ближайшего дома. Мы видели этого узбека, как он тушил с детьми хозяина лесные пожары. Он ставил на простенькую деревянную тележку бочку с водой, впрягался, и детвора с воодушевлением следовала за ним.
Мы разговаривали с ним иногда. Он просил называть его Мишей, потому что считал, что русские не в состоянии запомнить его имя. Я тогда помнила, а теперь забыла.
Миша вернулся в Узбекистан и вместо него приехал другой узбек и просил называть его Николаем из тех же соображений. Именно он показал мне, где в нескольких десятках метров от стола самая лучшая крапива. Мы с Игнатом любим суп из крапивы, и я всегда её собираю.
Издали, подходя к столу, я вытягивала шею: пришёл? Не пришёл? Игнат иногда звал меня, когда время подходило. Радовались друг другу. Он приносил большой термос. Пили чай в любую погоду. И в дождь, и в метель, и в мороз.
Стол окружал березняк. В нём раньше всего чувствовалось приближение весны. Берёзы, казалось, светились сами. Ближе к лету в них стоял птичий щебет, появлялись подберёзовики. Однажды к столу вышла женщина с полным ведром подберёзовиков. Пожаловалась, что самой есть нельзя, собрала для детей и внуков. Но была довольна, конечно.
Вокруг лежало несколько вывернутых с корнем берёз. Позже из части берёз была устроена лестница для дрессировки собак.
У хозяина стола был ослепительно белый пушистый кот, мечта, а не кот. Он торжественно выходил из калитки вслед за козами, которых пас Николай. Козы тоже были белыми. Но пока о коте. Как-то коз загнали и заперли калитку, а кот независимо разгуливал вдоль канавы. Я иногда видела его следы на снегу далеко в лесу. Когда во дворе выла собака, а выла она часто, на физиономии кота появлялась брезгливость.
Я спросила его: "Ну вот как ты вернёшься домой?" Он высокомерно окинул меня взглядом, взметнулся на деревце рядом с забором, с забора на крышу сарая и исчез с глаз.
Как-то спросила у дачниц с собачкой: "Почему воет собака?", - я как-то видела её, это была красивая нервная хаски.
"У неё щенки, а хозяин плохо её кормит, она живёт впроголодь".
Я стала приносить ей кости и класть под вывернутые корни упавшей берёзы.
Козы, который пас Николай - это была взрослая коза и козлята. Пока они паслись, я разговаривала с Николаем. Это в том случае, если Игнат ещё не пришёл.
Узбек жаловался, что болен. Врачи говорят, что ничего нельзя сделать. "Вам надо есть натуральные фрукты и овощи".
"Да, их здесь нет, одна химия, и из Узбекистана сюда везут одну химию".
"Возвращайтесь в Узбекистан. Вам что там, плохо, что ли?"
"Нет, там очень хорошо", - выражение его лица стало мечтательным, - "Но у меня вся семья здесь живёт и работает".
"С чего всё началось?"
Молчит, скрывает. Хозяин плохой?
"Поговорите с муллой".
Действительно, если бы у меня были проблемы, кроме медицинских, а я чувствовала, что они у Николая есть, то я бы поговорила со священником.
Был прохладный мартовский денёк. К нам подошла коза и подала свой голос - баритон.
"Что говоришь-то?", - спросила я с улыбкой, и она улыбнулась в ответ. Мы все трое рассмеялись.
Николай пожаловался, что она строптивая, но понял, что она просила увести их домой: холодно было для козлят. Я спросила вдогонку, отчего воет собака.
"Хозяин уничтожил шесть щенков. И последнего уничтожит".
Однажды мы приходим - а стол сломан. Потом и лавки сломались. Мы надеялись, что Николай починит, но нет. Стали встречаться в другом месте.
Однажды в морозный декабрьский день я проходила мимо стола и собиралась положить кости для хаски. И вдруг я её увидела...
В снегу, который растаял вокруг трупа собаки, было розовое от крови углубление. Живот был разрезан и внутренние органы исчезли. Я не подходила близко и почему-то не могла ни заплакать, ни сдвинуться с места. Ворон с вершины берёзы предостерегающе коротко каркнул. Я взглянула на него и быстро ушла, удивляясь, что не упала в обморок. Было морозно.