Бывшие жёны оставили Петрову чуток нервов и много опыта. В свои пятьдесят с гаком он понимал: женщинам свойственно опаздывать. Проблема была в том, что Инесса не совсем женщина. Точнее, вчера она себя показала, как женщина, да ещё какая! Он мечтательно прикрыл глаза, вспоминая запах серы и ритмичные горячие движения из прошлой ночи. Жёны его тоже кое-чего умели, не так, конечно, но хватало. Что странно, обе ласково звали его жеребчиком. Очень быстро он понял, что это какая-то хитрая словесная магия — он пашет денно и нощно, как запряжённый, а ночью эти ведьмы ещё и ездят на нём. Круг мелом и читать — не помогало, только кровавый развод.

Вчера в пыльной холостяцкой комнате запахло чем-то новым: серой, а заодно в свете ночника появилась бледная голая женщина, с чёрными волосами и чуть более округлыми формами, нежели сейчас модно. Петров икнул, моргнул, но не помогло — женщина лишь захихикала, да зыркнула углями глаз. Тут он, как преподаватель истории и прожжённый материалист, быстро сообразил, что это всамделишная суккубишна. А раз случилось такое невиданное дело, то наука требует от него полного самопожертвования и проведения эксперимента на людях.

Что он с удовольствием и сделал. В процессе узнав, что суккубишну звать Инесса.

Под утро, когда он истомлённый лежал в кровати, да глядел на Инессины потусторонние округлости, она вдруг грустно попрощалась и принялась исчезать.

— Приходи завтра, в это же время, — крикнул Петров, вроде бы заметив ответный кивок.

Проснулся Петров в обед, в совершенно бодром, можно даже сказать юном, расположении духа. С циничным удовлетворением увидел на телефоне звонки — он проспал пары. Не только же студентам сачковать? И рысью побежал в магазин за красным вином, мясом для стейка и прочими важными вещами. Возле кассы он думал, что это с ним? По всем признакам — влюбился. Старый хрыч! Хотя нет, зрелый, в самом соку. Петров глянул на своё отражение: ну чуть заизюмленный.

Нынче Петров сидел в кресле, закрыв глаза, а коварный стейк лежал на столике и тревожил обоняние и мысли. Всё-таки кажется он чуть подгорел…

— Ой, Александр. Вы это всё для меня приготовили? — залепетал бархатный голосок Инессы.

Петров понял, что просто задремал, а стейк не подгорел, это пахло серой. Он раскрыл глаза и увидел вчерашнюю нимфу, сошедшую с картин. Стеснительную, неустанно краснеющую, но чудным образом весьма профессиональную в своём деле женщину. Глянул на часы — а ведь она пришла вовремя!

— Да, я вас ждал. Отужинаете? Расслабьтесь, Инесса, будьте как дома.

— Точно, можно расслабиться? — пугающе спросила она, пальцами зажигая свечу на столе.

Петров кивнул. Инесса исчезла и тут же явила другой свой облик. Меднокожая, с глазами цвета вишни, она обнажила клыки в надменной улыбке и словно плетью щёлкнула тонким хвостом. Петров, к своему удивлению, даже не вздрогнул: вспомнил, что пряталось под миловидным лицом его первой жены, и как это с каждым годом неотвратимо проступало, искажало, извращало когда-то любимые черты. Так дерево с гнилым нутром, покрывается трещинами, через которые грибница кокетливо обнажает свои половые органы. А тут всё было иначе, Петров пока ещё не понимал как, но чувствовал, какую-то горечь, словно только улыбка и настоящая, а надменность, облик этот — словно кожа лягушки-царевны, надобная чтобы не заклевали на болоте.

— Ну чё, Сашок, как я тебе сейчас? — с издёвкой спросила Инесса.

— Весьма, необычно, — пробормотал Петров.

Инесса хмыкнула и процокала копытцами к столику. Села было на стул, но тут же чертыхнулась и вскочила, потирая примятый хвост.

— Раз уж вы можете тело изменять, почему бы без хвоста не обойтись? — удивился Петров.

Она присела на краешек стула. Будто скромная студентка, решил Петров. Тут же расставила ноги и, цапнув стейк когтистой рукой, ответила:

— Ваще могу, но для людей, понимаешь, я ещё та демоническая сучность. Они меня отакой представляют. Потому, так мне не напряжно, а даже убрать хвост, это уже надо париться. Подруга, как-то брехала, что офигенно давно, когда она ещё была жива и в лупанарии работала. Не помню где, то ли в Древней Греции это, то ли в Риме. Так вот, тогда для народа мы были чё-то типа нимф. Потом стали феями. А нынче одна тоска — почти всё в нас видят крупный рогатый скот.

Петров приметил, что рогов у неё и нет, но решил тактично промолчать. Она кокетливо держала стейк двумя пальцами, откусывала, а потом задумчиво жевала, глядя, как мясо качается между когтей.

— Ты когда-то жива была? — Петрова смущал этот вопрос, но хотелось побольше узнать о Инессе.

— Типа того. Лет двести, наверное. Один чёрт, я ничего из жизни не помню. После смерти я шаталась по земле офигевшим духом. Яж думала куда-нибудь попаду. А хрен! Тупо залипла на земле. Куда идти, чё делать? Люди меня не видят, наших тоже никого на горизонте. Заглядываю в дом, там мужику в мечтах баба грезится, ну я взяла да и явилась ему. Чёрт его знает, как оно вышло. Потом, когда нагрезился, он и ляпнул, чо я суккуб. Да и чёрт с ним, думаю, хоть в ад попаду. Ага, держи карман шире! Никуда я так и не попала. А знаешь каково это, вечно мотаться? Тоска. А как явишься кому, раз суккуб, так потрахушки…

Инесса облизнулась раздвоенным языком и пригубила красное вино из бокала.

— Потому я и болтаю тут с тобой. Ты ненапряжный какой-то. Всем что-то надо, а с тобой легко. Даже выглядеть им надо по особому. Один чувак грезил демонессой с какой-то картинки, а там, блин, рога ого-го! Хоть и полые, а, один чёрт, не лёгкие. Тот бы худойжник, что их придумал, сам бы эту херь на голове потаскал! И так всюду. Лет пятьдесят, наверное, как я ни с кем не жрала. Чёб поболтать, без секса, это с десяток лет. А уж просто поспать, у-у-у, эт наверное вовсе никогда не было.

Ещё долго она говорила, а Петров слушал. У него появилась идея. Когда ужин закончился, и они легли, он нежно погладил её волосы и прошептал:

— Давай сегодня просто поспим? Хорошо?

— Окей, Сашок. Ты чертовски классно готовишь. Мне щас ваще лениво чё-нить делать.

Петров улыбнулся от переполнявшей его радости и шелудивого хвоста, что щекотал бёдра. Она сладко засопела, а Петров тихо перевернулся к ней спиной. На всякий случай — чутьё подсказывало, что этой ночь ну никак нельзя, иначе она уйдёт.

Проснулся он под утро, тихо выполз из под одеяла и, бросив тёплый взгляд на её чёрные волосы, побрёл готовить завтрак. Уронил яйцо и даже не стал убирать. Главное не напортачить с завтраком! Он бдел над скворчавшей яичницей, да краем глаза следил за притаившимся в турке кофем. Представлял себя то рыбаком, что расставляет сети на русалку, то чудным адептом бытовой магии.

И вот он вносит поднос с кулинарным шедевром. Почуяв запах, Инесса выбирается из под одеяла, откидывает растрёпанные волосы с лица… У неё чуть смуглая кожа, карие глаза. Она удивлённо смотрит на ликующего Петрова. Босой ножкой ступает на холодный пол.

— Сашенька, я будто снова живая! — глядит она на себя.

Петров обнимает её. Он то знает, что так оно и есть.