Нейман Мила : другие произведения.

Вне себя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Если уж однажды Вам "повезет", и Вы окажетесь в теле любимого артиста, то не забудьте узнать все его тайны и выясните, что Вас с ним связывает. Ведь не просто же так Вы переселились в его тело?

  
  День первый.
  Осталось всего ничего, каких-то десять минут, а электричества нет. Господи, ну что, во всей общаге не найдется человека, который смог бы включить свет?
  - Это просто кошмар! - Ленка, сидя на кровати и дожевывая бутерброд с колбасой, угрюмо уставилась на серый экран телевизора. - Ну, надо же. Всю неделю ждать этого концерта и на тебе, вырубился свет. - Ленка затолкнула в рот последний кусочек и стукнула ладошкой по коленке.
  - Мне так нравится Ник Алич. - Со слезами в голосе вторила Ленке Вика. - Такой лапушка. Сегодня должны показать его концерт в прямом эфире. Что за жизнь такая! - Вика шмыгнула носом. Сейчас девушка мучилась вопросом - зарыдать сразу или еще посокрушаться по поводу всемирной несправедливости, а реветь уже позже.
  Я не меньше Вики люблю Ника Алича, этого светлого человека, обаятельного, нет не так, офигительно красивого, юношу с нежным ангельским голосом, с глазами, которые смотрят прямо в душу. Я не меньше Вики его люблю, а скорее всего больше. Моя любовь настоящая, он для меня единственный. С того момента, как я впервые увидела его на экране телевизора, я поняла, что это моя судьба. И пусть говорят, что нельзя любить артистов, что это глупо. Только любовь не бывает глупой. Я его люблю больше всех на свете, но не реву же. Вика - малодушная притворщица. Так что же делать? Образ красавца-первца в моих мыслях растворился под грузом реальной проблемы. Света нет - концерт не посмотрим. На Ленку, с ее возмущениями по поводу и без, и на Вику, с ее вечным нытьем и обидами на весь белый свет, положиться нельзя. Придется брать ситуацию в свои руки.
  - Пойду, посмотрю щиток. Вдруг проблема в нем. - Я встала со своего койко-дивана и направилась к выходу.
  - Ой, Марго, а ты в этом что-то понимаешь? - Перестала всхлипывать Вика.
  - Пока не знаю. Но посмотреть стоит. - Я открыла дверь и вышла в коридор.
  Общежитие у нас было старым, "коридорного" типа. Длинный коридор, двадцать пять комнат на этаже, в конце каждого края туалет, кухня и умывальники. Щиток располагался как раз напротив женского туалета. Я двинулась к нему мимо приоткрытых дверей, мимо бестолково снующий туда-сюда студентов, которые тоже были возмущены отключенным электричеством, но ничего не делали, просто ходили по коридору и спрашивали друг дружку: "в чем дело, не знаете?" Абсурд какой-то, что за кретины.
  Я подошла к щитку, он оказался не заперт, а его металлическая дверца даже приоткрыта. Я распахнула ее пошире, но в полумраке коридора ничего не было видно. Я на ощупь стала скользить пальцами по тумблерам, выискивая тот, что отключился. "Надо было сотовый взять, подсветить себе," - подумала я, и это была моя последняя мысль. Что-то укололо мои пальцы, мурашки разряда покатились по телу, меня тряхнуло, потом еще раз. Фейерверк искр озарил коридор, и наступила тишина и темнота.
  Как мне кажется, я пришла в себя довольно быстро. Болела голова и грудь. Все внутри ныло, как будто по мне пробежалось стадо бизонов. Интересные такие ощущения, после того, как меня током ударило. Немного больнее, чем я предполагала. Концерт я таки пропустила. Эх. Но, может, его позже в интеренете выложат, посмотрю в записи. Я открыла глаза. Белый потолок, белые стены, нелепые голубые шторки охраняют стеклопакет, а за окном темно. Еще вечер или уже утро? Сколько я была без сознания? Где я? Скорее всего в больнице. Неужто так сильно шандарахнуло?
  - Он очнулся. - Осторожный шепот справа от меня. Перекатываю голову по подушке в сторону говорившего. Голова отдается тупой болью и кажется чужой.
  Перед моими глазами девица, ужасно размалеванная, с накладными ресницами и огромными наращенными ногтями.
  - Ник, ты как? - Ее глаза на мокром месте, наверное ревела, вон и макияж слегка потек.
  - Ты кто? - Спрашиваю я и затыкаюсь на полуслове. Я не узнала свой голос. Он оказался низким, с легкой хрипотцой. Я откашливаюсь и пытаюсь снова говорить. - Где я?
  Кашель не помог. С моим голосом явно что-то не то. Я поднимаю невероятно тяжелые, словно чужие руки к лицу, хочу протереть глаза и натыкаюсь пальцами на щетину. Мой подбородок и скулы покрыты бесчисленным количеством колючих волосков.
  - Что, черт возьми, происходит? - Я резко сажусь в своей постели. Тело протестует и, в отместку, начинает болеть с неимоверной силой. Я не удерживаюсь от стона. И тут мой взгляд натыкается на мое отражение в оконном стекле. На фоне ночи на меня смотрит рассерженный перебинтованный парень. То есть я в теле парня. Далее меня ждет новая порция темноты и тишины.
  Когда я в следующий раз открываю глаза, то опять вижу все те же белые стены, окаймленные белым потолком и голубые занавески. За окном радостно светит солнышко. Заплаканной девицы с наклеенными ресницами нет, зато есть женщина-врач в белом халате. У нее нелепые очки и грубо накрашенные губы ярко красного цвета.
  - Добрый день, - говорит врач и улыбается своими красными губами. Удивительно, но улыбка у нее приятная. - Вы помните, как Вас зовут? - Спрашивает она
  Я молчу. Поскольку пытаюсь сообразить, насколько сильно меня шандарахнуло током? Может тот образ парня в темном окне мне приснился?
  - Вас зовут Никита, может быть, вспомните фамилию? - Продолжает улыбаться врач.
  Я помню, как меня зовут - Маргарита Литвинова. Студентка второго курса горной академии города Екатеринбурга. Живу в общежитии, вместе с Викой и Ленкой, которые считаются моими подружками. Вчера хотела посмотреть концерт своего любимого артиста, Ника Алича, но вырубилось электричество. Я пошла к щитку, в надежде исправить несправедливость, и меня ударило током. Я все прекрасно помню. Но теперь, почему-то, меня пытаются убедить, что мое имя Никита, Ник. Как Алич.
  - Алич. - Отвечаю я "врачихе" своим новым хрипловатым голосом.
  - Алич - Ваш псевдоним, а фамилия Ваша - Аличкин. Теперь вспоминаете? - Врач подходит ближе и светит мне в глаза тонким маленьким фонариком.
  Вот черт. Круто меня, однако, жизнь удивила. Фанатом быть нелегко, можно и свихнуться. Наверное, я в коме, и мне все это снится. Ладно, примем правила игры. Хотя, может, где-то скрытая камера спрятана.
  - Аличкин, - покорно повторяю я.
  - Правильно, - радуется врач. - Вы помните, что с Вами произошло?
  Новый вопрос с подвохом. Болит голова, болит все тело. Видимо что-то все-таки со мной произошло. Вернее с моим новым телом. Я поднимаю свои руки на уровень глаз и с удивлением рассматриваю мужские ладони.
  - Вы попали в автокатастрофу, когда вчера ехали на концерт. - Помогает мне врач.
  Ха, так значит концерт не состоялся. То есть я его не пропустила.
  Врач принимает мое молчание, как подтверждение своей теории и тут-же ее мне выкладывает.
  - Вы потеряли память. У Вас довольно сильное сотрясение, основной удар пришелся как раз на голову и грудь, но сейчас медицина шагнула очень далеко и новейшие способы лечения помогают почти в ста процентах случаев. Вы не волнуйтесь, Ваша память к Вам вернется. - Выдавив из себя эту тираду, врач повернулась ко мне боком и принялась набирать в шприц какое-то лекарство. - Сейчас я поставлю Вам укол, это обезболивающее. - Она снова улыбается мне своими накрашенными губами, одновременно хватая мою руку холодными пальцами, и ставит укол в вену.
  Никогда не могла спокойно переносить уколы, тем более в вену, поэтому я зажмурилась, чтоб не видеть. Легкое головокружение, но все сразу же прошло. Я открыла глаза и обнаружила, что врач удаляется из моей палаты. Уже в дверях, она обернулась:
  - У Вас тут посетитель. Ваша девушка. Я думаю, не будет вреда, если Вы с ней поговорите.
  Врач удалилась, на ее месте, возле моей кровати, оказалась снова вчерашняя девица. Только теперь у нее был менее устрашающий макияж, и не было накладных ресниц, зато остались наращенные когти. Я не могла оторвать от них взгляд, пока она жамкала мою руку.
  - Ник. Как ты? - В ее голосе чувствовалось искренне беспокойство. - Сильно болит?
  - Не очень. - Ответила я чистую правду. Шок от происходящего и обезваливающее снизили мою восприимчивость к боли.
  - Ты меня правда не помнишь? - Девушка заплакала.
  - Не помню. - Лучше уж пока играть в эти непонятные игры и постепенно все обдумать, чем кричать во все горло мужским голосом, что я Маргарита Литвинова.
  Я осторожно высвобождаю свою руку из хватких ручонок посетительницы и вновь ощупываю щетину:
  - У тебя зеркало есть?
  - Есть. - Девушка с готовностью открывает сумочку и достает пудреницу. У... Пудра не из дешевых.
  Моими новыми руками не так просто открыть маленькую безделушку и девушка помогает мне, открывая пудреницу и я, наконец, смотрю на свое отражение.
  - Чтоб тебя! - Это у меня вырывается вслух. Из маленького мира зазеркалья пудреницы на меня смотрит Ник Алич. Слегка заросший, с темными кругами под глазами, бледный и невероятно привлекательный. Мой кумир смотрит на меня моими глазами с моего отражения в зеркальце. Не знаю, что в таких ситуациях положено чувствовать, но я снова решила глотнуть тишины с темнотой и вырубиться. Пудреница выпала из моих рук, звонко ударилось об пол, пудра рассыпалась, зеркальце разбилось, девушка взвизгнула, а я отложила свидание с темнотой - в таком шуме не отключишься.
  - Врача, врача. - Орала девушка. Ее крик куда-то уплывал, а ко мне приходило признание реальности происходящего. После удара током мое сознание попало в тело Ника Алича. А что же с моим телом? Я умерла?
  
  День второй
  Ночь показалась мне очень длинной. Наверное, потому, что я не могла уснуть. Отчасти из-за несильной, но раздражающей боли в ребрах. Но в большей степени потому, что я пыталась найти логическое объяснение случившемуся. Но объяснение не находилось. Мне было страшно и неуютно. Неожиданно обретенное тело продолжало быть чужим и плохо слушалось команд. Ощущение, что ты во сне. Когда хочешь что-то сделать, а у тебя все выходит ужасно медленно.
  Но утро все-таки наступило. Куда ж оно денется. За голубыми шторками посерело, и в палату вошла медсестра. Молоденькая девчонка со шприцом в руках и глупой улыбкой на лице. Мне не стеснялось, а чего стесняться - тело-то не мое.
  Когда за окном утро превратилось в яркий солнечный день, меня посетило сразу несколько человек. Во-первых, продюсер Ника, теперь уже получается мой, который распорядился перевести меня в другую клинику. Чем его не устроила эта, так и осталось загадкой. Потом пришли те, кому было поручено выполнить его распоряжение. Меня одевали, умывали, причесывали - превращая в ту самую звезду, от образа которой я млела сидя у телевизора. Все это меня мало трогало. А вот посещение туалета вызвало довольно сильные эмоции. Встать с кровати и пройти в туалет у меня получилось хорошо. Но вот дальше... Короче не знаю, как я с этим справилась без обморока, но зов природы был удовлетворен. Правда, я Вам скажу, ощущения еще те. Стоять и держать себя, чтобы пописать... Тем более, что держать приходилось за то, что видела раньше только у племянника, трех лет отроду, да в интернете.
  Вышла я из этого самого туалета красного цвета и шатающейся походкой вернулась на свое законное место больного. Окружение, выполнявшее распоряжение Константина (наконец вспомнила имя продюсера) решило, что мне плохо и вынесло на голосование - разрешать мне самостоятельно писать или нет. Представив утку, я воспротивилась очень громко и очень эмоционально. Вопрос был снят с голосования, и я на коляске поехала к машине скорой помощи, которая должна была доставить меня в новую больницу.
  Тут меня ждало полное обследование. Мое новое тело, то частями, то целиком, просвечивали, ощупывали, протыкали иголками. Слава богу, покормить хоть не забыли. Однако к вечеру вердикт врачей был готов. Их заключение огласил лично Константин. Два сломанных ребра и "не такое уж страшное" сотрясение. Короче жить буду, да и работать тоже могу. Нечего, типа, лежать. Пара-тройка дней и возвращаемся к графику. Похоже, Константина больше волновал сорванный концерт и нарушения графика съемок клипа, нежели состояние тела Ника. Жуть, какой стервозный мужик.
  Я хлопала глазами и молчала. А что говорить? Спорить мне показалось бесполезным. Он не брал в расчет мою потерю памяти и болевые ощущения, а волновался лишь о том, как скрыть синяки во время съемок.
  В моей новой палате не было смешных голубых занавесок на окне, макияж медперсонала был безупречным, но радости от этого у меня не прибавилось. Оставшись наедине со своими мыслями, я снова стала размышлять, как узнать о судьбе моего собственного тела. На счастье подружка Ника, то есть теперь получается моя, пришла снова меня навестить.
  - Как твои дела? - Она с явным беспокойством смотрела в мои глаза.
  - Нормально. - Уклончиво сообщила я чужим голосом, а потом добавила. - Ты хоть скажи, как тебя зовут.
  - Василиса. - Сокрушенно прошептала девушка.
  - Василиса. Красиво. - Я попыталась улыбнуться. Привыкание к телу шло медленно, но улыбка получилась искренней. Так, по крайней мере, мне показалось. - У тебя есть телефон?
  - Да, конечно. - Девушка подала мне золотистый квадратик сотового.
  Я, не утруждая себя объяснениями, тут же набрала номер своего мобильного, неуклюже тыкая мужским пальцем по маленьким кнопкам. Длинные гудки длились, казалось, вечность. Потом сонный голос спросил:
  - Кто?
  Вика. Здорово. С ней можно поговорить, я уже боялась, что трубку возьмет мама. Наверняка она сейчас рыдает возле моего бездыханного тела.
  - Марго? - Переспросила я.
  - Нет. - Сонливость в голосе Вики исчезла. - А кто спрашивает?
  - А где Марго? - Ответила я вопросом на вопрос.
  - В больнице. Она в коме. А кто ее спрашивает? - Я так и видела круглые от удивления глаза Вики. Во распирает ее наверно от любопытства.
  - Что случилось? - Снова игнорирую ее вопрос.
  - Ее вчера ударило током, и она потеряла сознание. Кто ее спрашивает? - Теперь вопрос был задан возмущенно крикливым тоном.
  - Ее друг. - Отвечаю я. - В какой она больнице?
  - У Марго нет парня. - Парировала Вика.
  - Парня нет, а друг есть. В какой она больнице? - Нет, этот разговор совсем мне не нравился. А глядя в большие глаза сидящей напротив девушки, я прямо чувствовала, что ей он тоже не нравится.
  - В центральной.
  Пока Вика не успела спросить что-нибудь еще, я быстро уточняю.
  - В Екатеринбурге?
  - Да где ж еще. - Вика, судя по всему, совсем обалдела.
  Я отключаюсь и сижу в задумчивости, переваривая услышанное. Значит, я не умерла. Я в коме. Мое родненькое тело лежит в больнице в Екатеринбурге. А мое сознание обретает в теле певца в Московской клинике.
  - С кем ты сейчас говорил? - Спрашивает Василиса.
  - Не важно. - Я грублю, но пока я не в состоянии играть роль джентльмена. Для меня сейчас важнее понять, как мне вернуться обратно, в свое тело. Но решения в голове не появляется, и я отдаю телефон Василисе. - Спасибо.
  Чтобы она перестала хмурится, перевожу разговор в другое русло.
  - Расскажи мне про меня. И про нас. - Добавляю я, глядя девушке прямо в глаза. Пора брать свои эмоции под контроль.
  Василиса улыбается, снова берет мою руку в свои ладошки. Я подавляю в себе неприязнь к ее накладным ногтям и удобней укладываю свое новое тело, наполненное далекой ноющей болью.
  - Встретились мы у Вовчика. Это брат моей подруги, он пригласил меня на свое день рождение. Каким местом ты там оказался, не знаю. Ты пришел в кафе в самый разгар вечеринки. На тебе сразу повисла вся женская братия, парни ржали, ты пил. В общем, было весело, пока я не перепила и не обиделась на кого-то. Честно, сейчас не вспомнить из-за чего и на кого. Я выбежала на улицу и устроила истерику на скамейке. Поскольку никто не заметил моего исчезновения, я истерила в гордом одиночестве. А потом из кафе вышел ты.
  Я закрыла глаза, пытаясь представить, как это было. Ночь, разноцветные огни гирлянд, коими украшен вход в кафе, зареванная девчонка прячет лицо в своих ладошках и я, идущий к ней. Я подхожу, сажусь рядом с ней на скамейку.
  - Привет. - Говорю я.
  - Привет. - Шепчет она.
  - Я не запомнил твоего имени. - Я откидываюсь на спинку скамейки и поворачиваюсь к девушке.
  - Василиса. - Снова шепчет она.
  Я пришел на эту вечеринку, потому что не хотел быть дома. Не хотел находиться в замкнутом пространстве один. У меня бывает такое, когда не можешь оставаться один. Глупый страх расползается тенями по всей квартире. Он преследует серым дымом меня в коридоре, когда я пытаюсь от него бежать на улицу. И эти жуткие шорохи за моей спиной отступают только тогда, когда я оказываюсь среди людей. Если рядом со мной кто-то есть, то страх отступает, притаившись где-то там, в пустоте одиночества.
  - Поехали ко мне. - Предлагаю я Василисе. Мне не нужна эта девушка. Я не собираюсь спать с ней. Просто мне не хочется быть одному, и она мне кажется идеальной кандидаткой, чтобы переночевать в моей квартире.
  - Я согласилась. - Василиса улыбнулась и сильнее сжала мою руку, возвращая меня к действительности, к больничной палате, к чужому телу и девушке, держащей меня за руку.
  Что это было? Воспоминания этой девушки вдруг стали моими. Но я помнила и то, чего она знать не могла, а значит это либо моя фантазия расшалилась, либо это реально Никитины воспоминания.
  Пока я пыталась осмыслить произошедшее, Василиса продолжала рассказ. Она не смотрела на меня, ее взгляд блуждал где-то в прошлом. А я вдруг стала ощущать жжение в ладонях, чужое тело становилось все тяжелее, словно меня положили под пресс и он давит на меня, пытаясь расплющить. Вот уже хрустят кости, я чувствую сильную острую боль в груди, голова начинает кружиться, меня тошнит, просто выворачивает наизнанку и одновременно с этой тяжестью, вместе с нахлынувшей болью в мое сознание ворвались запахи и ощущение теплых ладошек Василисы.
  Я пыталась сдержаться, но боль и тошнота просто оглушили меня. Я закричала. Но на волю вырвался лишь слабый стон. Я зажмурилась. Тело Ника Алича подчинилось мне полностью. Теперь это было мое тело. Я чувствовала его, и каждое движение теперь не нуждалось в осмыслении. Но вместе с телом я получила в дар еще и воспоминания Ника. Всю его жизнь - в дар. И что мне с этим подарком делать? Я решила отложить размышления до того момента, когда прекратится это ужасное состояние.
  Василиса позвала врача. Тот позвал медсестру. Меня снова стали ощупывать, ставить мне уколы. И, наконец, я провалилась в сон, в котором фоном присутствовала боль. Да уж, перевоплощение - вещь малоприятная. Только бы проснувшись не забыть, что я Маргарита Литвинова, а для своих - просто Марго.
  
  День третий.
  Наступило утро, и как в сказке, принесло облегчение. Я проснулась бодрая, полная сил и практически здоровая. Боль в ребрах не в счет, поскольку в сравнении с ночными болевыми ощущениями - это просто мелочь, о которой и вспоминать не стоит. Мои мозги тоже встали на место. На то, отведенное им место, которое осталось в голове после заполнения оной воспоминаниями Ника. Однако, я осознавала себя по-прежнему Маргаритой, и это радовало. Наверное, радовало... Моя память, словно разделилась на две папочки с файлами. Откроешь одну, там воспоминания от Маргариты, откроешь вторую - от Ника.
  Единственная мысль, которая меня беспокоила в это утро, назойливым комариком жужжа в голове, это предположение о возможной смерти моего родного тела. И у этих опасений была довольно прочная логическая основа. Предположим, что моя душа переселилась в тело Ника. Хотя, что предполагать - факт на лицо. Но в таком случае, логично предположить, что душа Ника в моем теле. А если его воспоминания сейчас со мной, то... Может быть, его душа не переселялась в мое тело и витает где-то там, не знаю где. Тогда вопрос - что станется с телом, которое покинула душа? Ответ напрашивается, прямо скажем, не радостный.
  Измотанная этими предположениями, я несказанно обрадовалась появлению Константина. Мне, собственно, было абсолютно все равно, что он снова предполагает читать мне нотацию, главное, что у него я могу взять телефон, и еще, он может организовать для меня перевоз моего тела, если оно все еще живо - в Москву и обеспечить мне, то есть моему телу, лучшее из возможных лечений. Поэтому, как только Константин появился в моей палате, я потребовала сотовый.
  Константин даже растерялся, видимо предполагал увидеть меня корчащимся от боли или пребывающим в прострации. Ан нет. Я живой-здоровый. И как у меня легко получается думать о себе в мужском роде... Это довольно странно, но сейчас не это главное.
  Я быстро набираю знакомый номер своего мобильника. Сейчас проблем с координацией пальчиков нет. Гудки длятся недолго. Трубку вновь берет Вика.
  - Алло. - Произносит она настороженно.
  - Привет. Есть какие-то новости о Маргарите? - Без прелюдий спрашиваю я.
  - Нет. Она по-прежнему в коме. Только что с ее мамой говорила. Все без изменений. - Голос Вики из настороженного стал сочувственный. - Ты бы хоть представился, друг Марго.
  - Никита. - А что? Другого имени в голову не пришло. - Можно я тебе иногда буду звонить?
  - Давай, только на мой мобильник. Этот я сегодня ее маме отдам. Я тебе номер СМС вышлю. - Вика была сама любезность. - А почему не навестишь ее в больнице?
  - Я в Москве. И пока приехать не получается. Жду СМС на номер, с которого сейчас звоню. Пока. - Я нажала кнопку отбоя. Хотелось, конечно, подробностей, но разговаривать с Викой под пристальным взглядом Константина было просто невозможно.
  - Мне придется на некоторое время одолжить твой сотовый. - Говорю я ему. - По правде сказать, Викин сотовый я помнила ничуть не хуже своего. Но что-то меня останавливало и заставляло играть по правилам. Ник не мог знать сотовый Вики, значит, и я не знаю.
  - Не вопрос. - Тут же откликается мой продюсер. - Что за девушка?
  - Очень важная девушка. Но я так понимаю, ты, Михалыч, не о ней пришел со мной говорить. - Я назвала Константина Михалычем легко, не задумываясь. Просто всплыло в памяти, что Ник именно так его называл.
  - К тебе вернулась память? - Удивился и обрадовался Константин.
  - Более или менее. Картинки в голове мелькают, но пока все перемешено. - Уклончиво отвечаю я и сажусь на кровати. Неловкое движение заставляет меня скривиться.
  - Врачи говорят, что ты вчера чуть не умер. Не кажется ли тебе, что сейчас не стоит форсировать события. Может, лучше полежишь? - Проявил заботливость продюсер.
  - Да нет, напротив. Я намерен сегодня покинуть больницу. Не ты ли мне твердил о сорванном графике, о больших финансовых потерях. Я намерен думать о будущем. Так что готовь мою одежду, транспорт и что там еще. Я покидаю больницу. - Я прямо посмотрела в глаза Константина. Тот стоял в шоке, но быстро ориентировался. Не зря Константин такой удачливый продюсер. Сразу прикинув, что я не просто так собираюсь выписываться, он тут же решил обсудить условия моего скоропостижного возвращения к работе. Ему даже намекать не нужно было. Догадался, куда клоню. Вот ведь интуиция у человека.
  - Взамен ты хочешь, чтобы я помог твоей девушке. - Хитро прищурился Константин.
  - Точно. Маргарита Литвинова. Студентка второго курса горной академии. Ее нужно привезти в Москву. Она сейчас в центральной больнице города Екатеринбурга, в коме. Но ей нужно обеспечить самое лучшее лечение. А я готов вернуться к графику. Что там у нас - концерты, съемки?
  - И концерты, и съемки. Но мы посмотрим от чего можно отказаться. Не переживай. Можешь считать, что твоя девушка уже в Москве. - Продюсер вышел, а я медленно и осторожно опустила свое мужское тело на подушки.
  Конечно, я, скорее всего, поторопилась с выпиской из больницы. Но что делать? Это нужно мне, и это нужно Никите. Ведь я даже мысли не допускаю, что он не сможет вернуться в свое тело, ну и я в свое. А значит, я должна сохранить его жизнь такой, какой она у него была: не разругаться с его коллегами, не опорочить его имя. Его карьера не должна пострадать оттого, что в его теле временно поселилась девчонка. Сделаю, что смогу.
  В час дня меня доставили в роскошные апартаменты Константина. То, что это не квартира Ника, я поняла сразу. Услужливая память открыла нужный файлик, и перед моим мысленным взором предстала картинка квартиры артиста. И жилье Константина тоже обрисовалось.
  - Почему к тебе, Михалыч? - Поинтересовалась я, переступая порог его дома.
  - После того, как твои родители уехали в Швейцарию, ты живешь один. А одному тебе оставаться сейчас неразумно, - ответил продюсер.
  Да, кстати о родителях:
  - Мои родители звонили? - Спрашиваю я, проходя в комнату.
  - Звонили. Я сообщил им о случившемся. - Холодно ответил Константин и странно посмотрел на меня. Такой недоверчивый взгляд с прищуром.
  Я вызвала в памяти образ мамы Ника. Красивая женщина с брезгливым выражением лица. Ее лицо всегда становилось брезгливым, когда она смотрела на своего сына. Потом отец - вечно недовольный и грубый. Черт, понятно, что с родителями Нику крупно не повезло.
  Видимо мое лицо заметно перекосилось, так как Константин ухмыльнулся и произнес, легонько похлопав меня по плечу:
  - А, вспомнил, значит. - Он снова хмыкнул и удалился из комнаты, оставив меня в одиночестве изучать интерьер временного дома.
  Комната, в которой я оказалась, была большой и светлой. Бежевый широкий диван, на котором я сейчас полулежала, дополнялся комплектом кресел. Стеклянный столик возле дивана украшала ваза с фруктами. Противоположная стена занята кинотеатром с огромным экраном и кучей навороченной техники. Мне с этим ни в жизнь самой не разобраться. За окном, заботливо украшенным эксклюзивными портьерами, тоже цвета беж, плескалось солнце. Дорого, стильно и неуютно. Больше на офисное помещение похоже. Ну да ладно. Мне ж здесь не на всю жизнь оставаться.
  Константин вернулся в комнату, заканчивая разговор по телефону.
  - Ну вот, все улажено. Твою девушку доставят в Москву уже завтра. Ты не хочешь ничего мне о ней рассказать? - Константин все еще держал в ладони телефон, словно собирался еще разговаривать, но сам смотрел в мою сторону, ожидая разговора со мной.
  - Нет, не хочу. Пока не хочу. Всему свое время. - Я улыбнулся.
  - Вот когда ты это делаешь со своим лицом, твои поклонницы сходят с ума, а я не могу тебе противостоять. - Засмеялся Константин.
  - Понял. Почаще улыбаться и все будет хорошо.
  - Ладно, ты тут располагайся. Вероника придет с минуты на минуту. А я пошел. Надо уладить некоторые нюансы твоей поездки. - Продюсер заторопился.
  Так, Вероника - его домработница. Помню. А поездка?
  - И куда я еду? - Пришлось задавать вопрос спине Константина.
  - В Турцию, на съемки клипа. - Константин повернулся, и на его лице опять возникло это странное выражение лица с прищуром.
  - Надолго? - Стараюсь быть совсем спокойным и равнодушным.
  - На три дня. Ты не помнишь?
  - Нет. Но это не важно. До встречи, Михалыч. - Я закрываю глаза, показывая, что разговор окончен.
  Мне предстоит изрядно покопаться в памяти Ника, чтобы выудить оттуда как можно больше. Я просто не представляю, что мне делать на съемках клипа в Турции. Константин выполнил свое обещание. Теперь мой черед. Надо бы посмотреть записи с концертов, где выступает Ник, чтобы хоть приблизительно представлять, как я себя должна вести.
  Но в памяти покопаться не получилось, я банально уснула, после, как оказалось, довольно утомительной поездки с одного конца города на другой. Уснув, я не слышала, когда пришла Вероника, но когда я проснулась, меня вкусно накормили и поставили диск последних выступлений. В общем, Вероника была на высоте. Да и я тоже, поскольку к моменту возвращения Константина, у меня уже было четкое представление, как ходить, куда смотреть и каким взглядом. Единственное, чего не хватало, так это уверенности, что я смогу петь. Инструмент в виде голосовых связок Никиты, у меня, конечно же, был. Только вот меня никто не учил пользоваться этим инструментом.
  
  День четвертый.
  Меня разбудил звонок Константина:
  - Эй. Ты еще спишь, что ли? - Вместо приветствия проворчал продюсер, услышав мое сонное "Алле".
  - Сплю. А надо проснуться? - Просипела я.
  - Твою девушку привезли в Центр мозга.
  - Мне нужно ее увидеть. - Выкрикнула я. Мою сонливость как рукой сняло.
  - Машина заедет через час, успеешь одеться? - Константин отключился, не дожидаясь моего ответа.
  Конечно, успею, если найду во что. Но искать не пришлось. Костюм цвета слоновой кости висел на вешалке в гардеробной вместе с белой рубашкой. Рядом, на обувной полочке стояли белые туфли. Я прошла в ванну, размотала свои бинты и встала под душ. Мысли мои были уже в больнице, рядом с моим телом, поэтому я не особо зацикливалась над тем, что именно я мою, и как оно выглядит. Но после того, как я, обмотав бедра полотенцем (чуть по привычке не обмоталась им вся), встала перед большим, во всю стену зеркалом, чтобы расчесаться. Вот тут мои мысли быстро вернулись к тому, что видят мои глаза. Боже, как раньше я мечтала увидеть то, что вижу сейчас. Каштановые, чуть волнистые волосы, которые мокрыми прядками обрамляют тонкие аристократические черты лица. Фигура Аполлона и дерзкий взгляд карих глаз. Черт... Как я хотела прижаться к его груди, обнять его и никогда не отпускать. Теперь я совсем рядом, я вижу его, но обнять не могу. Ведь теперь это я и есть. Я заворожено рассматривала отражение Ника в зеркале. Когда-то давно я читала сказку про принца Нарцисса, который очень любил свою внешность и постоянно любовался своим отражением - для него это плохо кончилось. Может быть, у той сказки есть двойной смысл, может в тело принца вселилась принцесса? Некая мысль уже готова была посетить мою голову, но я не дала ей такой возможности, вдруг обратив внимание на трехдневную щетину. Вот черт... Мне предстояло еще одно испытание - попытка не зарезать себя, пока бреюсь. Перебинтовав себя новой порцией бинтов, я приступила к очистке лица от волосков. И как это мужчины делают так быстро? В рекламе все просто, раз-два и готово, а я почти полчаса возюкала бритвой по пене, размазанной по лицу, но таки умудрилась не порезаться и даже вроде как выбриться. Справившись с очередным испытанием, как мне показалось "на отлично", я одела на себя приготовленный наряд. А через несколько минут уже в домофон позвонил шофер, пришлось ехать в больницу не позавтракав.
  Когда я шла по больничному коридору к палате с моим телом, сердце в теле Ника готово было выпрыгнуть, оно так стучало, что его, наверное, было слышно на все больничное крыло. Но вот и палата, возле нее меня встретила мама. Как же мне захотелось обнять ее и поплакать на ее плече, рассказать ей все, что со мной случилось. Уж она бы придумала, что делать. Ведь она всегда мне помогала. Когда я попадала в нелепые ситуации, мама всегда находила выход. Она была моя самая близкая подружка, мой самый дорогой человек и таковым останется навсегда. Но я сдержалась. Сейчас не в ее власти мне помочь. А мой рассказ сделает ей еще больнее, потому как поверить в него она все равно не сможет.
  - Спасибо Вам, Никита. Я не знаю, чем моя дочь заслужила такое внимание, но я очень Вам признательна. - Сказала мама и заплакала.
  Я не сдержалась и, приобняв ее за плечи, прошептала:
  - Все будет хорошо.
  А потом я резко отстранилась, чтобы не зареветь самой. Глубоко вздохнув, я вошла в палату.
  И ничего не произошло. Когда я увидела себя лежащую на кровати, с темными кругами под глазами, с осунувшимся лицом, я испытала шок. На что я надеялась? То, что сразу, как увижу себя, быстро перепрыгну в свое тело? Не случилось. Я по-прежнему сидела в теле Ника Алича, а мое тело прибывало в коме на больничной койке.
  Снова недодуманная мысль попыталась обосноваться в моей голове, и опять я не дала ей такой возможности. Может мне нужно поцеловать ее, то есть себя? Как в сказке.
  Я осторожно присела на край кровати, медленно наклонилась, зажмурилась и прикоснулась чужими губами к своим губам. Ощущения непередаваемые. Мое новое тело тут же откликнулось на это прикосновение. Низ живота засаднило, что-то шевельнулось (даже не хочется думать что). Я отпустила свои губы, но глаза оставались закрытыми. Надежда на чудо все еще теплилась, но открыв глаза, я поняла - ничего не получилось.
  И тут давняя мысль влетела в мою голову, озарив все вокруг пониманием. Теперь от этой мысли так просто не отмахнешься. Мое переселение в тело Ника Алича не случайность. Я должна что-то сделать, прежде чем получу возможность вернуться обратно в свое тело. Если говорить пафосно, то я должна выполнить некую миссию. Вот бы понять какую...
  Мой поцелуй не остался незамеченным. За стеклянными дверями мама и продюсер внимательно следили за происходящим. Я выскочила из палаты и стремительно пошла прочь. Даже не попрощавшись с мамой. Просто не могла. Но Константин нагнал меня. До чего несносный мужик, видит ведь - не до него мне.
  - Может, все-таки расскажешь, кто она для тебя? - Константин почти бежал, чтобы быть рядом со мной.
  - Не сейчас. - Мой тон говорил "отвяжись", но на Константина это не подействовало.
  - Я уже навел справки. Вы вроде нигде не пересекались. - Задумчиво бормотал продюсер, все еще следуя рядом со мной.
  - Слушай. - Я резко остановилась, отчего Константин буквально вляпался в меня всем телом. - Ты выполнил свою часть сделки, теперь моя очередь. И ненужно больше никаких вопросов. - Я перевела дух и уже более спокойным голосом продолжила. - Когда вылетаем?
  - Сегодня в одиннадцать сорок вечера. - Ретировался продюсер.
  Дальше мы пошли вместе уже спокойным шагом.
  - А почему именно Турция? - Спросила я первое, что пришло в голову, чтобы не идти в молчании. Вдруг опять начнет выпытывать что-нибудь про меня и про Ника.
  - Самый бюджетный вариант. - Ответил Константин. - Тем более, если помнишь, тебя в Турции любят. Так что, если твое здоровье позволит, мы еще и концерт там дадим.
  - Позволит. - Ответила я, а про себя добавила. - Куда оно денется.
  - Вот и ладненько. - Обрадовался Константин. - Ты сейчас езжай ко мне, там Вероника уже собрала твои вещи. Проверь, все ли в порядке. Потом к тебе приедет врач, поставит блокаду, иначе не выдержишь перелет. Не переживай, врача мы берем с собой, так что все будет хорошо. - Продюсер все говорил и говорил, а я честно пыталась прислушиваться, но не могла долго сосредоточиться на его монологе. Предназначение. Я не случайно попала в это тело, в тело Ника Алича. Могла бы ведь в тело бомжа какого переселиться. Брр... Так нет. Значит, я что-то упускаю, что-то, что позволит мне понять, зачем я здесь. Надо хорошо покопаться в воспоминаниях Ника, может, именно там разгадку найду.
  По пути из больницы в дом Константина, я честно пыталась пробраться в воспоминания Ника. Но ничего не получалось. Оказывается, я могла иметь к ним доступ только в том случае, если в настоящем происходило что-то подобное. Например, заговорили о родителях, и тут же на тебе - знаю какие у нас с ними отношения. Или первая встреча с Василисой, как заговорили об этом, так и причина выплыла, по которой он ее к себе домой позвал. Так, похоже, горячо. Тени. Выползающие из углов неясные темные очертания... А потом скользящий серый дым по коридору. Память услужливо показала мне это еще раз. А потом разные вариации этого. То есть не единожды Никита все это видел. А когда увидел в первый раз? Я напряглась. Но ничего. Словно блок поставлен. Стенка. Про тени воспоминаний много, а вот первого нет.
  Я видел их в своей квартире, в которой сейчас живу. Я видел их в гостиницах, в которых ночевал на гастролях. Даже на пустынных вечерних улицах, они преследовали меня, когда я в одиночестве возвращался домой. Это мой секрет. Никто не должен знать о моих страхах. Если кто-то узнает, я стану уязвимым.
  Но вот откуда этот страх?
  Машина остановилась возле дома Константина. Я и не заметила, как мы доехали. Голова слегка кружилась, и осталось странное ощущение, что в машине я ехала не одна. Я словно сидела рядом с Ником, и заглядывала в его мысли. Это было похоже на рассуждения вслух другого человека. Я потрясла головой и вышла из машины.
  Дома меня ждал расчудесный обед. Я была ужасно голодная и очень благодарная Веронике, она приготовила замечательные блюда. Вещи я не стала проверять. Стоят два чемодана возле двери, вот и пусть стоят, я все равно не знаю, что в них должно быть. Положусь на Веронику - она умница. После обеда пришел врач, стал тыкать мне укольчики, я не сопротивлялась. Я вообще вела себя как кукла тряпичная, обмякши распластавшись по дивану. Собрала все части тела в кучу я только часам к семи вечера, когда приехал Константин. Он предложил отужинать в клубе и потом прямиком в аэропорт.
  - Твое появление в клубе очень важно. - Говорил он мне в машине. - А то поползли ненужные слухи.
  - Какие еще слухи? - Я удивилась. То, что была авария - не скрыть, а что еще можно придумать?
  - Ну, основных версий две. Первая - покушение, вторая, что авария - это имитация, чтобы скрыть твое лечение в наркологической клинике.
  - Ну, нифига себе. Про клинику полный бред, а покушение? С чего вдруг?
  Константин вновь странно посмотрел на меня, сощурил свои глазки и рассматривает мое лицо. Неприятно так.
  - Говоришь про клинику полный бред? - Уточнил он.
  - А что? Я чего-то не помню? - Я тут же сосредоточенно поползла рыться в памяти Ника. Нет, наркотиков он не употреблял, по крайней мере, воспоминаний об этом в его памяти не было.
  Константин улыбнулся.
  - Да вроде я тоже не помню. Но решил удостовериться. У тебя, оказывается, от меня столько тайн есть. Например, о Маргарите я тоже не знал.
  Вот жук. Не мытьем, так катаньем.
  - Ты не ответил на вопрос. Про покушение. - Я тоже не так-то проста. Словесные перепалки для меня дело не новое. Поучился бы со мной на курсе в институте, не думал бы, что меня легко с мысли сбить.
  - Ты не помнишь? - Константин продолжал смотреть на меня с прищуром. - На тебя уже два покушения было.
  - Не помню. И если были, то где мои охранники?
  - Знаешь, я все-таки думаю, что нам лететь не стоит. Ты еще не готов. - Резюмировал продюсер.
  А я резко вспомнила скандал, который закатил Ник по поводу охранников.
  - Вспомнил. Я не хотел, чтобы они мне на глаза попадались, если это возможно. - Я улыбнулась и посмотрела на Константина так, как он любит.
  - Маленький паршивец. Ты меня с ума сведешь. Да. Ты дал исключение только для гастролей и концертов. А так они все время во второй машине ездят, бензин жгут. - Продюсер тоже заулыбался.
  - Я исправлюсь. Соглашусь на их присутствие. Пусть делают свою работу, как у них там положено. Я им больше слова не скажу. А кстати, что все-таки произошло. Я аварию совсем не помню. Кто был за рулем, я?
  - Да, за рулем был ты. Ты почему-то опаздывал, я позвонил тебе, потребовал объяснений, но ты сказал, что потом все расскажешь. Пообещал мне, что скоро будешь, а через час мне уже позвонили из полиции. Может ты из-за Маргариты опаздывал? Ты помнишь, где ты был перед концертом? - Константин совершенно искренне интересовался. Я чувствовала, что он и сам теряется в догадках.
  Я покопошилась в памяти. Нет, ничего. Та же стенка, как и во время попытки проникнуть в память о тенях. Может быть это все связано между собой?
  И снова не получилось додумать до конца. Машина остановилась. Мы с продюсером дождались, пока подъедет вторая машина и окруженные охраной из пяти человек прошествовали в клуб. А там меня ждал визг девчонок, скандирование имени Ник Алич и много приятностей от ощущения быть знаменитым.
  
  День пятый
  Турция встретила меня удушающей жарой. После выхода из прохлады самолета, я оказалась словно в парилке, даже дыхание на миг перехватило и это притом, что мы прилетели ночью.
  Константин, как и следовало ожидать - руководил, команда сновала туда-сюда по зданию аэропорта, а я, пройдя паспортный контроль, мирно прогуливалась по плацу, рассматривая как встречающая сторона, с плакатиками брендов фирм, шеренгой высматривает своих туристов. Вообще, наблюдать за прилетевшими оказалось довольно занимательно. Но еще более занимательным было смотреть на удивленные физиономии туристов и местных, когда наша группа с кучей чемоданов и оборудования оккупировала автобус, приготовленный специально для нас. Меня, по ходу, не узнали. Очки и кепка, оказывается, могут быть неплохим маскировочным костюмом.
  Все время перелета я усиленно копалась в памяти Ника, выуживая оттуда имена и лица тех людей, которые летели со мной. Кого-то узнавала, кого-то нет. Кроме того, пыталась добраться до связи между аварией, покушениями и тенями. Тут полная тишина. Измученная, больше уставшая, нежели выспавшаяся, я решила на время оставить это безрезультатное занятие. Тем более за границей я была впервые, а новые места и новые ощущения очень даже способствовали поднятию настроения. Так что думать о чем-то грустном не хотелось.
  С приездом в отель внутри меня что-то перемкнуло, и я вдруг осознала в полной мере то, что я - знаменитость. Этому способствовала общая веселая, слегка взбудораженная атмосфера нашего кружка вновь прибывших и услужливость персонала, понимающих важность приехавших гостей. Мне совсем не хотелось думать о себе, как о Маргарите, переселившейся в чужое тело, а хотелось воспринимать себя полноценным знаменитым Ником Аличем. Я неожиданно перестала сидеть в собственном коконе и стала центром внимания. И откуда только брались шуточки, срывающиеся с моих губ, и как только получалось быть таким очаровательным? Я сама от себя тащилась, но самое главное, мне не просто это нравилось, у меня это чертовски хорошо получалось. Константин, заселившись в свой номер, тут же пришел ко мне, потом подтянулись остальные, на столе появились фрукты, салаты, шампанское. Некоторая заминка вышла в момент моего первого бокала. Я ведь не пила раньше, конечно пробовала, но так чтобы по бутылке на брата - такого не было в моей жизни ни разу. А тут - понесло. И как-то даже отказываться не хотелось. А потом я вырубилась. Так сладко я не спала с момента переселения моего сознания на новое место жительство, а может и вообще за всю свою жизнь.
  Проснулась я наутро удивительно бодрым и реально отдохнувшим человеком, приняла душ, опять немного полюбовалась своим телом у зеркала, отшила доктора с его навязчивой идеей сделать мне обезболивающий укол и пошла завтракать. Константин шумно радовался моей непредсказуемой смене настроений:
  - Я уже думал, что все. Пал наш Ник смертью храбрых, и вселился в него дух уныния. - Смеялся он за столом, намазывая щедрый кусок масла на булочку.
  Он был так близок в своих предположениях к правильному пониманию ситуации, мне даже немножко страшно стало.
  - Но я ошибся. Ему надоели родные пенаты, и он просто должен был вырваться к солнцу и морю. Ничего нет лучше для здоровья, чем чистый воздух, солнечные лучи и морские волны. - Размахивая руками, шумел Константин. С этим невозможно не согласиться.
  Однако график нашего пребывания был очень плотный и съемки клипа начались прямо в первый день.
  Надо отдать должное режиссеру, он выбрал красивейшие места. Пляж, тающие в дымке горы, солнечное море - это было и вправду завораживающе. Пока съемочная группа готовила оборудование, меня гримировали. Сняли повязку с моего торса, намазали кремом, долго брили, накладывали грим, подводили глаза, укладывали волосы. За это время, я выпила почти литр минералки. Наконец все было готово, и тут только до меня дошло, что я не знаю, какую песню должна петь. Я опять попала в то странное состояние сна, когда не знаешь, что делать дальше, но прекрасно понимаешь, что должна что-то делать. На помощь пришел Константин:
  - Мы сейчас поставим фонограмму, ты пока проникнись музыкой и представь, что тебе грустно и одиноко. - Наставлял он. - Ты пойдешь вон от той пальмы по берегу. Камера будет направлена на тебя сбоку. Твоя задача создать грустный страдающий образ.
  На пляже никого не было, его специально арендовали для съемок, и я вздохнула более спокойно. Значит, будет фонограмма, а уж рот я как-нибудь в такт открою.
  Я подошла к указанному месту. Режиссер что-то прокричал, давая команду операторам. Заиграла музыка и... А я знаю эту песню...
  Ник сам написал ее, примерно полгода назад, потом долго пытался найти нужное звучание. Наконец была сделана запись, и вот пришло время клипа. В памяти всплыло все до мельчайших подробностей. И состояние грусти во время написания музыки и боль одиночества, в момент написания стихов. А также смутный образ девушки, что таял в дымке сна.
  Я медленно брела по пляжу под аккомпанемент голоса Ника, полностью погрузившись в воспоминания и шепча губами печальные слова. А потом воспоминания стали более глубокими, яркими, я увидела сон Ника, который вдохновил его на написание песни. Сон, который повторялся снова и снова. Именно этот сон стал спасением Ника от демонов ночи, от теней, выходящих из углов, от призраков, тягучим дымом преследующих его в пустых коридорах. Во сне ему явился Ангел в образе девушки. Я поверила в правдивость этих воспоминаний, они были слишком яркими, чтобы быть фантазией. Мое сердце застучало неровно, дыхание сбилось... Образ девушки, из сна Ника, становился все более четким, пока я не узнала ее. Мои ноги подкосились, и я рухнула на горячий песок, с широко открытыми от удивления глазами и срывающимся дыханием. Девушкой из сна Ника была я.
  - Снято. - Заорал в мегафон режиссер, и я ошарашено обвела глазами аплодирующих мне людей.
  - Это было превосходно. Какая драма. - Восторгался режиссер.
  - А что я Вам говорил. Ник - сокровище! - Смеялся Константин.
  - Больше дублей делать не будем? - Спросил помощник режиссера.
  - Нет. Нет. Все превосходно. - Ответил босс съемочной площадки. - Перейдем сразу ко второй сцене. Подготовьте лодку.
  Я плохо понимала, что происходит и что делать мне. Слишком сильным было впечатление от понимания того, что я снилась Нику. Причем регулярно, еще и в образе ангела. Теперь уже не оставалось никаких сомнений в том, что мое переселение в его тело не случайность. Это было предначертано. Моя причастность к выполнению некой миссии становилась все более очевидной. Оставалось только догадаться, в чем собственно она заключается.
  Оставшееся время съемок я отработала в состоянии полусна. Но видимо моя меланхоличность была именно тем, что хотел режиссер, поэтому я не особо утомилась. Правда, эпизод с лодкой мы сняли с шестого дубля, а то, как я лежу на песке - с восьмого. То режиссеру не нравилось, как лежат мои волосы, то - как блестит мой лоб, то - как я держу руки. Короче я обожгла себе всю спину, пока он решил, что хватит.
  За время многократного проигрывания песни воспоминания окрепли и стали последовательны. Теперь я знала, что за последние полгода страх Ника стал более контролируемым. Вечером, перед сном, он призывал своего ангела из сна, представлял ее, то есть меня. А еще он искал способ меня найти. Я видела его глазами интернет странички. Он просматривал тысячи фотографий на сайтах знакомств, фан-клубов, но не находил. Еще бы, я свое фото в интернет не вывешивала, ему бы меня никогда не найти. В то время, когда он этим занимался, он не боялся теней. И даже если видел их слабые попытки проявиться, то просто отмахивался, заставляя себя думать о другом.
  Во время съемок мы перекусили бутербродами, а полноценный обед-ужин состоялся в ресторане на берегу моря. Я ела запеченную на углях форель, пила белое вино и думала о том, как все-таки здорово оказаться здесь. Как только я перестала слышать музыку, мое настроение сразу улучшилось. Перевоплощение в Ника на этот раз было более быстрым и менее удивительным. Словно так и должно быть. Воспоминания - воспоминаниями, загадки - загадками, а отдых - отдыхом. Я получала удовольствие от всего этого и все меньше хотела думать о странностях. К тому же разболелись ребра и даже обезболивающее, предложенное доктором, не помогало.
  В отель вернулись уже после захода солнца. Константин предложил всем пойти отдыхать, поскольку выезд на завтра намечался на пять утра.
  - Завтра едем снимать камни Хиераполиса. - Говорил режиссер и давал многочисленные указания членам съемочной группы.
  Константин безостановочно говорил по телефону, договариваясь о концертах, пресс-конференциях и гонорарах.
  Я же устало поплелась в свой номер, чтобы там спокойно принять душ и лечь спать.
  Поскольку вчера у меня не было времени распаковать свой чемодан из-за спонтанно возникшей вечеринки, то сегодня мне пришлось таки этим заняться, чтобы выудить оттуда чистое белье. В чемодане оказалось много чего интересного, я с увлечением рассматривала гардероб Ника и даже забыла об усталости. После душа мне захотелось примерить его футболки, рубашки, брюки, шорты. Это было так увлекательно, надевать на себя новую одежду и смотреть, как меняется образ в зеркале. Вот, я простодушный парень в джинсах и майке, вот принц в белом костюме. Усталость улетучилась и, выпив еще таблетку обезболивающего, я решила спуститься вниз, прогуляться по территории отеля. Все-таки надо посмотреть, где я живу.
  Я спустилась по виляющей кругом лестнице на первый этаж и вышла в сверкающую темноту. Именно сверкающую, поскольку все кругом озаряли разноцветные огни подсветок. Золотисто оранжевый водопад шелестел прямо над входом и струйки воды приятно радовали глаз, отгораживая цветастое лето от прохлады холла. Я прогулялась по подсвеченной белыми шарами тропинке к пляжу с мигающими гирляндами на немного пожухлых пальмах. Откуда-то доносилась танцевальная музыка - видимо ночная дискотека была в самом разгаре. Сняв туфли, я босиком спустилась по набирающему прохладу песку к ворчащему морю. Над головой в молчаливой задумчивости мерцали звезды, а лунная дорожка трепетала в ожидании исчезновения. Я прошла воль кромки воды дальше от главного корпуса и окунулась в тишину и шелест волн. Было так красиво и так одиноко. Я села на песок и задумалась.
  Ник видел меня во сне и искал меня в интернете. Он чувствовал себя таким одиноким и так боялся этого одиночества. Его страхи превращались в тени, которые пугали его еще больше, и он искал защиты от своих страхов в моем образе. Это все так грустно и так непонятно.
  Чтобы усилить воспоминания Ника, чтобы подобраться к той стене, которая закрывает от меня причину возникновения теней, я стала напевать песню, которую сегодня слушала столько раз, пока были съемки. Последнюю, написанную Ником песню. Вначале, я пела тихо, почти неразличимым шепотом, потом громче. Вместе с тем, как набирали краски образы из памяти Ника, голос мой становился все более уверенным и мелодия, воплощенная в словах лилась все громче. Я и не заметила, что пою, уже не стесняясь, и не боясь ошибиться. Я владела голосом Ника, как своим собственным. Я уже почти дотянулась рукой до двери, закрытой на засов, я уже почти поняла... Перед моими глазами возник образ мрачной комнаты и силуэт мужчины, зажимающее ладонью рот юного Никиты. Я уже заглянула в его испуганные глаза и чувствовала, как он сопротивляется изо всех сил этой грубой силе более взрослого человека. Но песня закончилась, а за моей спиной послышались аплодисменты. Вздрогнув, я оглянулась.
  - Ну, ты даешь, артист. - Продолжая хлопать в ладоши, ошарашено проговорил Константин.
  - Это было прекрасно. - Откашлявшись, резюмировал охранник, тоже не прекращающий мне аплодировать.
  - Вот за эту силу голоса, способную передать все оттенки чувств, тебя и любят. - Константин подошел ко мне, сел рядом на песок и обнял меня за плечи. - Только зачем было убегать? Всех нас на уши поставил. - Константин хмыкнул и, поднимаясь на ноги, увлек меня за собой. - Пойдем уже, юноша, который поет.
  Вместе мы вернулись в отель, вместе зашли ко мне в номер, и только убедившись, что я действительно легла спать, продюсер ушел. А я погрузилась в сон с четким пониманием, что я на еще один шаг ближе к разгадке.
  
  День шестой
  Проснулась я даже раньше будильника, поставленного на полпятого. Мне снилась полная чушь, вначале это были бесформенные силуэты в переливающихся черных плащах. Их лица с пустыми глазницами и беззубыми ртами вызывали у меня отвращение и ужас. Эти силуэты окружали меня плотным кольцом. Я хотела убежать, но кто-то меня держал. Кто-то повалил меня на пол и, навалившись на меня всем телом, прижал так, что стало больно дышать. Я хотела крикнуть, позвать на помощь, но мой рот зажимала чья-то рука. Я вырывалась изо всех сил и силилась разглядеть лицо мучителя, но оно уплывало от меня. А потом я в образе Ника оказалась на пляже, дул легкий ветерок, и волны тихо шептали мне свою песнь любви. Сзади ко мне подошла девушка и обняла меня, прижимаясь к моей спине своим телом. Я почувствовала сильное желание поцеловать ее и повернулась...
  Тут сон оборвался, и я проснулась на кровати в номере отеля. С моим новым телом происходило что-то очень странное, его пронзала истома и возбуждение одновременно. Дыхание сбилось. Желание обнять кого-нибудь, раствориться в другом человеке, подкрепленное очень красочными воспоминаниями о ярких и незабываемых минутах интимной близости Ника с девушками, вызвали у меня шоковое состояние, которое закончилось мокрым пятном на простыне, и моим ранним приемом душа.
  Эта новая сторона существования в теле Ника меня слегка напугала и в тоже время вызвала страстное любопытство. Я, будучи девушкой, никогда не была настолько близка с парнем, и у меня не было собственных воспоминаний подобного рода, но были чужие воспоминания, которые сейчас воспринимались мной, как собственные, причем воспоминания от имени парня.... Это приводило к полной дезориентации.
  Даже сидя в автобусе, увозившем меня к месту съемок, я продолжала попытки разобраться в причине и следствии произошедшего. Понимая, что надо бы больше внимания уделять первой части сна, где бесформенные фигуры и страшные лица, где рука, зажимающая рот, я все равно мысленно возвращалась к концовке сна и своему пробуждению. С этого момента мои мысли вертелись вокруг уже совсем других воспоминаний. Я стыдила себя и отстранялась от этих чувственных образов, но через некоторое время снова приближалась к ним. В борьбе между тем, что можно и нужно вспоминать и тем, чего не стоит ворошить, как мне не принадлежащее провела я почти весь шестичасовой переезд до Хиераполиса. Мне удалось поспать, но только очень недолго. Когда я, наконец, перестала мысленно бороться с собой и решила вздремнуть, как выяснилось, что мы подъезжаем и из окна автобуса уже видно белую гору Памуккале.
  Режиссер скомандовал гримироваться в автобусе, потому как на месте это сделать не удастся. Мной занялся стилист и костюмер, а остальные вытаскивали сумки с оборудованием. Через час после прибытия мы в полном составе двинулись к месту съемок, а именно к развалинам амфитеатра, причем шли мы не обычной дорогой туристов - асфальтированной и многолюдной, а пыльной тропкой, струившейся в гору среди слегка пожухлых трав. Пейзаж завораживал свой красотой, хотя я не слишком взыскательна, поскольку нигде до этого не была. Однако вырастающие из травы старые кладки каменных стен, одинокие камни, жужжание пчел, подчеркивающее тишину, все это окунало в какую-то сказочную атмосферу. Добравшись до вершины холма, на котором живописно расположился амфитеатр, я увидела развалины увядшего города, колонны и стены храмов, которые на фоне голубого неба выглядели потрясающе. Немного портило вид присутствие современных построек, но они терялись в восприятии. Старые камни, лежавшие сейчас на земле и разделенные друг от друга дорожками, были ярким свидетельством того, что раньше здесь жил своей жизнью большой и красивый город.
  Поравнявшись с будочкой охраны режиссер развил бурную деятельность. Пока я разглядывала прелестные пейзажи, он по-английски беседовал с охранником амфитеатра, рослым турком в форме и одновременно командовал на русском, куда кому что принести и что где поставить. Охранник долго рассматривал переданную ему помощником режиссера бумагу (видимо, разрешение на съемки), потом таки дал добро на проход внутрь.
  Я оказалась в древнем театре. Ступеньками к полукругу сцены спускались скамьи, на которых некогда сидели зрители, рассматривающие представления. Мне предложили немного спуститься вниз, сесть на ступени и с печальным видом оплакивать несостоявшуюся любовь. Охранники отстранили любопытных туристов, оператор занял позицию, гример последними мазками поправила мой макияж, режиссер дал старт, хлопушка сделала хлоп, заиграла фонограмма...
  Я уже привычно открывала рот в соответствии с фонограммой, равнодушно рассматривала каменные ступени и думала о том, как мне жарко. Как вдруг мой взгляд остановился на кучке молоденьких туристок, судя по разговору, англичанок или американок. Они с таким восторгом смотрели на меня, так радостно смеялись, переглядывались друг с дружкой и безостановочно щелкали фотоаппаратами, что меня просто перло от удовольствия. До меня дошло, что я удачно загримирована, стильно одета и вообще, я в теле самого прекрасного мужчины на свете. Мне стало так хорошо. Внутри все сжалось от удовольствия. Мне чертовски нравилось внимание этих туристочек, их восхищенные взгляды, направленные на меня. И меня понесло. На женском жаргоне это называется 'выделываться'. Вот именно этим я и занялась. Я воспроизводила те самые позы, от которых сама млела, когда смотрела клипы Ника Алича, а краем глаза наблюдала, как растет кучка туристок возле места съемок.
  Режиссер пару раз прекращал съемки, чтобы поменять угол обзора. В эти небольшие перерывы, я с еще большим удовольствием наблюдала, с какой жадностью смотрят на меня молоденькие девчонки, запоминая каждый мой жест и каждый мой взгляд: как я пью воду, как я сажусь, как я говорю.
  В последний перерыв я услышала перешептывание ассистента режиссера и костюмерши:
  - Как думаешь, кого он сегодня выберет? - Спрашивала костюмерша.
  - Не знаю, может азиатку? Давно уже с ним не случались такие яркие приступы сексуальности. - Ассистент режиссера хихикнул.
  Это было ново для меня. Оказывается Ник Алич - ловелас. Конечно, с такой внешностью и популярностью ему открыты многие двери и многие сердца, но мне вдруг стало не по себе. Довыделывалась. С одной стороны - это очень приятные ощущения, видеть восторженные взгляды, а с другой стало вдруг обидно. Эти взгляды направлены не на меня, а на Ника, я лишь гость в его теле.
  Но с другой стороны, я не сделала ничего такого, чего бы не делал Ник. Моя линия поведения не отличается от той, которую он вел до меня. Так что же происходит? Я контролирую тело Ника или оно контролирует меня?
  Но тут перешептывания продолжились, и я отвлеклась от мыслей:
  - Ты знаешь, у Ника это просто страсть какая-то, нравится ему кадрить девчонок. Он вообще странный парень. - Шептал помощник режиссера.
  - Странный? - Не поняла костюмерша.
  - Ну да. А чего еще от него ожидать? Он, говорят, и в психушке был даже.
  На этих словах я не выдержала и обернулась. Так случилось, что именно в этот момент помощник режиссера смотрел в мою сторону, наши взгляды встретились. Видимо мой взгляд мужику не понравился, он как-то сразу сник и заткнулся. Костюмерша тоже смутилась, даже щеки покраснели. Я отвернулась. Было неприятно слышать о своем кумире такую чушь, поэтому я встала и решила пройтись. Просто немного побыть вдали от этих сплетников.
  Медленным шагом брела я по тропинке, выбрав для себя целью остановки остатки какого-то храма. Белые колонны, рядком стоявшие невдалеке от россыпи камней - остатков стен, показались мне привлекательными. Я свернула к ним и дошла до полукруга ступенек. Наверное, это святилище. Туристов было не много, всего-то, что пожилая пара и небольшая стайка индианок в удивительно разноцветных сари. Я присела на ступени храма и почувствовала такую легкость. Все это ерунда - сплетни, разговоры. Все ерунда. Память замедленной съемкой прокручивала кадры из прошлого Ника. Скорость просмотра увеличилась, я окунулась в атмосферу больницы.
  Испуганный Ник, сидящий на полу в самом дальнем углу палаты. Ему лет четырнадцать. Он боится входящих врачей, чьего языка не понимает. Ему не хочется, чтобы они к нему прикасались. Их прикосновения вызывают у него почти физическую боль, кружится голова. Он кричит, а врачи в странных голубых одеждах, пытаются поставить ему укол. Он изворачивается, снова кричит, бьется в их руках. Потом затихает на кровати, куда его положили.
  И новый эпизод, Ник все также на полу, в том же углу палаты. Но вместо врачей, к нему приходит девочка лет восьми-девяти. Она, молча, смотрит на него. Потом подходит ближе. Ник сжимается, хочет стать невидимым. Девочка садится рядом с ним, все также в молчании. Она не прикасается к нему, просто сидит рядом. Опять появляются врачи и вновь хватают Ника. Новая порция борьбы. Девочка пытается помешать врачам и ее выносит из палаты полный санитар.
  И так раз за разом. Сидящие на полу Ник и девочка, врачи, слабые попытки девочки защитить Ника. В очередной раз она встает между Ником и вошедшими врачами. Раскрыв руки, пытается не подпустить их к нему. Ей что-то говорят, Ник не понимает. Но девочка мотает головой в знак отказа. Врачи приближаются. И тут девочка начинает кричать. Ее Ник понимает. Она кричит: "Уходите! Уходите!" Не делайте ему больно! Вы разве не видите, он не хочет!" Она снова и снова кричит. И врачи останавливаются. Недоуменно переглядываются, но ближе не подходят. Маленькая девочка остановила врачей, ужас прикосновений больше не грозит Нику. Ник плачет, потому что никто ему не помогал, никто не хотел ему помочь. Ни его мама, ни его папа не пришли ему на помощь, когда он звал их, когда ему так нужна была помощь.
  Картинка меняется, Ник совсем маленький, не больше пяти. Он с родителями у кого-то в гостях. У кого-то очень важного. Много людей. Женщины одеты в красивые длинные платья, мужчины в темных костюмах, играет музыка. Все это похоже на сказочный бал. Его мама в блестящем белом платье с открытыми плечами сидит на большом роскошном диване и пьет золотистый напиток из высокого бокала. Ник подходит к ней, просит взять его на колени, потому что ему не нравится здесь, ему скучно и страшно.
  - Еще чего придумал. - Отвечает мать. - Сядь рядом, посиди смирно. Большой уже.
  - Мама, я хочу к тебе на ручки. - Стонет Ник.
  - Прекрати! - Прикрикивает мать. - Платье помнешь. - Она грубо хватает Ника за руку, и садит рядом с собой. - Не трогай меня. Запачкаешь платье.
  Снова больница. Девочка гладит Ника по голове и просит его не бояться. Теперь она будет его защищать и все будет хорошо. Нику не страшны прикосновения ее маленьких ладошек. Ему приятно их тепло. Девочка не может причинить боль, она как ангел-хранитель. Она его защитит.
  Тут в моей голове что-то больно щелкнуло. Словно я коснулась раскаленной иглы. И на свет стали проявляться мои собственные воспоминания. Те воспоминания, которые я так тщательно прятала в самом дальнем уголке своего сознания. Мне восемь лет. Мы со старшим братом одни дома. Тогда мой папа работал в Германии, и мы всей семьей жили недалеко от Бонна. Двухкомнатная квартира с маленькими, уютными комнатами. В дверь стучат. Брат сильно пугается. Он прячет меня в шкаф для одежды, и просит ни при каких обстоятельствах не выходить, пока он сам меня не позовет.
  - Ты должна молчать. Поняла! Ни слова. Если что-нибудь скажешь - будет очень большая беда. Случиться самое страшное. - Говорит он мне.
  Мне хочется спросить брата, а что случиться? Что самое страшное? Но у него нет времени на ответы. Он закрывает шкаф, но дверца закрыта не полностью, я могу видеть происходящее в комнате.
  Входная дверь с сильным грохотом раскрывается. На брата нападают двое или трое парней крупнее и сильнее его. Начинается драка. Мне плохо видно в маленькую щель, что происходит, но я слышу, как чужаки кричат брату по-немецки, что он их подставил. Неожиданно борьба прекращается, и нападавшие быстро убегают из комнаты, а потом и из квартиры, оставив бездыханное тело брата лежать на полу в луже крови. Я вижу, как кровь брата растекается по ковру, но не смею кричать.
  Я так и просидела в шкафу до вечера, пока не пришли родители. Из своего убежища я видела и слышала, как кричала и плакала мама. Слышала, как отец звал меня, но я молчала, потому как боялась, что случиться что-то очень страшное, страшнее чем то, что я уже видела.
  Конечно, меня нашли, но заговорить я так и не смогла. Меня отвели к врачу. Потом меня положили в больницу. Мама и папа приходили ко мне, мама плакала. Мне приносили игрушки и книжки. В больнице все были ласковы со мной. А потом я увидела его. Мальчика, который был похож на моего брата, который был будто он. А врачи его обижали. Они приходили и делали ему больно, он так же, как мой брат дрался с ними, но они всегда его побеждали. Я так боялась, что однажды увижу, как по полу разливается кровь, и он будет лежать в этой крови, также как мой брат. Лежать и не двигаться.
  Чтобы убедиться, что с ним все в порядке, я стала приходить в его палату. Я пыталась остановить врачей, но они никак не хотели понимать, что его трогать нельзя. И тогда я решила, что уже можно говорить. Можно закричать на врачей и остановить их. Я думала, что если я не смогла закричать и остановить тех парней, что убили моего брата, то, по крайней мере, помогу этому мальчику.
  И я закричала на врачей...
  От понимания того, что связывает меня и Ника я впала в прострацию. Тогда, в больнице мы не сказали друг другу имен. Просто не подумали, что нужно познакомиться. А вскоре после этого случая меня выписали. Я постаралась забыть ужас пережитого, и родители мне всячески в этом помогали. На мои глаза больше не попадались ни вещи брата, ни его фото. Лишь в последние пару лет табу было снято, и фотография брата заняла свое место на стене в большой комнате. Брата я вспомнила, а его смерть не хотела вспоминать.
  В этом состоянии меня нашел Константин. Увидел сидящего на ступенях храма парня с широко раскрытыми глазами, бессмысленно шевелящего губами и никак не реагирующего на собственное имя.
  А я не могла среагировать, поскольку обе памяти, моя и Ника, теперь слились воедино, и я никак не могла понять, кто же я? Что делаю здесь, среди камней разрушенного храма?
  
  День седьмой
  Состояние прострации, в которое я угодила, прошло далеко не сразу. Хорошо еще, что на съемочной площадке мой ступор воспринимался нормально, если не сказать больше, по крайней мере, режиссер был доволен. Как хорошо, что клип мы снимали на грустную песню.
  Остаток дня, после окончания съемок, наша съемочная группа провела, осматривая достопримечательности: бассейн Клеопатры, больше похожий на лягушатник, и Памуккале, вот этим чудом природы я действительно была восхищена. Не знаю, может там энергетика какая-то особая или пары волшебные, но плескаясь в маленьких соленых озерках, окруженных сверкающим белым пространством, я почувствовала себя лучше - успокоилась как-то.
  Во время ужина в уютном ресторанчике по дороге домой у меня состоялся короткий разговор с помощником режиссера:
  - Ты это... Прости. - Промямлил парень мне на ухо, когда я пережевывал что-то, напоминающее капустный салат.
  Мне разговаривать не хотелось, но и бортовать извинения я не могла.
  - Да ладно, замяли. - Проворчала я с набитым ртом.
  Парень отошел и уселся за соседний столик, выглядел он, как нашкодивший котенок. Ну да ладно. Не буду переживать по этому поводу, других поводов предостаточно. Но переживать не хотелось вовсе. Переживательное настроение не включалось, может, перегорела какая-то лампочка внутри меня, и больше не было возможности страдать и волноваться. Мне просто стало все равно. Хоть я и поняла причину поисков Никиты, он искал меня, поскольку считал меня своей спасительницей, но это меня сейчас не задевало. Меня больше не удивляли сны Никиты, в которых я представала в своем нынешнем образе, хотя последний раз, когда он меня видел, я была восьмилетним ребенком. Я оставалась равнодушной даже к факту того, что я переселилась в его тело, оставив свое лежать бесчувственным чурбаном в больнице.
  Но одна вещь мне была не безразлична. Это миссия, с которой я оказалась в этом теле. Я нисколечко не сомневалась в том, что она есть. Я должна что-то исполнить, и когда я выполню поставленную передо мной задачу, я вернусь в свое тело.
  Над вопросом - что это за миссия? - я продумала всю дорогу обратно в отель и даже часть ночи. Однако усталость меня сломила, и я таки уснула.
  Мне снился сон. Кристально белые скалы и маленькие бассейны с прозрачной голубой водой. Ник печально прогуливается. Он один, нет ни души вокруг, но вдруг ниоткуда появляется человек, он одет в черный плащ, на лице его белая маска. Человек приближается к Нику. Я знаю, что этот человек в маске опасен, я пытаюсь крикнуть Никите, чтобы он бежал, но не могу - у меня нет голоса, нет тела, я просто дух, который может следить за развитием событий, но никак не может на них повлиять. И я смотрю. Смотрю, как человек в черном плаще тянет руки к Нику, пытается повалить его. Они борются. И тут я вдруг понимаю, что Ник не слабый маленький мальчик, но сильный мужчина и ему не страшен человек в маске. Как только я это понимаю, Ник отталкивает от себя чужака, а тот превращается в черную ворону и с криком "Кар" улетает прочь. Я просыпаюсь.
  К перепадам настроения пора было бы уже привыкнуть. Если в теле человека, имеющего память о прошлом, поселить другого человека, тоже со своим характером и своими воспоминаниями, то понятно, что возможны некие отклонения от нормы в линии поведения и в восприятии окружающего. Но все равно мне было удивительно, как после вчерашней депрессии, вызванной воспоминаниями о самых ужасных событиях в моей жизни и переплетении этих событий с жизнью Ника, после странного сна, я могу быть такой счастливой. Меня радовало солнце, мне хотелось плавать в море, пить коктейли и не думать о будущем. Моя игривость не осталась незамеченной, и поскольку съемки были закончены, то мы всей съемочной группой устроили себе выходной. Правда поплавать по настоящему у меня не получилось, ребра не дали мне такой возможности, но побултыхаться на мели и полежать на спинке, наслаждаясь покачиванием на мелких волнах, я все-таки смогла. Когда солнце стало припекать основательно, мы нашли себе убежище в баре. К нам присоединились две девушки, отдыхающие в этом отеле и являющиеся страстными фанатами творчества Ника Алича.
  Девчонки оказались очень компанейскими, а одна из них, Аля - еще и красавицей. Ближе к вечеру, когда мы снова собрались идти на пляж, я услышала, как Константин в шутку спорит с режиссером.
  - Не, он не будет ждать ночи. Я-то Ника знаю, он сейчас с ней уединиться. - Хмельно доказывал свою правоту Константин.
  - Да, по-моему, она Нику не очень нравится. Может когда он выпьет побольше - тогда. - Высказывал свою точку зрения режиссер.
  И тут до меня дошло, что они спорят о том, когда я пересплю с Алей - сейчас или ночью. Вот черт. В мои планы такое совсем не входило, но... Константин и вправду очень хорошо знает Ника, и он считает, что Ник в подобной ситуации поволок бы девчонку в свой номер. Если сейчас я буду делать не то, что ожидается от меня - возникнут дополнительные вопросы, на которые нужно будет отвечать. Хорошо, сейчас я выкручусь, напридумываю чего-нибудь, а когда Ник вернется в свое тело, как он будет выкручиваться?
  Чтобы не портить репутацию Ника нужно приглашать девушку в номер. И что я с ней там буду делать? Просто разговаривать - да она потом в интеренете такого про меня напишет, что... Лучше не думать. Что же делать? А может она порядочная девушка и откажется? А ты бы отказалась на ее месте? - Спросила я себя. Честно ответить? Устоять перед обаянием Ника, дело сложное. Я представила, как если бы Ник подошел ко мне и обнял бы меня за плечи, прошептал бы мне на ухо что-то ласковое - ох, пошла бы я за ним, точно пошла.
  Мучаясь вопросом, что же мне делать, я наблюдала, как все покидали свои столики, чтобы отправиться на пляж. Я протянула руку, взяла стакан с водой, стоявший на столе и залпом его выпила. Когда я уже допивала, я поняла, что это вовсе не вода, а испуганно-удивленный возглас Константина подтвердил мою догадку.
  - Это водка, Ник! - Но было поздно. Я уже употребила внутрь примерно грамм сто пятьдесят жгучего напитка.
  На пляж, под солнышко я прошла бодренько, но вот там, лежа на шезлонге и глупо хихикая над болтовней Али, я поняла, что коктейли, выпитые мной ранее, не договорились с водкой о мирном сосуществовании в моем желудке и просятся выйти.
  - Михалыч. - Позвала я. - Мне нужна твоя помощь.
  Далее мужской туалет и болезненное из-за сломанных ребер прощание с выпитым, потом мирное посапывание в своем номере, в который меня буквально оттащил Константин. Это временно избавило меня от необходимости общаться с девушкой наедине.
  Новый опыт из жизни звезд - я становлюсь алкоголиком. Ну и ладно. Вот выполню миссию, вернусь в свое тело, и никогда в жизни больше не буду пить водку. Такая гадость.
  Я проснулась вечером, с ужасным послевкусием во рту и вялым состоянием во всем теле. Приняв душ и почистив на несколько раз зубы, я выползла из номера. Состояние я Вам скажу, ни приведи Господь. Свою компанию я нашла все там же в баре. Они собирались на вечернее шоу и, очень радостно восприняли мое появление.
  Мне казалось, что этот день никогда не закончится. Шоу под открытым небом меня не просто не впечатляло, оно меня раздражало. Громкая музыка, бездарные танцы аниматоров. Но народу нравилось, а я, попивая маленькими глоточками апельсиновый сок, хмуро взирала на всеобщее веселье. В довершение всех несчастий снова объявилась Аля с подругой. Девушки подсели ко мне и пытались со мной общаться. Не знаю, насколько им понравились мои односложные ответы и красноречиво скучающий взгляд, но они не уходили, и я смирилась. Завтра мы улетаем в Россию, с концертом в Турции у Константина что-то не срослось, так что - улетаем. Ладно уж, потерплю один вечер этих настырных фанаток. Закончится шоу, я вернусь в номер и больше никогда их не увижу.
  Но Аля так просто не сдалась. Когда я уже вернулась в свой номер, разделась и легла спасть, она далеко не робко постучала в мою дверь. Сонная, закутанная в одеяло, я открыла.
  - Ах, какой симпатичный. - Улыбнулась мне Аля.
  Впору зареветь или заорать, зовя на помощь Константина. А Аля тем временем, отстранив меня мягким, но настойчивым движением руки, вошла в комнату, прошла и села на край кровати, оставив меня в растерянности у входа.
  - Иди сюда. - Позвала Аля, красноречиво погладив угол кровати.
  Я продолжала стоять, так и не решив, стоит ли мне кричать и если стоит то как - на Алю, чтоб убиралась, или орать Константину, чтоб пришел. И как же я была рада, когда Константин и вправду появился возле моей открытой двери.
  - Что происходит? - Тоном учителя поинтересовался он.
  Тут он заметил в комнате Алю, его взгляд соприкоснулся с моим, и он врубился в ситуацию. Нет, он все-таки просто гениально понятливый человек.
  - Так, Ник, у тебя что - крыша поехала? Ты что, опять за свое? - Он накинулся на меня, как овчарка, защищающая дом хозяина. Аля, не ожидавшая такого поворота событий, быстренько ретировалась и проскользнула мимо нас в коридор с прощальным "пока".
  - Спасибо. - Прошептала я Константину.
  - Не за что. Ты в следующий раз поменьше флиртуй, коли девушка не в твоем вкусе. - Продюсер хмыкнул и удалился.
  Наконец закончился этот безумный день. Последний день в Турции. Как же мне хотелось спать. Но мысли еще долго не отпускали. Я перебирала в памяти события этого дня, всех дней, что я была в теле Ника. Равнодушие, с которым я взирала на происходящее совсем недавно, исчезло. Опять смена настроения. Сейчас я думала о жизни Никиты, и она у меня вызывала жалость. Почему он стал таким, что и кому пытался доказать, ведя себя, как последний идиот? Зачем ему коллекция побед над женщинами? Это еще одна загадка, ответ на которую, как мне казалось, напрямую связан с раскрытием тайны его прошлого.
  Основные вопросы, на которые мне предстояло найти ответ это - что случилось с Ником? Почему он попал в больницу в Германии? Связано ли это событие в прошлом с тем, что он испытывал потом? Почему он боялся прикосновений, почему боялся оставаться один? Как случилось, что его страх перерос в восприятие темноты, как реально существующих образов - черных фигур, вырастающих из теней по углам, и преследующей его темной дымки? Я неожиданно четко поняла, что ответив на эти вопросы, смогу вернуться в свое тело, поскольку избавлю Ника от страха. Именно это и есть моя миссия. Да, возможно, это именно так. Но чтобы ответить на эти вопросы, нужно чтобы произошли еще какие-то события. Что-то, что позволит мне преодолеть ту стену, которую воздвигнул в своей памяти Ник.
  Все-таки я уснула, а утром следующего дня, сразу после завтрака, мы покинули отель. Днем мы вылетели из солнечной Анталии и к вечеру уже были в Москве. Я, наконец, оказалась в квартире Ника. Один на один со своими мыслями, в окружении вещей, которые могли бы мне помочь вспомнить что-нибудь важное.
  Я осматривала квартиру, прикасалась к вещам. Некоторые рождали образы, всплывающие из памяти, например, как этот розовый плюшевый мишка, который был подарен Нику маленькой девочкой в больнице, куда он приезжал в благотворительных целях. Некоторые вещи молчали, словно сам Ник не знал, что они делают в его квартире, как, например чашка, стоявшая на столе в кухне. Это была красивая чашка, из которой Ник, наверное, пил чай. Только прикоснувшись к ней, я ничего не почувствовала.
  Я раз за разом проходила по комнатам, снова и снова касаясь руками вещей. Поглаживая пиджаки и рубашки, чтобы почувствовать присутствие Ника, реальность происходящего, опускаясь на пол, чтобы впитать в себя чувство безопасности от прикосновений к длинному ворсу ковра, на котором Ник любил лежать и смотреть в потолок. Так он сочинял свою музыку. Вначале, просто лежа на полу, он придумывал новую мелодию. Лишь контуры будущего хита. Потом он вставал и подходил к синтезатору. Его руки касались клавиш, он закрывал глаза и слушал то, что наигрывал. Талантливый и очень несчастный человек, этот Ник - думалось мне.
  Закончив проникаться атмосферой дома Ника, я позвонила в больницу. У Марго, то есть у меня, все было без изменений. По крайней мере, хуже не стало, а это уже хорошо. У меня не родилось желания посетить больницу, так же как не хотелось вообще куда либо выходить из дома. Это была внутренняя потребность остаться в одиночестве. Я заказывала еду на дом из ресторанчика, номер которого отыскался на листке, прикрепленном к дверце холодильника. Я делала обычные вещи: ела, спала, смотрела телевизор, а сама все перебирала и перебирала смутные образы о фигурах в темных плащах и белых масках, что мне приснились, и сопоставляла этот сон со страхами Ника.
  Я пыталась разобраться в сложных взаимоотношениях между Ником и его родителями. Отчего они отвезли Никиту в Германию, он не знал языка, и ему было очень страшно. А они ни разу не пришли к нему в больницу, оставив его один на один со своей болезнью. Как же так можно ненавидеть собственное дитя? Мои папа и мама совсем другие. Они любят меня, и я каждый день чувствовала эту любовь. Я доверяла им. А Нику не кому было доверять, никто не приходил к нему, чтобы утешить. Только Константин, пусть и из корыстных целей, но все-таки помогал ему. Был рядом тогда, когда он был нужен. Как недавно, в отеле, когда он мне помог спровадить девушку из номера. Все-таки Константин не такой уж и поганец, каким хочет казаться.
  Когда я дошла в своих мыслях до Константина и пыталась осмыслить его роль в жизни Ника, продюсер нарисовался собственной персоной. Он открыл дверь своим ключом и нашел меня, лежащую на полу.
  Оказалось, я уже три дня сижу в собственноручно организованном заключении.
  
  День одиннадцатый.
  - Ну и что это значит? - Спросил Константин сверху.
  - Лежу. - Ответила я снизу.
  - Я вижу, что лежишь. - Константин присел на корточки рядом со мной. - Ты почему телефон отключил и к двери не подходишь?
  Телефон я не отключала, но, кажется, я его и не заряжала. Он просто разрядился. А к двери не подхожу почему? Потому что никто не стучал и не звонил в нее. Или звонил? Пару раз я слышала странную музыку, но я не среагировала на нее, поскольку не поняла, что это дверной звонок. У нормальных людей он звонит совсем не так, он не поет голосом Челентано. Так что мне ответить продюсеру? Но Константин уже придумал ответ за меня:
  - Ты что, опять? Что на этот раз? Наркотики? Алкоголь? Что? Никита, ты что, не понимаешь, куда ты катишься? - Константин встал, и кричал на меня, прохаживаясь взад вперед по комнате.
  Я продолжала молчать. Пока в голове не было ни одной фразы-опровержения.
  - Ты помнишь, что завтра у тебя сольник? Мы столько к нему готовились, а ты вчера не явился на генеральную репетицию. - Не, ну чего возмущаться, взял бы, да и пришел вчера. А то приперся сегодня и ругается. Однако Константин тут же объяснил причину, почему он не пришел ко мне накануне, хоть я и не озвучивала свой вопрос. - Стоило мне отлучиться на пару дней, как ты тут же начинаешь вести себя, как ребенок.
  - А где ты был? - Мне действительно стало интересно, куда это отлучался мой продюсер.
  - В Японию мотался. О твоем, между прочим, турне договаривался.
  О как, турне по Японии. Круто. Надо срочно решать все свои проблемы и выметаться из этого тела. Турне, боюсь, не потянуть мне. А сольник? Тут до меня дошел смысл сказанного Константином. Завтра у меня сольный концерт. Вернее, концерт у Ника, но в данный момент за него отдуваться придется мне. И были репетиции, о которых я ни сном, ни духом. Память Ника молчит. И что мне делать?
  - А нельзя сегодня еще раз провести репетицию к концерту? - Робко спрашиваю я, поднимаясь на ноги.
  - Ага, пришел в себя. Не можно, а нужно. Вчера она не состоялась, по причине отсутствия главного действующего лица. Так что собирайся. Поедем. - Константин уже не сердился. Когда все пошло снова по плану, его гнев быстро улетучился.
  Я собиралась ровно пятнадцать минут. Надела джинсы, футболку, быстро помахала расческой, пытаясь создать хотя бы видимость благопристойности из торчащих в разные стороны локонов. Про бритву я даже не стала вспоминать. А смысл? Если я сейчас начну бриться - это продлиться до позднего вечера.
  В пробках между квартирой Ника и концертным залом мы потеряли почти два часа, но добрались таки до места. Спасибо, конечно, Константину, по дороге он не лез ко мне с вопросами, а рассказывал про свою поездку в Японию и планах на будущее: своих и моих.
  У здания концертного зала машина остановилась, и нас встретили два шкафоподобных охранника в черных костюмах.
  - Почему только двое? - Возмутился продюсер.
  - Завтра будет шесть человек. - Протрубил один из охранников.
  - Ну ладно. - Кивнул головой Константин. - Пошли Ник.
  Мы прошествовали чуть ли не строем к боковому входу в комплекс. Далее по длинному коридору, где светлые стены дробились на сегменты бесчисленным количеством дверей. На одной из них висела позолоченная табличка с моим именем.
  - Твоя гримерка. - Не замедляя шага, прокомментировал продюсер.
  Длинный коридор закончился закулисьем. Картонные декорации, Переплетение металлических труб и трубочек, километры ткани, и куча народу. Все куда-то бегут, что-то строят, сваривают, кидают и привинчивают, а еще громко и бессмысленно кричат.
  Константин прошел прямиком на сцену, я же, немного замедлив шаг, разглядывала потрясающую сказку, в которую превратился мир, разделенный на две части сценой. Медленно, шаг за шагом я переступала эту черту, пока не оказалась в самом центре декораций. Это был город, небоскребы и щиты реклам готовы были взорваться миллиардами огней, и в этом фейерверке предстояло выступать Нику Аличу, то есть мне. Я повернулась лицом к зрительному залу, и у меня перехватило дух. Зал был огромен. Зрительные ряды тянулись справа налево и уходили вдаль в бесконечность.
  И я дала клятву этому залу, что когда-нибудь я буду стоять на этой сцене не в обличье Ника Алича, а сама. Я буду стоять здесь в своем собственном теле, и зал будет рукоплескать именно мне. Что дернуло меня на эту клятву? Не знаю. Но я на сто процентов уверена, я сделаю все возможное, чтобы исполнить ее.
  - Эй, Ник. Чего застрял? Давай сюда. - Константин вывел меня из состояния задумчивости.
  Я подошла к Константину, попутно оглядывая десяток рабочих, которые устанавливали декорации. Работа шла полным ходом, и я казалась здесь лишним элементом, но стоило отвернуться от декораций и направить взгляд в зал, как все менялось, теперь я была центральной фигурой, а декорации - становились декорациями, которые нужны лишь для того, чтобы усилить впечатление от моего присутствия.
  - Надевай-ка... - Константин протянул мне коробочку и наушники. Конечно я не тупая, конечно я поняла, что коробочку надо прикрепить к ремню брюк, а наушники воткнуть в уши.
  Пока я практиковалась в скоростном пристегивании коробочки к ремню, кто-то решил проверить звук. Фонограмма с грохотом мчащегося на меня поезда вошла в мое сознание. Что-либо разобрать у меня не получилось, я даже не поняла, какую именно песню включили. Убийственный шум прекратился через пару минут, но лишь на мгновение, колонки справа, слева от сцены и даже где-то вверху, над сценой, снова ожили, но теперь звук был четче, и я узнала мою любимую песню в исполнении Ника.
  Однако, я не представляла как петь под такую фонограмму, мелодия была слишком расплывчатой от разнонаправленности звуковых волн, идущих со всех сторон сцены. Я продолжала стоять в растерянности, пока звукооператор, или кто там еще, игрались со звуком, то включая, то выключая мощность колонок. Потом выяснилось, что это вовсе не колонки, а мониторы - я услышала это слово из уст рабочего, проходящего мимо меня, и память Ника вновь пришла ко мне на помощь.
  Я нажала кнопочку на коробочке, и... В ушах заиграла музыка, совсем как в караоке. Все четко и понятно, никакой расплывчатости. Моя любимая песня. Я, не раздумывая, взяла в руки микрофон, что мирно покоился в ложе подставки, и закрыла глаза. Пластик микрофона приятно холодил руку, ну точно, как в караоке. Я запела. Голос Ника звучал в моих ушах, но пела я. Это были невероятные ощущения. Я открыла глаза и увидела пустой зал, но это уже было неважно. Теперь я точно знала, что смогу петь на концерте. Ведь это концерт Ника, а я лишь поприсутствую на нем, увидев все с самой лучшей точки обзора - увижу все глазами Ника.
  Песню мне допеть не дали. Подошел режиссер-постановщик концерта, который долго и нудно спорил с Константином по поводу моего поведения на сцене. Они оба сошлись во мнении, что мне, с моими сломанными ребрами, не потянуть танцы во время исполнения песен и теперь придумывали, как же завуалировать мою, не могущую танцевать фигуру, посреди буйства танца группы подтанцовки.
  Я слушала в пол уха, правильно полагая, что мое мнение тут не решающее, а предлагать попробовать станцевать на уровне танцоров, я не решилась. Я не тренировалась и вообще, зачем мне лишние болевые ощущения. В итоге мне предложили просто ходить по сцене, а в кульминационных моментах стоять в центре, позволяя танцорам выкрутасничать вокруг моей персоны.
  Потом я репетировала выход каждой песни, а это было довольно интересное действо. Я, то появлялась из люка в центре сцены, то спускалась на импровизированном лифте, то солировала, стоя на выкатывающейся лестнице. Был даже выход из зала.
  Вместо обеда мы съели бесчисленное множество пиццы, запивая ее кофе из бумажных стаканчиков. И это тоже казалось частью игры в звездного артиста, как все остальное, что происходило со мной в этот день. Примечательно, что с момента моего появления на сцене, я ни разу не вспомнила о том, какую миссию мне предстояло исполнить. Я просто была счастлива находиться здесь. Меня снова перло на шуточки, как это уже было в Турции, я снова превратилась в центральную фигуру. Просто генератор приколов, честное слово.
  Был поздний вечер, когда чудо репетиции завершилось, я снова сидела в машине вместе с Константином и ехала к себе домой. Константин постоянно говорил по телефону, а я пребывала в прострации, ощущая возбуждение, с нетерпением ожидая завтрашнего дня. Мне хотелось увидеть полный зал, услышать аплодисменты. Нужно пережить только ночь. Мне она уже казалось бесконечной.
  На предложение Константина пообедать где-нибудь вместе, которое он проговорил скороговоркой между двумя телефонными разговорами, я ответила отказом. Хотелось скорее домой, чтобы привести мысли и чувства в порядок. Как только я переступила порог дома, мое настроение сменилось на более умиротворенное. Я приняла душ и, уютно устроившись на диване с пачкой чипсов и банкой колы, включила запись последнего концерта Ника. Я пыталась запомнить его поведение, как он контактирует с залом. Ранее, просматривая записи, я обращала внимание лишь на жесты, теперь, побывав на сцене, я воспринимала все иначе, наверное, более глубоко.
  Проводя детальный анализ поведения Ника на сцене я, неожиданно для себя самой, пришла к выводу, что не всегда властвую в его теле. Вот сегодня, например, были такие моменты, когда я наблюдала за происходящим, но не контролировала события. Словно я делила тело с настоящим Ником, и в знакомой ему обстановке, он проявлялся, становился реальностью. Я стала размышлять о причинах, которые способствовали моей потере контроля. "Мониторы" - всплыло слово. Так значит, память Ника начинает просыпаться, если я вижу или слышу что-то знакомое для него, но незнакомое для меня. Вывод напрашивался сам собой. Если я хочу узнать причину страхов Ника, я должна оказаться в том месте, где его собственно напугали. Ну, или увидеть того, кто его напугал. Тогда будут задействованы непонятные мне механизмы, и я узнаю то, что до сих пор скрывал Ник, причем не от меня, а от себя самого. Но где искать это место? Кого искать? Новые вопросы. Чем больше я понимала, чем больше я узнавала, тем больше появлялось новых вопросов.
  Я не заметила, как закончилась запись, экран телевизора стал темным. Я, повздыхав немного над пустой пачкой из-под чипсов, ее я тоже не заметила, как съела, допила остатки колы и с чувством глубокого удовлетворения, что наелась и напилась абсолютной вредятины, включила запись следующего концерта.
  Я уже думала, что все события сегодняшнего дня уже произошли, но оказалось, что еще нет. Примерно в одиннадцать в дверь позвонили. В поздний час меня ждал сюрприз в лице Василисы, которая пришла подбодрить меня. Она так и сказала:
  - Я пришла подбодрить тебя.
  Ничего нелепей придумать просто невозможно. Но что с этим ее желанием подбодрить делать мне? Напиться не разумно, другой способ вырубиться мне в голову не приходил, поэтому я стояла столбиком в коридоре и тупо смотрела в пол. Послать ее подальше? Не, не вариант, она девушка Ника, и возможно, очень ему дорога. Нельзя разрушать его жизнь, нужно помнить, что я тут временно.
  - Ты чего напрягся? - Меж тем Василиса прошла в комнату. - Эй, да ты опять чипсами с колой травишься. Небось, по обыкновению, пересматриваешь прошлые концерты? Ты не меняешься. - Василиса прошла мимо меня на кухню с пустой банкой из-под колы. - Давай-ка я тебе нормальный ужин приготовлю, пока ты самоанализом занимаешься.
  Вот черт, как я в ней ошиблась. Эта девушка мне нравилась все больше и больше. Она и не думала о сексе, она пришла покормить Ника. Она действительно хорошая.
  - Спасибо, Василиса. - Я подошла к ней и, пока она стояла возле холодильника, высматривая перспективы для ужина, обняла ее за плечи. Мне показалось, что такой жест будет уместен.
  Она обернулась, улыбнулась мне. Было приятно видеть ее улыбку. Было приятно видеть искорку счастья в больших, доверчивых и красивых глазах. Она стала счастливой от такой малости, всего лишь оттого, что мои руки лежат на ее плечах. Я тоже улыбнулась ей и ушла в комнату, досматривать концерт.
  Потом мы сидели вместе на полу, ели макароны с сыром и смотрели старый концерт. Было так хорошо. Не нужно было притворяться, что-то придумывать. Мы обсуждали Ника, его удачи и неудачи, только Василиса думала, что мы обсуждаем меня. Но это в принципе не важно, главное то, что получился замечательный вечер.
  Я хотела, чтобы Василиса легла в спальне, а сама планировала устроиться на диване в зала, но Василиса высмеяла меня:
  - Да ты что. Мы с твоим диваном сроднились, я его не предам. Спи сам в своей кровати, а я, как обычно на диванчике. - Она чмокнула меня в щеку и пошла умываться. Никаких намеков на секс. Просто прелесть, что за девушка.
  Василиса сама достала постельные принадлежности, застелила диван - все ее действия говорили о том, что она это делала уже не раз. Я со смутным беспокойством ушла спать. Но сон не шел. Вечер был действительно прекрасным, но... Что-то было во всем этом не так. Я начала прокручивать в голове события вечера с момента, когда пришла Василиса.
  "Эй, да ты опять чипсами с колой травишься. Небось, по обыкновению, пересматриваешь прошлые концерты? Ты не меняешься."
  "Да ты что. Мы с твоим диваном сроднились, я его не предам."
  Вот оно. Все, что произошло за вечер, не было для Василисы неожиданностью. Я вела себя так, как вел себя обычно Ник. А эти странные ощущения, когда я в кухне обнимала ее. Мне она казалась такой родной и такой красивой. Что это значит? Ник вернулся? Ник управляет теперь моим поведением? Я просто присутствую? Вернулись прежние подозрения, которые я испытывала сразу после репетиций.
  - Ник. - Позвала я мысленно. - Ник, ты здесь.
  Я полежала немного, прислушиваясь к своим ощущениям. Не знаю, чего я ждала, может быть тихого голоса внутри своей головы или призрачную фигуру Ника перед глазами, только ничего не произошло. Мое поведение выглядело глупо, хотя вообще все в последнее время выглядело глупо и нереально. Но может быть мы с Ником похожи гораздо больше, чем можно было бы предположить. Ему и мне нравятся одни и те же вещи, он и я мыслим одинаково, оттого и схожесть линий поведения? Или может быть рефлекс на уровне тела?
  Думать о том, что мы с Ником похожи было приятнее, чем о рефлексах тела, и я решила, что так оно и есть - мы с Ником просто очень похожи. Как только это решение созрело в моей голове, я погрузилась в сон. Прошел еще один день в чужом теле. Что готовит мне завтра?
  
  День двенадцатый.
  Проснулась я от запаха кофе. Вначале сознание мутно пыталось понять, откуда такой дивный аромат доносится, из какой комнаты общежития? Потом включилась память последних дней, и я поняла, что нахожусь вовсе не в институтской общаге Екатеринбурга, а в квартире Ника, в Москве. Далее уже пришло понимание, что кофе варит Василиса, и теплое чувство благодарности растеклось вместе с ароматом напитка по всему телу. Какая она все-таки замечательная, эта Василиса. И почему Ник до сих пор на ней не женился?
  Потянувшись и еще чуть-чуть понежившись в кровати, мне, наконец, удалось проснуться, или почти проснуться. На часах полдесятого, Константин за мной заедет в два, еще куча времени - все еще сонно размышляла я. Но потом ударом молнии в голове пронеслось - сегодня сольник Никиты. Черт. Черт. Черт! Остатки сна разметало ураганом мыслей. Адреналин ударил в мозг и в остальные части тела, заставив меня буквально выпрыгнуть из уютного гнездышка подушек.
  Я вывалилась в коридор, кивнула улыбнувшейся мне Василисе и потопала в ванну. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы успокоить взбудораженное сознание. Но у меня это получилось, и на кухне я появилась в адекватном состоянии, даже готовой на общение.
  Мы пили горячий свежесваренный кофе и ели, приготовленные Василисой тосты. Это было прекрасное утро. Мы говорили, но не о предстоящем концерте. Я не затрагивала эту тему, боясь снова разнервничаться, а Василиса чувствовала, что лучше этого не делать - умная девочка. Разговор шел о всякой ерунде, о том, что было бы здорово слетать в Бразилию и попить настоящего бразильского кофе, немного посплетничали о тенденциях в моде, и я поразила Василису своими знаниями принадлежностей женского туалета. Ну, еще бы, она никак не ожидала от Ника, что он что-то понимает в женских платьях, юбках и туфлях на каблуках.
  А потом позвонил Константин. Еще не было одиннадцати, когда он сообщил, что планы на день меняются и машина придет за мной не в два, как было оговорено раньше, а в двенадцать, поскольку образовалось интервью с очень известным журналистом и его статья будет очень важна для репутации Ника. И понеслось.
  Жизнь вновь превратилась в калейдоскоп красок и событий. Вначале почти два часа со мной возились гримеры, потом меня переодевали, потом интервьюировали. Причем я в интервью говорила мало, в основном на все вопросы отвечал Константин. Он так переживал за то, чтобы о Нике сложилось хорошее мнение у этого сверхпопулярного журналиста, что не давал мне открыть и рта. Но это даже и к лучшему, я бы и на половину вопросов не ответила членораздельно. В основном моими ответами были "да" или "нет", а еще я кивала головой и делала умное лицо. Потом небольшая фотосессия и, наконец, я оказалась в гримерке концертного зала.
  Я покинула ее за десять минут до начала и прошла к исходной точке, там на меня закрепили страховочный пояс и подняли на высоту нескольких метров. По сценарию, мое первое появление на сцене должно было случиться в виде парившего над декорациями города, Ангела. Слава Богу, крыльев на мне не было, был только белый костюм, а крылья должны были появиться в виде лазерного изображения.
  Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди, я не могла ни на чем сосредоточиться. Я видела только тысячи людей, заполнивших зал, который теперь превратился в гудящий от возбуждения улей. Как я буду петь, ведь ни одного слова из текста песни в моей голове не было? Но вот заиграла музыка, зал замер, в наушниках полилась знакомая мелодия, начали опускать тросы, державшие меня на высоте. Я закрыла глаза, замерла. Мои руки взметнулись в стороны. Ангел начал свое схождение в мир людей. Я запела. Слова сами собой рождались и выходили из меня со странным ощущением счастья и покоя. И когда я, наконец, открыла глаза то увидела отблески тысяч глаз, смотревших с восторгом на Ника Алича, который спускался с небес в восхитительном окружении светящихся крыльев.
  У меня наступила эйфория, я не понимала до конца, что и как я делаю. Откуда берутся силы на сцене, в то время, как только я попадала за кулисы, мне казалось, что меня выжали, как лимон? Я безучастно ждала, пока гримеры поправляли мой макияж, пока костюмеры помогали мне сменить костюм, а потом выходила на сцену и, подключившись к мощнейшей энергетике зала, превращалась в киборга, танцующего, любящего, страдающего, радующегося, дарящего эмоции и подпитывающегося ответной реакцией зрителей.
  Это были непередаваемые чувства восторга и всемогущества. Они охватывали меня на сцене и бурлили во мне, принося радость. Но действо кончилось, оставив усталость в теле и легкость в душе. Концерт прошел на 'отлично'. Десятки людей, что помогали мне, организовывая шоу, теперь рукоплескали мне за кулисами, а я взмокшая, усталая и довольная хлопала им в ответ. Я смотрела в эти радостные лица и чувствовала их удовлетворение от проделанной работы, а потом я увидела его.
  Это лицо всплыло из небытия, из самых потаенных уголков сознания. Нику четырнадцать, он с друзьями, парой оболтусов, с которыми учился в одном классе и вечерами бренчал на гитаре в неком подобии рок-группы, отправился на спектакль малоизвестного, но уже набирающего популярность театра мимов. Спектакль назывался "Маски". Он предвкушал увидеть нечто новое, и его ожидания в какой-то степени были удовлетворены. В маленьком театре, где-то на окраине Москвы, лицедеи в черных плащах и уродливых белых масках разыгрывали действо про рождение и смерть души. Постановка была мрачноватой и местами выглядела примитивно даже для школьника, но музыка была превосходной. Никита, а тогда, в четырнадцать его никто не называл иначе, он еще не стал знаменитостью и не сократил свое имя до брендового, решил пообщаться с автором музыкальных композиций, благо тот присутствовал на спектакле.
  После того, как занавес опустился, и стихли последние хлопки аплодисментов, Никита отправился в закулисье. Композитора он нашел в костюмерной, одиноко хлебающего из граненого стакана водку.
  - Здравствуйте. - Робко поздоровался Никита. - Вы автор музыки?
  - Ну я, чего тебе? - Грубо отозвался крупный мужчина с невнятно серой шевелюрой и мощными жилистыми руками.
  - Я тоже пишу музыку, хотел бы поговорить с Вами. - Вошел в маленькое пространство комнаты Никита. Он оказался в закутке, окруженный со всех сторон черными плащами, развешенными по стенам на гвозди. Поверх каждого плаща, как странное подобие живого существа, висели маски. Они белыми лицами ненависти, безразличия, ужаса и страха, взирали на вновь прибывшего и нарушившего их покой паренька.
  - А... Пообщаться значит... - Промямлил сероволосый бугай. И тогда Никита смог разглядеть повернувшееся в его сторону лицо. Он уже никогда не сможет его забыть. Оно будет сниться ему в кошмарах, пока лекарства не вытравят его из памяти Никиты, пока оно не спрячется глубоко в подсознании, чтобы исчезнуть из видимости на время, но не покинет его полностью. Будет являться ему в виде белых масок, с пустыми глазницами и черными провалами ртов, будет превращаться в густой клубящийся дым, и будет преследовать Никиту, когда тот окажется в одиночестве, один на один со своими мыслями, один на один со своим прошлым.
  Лицо запомнилось четко, как и весь образ пьяного композитора, у которого так и не будет имени. Но вот что было дальше уйдет из памяти, останутся лишь слайды ужаса. Нельзя будет вспомнить те минуты или часы, которые превратят жизнь Никиты в ад, запомнится только ад. Смердящее перегаром лицо с безумными глазами, которое будет лизать, кусать губы Никиты. Запомниться безысходность под грузом навалившегося тела, когда нет возможности вздохнуть и сознание ускользает, а потом появляется вновь, лишь для того, чтобы чувствовать боль от ударов бесконечных издевательств. Слабые попытки обессиленного паренька будут сломлены со смехом и матом грубого пропитого баса.
  Сколько длилось это безумие, Никита узнает лишь позже - почти трое суток. Его нашли все в той же костюмерной, среди черных плащей и белых масок, обессиленного от бесконечных зверств и голода. Найдут и спасут его тело, а потом будут пытаться лечить его душу, но так и не смогут вытравить из нее страха.
  Родители Никиты не захотят скандала, не захотят подавать в суд, чтобы их фамилия не фигурировала в заголовках газет. Его отец слишком значимая фигура на политическом поприще. Не хватало еще, чтобы его оппоненты узнали об изнасиловании и безумии его сына. Они просто увезут Никиту за границу, отправят в клинику, а его обидчик останется ненаказанным на свободе, чтобы продолжать жить и губить жизни других.
  Все эти обрывки прошлого с быстротой вспышки промелькнули в моем сознании, когда я увидела это лицо - лицо мучителя. Я на мгновение потеряла ориентацию в пространстве и вынуждена была прикрыть глаза. А когда я вновь посмотрела туда, где видела изверга, его там не оказалось. Может это лишь видение? Может мне показалось? Примерещилось от переутомления? Я нервно стала озираться по сторонам, пытаясь найти это лицо вновь и понять, что это было правдой, но его нигде не было. Мираж из прошлого испарился, растаял, исчез, как и подобает миражу.
  - Ну, все, ребята, сейчас едем в ресторан - отмечаем успех! - Кричал Константин. - Мы это заслужили. Шумно и нестройно люди стали выходить к машинам, покидая закулисье, и продолжая радоваться в коридоре. Я слышала, как доносятся их голоса до меня, но все дальше и дальше, все глуше и глуше. Про меня словно забыли, я осталась одна. Может это судьба?
  Как только я осталась в одиночестве, посреди небольшого помещения, с оставленными на полу бумажными стаканчиками и пустыми бутылками из-под шампанского, мой мучитель вновь появился перед моими глазами.
  - И почему ты не ушел со всеми? - Спросил мужчина. В его голосе было столько сожаления, как будто он и вправду жалел, что я остался здесь один. - Ты так соскучился по мне, что сам решил составить мне компанию?
  Во мне закипала злость. Я теперь не маленький мальчик, которого легко скрутить и обидеть. Мое тело сильное, крепкое, накачанное многочисленными тренировками. И я не Ник, я не боюсь этого засранца.
  - Я вижу, что я прав. - Ухмыльнулся враг.
  Я, молча, наотмашь врезала ему по физиономии, как только он подошел на расстояние удара.
  - А это ты зря. - Утирая хлынувшую из носа кровь тыльной стороной ладони, просипел мужчина. И быстро, отрепетированно всадил мне в бедро иглу шприца. Сознание мое поплыло сразу, он еще не успел вытащить шприц обратно, а я уже падала, падала в бесконечность.
  Я очнулась в комнатке с развешенными вдоль стен черными плащами, сверху которых красовались серые от пыли безумные лица масок.
  - Очнулся, малыш? Узнаешь? Мы продолжим там, где начали. Скольких трудов мне стоило, чтобы сохранить это место нетронутым. Здесь все как тогда. Я тогда был счастлив, без тебя моя жизнь была скучна и противна. Каждый раз, отсиживая свой очередной срок, я мечтал только об одном. Вырваться из тюрьмы и вновь поиграть с тобой здесь, в этой комнате. Ты ведь тоже этого хотел. - Бормотал, растягивая слова, мой враг, расхаживая вдоль тряпья, на котором теперь лежала я.
  Я не отвечала. Я попыталась пошевелиться, у меня получилось. Действие лекарства заканчивалось. Я села, голова слегка кружилась, и разболелись ребра, но это была ерунда. Нужно впредь быть осторожней, возможно у него есть еще один шприц. Я медленно поднялась на ноги и тут же, не дожидаясь, когда мое тело очнется полностью, набросилась на обидчика. Я молотила по нему с наслаждением слушая, как шлепками отдаются мои удары и как брызжет кровь. Но удар в основание черепа остановил меня. Мы были не одни. Теряя сознание, я увидела еще двоих мужчин, огромных, накаченных бритоголовых плохишей, какими их принято изображать в кино. Но это не кино, это по правде происходит со мной. Я умру. Или умрет Ник, но в его теле я... Я закричала от ужаса. Однако мой крик не вырвался на свободу, я кричала внутри, когда мое тело уже рухнуло обратно на груду тряпья.
  - Эй, ты его не убил? Будет обидно. Я хотел с ним играть так, чтобы он знал, что с ним происходит. Я хочу, чтобы он все чувствовал и все понимал. - Поднимаясь с пола, гнусавил мой враг.
  - А хрена ему сделается, полежит часок и очнется. - Пробасил второй. Тогда, как третий просто заржал, подпинывая тело Ника носком ботинка.
  Удивительно, но я могла все слышать и видеть. Могла наблюдать со стороны над тем, что происходит сейчас с телом Ника. Еще какое-то время я видела бандитов, наблюдала за ними, как они распечатывают бутылку водки и разливают ее в пластиковые стаканчики, пока свет не померк.
  Почти сразу все изменилось. Изменился запах. Пахло лекарствами и дезинфицирующими средствами, а не плесенью и потом. Не было слышно бандитов, но что-то тихонько попискивало слева. Я открыла глаза. Ну, слава Богу! Я в больнице. Значит, Ника нашли. Какое облегчение. Но почему мое тело опять такое тяжелое и кажется чужим, и уже привычно не болят сломанные ребра? Я вновь закрыла глаза, веря и не веря в свои ощущения.
  Я рывком подняла свое тело и заставила себя посмотреть на свои руки. Это была я. Я - Маргарита Литвинова, для друзей Марго. И я сидела на кровати в палате московской больницы. Я была тут, в безопасности, а Ник... Я задохнулась от ужаса.
  - О... Ты очнулась, моя хорошая. - Это в палату вошла медсестра. - Но тебе рано вставать. Ты ляг. - Девушка, не на много старше меня, подошла к моей кровати и нажала кнопку в изголовье. Раздалось тихое жужжание.
  - Сколько времени? - Спросила я.
  - Сейчас полночь. - Улыбнулась девушка. - Ты без сознания двенадцать дней, то есть сегодня...
  Я не дала ей договорить:
  - Мне нужно позвонить. Нику угрожает опасность. - Истерично просипела я.
  - Конечно, тебе нужно позвонить, только никакого Ника здесь нет. - Все еще улыбалась девушка.
  Я постаралась успокоиться. Естественно, что мне никто не поверит, и не стоит давать повода врачам сомневаться в своей разумности.
  - Просто разрешите мне позвонить. - Я, как можно спокойнее, посмотрела в глаза медсестры и даже попыталась ей улыбнуться, хотя в душе у меня все металось и дрожало от возбуждения и страха за Ника.
  - Вот, позвони с моего. - Девушка протянула мне свой сотовый. - Маме будешь звонить?
  Я кивнула, забирая маленькую вещичку из рук девушки.
  Подошел врач, молодой мужчина, он улыбнулся мне и готов был начать осмотр моего пришедшего в чувство тела.
  - Пожалуйста, один звонок. - Взмолилась я.
  - Она маме хочет позвонить. - Шепнула врачу девушка.
  - О, конечно же. Пару минут мы сможем подождать. - Еще шире улыбнулся врач и, подхватив медсестру под руку, вышел из палаты.
  Непослушными руками я набрала номер Константина. Он долго не отвечал, наконец, в трубке раздалось его испуганное "Алло".
  - Ник в опасности. - Начала я.
  - Кто говорит? Где Ник? - Константин почти кричал в трубку, видимо о похищении Ника уже известно.
  - Меня зовут Маргарита Литвинова. Это меня он привез из Екатеринбурга в Москву, в больницу. Вернее Вы привезли по его просьбе. Но это не важно. Важно то, что Ника хотят убить. Но вначале будут мучить. Он находится где-то на окраине Москвы, наверное, в старом театре, там, где десять лет назад шел спектакль "Маски".
  - Какой театр? - Теперь уже действительно кричал Константин. Где это? Как ты узнала, что он там?
  - Да не знаю я, где этот театр. Я просто знаю, что там десять лет назад шел спектакль "Маски" и Ник ходил на него. - Чуть не плакала я. Господи, как же они найдут Ника. Пока они сообразят, где это, его уже может не быть.
  - Ну, все, хватит разговоров. - В палату вошел врач и силой забрал у меня телефон. Он нажал на кнопку отбоя, хотя Константин все еще что-то кричал. - Я так понимаю, маме ты звонить не стала. - Говорил врач жестко, но смотрел по-доброму, вроде как и не хотел ругать меня. - Давай вначале осмотрим тебя, а потом уже будет делать звонки, хорошо?
  Что уж тут хорошего? Жизнь Ника в опасности, а я не могу ничего предпринять. Я пыталась искать выход из слоившейся ситуации. Что делать? Начать биться в истерике, чтобы вызвали полицию? Глупо. Скорее всего, мне дадут успокоительного и не известно еще, где я очнусь следующий раз. Спокойно ждать, когда закончится мое обследование, а потом потихоньку удрать из больницы и искать Ника. За это время может случиться так, что искать уже будет не кого. Что же мне делать, Господи?
  
  День последний
  Прошло уже два часа нового дня, два часа с момента моего пробуждения. Врач, закончив мой осмотр, покинул палату. Он казался очень удовлетворенным увиденным. Медсестра, которая брала у меня кровь на анализ, тоже ушла. В моих руках, наконец, оказался телефон, и я поговорила с мамой. Когда я услышала ее голос, я заплакала. Оказывается, я очень соскучилась по ней. Мама сказала, что вылетает вместе с папой первым рейсом в Москву, и через несколько часов они уже будут рядом со мной. Это, конечно, очень здорово, но за это время может случиться непоправимое. Через несколько часов Ника может уже не быть. Что же мне делать? Я смотрела на телефон и никак не могла придумать, кому еще я могу позвонить, чтобы спасти Ника.
  Я гладила указательным пальцем кнопки с цифрами на телефоне, и представляла Ника. Ужасные сцены насилия и его смерть. Что же делать? Что же? Пальцы сами набрали номер, который вдруг всплыл в моей памяти. Это был жест отчаяния.
  - Алло. - Послышался в трубке заплаканный голос.
  - Привет. - Хрипло пролепетала я.
  - Кто это? - Вопрос был задан с надеждой услышать добрые вести, но в этой надежде улавливался страх. А вдруг говорящий скажет что-нибудь страшное.
  - Это Марго. Кхм... Маргарита Литвинова. Та девушка, которую по просьбе Ника привезли в Москву из Екатеринбурга. - Я старалась, чтобы мой голос звучал уверенно.
  - А... - Нотки разочарования. - Ты очнулась?
  - Да, и я знаю, где Ник. - Отчеканила я.
  - Где? - Василиса, а именно ей я позвонила в минуту отчаяния, выкрикнула свой вопрос так громко, что я вздрогнула. Эта девушка задает правильные вопросы.
  - Он в театре, где десять лет назад шел спектакль "Маски". Его похитил один ублюдок, и теперь ему угрожает смертельная опасность. Только я не знаю, где этот театр находится. - Я говорила скороговоркой, чтобы на том конце провода не положили трубку, когда поймут, что я не знаю точного адреса. Но Василиса не прервала разговор, напротив, она обрадовалась.
  - Я знаю, где это. Я ездила туда с Ником. Он говорил, что десять лет назад с ним случилась беда, и он хотел посмотреть на место, где это произошло. Я знаю, где Ник. - Василиса смеялась сквозь слезы.
  - Тогда давай поедем туда и заберем Ника. - Предложила я.
  - Хорошо. Куда за тобой подъехать? - Я всегда считала Василису хорошей девушкой, и я правильно поступила, что позвонила ей.
  - Но, может, стоит вызвать полицию? - Предложила я. Вдруг непонятная разумность проснулась во мне, или это был страх, потому как я знала, что увижу в маленькой костюмерной старого театра.
  - Может и стоит. Только поверят ли нам? Давай вначале съездим и убедимся, что он там. - Василиса еще раз подтвердила мои лестные отзывы в ее адрес.
  - Я в больнице. Это... - Я вдруг поняла, что не знаю адреса больницы, в которой нахожусь.
  - Понятно. Через минут сорок буду у входа. - Василиса отключилась.
  Так. У меня есть сорок минут. Надо придумать, как мне покинуть больницу. А это дело не самое легкое. Мое тело, по-прежнему, плохо меня слушается, и я не знаю где выход. А еще у меня нет никакой одежды, кроме больничной ночнушки и тапочек. Но это меня не пугало, я была абсолютно уверена, что справлюсь со всеми этими недоразумениями, и через сорок минут буду сидеть в машине Василисы, чтобы ехать спасать Ника.
  Самой большой сложностью было заставить ноги идти. Возвращение в свое собственное тело сопровождалось еще большим дисбалансом в ощущениях, нежели проникновение моего разума в тело Ника. Мне пришлось минут пятнадцать приноравливаться к упорству организма и прилагать усилия, чтобы заставить его слушаться. Я вышла из палаты и корявой походкой отправилась вдоль стеклянных дверей палат, к лифту, серебристые двери которого маячили в конце коридора. С каждым шагом тело все больше и больше подчинялось мне. Когда я оказалась в лифте, то уже не думала о себе, как о беспомощном существе. Тело подчинилось. В этот раз у меня не было головокружения и тошноты. Мне сейчас было не до этого, так что случись что-то подобное, то я, наверное, просто не обратила бы на это внимание. Все мои мысли были заняты Ником, тем, как он там сейчас.
  Лифт спускался невозможно медленно, но он привез меня на первый этаж. Площадка, на которой я оказалась, была небольшой, с серыми унылыми стенами и мигающей лампочкой дневного света под потолком. Два коридора и выход на лестничную клетку, куда я осторожно заглянула. Две девицы устроили перекур у окна, а чтобы дым не шел внутрь, отворили его настежь. "Вот и выход на свободу", - мелькнуло у меня в голове. Осталось только дождаться, как эти две красавицы в больничных халатах и тапках на босу ногу, закончат травиться никотином. Минуты тянулись, словно резиновые, я нервничала.
  Наконец девушки закончили болтовню и затушили сигареты в пустой банке из-под кофе. Я боялась, что они пойдут к лифту, но они стали подниматься по лестнице. Снова удача. Мне пришлось дождаться, пока их голоса не затихли за хлопнувшей где-то выше дверью, а потом начать действовать. Со всей, доступной мне скоростью, я подбежала к оставленному приоткрытым окну, взобралась на подоконник и спрыгнула с него на улицу. Мне сразу же окружила прохлада, тишина и серость ночи. Шлепая тапочками по разросшейся траве, я выбралась на асфальтированную дорожку и побежала вдоль стены больницы, в поисках главного входа.
  Скрип тормозов заставил меня оглянуться, за прутьями металлической оградки, съехав с дороги на обочину, припарковалась белая машина, приглашающее открылась дверца, и Василиса призывно замахала мне рукой. Когда я плюхнулась на переднее сидение, рядом с Василисой, она все еще смеялась, вспоминая мои эквилибристические способности, которые я продемонстрировала, перелезая через изгородь. Наверное, это было действительно смешно, особенно, когда я потеряла тапочек и шарила в траве, возле оградки, отыскивая пропажу. Ну и пусть ей смешно, главное, я смогла это сделать, причем даже не поломать себе ничего и не порвать тонкую ткань ночнушки.
  - Поехали. - Улыбнувшись, сказала Василиса. - Совсем скоро мы спасем Ника. Его ищет вся Москва, по телику только и говорят об его исчезновении. Вот будет здорово, если именно мы его спасем.
  Машина тронулась с места рывком и сразу стала набирать скорость. А я подумала, что Василиса видит в нашей ночной поездке больше приключение, нежели понимает серьезность ситуации. Ей нравиться то состояние, в котором она сейчас находится, когда адреналин плещется в крови и в ее жизни происходит что-то из ряда вон выходящее. Еще бы, ночная поездка, вместе со сбежавшей из института мозга девушкой, в целях спасения знаменитого артиста. Звучит круто, ей будет что рассказать своим внукам. Я же видела ситуацию под другим углом. У нас нет никакого оружия, нет надежды, что полиция приедет быстро и успеет нам помочь. Господи, пусть все получится. Я закрыла глаза и попыталась вспомнить хоть какие-то слова молитвы, чтобы попросить Бога о помощи. Но ничего не вспоминалось, и тогда я помолилась своими словами.
  Через час мы оказались возле невысокого здания с облезшими колоннами, образца рассвета коммунистической архитектуры. Дворец культуры или что-то в этом роде, встречал нас темными глазницами окон и закрытыми наглухо дверями.
  - Ищем вход. - Весело шептала Василиса. Ей видимо нравилось играть в разведчиков. Она побежала за угол здания, я за ней.
  И вход отыскался. Маленькая обшарпанная дверь, которая была прикрыта, но не заперта. Мы вошли внутрь. Темно, пахнет сыростью и перегаром. Василиса включила мобильник, используя его, как фонарь. Мелкими тихими шажочками мы двигались по темному коридору, пока до нас не донеслись приглушенные голоса.
  - Подожди, - зашептала я. - Я пойду первой.
  - Это почему? - Так же шепотом возмутилась Василиса.
  - Мое появление в таком экзотическом виде их больше удивит. Пока они расчухают, я смогу осмотреться. Если Ник там, я крикну тебе, и ты вызовешь полицию. - Прошептала я ей свой план.
  - Хорошо. - Согласилась моя напарница.
  Мы приблизились к очередной двери, прислушались. Именно за ней слышались голоса. Я набрала в легкие воздуха и толкнула дверь. В лицо ударил свет. Трое подвыпивших мужиков, лица которых я так хорошо помнила, мирно выпивали сидя на полу, устроив импровизированный стол из табурета. Ник лежал на груде тряпья сразу за ними. Он был весь в крови, и судя по всему без сознания.
  - Полиция, полиция! - Закричала я, что есть мочи, безумно вращая глазами. Надеюсь, Василиса поняла, что надо вызывать подмогу.
  Мое появление не вызвало растерянность у троицы преступников, оно их рассмешило. Да, не такой реакции я ожидала, хотя, что можно предполагать и на что надеяться, если передо мной трое невменяемых и по-настоящему больных на голову мужиков, да еще и пьяных.
  - Это еще что за чудо? - Продолжая ржать, выдавил из себя их главарь.
  - Что, не дался Вам Никита? - Зашипела я, разглядев помятые и разукрашенные синяками физиономии троицы. - Он теперь не мальчишка. А Вы будете гореть в аду. Я об этом позабочусь.
  В моей груди родился рык, такой животный и правдоподобно безумный, что даже мне самой стало не по себе. Смех преступников оборвался, и в наступившей тишине было слышно только мое утробное рычание.
  - Ах ты, сука! - Тяжело поднялся на ноги главарь. - Да я тебя сейчас по стенке размажу.
  - А ты попробуй. - Шипела я, чувствуя, как от страха подкашиваются ноги.
  Дальше случилось несколько вещей сразу.
  Главарь пошел на меня, зверея с каждым шагом, я попятилась, двое его помощников поднялись на ноги и тоже потопали в мою сторону. Я завизжала. В коридоре мой визг подхватила Василиса. Окровавленный Ник трудно поднялся на ноги и неожиданно молниеносно метнулся на подонков. В куче мале, которая образовалась возле моих ног, потерялись очертания. Я видела лишь сплетение тел, и слышала только хлесткие звуки ударов. Визжать я перестала и, повинуясь порыву, вцепилась в татуированную руку обидчика зубами, меня увлекло в водоворот драки. Сколько продолжалась неравная борьба, сказать сложно. Но прекратилась она внезапно. Меня подняли сильные руки и поставили на ноги. Потом я разглядела полицейских, которые разнимали дерущихся, вытаскивая на свободу полуживого Ника.
  Две скорые повезли нас с Ником по больницам, троица бандитов была загружена в полицейский фургон, а Василиса уселась в собственное авто. С рассветом закончилась история страхов Ника. С первыми лучами солнца я рассталась с историей о переселении тел, чтобы ехать на встречу к своим родителям, не смея надеяться, что увижу Ника Алича вновь. Полицейский угрюмо докладывал по рации своему руководству о происшествии, потирая ладонью ушибленную скулу. Лишь Василиса пребывала в прекрасном расположении духа и уже звонила кому-то по телефону, рассказывая захватывающую историю спасения знаменитости.
  Я вернулась в больницу и получила нагоняй от доктора. Правда меня мало занимали его крики, я находилась в коконе из собственных мыслей. А мой организм еще не оправился после почти двухнедельного бездействия и теперь перенасытился движениями и эмоциями. Как только меня вернули в палату и поставили капельницу, я благополучно уснула.
  Пробуждение было очень приятным. Меня разбудило прикосновение руки мамы. Она ласково поглаживала мою щеку. Я открыла глаза и увидела ее сияющее лицо. А с другой стороны постели стоял папа. Несколько минут мы молча плакали, обнявшись друг с дружкой, а потом я ела самый вкусный в мире куриный супчик. Его привезла из дома мама. В окружении самых близких на Земле людей, я почувствовала себя счастливой, отошли на второй план мысли о Нике. Главное, что он был жив, а остальное было уже не так важно. Теперь можно в полной мере насладиться собственными эмоциями и постепенно возвращаться к своей настоящей жизни.
  Ближе к вечеру, когда мама и папа поехали устраиваться в гостиницу, в моей палате появился человек, которого я меньше всего ожидала увидеть - Константин. Он угрюмо вошел в палату и уставился на меня взглядом побитой собаки.
  - Спасибо. - Прошелестел он.
  - Пожалуйста. - Ответила я, подразумевая, что он благодарит меня за спасение Ника, и я не ошиблась.
  - Я не смог отыскать Ника, мне и в голову не пришло, позвонить Василисе. - Пробубнил он, зачем-то оправдываясь передо мной.
  - Все закончилось. И закончилось, как я понимаю, не плохо. - Пожалела я продюсера. - Как Ник?
  - В больнице. Но с ним все будет в порядке. - Константин присел на стул, рядом с моей кроватью.
  - Если Вы собираетесь спрашивать меня, каким образом я узнала о местоположении Ника, то Вас ждет разочарование. Разумного объяснения у меня нет.
  - А неразумное? - С надеждой спросил Константин.
  - А как Ник узнал о том, что мне нужна помощь? Вот так и я узнала, что в помощи нуждается он. Мы связаны друг с другом. И эту связь объяснить у меня не получается. - Я говорила приготовленное ранее объяснение. Мне пришлось довольно долго ворочать в голове тяжелые мысли о том, как же мне вести себя, если будут задавать вопросы, подобные тем, что сейчас задает Константин.
  - Ндя... Но тебе придется разговаривать с полицией. Ты - свидетель преступления. - Промямлил Константин. И куда только делась его уверенность и напыщенность.
  - Ни с кем я разговаривать не буду, пока не поговорю с Ником. - Парировала я.
  - Ну, разумеется. - Легко согласился продюсер. - Ник говорит то же самое.
  Мне стало смешно. Оказывается, Ник тоже хочет со мной повидаться. Это же здорово. А я уже решила попрощаться с ним. Может ничего еще не закончено, может все еще только начинается. Вдруг у меня получиться стать другом Нику. Моя фантазия унесла меня так далеко от реальности, что я даже не заметила, как Константина выставил из палаты врач. Начиналась очередная порция обследований. Такая муть, но придется потерпеть. Если все будет нормально, через несколько дней я уже буду дома.
  Я опять утонула в фантазиях, представляя, как рассказываю Ленке и Вике о своем приключении. Прямо, как Василиса. Буду говорить, говорить. В ролях. И пребывала в этом состоянии грез до самого вечера, пока снова не пришли папа и мама. Их рассказ о том, что произошло в нашей маленькой жизни за время моего отсутствия, отвлекли меня от фантазий. А потом пришел Ник.
  Все получилось, как в кино. Мама улыбнулась Нику, стала говорить ему слова благодарности за то, что он привез меня в Москву. К ней присоединился папа, который стал жать Нику руку. А он стоял напротив моей кровати, улыбался и смотрел мне в глаза. Смотрел, не отрываясь, и продолжал улыбаться. Кажется, он даже не слышал, что говорят ему мои родители. И родители, ну не дураки же они, все поняли. Они тихонько ушли из палаты, затворив за собой дверь. Мы остались с Ником один на один. Он все смотрел мне в глаза, а мое сердце билось часто-часто.
  Ник медленно подошел ко мне, сел на край кровати, наклонился... И поцеловал... Нежно... Я ответила на поцелуй, стараясь не вспоминать о нашем первом поцелуе, когда я в образе Ника целовала себя. Может быть, он был в моем теле, а может, и нет. Но сейчас поцелуй был таким, что у меня перехватило дыхание, и я на время забыла, где нахожусь. А когда вспомнила, то стала еще счастливей, если это было возможно.
  - Нам так много нужно рассказать друг другу. - Прошептал он, находясь в нескольких сантиметрах от моего лица.
  - Да. - Выдохнула я.
  - Я тебя больше никогда не отпущу. - Продолжал шептать он.
  - Я знаю. - Ответила я. И это была чистая правда. Потому как я действительно знала, что больше мы не расстанемся. Я поняла это во время поцелуя. Мы две половинки одного целого и если мы будет вдали друг от друга, то просто не выживем.
  Все банальные вопросы - как девушке, живущей в Екатеринбурге и учащейся в горной академии попасть в Москву, не лишившись своей прежней жизни, и как знаменитому артисту, которому совсем скоро предстоит турне по Японии, а потом еще куча гастролей, не расставаться, сейчас казались не страшными и быстро решаемыми. Ведь главное мы поняли, нам нужно быть вместе. Если есть такое понимание, то все остальное не важно.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"