В одно обыкновенное утро мы с турийа объезжали намеченные на сегодня к осмотру поля. Опытный участок, о котором пойдет речь, был одним из самых отдаленных.
Добравшись до места, я затормозил, затем выпрыгнул из повозки и присвистнул от удивления. В нескольких метрах от дороги посреди цветущего поля был сделан надрез, и зияла здоровенная яма, будто только что вырытая гигантским кротом. Похоже на котлован, но кто мог дать разрешение на строительство в подобном месте? И почему не оставила никаких следов работавшая здесь техника?
Как главный оптимизатор при управлении Института растениеводства, я имел право вызвать для срочной консультации свободных на данный момент специалистов, что и сделал. Скоро съехалась вся наша команда. Топча колосья пшеницы, я повел их к краю ямы.
- Ну, показывай, что у тебя случилось, Йожик.
- Осторожно, не шлепнись в яму, Брил. Зачем, по-твоему, ее здесь выкопали?
- Какую яму, Йожик? О чем ты?
- Вот полетишь и сразу перестанешь спрашивать. - Я дернул Брила, балансировавшего на самом краю, назад, к себе.
- Эй, полегче! - Брил нервно поправил на себе рубашку и отошел. - Ты точно подвинутый, Йожик!
Я лишь пожал плечами. Ладно. Сделал добро - спусти воду. Нашел взглядом Габи, нашего мастера-прогнозиста. Он шел навстречу, жестикулируя, окруженный снэйпами, затем вдруг повернулся, сделал несколько быстрых шагов в сторону ямы и исчез. Я подбежал. В яме абсолютно никого не было. Котлован просматривался весь, впрочем, не такой уж он большой.
Следующие несколько минут были исполнены высокого абсурда. Я бегал по полю, хватал снэйпов за руки и за пуговицы, донимая одним и тем же вопросом: видели ли они, как упал Габи? Нет, отвечали они, Габи еще не приехал, ты, Йожик, не тупи, ты что, вызвал нас сюда, чтобы устроить скандал, никакого Габи здесь не было, и никакой ямы, тебе приглючилось, не надо с ним вообще говорить, сейчас Габи сам разберется, Перец, а ты возьми нетер и позвони, чего мы стоим выслушиваем этот бред...Габи нет... Абонент недоступен... Абонент недоступен.
Я был в бешенстве. Тем не менее, протоптал вокруг ямы тропинку, кротко попросил коллег не переступать этой границы, и лишь затем уехал прочь. Сначала хотел заехать в офис, написать докладную по поводу ямы. Потом решил, достаточно будет звонка. По пути в город с облегчением свернул в сторону озера у платановой рощи.
Над пиками стрелолиста мерцали, как драгоценности, стрекозы, прозрачная вода трепетала и пахла рыбой. В каком-то смысле места у нас и впрямь очаровательные. Я искупался, потом лениво лежал на животе и смотрел, как всплывают и лопаются с легким звоном маленькие воуки, забавные озерные существа. Впрочем, их шутки кажутся многим дурацкими и даже злыми, особенно, если кончаются повреждением снэйпов. Но я лажу с водяным народом. Правда, когда мой старый турийа на водопое нечаянно проглотил одного из них, и его разорвало на мелкие клочки, мне тоже не было весело.
Сейчас животное лениво смотрело на мошкару, снующую между его мордой и поверхностью озера. А может, малыш рассматривал свое отражение, такое зыбкое в волнующейся воде. Вода сморщилась и заревела, турийа издал ответный рев. Я рванул его за уздечку. Опять шуточки воуков. Турийа мотнул головой - и я отлетел прочь, взрыхлив песок. Мой воинственный зверь раздулся от ярости и ступил в воду. Вода забурлила, оглашаясь дикими воплями. Я постоял, потирая ушибленное колено, потом уселся в тени деревьев, ожидая исхода битвы. Малыш всегда приносит добычу с поля боя. Вот и теперь: в холку его вцепилось маленькое зеленое существо размером с белку.
- Кто это? - подозрительно нахмурился я.
Турийа лишь помахивал удовлетворенно хвостом. Я прыгнул в повозку, и мы затрусили дальше. Нужно было сделать кое-какие покупки, прежде чем заворачивать домой.
- Ну и как тебе это нравится? - поинтересовался турийа.
Но тягловые животные не разговаривают, спохватился я. Любопытство проявило пушистое зеленое существо, подарок озера. Оно глядело на меня, оскалив мелкие зубки.
- Да так, ничего, - дипломатично ответил я.
- Ты знаешь, о чем тебя спрашивают? - уточнило оно.
- Не глухой.
- Не глухой, но тупой, - зверушка противно захихикала.
Я решил игнорировать оскорбления, пока не узнаю из справочника, что это за тварь и как с ней обращаться. Была еще одна причина: навстречу нам ехал снэйп. Если услышит, как я переругиваюсь сам с собой, моя репутация окончательно рухнет. Правда, Йожика и так считают чокнутым. Взять хотя бы сегодняшнюю историю с ямой. Никогда не знаешь наверняка, видят ли остальные то же, что ты.
Я подождал, пока повозка со снэйпом удалится, и хворостиной попытался дотянуться до зеленой штучки на холке турийа. Как только я его ткнул острым концом палки в бок, существо пронзительно, на высокой ноте, заверещало. Я заткнул уши и сложился пополам на сиденье. Повозка, дернувшись, встала, над головой тут же навис дорожный патруль. Я безропотно заплатил штраф за нарушение дорожных правил и поехал дальше с головной болью.
Наконец я дома. Но едва успел сбросить башмаки и заглянуть в холодильник, как раздался звонок в дверь. Я чертыхнулся: у порога торчал Перец с какой-то девицей.
- Послушай, Йожик, ты ведь знал, с этим полем что-то неладное. Это было предчувствие? - с ходу начал Перец, протискиваясь мимо меня в комнату.
- Здесь как в тропической оранжерее, - заметила гостья, пробираясь сквозь заросли леонтики.
- Он вообще оригинал, наш Йожик, - тоном собственника отозвался Перец, развалившись на моем диване.
- Так что там с Габи? - спросил я, смирившись с вторжением.
- Исчез, так и не объявившись нигде.
- Он упал в яму.
- Йожик, поле абсолютно ровное! Проверено ука-приборами. Или ты используешь слово "яма" как метафору? Тогда будь добр, объяснись.
- Интересно даже не то, что приборы ничего не регистрируют. Почему никто из вас не видел Габи, когда он шел к яме? И зачем он туда шел?
- Это место обладает свойством притягивать сознание? - предположила гостья.
- Познакомься, Йолия - известный медиум, - важно указал на нее Перец. Про тебя она все знает. Мы тут подумали, вам следует объединить усилия, чтобы распутать это дело.
- Распутать до какой степени? - спросил я.
- Пока не обнаружится факт, то есть труп.
- Я считаю, мастер жив! - протестующе подняла руку медиум.
- А ты? - повернулся ко мне Перец.
Не помню, что я ответил, но он вдруг побагровел и закричал:
- Ты свои издевочки брось! Или будешь говорить не со мной, а с полицией!
Его голос, все более тонкий и искаженный, продолжал выкрикивать: "не со мной, а с полицией, не со мной..."
Вдруг ойкнула и схватилась за виски Йолия:
- Зачем так громко кричать?
Несколько минут мы с Перецом переругивались, призывая друг друга к молчанию. Пока я не заметил вопящее зеленое существо, что подпрыгивало при каждой реплике у него на шее. Кажется, оно получало удовольствие от участия в беседе.
Жаль, так и не успел заглянуть в справочник. Проследив взгляд Йолии, сообразил, что она его тоже видит. Лишь Перец ничего не замечал.
- Вот так с тобой, Йожик, всегда. Балаган, чертовщина, бардак! Тьфу, как мне надоело! - он с отвращением плюнул на мой ковер.
Покосившись на плевок, я решил Переца не просвещать. Мы обсудили план наших с Йолией гипотетических исследований подпороговых энергетических воздействий в районе означенного поля. Я мирно кивал на эту чушь, в которой не было места зеленым призрачным тварям вроде той, что прижималась к горлу собеседника.
Наконец он ушел. Мы глядели друг на друга в растерянности. Что я знал о Йолии, о мире, который она воспринимает? В какой степени ее реальность согласуется с моей?
- В комнате много зеленого и оранжевого, - без тени смущения отметила она. - Тебя это радует?
Я покосился на стены.
- Да, поднимает тонус. Йолия, ты не заметила ничего странного на шее у Переца?
- Зеленого брукешу? Заметила, конечно.
- Что ты знаешь о брукешах?
Она рассмеялась:
- Я только что придумала это слово. А знаю ровно столько, сколько положено знать нормальному снэйпу, Йожик.
Я проглотил пару колкостей, которые собирался ей сказать. Какой смысл ссориться? Следуя инструкции Переца, мы отправились на поле, держась того маршрута, по которому, предположительно, проезжал мастер.
- Что он был за шишка, этот Габи? - вяло спросила Йолия.
Мы изнывали от жары. Над нами вились мухи. Я посмотрел на нее с отвращением:
- Тебя представили как медиума. Так какого черта меня спрашивать? Если он мертв, позови его дух и спроси, что стряслось.
- Я не медиум, а медимум. У тебя хромает звукоразличение, дружок. Наверно, в детстве пришлось много раз ходить на занятия к логопеду. Что ты уставился? Медимум - значит средний. Идеально средний снэйп. Чтобы уравновесить тебя, урода.
Мы уже вышли на поле. Мне вдруг сильно захотелось столкнуть медиума в яму. Но она осторожно отступила назад от скользкого края.
- Ты видишь ее! Ты, лживая сучка, видишь яму, которую не видят они с их приборами!
- Оставь меня в покое, пугало. - Она сделала еще шаг прочь.
Тут я рассвирепел. Схватил ее за руку, резко дернул, и поддал ногой под зад. Ойкнув, она полетела вниз.
"Ну вот, теперь не отмазаться", - мрачно подумал. Мысленно представил крепкий моток веревки, бросил конец вниз и крикнул Йолии:
- Держись, я тебя вытяну!
Веревка в моих руках начала тлеть. Я отвлекся, воображая воду, которая погасит огонь. Тем временем веревка исчезла, в руках осталось дребезжать ведро. Земля под ногами угрожающе прогнулась. Края ямы поползли ко мне.
- Йолия!
Я услышал ее смех. Резко обернулся. Она стояла у меня за спиной.
- Ты выбралась? Как?! Ты морочишь мне голову!
- А может, мастера тоже ты столкнул в яму, любитель острых ощущений? - обличающим тоном протянула.
- Разве ты видела Габи в яме? - Реальное положение дел не сразу дошло до меня, а когда дошло, я подумал, эта женщина опаснее любой зеленой твари.
- Не так-то прост наш Йожик, - сказала в сторону, задумчиво качнув головой. Тяжелые пряди волос зазмеились по плечам.
- Я вызываю дух мастера Габи! - произнесла злобным тоном оператора международной связи.
- Это смешно. Ты ведь сама заявила...
- Замолчи, - властно оборвала, пропела несколько фраз на языке древних, затем легла на землю и закрыла глаза.
Йолия не двигалась так долго, что я задремал тоже. Мне показалось, я стоял на краю. На краю всего, как если бы нашел себя на самом кончике нити в причудливом узоре. Этот узор был целым миром. И вдруг ощутил соскальзывание с нитей вниз, в пустоту, в темноту земли.
Превозмогая тошноту, сел. Это место и впрямь действует, как магнит. Йолия, кажется, крепко спала. Я походил вокруг ямы. Она оказалась неожиданно глубокой. Внизу на дне горели густые оранжевые факелы. Смутно угадывался вход в подземелье.
Бесцеремонно похлопал Йолию по щекам:
- Вставай, обгоришь на солнце.
Она открыла глаза. Взгляд был насмешливым и злым. Я вдруг ощутил себя маленьким и уязвимым.
- Ты похожа на мою мать, - пробормотал изумленно. - Преследующая, ненавидящая, лживая.
- Такие уж мы, женщины. Или, вернее, таковы свойства двери, через которую снэйп входит в мир.
- Ты говорила с Габи?
- Его нет. Ускользнул через подземный ход в иную реальность.
- Оставь эту болтовню. Реальность одна, отличаются лишь те, кто ее воспринимает. Кстати, как тебе удалось выпрыгнуть из ямы? Этот невероятный способ мог бы пригодиться и другим.
- Йожик, мы говорим не о том, - отмахнулась она. Этот пролом, эта скважина, она ведь появилась здесь неспроста. Тебе не кажется, что главное - сама яма, а не мастер в ней?
- Место следует огородить и выставить охрану.
- Возможно, - равнодушно отозвалась она. - Йожик, я не собираюсь оставаться здесь ни минутой больше. Пока!
Она исчезла, уехала, остановив первую же коробку на колесах. Одна из успешных матерей. Как я сразу не догадался? Та, что осталась невредимой, пройдя через Врата. И оставила их навсегда запертыми для случайного гостя. Говоря простым языком, она отказалась создавать новую ячейку общества, выпускать в небо плети побегов, и у нее свободен ум, чтобы поискать настоящего противника. Оставляя в воздухе горячую пыль, я поплелся назад, в город.
Вечером из "Справочника элементалей" Венсона узнал, что "брукеша - существо класса водно-воздушных; способ питания обыкновенный; отличается развитым интеллектом и агрессивным поведением. Используется как посредник". Я поймал Йолию на очередной лжи. Она знала, что брукеша представляет опасность. И ни словом не предупредила Переца.
После случившегося поле было объявлено закрытой территорией и фигурировало отныне как Зона Прим. Все агротехнические работы здесь были приостановлены на неопределенный срок.
Был удачный момент, чтобы взять отпуск и уехать, наконец, куда-нибудь. Я поселился в маленьком пансионате на побережье Клив-Лайта у желтых скал. Кредиток было достаточно, я мог долгими днями бродить по пляжу мимо белокрылых чаек и ни о чем серьезном не думать. Дно в этом месте усеяно острыми камнями, и моими соседями были лишь немногие отдыхающие. Но и их я запугивал правдоподобными историями про обилие ядовитых медуз и морских змей.
Идиллии пришел конец, когда из волн выпрыгнул зеленый брукеша и уселся с другой стороны разложенного мной на берегу костра. Я подбросил в огонь целую охапку выбеленных солнцем песчаных колючек. Пламя полыхнуло, как будто щелкнули чудовищные челюсти. Глаза брукеши сверкнули, но он не двинулся с места. Несмотря на сумерки, море светилось, как огромный топаз.
Я раздумывал, что предпринять, если брукеша набросится. Но он был неподвижен, как изваяние, и не издавал ни звука.
Я клевал носом, глядя на костер, и не заметил, как мое тело вытянулось вдоль плоскости, будто простой лист бумаги. Я ощутил, как растекаюсь вправо и влево все дальше от своей оси, на которую насажен, вокруг которой вращаюсь, как мясо на шампуре, или, скорее, как дым и пар, распространяющийся прочь от пятна огня. И я был тем великаном, что поворачивал шампур и ворошил обугленным прутиком угли костра. На миг я увидел темный, заслонивший созвездья профиль, почти узнал его и вскрикнул, потом вдруг очнулся, сотрясаемый ознобом. Костер погас. Брукеша отвел блестящие глаза. Одно неуловимое движение - и он исчез в тени скал. Я полез в воду, чтобы согреться и избавиться от дурноты. Луна закачалась и разбилась на блестящие осколки.
Я здесь достаточно долго, чтобы догадаться, что всю жизнь, с самого начала, непоправимо одинок. Притворяюсь послушным, никчемным, как все. Но сегодня вдруг понял, что задохнусь, если не стяну с себя маску. Эта жизнь фальшива, даже если я не помню ничего о другой, настоящей.
Я не заметил, как далеко заплыл, как далеко зашел в отрицании простых и скользких святынь. Пожалуй, поздно поворачивать обратно. Мне показалось, внизу мигнули приветно желтые огоньки, там ждал меня дом, и сад, и существа, подобные мне, но не снэйпы. Я нырнул. Рука коснулась пучка жестких водорослей. И мир исчез. Помню, как отдирал с кровью маску от кожи, прежде чем в глазницы хлынула вода.
Я очнулся на берегу, обессиленный. Что-то скакнуло мимо лица прочь. Я не шевелился, пытаясь собрать картинку из рвущихся воспоминаний. Там, на дне, вода была пузыристая, пористая, как шоколад. И я растекся в ней, словно капля чернил или кубик сахара в чае. Кто же помог мне собраться вновь в первоначальном виде?
Я попытался выстроить в ряд все, что произошло в последнее время. Сначала яма, которую не видит никто, затем брукеша, и первый в моей жизни вИдящий снэйп - Йолия. Все вместе было посланием, но вместо того, чтобы попытаться понять его, я сбежал. Словно верил, что побег возможен. Брукеша - лишь посредник, игла, которая прокалывает два слоя реальности, соединяя их. Много лет прошло с тех пор, как я в последний раз попытался улизнуть из этого мира. С тех пор стал умнее, уравновешеннее. Или просто отупел и привык к этому телу, этому небу и нехитрому своду правил? Стоило увидеть лишь краешек реальности, даже меньше - смутный образ, намек на метафору - и мне захотелось, как прежде, смерти?.. И вот, я говорю с собой, как с нерадивым учеником, как будто нас двое. Или в меня, как паук, вплелся тот, перед которым я должен оправдываться снова и снова? Тот, кого получает каждый снэйп, как прививку, в раннем детстве? Но его нет, я успел его прикончить, и с тех пор всегда один.
Тогда я замолчал, и хранил безмолвие, пока внутри не стало пустынно, как на побережье. Заморосил мелкий дождь, стирая грань между берегом и морем. Я долго плавал, потом зашлепал, мокрый, по мокрому песку навстречу огням пансионата "Лагуна", где меня ждал горячий ужин.
Наутро позвонил Крюба, шеф нашего отдела. Меня перебросили в штат управления декоративного садоводства. Я понял, что уже скучаю по работе. С удовольствием оглядел свое худое загорелое тело в зеркале и принялся собирать вещи.
Как-то, вызванный на совещание в головной офис Института, столкнулся нос к носу со своим старым университетским приятелем Тейри Вердом. Он работал ведущим специалистом в отделе прецизионной техники. Из офиса мы вышли вместе.
- Вот уж не думал, что свяжешь свою жизнь с психоботаникой, Йожик. Ты ведь был помешан на химических опытах. Помнишь, как чуть не взорвал лабораторию и нас всех вместе с доцентом? А как пытался зародить жизнь в пробирке с реактивами, облучая ее своей могучей мыслью?.. Впрочем, это на тебя похоже - ты всегда старался быть особенным, не таким, как все.
- Скорее, наоборот, - заметил я.
- Интересно, как тебе удается настроиться на этих безмолвных, неподвижных деревянных монстров?
- В одной фразе столько примитивных предрассудков. Не узнаю тебя, Тейри. Разве не ты носился с идеей универсального переводчика?
- Я был тогда наивным розовым поросенком... Кстати, настраивать аппаратуру для работы с животными мне нравится больше. Но ты не ответил на вопрос.
- Безмолвие, о котором ты сам сказал, - вот главный ключ. Я прекращаю всякую возню внутри себя, и тогда что-то малейшее окликается на неслышный голос растений. Это не звуки и не картинки. Скорее, глоттеры, пучки восприятий и тугих смыслов, из которых я могу понять и перевести лишь немногое, самое простое... А спрашивают с меня еще меньше: анализ актуальных физиологических потребностей, удовлетворение которых должно оптимизировать состояние данного массива растений. Во всяком случае, так было со злаками. У деревьев чувство индивидуальности более развито.
Мы перебирали имена однокурсников, погружаясь постепенно в сладкую иллюзию возвращения первозданной свежести и чистоты, и благоухающей юности. Я подыгрывал Тейри, или он подыгрывал мне?..
- Алев, - вдруг вспомнилось, - ты знаешь о ней что-нибудь?
Умная светленькая девчушка, она мне сильно нравилась, но я парил в облаках и воображал себя образцом отрешенности. Так и остался ни с чем.
- Ничего не слышал, - отмахнулся Тейри. - А помнишь семинар старика Паны? Какой фейерверк! Как громил нас Пана!
В памяти разом вспыхнули воспоминания: полумрак аудитории, драматический шепот профессора, послушные его голосу фантомы, проплывающие под потолком, и мы, испуганные подростки, соприкоснувшиеся с похожим на волшебство искусством... На лекциях Паны всегда будто сквозил фиолетовый ветер. Да, он умел выбивать стул из-под задницы здравого смысла.
- Тейри, а ведь Пана учил нас безмолвию, помимо всего прочего. Я осознал это лишь сейчас.
- Вообще-то предмет его назывался "Прикладная психокреатика". Но я особо не парился, психология у нас, электронщиков, шла факультативом и никакого отношения к моей специальности не имела.
Группа Тейри разрабатывала сверхчувствительные датчики для измерения волновых параметров той самой Зоны Прим, или ямы, у которой, как оказалось, есть двойники в северных областях страны.
Я приходил домой вымотанный. Беседовать с деревьями оказалось чертовски трудно. Наяву и во сне, чуть ослабишь внимание - внутри сознания вырастали темные теневые лабиринты, и мой череп ощущал, как повязку компресса, чей-то холодный и неотступный взгляд.
- Похоже на то, как если бы ты получил пакет с файлами, которые не распаковываются и не конвертируются твоей примитивной операционной системой, - переводил я на язык Тейри свои результаты. - Ничего подобного не было раньше.
- Есть теория, согласно которой деревья - лишь проекции в наш мир неких существ с другого плана, - заметил Тейри. - С этой позиции твои проблемы очень даже объяснимы.
- Но, Тейри, то же самое можно сказать относительно любого существа на планете. К примеру, снэйп. Его проекция из мяса и костей, склеенных инстинктами, вовсе не похожа на то, что включает в себя мало-мальски развитая личность. Любая этическая система имеет в основе допущение, что социальный снэйп - лишь проекция идеального снэйпа, и у этих двух разная грамматика языка.
Последние дни Тейри, как и я, выглядел измученным. Смешно, но, кроме проблем с Зоной, его доставала Йолия, которая входила в группу сензитивов, подключенных к исследованиям. Добродушие Тейри испарялось, как только разговор заходил об этой женщине. Я лишь посмеивался и был рад, что дешево отделался и больше не имею к Зоне никакого отношения.
Не знаю, какими путями Тейри разузнал, что Йолия входит в клан сингов, или Отвязанных. Совершенные и самореализованные, оставившие позади все привязанности, - так, во всяком случае, позиционировала свой идеал верхушка Ордена. Подобных групп, кроме сингов, в стране насчитывалось с десяток. Психологи предполагали, что принадлежность к группе компенсирует потерявшие для современного снэйпа значимость родовые и социальные связи. Я подшучивал над параноидальной подозрительностью Тейри, считая, что у сингов не может быть никаких темных сверхзадач, противоречащих общему течению жизни.
- Йожик, а знаешь, что я думаю о тебе? Возможно, ты тоже из Отвязанных, но не так глуп, как Йолия, чтобы это афишировать, - вспыхнув, бросил однажды Тейри.
Эта атака не была неожиданной. За свою жизнь я привык к косым взглядам и шепоту за спиной.
- Если Йожик не женат и не ездит по выходным к родственникам, это еще не значит, что он свалился с Луны, - тем не менее, запротестовал я. - К тому же, у меня есть мать.
- От которой ты периодически сматываешься, - язвительно заметил Тейри.
- Естественно.
- Не так уж это естественно. В конце концов, мы все друг другу родня. А ты стоишь на обочине и смотришь. Рассеянно, угрюмо или весело. Тебе все по барабану. Нет дела ни до кого. Если ты понимаешь, о чем шумят растения, видишь то, что не регистрируют приборы, то лишь потому, что ты вне игры. А разве не в этом идеал синга?
- Тейри, нас обоих учил Пана. Если бы ты помнил его уроки, ты бы не рассуждал, как обыватель. Любое общение, даже вербальное - лишь акт энергообмена. Ты гуляешь по лесу, дышишь, шуршишь листьями и чувствуешь, как в тебя вливаются новые силы. На деле, в эти минуты в тебя входят, с каждым глотком воздуха, глоттеры смыслов. А когда ты наполнен собой, как петух, ты непроницаем, и смысл стекает с башки, будто дождь по водостоку.
- Оставь в покое мою башку. Вернемся к сингам. От них идет плотный агрессивный поток. Даже я, технарь, это ощущаю. Мне бы не хотелось потерять друга, Йожик.
- Боишься, что стакнусь с Йолией и сверну тебе шею?
Он нервно засмеялся. Я тоже. Но в каждой шутке есть доля шутки, и какая-то трещина между нами осталась.
Он собирался уходить и стоял в проеме двери, его светлые голубоватые волосы обрамляла ночь. Я любовался своим другом. Его облик так гармонично вписывался в этот мир с облаками, холмами и озерами. Тейри стоял как бы на берегу струящегося золотого потока. Этот поток нас разделял.
Пятого числа месяца фейр над Зоной Прим поднялась черная пелена, похожая на гигантский гвоздь с торчащей шляпкой. Несколько дней спустя то же самое повторилось над остальными ямами, их насчитывалось уже семь. Туманный столб не менялся под воздействием ветра, дождя и артиллерийских снарядов. После крушения пассажирского самолета, чей курс пролегал над ямой, воздушному транспорту было запрещено приближаться к Зоне Прим. В местах возникновения остальных столбов тоже были жертвы. Об этом непрерывно верещали по всем информационным каналам, и я все чаще уезжал один за город, где можно было услышать лишь бормотание турийа, шепот трав да редкие крики птиц.
Приближался день Солнцеворота. Этот праздник принято отмечать в наших краях с особым размахом. В течение нескольких дней на рынок выбрасывается и скупается немыслимое количество горячительных напитков, пищи и петард. Даже я не смог уклониться от корпоративной вечеринки в шумном кафе.
- Вижу, ты не пьешь, - после нескольких рюмок констатировал Крюба, наш шеф. - Я тоже не любитель застолий. Но праздники нас сплачивают. На какое-то время мы, снэйпы, обретаем единство перед лицом...- он замолчал и, казалось, задумался.
- Грозящей опасности? - подсказал я.
- Да. Перед лицом символической опасности, которая когда-то, в младенческие времена, была абсолютно реальной и требовала героизма.
- Пережить утреннее похмелье - тоже своего рода героизм, - улыбнулся я.
- Это прекрасно: то, что мы не жертвуем древнему врагу ничем, кроме головной боли.
- Разве у снэйпов есть враги? - поднял брови Тейри.
Я промолчал, ожидая, что скажет Крюба. Что касается Тейри, то он не мог не знать о религиозных концепциях, циркулирующих в некоторых кругах. Возможно, подозрительный Тейри ждал, что я, как якобы тайный сторонник сингов, выскажу большую осведомленность.
- Древние боги, - начал Крюба и поежился, - они привыкли к тому, что мы дарим им кровь. Солнцеворот - изначально этот праздник предназначался для богов. Маленькое кровопускание, жест признательности и любви. Специфическая энергия, которую жизнь отдает не-жизни. Но века гуманизма сделали свое дело. Теперь мы приносим в жертву не детей, но пищу, и пожираем ее сами. Мы приносим в жертву вино, похожее на кровь, и выпиваем его! - он залпом опрокинул свою рюмку. - А боги пристально смотрят... - Крюба огляделся с таким испуганным видом, что мне с трудом удалось спрятать улыбку.
- Никакая, даже самая мрачная фантазия не испортит мне аппетит, - заявил Тейри и сосредоточился на экзотическом салате.
Почему я так подробно запомнил эту дурацкую вечеринку? Потому что наутро выяснилась страшная вещь: за несколько часов наш городок наполовину опустел. Жители ближних к Столбу усадеб, старые и молодые, в меру и не в меру пьяные, среди ночи вышли из домов и зашагали в сторону ямы. Им сильно захотелось прикоснуться к Столбу, который был уже и не столб, а сияющее пламя, или лестница в небо, или лучистое лицо ангела... Теперь уже никто не узнает, что это значило для каждого отдельного снэйпа. Их всех тянуло к Столбу как к магниту - это выяснилось из рассказов немногих, кто не дошел, потому что уснул. Эффект был ограничен радиусом в несколько километров, и прекратился с наступлением утра.
Не зря мне с детства ненавистны праздники.
Я и Йолия, как сензитивы, а Тейри - весь увешанный датчиками, отправились в Зону Прим. Черная колонна над ямой, дымная, уходящая вверх как флагшток, казалось мне, стала бледнеть.
- Ты думаешь, снэйпы ушли туда, вниз? - спросила Йолия, пока Тейри подключал свои приборы.
- Здесь их нет. Яма - лишь портал. Как любой алтарь, предназначенный для связи через живую субстанцию.
- "Что жизнь? Лишь спичка.
Чиркни о жертвенный камень,
И вспыхнет свет", - процитировал я любимого поэта.
- "Когда я рисую реальность,
Они говорят: ты злой,
Ты ненавидишь жизнь", - тут же подхватила Йолия.
- Эй, стихотворцы, - позвал Тейри, - судя по всему, внизу есть кто-то живой.
Йолия вопросительно взглянула на меня. Я качнул головой, уверенный, что в яме нет ничего живого. С другой стороны, электронные приборы не могут ошибаться, в отличие от снэйпов. Это был серьезный аргумент.
Когда выяснилось, сколько всего снэйпов погибло у семи Столбов, общественное мнение страны качнулось от испуга к негодованию. Чаще всего ямы предлагалось бомбить. В отдельных случаях внутрь выстреливались кубометры грунта и скальных пород. В ямы заливалась вода, дезинфицирующий раствор и всевозможные красители в качестве средства для проявки невидимых злонамеренных существ. Предложив экспедицию вглубь ямы, мы с Тейри лишь попытались выбрать меньшее из зол. Кандидатура Йолии была отвергнута из-за ее причастности к сингам, которые, как считали онтологи-аналитики, с помощью некоторых своих ритуалов могли вызвать отсутствующие в материалистической концепции мира силы. Это подозрение подкреплялось упорством, с каким руководители Ордена избегали встреч с представителями прессы.
Почему вызвался Тейри? Формально он был лучшим специалистом по микротехнике, которой должны были нашпиговать нашу одежду. А в действительности... Не знаю. Тейри панически боялся всего, что могло разрушить его разумную, хорошо отлаженную жизнь. Так, бывает, решаются на самоубийство из страха перед смертью. Собственно говоря, экспедицию готовили как дорогостоящую жертву женственному принципу, который олицетворяла яма. Потому нас и было только двое.
К поясу каждого был прикреплен конец троса, намотанного на лебедку. Предполагалось, что таким же путем нас вытянут обратно. Помимо прочего груза, мы волокли с собой аптечку скорой помощи: датчики приборов тупо указывали на присутствие биоплазмы.
Тейри не видел ямы и, наверно, струхнул, когда его нога, не чувствуя опоры, провалилась сквозь видимость цветущего пшеничного поля. Спуск в темноту был коротким. Через несколько минут мои подошвы уперлись в сырой липкий грунт.
- Почему сверху не падает свет? - Тейри задрал голову. Вверху царила такая же, как внизу, тьма, по которой металось пятно света от фонарика.
- Эгей! - Тейри сложил рупором ладони.
- Перестань, - поморщился я. - Здесь такая акустика, уши закладывает. Видимо, что-то заставляет солнечные лучи обтекать яму.
С лампами, закрепленными на касках, и оружием наготове, мы начали обходить котлован по периметру. Под ногами, кроме глины и обломков песчанника, ничего не было. Вдруг мне послышался шорох. Как единорог, я повернул голову в венце лучей от фонаря в сторону источника. Успел заметить лишь быструю тень. Что-то меня толкнуло, шею обожгло огнем. От удара я упал.
- Йожик, что случилось? - донесся встревоженный голос Тейри, потом сдавленный крик. Но я уже не мог вмешаться, я падал вниз, сквозь щебень, сквозь песок и грунтовые воды, и чувствовал, как горячая кровь от раны растекается по спине.
В какой-то момент я, очевидно, потерял сознание. Очнулся голенький, на подстилке из трухи, похожей на смесь мелкой соломы и опилок. Над головой нависали полукруглые сырые стены. Собственно, это была каменная каморка, маленькая и тускло освещенная, хотя источника света не было видно. Самое неприятное, я не мог подняться, ни даже повернуться. Ноги в щиколотках, руки в запястьях и даже шея - все было жестко схвачено металлическими кольцами.
Мелькнула мысль, что я в специальном отделении медицинского центра. Возможно, моя кожа обожжена, а кости сломаны. На меня напала какая-то подземная тварь. Конечно, Тейри подал сигнал, и нас вытащили.
Я облегченно вздохнул, решив, что, в целом, разобрался в ситуации. Но тут из стены вышла она... Так выглядели нарисованные в книжке гарпии... высокая, цвета золотистой охры, с острым профилем и острыми кончиками крыльев. Она присела на корточки рядом со мной. Пальцем, вернее, когтем, провела легонько по коже живота. Выступила кровь. Я напрягся. Мое тело боялось ее. Гарпия засмеялась. Снова протянула руку, острым, как бритва когтем провела борозду от грудной клетки до паха. Я не смог удержаться от крика. Струйки крови защекотали живот. И тогда она, с каким-то молитвенным и нежным выражением, наклонилась и стала лакать из раны! Я дергался, прибитый к каменному полу, звал на помощь, плевался и матерился, но она увлеченно пила кровь, иногда кусая кожу острыми зубками.
Был самый неподходящий момент для эрекции. Но мой член встал. Гарпия заметила это. Засмеялась, уселась сверху, и заскользила вверх-вниз, запрокинув перемазанное в моей крови лицо, смертельно прекрасная.
Волна уже подняла меня, и дело шло к развязке, когда она впилась мне в рот. Это был не поцелуй. В мое горло вонзился клинок, узкий и острый. Я замычал, извиваясь, пытаясь ее сбросить. Что-то, горячее, как раскаленное олово, двигалось вниз, разрывая мне внутренности. Я отчаянно рванулся, левая рука внезапно освободилась, и я обрушил удар на голову гарпии. Она испустила крик вроде птичьего, подняла лицо - изо рта высовывалось и подрагивало что-то вроде длинного блестящего хобота; захлопали перепончатые крылья - но я уже был без памяти.
Я застонал, приподнял голову - и тут же уронил ее снова. Кошмар продолжался. У меня была свободна одна левая рука. Я поднял ее к лицу, чтобы рассмотреть кольцо. Мне повезло: оно крепилось к опоре неким подобием шурупов. Мучительно долго, срывая ногти, я раскручивал кольцо на шее. Я не надеялся убежать, но не хотел валяться, как бревно, когда снова явится эта тварь.
Гарпия не заставила себя долго ждать. Я уже мог сидеть, громыхая кольцами, когда она появилась, снова как бы из стены. Увидев, что я делаю, засмеялась. Мне не было смешно. Я как раз собирался помочиться на пол.
Она произвела серию быстрых мелодичных свистов и пощелкиваний. Я замахнулся рукой с кольцом, показывая, что будет, если она рискнет приблизиться. Глаза гарпии вспыхнули. Она засвистала снова, я ощутил волну ее намерения и яростной воли, проникающую в мой мозг. Внутри как будто рухнула перегородка. Она со мной говорила: и целый шквал образов, мыслей, звуков и чувств хлынул в сознание. Я молчал, ошеломленный. Она наклонилась, приложила что-то вроде медной трубочки к кольцам на ногах, и они распались. Я с трудом встал. Освободив меня полностью, она потянула за руку. Мое внимание притянули семь ее пальцев, зеленоватых, тонких, с длинными загнутыми когтями, и я не заметил, как вышли из подземелья. Вдруг оказалось, что мы стоим посреди пустынной площади, залитой слабым рассеянным светом. Не в силах больше сдерживать позыв, я выдернул руку, отошел за угол и отлил на стену из тесаного камня. С несказанным облегчением поднял голову, и вдруг увидел, кто меня окружает со всех сторон!
Темно-серого цвета, на тонких ногах, они надвигались сомкнутым строем: существа, похожие на мою гарпию, высокие и страшные. Я рванулся назад, на площадь, где оставил свою спутницу - но площадь была пуста! Я заметался, как заяц: голый, полумертвый от голода, источающий запах крови. Они придвигались все ближе, о намерениях нетрудно было догадаться по взглядам: я был едой. От площади отходила лишь одна дорога. Я побежал по ней, чувствуя кожей их дыхание, слыша их сопение и хриплые возгласы. Под ногами что-то щелкнуло, открылся люк, и я кулем рухнул вниз. Упав, тут же поднял взгляд вверх, ожидая увидеть своих преследователей. Но сверху была она. Моя гарпия. Смешно, но мой член торчал, как пистолет в руке ковбоя. Не знаю, как, я делал все быстро и бессознательно. Я трясся, будто продолжал свою судорожную гонку. Такой остроты наслаждения ни с кем еще не испытывал. Она скользила подо мной, покусывая ранку на шее слева, вгрызаясь в нее с каждым ударом пульса, но это было не больно, скорее сладостно. Мы вошли в некий чарующий, наркотический ритм: толчок сердца - толчок члена - глоток крови...
Когда я задрожал, она тут же почувствовала, подняла голову - это была голова змеи, клянусь! - и с силой прижала свое лицо к моему, так что я почувствовал вкус крови из своих разбитых губ. Что-то твердое, как сталь, разжало мне зубы и скользнуло по горлу вниз. В эти минуты я не дышал и, наверно, не жил. Боль была так же ужасна, как в первый раз, но теперь к ней примешивалась животная радость, словно я стал той силой, что властно распоряжалась внутри, освобождая, преобразуя место для золотого кристалла, уничтожая вокруг сияющей точки все темное, косное, слизистое.
От боли или от потери крови я снова лишился сознания. Очнувшись, все еще чувствовал, как вдоль позвоночника размеренно ходит черный смычок, и прикасается к золотому кристаллу, который в ответ вибрирует и набухает.
Я открыл глаза. На минуту вспыхнула надежда, что все случившееся было лишь болезненно-ярким бредом: я лежал в обычной комнате, на кровати, под одеялом. На спинке стула аккуратно развешана одежда. Дверь, однако, была заперта. Одежда странного покроя. Я отодвинул штору и увидел за окном ту же самую площадь, залитую смутным светом. Что же было со мной? Я пытался собраться с мыслями, расхаживал по комнате из угла в угол. В нише обнаружились туалет и душ. Здесь лежало все, что могло понадобиться снэйпу, даже безопасная бритва.
"С Тейри, наверно, поступили так же, - думал я, соскабливая щетину с щек, - если, конечно, он еще жив. Выходит, Венсон, сновидец и фантаст, был прав, населяя подземный мир всякими тварями вроде гарпий. Что же, они похищают и используют снэйпов для удовлетворения своих сексуальных потребностей? Смешно... Просто вампиры? Но где они брали кровь раньше, до того, как над ямами поднялись столбы-приманки? Я внимательно взглянул в зеркало. Укусы на шее были еще видны, а вот рубцы на животе исчезли. Такая быстрая регенерация просто невозможна. Или я болен, и все мои видения - лишь части кошмара? В стране немало снэйпов, готовых присягнуть, что общались с инопланетянами, готовых даже предъявить отметины на теле, импланты и прочие доказательства. Мой бред неоригинален. Но вдруг я понял, что пытаюсь убедить себя в том, что брежу. Мои воспоминания были слишком живыми, чтобы согласиться с этим. С каким облегчением я бы отдал себя в руки заботливых врачей! Но эти крылатые парни... Я вздрогнул, вспомнив голодные взгляды преследовавших меня существ. С другой стороны, возможно, эти гарпии употребляют лишь тонкие виды излучений, возникающих в минуты сексуального наслаждения, ненависти и страха... Возможно, это мой ум преобразовал отбор энергии в более понятное высасывание крови. Ведь ум всегда достраивает картинку, как может, когда ему недостает данных... Например, на этом балансировании между домыслом и фактом построены наши сновидения. В таком случае, гарпии для нормального снэйпа так же реальны, как брукеши, то есть абсолютно иллюзорны.
Тут мои мысли переключились. Древние боги Венсона и Крюбы! Так вот они какие. Я неудержимо расхохотался. Кибела... Геката... Змееликая... В следующее мгновение мою веселость как ветром сдуло. Я почувствовал во рту ядовито-горький вкус. А что, если эти твари откладывают яйца в тело жертв, как некоторые насекомые? Теперь я обречен, отравлен. Пройдет время, я сдохну, из меня вылупятся жирные черные личинки и расползутся, чтобы дать начало новым гарпиям. Я прислушался. Да, внутри у меня что-то происходило. Я побежал в туалет блевать.
Умывшись, почувствовал невыносимый голод. Конечно, ведь эти личинки растут и требуют все больше пищи. Я распахнул окно. Спрыгну. Разобьюсь. Не будет вам новых детенышей!
По площади слонялись туда-сюда эти серые ублюдки. Тоже голодные. Завидев меня, двинулись к окну, как мотыльки на свет. Я закрыл окно. Проверил защелки. Плотно задернул шторы.
"Не сходи с ума, - строго заявил я себе. - Осознайся". Я лег ничком на кровать. Замолчал. И все вокруг замолчало. Я выбросил к черту все надежды, оценки, расчеты. Я обрезал все нити, что связывали меня с жизнью, с прошлым и будущим. Просто лежал, завернутый в простынь. Я, Йожик. Неизменный, неуничтожимый, живой.
Вечность спустя изумился, заметив себя в теле снэйпа. Я обвел взглядом окружающее и изумился тем странным предметам, которые нашел в нем.
В комнату вошла моя богиня. Но впереди нее шло ее поле, приторно-сладкое, нечестное. В этом поле была ее судьба, с множеством нитей-связей, ведущих к другим иггвам, ее сородичам (так они звали себя, теперь я знал это, и пылала ее непримиримая любовь-вражда ко мне. Я уловил еще множество оттенков, от ее настроения и колющей боли в левом верхнем суставе, до гнева по отношению к какому-то Эмати. Но все это не имело значения. Мое поле не вытягивалось прочь, не тянулось ей навстречу, оно было неподвижно, как щит.
Иггва остановилась, как бы наткнувшись на преграду. Ее волосы из золотистых стали грязно-бурыми и быстро задвигались. Лицо перестало быть похожим на женское. Это было лицо рептилии. Она повернулась, чтобы уйти. Я смотрел, не отрывая глаз - и успел уловить момент, когда ее змеиная форма тоже потекла, как шоколадный торт на сковороде - я увидел лишь дымный красно-коричневый пузырь с искрами внутри.
Я сидел, не шевелясь, поглощенный потоком своих смутных впечатлений.
Меня вывел наружу голос Тейри. Точнее, его вопль. "С ним делают то же, что и со мной, - вяло подумал.- Но, может быть, с ним делают худшее?" - заволновался потом. Тейри не умолкал. Я встал, толкнул дверь. Она легко открылась. Я сделал шаг по коридору. "Это ловушка", - напомнил себе. Коридор был узкий, каменный. Звуки доносились справа, и я завернул туда. Мне не пришлось сделать и десяти шагов, как я все увидел.
Тейри был подвешен на цепях, как кусок мяса. Внизу под ним декоративно дымился костер. Рядом, помахивая хлыстом, стояла моя Кибела. Она испытывала тревогу. Убивая Тейри, она хотела показать, что я не могу не выполнить то, чего она хочет.
- Прекрати, ты, сука! - я закричал, понимая, что падаю снова в подстроенную ею ловушку. Я еще мог видеть ее поле. Оно полыхнуло красным, моя жалость к Тейри придала ей сил. Она хлестнула его по волдырям на спине. Тейри вскинул голову и заверещал тонко, как заяц.
"Я освобожу его и тебя, если мы сделаем это еще раз". Из полумрака метнулось несколько иггв. Я отшвырнул ударом кулака одного. Перебросил через спину второго. Но кто-то подкатился под ноги. Я упал. На меня набросилось с десяток молчаливых серых иггв. Они рвали зубами одежду, повисли гроздьями на руках и ногах. Сопротивляться было бесполезно. "Ну что же, Йожик, расслабься и получай удовольствие", - оставалось лишь хмыкнуть.
Кибела приблизилась, но мое новое вИдение не пошло ей на пользу. Я закрыл глаза. Мой пистон не хотел в этом участвовать тоже. Иггва походила вокруг, озабоченно на меня поглядывая. Приказала что-то. Меня рывком подняли, прислонили к стене, лицом к костру.
- Твой друг умрет, если ты не сделаешь этого, - снова повторила иггва.
Я лишь вздохнул, покосившись на свой вялый член. Кибела подозвала одного из иггв. Вложила в его руку широкий, с бороздкой кровотока, нож. Иггва приблизился к Тейри. Я закрыл глаза. Получив подзатыльник, снова их открыл. Тейри забился в цепях. Иггва взмахнул ножом, Тейри еще раз коротко вскрикнул и замолчал. Иггва что-то нес на вытянутых руках. О боже, это было сердце, оно было живое, оно билось! Сердце Тейри! И тут Кибела легла на меня, я ударил ее и сбросил, мы покатились по полу, она царапалась и кусалась, я тоже. Когда она сунула в рот свое жало, я захлебнулся и перестал дышать, и только слушал, как ходит смычок по позвоночнику, разжигая смертельный огонь, пробуждая во мне что-то древнее и страшное.
Я знал, что эти три огня необходимы, чтобы инициировать развитие кристалла. В топку было брошено все: мой страх, моя жалость, жизнь Тейри.
Я очнулся на земле, продрогший, опустошенный. Ползая в темноте, наткнулся на одежду, в которой мы с Тейри спускались в яму. Даже фонарик, привинченный к каске, работал. Я оделся, осмотрелся по сторонам. Иггвы вернули меня в яму. Но никакого входа в подземелье здесь не было. Я подал условленный сигнал, пустив по тросу электронного жучка. Крошечный прибор на роликах докатился до края силового поля и исчез. Тут же трос потянули вверх.
Я щурился от яркого света и все медлил, неспособный отвечать на простейшие вопросы. Где Тейри? Где я был трое суток, с тех пор, как нас спустили вниз?
Меня отдали медикам для обследования. Я оказался истощен, но не искусан. Я не был инфицирован, с физиологией тоже все было в норме. В день, когда я вышел из больничных стен, снэйпы передавали радостную весть: столбы над ямами исчезли. Почему это вызывало эйфорию?..
Была собрана комиссия, перед лицом которой я собирался дать показания по поводу случившегося. "Они не должны знать ничего об иггвах", - мне стало ясно с первой минуты. Я не имею права так запугивать свой народ. Иггвы - не жители подземелий. Они живут рядом с нами, хотя слово "живут" здесь не самое подходящее.
Только расслабься, перестань контролировать нити этого мира - и они захлопают, как паруса под шквальным ветром. В какое море унесут они твой корабль? Быстро поверни голову влево - и увидишь иггву. Снэйп не в большей безопасности дома, в своем офисе или в бункере бомбоубежища. Каждый вечер, лишь стемнеет, - иггвы бесшумно машут крыльями вокруг нас, притворяясь ветром, притворяясь тенью. Как я могу сказать это снэйпам, которые радуются, как дети, что угроза новых жертв миновала?
И я не сказал ничего. Я вырезал все существенное, соединив начало, когда почувствовал горячий удар и упал, успев услышать крик Тейри, - с концом, когда я очнулся вновь на дне ямы. Один. В конце концов, все остальное можно было списать на галлюцинацию.
Память о том, что вместилось в эти три дня, хранилось во мне, как в сундуке на дне моря. Я не был готов к тому, чтобы пересмотреть и осмыслить это.
У Тейри оставалась жена и двое мальчиков. Я чувствовал себя последней сволочью, когда, прихватив для твердости духа Йолию, привез им гостинцы и пустые слова утешения. Мальчики были похожи на своего папу. На миг меня пронзило видение: жизнелюбивый кустарник тянет вперед щупальце за щупальцем, сквозь почву миллионов лет.
- Ты хорошо знал Тейри? - нарушила молчание обратного пути Йолия.
- С университетских лет. В последний год нас сблизила общая работа. Знаешь, Тейри любил жизнь.
- Разве ты ее не любишь? Или я? - хмыкнула Йолия.
- Куст на опушке и птица над лесом - у них разное чувство жизни, и разная любовь к ней. Но это неважно. Йолия, ты меня недолюбливаешь, понимаю, но давай поговорим как двое вИдящих.
Почему я решился на откровенность? Потому что исчез Тейри?..
- Где ты была, когда мы с Тейри спускались в яму?
- Йожик, ты странный парень. Еще в первый раз, когда ты бросил меня в паутину Темных, я показала, что защищена от этого.
- Ты называешь паутиной яму?
- Давай назовем ее половой щелью. Большой писькой, в которую проваливаются старики и дети. Писькой богини-матери.
К горлу подкатила тошнота. Йолия, как всегда, попала в точку. Интересно, она знает, или только догадывается? Я смеялся дольше, чем стоило смеяться над шуткой. И вдруг понял, почему не могу рассказать о яме правду: не из любви к снэйпам, а из страха оказаться посмешищем. Я любил богиню. Три раза, и каждый раз - так, как она хотела. Горячая волна коснулась паха. Не отказался бы от четвертого.
- Йожик, у тебя штаны шалашиком встали. О чем ты думаешь? Уж точно, не о бедняге Тейри.
Мы шли через парк, и я быстро уселся на скамейку, сцепив над пряжкой ремня пальцы.
- Что же служит пищей для Темных? - живо спросил.
- Лучше сам расскажи. Ты ведь утаил от комиссии правду? А не подменили ли они тебя, парень? Не стал ли ты наживкой? Темные выпускают таких иногда, чтобы развлечься.
У меня пересохло во рту:
- Что ты имеешь в виду, Йолия? Я - тот же самый, меня прогнали через все приборы в медицинском центре! Как я могу служить приманкой?
Она рассмеялась нехорошим смехом.
- Йожик, таких случаев было немало. Темные выпускают своих жертв очень редко. А если выпускают, то с определенным заданием. Например, снэйп начинает проповедовать что-то возвышенное и странное... Или пишет книжки, которые сводят с ума студентов и домохозяек. И это нравится Темным. Как новый элемент игры.
- Не тот случай, - уверенно отверг я. - Мне нет дела до других.
- Как знать, - мрачно бросила Йолия.
На шею сел комар. Я машинально его прихлопнул, и вдруг в памяти ярко вспыхнул момент, когда в яме на меня что-то прыгнуло, свалив с ног.
- Брукеши, они ведь всегда вцепляются в горло, - по внезапному наитию произнес я. - Тебе известно это?
Она отвела взгляд, словно ей стало вдруг неловко.
- У тебя на шее пятно ожога. Как раз величиной с брукешу. Не волнуйся, снэйпы этого не видят.
- Подожди, - перебил я нетерпеливо, следуя ходу смутной мысли, - Ты помнишь, когда Перец ушел, неся с собой брукешу? Что с ним было потом?
- Хочешь узнать, какие бывают последствия? Нет, Перец не умер, не провалился в ад. Более того. Перец избран главой министерства экспериментального растениеводства. Его социальный статус на данный момент много выше твоего.
- Мне плевать на статус. Какой смысл в возвышении Переца? Он кретин.
- А где, в каком законе прописано, что возвышаться должны только гении?
- Я хотел сказать, зачем это иггвам?
- Темным, - пояснил, когда Йолия вопросительно подняла брови.
- С чего ты решил, что брукеши служат Темным?
- Да, действительно, - я невесело рассмеялся. - Просто мне не хочется умножать число неизвестных.
- Первое неизвестное - это ты, Йожик, - с убийственной иронией ответила она и поднялась со скамейки.
Я продолжал жить по-старому: бродил по садовым делянкам, прислушивался к шепоту деревьев и передавал информацию операторам земледелия. Спустя какое-то время заметил, что часть деревьев избегает контакта со мной. Деревья выставляли щиты, совсем как люди. Хотя, это могло быть моей паранойей: настроиться и раньше не удавалось, если я был слишком замкнут или, наоборот, рассеян. Это могло быть и бессознательным переносом: на самом деле меня избегали не деревья, а снэйпы. С этой точки зрения деревья представляли тень реальности. Вокруг меня дул ветер пустоты. За столиком в кафе, в кино или на совещании - везде я был один, как кнопка в чьей-то заднице. Но это тоже проекция, тоже тень, - успокаивал я себя. Снэйпы отшатываются не от Йожика, а от той идеи мрака, которую Йожик вынес из темноты, и несет, как осьминог свою чернильную бомбу. Но я знал, что пытаюсь надуть самого себя, потому что ключевое слово во всей этой истории - бомба. Я носил в себе бомбу. Это чувствовали снэйпы, животные и деревья. Я закапывался, жмурился и отворачивался от сверкающего осколка в центре самого себя.
Как-то поздним вечером, отвечая на телефонный звонок, с изумлением узнал голос Паны. Я был убежден, что Пана умер много лет назад. Он должен был потонуть, как потонуло все, связанное с моей юностью. Пана пригласил меня в гости, и я помчался, не подозревая, что отправляюсь прямо в пасть тигра.
Профессор был чудовищно стар. И чудовищно умен. Ему ничего не стоило раскусить мои уловки и добраться до правды. В конце концов, он был моим Учителем.
- Йожик, миром правят вожделение и страх. Почему ты думаешь, что тебя это не должно касаться? Или, ты полагаешь, я не бывал унижен женщиной? - посмеиваясь, пытался он успокоить мое самолюбие.
- То, что произошло с тобой, на самом деле происходит с каждым. Но оно разбавлено и растянуто во времени, так что кажется не кошмаром, но судьбой. Ты чувствуешь связь с Великой Иггвой сейчас?
- Да. Почти всегда. Это как натянутая нить в области пупка... То больно, то сладостно... Я вижу ее мысли, ее дух, но это совершенно невозможно передать словами.
- Иггва влияет на твое поведение?
Вопрос застал меня врасплох:
- Я не знаю, Пана. Если бы она влияла изнутри меня самого, как бы я мог это заметить?