Тот год мне довелось работать на стройке. Работёнка приличная, стабильный заработок и всё такое. Почему бы не взяться, если иных предложений не поступало. Тогда разрастался новый микрорайон, не помню его номер, да и не суть важно. Дома росли словно грибы после дождя. Появилась здания школы, детского сада, котельная. Всё, если можно так выразиться, сверкало белым кирпичом. Вообще микрорайон казался светлым, а утренние лучи восходящего солнца освещали дороги, клумбы возле подъездов, не зашторенные окна. Дети гурьбой направлялись в учебное заведение, а мамаши вели своих чад в сады. Ранний гвалт. Но вначале не было ничего, кроме поля и защитки. Да, перед микрорайоном имелось и нечто другое. Прошлое, которое есть у всего. Когда-то там, в конце шестидесятых, было засеяно поле, а потом спустя десятилетие место забросили, пока не появился план застройки. Первый котлован вырыли, дай бог памяти, в 81-ом году. Да, так оно и есть. Именно в то время начались несчастья.

Несчастья начались с самого первого дня. Они были мелкие, иногда крупные и неприятные. Впрочем, что я такое говорю. Как будто неприятности могут быть приятными. Тем не менее, всё это происходило. Сломался автомобиль, бульдозер рухнул в котлован, но к счастью никто не пострадал. Просто земля осыпалась вниз, а вместе с ним забрала и тяжёлую машину. Но людей поблизости не имелось. Сваи ломались, когда их пытались забивать. Наш бригадир отправился в больницу с сердечным приступом. Подозреваю, что виной тому не только напасти свалившиеся на голову, но и изрядное количество выпитого. Ежедневные принятия на грудь не до чего хорошего довести не могли. Да и дымил он, как какой-нибудь сапожник. Но несчастья на этом не прекращались. Казалось, им не будет конца и края. Такое ощущение, что сама земля не хотела, чтобы здесь вырастал новенький микрорайон. С другой стороны, выбора у нас не было. Имелся план, которого следовало держаться.

- Ты с нами? - спрашивали у меня товарищи, скидываясь на очередную бутылку, размышляя, кому бежать в магазин.

Я был не с ними. Мне вообще не нравилось пить. Им все равно, а у меня семья в отличие от товарищей, чьи жёны и дети находились в других городах, колхозах. Сюда они прибыли на заработок, поэтому и могли себе напиваться до поросячьего визга. Меня же это совсем не трогало, так как было пофигу.

- Как можно каждый день вот так напиваться? - спрашивал Алексей, мужчина сорока с небольшим лет, отличный человек и прекрасный семьянин.

Он был хорошо образован, интеллигентен, имел красивую жену и двух дочерей. Что Алексей забыл на стройке, я не знал. Впрочем, деньги нужны всем без исключения. Но многие ему по-хорошему завидовали. Выбрав эту профессию, он работал строителем уже более двадцати лет. Не пил, не курил, состоял в партии, имел отличную рекомендацию, значился человеком дела.

- Оторвались от семей, вот и пошли в разнос, - предположил я, дотягивая окурок и выбрасывая его в щебёнку.

- Зачем тогда жениться, раз хочется свободы. Не понимаю я таких людей.

Через три дня рухнул кран, и это стало первой жертвой. Погиб молодой парень, которому не было ещё и тридцати. Жертвы случались и потом, в течение трёх следующих недель. Но всё это было действительно несчастными случаями. Кто-то упился до смерти, кто-то рухнул в яму, свернув шею, иной сорвался вниз, а другого придавило. Как это и полагается, поползли неприятные слухи, словно это место проклято.

- Мой дед рассказывал, когда строил многоэтажный дом на том месте, где ранее располагалось кладбище... - говорил один, с пропитым лицом.

- Чертовщины не существует, - отвечал Алексей, реалист, не верящий в мистические силы, кроме человеческих. - Это враньё попов. Бога нет, как и всего прочего. Существует только разум, который может...

Что там было дальше, никто не узнал, так как с крана сорвалась плита, которая с грохотом рухнула вниз. К счастью никто не пострадал. Удивительно, но поблизости не находилось людей, иначе жертв не избежать.

"Мистика, - размышлял я, шагая к ближайшей защитке, чтобы посидеть в тени, перекурить. - Здесь волей-неволей поверишь в неё".

Скоро от этих деревьев не останется ничего, но пока здесь можно было укрыться от дневной жары. Их место займёт микрорайон из стекла и бетона, а для растительности здесь земли не найдётся.

Выбрав деревце, я уселся под его стволом, дымя вонючей сигаретой, то и дело заходясь бронхиальным кашлем заядлого курильщика. Дело шло к вечеру, поэтому мои веки сами собой стали слипаться. Но не давая себе уснуть, то и дело я возвращал свой разум в реальность.

"Вернусь домой, тогда и высплюсь".

Нога в ботинке сковырнула верхний слой почвы, и мне открылось нечто непонятное. Я уставился на какой-то мусор под подошвой. Тогда нагнувшись, несколькими движениями раскидал землю в сторону, и выдохнул, выронив сигарету из зубов. В нос шибанул запах тлена, как это обычно бывает с дохлыми собаками, которые долгое время пролежали на улице. Но вот только внизу лежала совсем не животное. На меня скалился череп без глазниц, обтянутый пепельной, высохшей кожей. Остатки длинных волос лежали рядом, грязные, будто кучка червей. Если судить по их длине, то останки принадлежали женскому полу.

- Что там у тебя? - послышался неожиданный голос у меня над головой. - Вот чёрт!

Появившийся Алексей изменился в лице, когда увидел неожиданную находку. Его губы побелели, сжавшись в тонкую нить, а сама кожа стала какой-то серой.

- Это... Это... Это человеческие?

Но отвечать не было смысла, так как и без этого было всё предельно ясно.

- Бедная девочка, - покачал он головой, отступая, делая шаг назад, осматриваясь по сторонам.

Я хотел спросить, откуда он знает, что это была девочка, а не женщина, к примеру, но не успел. Появились новые люди, которые уставились на жуткую находку. Поднялся оглушительный гвалт. Все стали сразу обсуждать произошедшее, строя домыслы и предположения.

- Говорю, здесь раньше располагалось кладбище. Ещё до революции.

- Не было здесь никогда захоронений.

- Было!

- Не было. Валик, ты просто дурак, который наслушался сказок.

- Здесь рос виноград, но кладбища никогда...

- Да какой виноград? Какое, к чертям, кладбище! Это же древние останки. Возможно первых поселенцев.

- Угу. Скажи ещё, что скифские.

- Ну, не скифские, конечно, но явно принадлежат к веку девятнадцатому.

- Не говори чушь. Неужели в девятнадцатом веке носили варёные джинсы.

- Какие ещё джинсы?

- А вон они выглядывают.

- Да прекратите вы спорить. Милиция во всём разберётся. Кстати, кто-нибудь их уже вызвал? Нет? Тогда какого чёрта вы тут топчитесь! Боря, а ну давай к ближайшему автомату. Чего? А что у тебя вообще есть. Ладно, держи две копейки и беги быстрее. Стой! Звонок бесплатный, дурень!

- Так-так, товарищи, не приближайтесь сюда. Отойдите.

Многие разошлись по своим рабочим местам, а меня оставили за старшего, так как именно мне принадлежало это открытие. Я ничего не сказал, доставая слегка дрожащими руками спички, которые тут же выронил. Ругнувшись себе под нос, нагнулся, чтобы взять, и слегка коснулся костяшками пальцев истлевшей плоти несчастной. Этого вполне оказалось достаточным, чтобы меня унесло по ревущему тоннелю из энергии, сверкающей, ослепляющей. Время действия изменилось. Стоял глубокий вечер или ночь, сказать трудно. Я тяжело дышал, с хрипом и свистом. Прежняя защитка, но более заросшая, с густым кустарником, которого нынче не осталось. Я смотрю вниз, и с ужасом осознаю, что нахожусь в девичьем теле. Мне лет шестнадцать. Коленки сильно исцарапаны, а ногти на руках поломаны, а некоторые даже вырваны напрочь. Тело ломит от нестерпимой боли. Джинсы болтаются на щиколотках.

Чувствуется удар по лицу, раз, другой. Во рту вкус крови из разбитых губ, прикушенного языка. Поднимаю взгляд и вижу мужской силуэт. Он бросает несчастную жертву на землю, вышибая из неё дух, наваливаясь сверху. Из его рта пахнет мятной зубной пастой, а в нос шибает слишком уж сильный аромат от одеколона. Он рычит, срывая с меня одежду, а я кричу тонким девичьим голосом, но тут же умолкаю под натиском новых ударов. Потом ощущается нестерпимая боль внизу живота, между ног, когда этот зверь овладевает своей жертвой. Аромат одеколона перебивается резкой вонью пота, что просачивается сквозь поры кожи, выступая на поверхность. Дыхание хрипит, булькая, требуя больше кислорода. Но под тяжёлым телом даже не вздохнуть толком.

- Мама, - шепчу я ослабевающим голосом. - Мамуля. Спаси меня, пожалуйста.

Всё заканчивается также быстро, как и началось. В мозгу картинки дома, уютной кухни, мамы готовящей ужин и дожидающейся своей дочери, с тревогой поглядывая на часы. Здесь чувствуется безопасность и защищённость. Это мой дом, моя крепость в самом буквальном смысле. Надежда теплится в груди до тех пор, пока крепкие пальцы не начинают меня душить, впиваясь в шею, ломая её напрочь. За этим следует мрак, бесконечный, пронзительно-холодный, от которого начинает гаснуть душа.

"Где я? Почему я? Мне надо домой, обратно. Меня там ждут. Очень ждут".

Мы вместе мечемся по черноте, пытаясь отыскать выход, и спустя миллиарды лет, наконец, его отыскиваем. Снова мир, знакомый, светлый. Только вот странность. Нет ощущения тела. Только лёгкость, неприятная, неожиданная. Понимание пронзает разум раскалённой стрелой. Тот человек... Тот зверь убил нас. Мы больше не существуем в физическом смысле. Только энергетический остаток, которого оказывается вполне достаточно, чтобы воздействовать на некоторые вещи. Злоба от такой несправедливости вспыхивает в сознании. Хочется крушить и ломать, причиняя иным боль.

"Почему именно я, а не кто-то другой?"

Теперь её угодья, это целое огромное поле, за которое она не может выйти. Невидимый барьер не даёт этого, сдерживая энергетический остаток с теплящейся злобой и жаждой мести. Боль должны испытывать не только мы, но и другие люди. На это хватит сил. Мы будем мстить за свою раннюю смерть, такую несправедливую, такую жестокую.

Всякие чувства покидают меня, и я возвращаюсь в теперешнюю реальность, в нынешний 81-й год. Часто моргаю, тяжело дыша. Картина произошедшего была настолько яркой, что мне трудно принять меня собственного. Но к счастью, никто моего ухода не заметил, так как всё продлилось лишь мгновение, которое в ином времени растянулось на много часов, а возможно и дней. Да и как ухода? Тело оставалось на одном месте, в отличие от разума...

Я медленно повернулся, одновременно вставая. Несколько товарищей курили, находясь в паре метрах от меня, но мой взор был прикован не к ним, а к Алексею, к его бледному лицу. К зверю в человеческом обличии, который по-прежнему пользуется тем самым одеколоном. По собственному желанию или нет, но убийца вернулся на место преступления. А с виду такой интеллигент, весь праведный... Мы не знаем людей, которые общаются с нами. Мы не знаем, что у него за внешностью, какой мрак внутри.

- Почему ты на меня так смотришь? - интересуется он, бледнея ещё больше, начиная пятиться к краю лесополосы.

- Я знаю, - шепчут мои губы. - Всё знаю о том, что ты сделал тем вечером 78-го года.

Его глаза от изумления чуть ли не вылезают из орбит, а кожа принимает ещё более нездоровый цвет. Нижняя губа мелко трясётся, а пальцы сжимаются в кулаки.

- Она мне всё рассказала, - продолжаю шептать я. - Поделилась своей болью. Своим отчаянием. Ты её убил.

- Нет.

- Да.

- Нет. Этого не может быть. Такого быть просто не может. Меня никто не видел. Слышишь. Никто!

- Я всё знаю. Я прошёл сквозь её боль. Она поделилась ею.

Алексей продолжает пятиться, а потом резко разворачивается, чтобы бежать, но его нога не находит твёрдую опору, так как впереди котлован. Тело убийцы исчезло внизу, а спустя секунду послышался странный звук. Собравшиеся люди, в том числе и я, подбежали к краю и увидели жуткую картину. Алексей лежал на самом дне, а его тело в нескольких местах насквозь проткнула арматура. Он дёргал ногами, скребя бетон ногтями ещё пару минут, пока окончательно не затих навсегда. Возмездие настигло убийцу спустя несколько лет.

Это была последняя трагедия на этой стройке. Больше несчастных случаев не происходило здесь. По крайней мере, со смертельным исходом. А останки похоронили на городском кладбище, когда произвели опознание по оставшимся вещам.