Я сорвал с вешалки свою куртку и, распахнув наотмашь дверь, бросился вниз по лестнице. Выбежав из подъезда, я быстрым шагом пошёл прочь с родного двора. Нащупав в кармане пачку дешёвых сигарет и несколько мятых бумажек, улыбнулся и для себя я решил - больше не вернусь! Моя решимость не казалась мне пустой иллюзией, пока я знал, что мне есть куда пойти, пока я помнил адреса своих друзей.
Я медленно шёл по улице, смакуя приобретённую свободу. Куртка, кеды, сумка за спиной, и семнадцать лет - вот что у меня было с собой, этому я и дал имя Свобода. Майское солнце как-то по-новому жалило глаза, неровный, сухой асфальт под ногами был исписан узором трещин. Ясное насыщено-голубое небо казалось мне другим, каким-то большим, необъятным. Всё стало по-новому понятным, я шёл, не замечая серые лица. И тут прямо перед собой я увидел Её. Худенькая фигурка, легко балансируя, шла по бордюру. Яркий зелёный плащ придавал этой девушке нечто неземное. Она невесомо спрыгнула на асфальт и подошла ко мне.
- Я - Саша, - улыбнулась она и убрала с лица длинную белую прядь.
Я улыбнулся в ответ и почти шёпотом сказал:
- Миха.
- Ты тут живёшь? - спросила она, указывая на ближайшую пятиэтажку.
Я молча вглядывался в её лицо.
- Я не видела тебя раньше.
Я прищурился, глядя в её глаза прямо передо мной, я смотрел в них и будто видел себя. Её глаза, как осколки заходящего солнца, сияли непреодолимой жизнью, жаждой ощущений.
- Не хочешь зайти ко мне?
Её глаза издевались надо мной, манили. С этих глаз всё и началось...
...А дальше. И так ясно, куда нас завела эта свобода. Все новые ощущения, которые нас так манили, вскоре стали зависимостью.
Никогда я больше не видел таких ярких глаз...
*
Взяв бутылку в руки, она ударила ею об край подоконника, и стекло громко разбилось и осыпалось мелким осколочным дождём на пол. Бросив испуганный взгляд на остатки только что разбитой бутылки, Саша, спрятав лицо, убежала в ванну.
Её не было около четверти часа. Когда она вышла, я заметил на бледном лице два белых пятна глаз. Глядя в них, я почувствовал, как какая-то сильная пружина внутри меня оборвалась. И всем телом ощутил безвыходную пустоту вокруг, и силуэт той паники, которая появляется в застрявшем меж этажами лифте. Словно спасаясь от свербящего чувства, я кинулся к выходу.
Захлопнув дверь, я сбежал вниз по лестнице и остановился между третьим и вторым этажом. Вернуться - значило убить себя и её, но бросить Сашу не мог. Выйдя на улицу, я медленным шагом поплёлся по дороге, без мыслей, просто шёл. А перед глазами у меня стояла она. Маленький беззащитный котёнок... снова в сердце появилась склизкая чёрная боль, царапающая мне сердце.
Когда я вернулся, на полу в комнате всё так же лежали осколки разбитой бутылки. Войдя в спальню, я увидел Сашу, сидящую на подоконнике, чуть нагнувшись вперёд в открытое окно. В моей голове резко, громкой частотной волной зашипел страх. Она повернулась, и в пустых глазах её я отчётливо увидел блестящий героин. Та жизнь - за окном, надоевшая и пустая для нас двоих... я представил, как останусь в ней один и кинулся к Саше. Схватил её за плечи и оттащил от окна. Её тело было совсем лёгкое. Я бросил её на кровать, Саша упала на плед, почти не помяв его. И осталась лежать не в силах двинуться.
- Сука... - процедил сквозь зубы я, - что опять с собой сделала?
По бледному лицу прошла рябь, приглушённо усмехнувшись, Саша, сделав огромное усилие, села на кровати. Невидящие глаза смотрели прямо сквозь меня. Когда она поднялась на ноги и попыталась мне что-то сказать, я поймал себя на мысли, что хочу убить её. И не выдержав, сильно ударил её по лицу. Не впервые почувствовал горечь у горла. Внутри меня всё сжалось, но порыв ненависти моментально исчез, сменившись испугом, и я посмотрел на неё. Саша, слабо шаталась, стояла, прижав руки к щеке и наклонив голову. Пепельно-белые волосы волнами спадали вниз, закрывая её лицо. Да только я и так знал, что она плачет. Не говоря ни слова, я взял Сашу за плечи и прижал к себе.
Всё, что нас окружало, мы убивали собой. И сами неосознанно гуляли по тонкой грани, одной ногой где-то в аду.
*
Она кричала, показывая мне резаные запястья рук. Раны были ужасно глубокие, кровь текла, не останавливаясь. Я чувствовал, как она ослабевает, её движения становятся медленными, и прогибаются колени. В какой-то момент Саша легко упала на кресло, опустив руки с подлокотников. Кровь всё текла из пореза, по ладони, с пальцев, и алые капли падали на пол, скапливаясь в багровую лужу. К счастью, артерия не была задета, но от большой потери крови её лицо приобрело бледный цвет, посинели яркие губы. Её обмякшее тело застыло в нелепой позе. Я понимал, что она не чувствует боль. Напротив, состояние греха, сладкое ощущение грузно навалившегося на сознание удовольствия и ударившей по ногам тёплой истомы, волной поднимающейся глубоко в животе. Всё вокруг приобретает какое-то искажённое, неважное значение, жизнь как-то нечаянно теряется, и она засыпает.
А через три-четыре часа проснётся тревожная, неспокойная. Придёт ко мне.
- Не надо, блин, слышишь? Прекрати!
Но только она не услышит.
Невинные, практически ещё детские глаза посмотрят на меня, а внутри их засияет пустота. На губах, бывших когда-то ярко-алыми отразится больная улыбка. "Совсем ещё ребёнок", - подумаю я. И безвольное тельце упадёт мне в объятия. Саша прижмётся к моей груди и зарыдает.
- Мы уедем, - прошепчу ей я, - обязательно уедем! Всё будет хорошо! Слышишь, родная...
Она негромко всхлипнет и отпустит меня. Подойдёт к окну и бездумно окинет взглядом тихий вечер после душного дня, в котором матовый город готовится ко сну.
Она бы хотела мне верить, безумно верить, да только я и сам слабо верил в свои слова.
*
Шестерёнки часов двигались по заданному механиком маршруту. Часы дышали: "Тик-так, тик-так..." - они показались мне живыми.
По комнате полоснуло лучом натянутого солнца, показавшего свой рыженький глаз в открывшееся окно.
- Солнышко, - сказало что-то во мне. - Привет.
И мне было не жалко убивать себя, мне было не жалко убивать её, мне стало жалко его, светлое чудо под небосводом. Та самая "Звезда по имени Солнце", которая денег за свет не берёт. Мне было очень больно. Ласковый луч солнечного света ослепил мои глаза. Я думал о ней.
Раздался звонок. Я вздрогнул. Не знаю, чего я испугался больше: что на пороге окажется она, или нет...
За открывшейся дверью была она. Саша улыбалась, меня убивала тишина подъезда... Она стояла на пороге в белом нижнем белье и белых кедах...
Она примеряла на себя мир, придумывая новые образы и заменяя свои чувства чужими.
*
Я держал её за руку, когда все оборачивались на нас. Она смеялась, говоря, какой я глупый и что зря мы затеяли эту игру с людской завистью.
- А если я умру, что ты делать будешь? - спросила она, улыбаясь летнему солнцу.
- Не знаю, - коротко ответил я, на самом деле почти не услышав её слов.
- Миш, а ты плакать будешь?
Я крепко сжал её руку и не ответил.
Город пах летом, чем-то мимолётным и настоящим, тем, чего люди сами себя лишают, заглядывая в будущее. Я шёл и думал: "Маленькое счастье". Как эти люди с их мелочными проблемками могут измерять счастье? Они не могут ценить малое, поэтому никогда не смогут быть по-настоящему счастливы.
- Смотри-ка, котёнок! - неожиданно воскликнула она, отнимая руку и кидаясь в сторону.
На лавочке, свернувшись в клубочек, грелся котёнок - маленький серый свёрток с наивно-чистыми глазками. Он легонько дёрнул серым ушком, когда Саша подошла к нему. Она присела на корточки рядом и стала его гладить.
- Такой милый! - сказала Саша. - Как бы ты его назвал?
- Не знаю... может, Барсик? - предложил я, оставшись стоять рядом.
Саша, улыбаясь, гладила котёнка, он глупыми глазками смотрел на неё и мурлыкал.
Он стал её счастьем.
Я бессознательно протянул руку, чтобы погладить котёнка, но тот, резко поднявшись на неокрепших кошачьих лапках, бросился прочь со скамейки на асфальт дороги. Шум мотора слева спугнул Барсика. Саша вздрогнула, я успел закрыть ей глаза и сам отвернулся. Колёса машины заскрежетали по асфальту, что-то тихо пискнуло.
Посмотрев в сторону только что проехавшей машины, я увидел лежащего с краю тротуара котёнка. Совсем маленький, он беззащитно откинул головку, сложив пушистые лапки вместе. Я убрал руку - Саша плакала. Мы подошли к Барсику, она аккуратно взяла его на руки. Я посмотрел на его мордашку. Маленький ротик был чуть-чуть приоткрыт, виднелись беленькие клыки.
Спокойствие, курносый кошачий носик не вдыхал, как обычно, воздух, ушки больше не дёргались от лёгкого движения. Мы похоронили Барсика под берёзой недалеко от городского парка.
Вот почему человеческое счастье маленькое, чем меньше оно, тем меньше страх его потерять.
*
С Андреем мы были знакомы ещё со школы. Правда, в предпоследнем классе его выгнали, говорили, что он со скинами связался.
Сейчас за это его банально назвали - Лысый. Голову он больше не бреет, но на затылке осталась татуировка в форме свастики.
Квартира у него была что надо - в двухэтажном бараке, его семья занимала почти весь второй этаж, здесь всегда было полно народа. В каждой из пяти комнат казалось, что стены насквозь провоняли никотином, а старый паркетный пол устало скрипел от своего груза.
Я с Лысым и парнем по имени Сергей сидели на кухне. В окно светило солнце, его глаз отражался бликами на ободранных фотообоях. С бывшего некогда белым потолка осыпалась штукатурка. Справа у стены типично располагались раковина, плита и кухонный стол. На плите стояла кастрюля, придавая кухне жизнь.
- Я видел, ты с девушкой пришёл, - произнёс Лысый, - рассказывай.
- Ну, да... Её Сашей зовут.
- Саша, - протянул Андрей, - интересное имя.
- Недавно с ней познакомились. Люблю...
- Любовь? - он напрягся, словно вспоминая. - Слышь, Серый, у него любовь! - воскликнул Лысый, обращаясь к другу.
Сидящий рядом парень лет девятнадцати недовольно крякнул. Он сидел, ссутулившись, потягивая сигарету.
- Ты пробовал когда-нибудь наркотики? - спросил он, посмотрев мне в глаза.
Его взгляд ввёл меня в ступор, глубокого синего цвета глаза упёрлись в меня и не отпускали. Я смутился.
- Ну, было несколько раз, а...
- Я тоже. Теперь уже не бросить, - Сергей сказал это, указывая на свои руки.
Жилистые руки были сплошь исколоты, жало иглы не раз касалось его вены, но он не был похож на наркомана, говорил без пафоса.
- За любовью по пятам смерть ходит, - процитировал я слова любимого писателя.
- Не боишься так убить и себя, и её? - сказав это, Сергей уже не смотрел на меня, он уставился в окно. Андрей тоже притих, мне не хотелось отвечать, но для себя я всё-таки помотал головой.
- Я сейчас...
Выйдя с кухни, я пошёл по квартире мимо всех. Они орали, но мне было на них глубоко наплевать. На душе у меня было отчего-то тяжело. Я хотел найти её. Дверь в одну из комнат была не закрыта, я заглянул. Она сидела на кровати, а какой-то парень обнимал её за талию. В комнате было ещё человек десять, они стояли с выпивкой в руках и наблюдали за этим представлением. Я в упор смотрел на них, внутри что-то ныло. Чтобы не заорать, я стиснул зубы. Подлетев к ним, я схватил Сашу за плечо и отшвырнул от парня.
- Миш... Ты что?.. Миш... - быстро заговорила она.
Я, не замечая её слов, врезал парню кулаком в морду, от неожиданности тот не смог удержаться и свалился с кровати. Все замолчали, я не слышал наступившей тишины, глубоко внутри меня барабанило сердце.
- Мишенька, милый... пойдём... Миш...
Пытаясь ухватиться за край кровати, парень хотел подняться. Я пнул его ногой в живот со всей дури. Он съёжился, лёг на пол и свернулся калачиком, инстинктивно стараясь спрятаться от моих ударов, и тихо застонал от боли. А я бил его, чувствуя, как в нём нарастает ненависть ко мне. Саша что-то кричала, только я не хотел её слушать.
Кто-то подхватил меня сзади подмышки, их было несколько. Я, все пытаясь вырваться, дёргал ногами, стараясь дотянуться до парня. Чем сильней я ощущал его боль, тем ярче становилось желание бить ещё. Когда меня, наконец, получилось оттащить, и я более-менее стал приходить в себя, я вырвался и, схватив Сашу за запястье, потащил к выходу. Она всё повторяла моё имя, но я уже не помнил себя.
Мы вышли из подъезда, я тащил её за собой. Потом остановился и отшвырнул её руку. Я не стал оборачиваться и пошёл прочь.
- Миш, погоди! - кричала она вслед.
"Теперь не бросить", - пронеслись в моей голове слова ещё живого человека.
*
Жизнь брала своей тишиной.
Был вечер. На небеса уже ползли густые сальные облака. Солнце ещё мелькало из-за домов своим рыжим глазом, ещё дарило миру надежду на счастливый завтрашний день. Я зашёл в подъезд; было тихо. Я поднялся на третий этаж. Где-то сверху хлопнула дверь, я услышал два голоса, они весело что-то обсуждали. Обладатели голосов быстро затопали вниз, подняв голову, я упёрся взглядом в какого-то парня... Парень, похоже, узнал меня и насмешливо улыбнулся. Это был тот самый, которого я пиздил Андрюхи на хате. В ушах тотчас стала нарастать гудящая ненависть. Между тем, парень, не останавливаясь и не меняя ухмылки, спокойно спускался.
- Привет, чувак! А ничего у тебя сучка! Только сосёт плохо!
От ненависти я широко раскрыл глаза.
- Пидар... - только и смог сказать я.
Моя ненависть стала ужасом, он быстро отразился на моём лице, они видели это... Весело смеяться последним.
Дверь была не закрыта. Я вбежал в комнату...
Саша сидела на полу, поджав под себя ноги. Белая юбка, порванная в лоскуты, побагровела, ноги были в крови. На полу валялось битое стекло. Занавески сорваны.
Услышав, что я вошёл, Саша слабо подняла голову и взглянула на меня. Из моих глаз бежали слёзы.
- За что? - разжались её губы.
*
Мы уехали.
Электричка медленно шла по полотну рельс. Липкий страх заполз ко мне в сердце, заставляя думать: куда мы вообще едем? Ведь уходить есть смысл лишь тогда, когда есть, куда вернуться. Но смысла наша жизнь не имела давно.
Моё внимание привлёк прошедший по вагону здоровенный чёрный пёс. Собака шла целеустремлённо и нахально глядя вперёд умными глазами, игнорируя всех возмущённых граждан. "С собаками не..." - автоматом прочитал я надпись на стене и усмехнулся. Хозяин оказался точной копией своего питомца, только невысокий, но здоровый, как боров, с чёрными усиками и мерзкой прилизанной чёлкой. Народ, которого, надо заметить, было много, переглядывался, укоризненно глядел то на пса, то на хозяина, но ни того, ни другого их мнение не интересовало. Я был ничем не лучше их, так же вызывая возмущение. Небритый, с глазами затравленного зверька и прижавшейся сбоку девчонкой, парень не больше восемнадцати на вид. Без билета в Москву, как собака, поджав хвост.
Грязные края оконного стекла, за ним, снаружи, столбы с проводами, лес, деревня, снова лес. Всё это такое чужое... А родного у меня и не осталось, только тёплая щека на плече, жизнь за спиной да неубедительная метафора. И тёмное сквозь грязь окна солнце варилось на огненном небе. Еле слышное дыхание и худенькая фигурка, прижавшаяся рядом.
Саша спала. Поглядев на неё, я вновь осознал, что проблема во мне, это со мной у неё нет будущего, как и настоящего, впрочем. Худенькая ручонка обхватила мою грудь, и это лёгкое движение вернуло меня из тревожных мыслей.
- Миш... - шёпотом позвала она.
- У...
- А ты веришь, что мы встретимся ТАМ?
Я задумался. Всепоглощающий страх скользнул мне в сердце и, поддавшись ему, я ответил:
- Нет, - и тут же ощутил странную пустоту внутри.
- А в Иисуса Христа? - опять серьёзно спросила Саша.
Где-то внутри меня прошла дрожь, и я почувствовал тяжёлый ком, поднявшийся к горлу. Незаметная слезинка скользнула по щеке. Я ничего не смог ей сказать и не смог объяснить, что почувствовал тогда. Что-то неизвестное и странное, но в то же время настолько надёжное, что душа рвалась в клочья.
А поезд всё отдалялся от родного городка, всё глубже туда, где нас уж точно никто не встретит и не найдёт...
*
Остальное - всего лишь побочный эффект. Мы отравились свободой, которую подарила нам любовь. Любовь подкралась сзади и подло ударила по ногам. Мы согнулись, колени подкосились, и на полусогнутых мы потащились жить дальше. Жизнь скалилась и тыкала в спину словами. Свобода стала той пустотой, что приходит после безумия.