Аннотация: Август 1941. Бывший российский немец Отто Райнер возвращается в свой родной город в качестве разведчика Абвера и встречается со своей школьной любовью - Татьяной. Военно-приключенческая повесть
Военно-приключенческая повесть
"Ребята с нашего двора"
Предисловие
Старые фотографии (1980 г)
В детстве Оля любила, уютно пристроившись на диване рядом с бабушкой Таней, полистать семейный фотоальбом. Потрескивали дрова в печи, тихо звучал бабушкин голос, рассказывая очередную историю, и чёрно- белые фотографии словно оживали. За каждой из них была своя долгая или короткая человеческая жизнь, история счастливой или несчастливой любви. Вот с этой фотографии, сделанной весной сорок первого, перед самой войной, смотрит сама бабушка. Какая же она тогда была молодая и красивая, в лёгком светлом платье и с длинной тёмной косой до пояса! А рядом с ней, взяв за руку, стоит широкоплечий молодой военный богатырского вида. Это Олин дедушка Мансур, хотя его чаще звали переиначенным на русский лад именем Миша. Бабушка с дедушкой хотели пожениться в июле сорок первого, но грянула война. Михаил остался служить в Астрахани, бойцом истребительного батальона НКВД для борьбы с парашютными десантами и диверсантами.
- У него и фамилии была богатырская - Батуров, - шутит бабушка. - Батур ведь по-татарски богатырь.
- Я знаю, мой дедушка был герой, - Оля с уважением смотрит на молодое лицо своего деда. - Он ловил фашистских шпионов, получил орден. Я рассказывала о нём в школе, на пионерском сборе к 35-летию Победы.
А вот ещё одно маленькое пожелтевшее фото, сделанное ещё раньше, где-то в начале тридцатых. На заднем фоне их родной двор: знакомая деревянная беседка и старая высокая абрикоса вся в весеннем цвету. Глядя прямо в объектив, на фото улыбаются несколько подростков: две совсем юные девушки и трое ребят. В симпатичной девушке Оля без труда узнаёт свою бабушку, а в коренастом крепком парнишке Мишу Батурова. Девочка начинает расспрашивать про остальных
- Вот эта худенькая девчушка с длинными белокурыми локонами - Ханна Гейт, а парень рядом с ней - Вася Дёмин. Она была на три года младше нас, а он старше нас на год. Они потом поженились в 1940.
- А кто третий? - внучка показывает пальцем на высокого белобрысого мальчишку с задорной улыбкой на загорелом лице.
- Ох, это Олежка Райнер. Мой покойный супруг чудом не порвал эту фотографию!
Но почему? - удивилась Оля.
- Не любил Мишка Олега, - усмехнулась бабушка. - Райнер был потомком обрусевших немецких баронов, из бывших богачей, а значит классово-чуждым элементом, как выражались тогда. В родной семье Олега предпочитали называть Отто. Он родился весной 1917 года в городе Санкт-Петербурге, в семье потомственного военного, полковника фон Райнера, все его предки двести лет жили на землях Российской Империи, все верно и честно служили российским царям: прадед воевал с французами в 1812 , дед защищал Севастополь в Крымской войне, отец получил орден в Японскую войну. Новорожденного Отто тоже бы ждала блестящая карьера офицера российской армии, но... Грянула Октябрьская революция, отец воевал под знаменем белых, был офицером армии Врангеля, пропал без вести. Олег с матерью переехали из беспокойного Петрограда к бабушке в Астрахань, и мальчик вырос здесь, в провинции, впитав любовь к этим местам. Мы жили в одном дворе, в детстве вместе бегали купаться на Волгу и учились в одном классе. Пока пионерами были, Мишка всё пенял Олегу за то, что его отец был царским офицером. И неважно, что после революции его семья обеднела, и сирота Олежка, так же как мы, бегал босиком и в рваных штанах.
А как стали постарше, Миша и Олег оба влюбились в меня. Не знаю, кого бы я выбрала, но в середине тридцатых вдруг объявился папаша Райнер и увёз сына к себе в Германию. Я и Миша встретились с Олегом уже только летом сорок первого, Райнер был прислан немецкой разведкой. Но это длинная история!
- Расскажи! - внучка прижалась к бабушкиному плечу и просяще заглянула в её глаза. - Мне так интересно!
Возвращение блудного сына
Предисловие.
Накануне войны в структуре германской разведслужбы Абвер функционировал спецотдел по проведению разведывательно-диверсионных операций, а при нем был сформирован диверсионный полк "Бранденбург-800". Сначала батальон комплектовался главным образом из немцев, владевших иностранными языками, фольксдойче, хорошо знающих Россию, а также белоэмигрантов. Позднее эти подразделения пополнялись за счет добровольцев - военнопленных различных национальностей Советского союза.
Летом 1941 г одна из таких групп была заброшена в Астрахань, тогда ещё бывшую глубоким тылом. Но по плану Блицкрига вермахт должен был через пару месяцев выйти на линию Архангельск - Астрахань и приступить к штурму волжского города. В те годы на Закавказье и Северный Кавказ приходилось 86% нефти, 65% газа и 56% марганцевой руды, добываемой в Советском Союзе. Эти стратегические грузы в основном шли через Астрахань, речным и железнодорожным путем. Поэтому перед разведгруппой была поставлена задача - сформировать в тылу Красной Армии "пятую колонну" из антисоветских элементов. Особые надежды возлагались на разжигание националистических настроений среди татар, калмыков и поволжских немцев.
В свою очередь, в Астрахани НКВД были сформированы 4 истребительных батальона, предназначенные для борьбы с парашютными десантами и диверсантами. В каждом батальоне было от 150 до 200 чел.
Часть 1(первые числа августа 1941 года.)
Фронт был ещё далеко от Астрахани, но тревожные отголоски кровавых боёв долетали и в наш город.
Школа, в которой раньше училась Татьяна, была превращена в эвакогоспиталь, и теперь, после окончания медучилища, она работала в нём хирургической медсестрой. Целый день она стояла у операционного стола; перед её глазами проходил бесконечный конвейер человеческого страдания: искорёженные взрывами, осколками и пулями навылет мужские тела с раздробленными костями, с размозженными мягкими тканями, с полуоторванными, болтающимися на обрывках кожи и сухожилий, конечностями; в ушах стоял жуткий шум, сливающийся из стонов раненых и восклицаний хирурга " Скальпель, пинцет, тампон... ". Таня была готова рыдать над каждым страдающим бойцом, но доктор кричал на неё " Слезами горю не поможешь! Сделайте бойцу инъекцию эуфиллина! " И она колола в спавшиеся вены, потом мотала бесконечные километры бинтов, обрабатывала гноящиеся раны, вставляла катетеры. Ей казалось, что всё её тело и волосы пропитались неистребимым запахом больницы: запахом йода, камфары, запахом крови и рвотных масс. Даже когда она умудрялась на секунду присесть в коридоре на кушетку и закрыть глаза, перед её мысленным взором всё равно продолжали мелькать раны : раны огнестрельные, раны осколочные, раны резаные, рубленые, колотые штыком!
Вот и сейчас, придя домой после дежурства, Таня мечтала только о том, чтобы скорее добраться до постели и забыться хоть на несколько часов спасительным сном. Ведь завтра с утра снова надо бежать в госпиталь! Татьяна задула керосиновую лампу и взбила под головой пуховую подушку.
* * *
В это же самое время транспортный Юнкерс, натужно ревя моторами, летел на восток через линию фронта; винты его бешено вращались, разгоняя густые клочья облаков.
На жестких сидениях вдоль борта сидели шестеро диверсантов, одетых в форму РККА. У самой пилотской кабины каменным изваянием застыл командир спецгруппы, кадровый офицер Абвера гауптман Галлер, его острый, как стальной клинок взгляд устремлён на двух самых старших по возрасту из остальных диверсантов. Это бывший казачий есаул Шульга и бывший совслужащий Семёнов, они оба слегка навеселе от выпитой накануне водки. Сидящего рядом с ними тридцатитрехлетнего татарина Сайфулина бьёт крупная дрожь, то ли от ледяного холода, проникающего в металлический фюзеляж самолёта на более чем двухкилометровой высоте, то ли от волнения перед неизвестностью. Белоэмигрант Шульга покровительственно хлопает его по плечу "Ничего скоро будем в родной Астрахани, зададим большевичкам жару! Вот уж отыграюсь с ними за Гражданскую войну, вдоволь нагуляюсь ..." Его голос перекрывают оглушительно гудящие моторы, а Семёнов согласно кивает головой.
Напротив них сидит не менее колоритная парочка: светлые волосы и правильные европейские черты лица первого из них резко контрастируют со смуглым восточным лицом и узкими чёрными глазами второго. Это поволжский немец Отто Райнер и калмык Очиров, их лица сосредоточены и строги от осознания серьёзности своей задачи; оба они ещё очень молоды и искренне верят в благородные цели своей миссии.
Над кабиной пилотов загорается лампа: "Внимание: приготовиться" и включается ревун. Из открывшейся двери пилотской кабины выныривает немец-штурман и показывает три пальца. Это означает, что первая тройка должна приготовиться к выброске над Чёрными Землями. Гауптман и калмык решительно шагают к распахнутой двери, затем выпускающий чуть ли не пинками выталкивает бледного от страха Семёнова и сбрасывает грузовой парашют с оружием.
Через некоторое время самолёт подходит к заданному району и наступает время прыгать второй тройке. Шульга, перекрестившись, шагнул в открытый люк, за ним последовал закусивший губу Сайфулин.
Олег последним прыгнул в пугающую черноту за бортом. Упругий холодный ветер высоты подхватил парашютиста, он летел, широко раскинув руки, некоторое время испытывая жутковатое чувство свободного падения; затем дёрнул кольцо, и раскрывшийся парашют резко потянул тело вверх, на несколько мгновений создав иллюзию, что летишь не вниз, а к звёздам. Затем Олег повис на шёлковом куполе в ночном небе, осмотрел стропы и купол, поудобнее уселся в подвесной системе парашюта между небом и землёй, и осторожно потягивая стропы, огляделся вокруг. Слева темнел какой-то массив, напоминающий прибрежный лесок, снизу широкой дугой делала поворот серебристая лента Волги.
" Чёрт, главное, надо постараться не сесть на воду,- подумал Олег, - Иначе парашют намокнет, и потянет на дно. " Развернувшись по ветру, он потянул несколько строп на себя, и его стало медленно, но уверенно сносить в сторону от таящей опасность реки.
Земля стремительно приближалась, едва различимая в ночной тьме; удар при приземлении был так силён, как будто спрыгнул минимум со второго этажа. Завалившись на бок, опытный парашютист быстро встал на ноги и, забежав поперёк ветра, ловко погасил купол. "Ну вот, посадка прошла нормально" подумал про себя Олег и облегчённо вздохнул полной грудью. Давно забытый, но такой знакомый и родной запах нагретой за длинный летний день полынной степи заставил сильнее забиться его сердце от избытка нахлынувших чувств. Долгие семь лет он видел эту землю во сне, душа рвалась сюда из далёкой Германии, рвалась к этой великой могучей реке, к просторным степям, к высокому небу. И вот, наконец, он здесь. Но он пришёл не как бесправный лишенец, он пришёл как воин, как будущий хозяин.
- Meine Heimat! Дома! Наконец я дома! - захотелось закричать ему во весь голос, но Олег подавил в себе это желание. Да, он дома, где не был уже около семи лет, но одновременно и на вражеской территории, он диверсант, послан со спецзаданием и поэтому должен держаться настороже.
* * *
Держа на руках маленького сынишку, Ханна вошла в трамвай. В час пик перед началом трудового дня вагон был полон, но молодой матери сразу уступили место у окна. Народ в вагоне бурно обсуждал последние сводки Совинформбюро , больше всех горячился пожилой инвалид с протезом вместо ноги .
- Мы германца в первую мировую успешно били и сейчас не оскандалимся! - кричал он, потрясая в воздухе деревянным костылём.
- Наша Рабоче -Крестьянская Армия самая сильная! - вторил ему мальчишка в красном пионерском галстуке.
- И вообще скоро наши классовые братья немецкие пролетарии поднимут восстание против Гитлера и повернут оружие против фашистов! - сказал его приятель, худощавый школьник в очках.
В ответ на эту фразу весь трамвай как-то разочарованно вздохнул, но Ханна с благодарностью взглянула на паренька. Как ей самой хотелось верить в восстание, верить в силу коммунистов Тельмана и классовую солидарность! Она вспомнила, как сама на комсомольских собраниях с восторгом рассказывала одноклассникам об отважном вожде немецких коммунистов Эрнсте Тельмане, о Рот Фронте, об их участии в боях с фашистами в Испании. Да, репрессии гестапо против немецких коммунистов были ужасны, многие попали в концлагеря или были казнены. Но ведь обязательно остались подпольщики. А простые рабочие Германии, не по своей воле надевшие солдатские мундиры?! Ханна вспомнила проникновенные строки из газеты, обращения к германскому народу Председателя Верховного Совета АССР немцев По волжья К. Гофмана: "Солдаты, рабочие, крестьяне, интеллигенция Германии! Не проливайте своей крови во имя разбойничьих целей Гитле ра! Поверните ваше оружие против вашего заклятого врага Гитлера и всей его кровожадной банды насильников. Лишь после уничтожения Гитлера и его своры вы сможете зажить свободной и счастливой жизнью. Долой кро вавый фашизм! Восставайте на борьбу за свободную Германию!".
- Да теперь все немцы стали фашистами, им задурили голову пропагандой о расовом превосходстве, - презрительно прервал очкарика молодой военный с забинтованной рукой. - Видел бы ты, как эти классовые братья палят из автоматов и орут " Рус капут! ". Ненавижу гадов, они полвзвода нашего при переправе через Прут положили!
В его голосе прозвучала такая ярость, что Ханна невольно вздрогнула. Раньше ей никогда не приходило в голову стесняться того, что она немка, но с недавнего времени, поймав несколько косых взглядов, она уже не рисковала говорить при незнакомых людях на немецком языке. Хотя она-то в чём виновата?! Её муж русский, с первого дня храбро воевал на фронте ...
Но на её остановке тот самый молодой военный галантно помог ей сойти с подножки трамвая.
"Интересно, был бы он так же любезен, если бы узнал, что я немка ?! " -вдруг обожгла женщину неприятная мысль.
Опустив голову, она торопливым шагом пошла мимо Татар-базара, мимо черноглазых татарок, торгующих прямо с земли краснобокими астраханскими помидорами (которые почему-то в нарушение всех правил русской грамматики именовали здесь помидора ) и тёмно фиолетовыми баклажанами ( местные называли их демьянки).
" А голову у рыбы они называют башка, а хвост - махалка "- нарочно вспоминала Ханна местные диалектизмы, стараясь скорее отвлечься от неприятных мыслей .
* * *
Обер - лейтенант Абвера Отто фон Райнер даже представить себе не мог, насколько ему повезло! Службой наблюдения ВНОС был зарегистрирован пролёт вражеского транспортного самолёта и выброс небольшой группы парашютистов. К счастью для Отто, выброс второй группы, в которую входил он сам, замечен не был. Зато на перехват первой группы были срочно высланы истребительные батальоны НКВД, в составе одного из которых служил сержант Батуров. Их подняли по тревоге перед самым рассветом и на грузовиках перекинули в район Чёрных земель (это примерно полторы сотни километров от Астрахани, на границе с Калмыкией ). Там, рассредоточившись, чекисты приступили к поискам. Задачу затрудняла обширность территории и наступившая уже буквально после восьми часов утра убийственная жара.
Райнер в это время находился более чем в двухстах километрах южнее, ниже Астрахани по течению, в дельте Волги. "Прежде всего, надо закопать парашют и рацию " - подумал он и, найдя приметное место под одиноким кривым деревом, он сделал это немедля. Затем оглянулся, решая, что делать дальше.
Потихоньку светало, где-то в ближнем селе кукарекнул петух, ему отозвался другой, третий, и вот уже целый многоголосый деревенский хор радостно зазвучал, приветствуя наступающий день. Да-а, здесь в Нижнем Поволжье пока глубокий тыл, даже не верится, что где-то на западе уже больше месяца громыхает война, и гибнут сошедшиеся в ожесточённом сражении солдаты. А здесь пока деревенская идиллия.
Путь разведчика лежал на север, за три часа быстрого хода он рассчитывал добраться от маленькой деревушки Асадулаево, где он приземлился, до города, который находился примерно в двадцати километрах выше по течению.
Быстрые ноги несли Отто по пыльной дороге вдоль реки, а перед глазами, словно лента в немом кино, разматывались картины его недолгой двадцатичетырёхлетней жизни. Вот он с босоногими мальчишками гоняет тряпичный мяч посреди изжаренной солнцем площади: вот он во дворе многоквартирного дома колет дрова, чтобы растопить печь в маленькой кухне; вот тащит в ведре воду из колонки; вот рыбачит, сидя на волжском берегу, чтобы сварить на обед хотя бы уху. Полуголодное, оборванное детство сироты, растущего на руках у старой бабки. Мать умерла вскоре после переезда в Астрахань, не перенеся непривычного климата.
Сзади послышался шум мотора, затем, поравнявшись с путником, машина остановилась.
- Тебя подбросить служивый? - раздался хрипловатый голос из кабины.
- Конечно, буду благодарен, - отозвался без всякого акцента Отто и легко вскочил в машину.
-Я еду только до храма Святого Владимира, - предупредил шофёр - А тебе, мил человек, куда?
- А мне до Эллинга, - улыбнувшись от мысли, как ему повезло, сказал разведчик. Именно там располагалась данная ему в Абвере явка.
Шофёр явно подобрал незнакомого человека на дороге с целью иметь собеседника. Почти сразу же русский начал бойкий разговор, основной темой которого было положение на фронте. Он громко возмущался вероломным нападением Гитлера, сетовал на слишком быстрое продвижение немецких войск в глубину советской территории. Олег осторожно задал несколько наводящих вопросов, пытаясь прощупать настроение первого встреченного им за линией фронта советского человека. Анализ этих настроений ему тоже следовало включать в свои радиограммы. Как бы хотелось абверовцу сообщить в своей очередной шифровке " В тылу Красной Армии царит паника, местное население более не верит в силу Советской Власти. " Но пока ничего похожего не наблюдалось!
- Ничего, наша армия скоро соберёт резервы, и мы ещё будем бить врага на его территории! - с непостижимой для Райнера уверенностью говорил русский солдат.
В результате обескураженный Отто решил прервать разговор, и остаток пути они ехали молча. Немец смотрел на расстилавшийся перед ветровым стеклом пустынный степной пейзаж, лишь кое-где оживляемый купами запылённых кустарников, а перед его мысленным взором пролетали картины из его недалёкого прошлого. Он вспомнил, как буквально из небытия возник в 1934 его отец, как устроил ему переезд в Германию; вспоминал их жизнь в скромной комнатушке на окраине Берлина, затем учёбу в офицерской школе. Конечно бедного юношу-эмигранта, даже пишущего по-немецки с ошибками, ждала бы незавидная участь, но как оказалось, его отец ещё с двадцатых годов сотрудничал с германской разведслужбой, и сын пошёл по его стопам. Молодой Райнер был доволен своей судьбой. Ну, подумать только, что бы ждало его, останься он в России: учёба в ФЗУ, нудная работа на судоремонтном заводе, тогда как сейчас он армейская элита, рыцарь плаща и кинжала!
Тем временем машина въехала на окраину города и понеслась вдоль бесконечного ряда однообразных деревянных строений с покосившимися заборами и зарослями камыша перед дворами. То и дело путь преграждали лужи с пьющими из них воду курами, а кое-где через дорогу вальяжно переходили коровы, нисколько не обращая внимания на бешеные сигналы клаксона.
"Н-да наша патриархальная Астрахань нисколько не изменилась" улыбнулся про себя немец. Согласно данному в Абвере заданию его группа сначала не должна была предпринимать никаких активных действий, рекомендовалось закрепиться и найти контакты среди антисоветски настроенного местного населения, подготовить базы для переброски других агентов. Особое внимание при вербовке следовало уделять работникам железнодорожного транспорта, нефтебаз и плавсоставу с танкеров, перевозящих вверх по Волге бакинские нефтепродукты. В дальнейшем с их помощью намеревались осуществить ряд диверсий, направленных на срыв снабжения частей Красной Армии горючим для танков и самолётов.
Но пока, в первый день Райнеру было необходимо просто найти себе квартиру для жилья. В Абвере ему дали адрес одного бывшего царского чиновника, завербованного немецкой разведкой ещё в конце тридцатых годов.
Спрыгнув около храма Святого Владимира, превращенного большевиками в склад, обер-лейтенант Райнер перешёл по дамбе через неширокую речку и вошел в район так называемого Эллинга, где несколько кварталов частных домишек располагались на неширокой полосе земли между основным руслом Волги и Приволжским затоном.
Маленький деревянный домик на улице Сен-Симона буквально до середины окон врос в землю. Некрашеные ставни были наглухо закрыты, миниатюрный дворик зарос сорной травой и имел явно нежилой вид.
- Кого ищешь, солдатик? - окликнул незнакомца шамкающий старушечий голос. - Нету хозяев-то, уж поди год как нету.
- Вот тебе и первый неприятный сюрприз, - подумал про себя разведчик. - Первая явка провалена, хорошо хоть на засаду не натолкнулся. Однако, где же теперь жить? Есть ещё запасной адресок, это поволжская немка, портниха Амалия Рольгайзер. Её младший сын учился классом старше Олега, но ребята часто встречались в кружке радиолюбителей. Рольгайзеры жили достаточно недалеко отсюда, около Татар-базара. Пройдя вдоль излучины волжского затона, Олег очутился перед миниатюрным каменным домиком с чахлыми розами в палисаднике и постучал в калитку. Раздался заливистый лай крохотного шпица, и из двери вышла пожилая женщина в полотняном переднике. Она отогнала собачонку и, отряхивая от муки руки, подошла к калитке, подслеповато оглядывая пришедшего.
- Амалия Францевна, это я, Олег Райнер. - тихо по-русски сказал Отто - Впустите же меня скорее!
Всплеснув руками, старушка, отворила калитку и пригласила гостя в дом. Радостно бормоча, усадила его на расшатанный венский стул, налила чаю в надтреснутую фаянсовую чашку, полезла в буфет за повидлом.
Олег сидел словно в гостях у родной, ныне покойной бабушки - так вся обстановка вокруг напоминала квартирку его детства: и накрахмаленные белоснежные салфетки на изящной этажерке, и ряд фарфоровых слоников на полочке, и расписные тарелки на стене, и пёстрые половички на дочиста натёртом полу.
Олег пил чай с корицей, ел свежий домашний "кухен", и его душа словно таяла от нахлынувших сентиментальных воспоминаний. Речь старушки журчала, словно кошачье мурлыканье, Олег наслаждался звучанием привычных с детства " бабушкиных оборотов старонемецкого языка" ( ведь местные немцы говорили на своём собственном диалекте).
На кресле-качалке лежали спицы и недовязанный шерстяной носок, маленький котёнок лапкой катал под столом клубок из синей шерсти. На оклеенных дешёвенькими обоями стенах висели старинные портреты многочисленной родни: вот тётушка Марта в накрахмаленном чепце, вот дядюшка Эрвин из кантона Гнаденфлюр, вот свадебная фотография четы Рольгайзеров на фоне кирхи.
Райнер почти ничего не рассказывал о себе, больше старался расспрашивать о нынешней жизни их общих знакомых, старушка была в курсе всех последних сплетен и новостей. Конечно, Олега очень интересовало, где сейчас сыновья хозяйки. Амалия Францевна с гордостью начала рассказывать ему о своём старшеньком, который служил техником в авиационном полку и недавно получил очередное воинское звание. Вот на трюмо стоит групповая фотография в резной деревянной рамочке - улыбающиеся бравые парни в форме РККА, с алыми звёздочками на пилотках; сразу и не скажешь, который из них немец. Фрау Рольгайзер открыла большую шкатулку из слоновой кости и благоговейно вынула оттуда сложенный треугольником листок клетчатой бумаги.
"Meine liebe Mutter, - начала читать старушка.- Ich sehne mich nach dir ( Моя милая мамочка, я очень скучаю по тебе! За меня не беспокойся, у меня всё хорошо, служба идёт нормально. Наш полк ПВО успешно отражает налёты фашистских стервятников..."
Амалия Францевна читала, а слух Олега неприятно резали постоянно повторяющиеся слова "наши самолёты", "наши лётчики", "наша армия". Они звучали вроде бы привычно, по-немецки "unsere Flieger, unsere Armee" , но означали " наша Красная Армия ", и разведчик отлично понимал, что писавший письмо солдат воспринимал армию страны Советов как свою родную, а противостоящую ей германскую армию как вражескую!
-А где же младшенький? -абверовец не выдержал и перевёл беседу на другую тему. Он осторожно, намёками старался подвести мысли старушки к истинной цели своего визита. Но по мере разговора лица у обоих собеседников вытягивались всё больше и больше, а обстановка за столом постепенно менялась от тёплой и почти родственной до прохладной и подозрительной. Дело в том, что большинство астраханских знакомых не знали, что Олег эмигрировал в Германию. Поэтому в начале беседы фрау Рольгайзер была свято уверена, что Райнер был призван в Красную Армию, так же как и её сыновья. Поняв, наконец, с чем пришел её ранний гость, старая дама упрямо поджала губы и произнесла: " Вот что, сынок. Плохое дело ты затеял. Вряд ли кто из наших возьмётся тебе помогать ", и на все попытки Отто переубедить её только укоризненно качала головой. Примерно через полтора часа разведчик понял всю бесперспективность дальнейшего разговора и был вынужден встать из-за стола.
- Danke fur den Tee! Ich hoffe, es bleibt unser kleines Geheimnis! , - с нажимом сказал он по-немецки. (Спасибо за чай! Я могу хотя бы рассчитывать, что мой визит к Вам останется нашей маленькой тайной?)
- Намекаете, что я могу выдать Вас большевикам, герр офицер, - печально усмехнулась старушка.- Неужели Вы сомневаетесь в моей порядочности? Ступайте с миром, но обещайте подумать о моих словах.
Приложив руку к фуражке, лейтенант Отто фон Райнер откланялся и покинул дом своего однокашника.
Он был не то чтобы разочарован, нет, он был искренне потрясён! Как это так, воюют в Красной Армии! Как это так, отказать офицеру вермахта, собрату по крови, наконец, в приюте?! Непонятно, что сделала большевистская пропаганда с этой немецкой женщиной!
Прильнув лицом к оконному стеклу, Амалия Францевна долго взглядом провожала своего незваного гостя и огорчённо покачивала головой. На её сморщенном, как печёное яблоко личике были явственно написаны одолевающие её сомнения. С одной стороны, как законопослушная гражданка, она обязана была бы тут же сообщить о визитёре в "компетентные органы ". Но, Боже ж мой, её кузену Якобу уже пришлось однажды познакомиться с НКВД, и результатом этого знакомства стали выбитые зубы и приговор на несколько лет лагерей. Причём Якоба тоже обвинили в сотрудничестве с фашистскими шпионами, хотя подумайте сами - что может связывать со шпионами простого колхозного конюха?! Всё село прекрасно знало, что донос в НКВД накатал один пьянчуга, приревновавший к красавчику Якобу свою жену, и тем не менее против кузена Рольгайзера сработала его национальность. Не одна подобная история шёпотом передавалась из уст в уста, и бедняжка Амалия просто побоялась сама накликать беду на себя и на своих ушедших на фронт сыновей. Она боялась, что начнутся разборки, допросы, а там как в анекдоте " то ли он украл, то ли у него украли " и докажи потом, что " ты не верблюд"! Фрау Рольгайзер в отчаянии махнула рукой, и принялась убирать со стола посуду.
* * *
А в это время сержант Батуров вместе с другими бойцами истребительного батальона НКВД рыскал по степи в поисках сброшенных с самолёта вражеских агентов. Их внимание привлёк свежий бугорок разрытой земли, под ним они нашли пару закопанных немецких парашютов. Это уже было кое-что : всего два парашюта - значит парашютистов тоже только двое. Ободрённые первым успехом , чекисты продолжили поиски дальше, внимательно, до рези в глазах вглядываясь в землю под ногами. Вот один из них нашёл окурок от сигареты и обгорелую спичку; другой заметил нечёткий след кованого сапога на мягком песке. Отлично, значит поисковая группа на верном пути, а по отпечатку обуви 39 размера можно сделать вывод, что один из мужчин не очень высокого роста и обут в стоптанные на правый бок сапоги армейского образца - это уже кое-что, хоть какая-то примета.
Но вы хорошо представляете себе, что означают подобные поиски в калмыцкой полупустыне посреди летнего дня?! Под прямыми лучами солнца ровная песчаная степь раскалилась, как сковородка. Чекисты шагали в насквозь пропитанном потом обмундировании, пот заливал глаза и струился по спине, оставляя на гимнастёрках солёные белесые разводы; но скинуть гимнастёрки было нельзя - безжалостное солнце за короткое время могло бы сжечь кожу до пузырей. Мучительно хотелось пить, но воду во фляжках необходимо было экономить; максимум, что можно было себе позволить - это прополоскать рот парой глотков воды и идти дальше. Вот вроде на горизонте замаячило в мареве степное озеро, обрадованные бойцы прибавили шагу, но подойдя поближе были глубоко разочарованы : перед ними расстилался солончак - обширное пространство , покрытое коркой кристаллической соли , которая отражала солнечный свет подобно водной глади, создавая обманчивую иллюзию прохладного водоёма.
Вокруг на десятки километров не было ни единого деревца, только бесконечные заросли полыни и верблюжьей колючки, изредка попадались песчаные барханы, и тогда пустынный пейзаж становился один к одному похож на Кара-Кумы. Сходство усилили появившиеся из-за небольшого пригорка горбатые силуэты верблюдов, на их покрытых свалявшейся шерстью спинах восседали старик в войлочном халате и мальчишка лет двенадцати. Чекисты бурно замахали руками, приказывая калмыкам подойти ближе: величаво ступая мозолистыми ступнями, верблюды приблизились и по знаку погонщиков опустились на колени. Плоские, дочерна загорелые лица пастухов вопросительно уставились на красноармейцев; узкие глаза мальчишки с интересом оглядывали винтовки за плечами бойцов, старик был невозмутим, как Будда. Было большой удачей то, что мальчишка немного понимал по-русски и кое-как мог перевести вопросы деду. Ещё большей удачей было то, что несколько часов назад калмыки видели в степи двоих неизвестных, которые расспрашивали у них дорогу к населённому пункту Улан- Хол . Всё это было очень подозрительно - подумайте сами , двое посреди бескрайней степи : не пастухи , не местные , один из них был светловолосый и светлоглазый.
Это как раз были капитан Галлер и калмык Очиров ; именно они расспрашивали дорогу, не зная, что нужный им Улан-Хол находится намного дальше. По логике вещей, дед и внук могли бы быть убиты, как нежелательные свидетели, но абверовские агенты были уверены, что население Калмыкии будет помогать им. Согласно имеющимся в Абвере сведениям калмыки были сильно недовольны политикой Советской власти, особенно гонениями на исповедуемую ими буддистскую религию. Ещё в середине двадцатых годов был снят с поста глава калмыцких буддистов Бакши Чимид Балсанов, введены высокие индивидуальные налоги для лам, закрывались монастыри. С начала тридцатых годов была развёрнута активная антибуддистская пропаганда, опустошались и сравнивались с землёй буддистские храмы, отряды комсомольцев и " Союза воинствующих безбожников" ходили по юртам, изымая и уничтожая священные для калмыков культовые принадлежности. В тридцать седьмом были репрессированы сотни лам. Агенты немецкой разведки должны были заняться разжиганием националистических настроений среди калмыцкого народа, создать банды повстанцев, наладить снабжение их оружием, обеспечив в степи посадку транспортных самолётов люфтваффе.
* * *
Не время согнуло шестидесятилетнюю Зайтуну-апа, а тяжёлая работа. Всю жизнь её натруженные маленькие руки не знали покоя: возились в огороде, стирали, готовили, растили пятерых детей. Теперь три дочки работают в колхозе, двое её сыновей на фронте, младший - Зариф пропал без вести ещё в первые дни войны, оставив ей невестку и маленького внука, теперь надо поднимать мальчишку. А мальчишка, вот шайтан, недавно чуть не сбежал на фронт, высадили из воинского эшелона на последней станции. Так он чуть не подрался с милиционерами - кричал, что хочет отомстить за погибшего отца. А кто знает погиб Зариф или не погиб, но Сталин всё равно заявил, что пленных у нас нет, одни предатели.
Все эти мысли кружились в голове у женщины, пока она привычными движениями доила свою толстобокую рыжую корову.
- Надо будет послать внука на лодке на остров, пусть сена на зиму запасать начинает, - пробормотала старая татарка.
С трудом разогнувшись, женщина встала и оторопела, полное ведро молока чуть не выпало у неё из рук. У калитки стоял и улыбался её пропавший без вести сын!
Зариф, наслаждаясь, ел домашние кайнары, а отец, хмурясь, решил отложить неприятный разговор на послеобеденное время.
Наконец мужчины вышли из-за стола и сели на завалинку покурить.
- Улы ( сынок ), не позорь семью ! Как людям-то в глаза глядеть станем, - начал старик, непослушными руками скручивая козью ножку.
- Отец, не волнуйтесь, - твёрдым голосом сказал Зариф. - Завтра же я сам пойду в НКВД. Неужели ты думаешь, что я действительно намеревался работать на фашистов? Их вербовщики приехали в наш лагерь для военнопленных, уговаривали перейти на сторону вермахта, но я согласился, надеясь таким образом вернуться через линию фронта к своим.
Зайтуна слышала этот разговор, она тихонько заплакала и вытерла слёзы краешком тёмного татарского платка.
* * *
А тем временем, обер-лейтенант Райнер, вскочив на подножку переполненного трамвая, отправился в сторону завода Сталина. Особо абверовский агент пока не отчаивался - у него были в запасе ещё адреса . Через фрау Рольгайзер он узнал, что его дальняя родственница и бывшая соседка по двору Ханна Гейт работает теперь в управлении железных дорог . Немецкая разведка была бы очень заинтересована в её сотрудничестве. Через неё они могли получать важные сведения о движении воинских эшелонов в сторону фронта, а в случае необходимости даже произвести диверсию.
Ханна укладывала спать своего четырёхмесячного сынишку, когда услыхала тихий стук в окно. Она отодвинула накрахмаленную занавеску, за окном маячила смутно знакомая физиономия, мимикой и жестами показывая просьбу открыть дверь. Ключ в замке со скрежетом повернулся, и перед молодой женщиной предстал её бывший сосед по двору Райнер.
- Аннушка, сколько лет, сколько зим! - давний знакомый широко раскинул руки, словно желая обнять её, но что-то во взгляде молодой женщины остановило его.
Он любовался её изящной фигуркой и тонкими чертами фарфорово-бледного лица в обрамлении длинных белокурых локонов. Ханна и в детстве казалась ему симпатичной, как ангелочек, а за эти годы она превратилась в цветущую двадцатилетнюю женщину с горделивой осанкой . Вот только глаза печальные и припухшие , словно от слёз.
- А он остался таким же красавчиком, с лёгким налётом аристократизма, как был в школьные годы, - отметила про себя Ханна. - Только стал ещё выше и шире в плечах. И ему очень идёт лётная форма, хотя ... почему он в такой форме?
- Как дела, как жизнь молодая! - тараторил Олег, весело улыбаясь во весь рот. Но молодая женщина не спешила поддержать его веселье. С подозрительным видом она оглядела его с головы до ног и с ходу задала каверзный вопрос:
- Райнер, ты же вроде в Германию уехал. Тогда почему ты в красноармейской форме?
- А ты умная девочка, не зря в школе училась на одни пятёрки! - захохотал Отто и шутливо погрозил ей пальцем. - Вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз! Ну что ж, если ты сама всё поняла, нам легче будет работать вместе! Abgemacht? Hast du nichts dagegen?
- Договорились о чём? Ich bin dagegen! - голос Ханны не потеплел ни на градус, а её светло-голубые глаза стали холодны, как у Снежной королевы.
- Ну, ты же не откажешь своему братику в приюте?! - полушутливо начал Олег. - Я предлагаю Вам ...
- Братику?! - голос Ханны почти зазвенел от негодования. - Да я в страшном сне не могла бы представить себе, что мой брат вернётся в родной город как нацистский шпион! Какой позор! Внук российского офицера, героя обороны Севастополя, и вдруг стал предателем! Да наш дед в гробу бы перевернулся, если бы узнал, что его сын и внук подручные в армии бесноватого ефрейтора Гитлера!
Олег буквально оторопел.
- Аннушка, успокойся, что ты такое говоришь! Фатерланд...
Но женщина вдруг подошла к старинному комоду ; выдвинув верхний ящик, достала из него какую-то официальную бумагу с расплывшейся синеватой печатью и сунула её под нос оторопевшему разведчику.
- Lies! ( Читай! )
Охрипшим от поразившей его догадки голосом Олег прочёл : " Ваш муж Дёмин В. А. пал смертью храбрых 10 июля 1941 года в боях под городом Смоленском...
- Понял ты?! Или тебе ещё чего-то объяснять надо?! - голос молодой вдовы повысился почти до крика.
В соседней комнате захныкал разбуженный ребёнок, мать подняла его с кроватки и прижала к своей груди, с вызовом глядя в глаза Райнера, по её щекам катились крупные капли слёз.
-Entschuldige bitte! Ich wusste nicht! (Извини пожалуйста, я не знал !) - воскликнул Олег, только теперь обративший внимание на её чёрное платье. Он был в замешательстве, ему хотелось обнять и утешить свою бывшую маленькую подружку, как делал это в далёком детстве, когда её обижали чужие мальчишки. Но времена изменились, и он не решился даже прикоснуться к ней, а только смущённо пробормотал какие-то сочувственные слова. Он и сам был в шоке - надо же, Васька Дёмин погиб! Не какой-то там абстрактный солдат Красной Армии, о гибели которых сообщали в победных сводках вермахта, а его бывший приятель, сосед по двору, с которым он плавал наперегонки, и который учил его делать воздушные ружья из камышинок. А теперь он убит, и его вдова с укором смотрит на Райнера, словно он в чём-то виноват!
- Господи, ты хоть сам осознаёшь парадоксальность ситуации?! - со стоном в голосе произнесла Ханна. - Ты же служишь в гитлеровской армии, которая повинна в смерти моего мужа!
Маленький сын на её руках, тонко реагируя на настроение матери, расплакался ещё больше.
- Geh weg! ( Уйди прочь! ) - безутешная боль, прозвучавшая в тоне Ханны, обожгла Отто. Вздохнув, он закрыл за собой тяжёлую дверь и растворился в наступающих сумерках.
Конечно, вторая неудавшаяся за день вербовка ещё не трагедия. Но ему элементарно негде провести эту ночь. А в городе наверняка комендантский час, и его не устраивает иметь проблемы с ночным патрулём.
Ну вот, помяни чёрта, и он появится! Навстречу, грохоча по брусчатке тяжёлыми сапогами, приближались старший лейтенант и пара моряков в чёрной форме и бескозырках. Внешне спокойный, но в душе трясясь от волнения, Отто протянул офицеру свои документы. Видимо, фальшивки в Абвере делали хорошие специалисты, проверка прошла гладко. Олег с облегчением засунул бумаги в нагрудный карман гимнастёрки и, откозыряв ушедшему патрулю, стал усиленно думать, куда направиться дальше. Был у него ещё один адресок, но инженер Беккендорф жил на той стороне реки, и рассчитывать добраться до него сегодня было бы наивно.
А что если?! Разумеется, это нарушение, но кто узнает ? ! Война подождёт, у него сейчас более романтический настрой.
- Мне всё равно надо где-то искать ночлег, - улыбнулся Отто. - У меня любимая девушка на Косе живёт. Интересно, помнит ли она нашу юношескую влюблённость? Ведь женщина в 24 года уже вполне может быть замужем, и даже иметь детей, волновался Райнер.
Терзаемый такими мыслями, Отто шагал по извилистой улице мимо маленьких деревянных домишек с резными наличниками; мимо полуразвалившейся церквушки, превращённой в керосиновую лавку; мимо обшарпанных купеческих особняков, с развешанным во дворах пёстрым бельём, затем свернул в проулок и дошёл до Кремля. Его сильно тронутые временем белокаменные башни возвышались над кварталами низеньких двухэтажных домов, крест с высокой колокольни был сбит, а так восхищавший Петра Первого пятиглавый Успенский собор печально смотрел на город пустыми окнами. Может быть, кому-то эти картины показались бы бедными и невзрачными, но для Олега они были милыми и трогательными, ведь это был его город, город его детства и юности, где с каждым уголком были связаны сентиментальные воспоминания!
Узкая, мощённая булыжником улица вела от боковой башни к реке. Старательно обходя лужи, Отто двинулся на поиски знакомого дома. Вот и он, нижний этаж сложен из разъеденного солью красного кирпича, а верхний сколочен из почерневших от приморской влажности досок. Теперь надо обогнуть это довольно длинное строение и, нырнув под полукруглую арку, попасть во внутренний двор.
Таня, Танечка, Танюша, нежным шёпотом произнёс Олег дорогое для него имя, и перед мысленным взором возникла стройная девичья фигурка с длинной каштановой косой, милые карие, чуть раскосые из-за примеси восточной крови глаза, задорные ямочки на щеках. Они учились в одной школе и сидели за одной партой, целый год он молча вздыхал о ней, а восьмом классе решился признаться ей в любви. Два года он чувствовал себя самым счастливым человеком на земле! Они гуляли по набережной Волги, крепко держась за руки; он читал ей стихи, сидя на лавочке в городском парке Аркадия, они украдкой целовались под цветущими акациями около кинотеатра " Модерн " и по-братски делили одну порцию мороженого в летнем кафе - на вторую у него просто не было денег! Таня с восхищением смотрела, как он метко стреляет из воздушного ружья в тире "ОСАВИАХИМА " и отважно прыгает с парашютной вышки. Летом они на маленьком пыхтящем катерке переплывали через узкий рукав Волги на городской пляж и часами плескались в прохладных волнах. А потом посиневшие от холода, растягивались рядом на тёплом песке и ели прихваченные из дома мягкие переспелые абрикосы.
Эти абрикосы росли на огромном старом дереве посреди их общего двора, с нижних ветвей ребятня обдирала их ещё зелёными и потом дружно страдала животами, лишь на самом верху плоды умудрялись достичь к середине июля степени янтарной зрелости. Олег, по-обезьяньи вцепляясь в ребристую кору пальцами босых ног, рисковал взбираться на самую верхушку и, напихав за пазуху оранжево-жёлтые абрикосы, спускался вниз под радостные возгласы своей подружки.
Да вот же оно, это дерево так и растёт посреди большого пыльного двора, только несколько старых засохших сучьев отпилили. По-прежнему на высокорастущей горизонтальной ветке болтаются самодельные качели из пенькового каната и деревянной дощечки, на качелях с визгом раскачивается какая-то девчонка с синими бантиками в коротких косичках, снизу на неё с завистью смотрит мальчуган в штанишках с одной оторванной помочей, ему очень хочется прокатиться, но он терпеливо ждёт своей очереди.
Подумать только, всего десять лет назад и он также раскатывал Танюшку, и она, звонко хохоча, взлетала почти до самого второго этажа. Вообще во дворе мало что изменилось : так же сидят на лавочке старушки, лузгая семечки и покрикивая на чересчур расшалившихся внуков ; так же кто-то из пацанов чистит рыбу от вечернего улова, а коты разных мастей трутся об его ноги, выпрашивая подачку.
Не показываясь пока из подворотни, Олег с волнением наблюдал милую, с детства памятную сердцу картину и вдыхал щекочущий ноздри аромат ухи, которую варил кто-то на керосинке; запах явственно доносился из распахнутой по случаю жары двери на первом этаже.
Один из малышей неловко оступился коротенькими пухлыми ножками и упал, на его рёв из одной из квартир выскочила молодая мать и подолом длинного платья стала утирать ему слёзы. На секунду у Олега ёкнуло сердце - ему показалось, что это Татьяна. Поняв, что это совсем другая женщина, он облегчённо вздохнул и решительно шагнул вперёд.
Пройдя по диагонали весь двор, Райнер по скрипучей деревянной лестнице поднялся на второй этаж и тихонько постучал в оббитую рыжим дерматином дверь.
За дверью послышались лёгкие шаги и такой милый, до боли знакомый девичий голосок кокетливо пропел: "Кто там?"
Сердце Отто , казалось , от волнения пропустило один удар, с трудом преодолев спазм в горле, он прошептал : " Танечка, открывай. Это я, Олег! "
Дверь распахнулась, на пороге стояла потрясённая Татьяна.
- Господи, Олежек, откуда?! Да что же мы стоим, заходи в дом, а то вон уже соседи любопытные...
И вправду, из соседней квартиры уже высунулась голова какой-то тётки в папильотках, торчащих из-под пёстрого платка. Таня схватила Олега за руку и затащила в полутёмный коридор, одновременно служивший и кухней. На закопчённом примусе грелся медный чайник, на придвинутом к окну столе лежал нарезанный чёрный хлеб и жирная каспийская селёдка.
- Так откуда ты, откуда? - не переставала повторять Татьяна, пристально разглядывая вновь появившегося друга.
Естественно, перед приходом Отто долго думал, как объяснить своё появление любимой девушке. Разумеется, легенда, состряпанная для него в Абвере, не годилась. Подруга его детства прекрасно знала, что он никакой не Виктор Белов, лейтенант Красной Армии, возвращающийся из госпиталя после контузии. Она была весьма неглупая девочка, помнила, что семь лет назад он эмигрировал именно в Германию, и подобно Ханне могла догадаться, в чём дело. Впрочем, он и не собирался ей врать, Отто прекрасно знал, что отец Тани был репрессирован, как враг народа ещё в тридцать третьем, что за нежелание отречься от отца её исключили из комсомола, и надеялся найти в ней полное сочувствие своей миссии. Но пока ему не хотелось даже говорить на эту тему. Буквально опьянев от близкого запаха её волос, парень привлёк девушку к себе и нежно обнял: " Неужели не рада меня видеть? Тогда какая разница, откуда? Главное, что я здесь!"
Вдоволь наобнимавшись, Таня усадила его за стол. Олег с удовольствием, как в детстве, чистил исходящую паром картошку в мундире и накалывал на вилку кусочки присыпанной лучком и политой постным маслом селёдочки. Господи, и ещё щучья икра - малосольная, янтарно-оранжевая, меленькая, зернистая, словно бисер, она так и таяла во рту, заставляя млеть от наслаждения. И зелёный чай в пиалах с татарским орнаментом, терпкий, ароматный, обжигающе горячий. И ласковые Танюшкины глаза напротив и её изящные руки с тонкими запястьями, заботливо подливающие ему чаю и подкладывающие очередной кусок пилёного сахара.
Они хохотали, вспоминая свои детские шалости и подсказки на уроках, как вдвоём прогуливали контрольные и бегали вместо этого в кино. Олег намеренно старался поменьше говорить о своей жизни в Германии, особенно старательно обходил тему учёбы в спецшколе Абвера. Он вообще больше старался расспрашивать, чтобы установить, чем сейчас дышит Татьяна. После случая с Ханной он стал более осторожен и стал подозревать, что советская идеология пустила намного более глубокие корни в душах людей, чем ему представлялось вначале.
Два часа пролетели незаметно. Сполоснув в тазике посуду, Татьяна проговорила: " Всё же тебе лучше уйти, в десять часов Миша обещал со службы зайти "
- Какой Миша? - оторопел Отто.
- Ну, Мишка Батуров, из 10 Б, помнишь он тоже был неравнодушен ко мне? Ты уехал, а он все эти годы бегал за мной, вот недавно сделал предложение.
- И ты...
- Милый, мне уже 24 года, засиделась в девках-то! Пора уж было подумать о своей личной жизни, подруги все уже замужем, да детей нарожали. Откуда ж я знала, что ты как снег на голову свалишься, - усмехнулась Татьяна.
- А разве Батуров не на фронте ? - задал запоздалый вопрос Отто . - Ему сейчас тоже 24 , самый призывной возраст.
-Нет, он сейчас служит в НКВД, так же как и отчим, - без задней мысли спокойно проговорила Таня.
Ничего себе новость! Немец чуть было не подпрыгнул на диване. Вот это семейка! А ведь Мишка вроде собирался работать на судоверфи. Не желая показывать обострённый интерес к этой теме, Олег, однако, начинает быстрее натягивать сапоги и, торопливо чмокнув Танечку в щёчку, стремглав скатывается по лестнице.
Только торопливо пройдя пару кварталов, он, наконец, смог перевести дух. Вот это да, как близко он мог быть к провалу! Не хватало только встретиться с этим бешеным комсоргом Батуровым! Свято верящий в идеалы революции, тот и в юности недолюбливал Олега, считал его сыном белого офицера и классово чуждым элементом, и справедливости ради надо сказать, что ничуть в этом не ошибался. Олег навсегда запомнил "тёплые слова", которыми молодой русский напутствовал его при отъезде в Германию.
Олег и Таня со слезами прощались на пристани, а Михаил, резко дёрнув девушку за руку, ожесточённо воскликнул: " Ну и пусть себе катится в свою Германию! Видать, фашисты ему дороже тебя! "
Да и вообще, надо признать это была безумная идея - так прийти и тем более остаться у Татьяны. " Я же офицер, на боевом задании! "- сам себя одёрнул Отто. - " А веду себя как влюблённый мальчишка! "
Наконец найдя чей-то заброшенный дом, он влез в окно, и кое-как устроившись на продавленном диване, провёл свою первую тревожную ночь на родине. Несколько раз его будили голоса, доносящиеся с улицы и мерные шаги ночных патрулей, он чувствовал себя как заяц в норе, но на его счастье патрульным было не до осмотра развалин. Только под утро разведчик наконец забылся тяжёлым тревожным сном.
Зато Михаил Батуров лёг спать с сознанием честно выполненного долга : он только что вернулся домой после успешной спецоперации.
Через несколько часов после встречи с пастухами истребительному батальону НКВД удалось настичь и окружить диверсантов. В ответ на предложение сдаться фашисты открыли ожесточённый огонь, в завязавшейся перестрелке один из них был тяжело ранен, а второй, видя неизбежность плена, застрелился из собственного пистолета.
Смертельно раненому врагу чекисты оказали первую медицинскую помощь и тут же допросили. Выяснилось, что с ними был ещё один, но он спрыгнул позднее, его далеко отнесло ветром, и найти его гауптман Галлер не сумел. Впрочем, у немца сложилось впечатление, что Семёнов сам не очень-то хотел воссоединиться с их группой и намеренно прятался. Грязно выругавшись в адрес своего русского " помощника ", фашист принял решение больше не пытаться искать Семёнова, а двигаться в сторону Улан-Хола, где надеялся найти поддержку со стороны антисоветски настроенного калмыцкого населения. Но уже с самого начала его планы потерпели полный провал.
Впрочем, особо много на допросе выяснить не удалось: Очиров говорил медленно и с трудом - одна из пуль попала ему в грудную клетку на несколько сантиметров ниже левой ключицы, пробила лёгкое и повредила важные кровеносные сосуды. Ранение было смертельным, вот на губах диверсанта показалась кровавая пена, несколько раз конвульсивно дёрнувшись, он закатил глаза и затих.
" Конечно, лучше было бы взять их живыми обоих, гауптман наверняка знал намного больше простого исполнителя. Но не всё коту масленица " - подумал Михаил, вытягиваясь всем своим ноющим от усталости телом на скрипучей кровати. " Жалко, что не удалось навестить сегодня Танюшку, но уж очень поздно вернулся после этой многочасовой гонки по степям. Пыльный весь, потный, только и хватило сил кое-как сполоснуться во дворе холодной водой. А теперь - спать, к ней завтра пойду"
* * *
Ханна уже полтора часа пыталась укачать на руках маленького сынишку. Она уже буквально падала с ног от усталости ( сегодня работала допоздна, а завтра с утра опять на работу ! ) Ребёнок то затихал на несколько минут, то вновь начинал хныкать. Лобик у него был немного горячий, возможно он немного простыл на сквозняке, и у него начинала подниматься температура. Эти мысли скакали в голове измученной женщины вперемешку с мыслями о неожиданном приходе Райнера.
" Как он мог пойти на службу к фашистам! - возмущалась она. -И какая я всё же глупая, надо было задержать Олега в доме, расспросить обо всём поподробнее. Но я была потрясена до глубины души, я была вне себя от злости! Надо же прислали с таким заданием! Надо было попытаться поговорить с ним, как-то переубедить! Наверняка фашисты просто задурили ему голову, ведь наш Олежка всегда был такой увлекающийся и доверчивый. Но он же ничего толком не знает! Почитал бы он нашу газету " Stalinist" на немецком языке, о том, какой патриотический и трудовой подъем охватил всех трудящихся немцев Поволжья. Ханна была комсоргом и каждую неделю проводила политинформации в своей комсомольской ячейке, она помнила строки из газеты почти наизусть : " Работницы и инженерно-технический состав фабрики им. К. Либкнехта в г. Бальцере работали в выходной день и всю заработанную сумму - 10 770 руб. передали в фонд обороны. Колхозники колхоза им. Сталина Лизандергейского кантона собрали для раненых бой цов госпиталя в г. Энгельсе по одному центнеру масла и молока, три цент нера мяса, 50 кг сыра. Широкое распространение получило донорство. В августе кровь сдали: в Энгельсе - 470 доноров, в Шиллинге - 233, в Байдеке - 255, десятки и сотни людей в других насе ленных пунктах.
-Ведь это всё надо было рассказать Олегу, - пришла к Ханне запоздалая мысль. - Чтобы понял: ему и другим диверсантам никогда не найти поддержки у нашего народа!
Но наверняка он прибыл не один, с ним ещё целая команда фашистских диверсантов. Раз обратились ко мне, возможно, хотят что-то взорвать на железной дороге. Конечно, если бы с таким предложением вместо Олега ко мне пришёл незнакомый фашист, я бы не задумываясь, сдала его в НКВД.
Но ведь это Олежка, я знаю, что он неплохой парень. Но ведь никто не будет разбираться, его расстреляют, как фашистского диверсанта. По одному подозрению сколько людей расстреляли, а тут... Нет, я не хочу быть причиной его смерти, всё таки он мой дальний родственник! Но, что же делать?! "
Наконец малыш на её руках насосался молока и, отпустив сосок, закрыл глазки. Дыхание его стало ровнее, он засопел и потихоньку стал засыпать.
"Завтра надо как-то найти Батурова, он ведь служит в НКВД и сможет что-то посоветовать, "- решила для себя Ханна.