Идеал.

Вечер пятницы опускался на город бархатным покрывалом, усыпанным первыми звездами. В просторной гостиной Валентина и Ольги царила атмосфера сдержанной элегантности и радушия. Сквозь высокие окна лился теплый свет, отражаясь в хрустале бокалов и идеально начищенных поверхностях темного дерева. Гости, успешные, состоявшиеся люди, друзья и партнеры Валентина вели неспешные беседы, смеялись шуткам хозяина дома, восхищались безупречным вкусом хозяйки.

Ольга, в строгом, но изысканном платье цвета ночного неба, двигалась среди гостей с грацией. Ее улыбка была легкой и приветливой, жесты выверенными до миллиметра. На белоснежной скатерти закуски располагались с геометрической точностью. Салфетки сложены замысловатыми фигурами, а цветы в вазах образовывали идеальные композиции. Ни единой лишней детали, ни малейшего намека на беспорядок. Она предугадывала желания гостей, наполняла бокалы прежде, чем они успевали опустеть. Поддерживала разговор на любую тему, оставаясь при этом чуть отстраненной, словно наблюдая за безупречно поставленным спектаклем со стороны.

Валентин являлся душой компании. Высокий, харизматичный, с обаятельной улыбкой и уверенным взглядом, он легко переключался с деловых тем на легкие шутки, удерживая внимание всех присутствующих. Мужчина часто с нежностью смотрел на Ольгу, говорил комплименты ее кулинарным талантам и умению создать уют, приобнимал за плечи, демонстрируя их гармоничный союз.

Оленька у меня настоящее сокровище, с гордостью произнес он, когда один из гостей похвалил сервировку стола. Без нее этот дом был бы просто каменными стенами. Она вдыхает в него жизнь, порядок.

Ольга слегка покраснела, принимая комплимент с присущей ей скромностью. Но если бы кто-то присмотрелся внимательнее, то заметил бы мимолетное напряжение, пробежавшее по ее лицу, когда рука Валентина чуть крепче, чем требовалось для супружеского объятия, сжала ее плечо.

Гости расходились ближе к полуночи, рассыпаясь в благодарностях за чудесный вечер. Валентин и Ольга провожали их у порога, улыбаясь и желая доброй ночи. Идеальная пара. Образец успеха и семейного счастья.

Когда за последним гостем закрылась тяжелая дубовая дверь, улыбка Валентина медленно сползла с лица, уступая место холодной, оценивающей маске. Ольга, не глядя на мужа, повернулась и направилась к столу, начиная методично собирать грязную посуду. Щелчок замка прозвучал в наступившей тишине оглушительно громко, отрезая их дом от внешнего мира, превращая элегантную гостиную в сцену для совсем другого спектакля. Воздух неуловимо изменился, стал плотнее, тяжелее. Фасад рухнул.

Тишина в доме звенела, нарушаемая лишь едва слышным позвякиванием посуды в руках женщины. Она двигалась по кухне с той же сосредоточенной аккуратностью, что и несколько часов назад среди гостей. Но теперь в ее движениях не было легкости. Только механическая точность автомата. Тарелка к тарелке, вилка к вилке, бокал к бокалу. Всему свое место, свой строгий порядок.

Муж вошел на кухню, ослабив узел галстука. Он молча наблюдал за ней несколько мгновений, прислонившись к дверному косяку. Его взгляд был тяжелым, изучающим.

Ты видела, как на тебя смотрел Кравцов?

Его голос был ровным, почти бесцветным, но от этого у Ольге по спине пробежал холодок.

Я не заметила, тихо ответила она, не оборачиваясь.

Ее руки принялись с удвоенной силой натирать серебряную ложку, и без того уже сияющую чистотой.

Не заметила? появились в голосе у мужа ядовитые нотки. Или сделала вид, что не заметила? Ты же любишь внимание, Оля. Любишь, когда на твою идеальность пялятся другие мужики.

Валентин, пожалуйста, я устала.

Она поставила ложку в ряд с другими приборами.

Устала? -подошел ближе муж. А я не устал, значит. Я весь вечер наблюдал за тобой. За твоими улыбочками, за тем, как ты строила глазки этому старому хрычу. Думаешь, я не вижу?

Это неправда. Я просто была вежлива, как и всегда.

Вежлива? усмехнулся он. Твоя вежливость граничит с флиртом. Ты унижаешь меня перед моими партнерами.

Ольга молчала, продолжая методично расставлять посуду в посудомоечную машину. Каждая тарелка занимала строго отведенное ей место. Беспорядок был недопустим. Ни на столе, ни в мыслях, ни в жизни. Но хаос уже подступал, и единственным способом удержать его на расстоянии было создание островка идеального порядка вокруг себя.

Почему ты молчишь? повысил голос Валентин. Тебе нечего сказать в свое оправдание? Или ты считаешь, что все сделала правильно? Что твоя безупречность дает тебе право вести себя как

Он не закончил фразу, но Ольга почувствовала, как внутри все сжалось от унижения и страха. Она взяла губку и принялась яростно оттирать воображаемое пятно на идеально чистой столешнице. Круговые движения. Снова и снова. С силой, до побелевших костяшек пальцев.

Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! рявкнул мужчина, ударив кулаком по столу рядом с ее рукой.

Женщина вздрогнула, но не подняла глаз. Ее плечи напряглись еще сильнее. Губка замерла.

Пожалуйста, не кричи, прошептала она. Соседи могут услышать.

Мне плевать на соседей! прогремел его голос в тишине кухни. Но мне не плевать на то, что моя жена ведет себя как дешевка!

Слово хлестнуло, как пощечина. Ольга замерла, потом медленно положила губку точно на своё место. Она выпрямилась и, наконец, посмотрела на мужа. В ее глазах не было слез. Только пугающая пустота.

Я не вела себя неподобающе, Валентин. Ты это знаешь. Ты просто ищешь повод.

Повод? сделал шаг к ней супруг с искажённым злобой лицом. Ты сама один сплошной повод! Вечно недовольная, вечно все должно быть по-твоему! Твой идеальный мир! А знаешь, что я думаю о твоем идеальном мире?

Он резким движением смахнул со стола вазу с цветами, которую Ольга так тщательно аранжировала перед приходом гостей. Хрусталь разлетелся по полу с оглушительным звоном. Вода растеклась по безупречному паркету, лепестки роз раскидало в беспорядке.

Глаза женщины расширились от ужаса. Но нет, совсем не от его крика, не от угрозы в его позе. От разрушенного порядка. От хаоса, вторгшегося в ее выверенный мир. Она смотрела на осколки, на мокрое пятно, на разбросанные цветы. Дыхание стало прерывистым.

Не говоря ни слова, она опустилась на колени и принялась собирать осколки. Осторожно, один за другим, складывая их на ладонь. Движения снова стали механическими, отстраненными. Словно не муж только что разбил вазу в приступе ярости, а просто случилась досадная неприятность, которую нужно немедленно устранить. Восстановить порядок. Защититься.

Так-то лучше, процедил Валентин сквозь зубы. Знай свое место.

Он развернулся и вышел из кухни, оставив Ольгу наедине с осколками хрустальными и душевными. Она продолжала методично собирать их, стараясь не замечать капельку крови, выступившую на пальце там, где острый край стекла коснулся кожи. Боль была не важна. Главное убрать беспорядок. Вернуть все на свои места. Хотя бы на полу.

Ольга не родилась такой, она ею стала. В детстве мать поправляла ей банты перед выходом в школу, приговаривая:

Ты должна быть идеальной. Иначе тебя не полюбят.

Отец хвалил только за пятёрки, а за четвёрки молча отворачивался, и тогда девочка чувствовала, как земля уходит из-под ног. Так она научилась выстраивать жизнь по линейке: правильные слова, правильные улыбки, правильные поступки.

В университете её называли образцовой студенткой. Аккуратные конспекты, безупречные ответы, платья, идеально отглаженные. Но за этой безупречностью скрывалось другое: страх оступиться, сказать что-то не то, оказаться недостаточно хорошей. Она не умела отказывать, ни преподавателям, ни однокурсникам, ни первому парню, который назвал её слишком холодной после того, как она не пустила его дальше поцелуев.

А потом появился Валентин. Он увидел её на выпускном, стройную, с безукоризненной осанкой, с той самой заученной улыбкой, которая никого не обжигала, но и не пускала слишком близко.

Ты совершенна, сказал он тогда, и в его голосе звучало не восхищение, а констатация факта.

Она поверила ему. Ведь лучше быть безупречной деталью в чьём-то мире, чем одиноким человеком, который так и не понял, как жить без правил.

Шли годы. Фасад идеальной семьи Валентина и Ольги становился только крепче в глазах окружающих. Их дом был образцом вкуса, их приемы эталоном гостеприимства, их совместные появления на публике воплощением гармонии. Валентин сделал блестящую карьеру, Ольга посвятила себя дому, доведя его до состояния музейной безупречности. Детей у них не было.

Пока не время, как объяснял Валентин друзьям.

Мы оба слишком заняты созданием нашего идеального мира, шутила иногда Ольга с той же заученной, вежливой улыбкой.

За закрытыми дверями ничего не менялось, только приобретало более изощренные формы. Вспышки гнева Валентина стали реже, но ядовитее. Физическое насилие почти сошло на нет. Он понял, что синяки могут заметить, а вот слова ранят глубже и не оставляют видимых следов. Мужчина критиковал все. В том числе и её внешний вид.

Это платье тебя старит, Оля, неужели ты не видишь?

Кулинарные эксперименты.

Опять пересолила. У тебя руки не из того места растут?

Он контролировал ее расходы, ее звонки, ее время. Он внушал ей чувство вины за свои неудачи на работе, за плохую погоду, за собственное дурное настроение. Это было удобно.

Ольга научилась жить в этом постоянном напряжении. Она стала еще более замкнутой, еще более одержимой порядком. Любая критика мужа, любое его недовольство, отправляли ее на многочасовую битву с пылью, грязью, беспорядком. Она могла до блеска натирать серебро посреди ночи после очередной ссоры. Она перемывала и без того чистые окна, если Валентин бросал косой взгляд на стекло. Она переставляла книги на полках в строгом алфавитном порядке или по цвету корешков, находя в этом единственное доступное ей успокоение, единственный способ контролировать хоть что-то в своей жизни.

Перфекционизм стал ее броней и ее клеткой. Шкафы были организованы с маниакальной точностью: одежда висела по цветам и типам ткани, полотенца лежали идеально ровными стопками, разделенные по размерам. На кухне каждая баночка со специями стояла этикеткой вперед. Крупы пересыпаны в одинаковые контейнеры, а столовые приборы разложены так, будто их вымеряли линейкой. Этот порядок был ее молчаливым протестом, ее способом сохранить себя, не дать хаосу, который сеял муж, поглотить ее полностью.

Иногда, в редкие моменты затишья, когда Валентин был в командировке или просто в хорошем настроении, Ольга ловила себя на мысли:

Может, все не так уж плохо? Может, я преувеличиваю? У других бывает и хуже. Зато у меня есть все. Красивый дом, обеспеченная жизнь

Она гнала от себя мысли о том, что это все оплачено ее страхом, ее унижением, ее молчаливым терпением. Признать правду означало бы признать крах ее идеальной жизни, а для Ольги, чья самооценка была неразрывно связана с этой идеальностью, это становилось невыносимо.

Однажды вечером Валентин вернулся домой особенно раздраженным. Сделка, на которую он возлагал большие надежды, сорвалась. Он ворвался в дом, хлопнув дверью так, что зазвенели стекла. Ольга в этот момент полировала антикварную статуэтку в гостиной.

Опять ты со своими безделушками! прорычал мужчина, швыряя портфель на пол. Лучше бы делом занялась! Из-за тебя все пошло коту под хвост!

При чем здесь я, Валя? тихо проговорила женщина, продолжая водить бархатной тряпочкой по гладкой поверхности бронзы. Не переноси с больной головы на здоровую.

А при том! Ты моя неудача! Пока ты тут пыль сдуваешь с этого хлама, я теряю миллионы! Ты тянешь меня на дно своей пустотой!

Он подошел к ней вплотную. Лицо было искажено гневом.

Ты ничего не стоишь без меня! Ничтожество!

Ольга замерла. Слово повисло в воздухе, тяжелое, удушливое. Она медленно опустила статуэтку на полированную поверхность столика. Взгляд упал на свои руки, идеальный маникюр. Ни единого изъяна. Она посмотрела на отражение в начищенной бронзе. Бледное, напряженное лицо женщины, которую она почти не узнавала.

Внутри что-то оборвалось. Тонкая нить, на которой годами держалось ее терпение, ее стремление к порядку, ее вера в то, что если все будет идеально снаружи, то и внутри все наладится. Она вдруг поняла, что сколько бы она ни мыла, ни чистила, ни раскладывала по полочкам, грязь все равно останется. Грязь его слов, его презрения, ее собственного страха.

Она медленно подняла глаза на Валентина. В них больше не было пустоты. В них зажегся холодный, ровный огонь.

Ты прав, Валентин, сказала она спокойным, безразличным голосом. Пора заняться делом. Навести порядок. Окончательно.

Валентин на мгновение опешил от ее тона, но тут же снова вспыхнул.

Дура, что ты несешь? Какой еще порядок? Иди лучше ужин готовь, бестолочь!

Мужчина отвернулся, считая инцидент исчерпанным, как и всегда. Он не видел, как Ольга снова взяла в руки тяжелую бронзовую статуэтку. Пальцы крепко сжали холодный металл. Движение было плавным, выверенным, почти элегантным. Таким же, каким она расставляла цветы или полировала серебро.

Удар был один. Точный, сильный, направленный в висок. Валентин обернулся на звук ее шагов слишком поздно. Он рухнул на ковер без единого звука, как подкошенный. На полированной поверхности статуэтки, которую женщина все еще сжимала в руке, не осталось ни единого отпечатка. Она держала ее через ту же бархатную тряпочку, которой только что стирала с нее пыль.

Тишина, обрушившаяся на гостиную, была абсолютной, оглушающей. Ольга стояла над телом мужа, тяжело дыша. Холодный огонь в ее глазах медленно угасал, сменяясь растерянностью, а затем странным, отстраненным спокойствием.

Она посмотрела на свои руки, на статуэтку, на неподвижное тело у своих ног. На ковре медленно расплывалось темное пятно, нарушая идеальный узор. Беспорядок.

Женщина осторожно поставила статуэтку обратно на столик, точно на то место, где она стояла до этого. Затем она направилась на кухню. Движения были размеренными, почти сомнамбулическими. Она достала из шкафчика под раковиной чистящие средства, губки, тряпки, резиновые перчатки. Все самое лучшее, самое эффективное.

Вернувшись в гостиную, Ольга методично принялась за уборку. Сначала тщательно оттерла кровь с ковра, используя специальное средство для удаления пятен. Потом вымыла пол вокруг, стирая малейшие следы. Она работала с той же сосредоточенностью, с какой раньше натирала серебро или мыла окна. Каждый ее жест был выверен, лишен суеты. Это была просто еще одна, правда, самая сложная уборка в ее жизни. Устранение самого главного источника хаоса.

Когда с пятном было покончено, женщина подошла к телефону. Рука не дрожала, когда она набирала номер полиции.

Алло?

Голос звучал ровно, почти бесцветно. Впрочем, как и всегда.

Приезжайте, пожалуйста. Улица Цветочная, дом пять. Здесь произошло убийство.

Кто говорит? раздался голос на том конце провода. Что случилось?

Женщина сделала паузу, обводя взглядом идеально чистую комнату. Статуэтка стояла на своем месте. Ковер был безупречен. Только тело мужа нарушало эту гармонию. Но и это скоро исправят.

Говорит Ольга Романова. Я только что убила своего мужа.

Она аккуратно положила трубку и села в кресло напротив окна. Сложила руки на коленях. Спина прямая, взгляд устремлен вдаль, на огни ночного города. Она ждала. Впервые за долгие годы она чувствовала не страх, не унижение, не отчаянную потребность навести порядок. Она чувствовала тишину. Пустую, холодную, но абсолютную тишину. Окончательный порядок был наведен. И цена за него была страшной, непоправимой, но, как ей казалось в этот момент, единственно верной. Фасад рухнул окончательно, похоронив под своими обломками и ее саму. Трагедия была завершена.