Назаренко Татьяна Юрьевна : другие произведения.

Прядь о Скади

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Маленькая повесть по мотивам скандинавских мифов.

   Татьяна Назаренко
  
   Прядь о Скади
  
   (Современный опыт проживания
   скандинавского мифа)
  
   Трюмхейм чертог,
   где некогда Тьяцци
   турс обитал;
   там Скади жилище,
   светлой богини
   в доме отцовом.
   Старшая Эдда.
  
  
   * * *
   Тогда промолвил Эгир: "Да, Тьяцци был
   могучим великаном..."
   Младшая Эдда.
   Орёл летел низко. Он изредка лениво пошевеливал громадными крыльями, и тогда рыжего Локи обдавало сильным ветром, а потом небо снова застилалось неподвижным пёстрым пологом. Локи висел, держась за палку, приставшую одним концом к спине орла, а другим -- к правой руке рыжего бога так прочно, что он мог бы и не держаться. Но тогда больно выворачивало плечо. И Локи цеплялся левой рукой за палку, изо всех сил подтягиваясь выше. Орёл, глядя на его потуги, раскатисто, по-человечески злорадно хохотал и резко снижал высоту. Они летели над горами, и ноги Локи то и дело задевали за камни. Башмаки и штаны его изодрались в клочья, и разбитые ступни саднили.
   -- Хватит! Кто бы ты ни был -- отпусти! -- взмолился Локи.
   Орёл, взмывший было вверх, снова нырнул к земле, и рыжий ас завизжал от страха.
   -- Будешь знать, как бить меня палкой! -- пояснил орёл.
   Локи обреченно взглянул вниз и про себя отметил, что они уже покинули пределы Мидгарда, земли людей, и парят над Ётунхеймом, страной великанов. Орёл наверняка был из её жителей, причём из инеистых ётунов, хримтурсов.
   Внизу показалась усадьба: низкая ограда, в центре которой возвышался обширный, крытый соломой дом. К нему лепились многочисленные кладовки, погреба, сараи и дома поменьше -- видимо, для домочадцев и прислуги. Судя по размерам усадьбы, турс был из древнего и очень богатого рода. "Конечно, как я сразу не догадался! -- подумал Локи. -- Это же Трюмхейм (Двор шума), владение Тьяцци, известного колдуна и богача". Орёл стал резко снижаться. Земля стремительно понеслась навстречу Локи, и тот в ужасе зажмурился. Удар о землю оказался чувствительным, но не столь сильным, как ожидался. Локи открыл глаза. Орла уже не было. Перед ним, расставив короткие кривые ноги, стоял ётун отменной толщины. Блестящая кольчуга обтягивала его живот и отвисшую жирную грудь. Длинный массивный торс венчала большая голова, сидевшая прямо на плечах: бычья шея терялась в прядях светло-русых седоватых косм и более тёмной, отдающей медью бороды. Бледно-голубые глаза с короткими белёсыми ресницами насмешливо посверкивали из-под нависающих бровей. Ётун растянул губы в ехидной улыбке, и в щели рта показались крепкие жёлтые зубы.
   Из большого дома навстречу ему выбежала женщина в платье из шёлка, а чуть позже -- такая же толстая, как и Тьяцци, старуха, у которой на цепочке, приколотой брошкой на груди, свисала на брюхо огромная связка ключей. Старуха подковыляла к хозяину, переваливаясь по-утиному на ходу, и попыталась обнять его коротенькими ручонками. "Это его мать, -- решил Локи. -- А вторая -- наверняка его жена, красавица Свёль". И он заинтересованно посмотрел на женщину. Хозяйка была уже немолода, одних лет с Тьяцци, со слегка расплывшейся фигурой. Но её смуглое лицо всё ещё было красиво, и полнота вовсе не портила женщину. Ётун улыбнулся жене и матери, но его грубая физиономия с нависшими надбровными дугами и мясистыми складками вдоль щёк по-прежнему казалась свирепой. "Свёль действительно была хороша в молодости. Интересно, что же заставило её пойти за этого жирного урода? -- подумал Локи, -- Неужели только золото?" Свёль заметила его оценивающий взгляд и нахмурилась. Карие глаза из-под ровных чёрных бровей полыхнули огнём. Локи словно жаром обдало. "Если она такая же в любви, как в гневе, -- опуская взгляд, подумал он, -- то почему её назвали Свёль (Холодная)? Она истинная дочь огненных великанов!"
   -- Принеси нам пива, моя госпожа, -- велел Тьяцци и, сильно раскачиваясь на ходу, направился в дом. Локи невольно поплёлся за ним: проклятая палка по-прежнему болталась между ними, связывая аса и ётуна воедино.
   Как ни был напуган ас, оказавшись в доме знаменитого богача, он не удержался от того, чтобы не начать озираться. Жилище великана действительно было великолепно. Длинная зала освещалась множеством факелов. По стенам висели тканые гобелены с изображением битв и охот, а между ними, на чёрных от времени и копоти брёвнах, красовалось оружие, оленьи и турьи рога. Земляной пол по центру залы был устелен золотистой соломой, а низкие, меньше локтя, помосты вдоль стен -- коврами и одеялами из шкурок белок, лисиц и горностаев. "Неужели эта туша -- любитель охоты на лыжах? -- удивлённо отметил про себя Локи. -- Вряд ли. Значит, в доме есть заядлый охотник". Они прошли в дальний конец залы, и Тьяцци тяжело опустился в резное кресло с поручнями в виде двух свирепых воинов с поднятыми топорами. Палка, державшаяся у него между лопаток, послушно скользнула на грудь, чуть не вывихнув Локи запястье. Поняв, что настало время неприятного разговора, он покорно склонил голову перед величественным турсом и молча ждал, что же тот скажет. Тьяцци не торопился, выжидая, когда его пленник окончательно сникнет. Наконец заговорил, тяжело ворочая челюстью, будто одолжение делал:
   -- Ну вот, ты мой пленник, Локи из Асгарда. Я думаю, ты уже понял, что не стоит поднимать руку на сына Эльвальди.
   -- Да, великий ётун, -- ещё ниже склонил голову рыжий ас. -- Возьмёшь ли ты выкуп в обмен на свободу?
   -- Я думаю, тебе ведомо моё богатство. Не золотом выкупишь ты свободу, женовидный.
   Локи вздрогнул, багровея от возмущения: из всех оскорблений Тьяцци выбрал самое обидное. Но, вспомнив, что сила не на его стороне, смиренно проглотил оскорбление.
   -- Что же ты хочешь, Тьяцци, сын Эльвальди? -- спросил он.
   Турс презрительно скривился.
   -- Да ты ещё и трус! Фарбаути, славный ётун, твой отец, стыдился называть тебя сыном. Я вижу: не зря, -- оценил его поведение хозяин. -- Впрочем, для исполнения моего замысла мне и нужен подлец. Я хочу, чтобы ты помог мне выкрасть асинью Идунн, жену Браги, и её золотые яблоки, дающие вечную молодость.
   И, прищурившись, глянул на Локи. Тот присвистнул:
   -- Надеюсь, ты понимаешь, что задача не из лёгких?
   -- Поэтому я и выкрал тебя. О твоём зловредном хитроумии я наслышан, сын Фарбаути.
   -- У меня есть выбор? -- спросил Локи.
   Тьяцци сплёл на объёмистом животе короткие толстые пальцы с заскорузлой кожей, поморгал белыми ресницами и равнодушно произнёс:
   -- Нет.
   -- Придётся согласиться. -- вздохнул пленник. -- Расколдуй свою палку. И позволь мне сесть: ты разбил мне ноги о камни.
   Тьяцци пробормотал заклинание себе под нос, и конец палки отскочил от его груди, опять чуть не вывернув руку Локи. Кивнул головой на скамеечку у ног:
   -- Садись.
   Ас поморщился, но не стал злить хозяина. В это время подошла жена ётуна и принесла два больших турьих рога с ароматным пивом. Локи принял свой и залпом осушил его.
   -- Скади вернулась с охоты, -- сказала женщина мужу. Тот кивнул, и улыбнулся. "Скади, -- припомнил Локи, -- дочка этой туши. Единственная наследница отцовских богатств. Вроде бы она давно в возрасте. Интересно, почему у неё до сих пор нет мужа? Впрочем, говорят, она пошла в отцов род. Так что, если она в отца уродина, не удивительно, что женихи не спешат".
   Дверь отворилась, и в залу вошёл юноша в меховых, заправленных в низенькие сапожки штанах и беличьей курточке, перехваченной серебряным поясом. На поясе, почти на середине живота, у него болтался длинный нож в украшенных серебром и бирюзой ножнах. В руках он держал туго набитый мешок для дичи. Сунув его какой-то служанке, юноша быстрой, слегка пружинящей походкой приблизился к Тьяцци, поклонился и звонко, напевно произнёс:
   -- Здравствуй, отец.
   -- Здравствуй, Скади, -- с нескрываемой гордостью и любовью произнёс ётун. -- Я вижу, охота была удачной.
   Девушка кивнула, не смущаясь гостя, скинула куртку, бросила её на скамью рядом с отцовским креслом. Локи не без удивления уставился на неё. Мужская суконная рубаха обрисовывала её фигуру: острые плечи, маленькие, как у девчонки, груди, тонкую талию, перехваченную широким замшевым поясом, бёдра -- не то чтобы по-мужски костлявые, но заметно уже плеч. С трудом верилось, что у неё может быть такая тяжеловесная родня. Тьяцци не без гордости положил свою лапищу на бедро дочери, и на его фоне она показалась совсем хрупкой, даже чрезмерно худой. Но толстяку Тьяцци её худоба явно нравилась. Лицом девушка больше напоминала мать, только волосы у неё были русые, глаза -- ярко-голубые, а кожа -- светлая, как у всех хримтурсов. Впрочем, вглядевшись, Локи согласился, что, несмотря на видимую хрупкость, черты её лица действительно отцовские. Те же высокие скулы, упрямо нависающие надбровные дуги, делающие девичье личико чересчур суровым. "Довольно милая. Ротик маленький и нежный, округлый подбородочек. Нос, пожалуй, длинноват, но это её не портит. Конечно, в Ётунхейме есть девицы и покрасивее".
   Скади наконец-то заметила Локи и растерянно уставилась на него, пробормотав с плохо скрываемым смущением:
   -- Приветствую тебя, житель Асгарда. Почему ты сидишь на столь неподобающем месте?
   И, вглядевшись, удивилась ещё больше, повернулась к отцу:
   -- Что делает здесь Локи, отец?
   "А она умеет узнавать, кто перед ней, -- машинально отметил Локи. -- Старик научил её этому искусству".
   -- Он мой пленник, -- пояснил Тьяцци, -- Я смог обхитрить самого Лофта!
   Скади нахмурилась и процедила сквозь зубы:
   -- Как тебе это удалось?
   Было похоже, что ей мало понравилась затея отца.
   Тьяцци самодовольно улыбнулся:
   -- Я летал над Мидгардом в виде орла и вдруг увидел, как три аса -- Один, Локи и Хёнир, -- утомившись в пути, зарезали быка и жарят его в земле. Я незаметно сел на дерево над ними и волшебством сделал огонь холодным. И они дважды раскапывали угли и дивились, что бык не зажарился. Тогда я слетел к ним, и сказал, что если они угостят и меня, я сниму свои чары. Один узнал меня и согласился. А вот злобный Локи не смог понять, с кем имеет дело. И когда мы стали есть, ему показалось, что я ем слишком много, и он, схватив палку, набросился на меня. А палка и приросла к его руке и к моей спине. Я его проучил как следует: и за вспыльчивость, и за то, что он не умеет узнавать, кто перед ним. Слышала бы ты, как он скулил, выпрашивая пощаду!
   Скади нахмурилась ещё сильнее и задумчиво, с отцовской интонацией, произнесла:
   -- Мне мало нравится, отец, твоя шутка. Асы злопамятны, а Локи, хоть и слывет отцом всех бед, все же побратим Одина и верный помощник Тора. Ты думаешь, они не будут мстить? Они младше турсов, но не трусы. И не глупцы.
   -- Не ждал я от тебя столь пустых слов, Скади, -- возразил отец. -- И мало ты похожа на ту, которая не спит из-за бабьих страхов.
   -- Когда мать боится отпускать меня в лес, потому что великаны из Муспельхейма могут обесчестить меня, -- это бабьи страхи. Они не берсерки, не ведающие закона. Но то, о чем говорю я -- вероятно. Какой муж стерпит такое бесчестье?
   -- Ладно, -- отмахнулся отец. -- Сегодня должен приехать в гости Гюмир, и тебе лучше заняться с малышкой Герд.
   Вопреки ожиданиям Локи, Скади не обиделась.
   -- Я сказала, что думаю. А у тебя своя голова на плечах. -- И, радостно улыбнувшись, добавила: -- А они точно обещали привезти Герд?
   -- Точно. Ждёшь подружку? Опять будешь с ней в куклы играть?
   Локи было решил, что воинственная великанша обидится. Но она ответила с улыбкой:
   -- Конечно.
   Простившись с отцом, Скади пошла во двор.
   * * *
   Лай собаки вывел Скади из задумчивости. Она подняла глаза. На сосне вниз головой сидела большая пушистая белка и озлобленно цыкала на заходившегося в истерическом лае пса. Скади прицелилась. Белка, словно поняв, что её ждет, заметалась и скакнула со ствола на ветку. Скади спустила тетиву. Стрела засвистела, и сверху искрящейся лавиною посыпался снег. Ещё ничего не видя, девушка поняла, что промахнулась. И точно: белка взлетела ещё выше, а стрела торчала из снега. Охота сегодня не ладилась. Скади махнула рукой, отцепила тетиву и отозвала собак. Те, не поняв, почему хозяйка оставляет добычу, подчинились неохотно.
   -- Сегодня плохой день, -- сказала девушка. -- Идём домой.
   И, развернувшись, заскользила на лыжах в сторону Трюмхейма. Псы понуро затрусили следом.
   С того времени, как в их доме побывал Локи, в усадьбе стало неспокойно. Мать просто не находила места, а отец никак не сознавался, какой выкуп он взял с рыжего плута. Свёль часто переживала без причины, и Скади уже привыкла к её вечным тревогам. Но сейчас неясные страхи матери передались ей. Сегодня у Скади всё просто валилось из рук. И она злилась на весь свет. В довершение ко всему она умудрилась заблудиться, чего с ней, выросшей в лесу, не бывало с детства. Опомнившись, Скади остановилась и огляделась. "Ничего серьёзного, -- сообразила она. -- Задумалась и проскочила ложок, в который нужно было свернуть. Впрочем, до дома далеко, а уже смеркается". Будь добыча побольше, Скади заночевала бы в лесу. Но спать с голодными псами в такой холод ей мало нравилось. И она, свистнув, приказала собакам:
   -- Домой! А ну, живо!
   Псы потрусили по лыжне. Она поспешила за ними. В общем-то, могла бы обойтись и без них, но раз уж на неё нашла такая рассеянность, лучше довериться зверю.
   В Трюмхейм они вернулись, когда совсем стемнело. Скади отвязала лыжи и зло стряхнула их с ног, крикнула одному из слуг:
   -- Прибери и позаботься о собаках. Я слишком устала.
   -- Да, госпожа, только вряд ли тебе удастся отдохнуть. У твоего отца гости.
   И его простодушное лицо расплылось в радостной улыбке. Скади только сейчас заметила множество саней у дома и нахмурилась.
   -- Как всегда, вовремя.
   -- Для тебя всегда не вовремя, хозяйка, -- заметил парень обиженно. -- А ведь случись что с твоим отцом, останемся мы в полном одиночестве при вашем с матерью нраве.
   -- Ты, кажется, стал слишком разговорчив, -- раздражённо прикрикнула Скади. Парень поклонился, но даже не потрудился скрыть улыбку:
   -- Не сердись, Скади. Люди редко говорят хорошо о таких нелюдимах, как ты.
   -- Мне всё равно, что говорят. А из-за чего гости? -- уже мягче спросила девушка.
   -- Твой отец похитил Идунн. И её золотые яблоки, приносящие вечную молодость.
   Скади едва не вскрикнула. Но на людях приходилось быть сдержанной.
   -- Как же ему это удалось? -- спросила она.
   -- Рыжий Локи заманил её в лес на востоке. Якобы нашёл яблоки, схожие с её. Она взяла свои яблоки, чтобы сравнить их. А Тьяцци ждал в засаде. И вот теперь сюда приехали и соседи, и наш конунг Трюм, и даже Сурт из Муспелльхейма. Великое дело. Теперь асы одряхлеют и умрут, а турсы вернут себе былое могущество.
   Парень сиял от счастья. Скади покачала головой:
   -- Мне это мало нравится. Куда меньше, чем тебе.
   И пошла в дом. Пир был в самом разгаре. Тяжёлые столешницы, снятые со стен, были накрыты скатертями и едва не прогибались под тяжестью блюд с мясом, кувшинов с вином и пивом и других угощений. Скади быстро окинула взглядом всех собравшихся. На отцовском месте восседал высокий статный ётун средних лет. Его ржаные волосы лежали на плечах, тщательно расчёсанные смоченным в меду гребне. На голове красовался массивный золотой обруч, украшенный крупным морским жемчугом. В серых глазах зловеще отсвечивало пламя жирника. Одежда, вся расшитая золотом, сверкала и переливалась. Это был сам конунг Трюм. Справа от него горделиво восседал Тьяцци в праздничной рубахе чёрного сукна, а слева -- незнакомый, совсем ещё молодой турс из огнистых. Скади скользнула взглядом по чёрной замшевой куртке с массивной фибулой у ворота, по окладистой, угольно-чёрной бороде и необычным волосам на голове. Сквозь иссиня-чёрную гриву пробивались рыжие пряди, словно обгорелое бревно лизали языки пламени. Тёмные, почти без зрачков, глаза уверенно смотрели на всех. Скади почувствовала необычайную силу, идущую от него, и поняла, кто этот незнакомец. Его звали Сурт, и он жил далеко на юге. Ещё до рождения было предсказано, что в дни Рагнарёк, Последней битвы, Сурт будет биться с Фрейром, сыном Ньёрда, и найдёт свой конец, убив врага. Рядом сидели и другие гости, не менее славные. Скади оробела, увидев их. Низко поклонилась, пряча лицо за свисавшими волосами. И тут же почувствовала, что злится на всех этих гостей. Не будь их, она попыталась бы уговорить отца отпустить Идунн с её яблоками. Теперь же ей стало ясно, что похищение асиньи задумано было далеко от Трюмхейма. Скади почти затравленно обвела пирующих глазами, ища знакомые лица. Дядья, Иди и Ганг, братья Тьяцци, сидели далеко от главного стола. Гюмир -- и того дальше. Женщин почти не было.
   -- Иди сюда, дочь моя, -- раскинул навстречу ей руки охмелевший Тьяцци. -- Раздели со мной радость этого дня.
   Скади едва удержалась от того, чтобы не огрызнуться. Покорно склонила голову, чтобы никто не заметил её хмурого взгляда. Бесстрастное выражение лица ей никогда не давалось. И произнесла:
   -- Пусть удача остаётся с тобой и с могучими ётунами, но я слишком устала и прошу разрешить мне уйти.
   К её величайшему облегчению, конунг Трюм кивнул. Скади несколько поспешно поклонилась гостям ещё раз и удалилась.
   Спальня её находилась в чуланчике, прирубленном к большой зале, и соседствовала со спальнями отца и бабушки.
   Скади с силой захлопнула тяжёлую дверь и сорвала куртку, швырнула её на скамью. Плюхнулась на постель. Огня не было, а возвращаться за ним к пирующим девушка не захотела. Наверно, загляни к ней служанка, она велела бы принести жирник. И, окажись та слишком разговорчива или чересчур медлительна, накричала бы на неё. Может быть, даже ударила. Но все домочадцы суетились на пиру... Скади, тяжело дыша, вскочила с кровати и прошлась по маленькой комнатке.
   "Ну да, конечно, отец не мог сообразить, что асы не будут ждать, когда они одряхлеют и состарятся, и поторопятся выкрасть Идунн обратно! И уж наверняка расправятся с похитителем! -- раздражённо подумала она и хрустнула пальцами. -- И уж, конечно, другие ётуны не будут вмешиваться!" Скади налетела на скамью, пнула упавшую куртку, и расплакалась навзрыд, радуясь, что подгулявшие мужчины слишком шумят, чтобы услышать её плач.
   Кинувшись на постель, Скади натянула на голову одеяло и дала волю слезам, раз уж не на кого было выплеснуть злобу. Плакала она долго, заходясь в долгих судорожных всхлипах, до отупения, бормоча ругательства распухшими губами. Пока наконец не услышала собственные слова, будто произнесённые кем-то другим:
   -- Почему ты уходишь от нас?! Разве ты не знаешь, как страшно нам с матерью остаться без тебя?!
   Она села, испуганно шепча заклинание от недобрых предчувствий . И заставила себя успокоиться. Это было не так уж легко. Уже засыпая, она ворочалась, вздрагивая от неотвязной мысли: "С чего я оплакала живого отца, как умершего?"
   * * *
   Ни асам, ни альвам, ни древним турсам не дано избежать судьбы. Можно сопротивляться своей неудаче -- это добавит тебе чести, но свитую норнами нить заново не переплетёшь. Скади потом не раз думала: могло ли всё сложиться иначе, окажись она и Свёль в тот день дома? Или это только добавило бы им обеим боли? Но накануне рокового дня из усадьбы Гюмира примчал на волке работник: жена хозяина рожала, и требовалась помощь опытной в таких делах женщины. Скади повезла Свёль к соседям. Ей оставаться там не пристало, и наутро она поехала домой. Едва оказавшись во дворе Трюмхейма, она поняла: что-то случилось. Во дворе было непривычно тихо. Девушка вбежала в дом. С порога пахнуло ей в лицо вонью горелой плоти и ещё чем-то, оглушил вой женщин. Неуверенно, ещё не привыкнув к полумраку жилья, Скади вошла в дом и спросила у кого-то из работников:
   -- Что?!
   -- Твой отец... -- голос мужчины дрогнул, но он сдержался. -- Его тяжело ранили. Он умирает.
   -- Он у себя? -- голос девушки звучал ровно, смысл слов дошёл до сознания, но она ещё не успела прочувствовать его. Работник кивнул. Скади метнулась в отцовскую спальню. Вонь горелого мяса там была нестерпимой, и сквозь неё пробивался какой-то сильный и непривычный аромат трав. Девушка глянула на кровать и уцепилась за спинку, чтобы не упасть: то, что лежало поверх одеяла, мало напоминало человека. Сзади подошел её дядя, Ганг, сын Эльвальди, обнял Скади за плечи. Она выпрямилась, и спросила как можно спокойнее:
   -- Как это произошло?
   Ей показалось, что голос её звучит сам по себе. Подняла голову, заставила себя посмотреть на эту гору обугленного мяса. Отец лежал неподвижно, только высокий живот судорожно дёргался. Опаленную одежду с него сняли, обнажив безобразные ожоги. Как ни странно, лежал он тихо. Скади сообразила, что ему дали одурманивающий отвар, и он ничего не чувствует.
   -- Его сожгли асы, -- ответил Ганг. -- Мы были на море, ловили рыбу, когда Локи проник в дом в соколином оперении Фрейи. Он превратил Идунн в орех, и, зажав её в когтях, полетел в Асгард. Он хотел отомстить -- иначе бы выбрал другую дорогу. Сокол пронёсся почти над нашими головами. Тьяцци тут же обернулся орлом и бросился вдогонку. Я же вынужден был сначала позаботиться о лодке и только потом помчался следом. А асы ждали погони. У самых стен Асгарда они сложили костёр из стружек и сухих веток и ждали. Когда Локи пролетел мимо и камнем упал вниз, они зажгли стружки. Тьяцци хотел схватить Локи, но оказался слишком тяжёл, и у него не хватило сноровки увернуться от пламени. Перья занялись, и он превратился в человека. Я видел всё своими глазами. Прости, я не успел помочь. Он ринулся на асов, и Тор ударил его своим молотом Мьёлниром.Тьяцци упал, я бросился к нему на помощь, и... мне позволили забрать тело. Они даже не приняли боя. Я отомщу им, Скади. Я клянусь...
   Девушка посмотрела мимо него, а потом спросила:
   -- Он долго будет мучаться?
   -- Вряд ли, -- ответил Ганг, глядя на тело брата.
   Скади ещё раз вгляделась в обгоревшее лицо отца и растерянно перевела взгляд на дядю:
   -- Ты, наверно, голоден?
   -- Да.
   Скади свела русые брови и крикнула одной из служанок:
   -- Принеси дяде поесть.
   Та поклонилась и опрометью бросилась выполнять приказ хозяйки. Скади повернулась к толпившимся домочадцам.
   -- Нет никакой нужды в том, чтобы вы здесь стояли. Займитесь делом! -- голос её дрогнул, сорвался на визг. Ганг обнял девушку за плечи:
   -- Тебе тоже надо поесть, Скади. Пойдём. А потом ложись спать. Если он очнётся, ты услышишь. А пока за ним приглядит наша мать. Она сведуща в травах и заклинаниях.
   Скади покорно побрела за ним из вонючей, жуткой спальни. За стенами начиналась метель, завывал ветер, и девушка вдруг поняла, что страшно устала и чувствует себя опустошённой и раздавленной. В голове было пусто, и мысли текли вяло, словно там вместо мозгов оказался комок шерсти. Ноги стали тяжёлыми, и ей стоило немалых усилий их переставлять. Она нехотя поела и побрела к себе в спальню.
   Девушка не помнила, как заснула, но сон, приснившийся ей, поразил её отчетливостью и многокрасочностью. И ещё -- это был светлый, счастливый сон. Поздняя весна в Ётунхейме, и на поляне, усеянной подснежниками, стоял светлый юноша с пронзительно-голубыми, как небо, глазами и белоснежными ресницами. Он играл на арфе и пел. Причём Скади была уверена, что никогда не слышала подобной мелодии, хотя голос и сам певец были ей знакомы. Вскоре всё стало закручиваться вокруг юноши, и Скади увидела его лик в центре зелёно-голубого вихря. Юноша печально и понимающе смотрел на неё и пел. Внезапно она проснулась, как от толчка, и села в постели. Голова была тяжёлая, свинцовая. И сквозь сонную одурь доносился не то храп, не то хрип отца. Хрип -- для храпа выдохи длинноваты.
   Скади выпрыгнула из кровати и, шлёпая босыми ногами, побежала в спальню отца. Тот по-прежнему лежал на спине и хрипел.
   -- Отец, что с тобой? -- спросила Скади, дотронувшись до его плеча.
   Под пальцами что-то лопнуло, потекла липкая сукровица, но отец даже не застонал, всё хрипел.
   -- Папа! -- пронзительно закричала Скади, поняв, что он умирает.
   Её вопль разбудил слуг, те бросились в спальню хозяина, принесли факел. Скади увидела обожжённое, раздутое лицо отца с выпавшим изо рта, зажатым между зубами языком.
   Она открыла ему рот, вынула перемазанный липкой, вонючей слюной язык. Жуткий хрип прекратился, но, кажется, дышать отец тоже перестал. Тяжело отдуваясь, в комнату вбежала бабушка. Глянула на тело сына, толстые щёки её задрожали, и она произнесла сиплым голосом:
   -- Надо попробовать вдохнуть в него жизнь. Скади, по каждому моему слову надо дуть ему в рот, а ты, Ганг, после каждого вдоха с силой дави ему на грудь.
   Ганг недоумённо пожал плечами: мол, стоит ли продлевать его мучения? -- но Скади покорно забралась на отцовскую кровать, нагнулась над ним. Запрокинула голову, вытянула перемазанный липкой слюной язык и припала к разинутому, пахнущему гнилью и палёным волосом рту. Старуха уверенно скомандовала, и они оба подчинились ей. Впрочем, их усилия были тщетны. Тьяцци не дышал. Скади поняла, что плачет, и, когда в очередной раз оторвалась набрать воздуха, выкрикнула:
   -- Папа, дыши! Дыши!!!
   Ей показалось, что Тьяцци внял её призыву и задышал: комок тёплого воздуха вылетел из его рта и ударился о лицо дочери.
   -- Дышит! -- пронзительно выкрикнула она, но выдох не повторился.
   Девушка приподняла веко. На неё уставился неподвижный белёсо-голубой глаз отца, с расплывшимся на пол-радужки зрачком. Она провела над ним ладонью, но он так же слепо глядел в никуда. Скади растерянно посмотрела на дядю и бабушку и не то пояснила, не то спросила:
   -- Всё?..
   Ганг кивнул. Девушка, как во сне, коснулась отцовского лица тонкими пальцами, закрыла веко и стала вытирать перемазанные слюной пальцы полой рубахи.
   -- Его душа вылетела и ударилась о твоё лицо, -- пояснил дядя. -- И ты приняла это за дыхание.
   Он отнял её руку от неприлично задравшегося подола рубахи и оправил его. Скади сползла с кровати. Побрела в свою комнату -- одеваться. Вышла назад. Домочадцы всё ещё толпились у спальни хозяина. Ганг вполголоса распоряжался:
   -- Отведите мою мать в спальню и не оставляйте её. Разошлите вестников по окрестным усадьбам, как только уймётся метель.
   Мать Тьяцци подошла к ложу сына и властно заметила:
   -- Одели бы вы его. Неприлично.
   Четверо работников подошли к трупу, оглядели его. Один протянул задумчиво, потирая бороду:
   -- Н-да... Ну, что, взяли за руки-ноги...
   Скади вышла и спросила Ганга:
   -- Нельзя ли его за эту ночь собрать и укутать пеленами? Я бы не хотела, чтобы Свёль видела его такого.
   -- Хорошо, -- коротко кивнул Ганг.
   Из спальни появилась, грузно ступая, старуха и вперевалку пошла к себе, бормоча под нос:
   -- О, норны, почему же так, вне очереди?
   Всю ночь длилась суета: убирали покойника. Домочадцы бестолково бегали, то и дело спрашивая совета у Скади и Ганга. Девушке страшно хотелось побыть одной, но времени на это не было совсем. И она почти обрадовалась, когда под утро улеглась метель: можно было отправить работников известить родню и соседей о беде. Скади заявила, что к Гюмиру, рассказать о случившемся матери, она должна ехать сама. И уже заложили сани, но какие-то досадные мелочи всё время мешали ей отправиться. Или она сама медлила, не торопясь принести весть о смерти в дом, где только что появился на свет новый ётун?
   -- Скади, где оставить тело отца? В его кровати? -- работник, молодой парень из огнистых ётунов, по имени Эйлими, тронул её за рукав и заглянул в глаза.
   -- Нет, лучше вынести. Ему закрыли лицо?
   -- Да. Скади, давай лучше я поеду к Гюмиру?
   -- Нет, я сама.
   Она отмахнулась от него, и побрела к выходу. Эйлими нагнал её:
   -- Хотя бы позволь поехать с тобой.
   -- Нет. Я сама.
   Мимо пронесли тело Тьяцци. Пахнуло сукровицей и горелым мясом. Скади вспомнила запах из отцовского рта, и её замутило. Снова, который раз за ночь показалось, что пальцы пахнут его слюной, и она бросилась к кадке -- отмывать много раз перемытые руки. Но запах словно въелся в кожу.
   -- Хозяйка, что делать с постелью? Стирать и проветривать? -- вынырнула откуда-то работница. Скади отрицательно мотнула головой:
   -- Сжечь. Сегодня же, пока мать не вернулась.
   Служанка кивнула и убежала. Скади вытерла руки. И побрела в спальню отца. Рассеянно послонялась по ней, забыв, зачем она сюда пришла, и вдруг увидела на лавке отцовский пояс с ножнами. Порывисто схватила его и, торопясь, сдёрнула ножны. Вынула нож: простой, грубый, но отменно острый и идеально сбалансированный. Лезвие тускло блеснуло в полумраке, и девушка прижала его к губам. Потом нацепила ножны на свой поясок, и, нежно поглаживая дерево рукояти, пошла к выходу.
   -- Так ты всё-таки едешь одна? -- Эйлими взял её за руку.
   Она зло оттолкнула его. Он не обиделся, только заметил:
   -- Ты бы хоть поела на дорогу.
   Скади кивнула и пошла в кладовую. Захлопнув за собой тяжёлую дверь, она вдруг поняла, что ей действительно очень, до тошноты, хочется есть. Она отхватила большой кусок сыра, и, будто делала что-то нехорошее, затолкала его себе в рот, давясь, проглотила. Отмахнула ещё один. Скрипнула дверь: Скади резко обернулась. На пороге стояла старая Боргхильд, первая помощница матери.
   -- Я рада, что ещё застала тебя, хозяйка, -- сказала она. -- Думаю, для поминального стола придётся заколоть десяток свиней, открыть новую бочку с треской, а пиво варить в большом котле...
   "Интересно, зачем она всё это мне говорит? -- страдальчески кривя губы, подумала Скади, -- Ведь она всегда помогала матери готовить угощения для пиров".
   -- Конечно, Боргхильд, -- ответила девушка.
   Видимо голос её звучал резко, по крайней мере, старуха обиженно насупилась. Скади торопливо сделала улыбку и извиняющимся тоном закончила:
   -- Мне ли тебя учить, что и как делать. Я думаю, будет хорошо, если ты сама возьмёшься распоряжаться приготовлениями к столу, Боргхильд. Я поеду к Гюмиру, так что поручаю тебе хозяйничать здесь, пока не вернёмся мы с матерью.
   И она вышла из кладовой. Отцовские сани ждали её у ворот в усадьбу.
   Ганг стоял рядом, оглаживая запряжённых волков.
   -- Было бы лучше, если бы с тобой поехал кто-то из мужчин.
   -- Что может случиться со мной сейчас, если не случалось раньше? -- спросила Скади, плюхнулась в сани и пронзительно свистнула. Волки понеслись с места рысью. И вскоре Трюмхейм скрылся за горизонтом. Скади осталась одна в горном ущелье. И тогда она впервые со смерти отца заплакала, вернее, завыла почти по-волчьи. Её вопль подхватило эхо, разнося его по поросшим соснами склонам. Волки неожиданно остановились и, задрав кверху морды, подхватили рыдания хозяйки.
   * * *
   Пять рабынь мы возьмём
   и слуг восьмерых
   высокого рода
   с собой на костёр...
   Старшая Эдда.
   Скади воткнула факел в рожок на стене, сняла пояс, куртку и села на кровать. Свёль лежала, завернувшись в одеяло, и притворялась спящей. Девушка знала, что мать не спит, но тревожить её не хотела. Отцепив от пояса гребень, принялась расчёсывать волосы. За несколько дней это был первый относительно спокойный вечер. На следующее утро тело отца должны были предать огню...
   Спутанные в колтун волосы никак не поддавались, Скади безжалостно драла узелки, мысленно произнося солёные мужские ругательства. Последние дни ей всё чаще хотелось сорваться и накричать на кого-нибудь. Иногда казалось, что это желание комом застряло у неё в груди и мешает дышать. Гребень опять запутался в волосах, и она, выдернув его, швырнула на постель. Руки её мелко дрожали. Она решила, что лучше всего было бы лечь и заснуть, и уже собралась погасить факел, как услышала, что кто-то, судя по шагам -- женщина, идёт к её чуланчику. Девушка поморщилась, чувствуя, что при одной мысли о необходимости с кем-то говорить голова становится тяжёлой, а тело начинает ломить, как после дня беготни на лыжах. В дверь слегка постучали. Вздохнув обречённо, Скади едва отозвалась:
   -- Входи.
   Пришла Хримгерд, жена Ганга -- совсем молодая женщина из хримтурсов. Она была лет на десять старше Скади и держалась с ней, как старшая сестра, несколько покровительственно.
   -- Устала? -- спросила Хримгерд. Скади кивнула, едва сдерживаясь, чтобы не заявить ей: "Ты крайне не вовремя".
   -- Такое впечатление, что ты пытаешься взвалить всю ношу на себя. Я ведь тоже не чужая твоему отцу, -- заметила женщина. -- Ты ревнуешь меня к нему?
   -- Нет, -- покачала головой Скади. -- Просто когда загружен делами -- не до боли.
   -- Ты сделала всё, чтобы оставить Свёль в покое. Но лучше ли ей от того, что она остаётся один на один со своим горем? -- заметила Хримгерд.
   -- Не знаю, -- отвела взгляд Скади. Собственно говоря, она делала всё, чтобы мать могла выплакаться, побыть наедине с собой. То, чего не хватало ей.
   -- Свёль хотела уйти с Тьяцци, -- сказала женщина. Скади стиснула зубы, сжала кулаки:
   -- Нет! Я запретила ей это делать. На костёр взойдёт Сигрид.
   На лице девушки появилась упрямая злая гримаса.
   Хримгерд покачала головой, выражая несогласие, но спорить не стала. Поспешила перевести разговор на другое:
   -- Ты совсем опустилась за эти дни. Я бы хотела, чтобы на завтра ты велела приготовить платье. И давай я расчешу твои волосы.
   -- Нет! -- почти крикнула Скади, -- Я не люблю, когда кто-то трогает их. И я сама знаю, что мне надеть. Прости, я устала и хочу выспаться.
   Хримгерд понимающе кивнула:
   -- Ладно...
   -- Забери факел, хорошо? -- почти примиряющимся тоном произнесла Скади. Женщина кивнула и вышла.
   Девушка легла на кровать, прижалась к матери и, незаметно для себя, стала забываться. Внезапно Свёль откинулась на спину и вся выгнулась дугой, захрипела, раскрыв рот. Скади увидела, как изо рта её вывалился язык, и она вся посинела. Девушка вскочила, бросаясь к ней и проснулась. Свёль лежала спокойно и дышала глубоко и ровно в почти полной темноте. Где-то в стене надсадно цыркал сверчок, да из дома доносился храп собравшихся на похороны ётунов. Скади тряхнула тяжёлой спросонья головой и облизнула пересохшие губы, сползла с кровати и зашлёпала босыми ногами по полу к кадке у входа. Вода взялась льдом. Скади разбила его уверенным коротким ударом и зачерпнула обжигающе-холодную воду ладонями. Уже обтирая лицо, она шёпотом повторила несколько раз:
   -- Это всего лишь сон.
   Успокоившись, вернулась в постель. Легла рядом с матерью, обняла её. Та, сквозь сон, поймала её мокрую холодную ладонь и поцеловала.
   Погребальный костёр приготовили совсем близко от дома Тьяцци, сына Эльвальди. Сложили брёвна, образовав помост высотой в два роста ётуна, наверху водрузили его сани и кровать, на которой он спал. Ложе застелили рысьими и собольими покрывалами, кусками тонких заморских тканей, похожих на ощупь на кожу молодых девушек. Вокруг поставили бочки с пивом, кувшины с тёмно-красным заморским вином, вяленую рыбу и целые мясные туши. Хозяйские волки, задушенные, лежали, впряжённые в сани. Они казались живыми, и сбруя их сверкала на солнце золотом и камнями. Тело Тьяцци было обёрнуто пеленой из тонкого льна. Оружие положили рядом.
   Семнадцать рабов и десять рабынь задушили и сложили их тела к подножию ложа, одиннадцатая должна была разделить его с хозяином. Мужчины и старуха-вёльва вывели её, одетую в роскошные одежды, и помогли взобраться на костёр. Увидев девушку, Свёль вся подалась вперёд, и Скади вцепилась в плечо матери с такой силой, что пальцы её побелели. Женщина с мольбой глянула в лицо дочери, та зло оскалилась, и Свёль покорно опустила голову, судорожно втянула в себя воздух и надсадно, душераздирающе зарыдала. Её стоны подхватили женщины. Мужчины стояли молча, не смахивая со щёк слёз. Скади судорожно прижала к себе мать, словно боялась, что она вырвется. Но Свёль уже обессилела, упала на плечо дочери и всё повторяла тупо:
   -- Я же не хотела кричать... не хотела. Простите...
   Там, наверху, завершался обряд. Вот мужчины и старуха-вёльва спустились вниз, и стоявшие подле костра юноши бросили в негосвои факелы. Сухое смолистое дерево вспыхнуло, пламя загудело, взвиваясь к вершине, и вскоре в его языках исчезло и ложе с телом Тьяцци, и рабы, и волки. Пламя гудело, в огне что-то трещало, в воздухе повис тошнотворный запах горелого мяса. Скади не отрываясь смотрела на огонь, на дрожащий от жара воздух над кострищем. Вдруг в пламени что-то оглушительно треснуло, и к ногам девушки упало нечто маленькое и тяжёлое. Снег, протаивая, зашипел. Скади нагнулась и подняла два бело-голубых шарика. И чуть не выронила: с ладони на неё смотрели отцовские глаза. Девушка коснулась их губами и спрятала на груди.
   * * *
   ...Не верь никогда
   волчьим клятвам, -
   брата ль убил ты,
   сразил ли отца:
   сын станет волком
   и выкуп забудет.
   Старшая Эдда.
  
   Наутро после поминального пира гости поторопились разъехаться. Скади сама проводила мать до саней, помогла ей потеплее укутаться, и пожала на прощанье руку деду:
   -- Не оставляй её одну.
   -- Внуков у меня много, заботы ей хватит, -- понимающе кивнул дед.
   -- Я заберу её, как только поосвоюсь с делами наследницы Трюмхейма. Но если она соберётся замуж -- не держи.
   -- Мать могла бы стать тебе опорой, Скади.
   -- Я знаю, но всё же мало похоже, что Свёль переживёт меня. Не буду скрывать, я сильно напугана смертью отца. И мне мало нравится пережить этот ужас ещё раз. Я хочу попробовать сама.
   -- Пошла бы ты замуж -- не пугала бы тебя смерть отца.
   Скади пожала плечами, отвернулась, давая понять, что не хочет продолжать этого разговора. Дед всё же закончил:
   -- В Ётунхейме были девы и посмелее, и посильнее тебя, да не прятались от мужей. Ты же больше похожа на Свёль, дитя моё. А она существо нежное и ранимое.
   -- Ладно, -- резко отмахнулась Скади. -- Долго прощаться -- зря душу бередить.
   Дед свистнул, и волки помчали со двора. Скади смотрела им вслед, зябко поёживаясь, до тех пор, пока сани не превратились в маленькую точку. К ней подошёл дядя Ганг. Он стоял в стороне, глядя, как работники помогают усесться в сани его матери. Та сильно сдала за последние три дня и с трудом забиралась через низенький бортик.
   -- Прощай, бабушка, -- произнесла Скади, подходя к ней. -- Я буду приезжать.
   Старуха повертела головой, стараясь выпростать подбородок из толстого шерстяного платка, а потом погладила внучку по руке. Её тусклые, покрасневшие от ночных слёз глаза тупо смотрели мимо Скади.
   -- Ладно, навещай, -- коротко махнул рукой Ганг. -- О ней я позабочусь. И за Тьяцци отомщу. Хотя, по мне, лучше бы было не свариться с асами.
   -- Решай, как знаешь, дядя, -- глухо обронила Скади. -- Коль считаешь, что лучше будет уладить дело миром -- пусть будет так. Я вязаться не буду. И тебя не мне судить.
   Они пожали друг другу руки, и Ганг упал в сани, тряхнул поводья.
   -- Удачи тебе!
   -- И тебе... -- Скади даже не стала провожать сани взглядом. Побрела к кладовой, возле которой стояли её лыжи. Долго прилаживала их к ногам: пальцы плохо слушались. Слишком вымотали её эти последние дни. Сегодня ей казалось, будто всё внутри выгорело и осталась одна зола в хрупкой оболочке тела. С огромным удовольствием она бы заперлась в своем чулане и лежала бы, никуда не выходя. Но поставленные накануне смерти отца ловушки надо было проверить, иначе звери растащат попавшую в них добычу. Она вяло заскользила к лесу.
   -- Хозяйка, подожди! -- вслед ей, торопливо переставляя лыжи, мчался Эйлими.
   -- Чего? -- спросила она.
   -- Можно поехать с тобой? -- он пристально вгляделся в хозяйку, и его чёрные, как угли, глаза, сверкнули из-под густых бровей. Высокий, ладный, он был почти одних лет с ней. Может, чуть постарше. Скади вспомнила, что рода он хорошего, но младший в семье и наследства не имеет. Впрочем, стоит ли беспокоиться хозяйке Трюмхейма об этом? Эйлими вполне может стать ей хорошим мужем. Может быть, правду говорил ей дед?..
   -- Поезжай, если будешь молчать всю дорогу.
   Эйлими тряхнул волосами и сказал:
   -- Скорбь твоё сердце сожжёт, коль не сможешь другу довериться.
   -- Не вспоминай Одина, -- огрызнулась Скади и заскользила к лесу. Эйлими последовал за ней.
   Вернулись они затемно, измотанные, голодные и почти без добычи: дичь попалась во все ловушки, но её растащили звери. Скади насторожила свои кулемки и самострелы, и только после этого повернула к Трюмхейму. В доме почти все спали. Боргхильд, полураздетая, заспанная, начала было что-то говорить. Скади отмахнулась:
   -- Завтра, ладно? Я слишком устала. Эйлими, отнеси на место мои лыжи. И ещё -- Боргхильд, принеси поесть.
   И она прошла в дом, в свой чуланчик. Вскоре появилась Боргхильд с куском холодного мяса и сыром, а потом и Эйлими. Девушка разрезала мясо на две части и протянула половину парню. Тот вздохнул: о нём старуха или забыла, или умышленно не вспомнила. Крохотный кусочек мяса исчез мгновенно.
   -- Ещё хочешь? -- спросила Скади.
   -- Не отказался бы.
   -- Принеси из кладовки. И захвати пива. Побольше.
   -- Решила напиться?
   Скади кивнула:
   -- Я устала от всего этого.
   Эйлими поспешно вышел и быстро вернулся с объёмистым кувшином, двумя кубками-рогами и куском сыра. Дал один из кубков девушке, наполнил его до краёв. Скади залпом выпила и протянула ещё. Он налил ей и сел ближе, совсем рядом, так, что её плечо касалось его. Заглянул ей в лицо. В свете факелов она казалась старше и худощавей обычного. Спутанные волосы свисали вдоль узкого лица, а взгляд сухих, обведенных тенями глаз был совсем сумасшедшим. Она так же залпом осушила кубок, и, по-прежнему глядя куда-то мимо соседа, протянула руку к кувшину. Эйлими откинул её волосы с лица, и Скади резко отстранилась. Пили молча. Скади быстро пьянела и, вопреки ожиданиям, подбиралась, становилась суровее, злее.
   Эйлими стало не по себе. Он тряхнул её за плечо.
   -- О чём ты задумалась? -- спросил он встревоженно.
   Скади перевела на него взгляд и ответила быстро, словно боясь, что забудет, о чём говорила, или что её перебьют:
   -- Об отце... Я согласилась, чтобы Ганг попытался уладить с асами миром, но... пристало ли так поступать?
   -- Думаю, да. Асы мстительны и сильны. Этому роду достаточно смертей.
   Скади тряхнула волосами и не то засмеялась, не то всхлипнула:
   -- Если бы у Тьяцци был сын, он бы не стал задавать этого вопроса, так? И ётуны будут смеяться над нами, считая нас трусами.
   Эйлими вздохнул:
   -- Скади, в любом случае это касается не тебя. Дело мужчин мстить за кровь родича. Знаешь, по-моему, ты слишком пьяна, и самое умное для тебя будет лечь спать.
   Она согласно кивнула, и Эйлими не заметил недоброго блеска в её глазах.
   -- Тебе помочь раздеться? -- спросил он.
   -- Нет, -- резко ответила она. -- Ступай. И унеси светильник.
   Эйлими подчинился. Скади заперла за ним дверь и села на кровать. Ложиться она не собиралась. Наконец, переждав достаточно, чтобы работник заснул, она поднялась с кровати и на ощупь нашла свою кольчугу, висевшую на стене. Уверенно скользнула в неё, нацепила пояс с отцовским ножом и крадучись выбралась из своего чуланчика в отцовскую спальню. Сняла со стены его боевой топор и так же неслышно выбралась из дома. Уже на дворе, при свете луны, она оправила кольчугу и застегнула шлем, вывела своего волка и взлетела на его спину. Тот, слушаясь хозяйки, вынес её со двора. И лишь когда они домчались до леса, Скади прошептала онемевшими губами тайное заклинание. Волк напрягся, прыгнул и взлетел, понёсся над верхушками гигантских сосен. Когда внизу, на залитой лунным светом заснеженной прогалине Трюмхейм стал казаться игрушечным домиком, Скади издала воинственный клич и легко взмахнула отцовской секирой по имени Ильг (Волчица).
   -- В Асгард!!! -- неистово закричала она. -- Сегодня кровь Тьяцци будет отомщена!!!
   Ветер трепал её рассыпавшиеся, спутанные волосы.
   Волшебный вихрь принес её к воротам Вальгаллы, чертога из мечей, копий и щитов, прежде, чем взошло солнце. Скади легко, куда легче, чем обычно, соскользнула со спины волка, перехватила поудобнее секиру и лёгкими пружинящими шагами направилась к жилищу самого могучего из асов. Там, за стенами дворца, шёл пир, и Скади услышала звон чаш, громкие возгласы и раскатистый мужской смех. Она уверенно шагнула к дверям. Двое воинов-эйнхериев преградили ей путь.
   -- Здесь не ждут тебя, дева из Ётунхейма, -- сказал один из них, совсем ещё юный, с едва пробивающейся бородкой.
   -- Я пришла мстить, и мне нет дела, ждут меня, или нет, -- бросила она сквозь зубы. Парнишка выступил вперёд, вскинув меч. Скади легко размахнулась и обрушила на него секиру сверху вниз. Он попытался отбить удар, но девушка была выше его на целый локоть, и страж рухнул с размозжённой головой. Другой эйнхерий напал на неё сзади, но Скади легко крутанулась на пятке и поразила его в висок. Горячая кровь брызнула ей в лицо, одурманивая своим запахом. Тело второго воина со стуком рухнуло на землю, а Скади уже изо всей силы била топором в закрытые двери. Те повалились со страшным звоном, и великанша ворвалась в пиршественную залу.
   Вдоль стен стояли уставленные яствами столы и на скамьях возле них сидело множество воинов. Их мечи и доспехи лежали подле. Увидев великаншу, все настороженно потянулись к оружию, но с места пока не двигались. Скади прошла дальше, почти туда, где сидели на возвышении асы. Она никогда не бывала в Асгарде, но вековое знание хримтурсов позволило ей узнать их и назвать их имена. В центре, на резном кресле, восседал седовласый Один, у ног которого лежали волки. Наполовину вынутый из ножен меч покоился у него на коленях. Единственный глаз проницательно смотрел на неё, и та часть лица, которая не была обезображена шрамом, выглядела спокойной, даже приветливой. Вторая застыла в жуткой хищной гримасе. Сидевший подле могучий рыжеволосый гигант Тор при виде ётуна, ворвавшегося в палату, потянулся было к своему молоту Мьёллниру, но, поняв, что перед ним девушка, хмыкнул и равнодушно взял кубок. Двое необычайно похожих друг на друга мужчин, явно -- ваны, переглянулись. Младший, с золотыми кудрями, склонился к старшему и что-то прошептал ему на ухо. Тот степенно кивнул. Скади невольно задержалась на них взглядом: это были Ньёрд, морской владыка, и сын его Фрейр. Дальше сидел Локи. Лицо Скади перекосилось от ярости при виде его острой веснушчатой морды. Тот хищно прищурился и покосился в сторону Одина. Скади настороженно скользнула глазами за его взглядом и только сейчас заметила подле верховного аса высокого худощавого юношу с тонкими чертами лица и пронзительно-голубыми глазами, обрамлёнными белоснежными ресницами. "Прекрасный Бальдр", -- решила Скади и вспомнила, что именно его она видела накануне смерти отца в своём сне. Рядом с Бальдром сидел в своих сияющих доспехах Хеймдалль, а чуть в стороне, с арфой в руках -- лучший скальд Браги.
   -- Ты пришла мстить, Скади, дочь Тьяцци из Трюмхейма, -- тихо произнёс Один. -- Да исполнится ныне твоя судьба.
   Тон аса был спокойным, даже сочувствующим. Не будь Скади пьяна, она бы услышала примирительные нотки в его голосе. Но она вскинула секиру:
   -- Я вызываю на бой виновных в смерти моего отца Тьяцци, сына Эльвальди. Я требую, чтобы Тор, сын Одина, и Локи, сын Фарбаути, бились со мной.
   Тор смерил её взглядом и произнёс:
   -- Я готов заплатить за кровь, но биться с ней не стану.
   Локи рванулся с места, но Один взглядом осадил его. Скади, задыхаясь от злости, обвела их глазами:
   -- Вам всё-таки придётся биться со мной! -- взвизгнула она и бросилась с поднятой секирой на Тора. В тот же момент эйнхерии сорвались со своих мест и помчались к ней. Прежде чем Скади преодолела половину расстояния, с десяток дюжих воинов преградили ей путь. Завязалась схватка. Великанша была выше их всех, но эйнхериев было больше, и все они отлично владели мечами. Девушке удалось срубить троих, но удар, нанесённый ей со спины, чуть не сбил её с ног. Впрочем, нанёсший его поплатился головой. Лезвие Ильг вошло в податливую плоть с хрустом и развалило воина почти до пояса. Тор, увидев этот удар, одобрительно крякнул и опять покачал головой. Бой его явно забавлял. Ещё несколько воинов налетели на Скади, и она с трудом отразила их атаку. Вокруг неё образовалась куча тел, ноги скользили в лужах крови и запинались о трупы. Её несколько раз ранили, но, одержимая яростью, она не чувствовала боли. Ей даже удалось сделать шаг вперёд. Но тут на неё бросился с копьём наперевес молодой воин, почти мальчик, с едва пробивающейся бородкой. Скади срубила наконечник его копья, увернулась и ударила незадачливого бойца поперёк хребта. Хрипя, тот повалился ей под ноги, и Скади вынуждена была отступить назад. И только тут поняла, что она уже убивала сегодня этого юнца: он был стражником у входа. Эйнхерии бессмертны, их самые страшные раны заживают от чудесного хмельного молока козы Хейдрунн. Скади поняла, что никогда не пробьётся к столу, где сидят асы. И, взвыв от ярости, с удвоенной энергией бросилась в бой. Ещё один воин рухнул к её ногам, но затем она получила сильный удар под дых. Выкованная в Ётунхейме кольчуга выдержала удар меча, однако Скади на мгновение потеряла равновесие, поскользнулась на чьих-то выпавших кишках и рухнула на колено. Она ещё успела отразить чей-то удар спереди, но в следующий момент кто-то хватил её обухом топора по затылку. Девушка потеряла сознание и упала ничком в вонючую кровавую лужу на полу.
   Кто-то плеснул ей воды в лицо. Скади разлепила склеившиеся от крови глаза и осмотрелась. Всё вокруг плыло и кружилось, её тошнило. Вокруг неё по прежнему была зловонная кровавая лужа, но трупов она уже не увидела. Эйнхерии стояли вокруг, и, кажется, не без любопытства глазели на неё. Скади попыталась сесть. Сильная боль в затылке, в груди и руках подтвердила ей, что она действительно жива. Вонь от крови стала совсем нестерпимой, и её вырвало. Чьи-то сильные руки поддержали её, и она не упала. Скади закрыла глаза, чтобы не видеть шатающейся палаты, и ощутила на губах медовый терпкий вкус. Она сделала глоток и чуть не подавилась. Напиток был крепче, чем любой из тех, которые ей доводилось пробовать. Она с трудом протолкнула в себя обжигающую жидкость и почувствовала, что ей стало легче. Заставила себя открыть глаза. Бальдр сидел перед ней на корточках и, бережно поддерживая её голову, пытался влить ей в рот ещё глоток золотисто-белого напитка. Она села, приняла из рук Бальдра рог и решительно, залпом, выпила молоко козы Хейдрунн. Боль и тошноту сняло как рукой, хотя голова кружилась по-прежнему.
   -- Молодец, -- Бальдр протянул ей руку, помог встать. Она слабо улыбнулась и отбросила прилипшую ко лбу окровавленную прядь. Руки её плохо слушались.
   -- Питьё героев оказалось слишком крепким для тебя? -- ехидно поинтересовался Локи. Бальдр обнял её за плечи:
   -- Не обращай внимания. Пойдём. Завтра ты придёшь к нам на тинг, и тогда асы решат, как возместить тебе твою утрату.
   Скади посмотрела на свою окровавленную одежду и смущённо пробормотала:
   -- Ты измажешься в крови, Бальдр.
   Тот рассмеялся и вместо ответа показал ей свою руку. На ней не было ни пятнышка. Скади неопределённо хмыкнула и, высвободившись из его объятий, побрела к выходу. Бальдр шёл за ней. Один проводил их взглядом единственного глаза, такого же пронзительно-голубого, как у Бальдра, и произнёс тихо:
   -- Вот дева из Ётунхейма, не знающая своей судьбы.
   -- Дерётся она неплохо, -- хмыкнул Тор. -- Я не ожидал.
   Ньёрд задумчиво пощипал русую бороду и заметил:
   -- И всё-таки она на редкость беззащитна. Пожалуй, я бы взял её в жены.
   Один посмотрел на могучего вана и едва заметно усмехнулся.
   * * *
   Он самый мудрый из асов, самый
   сладкоречивый и благостный. Но
   написано ему на роду, что не исполнится
   ни один из его приговоров.
   Младшая Эдда.
   Когда Скади вернулась из бани, Бальдр -- хозяин чертога Брейдаблик, где не может быть никакого порока, -- уже ждал её. На нём была простая льняная ослепительно-белая одежда и скромные серебряные украшения. Его белокурые волосы мягко светились в полумраке жилища и придавали хозяину вид величественный и таинственный.
   -- Садись. -- Бальдр помог Скади сесть на лавку и поправил сползший с её плеч плащ.
   Девушка непроизвольно отстранилась от него и виновато улыбнулась. В юноше было что-то обволакивающее, расслабляющее, нездешнее. Бальдр мало походил на ётунов и асов, к которым привыкла Скади. Было в нём что-то хрупкое, ранимое, почти женственное. При этом он совсем не стыдился своей очевидной хрупкости и беззащитности. И его жилище, Брейдаблик, тоже сильно отличалось от жилищ всех остальных. Скади не могла себе представить, как мог мужчина позволить себе купаться в такой изнеживающей роскоши. Наверно, многие из асов и ётунов могли позволить себе украсить стены мягкими восточными коврами с забавными зверюшками и положить мягкие тюфяки на скамьи, но просто постеснялись бы, боясь славы "мужа женовидного". Скади поискала привычное для глаза оружие на стенах и не увидела его. Бальдр заметил её взгляд:
   -- Я не люблю оружия.
   -- А обращаться с ним можешь? -- хмыкнула Скади.
   -- Приходилось.
   Это было сказано так просто и непринужденно, безо всякой рисовки, что Скади решила: наверняка он мастерски владеет им.
   -- О тебе говорят, что ты смел и мужественен.
   -- Так говорят.
   У него были пронзительно-голубые глаза, и девушка подумала, что Один в молодости, когда ещё не лишился одного глаза, наверное, выглядел так же.
   -- Нужна немалая смелость, чтобы в этом мире жить так, как ты, -- согласилась она. -- Я так не смогла бы.
   -- Но хотела бы, -- улыбнулся Бальдр. Скади удивлённо вскинула брови, и светлый ас пояснил: -- Сдаётся мне, что ты сильно похожа на меня. Хотя в Вальгалле ты вела себя, как Тор, когда взбесится.
   Она смущённо хихикнула, спрятала лицо в прядях мокрых волос.
   -- Не волнуйся, на них это произвело вовсе не такое уж плохое впечатление. Они привыкли всё решать с помощью меча.
   -- А ты? -- больше для того, чтобы что-то сказать, произнесла Скади.
   -- Я пытаюсь иначе. Только это не всегда получается. Не зря же все считают мои решения мудрыми и справедливыми, но ещё ни одно из них не было выполнено.
   Он усмехнулся не без горечи.
   -- Говорят, твоё время ещё не пришло. После Рагнарёк наступит лучший мир, и ты займёшь место отца, -- произнесла Скади. Бальдр удивлённо поднял бровь:
   -- Не зря о ётунах ходит слава, что они знают много, что скрыто от асов. Тогда ты, наверно, знаешь, какой ценой будет дано мне и людям грядущее царство.
   Скади отвела взгляд: она уже не рада была, что завела этот разговор. Бальдру было на роду написано умереть молодым.
   -- Я, наверно, не смогла бы жить, если бы знала свою судьбу...
   Бальдр кивнул головой, поняв её нежелание продолжать беседу на эту тему. Пододвинул ей блюдо с куском мяса:
   -- Поешь. И ложись спать. Тебе надо выспаться перед завтрашним тингом. И не бойся: я говорил с сыном Форсети. Асы готовы дать тебе цену крови.
   -- Это не вернёт мне отца, -- заметила Скади, -- Как не вернёт уверенности в завтрашнем дне и... способности беззаботно смеяться.
   Бальдр погладил её по руке:
   -- Время исцелит эту рану. А что до уверенности: почему бы тебе не попросить у асов мужа?
   Скади всю передёрнуло, она зло оскалилась и упрямо произнесла:
   -- Я не хочу замуж. Это не такая уж надёжная опора -- муж. И... мне всегда хотелось стать не чьей-то женой, как Свёль, моя мать, а... самой стать кем-то. Значимым, вроде моего отца, или твоего. Или тебя.
   -- Наличие мужа может помешать тебе? -- удивился Бальдр.
   Она кивнула.
   -- Этот мир -- мужской. И даже если муж согласится с тем, чтобы я была наравне с ним, он всё равно не сможет выносить и родить за меня ребёнка. Я знаю себя. Как бы я ни стремилась подражать отцу -- по нраву я вылитая Свёль. Знаешь, с тех пор, как она вышла замуж и на свет родилась я, -- она вся растворилась в муже и ребёнке.
   Скади опять передёрнуло, так, что клацнули зубы, и она поняла, что не может унять дрожь.
   -- Это страшно, Бальдр. Понимаешь, я поняла, что она не знает, как жить после смерти отца. Я сделала всё, что можно, чтобы не пустить её на костёр... И сейчас я отправила её туда, где она будет занята всё время с племянниками. Может, нужно было оставить её в Трюмхейме, со мной, но тогда я не знаю, что делать мне. Мне нужно убедиться, что я действительно могу обойтись одна. Мне страшно, Бальдр... Я просто никогда не жила одна...
   Скади уткнулась в ладони и расплакалась. Бальдр молча обнял её за плечи и погладил по мокрым спутанным волосам. Если его собеседнице надо выплакаться, не стоит ей мешать. Успокоилась она не скоро. Виновато улыбнулась, Бальдр утёр её слезы кончиками длинных и на удивление жёстких пальцев и произнёс:
   -- Надеюсь, тебе стало легче?
   -- Да. Я что-то наговорила тебе?
   -- Что ты испугана смертью отца, что ещё больше ты сейчас обеспокоена состоянием матери, что хочешь убедиться в своей способности справиться со всем в одиночку и что ты боишься замужества, потому что, с одной стороны, готова раствориться в муже и детях, подобно своей матери, а с другой -- боишься потерять опору в себе. Ты так не уверена в своих силах?
   Скади смотрела на него почти изумлённо. Бальдр помолчал, а потом продолжил:
   -- Ты боишься перемен?
   -- Боюсь, -- созналась девушка. -- Глупо, да?
   Бальдр вздохнул:
   -- Я тебя не сужу. Если я сейчас скажу: "Да, это глупо", разве ты начнёшь думать по другому? Уверен, что нет. Ты сильна не там, где хочешь это показать. И куда сильнее, чем кажешься. Тебе нужно самой прийти к какому-нибудь выводу -- или понять, что можешь жить одна, или сказать себе: "Зачем я буду себе что-то доказывать?". В любом случае, я не знаю такого человека, который мог бы тебя быстро переубедить.
   Скади вздохнула. Бальдр продолжал:
   -- Кстати, тебе лучше подумать, что ты хочешь получить от асов за своего отца. После того, что ты устроила, они будут сговорчивы. И я бы на твоём месте всё же попросил мужа.
   Скади улыбнулась невесело:
   -- Разве только тебя?
   -- Зная мою судьбу, ты выбрала самую ненадёжную опору. Если уж ты сама не знаешь, я бы предоставил всё на волю случая. Подумай.
   Скади ничего не ответила.
  
  
   * * *
   Ньёрд взял в жены Скади, дочь великана
   Тьяцци. Скади хочет поселиться там,
   где жил её отец, в горах, в месте, которое
   зовётся Трюмхейм, Ньёрд же хочет жить у моря.
   И они порешили, что девять суток они будут
   жить в Трюмхейме, а другие девять оставаться
   в Ноатуне. Но, вернувшись раз с гор в Ноатун,
   так промолвил Ньёрд: "Не любы мне горы, хоть
   я и был там девять лишь дней. Я не сменяю
   крик лебединый на вой волков". Тогда Скади
   сказала так: "Спать не дают мне птичьи крики
   на ложе моря. Всякое утро будит меня морская
   чайка". Тогда вернулась Скади в горы
   и поселилась в Трюмхейме.
   Младшая Эдда.
   Скади проснулась рано. Крик чаек становился всё громче и громче, и им вторил шум прибоя. Она потянулась на постели и закинула руки за голову. Прикрыла глаза, пытаясь заснуть, но непривычный шум мешал ей. Скади почувствовала, что раздражение в ней закипает злыми слезами. В общем-то, всё дело только в том, что Ноатун не Трюмхейм. Ведь ходила же она с отцом на лов рыбы, и, помнится, ей нравилось просыпаться в палатке под крики чаек и глухие удары волн о берег и вдыхать солёный воздух. Ньёрд храпел рядом, раскинувшись на спине, полураскрыв полные губы, обрамлённые красивой бородой и усами цвета спелой ржи. Отец храпел так же, если не громче. И от него пахло потом и рыбой куда сильнее, чем от Ньёрда. Скади попыталась вспомнить, раздражали ли её отцовский храп и запах? Наверняка да. Впрочем, она не помнила точно. Почти год Ньёрд был её мужем. И у неё было время убедиться, что он действительно очень похож на Тьяцци. Он был так же солиден в движениях, хотя значительно стройнее отца, так же говорил слегка нараспев и на шутки отвечал той же полуулыбкой -- не то нежной, не то шельмовской. Спокойный, рассудительный, заботливый. Цена крови, выкуп.
   Скади снова вспомнила тот тинг, на котором асы возместили ей смерть отца. Наверно, сейчас она запросила бы иную цену. Впрочем, от первой половины выкупа она бы не отказалась. Она потребовала рассмешить её. Скади вспомнила, как удивлённо уставился на неё Ньёрд, а Тор проворчал в рыжие усы:
   -- Великаны не могут без причуд.
   Лицо одноглазого Одина было бесстрастным. Он не торопясь повернулся к ней, потом перевёл взгляд на Локи, на которого, не отрываясь, смотрела девушка:
   -- Никто из асов не может сравниться с тобой в остроумии, Лофт.
   Рыжий сгорбился под его взглядом, но подчинился, вышел ненадолго из палаты и вскоре вернулся, ведя за рога упирающуюся перепуганную козу. Дальше началось невообразимое. Он просто спустил штаны и привязал себе к причинному месту тонкую верёвку. Другой конец вплёл в бороду козы. И они принялись тянуть эту верёвку в разные стороны, вопя и блея от боли. Асов разобрал дикий хохот, и они совсем не стеснялись в выражениях, отпуская в адрес рыжего бога солёные шуточки. Скади же, не отрываясь, смотрела на бледное, перекошенное от боли лицо ненавистного Локи, и когда верёвка выплелась из бороды козы и Локи упал к ней почти на колени, весь покрытый холодной испариной, она взвизгнула и истерически расхохоталась.
   -- Я выполнил первое условие, -- простонал Локи, -- Но, кажется, дева из Ётунхейма хочет ещё чего-то?
   -- Ты не ошибся, мерзостный, -- отпихнула его от себя Скади. -- У меня теперь нет отца. Я хочу мужа, чтобы он мог стать мне опорой в жизни.
   Скади хмыкнула, вспомнив, как все посмотрели на Тора.
   Тот, впрочем, остался бесстрастен. Если ему и мало нравилась эта затея, он умело скрывал свои мысли.
   -- Кого же ты хочешь в мужья? -- спросил Один.
   -- Моё сердце не лежит ни к одному из вас. Так что пусть всё решит случай.
   Потом говорили, что после её слов Ньёрд переглянулся с Одином, но Скади не смотрела в его сторону. Эйнхерии принесли ковёр, и мужчины, разувшись, встали за ним. Скади видела только голые ноги, примерно до середины икр. Впрочем, и по ним она могла бы угадать, кому они принадлежат. Если бы... она не была уверена, что здесь не замешано волшебство. Ноги Ньёрда красивы, но они мало похожи на те, что выбрала она: с молочно-белой кожей, удивительно стройные, с серебристыми волосками. Тогда она уверенно шагнула в их сторону и сказала:
   -- Вряд ли что некрасиво у Бальдра.
   Ковёр, поддерживаемый сильными мужскими руками, упал. Напротив неё стоял Ньёрд. Бальдра среди этих мужчин не было совсем.
   Скади заставила себя улыбнуться; оценивающе, словно раба на базаре, окинула взглядом Ньёрда и произнесла:
   -- Впрочем, этот не хуже.
   Ньёрд протянул ей руку, большую и широкую, как лопата. И она покорно отдала ему свою.
   -- Довольна ли ты, дева из Ётунхейма? -- спросил её Один.
   Скади подняла голову и ответила:
   -- Мёртвого не вернёшь, великий Один. Я довольна вашей ценой.
   Она говорила искренне. Но почему-то почувствовала себя настолько усталой и раздавленной, что, как только ответила Одину, ей захотелось уйти с тинга немедля. Один внимательно вглядывался в её лицо, потом задумчиво произнёс:
   -- Следует всё же
   в меру быть умным,
   не мудрствуя много;
   тот, кто удел свой
   не знает вперёд,
   всего беззаботней.
   -- Что? -- не понял Ньёрд и озабоченно посмотрел на Одина.
   -- Пусть дева из Ётунхейма подойдёт ко мне и даст то, что она хранит на груди, -- ответил Один. Скади покорно подошла к нему и, достав из мешочка глаза Тьяцци, протянула асу. Тот принял их, положил на раскрытую ладонь и что-то вполголоса напел. Шарики взвились с места, и, разрастаясь на лету, понеслись в небо. Чем выше они поднимались, тем ярче светились. Наконец Скади увидела две голубые звезды на вечереющем небосклоне.
   -- Пусть будет так, дева из Ётунхейма. И не держи зла на нас. Ведь теперь ты -- одна из нас.
   Тогда Скади не поняла, что значит сказанное и сделанное Одином. Теперь, спустя почти год, всё произошедшее виделось иначе. Наверняка Один знал, чем кончится их брак с Ньёрдом, и заплатил за кровь Тьяцци свою цену.
   Скади вздохнула: все вокруг считали её брак с Ньёрдом удачным, да так оно и было. Хозяин Ноатуна был богат, могущественнен и признан в Асгарде. Как его жена, Скади стала признаваться наравне с асиньями. Ньёрд был неизменно добр и сдержан с ней. И она пыталась стать ему хорошей женой...
   Ньёрд всхрапнул особенно сильно и резко. Скади испуганно вздрогнула, очнувшись от своих мыслей, и повернулась к мужу. Осторожно прикрыла его рот. Ньёрд развернулся к ней и, не открывая глаз, заскользил шершавой ладонью по обнажённой спине жены, по крепким ягодицам. Скади вся сжалась, подумав, что пройдёт немало времени, прежде чем он её оставит в покое. Он перевернулся на живот, ткнувшись лицом в её грудь, борода и усы защекотали тонкую кожу. Скади покорно прижалась к нему: объяснять, что ей не хочется его ласк, было бесполезно.
   -- Тоненькая веточка, -- пробормотал Ньёрд и окончательно проснулся. Поцеловал ложбинку между маленькими, по-девичьи острыми грудями жены и приник к её губам, пытаясь языком разжать губы. Скади неуклюже обвила его шею руками. Он коснулся пальцами её живота:
   -- Когда же ты родишь мне ребёнка? -- спросил он.
   -- Двое твоих детей (она чуть не сказала: от родной сестры, но вовремя спохватилась) -- славные и почитаемые среди асов. Разве этого мало?
   -- Может, ты бесплодна? -- спросил он, выпуская жену из объятий.
   -- Не знаю, -- пробормотала она, торопливо садясь в постели. Ньёрд тоже сел. -- По-моему, у тебя нет оснований беспокоиться из-за того, что я не рожаю.
   -- Если бы ты меньше бегала в лес на охоту и меньше выслушивала жалобы людей и служанок... -- заворчал Ньёрд, но Скади перебила его:
   -- Вот уж не знала, что это мешает деторождению.
   Ньёрд удивлённо вгляделся в неё и вдруг сказал:
   -- Ты просто не хочешь этого ребёнка. Так? И ты дурачила меня, изображая, что тебе приятны мои ласки и любовь? Так?
   -- Не совсем, -- виновато сказала Скади, -- Я дурачила не тебя, а себя. Хотела уверить себя, что это так. Но я врала не только тебе.
   Ньёрд некоторое время смотрел на жену, потом молча поднялся с постели. Скади сидела, боясь поднять голову. Он стал молча одеваться. Наконец она сказала:
   -- Отвези меня в Трюмхейм!
   -- Кажется, мы недавно оттуда, и девять дней ещё не прошло, -- мрачно пробормотал Ньёрд.
   -- Ты не так меня понял. Я просто думаю, что нам не стоит жить вместе.
   -- Я не сержусь на тебя. По крайней мере, не настолько, чтобы прогнать, -- заметил Ньёрд.
   Она подняла на него глаза:
   -- Дело не в этом. Я оттягивала этот разговор, потому что боялась... Ты был добр ко мне, и... я не хотела делать тебе больно, это правда. Но теперь уже не имеет смысла лгать. Нам обоим мало приятного от того, что мы вместе.
   Ньёрд мрачно хмыкнул и ушёл, ни слова не говоря. Скади, как побитая, выбралась из постели, оделась и не сразу вышла в залу. Когда же наконец явилась служанка и сказала, что стол накрыт, она пошла за ней. Ньёрд сидел на хозяйском месте и с мрачным видом ел мясо. Она опустилась рядом. Муж пододвинул ей кусок, отхватил от своего ещё порцию, отправил в рот.
   Скади, с трудом сдерживая дрожь в руках, достала отцовский нож. Ньёрд посмотрел на неё и сказал:
   -- Наверно, ты права. Я отвезу тебя в Трюмхейм. Ты всегда была какой-то непонятной для меня. И, уж поверь, ты не причинишь мне такой боли, которую я не смог бы перенести.
   -- Спасибо, -- едва слышно прошептала Скади. Она была готова расплакаться, хотя, услышав слова Ньёрда, почувствовала облегчение.
   -- Мы поедем, как только ты захочешь. Хоть сразу после завтрака.
   -- Сразу, -- отозвалась Скади.
   -- Тогда поешь получше -- путь неблизкий.
   И Ньёрд деловито занялся новым куском мяса. Лицо его выглядело совершенно спокойным. В конце трапезы он заметил:
   -- Для нас обоих будет лучше, если мы не будем разводиться, Скади. Но не жди от меня верности.
   -- Это было бы слишком для меня.
   -- Я со своей стороны не буду настаивать на твоей верности. Впрочем, сомневаюсь, что такая ледышка, как ты, на кого-то польстится.
   Скади потупилась. Кажется, страстный Ньёрд хотел её уколоть своим замечанием, но после бесконечной большой лжи ещё одна маленькая не имела значения. Она притворилась уязвлённой.
   -- Я думаю, если я всё же на кого-то польщусь, мы разведёмся без особого шума, -- добавила она спустя некоторое время.
   -- Пусть будет так, -- согласился Ньёрд.
   Собиралась она не долго. Ей не хотелось брать ничего лишнего из этого дома. И вскоре спустилась к морю, сжимая в руке небольшой тюк. Ньёрд внимательно посмотрел на жену, но ничего не сказал. Скади молча забралась в лодку, опустилась на носу, отвернувшись, уставилась на серую спокойную воду. Ньёрд сел на вёсла. Они не проронили ни слова за всю дорогу. И только когда вдали показались знакомые скалы, освещённые тусклым светом вечернего солнца, женщина, повернувшись, спросила мужа:
   -- Я обидела тебя, Ньёрд?
   Он поднял бровь и отозвался не сразу.
   -- Считай, что я простил тебя. -- И добавил, чтобы подтвердить искренность своих слов: -- Если тебе понадобится помощь -- обращайся ко мне.
   Скади поймала выбившуюся из-под платка прядь волос, постоянно падавшую ей на глаза, намотала на палец, ответила, не глядя на мужа:
   -- Спасибо, я запомню...
   Лодка мягко ткнулась в берег. Владыка Ноатуна помог жене выбраться на сушу, вытянул лодку и взял тюк с её вещами.
   -- Я провожу тебя до дома, но на ночь не останусь. Я хочу успеть к Одину на пир.
   -- Тогда езжай. Я доберусь до Трюмхейма сама. -- В голосе Скади не было слышно ни злости, ни боли. Словно она разговаривала со случайным попутчиком. Она взяла свой узел, махнула на прощание рукой и пошла по тропинке, ведущей наверх, в лес. Ньёрд хотел догнать её, потом передумал. Если он ей так уж безразличен -- пусть живёт сама по себе.
   Пир в Вальгалле уже начался, когда владыка Ноатуна вошёл в залу. Один, заметив его, поднял приветственно руку. Ньёрд подошёл к хозяину, произнёс приветствие. Один кивнул на место рядом с собой.
   -- Я давно не видел тебя, владыка морей. И твою жену. С самых похорон Бальдра.
   Судя по тому, как он растягивал слова и запинался, Ньёрд решил, что старик сильно пьян. Внимательно вгляделся в знакомое лицо и подумал: "Смерть любимого сына причинила ему куда большую боль, чем он хочет показать". Действительно, за прошедшие несколько месяцев Один заметно постарел. Он по-прежнему был высок и держал спину прямо, как подобает вождю и воину, однако Ньёрд не мог не заметить, как натягивается на спине Одина его старый дорожный плащ, некогда синий, а теперь -- блёкло-голубой. И морщины на обветренном лице странника стали глубже и резче, особенно складки в углах рта. Единственный глаз совсем утонул в морщинистом красном веке с короткими белёсыми ресницами и потускнел. Слуга наполнил вином кубок Одина и принёс угощение Ньёрду.
   -- Да будет удача с тобой, хозяин воды и огня.
   -- Да не оставит она и тебя, могучий Один.
   Один поднёс кубок к губам, и Ньёрд заметил, что его большая длиннопалая рука, обтянутая старчески-бледной кожей со вздутыми венами, заметно дрожит. Один поймал его взгляд, едва улыбнулся: рот искривился в ухмылке, а глаз по-прежнему тускло и скорбно глядел из глазницы.
   -- Трудно терять близких на старости лет. Молодые поднимаются быстрее. Твоя жена уже отошла от потери?
   -- Настолько, чтобы уйти от меня, -- горько бросил Ньёрд. -- Сегодня я отвез её в Трюмхейм.
   -- Вы развелись? -- поинтересовался Один.
   -- Нет, но вряд ли она вернётся ко мне.
   Старик покачал головой:
   -- А ведь ты сам решил взять её в жены.
   -- Я не могу этого отрицать. Тогда, когда она заявилась к нам в Вальгаллу и вела себя как берсерк, меня тронула её беззащитность. Она была похожа на подраненную птицу. Я взял её, выходил, а она окрепла и улетела. Могло быть и хуже -- ладно хоть не нагадила на голову.
   Один вежливо улыбнулся. Они молчали некоторое время.
   -- Из-за чего вы расстались? -- спросил Один наконец.
   -- Я и сам не знаю. Она странная, я не могу понять её. Она мне твердила всё время, что хочет доказать себе, что может выжить одна. На мой взгляд, дело в том, что ётуны больше привязаны к своему роду, своей земле. Странно, но для меня она всегда была дочь Тьяцци, а не жена Ньёрда. В общем-то, понятно. Мы, ваны, тоже привязаны к своей крови и земле.
   Один кивнул: всем было известно, что его собеседник живёт со своей сестрой, а их дети, Фрейр и Фрейя, не менее страстно влюблены друг в друга. Морской владыка вздохнул:
   -- И вообще она странная. Временами меня раздражала и её мужская одежда, и то, что она всё время суётся в мужские дела. Какая из неё суровая охотница?
   Один опять улыбнулся, видимо, вспомнив Скади.
   -- В Мидгарде люди признали её за богиню, -- заметил он.
   -- Не буду отрицать, у неё получается. Особенно посылать добычу неудачливым охотникам, -- буркнул Ньёрд.
   Один рассмеялся и сразу погрустнел:
   -- Мне она напоминает Бальдра. Только она более колючая, чем он. Наверно, поэтому и смогла выжить в этом мире. Кстати, ты знаешь, как называют твою охотницу в Мидгарде? Светлая богиня. Не вяжется с её суровым обликом?
   -- Она хочет казаться суровой, но людей-то не обманешь. У меня её вечно осаждали какие-то обиженные бабы, ссорящиеся служанки, и хватало же у неё терпения всё это выслушивать! -- Ньёрд опять развёл руками.
   Один покачал головой:
   -- Что поделать, к умеющему слушать всегда придут желающие поговорить. В Брейдаблике тоже толпились всякие обиженные. -- И добавил, внимательно глядя на собеседника: -- Ты жалеешь, что она ушла, или разозлён из-за того, что это она тебя бросила?
   Ньёрд не ждал такого вопроса. Он хотел что-то сказать, да так и застыл на полуслове, с открытым ртом. Потом рассмеялся:
   -- Не буду отрицать -- обычно это я бросал женщин. -- И добавил: -- Дивлюсь я твоей мудрости, Один. Ты задал всего один короткий вопрос, но у меня словно камень свалился с сердца.
   -- С ней всё будет хорошо, -- произнёс Один. -- Она освоится с ролью хозяйки Трюмхейма, привезёт назад мать. Люди будут чтить её, а асы уже давно приняли Скади в свой круг.
   -- Она найдёт другого мужчину? -- не без ревности спросил Ньёрд.
   Старик ничего не ответил, молча глядя на игру света в кубке с тёмно-красным вином. Ньёрд, не дождавшись ответа, встал и направился к другому концу стола, где сидел Браги.
   * * *
   Доволен глумливый,
   коль, гостя обидев,
   удрать ухитрился;
   насмешник такой
   не знает, что нажил
   гневных врагов.
   Старшая Эдда.
   Во влажном солёном воздухе фьорда Франангр, что у водопада, носился запах крови, человеческих нечистот, разгорячённых мужских тел и пива. Но Скади эта вонь казалась слаще, чем ароматы заморских масел. Есть ли на свете более одуряющий запах, чем запах мести? Молодая женщина жадно втянула в себя воздух. Потом, неуверенно ступая на дрожащих от напряжения ногах, направилась к ближайшему валуну и грузно повалилась на него, не думая, что запачкает о мокрый камень дорогой, шитый серебром лазоревый плащ. Сердце её колотилось со страшной силой, будто готово было проломить рёбра и выскочить из груди. Сквозь грохот собственной крови до Скади доносились крики перепуганных птиц, грубые ругательства пьяных асов и пронзительные, истошные вопли боли. Асы избивали Локи, привязанного к скале у самого водопада. Тот сначала отругивался, потом взмолился о пощаде. И его мольба, и эта брань были для Скади как музыка, издаваемая арфой лучшего скальда Браги. Она озиралась вокруг, стараясь запечатлеть в своей памяти мельчайшие подробности этого места: серые скалы с белыми подтёками птичьего помета; каменистый берег, усеянный серыми с белыми прожилками валунами; серая вода с белой пеной у того места, где в море низвергается водопад. На этом бело-сером фоне лужа крови вокруг тела Нарви, сына Локи, казалась неестественно яркой; увидев её, Скади отшатнулась, как от удара. Асы преследовали Локи, тот превратился в лосося и попытался спрятаться под водопадом. Асы были заняты его поимкой, когда прибежал Нарви и набросился на них. Мужчины оттеснили Скади от воды. Она стояла в стороне и первая заметила опасность. Бросилась наперерез Нарви, сцепилась с ним. Схватка длилась недолго. Когда Видар кинулся к ней на помощь, она уже рубанула противника своей секирой по имени Ильг так, что та пробила кольчугу и застряла где-то в груди. Кровь брызнула ей на плащ, окрашивая его в ярко-алый цвет. Нарви попытался достать её мечом, но только оцарапал ей руку, пропоров одежду. Женщина выдернула Ильг из раны и в запале рубанула Нарви поперёк живота. Тот упал, из глубокой раны вывалились кишки. Скади почувствовала отвратительный запах нечистот. Тошнота кислым комком подкатила к горлу, и она отпрянула от трупа. В это время у водопада, перекрывая его рёв, торжествующе закричал Тор. И асы заорали в ответ:
   -- Мы его поймали!
   -- Привязать его к скале! Кишками собственного сына! -- исступлённо закричала Скади. Видар, торжествующе усмехнувшись, бросился к поверженному Нарви и выдрал его внутренности, затем бросился к воде, размахивая страшными путами. Локи, уже превратившийся в человека, дико закричал. Асы ответили жестоким смехом.
   Теперь всё было кончено. Скади злорадно ухмыльнулась, представив, как извивается Локи под ударами. Она не чувствовала ни малейшей жалости к нему. Слишком много боли принёс он ей и тем, кого она любила. Растравляя собственную злость, она начала перебирать все несчастья: смерть отца, смерть Бальдра, остриженные волосы Сив -- жены Тора, её друга... Вслед за большими бедами потянулись мелкие обиды: насмешки, сплетни о том, что она делила с ним ложе, грубые слова.
   "Я хочу, чтобы ему было больно, -- подумала Скади. -- Я хочу сама сделать ему больно!"
   Женщина поднялась и побрела по берегу, без цели шаря глазами по камням. И тут она увидела змею. Серая гадюка скользила меж камней, и чешуя её сливалась с мокрой галькой. Скади по-кошачьи ловко и стремительно рванулась к ней и проворно схватила змею у самой головы. Та судорожно забилась у неё в руках.
   -- Пропустите меня! -- крикнула Скади, -- Пусть он заплатит должок и мне!
   Асы не сразу услышали её. Потом Тор растолкал их и, приветливо улыбнувшись, сказал:
   -- Иди сюда, девочка...
   Дочь Тьяцци направилась к привязанному Локи. В окружении мужчин она действительно казалась ребёнком. Локи поднял голову и посмотрел на неё заплывшими глазами. Она приближалась -- медленно, спокойно, окутанная голубым нарядным плащом, заляпанным кровью его сына. И сжимала в руке змею. Тор, сразу поняв, что она хочет сделать, набросил на хвост гадюки петельку из кожаного ремешка и показал на чахлое деревце, цеплявшееся корнями за скалу. Скади смерила расстояние до него и растерянно повернулась к рыжебородому Тору. Тот кивнул, обхватил её за бедра своими огромными жилистыми лапищами и легко, как ребёнка, поднял над головой. Скади захлестнула ремешок вокруг корня, выступавшего наружу, и сказала:
   -- Опускай!
   Тор молниеносно поставил её на землю. В тот же миг женщина отпустила змею. Почувствовав свободу, гадюка метнулась за её рукой, но бессильно повисла. Капля зеленоватого яда со всего маху шлёпнулась на голову Локи. Тот вскрикнул от боли, корчась в судорогах. Скади резко повернулась и пошла прочь.
   -- Молодец, девчонка, -- хмыкнул Браги и добавил совсем уж будничным тоном: -- Ну что, поехали назад, к Эгиру, продолжим наш пир?
   Асы потянулись за ним, каждый к своей колеснице. Скади почувствовала, что страшно устала, и опустилась на валун, недалеко от тела Нарви. Тупо уставилась перед собой. Возбуждение боя прошло. И ей снова показалось, что внутри у неё все выгорело, оставив только оболочку тела.
   К трупу Нарви подошли Тор и Ньёрд. Они были заняты разговором и не обратили внимания на сидевшую поодаль дочь Тьяцци.
   -- Я вижу, ты возишься со Скади, как с ребёнком, -- произнёс владыка морей. -- Если ты думаешь, что красотка из Ётунхейма будет к тебе благосклонна, ты ошибаешься. Её кровь холодна, как волны первоморя Эливагара, откуда произошёл весь их род.
   Тор деловито наклонился над трупом, осмотрел раны, довольно улыбнулся:
   -- Видна моя выучка. А что до твоих советов -- спасибо, но мне они не пригодятся. Скади мне друг и не нужна мне как женщина.
   -- Я бы назвал эту дружбу странной, -- заметил Ньёрд. -- Особенно учитывая, что ты -- убийца её отца.
   -- Я не жду от неё удара в спину.
   Скади неслышно встала и побрела в сторону: ей не хотелось, чтобы мужчины знали, что она подслушала их беседу. Её волк сам подбежал к ней, и она задумчиво погладила его по умной большой голове. Тот начал слизывать кровь с её рук. Потом вдруг ощетинился и зарычал. Скади глянула туда, куда уставился волк, и увидела, как Ньёрд водит над телом Нарви руками, а рядом стоит Тор и улыбается, оскалив крепкие белые зубы. Тело Нарви изменялось, покрываясь шерстью. Вскоре он совсем превратился в волка и, вскочив, опрометью бросился в горы. Мужчины захохотали. Потом Тор лёгкой пружинистой походкой направился к своей колеснице, запряжённой парой козлов. Увидев Скади, он подошёл к ней.
   -- А ты была сегодня молодцом, девочка. Твой отец гордился бы тобой.
   Женщина затравлено глянула на него и слабо улыбнулась.
   -- Ты не ранена? -- забеспокоился Тор, -- Что-то ты слишком бледна.
   -- Я устала. -- Скади отвела взгляд.
   -- Поехали на моей колеснице. Заодно расскажешь, с чего всё началось. Я ведь успел только к концу.
   -- Ты успел вовремя. -- Скади протянула ему руку и забралась на колесницу. Тор взял поводья и пустил козлов шагом.
   -- Всё началось мирно. Собрались асы и асиньи в дом Эгира, морского великана, чтобы попировать. Все сидели чинно и мирно беседовали. Хвалили слуг Эгира, особенно Фимафенга и Эльдира. И вот тут Локи словно муха укусила. Стал задираться, а когда Фимафенг попытался его урезонить, -- убил Фимафенга. Асы выгнали его в лес и продолжили пир. Лофт сам виноват, что вернулся и вновь стал задираться. Один пытался уладить миром, даже велел сыну Видару уступить ему место. Но Локи стал со всеми браниться и в ответах был богаче многих.
   Тор расхохотался, Скади тоже хихикнула, вспомнив, как отвечал на брань Локи.
   -- В остроумии ему не откажешь, -- заметила женщина. -- А всё же не стоило злить асов.
   -- Не стоило ему злить меня, когда я устал и голоден, -- самодовольно хмыкнул Тор. Скади кивнула.
   -- Может, ему бы и на этот раз сошло. Но я рада, что так получилось... -- пробормотала она. -- Жаль только, что асам приходит охота восстановить справедливость, когда они все перепились на пиру. Я бы хотела, чтобы убийца моего отца и Бальдра ответил за всё на тинге. По закону.
   -- Главное, что он получил по заслугам, -- спокойно сказал Тор -- Ты рада, что приехала на этот пир?
   -- Это единственный пир, на котором я не жалела, что приехала. Ты же знаешь мою нелюбовь к застольям, -- она попыталась улыбнуться, но неожиданно даже для себя закрыла лицо руками и заплакала. Тор остановил колесницу и непонимающе уставился на Скади:
   -- Мне казалось, человек радуется, когда исполняет свой долг перед родом. Почему ты плачешь?
   Он неуклюже обнял её за плечи. Скади заплакала ещё сильнее от того, что Тор попытался её утешить.
   -- Разве воины плачут? -- как ребёнку, сказал Рыжебородый.
   -- Я воин... -- всхлипнула Скади. -- Но и женщина. Не обращай внимания. Мы часто плачем... Даже от радости.
   Тор улыбнулся, мотнул лохматой рыжей гривой и покровительственно произнёс:
   -- Ну, плачь.
   Неловко, будто обнимая малыша, привлёк её голову к обнажённой мохнатой груди и тронул поводья. Скади рыдала, уткнувшись лицом в его шерсть. Она и сама не знала, отчего плачет. Просто на душе было муторно, словно её изваляли в грязи. А слёзы смывали эту грязь, возвращая сердцу покой и умение радоваться.
  
  
  
  
   СЛОВАРЬ.
  
   АЛЬВЫ -- низшие духи природы.
   АСГАРД -- небесное селение, крепость, где живут АСЫ -- основные скандинавские боги. Они младше ВАНОВ -- богов плодородия, наделённых даром колдовства и пророчества.
   БЕРСЕРК -- воин, умеющий впадать в боевое неистовство, когда его силы удесятеряются и он рубит всех, не различая своих и чужих.
   ВАЛЬГАЛЛА -- находящееся на небе жилище Одина, где собираются ЭЙНХЕРИИ -- павшие в бою воины, которые непрерывно сражаются и пируют. Убитых в бою воинов воскрешает валькирия Хильд, и наутро бой продолжается. Души воинов, умерших не на поле боя, попадают в ХЕЛЬ -- царство мёртвых. В последней битве они должны будут выступить на стороне демонических сил против асов.
   ЁТУНХЕЙМ -- страна великанов -- ЁТУНОВ, ТУРСОВ -- древних гигантов, которые старше и мудрее богов и людей. Великаны делятся на инеистых и огненных. Страна последних называется МУСПЕЛЛЬХЕЙМ.
   Асы происходят от великанов и в то же время постоянно борются с ними. Однако в мифах упоминается, что великаны иногда союзничали с богами; часты браки между ванами (Ньёрд, Фрейр) и великаншами (Скади, Герд). При этом великаны -- представители демонических, стихийных природных сил, вредящие богам и людям.
   Главным защитником людей от ётунов является ТОР (Хлорриди, Асатор, Вин-Тор).
   ТИНГ -- собрание свободных людей в Скандинавии эпохи викингов, на которых рассматривались судебные дела, решались наиболее важные вопросы.
   НОРНЫ -- три богини судьбы, определяющие ход жизни даже у богов.
   МИДГАРД -- срединная усадьба, земля, населённая людьми.
   РАГНАРЁК -- гибель всего мира, которая последует за долгой зимой Фимбуллветер, в которой от холода погибнут все люди.
   Потом будет последняя битва, в которой великаны будут биться против асов и ванов, и оба войска истребят друг друга. После этого на земле настанет совершенный мир, управлять которым будет воскресший БАЛЬДР. Новые люди народятся от мужчины и женщины, уцелевших во время катастрофы.
   СТАРШАЯ И МЛАДШАЯ ЭДДЫ -- своды мифологических сказаний скандинавов.
   ЭЙНХЕРИИ -- см. Вальгалла.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"