Лечу из Душанбе в Ташкент. Не верю своему счастью - увидеть то, о чём так много слышала. Сотрудники летали в Ташкент на самолёте на двухдневную экскурсию. Были даже в Хиве. Но, во-первых, дорого, во-вторых, мало. У подруги моей двоюродной тёти Ляли я проживу неделю. Так вышло, что мне пришлось лететь в шерстяном тренировочном костюме в 35-градусную жару. И рюкзак свой тащить до аэропорта и самолёта, конечно.
Хорошо хоть, что летели всего полчаса. В салоне самолёта тоже прохладно не было. Он был грязный, в основном в нём летели местные жители, не избалованные комфортом.
Продолжала любоваться горами в иллюминатор.
Вышла в Ташкентское пекло в том же шерстяном костюме и с тяжеленным рюкзаком. Добиралась долго, но не плутала. Район новостроек. Шофёр остановил для меня автобус там, где обычно не останавливал.
На пороге квартиры стояла подруга тёти Ляли - милая маленькая блондинка с задорным хвостиком на голове, в голубом халатике и шлёпанцах в тон. Мне отвели отдельную комнату с голубыми обоями, я вымылась в ванной и съела обед. В моей комнате на ковре рядом с кроватью стоял таз с разными фруктами.
Муж Розы Тихон работал на авиационном заводе высококвалифицированным техником. Он что-то делал в таком месте самолёта, куда нельзя провести вентиляцию и поэтому был худ и измучен. Роза не работала. Она плохо переносила жару. Их сын учился в институте на программиста. День только начинался, и я побежала смотреть Ташкент.
Прошлась по улицам, зашла на рынок, в Художественную галерею и в Исторический музей. Это было очень интересно, но жара брала своё - ноги заплетались, несмотря на кондиционеры в музее и галерее. Я надеялась посетить больше - разработала план ещё в Москве.
Вечером пили чай и наслаждались прохладой. Ночью спала как убитая, вдыхая запах роз через открытое окно. Утром полюбовалась на фрукты, кажется, что-то съела, и побежала узнавать о билетах на Хиву, Бухару и Самарканд. На самолёт билеты было не достать, наверно потому, что недорого. Поездов удобных не было. Автобусов тоже удобных не было. Только ночной.
Я решила начать с Бухары. То, что мне достались билеты на ночные рейсы в Бухару и Самарканд( через несколько дней после запланированного мной возвращения из Бухары), было чудом. А до Хивы купить билет не получилось.
С некоторым страхом отправилась я в ночь с небольшой сумкой на автовокзал. Роза нервничала. Она никогда не слышала про такие поездки.
В кромешной тьме, нарушаемой кое-где светом фонарей, пришла на место посадки. Там стояла толпа, явно не соответствующая размерам автобуса. В толпе был весь интернационал кроме негров и китайцев и люди всех возрастов начиная с младенцев. У всех горели глаза - всем надо было ехать.
Подъехал автобус. Он выглядел солидно, как матёрый моряк . Не был слишком чистым и шикарным, но имел рабочий вид. Вышел толстый антрацитового цвета водитель и, вскинув руки, сказал: "Вах!" Это не был жест отчаяния, скорее, привычный. Я вдруг почувствовала, что у меня есть шансы добраться до Бухары.
Водитель советами помог неизбалованному люду притулиться где как. Просто удивительно, как мы поместились все!
Я сидела у окна. Автобус мчался в кромешной тьме. В туалет выходили на остановках только мужчины или женщины в сопровождении мужчин. Я помнила, как при возвращении из Гусь- Хрустального ночью на автобусной остановке в туалете женщину ударили молотком по голове. Она была в косынке, но осталась жива - только лишилась кошелька. Она сидела с нами в автобусе и тихо охала от боли. Так что в туалет я не выходила, хотя у Розы наелась винограда и с собой взяла воды - с обезвоживанием тоже шутки плохи. Где-то часа в 4 мне подумалось, что пришёл мой конец. Сосед предлагал проводить меня в туалет, но я его не знала.
На каждой остановке раздавался голос Аллы Пугачёвой: "Жизнь невозможно повернуть назад и время ни на миг не остановишь..." И эта только песня - на всех остановках. Её здесь тоже очень любят. Сосед сообщил, что любит Пугачёву.
Сосед, русский, был мелиоратором и, узнав, что мне здесь нравится, предложил работу мелиоратора - очень нужны. Я просила его показать мне, когда будем проезжать ворота Тамерлана - специально сидела у окна, - но то ли он проспал, то ли я, но ничего про эти ворота не помню. Что-то в темноте проплывало такое величественное, но, может, приснилось.
Наконец начало светать и мы поехали по пригородам Бухары. Узбечка, с которой я разговорилась при выходе из автобуса, проводила меня в туалет и огорчила, что ханский дворец с резьбой по штукатурке (ганч) и зеркальными стенами открывается только в 11ч. А мы около него вышли и всё остальное в Бухаре было далеко и рядом друг с другом.
Открыв карту, я двинулась под уже палящими лучами солнца смотреть Бухару. Я не буду её описывать. Чуть не плача от счастья, любовалась я куполами ремесленников, рынком, медресе, крепостью, мечетями, минаретами и так далее. Народ был приветливый, перекусить было можно дёшево. Ремесленники продавали много красивых вещей, например, тюбетейки, но были и ковры с лебедями.
Знакомые московские туристы советовали мне попробовать морс в Бухаре - самый вкусный морс в мире. Было странно - зачем везти клюкву в Бухару, чтобы там сварить морс? Привычные в те годы гримасы социалистического образа хозяйствования. Но любопытство побороло брезгливость и я встала в очередь у бочки на колёсах. Передо мной стояли сплошь прыщавые люди с немытыми руками. Я отхлебнула из кружки, в которых продают пиво. Действительно здорово! Наверно, ещё из-за жары.
В полдень вспомнилась индийская пословица (индийские песни звучали отовсюду наравне с арабскими, узбекскими и таджикскими и, может быть, каракалпакскими, персидскими и турецкими - не знаток): "В жару в полдень по улицам ходят только сумасшедшие собаки и англичане". Я как раз их и увидела, в белоснежных сафари, с блокнотиками и фотоаппаратами. Кроме этой, по-видимому, семьи, действительно на улицах старинной части города народа было мало.
Саратан - самое жаркое время лета. Даже останавливаются сельскохозяйственные работы. Если встречается узбечка, она идёт плавно, сонно, чтобы не расплескать силы, необходимые для того, чтобы дойти от дома до дома или тени у фонтана. Ветер красиво вздымал пыль и гнал его вдоль улицы, как делал это в пустыне тысячи лет. Так колыхалась занавеска в окне моей комнаты в квартире Розы. Если любоваться метелью в лучах солнца в России приходится редко, то пылью, вальсирующей протуберанцами, можно в Средней Азии в лучах солнца.
Бухаро - и-шариф - благородная Бухара. Так называли её в древности. Усыпальница Саманидов. Великолепие простоты. Глаз не оторвёшь. Я искала её по карте и не сразу нашла. Мне помогла приветливая узбечка с умными живыми глазами. Она видела её ещё в детстве, когда родители в первый раз привезли её в Бухару на экскурсию. Рассказала мне об этой усыпальнице с гордостью и любовью. Эту усыпальницу хотели купить американцы за огромные деньги, но им было отказано. Мою собеседницу позвали её дети - она привезла их в Бухару, чтобы показать достопримечательности..
Некоторые другие интересные места мне подсказывали вежливые дети. Бесплатно, конечно - они были гражданами СССР.
В столовой вдруг хлынула кровь носом, но приветливая повариха пустила меня к умывальнику и дала ваты. Ела там наскавак и что-то на шампурах.
Оказывается, я ещё где-то простудилась. Кашляю, покупаю театральные конфеты от кашля. Надо бы растительное масло пожевать, но как его везти? В чём? Объясняю продавцу: "Съела 4 пачки мороженого в Ташкенте". Продавец: "Надо было 8". Может, дело не в мороженом, а в кондиционерах.
Запомнился трон эмира. Где он стоял - не помню, можно посмотреть. Кажется, в Бухарском областном краеведческом музее.
Чайная на вокзале в Кагане. Каган - это вокзальная часть большой Бухары. В глазах мутнеет, ноги подкашиваются от усталости и обезвоживания. Купила килограмм груш. Мыть негде. Вода есть, но грязная, в кране в туалете. Ем немытые. Первую медленно, остальные в ускоренном темпе. Кажется, полегчало.
Билеты на Ташкент удалось купить только на железнодорожном вокзале в Кагане. Хотела на самолёт - невозможно. Кассовый зал в аэропорту напоминал футбольное поле с неопределённым количеством игроков и команд. Крепкие мужчины прокладывали путь к окошечкам. Женщины через стекло с надеждой следили их путь в качестве болельщиц. Мне надеяться было не на кого и я поехала на железнодорожный вокзал.
Поезд ночной. Народу полно. Женщины с детьми и узлами. Билеты попались в сидячий вагон. За день хождения по жаре ноги затекли. Я предложила узбечке напротив положить ноги навстречу друг другу на сидения. Она сухонькая, поместимся. Ноги у обеих грязные. Такое решение пришло не сразу, но стало хорошо.
Снова на остановках голос Пугачёвой: "Жизнь невозможно повернуть назад..."
Тёплое утро. Не жаркое. Радостно вываливаемся из вагона - ноги всё равно затекли.
Роза, открыв дверь, ахнула и неуверенно сказала: "Больше никуда не пущу...". У меня был грязный и измученный вид. Но я взрослый человек и она мне не родственница. Какое блаженство отмыться, выпить чаю и лечь в чистую постель! Завтра пойду досматривать Ташкент, ещё раз полюбуюсь в художественном музее на седло с изумрудным бархатом, а потом поеду в Самарканд. Билет уже куплен, но Роза ещё об этом не знает.
В коридоре слышу, как Роза сочувственно спрашивает сына-программиста: "Ну что, поймал спутник?" Ответа не слышно.
Самарканд.
Как и в Бухару, в Самарканд выехала вечером на автобусе, но уже ни фруктов, ни чая в дорогу не пила. Ночью в автобусе спала и прибыла утром без приключений.
Вышла в утреннюю прохладу с предвкушением впечатлений. Ворковали горлинки.
Шир-Дор - учился Хамза. Рядом с обсерваторией Улугбека - ресторан "Оби Рахмат". Перед монументом - ступени, и овцы щиплют траву между плитами.
Здесь была Ирочка, моя двоюродная сестра. Теперь я могу ей не завидовать, но она ещё была и на Соловках, и в Дрездене.
У ресторана "Оби Рахмат" на улице торгуют зелёным чаем и лепёшками. Зелёный чай в жару имеет особый вкус. Наливают его в пиалы. Лепёшку я немытыми руками взяла за краешек и тут же ко мне подошла узбечка и посоветовала отламывать от лепёшки по кусочку - иначе она может вывалиться из рук, сломавшись. Я нехотя подчинилась. На меня смотрели все, кто сидел за столиками. Когда я сделала как надо, успокоились.
Базар в Самарканде. Развалины мечети Биби-ханым над рынком. Как будто ходишь внутри картины Верещагина. Лепёшки на обед мало даже в жару. На рынке можно было купить всё. Варёная кукуруза с тряпочки на мостовой. Вдруг захотелось. Терзаясь брезгливостью, с наслаждением съела. Травы-благовония. Купила немного.
Площадь Гур-эмир. Не могла оторвать взгляда от мечети Гур-эмир. Разговорилась с русской женщиной - "Рядом с какой красотой вы живёте".
"Её видно из моего окна. Я живу на этой площади. Но нигде кроме Самарканда не была. Семья, дети, заботы. А очень хотелось бы. Вы бывали в поездках кроме этой?"
"Да".
"Завидую вам"
Музей истории основания Самарканда. Шахи-Зинда, Регистан, медресе Тиля-Кари, мечеть Хазрет-Хызр - музыка незнакомого языка.
Встретились альпинисты в шерстяных костюмах.
Видела голубоглазую узбечку.
Алла Пугачёва отовсюду поёт "Миллион алых роз".
Снова ночной поезд, такой же номер, такой же грязный, такие же доброжелательные люди.
На ночном перроне пожилой грустный узбек торгует фруктами. Никто не покупает.
Русский мужчина провожает жену в Ташкент. Так волнуется, словно она ребёнок. Она светловолоса, нежнолика, мила. Похоже, никогда без него никуда не ездила. Он - воплощённая любовь и тревога. Она - в окно: "Ну иди уже..."
"Я дождусь отправления".
Отправились. Муж замахал рукой. Нахальный кондуктор спрыгнул с подножки начавшего двигаться состава, выхватил персик с прилавка грустного торговца и вернулся на подножку вагона, весело вонзив зубы в добычу.
Купить билет на самолёт до Москвы было невозможно. На хороший поезд - тоже. Пришлось купить плацкарт в самом медленном и самом дешёвом и грязном поезде, вроде того, на котором возвращалась из Бухары и Самарканда. Зато дёшево. Это я купила до поездки в Самарканд.
Роза подарила мне фрукты и велела заказать деревянный ящик с ручкой, чтобы везти. Я была в ужасе - и отказаться нельзя, и тащить невозможно.
Роза-то всегда путешествовала с мужем Тихоном, хоть и худым, но жилистым. Она вообще никогда не носила тяжестей.
Тихон и Роза любили друг друга. Он беспокоился о её здоровье, она великолепно вела хозяйство. Среди дня она лежала, раскинувшись на широкой кровати в шёлковом халатике и страдала от жары.
А может, они вообще никогда не путешествовали? В общем, не знаю, как я дотащила рюкзак и сумку с фруктами. Кажется, мне помогал какой-то железнодорожник. Кажется, он ждал денег. Но я тоже привыкла, что мне помогают при переноске тяжестей и делают это безвозмездно. В общем, где-то через год до меня дошло, что железнодорожнику надо было заплатить. Он повздыхал и сошёл на станции, следующей за Ташкентом.
Я ещё и книг накупила, конечно, и это тоже был груз.
Моими соседями были директор сельской школы из Андижанской области Саккизбой Миджалилов, отличавшийся тем, что почти всегда был в шляпе, его брат Бабур с орденами за Отечественную войну на пиджаке и сын директора. Поезд был Андижанский.
Сын был большеглазым красивым мальчиком, скромным и молчаливым, не избалованным. Его звали Аюб. Директор обладал высоким ростом и атлетическим сложением, участвовал в козлодрании - это такой футбол, где вместо мяча - туша козла. Сейчас её часто заменяют мешком.
Саккизбой вёз старшего брата в Москву лечиться. Он просмотрел купленные мной книги и сказал, что в Таджикистане сейчас все читают стихи Мумина Каноата. Я записала и потом в Москве купила книгу этого поэта. Действительно хороший поэт.
Разговоры в нашем купе превратились в наши диалоги с Саккизбоем. Он сообщил, что в Средней Азии в поезд берут с собой пиалу, чай и варенье и всё время пьют чай. Ещё газеты.
Саккизбой рассказал, что тульские купцы подарили бухарскому эмиру огромный самовар.
Станция Отрар. Все покупают копчёную рыбу. Через проход, у другого окна - пара. Толстая красивая женщина и однорукий грустный мужчина. Они купили рыбу и, как все, вывесили наружу. На следующей остановке её попытались украсть, но красавица успела её ухватить. А ещё на остановке всё-таки украли. Красотка шутила: "Рыбачили- рыбачили, а рыбки не бачили".
Ещё среди соседей была Ира из Чирчика, которая очень гордилась своим городом и много рассказывала о его красоте. Она настоятельно рекомендовала мне его посетить.
На одной из станций ночью вошёл отряд русских пехотинцев, совсем молоденьких. Я дала им читать мои книги, чтобы они не слишком смотрели по сторонам. Они добросовестно читали и вернули потом. Просматривая дома книги, я выяснила, что снабдила их, в частности, эротической средневековой азиатской поэзией.
Вошли женщины, сопровождавшие старуху. Я уступила ей свою нижнюю полку. Когда они вышли, на это место нацелилась какая-то местная девчонка, и пришлось поставить её на место.
Ночью в соседнем купе пьяный казах хулиганил. Сначала Саккизбой не хотел связываться, но потом утихомирил. Он скучает о дочери, оставшейся дома - семь лет, а она в горном ручье моет котёл после плова.
Проводник починил титан. Написали благодарность: "Благодарим проводника за высокую культуру обслуживания, внимательное отношение к людям и стремление к чистоте и уюту в условиях 4-дневного следования пассажирского поезда".