Рядовой Семеницкий, невысокий носатый солдатик с упрямо оттопыренными ушами, близоруко вглядывался в бумагу, шевеля губами.
- Ну, чего ты там застрял, мудила городская, - сердито произнес старшина, перематывая портянку.
- Почерк больно неразборчивый, Василь Петрович, - почтительно сказал солдатик. На самом деле почерк был разборчивый, да текст сомнительный. Писала матушка старшины, и вести ее были нерадостны. "На последней сходке староста нашу полоску, что к оврагу примыкает, под покосы всей деревне отдал. Еле успели пшеницу убрать. Сын твой малой, Федька, хворает, а жена твоя, Аниська сука, знахаря звать запрещает, а к фельшару бегает кажинный вечер. Ждем весточки и кланяется тебе тетки Евдокия, Улияна, дед Пахом..." дальше Семенихин читать не стал.
- Ну, - он откашлялся, косясь на старшину и его еще не обутый сапог. - Пишет тебе матушка Ефросинья Никитишна. Урожай собрать успели во время. Твой сын Федор болел, но, благодаря усердию фельдшера и жены твоей, Анисьи, практически излечен. Передают тебе приветы родственники: Евдокия, Ульяна, Пахом...
- Зачастил как пономарь! Дай сюда - старшина вырвал письмо из рук солдата и сунул его за пазуху. Домотав портянку и натянув сапог, он пошел к своей палатке. Внутри, устроившись на походной койке, старшина достал письмо, развернул, нашел знакомую букву и прочитал по слогам: "А-нись-ка-су-ка". Он хмыкнул и подумал, что надо полковому писарю и впредь по шкалику отказывать - пусть дальше грамоте учит.