Наваринцев Виктор Андреевич : другие произведения.

Новое Время

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  -- Завет Богов.

Глубокие реки текут незаметно.

  -- Часть 1. Новое Время.
  
  -- Глава 1.
  
   Париж, Европейский Союз
   2051 год н.э.
  
   Если у мира в двадцать первом веке и было сердце, то это был точно не Париж. У горо­дов, как и у людей, бывают периоды расцвета и упадка. Древний город, основанный ещё рим­лянами, переживший нерушимые империи, опустошительные эпидемии и кровавые войны, медленно скатывался к своему упадку. Шли века, центр мира смещался сначала к западу, потом к востоку, и Париж переставал быть Римом, куда сходятся все дороги. Не было уже того величия, как в те времена, когда из городских ворот император Наполеон выезжал покорять Европу.
   Но истории у города не отнять никому. Люди же с прошлым испокон веков считались так же, как с настоящим. А помнящие ещё больше. Многие из них вообще жили в прошлом. Каждый из них был похож на Париж: великое прошлое, серое настоящие, туманное будущее. Они ещё многое могли, но их сила медленно уходила. Они чувствовали, что близок уже их последний день, но не могли и не хотели в это поверить.
   Таким был Александер. Он ещё заседал рядом с Мерелиусом в малом Конклаве, в его руках ещё держались многие нити правления орденом, но он чувствовал, что с каждым новым рождением становится слабее. У него не было ни холодной рассудительности, расчётливого хитрого разума, как у Мерелиуса, ни потрясающей гибкости, как у Марка, не было и покоряющего обаяния, как у Энеи. Его способности устарели как минимум на тысячу лет. Он был просто сильной личностью, бойцом, а это уже давно никому в ордене не нужно.
   Но Александер был упрям. Именно потому что он был бойцом, он не собирался сдаваться. Любой иной на его месте давно бы ушёл и дал бы дорогу другим, а Александер держался. "Война не окончена, пока не похоронен последний солдат", - сказал великий полководец Суворов, не проигравший ни одного сражения. Александер не мог так красиво и ёмко выразиться, но он следовал этому правилу всю жизнь, очень долгую, следует сказать, жизнь. И пусть Мальчишка Марк его презирает, Энея смеётся над ним, а Мерелиус не принимает всерьёз, ещё не всё потеряно.
   И теперешняя ситуация - тому живое подтверждение. Не утратило ещё искорку человечество, не совсем ещё закостенело. Не канули ещё в прошлое герои и подвиги, жестокая романтика войны. Поэтому Александер единственный был бодрым и живым среди хмурых лиц на Конклаве.
  -- Друзья мои, у меня плохое предчувствие, - сказал Мерелиус.
   Все присутствующие за долгие годы могли убедиться в проницательности магистра. Последние три раза он говорил, что у него плохое предчувствие летом 1914-го, в 1938 и в 1962. Энея и Марк непроизвольно передёрнулись. Александер же ещё больше расцвёл. Добрый для него знак.
   Эти двое: Энея и Марк... Они уже нагло, ни на кого не оглядываясь, никого не страшась, делили его, Александера власть, нагло грызлись за его владения. Они уже почти в лицо звали его отслужившим своё мусором, отработанным материалом, а Мерелиус... Мерелиус, старый соратник, тот, с кем плечом плечу Александер сделал первые шаги на пути создания ордена, смотрел на это равнодушно, сквозь пальцы. Нет, он, Александер, утихомирит этот разбушевавшийся молодняк.
   Марк в эту минуту искренне его ненавидел. Вообще трудно представить себе более противоположных по характерам людей, чем Александер и Марк. Стихия Марка: мирная жизнь, международная политика, большие интриги. Он очень ловко играет на людских слабостях и нервах. Он из тех, кто в борьбе предпочитает использовать силу противников против них же самих. Он ловок и опасен.
   Ещё сложнее представить себе, что именно Александер когда-то пригрёл Марка под крылом. Он по-большому счёту ввёл его в Конклав, хотя, говоря по чести, Марк и без него бы справился. Но это было бы труднее и дольше. Сколько копий они потом сломали, сколько крови друг другу попортили! Они бы давно глотки друг другу перегрызли, но Мерелиус не допускал этого. Ему нужны были оба. Энея же смотрела на это как на представление.
   Она вообще была странной личностью. Почти никогда ничего не делала сама, не пачкала ручки. Кошка, которая гуляет сама по себе. Ни Александер, ни Марк, ни даже Мерелиус не могли приручить её. Она человек своевольный и недобрый, с ней держи ухо востро. Но как советник она абсолютно бесценна. Никто не может подсказать более толкового решения в особенно сложных и запутанных ситуациях.
   Ну и Мерелиус, бессменный магистр ордена со времени его создания. Человек, у которого нет и не может быть ни друзей, ни врагов. Люди для него - фигуры на шахматной доске. Кто-то ферзь, кто-то слон, а большинство - пешки. Никогда ещё мир не рождал более холодного и расчётливого разума.
   Лишь очень немногие могли оценить, насколько глобальна была власть этой четвёрки. Они вершили судьбы империй, они решали кому жить, кому умирать, быть войне или миру, на что направлять свои силы миллионам людей. Они играли императорами и президентами как тряпичными куклами - просто дёргая за ниточки.
   В этот день они сидели за квадратным столом. На столе была расстелена политическая карта мира. Марк докладывал. Он водил тупым концом авторучки по карте, чертя стрелки, обводя размашистыми жестами какие-то регионы. Мерелиус созвал четырех высших, что делал только в самых исключительных случаях.
  -- ...таким обазом, в странах коалиции происходят процессы скрытой мобилизации, тайно ввозятся большие партии оружия, - говорил Марк, и все его слушали с большим вниманием.
   Дело пахнет большой заварушкой. Некоторые радуются этому, некоторые боятся, но безразличных быть не может.
  -- Откуда ввозятся? - поинтресовался Мерелиус.
   Он сидел во главе стола и явно скучал, потому что знал всё заранее. Они с Марком несколько дней назад договорились, что следует знать Энее и Александеру, а что нет. Даже в малом Конклаве у магистра находились свои золушки и любимчики. Правда менял он их, как модница перчатки. Уйдёшь, а когда вернёшься в следующей жизни, на твоём месте будет уже кто-то другой. Вот только Марк держался дольше всех, и именно его назначал магистр за главного, когда уходил сам. Правда, это едва не привело к полномасштабной войне между Марком и Александером.
  -- Оружие продает Россия в основном, Китай, - ответил Марк и зачем-то обвёл соответствующие страны, будто бы кто-то мог не знать, где они находятся.
  -- Как оцениваешь ситуацию? - продолжил допрос магистр.
  -- Я думаю, нападение будет через месяц-полтора.
  -- Согласна, - сказала Энея.
   Марк бросил в её сторону мимолётный взгляд. Ну ещё бы она не согласна, это ведь её прогноз.
  -- Стоит предупредить? - осведомился Марк.
  -- Они же не дураки, сами знают уже. Мои ребята доносят, что у них тоже определённые шевеления. Дипломаты не даром свой хлеб едят.
   Вообще дипломатия была в компетенции Марка, но он был так занят "миром", что эту область временно отдали на откуп Мерелиусу. Точнее, он сам её взял, никого не спрашивая.
  -- Я оцениваю силы коалиции на границе Израиля на данный момент в полтора миллиона и в четыре миллиона на конец мобилизации.
  -- Хорошо, Марк. Какие предложения, друзья?
  -- Нужно провоцировать, - сказала Энея.
  -- Почему? - спросил Мерелиус без вопроса в голосе. Он уже знал что будет делать орден.
  -- На конец мобилизации Израиль вряд ли сможет дать достойный отпор. - сказал Марк. - Силы всё-таки довольно неравны. Сейчас он с успехом может противостоять ей. Это даст нам выигрыш в месяц как минимум. За это время мы сможем убедить Штаты и НАТО вступить в войну.
  -- А зачем? - спросил Александер. - Это ведь третьей мировой отдаёт.
   Он даже не пытался скрыть своё торжество, можно подумать, будто это его заслуга, что всё сложилось именно так.
  -- Четвёртой, - поправила Энея.
  -- Всё равно всё к этому идёт. Если мы оттянем конфликт ещё на пятнадцать лет, всё будет только хуже.
  -- Согласен, - отрезал Мерелиус. - Как оцениваешь вступление в войну других стран?
  -- Полагаю, что ничего серьёзного. Содружество в войну не вступит, для них итак огромный рынок сбыта оружия и инструкторов. Разве что южные страны: Таджикистан, Киргизия, но так, может соберут по добровольческой дивизии. Китай и Индия раньше чем надо тоже в дело не полезут. Иран уже почти подписал вступление в коалицию. Я думаю, что воевать будет Пакистан. Возможно, Турция.
  -- Хорошо, - сказал магистр. - Дамы, господа, итак, что мы будем по этому поводу делать. Ты Энея, поедешь в Америку, - Мерелиус сделал паузу, ожидая колкого выпада в свою сторону. Энея не любила ему подчиняться. Но теперь даже она понимала всю серьёзность ситуации. - Возьмёшь Марка.
  -- Как? - не выдержал Марк.
  -- А вот так. - в тон ответил Мерелиус. Ближним Востоком займусь я лично. А ты, Александер, поедешь на север, в Россию. Пригляди за ними, чтобы они не очень там заторговывались и чтоб в войну не лезли. Вопросы?.. Да будет так.
   Конклав был окончен. Столь непохожие люди разъехались по земному шару, чтобы собраться вновь лет через пятнадцать.
  
   2.
  
   Марк вышел из кабинета магистра, на ходу накидывая на плечи жиденькое потёртого вида пальтишко. Для Марка беседы "по душам" с магистром не были редкостью. Часто довольно важные решения они принимали вдвоём, никого не спрашивая. Разумеется, ни Энея, ни Александер об этом понятия не имели. Марк привык к подобным допросам, хотя даже Энея их побаивалась
   Марк вышел на маленький балкончик, выходящий в крошечный садик -- "райский уголок" в центре Парижа. Здесь валялись горы покрышек и прочего мусора, имелся полуразвалившийся маленький гаражик и много других построек непонятного назначения и непотребного вида. Стены кирпичных домов здесь казались серее, летом трава здесь была пожухлая, зимой снег грязный -- одним словом, никому бы в голову не пришло, что именно в этой подворотне происходят сходки властителей мира. Но Марк прекрасно знал, что видимый бардак обманчив, что на самом деле дворик под завязку нашпигован всевозможными датчиками: движения, тепла, ещё не пойми чего -- муха не проскочит. Он знал, что близлежащие улицы время от времени патрулируют орденские бойцы, а в сам дворик даже помнящим безопасно входить лишь при предъявлении особых бумаг, заверенных доверенными лицами высших.
   Почти рефлекторным движением Марк вынул из кармана пачку дорогих сигарет и зажигалку ручной работы, закурил. Мерелиус не разрешал курить у себя в кабинете. "Знаешь, что в семнадцатом веке в России делали с курильщиками? Им вырывали ноздри и ссылали в Сибирь. И знаешь что? Правы были", - его голос так и звучал в памяти Марка. Это говорил не теперешний Мерелиус, а тогдашний, оставшийся в дальних уголках памяти ещё с тех времён, когда Марк только начал приживаться в малом Конклаве.
  -- Марк, - за спиной послышался хрипловатый простуженный голос Энеи.
  -- Что, Энни?
  -- Когда поедем? - спросила она, становясь рядом с ним.
   Она окинула скучающим взором дворик и повернулась к Марку. Он почти физически ощутил прикосновение её глаз.
  -- Да вот сейчас докурю и поедем, - в шутку отозвался Марк.
   Её серые глазки сузились.
  -- Что-то не так? - поинтересовался Марк.
  -- Давай не здесь, - Энея воровато оглянулась. - Пойдём в ресторанчик какой-нибудь посидим.
   "Какой-нибудь ресторанчик" располагался в двух кварталах, которые помнящие преодолели пешком. По дороге не разговаривали - старая привычка скрываться давала о себе знать. Эти двое помнили святую инквизицию и разгул спецслужб в двадцатом веке.
   Энея просто щёлкнула пальцами официанту, тот кивнул, и через десять минут подобранный с хорошим вкусом заказ дымился на столе.
  -- Вот что, Марк, - сказала она, копаясь серебряной вилкой в угре по-итальянски. - старик опять задумал что-то, как мне кажется.
  -- Да при чём тут кажется, это исторический факт, - отозвался Марк, разрезая трюфель.
   Официант, чья внешность красноречиво говорила об арабском происхождении, откупорил бутылку и сделал движение налить вина, но Марк накрыл бокал ладонью и отослал его знаком. Зачем им лишние уши.
  -- Нас он услал куда подальше, - понизив голос и перейдя на хеттский, сказал Марк. - Если мы будем мешаться, будет только хуже.
  -- Ну так, у нас есть несколько верных людей...
  -- ... за которыми следят так же хорошо, как и за нами, - оборвал её Марк. - Смирись Энни. Против магистра я выступать не хочу.
   Марк незаметно кивнул знакомому лицу за дальним столиком. Конечно же, этот ресторанчик под колпаком магистра, и, возможно, Энея об этом знает.
  
  
  -- Глава 2.
  
   Кёльн, Германия
   1671 г н. э.
  
  
   1.
  
   Холодный и невозмутимый, Рейн нёс свои воды в далёкое Северное море. На его излучине, в городе Кёльне в водах могучей реки умирала заря. Кроваво-красные солнечные лучи на излёте падали в свинцовые воды и рассыпались в них тысячами бликов. Совсем незаметная человеческому глазу водная рябь преображала их в мириады отблесков. Отблески меняли свою форму, накладывались друг на друга, и в своём множестве принимали формы то могучих кораблей, то суровых бородатых лиц, поминутно сменяясь, играя в своём хаотичном великолепии. Совсем как облака, порождения абсолютного хаоса природы. Словно неведомый пожар поглотил воду, серый речной песок и мост, творение рук человеческих. Мастера придали податливому песчанику форму древних сооружений, что когда-то возводили римляне дабы опутать сетью дорог свою могучую империю. Наряду с живописью и скульптурой, архитектура семнадцатого века переняла многое из наследия древних обитателей Италии и Греции.
   На мосту стоял человек. Молодой человек. Ничего удивительного: мост славился как место встеч влюблённых. Ничего удивительного не было и в его дорогом и изящном наряде. Ничего удивительного не было и в его золотых часах искусной работы, на которые он так часто глядел, что лень даже было закрыть и убрать в карман. Удивительна была лишь его поза. Даже со спины было видно, что этот молодой человек испытывает чувство лёгкой тревоги, вперемешку с неприязнью и даже злостью. Но со спины его видел только Рейн, а спереди прохожих буравил недобрый взгляд из-под прищуренных ресниц, с которым нехотелось встречаться. Он ни секунды не задерживался на великосветских красавицах, которых здесь было немало, лишь однажды он учтивым и в то же время холодным и резким кивком головы поприветствовал одну из них, очевидно, знакомую. Он стоял долго, он устал ждать, но не уходил.
   В конце концов, когда уже сетчатая дорожка водной ряби, подсвеченная закатным солнцем, стала совсем короткой и узкой, молодой человек убрал свой роскошный хронометр в карман сюртука и с выражением отчаяния посмотрел на двух девушек, жавшихся к перилам на берегу. Те уже давно наблюдали за ним. Перешёптывались о чём-то, веселились, но не сговариваясь, глядели на него с завистью. У молодого человека не было ни времени, ни желания задуматься, кто они такие. Может быть дочери кёльнских бюргеров, отправившееся в место гуляний присмотреть высокородных женихов, а может быть просто те женщины, которых римляне назвали гетерами. Какая, в конце концов, разница!
   Бросив последний взгляд на них, молодой человек сошёл с моста и пешком двинулся в город. Тут к нему и подошли двое. Один был немолодой, начинающий седеть господин, другой выглядел примерно как и молодой человек, но держался он смирно, стоял за спиной седого. Одним словом, сразу стало ясно кто есть кто в этой маленькой компании.
  -- Приветствую вас, герр Марк, - сказал Седой. - Покорнейше прошу простить нам наше опоздание.
   Ежу было понятно, что никто никуда не опаздывал. Марк не был слепым, он давно приметил эту парочку среди остальных, но не придал ей особого значения. Ну мало ли, сын привёл отца познакомиться со своей невестой... Конечно, поступать, как они, было подлинное свинство, Марк негодовал, но сдерживался.
  -- Здравствуйте и вы, - отозвался он холодно и учтиво.
  -- Простите нас за некоторые причинённые неудобства, мы не могли затевать наш разговор на людях.
   Железная отговорка, тут ничего не попишешь. Только на кой чёрт было назначать встречу в людном месте, если там всё равно нельзя говорить!
  -- Я так и понял. - сказал Марк. - Давайте ближе к делу.
  -- Строго говоря, мы не уполномочены вести этот разговор. Мы лишь проводники, в нашу миссию входит доставить вас к нашему шефу.
   "И скрутить, если буду сопротивляться", - мысленно докончил Марк. Иначе зачем ходить вдвоём на такое плёвое дело. Спасибо Киру, с двумя, из которых один старик, он как-нибудь уж справится, в самом крайнем случае, убежит.
  -- Хорошо, я в вашем распоряжении, - Марк изобразил покорность.
  -- Пожалуйте сюда, - молодой указал на средних размеров экипаж.
   Однако же, узнаётся рука старых орденцев. Средних размеров, неброский экипаж, которых в одном Кёльне сотня-другая. Хороший вкус, что и говорить, удачный компромисс между неприметностью и комфортом. Кучер, похоже, свой. Раз ехать приходилось в орденское логово, нечего левым людям знать где оно расположено. Марк вдруг понял, что теперь даже если он очень захочет, то никуда не денется. Его уже везут за город, где не будет посторонних и лишних свидетелей, что возможных противников уже стало трое. Ну да и ладно. Хадиб велел во всём слушаться этих ребят, а Хадиб слов на ветер не бросает. Пожалуй, он был единственным человеком, кому Марк верил. Не доверял, но верил.
  -- Куда едем? - сам не понимая зачем, спросил Марк.
   Седой повернул к нему голову, посмотрел на него со смесью недоумения и презрения. "Как, ты ещё ничего не понял?" - казалось говорил этот колкий взгляд. Ответом он Марка так и не удостоил, снова принялся разглядывать портьеру. Да всё Марк понял, просто хотелось на его реакцию посмотреть. Это не просто пешки, люди что-то знают. По крайней мере, Седой.
   Ехали уже как-то долго, видимо путь был неблизкий. Ничего, умному человеку всегда есть о чём подумать. О причинах своего внезапного вызова Марк голову сломал ещё на мосту, поэтому самое время было пораскинуть мозгами над личностями своих провожатых. Седой что-то понимает, легально это или нет, молодой так, совсем пустышка. Внешность в данной ситуации не обманывала, хотя, как часто она играла в ордене злую шутку! Молодой действительно ещё сопляк, Седой и правда в курсе дела.
   Наконец, экипаж остановился. Молодой открыл дверцу и спрыгнул в темноту. Ехали довольно долго, успело стемнеть. Лёгкий тычок чуть пониже плеча приказал зазевавшемуся Марку выходить. Не слишком-то они любезны, его провожатые.
   Темень, хоть глаз выколи! Ничего не видно. От внешнего мира остались только запахи и звуки. Пахнет полем, хоть и несильно. Марк, дитя города, не разбирался в сельском хозяйстве, но поле от леса отличить смог бы. А звуков не было вообще. Только голоса провожатых и кучера, поскрипывание рессор, невнятное кряхтение Седого...
  -- Пошли, - сказал Седой, зачем-то переходя на хеттский.
  -- Пошли, - согласился Марк тоже на хеттском.
   Молодой и Седой образовали импровизированный конвой впереди и позади Марка. Хоть бы огонёк какой взяли! Клоуны, конспираторы чёртовы. Шли долго. Сначала и правда было поле, пахло мокрой землёй. Потом Марк, чуть ли не под руки ведомый провожатыми, почувствовал, что пошёл лесок. Дорогу они знали настолько, что могли буквально вслепую идти в темноте. Что ж, это достойно уважения, вот только зачем, когда можно взять самый слабенький фонарик и сходить нормально? Неужто пыль в глаза пускают? Нет, не настолько Марк важная птица, конспирируются просто, видимо, с легендарного Александера пример берут. Вот это уважения уже недостойно.
   Наконец, Марк различил впереди что-то белое. Это что-то призрачно маячило среди низеньких кустов. Когда подошли достаточно близко, стало ясно, что это камень, белый камень, причём тронутый рукой человека... Беседка!
   Всё понятно, канцелярия. Канцелярии особенно важных людей - вещи настолько секретные, что даже своим о их местоположении знать необязательно. Вот откуда этот дебильный маскарад и смешная конспирация. Седому и Молодому она, наверное, не кажется смешной. Марк даже не сразу понял, что его ввели в дом. Только когда под ногами зашуршали ковры, а в темноте обнаружилась лестница, Марк ощутил себя под крышей кацелярии. Его провели по длинным извилистым коридорам, где было темно и глухо, пахло чернилами и сургучом, и остановили перед массивной дубовой дверью. Седой постучал, потом резко открыл, и молодой буквально впихнул Марка вовнутрь. Не слишком любезно...
  
   2.
  
   Яркий свет больно разрезал глаза. Тепло неприятно обожгло лицо. Внутри было светло и натоплено, так, что в пот бросало. Жалко, наверное, выглядел сейчас Марк. Щурился от света, инстинктивно закрывал ладонью лицо, хотя свет шёл со всех сторон. Если кто и был в комнате, то он сейчас наверняка упивается его беспомощностью. Зачем всё это сделано? Зачем каждый жест и провожатых и всех остальных заточен на то, чтобы доставлять ему унижение?
   Собеседник был один. Он развалился в глубоком низеньком кресле и с блёклой, но довольной улыбкой наблюдал за Марком. Он пригласил сесть напротив него. Жестом, а не словом. Всё ещё слепой Марк подчинился. Но разговор начался лишь тогда, когда Марк совсем восстановил способность видеть. Он демонстративно бегло осмотрелся. Ничего так, кабинетик. Не маленький, весь завешанный холодным оружием самых разных мастей. На нём толстенный многолетний налёт пыли. Явно в руки никто не брал лет десять. На полу ковёр. Хороший, с длинным толстым ворсом. Весь в непонятного происхождения мусоре. Маленький журнальный столик цветного венецианского стекла, заваленный бумажным хламом. Два кресла. Удобные, но потёртые.
   Похоже, человек напротив здесь главный, любой другой не мог содержать свой кабинет в таком состоянии.
  -- Рад приветствовать вас в своём логове, герр Марк, - сказал толстоватый хозяин.
  -- Счастлив приветствовать вас герр.....
  -- Оливер, - представился хозяин.
  -- ...герр Оливер, - закончил Марк.
  -- Не желаете угоститься? - Оливер кивком головы указал на бутылку вина и какие-то бутерброды на журнальном столе. Марк покачал головой. - Ну что ж, а я вот с удовольствием с вашего позволения.
   Тот ещё балаган. Оливер пытается играть на контрастах. Приём достойный разве что мелкой сошки Кёльнской стражи. Действенный, но тупой, рассчитанный на тупых людей. А Марк не человек, он орденец.
   Оливер лишь налил себе в хрустальный бокальчик вина из бутылки без этикетки. Он развалился в кресле и начал:
  -- Итак, герр Марк, я пригласил вас к себе на один разговор, который на мой скромный взгляд является достаточно важным.
  -- Я весь во внимании.
  -- Прошу простить меня за поздний вызов, - Оливер подчеркнул слово ВЫЗОВ. - Но, увы, это не моя вина. Дело в том, что ваш начальник, Хадиб настаивал на том, чтобы мы встретились в неурочное время, ссылаясь на то, что у вас много текущей работы. Мне пришлось подчиниться, хотя разумеется, я не хотел причинять вам неудобства.
  -- Я полагаю, это к делу не относится, - Марк дал понять, что нисколько не интересуется взаимными распрями Оливера и Хадиба.
  -- Совершенно верно! - Оливер позволил себе улыбнуться. - Итак к делу. - Оливер подвинул тот самый заваленный бумагами журнальный столик, поставив его аккуратно между креслами. - У меня к вам очень любопытное, на мой взгляд, предложение.
  -- Излагайте.
  -- Я предлагаю вам работу герр Марк. Хорошую работу, не чета той, которой вы сейчас занимаетесь.
   Марк молчал. Стоит подождать с вопросами.
  -- Я не предлагаю вам работу информатора, к которой вы испытываете столь сильную неприязнь, я вижу в вас хорошего мирянина, и хочу понаблюдать вас в этом качестве.
   Тут уж Марк не удержался:
  -- А как, позвольте узнать, меня отпустит Хадиб?
  -- Вот, пожалуйте, - Оливер протянул бумагу. - Это бумага ставит вас в известность о том, что распоряжением германского куратора Хадибу вы более не подчиняетесь и поступаете в моё распоряжение.
  -- Тогда зачем весь этот балаган? Я получил от вас устный приказ...
  -- Подождите, герр Марк. Здесь ещё нет моей подписи. Я могу сейчас же бросить бумажку в камин...
   Марк посчитал, что сейчас со стороны Оливера было бы уместным сделать вид, что он выбрасывает бумагу в огонь, но его не последовало.
  -- Но мне кажется, что вы человек здравомыслящий, и не будете плевать в своё будущее, - продолжил Оливер.
  -- Тогда подписывайте бумагу и отдавайте приказ.
  -- Ну зачем же насиловать человека? Мы ведь можем сделать всё по-доброму...
   Марк не понимал, зачем же всё-таки устроен этот театр с блужданием в тёмном лесу и деланными разговорами.
  -- Хорошо, допустим. В чём состоит дело?
  -- Есть здесь в Германии один щекотливый вопрос и вы со своим опытом будете нам крайне полезны.
  -- Каким опытом?
  -- Опытом светской жизни. У нас нет хороших мирян такого профиля в данный момент и вы нас бы очень выручили, занявшись этим вопросом. Боюсь, подробности я вам смогу раскрыть только после вашего согласия.
  -- У меня есть время подумать?
  -- Не очень много.
   Оливер сверлил его всепроникающим взглядом, который имели лишь только старые помнящие. Казалось, он выворачивает душу. Груз прошлых лет, накопленный опыт позволял им знать, что человек думает и чувствует.
  -- Я согласен, - проговорил, наконец, Марк. Только идиоты отказываются от таких предложений. Марк уходил от старой ненавистной информаторской работы и получал перспективное мирянское задание. Если всё хорошо сложится, то и дальнейшее повышение. Прости, Хадиб, но своя шкура дороже, в ордене каждый за себя.
  -- Вот и чудесно. Теперь я смогу со спокойной душой сделать росчерк на этой бумаге. Всё, отныне вы мой сотрудник, - наверное, именно таким голосом Сатана говорил, когда заключал свои контракты со смертными. Таким голосом он забирал их души.
  
   3.
  
   С утра Марк был злой и невыспавшийся. Голова гудела, мысли путались. Почти всю ночь Оливер втолковывал Марку предстоящее дело. Ещё одна черта старых помнящих - они способны двое-трое суток провести в напряжённой работе. Для них человеческое тело не более чем оболочка, они в совершенстве умеют с ней бороться. Их сознание сильнее животных слабостей. Организм Марка довольно плохо воспринял бессонную ночь. Одно дело просто не спать, и совсем другое - запоминать людей, события и даты. Огромнейшая разница! Марк всё же не надеялся на то, что в таком состоянии всё запомнил досконально, поэтому тащил с собой довольно увесистый портфельчик, доверху набитый бумагами: всевозможные досье, доклады, отчёты, плюс кое-что из архива. Карманы сюртука, внутренние и наружные, разбухли от документов, подорожных, казначейских обязательств и тому подобного.
   Выезжать надо немедленно. Придётся снова терпеть бытовые неудобства по поводу резких переездов. Однако, это полная ерунда по сравнению со сменой шефа и рода занятий. Тут придётся чистить голову, а это порой куда сложнее.
   Работа предстоит сложная, но интересная. Итак, Оливер направил его в Баден. По приезде туда он должен забыть, что он орденец и помнящий, вжиться в легенду. С этого момента его зовут Андреа Леонардо Доретти, он итальянец, и делишки у него в Бадене какие-то тёмные. В Италии всё схвачено, если кто-то будет не очень глубоко копать, то обнаружит, что человек по имени Андреа Доретти действительно жил именно там-то и именно тогда-то; всё в точности, как он говорит.
   Первоначальной задачей для него будет как можно ближе подобраться к правящим кругам и свести знакомства с влиятельными людьми. Стандартная работа мирянина. Но это в перспективе, а сейчас предстоит выучить свою легенду, а это без малого сорок листов текста...
  
   4.
  
   Баден, Германия
   1671 г.
  
   Марк сидел в карете, катившей к дому Адама Монса, известного и уважаемого члена баденского света. Рядом с ним воссидал один из его информаторов, докладывающий о поведении трёх интересующих его лиц. В докладе на самом деле не было ровным счётом ничего выдающегося. Всё скорее наоборот, очень предсказуемое. Марк дослушал до конца и отпустил мальчика, уже подъезжая к особняку Монса.
   Миряне, особенно старые, презрительно называли информаторов низшими помнящими. Это мальчики на побегушках, рабочие пчёлки, одним словом те, у кого не хватило талантов и везения, чтобы попасть в привелегированный класс. И тянут они теперь свою лямку, пусть не очень трудную, но неприятную. Они слушают, вынюхивают, собирают информацию и компромат на определённых лиц ну и так далее. Чтобы один-единственный мирянин колесил по Европе, сорил деньгами и выполнял поручения своих шефов, требуется несколько десятков пчёлок, дабы обеспечить его средствами и прикрыть сказки, которые он плетёт.
  
   Андреа молодцевато соскочил с кареты на ходу и бодрым шагом двинулся к дверям. Дворецкие были уже давно предупреждены о его скором появлении и не задавали лишних вопросов. Монс уже ждал его практически на пороге своего дома. Крепко пожав Андреа руку после принятого сдержанного приветствия, герр Адам сделал пригласительный жест рукой и сам повёл его в дом.
   Особнячок Монса внутри не выглядел так помпезно, как снаружи. Убран он был довольно скромно, но в меру, именно настолько, насколько позволял хозяину его статус. Здесь не было гигантских люстр с тысячами свечей под потолком, богато украшенных золотом мраморных лестниц, щедро отдекорированных балкончиков на втором этаже, чтобы можно было сверху смотреть на происходящее. Да даже в гостиной потолки не были столь высокими, как это было принято в богатых домах того времени. Зато здесь в изобилии путались под ногами всевозможные слуги. Что-то происходило, но Андреа это не волновало.
   Герр Адам провёл Андреа вдоль самой стены, дав возможность полюбоваться на замечательные произведения живописцев. Они находились на одной из стен овальной гостиной, так, что если зайти в дом через парадный подъезд, то они будут по правую руку. Андреа нарочито медлил, проходя мимо них. Медные канделябры, дававшие лишь мягкий полумрак во всей гостиной, здесь стояли чаще, так что картины находились под ярким светом. Все они были оправлены в искусно сделанные позолоченные ризы.
   Марк понял, что эта коллекция живописи - гордость хозяина. Грех не сыграть на этом. Отношения людей, тем более краткие все зиждятся на таких вот мелочах. Первого впечатления о себе второй раз не создать.
  -- Чудесная коллекция, герр Монс. - изрёк наконец Андреа, когда они завершили обход и уже были готовы пройти далее. - Разрешите ли вы мне пройти полюбоваться на них ещё разок? Очень уж они хороши.
  -- Конечно, любезный сеньор Доретти. Я слышал, что у вас в Италии уважают искусство.
  -- Однако к сожалению не так рьяно как хотелось бы лично мне, но я думаю всё-таки более чем в северных областях Европы. Но к счастью и здесь находятся не безразличные к искусству люди, как вы.
  -- Благодарю за похвалу, я и вправду по силам стараюсь поддерживать и развивать высокие душевные порывы людей талантливых.
  -- Вот эта очень уж хороша, чудо! - произнёс Андреа, указывая на одно из полотен. - Подлинный шедевр!
   Это был морской пейзаж. Спокойное лазурное море в ясный день. Вблизи от скалистого берега на небольшой волне покачивались несколько утлых рыбацких судёнышек. Андреа почти наугад ткнул в одну из картин. Шестое чувство подсказывало, что именно это полотно - одно из жемчужин коллекции. Да это и неважно, у молодого Андреа есть право на ошибку.
  -- Да, эту я купил в Голландии у вдовы одного из художников, мало кому известных. Я заплатил за неё хорошие деньги, которых старухе хватит до конца жизни. - не без гордости продолжил хозяин.
  -- Да, достойное украшение достойному дому. Но может быть нас ждут за столом?
  -- Да, конечно, вас всегда там ждут.
   Стол к обеду не был накрыт в большой гостиной. Он располагался в маленьком боковом холле. Это был довольно маленький столик резного дерева, однако такой, чтобы за ним с комфортом разместились шесть человек. Он был накрыт по тому же принципу, что чувствовался в каждой пылинке этого дома. Никаких излишеств, но всё что надо было.
   Хозяин чинно, со всей важностью подвёл гостя к столу. Сам он сел по одну сторону стола во главу обеда, Андреа же был им усажен на другой конец. С каждой стороны оставалось по два свободных места.
  -- Моя жена хочет присоединиться к нам. - объяснил Монс.
  -- Буду рад засвидетельствовать своё почтение вашей супруге. - ответил Андреа. Подумав с сожалением, что присутствие женщин не очень располагает на ведение деловых разговоров. А говорить предстояло о делах.
   Фрау Монс пришлось ждать ещё минут пятнадцать. Ну ничего, терпимо. Не умеют некоторые женщины быстро собираться. Монс был явно недоволен этим, но виду не подавал. Это можно было понять лишь по выражению глаз. Глаза всегда выдают чувства человека.
   Наконец она спустилась. Но она была не одна. С ней шла миловидная девушка лет семнадцати. Дочь? Тогда совсем худо.
  -- А, София... - сказал герр Монс.
  -- Да. я решила, что её общество не будет стеснять нашего гостя. - сказала фрау Монс.
  -- Ну что вы, что вы... Как может такое общество хоть кого-то стеснять? - соблюдая этикет, ответил Андреа. Внутри него бушевала маленькая буря. Сроки поджимают, а быть слишком навязчивым с такими, как Монс, нельзя. И тем более нельзя дать понять его домашним, что они лишние.
  -- А это София, моя воспитанница, прошу любить и жаловать.
   Андреа сдержанно поклонился девушке. Всё стало на свои места. Монс хотел от него того же, что и все остальные. Женить его на своей родственнице. Только с той лишь разницей, что все выдавали за Андреа дочерей, а Монс - воспитанницу. Скорее всего она его дальняя или не очень родственница, осиротевшая, а он, добряк, принял её под свой кров. У него было кроме того, трое своих детей.
   За пустыми разговорами прошло больше часа. То есть дело уже шло к девяти часам вечера. Пришло уже время и о делах поговорить, но Андреа не знал с какого конца подступиться к этому щекотливому вопросу. А другого шанса уже не будет. Монс был единственным человеком, который мог отрекомендовать Андреа Лоберсам. Наконец он решился. Тщательно подбирая слова, он начал:
  -- Герр Монс, я в вашем свете человек новый, скажите откровенно, что за люди Лоберсы?
  -- О, почтенный древний род. Они потомки самого Фридриха Барбароссы, предводителя первого крестового похода. Кстати, его последние потомки по прямой линии. Очень богаты и уважаемы.
  -- Странно, но я о них услышал только сегодня, да и то практически случайно, из чужого разговора.
  -- Ну вы же в наших краях всего лишь с месяц, поправьте меня, если ошибаюсь.
  -- Да, я правда здесь живу только месяц, но если они и вправду столь знамениты и влиятельны, как вы утверждаете, то я их должен знать...
  -- Молодой человек, поймите, не все люди любят вести такой образ жизни, как мы с вами, - Монс усмехнулся. - Некоторые любят покой и тишину семейного очага.
  -- То есть они довольно редко появляются в свете?
  -- Да, хоть и постоянно живут в столице.
  -- Жаль, я думаю многим приезжим, как я, хотелось бы посмотреть на потомков самого Желтобородого.
  -- Ну, кому надо, тот посмотрит, - с намёком произнес Монс. - Они крайне редко выезжают, но немного чаще приглашают к себе. На большие семейные праздники.
  -- Я положительно заинтригован, герр Монс. Судя по всему вы имеете честь присутствовать там...
  -- Да, Герберг Лоберс меня лично пригласил на вечер по случаю годовщины его свадьбы. Мы с ним служили вместе ещё в тридцатилетнюю войну. Совсем ещё мальчишками были, - герр Адам ностальгически закатил глаза.
  -- Я вам завидую чёрной завистью... - сказал Адреа.
   Маленький крючок для Монса. Купится или нет?
  -- Из-за чего, сеньор Доретти?
  -- Ну как, вы и ваша семья близко знакомы с самим Гербергом Лоберсом, богатейшим и знаменитейшим из дворян, потомком Фридриха Первого!
   Этикет ставил Монса в тупик, чего и добивался Андреа. Основное его пусть и негласное правило гласило, что хозяин ни в коем случае не должен принижать гостя. Именно этим сейчас, получается, и занимался Адам Монс. В его положении было нечто неразрешимое. Наконец его выручила жена:
  -- А что если мы возьмём на себя смелость познакомить достопочтенного сеньора Доретти с этим пресловутым потомком Барбароссы? Я думаю, ваш старый товарищ простит нам маленькое злоупотребление его добротой и гостеприимством.
  -- Да, да, конечно. София, детка, вы же идёте на вечер? - спросил он свою воспитанницу.
  -- Да... - немного сконфузившись, ответила та. За весь ужин Андреа впервые услышал её голос. Повидал он таких ещё в Кёльне. Скромницы-затворницы, вот только то и дело пронзит из-под ресниц жаркий взгляд. Такие делятся на две категории. Первых их нелёгкая судьба научила прорастать сквозь камень и из них получаются великие интриганки. Вторые - истинные затворницы, не хотят причинять конфуза своим благодетелям. Кто же София? Добрая душа или хорошя актриса? Марк поймал себя на том, что неотрывно смотрит на девушку. Ладно, думать сейчас надо не над этим.
  -- Я думаю, любезный сеньор Доретти не откажет нам в чести сопровождать Софию на праздник?
  -- Конечно, с превеликим удовольствием.
   Вот так маленькое чувство собственного достоинства превозмогает здравый смысл. Пока всё шло лучше некуда.
   Андреа взглянул на Софию. Может ли эта девушка чем-нибудь помочь? Может быть стоит поближе познакомиться через неё с Монсами? Пусть это будет запасным вариантом...
  
  
  -- Глава 3
  
   Баден, Германия
   1671 г н.э.
  
   1.
  
   Сидя в экипаже Монса следующим вечером, Марк не на шутку разнервничался. Что будет у Лоберсов в доме он так и не выяснил. Ни состав гостей, хотя бы примерный, ни кто из их семьи появится на торжестве, ни что, собственно, готовится. Этого просто никто не знал. Одним словом, информации всё равно что нет вообще. Марк ехал в полную неизвестность.
   Придётся импровизировать. Не сказать, чтобы Марк не умел этого делать, не любил он. Некоторые миряне тщательно раскладывали по полочкам свои будущие поступки, составляли подробный план своего поведения. Некоторые же напротив, всецело полагались на интуицию и действовали по обстановке. Марку удавалось нечто среднее. Чтобы импровизировать, надо иметь хороший опыт, которого у Марка не было, чтобы думать надо уметь предвидеть ответные действия людей, на что у Марка тоже не было особенных талантов.
   В экипаже было четыре посадочных места, он был не слишком большой, но не тесный и довольно комфортный. У Монса хорошее чувство меры. Он вообще неординарный и интересный человек. Жалко, что приходится его так грубо использовать.
   Рядом с Марком сидела София. Она, как и всегда, вела себя паинькой. Не любил Марк таких. Будет очень сложно работать. Правда, если она актриса, то всё ещё хуже. По возможности хорошо бы воздержаться от такого запасного плана.
   - Скажите, герр Доретти, а какие увеселения приняты в Италии? - спросила госпожа Монс. Она о чём-то беседовала с мужем вполголоса, Марк тактично пропускал это мимо ушей, делая вид, что всецело занят их воспитанницей.
   - На самом деле Италия и Германия очень похожи. И увеселения и войны, я думаю, у нас одинаковые.
   - А я считаю, что у нас очень много различий. У севера и юга очень разный темперамент, - сказал Монс.
   - Темперамент разный, трудно не согласиться, но вот всё равно, в очень многих областях сходство колоссальное. Взять хотя бы наше государственное устройство. И Германия, и Италия раздроблены на множество маленьких государств, один народ живёт под разными владыками. В маленьких обществах люди очень хорошо знают друг друга, каждый на виду, а это, согласитесь, выставляет определённые рамки на поведение людей. Мне вот, например, не потребовалось ни малейших усилий, чтобы привыкнуть к местным обычаям и местным людям.
   - Вы умный человек, герр Доретти, заходите к нам почаще. - Герр Адам прервал разговор, поскольку они уже почти приехали.
   - Хорошо, я по возможности буду захаживать в ваш гостеприимный дом.
   Экипаж остановился. Чета Монс вышла в дверь направо, предоставив молодым секундочку, чтобы они побыли наедине. Андреа бодро соскочил из экипажа, подал руку Софии. Эти движения он немного порепетировал вчера вечером, так как совершенно не имел опыта: информаторам не рекомендовалось заводить слишком уж близкие контакты. Она позволила себе улыбнуться. Марк взял её под руку. Он глядел на неё с выражением уверенного в себе человека, даже немного нагловато.
   В зале было шумно, хоть и немноголюдно. Горели свечи, суетились слуги, собирались гости. Монсы проследовали ближе к центру залы. Здесь их знали и уважали, в отличие от Андреа и Софии. Стоп!
   Внезапная мысль молнией пронзила разум Марка. Почему Монсы не привели своего среднего сына и незамужнюю дочку? Почему взяли с собой лишь Софию и Марка прицепом? Неужели так всерьёз задумали её выдать?
   Бедная девочка, надо быть с ней поласковее. Совсем, видно, замучила своих благодетелей. А это значит, что запасной план Марка ни к чёрту не годится. Выдадут, и к стороне. Мда, невесело. Эх, София, помог бы, да вот только ни времени ни сил.
   Надо отойти подальше. Андреа начал забирать в сторону. София сначала удивилась, но потом покорилась ему. Бедная девочка. Андреа держал путь туда, где больше молодых. Вышел он к кружку человек в пятнадцать. Все как на подбор мужчины, молодые, ровесники Андреа.
   - А, вот и наш герр Доретти! - воскликнул один из них. Марк свёл с ним знакомство относительно недавно. Он был сыном то ли банкира, то ли ещё-кого-то в этом роде. Богатый, но без титула, поэтому окружающие смотрели на него немного свысока. Высокий и полный, вечно суетящийся и неуёмный, он являл собой комичное зрелище. - Я уже собирался пройтись по залу и поискать вас. Ни на секунду не мог вообразить, что вы да не найдёте способ проникнуть под эти своды, где столько приятных и интересных людей, - он даже приплясывал от нетерпения. - Проходите к нам, прошу. Вижу, что вы не один. Представьте пожалуйста, свою очаровательную спутницу.
   - София Монс, - коротко ответил Андреа. Рука Софии при этом сжалась на его локте. Похоже, она носила другую фамилию. Но присутствующие на эту оплошность Андреа не отреагировали, по крайней мере, внешне.
   Центр маленького общества составляла возлежащая на диване молодая особа. Он не видел её раньше в их компании. Марк знал около половины собравшихся здесь людей. Он пожал руки всем, кого знал, и был мигом познакомлен с оставшимися. Все, как на подбор знатные и богатые, такое ощущение, что кто-то намеренно собирал этот калейдоскоп баронов и банкиров, элиты из элит.
   Поначалу появление нового лица вызвало некоторую обеспокоенность присутствующих, но это только поначалу. Возможно, потому что Андреа был не один. Андреа посмотрел на сынка банкира и совсем чуть-чуть, на долю секунды скосил глаза на блистательную молодую особу на диване, которую тот отчего-то обделил своей неуёмной энергией. На его лице отразилась душевная борьба, но колебание было минутным.
   - Анжелина Лоберс, дочь нашего радушного хозяина, - сказал он.
   Девушке было от силы лет семнадцать. Осыпанная блеском, окружённая цветом местного общества, она скучала. Ей были в тягость все эти люди. На лице сияла лучезарная улыбка, но глаза... Её глаза были совсем как у помнящих - в них отражалась печаль и тоска.
   Люди здорово подвергаются внешнему влиянию, когда чувствуют тоску и одиночество, Марк прекрасно это знал. Вот он, его шанс!
  
   2.
  
   Не сказать, чтобы Андреа приняли с распростёртыми объятьями, но гостям был интересен гость из далёкой южной страны. За обыкновенными в таких случаях разговорами, к которым Марк успел привыкнуть, прошло полчаса или немногим больше. Потом начались танцы. Лоберсы пригласили блестящий оркестр на свою годовщину, вот только Марк не любил танцы. Он честно отплясал с Софией первые два. Он глядел ей в глаза, как бы извиняясь за то, что вскорости последует. Помнящие крайне редко вообще задумывались о человеческих чувствах, но это был особенный случай. Жалость иногда присуща и каменным сердцам. Наконец, Андреа выдавил из себя:
   - София, я не самый лучший танцор, давай я не буду позориться.
   Она посмотрела на него с такой грустью, что сердце помнящего сжалось. Они вновь подошли к дивану. Анжелина подвинулась, уступая Софии место. С тех пор, как они оставили маленькую компанию, народу в ней стало заметно меньше. Анжелине, видимо, танцы не нравились. Они разговорились.
   Вряд ли Анжелина сама подобрала себе такое окружение, скорее всего, это постарались её родители, желающие выдать дочь как можно прибыльнее для себя. А она как могла, противостояла этому, может быть, сознательно, а может вследствие духа противоречия. Андреа же родителями не навязывался, это был один из тех немногих, что она "подобрала" сама. Поэтому он был ей немного интереснее остальных. Андреа был весел, изысканно шутил, Анжелина смеялась в голос, не стесняясь никого, и синие её глазки, казалось, освещали мир.
   Потом она всё-таки решила пойти потанцевать и выбрала Андреа, несмотря на немой протест Софии. Чувствуя неловкость в сложившейся ситуации, её пригласил один из свиты Анжелины.
   Он смотрел в глаза партнёрши по всем канонам медленных танцев. Не было в его взоре уже того нагловатого выражения, с которым он общался с Софией. Анжелина - совсем другое существо, тут надо деликатнее. Андреа краем глаза заметил, что Анжелина сняла с его плеча руку и помахала на балкончик второго этажа. Там сидела немолодая чета и ещё несколько человек, невидимых в глубине. Не иначе виновники торжества, родители. Монс упоминал, что не любят они шумных праздников. Интересно, надо запомнить их лица.
   - Интересный ты человек, Андреа, - сказала Анжелина. - Пойдём, я тебя родителям представлю.
   Бывает, когда удача сама идёт к тебе в руки. Только полный идиот мог отказаться от такого подарка судьбы. И как-то сразу стало всё равно, что подумают люди о его внезапном оставлении Софии. Монсы - отработанный материал, про них можно забыть, а что касается остальных гостей, то вскорости у них будет другой повод для разговоров, куда более существенный.
   Балкончик напоминал театральную ложу, для завершения сходства не хватало только биноклей. Внутри в глубоких креслах сидело четыре человека: немолодая чета и два относительно молодых человека. Строго говоря, выглядели они совершеннейшими ровесниками, но Марк взглядом помнящего видел, что на самом деле один другого старше лет на пять. Все четверо повернулись к двери ещё до того, как она распахнулась. Они не могли не заметить Анжелину, идущую к ним из залы.
   - Какого гостя я вам привела! - Анжелина так вскричала, что у Андреа заложило правое ухо. Она выставила его вперёд - Андреа... Андреа... - Андреа спиной ощущал её лёгкую растерянность.
   - Андреа Леонардо Доретти - представился он с лёгким поклоном. Не по правилам, но здесь даже полезно немного почудить, это работает на экзотику. - К вашим услугам.
   - Меня зовут Герберг Лоберс, - Ох, как он это сказал! С гордостью, но не надменно. Хорошо, когда человек перед тобой как открытая книга. - Моя супруга, мои сыновья, - представил он всех присутствующих. С моей дочерью, я думаю, вы уже знакомы.
   Отлично, последнее было сказано с лёгкой издёвкой, в расчёте на то, что поймут все, кому надо. И тут Андреа словно захлестнуло. Первого впечатления не создать дважды, надо ловить момент. Андреа выпятил грудь, подошёл к Лоберсу и протянул ему руку. Древний жест. Я пришёл без оружия, с миром, прими гостя. Лоберс немного ошарашенно пожал её. Андреа принял его правила игры полунамёками и одержал первую победу. Лоберс не мог не пожать ему руку, иначе он нарушил бы неписаные законы гостеприимства, причём на людях. Он немного улыбнулся.
   Потом были разговоры, в основном с баронессой Лоберс. Навиделся таких женщин Марк за свою недолгую службу информатором. Через пятнадцать минут она в нём души не чаяла. Правда, из-за этого пришлось на время забыть об общении с Анжелиной. Тут Марк допустил первую и последнюю оплошность в этот вечер. Он проморгал момент, когда Анжелина вернулась в зал. Заметив это, он поспешил проститься и бросился вниз. Лоберс бросил ему вслед взгляд, как бы говорящий: "Ох уж эта молодёжь, все их секреты шиты белыми нитками".
   Андреа вернулся к Софии и горячо извинился за своё отсутствие.
   - Ты знаешь Андреа, я замечательно провела время, ничуть не скучала, - сказала она, как бы в отместку.
   В ней говорило вино, отличное бургундское, которым щедро обносили гостей слуги.
   - Ну вот и славно.
   Смысл этих слов она поймёт потом.
  
  
   3.
  
   Уже через месяц Андреа и Анжелина могли позволить себе остаться наедине в саду усадьбы Лоберсов.
   Тут Андреа преуспел. На следующий же день после праздника он прислал шикарные подарки всему семейству Лоберсов. Самый изысканный, конечно же, достался Анжелине. Это была удивительной работы музыкальная шкатулка, сделанная из золота и украшенная камнями. Каких усилий стоило Марку добыть её! Сколько волокиты пришлось претерпеть! Но он додумался сделать это ещё до своего знакомства с Анжелиной.
   Шкатулка и впрямь была очень хороша. Она была сделана руками прославленного на всю Европу ювелирного мастера и выкуплена в орден. Анжелина была без ума от этого дорогого и красивого подарка. Здесь Андреа немного схитрил. Вообще дорогие подарки из золота принято было дарить в знак самых серьёзных намерений. То, что Лоберс принял этот подарок для своей дочери означало, что он по большому счёту согласен выдать её за Андреа. Шкатулка была столь хороша и так понравилась Анжелине, что Лоберс принял подарок.
   С тех пор Андреа бывал у них почти каждый вечер: имел полное право
   Они сидели на скамейке в дальнем углу садика. Четверть акра земли были застроены мраморными скамейками и беседками, обсажены тенистыми кустами сирени. На нескольких больших клумбах благоухали голландские розы. В середине был прудик с гусями и утками, довольно обширный и довольно ухоженный. По периметру живой изгородью вставала целая небольшая рощица молодых дубков. По просьбе Анжелны в нескольких местах в ней были сделаны "окна". Сделано это было судя по всему, недавно, так как эти прорубки ещё пахли щепкой и в местах, где были раскорчёванные пни зияли маленькие земляные холмики, ещё не поросшие травой. Они смотрелись как проплешины на аккуратной шевелюре старого уже человека. В самом дальнем углу, как раз в таком "окне" была поставлена скамейка, на которой и сидели Андреа и Анжелина. Над скамейкой через год-два будут шелестеть на ветру кусты сирени, а пока же довольно молодые саженцы тянули неуклюжие ветви к востоку, туда, где скоро взойдёт солнце.
   Летняя ночь была всё ещё свежа. Почти полная луна светила над садом. Звёзды тонули в её мягком свете. Ни одной тучки не было видно до самого горизонта. Андреа смотрел в тёмную лазурь неба, где сиял Млечный Путь. Сегодня был шестнадцатый день рождения Ангелины. Как будто специально для неё небесные силы разогнали тучки, что маячили с утра. Анжелина прижималась к нему с левого плеча. Он немного обнимал её рукой. На тесной скамейке по-другому было не разместиться.
   Анжелина с самого начала стала положительно относиться к ухаживаниям Андреа, а вскоре за общим семейным столом живо рассказывала о них. Это Андреа знал со слов старого Лоберса. Лоберс, к удивлению, с первых же минут помогал Андреа всеми силами. Он то хвалил Андреа и представлял его чуть ли не идеалом. Говорил, что он редкое сочетание денежного жениха и вместе с этим воспитанного и в высшей степени приятного молодого человека. Говорил, что если все итальянцы такие, то тамошним барышням повезло намного больше здешних. И заключал выводом, что недолго оставаться ему холостым. В общем, он распалял в дочери чувство соревнования и стремление показать, что она на голову лучше других баденских невест. Жена его с его намёка делала то же самое. Дело Андреа свелось к малому - не мешать. Он и не мешал. При первых же признаках взаимности от Анжелины он прямо при ней картинно попросил её руки у родителей. Те не отказали, что оказалось полной неожиданностью для Марка. Он уже было настроился на долгую борьбу.
   Потом был маленький, но радостный праздник на четыре персоны. Даже братья Анжелины не принимали в нём участия. Собственно, братьев Андреа видел всего-то пару-тройку раз. Они всем своим видом, всей своей глуповатой настойчивостью показывали, что крайне недовольны происходящим.
  
   Андреа обнимал невесту на любимой Анжелиной с глубокого детства скамейке в просторном саду городского дома Лоберсов. Анжелина к тому времени уже без памяти обожала Андреа, поскольку так убедительно играть в своём нежном возрасте она не могла.
   А Марк играл из себя Андреа, наследника полумиллиона, безумно влюблённого в шестнадцатилетнюю девочку. Ему поначалу с непривычки с трудом давались эти уловки, эти двусмысленности, эти намёки. Потом ничего, привык. В конце концов, это намного проще чем клещами тянуть из людей какие-нибудь данные, непонятно кому и зачем нужные.
   Ничего сложного в этой новой работе нет. Всего лишь знание привычек и особенностей людей определённого склада, и всё. А это - простой опыт общения с людьми, которого у Марка, как и у любого помнящего, а тем более мирянина, было с лихвой. Иногда достаточно лишь нескольких фраз, чтобы составить более или менее полную картину. Несколько провокационных приёмов, на первый взгляд абсолютно безобидных, и человек раскрывается.
   Анжелина была не только важным объектом его миссии. Она ему нравилась. Как человек, разумеется. С ней было легко. Она была очень предсказуема и в то же время очень ветрена, всё делала недолго, но горячо.. Сейчас её увлечением был Андреа. Она не могла ни о чём другом думать. Но кто знает, может быть, через месяц-другой она забудет как он выглядел.
  -- Почему люди любят друг друга? - спросила она. Её вопрос не был риторическим. Что ж, это наверное был один из тех вопросов, что века трепал и ещё века будет тревожить умы людей.
  -- Есть легенда, что в начале веков боги создали людей двухголовыми, четырёхногими и четырёхрукими. Люди обладали всеми качествами присущими человеку. Но затем богам показалось, что люди сделались слишком совершенными, и они разделили их на две половинки. Одной из половин доставались красота, любовь и всё душевное, другой же сила, ум и рассудительность. Не разделилась только сама душа. Вот и получается, что у живущих на земле людей одна душа на двоих. И вот с тех пор люди мучительно ищут свою вторую половину, чтобы соединиться в единое целое. Они тратят на это большую часть своих сил и их не остаётся на то, чтоб постигать мир и идти по дороге к равенству с богами.
  -- Иногда ты говоришь страшные вещи, Андреа. И как будто всё время что-то не договариваешь и скрываешь. Порой мне кажется, что говорю не с юношей, а со старцем.
  -- Это всего лишь легенда древних, тебе решать верить ей или нет, - сказал Андреа, чтобы занять её мысли на какое-то время, сам удивляясь её внезапно объявившейся проницательности. Решив впредь быть осторожнее в таких разговорах, он принял как можно более невинное выражение лица.
  -- А ты веришь?
  -- Отчасти.
  -- А в какую её часть ты веришь? - игриво спросила она.
   "Провокационный вопрос", - подумал Марк и ответил:
  -- В ту её часть, где говорится, что у людей одна душа на двоих и чтобы быть счастливым каждый должен отыскать вторую её половинку.
   Ветерок подул с полей, пахнув цветочной пыльцой. Анжелина в своём совсем лёгком платье задрожала на миг и покрылась гусиной кожей. Андреа давно чувствовал, что ей холодно, но уже достаточно хорошо знал девушку, чтобы понять, что в дом к родителям и слугам, к сотням любопытных глаз она не пойдёт. Но этот ветерок заставил его убедить её пойти в дом.
   Андреа встал со скамейки. Протянув руки, он поднял Анжелину. Шелест платья и запах духов одурял голову, но Марк внутри него железной волей приказал ему держаться и сохранять хладнокровие. Ветер развевал её выбившиеся из-под причёски волосы. Витые причудливые локоны спадали на плечи. Она не сказала ни слова. Взявшись за руки, они пошли к входу в дом. Огни уже были погашены. Лишь на первом этаже в комнатке слуг ещё горела свеча.
  -- Я хочу уехать. Увези меня к себе, в Италию. - начала Анжелина, перешагивая порог.
  -- Я не могу. Что ты там будешь делать? Тздесь твой дом. Мне тоже тут нравится. - ответил Андреа так тихо, как мог.
  -- Но я хочу уехать в Италию, к морю и виноградникам.
  -- Может быть, но не в ближайший год. Я намерен ещё пожить здесь.
  -- Будь по твоему. Я знаю, что ты сделаешь как лучше.
   Когда-нибудь сказка под именем Андреа Доретти исчезнет и она останется у разбитого корыта, поняв, что её просто использовали в своих целях. Могущественный и беспощадный орден ломает человеческие судьбы, якобы причиняя благо всему человечеству. Чего стоит его членам в каждой своей жизни вычеркнуть себя из времени. Вычеркнуть в своём сознании всех: родных, знакомых, друзей, любимых. У помнящих очень быстро ожесточались души, а сердца становились каменными. Но иногда проблески того, что эти люди когда-то давно были людьми, одолевали орденцев. Сколько судеб ещё предстоит поломать Марку во благо человечества? Он вспоминал старых мирян: Хадиба, Селену. Они уже привыкли к этому, для них это было обыденностью. И Марк тоже привыкнет, но ох, как нелегко поначалу!
   Марк и не заметил, как тень пробежала и остановилась на лице счастливого Андреа. Он понял, что Анжелина смотрит на эту тень. Он очень быстро снова надел маску счастья и любви и с нежностью глянул в её глаза. Он почувствовал в них немой вопрос.
  -- Я вспомнил Италию, - как бы оправдываясь начал Андреа. - Как крестьяне с вилами и топорами пошли на дом моих родителей. Мне было лет 7 или 8. К счастью тогда всё обошлось. В Италии не всё так гладко, как думает большинство. Народ беден и недоволен. Я не очень хочу туда возвращаться. Здесь безопаснее. Анжелина, - он немного привлёк её к себе, - я ведь говорю по-немецки практически без акцента. А через несколько лет я совсем буду неотличим от местных. Я выпишу немного денег и куплю поместье. Потом займусь коммерцией или нечто вроде того. Наши родители нам помогут.
  -- Ты так говоришь будто мы уже... - она запнулась и потупилась. По её лицу можно было определить, что затронута больная для неё тема. Она вздохнула. Андреа поднял взгляд на неё. Потом, как бы набравшись храбрости, она предложила: - Давай обручимся. Я хочу, чтобы все знали, что мы любим друг друга, что наши половинки души нашли друг друга и скоро соединятся в одну.
  -- Давай. Чем скорее, тем лучше. - Вообще, это было то, что Марк хотел уже давно, но маленькая победа не принесла особой радости.
  -- Я завтра скажу отцу, он устроит.
   Андреа и Анжелина до сих пор не обручились только потому, что Лоберс не любил выносить сор из избы. К тому же он этим сохранял свободу действий на непредвиденный случай. Но, конечно, он не мог отказать просьбе дочери.
  
   4.
  
   Потом началась рутина. Каждый день Андреа ездил к Лоберсам. Его звал к себе герр Герберг и Анжелина тоже. Лоберс пытал его о его родителях, об их поместье, кто такие да чем занимаются и так далее. С одной стороны было понятно, что он хочет побольше узнать о своём будущем зяте. С другой стороны все эти расспросы носили явно материальный оттенок. Практичный Лоберс справлялся о финансовом положении семьи Доретти.
   Андреа плёл лапшу. Легенду его разрабатывали больше месяца, так что всё было продумано. Италия была далеко, так что толком всё проверить у будущего тестя не было ни малейшей возможности. Лоберсу ничего не оставалось кроме как верить. По легенде Андреа после его женитьбы от родителей доставалось двести тысяч золотом, в наследство ещё триста. Немало, десять тысяч годового дохода, можно небедно существовать. Это не считая прибыли от дел, которые Андреа в самом ближайшем будущем готов был начать. Он уже подыскивал поместье и не раз спрашивал Лоберса нет ли у него на примете хорошей усадьбы на продажу. Спрашивал он довольно настойчиво, пока Лоберс не предложил ему выкупить одно из своих подешевле. Обещал подыскать приличное. Андреа, естественно, согласился. Вообще говоря, мог бы и в приданое отдать, всё-таки речь идёт о благополучии его любимой дочери.
   После скучных и сухих деловых бесед общество весёлой Анжелины казалось раем. К ней наведывался Андреа после герра Лоберса. Он отдыхал душой с ней. Она тоже каждый раз ждала его появления. Вместе они могли часами прогуливаться по большому саду пешком или верхом. Вместе они пили чай в обществе баронессы Лоберс. Однажды Марк привёз пару бутылок сицилийского вина. Вино было хорошим, сладким и алкоголь, дух вина, практически не чувствовался. Андреа немного не рассчитал с количеством, баронесса не доглядела. Почти целая бутылка вина подействовала на Анжелину самым пагубным образом. Её обычная оживлённость ещё более усугубилась. На нездоровый громкий смех дочери пришёл герр Лоберс. Всё было сделано в тайне от него. Поэтому он неслыханно возмутился этой проделке Андреа. Он ненавидел вид пьяных людей и тем более своих собственных детей. За пьянство он подумывал даже лишить наследства своих сыновей и всё отписать Анжелине.
   Андреа ничего не оставалось кроме как уехать. После этого казуса, раздутого Лоберсом в целый скандал отношение его к Андреа несколько охладели. Марк не мог не понимать этого и несколько дней не ездил к Лоберсам. Один раз даже специально дал крюк и пронёсся под их окнами, демонстративно даже не посмотрев ни их дом.
   На следующий день он получил письменное приглашение от баронессы Лоберс, где она заверяла его, что инцидент давно исчерпан, что герр Герберг признаёт, что придал этому делу излишнее значение и что напрасно был слишком строг. Она писала, что Анжелина скучает и хочет его видеть и извиняется за своё неприличное поведение, которое доставило Андреа дополнительные хлопоты.
   Андреа потянул ещё с денёк и поехал в гости. Лоберс встретил его с прежним радушием, хотя вскользь признал, что Андреа слегка не вовремя, но ничего страшного. Руку он пожал не так крепко как обычно. А вот его жена, которая спустилась десятью минутами позднее, была искренне рада. Марк легко определял, когда она играет, а когда её чувства искренни. Эта женщина была для него, как открытая книга.
   Потом Андреа понял, почему он не вовремя. У Лоберса был его средний сын, который приезжал просить денег. Именно поэтому герр Герберг был сильно не в духе. Дела у его сына шли из рук вон плохо, он терпел убытки. Приезд Андрея дал Лоберсу повод выпроводить сына, наказав приехать завтра со своим главным управляющим. Сын быстро пролетел гостиную, в которой пребывал Андреа, скользнул по нему холодным взглядом и даже не поздоровался со своим будущим зятем. Что и говорить, недолюбливали сыновья Лоберса Андреа. Да и к сестре они относились довольно холодно.
   Потом из-за двери, где он скрылся послышался приглушённый разговор и из неё выплыла фрау Лоберс. За ней почти сразу вбежала Анжелина. Увидев мать и отца в хмуром настроении, она поубавила скорость, но не убрала своей радостной улыбки.
  -- Здравствуйте, сеньор Доретти, - сказала мать.
  -- Здравствуй, Андреа, - громко и радостно поприветствовала дочь.
   Андреа поклонился, потом поцеловал руки сначала матери, потом дочери. У ручки Анжелины он по своему обыкновению задержался дольше, чем полагалось по этикету для учтивого приветствия. Потом фрау Лоберс как и полагалось радушной хозяйке пригласила Андреа отобедать с ними. На что тот как и полагалось воспитанному человеку сначала отказывался, но после позволил себя убедить. Его усадили между Анжелиной и её отцом. За обедом говорили о делах. Герр Герберг объявил, что готов продать сеньору Доретти своё поместье недалеко от столицы. Как, наверное, и все поместья в Бадене, оно было маленьким по итальянским меркам, как и большинство поместий Лоберса, приносило неплохой доход. Как и полагается будущему родственнику, он предложил хорошую цену, хотя Андреа и ожидал меньше. Андреа согласился, не торгуясь. Через неделю договорились всем вместе ехать осматривать имение и заключать сделку.
   Затем Андреа с Анжелиной по своему обыкновению уединились в саду. Говорили о том, о сём. Анжелина рассказала, что жила в том самом поместье два годакогда была маленькой. Поместье, по её словам, было очень даже неплохое. Пять акров земли, хороший дом, богатое хозяйство. То, что нужно. После наверное уже скорой свадьбы решили поехать туда. В этот вечер Анжелина первый раз осмелела и повисла на руке Андреа, а на прощание легонько, как летний ветерок, поцеловала его. Видимо, недолгая разлука сделала своё дело. Даже неприятный инцидент с сицилийским вином пошёл на пользу в их отношениях.
   Андреа уехал в восемь часов вечера.
  
  
  
  -- Глава 4
  
   Манчестер, Англия
   1518 г н.э.
  
   1.
  
  -- Кто бы ты ни был, представься, живо! - заревел Кир в дверной проём. - Говори или я засажу в тебя стрелу!
   В руках Кира был самострел со взведённой тетивой. Даже в наступающий век пороха самострел считался более надёжным, точным и дальнобойным оружием. Кроме того он стоил много дешевле модных ружей с колесцовыми замками. Кир был в ярости. Он всегда был в ярости на незваных гостей.
  -- Да успокойся ты, Кир. Все свои, - женский голос отозвался снаружи. - И вообще, кто и зачем придёт сюда? Не стоит так беспокоиться.
  -- Слушай, женщина, я пекусь о твоей безопасности и поэтому могу себе позволить немного подозрительности. Проходи. - Кир опустил самострел с неохотой. Иногда окружающим его людям казалось, что он любит оружие намного больше, чем людей.
  -- Спасибо, разрешил, - шутя отозвалась женщина.
   В проёме показалась её фигура. Она была уже явно немолода, но на удивление хорошо сохранилась. В её волосах были уже рассыпаны то там то здесь тоненькие серебряные нити, но это ничуть не умаляло роскошности её шевелюры. В уголках глаз и на лбу показались глубокие уже морщинки, но это только подчёркивало выразительный взгляд. Это было необычно в ордене и вообще в это время. Она была высока, и была одета в наряд простой горожанки.
  -- Сколько ты тут уже сидишь? - спросила она.
  -- С неделю. - холодно отозвался Кир.
  -- Долго. Есть хочешь? Я принесла.
  -- Признаться, хочу, - ответил Кир уже теплее.
  -- Там, на улице, в повозке.
  -- Да, сейчас выйду возьму. И извини за такую встречу.
  -- Да ничего, всё нормально, - ответила она с изумлением. Кир очень редко утруждал себя извинениями, даже если понимал, что не прав.
   Кир вышел на улицу. Во дворе домишки стояла телега, запряжённая жалкого вида лошадёнкой, какую обычно держат поселяне для своих хозяйственных нужд. На телеге с горкой было навалено всякой провизии, которой хватило бы на небольшую пирушку. Кир вдруг подумал, что ему будет трудновато одному разгрузить столько поклажи. Но не заставлять же женщину. Охнув от досады, он взвалил на себя мешок и потащил его в сарай.
   Был, как и обычно в это время года, серый пасмурный денёк. Низкие тучи вот-вот могли разродиться мерзким и холодным осенним дождём. Ветер с моря пронизывал иногда до костей. Правда за работой холод был не так заметен. Но если остановиться, сырой промозглый климат Альбиона давал о себе знать.
   Делая третью ходку, Кир заметил в поле мужскую фигуру, приближающуюся к дому. Незванный гость находился уже довольно близко. Кир подумал, не сбегать ли в дом за самострелом, но понял, что к тому времени, как он вернётся, гость будет уже у порога. Кир нащупал в рукаве стилет. "Ничего, справлюсь, если он один", - подумал он, бросил мешок и пошёл навстречу.
   Незнакомец был одет довольно странно. На нём был темно-серый до пят плащ и широкополая фетровая шляпа. Выглядел он комично, и было в его внешности нечто, делающее его похожим на шпиона или наёмного убийцу. Но было видно, что он не привык к такой одежде и передвигался в ней несколько неуклюже.
  -- Чем могу помочь? - с приветливой улыбкой сказал Кир.
  -- Я ищу Селену, - пробасил незнакомец.
   Кир насторожился. Он размял пальцы, чтобы проще было выхватить стилет.
  -- А кто вы и зачем вам Селена?
  -- Она мне назначила встречу здесь.
  -- В самом деле? - Кир провоцировал незнакомца. Если он замыслил недоброе, то выдал бы себя. Однако тот и бровью не повёл.
  -- Да, Селена мне назначила встречу именно в этом месте именно в это время. Правда, что здесь будет ещё кто-то умолчала.
   Кир стиснул зубы. Такой наглости от незваных гостей он не ожидал. Он быстро подавил злобу и спокойным голосом продолжил:
  -- Я её друг, сэр. Я не посторонний, - сказал Кир уже спокойнее.
   Незнакомец поднял на Кира глаза из-под шляпы. В них светилось недоумение и злоба. Кир не любил незваных гостей. Очень сильно не любил. Он сузил глаза, так что они совсем превратились в щёлки.
  -- Кир, успокойся! - произнёс строгий женский голос сзади Кира. - Вы того и гляди при первом же знакомстве друг другу глотки перережете. Марк, здравствуй, ты как раз вовремя. Иди, помоги Киру разгрузить телегу.
   Мужчины не двинулись с места. Они продолжали сверлить друг друга взглядом.
  -- Вы меня слышали? - сердито рявкнула Селена.
   Наконец Кир отвёл взгляд и выдавил из себя некое подобие смеха. Наконец, он дружески хлопнул Марка по плечу и сделал приглашающий жест, указывая в сторону гружёной телеги. Марк оторвал взгляд от Кира и переключился на Селену.
  -- Ну как дети! - зло пробурчала та. - Ну как так можно? Какого дьявола ты так вырядился? Я тебе ясно сказала одеться понеприметнее.
   Она сорвала с него шляпу и швырнула её в грязь, всем своим видом показывая крайнее неудовольствие происходящим. Марк улыбнулся.
  -- Не кипятись, решил соригинальничать.
  -- Ну ты пойми ж своим куриным мозгом, что по дороге каждый тебя приметил и запомнил, что в такое-то время в таком-то направлении прошёл клоун в плаще и шляпе. А вот если б ты оделся как все жители этой местности, никто б и не вспомнил о твоём существовании. Это не моя прихоть, это общие правила. Живо давай скидывай свой костюм, я его сожгу!
   Марка умиляла её горячность. Он, улыбаясь, послушно скинул плащ в грязь. Специально, чтоб она побрезговала и не стала поднимать. Селена поняла его жест. С осуждающей злобой посмотрев на него, она подняла плащ и быстро зашагала в дом. Марк, смеясь в душе, направился к телеге, где над четвёртой ходкой потел оставленный в одиночестве Кир. Тот дружелюбно подмигнул на гору мешков и тюков. Слишком даже дружелюбно, принимая во внимание его тёплый приём при первой встрече.
   В повозке было припасов на неделю, если не больше. Пришлось попотеть, пока перетаскали всю поклажу в сарайчик во дворе. Марк пытался разузнать от Кира, кому и зачем понадобилось устраивать такой подвоз, но толком ничего не добился. Судя по всему тот сам ничего не знал. Да Марку было глубоко наплевать на то сколько и зачем заготовлено провизии. Он пытался наладить мосты с Киром. А тот в лучшем случае отшучивался, но чаще бросал долгие двусмысленные взгляды, которые выражали неприязнь и недоверие. В общем, как понял Марк, это был довольно замкнутый и крайне недоброжелательный ко всему новому человек. В конце концов Марк решил оставить свои попытки и остаться по возможности в стороне от его взглядов.
   Так двое угрюмых мужчин за час небольшим разгрузили телегу с провизией. Уже совсем свечерело и вместе с тьмой пришёл холод. В дом они вошли уставшие, замерзшие и голодные. В доме стараниями Селены уже было натоплено и светло. На столе дымилась похлёбка. Кир бросил на женщину довольный взгляд, в котором, однако, и не пахло благодарностью. Марк же радостно и шумно выразил свою признательность, не скупясь а комплименты, за что был вознаграждён почти благодарным взглядом Селены и неодобрительным Кира.
   Мужчины сели за грубо сколоченный мужицкий стол и начали с удовольствием поглощать мясную похлёбку. Селена сидела и с некоторым умилением глядела на эту сцену. Ей, как повару, было даже приятно.
  -- Сегодня начинать, наверное, не будем. Время уже позднее, да и вы устали. Начнём завтра, - сказала она, когда трапеза была окончена.
  -- Раньше начнём - раньше кончим, - не согласился Кир.
  -- Кир, не надо. Ты посмотри на него.
   Марк напоминал довольного кота, до отвала наевшегося сметаны.
  -- Говорят после вкусного обеда кровь приливает к кишкам и голова не варит, - отозвался он.
  -- Слушай откуда ты такой умный на нашу голову взялся? - с некоторой даже злобой проворчала Селена.
  -- Кончай болтать, давайте спать. А ты, книгочей, готовься. Завтра у тебя будет трудный день, - сказал Кир, вставая.
  
   2.
  
   Ночью Марку не спалось. Было страшным образом неудобно на том ложе, которое предоставили ему заботливые хозяева. Оно представляло собой гигантский почти квадратной формы табурет. Он был низенький и имел крайне неровную поверхность, местами даже выступали сучки. Сверху он был накрыт соломенным тюфяком в котором хоть и не водились клопы, блохи и другие надоедливые насекомые, но лишь по причине того, что внутри него моментально погибало всё живое. Этот тюфяк наверняка приходился Марку ровесником.
   Но ничего, когда-то Марк переживал и более убогие условия. Он с совершенной лёгкостью мог бы перекантоваться ночку в таких условиях, но не хотел. Умному человеку всегда есть о чём подумать, а Марк считал себя умным человеком. Да и накопилась неимоверная прорва вещей, над которыми Марку стоило поразмыслить, пораскинуть мозгами. Он не понимал многие вещи, которые творились внутри него самого да и вне тоже.
  
   А началось всё с того, что Максимилиан Фрост начал замечать за собой странные вещи. Во сне Фросту являлись видения. По началу он принимал их за обычные человеческие сны, но они не были снами. Видения представляли собой чёткие картинки, изобилующие всевозможными мелкими деталями и подробностями. Это не был зыбкий и нереальный мир снов, где пропорции искажены и словно видишь мир в кривом зеркале. Цветы в них пахли, птицы пели, а люди говорили не отрывочно и туманно, а произносили осмысленные вещи, логически связанные с происходящим. Воспоминание от снов сумбурно и недолговечно, Фрост же мог описать свои видения так же чётко как то, что видел наяву. В мельчайший подробностях всё, что запомнилось.
   Некоторые видения являлись к нему по несколько раз. Вот только "сон" являлся к нему в неизменном виде. В снах некоторые события всё же зависят от действий героя. Здесь же ничего не изменялось. Фрост как бы созерцал посторонним, никем не замечаемым наблюдателем. Как зритель в театре. Сны мы видим глазами одного человека, здесь же картинка представлялась со стороны. Фрост мог двигаться, смотреть с разных ракурсов, перемещаться в пространстве, события происходили в строгой последовательности.
   "Сны" являлись к нему изредка, но изредка только поначалу. Постепенно они стали обретать чёткость и являться с завидной регулярностью. Поначалу он видел лишь неясные очертания событий. Обрывки, ничем не связанные друг с другом. Потом обрывки складывались в сюжеты, в истории, имеющие начало и конец, лица приобретали чёткость, а действия - осмысленность. Это были картины из жизни. Он видел далёкие от него земли, странных людей с непривычными нравами. Ему являлись леса, которым нет конца, необъятные просторы морей, маленькие деревушки и большие города. Особенно часто - раз десять в общей сложности ему являлась одна картина.
  
   Это была маленькая деревушка в степи. Степь, ровная как лист бумаги, простиралась насколько хватало глаз. Нигде ни деревца, ни даже кустика. Иссушенная солнцем земля была покрыта лишь сухой травой. Только возле небольшой речки растительность буйствовала. Зелёные, как изумруд, стебли трав, которых Фрост никогда раньше не видел, вздымались выше человеческого роста. Речка, как и все небольшие равнинные речки петляла даже на ровной поверхности, делая по семь загибов на милю. В одной особенно большой излучине располагалась довольно большая деревушка. Маленькие глинобитные хижины и соседние с ними хозяйственные постройки, тоже глинобитные, стояли без всякого порядка. Как будто неведомый великан причудливо разбросал их в излучине реки. Деревня плавно переходила в распаханные поля. По периметру она была обнесена высоким забором, таким, что даже лёгкий всадник на сильной лошади не смог бы его перепрыгнуть. Вход прикрывали массивные ворота.
   Был ещё, наверное, только май или начало июня, и невозможно было понять, чем засеяно поле. Но зелёные росточки уже пробились из земли. Вдали на небольшом огороженном выгоне пасся табун, лошадей в сорок или пятьдесят. Среди них были голов пятнадцать жеребят. Деревня явно процветала. Маленькие и неказистые с виду домишки были на самом деле крепкими и ладно сделанными. Посевы простирались на милю, а то и больше от деревни. Разветвлённая и полноводная оросительная система питала их водой.
   Только-только наступил рассвет. Солнце было уже не кроваво-красным, но оранжевым, цвета апельсина. Деревня пробудилась. Из домишек выходили люди. Мужчины носили длинные до плеч волосы, перехваченные обручами у некоторых, у остальных они лежали бесформенной копной. Их косматые бороды были длиной в фут, а то и более. Практически у всех растительность на лице и голове имела чёрную окраску как густая тушь или вороной конь. Но попадались и люди с бородами цвета сухой соломы и совсем рыжие. Было среди них несколько седовласых, испещрённых морщинами, стариков. Женщины носили длинные роскошные тугие косы. У иных, особенно молоденьких, в них были заплетены разноцветные большие и маленькие ленты. Все были одеты в рубахи из грубой ткани, предназначенные для повседневной носки. Люди спешили на работу в поле.
   Проходил где-то час. Фрост наблюдал обычную спокойную размеренную деревенскую жизнь. Как пахари идут в поле, как кузнец разводит свой горн, как мальчишки пасут лошадей и другие сцены сельского быта.
   Облачко пыли, поначалу никем не замеченное, появляется с востока. Первыми запаниковали мальчишки, пасшие лошадей, бывшие ближе всего к облаку. Они бежали в поле, размахивая руками и крича что-то на неизвестном Фросту языке. Предводителем у них был рыжий мальчик лет двенадцати. Он бежал впереди и кричал громче всех. Ещё два пацана повернули к деревни и бежали со всех ног к воротам. Оставшиеся вскочили на коней и помчались туда же, отгоняя табун в деревню.
   Взрослые по одному оглядывались на облако и заслоняли глаза рукой от солнца. Наконец, один за другим люди из поля бегом поспешили в деревню. Тем временем, в облаке пыли стали отчётливо видны очертания всадников, закованных в броню, блестящую на солнце. Они приближались стремительно. Сильные богатырские кони вскачь несли их к деревне. Часть людей, бывших в поле ближе, уже забежала в ворота деревни. Последними бежали тот самый мальчик двенадцати лет, седой мужчина и две женщины. Головной всадник с ещё двумя отделился и поскакал наперерез им. Они были от бегущих ярдах в двухстах, поднажали и достигли их ярдах в пятидесяти от ворот.
   Головной всадник лёгким метательным копьём метко поразил бегущую женщину. Та ничком упала в пыль. Ехавший за ним всадник поразил в грудь другую. Третий попал мужчине в ногу чуть ниже колена. Скривясь от боли, тот вытащил копьё из ноги и бросил обратно. Он не стал кидать его во всадника, оно бы просто отскочило от его брони. Он бросил в коня и попал в шею. Конь на полном скаку упал головой в пыль. Всадник перелетел через него и рухнул на землю. Тем временем, двое других всадников, освободив руки от копий взялись за короткие мечи. Один из них поразил раненого мужчину точным ударом в темя. Другой набросился на мальчика. Тот стоял достаточно близко от него. Его конь как таран помчался на парня, но не успел набрать достаточную скорость. Мальчик в последний момент сумел увернуться и с размаху двинул кулаком в глаз лошади. Та, пробежав несколько ярдов, вздыбилась и сбросила ездока. Мальчик отбежал и поднял двумя руками обронённый всадником меч. Он было замахнулся им на начинавшего подниматься врага, но тут третий всадник метки броском засадил засапожный нож в шею мальчика. Парень медленно осел на землю.
   Дальше наступала темнота.
  
   Именно так, именно в такой последовательности событий без всяких даже мелких вариаций. Всё, каждая мелочь повторялась из раза в раз без изменений, вплоть до того, что люди выходили из домов в строго определённом порядке. Первоначально, видение деревушки состояло из множества совсем маленьких кусочков и лишь потом Фрост смог собрать события воедино, как мозаику.
   Были и другие видения. Ещё ему виделись картины шторма у неведомых скалистых берегов. И то как волны разбивают в своей неистовой силе торговое судёнышко, как люди барахтались в кипящих бурунах, пока их всех не поглотило море. Были сцены кровавых битв неведомых народов, где гибли тысячи людей. Особенно Фросту запомнилась одна. Там в дремучем лесу люди, рыцари в плащах с чёрными крестам поверх доспехов, бились насмерть с похожими на медведей дикими людьми. Были видения не только каких-то роковых событий, влекущих за собой смерть людей, были видения и мирной жизни. Были пески насколько хватало глаз, испепелённые палящим солнцем, были острова, покрытые слишком буйной для северных широт растительностью, омываемые лазурным морем. Были снежные шапки на величественных горных вершинах, тонущих в серых облаках. Но таких видений было мало и они были нечёткие. Много ещё чего увидел Фрост. Не было лишь привычных ему пейзажей Англии. Но всё равно, самой популярной была деревня на крутой излучине степной реки.
   И наконец в один прекрасный день он понял, что может управлять этими видениями. Он мог по своему желанию вызвать из небытия определённый кусок, вспомнить какой-либо эпизод во всех подробностях или наоборот пролистать, бегло просмотрев.
   Затем к Фросту пришла способность видеть не только во снах, походивших на галлюцинации, но и наяву. В полном сознании прочувствовать как будто он был свидетелем чего-то и видел нечто собственными глазами. Поначалу это требовало определённых усилий, как если бы он напряжённо силился вспомнить что-то. Затем всё стало даваться с какой-то даже лёгкостью, как если бы он набрался силы и опыта в неком житейском деле. То есть была возможность развить этот дар. Фрост довольно скоро нащупал как это сделать и приступил к занятиям.
   Он словно просматривал свою память, не останавливаясь конкретно ни на каком моменте. Просто перелистывал как книгу до тех пор, пока не замечал нечто необычное, что не укладывалось в привычную жизнь и что не могло быть в его памяти. Затем уже с некоторым напрягом выуживались подробности и выяснялись детали. На один кусок уходило несколько дней. Правда, над особо длинными и неподатливыми кусками Фрост работал месяцами.
  
   3.
  
   Новые таланты пришли к Фросту в возрасте, когда люди не придают значения подобным событиям. Ему было лет пятнадцать. В самом начале, когда видения ещё не обрели ясность, а представляли собой мало связанные друг с другом туманные обрывки, они могли сойти за обычные сны. Слишком многое происходит в этом возрасте, чтобы замечать такие мелочи. Однако со временем к Максимилиану пришло понимание того, что по ночам в своих снах он видит не совсем то, что раньше. Но мало ли изменений происходит с людьми в этом возрасте. Фрост всё списывал на них.
   Наконец, годам к семнадцати он осознал, что другие люди так делать не могут. Вот тут уже было над чем подумать. Было много вопросов. Было непонятно что он видит, как и почему. Фрост долго пытался найти ответы на эти отнюдь не простые вопросы. К тому времени он уже приобрёл умение выборочно просматривать определённые эпизоды когда ему вздумается. Самих эпизодов тогда накопилось уже под сотню Он анализировал их часами, пытался найти сходства и различия и в общем приуспел в этом. Фрост заметил что во многих видениях присутствует незнакомая природа, люди с порой очень странными нравами, диковинные животные, но Фросту отнюдь не казалось это странным. Напротив, где-то глубоко в душе он чувствовал некую связь со всем этим. Было что-то родное в этих пейзажах, людях и даже в незнакомом небе с чужим рисунком созвездий.
   В батальных сценах, а их было немало, Фрост заметил, что они очень часто не оканчиваются как-то логически, то есть победой одной из сторон, а прерываются в самом разгаре. Просто внезапно наступает тьма. В остальных же, где течёт обычная жизнь, видения длятся до некой логической концовки. При определённом напряжении Фрост сумел раздвинуть временные рамки множества сюжетов, узнав большое количество новых деталей. Сюжеты расширялись как вперёд так и назад по времени, но именно эти самые батальные сцены отказывались сдвигаться в будущее, как Фрост ни старался, как не напрягал свои силы.
   Тем временем, он сумел воспроизвести множество новых сюжетов. Их он уже искусственно вызывал из небытия специально направленным на это усилием. Он заметил, что эти новые эпизоды со старыми, которые появились ещё в отрочестве, роднит примерное место и время событий. Несколько их происходили в песках, другие - на согретом солнцем острове, третьи - в дремучих лесах, где крестоносцы бились с варварами, четвёртые - в степи, где располагалась деревушка. В общем, декорации особенным разнообразием не блистали. Для некоторых декораций видений было больше, для некоторых меньше, но одиночных не было совсем. Если напрячься, то Фрост мог воспроизвести несколько похожих.
   Постепенно мир видений терял свою фантастичность. Вырисовывались люди, такие же по своей сути, как и в привычной Фросту Англии. Со своими пороками, страстями, достоинствами и недостатками. Да, они были другие даже внешне, да, они имели чуждые Фросту нравы. Но это были люди из плоти и крови, реальные как и он сам. Вырисовывались земли, расположенные, судя по всему, очень далеко от родных Фросту мест. Но природа их была такая же, как и здесь. Такие же зелёные листья на деревьях, такие же синие небесные дали. И по-прежнему вода текла под гору, и по-прежнему светило солнце. Всё это наталкивало на мысль, что Фрост видит реальные события, которые происходили, происходят или, может быть, будут происходить. Судя по некоторым предположениям, некоторые из видений происходили в прошлом. Например битва рыцарей с варварами в лесу или набег кочевников на деревушку. Такие люди давно перевелись на земле. Хотя, может быть ведь и так, что в далёких землях люди живут по-другому...
   Одним словом, Максимилиан Фрост подметил в своих странных видениях множество разрозненных деталей, но свести их в некую единую систему не смог. Это породило больше вопросов, чем ответов. Одним словом, новые данные ничуть не приблизили Фроста к разгадке.
  
   4.
  
   Всё внезапно изменилось в один день. В этот день произошла та самая эпохальная встреча, которой суждено было в корне изменить жизнь одного человека. Этим человеком был Максимилиан Фрост.
   Она повстречалась Фросту на улице. Он шёл куда-то абсолютно без цели и думал на ходу. Думал всё о том же: о своих внезапно обретённых способностях. Они занимали все мысли Фроста уже довольно долгое время. Он быстро прошёл мимо, не обратив ровным счётом никакого внимания на странного вида женщину. Когда Фрост уже удалился на достаточное расстояние, она окликнула его по имени. Он оглянулся. Незнакомка поманила его. Он повиновался.
  -- Ну здравствуй, Максимилиан. Я давно тебя ищу.
   Фрост опешил. Кто она? Родственница, о существовании которой он давно забыл? Это пожалуй был самый разумный вариант, из тех, что пришли в голову Фроста. Он решил не таиться и прямо сразу спросил:
  -- Кто вы?
  -- Хороший вопрос. Для тебя я тот, кто укажет путь. А зовут меня Селена.
   Фрост в первый раз в жизни услышал такое имя. Оно не из местных. Это было странно. И какой такой путь укажет ему эта женщина? То, что она не родственница, он уже понял. Но кто тогда?
  -- Не темните, пожалуйста, я хочу знать кто вы и откуда меня знаете.
   На лице Селены отобразилось нечто похожее на душевную муку и одновременно глубокую задумчивость, словно она принимала решение, очень важное для неё и на принятие которого очень влияли её теперешние чувства.
  -- Ну... - протянула наконец она, - это моя работа - всё о тебе знать.
   Слово "работа" явно было произнесено с несколько другим смыслом, чем обычно в него вкладывают люди и с некоторой грустной насмешкой над собой. Фрост уловил и то и другое. Он двинулся в том же направлении, в котором шёл до встречи. Только пошёл он медленнее, чтобы дать возможность женщине поговорить обо всём, что она хотела. Селена двинулась за ним.
  -- Я нашла тебя чтобы помочь тебе справиться с некоторыми вещами, происходящими с тобой, - сказала она томно. - Ты ведь не можешь понять их уже целый год. Ведь так?
   Не сказать чтобы Фрост не был готов к подобному исходу разговора, но всё же вот так прямо он не ожидал. Вопрос был поставлен ребром. Но самое интересное было то, что ровным счетом ни одна живая душа не знала о таинственных снах, что являлись Максимилиану. Ни одна. Но тем не менее он сохранил хладнокровие и насколько мог непринуждённо сказал:
  -- Я же просил не темнить. Какие такие вещи, которые я год понять не могу? О чём вообще речь? - он разыгрывал лёгкий приступ ярости. В глазах собеседницы он увидел сомнение.
  -- Они похожи на сны. Но слишком чётки и логичны для снов. Ты ведь видишь их? - её голос источал как будто мольбу.
  -- Ну да. - Фрост сдался. У собеседницы в глазах появилась радость.
  -- Как часто?
  -- Как захочу. Могу вообще не смотреть могу хоть ночи напролёт.
   Селена взглянула на Фроста с удивлением.
  -- Чудесно, - сказала она.
   После некоторой паузы, Максимилиан произнёс:
  -- Ты сказала, давно меня ищешь. Поясни, пожалуйста.
  -- Этого так быстро не объяснишь. Пойдём в харчевню, ты меня накормишь, и я расскажу.
  
   Они зашли в один из тех кабаков коих огромное множество в городках средней величины в Англии. В них хаживали горожане, любящие выпить после трудного рабочего дня на мануфактуре, а также гости городка. В харчевнях всегда можно было найти себе дешёвую крышу над головой на пару-тройку дней. Именно в такую комнату внаём и проводил Фрост Селену. Он немного знал хозяина и мог не сомневаться в том, что слушать их беседу никто не станет. Для Фроста этот момент был очень важен. Он боялся подумать, что кто-то узнает о его даре. Чего доброго сдадут матери-церкви на "перевоспитание".
  -- Ну слушай же, - сказала Селена, поглощая яичницу с грогом, когда наконец удалось устроиться. - Меня послали люди, которым интересны твои способности...
  -- Давай по порядку, - оборвал на полуфразе Максимилиан. Ему не терпелось узнать главный для него момент. - Как ты и эти люди, которым я интересен, узнали про меня такие подробности?
  -- Понятия не имею. Сам, небось, проговорился.
  -- Ни одной живой душе не говорил и даже не намекал! И по-твоему стал бы я тебя допрашивать с пристрастием если бы сам прекрасно знал, что сказал что-то кому-то ненадёжному, у которого язык длиннее, чем надо? Не надо считать меня полным идиотом!
  -- Ладно, не горячись. Я ничего не знаю, мне просто дали на тебя данные, я и пошла тебя искать, а что да как, я не в курсе. Наверное, это как-то можно определить.
   Фроста не удовлетворил такой ответ. Он не поверил. Что-то Селена не договаривает.
  -- А что за люди?
  -- Поверь мне, это очень влиятельные люди и их влияние будет только расти со временем, - она довольно улыбнулась, как это делают хорошие учителя, когда с чувством собственного превосходства и гордостью за свои знания объясняют любимому ученику нечто сложное. - Для любого человека будет прекрасно находиться под их могучим крылом.
  -- Стало быть, меня вербуют? - выражение "быть под крылом" очень уж ему не понравилось.
  -- Да, им нравятся умные молодые люди с исключительными способностями.
  -- Ну и причём тут я?
  -- А ты не понимаешь? "Сны".
  -- И что такого интересного для "очень влиятельных людей" в моих бредовых видениях?
   Она промолчала. О чём тут говорить, когда собеседник сопротивляется очевидному.
  -- Не неси чушь. Ты всё прекрасно понимаешь.
  -- Да. ты права. Я прекрасно понимаю, что ничего не понимаю.
   Они помолчали ещё немного. О чём она думала? Макс не умел читать мысли. Он видел лишь то, что на поверхности, а поверхность была чиста. Ни малейшего намёка на какие-либо чувства.
  -- Вот что, Макс, ты не против, что я тебя так называю? - промолвила она, наконец, ничего не выражающим голосом.
  -- Не Макс, а Марк, - сам не зная зачем ответил Фрост.
  -- Значит, мне дали неверные данные, - она улыбнулась. - Но сейчас не суть. В общем, Марк, держи конверт. В нём бумага. С виду чистая. Но если нагреть над огнём проступит чертёж. На чертеже нарисовано куда ты должен прийти. Написано когда, зачем ты уже знаешь. Теперь иди. Я останусь ещё на какое-то время. До встречи, - она приветливо попрощалась с ним. Всё в ней дышало дружелюбием, как у хорошего продавца, который пытается компенсировать плохое качество товара манерой его преподнести.
  -- Подожди, не прогоняй меня, я не всё ещё уяснил... - пролепетал "Марк"
  -- Потом всё уяснишь. Тебе расскажут в лучшем виде. Иди, - сказала она уже твёрже, "Марк" подчинился.
   Он простился со знакомым хозяином. Правда перед этим "Марк" посидел внизу в зале какое-то время, говоря с хозяином о всякой ерунде. Примерно четверть часа. За это время Селена сверху не спускалась и к ней никто не поднимался. Поняв тщетность своих попыток, он невесело пошёл домой. Ну и что ему делать? Идти? Зачем? Топать чёрт знает куда за сомнительными людьми, которым он якобы интересен? Но Селена очень недвусмысленно провела демонстрацию силы, сказав то, чего не могли знать простые люди. Эти самые люди по-видимому действительно им интересуются, раз так глубоко копают. Придётся идти, ничего не поделаешь.
   Фрост скрывал от себя, что хочет этого. Он хочет, наконец, поставить все точки над i и разобраться в самом себе. А эти "влиятельные люди" не более чем уловка. Оказать Селене и всем им услугу за услугу Фрост был не против. Это закон жизни. Ничего никогда не будет просто так.
   Снова этот маленький разговор с новой знакомой прибавил Фросту головной боли. Снова появилась прорва неразрешимых вопросов. Кто и как его нашёл? Какую роль в этом сыграла Селена? Клубок неувязок, недомолвок и неясностей грозил только увеличиться со временем.
  
   5.
  
   И вот теперь Марк ворочался на неудобном ложе в домишке с сараем в полумиле от дороги на Ливерпуль. Ворочался не потому что ложе было настолько неудобно, а потому что была прорва вещей, над которыми нужно было поразмыслить. Кир сказал, что завтра для него будет трудным днём. С чего бы вдруг? Уж не придётся ли пожалеть, что пришёл в эту хибару к этим людям? Кто такой Кир? Всего лишь посланник, как Селена, или один из тех самых "влиятельных людей"? Судя по манере общения его и Селены они в этой таинственной иерархии какой бы она не была стоят на одной ступеньке. Хотя всякое бывает. Они могут быть просто друзьями или ...
   Единственное, что путного вспомнил Марк, касалось Кира. Он видел его раньше. Он вроде бы шел за ними на небольшом расстоянии, когда Марк вёл Селену в харчевню. Потом в самой харчевне он видел его, сидящим в одиночестве за пинтой пива. Ещё, кажется, были встречи и раньше, но ничего конкретного Марк уже не помнил. Так, смутные воспоминания, мелкие разрозненные детали. Но только в этом всём ничего удивительного не было. Если Селена практически открыто заявила, что занималась им какое-то время, то чего уж удивительного в том, что Кир, её, судя по всему, компаньон, тоже участвовал в этом. Он не бросался в глаза, себя тихо, сливался с толпой. "Марк" же был уже довольно давно загружен своими мыслями и мало обращал внимания на окружающий мир. Слежка могла продолжаться не один год, а "Марк" мог ничего не замечать.
   Так или иначе, многое разрешится для Фроста завтра. Нужно поспать, видимо, Кир не слишком лукавил, когда говорил, что завтра будет трудный день. По крайней мере слова его прозвучали очень правдоподобно.
  
  
  -- Глава 5
  
   Манчестер, Англия
   1518 г н.э.
  
   1.
  
  -- Ну и что нам делать? Есть умные мысли?
  -- Будем действовать по инструкции, которую Авер выдал.
  -- Он полный бред выдал!
  -- Не горячись, Кир. Да, там не всё гладко, да, там местами полный бред написан, но в целом очень дельная бумага.
  -- Это ты вот это называешь дельной бумагой?! - Кир с силой швырнул на землю кипу бумажек, что валялись на столе.
   Селена покорно подняла их всех с пола. Несмотря на довольно сильное распространение книгопечатания в ордене, бумага всё-таки была довольно большой редкостью, и такое обращение с ней коробило сердце бережливой Селены.
  -- А ты подумай, что бы мы сейчас делали без неё? И вообще, подумай как можно составить подробную инструкцию на любой тип людей и любое их поведение? И тем более, вносить в неё изменения со временем! - она говорила тихо и размеренно, как и всегда в те моменты, когда пыталась в чём-то разубедить Кира.
  -- Наверное, как нибудь можно это сделать...
  -- Ну да, управились бы за полвека. Кир, остынь. Авер сделал всё, что от него зависит. Дальше наша работа.
  -- Чёрт бы побрал эту работу! - Кир с размаху плюхнулся на стул.
  -- Я тоже так думаю. Но это справедливая расплата за наши делишки, - на её уже немолодом лице довольно странно было наблюдать игривую улыбку.
  -- Да, вспомнить приятно, - это был один из тех моментов, когда Кир искренне улыбнулся. Он сделал это под влиянием нахлынувших воспоминаний. Но очень скоро под влиянием воспоминаний о трагичной развязке снова принял своё обычное хмурое и недовоьное выражение.
  -- А этот хмырь судья? Помнишь его? Ну да, риторический вопрос. Как можно его не помнить! Это ты во сне его тридцатью способами убиваешь, когда зубами скрипишь? Нам ещё повезло, что накопали какие-то там смягчающие обстоятельства, а то нам тут до скончания веков пыхтеть бы пришлось.
  -- Повезло тем, что я всё-таки хоть как-то выполнял задание, пока ты шашни разводила.
   Это была обычная для Кира кичливость. Селена давно научилась пропускать мимо ушей такие вот реплики.
  -- Но ведь идея моей была.
  -- Я не спорю. Всё сделали вместе. Вместе заварили, вместе расхлёбываем. Так что делать будем с этим книгочеем?
  -- Что-что, учить уму-разуму. Он не проснулся?
   Кир заглянул за перегородку, где почивал Марк. Тот с выражением лица невинного спящего младенца развалился на своём "шикарном" ложе.
  -- Всё также. Ну и к лучшему. Ещё успеем его помучить. Как думаешь, он мог понять? - обычная для Кира подозрительность всех и вся, к которой Селена тоже давно привыкла.
  -- Я очень сомневаюсь чтобы он знал древнехеттский. Разве что он из ордена. Вероятность того, чтобы он жил хеттом в первом-втором тысячелетии до Рождества Христова практически нулевая. Даже если допустить, что он из ордена и его послали смотреть за нами, то он и так всё знает. Так что успокойся, Кир.
  -- Я слышал краем уха, что нашли новенького, который был никакой не новенький, а старый член ордена, который долго не мог вспомнить, а потом вдруг...
  -- Я тоже слышала. Там просто сильная травма смерти и всё.
  -- Ну, этот слух очень похож на заметание следов.
  -- Кир, ну что Марк мог сейчас слышать? Только то, что он и так должен был знать, если исходить из твоего предположения. И вообще, я прошу, относись к нему подоброжелательнее.
  -- Да я не об этом, я всё о старом.
  -- Кир, забудь, - строго велела она. - Что случилось, то случилось...
  -- Но как они нас нашли? Мы же столько раз всё проверяли и перепроверяли - ничего, у них не было ни малейших зацепок! - Кир шарахнул кулаком по столу. Марк за перегородкой зашевелился.
  -- Да тихо ты! - прошептала Селена обеспокоенно. - Мы понятия не имеем об высших, понятия не имеем о том, на что они способны. Дело наше в ордене получило широкую огласку, и они нас нашли.
   Этот разговор начинался уже многие сотни раз и всё так же безрезультатно оканчивался. Кир был из тех, кто ни во что не поверит, пока собственными глазами не посмотрит и собственными руками не пощупает. Селена же давно уже покорилась произошедшему. Оба погрузились в тягостное раздумье. Кир всё скрипя зубами от ярости в тысячный раз копался в памяти, ища то место, где он допустил фатальную ошибку. Селена думала о более приземлённом, а именно, о новом задании - обучении новенького, Марка.
   Тем временем Марк проснулся и, одевшись, встал к общему столу.
  -- Привет, книгочей, с добрым утром, - доброжелательно поприветствовала его Селена. Марк что-то нечленораздельно пробурчал в ответ.
  
   2.
  
   Марк действительно проснулся от сильного удара кулаком по столу в доме. Не то чтобы прямо от удара, но от его последствий. Его "шикарное" ложе немного изменило своё положение, и небольшой сучок больно впился в плечо. Марк чертыхнулся ещё во сне. Уже наяву инстинктивно, не подключая разум, повернулся, чтобы чёртов сук не мешал спать. Но дальше началось самое интересное. Селена произнесла фразу или даже не фразу... Она произнесла нечто. Чем было это нечто, Марк не понял. Это были странные звуки, которые обычная гортань среднего англичанина без должной тренировки произнести не сможет. Это больше всего напоминало огромную тарабарщину, язык животных или лесных троллей, но не человека. Однако, это было произнесено человеком, Селеной. В языке этом, если это вообще был язык, определённо почти не было гласных. Были какие-то странные свистящие писки и гортанные придыхания, которые, вероятно, заменяли их. Марк ждал, что же будет дальше. Ответит ли Кир? Кир не отвечал. Марку показалось, что прошло уже достаточно времени. Прождав пару минут, отмеряя секунды по биению сердца, Марк, наконец, решил, что ему почудилось спросонья, волевым усилием выкинул всю дурь из головы и начал одеваться.
   Он вышел к ним. Его на чистейшем английском, правда с несколько старомодным выговором, поприветствовала Селена, всё так же несколько несдержанно, как старого друга. Кир как обычно сидел, нахмурившись, и смотрел недоброжелательно. Марк пробурчал ответное приветствие и бухнулся на табурет.
  -- Что, не выспался? - спросила Селена чуть-чуть обеспокоенно.
  -- Да, неудобно было.
  -- Ну что ж, извини, это наше ложе для гостей. Иди, облейся водой холодной - пробудишься мигом.
   Марк встал и пошёл на двор.
  -- Он слышал, - сказала Селена, услав его. - Глазки бегают, вижу, что слышал. Правда, скорее всего не понял, но впредь будем осторожнее, мало ли чего.
   Кир выразил немое согласие.
   Ни какой водой обливаться Марк, правда, не ходил. Он затаился за дверью и слушал. Половицы не скрипели, ладно были сделаны, а Марк почти не дышал. Как только затих звук его шагов, Селена опять произнесла длинную тираду на том же языке без гласных. Кир довольно обеспокоено смотрел на неё, потом еле заметно кивнул, и они замолчали. Теперь не было никаких сомнений, что что-то было скрыто от Марка и что Марк отнюдь не страдал паранойей. Он отчётливо слышал всё от первого до последнего звука и был не так глуп, чтобы не понять, что это был какой-то язык и говорили Кир с Селеной на нём именно затем, чтобы Марк ничего не понял из их разговора.
   Леденящий ужас пробежал по жилам Марка. Куда он попал, вернее к кому? Что они замышляют? Он теперь в руках этих странных людей. Чем больше он о них узнает и чем скорее, тем лучше будет для него. Он на цыпочках пробрался на улицу и честно вылил на голову ведёрко холодной воды. Это успокоило нервы, но ненадолго. Внутри всё холодело. Ужас завладевал его телом. Потом, через какое-то время он всё-таки сумел взять себя в руки, унять дрожь в коленях и в более или менее нормальном состоянии вернуться за стол.
   "Слава богу Кир сидел спиной к двери! Этот мальчишка Марк даже подкараулить нормально не может!" - Селена наблюдала в щелке двери Марка и даже слышала тихий скрип половиц. Кир даже было оглянулся, но вроде бы ничего не заподозрил. Селена даже не глядя на дверь знала, что Марк там. Когда он вставал из-за стола, она уже знала, что он не пойдёт на двор. Но зачем ему это? Зачем он шпионит и вынюхивает? Ну конечно, он как затравленный зверь сейчас не знает куда ему податься. Наверное, в его положении это нормально. Селена вспомнила, что сама она чувствовала на пороге ордена. Но тогда была принципиальная разница, тогда был опытный инструктор, который уже многих нашёл и направил, а каково сейчас Марку? Бр-р, подумать страшно. Да и подопечный попался не совсем обыкновенный, что уж и говорить. Всё, хватит тянуть, надо форсировать события.
  -- Кир, я хочу начать сегодня, - сказала она.
  -- Раньше начнём - раньше кончим, я уже говорил это. Сейчас может мы позавтракаем?
  -- Сейчас, - заторопилась она. - Извини, задумалась немного.
   Кир снисходительно наморщился.
  
   За обедом молчали. Марк затравленно смотрел на своих сотрапезников и не решался начать разговор. Селена была как всегда оживлена, Кир как всегда угрюм. После трапезы, когда посуда была убрана, Марк встал. Кир недоброжелательно указал ему на стул.
  -- Сядь, Марк, - попросила Селена. Именно попросила, в голосе её было нечто вроде неловкой просьбы о неком одолжении.
   Марк подчинился. Он ждал. Переводил взгляд с её лица на лицо его. А они наблюдали за ним. Ждали чего-то. Марк напрягся, как заяц, готовый бросится прочь от тигра при первой же опасности. А тигр ждал, пока заяц совершит фатальную, последнюю в его жизни ошибку. Так прошло какое-то время. Что означала эта явно намеренная пауза, он не понимал. Он уже не мог понимать этих людей и их поступки. Он ничего уже не понимал! В душе его был один только страх. Он боялся за свою свободу, за свою жизнь. Ему казалось, что эти странные люди замышляют нечто недоброе. Они и не могли со своими странностями замышлять доброе. Марк тысячи раз успел проклясть тот час, когда встретил Селену, когда переступил порог этой хибары, когда первый раз увидел это, когда почувствовал себя в объятиях того нечто, которое преследует его уже третий год. Вот теперь эта невинная прежде забава, эти непонятные сны довели его до беды. То, что это именно они привели к нему Селену, что это именно из-за них "Марк" сейчас сидит за этим столом с этими людьми, которые непонятно зачем вот так пилят его взором. Кто они? Что им нужно? Как много бы сейчас Марк отдал за то, чтобы уйти, забыть как страшный сон его видения, и этих людей, и эту хибару.
   Он опустил глаза и попробовал собраться с мыслями. Но мысли путались. Он напрягал все свои душевные силы, но сил не было. Он сдался.
   Селена видела всю эту бурю эмоций, видела она страх, борьбу и потом покорность. И Кир видел. И любой бы человек, у которого есть пара глаз, увидел бы. Некоторые вещи невозможно не заметить, слишком явно они проступают. Видели они, сколько всевозможных чувств сменилось в душе Марка за эту минуту напряженного молчания. Молчание отнюдь не было хорошо запланированным трюком, как подумал Марк. Нет, оно родилось из-за того, что Селена просто не нашла нужных слов, а Кир не вмешивался. Какое это трудное дело - начать что-то действительно важное для другого человека. Орден приучал быть холодным и жестоким, но не к своим. Марк же был уже своим, он был уже обречён быть в ордене, обречён быть такой как Селена, Кир и тысячи других, несущих этот крест. Она жалела его, всеми силами хотела смягчить для него этот стресс. И она не нашла, что ей сказать в решающий, критический и для неё, и для Марка, и даже для Кира момент. Она не хотела того, чем это обернулось для Марка.
  -- Марк, - тот затравленно с испугом взглянул на Кира, потом на неё. В глазах его светилась обречённость, как у зверька, который понял, что ему некуда бежать. - Марк, ты наверное очень хочешь знать, что тут происходит. Мы готовы рассказать. Мне начинать?
   Марк кивнул. Он бы сейчас кивнул на любой другой вопрос, обращённый к нему.
  -- Ну слушай же, - она сделала мягкую паузу, собираясь с мыслями. - Во-первых, успокойся, мы ничего дурного тебе сделать не хотим. Напротив, мы хотим помочь тебе разобраться в себе. Поверь мне, Марк, это не шутки. От таких симптомов, которые наблюдаются у тебя, люди сходили с ума и кончали жизнь самоубийством. Мы очень не хотим, чтобы это случилось с тобой.
  -- Ну да, конечно, я ведь нужен "влиятельным людям".
  -- Забудь об этом, это было так, к слову сказано...
  -- Ну да... - он осёкся.
   Снова помолчали. Селена ждала момента, когда у Марка уляжется недоверие и она сможет продолжить. Она невольно восхитилась собой, своей способностью видеть чувства других. Если бы не определённые события двести лет назад, она имела бы большое будущее.
  -- Итак, продолжим. Ни для кого из здесь присутствующих уже не секрет, что вы, мистер Марк, не такой человек, как все окружающие.- она намеренно говорила ему "вы". - Есть некая деталь, что отличает вас от них. Я вам открою небольшую тайну. И я, и Кир тоже являемся носителями этого, с позволения сказать, таланта.
   Селена сделала паузу, чтобы Кир ощутил величие момента, а Марк осознал её слова. Кир совсем никак не отреагировал, он всё так же не сводил взора с Марка и следил за каждым его движением. Марк же, напротив, оценил её слова, но, видимо, не знал как их понять правильно и какой вывод их них вынести. Селена продолжила:
  -- Мы сегодня попытаемся прояснить для вас некоторые моменты и поможем поставить вашу способность на благо вам, - по напыщенности речи она не уступала площадным глашатаям, пафосно объявляющих народу волю монарха. Она почему-то вспомнила рассказы Кира о греческих ораторах и политиках, заманивающих народ в свои сети при помощи красноречия.
  -- Знаешь о чём я сейчас подумал? - перебил её Марк и посмотрел на неё, задавая этот риторический вопрос. - Она сделала ему знак продолжать. - О том, что если существует не один, а по крайней мере три, то уже ничто не может помешать существованию тысяч.
  -- Вот тут ты прав, нас не три, а много. Мы сами даже примерно не знаем сколько нас.
   В мыслях Марка всё с неимоверной скоростью становилось на свои места. Прояснялись целые фрагменты картины происходящего. Мозаика уже являла взору общие черты заключённого в причудливых сочетаниях разноцветных стекляшек рисунка.
  -- А если вас тысячи, то должен быть хотя бы минимальный элемент контроля, который свяжет и объединит. Это и есть ваши "влиятельные люди". Ведь так?
  -- Всё так, - Селена была приятно удивлена своим подопечным.
   Было и то, что Марк подумал, но не сказал. Он вспомнил: Селена сказала, что понятия не имеет, как его нашли. Значит, ей отводилась маленькая роль, настолько маленькая, что её даже не посвятили в технические подробности. Стало быть, Марк сейчас разговаривает с мало чего значащими людьми, пешками. Но не исключалось и то, что она что-то недоговаривает. Хотя, она, судя по всему, человек довольно открытый. По крайней мере сейчас. Но стоит проверить эту догадку.
  -- Теперь, ты сказала, что те, кто выше тебя обладают большой властью и влиянием, - Селена кивнула. Марк даже представить не мог, насколько жестка и деспотична эта система. - Значит, система ваша довольно строго построена. Так позволь полюбопытствовать, на какой ступени в этой лестнице находишься ты и Кир? - Кир при этих словах встрепенулся, Селена же отреагировала спокойно.
  -- Примерно, как ты в обществе Англии, - она хитро улыбнулась.
   Ответ был двусмысленный. С одной стороны, каждый человек склонен считать себя несколько выше на лестнице общества. С другой, если смотреть правде в глаза, то Марк по большому счёту не представлял из себя ничего. Марк понял, что так прямо ничего не добьёшься. Он сейчас может узнать лишь то, что хочет сказать Селена.
  -- Ладно, вопрос закрыт. Давай дальше, - разрешил он, намеренно ведя себя развязно. К нему уже вернулся здравый смысл, вытеснив панику.
  -- Ты ни разу не задумывался над тем, что ты видишь? - Селена уже оставила манеру говорить напыщенно.
  -- Задумывался, ну и что с того? Мог я в одиночку понять?
  -- Ну вообще-то мог. Есть по крайней мере один человек, который сумел понять. Некто Мерелиус.
  -- Селена!.. - осуждающе буркнул Кир. - По-моему, ты болтаешь лишнее.
  -- Успокойся, это рано или поздно откроется, так зачем же тянуть? Мерелиус - наш главный, магистр.
  -- Кстати, не факт, что он был первым. Некоторые говорят, что были и до него, - вставил Кир.
  -- Но по официальной версии, а Марк должен знать именно официальную версию, Мерелиус был первым, он организатор ордена.
  -- Так стало быть, вы называете себя орденом?
  -- Да, но не так давно. Раньше, когда ещё не было такого понятия, такого слова, мы называли себя как-то по-другому.
   Кир ещё помнил, как именно. Он был древнее Селены на несколько веков. Он знал, но не сказал. Он вообще решил совсем не вмешиваться в этот разговор и не мешать Селене. Были некоторые вещи, даже Кир это признавал, которые Селена делала лучше его.
  -- А можешь рассказать об этом Мерелиусе? - спросил Марк.
  -- Ну, я сама знаю не очень много. Это совершенно замечательный член ордена, древнейший и мудрейший из ныне живущих. Это сказано в официальной версии. Неофициально же про него говорят, что он обладает многими сверхспособностями, - тут они с Киром переглянулись. - Но многие из этих способностей, приписываемых ему, имеют явный оттенок сказочности. Например, ему приписывают способность оборачиваться любым из людей и даже животных, или повелевать стихией. Но что наверняка, так это то, что за тысячи лет своей жизни он накопил огромный опыт, что знает и умеет больше любого другого живого существа на земле. А между прочим, мы очень сильно отклонились от главной темы нашего разговора. Сейчас про твои способности и то, что ты с этого дня один из нас, - Селена посчитала, что уже достаточно завлекла Марка в глубину событий, чтобы распалить его интерес.
  -- Я чувствую себя каким-то школяром, - от его ощущения загнанности в угол и след простыл. Даже шутить начал.
   Ему уже давно не казалось, что Селена и Кир желают ему чего-то недоброго. По крайней мере, насчёт Селены он был полностью уверен, ну или почти полностью, частичка сомнения всё же была. Кир выглядел, как солдат на посту. Скучно конечно, устал, но всё время надо быть начеку. Сейчас он выполнял роль охранника. Следил, чтобы Марк не натворил чего-нибудь.
  -- И как школяру тебе интересно то, что будет потом, а то, что сейчас кажется скучным, - сказала Селена.
   Марк рассмеялся.
  -- А вот то, что я один из вас ты может быть погорячилась, - сказал Марк, испытующе глядя на её реакцию. - А если я не захочу?
  -- Захочешь! - протянула она и снова посмотрела на Кира. Тот злорадно усмехнулся. - А если не захочешь - заставят. Ещё никто не уходил, никому не удавалось спрятаться, - она кровожадно оскалилась.
  -- А что, пытались? - Марк заговаривал зубы. Он хотел узнать как можно больше из ситуации, в которую попал. Разумеется он будет делать то, что ему скажут. Можно подумать, что у него есть другой выход!
  -- Было несколько раз. Находили и жестоко наказывали. Давай уже ближе к делу, - она переменила разговор. Марк не возражал.
  
   3.
  
  -- Расскажи мне, что ты видел, - попросила Селена. Она прекрасно знала, что Марк видел, но спросила, чтобы самой собраться с мыслями.
  -- Ну... - протянул Марк. - Это было наподобие снов, но не сны. Некие видения. Я их называю снами, потому что первый раз увидел, когда спал. Я не сразу понял, что это не обычные сновидения. После обычных сновидений утром ни черта не помнишь, здесь же я могу вспомнить каждый листочек на каждом дереве, каждую травинку, каждое облачко, как будто это внутренность моего собственного дома. Всё в самых незначительных подробностях, если напрячься, конечно. То что реально своей парой глаз видишь порой не помню так как это.
  -- А что именно ты выдел?
  -- Картинки, будто бы из жизни, но не из жизни, - он задумался. - Как будто всё как здесь, но не как здесь. Как будто, всё чётко и осмысленно и в то же время полный бред.
  -- Ну а если поконкретнее, - заискивающе спросила она.
  -- Ну, например, как рыцари в плащах с крестами бились с какими-то варварами в дремучем лесу.
  -- А, значит, сцены битв?
  -- Ну их много, но не только.
  -- Плащи какого цвета были на них?
  -- Белые с чёрными крестами, - при этих словах Селена нескрываемо обрадовалась.
  -- Ну а ещё что?
  -- Например, как какие-то варвары разоряли степную деревушку. А были просто острова, похожие на рай, где растут деревья высотой с две колокольни, между ними заросли невероятных по красоте растений с цветами в лошадиную голову. Кругом снуют невиданные райские птицы. И тёплое море цвета лазури. И посреди всего этого великолепия дикие люди, не знающие железа и поклоняющиеся огню. И зимы нет, одно вечное лето.
  -- Понятно. Хорошо, а ты как-нибудь можешь управлять своими видениями или как они тебе являются, так ты и смотришь?
  -- Поначалу, когда они являлись во сне, я смотрел их, как есть. Потом, когда я стал видеть уже наяву, я мог расширять видения по времени и в одну, и в другую сторону. Как если бы это была обычная человеческая память.
  -- Так ты проводил аналогии с памятью? - спросила Селена с оживлением.
  -- Ну да, как только понял, что это не сны, они очень похожи - память и то, что я вижу.
  -- А почему не память?
  -- Например, они иногда вдруг внезапно пропадают, наступает чернота. Иногда прямо сразу, как будто кто-то ножом отрезал. Иногда они затухают постепенно, как будто свеча гаснет.
  -- Ну мне всё с тобой ясно. Теперь, я хочу рассказать тебе о твои снах всю правду. Это нелегко понять, я по себе помню, но постарайся. Видишь ли, Марк, ты говорил о рыцарях с чёрными крестами на белых плащах. Так вот, это были те самые Тевтонцы, чей орден пал больше восьмидесяти лет назад, когда тебя ещё на свете не было. Как ты думаешь, почему ты вдруг смог увидеть их так, словно сам тогда присутствовал?
   Марк задумался. Значит, это был последний из христианских орденов, который был разрушен варварами примерно восемьдесят лет назад. Марк помнил "бабушкины" сказания о могучих рыцарях ордена, бесстрашно бившихся с ордами варваров. Они рассказывались наподобие старинных баллад и имели приблизительно то же содержание. Да и сам орден не раз набирал прославленных на весь мир английских лучников и арбалетчиков в свои ряды воевать за веру и Христа. Знающие люди говорили, что орден перед его падением захватила ересь, что даже сам прославленный магистр фон Юнгинген был в душе еретиком и чернокнижником. Прапрадед Максимилиана Фроста, Рудольф Фрост, ездил воевать за орден. Он рассказывал о невиданной силе язычников и о нечеловеческой жестокости братьев ордена. Падение ордена разнеслось своим треском по всей Европе, так что Марк знал, что орден прекратил своё существование задолго до его рождения. Он также знал, что рыцари ордена носили белые плащи с чёрными крестами. Как он только сам не догадался! Как проста всегда кажется задача, когда знаешь на неё ответ!
   Все эти мысли пронеслись в голове Марка за какую-то долю секунды, а он не мог додуматься до этого два с лишним года. Ах, если бы он и раньше знал о том, что видит прошлое, ах, если бы у него на раздумье был бы хотя бы месяц. Слишком многое бы изменилось в голове Марка, окажись у него в руках хотя бы один ключик к замку разгадки. Тогда была бы возможность, имея один подобрать остальные и всё осмыслить. Теперь этот ключик у него есть, но нет времени.
   Марк непроизвольно схватился за голову. Селена не знала как расценить этот его жест и почему-то расценила его как недоверие, то есть то, чего она больше всего боялась. Была, конечно, у неё инструкция и на чрезвычайный случай полного неверия Марка. В таком случае Кир вязал Марка по рукам и ногам и вёз его в канцелярию, где Марку бы промыли мозги более квалифицированные люди. Но Селена не могла не понимать, что если она не справится с этим заданием сама, её сошлют дальше на периферию. В её глазах сверкнул недобрый огонёк.
  -- Ты мне не веришь? - почти вскричала она.
  -- Наоборот. Ты открыла мне глаза. Спасибо тебе, - в глазах его светилась горячая благодарность. Именно по выражению глаз Селена поняла, что Марк не шутит и не играет. Это её успокоило. Начала её сложной миссии положено хорошее.
  -- Так, стало быть, ты не знаешь что именно ты видел?
  -- Всё, что я знаю и да о чём думаю по этому поводу, я уже сказал.
  -- Это хорошо, ты развязываешь мне руки, - полушутя сказала Селена. - Ты не пробовал понять, почему именно в батальных сценах картинка вдруг пропадает?
  -- Разумеется, я думал, - немного обидевшись, ответил он. - Я над всем этим просто голову сломал.
  -- А всё просто. Понимаешь, ты когда-то жил раньше. И сильно раньше, я не знаю чётко, может быть, тысячу лет назад. Ты жил и творил. А это - ничто иное, как твоя память. Вот откуда такая поразительная чёткость в деталях. Вот откуда картины давно минувших дней. Это твои собственные воспоминания. Это ты видел твоими глазами, просто очень давно. А почему видения внезапно обрываются?.. тебя убивают. Обрываются они именно в тех сценах, где убивают людей. Осознай это. Я знаю, это не так просто, но тебе придётся.
  -- Дай мне минуту времени, - попросил Марк.
  -- Конечно, у нас в запасе много времени. Годы.
   Этих слов Марк уже не слышал. Он весь был там, внутри своих мыслей. А там всё с невероятной быстротой упорядочивалось. Ещё один солидный по размерам кусок цветной мозаики встал на своё место. Это объяснение необъяснимых, казалось, фактов превращало скопище разрозненных догадок в мусор и выстраивало чёткую систему происходящего. Он понял всё. Селена, как это не парадоксально, говорила правду. По крайней мере эта версия полностью объясняла всё, что Марк видел и знал.
   Марк вернулся в мир. Селена, заметив это, сказала:
  -- На сегодня, наверное, хватит.
  
   4.
  
   Марк колол дрова. День выдался ясный, погожий, что не было характерным для конца октября в западной Англии. Назойливый моросящий дождь на время сменился ярким солнцем. Лучи приятно грели голову и спину. "Нужно хорошенько устать, чтобы поспать на этом ложе", подумал Марк. Решив таким образом, Марк работал с особым остервенением. Топор рассекал мокрое дерево так, что щепки летели. Кир только усмехался такому усердию, оттаскивая дрова в поленницу. Он всегда в присутствии Марка чему-то про себя усмехался. Что бы это ни означало, Марк над этим не задумывался - некогда было. Разум его был занят другим. Но в такие моменты почему-то невероятно хотелось бросить всё к дьяволу, дёрнуться и убежать. Он бы давно сделал это, но мешали слова Селены, вновь и вновь повторяющиеся в голове. Они эхом повторяли, что не убежишь, не спрячешься. Найдут. У Марка не было оснований не верить. Один раз его уже нашли. Выделили из сотен, тысяч, тщательно изучили и начали разрабатывать. Тут на арену вышли Селена и Кир. Они пешки. В этой гигантской машине, с которой ему довелось связаться, они маленькие, ничего не значащие шестерёнки. Выбрось их - ничего не изменится. Но почему на него так косо смотрит Кир? Может быть он выше рангом, просто они на короткой ноге? Но что это меняет? Они что-то недоговаривают. Что тут не так? Как это можно выяснить? Никак, пока они сами не скажут. А теперь ждать и смотреть что случится дальше.
  
   А дальше потекла рутина. Дни сменялись днями, похожими на предыдущие. Каждый день после утреннего приёма пищи Марку давали новую порцию информации. Ровно столько, сколько тот мог переварить в течение дня. И он переваривал, полагаясь на свою отменную память. Он впитывал лучше любой губки с утра и размышлял до вечера над схваченным. Как всегда он открывал каждый день меньше вопросов, чем появлялось новых. Всё, вплоть до ощущений ничуть не изменялись с течением времени. Всё то же непреодолимое желание дёрнуться и убежать одолевало Марка. Душа рвалась на свободу, разум держал её в узде. Побег дал бы только отсрочку. Отсрочка, конечно, нужна, чтобы всё продумать, но не настолько. Марк не знал и не мог даже предположить как далеко могут зайти люди на верхушке организации. Но, наверное, далеко. Эти люди давно поставили себя в пику обществу, всем людям и любым властям. Власти эти уничтожат их, как только узнают об их существовании. Они нарушают все писаные и неписаные законы, изданные всеми государствами мира. Они ставят себя в противостояние с церковью, за одни только взгляды на "многоразовость" каждого из людей мать-церковь очень быстро отправит на костёр весь орден. За одни только махинации с властью и внедрение своих людей практически во все значащие органы королевства (об этом Селена проболталась, когда Марк спросил про реальную силу и власть ордена) их пересажают на кол и перевешают.
   Вот с такими людьми довелось столкнуться Марку. Это были те, кто поставил себя выше всех остальных людей на земле. И Марка готовили к тому, чтобы он стал одним из них. Странно, но он уже настолько привязался к этому своему имени, что даже мог немного обидеться, когда Селена называла его Фростом. Было у него ощущение, что его никогда и не звали Максимилианом Фростом, что он всегда был просто Марк.
   Полноценным членом ордена Марка обещали сделать в полтора десятка лет. Это вполне осуществимо. Много работать здесь не не нужно. Во второй утренней беседе Селена вкратце обрисовала объём работы, который придётся проделать. Марк должен был научиться тому невероятному языку, за разговором на котором застал в первый день Селену и Кира. Потом это стало привычным. Иногда они жарко спорили о чём-то на этом языке, чтобы Марк ничего не понял, но в основном обсуждали что-то. В нескольких диалогах Марк как будто слышал своё имя. Но это было совершенно понятно, ведь это была для его учителей основная головная боль. У каждого человека могут найтись свои секреты.
   Этому самому языку и предстояло обучиться Марку. Он оказался языком неких хеттов, народа жившего где-то в песках, куда ходили крестоносцы воевать за веру и Гроб Господень. Это было так невообразимо давно и далеко, что было отнюдь немудрено, что народ имел столь странный язык. Простому английскому парню вообще никогда не грозило понять его, но Марк был непростым. Его особенность обязывала много знать. Ещё предстояло обучиться нескольким европейским языкам, в довольно далёкой перспективе всем. Но здесь больших проблем не предвиделось. Европейские языки были похожи один на другой, учить было легко, почитая один из них родным.
   Также предстояло разобраться с "видениями" и научиться управлять ими. Из них можно было почерпнуть многое, если уметь пользоваться. Именно пользоваться и учили Селена и Кир. Именно таким образом Марк узнал невероятное количество подробностей о жизни. Например, он, основываясь на одних только воспоминаниях, лучше Кира стал владеть холодным оружием, таким как короткие и длинные ножи, мечи и метательные кинжалы, хорошо стрелял из лука. Правда, большинство этих воспоминаний представляли собой откровенный мусор. Например, Марк знал, как приготовить смертельный яд, убивающий жертву в считанные секунды из особого вида жаб, муравьёв и плодов, которых было совершенно нет надежды достать в старушке-Англии, да и вообще на обозримом европейцами пространстве. Ещё Марк знал четыре странных языка. Странных, конечно, только для европейца, да и знал с натяжкой. Мог объясниться. Словом, Марк постепенно вобрал в себя весь опыт уже прожитых им жизней. Это его состарило на три сотни лет. Ему было всего девятнадцать, а знал и умел он больше, чем седовласые старики.
   Отдельное место в "уроках" уделялось философии. Оказывается, орденцы почерпнули из многих религий востока идею о множественности жизней каждого человека и приняли её. Это была своего рода официальная религия ордена. Каждый человек жил бесчисленное количество раз. Некоторые, такие как Кир, Селена, Марк и другие могли вспомнить эти самые прошлые жизни. Вспомнить так, как будто это было вчера. Они воспользовались этим для построения организации, которая называлась просто "орден". Простые же люди даже не догадывались о её существовании, а она своей жизнедеятельностью контролировала многие важные в масштабах мира вопросы. Правда, в этой области Кир и Селена сказали очень немного, да и вообще коснулись её только поверхностно. Видимо, они имели строгие указания на этот счёт. Они не сказали всего, что знали сами, а только то, что должен был узнать Марк.
   Учителя поделились с Марком и практической стороной вопроса. Они немного рассказали о своей жизни в ордене. Тут была совсем пара-тройка слов. Но Марк всё-таки сумел прояснить для себя многое. Он понял насколько строгая иерархия царит в ордене. Он понял, что дисциплина очень строга и поддерживается зверскими методами. Он понял в какие цепкие лапы попал. Они будут держать его крепко и не отпустят до смерти. И даже намного дольше. Они будут вести его и кидать как буря щепку. Никаких иллюзий. Дороги назад не было с тех пор как он признался, что есть у него одна странность.
   Старой жизни Марка пришёл конец, когда он перешагнул порог этой хибары. Он больше не увидит родного дома и родных лиц. Кир и Селена делали особый упор на этот момент. Они поддерживали как могли, всеми силами и рассказывали о своих жизнях вне могучих лап всесильного ордена. Но что могли сделать чужие люди в таком щекотливом вопросе? Практически ничего. Но они сделали всё что могли. Через месяцы, погрузившись с головой в дела, Марк стал потихоньку забывать о своей старой жизни. Всё происходило настолько медленно, что он и не заметил.
   Кир потихоньку попривык к обществу Марка и больше не смотрел не него косо и с недоверием. Постепенно он стал принимать такое же участие в обучении как и Селена. Марка это обрадовало. Словно с горизонта ушла тучка, обнажив кусочек неба. Правда, этих тучек на горизонте ещё оставалась несчётная рать, но одной стало меньше. На Марка с самого начала гнетуще действовала эта враждебность Кира. Теперь её сменили почти даже дружеские отношения.
  
   Через полгода трое переехали в другое место. Вообще часто меняли места практически все в ордене, как говорила Селена. Новым местом оказался заброшенный помещичий замок в деревне, из которой из-за эпидемии оспы двадцать лет назад ушли жители. Располагался он почти на границе с Шотландией. Дом был добротно сделанный, каменный, просторный. Но это не был старинный средневековый замок, это был новенький, построенный перед самой эпидемией домик. Да два десятилетия он пришёл в запустение, так что целую неделю трое потратили на обустройство быта. Они работали не покладая рук с утра до ночи. В конце концов дом приобрёл какой-то домашний даже уют. Одним словом, обстановка располагала к работе.
  
  
  -- Глава 6
  
   Карлайл, графство Ланкашир, Англия
   1530 г н.э.
  
   1.
  
   Поздняя промозглая английская весна только-только вступила в свои права. Низко стелющийся туман по утрам намерзал на любой металл, находящийся на открытом воздухе, и превращался в причудливое нагромождение сосулек. Но они тут же таяли при первых же лучах солнца. Далёкие невысокие шотландские горы проступали уже не зимней синевой, а тёплым жёлтым с краснотой светом. Западные склоны всё ещё светились отражённым солнцем в вечерние сумерки, а восточные - в утренние. От них свет отражался как от луны и наполнял долину бархатным переливом мерцания и причудливой игрой теней. От каждой горы отражался неповторимый, особенный свет, и каждый предмет давал множество теней. Для человека, никогда не жившего в горах, это были невероятные моменты, надолго запоминающиеся своей красотой. Марк давно привык к горам на горизонте и поэтому в это утро отнёсся к красивейшему явлению природы как к чему-то совершенно обыденному.
   В жизни Марка после переезда одиннадцать лет назад ничего кардинально не изменилось. Разве то, что ему было уже за тридцать. Распорядок дня не менялся с годами. Всё та же муштра и всё то же обучение причудливому искусству помнить. В слово "помнить" люди в ордене вкладывали нечто большее, чем простые обыватели. Для них этот глагол подразумевал, кроме общепринятого у всех людей смысла, "быть частью ордена" со всеми вытекающими отсюда последствиями.
   Селена выхлопотала разрешение остаться в этой брошенной деревеньке на границе с Шотландией именно из-за необыкновенной красоты пейзажа. Творческое сердце, высокий полёт души не под силу было изменить даже ордену. Она каждое утро, когда не было очень холодно, выходила любоваться пейзажем. Выходила именно тогда, когда восточные склоны гор медленно с вершины до подножия озарялись светом невидимого солнца. Когда долина наполнялась красноватым светом и плясали тени. Позже к ней стал присоединяться Марк. Только Кир спал долго. Потом просыпался Кир, и дом с его пробуждением оживал. Тысяча и одно дело от приготовления завтрака и уборки до починки протекавшей крыши и поправки трубы камина вмиг рождалось и исполнялось в доме. Все предметы словно приобретали какой-то внутренний незаметный ранее двигатель и начинали свой хаотичный хоровод. Потом был обед. Ну а потом начиналась муштра. Марк учился и учился всему тому же. Древнехеттскому, испанскому, французскому, итальянскому, немецкому, философии, религии, устройству ордена, его делам и так далее. Селена и Кир требовали безукоризненного знания всего этого. Начальство в свою очередь требовало от них. Даже в этом затерянном уголке чувствовалась тяжёлая рука орденского начальства.
   Кир и Селена после того, как Марк начал сносно объясняться и понимать по-древнехеттски для своих совещаний организовывали поездки в центр якобы по делам. В это время, а это могло длиться несколько недель, Марку приходилось скучать. Скучал он активно. Мог целыми днями бродить по окрестностям, а когда было особо скучно, опустошал маленький винный складик в подвале усадьбы. Поэтому Кир и Селена считали своим долгом по возвращении привезти бочку-другую пива и десяток бутылок шотландского виски, так как и не надеялись застать в складике хоть сколько-нибудь спиртного. Они искренне считали, что для Марка их отъезды представляют собой отпуск, когда не надо напрягать мозг и можно просто побродить по предгорьям с самострелом.
   Была в домике также маленькая библиотечка орденских книг, рекомендованных для новичков. Марк не знал обязательно ли было их прочтение, но тем не менее глотал их все. Иногда с усилием, иногда с удовольствием. Но это были в основном скучные трактаты об особенностях орденской психологии и истории, и Марк их не любил. Была, правда, парочка полюбившихся Марку трудов. Самой любимой была книга об участии ордена в истории человеческого рода, в которой описывались многие реальные случаи орденского вмешательства в дела монархов и судьбы государств. Именно оттуда Марк почерпнул о таких легендарных орденских членах как Мерелиус и Александер. Сам магистр и его первый помощник вмешивались редко, только в самых тяжёлых случаях, когда надо было смягчить особо уж разбушевавшуюся человеческую жестокость, и на самой заре ордена как такового, когда людей было ещё очень мало. Марк был особо впечатлён глобальнейшей операцией по спасению Римской империи. В ней участвовал весь орден до последнего человека, то есть около пятидесяти помнящих. Операция и удалась и не удалась одновременно. С одной стороны орден отсрочил падение Рима на пятьдесят лет и спас от уничтожения некоторые особо значимые памятники искусства, но с другой предотвратить падение Вечного города даже орден был не в силах. "Ничто не было в силах остановить историю. Что должно случиться, то случится Раньше или позже. Ничто не предотвратит глобальных изменений, которые должны произойти для естественного хода истории", - писал автор труда. Селена говорила, что книгу написал сам магистр, но не захотел раскрывать это, поэтому на корешке значилось другое имя.
   Как понял Марк, орден мнил своей главной задачей вмешательство в естественный ход событий в человеческом обществе. Он облагораживал и направлял в нужное русло его развитие, устраняя пороки и прививая прекрасное. Именно для этого и готовили Марка. Именно для этого и прививали Марку всю циничность и презрение к людям и их хрупким жизням. "Тот, кто находится высоко в человеческой лестнице рангов просто вынужден быть циничным. Ему очень часто приходится решать важные вопросы, от которых зависит благополучие, а порой и жизнь миллионов людей. Такие решения принимаются одним только голым разумом, при их принятии нужно уйти от чувств и эмоций. А тот член ордена, который вершит политику государств находится выше любого из этих властителей. Поэтому при принятии важных решений требуется особое отрешение от человеческих чувств и эмоций. Ошибка его бывает фатальна, а ничто не родит на свет столько ошибочных решений как человеческая природа", - писал Мерелиус, если это был он.
   Контроль над всеми людьми - вот сущность ордена. Цинизм и голый разум, никаких чувств - вот его идеал. Марку предстояло стать одним из этих железных людей с чёрствыми душами и каменными сердцами. Это сложно, этому его учили пятнадцать лет. Долгих пятнадцать лет его главным занятием были уроки жестокости и цинизма, чёрствости и душевного холода. Освоил ли эту науку Марк? Насколько смог - да.
  
   2.
  
   Карлайл, графство Ланкашир, Англия
   1537 г н.э.
  
   Текли годы, жизнь всё не менялась. Словно кто-то неведомый и могущественный завернул кран жизни, когда Марку едва исполнилось девятнадцать. Подумать только! Полжизни назад ничего не предвещало чего-то необычного. Жизнь текла своим чередом. Были родители, были друзья была даже сумбурная юношеская любовь. В этом возрасте многие уже имели по нескольку детей, а Макс всё никак не мог найти себя на этом поприще. Всё как-то не так складывалось... Может быть намеренно кто-то расстраивал его жизнь специально, чтобы не о чем было и жалеть, не от чего уходить, нечего бояться потерять.
   Первая его девушка ушла от него, когда он уже помышлял идти к её родителям для серьёзного разговора. Просто в один прекрасный день сказала, что через неделю у неё свадьба и Макс приглашён. Призналась, что Макс ей больше симпатичен, чем её жених, но такова воля родителей, и она не видит причин сопротивляться. Странно, но Макс не почувствовал ничего. Совсем. Ни сожаления, ни ярости, ни обиды. Просто встал и ушёл, ни о чём не жалея, ничего не вспоминая. Вычеркнул этого человека из своей жизни и всё. Он удивился, как легко это у него получилось. Раз и всё. Ни страданий, вообще никаких чувств. Просто его душа искала выход, была у неё потребность испытывать нежность хоть к кому-нибудь. Он чувствовал к ней, теперь было не к кому - вот и всё, что изменилось. Через неделю он был с другой. С ней тоже не повезло, её отбил соперник через полгода. Макс даже ему особо и не сопротивлялся, хотя если бы оказал отпор, неизвестно кто бы праздновал победу. Потом были ещё две... Марк сейчас не помнил ни их лиц, ни имён. Так, пассажиры. Потом была пятая. Её ему привёл отец. Может быть он действительно желал Максу счастья, может быть просто хотел занять его, убрать, чтоб не путался под ногами. Макс подчинился ему, хотя и чувствовал, что его общество было в тягость несчастной пассии. К тому времени ему уже было всё равно с кем и как он проживёт эту жизнь. Он смирился и поплыл по течению.
   С родителями у Макса тоже никогда не было тёплых отношений. Он был средним из пяти сыновей в семье торгового человека. Старшие сыновья были надеждой и опорой отца, те, кому он когда-нибудь передаст свои дела. Младшие - любимцы и баловни родителей. А кто же средний, Макс? Он ощущал свою некоторую отчуждённость от семьи. Ему чужды были отцовские дела, он считал их барыжничеством, ему чужды были ласки родителей к младшим братьям. Ему всё в этой семье было чуждо. Интересно, кто-нибудь заметил его исчезновение восемнадцать лет назад? Наверное, кто-то и заметил, но вряд ли кто-то особо горевал. Его считали "неправильным" дурнем и давно оставили надежду исправить и наставить на путь истинный. Может быть, они вздохнут свободнее без него.
   Было что-то фатальное в этих размышлениях, поэтому Марк не любил, когда они вдруг нахлынут и поглотят его всего. Он гнал их. Когда с головой окунался в дела, когда заливал вином. Теперь же не было ни малейшего желания делать ни то, ни другое. Марк, наверное, первый раз в жизни всерьёз задумался о своих корнях, о том, что он оставил там. Получалось, что ничего. Ничего, что бы стоило благодарных или хотя бы уважительных отзывов хотя бы от собственных потомков. Ничего даже на самый непритязательный взор. Да и потомков-то не было, некому было судить.
   Всё эта проклятая память, всё из-за того, что Макс помнил. Не зря орден уделял столь огромное внимание психологии своих будущих членов. Не зря Селена столько раз твердила Марку, что самое сложное каждый раз вычеркивать себя из жизни. Марк понял это только теперь, когда прожил две трети жизни. Поздно.
  
   Это мрачное самосозерцание было прервано приездом Селены и Кира. Они подкатили к главному входу, что обычно не делали. Трое маскировали свое убежище с параноидальным упорством. Они маскировались под обычных поселян когда выезжали за его пределы, задолго до усадьбы держались в стороне от больших дорог и подъезжали всегда со стороны леса. Теперь же Селена и Кир покатили по большой давно неезженной дороге, по которой ездили старые хозяева усадьбы до страшной эпидемии. Подкатили они с шумом на дорогой карете, хотя обычно использовали самую обыкновенную крестьянскую телегу, на которой к тому же привозилось съестного на месяц. Сегодня же не было привезено ничего.
   Кир выскочил из кареты и бегом направился к Марку.
  -- Тащи сюда библиотеку, быстро! - закричал он.
   Марк не спрашивал зачем, что да как, он просто молча вскочил и побежал в библиотеку, в то время как Кир нервно смотрел на дорогу и подгонял его. В три ходки собрание из сорока толстенных талмудов было погружено. Кир затолкал Марка внутрь, сел сам, дал знак кучеру, и четвёрка лошадей понеслась так быстро, как могла.
   Они неслись по заброшенной дороге на юг. Марк непонимающе разглядывал их лица. Напряжение чувствовалось в каждом мускуле. Что случилось? Почему всё в такой спешке? Они уже сильно постарели с периода их первого знакомства. Им обоим было уже за шестьдесят. Но в век, когда только каждый второй доживал до этого возраста и когда возраст этот считался преклонным, они как будто и не замечали своих лет. Оба были всё так же энергичны, оба горели жаждой деятельности, а между тем оба были уже совсем седые. Марк смотрел в их суровые в этот день лица. Тревога уже ушла Они горели решимостью, причём какой-то холодной и злой решимостью, как преступник, готовый на убийство. Пару-тройку раз они переглянулись, как бы поддерживая друг друга перед чем-то важным и трудным.
   Миль семь или восемь проехали молча, затем Селена начала разговор:
  -- Нами очень недовольно начальство. Сегодня ближе к вечеру в нашу усадьбу возвращаются старые хозяева. Мы не успели даже убрать следы нашего пребывания там. Сами еле-еле успели убраться. Мы допустили серьёзный просчёт, нами недовольны.
  -- Библиотеку вывезли как самое ценное?
  -- Да. Мы не хотели приезжать сами, хотели прислать курьера, но в последний момент решили вернуться.
  -- Правильно сделали. Если бы приехал чужой человек даже с бумагой от вас, я бы не сделал всё так быстро.
   Через десять миль остановились в таверне на ночь, отдохнуть самим и дать отдых лошадям.
  
   3.
  
  -- Послушай, Марк, - со всё той же самой решимостью в голосе сказала Селена. - Мы с Киром хотим рассказать тебе кое-что.
   Сама эта фраза смысловой нагрузки не несла никакой. Селена и Кир хотели довольно давно, и Марк догадывался. Марк всегда был готов слушать что-нибудь интересное, и Селена это знала. Разговор происходил в комнате придорожной таверны. Комната была как всегда самая укромная, которая только существовала в этом клоповнике. Как всегда возможность прослушки была исключена до минимума. Марк кивнул в знак того, что Селена может продолжать.
  -- Я пришла в орден в тринадцатом веке, Кир древнее меня, он ещё византиец. Отсюда и псевдоним.
  -- "Кир" по-гречески означает "господин", "повелитель", - не без гонора заметил Кир.
  -- Кир, поправь, если ошибаюсь, но ты ведь из девятого века? - спросила Селена.
  -- Из восьмого.
  -- Ой, прости пожалуйста. Совсем забыла со всем тем, что произошло.
  -- Ничего, ничего, бывает, - успокоил Кир.
  -- Познакомились мы впервые в 1307 году. В то время было достаточно широкое дело о противостоянии Тамплиеров и короля Франции Филиппа. Эти пронырливые тамплиеры накопали что-то о нас, мы их и убрали с дороги. Ты не можешь не знать эту историю, о ней довольно много писали.
  -- Да, это известный факт, как известно и то, что противостояние это длилось около пятидесяти лет.
  -- Да, это была долгая история. Поначалу магистр организовал орден по образу и подобию рыцарских. Всё у нас было как там: строгая иерархия, настолько, что низшие члены понятия не имели как внешне выглядят высшие и чем они, собственно, занимаются. Были и несколько тайн за семью печатями, которые обязан был хранить весь орден, ну и так далее. Влияние этих правил до сих пор очень сильно. И до сих пор из ордена нет обратной дороги. Ну ладно, это к делу относится слабо, - словно опомнилась Селена. Ох, как много интересных и удивительных вещей, которых знать не должен, узнал Марк из-за её болтливости! - Так вот, если о деле, то мы работали в одной упряжке в одном периферийном звене. Орден тогда напрягал большую часть своих сил на это дело и большая часть людей работала над ним. Тогда мы были самыми обыкновенными информаторами, чья задача разнюхать и донести, и так случилось, что работали мы в паре. Дело в том, что тамплиеры были очень внимательные и подозрительные, поэтому, чтобы ввести нас в среду пришлось попотеть. Мы разыгрывали мужа с женой под очень специфической легендой. Кир, якобы выкрал меня у моих родителей, по обоюдной нашей любви, разумеется. Ну и убежали мы куда подальше. "Куда подальше" оказалось тихим местечком во Франции, близ крепости Ла-Рошель. Крепость и прилегающие земли, конечно же, принадлежали рыцарям. Порт этот был вообще крайне странным. Он не располагался на севере, что выгодно для торговли с Англией, не располагался он и на юге, что было выгодно для торговли с Испанией, он был посередине. А между тем, тамплиеры затратили уйму сил и средств для его постройки, к нему вела прекрасная дорога. Уголок, конечно, был вдалеке от торговых путей, место было тихое, для беглецов идеальное. Мы поселились в усадебке у дороги и всего-то должны были замечать весь транспорт, идущий в крепость и из крепости и доносить об этом самом транспорте наверх. Ну и, разумеется, для прикрытия изображать из себя безумно влюблённую друг в друга молодую чету. Так и было. Мы старались.
   По обмену многозначительными взглядами Марк понял: воспоминания. У Кира на лице в эту паузу Марк увидел не ярость, не обиду, не жажду мести - грусть. Он грустил о прошлом, чего Марк и представить себе не мог. Кир, который 25 лет каждую ночь во сне скрипел зубами в бессильной злобе, при воспоминании об этом прошлом жалел, что оно прошло! Селена рассказывала ему то, что они вдвоём 25 лет скрывали. Марк не спрашивал почему, просто пришло время. Все двадцать пять долгих лет Марк каждый день чувствовал, что что-то скрыто, что-то они не договаривают, о чём-то умалчивают. Но Селена довольно быстро дала Марку понять, что ни под каким видом не будет рассказывать то, что Марку знать не обязательно. Тот и молчал. В первое время ещё пытался заставить проговориться, но потом отчаялся. Это была закрытая тема.
   Селена продолжила после долгой паузы.
  -- Три года мы работали спокойно. Всё это время мы жили обычной жизнью. Уж не знаю, что дало им повод нас подозревать. Ну, в общем, они повели нас к себе в застенок. Что ж, они умели надавить на людей.
  -- Ты пропускаешь одну вещь... - поправил Кир. Селена задумалась, потом поняла.
  -- Ну, к тому времени мы то ли так хорошо вжились в наши роли, то ли просто любили друг друга, но наши отношения уже совсем не были строго деловыми. - Тут они опять взглянули дуг на друга с неожиданной теплотой. - В общем, именно на это тамплиеры и надавили. Мы с ними совершили сделку. Мы рассказали им всё, что знаем об ордене и его планах, они обещали нас спрятать.
  -- К слову, приезжал сам магистр тамплиерский, Жак де Моле, и сам лично с самыми своими доверенными людьми с нами работал, - вставил Кир.
  -- Мы и подумать не могли с каким огнём вздумали играть. Обожглись мы сильно, так что ещё пару сотен лет зализывать. К чести рыцарской, они выполнили то, что обещали. Под вымышленными именами со своим грузом они переправили нас в Чехию, где мы могли спокойно отсидеться, орден не имел там ни одного своего человека. Жили мы там двадцать... Не помню...
  -- Двадцать шесть лет и восемь месяцев, - уточнил Кир.
  -- Долгих двадцать семь лет. В нашем мире не стало ни ордена, ни интриг, ни противостояния тайных сил - ничего. В этой глухой стране мы могли спокойно доживать свой век.
  -- А тем временем за эти двадцать шесть лет в Европе изменилось многое. Хуже всего пришлось тамплиерам. Орден изменил тактику. Он окружил короля Франции, где находилась штаб-квартира ордена, нужными людьми: непосредственно орденцами или очень сильно от них зависимыми. Король к ним прислушивался. Главным образом короля подталкивали давить на папский престол. А тут ещё у пап случился конфликт.
  -- Причём конфликт, будем говорить прямо, отнюдь не случайный. Бонифаций VIII, из-за чего-то повздорил с Филиппом Красивым. Кончилось для него всё плохо. Филлип его сбросил, причём очень грубо. Сбросил, и посадил своего человека, пешку, епископа Бордоского, который остался в истории под именем Климента V. За это папа уступил на пять лет королю все церковные доходы в пределах Франции и вообще обещал полную покорность. В конце концов в 1309 году папская резиденция была перенесена в Авиньон, во Францию.
  -- В Риме тогда было очень уж неспокойно. Папское государство по большому счёту распалось, власть принадлежала влиятельным аристократическим родам, постоянно конфликтующим друг с другом. Но это, разумеется, предлог. Король, а вместе с ним и орден прибрал папу поближе.
  -- Тамплиеры как монашеский орден, подчинялись папе, папа же очень зависел от короля. Королю же тамплиеры очень мешали. И вот, воспользовавшись в качестве предлога каким-то ничтожным доносом, Филипп приказал без шума допросить нескольких тамплиеров, а потом начал секретные переговоры с папой, настаивая на расследовании творящихся в ордене дел. Папа возражать не стал. Тогда король понял, что пришло время нанести решающий удар. 22 сентября 1309 года, как сейчас помню, король отдал секретное распоряжение об аресте всех тамплиеров на территории Франции. Операция стала классикой в нашем ордене: три недели в строжайшей секретности готовилась главная операция, низшие чины, то есть королевские чиновники, командиры военных отрядов, а также местные инквизиторы, понятия не имели о том, что им предстоит. Приказы поступили в запечатанных пакетах, которые вскрыли лишь 13 октября. Храмовники были захвачены врасплох, сопротивления не было.
  -- Филипп формально действовал с полного согласия папы. Но тот узнал о проведённой полицейской операции только после её завершения. Тамплиерам были приписаны многочисленные преступления против религии: ересь, сатанизм и так далее.
  -- Король созвал генеральные штаты, заручился их согласием и теперь папа уже не мог сделать ровным счётом ничего. Случилась, правда, между ними маленькая неувязочка. Конкретно о том, кому достанутся сказочные богатства храмовников: папе или королю. Богатства достались ордену. Ранее, в ходе следствия, бесследно исчезли человек тридцать видных храмовников. Как их ни искали французы, это ни к чему не привело. Их сцапал орден. Наши выудили из них всю информацию по финансам храма, они все поступили в казну помнящих.
  -- Мы естественно ни о чём знать не могли. Мы вообще лет десять не видели людей. Но случилось роковое и для нас. Нас конечно же считали до последней капли крови остававшимися преданными ордену и поступившими по инструкции.
  -- Какой инструкции? - не выдержал Марк. Обычно он сидел молчком, когда Селена рассказывала, но это было важно.
  -- Кир, покажи. - Кир достал из рукава стилет. Селена отогнула на шее маленький пластырь телесного цвета, под которым обнаружилось лезвие. - Каждый выбирает это по своему усмотрению, но при угрозе пыток ты должен покончить жизнь самоубийством.
  -- А мне почему... - Марк не успел закончить вопрос как понял на него ответ, - ...понял. - Ну конечно, Марк ещё не знал ничего интересного для врагов ордена, пытать его незачем.
  -- Но естественно, ни по какой инструкции мы не поступали, мы мирно жили себе в Чехии. Но на беду, к ордену в лапы попал один из тех, кто был посвящён и в наш секрет. И орден узнал, что мы его предали и живём в своё удовольствие в далёкой стране. Они послали карательный отряд, те нашли нас. Полсотни лет мурыжили нас и разбирались со всеми обстоятельствами. Потом сослали на сто лет носиться курьерами по всей Европе, потом в канцелярию разгребать переписку и архив, и вот доверили первое серьёзное задание - тебя. По секрету скажу, что обучать новеньких считается в ордене одним из самых грязных занятий.
  -- Но тут есть одна маленькая загвоздка. Тамплиеры знали только примерное место нашего пребывания, а я из очень надёжного источника знаю, что карательная экспедиция искала нас не более чем две недели. Очень быстро. Н самое главное доказательство - ты.
  -- Я? - удивился Марк.
  -- Ты, - подтвердила Селена. - Именно ты. Потому что нам известно, что орден как-то ищет для себя новеньких. Как можно из миллионов людей определить десятки тех, кто помнит? Как можно это сделать? В моей голове не укладывается. Однако, если можно из многих людей выделить тех, кто нужен ордену... Если можно найти новеньких, то что помешает найти нас, которых они уже знают как облупленных? По-моему ничего.
  -- Я ещё раз повторюсь, что нам всего лишь указали на тебя. Берите и мучайте. Нашли тебя не мы. И как это было сделано, мы даже примерно не представляем. Тебя мы спрашивать не будем. Мы уже давно успели убедиться, что ты ничего по этому поводу не знаешь.
  -- Почему вы мне это рассказали? - не мог понять Марк.
  -- Да понимаешь, наболело, - ответила Селена. - И оставалась очень маленькая надежда, что у тебя появится какая-нибудь хоть самая бредовая догадка.
  -- Мне нужно время. Чтобы подумать. Хотя бы недельку.
  -- Нет у тебя времени.
   Что значила эта последняя фраза Марк так и не допытался. Какое-то время просто помолчали. Потом Селена продолжила:
  -- Марк, мы тебя научили всему, что тебе полагается знать на этом этапе. Кроме одного. Это последнее, что ты должен от нас узнать.
  -- Я слушаю, - сказал Марк.
  -- Дело в том, что вспоминаешь каждый раз по-разному. Когда сложнее, когда совсем просто. Когда раньше, когда позже. Это зависит от самого человека, от его силы. Ну ты понимаешь, кто-то больше предрасположен природой помнить, кто-то меньше. Это своего рода сила человека. Это зависит от множества вещей, например, от тела, которое тебе досталось. Но главным образом это зависит от смерти.
  -- Смерти? - не понял Марк.
  -- Да, чем ты мучительнее умирал в прошлой жизни, тем труднее вспомнить в следующей. Мы называем это смертевой травмой.
   Марк протянул паузу. Селена знала, что в некоторые моменты Марк задумывался настолько, что становился неспособным воспринимать любую информацию из внешнего мира. Она научилась определять такие моменты по лицу своего подопечного.
  -- А какая смерть самая лёгкая? - спросил, наконец, Марк.
  -- Сложно сказать, - вступил в разговор Кир. - Например, когда отсекут голову и умираешь секунд за пять, потом вспоминать довольно легко, а вот если лихорадка какая нападёт и умирать будешь в своей постели вспоминаешь поздно, хотя и легко. Правда, если сильная хворь нападёт и в конвульсиях будешь мучаться, рискуешь вообще не вспомнить. Если под пытками замучают, то потом не помнишь некоторые куски, ну как в обычной памяти, если что-то напрочь забудешь, ну то есть если, например, какой-то предмет, или звук, или человек напомнят - всё вернётся мигом. Стараются умирать так чтобы раз - и готово, Кир воинственно резко прочертил в воздухе невидимую линию.
  -- Понятно, а вы как умирали? Поделитесь опытом.
  -- Ну, как говорится, время придёт - сам узнаешь, - сказала Селена.
  -- Ещё один вопрос, - Марк не сразу подолжил, подумав, как бы получше сформулировать вопрос: - но так запытать помнящего, что он потом не будет помнить и тем самым убить его?
  -- Да, - ответил Кир. - Лишение памяти - наша высшая мера наказания.
  
   4.
  
   Назавтра двинулись дальше. Уже без опаски быть пойманными или обнаруженными. Дорога уносилась вдаль уже не как вчера. Кончился ещё вчера казавшийся бесконечным лес, начались поля покуда хватает глаз. Конца не было видно возделанной равнине. Порой одиноко возвышались живые изгороди, за которыми скучали на нежарком ещё весеннем солнце маленькие группы овечек. Колёса оставляли узенький след в пыльной колее. Ехалось легко. Уже не было хвоста, хотя бы даже и мнимого. От тряски пассажиры клевали носами.
   К вечеру приехали. Приехали в довольно просторный каменный дом. Любопытно в нём было то, что вела к нему всего-то узкая практически заросшая дорожка, а дом представлял собой громаду. Внутри было оживлённо. Сновали какие-то люди, слышались отовсюду их голоса. Одним словом, дом был обитаем, очень даже обитаем. Марк думал, что поездка затевалась лишь с целью смены места убежища, но этот домик не мог даже претендовать на звание убежища. Он вопросительно посмотрел на спутников. Те велели ни о чём не спрашивать и вылезать из кареты. Когда все вышли, Селена повела их внутрь. Несмотря на обитаемость дома, никто встречать не вышел. Совсем никто.
   Кир шагал сзади Марка и от этого у него сложилось ощущение, что его ведут куда-то под конвоем. Вошли через открытые настежь ворота. Внутри сновало множество людей с какими-то бумагами и ещё непонятно чем. Они не обращали ровно никакого внимания на вновь прибывших. Как будто прозрачными они были. А вновь прибывшие прошли наверх по шикарной мраморной лестнице и там углубились в лабиринт коридоров. Сделали пять или может быть больше поворотов. Селена вела уверенно, явно была здесь несколько раз.
   По дороге Марк заглянул на первый этаж и увидел там суету и беготню десятков курьеров, пыль и хаос. На втором же этаже всё блестело. Странно.
   Наконец, Селена постучала в одну из дверей и сразу же вошла. Кир сзади протолкнул Марка за ней. Кабинет был похож на тот, что был в старом доме Марка, когда он был ещё Максимилианом Фростом. Отец в нём вёл свои торговые дела. Только у его массивного кресла стояли счёты в рост человека. Здесь их, конечно, не было, но эта маленькая деталь была, пожалуй, единственным отличием. Такой же длинный и узкий стол, заваленный бумагами непонятного назначения, так же на нём стояло штук пять чернильниц, так же кругом валялись годные и негодные перья для письма, так же лежали объедки, так же стояло несколько кружек с травяным чаем, допитые и недопитые, засохшие. Даже хозяин был похож на старика Фроста. Такой же невысокий, сухонький, немного подслеповатый с вечно задумчивой миной.
   Марк в первые минуты даже не поверил собственным глазам и лишь постепенно пришёл в себя. Сухонький старичок не сразу поднял глаза на вошедших. Потом, увидев Селену и Кира, он вдруг резко помрачнел и посуровел. Те же двое как-то бочком отодвинулись от Марка и теперь стояли немного в стороне. Их буравил глазами старичок. Даже Марк чувствовал какой тяжёлый у него взгляд.
  -- Явились, сволочи! - закричал он свирепо, - пустяковое дело доверить нельзя! Что, мне теперь до скончания веков за вами по пятам ходить? Как можно на ровном месте всё запороть! Я вас под трибунал подведу!.. - он помолчал вдруг как бы смягчившись. - В следующий раз точно подведу. Теперь пошли вон, чтоб глаза мои вас, недоумков, не видели!
   Тут старичок посмотрел на Марка. Вдруг внезапно смягчились его суровые черты.
  -- А, вот и тот самый Марк, который у этих бездарей умудрился чему-то научиться. Дай посмотреть на тебя, - он немного отошёл и сощурился. - Орёл! Молодец! Вот какая смена-то нам подрастает. - Он сделал пригласительный жест на высокий стул направо от своего стола.
   Марк послушно сел.
  -- Вот никому ничего доверить нельзя! Вот на ровном месте умудряются такое дело под угрозу поставить! - он погрозил пальцем на дверь. - Если б не я, давно бы распылили обоих, а они неблагодарные вон как меня подводят! Но ты молодец! Но давай уже о деле. Вот. - он выудил из беспорядочных гор бумаги на столе небольшую книжицу. Марк и не видел таких. Все книги, которые он в руках держал, были труды учёных мужей, увесистые и умные. Эта же весила полфунта и легко помещалась у Марка на ладони. Старик продолжил: - открой и почитай.
  -- "Свод инструкций от 14 века, печатное издание", - прочитал вслух Марк.
  -- Ты не поверишь, но эта книга изготовлена специально для тебя. Я "пробил". Потом скажешь насколько удобно ей пользоваться и может быть мы пустим это дело в серию. Большинство старых сводов ещё рукописные. Тебе придётся до завтрашнего вечера, то есть примерно за сутки, выучить назубок, благо там немного. Смотри, там в саду есть скамеечка, - он указал пальцем на окно - топай, садись на неё и учи, а я посмотрю отсюда.
   Марк встал и вышел. Он каким-то чудом вспомнил обратный путь до мраморной лестницы, спустился с неё и прошагал по саду к каменной скамеечке. По дороге он осмотрел садик. В саду были посажены правильными рядами могучие клёны. Опавшие осенью листья лежали аккуратными скирдами. За садиком явно ухаживали. Марк плюхнулся на скамейку и открыл книгу. Книга и правда оказалась совсем небольшой, в ней было листов тридцать - не больше.
   Марк подумал, что примерно через час начнёт смеркаться, и тогда станет не до учёбы. Подумал и решил, что о нём позаботятся. А не позаботятся, так можно заночевать прямо здесь, на скамейке. Марк иногда ночевал на открытом воздухе в старом убежище. Конечно, ещё прохладно, но ничего, стерпеть можно. А утром опять за книгу. Книга содержала очередную порцию скучных инструкций, коих Марк уже вызубрил несчётное множество. Правда касались они лишь того, как действовать после того, как вспомнишь в следующей жизни. Марк прямо и выучил их за час, пока не начало смеркаться. Он никогда не жаловался на свою память да и инструкции выдались лёгкие.
   Марк подумал-подумал и пошёл обратно к воротам. Там он минул первый этаж, где совсем уже стихла беготня служащих, поднялся на мраморную лестницу. Внутри не было ни одного огонька, ночью дом ничем не освещался. Быстро наступавшая тьма мешала ориентироваться, но тем не менее, Марк после двух ошибочных поворотов нашёл кабинет старичка. Коридоры были совсем пусты. Он постучался и сразу же открыл как Селена.
   Хозяин, похожий на старика Фроста всё копался в бумагах.
  -- Здравствуйте, я закончил, - проговорил Марк.
   Старичок почему-то посмотрел на скамейку, где должен был сидеть Марк, потом, как будто удивившись почему Марка там нет, перевёл взгляд на него. Марк смело подошёл и положил на стол "Свод инструкций". Старичок посмотрел на "Свод" поражённый, потом снова на Марка и ехидно спросил:
  -- И вы, голубчик, готовы держать экзамен?
   Марк кивнул.
  -- Ладно, верю, - как бы сдаваясь сказал старик, но потом ехидно продолжил: - Как говорится доверяй, но проверяй. Кир!
   Кир только и дожидался за дверью.
  -- Кир, проэкзаменуй его.
   И Кир начал экзаменовать. Ледяным голосом он спрашивал и в то же время лицом гримасничал на старика очень неудовлетворённо. Марк так же ледяным голосом отвечал и лицом соглашался. А хозяин кабинета с головой погрузился в свои бумаги. Он ставил росчерки и пометки на бумагах, внимательно их читая, иногда надписывал целые пассажи скрипучим пером. Судя по всему, занимался работой редактора. Наконец, старик знаком показал прекратить. Кир послушался.
   Старик встал и подошёл к свободной стене. Всё пространство в кабинете занимали шкафы с книгами и бумагами, эта стена была свободна. Марк пригляделся и понял, что её составляют две большие портьеры, настолько плотно подогнанные к стене, что сразу и не поймёшь. Старичок дёрнул почти неразличимый для глаза короткий шнурок под цвет портьер, и те раздвинулись. За ними оказалась крупная карта Европы. В "Своде" на последней странице тоже была карта Европы, маленькая. На ней были указаны координаты канцелярий ордена, которые Марк был обязан запомнить. На большой карте они отсутствовали.
  -- Покажи мне все канцелярии, которые сможешь вспомнить. Постарайся чтобы не оставалось свободных от них уголков.
   Марк выполнил. Как показалось ему самому, он назвал практически все.
  -- Хорошо, присаживайся, Марк. Ну как, удобная книжица?
  -- Удобная, - ответил Марк и присел.
   Старик многозначительно кивнул Киру, занявшему позицию сзади кресла. Марк не успел ничего понять. Стилет Кира молниеносно вонзился ему в заднюю поверхность шеи. Такой удар должен был принести немедленную смерть, но силы у Кира были уже не те, да и попал он чуть левее нерва, так что Марк прожил ещё секунд пятнадцать. За эти пятнадцать секунд Марк успел что-то прохрипеть. Старик успел оправдаться тем, что первый раз нельзя умирать долго иначе всё забудешь. Кир успел отойти на метр, чтобы не запачкаться в крови. Двери кабинета успели распахнуться и оттуда успели войти двое крепких парней. Похоронная команда. А мозг Марка успел вспомнить тот разговор в таверне сутки назад, где Марк узнал о тайне Селены и Кира. Это была последняя мысль Марка перед смертью.
   Потом пришла темнота. Та самая темнота, что часто видел Марк в своих видениях, когда был ещё Фростом.
  
   Любопытно, но Марк спустя больше тысячи лет мог вспомнить всё до последней мелочи в этом самом клоповнике, где услышал от Селены её рассказ. Сколько он посетил подобных клоповников, дешёвых постоялых дворов и маленьких гостинюшек... Многие сотни. Сколько рассказов в них услышал? Десятки, из них штук пятнадцать поразили его. Помнил ли он хоть одну из тех комнат, где ночевал, мог ли восстановить в памяти лица тех, кого слушал? Нет, он не мог вспомнить даже где, в каком городе они находились. Просто потом он поднаторел в искусстве не засорять мозг мелочами. А тогда... В Англии в далёком шестнадцатом веке он был молод душой и наивен. Он запоминал всё, мелочи липли к памяти как мухи к хорошему клею. Марк помнил каждую щепочку на столе, каждое движение лиц своих собеседников. Потом он не мог вспомнить как выглядели век назад его самые ближайшие товарищи и самые дорогие ему люди. Не мог и всё! А тогда на всю жизнь в память врезались черты этих людей. Именно такими Селена и Кир остались для него навсегда. Старыми и мудрыми. А сам Марк был рядом с ними желторотик, ничего не понимающий в жизни, как слепой котёнок. А они его наставили на путь, открыли глаза, жить научили. Научили и сгинули. Навсегда сгинули. Просто поразительно. Память его хранила такое количество самых ничтожных деталей этой ночи, сколько не накопилось за следующие полтора века.
   Самое интересное, что тогда, в шестнадцатом веке Марк придал совсем мало значения этому рассказу. Он не понял тогда всего жуткого смысла, всей страшной глубины слов Селены. Понял он только позже, в 1671 году в Германии...
  
  
  -- Глава 7
  
   Баден, Германия
   1671 г н.э.
  
   1.
  
   Какое-то странное предчувствие поселилось в душе Марка. Чудилось ему, что грядёт нечто плохое, неправильное. Неспокойно было у него на душе. Особенно это чувствовалось тогда, в первую ночь, когда он в последний раз был у Лоберсов. Когда Анжелина украдкой немного неумело поцеловала его. От неожиданности он тогда даже покраснел к своему стыду. Хотя именно в тот день это было очень даже уместно. Однако в тогда он пришёл домой немного не таким как обычно. Обычно первым делом, переступая порог, он стирал с лица маску Андреа Доретти и становился Марком. По ночам не было молодого задорного жизнерадостного Андреа. Был Марк, голый разум без души, холодный и расчётливый помнящий. Из глаз исчезал огонь жизни, заменяясь холодным как луна отблеском логических схем.
   Он так хорошо приноровился контролировать проявления чувств, что управлял даже выражением глаз. Причём делал это механически, не задумываясь, как люди ходят или пишут. Поначалу, когда учимся, мы задумываемся над каждым движением. Когда нам включать первый мускул, когда второй и что в это время должен делать третий - всё должно строго контролироваться мозгом. Но потом мы настолько привыкаем к каждодневным операциям, что доводим их до автоматизма. Мы больше не думаем какие мышцы ног в каком порядке напрягать, чтобы ходить. Мы думаем лишь над тем, куда нам идти: направо ли, налево ли, прямо, вверх или вниз по лестнице. Мы уже не думаем как писать, как выводить отдельные буквы, мы задумываемся лишь над тем, что мы пишем. Марк точно так же контролировал чувства, не задумываясь как. А для обычного человека достижением было бы просто не засмеяться, когда до жути смешно, а рамки приличия не позволяют. Это было для него столь же обыденно как для человека читать.
   Так вот в тот самый день Марк, пришедши домой, не снял маску Андреа, не стал снова Марком. Сегодня почему-то мысли лезли только об Анжелине. Что-то ни с того ни с сего оборвалось в железных нервах, умеющий ходить человек упал на ровном месте, умеющий читать не смог осилить самое обыкновенное слово. Однако, фатальных последствий это с собой принести не могло, поэтому Марк не придал особого значения этому инциденту. Хотя, конечно мог бы, если бы захотел, прогнать это наваждение.
   Когда Андреа думал о ней, у него щемило сердце. Что же, интересно будет в конце, когда задание будет выполнено. Что же будет с Анжелиной? Как она отнесётся к этому? Как сложатся обстоятельства, как поведут себя остальные? Беда Марка была в том, что он слишком далеко смотрел вперёд. Задание продлится ещё не один год, за это время и он и она десять раз успеют подхватить чахотку и умереть в расцвете сил. За это время Марка могут перебросить из Германии куда-нибудь , а он думает, что будет потом. Ничего вразумительного по этому поводу сказать нельзя.
   В ордене поступали просто. Инсценировался несчастный случай, человек раз - и пропадал без вести, если его начинали искать, то находился свидетель, который якобы всё видел и рассказывал безутешной "вдове" или невесте горькую правду, что "муж" или возлюбленный отошёл в лучший мир. Марк чувствовал, что не сможет этого сделать. Будет невероятно тяжело потом думать, что она ждёт и верит. Рассказать правду тоже нельзя, это святая святых многочисленных инструкций ордена, да и Анжелина не поверит. Это слишком большой бред, чтобы в него поверить.
   Марк прогнал мрачные мысли. Надо думать о хорошем и светлом.
   Скоро подходит срок к продаже усадьбы. Анжелина говорит, что она очень уж хороша, хотя и признаётся, что девять лет там не была. Ну ничего, за такие деньги в принципе любая сгодится, Марк не собирался жить в ней всю жизнь.
   Он прошёл в кабинет, где обычно находился его помощник, Грануа.
  -- Подготовь сорок тысяч золотом, - сказал ему Марк требовательным голосом. На самом деле герр Герберг запросил всего тридцать.
  -- Не стоило ли немного поторговаться с вашим будущим тестем? - ворчал в ответ Грануа. - Да я вообще не понимаю зачем тебе вся эта затея с Анжелиной Лоберс и зачем нужна эта покупка усадьбы.
  -- Во-первых, место здесь спокойное, можно устроить для орденских нужд. Во-вторых, она будет приносить доход. В-третьих, её можно в любой момент продать за пятьдесят тысяч. А Анжелина нужна для задания, у неё много нужных связей, то есть не у неё, а у её отца.
  -- То есть ты на отце её женишься? - как всегда тупо пошутил Грануа.
  -- А что удивительного в браке по расчёту, это что, такая уж огромная редкость?
  -- Ладно, убедил. Когда?
  -- Послезавтра, - Марк оставлял время про запас.
  -- Будет в лучшем виде, новенькими блестящими монетами.
  -- Отлично. Да, ещё хорошо бы достать хорошую верховую лошадь. Нужно иметь соответствующий вид.
  -- Бароль стоит у вас в стойле. Я вчера выписал из Франции.
  -- Молодец! - Марк искренне удивился расторопности своего помощника. - Если всё пройдёт хорошо, замолвлю за тебя словечко.
  -- Спасибо заранее. Мне тоже нравится с тобой работать, только не всегда понятны твои телодвижения и поступки, но в целом ты цепкий парень. Как ты лихо с Лоберсами-то! В ордене только один человек так может, Энея, но она женщина.
  -- Кто такая? - старая привычка Марка узнавать всё, что можно, независимо от полезности этой информации в данный момент. Он словно присасывался к своим знакомым и высасывал из них то, что они знают, пока человек не оставался пуст.
  -- Энея...
  -- Красивое имя.
  -- Она гречанка. Очень старая, похоже, что старше её только два человека: Александер и Мерелиус. Всегда бралась за самые ответственные и тудные задания и большинство из них выполняла блестяще. Лично очень хорошо знакома со всей верхушкой ордена, все ей покровительствуют.
  -- Мда, любопытный человечек.
  -- Говорят один раз увидишь - всегда в любой толпе, среди тысяч человек узнаешь, даже не подозревая как она выглядит.
  -- Ну это очень похоже на байку.
  -- Возможно. Про неё довольно много таких легенд ходит. Другие говорят, что она своего рода талисман для магистра, он её повсюду с собой таскает.
  -- А ты её видел?
  -- Нет, конечно, знаю только понаслышке.
  -- Так ты говоришь, что очень хорошо с людими в контак входит.
  -- Да, поговаривают за день-два может очаровать в принципе любого человека, а через неделю помыкать им как игрушкой.
  -- В смысле, очаровать?
  -- Нет, ты не так понял. Здесь она работает чисто. И вообще, она занимается не только мужчинами.
  -- Понятно, - хотя ничего понятно не было. Всё это как-то жутко смахивало на легенду. Личность с феноменальными способностями, которую никто не видел, но все знают. Неправдоподобно.
  
   2.
  
   В эту неделю, что оставалась до покупки усадьбы было ещё несколько дел и ещё некоторые, которые чем скорее сделать, тем будет лучше. Несколько запланированных встреч с представителями местной аристократии, потом нужно отдать пару-тройку заданий своим информаторам и написать отчёт. Таким крупным и всемогущим организациям как орден было суждено погрязнуть во всевозможных проверках, отчётах и прочей волоките. Это бич крупных организаций. Слишком много времени и сил в них тратится зря. Вот, например, по заданию Марка Оливеру каждый месяц направлялось два подробнейших отчёта. Один составлял сам Марк, другой - Грануа. Марк не должен был знать об этом, втором отчёте, но не нужно быть гигантом мысли, чтобы догадаться. Для Оливера Марк человек новый, он хочет знать о нём побольше. Он не знает насколько Марку можно доверять и поэтому заставляет помощников доносить на начальника. Можно было его понять, Марк на его месте поступал бы примерно так же.
   На отчёт в этот раз пришлось потратить больше времени, чем обычно. В нём должно было отчётливо видны причины крупных денежных трат и возможность вернуть их как только это станет необходимым. Тут особых проблем возникнуть не должно, но существует вероятность хоть и маленькая, что Оливер откажет. Но выгоды приобретения усадьбы были столь очевидны, что представлялся практически невероятным такой исход дела. Даже если бы денег свободных не было, всё равно следовало бы их изыскать. Тем не менее, Марк постарался приложить свой творческий потенциал, чтобы убедить своего нового начальника.
   Марк просидел всю ночь за этим отчётом. С утра, естественно, был невыспавшийся и злой. Лёг он часа в три ночи и то не потому, что закончил, а потому что почувствовал, что мысли путаются и глаза слипаются. Прилёг тут же на диванчик специально поставленный в кабинет на такой случай. Через пять минут уже спал богатырским сном. В одиннадцать часов его разбудил луч солнца, проникнув в щель между портьерами. Марк встал, ошарашенно протирая глаза. Поняв причину своего внезапного пробуждения, он выругался сам на себя. Выспался он очень плохо. Потом решив больше не ложиться, он подошёл к столу, заваленному бумагами, перьями и просто мусором. Устало посмотрев на всё это, он направился к выходу из кабинета. "Надоело! Потом из того, что есть доклад состряпаю"
   Марк спустился вниз. В гостиной Грануа о чём-то оживлённо спорил с конюхом. Наверное, опять про Бароля - этого скакуна за девять тысяч, выписанного из Франции. При появлении Марка оба вскочили и виновато переглядываясь, поклонились. Конюх был нанят, поэтому Грануа приходилось играть в его присутствии. Поэтому-то он не любил такие вот неожиданные появления "хозяина". Пока конюх не видел, он нам мгновение изобразил укор. Марк снисходительно отпустил обоих жестом руки. "Да, скакуна надо попробовать", - осенило Марка.
  
   Маленькая проблемка была с информаторами. Где их принимать? Дома? Не лучший вариант. Рано или поздно это паломничество странных личностей вызовет подозрение. Марк принимал их в дороге. Сидишь себе в транспорте и слушаешь. Совмещается приятное с полезным. По дороге чем скучать делом займёшься. Его сопровождал только Грануа, свой человек, так что опасаться совсем нечего. Всё-таки сложно бывает, когда начинаешь новое для себя дело. Множество мелочей приходится прояснять на лету, а тут нужна смекалка. Да ещё дело имеет такую для Марка важность.
   Одним словом, было нелегко. Нелегко было во всём: выбрать и снять дом, завязать нужные знакомства, разговаривать нужным тоном с нужными людьми. Был, правда Грануа, который много чего знал и умел и готов был помочь; был небольшой опыт работы информатором, это тоже помогало.
   Главный его козырь на сегодня - Лоберсы. А как он приобрёл этот козырь? Практически случайно. Марк случайно узнал, что они вообще существуют от одного молодого дворянина на вечере. Он не знает даже имя своего благодетеля, этого отпрыска какого-то дворянского рода. Может стоит узнать? Хотя зачем... Потом Марк пошёл к Монсу. Чисто случайно у того подвернулась миловидная воспитанница, которую он очень сильно хочет выдать поскорей замуж, а также много спеси и гордыни. И ещё супруга столь же гордая и не в пример мужу находчивая, которая и выручила Марка. Потом у Лоберса оказалась дочка... Здесь у Марка приятно кольнуло в сердце. Дочка, которую он и решил использовать в своих целях. Решить-то решил, но мог он осуществить этот план в несколько иных обстоятельствах? Что если бы сам герр Герберг не имел трёх на редкость бестолковых сыновей и если б Андреа так не приглянулся ему своей... экзотичностью? Что если бы он был чуть больше консервативности и предпочёл бы для дочки жениха может быть и худшего, но своего, немецкого? Что побудило его сделать этот шаг? Жалость? Никогда! Лоберс - денежный мешок, для которого существует лишь материальная сторона вопроса. Хотя.... Марк подумал с полминуты.
   Его можно понять. Сынки его - на редкость бестолковые люди. Разбазарят они его достояние. Если и у Анжелины будет такой же муж, то его внуки будут жить в нужде. Вот чего боится Лоберс. В Андреа он увидел деловую хватку. Тут Марк не мог не рассмеяться. Итальянцы - довольно стереотипичный народ, нет у них деловой хватки. Как хорошо, что сюда этот стереотип не добрался.
   В общем, если бы хоть один его сын оказался потолковее, не видать Марку руки Анжелины как своих ушей. Похоже, Лоберс в последнее время начал думать над этим, но тут выручила сама Анжелина. А что если бы она не имела такого влияния на отца?
   Странно, но Марк ещё до сих пор ни разу не задумывался над этим. Он только сейчас понял, что ходит по краю пропасти, что положение его невероятно зыбко, что один неверный шаг - и всё.
   На самом деле, это нехорошо, что Марк сейчас это понял. Он похож на лунатика, без страха идущего по карнизу на высоте. Стоит его разбудить, и он сорвётся. А не будить - так и будет идти, пока наважденье не кончится.
  
   3.
  
   Анжелина приехала как раз когда Андреа вывел вороного. Теперь он понял, за что отдал девять тысяч. Он действительно был так хорош. Мускулы играли под бархатной кожей, глаза горели задорным огнём. Он был красив. Красота лошади - красота силы.
   Карета с фамильным гербом Лоберсов почти беззвучно подкатила к воротам, но Андреа её заметил. Расторопный привратник уже открыл рот, чтобы объявить о гостях, но Андреа знаком показал, что не стоит. Он двинулся к воротам, держа вороного под уздцы. Конь покорно пошёл за ним. Не так уж он был и строптив, как расписывал Грануа.
   Из кареты тем временем степенно сошла баронесса, за ней лихо выпрыгнула Анжелина. Она хотела подбежать к Андреа, но вспомнила о правилах приличия и остановилась в двух шагах позади матери. Пошла так же степенно как и она. Андреа на ходу поклонился баронессе. Тут Анжелина не выдержала и обогнала мать. Андреа так же сдержано и официально поклонился и ей. Из головы его ещё не выходили дела. Он хотел немного развеяться верховой прогулкой, но его прервали. Баронесса уловила этот необычный для итальянца холод.
  -- Мы не вовремя, сеньор Доретти? - спросила она.
  -- Что вы, что вы... Я как раз собирался на прогулку. - Андреа даже немного замахал руками как истинный южанин. - Вот, подарок отца, - похвастался Андреа конём и похлопал его по шее.
  -- Какой красавец! - всплеснула руками Анжелина.
  -- Прошу, проходите, - Андреа приветливо взглянул на неё и сделал гостеприимный жест рукой в сторону дома. Он бросил коня конюху.
   Баронесса пошла впереди, в ней чувствовалась властная женщина. Андреа и Анжелина зашагали рядом прямо за ней. Вышколенный камердинер распахнул двери не раньше и не позже - ровно когда то и требовалось. "Надо повысить ему жалованье, а то сбежит", - вспомнил Марк.
  -- Грануа, чаю, вина и бисквитов! - распорядился Андреа.
   Минуты не прошло, рассесться гости не успели, как всё было сделано. Хорош помощник! Золото человек, без слов понимает: важные гости и говорить будут о важном. Резное обтянутое кожей кресло было занято хозяином, двухместный диванчик напротив, не такой удобный, но столь же шикарный, - гостями. Между ними стол. На столе на блюде венецианского стекла бисквиты.
   Минуту просидели в молчании, приглядываясь друг к другу, пока Грануа открыл, разлил вино, подал чаю Анжелине и исчез, как и подобает хорошему слуге. Андреа испытывал гостей. По правилам приличия разговор начинает хозяин, но если бы дело исключительной важности, баронесса не утерпит. Анжелина смотрела Андреа в глаза, он взгляд отводил. Наконец заговорил:
  -- Извините, что так вас принимаю, сами понимаете, вы меня застали врасплох. В следующий раз предупреждайте, - он нарочно пускал гостям пыль в глаза. Ошеломление собеседника помогает его разговорить.
  -- Ну что вы, сеньор Доретти. Вы выказываете себя как в высшей степени радушный хозяин, - глаза её бегали, голос был немного неуверенным. Похоже, нужный эффект был достигнут.
  -- Вы по делу? - спросил Андреа. Ему уже можно было говорить вот так вот прямо.
  -- Да, мы по делу. Это касается покупки усадьбы.
  -- И... Что?
  -- Дело в том, что мой средний сын, Конрад хочет присоединиться к нашей поездке.
   Марк прищурил левый глаз, как всегда делал, когда надо было очень быстро над чем-то думать. В это время Анжелина, словно не замечая важного разговора попробовала бисквит и похвалила его без слов, выражением лица. Марк увидел это краем глаза, но был занят другим.
  -- И... Что? - сказал он баронессе.
   Та не поняла. Андреа не мог не понимать, что братья его очень сильно недолюбливают.
  -- Дело в том, что Конраду это самое поместье досталось бы в наследство, и он очень сильно недоволен этим решением отца. Он нашёл какой-то предлог, чтобы поехать с нами и будет всеми возможными способами противиться продаже.
  -- Разве слово герра Герберга не может предотвратить это? - Андреа дал понять, что внутренние распри Лоберсов его интересуют слабо. - Но если проблема стоит так остро я могу согласиться на другое поместье или вообще купить у третьего лица.
  -- Нет. Барон Лоберс знает цену своему слову, - баронесса прочитала между слов укор слабости мужа и не дала его в обиду. - Вам будет продано именно это имение и в установленный срок. Я просто говорю, чтобы вы были готовы к этой встрече.
   Анжелина тем временем умяла уже два бисквита и выпила чай. Неинтересны были Анжелине эти разговоры о делах. Зачем только приехала?
   Марк сидел с задумчивым взглядом. Странные вещи творятся. Почему Лоберс не приехал сам? И зачем приехала Анжелина? Марк терпеть не мог странностей, уж лучше понимать, что против тебя что-то замышляется, чем вот такая неизвестность. Хотя, сейчас он, наверное, перестраховывается. Анжелина просто хочет его видеть, а Лоберсу просто некогда. Да и что может случиться? В крайнем случае Андреа может купить имение у какого-нибудь постороннего человека. Главное - удержать подле себя Анжелину, всё остальное неважно. В этом деле настойчивость на грани упрямства не повредит. Покажем им характер.
  
   4.
  
   Через час гости уехали. Марк всё-таки собрался объехать своего скакуна. Около часа он разъезжал в одиночестве в окрестностях города. Когда начало темнеть - вернулся. Грануа дома не было - отправился с отчётом в Кёльн. Завтра днём вернётся. До назначенной встречи остаётся три дня. Что можно сделать за три дня? Хотя, есть одно маленькое дельце. Или не маленькое? Старый долг, настолько уже старый, что в принципе можно и не платить.
   Однако, это дело принципа. Кто есть Марк. Подлец ли он, играющий людьми по своим прихотям. Или он просто человек волею судеб принуждённый делать зло, которого не хочет.
   Человека для этого щекотливого мероприятия Марк готовил специально. Это был информатор из новеньких. Звали его Эрнст. Он работал в ордене впервые. То есть он первый раз выполнил пресловутую последнюю инструкцию "Свода...". Инструкция эта гласила: "После того, как вспомнишь, ты должен явиться в канцелярию и заявить о своём приходе". В первый раз давалась приписка, где тебя прикрепляли к звену и ты начинал в нём работать, то есть делать что скажут старшие. Эрнста Марку дали обучать нехитрому поприщу информатора, Марк всё-таки имел неплохой опыт. Эрнст ничего не знал, ничего не понимал ещё, и Марк наплёл ему чепухи с три короба. И всё для того, чтобы с его помощью выплатить должок.
   Ничего сложного и невыполнимого там не было.
  
   А следующий день в три часа дня к дому Адама Монса подошёл молодой человек, несущий перевязанный батистовой лентой большой свёрток. Свёрток был нетяжёлый, молодой человек шагал бодро. Подойдя к воротам он немного помялся у ворот рассеяно разглядывая кованый фамильный герб на решётке. На гербе красовался могучий скакун без всадника, бредущий по колено в воде. В воде угадывалась какая-то рыба и нечто похожее на некий вид холодного оружия. Довольно сложно было разобрать мелкие детали. Ковку выполнили не очень искусно, но было совершенно ясно, что это фамильный герб Монса.
   Пока молодой человек созерцал этот герб, его созерцал привратник Монса. Это был старик, состарившийся на службе Монса. Не слишком древний, но уже довольно дряхлый. Он уже довольно плохо видел и сильно мучался артритом. Он грелся на нежарком поутру солнышке и созерцал пришельца. Пришелец был довольно странного вида. Слишком гордо держится и слишком хорошо одет для слуги, но пришёл пешком, так что явно не особо удалась у него жизнь. Не иначе какой-нибудь проситель или бедный родственник, но для них слишком рано. Хозяин принимает их после обеда, часам к трём. А этот с утра.
   Мучаемый любопытством, старик приковылял к воротам и с суровым видом спросил:
  -- Вам чего, молодой человек.
  -- Доброе утро! - словно встрепенулся тот. Подождав какое-то время дожидаясь ответа старика, о так его и не услышал. - Я хочу передать герру Монсу подарок.
   "Необычная просьба" - подумал привратник.
  -- Этот? - он указал на свёрток.
  -- Да, этот. Мой э-э... - растерялся молодой человек. - Мой товарищ просил передать его. Видите ли, герр Адам многое сделал для него, и мой товарищ очень ему за это благодарен.
   Привратник сверлил его взглядом.
  -- Он очень просил, чтобы герру Адаму лично в руки, но, видно, не получится. Понимаете ли, мой батюшка довольно болен и просил меня к себе. Батюшка мой живёт в Кёльне, я попросил друга подбросить, нам попути, а друг уезжает через час. Герр Адам сейчас наверняка спит, поэтому... - он посмотрел в лицо старика. Во взгляде его читалась мольба.
  -- А товарищ, который до Кёльна довезёт тот же, который подарок прислал? - излишние предосторожности со стороны старика. Он доверял этому человеку, но служба такая...
  -- Нет, другой... - молодой человек густо покраснел от обиды.
  -- Стало быть у вас много друзей-товарищей?
  -- Ну... Хватает. - всё так же обижено ответил проситель.
  -- Как и у всех молодых, - усмехнулся старик. - К старости их остаётся мало, но зато самые проверенные, - сказал он уже теплее. - А что для тебя такого сделал этот твой товарищ, что ты в восемь утра сломя голову понёсся вручать неизвестно что в руки незнакомому тебе человеку?
  -- Ну... Он много мне помогали деньгами и... вообще. Сам я человек небогатый, родственников у меня немного вот и приходится иногда... - он неожиданно разоткровенничался.
  -- А почему сам не передал?
  -- Он... стесняется.
  -- Понятно. Ладно, давай свой дар, я передам, когда проснутся.
  -- А вы... не вскроете?
  -- Ну разве я похож на человека, кто может украсть у своего хозяина подарок от благодарного человека? - теперь настал черёд привратника говорить с обидой. - Это же подарок от души, а не от кошелька, да и тебя подводить не хочется. Ступай спокойно, твой подарок в хороших руках.
  -- Спасибо вам огромное! - его лицо выражало самую искреннюю признательность. - спасибо вам за то, что выручили.
   Старик принял подарок и тепло попрощался. Молодой человек на всякий случай дал ему золотой, от которого привратник не отказался. И молодой человек быстро зашагал по улице мимо особняка.
  
   Старый привратник хорошо знал привычки своего хозяина. Поэтому в десять часов, когда тот закончил завтрак, он явился в гостиную с подарком неизвестного молодого человека. Монс оторвался от бумаг при звуке его шагов.
  -- Что тебе, Бернард?
  -- Да тут это... - замялся было Бернард. Он вдруг представил насколько нелепым будет его рассказ.
  -- Ну говори же.
  -- Два часа назад к воротам подошёл незнакомый молодой человек и просил вам лично в руки передать вот это.
   Монс посмотрел на него уже рассержено.
  -- Какой такой незнакомый молодой человек? - почти закричал он. - Мне он показался славным малым.
  -- Славным малым? Да тебе не приходило в голову, что это может быть ловушка. У меня ведь, Бернард, немало недоброжелателей. Молодой этот твой человек ведь настаивал на том, чтоб я сам вскрыл? - Бернард кивнул. - Так может быть он смерти мне желал? Я начну открывать, а оттуда лезвие отравленное выскочит? - Бернард посеред от ужаса. - Вот что. Ты принял эту коробку - ты её и открывай. Поди в конюшню или ещё куда, где народу поменьше и там открывай.
   Бернард дрожащими пальцами взял коробку и вышел. Он не стал идти в хозяйственные постройки, а просто вышел за пределы дом. И прямо во дворе на свой страх и риск открыл. Никаких отравленных лезвий, естественно, не выскочило. В коробке находилась картина в золотой раме и записка. Он не стал читать, не стал рассматривать, просто отнёс своему хозяину. Уже в гостиной совсем распаковали коробку от неизвестного дарителя.
   Монс достал картину. У него на глаза навернулись слёзы. Он держал в руках "Игроков в карты" кисти великого Валантена. Монс бережно поставил картину на пол. Год назад он предлагал одному коллекционеру за неё двадцать тысяч, но тот отказал ему в резкой форме. Но кто настолько щедр, чтобы выкупить у того скряги "Игроков" и подарить Монсу? Он попробовал вспомнить всех, для кого сделал что-то действительно стоящее, но никто не мог такое сотворить. Все были либо слишком неблагодарные, либо слишком бедные.
  -- А как выглядел этот молодой человек?
   Бернард описал утреннего визитёра. Такого человека Монс ни разу не видел. Бернард рассказал его историю. Очень слабо похоже на правду. Кто же это был? Тут выручил Бернард:
  -- Хозяин, записка.
  -- Молодчина, Бернард! - герр Адам хлопнул себя по колену.
   Записка гласила:
  
   Дорогой герр Монс!
   Вы очень много сделали для меня, вы даже представить себе не можете насколько много. Мой подарок - самое малое, что я могу для вас сделать в знак моей благодарности. Я знаю, что вы обо мне думаете самым нелестным образом, и это вполне обосновано. Я подлец и я поступал как подлец. Пусть это будет маленьким воздаянием вашей доброте и тому великодушию, которое я когда-то нашёл в вашем доме. Я знаю, вы не захотите меня видеть под своей кровлей опять, поэтому вы меня простите, что я выбрал столь необычный способ передачи моего подарка.
   И последнее, у меня к вам маленькая просьба. Забудьте меня и того человека, что принёс вам мой дар. Забудьте о моём существовании. Будем считать, что я никогда не появлялся в вашем доме. Надеюсь мы квиты.

Андреа Доретти

   Эрнст прошёл от дома Монса два квартала, на всякий случай покружив и убедившись, что никто за ним не следит, хотя это было явно лишнее. Наконец, через два квартала его ждал открытый экипаж. В экипаже сидел Марк. Возницей сидел Грануа.
  -- Ну, как прошло? - дружелюбно спросил Марк.
  -- Нормально. Старик привратник, похоже и правда не будет вскрывать и передаст в Монсу в том же виде, в каком вы передали мне.
  -- Да, милый старичок, предан своему хозяину беззаветно. В общем, ты справился. Молодец. Считай, что твой главный экзамен сдан. Трогай, Грануа. Домой.
  
  
  -- Глава 8
  
   Баден, Германия
   1671 г н.э.
  
   1.
  
   Наконец назначенный день сделки настал. К назначенному часу Андреа в своём экипаже подкатил к дому Лоберса. Молодецки спрыгнув, он напролом пошёл через ворота. Привратник пропустил его без звука - почти все слуги в доме уже знали Андреа в лицо. За ним шагом проехал экипаж.
   Без стука он вошёл в дом. Камердинер уже за его спиной объявил о его прибытии. Но в доме все уже были готовы. Все были одеты и ожидали только его приезда, хотя Андреа приехал немного раньше. В холле его поджидали герр Герберг, Анжелина и молодой человек лет под тридцать, судя по всему, Конрад. Баронесса решила не ехать, Андреа знал об этом заранее. Анжелину Лоберс тоже не хотел брать, но подумал, что она может примирить Андреа и Конрада в случае чего.
   Андреа поприветствовал герра Герберга и Конрада рукопожатием, Анжелину поцелуем руки и приветливой улыбкой. С мужчинами он был суров и серьёзен. Серьёзность слабо шла к его виду. Он нарядился в совершенно шикарный костюм и так и блестел от лоска. Лоберс нацепил свой военный ещё мундир с орденами, который, наверное, ровесник Анжелины. Конрад был одет шикарно, но безвкусно, платье его тоже было далеко не ново. Но вид у всех был официальный, только Андреа оделся как на увеселительную прогулку. То же можно было сказать и про Анжелину. Она одевалась не для отца и брата, а для Андреа.
  -- Не будем затягивать, поехали, - скомандовал Лоберс. Все вышли на улицу.
   Расторопный Грануа уже был готов хоть сейчас тронуться, конюхи и кучеры Лоберса медлили и суетились. Они подготовили официальную карету Лоберса с фамильным гербом. Анжелина подошла уже усевшемуся в свой экипаж Андреа.
  -- Можно я к тебе сяду? - спросила она.
  -- Ну разумеется, как я могу отказать?
   Анжелина заранее выпросила у отца на это разрешение. Он, когда садился, осуждающе взглянул на дочь. Видимо, был нешуточный спор, но дочь одержала победу над отцом. Экипаж Андреа был четырёхместный, но два места занимали мешки с золотом.
   Тронулись минут через пятнадцать. Что-то было не так с каретой, но это быстро исправили. Анжелина как всегда щебетала о всякой ерунде. Андреа ей время от времени поддакивал, чтобы не замолкала. Потом она вдруг начала планировать. Странно, она воспринимала их совместную жизнь в будущем как свершившийся факт. Андреа - нет. Ему казалось, что до этого ещё сто лет, что ещё слишком многое сможет помешать. Иногда было ощущение, что этому совсем не бывать. А она уже размышляла и планировала вслух какие качели в парке поставить, какую беседку сложить, как детскую обустроить. Возможно это всё потому что глубоко внутри Андреа сидит Марк, который знает, что ничего не будет - ни парка, ни беседки, ни детской. А ещё рядом Грануа, который всё слышит, из-за него Андреа не очень-то разговорчив. Будешь тут неразговорчив, когда рядом сидит человек и ухмыляется себе твоей игре.
   И всё-таки в обществе Анжелины дорога летела незаметно. До усадьбы оставалось ещё несколько миль. Анжелина вдруг внезапно смолкла и помрачнела.
  -- Что-то чувствует моё сердце, что неспроста это всё, - типичная реплика женщины с хорошей интуицией. Они сердцем, душой довольно часто мыслят.
  -- Что?
  -- Конрад неспроста с нами увязался. Из пальца ведь высосал причину. Ему, видите ли, дороги места, где он вырос, - сказала это она пародируя голос брата. Андреа не выдержал и рассмеялся. - Чего ты радуешься? Я говорю, беду чую, а он радуется. - тоже типичная фраза женщины, недовольной тем, что её не воспринимают всерьёз.
  -- Ты так задорно голоса изображаешь... Извини, не выдержал, - он изобразил в голосе холод.
   Анжелина повернулась к Андреа и озорно засмеялась. Потом вдруг обвила своими пальчиками его шею и подбородок, повернула к себе его лицо и игриво поцеловала в губы. Можно, пока родители не видят. Они посмотрел ей в глаза. Нет в них и следа былой тревоги. Чистые незатуманенные зелёные девичьи глаза.
  -- Глаза у тебя очень красивые, - сказал он.
  -- А у тебя - нет, - она хихикнула. - Самые обыкновенные человеческие глаза. Только... есть в них что-то. Сейчас, подожди, - она помахала ладонью у его лица и звонко засмеялась. - А, поняла. Есть в них как будто лёгкое такое облачко тумана, как будто печалишься о чём-то.
  -- О чём мне печалиться?
  -- Не знаю.
   Она отвернулась и посмотрела на пейзаж. Он взял её за руку и легонько погладил её тонкие пальчики. Она снова посмотрела ему в глаза. В них была грусть. Удивительно, как быстро у неё скачет настроение!
  -- Андреа, пожалуйста, что бы это ни было, перестань об этом думать, хватит печалиться. Когда я с тобой, мне иногда кажется, что ты меня совсем не замечаешь и думаешь только об этом своём... О том, что тебя гложет.
  -- Да ничего меня не гложет, не говори глупости.
  -- Не ври мне, я вижу.
  -- Да что ты видишь? Какой-то туман в глазах, сама не вбивай в голову всякий бред, - он рассердился, потом снова заговорил с нежностью, не переставая сжимать её ладонь: - Анжелина, ты понимаешь, сегодня я куплю дом, в который мы поедем из церкви. Я немного волнуюсь, вот и всё.
  -- Так смешно, - она снова заулыбалась. - Ты станешь хозяином дома, который мне так дорог, в котором прошло моё детство. После этого у меня есть ещё один лишний повод выйти за тебя.
  
   2.
  
   Усадьба была уже видна на пригорке. Уже были различимы фигурки людей, отчего-то суетившихся в самом доме и в саду. Были уже различимы окна и карнизы, мелкие детали архитектуры дома. Усадьба очень эффектно появилась их-за поворота дороги и предстала во всей своей красе. Должно признать, если строители дома или дороги задумывали это, то им можно торжествовать: удалось. Андреа был под впечатлением. Теперь-то он понял, почему Лоберс вдруг запросил столько денег за пять акров земли. Дом и правда был очень уж хорош. Он оказался просторнее, чем Андреа предполагал и был выполнен с большим вкусом. Были в его архитектуре те мелкие детали, которые, казалось, ничего и не значат, но в сумме дают просто потрясающий эффект.
   Анжелина тоже была под впечатлением. Но впечатление у неё было другое. Она знала этот дом, а это уже в корне меняло дело. Её не интересовали архитектурные композиции. Она смотрела на дом не глазами, а памятью. Она видела не кирпичи и извёстку, а людей, которые в доме жили. Этот дом не был нагромождением камня, этот сад не был для неё просто деревьями, это был этап жизни, это были годы, прожитые здесь. Эта была слабая, но ностальгия.
   Дом всё приближался, пока карета Лоберса не упёрлась в ворота. Ворота были уже заранее открыты. Все слуги в доме за две недели были предупреждены о прибытии хозяина и его гостей. И без того чистый дом был надраен до блеска. И без того ухоженный сад был лишний раз прополот и подстрижен. Сегодня слуги ещё суетились повсюду, но как только карета Лоберса показалась из-за поворота как по команде покинули дом. Хозяин не любил смотреть на горничных и полотёров. Он требовал, чтобы вся их работа происходила вдали от его глаз.
   Не сбавляя хода, транспорт барона промчался через ворота и остановился у дверей дома. За ним промчался и открытый экипаж Андреа. Он соскочил ещё на ходу и подал руку Анжелине. Она оперлась на неё, хотя он знал, что Анжелина обычно игнорировала этот жест. Она почти никогда не носила перчаток, рука её была живая, не такая, как у многих светских барышень, словно отлитая из мрамора. За всем этим наблюдал уже вылезший из кареты Лоберс. Он был сердит. В карете у него был очень щекотливый разговор с сыном. Говорили о делах, а дела у сына шли из рук вон плохо. Они сказали друг другу множество самых нелестных слов и оба были на взводе. Однако герр Герберг никак не отреагировал на эту сцену. Наоборот, он бы сильно удивился, если бы всё было по-другому. Стыдно, конечно, что его дочь так легко потакает ухаживаниям Андреа, но что теперь сделаешь? На людях ведут себя нормально и ладно.
   А вот Конрадом он был очень недоволен. Собственно, как и его двумя братьями. Невестка и её родные постоянно жаловались на его пьянство и разврат, дела шли отвратительно. И этому паршивцу хватает наглости приходить в его дом и просить денег на дальнейшие пьянки и карточные долги! Это просто невероятно. И теперь он ещё напросился в эту поездку. Лоберс, продавая именно этот дом, преследовал своей целью посрамить сына. Он всё ещё надеялся, что он одумается.
   Андреа и Анжелину он встретил с приветливой улыбкой. Они шли под руку прямо в двери дома. Лоберс умышленно заторопился, чтобы оставить сына в одиночестве. Он окликнул их и знаком велел подождать. Они замедлили шаг. Когда герр Герберг поравнялся с ними, он сказал, укоризненно глядя на дочь:
  -- Вы отлично смотритесь, но есть в вас одна нехорошая деталь, - он подождал, делая эффектную паузу. - Вам не хватает дистанции в отношениях друг с другом.
   Анжелина немного потупилась, но потом ответила:
  -- А какая правильная дистанция между женихом и невестой?
  -- Ну что за мода у нынешних детей дерзить своим отцам? - по-старчески проворчал Лоберс. - Ну ты-то хоть, Андреа, понимаешь, о чём я говорю?
  -- Понимаю, - ответил Андреа. - Но ничего не могу с собой поделать.
   Анжелина рассмеялась своим звонким смехом. Не может хороший отец быть равнодушным, когда его дочь счастлива. "Вот, шельмец! - подумал барон. - умеет дать и вашим, и нашим". Лоберс ещё раз убедился, что отдаёт дочь в хорошие руки.
   Внутри дом выглядел так же как и снаружи. Всё было сделано с хорошем вкусе и надраено до блеска. Блестящая мраморная лестница, ковры ворсинка к ворсинке. Андреа оглядывал всё это чуть ли не с открытым ртом.
  -- Я под впечатлением, барон. Бывал во многих хороших домах и в Германии и в Италии, но это... Я поражён.
  -- Спасибо, сеньор Доретти. Я старался.
   Подошёл угрюмый Конрад. Глядя на счастливую Анжелину, на довольного отца, на Андреа, он ещё больше посуровел. Теперь он всем сердцем ненавидел этого итальяшку, который барону дороже собственных наследников. Он покупает за бесценок дом, в котором прошла его юность, который должен был достаться ему! В этом, конечно, виноват отец, но как можно ненавидеть отца! А его можно, в нём и нашёл громоотвод Конрад. Он его в порошок сотрёт, это он решил.
  -- Папа, можно я покажу Андреа дом? - щебетала Анжелина.
  -- Конечно, идите.
   И они ушли. Сын и отец снова остались вдвоём.
  -- Отец, за что? - Конрад решился прямо задать вопрос, который назрел в его душе уже очень давно.
  -- За спесь твою и гордыню, Конрад. За нервы мои. Почему ты меня вгоняешь в краску, когда жена твоя жалуется на тебя?
  -- Так баба...
  -- Хватит! - рявкнул барон, так что стены задрожали. - Весь город на ушах стоит, когда мои сыновья празднуют. Что это такое? Где это видано? Почему я должен срамиться перед людьми. Почему на меня пальцем за спиной показывают из-за вас? Не задавай идиотских вопросов. Будете так дальше себя вести, ничего вам не дам, всё Анжелине отпишу, - Лоберс в первый раз говорил столь открыто.
  -- И этому...
  -- Этому кому? - снова взорвался барон. - Вы ему в подмётки не годитесь, вы пальца его не стоите. Знаешь, как я бы хотел, чтобы он был моим сыном, а не вы. Так пусть хоть зятем будет.
  -- Отец, но где это видано? Где это видано, чтобы родной отец наследства лишал?
  -- Что, боишься не на что кутить будет? На службу пойдёшь.
   Конрад стоял поражённый. Он никак не ожидал такого расклада. Лоберс же за эти два часа, что ехали до имения, уже твёрдо решил, что не даст сыновьям ни талера.
   Конрад ускакал в город этим же вечером. Он им, отцу и этому итальяшке ещё покажет, что не просто так называется потомком Фридриха Желтобородого, что не зря носит фамилию Лоберс.
  
   Андреа и Анжелина слышали весь этот разговор. Когда они якобы пошли осматривать дом, Анжелина остановила жениха и они спрятались за портьеры на балкончике, куда выходила мраморная лестница. Отец и брат так шумели, что Анжелина сама покрывалась мурашками и холодным потом. Андреа смотрел на всё это с резко посуровевшим и озабоченным лицом. Анжелина так не любила эти минуты, но сейчас было не до этого. Когда Конрад резко повернулся и вышел, хлопнув дверью, она увлекла жениха в ближайшую комнату, потом в следующую и так всё дальше и дальше.
  -- Чуяло моё сердце, что произойдёт что-то нехорошее, и вот - полюбуйся! - взволнованно сказала она на бегу.
  -- Да, это плохо, - сказал Андреа.
   Он ещё на балкончике начал просчитывать возможные последствия этого разлада в семье Лоберсов. Сынки, горячая кровь, этого так просто не оставят, они будут сопротивляться решению отца. Сам герр Герберг тоже не из тех, кто бросает слова на ветер. Он и правда сделает так, как сказал, это ясно как день. Теперь ответной реакции Конрада уже не избежать, а, узнав дурные вести, к нему могут присоединиться братья. Чёрт, нужно было внедрить информатора в их круг, но теперь уже поздно.
   Анжелина с разбегу села на диван и тихонько заплакала. Андреа подсел рядом и невидящим взором уставился перед собой. "Нельзя", - опомнился он через секунду. Он повернулся к невесте, приобнял её и начал успокаивать:
  -- Ну ты ведь ещё можешь отговорить отца лишать их наследства.
  -- Да мне десять раз не нужны эти деньги! Дал бы мне папа небольшое приданое, я и была бы довольна.
  -- Скажи отцу, что не возьмёшь их.
  -- Андреа, мы ничего на знаем об их ссоре, - напомнила она, и в её глазах сквозь слёзы блеснул огонёк.
  -- И правда. Тогда утри слёзки, а то он может догадаться.
   Она послушна вытерла слёзы батистовым платком Андреа.
  -- Давай, я всё-таки покажу тебе дом, - предложила она, наконец.
  -- Пойдём, - согласился Андреа.
  
   3.
  
   Андреа и Анжелина к вечеру осмотрели весь дом. Анжелина показала восемь спален, три гостиных и ещё несколько свободных комнат. Андреа планировал одну оборудовать под библиотеку, другую под детскую... Одним словом к столу они вышли как всегда весёлые и жизнерадостные. За столом сидел в одиночестве угрюмый герр Герберг. Анжелина уселась по его левую руку как обычно, Андреа - сразу за ней. Барон уставился на них невидящим взором. Анжелина начала щебетать про дом, про свои планы, про всё остальное, Андреа тоже пару раз вставил реплику. Лоберс только один раз чуть заметно кивнул. Наконец, Анжелина не выдержала:
  -- Что-нибудь случилось?
  -- Нет, ничего, всё как всегда, всё нормально, - словно опомнившись, торопливо заговорил барон.
  -- Где Конрад?
  -- Конрад уехал.
  -- Куда?
  -- Не знаю.
   Повисло тягостное молчание.
  -- Вы поссорились, - сказала Анжелина, не как вопрос, а как факт. - Это плохо. Отец и сын не должны так сильно ссориться.
  -- Андреа, сядь сюда, пожалуйста, - сказал барон, указывая на кресло справа от себя, и знаком приказал слугам подавать на стол.
   Те только и ждали команды. В каких-то полминуты стол был уставлен изысканными яствами.
  -- Андреа, послушай меня. Примерно через час приедет чиновник из службы и мы совершим купчую. Ты не против, чтобы сделать это сегодня?
  -- Напротив, я уже было собирался вас просить. Я даже деньги уже привёз.
  -- Это очень хорошо, что ты такой предусмотрительный, но я бы и в небольшой кредит бы поверил. Мы ведь доверяем друг другу.
  -- Папа, ты ведь никогда не велел говорить о делах за столом! - вмешалась Анжелина.
  -- Ничего, доченька, ничего, - Андреа не мог припомнить,чтобы Лоберс так ласково говорил с Анжелиной. - Сегодня исключительный случай, ты уж позволь старику. Андреа, мы договорились на тридцать пяти тысячах, верно?
  -- Да, у меня в экипаже ровно тридцать пять тысяч золотом.
  -- Андреа, я уступлю тебе дом за тридцать, а на остальные пять сделай какой-нибудь подарок Анжелине, хорошо?
  -- Конечно, так и сделаю, - Андреа прямо опешил. Дом уходил совсем за бесценок.
  -- Пусть это будет тебе от меня подарком, доченька.
   Анжелина тоже рассеяно хлопала глазами.
  -- Спасибо, папа, - только и смогла выдавить она.
  -- Дом очень уж хорош, - похвалил Андреа. - сказали бы вы шестьдесят тысяч - взял бы, не раздумывая.
  -- Да что уж там. Вы молодые, вам деньги нужны, а зачем нам, старикам такие состояния? Всё, что хотели, уже сделали, теперь доживай себе, да молодым не мешай, вот я и не мешаю. Живите, да помяните лишний раз добрым словом.
  -- Спасибо вам за щедрость, - поблагодарил Андреа.
  
   После ужина подъехал чиновник. Все бумаги, все свидетельства в обязательном порядке копировались и передавались в торговую палату, где бережно складывались в архив. Эта хорошая практика присутствовала только в мелких германских и итальянских государствах. Во Франции, Англии, Испании и других крупных государствах не было ничего подобного. Купчие бумаги присутствовали только у людей, заключающих сделку. То есть при пожаре или просто утере бумаг никаким способом нельзя было подтвердить наличие сделки. Из-за этого возникали многочисленные споры, порой доходило даже до кровопролития. Мелкие же государства не могли позволить себе разлад в рядах подданных. Ведь, подчас владения крупных землевладельцев превосходили своими размерами и обильностью владения государя. Кроме того, были случаи, когда без того маленькие государства ещё более дробились из-за таких споров. И тогда речь шла уже о войнах между государствами. Здесь, в Бадене было совсем по-другому. При возникновении спора стоило только запросить архив торговой палаты, как спорщикам предоставляли копии документов, и всё сразу становилось ясно.
   Подписание документов не заняло много времени. Передача тридцати тысяч золотом тоже. Чиновник тоже довольно сильно удивился, что Лоберс продаёт такое прекрасное поместье за такие гроши, но ему недвусмысленно намекнули помалкивать. Лоберс вообще обошёлся с ним прохладно. Тот просто сделал свою работу, то есть заверил купчую своей подписью и увёз её копию в палату.
   После этого двинулись в обратный путь, в столицу. Анжелина снова села в экипаж к жениху, угрюмый Лоберс в одиночестве поехал в своей карете с фамильным гербом. По дороге больше молчали. Говорили только о поступке герра Герберга и о том, во что это может вылиться. Приходили в общем, к неутешительным прогнозам. Анжелина рассеяно теребила мешочек с сэкономленными пятью тысячами талеров.
   Когда доехали до дома Лоберса уже практически стемнело. Грануа уже сильно напрягал глаза, чтобы не потерять дорогу из виду - фонаря в экипаже не было, не предусмотрели. Помогала маячившая впереди карета Лоберса, по ней и ориентировались. Анжелину потянуло в сон, она уже начинала сопеть ровно, но на ухабах дороги экипаж подпрыгивал, Анжелина тихо стонала и не могла заснуть. Когда подъехали к дому, Андреа как тогда в саду тихонько растолкал её. Она открыла глаза и увидела свет в знакомых окнах.
  -- Приехали? - спросила она.
  -- Да, - ответил Андреа.
  -- Что-то сморило по дороге.
  -- Поздно уже. Давай, вылезай. - сам он уже спрыгнул на землю.
   Она спустилась, опираясь на поданную руку. Они пошли в дом. Герр Герберг уже входил. В темноте на фоне светлого прямоугольника открытой двери был виден его тучный силуэт. Андреа сделал Грануа знак оставаться у ворот. Они пошли к дому. На полдороги Анжелина оступилась. Андреа успел подхватить её. Она повисла у него на руках.
  -- Анжелина, не делай так, - сказал он немного укоризненно.
  -- Почему, мне так хорошо.
  -- Анжелина!
  -- Ну что? Я устала, занеси меня домой, - к ней снова вернулся её задор.
  -- Анжелина, не буду я тебя заносить.
   Он поставил её на землю. Она снова упала на него и обвила руками его шею.
  -- С места не сдвинусь, - сказала она упрямо.
  -- Ну тогда до утра стоять будем, - сказал Андреа.
   В дверях появился барон.
  -- Ну скоро вы там? - послышался его голос. Он не видел их в темноте.
  -- Анжелина требует, чтобы я её занёс, - пожаловался Андреа.
  -- Анжелина! - строго сказал отец.
  -- Я очень устала, - отозвалась она жалобным голосом.
  -- Ну ладно, заноси её, - разрешил весело барон.
   Андреа аккуратно поднял её и понёс в дом. Она картинно повисла у него на руках. Он положил её на диван и сам уселся рядом. В дверях прыснули от смеха две молоденькие служанки. Барон грозно махнул на них рукой, и они убежали, хихикая на ходу.
  -- Почему мой дом так близко от ворот? - сказала Анжелина. - когда строили, надо было сделать дорожку подлиннее.
  -- С тобой всё в порядке? - спросил подошедший Лоберс, обращаясь к ней.
  -- Редко бывает лучше, - с истомой в голосе отозвалась дочь.
  -- Я завтра заеду к обеду, поедем покупать подарок, - сообщил Андреа. Лоберс кивнул в знак согласия.
  -- Только непременно к обеду, а не после него. Я закажу что-нибудь особенное, отметим покупку.
  -- Хорошо. До завтра, - он медленно спиной вперёд начал удаляться в сторону двери.
  -- До завтра, Андреа, - ласково пропела Анжелина, подперев голову рукой. Лоберс учтиво кивнул. Андреа ушёл.
  -- Анжелина, ну зачем ты его так вгоняешь в краску? - строго спросил отец. Его угрюмости и след простыл при виде счастливой смеющейся Анжелины.
  -- Ему понравилось даже, и мне тоже.
   Что тут скажешь...
  
   Почти неслышно прошагал Андреа по посыпанной песком дорожке. У ворот Грануа оживлённо судачил с привратником Лоберса.
  -- Барышня ваша - огонь, - далеко слышался его старческий голос.
  -- Да ваш маркиз тоже очень даже, - похвалил в ответ привратник. - Как он её лихо подхватил!
  -- Да она же только изображала, что падает.
  -- Да нет, она и вправду падала.
   Поспорили ещё какое-то время, пока не перешли на личности. Привратник обозвал Грануа старым слепцом, который ни черта не видит тем более в темноте. Грануа в долгу не остался и сказал, что привратник совершенно ни черта не понимает в женщинах. Молодая госпожа сотню раз ходила по этой дорожке и могла бы с закрытыми глазами не оступиться. Как раз тут и подошёл Андреа и сердито отчитал и того, и другого. Он лихо впрыгнул в экипаж и велел трогать домой.
  
   4.
  
  -- Что ты думаешь по этому поводу, коллега?
  -- Что?
  -- Да, я про братьев.
  -- Добром это не кончится, Марк. Готовься к схватке. Они, несомненно, будут действовать сообща. По их мнению, именно ты - причина их проблем, ты и будешь главной их мишенью.
  -- Почему я? - естественно, Марк понимал, почему он, но хотелось услышать со стороны.
  -- Почему ты? - переспросил советник. - Без твоего появления жизнь бы текла своим чередом. Лоберс выдал бы дочку за какого-нибудь местного графа или герцога, пусть и не баденского, но германского и все жили бы счастливо. Но тут появляешься ты. Что ты делаешь? Охмуряешь отца, мать, сестру, покупаешь за бесценок имение, которое по праву наследства принадлежит им, берёшь на себя всё наследство, оставляя их без гроша...
  -- Всё так, но чем мне это может грозить?
  -- Вот здесь полная непредсказуемость. Они могут просто подстеречь в тёмном переулке и прирезать, могут придумать что-нибудь поизощрённее. Будь готов ко всему.
  
   На следующий день Андреа выехал в экипаже из ворот своего дома не один. Его сопровождали двое твердолобых охранников. Было это, конечно, лишним, но он решил во-первых, сам привыкнуть, во-вторых, других приучить. Охранники ехали верхом на рослых жеребцах и держались немного позади. При делании такие легко могли раствориться в толпе. Так и приказал им Андреа при подъезде к дому Лоберсов.
   Он принял своё задорное и беспечное настроение, входя в ворота. Приученный, знавший его в лицо привратник бес слов открыл ему. Камердинер отворил двери и шумно объявил об его прибытии. Как всегда, его уже ждали. Герр Герберг и Анжелина сидели на всё том же диванчике, на котором их оставил вчера Андреа, как будто не двигались с места. Анжелина всё так же лежала, подперев кулачком голову и поджав ноги, герр Герберг всё так же сидел у неё в ногах. Андреа быстрым шагом прошествовал к дивану и резким глубоким поклоном поприветствовал их.
  -- Здравствуй, Андреа, - пропела Анжелина. Лоберс молча протянул руку.
  -- Вы готовы? - спросил гость.
   На столе уже всё было накрыто. Марк за свою достаточно долгую работу в свете знал толк в хорошей кухне, но этот обед был просто замечательным. Лоберс не поскупился, одни вина чего стоили! Им было лет восемьдесят не меньше! Лоберс рассказывал, что отец его увёз три бочки этого самого вина из-под Лютцена. Марк знал, что в битве под Лютценом участвовали 10 тысяч саксонцев, так что вполне вероятно, что отец герра Герберга был там. Лоберсы славились своей воинственностью, и уж точно не могли не участвовать в Тридцатилетней войне. Звучало правдоподобно.
   Андреа завёл разговор на эту тему, но Лоберс не любил, когда говорили об этой войне. Отец его погиб под Брейтенфельдом.
  
   После обеда посидели какое-то время в гостиной, говоря о том, о сём. Ни слова не было сказано про братьев. Говорилось в основном про вновь приобретённую Андреа усадьбу. Анжелина снова начала вслух планировать. Наконец Андреа предложил отправляться.
  -- Да, конечно, уже пора но только я не поеду, - сказал Лоберс, - дела.
   Андреа удивился. Барон ни разу доселе не отпускал дочь одну.
  -- Ты согласна на это, Анжелина, - спросил он дочь.
  -- Да, конечно, - она тоже явно не ожидала такого исхода дела, но удивление её было приятным. Она быстро поднялась с дивана.
  -- Ну чего вы опешили? - с улыбкой сказал Лоберс. - Не те уже мои годы, чтобы по лавкам шататься. Вы что, не справитесь вдвоём?
  -- Конечно справимся, - сказал Андреа.
  -- Ну идите же, я жду гостей.
   И они пошли. Анжелина быстро зашагала к экипажу, Андреа еле поспевал за ней. Подошедши к экипажу, он сказал как можно тише по-хеттски Грануа:
  -- Оставь здесь человека, остальных отпусти.
   Грануа, послушно соскочил и побежал выполнять как мог быстро. Он как и все орденцы не замечал своей старости и передвигался на удивление быстро.
   Лицо Анжелины на миг исказила гримаса, глаза расширились, рот приоткрылся. Она сказала изменившимся голосом:
  -- Это ведь не итальянский? - в голосе чувствовались металлические нотки.
  -- Нет, не итальянский. А откуда ты знаешь? - Андреа не придал этому значения.
  -- Ну, я представляю как звучит итальянский. Это - не он, - потом, как бы спохватившись, продолжила своим обычным задорным голоском: - У всех дела, у всех секреты, у всех есть, что скрывать даже от самых любимых и дорогих им людей! Почему ты от меня скрываешь что-то?
  -- Я не хочу засорять наши отношения моими делами.
   Такая отговорка вроде бы прошла. Анжелина переменила тему и принялась весело щебетать о всяких мелочах.
   Грануа вернулся и сразу же отправились. Он уже заранее знал куда править. Утром, до того, как прибыть к Лоберсам, Андреа договорился с одним из самых известных германских коннозаводчиков, с которым был отдалённо знаком ещё в Кёльне. Сейчас он как раз пребывал в Бадене. Он договорился, что к двум часам Андреа посетит его и попросил продать хорошую лошадёнку по нормальной цене. Туда и катил Грануа.
   Приехали как и обещали к двум.
  -- Что это? - спросила Анжелина, морщась от ничем не выводимого запаха, который всегда сопровождает любое разведение любого скота.
  -- Это - сюрприз. Мой подарок. Это конный завод.
  -- Конный завод? - немного растеряно повторила Анжелина.
  -- Да, ты ведь ездишь верхом?
  -- Конечно! - она даже немного обиделась. Как это дочь Герберга Лоберса может не ездить верхом!
  -- Вот я и захотел подарить тебе хорошую верховую.
  -- Как здорово! Я-то думала дело опять кончится драгоценностями. А у меня и та их куча. Я вообще не поклонница золота и камней.
  -- Я заметил, - Анжелина носила только пару маленьких серёг даже по большим праздникам. Разве что на обручение она надела изумрудное колье, да и то после долгих уговоров отца.
   Рядом с заводом находился дом, где и жил друг Андреа. Грануа направил к нему. Заранее предупреждённые слуги не задавали лишних вопросов. Хозяин встретил гостей в костюме для верховой езды, но пешком.
  -- Здравствуй, Курт. Рад тебя видеть, - поприветствовал Андреа, соскакивая из экипажа и подавая руку невесте.
  -- Здравствуй, сеньор Доретти, здравствуйте фройлен Лоберс, - Курт поклонился. - С чем пожаловали? - продолжил он формальности приветствия.
  -- Да вот, Баролю приехали пару присмотреть.
  -- Баролю? - опешил Курт. - Так это твои люди у меня его из-под носа увели? Ну ты даёшь! За сколько взял?
  -- Десять тысяч отдал, но разве жалко десять тысяч за такого жеребца, - Андреа умышленно прибавил тысячу.
  -- Да, видимо совсем плох наш Лерель, что таких коней продаёт! - Лерель был знаменитейший французский коневод. - Но пройдёмте, дорогие гости в мои конюшни. О, не бойтесь, госпожа Лоберс, у меня двое конюшен, - заторопился он, увидев, что Анжелина поморщилась. - Одна общая, другая для самых ценных. Мы идём во вторую, там почти чисто. Анжелину это успокоила слабо, зато Андреа развеселило изрядно. За что он и был награждён холодным осуждающим взглядом невесты.
   В "конюшне для избранных" и впрямь было почти что чисто. Стены сверкали белизной, на полу, видимо, тоже когда-то можно было увидеть собственное отражение, но не сейчас. Что поделать, конские подковы сделали своё дело. С десяток работников суетилось каждый над своим делом. В стойлах стояли такие лошади, что заглядение. Но запах был. Хоть и слабый, но был. Анжелина как услышала его, брезгливо остановилась на пороге, так что Андреа вынужден был легонько подтолкнуть её внутрь.
  -- Вот она, моя гордость, Клия, - Курт тем временем уже быстро прошагал к стойлу с вороной как ночь кобылкой. - Андреа, веришь, нет, от сердца отрываю, не знал бы, что ты купил Бароля - в жизни бы не продал. Но хорошему скакуну - хорошую пару. Забирай.
  -- Ну ладно, ладно цену-то набивать, - смеясь отвечал Андреа. - Нравится? - спросил он Анжелину. Та зажимала нос платком.
  -- Может её вывести, чтоб я могла рассмотреть хорошо, - недовольно буркнула она.
   Курт вывел Клию. Только полный дурак мог отказаться от неё, если были деньги.
  -- Нравится? - Андреа ещё раз спросил невесту.
  -- Нравится, - ответила она уже радостно.
  
   Потом Курт пригласил к себе выпить по бокалу за сделку. Он предложил лучшего баварского пива, Андреа как истинный итальянец отказался. Пришлось ему довольствоваться столовым винцом и бисквитами. Его примеру последовала Анжелина. Но тем не менее, за столом было весело. Хозяин как мог развлекал гостей, весело шутил. Курт был холост, ему было лет 25, ну может быть 26. Конный завод достался ему по наследству от отца. К его смерти он оставался единственным из троих детей в семье. Старшего брата свела в могилу пневмония, сестра умерла при родах. К жизни своей он относился философски, что не мешало ему быть известнейшим сердцеедом и повесой. Но как дело касалось лошадей, он всегда был предельно серьёзен. Он соблюдал наказ отца - заботиться о его любимом детище - конном заводе. Курт в свою бытность хозяином довольно преуспел в делах, завод расширялся и процветал, принося немалый доход.
   Анжелина вышла от него весёлая и радостная, что ей невероятно шло. С Андреа они, не теряя времени даром, договорились о цене. Клию Курт уступил за шесть тысяч с условием, что первый её от Бароля жеребёнок попадёт к нему. На том и пожали руки.
  
   5.
  
   По дороге назад к дому Лоберса на перекрёстке улиц дорогу перегородил закрытый чёрный экипаж без каких-либо знаков, по которым можно было бы различить его принадлежность. Грануа резко затормозил, его пассажиры едва не повалились на дно коляски. Из чёрного экипажа невозмутимо вышел Конрад Лоберс.
  -- Здравствуй, сестрица, здравствуйте, герр Доретти, - поприветствовал он. Чёрный экипаж тронулся, Грануа остался на месте. - Вы позволите? - спросил он, указывая на сиденье коляски Андреа. Андреа сделал пригласительный жест. Конрад забрался внутрь и сел напротив Анжелины и Андреа. - Трогай за моим экипажем, - повелительно сказал он Грануа.
   Грануа вопросительно посмотрел на хозяина, Андреа кивнул. Только тогда Грануа тронул.
  -- Чем обязаны, герр Лоберс?
  -- Захотелось поговорить с вами и увидеть сестру.
  -- И всё?
  -- И всё.
  -- Ну, я думаю, сестру вы уже увидели, давайте поговорим. О чём?
  -- Да всё о том же, об усадьбе этой...
  -- И что?
  -- Да, будь она неладна, столько бед из-за неё, - он сделал многозначительную паузу. Андреа молчал. - В ссору всю семью ввергла. А вы не знаете, почему отец так поступил?
  -- Чужая душа - потёмки. Это его решение, я сам, когда он мне предложил, был, признаться, ошарашен, - ответил Андреа, поняв к чему он клонит.
  -- Да понимаете, герр Доретти, я хочу кое-что прояснить...
  -- Вы хотите сказать, что я выпросил или потребовал эту усадьбу?
  -- Ну вы сами посудите. У нас в семье было всё мирно-спокойно, всё шло своим чередом. И тут появляетесь вы. И что происходит? Вы обручаетесь с моей сестрой. Я не имею ровным счётом ничего против, я от всей души желаю ей счастья, - он тепло взглянул на Анжелину. - Но потом начинается самое интересное. В знак своей дружбы и в качестве признания ваших серьёзных намерений он отдаёт вам за бесценок имение. Моё имение. Вы понимаете, что я теперь живу только за счёт жены. Как вы полагаете, это очень здорово? - не дождавшись ответа он продолжил: - И кто после этого виновник как не вы?
  -- Например ваш отец. Согласитесь, что если бы не воля вашего отца, то мои хитрые замыслы потерпели бы полнейшую неудачу.
  -- А откажись вы ничего этого бы не случилось. Что вы, настолько бедны, что вам особую погоду сделает это имение?
  -- Я давно хотел иметь поместье здесь, чтобы ваша сестра жила с родителями и не тосковала по дому. Это было сделано во имя её счастья, - Марк давил на болевые точки Конрада.
  -- Конрад, в чём, в конце концов проблема, - вмешалась Анжелина. - Если вопрос только в деньгах, то мы готовы дать и тебе кусок этого пирога.
  -- Никогда, - глаза его сверкнули недобрым огнём, но не на Анжелину, а на Андреа. - Никогда потомок Фридриха Желтобородого не будет побираться у чужого стола!
  -- Что же вы тогда хотите? - спросил Андреа.
  -- Теперь я уже ничего не хочу, что сделано, то сделано, ничего уже не вернуть назад.
  -- Так зачем же вы тогда пришли?
  -- Я пришёл сказать, что ваш вызов принят. Вы объявили войну мне и моим братьям, мы примем бой.
  -- Да поймите же вы, я никакого вызова вам и вашим братьям не делал, я искренне хочу, чтобы между нами установились добрые отношения, я не хочу никакого конфликта.
  -- А... Вот вы как заговорили! Я не знаю, как вам удалось запудрить мозги моему отцу и матери, но на нас такие фокусы не проходят.
  -- Да не пудрил он никому мозги! - вскричала Анжелина. - Это воля отца, ты как хороший сын должен её принять.
  -- Отец мой находился под его влиянием, это не его воля, это воля этого... этого авантюриста. Готов поспорить там в Италии знать не знают никаких Доретти.
  -- Послушайте вы... - вскипятился Андреа. Анжелина сидела бледная как полотно, но в глазах светился недобрый злой огонёк. Пальцы ходили мелкой дрожью, то ли от ярости, то ли от стаха.
  -- С этого дня я приложу все усилия для того, чтобы вас выгнали позорной метлой из дома моего отца и больше не пустили на порог. - он выдержал паузу в две или три секунды, - Честь имею.
   Он спрыгнул на мостовую и быстро скрылся.
  
  
  -- Глава 9
  
   Баден, Германия
   1671 г н.э.
  
   1.
  
   На следующий день чуть свет к воротам подкатил верховой и потребовал срочной аудиенции у Марка. Когда же его допустили, он, не говоря ни слова, вручил ему грамоту с красной кураторской печатью. Марк недоумённо воззрился на старомодный пергамент. Какого дьявола понадобилось от него Оливеру? Не скрывая раздражения, он сломал печать и прочёл:
  

Марку лично в руки.

   Срочно явиться в Кёльн.

Центральноевропейский Куратор Оливер.

  
   Как всегда краток, как всегда в самый неподходящий момент. Почему сейчас, когда всё идет как по маслу, надо обязательно вызвать для "беседы" и разрушить всё. Крыса канцелярская!
  
   Андреа пригласил Анжелину на верховую прогулку за город. Та согласилась. Они вдвоём проехались пару раз вокруг столицы. Осень возвещала о своём скором приходе. Воздух был кристально чист и отдавал холодом. Уже скоро наступят настоящие холода, выпадет снег и будет совсем тоскливо и грустно.
   Они ехали шагом стремя в стремя, молчали. Марк смотрел перед собой, временами уходя в задумчивый транс, в котором не слышит происходящего. Анжелина выводила его из забытья лёгким прикосновением руки. "Мы итак очень мало видимся, можешь ты не думать о делах, хотя бы когда мы вдвоём?" - звенел в ушах её голос. Он пробуждался и начинал разговор с того места, на котором остановился в прошлый раз. Её это забавляло. Но она не могла не видеть, что странная грусть терзает её жениха. Девичье сердце понимало, что Андреа не такой как всегда. Она допытывалась, он молчал. В конце, когда пора уже было расходиться Андреа сказал:
  -- Анжелина, родная, мы прощаемся на намного большее время, чем ты думаешь, - она непонимающе хлопала глазами на эти слова. - Мне нужно уехать.
  -- Куда? - спросила Анжелина с укором.
  -- Я не хочу говорить об этом. Мы же договорились не говорить о делах на наших... встречах.
  -- Я хочу знать, - в голосе её чувствовался металл, холодная твёрдость.
  -- В Кёльн, - Марк знал, что в данной ситуации нельзя говорить правду, но сказал то, что сказал.
  -- Зачем?
  -- Долго объяснять, очень долго.
  -- Ну хорошо, - её голос показался ему подавленным. Удивительно бурно проявлялись у этой девочки любые эмоции. - Значит ты меня покидаешь, ни слова не сказав что да как. Что ж, иди куда шёл.
  -- Анжелина, родная моя, ты ведь меня хорошо знаешь. Ты должна понимать, что я действительно могу развернуться и уйти.
  -- Ты не уйдёшь...
  -- Ну разумеется, я не буду совершать поступков, о которых мы оба пожалеем в будущем.
  -- Я просто боюсь, что ты уедешь навсегда.
  -- Думать не смей. Захочешь - не уеду.
   Она рассмеялась. Андреа всю дорогу до её дома обещал, что ненадолго, на пару недель, в самом крайнем случае на месяц. В конце концов она заставила себя поверить. Так будет лучше. Она пообещала, что будет ждать хоть год.
   Хотелось попрощаться потеплее, но они уже пересекли ворота дома, за ними уже следили множество любопытных глаз. Где-то среди этого множества были её родители. Очень хотелось, но нельзя.
  
   Дома Марка ждал Эрнст. Был он как на иголках, и Марк понял -- дело срочное. Как же не хочется всей этой деловой суеты в такие дни! Но приходится, никда не денешься.
  -- Ну давай, говори же, - устало сказал Марк.
  -- Вы мне не поверите. Знаете кто прибыл к Лоберсу, когда вы уехали?
  -- Нет, - честно ответил Марк.
   Эрнст понял этот тон и продолжил уже сдержаннее и официальнее:
  -- Конрад, Рудольф и Карл Лоберсы.
   Марк опешил.
  -- Что, все втроём?
  -- Да.
  -- И долго они внутри были?
  -- Полтора часа. Вышли очень весёлые и довольные.
  -- Ничего не понимаю. Конрад расстался с отцом в ссоре... - это были уже мысли вслух.
  -- Можешь предположить чем они там внутри занимались?
  -- Разговаривали, возможно ужинали, - ответил Эрнст с сарказмом. Ну в самом деле, откуда ему знать!
  -- Вот здесь нужно было поймать какого-нибудь мальчишку из дворовых, дать ему монетку и спросить что делают хозяева.
  -- Но мальчишка потом мог про меня рассказать...
  -- Ну ты же понимаешь, что этот случай имеет чрезвычайную важность. Понимаешь?
  -- Понимаю.
  -- Хотя, тогда это бы ничего не дало. Мальчишка бы сказал, что ужинают или говорят. О чём говорят он бы всё равно не смог узнать. Но на будущее учти.
  -- Учту.
   Орден очень редко внедрял людей непосредственно в дом объекта наблюдения. Теоретически можно было ввести в дом Лоберса подставную горничную или полотёра, это бы очень сильно помогло в ситуациях таких как данная. Но так не делали. Во-первых, если объект узнавал о контактах его знакомого с одним из своих слуг, это грозило полным провалом. Во-вторых, как правило, объекты слежки часто менялись. Очень редко всё задание вертелось вокруг одной семьи. Редко кто поступал так, как Марк - делал ставку на одного человека. При такой работе остаётся множество ненужных следов: многочисленная родня, безутешная вдова...
   Да, Марк действовал грязно, но это был лёгкий и быстрый путь.
   "Хороший парень этот Эрнст, далеко пойдёт. - думал Марк. - Если всё кончится хорошо, надо будет замолвить за него словечко".
   Марк усмехнулся сам себе. Сам ещё в подвешенном состоянии, на грани большой неудачи, а уже о других мозгует. Что за человек? Надо сосредоточится на сегодняшнем, не надо заглядывать так далеко вперёд.
   Чем могу быть так довольны братья? О чём таком говорили они с отцом? Уж не грозит ли чем серьёзным этот их сговор. Не к добру, не к добру всё это. Может через Анжелину узнать? Да нет, не получится, уже уезжать пора, некогда. Да и что может случится за эти две недели, что Марка не будет. Будем надеется, что ничего глобального".
   С этими мыслями Марк отправился спать. Не то, чтобы он не понимал, что уезжает в очень неподходящий момент, что назревает нечто неизвестное, а значит и потенциально опасное. Он просто не хотел засорять этим мозги. Думай не думай - изменить этим ничего не изменишь. А ко сну надо отходить со свежей головой.
  
   2.
  
   Кёльн, Германия
   1671 г н.э.
  
   Когда Марк в последний раз был в этой канцелярии, его кормили вкусными бутербродами с чем-то мясным. Кстати надо было спросить из чего такого они были сделаны. В свете пригодиться.
   Но сейчас было сильно не до кулинарии. Сейчас Марка распекало начальство. Прошлый его начальник, Хадиб, тоже крутого нрава человек, поэтому Марк довольно хорошо знал как надо вести себя в такие минуты. Очень просто: надо сначала выслушать начальника с повинной физиономией, дать ему выговориться, выпустить пар, а уже потом начинать оправдываться и приводить свои доводы. Но вот с Оливером Марк немного не рассчитал. Когда начальник взял первую долгую паузу, Марк подумал, что гроза уже растратила свои силы и начал противопоставлять ему свои аргументы. И нарвался на вторую волну. Тогда Марк применил второй приём. Когда на тебя кричат, надо говорить так тихо, чтобы начальник мог едва-едва расслышать. Тогда он прекращает повышать голос. Так и говорили, Марк на пониженных тонах, Оливер на повышенных.
  -- Я не могу понять, как можно такую прорву средств потратить и не добиться ровным счётом никакого результата.
  -- Результат будет и очень скоро. Я же объяснял вам.
  -- Вы кормите меня пустыми обещаниями. Ваш отчёт - пустышка, ни слова по делу, могли бы потрудиться и убедить меня.
  -- Да, кстати вы вызвали меня в очень неподходящий момент. В Бадене определённые сложности, без должного внимания они могут перерасти в проблемы.
   Оливер никак не ожидал от Марка такой прямоты на грани наглости.
  -- А их решение в свою очередь повлечёт за собой дополнительные расходы и ещё большее затягивание со сроками.
  -- Тебя надо отправить назад к работе информатора за такие слова. - глаза Оливера светились гневом.
  -- Это вам невыгодно, вы этого не сделаете, - Марк протянул секунду, выдерживая паузу, потом продолжил: - На моё место придётся назначить другого человека, что приведёт к потере всей наработанной мной "паутины" связей. Вы этого допустить не можете, тогда начальство вас по головке не погладит.
   Марк уже понял откуда ноги растут. Германская ситуация осложняется, начальство требует ускорить процесс. А Оливер находит крайнего, им конечно оказывается Марк, и срывает всю злобу на нём.
  -- Я со своей стороны гарантирую не далее как через месяц-полтора хороший прогресс, если вы мне разрешите применение чрезвычайных методов и того раньше.
   Оливер сел за стол и наморщил лоб. Он уже меньше всего был похож на строгого начальника, которому нужно отчитать подчинённого.
  -- Как понимать "чрезвычайные методы"?
  -- Ну... - протянул Марк. Потом взял и ляпнул: - Три ампулы брутацина.
   Оливер выпучил глаза, потом встал, чтобы открыть ящик в углу кабинета. Он вынул три ампулы с оранжевой прозрачной жидкостью и протянул их Марку.
  -- Тебе повезло, они списанные. Так что действуй как знаешь. И мне и начальству важен сейчас результат, методы уже не важны. Пойми, ситуация осложнилась и грозит катастрофой. Действуй быстро и решительно, - он позволил себе улыбнуться. Потом сделал совершенно невероятный для него жест - подошёл к Марку и потрепал его по плечу. - Удачи, - сказал он напоследок. - А теперь что есть духу скачи обратно в Баден и действуй. И моя и твоя карьера в твоих руках. Людей у тебя хватает?
  -- Хватает, - ответил Марк немного сконфуженно.
  -- Ну тогда совсем отлично. Иди.
   И Марк пошёл. Он был сам себе непонятен. Зачем ему брутацин, да тем более целых три ампулы? Он просто хотел спровоцировать Оливера. Но, опять же, зачем? Чтобы на него ещё больше накричали? А смысл? Вот так иногда каждый человек делает некоторые вещи, сам не зная зачем. Но зато теперь у Марка есть брутацин. Нужная вещь, что и говорить. Не сейчас, так потом очень может пригодиться.
   Орден предусмотрел всякие ситуации на своём нелёгком пути. Иногда на его пути встречаются очень уж неприятные люди, с которыми надо как-то бороться. Когда не помогают самые последние и изощренные ухищрения в ход идут последние средства. А что может быть лучше яда, когда нужно убрать со своего пути ненужного человека? Орден готовит разные яды. Некоторые убивают неделями, некоторые мгновенно, от некоторых умирают медленно и мучительно, от других просто - раз и готово.
   Брутацин из них самый совершенный. Он убивает на второй день после приёма. Человек просто приходит с вечера, ложится спать и никогда уже больше он не потревожит своими делами орден. А медицина ничего не скажет - человек просто перестаёт дышать во сне. Такое бывает даже с самыми крепким людьми. Брутацин можно подмешать практически в любую еду - даже самый изощрённый гурман ничего не заметит. Он абсолютно безвкусный как вода. В общем, идеальная отрава, которая действует быстро незаметно и безотказно.
   И вот теперь три ампулы с этой смертоносной жидкостью лежали у Марка на ладони. Они когда-нибудь кому-нибудь принесут смерть. Возможно даже самому Марку. Идеальная смерть, без мучений, практически без травмы.
   Внизу Грануа играл в шахматы с каким-то незнакомым Марку служащим. А что, Грануа провёл здесь лет сорок пять, не меньше, всех знает, с половиной канцелярии здоровается за руку. Теперь вот нашёл такого же бездельника как и он сам и рубится с ним в шахматы. Эрнст сидит рядом и внимательно наблюдает. Оба веселы и разговорчивы. Ну конечно, скорого возвращения Марка от Оливера ждать не приходится. Сначала Оливер наорёт, распечёт как следует, потом будет долго ходить взад-вперёд по кабинету, как будто придумывая наказание незадачливому подчинённому, и только потом наградив несколькими обидными эпитетами и ворохом новых инструкций со злобой выставит вон. И тогда уже Марку будет не до своего помощника и информатора. Некоторые после такого разговора будут срывать злобу на тех, кто ниже их, Марк же замкнётся и будет о чём-то усиленно мозговать. Это знали оба. Поэтому развлекались как могли. Размашисто ставили фигуры на доску, так, что та подпрыгивала, оживлённо о чём- то спорили, громко смеялись.
   Марк умышленно прогромыхал по лестнице, чтобы его невозможно было не заметить. Оба встрепенулись и зачем-то встали из-за доски. "Как же так, и получасу не прошло", - было написано на их лицах.
  -- Сворачивайтесь, мы возвращаемся, - прогрохотал голос Марка под сводами особняка, его же носитель уже бодро шагал по направлению к выходу.
   Грануа с грустью посмотрел на недоигранную партию и сказал:
  -- Так экипаж только что распрягли.
  -- Плохо, запрягайте, - распорядился Марк.
   Грануа на правах старшего товарища взглянул на Эрнста, Эрнст встал и пошёл распоряжаться. Грануа же продолжил игру. Марк тоже к нему присоединился.
  
   Осенью темнеет рано. В Баден приехали не так поздно - в девять часов, но темно было хоть глаз выколи. В доме не горело ни огонька - все уже завалились спать. У вновь приехавших с дороги не было никакого желания разводить огонь и зажигать свет, они последовали их примеру.
  
   3.
  
   Баден
  
   Время - одна из самых удивительных вещей. Бывает так, что пройдёт его такое количество, что страшно и подумать, как бывает жутко смотреть в бездну глубокого ущелья. Пройдёт много времени и не меняется ровным счётом ничего. А бывает наоборот - не был несколько дней и ничего, совсем ничего не понятно, настолько за этот короткий срок изменился мир. Время иногда играет с людьми в злые игры. И финалы у этих игр бывают самые плачевные.
   В этот раз время сыграло злую шутку с Марком, точнее с Андреа. Приехав, он поступил очень благоразумно, не став сразу же приступать к брошенным делам. Уезжая, он оставил шестерёнки своей машины по прежнему вертеться. Информаторы по прежнему рыскали в баденском свете, теперь же они пришли к нему с отчётами. Он с первых же слов первого же информатора почувствовал какую-то тревогу. Он как никогда внимательно слушал каждое слово, пытаясь во всей полноте воссоздать ситуацию, которая сложилась за пять коротких дней его отсутствия.
   Беда пришла откуда Марк меньше всего ожидал. Удар тем сильнее, чем более незащищено то место, куда он попал. Марк получил удар с своё самое слабое место. Причём сложилось так, что это место одновременно оказалось ключевым.
   Анжелина. Эта девочка, на которую он поставил свою карьеру, своё первое же серьёзное задание. Марк был слеп, а ведь это было так просто. Одно лишнее движение, сделанное перед самым отъездом и ничего бы не случилось.
   Конрад! Это он. Как только Марк смог не придать значения столь очевидным обстоятельствам! Конрад Лоберс оказался не из тех, кто бросает слова на ветер. Он не зря приходил и недвусмысленно угрожал. У него уже тогда был составлен этот совсем нехитрый план. Этот выпад с его стороны был столь очевиден и предсказуем, что Марку ничего бы не стоило его парировать, однако, выпад достиг цели. Теперь приходилось начинать всё буквально сначала, собирая остатки былого могущества.
  
   Герцог Вильгельм почти по-хозяйски прошагал от ворот дома Лоберса к дверям. Совсем как какую-то неделю назад сам Андреа. Бессильная злоба душила Марка. Он сдерживал себя как мог. Теперь нельзя позволить себе эти внезапные вспышки гнева, они могут только ещё больше напортить, теперь нужно действовать с холодным рассудком. Вот Герцог открыл дверь и вошёл внутрь. Марку даже показалось, что он слышит громогласный голос камердинера Лоберса. Того самого, что неделю назад на весь дом провозглашал: "маркиз Андреа Доретти".
   Марк, конечно, итак понимал, что произошло в его отсутствие, но хотел собственными глазами увидеть. А что увидеть? Можно подумать ему стало бы легче от довольной физиономии герцога Вильгельма, брата наследника Бадена.
   С ним произошло ровно то же самое, что когда-то с Андреа. Герр Герберг завлёк его в дом, где его очаровала Анжелина. Хотя, в дом герцога привёл совсем не герр Герберг. Привёл его Конрад. Герцог Вильгельм был его хорошим знакомым, товарищем по гулянкам. Именно он и был причиной весёлых лиц братьев, когда те выходили от отца в день отъезда Андреа. Они прекрасно знали, что отец не может не клюнуть на такую жирную наживку. И Лоберс клюнул, а дальше его личное обаяние и красота Анжелины сделали своё дело. Анжелина, конечно же, не возражала. Она ведь из рода Лоберсов, а значит, знает толк в выгоде. А Андреа остался для них тренировкой. Вот так. Быстро вертится колесо Фортуны.
   Сомнений никаких быть не могло - шансов восстановить своё положение в доме потомка Барбароссы нет никаких. Против такого противника Андреа не выстоять. Но шансов нет только в честном бою, что если попробовать играть не по правилам? Попробовать стоит - терять теперь Марку особо нечего.
  
   Марк ввалился хмурый и злой, какого его и ждали. Эрнст и Грануа понурив головы дежурили в гостиной. Они тоже были не в самом лучшем настроении. Их перспективы рушились вместе с перспективами Марка. Хотя им, в отличие от их начальника, провал ничем не грозил, но и не нёс ничего хорошего. Был шанс возвыситься, подняться вместе с ним, теперь он таял с каждым часом. Марка же просто по-человечески жалко. Орден не прощает провалы, теперь он обречён до конца дней гнить на побегушках у других без малейшего шанса вырваться.
   Марк быстро не глядя по сторонам взбежал по лестнице себе в кабинет. Эрнст встал первым. Он последовал к дверям кабинета, Грануа по-старчески закашлял у самых дверей. Специально, ясно дело.
  -- Помощь нужна? - спросил Эрнст и сам удивился своему твёрдому голосу.
  -- Нет, я пока сам подумаю, потом позову, - донёсся из-за двери голос Марка.
   Грануа пожал плечами и послушно засеменил в сторону. Эрнст ушёл за ним.
  
   4.
  
  -- Я думаю, что в данной ситуации придётся принимать чрезвычайные меры, - сказал Эрнст.
   Марк наградил его таким взглядом, что у того мурашки побежали по спине. Никогда он не видел своего начальника в таком настроении духа. Он был близок к нервному срыву, но тем не менее, каким-то чудом ему удавалось сохранить ясность рассудка. "Мал ещё думать", - казалось уже готово было слететь с его губ, но не слетело.
  -- Я тоже так считаю, - помог товарищу Грануа.
  -- Это ясно как день. Вот только что делать?
  -- Каким-нибудь образом убрать герцога с дороги.
  -- Ты в своём уме, Грануа? Ты чего удумал? Пойми ты, что это брат правящего герцога Баденского! Его нельзя просто так подстеречь и застрелить.
  -- А кто говорит, что его надо стрелять? Стрелять как раз не надо ни в коем случае. То, что это сделал ты, поймёт даже ребенок. Итальянчик, горячая кровь, не выдержал, ревность задушила, взял и убил соперника. Глупо, так делать нельзя.
  -- И в то же время действовать надо быстро, иначе Оливер в порошок сотрёт, - Эрнст не выдержал и тоже вставил словечко.
  -- Надо всё очень внимательно продумать. Помогайте, - сказал Марк.
  
   Сидели допоздна. К утру Марк понял, что лучше всего думать одному. Мозговой штурм не получился. С рассветом все отправились спать, так ничего стоящего и не придумав. Ничего, Марк решит всё сам. Это его дела и его проблемы, никто ему не поможет, кроме него самого.
   Время есть, его даже больше чем достаточно, с избытком. Первое время нужно залечь на дно, никак себя не проявлять, на людях не появляться. Кроме того надо узнать получше о привычках и обыкновениях этого Вильгельма, это как минимум неделя. Оливер, правда, будет зол, как чёрт, на его бездействие. Надо, чтобы Грануа ничего не доносил ему в течение какого-то времени.
  
  
  -- Глава 10
  
   Баден, Германия
   1671 г н.э.
  
   1.
  
   В лесу в двух милях за городом раздавался звонкий девичий смех и надрывный басистый голос герцога. По пожухлой листве почти неслышно ступали копыта двух породистых вороных лошадей. Было холодно, промозглый северный ветер насквозь продувал совсем уже прозрачный лесок. Неяркое солнце несмотря на полдень уже совсем не грело, а, как луна, только светило. На счастье денёк был солнечный, но всё равно на горизонте маячили серые низкие тучки, которые превращают голубое небо в непонятную беспросветную серую хмарь и из которых то и дело сыплется мелкий противный осенний дождик. Лес уже совсем затих, ни посвиста птиц, ни шелеста листвы - почти полная неприятная тишина и только негромкое цоканье массивных копыт породистых лошадей и девичьи смешки... Но Анжелина и Вильгельм, казалось, не замечали неподходящей для долгих прогулок погоды. Она им была только на руку. В такую погоду ровным счётом никто не покажет нос на улицу, они не рисковали быть замеченными вдвоём. Над ними не висели путы человеческого общества, которое так и норовит своими сплетнями и пересудами разрушить даже самый крепкий союз.
   Но всё-таки были в этом леске ещё три пары глаз и все они непрерывно следили за молодой парочкой. Они неприметными тенями крались за влюблёнными - бесшумный и внимательный надзор. Опавшая пару недель назад листва лежала толстым полусгнившим пластом и напрочь заглушала шаги человека. Лес был почти прозрачен, и это могло сорвать маскировку, но гуляющие были так увлечены друг другом, что им было недосуг даже элементарно оглянуться.
   Одна пара глаз принадлежала личному охраннику герцога Вильгельма. Приставлен он был его братом, правящим герцогом баденским так ловко, что даже сам Вильгельм не знал о его существовании. Он и просматривал лесок, но совсем недолго. За ним в лес вошли ещё два человека. Один из них, ловко маскируясь, через четверть часа был от охранника в двадцати шагах. Охранник был молодой, не слишком обременённый опытом. Ещё через пять минут совсем близко от него хрустнула под ногой человека сухая ветка. Он обернулся, и тонкая короткая стрела, метко пущенная из самострела, вонзилась ему чуть пониже уха. Он не то, чтобы вскрикнуть, понять ничего не успел, его молодая жизнь оборвалась очень быстро.
   Марк вышел из-за кустов, на ходу закидывая самострел за плечи при помощи специальных ремней наподобие рюкзака. Он подошёл к трупу, чтобы убедиться, что тот действительно мёртв. Парень был мертвее некуда. Марк осторожно, чтобы не запачкаться в крови вынул стрелу из своей жертвы, аккуратно вытер её тряпицей и положил в ящичек для стрел. Запыхавшийся Эрнст подбежал к месту убийства, осторожно ведя в поводу Бароля.
  -- Хорошо, что наш герцог не знает о своей охране, братец его облегчил нам задачу, - шёпотом заметил Марк. - Тут недалеко овражек, оттащи его туда и прикрой как следует.
   Эрнст кивнул и расторопно стал исполнять приказание. Марк взгромоздился на Бароля. Всю неделю он учил жеребца ходить тихо и неслышно, красться. Поначалу конь артачился из-за своего благородства, но потом уступил хозяину. Теперь конь и человек слились в один организм и неслышно, боясь дышать, но довольно быстро начали подкрадываться к едущей шагом парочке. Марк взял самострел в руки.
   Анжелина по своему обыкновению щебетала о всякой ерунде. Возможно, если бы она этого не делала, то у Марка и дрогнула бы рука, не хватило бы сил в решающий момент нажать на спуск, но при одном воспоминании, о том, что каких-то несчастных полторы недели назад он с ней вот так прогуливался и Анжелина щебетала ему, ярость кипела в жилах. Марку хотелось крови этого человека, который отнял у него будущее. Животное чувство. Снова чувства, снова эмоции, но в этот раз правильные эмоции, они помогают. Иногда ярость и ненависть придаёт сил, не даёт свернуть с правильного пути.
   Тем временем Бароль уже подобрался на десять шагов, и всадник, и конь уже инстинктивно сдерживали дыхание, чтобы их не обнаружили. Умный Бароль понимал что от него требуется. Наконец, наступило время решающего броска. Марк сжал колени на боках жеребца и тот взял с места в галоп. Анжелина обернулась первой, герцог Вильгельм за ней. Марк без размаха, на полном скаку приложил тупым прикладом самострела ему по виску. Безвольное тело герцога мешком рухнуло на землю. Марк повернул коня и подъехал к Анжелине.
  -- Ты... - сдавлено произнесла она.
  -- Я, - с холодной уверенностью ответил Марк. - А не перестарался ли я немного? - сказал он скорее себе, чем кому-либо ещё.
   Он слез с лошади и нащупал артерию на шее. Пульс был.
  -- Живой, - облегчённо констатировал Марк. Какой страшный цинизм прозвучал в его голосе! Он достал из внутреннего кармана ампулу брутацина. Брутацин был непростой, а с добавлением кое-каких травок, вызывающих бред и сильнейшие галлюцинации Он отбил пальцами горлышко и вылил смертоносное содержимое в рот герцога. Потом он запрокинул его голову и три раза тряхнул её, чтобы Вильгельм проглотил яд. - Нам пора, - сказал он Анжелине, поднимаясь.
  -- Куда? - на её лице не было слёз, хотя на её месте любая шестнадцатилетняя девушка давно бы билась в истерике. Марк даже не обратил на это внимания.
  -- Считай, что я тебя похитил. Через полмили на опушке нас ждёт экипаж.
  -- Ты его убил? - спросила она уже на ходу холодным голосом, без жалости и сострадания.
  -- Да.
  -- Думаешь тебе это сойдёт с рук?
  -- Сойдёт. Все концы обрублены. Папочка твой понятия не имеет, где ты сейчас и что ты делаешь, верно?
   Марк бравировал. Это надо было делать, потому что решившись на такое скользкое и опасное дело, он рисковал всем. Он поставил на карту всё, чего упорнейшим трудом достиг сейчас, за эти четыре месяца и раньше, за полторы сотни лет. Если дело выйдет плохо, не видать ему как своих ушей серьёзной работы, так и будешь подбирать крохи с чужого стола. Существовал другой путь, более длинный и более надёжный, но Марк его отверг, предпочёл рискнуть. Если всё будет хорошо, то больше половины, самой трудной половины работы останется позади.
  -- Ну да, - глазки Анжелины обеспокоенно бегали. Она поняла, что Андреа не шутит. Она не плакала, не билась в истерике и вообще вела себя правильно, то есть так, как нужно было Марку. Конечно, её ужаснула эта сцена, но по большому счёту в ней не было ничего такого. Андреа никого не убивал и не калечил, Анжелина, возможно, даже не поняла толком что произошло.
  -- В пять часов вечера, то есть через два часа мой человек доставит во дворец одного местного дворянина устное послание герцога, где Вильгельм пригласит его покататься в этом самом лесу, - продолжал Марк. - Когда приглашённый найдёт его, он будет ещё жив, но уже не будет ничего соображать. Его отнесут домой и ночью он тихо помрёт после нескольких часов галлюцинаций. Поверь мне, это лёгкая смерть, он просто перестанет дышать во сне. В итоге получаем несчастный случай - человек пошёл кататься в лес, лошадь понесла и герцог неудачно упал. Так бывает, хоть и редко. А отец твой, конечно же, не знает где ты и что ты делаешь?
  -- Ты так жестоко мстишь за то, что он меня у тебя отбил? - Анжелина спросила прямо, без ненужных намёков.
  -- За то, что он пытался разрушить мою жизнь.
  -- А я? Что будет со мной?
  -- Не волнуйся родная, с тобой всё будет хорошо, даже прекрасно. Ты поедешь со мной в усадебку, которую я на днях прикупил у твоего отца. И будем жить мы долго и счастливо.
   С этими словами он взял двух лошадей под уздцы и повёл их к выходу из леска.
  -- После всего этого?
  -- Чего? - Андреа с почти искренним удивлением посмотрел на Анжелину. - Ничего же не было. Забудь, как страшный сон.
  -- Ах, да, ничего, - У Анжелины мелкой дрожью ходили руки.
   Теперь он, а не герцог Вильгельм, вёл её по лесу. Было легко, было ощущение достигнутой цели, хотя до её достижения нужно было приложить ещё много усилий.
  -- А... Вот мы и приехали, - громко радостно сказал он, выводя её на опушку. Анжелина сидела на Клие словно высеченная из мрамора - бледная и неподвижная.
   На опушке леса Эрнст верхом на сивой кобылке.
  -- Сделал? - спросил Марк.
  -- Сделал, - ответил Эрнст.
  -- Ну, теперь вперёд! - скомандовал Андреа и взгромоздился на Бароля.
  
   К вечеру они были в усадьбе. Там по распоряжению Марка уже дежурили двое информаторов. Марк взял совсем заробевшую Анжелину под руку и провёл в холл. Там он усадил её в кресло за маленький журнальный столик. Анжелина, боясь пикнуть, покорно села. На столе уже были заранее приготовлены бумага и письменные принадлежности
  -- Пиши, - велел Марк. И продиктовал следующее:
  
   Дорогой отец!
   Я не могу больше выносить того, что вы используете меня в своих корыстных интересах. Мне противен один вид герцога Вильгельма, я его терпеть не могу. Вы же принуждаете меня выходить замуж только из-за того, что этот брак принесёт вам ещё больше титулов и богатств. Я вынуждена пойти на такой резкий шаг, потому что нет никакой надежды вас разубедить в ваших намерениях Простите, что я ушла из вашего дома, но я не смогу посвятить свою жизнь нелюбимому человеку. Я сейчас нахожусь в усадьбе сеньора Доретти и мы собираемся обвенчаться в самое ближайшее время. Пожалуйста, поймите меня правильно, я всего лишь хочу быть счастливой. Надеюсь, что потом вы меня поймёте.

Ваша дочь, Анжелина Лоберс.

  
   Марк взял у неё из рук бумагу, внимательно прочёл и передал её информатору.
  -- Ну вот, теперь точно все концы обрублены, - он довольно посмотрел на свою невесту. - Когда это письмо будет у твоего отца завтра утром. Мы с тобой в это же время будем в церкви.
  
  
  
   Тем временем в одном доме в Бадене был праздник. Не проходило двух минут, чтобы нарядный дорогой экипаж не привозил очередную группу весёлых молодых людей. Дома их встречали аллея разноцветных фонарей, аккуратный садик с беседочками и сам хозяин. Внутри пир шёл горой, гости были веселы, хозяин ещё веселее. Были все кутёжники и просто любящие свою молодую разгульную жизнь баденцы. Дорогое французское вино лилось рекой, выписанные из Швейцарии музыканты заливались весёлыми мелодиями. Праздновали скорую свадьбу Вильгельма с Анжелиной Лоберс. Свадьбы, конечно же, ещё не было, но друзья решили, что потом Вильгельму будет некогда.
   Дом принадлежал Конраду Лоберсу. Только одно маленькое обстоятельство омрачало праздник. Не было виновника радости, герцога Вильгельма. Но это списывали на то, что он наверное развлекается со своей вновь обретённой невестой.
   Лоберсы не поскупились и отмечали свою победу как следует. Праздник продолжался всю ночь напролёт, потом большинство гостей заночевало прямо в гостеприимном доме.
   Утром один человек не проснулся. Подкупленный за две тысячи золотых официант вылил ему в рюмку вина ампулу брутацина. Этим человеком был Конрад Лоберс.
  
   2.
  
   Он почти ворвался в её комнату. Она неподвижно лежала на высокой кровати. Даже бровью не повела на его появление. Он встал как вкопанный на полдороги между ней и дверью. Он смотрел на неё своим невидящим взглядом. Думал. В нём в эту ночь проснулось нечто вроде совести. И совесть эта лютовала и не давала спать, что было совсем уж невероятно. Что он делает с Анжелиной? Какое право имеет так поступать с людьми? Но кто ж знал, что так всё выйдет. Всё обстоятельства и общая для всех орденцев жестокость ко всему, что ходит под солнцем подстроили всё так, что пришлось пойти на убийство.
   Потом он сделал робкий шаг, ещё один и так пока не оказался у её изголовья. Она по-прежнему не двигалась с места. Ни один мускул не дрогнул на её лице. "Неужели..." - дикая мысль пронеслась сквозь оцепенение Марка. Он схватил её белую тонкую руку. Жива... Но она не двигалась.
  -- Что ты делаешь? - наконец спросила она.
  -- Пришёл поговорить, - не было у него уже того металла, той холодной решимости с которой он сегодня отправил на смерть трёх человек.
  -- Ну да... Поговорить. Но я в твоей власти, ты волен делать со мной что тебе заблагорассудиться.
  -- Анжелина, не вгоняй меня в краску.
  -- Что? - она почти вскрикнула. Потом не выдержала и села на кровати. - После всего того, что ты сделал сегодня это способно вогнать тебя в краску?
   Не было слёз, не было ярости, была одна только правда, справедливость. Он потупился.
  -- Ты много сделал, чтобы получить это, теперь осталось только насладиться победой.
  -- Не говори глупости. Ты прекрасно знаешь, что я этого не сделаю, я не тщеславен.
   Она снова упала на перину и приняла своё безжизненное выражение. Марк отвернулся, чтобы не видеть её.
  -- Знаешь, никогда бы не подумала, что ты способен на убийство.
  -- Ради тебя способен, - горячо ответил итальянец.
  -- А если я не выдержу и расскажу герцогу.
  -- Ну что ж, я в твоей власти. Если ты захочешь меня погубить - пожалуйста. Сам привезу тебя во дворец.
  -- Но ты ведь тоже прекрасно знаешь, что я этого не сделаю.
  -- Я не уверен.
   Она улыбнулась и открыла глаза. Лицо её снова наполнялось краской и приобретало живое выражение.
  -- А я не сделаю.
  -- Значит, всё-таки что-то осталось?
  -- Андреа, ну какой же ты слепой! Ничто и не уходило, я никогда бы не променяла тебя на этого герцога. Но знаешь, пойми меня правильно. Ты непонятно куда и зачем уезжаешь, прямо сразу, пары часов не прошло, является этот гусь и тут начинается. И Конрад ещё ходит такой радостный и намекает недвусмысленно. Что мне было думать? Я и решила, что вы как-то смогли договориться и ты меня бросил, получив имение. Я и поступила самым правильным образом - сделала вид, что тебя и не было никогда. А на самом деле тебя ждала, по ночам в подушку плакала.
  -- Твои слова как мёд на сердце, - он повернулся к ней.
  -- Я кстати, даже думала сбежать при первой возможности, уже думала как тебя найти.
  -- Так, значит, ты не против, чтобы завтра...
  -- Конечно, нет!
   Он подхватил её на руки и закружил по комнате. Он снова слышал её звонкий смех, хотя она молчала. Как спокойно было ему понимать, что всё, что он сделал было не зря.
  -- Я пришлю тебе с утра девушек. Я узнал твою мерку, мы сделали три наряда разных. Думаю, тебе понравится.
  -- Как ты только можешь всё предусмотреть... - сказала она с восхищением.
  -- Да, и ещё. Мне только что прислали ларец с твоими любимыми камушками. Служанка твоя постаралась, - бросил он, уже уходя.
  
   Эрнст сильно удивился перемене Марка. То весь день ходил смурной и сосредоточенный, а тут вдруг веселиться, шутит. С чего бы вдруг. Сделано ведь ещё только полдела, вторая половина будет завтра. И даже она - всего лишь конец затянувшейся прелюдии к основному действу. Дальше ещё работать и работать. И ещё неизвестно чем кончится эта авантюра с убийствами. По своему обыкновению Марк должен был бы сверлить всё вокруг невидящим взглядом, а он с чего-то вдруг веселится. Непонятно.
  -- Какие-нибудь распоряжения? - услужливо спросил Эрнст. Он был у Марка вместо ординарца.
  -- Да. Скорее всего Лоберс завтра не появится, у него этой ночью скончался сын. Но если вдруг... надо задержать. Распорядись и иди спать, на сегодня приключения закончились.
   Эрнст послушался. Он уже час из последних сил боролся с одолевающей дремотой. Марк отправился в столовую, где стоял нераспакованный ящик сицилийского вина. В ящике были бутылки самых разных марок и сортов, но Марк взял первую попавшуюся. Он достал из буфета хрустальный бокал и золотой двузубой вилкой открыл вино. Немного помедлив, он налил, но пить не стал, так и пошёл в кабинет с полным стаканом.
   Она спустилась, когда погасли огни. Она знала дом с детства и могла ориентироваться внутри даже в полной темноте. Она искала Андреа. Нашла она его в кабинете. Он развалившись сидел на низком диванчике спиной к входу. В кабинете царил мрак, свет был погашен. На маленьком столике стояла полупустая бутылка, в руке его был наполненный бокал.
  -- Празднуешь? - спросила она.
  -- Радуюсь, - ответил он. Андреа издалека услышал её шаги по лакированному паркету и не удивился её появлению.
   Она ступила на ковёр. Мягкий ворс сделал совсем неслышной её лёгкую поступь.
  -- Можно? - она прикоснулась своими пальцами к ладони Андреа и вытащила из неё бокал с вином.
   Он посмотрел на неё сонными глазами.
  -- Знаешь, Анжелина, я вот тут подумал... - он осёкся в какой-то нерешительности.
  -- О чём? - она присела в кожаное кресло, придвинув его к самому изголовью, чтобы видеть жениха в потёмках.
  -- Я тебя не неволю? Ты правда этого хочешь?
  -- Чего?
  -- Венчаться.
   Она осушила бокал и подала его Андреа. Тот наполнил и пригубил.
  -- Ну знаешь, - начала она. - Я бы хотела, чтобы всё это произошло в несколько другой обстановке. Мне, конечно, не нравится, что мы венчаемся как заговорщики. Да мы же через труп перешагнули!
   Он взял её за руку.
  -- Ничего, ничего, мне бросили вызов, я ответил, в этом нет твоей вины.
  -- Не успокаивай меня, мы с Конрадом никогда не любили друг друга, но Вильгельм...
  -- Он оказался пешкой в чужой игре. Он даже вряд ли знал что на самом деле происходит. Мне его искренне жаль, но другого выхода не было.
  -- Он не заслужил такой участи. Конрад заслужил, он - нет.
   Марк колебался. Сказать или не говорить? Проклятое вино, оно не давало размышлять правильно.
  -- Конрад тоже мёртв, - сказал он.
  -- Я догадывалась. Если у тебя хватило духу поднять руку на Вильгельма, уже ничто не остановит тебя, когда дело коснётся моего брата. Конрад не такая важная птица, да и противник посерьёзнее.
  -- Анжелина, ещё не поздно отказаться. Скажи нет, и я не стану тебя неволить.
  -- Нет, Андреа, обратно нам дорожка заказана. Мы теперь до конца с тобой повязаны, - она с нежностью провела рукой по чёлке Андреа. Потом продолжила: - Скажи, а тот человек, который помогал тебе... Он не предаст.
  -- О том, что я убил Вильгельма знают четыре человека: я, ты, Грануа, мой помощник и Эрнст, мой информатор.
   Марк не сразу понял что он сказал. Потом до него дошло. Он со злостью отправил бокал с вином себе в глотку. Что он наделал.
  -- Я думала, что Грануа - твой кучер, а Эрнста я вообще сегодня первый раз видела и кто он, прости?
  -- Так или иначе, я доверяю им как себе, Марк отчаянно пытался переменить тему.
  -- Может быть зря?
  -- Им абсолютно незачем меня предавать.
  -- Деньги дадут им повод.
  -- Поверь мне, такие люди как они никогда не позарятся на деньги. Им они ни к чему. Я спать хочу, пойдём, - он деланно зевнул. Наверное, в темноте было не так заметна поддельность этого зевка.
  -- Знаешь, у меня тут есть одна идея...
  -- Говори.
  -- Здесь в конце коридорчика бывшая комната родителей. Понимаешь?
  -- Не совсем.
  -- Там есть кровать двухместная для супружеской пары.
   Андреа рассмеялся.
  -- До завтра потерпеть не можешь?
  -- Завтра устанем.
  -- Да ничего мы не устанем. Гостей не будет, мы отпразднуем вдвоём по-тихому и всё.
  -- Я хочу сегодня, - капризно сказала Анжелина.
  -- Ну ладно, будь по-твоему, - сдался Андреа. Проклятое вино, дар Сатаны. Никогда бы в трезвом рассудке Марк не пошёл бы на это. Нельзя привязываться к людям.
  
   3.
  
   Всё было кончено. Марк имел полное право ликовать и праздновать победу. Как гласит китайская мудрость путешествие на тысячу ли начинается с одного шага. Да, это был всего лишь первый шаг на огромном пути к цели. И на этот шаг Марк потратил уйму сил и три с половиной месяца. Но шаг был сделан, дело сдвинулось с мёртвой точки. Дальше будет проще, главное - начать.
   Анжелина теперь носила фамилию Доретти и являлась законной супругой Андреа. Раньше, он никак не мог подумать, что это будет стоить ему таких усилий. Ещё две недели назад не мог. Однако, мало того, что это потребовало кучу времени, так Марк ещё и очень сильно наследил.
   Теперь задачей номер один было восстановить утраченные контакты с её отцом и воспользоваться его связями для своих орденских нужд. Не факт, что эта затея будет иметь положительный результат, как-никак герр Герберг очень на него зол, возможно он даже подозревает его в смерти сына, возможно он догадывается, что смерть герцога Вильгельма была неслучайной и Андреа как-то причастен к этому. Если у него будут хоть какие-нибудь доказательства этого, от Андреа мокрого места не останется. Вот только доказательств у него не будет. Их ни у кого никогда не будет. Только догадки.
   Надо послать кого-нибудь поближе к его дому на разведку. Можно даже самого Эрнста, но лучше кого-нибудь другого. Итак много чести этому мальцу. Хотя, говоря прямо, это его лучший подчинённый. Даже Грануа не может сравниться с ним в расторопности и соображалки ему не занимать. Но он уже был засвечен, когда относил подарок Монсу. Монс знает, что они как-то связаны, а Монс может встречаться с Лоберсом.
   Так или иначе, это надо делать. Итак упущено уже очень много времени, Оливер ругается, вчера прислал гневное письмо с требованием поторопиться. Но тут Марк уже мог гордо ответить, что уже очень многое достигнуто, что уже есть приличный прогресс.
  -- Опять думаешь? - Анжелина оторвалась от еды.
  -- Да.
  -- Сколько тебя помню,всё над чем-то думаешь, всё время что-то мозгуешь. И когда ты это делаешь, такое ощущение, что ты не здесь, а где-то там, ничего не видишь, ничего не соображаешь, нет тебя и всё.
  -- Я концентрируюсь.
  -- А на чём-нибудь другом ты можешь концентрироваться?
   Андреа задумался. Получается, что нет.
  -- Нет, - ответил он.
  -- Ну хотя бы ответил честно, спасибо.
  -- Странный ты человек. Вокруг тебя постоянно какие-то люди сомнительные крутятся, сомнительные делишки происходят, ведёшь ты себя очень странно. Вот этот, например, мальчик... Как его? Эрнст, кто такой?
  -- Нечто среднее между другом и слугой.
  -- Ты ему жалование платишь?
  -- Нет.
  -- А почему ты ему доверяешь как себе самому?
  -- Что значит почему? Человеку или доверяешь, или не доверяешь и как это можно объяснить? Никак. Это как нравится тебе человек или нет. Объяснить невозможно.
  -- Значит, друг?
  -- Значит, друг.
  -- Подельник?
  -- При чём тут подельник?
   Андреа очень сильно боялся как бы убийство герцога Вильгельма не легло печатью на их отношения с Анжелиной. Конечно, такие вещи не забываются, но постараться как-то сгладить крайне неприятное впечатление можно.
  -- Ты всё об этом? Я ещё раз повторю, что ничего бы не было, если бы Конрад не вызвал меня. Ты сама присутствовала пи этом всё видела, нам обоим было совершенно понятно, что либо я, либо он, двоим нам не ужиться под одним небом.
  -- Нет, это я понимаю. Даже в какой-то мере одобряю. Они замышляли против меня недоброе, распоряжались моей судьбой как хотели, а ты пришёл и спас меня, очень поэтично.
   "Ну да, - подумал Марк. - стрелу в шею и брутацин в вино это очень поэтично". Однако, похоже он сам больше переживает о событиях трёхдневной давности, чем Анжелина. Ну, что ж, по крайней мере одна хорошая новость.
   Во всём же остальном получалось всё очень скверно. Две похожих смерти в один день, причём не абы какие смерти, а смерти двух довольно близких людей, которые как раз делали одно довольно щекотливое дельце против Андреа Доретти. А на следующий день Андреа женится, чем навлекает на себя ещё большее подозрение. Дело бы можно было замять, если б не был один из убитых брат государя. Теперь не избежать огласки, а вместе с ней и ненужных, совсем ненужных подозрений. Подозрения эти непременно повлекут за собой проверки, тут вскроются все сомнительные делишки Андреа и его тёмное прошлое. Не дай бог дело дойдёт до посылки человека в Италию, а между прочим это очень вероятный исход. Поэтому действовать надо быстро, очень быстро. Кругом рыскают агенты, вынюхивают, в этом Марк даже не сомневался. Волей-неволей Андреа с Анжелиной подпадают под самое серьёзное подозрение. Наверняка кто-то из слуг уже доносит куда следует обо всех их действиях, а проверить людей не хватает.
   Венчались они без согласия родителей, они были против всего этого, а с герром Гербергом надо налаживать контакты, без этого никак. Он может даже как-нибудь замять этот скандал. Вот только знать он ничего не должен, иначе первым побежит доносить. Как всё сложно! Какой клубок противоречий предстоит распутать! Ещё Марк совершил оплошность, когда засветился у Монса. Совесть, будь она трижды неладна, взыграла! О какой совести может идти речь, когда прекрасно знаешь, что завтра отправишь в мир иной по крайней мере двух человек! Однако, совесть парадоксальная штука. Одних людей, по её мнению, нельзя сильно обижать даже морально, а с другими можно делать всё что захочется. Совесть тоже по-своему предвзята, она тоже умеет хитрить и иногда кажется, что даже обладает некой волей.
  -- Завтра едем в Баден, - сказал Андреа жене.
  -- Зачем? - удивилась она.
  -- Столица. У тебя там родители, у меня куча дел.
  -- Ну вот, опять ты о своих делах, - Анжелина добавила в голос металла. - А обо мне ты подумал? Меня ведь будут спрашивать о герцоге, и я совершенно не знаю как себя вести, я ведь могу проговориться или что-то сделать не так и тогда нам обоим конец.
  -- Об этом я не подумал, - Анжелина фыркнула. - Хорошо, завтра продумаем подробный план поведения. Поедем послезавтра.
  
   4.
  
   Поехали верхом. Слишком хороша была погода, слишком хороши были кони, чтобы пренебрегать возможностью такой прогулки. Ехали одни, без сопровождения. Дороги в то время были ещё довольно опасны, но Андреа уже имел возможность продемонстрировать, что может постоять за себя и за свою спутницу. Дорога в этот ранний час была пустынна. С утра было довольно холодно. Город был недалеко и ехать можно было медленно, чтобы вдоволь насладиться приятным обществом.
  -- Знаешь, что я подумала? - спросила Анжелина.
  -- Нет, - проконстатировал Андреа.
  -- Ну вот смотри. Вот это, - она потрепала по холке Клию, - твой пдарок.
  -- Ну да, - не мог не согласиться Андреа.
  -- Ты никогда не задумывался, имеет ли право человек дарить и вообще распоряжаться судьбами живых существ.
   "Странный для беззаботной девочки вопрос. К чему она клонит?" - подумал он.
  -- А что в этом такого. Лошади, животные благородные, большинство людей намного хуже их по своему складу ума. Они понимают, когда их продают из корысти, а когда дарят с наилучшими пожеланиями. И когда их дарят, они служат хозяину преданно весь свой век.
  -- А когда их продают?
  -- Думаю, они недовольны?
  -- Ты думаешь, Бароль недоволен?
  -- Да, он недоволен тем, что его продали, предали ради своей выгоды. Доволен ли он своим новым хозяином, я не знаю. Могу только надеяться, что доволен.
  -- Конечно, доволен, - приободрила его Анжелина. - А человек не будет доволен ни если его продадут, ни если его подарят. И вообще он будет против того, чтобы кто-то имел право так распоряжаться им.
  -- Это тоже скользкий вопрос. Некоторые к лошадям относятся просто как к орудиям труда, а некоторые как к друзьям. И те и другие владеют ими, но это совершенно разные вещи. У людей же такого не бывает. Если человек человеку друг, то он им не владеет, если человек всего лишь орудие для другого человека, то он распоряжается им.
  -- Ну да... Но ведь и между свободными людьми бывают такие отношения. Например, у государя и его подданных, у хозяина и его слуг.
  -- И у людей бывает такое. Некоторые ко всем, кто ниже себя относятся как к грязи. Они для него лишь только орудие.
  -- Ну а для тебя?
   Андреа не понял.
  -- Что для меня? - спросил он.
  -- Другие люди для тебя только орудие?
  -- Ну, конечно, любой человек относится к людям ему не знакомым несколько прохладнее, чем к свои родным и близким друзьям...
  -- Не выкручивайся, Андреа. Ты прекрасно понимаешь, что я не это имело в виду.
   "Вот это заявочки! - подумал Марк. - Что-то не похоже это на ту Анжелину Лоберс, которую я знал раньше. Или может быть последние события её так ожесточили? Но всё равно это очень странно".
  -- А что ты имела в виду? - изображая непонимание.
  -- Да всё про тоже. Ты можешь убить человека, чтобы добиться каких-то своих целей. Значит, ты к людям относишься хуже, чем к тем же лошадям.
  -- Лошади никогда не будут мне мешать и никогда не станут моими врагами. А с врагами я безжалостен и это, я считаю, нормально. Анжелина, ну мы уже сотню раз говорили на эту тему. Ну, что, лучше бы было, если б я признал своё поражение и оставил всё как есть...
  -- Я не говорю, что ты поступил неправильно, я сказала это всего лишь как пример. Конечно, ты поступил правильно. Это я зарубила на носу. Таким людям как ты лучше не переходить дорогу. Ты хороший друг, но страшный враг.
  -- Спасибо. А муж? - весело спросил Андреа. Ему не нравилась эта тема.
  -- Муж тоже нормальный, но бывают лучше, - отозвалась она холодным, ничего не выражающим голосом. - Обычно люди вроде тебя ни в грош не ставят остальных, равно как и себя.
  -- Откуда ты знаешь?
  -- Да был в своё время опыт общения.
   У Марка округлились глаза. Мало того, что она дала ему безошибочную характеристику, так ещё и сделала это так, мимоходом, не особо напрягаясь. Что же она за человек? Почему себя так странно ведёт?
  -- Что-то ты сегодня на себя не похожа. Что-нибудь случилось?
  -- Нет, теперь я всегда буду такой, привыкай.
  -- А почему была другой раньше? - Андреа становился всё ошарашенее и ошарашеннее. - Потому что до свадьбы?
  -- Не говори ерунду, просто с какого-то этапа я стала собой, что и тебе рекомендую.
  -- Я не понимаю.
  -- Что ты не понимаешь, всё просто, хватит разыгрывать эту комедию, я прекрасно знаю, что нет и не было никогда на свете никакого Андреа Доретти. Как твоё настоящее имя?
   Клия как чувствуя перемену голоса своей хозяйки тревожно заржала.
  -- Анжелина, ты больна? - Сказал Марк внешне спокойно, но внутри он похолодел.
  -- Я здорова. Как тебя зовут по-настоящему?
  -- Андреа Леонардо Доретти.
   Анжелина недовольно искривила тоненькие розовые губки. Как же не шла такая резкая манера разговора её утончённой внешности!
  -- Не пудри мне мозги! Ты ведь из ордена. Потому что Андреа Доретти не стал бы разговаривать по-древнехеттски, травить врагов брутацином и носить возле правого уха татуировку. Как тебя зовут на самом деле?
   Эта реплика не оставляла никаких шансов. Было ясно как день, что не может обычный человек знать столько. По пыльной баденской дороге рядом с ним ехала не обычная девушка. Девушка принадлежала ордену, как и он сам. Вот повезло так повезло, среди сотен тысяч людей на первом же задании Марку попадается свой.
  -- Меня зовут Марк, - представился он. - Кто же ты?
  -- Я Энея, - отчеканила она.
   В глазах Марка потемнело. Вот с кем свела его капризная судьба в маленьком богом забытом германском княжестве! Тем не менее, Марку удалось сдержаться и не выдать своих мыслей, по крайней мере явно.
  -- Ну не надо так волноваться, я не бог, а обычный помнящий, такой же как ты.
  -- Да, я наслышан, - признался Марк.
  -- И что же ты слышал? Вот только не надо разводить тирады и болтать, что для тебя это большая честь познакомиться со мной и дальше в том же роде.
  -- Я только хорошее слышал, - он посмотрел ей в глаза. В них уже не было огня, это были обычные глаза помнящего, наполненные грустью и усталостью.
  -- Прекращай уже эти твои штучки. Я больше не девочка, которую надо соблазнять.
  -- Я чувствую, - с некоторым разочарованием заметил Марк. - Даже немного жаль. Столько работал над этим, ночами не спал и вот теперь всё коту под хвост.
  -- Про ночи это ты хорошо сказал, - рассмеялась Энея. Марк тоже улыбнулся.
  -- Вы пожалуйста извините, я слышал о вас всего только один раз, да и то это была полулегенда Грануа, моего помощника.
  -- А сколько тебе?
  -- Всего-то полтораста лет. Это моё первое серьёзное задание.
  -- Совсем ещё молоденький, - проконстатировала она. - А мне уже около двух тысяч лет, сама точно не помню.
  -- Так, значит, это правда?
  -- Что правда?
  -- Что ты старше Мерелиуса.
  -- Не-ет, - протянула она весело и укоризненно, - что ты, что ты. Мерелиусу около трёх с половиной тысяч лет. Я ровесница ордена, я видела его первые шаги, я омню, что когда-то он был всего лишь общностью похожих людей и ничем более. Я помню те времена, когда он не замахивался на власть над миром.
  -- Да, кстати, а Мерелиус и Александер реально существуют? - Марк не удержался и спросил самый глупый и больше всего мучавший его вопрос. Он прозвучал как извечный вопрос всех детей "Почему небо синее?"
  -- Они оба такие же реальные как ты и я. А ты не под ними ходишь? Они вроде бы всегда занимались политикой.
  -- Нет, меня послал Оливер...
  -- Оливер? - почти прокричала Энея. Клия в испуге шарахнулась в сторону. Хорошая лошадь всегда чувствует настроение своего хозяина. - Оливер... Значит это ему всё-таки удалось... - в её речи почувствовался упадок.
   Дальше до самой столицы ехали молча. Энее было не до юнца, ехавшего рядом, и юнец это чувствовал, поэтому не решался возобновить разговор.
  
   5.
  
  -- Знаешь, Марк, а ты мне нравишься, - сказала Энея, смеясь.
  -- В каком смысле?
  -- Да в самом обыкновенном смысле. Есть люди, которые тебе не нравятся, есть к которым у тебя симпатия. Так вот, такие как ты не нравиться не могут. Есть в тебе что-то такое, что притягивает.
  -- Мне говорили, что ты безошибочно определяешь характеры и души людей. Я искренне надеюсь, что это так.
  -- А ещё ты очень красиво умеешь делать комплименты и этого у тебя никто не отнимет. Анжелине ты тоже нравился. Ты очень хорошо играл свою роль, пожалуй даже слишком хорошо. Я знавала одного человечка, который имел такие же блестящие актёрские способности. Так он был величайшим жуликом и сволочью, которого только рождал свет.
  -- Я не играл, я и правда любил её. Лучший способ соблазнить человека - влюбиться в него. Но это было так, сиюминутно, исчезни она из моей жизни, я бы сильно не грустил.
  -- Конечно, у таких людей как ты не бывает ничего постоянного, они слишком ветрены. Сегодня одно на уме, завтра другое. И всё равно ты мне нравишься.
  -- Может быть осталось что-то от Анжелины.
  -- Нет, Анжелина ушла безвозвратно, от неё кроме памяти не осталось ничего. Ты нравишься мне. Кстати, хочешь открою тебе один маленький секрет так полюбившейся тебе Анжелины Лоберс?
  -- Ну давай, - согласился Марк.
  -- Из неё бы вышла та ещё авантюристка. Она тебя ненавидела. Ну, то есть конечно, не тебя, а Андреа. Когда у вас с ней всё только начиналось отец в порыве гнева пригрозил ей, что лишит её своего отцовского благословения и вообще выгонит из дома, если она не выполнит его волю. А хотел он, чтобы она вышла за тебя. Анжелина быстро смекнула что к чему и стала разыгрывать, что влюбилась в Андреа к неописуемой радости отца и глупого слепого Марка.
  -- Энея! - укоризнено протянул Марк. Она уже не в первый раз отпускала такие колкости в его адрес.
  -- Подожди, это ещё не всё. Дело шло уже к свадьбе, всё было хорошо, но тут Анжелине в голову пришла одна мысль. Она якобы между делом, пожаловалась брату на жестокого отца и противного ей Андреа. И вместе они составили план. Конрад сошёлся с герцогом Вильгельмом, глуповатым и добродушным братом государя. Государь боялся переворота и думал, что брат метит на его место, ему нужно было убрать братца с дороги. И тут подвернулась такая возможность. Конрад между делом сообщил Вильгельму, что сестрица его по нему тоскует и Вильгельм, долго не думая прямо пошёл к Лоберсу в дом и стал просить руки его дочери. Но перед этим, нужно было убрать тебя, хотя бы на время, чтобы не мешал. Они уже могли убедиться на примере Монса, что ты для них опасный противник. Тогда Конрад идёт к тебе и бросает перчатку, ты, глупенький, поднимаешь её. Теперь ты по крайней мере пару-тройку недель к Лоберсам в дом не заглянешь, побоишься огласки. Но каково же было их изумление, когда Анжелина узнала, что ты итак уезжаешь невесть куда на довольно долгий срок, она почувствовала недоброе, спинным мозгом почувствовала. Но всё шло как нельзя лучше. Отец, конечно же, не отказал Вильгельму, ибо кто ты такой по сравнению с ним... Одним словом, план удался. Ты даже не представляешь как тебе подфартило! Если бы ты удосужился подслушать разговор в лесу, ты бы всё уже давно понял. Знаешь о чём они говорили?
  -- Нет, - ответил Марк.
  -- Назавтра они играли свадьбу, Марк. Но тут появляешься ты, появляешься раньше, чем нужно по их планам, и начинаешь кроить всё по-своему. Для начала ты убиваешь охранника. Анжелина видела всё это, но и предположить не могла, что ты убьёшь герцога. Она почему-то решила, что ты побоишься. Но ты не побоялся. Тогда она поняла, что рано списала тебя со счетов. Её оставалось только подчиниться тебе. Ты её очень сильно напугал. Она уж было подумала, что тебе известно, что во всей этой заварушке она принимала самое деятельное участие. Раз уж ты герцога убить не побоялся, то что же будет с ней? А ты не нашёл ничего умнее, как рассказать ей всё. Мда, это был умный ход, ничего не скажешь. Она как следует всё обдумала. Знаешь какие у неё были планы после этого? Подождать пока всё уляжется, утихомирится, а потом твоим же методом, яд в чай и она снова свободный человек. Так что тебе очень сильно повезло, что появилась я.
  -- Когда это случилось?
  -- Я вспомнила в ночь перед свадьбой.
  -- Подожди, я вот подумал... Если герцог желал убрать Вильгельма с дороги, значит, мои действия ему только на пользу и меня искать никто не будет?
  -- Господи, Марк, что ты, всё как раз наоборот. Понимаешь, теперь все подозрения в убийстве падают на государя, а ему это совсем ни к чему. Он наоборот будет с удвоенным рвением искать убийцу. Так что ввязался ты в очень опасную авантюру.
  
  -- Ты вроде о каких-то делах хотела поговорить... - Марк замял этот немного болезненный для него вопрос.
  -- Не каких-то, а вполне конкретных делах. Твоих делах. А дела у тебя прямо скажем хреновые.
  -- Это почему же?
  -- А потому, что ходишь ты под Оливером. О... ты не знаешь что это за человек, это страшный человек, попав к нему уже больше не вырвешься. У него амбиции выше некуда. Он с огромным скрипом подчиняется властям ордена, а чтобы это делать нужно иметь за спиной приличную силу. Главную силу в ордене составляют сами помнящие, поэтому Оливер копит вокруг себя людей, собирает их отовсюду, откуда это возможно и ни за что не отпускает от себя. Так что ты попал.
  -- Странно, он оказался мне нормальным человеком, а ты из него прямо монстра какого-то обрисовала, - не согласился Марк.
  -- Ну это он поначалу добренький и хорошенький. У Грануа спросишь, он подтвердит, если не веришь. Он тоже старичок, многое понимает. Это Оливер поначалу людей пригревает, задания даёт ответственные прямо сразу, ты выполняешь - хвалит, подарками осыпает, повышает так, что голова кружится. Не справишься - ничего страшного, карательных мер принимать не будет, простит, но себе на заметочку возьмёт, что человек провалился и ничего серьёзного ему впредь доверять не стоит. А потом ты можешь многие сотни лет горбатиться на него без каких-либо повышений. Вот так. Ты у кого раньше-то был?
  -- У Хадиба.
  -- Хм, не знаю такого, из новеньких, наверное...
  -- Я не знаю, может быть. Я даже не знаю на кого я работал в глобальном плане, просто на Хадиба, а он кому подчинялся я не знаю.
  -- Но это сейчас и неважно. Главное то, что происходит сейчас. - она сделала паузу. - Нравишься ты мне, Марк, помогу я тебе. Парень ты толковый, на хороших должностях работать сможешь. Я тебя вытащу.
  -- И что же ты думаешь делать?
  -- Ну для начала надо закончить твоё задание, а там посмотрим.
  
  
  
  
  -- Глава 11
  
   Кёльн, Германия
   1673 г н.э.
  
   1.
  
   - Когда-то я была в самой свите Мерелиуса, нашего магистра, это самый-самый
   верх. Я принадлежала к людям непосредственно определяющим глобальную стратегию
   всего ордена на века, - Энея запрокидывает голову и мечтательно закрывает глаза. Под-
   перев голову локтем, она развалившись сидит на мягких диванах в экиаже и тщательно
   выговаривая слова, медленно и вальяжно ведёт свой рассказ.
   - И что же было потом?
   - А потом, я ушла, - она смеётся. - Знаешь, надоело. Ответственность надоело,
   когда от твоих каждодневных действий зависит судьбы множества людей, когда одна
   твоя ошибка грозит обрушить грандиознейшие замыслы, когда из-за твоих неправиль-
   ных указаний впустую тратится огромное количество усилий... Знаешь ли, это напряга-
   ет. Не по душе мне такая работа. Я - волк-одиночка, мне никто не нужен, я хочу рабо-
   тать, когда мне нравится, отдыхать, когда устала и вообще, ни от кого не зависеть. А
   лучше вовсе не работать и жить как нравится.
   - Ты - волк-одиночка! Интересно, интересно. Знавал я одного волка-одиночку. Су-
   ровый, я тебе скажу был парень, без задней мысли. Если ему человек не нравится, он
   это не скрывает и относится к тебе соответствующе, ну а если считает тебя другом, то
   тебе крупно повезло - ты уникум, один во всем мире, потому что друзей у него не
   было. Ты - не волк-одиночка, ты добрый, отзывчивый человек.
   - Это только ты так считаешь, потому что знаешь меня недолго. На самом деле всё
   куда запущенее, - она сова смеётся. Иногда Марку кажется, что эта женщина вовсе не
   способна говорить серьёзно. - Знаешь, Марк, я сейчас не хочу об этом рассказывать, да-
   вай как-нибудь потом.
   Вот так прямо. И даже язык не повернётся её упрашивать. Скажет, как отрежет.
   Экипаж прогромыхал по мосту, тому самому, самому северному в Кёльне мосту че-
   рез Рейн, на который почти два года назад Марк пришёл полный надежд на лучшую жизнь.
   Тогда Марк и выглядел по-другому, как совсем желторотенький юнец, ему было на вид лет
   девятнадцать. Сколько всего успело поменяться за эти два неполных года, и в мире и в
   Марке. Теперь никаких иллюзий не было. Энея научила его жизни, открыла глаза. Всё ока-
   залось и проще и сложнее одновременно орденцы как и все люди не были лишены челове-
   ческих пороков, они не были богами. Как и все имеющие власть, многие из них хотели
   только одного: больше власти. И не было ничего идеального: были люди, хоть и не совсем
   обычные. У всех были свои амбиции, какие-то планы, а когда интересы пересекались, на-
   чинались ссоры и противостояния. В общем, всё как в жизни. Особняком от всего ордена
   стояла его верхушка. Как и в жизни, страшно далека она от низов. Каждый уважающий
   себя её представитель имеет немаленькую свиту, которая служит его личным интересам и
   ничему более. Эти люди заведую определёнными регионами мира, на которых они творят
   всё, что им заблагорассудится, в разумных пределах, конечно. Они следят за своим окру-
   гом, чтобы люди жили более или менее спокойно и надзирают. А информацию доносят на-
   верх пока начальство не даст конкретные приказы.
   Начальство представляет собой Мерелиуса - магистра и его свиту. Они анализируют
   принесённую информацию и когда считают нужным отдают команду на вмешательство.
   Вот тут на сцене и появляются такие как Марк, рабочие пчёлки. Влияют на общество, до-
   биваясь конкретных результатов, изменений, благих с точки зрения ордена. Занятие это
   сложное и довольно неблагодарное, однако, хорошие миряне высоко ценятся в ордене, они
   быстро идут вверх о карьерной лестнице.
   - Куда мы едем? - наконец спросил Марк.
   - Как куда? - удивилась Энея. - в канцелярию.
   - К Оливеру? Но что там делать?
   - Тебя отбивать буду. Что-то ты сегодня спокоен для дня, в который решается твоя
   судьба. Если у меня не получится, то будешь гнить до скончания времён у Оливера на
   побегушках.
   - Но тебе ведь удастся.
   - Похвально, что ты в меня так веришь, но не факт. Я, конечно, профессионал, но
   не волшебница.
   Когда подъехали к особнячку, Марк только и мог сделать, что пожелать удачи. Энея в
   сопровождении Грануа отправилась на переговоры, обещающие быть нелёгкими. Марк
   остался сидеть в карете. "Не всё ли равно, на кого спину гнуть?" - думал он. Везде одна и
   та же бумажная волокита, которая не даёт развернуться настоящим талантам. Только у
   Оливера тщеславия наберёшься меньше, что, может быть, и благо. Орден везде примерно
   одинаков, но как же не хочется участвовать дележе власти верхушкой, в их грызне между
   собой. Этот Оливер может далеко пойти, если ему посопутствует удача, а толковые люди
   всем нужны. С другой стороны, его могут раздавить хоть завтра, а рисковать собой непо-
   нятно за что тоже не хотелось бы.
   Марк не особо расстроился бы, если бы Энея вернулась с плохими вестями. Но он
   был почти уверен, что всё будет нормально. Он не очень хорошо её знал, но понимал, что
   человек она пробивной, если что-то взбредёт в голову так просто не остановится. Вот толь-
   ко чует сердце, что не просто так она таким вот образом заботится о Марке. Что-то она
   темнит по этому поводу.
   Энея вернулась одна, злая, но довольная. Она ещё издалека оказала Марку знак ру-
   кой: что-то вроде кулака с отогнутым большим пальцем. Марк не понял, что это значит,
   поэтому пришлось спросить.
   - Темнота ты, Марк. И всё ваше поколение темнота, - поколением Энея называла
   людей, пришедших в орден примерно в один период. - Так римские императоры дарили
   жизнь.
   - И ты мне тоже подарила жизнь? Спасла меня от мрака и забвения, ожидающих
   меня у Оливера? - Марк позволил себе пошутить.
   - Давно я с Оливером не общалась, он стал ещё трусливее, чем был. Это он только
   на подчинённых своих орать горазд, сам же чувствует себя слабым и начальства высо-
   кого как огня боится. Я его немножко припугнула,он и выхватил добычу, то есть тебя.
   Сейчас он немножко подумает и поймёт, что я полный бред ему наговорила, но уже
   поздно будет. В общем, всё нормально. Мы едем во Францию, там я передам тебя одно-
   му хорошему и сильному человеку, будешь работать на него.
   - А Эрнст?
   - Вот с Эрнстом сложнее. Он остался в Бадене? - Марк в ответ кивнул. - Если б я
   немного задержалась воевать ещё и за него - точно бы проиграла. Ну ладно, мы возь-
   мём его без спроса, Оливер даже не сразу заметит, что у него одним молодым информа-
   тором стало меньше. Он ещё легко от меня отделался, его давно уже пора оставить на
   место, больно высоко забрался.
   - Значит, мы едем в Баден?
   - Да, едем в Баден. Только телегу на первых порах поведёшь ты, потому что Грануа
   ушёл.
   - Ты с ним говорила?
   - Да. Он человек гордый, сказал что не нуждается ни в моих советах, ни в моей по-
   мощи, что жизнью своей в данный момент доволен. Глупец!
   - Он выбрал свой путь, нам остаётся лишь признать его выбор.
   Энея хотела сказать что-то ещё, но передумала, и Марк полез наверх, вести карету.
  
   2.
  
   И снова Баден, проклятый судьбоносный город. Марку казалось, что какими ветра-
   ми не занеси сюда человека, здесь решится его судьба. Здесь он обретёт счастье, здесь его
   застанет рок, если ему это суждено. С высоты кучерского сиденья Марк осматривал знако-
   мые узкие улочки, дома, иногда вглядывался в лица, пытаясь увидать знакомых. Он подсо-
   знательно тянулся к знакомым людям в этом роковом месте, хотя встреча с ними не значи-
   ло уже ровным счётом ничего. Дел было сделано, старые связи должны забыться, они
   больше не нужны. Они должны уйти как осенние листья на деревьях - отмереть за нена-
   добностью.
   Однако, ни один человек не может управлять своей памятью. Она живёт своей жиз-
   нью, неподконтрольной разуму и сама решает что ей забыть мгновенно, а что хранить веч-
   но. Человеческая память долго хранит знакомых людей. Она помнит иногда целую жизнь
   как кто-то вёл себя как последний подлец, а кто-то наоборот. Не быстро уходят из неё лица.
   И вот теперь она мучает Марка. Марк понимает, что внутри него давно должна быть
   пустота после его двухлетнего проживания в Бадене, но ничего поделать не может. Где-то
   там за поворотом есть дом. Его дом, который теперь всего лишь канцелярия ордена. А где-
   то в десяти милях от города есть его усадьба, которая о решению ордена продана за пять-
   десят тысяч золотых.
   На этих улицах Марк оставил два года своей жизни, и эти два года были хорошими.
   Он впервые за полторы сотни лет жил, думал и поступал как обычный человек, и это было
   здорово. Теперь же он опять Марк, помнящий, орденец, и при этой мысли чуть-чуть сжи-
   малось сердце. Теперь он понял, почему многие хотели сбежать из ордена, почему Селена
   и Кир поставили на карту своё будущее и решились на такой шаг. Орден ломает во благо
   человечества не только судьбы обычных людей. Больше всего он давит на своих же членов.
   Энею укачало в дороге и теперь она сала безмятежным как у младенца сном. Марк
   видел Анжелину. Не ту, что стала бы великой авантюристкой, а ту, которая была с ним. У
   Марка не было оснований не верить Энее, скорее всего всё так и было, как сказала она. Но
   Анжелина Лоберс навсегда останется у него в памяти как добрая игривая шестнадцатилет-
   няя девочка. Экипаж уже подкатил к дому Андреа, который теперь был превращён Оливе-
   ром в канцелярию. Марку не хотелось будить Энею, поэтому он открыл дверь, взял акку-
   ратно взял её на руки и понёс к дому. Она всё-таки проснулась.
   - Что ты делаешь? - спросила она, однако, никоим образом не сопротивляясь Мар-
   ку.
   - Не забывай, для местной публики мы о прежнему муж и жена.
   - Для этой что ли? - она показала в сторону дома.
   Вместо ответа Марк опустил её на землю.
   - Я не хотел расталкивать тебя, хотел разбудить нормально... - Марк замялся, Энея
   молчала. - Всё-таки ты очень много сделала для меня. А один я не справлюсь, ты долж-
   на помочь мне убедить его.
   - Я это понимаю и не противлюсь. Пошли.
   Она первой вошла в дом, спросила девушку проходящую мимо здесь ли Эрнст. ервой
   же взбежала она по лестнице на второй этаж и без стука ввалилась в кабинет, где находил-
   ся Эрнст. В кабинете сидел суровый толстый мужчина и внимательно читал какие-то бума-
   ги. Эрнст, понурив голову, ждал, пока он прочтёт. Вызвали на ковёр, понял Марк.
   - Извините, но мне нужен этот человек, - властно произнесла она в лицо толстому
   господину.
   Она схватила Эрнста за руку и буквально выволокла его наружу. Эрнст упирался,
   Марк дал ему несильный тычок в шею, чтобы немного "успокоить", тот перестал. Марк
   помог ей тащить Эрнста наружу, и усадить в экипаж. Экипаж тронулся. Эрнст только и
   мог, что рассеяно хлопать глазами. Энея и Марк молчали. Чем дальше уедут они от бывше-
   го дома Андреа, тем меньше у Эрнста будет охоты возвращаться, когда он поймёт, что
   происходит. Наконец, они выехали из города через западные ворота и только тогда Эрнст
   наконец, спросил:
   - Что происходит? Куда мы едем?
   - Во Францию, мой друг, - сказал Марк.
   - Зачем? - Эрнст перестал что-либо понимать. - Вы меня разыгрываете?
   - Нет, Эрнст, мы не шутим, мы едем во Францию, успокойся.
   - Ничего не понимаю, - признался Эрнст.
   - Если вкратце, то ты теперь не работаешь на Оливера, ты теперь на меня работа-
   ешь, - объяснил Марк. - Мы тебя похитили.
   - Да не смотри ты на нас волком, потом спасибо скажешь, - сказала Энея. - И не
   пытайся сбежать, зачем? Пораскинь мозгами. Тебе, что не понравилось с Марком рабо-
   тать? По-моему очень толковый человек, за ним, как за каменной стеной, - она легонько
   стукнула Марка по груди своим кулачком. - А от Оливера мы тебя отмажем, не бойся, у
   меня есть достаточные для этого связи.
  
   3.
  
   Дижон, Бургундия, Франция
   1673 г н.э.
  
   Похоже, что все орденские канцелярии похожи одна на другую. Они все располага-
   ются в стареньких и на первый взгляд почти заброшенных дворянских поместьях. Поме-
   стья располагаются в местах глухих, подчас даже гиблых, куда люди ходят редко. Внутри
   каждой канцелярии сидит её глава - как правило не человек, а ярко выраженная крыса.
   Канцелярская крыса, это паук, держащий в своих сетях весь остальной центр и окрестные
   земли. И наконец, внутри каждой суетятся многочисленные служащие. Это те несчастные,
   что когда-то совершили фатальную ошибку и теперь расплачиваются за неё, проводя жиз-
   ни среди бумажной пыли. В ордене очень не любят такую работу, но делать её кому-то всё
   же надо. Она даётся в наказание за проступки против многочисленных и суровых инструк-
   ций ордена или просто за полное отсутствие каких-либо способностей для других по-
   лезных ордену дел. "Нормальные" орденцы презирали их и старались не попадаться на до-
   роге. Одним словом, вели себя как с прокажёнными. Но встречаться приходилось, в канце-
   ляриях бывали все.
   Эта правда была на голову выше виденных Марком раньше. Она была намного, в
   разы просторнее остальных. Дом для неё был специально построен, а не выкуплен, поэто-
   му он изначально не предназначался для жилья. Он предназначался для работы, более того
   для очень специфической работы орденской канцелярии. Из-за этого он чем-то походил на
   средневековый феодальный замок. У него была даже специальная башенка для обзора
   окрестностей. Внутренности его были во все стороны изрыты всевозможными тайными
   переходами и тайниками на непредвиденный случай. Но на замок он только походил. Это
   не было холодное и неуютное нагромождение камней, которое лишь с большой натяжкой
   можно было назвать человеческим жилищем. Он был построен в другое время, другими
   людьми, но для схожих целей. В его архитектуре не было ни одной лишней детали и в то
   же время было всё необходимое, и это было красиво и величественно. Чувствовалось, что
   это центр чего-то большего, чем простой орденский округ. Это была канцелярия, где всем
   заведывал Александер, один из основателей ордена. Нет, он не был "пауком", но всё здесь
   подчинялось его воле. Здесь его авторитет был непререкаем, распоряжения выполнялись
   чётко и быстро. Уж кто-кто, а Александер умел навести дисциплину.
   Сюда привезла Марка Энея. Здесь начиналась новая страница его жизни. Марк га-
   лантно помог ей сойти из экипажа, но спустившись, она резким жестом рукой дала понять,
   что здесь это не уместно. Марк в ответ приложил руку к сердцу, извиняясь. Так и погово-
   рили. Эрнста оставили в экипаже, нечего ему раньше времени появляться.
   Энея шла к открытым дверям твёрдым жёстким шагом, как имеют привычку ходить
   бывалые военные, имеющие хороший пост, уважение коллег и безупречную выправку. За
   два года, что Марк знал Энею, он никогда ничего подобного не замечал. Энея была в своей
   стихии. Марк двигался за ней на почтительном расстоянии и непроизвольно тоже держал
   спину прямо и чеканил шаг. Войдя внутрь, Энея совсем как тогда, в Кёльне поймала перво-
   го попавшегося под руку человека и спросила:
   - Александер у себя?
   Человек повёл себя странно. Сначала он довольно невежливо пристально разгляды-
   вал её лицо, потом также невежливо вовсе отвернулся. Энея металлическим злым голосом
   повторила вопрос.
   - Солнце садится в облака, англичане не оплывут завтра, завтра будет штормить, -
   сказал человек полную тарабарщину по-древнехеттски. Энея вопросительно посмотре-
   ла на него, потом вдруг просияла:
   - Лорн Эдессец, ты ли это?
   - Я, Энея Гречанка, рад снова видеть твой сияющий взор.
   Энея бросилась ему на шею. Закончив столь непохожее на неё тёплое приветствие,
   она сказала:
   - Ты уж извини, потом поговорим, дела. Наш старый вояка у себя?
   - Да, у себя.
   - Я найду тебя. Пойдём, Марк, - с этими словами она двинулась к парадной лест-
   нице.
   Марк наблюдал эту сцену с большим любопытством. Он никогда раньше не видел
   Энею такой беззаботной, как она была в тот момент. Он внимательно осмотрел Лорна. Че-
   ловек как человек, но видно, что из себя что-то представляет. Не какая-нибудь пешка. Он
   запомнил его лицо и татуировку на шее.
   Как и во всех орденских канцеляриях, кабинеты начальства находились на втором
   этаже. Но заведя его наверх, Энея отыскала в лабиринте коридоров ещё одну маленькую
   лестницу и повела Марка по ней наверх. Кабинет Александера находился на третьем эта-
   же. Перед входом Энея его проинструктировала Марка:
   - Когда войдём, я пойду к нему, а ты стой возле двери и жди. Когда позовёт, там
   подойдёшь. Главное - будет плохо, если он увидит страх. Держись официально, но сво-
   бодно.
   Марк кивнул, и они вошли.
  
   4.
  
   Александер был ещё молод. Ему было лет 35-40 на вид, но Марк знал, что скорее
   всего ему меньше. Помнящие старели быстрее обычных людей. Кабинет оказался на удив-
   ление маленьким для такой фигуры как Александер. Марк ожидал чуть ли не дворца, а это
   оказалась обычная комната без окон, эдакое подземелье на третьем этаже. Меблирована
   она была довольно аскетично. Деревянный стол, покрытый сукном, два кожаных кресла и
   один канделябр на котором горело только две свечи. Пять остальных оплавились и потух-
   ли, в комнате стоял зловещий заговорщеский полумрак. Стол был завален толстыми акку-
   ратными стопками бумаг, несколько аккуратно заточенных перьев лежало между ними.
   Массивная золотая чернильница была заполнена до краёв и по всей комнате от неё распро-
   странялся густой запах невысохших чернил. Отдельно от бумаг и письменных принадлеж-
   ностей стоял недопитый чай и полупустая бутылка чего-то судя по всему, спиртного. Сам
   Александер в задумчивости читал густо исписанный мелким почерком листок пергамента.
   Да, именно не бумаги, а пергамента. Края его загибались, так что можно было предполо-
   жить, что он долгое время был свёрнут в свиток. Судя по всему, древний раритет.
   Как сказала Энея, он от двери сделал шаг в сторону и встал в по возможности более
   нейтральной позе, заложив руки за спину. Канделябр с тремя свечами стоял у стола, поэто-
   му Марк оказался в тени. Александер вряд ли мог разобрать черты его лица. Энея бодрым
   шагом подошла к столу, но садиться не стала. Александер оторвался от чтения и недобрым
   вопросительным взглядом воззрился на неё.
   - Приветствую вас опять, учитель, - сказала Энея по-хеттски.
   Александер улыбнулся ей, суровости как ни бывало.
   - Рад тебя видеть, Энея Гречанка, в добром здравии.
   - Ну, рассказывай, что да как...
   - О, Энея, это разговор не на одну ночь. Мерелиус затеял большие дела. - при этих
   словах он указал на пергамент, лежащий на столе. - Сначала ты, у тебя, должно быть,
   коротко.
   - Хорошо, расскажу. Я тут помогала одному очень симпатичному молодому чело-
   веку. Он был под Оливером, я его вытащила. Он занимался Германией, политикой, в его
   задачу входило уладить спор между Баденом и Баварией. В общем, наткнулась я на
   него случайно, когда я ещё не вспомнила, попала в его разработку. Я на него вышла и
   помогла закончить задание. Но ты не думай, хоть это его и первое задание, он бы сам
   всё замечательно закончил, у него были очень нешуточные проблемы с местными вла-
   стями ещё до меня, так он так с ними расправился! Заглядение... - Энея активно жести-
   кулировала для пущего эффекта.
   - И попал к Оливеру, - глазки его сузились.
   - Судя по его рассказам, Оливер сам почти похитил его у человека по имени Ха-
   диб, я его, к сожалению, не знаю. Это тоже говорит о нём лестно.
   - Зовут как твоего волшебника? - Александер усмехнулся.
   - Нет, Александер, ты его не знаешь, он совсем молодой ещё, это первое его зада-
   ние...
   - ... и за него уже просит сама Энея Гречанка. Это меня настораживает. Не привык
   я к таким делам. Чем он тебе так приглянулся?
   - Я же сказала, очень толковый парень. Если научишь его как следует будет совсем
   здорово.
   - То есть ты хочешь, чтобы он подо мной ходил?
   - Да.
   - Ой, что-то ты темнишь, Энея, что-то ты недоговариваешь. Уж не надзор ли ты
   мне сажаешь?
   - Александер, ну хватит! Вечно у тебя какие-то непонятные подозрения на уме.
   Брось, так жить сложно. Ну подумай, ну зачем мне тебе надзор выставлять? Я же не
   Мерелиус.
   - Да, ты не Мерелиус, ты хуже. Мерелиуса я по крайней мере знаю, мне понятно
   что у него на уме, а ты - лошадка тёмная и это мне не нравится.
   - Ну что я тебе могу сделать? У меня ни людей ни амбиций особых нет.
   Во время всего этого разговора Александер внимательно следил за малейшими не-
   произвольными движениями собеседницы. Это была привычка старых помнящих, они мог-
   ли приблизительно определять, что человек думает по его непроизвольным инстинктив-
   ным движениям. Это Марк замечал и у Хадиба, и у Оливера. Вот только перед Александе-
   ром сидела Энея, а она в совершенстве могла контролировать даже такие свои скрытые
   эмоции. Она мало того, что старый помнящий, так ещё и женщина.
   - Ну ладно, убедила, - сдался Александер. - Приводи своего мальчика.
   Энея подозвала Марка знаком руки. Марк подошёл к столу, так чтобы пламя свеч
   осветило его лицо. Он держался спокойно, смотрел на хозяина кабинета, но не в глаза.
   - Выглядит он браво, - похвалил Александер. И обратился к Энее: - А теперь давай
   его подробную биографию, всё, что знаешь, я хочу послушать в его присутствии.
   Это было настоящее испытание для Марка. Каково это - выслушать всю подногот-
   ную правду про себя! Энея знала всё - вплоть до последней чёрточки характера. Плохо она
   знала только прошлое - Марк не любил распространяться об этом, даже перед ней. Однако
   она знала, что Марк почти сотню лет работал простым информатором сначала в Испании,
   потом в Германии. Но самая интересная часть её повествования касалась непосредственно
   их знакомства в Бадене. Она рассказывала всё. В самых мельчайших подробностях. Она за-
   действовала не только свою память, но и память Анжелины Лоберс. В принципе, она ниче-
   го не приврала, только в нескольких местах немного приукрасила.
   Но самое сложное было выдержать на себе взгляд Александера. Этот взор несомнен-
   но преследовал своей целью выяснить правду ли говорит Энея. Опять же в этом Алексан-
   деру должны были помочь непроизвольные инстинктивные реакции Марка. Так что Марку
   всё это время приходило держать предельную концентрацию мыслей и чувств. Сколько
   продолжался этот допрос Марк потом сказать не мог, но наверное, довольно долго, так как
   потребовалось бы несколько часов чтобы во всех подробностях описать двухлетние похо-
   ждения Марка. В конце, когда Энея рассказала как увела его у Оливера, Александер ис-
   кренне злорадно рассмеялся. Видимо, она подробно рассказала ему о их с Оливером разго-
   воре, но Марк этого уже не помнил. Умолчала Энея только про Эрнста. Она знала, что де-
   лала, Марк ей мешать не смел. Он вообще стоял как каменная статуя.
   - Мне нравится этот человек. Он производит впечатление сильной личности. Если
   всё, что ты сказала про него окажется правдой, я его возьму.
   Энея просияла, Марк почувствовал это даже со спины, но лишь на мгновение.
   - Я тебе гарантирую, что ты будешь доволен этим человеком, - сказала она.
   - Хорошо если так, но испытательный срок я ему всё же дам.
   - Как же без этого, - с колкой юморинкой сказала Энея, вставая. - Мы пойдём, у тебя, наверное, море работы.
   - Как всегда. Как будете спускаться на второй этаж, там возле лестницы дрыхнет
   одна ленивая сволочь, вы его разбудите и пусть он идёт ко мне.
   Энея в ответ кивнула, и они с Марком вышли.
  
   5.
  
   Пока не вышли из дома ни он ни она не проронили ни слова. Марк, казалось, вообще
   разучился говорить за этот день. Энея молча, пинком разбудила "ленивую сволочь" и зна-
   ком руки отправила её к Александеру.
   Они вышли на улицу. Как и во всех канцеляриях, у логова Александера был большой
   садик с неслолькими беседками. К одной из них и направились. Час был поздний, беседка
   пустовала. Только плюхнувшись всем телом на каменную скамейку, Энея заговорила:
   - Шарам, я уж думала всё, не примет тебя Александер к себе.
   "Шарам" было хеттское ругательство.
   - Существовал, правда, и запасной план, но он ещё безнадёжнее, - продолжила она.
   Марк даже не спрашивал какой такой запасной план.
   - Так, ещё один момент. Про Эрнста не говори ему как можно дольше. Он насчёт
   тебя ещё сомневается, он будет немного некстати. Потом ничего, нормально, - она по-
   грустнела. - Ну что, пора прощаться.
   - А куда ты? Ты с кем работаешь?
   - Понимаешь, Марк, я вообще в ордене не работаю. Я сама по себе, просто живу.
   На прощание могу только удачи пожелать. Всё, что от меня зависит, я уже сделала.
   - Ты сделала для меня так много. Я так благодарен, я не заслужил такого к себе об-
   ращения.
   - Ты хороший человек, Марк, не такой как большинство народу в ордене. Мы ещё
   увидимся, не унывай.
   Какое-то время они молчали. Наконец, на дороге к главным воротам показалась тень.
   Энея встала и почти бегом направилась к ней. "Куда ты держишь путь теперь, неугомон-
   ный странник?" - услышал Марк её голос.
  
  
  
  
  
  -- Глава 13
  
   Нью-Йорк, США
   2051 г н.э.
  
   1.
  
   Нью-Йоркская канцелярия не располагалась в центре города, среди муравейника машин и небоскрёбов, она располагалась ближе к окраине. Как и все важные орденские базы большая и неприметная, она выдавала себя за офис строительной компании и надёжно прикрывалась помнящими, специально для того внедрёнными в полицию и управу города. В итоге люди, от которых в этой стране зависело намного больше, чем от засевшей в Белом доме администрации, были надёжно спрятаны в тенях секретности. Пропуском в этот мир служило знание хеттского и особая татуировка на шее.
   Марк направился в это логово прямо из аэропорта Кеннеди. Впервые за полсотни лет дело было действительно срочным и не терпело ни малейших отлагательств. Он и Энея прибыли налегке, имея при себе лишь казённого вида потёртый портфель на двоих. Они взяли обыкновенное такси, порой кажется, что таких сотни тысяч в том городе. Расплатившись с водителем, Марк перехватил небрежно свой портфель и твёрдым шагом направился к общарпанной стальной двери, покрытой облупившейся краской цвета хаки. Ни дать ни взять -- вход в самый заурядный склад или автомастерскую, которых немало на окраине города. Но то лишь на первый взгляд. Энея приметила несколько знаков, красноречиво говорящих о том, что в этом здании работает многолюдная и активная организация: множество недешёвых представительских машин, припаркованных неподалёку, обилие куда-то спешащих людей.
   Смотровая щель открылась лишь наполовину, после чего дверь без лишних вопросов открыли.
  -- Здравствуйте, Высший, - официальным холодным приветствием встретил Марка мальчишка на входе.
   Энея даже немного обиделась на него: она тоже как-никак член Малого Конклава. Но парень лишь проводил её холодным ничего не выражающим взором. Марк часто бывал здесь, его знали в лицо, а вот его спутницу просто не опознали.
  -- Всё готово? - осведомился Марк уже внутри просторного холла.
  -- Только вас и ждём, - с готовностью рапортовал пожилой орденец.
  -- Тогда пойдём, - отрезал Марк.
   Он явно чувствовал себя хозяином в корневой американской канцелярии, и это насторожило Энею. Не стоит ли намекнуть об этом Александеру?
   Гости проследовали в конференц-зал. Он был комфртно обставлен: несколько кожаных кресел, множество мягких офисных стульев, объёмный круглый стол и видеопроектор.
  -- Докладывайте, - приказал Марк. - Сначала политика.
   Молодой помнящий в дорогом смокинге -- похоже, что только с какого-нибудь официального приёма -- выступил вперёд.
  -- Правящие круги несколько обеспокоены складывающейся ситуацией, - начал он. - Некоторые очень влиятельные силы в сенате и в администрации настаивают на военном вмешательстве.
  -- Кто? - спросил Марк.
  -- В высших кругах немало милитаристски настоенных представителей, многие ещё помнят операцию "Гордиев узел"...
   "Гордиев узел" был солидным промахом ордена и Марка лично. Именно после бомбёжек стратегических объектов в государствах Коалиции двадцатипятилетней давности и сложилась та ситуация, которая в конечном итоге привела к Четвёртой мировой.
  -- Оставь лирику, - отрезал Марк стальным голосом. - Далее.
  -- Это всё, Высший.
  -- Военные, - объявил Марк.
   Перед ним предстал пожилой помнящий, тот самый, что так бойко докладывал в холле.
  -- Ударные соединения флота приведены в повышенную готовность, - лаконично рапортовал он. - Есть информация, что часть ядерных боеголовок перенацелена на объекты Коалиции.
  -- Что значит, есть информация? - повысил голос Марк. - Либо они перенацелены, либо нет. Мне не нужны догадки. Выяснить, - распорядился он.
   Он поднялся и подошёл к столу. Энея беспристрастным наблюдателем осталась в кресле.
  -- Итак, джентельмены, - обратился Марк к присутствующим уже мягче. - Наша главная задача на сегодняшний момент -- ни в коем случае не допустит втягивание в конфликт Соединённых Штатов. Прошу отнестись к этому со всей серьёзностью...
  -- Как! - не выдержала Энея. - Магистр распорядился...
  -- Энея!.. - взревел Марк, так что та вздрогнула. А как ещё реагровать, когда его распоряжения подвергали сомнению в присутствии его подчинённых. - У тебя совещательный голос при мне, - напомнил он тихим споконым голосом.
  -- Но зачем магистр направил нас двоих...
  -- Тебя он просто услал, чтоб не мешалась, у него какие-то свои дела, - растолковал Марк. - Будь добра, не лезь в мои дела. Поверь, у меня свои причины поступать таким образом.
   Он сказал это так, что у Энеи по спине забегали мурашки.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"