Когда моя бабушка завещала анатомическому театру свой скелет, она и подумать не могла, сколько ажиотажа вызовет у общественности ее татуированный череп.
Изъеденные временем кости не представляли никакой ценности, зато странный череп, особенно загадочные надписи на древнееврейском языке породили немало споров среди знатоков древности.
В молодости бабушка работала в военном госпитале, где и подхватила сифилис, ухаживая за ранеными киберандроидами, воевавшими вместо нас с пришельцами. Пропустив через себя несколько сотен этих гомункулов, она обнаружила, что на ее влагалище образовалась круглая язвочка, напоминающая бутон розы. Сначала бабушка пробовала вылечиться всякими травами, но когда это не помогло, она обратилась за помощью к местному доктору, заведующему отделением гнойной хирургии. Тот назначил курс антибиотиков, а когда она выздоровела, взял ее в свой военно-полевой гарем, состоящий из таких же молоденьких патриоток, как она. Бабушка ведь тоже сбежала из дома защищать Родину, хотя ее и не просили об этом.
Тружениц военно-полевого гарема не заставляли выносить утки за ранеными и вступать с ними в интимные отношения. Девушки обслуживали только медицинский персонал: доктора и двух фельдшеров. Надо сказать, что первая партия пробных киберандроидов питалась исключительно нашими испражнениями: как орального, так и анального происхождения и потому их судна нещадно пованивали, вызывая у санитарок постоянные спазмы в желудке, хотя те и работали в противогазах или одевали маски. Не знаю, использовали ли маски в любовных утехах или нет, на то история умалчивает.
Зато ядовитая слюна киберандроидов действовала на врага покруче радиации. Пришельцы покрывались жуткими пятнами, безжалостно разъедающими их чувствительную кожу. Пятна чесались, лопались и сочились отвратительной жижицей, привлекая к себе тучи навозных мух, донимавших пришельцев почище самих пятен. Держать в руках какое-либо оружие они не могли. Липкая жижа намертво склеивала пальцы с металлом, и отделить одно от другого было практически невозможно, не повредив какой-нибудь сустав. Кроме того, их хваленые бронетранспортеры с ночным видением, навороченные навигаторы и прочая техника замерзали при приближении киберандроидов. Помимо ядовитой слюны, они обладали еще одним завидным качеством - умением превращать жидкое топливо в кусок льда, но сами постоянно нуждались в дополнительной подпитке. Столько испражнений, сколько им требовалось для нормального функционирования, было трудно найти. Как только пришельцы объявили о капитуляции, киберандроидов сразу же ликвидировали. Чертежи, по которым их изготавливали, документы, касающиеся их производства - все было уничтожено, не сохранилось даже никаких черновиков.
Много позже стали производить нормальных андроидов, с привычным пищеварением и мышлением, максимально приближенным к нашему. С ними уже не возникало таких проблем, как с киберандроидами. Однако бабушкина подружка рассказывала, что современные андроиды значительно уступают по количеству фрикций старым, и их действия не всегда приводят к полному удовлетворению. Помню, как бабушка шушукалась с ней на кухне, гоняя без конца чаи и покуривая трубки. Я терпеть не мог эту засаленную старуху, с которой бабушка служила когда-то в одном госпитале. Дедушка ее тоже не переваривал и всячески подшучивал над ее прожорливостью. Когда Кочерга приходила к нам в гости, то никогда не приносила с собой никаких вкусностей, зато жрала как лошадь ( дедушкино замечание) хватая бабушкины пироги прямо с противня, и старалась ущипнуть меня жирными пальцами за пухлые щечки, да еще лезла с поцелуями. Я тогда был маленький и ничего не соображал, но тот разговор про фрикции запомнил. Кочерга недолго протянула, напилась однажды запретного пойла в компании с одним андроидом, списанным в утиль и умерла от разрыва сердца. Андроиду-то ничего, только кожа с лица облезла, а Кочерга, можно сказать, сгорела заживо. Осталась лишь шкатулка с воспоминаниями, которые передали моей бабушке, других подруг у нее не было.
Я заглянул однажды через бабушкино плечо, она как раз перебирала украдкой содержимое той шкатулки, и ужаснулся: столько презервативов я никогда не видел. То, что это именно презервативы я прочитал на упаковке, и, самое примечательное, все пакетики были целехоньки.
- Да убери ты от ребенка эту мерзость, - сказал вошедший в комнату дедушка, выхватил из рук бабушки украшенную ракушками коробочку и бросил в огонь. Жалко шкатулку, больше таких красивых ракушек я не встречал.
У моей бабушки было много диковинок, оставшихся с военных времен: те же ружья, например, ритуальные ножи и приборы для ночного видения. В железном ящичке под замком хранились медицинские инструменты: всякие плоскогубцы и отвертки для откручивания поврежденных гаек у киберандроидов. И самое ценное из ее сокровищ - трофейный парикмахерский набор. Фен для сушки волос, бигуди пластмассовые, которые бабушка кипятила в кастрюльке, ножницы, расчески с торчащими во все стороны зубьями и массажная щетка.
Дедушка хоть и ругался по поводу ее парикмахерских причуд, но особого вреда в этом не видел.
- Баловство все и бабская дурь, - таков следовал его окончательный вердикт.
Я любил смотреть, когда бабушка прихорашивалась, да и дедушка, кажется, не прочь был полюбоваться на ее красоту. Все старухи вокруг неряшливые и нечесаные, а моя бабушка - само совершенство, глаз радует. Я всегда ей гордился, чтобы она не делала.
Про войну она никогда не рассказывала, все, что я знаю о том периоде, взято из других источников. Она даже на слет ветеранов редко ходила, да и дедушка отпускал ее туда с не охотой.
- Нажретесь как свиньи, знаю я ветеранов,- бурчал он себе под нос,- что ни слет, то новые медали выдают и обмывают потом их до посинения.
Бабушка с ним не связывалась. Молчала.
На такие двусмысленные мероприятия дед старался навязать меня, дескать, с ребенком сильно не забалуешь, да и похвастаться есть чем: гляди какой образованный внучек растет. В три года читать научился.
Бабушка не перечила, вариант с нагрузкой ее даже больше устраивал. Она наряжала меня в лучший костюмчик с люрексом, смазывала мои непослушные волосы маслом, а сама накручивала на голове всякие финтифлюшки (кудри). И вот бабушка заказывала такси, и мы ехали на слет ветеранов, проходивший в помещении бывшего инкубатора, где выращивали когда-то сегров, потом инкубатор отдали под клуб.
Здание, конечно, впечатляло. Похожее на огромное страусиное яйцо, блестящее и гладкое, оно возвышаясь над заросшим травой пустырем, как некий дворец, предназначенный исключительно для торжественных случаев. К раскрытым дверям вела движущая как эскалатор дорожка, по которой мы и пошли. Нас встретили два ветерана в роскошных ливреях с колонками медалей на груди. Я невольно посмотрел на бабушкину грудь - у нее красовалась только две медали " За отвагу" и " За Отечество".
Зато у моей бабушки была татуировка на шее: как киберандроиды плюют в морду врага. У тех, что в ливреях, я татуировок не заметил. После войны, конечно, татуировки запретили, но не сразу, подождали, пока ветераны вымрут.
Когда мы вошли в зал, мне показалось, что я попал в сказку, столько света было от горевших повсюду люстр, столько музыки. Мы заняли предложенные нам места и еще подождали, когда заполнятся все стулья, только потом на сцену вышел оратор (толстый, неуклюжий дядька) и стал говорить о героическом прошлом наших ветеранов, которые рискуя жизнью, и здоровьем, защищали нашу Родину от пришельцев. Особенно он хвалил тяжелый труд отважных санитаров и санитарок, вытаскивающих на себе киберандроидов с поля боя. Оказывается, те не сразу стали вырабатывать ядовитую слюну, а плевались сначала горохом и пришельцы косили их автоматной очередью как баранов. И только благодаря изменившему их рацион одному безымянному повару, они перешли, наконец, в наступление и стали теснить врага к их рубежам - звездолетам. Я всего не запомнил. Оратора перебивали несколько раз бурными овациями, и, в конце концов, завалили фиолетовыми гвоздиками. Как он бедный не задохнулся под ними.
Торжественная часть мероприятия закончилась. Все присутствующие гости перешли в банкетный зал, где были накрыты столы и освобождено место для танцев. Оркестр играл популярные мелодии тех лет: фокстрот и вальс. Мою бабушку приглашали несколько раз, так выигрышно она смотрелась на фоне бесцветных ветеранок, а когда она стала танцевать с другими старушками канкан, ее пышные юбки поднялись вверх и выглянули трофейные чулочки в сеточку, вот тогда сидевшие рядом со мной ветераны ахнули от восторга. Я видел, как у одного старика потекли слюни и он схватился правой рукой за ширинку, как будто хотел писать. И другой дед, сидевший неподалеку с кислой рожицей, сразу же оживился и спросил у соседа: " Не в госпитале ли она служила, ухаживая за киберандроидами?" " Почем я знаю",- огрызнулся тот.
Никаких медалей на том вечере не обмывали, по крайней мере, я не видел, чтобы их снимали с груди и поливали шампанским, но дедушка еще наказывал присматривать за бабушкой, чтобы она не потерялась, так что я разрывался между двумя поручениями, и даже взмок от напряжения. Танцевать не пошел, но в женский туалет в обязательном порядке, крепко держась за ее цветастую юбку. Бабушка там подкрашивала перед зеркалом губы, а я подсматривал за другими старушками, как они подтягивали, съехавшие вниз капроновые чулки, нисколько не стесняясь моего присутствия, а ведь мне в ту пору, стукнуло уже пять лет. У некоторых чулки держались по старинке - на резинках, потому и сползали. Я это сразу понял и сказал одной старушке в фиолетовом парике. Так она разъярилась как фурия и влепила мне звонкую пощечину, а потом выставила наружу. Дура, купила бы пояс, как у бабушки и не бегала бы без конца по туалетам.
- Че, в развратники тебя записали,- усмехнулся ветеран с палочкой,- поджидавший у двери какую-то даму,- весь в бабушку.
Моя бабушка услышала это и врезала тому ветерану между глаз, да так сильно, что он пошатнулся и покатился по скользкому полу в зал. И палочка его следом. Вот смеху-то.
Детей, кстати, было немного, две девочки помладше и я. Нас пытались устроить в детском уголке, рядом с женским туалетом, там еще игрушки лежали на маленьких столиках и деревянные кубики, но ни девочки, ни я не захотели там оставаться.
Короче, повеселились на том вечере на славу, даже салют после банкета пускали. Я впервые в жизни наблюдал столько разноцветных огней, с грохотом загоравшихся в ночном небе и причудливо разлетавшихся в разные стороны. Как живая мозаика. Завораживало настолько, что дух захватывало Я даже, кажется, не дышал, чтобы не спугнуть это чудо. Но один ветеран, увешанный с ног до головы медалями, пристроился к моей бабушке сзади и ну прижиматься к ней и так и эдак, я же, крепко помня дедушкино наставление, постарался оттеснить его в сторону, тогда он дал мне крепкий подзатыльник, и я укусил старика за палец.
- Бабушкин защитничек нашелся,- прогнусавил орденоносец, крепко держа мою бабушку за талию, но она вежливо отстранила его ухаживания, и мы вызвали такси.
- Ну, как погуляли, - спросил дедушка,- обошлось без эксцессов?
- Ограничились одним подзатыльником и пощечиной,- пошутила бабушка, расстегивая на мне выпачканный каким-то соусом костюмчик.
Однако с тех пор, ни на какие слеты ветеранов она не ездила, занималась исключительно домом и моим воспитанием.
Откуда же у нее та гравировка на черепе?
Много лет спустя, когда моя бабушка и дедушка отошли в мир мертвых, я познакомился с одним полиглотом, в совершенстве владеющим несколькими древними языками, в том числе и ивритом. Он и перевел ту загадочную надпись на черепе бабушки.
"Творения шестого дня. Черти. Порядковый номер - сто восемнадцатый"
И неразборчивая подпись внизу или смазанная печать.
- Ну, ничего себе,- удивился он, - так твоя бабушка была одной из первых чертовок, которых Бог сотворил накануне Субботы или ее прямой потомок. Сколько лет, интересно она прожила?
- Во всяком случае, она выглядела моложе дедушки, но он говорил, что она его старше.
Мы обратились с этим переводом в музей, при котором находился тот самый анатомический театр, где хранился череп моей бабушки. Работники музея отнеслись к нашему предложению с пониманием и выделили отдельную нишу, и теперь все черти, приходящие на экскурсию могут ознакомится с оригинальным переводом той надписи, а также прикоснуться к священной реликвии, правда, сейчас череп уже убрали под стекло. Говорят, что ее дух помогает от бесплодия, хотя сама бабушка не имела детей. Я ее приемный внук.