- ...Реклама не обязана быть яркой. Реклама не обязана резать глаза изобилием цветов и причудливых форм. Единственная цель рекламы - заставить хотеть. Заставить хотеть настолько сильно, чтобы создать у клиента пускай даже и ложное ощущение необходимости в покупке рекламируемого товара. Всё остальное - лишь средства, с помощью которых рекламные агентства пытаются достичь этой цели. Кто-то пытается привлечь внимание, прорисовывая радужное "будущее" человека, приобрётшего продукт. Кто-то, повторюсь, малюет до ядовитости яркие кляксы, да, впрочем, что угодно - лишь бы только на плакат или видеоролик обратили внимание. А дальнейшее уже неважно, ибо всё идет по небезызвестной нам формуле "увидел-захотел-купил". И не имеет никакого значения, что происходит в голове человека, уже купившего продукт - важно то, о чём думает человек покупающий, или желающий купить...
...По стеклу окна, от потолка до пола, стекали серые капли дождя. Он долго разглядывал их, задумчиво крутя в пальцах красивую черную ручку. Он о чем-то думал, но не знал, о чём. Он знал только то, что он просто думает о чём-то, и всё. А о чём - абсолютно неважно. Неважно потому, что он уже далеко не в первый раз сидел вот так вот и смотрел на серые дождевые капли, уверенно ползущие вниз по стеклу. Ему не надоедало на них смотреть, потому что делать было нечего, да и разве может надоесть что-то, о чём ты даже не думаешь? Тем более, и выбирать не приходилось. Нужно было просто досидеть до конца и уйти. Только досидеть. Он посмотрел на часы - оставалось пятнадцать минут. Значит ещё ровно пятнадцать минут он будет сидеть, бесстеснительно отвернувшись от докладчика и, изредка моргая пустыми глазами, вглядываться куда-то, за пределы окна. Ему не было ни какого дела до тех, кому было дело до него. Уже пятеро пытались привлечь его внимание своими речами, и всего пятеро отняли у него уже целых четыре часа. О начальстве он тоже не думал. Оно было заинтересовано в нём, а он в нём - нет. Все то, чем и в чём был заинтересован когда-то он, уже давно было достигнуто, приобретено и успело забыться. А те, в ком он был заинтересован, либо переставали быть таковыми, либо попросту ещё не встретили его. Или он их.
Последние слова выступавшего безнадежно затухли в тускло-серых стенах конференц-зала. "Интересно, почему никто не догадался включить свет?" - подумал он, оборачиваясь к двери, откуда обычно выходила секретарша. Потом снова окинул взглядом зал. Часть людей в черно-серых костюмах смотрела на него, а другая часть - на сухого желтолицего мужчину преклонных лет, сидевшего рядом. Докладчик вопросительно откашлялся, в упор глядя на человека. Тот молча встал, нарочито громко отодвинув кресло от стола, повернулся ко всем спиной и пошел прочь в другой конец аудитории. Подойдя к двери, он нажал на выключатель, зажег свет и как ни в чем ни бывало, вернулся обратно. Желтолицый мужчина стиснул зубы и отвернулся. Докладчик нервно дрожал, стараясь сохранять спокойное выражение лица. Он смотрел на человека уже теперь глазами щенка, жизнь которого зависит только от чьего-либо слова. Человек тяжело вздохнул, посмотрел на потолок и наконец-то произнёс:
- Касательно этого вопроса, я попрошу высказаться моего начальника по призванию и коллегу по совместительству, которого все вы прекрасно знаете и который, полагаю, даже не нуждается в представлении. - По аудитории прокатилась легкая волна ропота, впрочем, довольно быстро стихшая. Желтолицый стиснул пальцами стакан с водой, стоявший перед ним. Теперь все смотрели на него. А человек снова развернулся и принялся рассматривать серые прозрачные разводы на стекле...
Он вышел одним из первых, но лифт уже был полон людей. Человек аккуратно встал в угол и нажал на кнопку этажа парковки. "Надо было идти пешком. 21-ый этаж это все же не 47-ой, как в прошлый раз..." - думал он, безучастно всматриваясь в лица людей, стоявших рядом. Здесь были и женщины и мужчины. Все они молчали, и все старались не смотреть на него. Ему стало смешно, и на восьмом этаже он вышел, вслед за бледной молодой девушкой в пиджачке. Та обернулась, испуганно посмотрела на него и исчезла навсегда в одном из коридоров этажа. Он вышел на лестничную клетку и спустился на парковку пешком.
В машину он сел не сразу, а какое-то время постоял, зачем-то рассматривая ее номер. Он не знал зачем. Просто ему захотелось. На душе было неприятно. Также неприятно, как и неделю назад, как и месяц, и год до этого. Но на этот раз он понял ещё одну важную вещь - он устал. Ему было всего 32 года, а лицо уже слегка осунулось, гладкий некогда лоб разрезали три ещё не сильно четкие морщины. Он посмотрелся в зеркало. Бледные серые глаза, с полопавшимися от алкоголя сосудами. Бывшие когда-то белоснежными зубы, предмет его гордости перед девушками ещё давно, в вузе, сейчас пожелтели. Он злобно смял в кулак пачку с сигаретами и выкинул её прочь. Почему-то только сейчас ему пришла в голову идея бросить курить. Возможно потому, что раньше он просто не замечал, что курит. Или не замечал в зеркале себя. Он снова всмотрелся в отражение. Смешанное чувство - не то отвращения к самому себе, не то жалости, появилось в глубине души вместе с уже надоевшими ему мыслями. Он вцепился руками в руль и бессильно уронил на них голову, рассматривая свои колени. Он даже хотел о чём-то задуматься, но голова как назло опустела. Он закрыл глаза и попытался расслабиться.
В стекло двери постучали. Глухой гулкий стук, словно по толстому льду, не сразу привёл человека в сознание. Он будто думал, стоит ли ему реагировать вообще. Затем, нарочито вздрогнув, повернул голову, не поднимая её с рук. Желтолицый мужчина преклонных лет, усердно жестикулируя, беззвучно кричал что-то, показывал на какие-то бумаги, угрожая кулаком и брызгая слюной на окно. Человек безразлично отвернулся и снова уткнулся лбом в рукав пиджака. Второй, поняв, что его не слушают и не слышат, повторил свой стук, на этот раз куда настойчивей и яростней. Мужчина искоса посмотрел на него. Дрожащая нижняя челюсть, нездоровый взгляд прозрачных глаз. Выбившийся из под воротничка рубашки галстук, растрепанные седеющие волосы, мокрый от волнения и бессильной злобы лоб. Ему не хотелось стать таким же. Он включил двигатель и рванул с места к выезду из гаража, едва не сбив багажником приплясывавшего от негодования начальника.
Серое небо показалось ему чуть ярче света люминесцентных ламп, к которым волей-неволей уже привыкли глаза. Шел дождь. Мелкие частые капли, вновь и вновь уничтожаемые дворниками, настойчиво разбегались по стеклу. Человек открыл окно и подставил лицо струе холодного мокрого ветра, пахнущего сырым асфальтом, бензином и духами. Ему стало лучше. Шум автомобильных покрышек по мокрому асфальту, редкие голоса редких людей и мимолетные звуки музыки привели его в чувство. Серые метры улиц под мутными сигналами светофоров неторопливо ползли назад, пока поток машин не остановился. Человек посмотрел на обочину. Сутулый мужчина в черном спортивном костюме. Несколько бледных женщин под зонтами, отводящими струйки дождя им на спины. Высокие стеклянные небоскребы, маленькое серое небо. Унылые магазинчики первых этажей и чуть более жизнерадостные серые вывески кафе и ресторанов. Он привык ко всему этому. Он жил так каждый день. И только сейчас он понял, что что-то здесь не то. Что не так должна идти его жизнь, и что он вовсе не был счастлив все эти годы.
"Да ну к дьяволу, романтика хренова. Сказки-небылицы о вечной любви и семьях счастливых горцев-бедняков. Дегенераты, будь им неладно", - заставил себя продумать человек. Он злобно сплюнул в сторону и закурил. "...А ведь хотел бросить. Да, что изменится с того, что я брошу курить? А нихрена не изменится". Он угрюмо рассматривал одинаковых людей, бегущих мимо, и одинаковых людей, столь же медленно едущих навстречу. Серое, мокрое, тусклое, невзрачное. Только лишь светофор время от времени мигал осточертевшим красным светом "Интересно, почему, они все одинаковы? Почему люди покупают серые или серебристые машины, а не зеленые и не оранжевые? И почему у них всех одинаковая одежда?" - он рассматривал пробку впереди уже с детской улыбкой. Недокуренная сигарета догорала на асфальте.
Затем он случайно поймал в зеркале собственный взгляд. Человек усмехнулся и осмотрелся. Он сам сидел внутри черного автомобиля, в безупречно белой рубашке и идеально черном костюме. "Нет, мне можно. Не приду ведь я на конференцию в джинсах и футболке. Хотя, с другой стороны, кто мне запретит?" - идея показалась ему веселой, и впервые за последние несколько месяцев он улыбнулся по-настоящему - не так презрительно, как когда видел падающего на асфальт пьяницу; не так натянуто, как когда смеялся над шуткой начальника или коллеги; и не так неестественно, как когда приглашал в ночном клубе девушку на танец. Он улыбнулся просто потому, что ему захотелось. Он не заметил этого, но так было. Ему наконец-то захотелось что-то изменить. Он понял это и
больше уже не пытался противиться новому желанию. "Да взять те же джинсы. Приду в них послезавтра на заседание. Может быть, выпрут за это с работы. После сегодняшнего - наверняка выпрут." Эти мысли показались ему интересными. По крайней мере, они сулили разнообразие, сулили нечто, чего он раньше не делал или не испытывал - а это уже само по себе манило его.
Но здравый смысл утвердил обратное - рисковать такой должностью в такой компании, стал бы только идиот. Человек перестроился в крайний ряд, готовясь выехать из пробки. Более того, он даже решил завтра же извиниться перед боссом. "Да, на редкость странные мысли приходят мне сегодня в голову" - решил он и оставил себя в покое.
Автомобиль плавно и не торопясь ехал по центру города, глаза по-прежнему сами собой скользили вдоль однообразных витрин и вывесок. Изредка, он останавливал свой взгляд на прохожих, впрочем, тут же забывая и их, и свои столь же мимолетные мысли. Руки машинально скользили по рулю, нога механически давила то на тормоз, то на газ. Жизнь продолжалась. Дождь слегка усилился, разводы на стекле стали мутнее и тусклее. Он посмотрел на небо. Оно было серовато-коричневым, слегка подсвеченным изнутри давно не виданным Солнцем. Тонкие и глубокие ржаво-коричневые узоры вырисовывали контуры сплошных облаков. Он любил смотреть на небо, хотя и не знал причину такой любви. Это была одна из немногих вещей, которые он любил делать - смотреть на небо.
Сзади резко засигналили, человек отвлекся и увидел, что светофор уже горит зеленым, а стоявшие впереди машины уехали. Он по привычке бросил взгляд в зеркало заднего вида, отпуская в никуда несколько нелицеприятных слов в адрес сигналившего. Однако в узком контуре зеркала, он успел заметить и еще кое-что, помимо однотонного потока машин. Это была словно какая-то искра в вечернем мраке, нечто зыбкое, необычайное и изумительное, исчезнувшее столь же мгновенно из видимости будничного однообразия, как и появившееся. Человек резко повернул голову вправо.
По тротуару шагала девушка. Стройная, светловолосая, с прекрасным лицом и, кажущейся здесь столь неестественной мягкой улыбкой. Казалась, она улыбалась сама себе, своим мыслям, таким же ясным, как и её взгляд, и столь же искренним, как её улыбка. Она не смотрела по сторонам, она смотрела только вперёд и вверх, на небо, куда любил смотреть и он. Но уже не с той приятной для человека томной печалью, а с неподдельным наслаждением и радостью жизни. Она радовалась дождю, каплями свежести падавшему на ее чистое лицо, радовалась каждому мгновению, каждому лёгкому шагу. Люди изумленно расступались перед ней, оглядывались на её не по погоде легкое ярко-желтое платье, на ее светлые волосы, развевавшиеся мягким ветром в такт шагам девушки. Некоторые смотрели презрительно, некоторые злобно, некоторые - завистливо. Но она не смотрела на них - она просто шла, уверенно, плавно и грациозно, так, словно ходила здесь всегда.
Человек был ошарашен. У него перехватило дыхание, он не мог отвлечься от неё ни на миг. Он любовался ею, пожалуй, с ничуть не меньшим наслаждением, чем она - собой. С каждым мгновением, с каждым шагом, она становилась всё идеальнее и всё прекраснее. Он был просто неспособен оторвать от нее взгляд. Словно цветок, взросший посреди ничего, словно прекрасное создание, порожденное светом и счастьем, она шла сквозь серо-черную массу, освещая её своими яркими лучами, оставляя позади себя тот след, который не сотрут ни из чьей памяти струи холодного дождя и повседневная серость.
Человек резко повернул к обочине, по-прежнему не сводя с неё взгляд и совсем не глядя ни на дорогу, ни на сигналившие сзади автомобили. Он припарковался прямо у тротуара, не упуская из виду желтый цветок, озаривший его жизнь и ослепивший его чем-то, о существовании чего он до этого момента даже и не подозревал. Он выбежал из машины, оставив в ней мешавшийся пиджак, и быстрыми шагами пошел вслед за ней, своей счастливой улыбкой вызывая повторную волну изумленного негодования встречных и попутных прохожих. Она обернулась, не останавливаясь, посмотрела на него, улыбнулась снова, казалось, слегка подмигнув, резко повернула и зашла в кофейню. Человек, вслед за ней, бодрыми шагами поднялся на невысокое крыльцо, приоткрыл стеклянную дверь, и, обернувшись, посмотрел на небо. Он впервые увидел его другим - теплым, прекрасным, испускавшим мягкий струившийся свет на все вокруг. Капли дождя щекотали его лицо. Он зажмурился и засмеялся. Легко, непринужденно. Постояв с полсекунды, он повернулся, и зашел внутрь, не в силах больше согнать с себя улыбку.
За столиком у окна сидела девушка в желтом платье и смотрела на него.