Семён всегда боялся пчёл. А другому, кроме как ухаживать за этой полосатой трудолюбивой суетящейся бандой, ничему обучен не был.
Самое начало жизни память не сохранила, но в тех кусках, которые таки записались где-то в архивах, рядом с Семёном всегда стояла глубокая пластиковая тарелка с мёдом. Фрагменты.
- После ужина обязательно съешь ложку мёда, чтобы лучше спалось, - говорила толстая тёплая бабушка и двигала ближе липкую тарелку с крышкой. Тарелка эта липла не от неаккуратности едоков. Просто мёд просачивался сквозь стенки и висел каплями снаружи.
Когда Сёма болел простудой, то к мёду кипятили молоко. А если зубы кого донимали запущенным кариесом, тогда в прогнившую полость обычно трамбовали прополис. Нерв от пчелиного яда умирал, зуб тихо разрушался, а корень зарастал десной, как и не было.
- Всё, что ты видишь вокруг: машина, мебель, одёжи, самовар электрический, да всё - это мёд, через деньги обмененный, - объяснял Сёме дед простую арифметику достатка, намазывая на хлеб тягучую янтарную повседневность.
Для деда пчёлы стояли на втором месте после жены - это он так ей врал. И когда умирал, шептал еле-еле для сына и внука финальные фразы.
- Чихову, который на мотоцикле приезжает, липовый. Эдуарду Иосифовичу - любой, но только свежий. Понимает. Остальным и прошлогодним можно разбавить, но не более трети к нонешнему. И никогда страх не выказывайте пчеле. Она видит. И тогда ты не хозяин уже, а вор и враг, - сказал дед и выдохнул последний раз.
Бабушка выла и не давала хоронить. Хоть и не узнать было в покойнике личность - лицо опухло, как у свиньи перед боем, и почернело от тысячи застрявших жал, - а всё ж таки свой, родной. Она его раздела в чулане и пропитала мёдом, который, как известно, едва ли не лучший консервант.
Но не долго бабуля болела головой, через неделю преставилась. Наверное, для неё дед был главной причиной жить. Тогда и схоронили обоих. Она лежала ещё не старая, и в смерти румяная, не в срок ушедшая. Гроб с дедом пришлось закрыть, а то на сладкое стали собираться пчёлы, осы и прочие насекомые.
Дела принял Сёмин отец, но они не пошли. Как раз в тот период открылись границы, и в страну навезли всякой кондитерской вкуснятины, невиданной до того момента. Люди быстро привыкли к разноцветной дряни и перестали покупать мёд. Семья Семёна бедствовала. Но тут вовремя подоспела реформа антиалкогольная. А годы-то шагали тяжёлые, переходные. Вот Сёмин отец и приноровился помогать согражданам те времена перетерпеть.
Расходов не требовалось. В мёде сахара больше, чем в сахаре. Дрожжи сами размножаются, а больше для производства ничего и не нужно из ингредиентов. Ну, естественно на всех этапах продукт приходилось пробовать самому - контроль качества.
- Понимай, Сёмыч, - поучал всегда полупьяный отец. - Вот джинсы фирменные на тебе - это что? Это мёд. Телефон из них торчит беспроводной? Ты приглядись к нему. Он весь из мёда сделан, и внутри у него целое ведро налито. Влезло. Мёд - всему голова.
- И не спорь с отцом! - проснётся бывало мать посреди разговора и сразу обратно в хмельную дрёму.
Аппарат почти не выключался. Круглосуточно капали из него деньги и слёзы. Пухли родительские кошельки и лица. Клиентура множилась и всё злее становилась от нищеты и угара. И однажды Семён нашёл родителей зарезанными. Отец обнимал аппарат, как бы защищая самое дорогое. Мать так и лежала на вечном диване лицом к стене - воткнули нож в спящую. Украли весь алкоголь и немного наличных денег. Остальные деньги за положенную для вступления в наследство выдержку обесценились в банке. Это тогда запросто было.
Но на некоторое время средств всё же хватило, а там и страна ожила. И настоящий мёд, прямо с пасеки, снова распробовали и стали брать всё больше. У Семёна и Кати уже подрастали две девочки. В школу пошли. Обыкновенное тихое семейное счастье. Так думал Семён. А жена терпела и иногда точила.
- Что у них на уме? На деда же твоего напали почему-то? Да ты и сам их боишься.
- Боюсь. Как они только не заметили до сих пор.
- Знаю я эту басню. Давай от них избавимся.
- А чем жить будем?
- Как-нибудь. На работу устроимся.
- На дядю работать? Нет уж! Давай привыкать, - говорил он, а она только вздыхала.
Получилось всё наоборот - пчёлы избавились от Кати. Роковая случайность. Младшую дочку укусила пчела. Ну, укусила. Такое и раньше бывало. Но в тот раз пчела нашла вену, которая питает кровью мозг - это где-то за ухом. Яд не успел распределиться по телу, а весь и быстро попал в серое вещество. Умерла голова, и следом - остальная девочка. Паралич дыхания. Катя отомстила сразу, но поджечь успела только два улья.
Положили мать и дочь в одной оградке. Всё село пришло прощаться.
- Когда-нибудь должно было выстрелить. Видано ли - тридцать ульев.
- Двадцать восемь.
- Так и оса могла бы убить. Судьба значит.
- За грехи родителей плата. Всё село не просыхало.
- Как Семён теперь будет?
- А мёд у него знатный.
- Да уж. Моя бабка две ложки с утра оближет и шевелится целый день.
- Дык, набор витаминный в полном составе, почитай.
- Несут. Упокой, господи, их души.
Остались в доме Семён со Светой. Горевать некогда, пчелиные семьи беспрерывного внимания требуют. Купил Семён дочке маленький костюм и постепенно обучил ремеслу. Сначала она ассистировала только - с дымарём стояла. Но скоро и ревизии делать научилась, и рамки перетягивала, и лечила подопечных, и мёд гнала.
Сейчас она учится в большом городе, профессию получает. Но как получит, хочет вернуться в просторный родительский дом. И вроде как не одна - завела паренька. И даже серьёзно у них и долго уже, кажется. Да и всяко лучше своим делом заниматься, чем изо дня в день на кого-то батрачить. Свобода! Такое у Светы убеждение. А папа ждёт, одному непросто с беспокойным хозяйством сладить.
И пчёлы ждут. Но это не на самом деле, они не умеют. Нужно же мне было как-то эффектно закруглить.