Голод. Очень плохое чувство. Мне кажется, человек способен на всё, лишь бы утолить его. Теперь я вспоминаю с радостью те минуты, когда от пожирающего меня страха голод исчезал. Но ведь это было во время боя. Бой совсем другое дело, дело достойное нас, дело достойное людей.
Я не хотел вспоминать о доме. О том райском месте на этой проклятой земле. Воспоминания сами всплывали обгоняя друг друга. Они проносились сквозь мой распухший мозг, воспаляя его с новой силой. Примерно пол часа назад я пробовал уснуть. Но это невозможно. Это на столько мучительно, что это можно сравнить лишь с ужасными болями, вызванными хроническим простатитом. Я что-то слышал о том что человеку можно есть не только привычную пищу, но и такие вещи как канцелярский клей, кожаную одежду, и грязных животных. Под словом грязные животные я подрузомевал кошек и собак.
Мы поступали подобным образом со своими ремнями. Это не странно - это вполне допустимо. Вкус напоминал что - то похожее на вкус очень жёсткого оленя. Ни капли жира, просто резиновая масса, которая застревала между зубов. Мы с остервенением рвали вязкую массу, запивая пресным бульоном. Как мы, народ избранный богом, можем так жить. Я знал, что это не для нас, я верил, что это одно из многочисленных испытаний, которые я пережил, и которые мне суждено было пережить.
Ах да, я съел свой ремень неделю назад. Потом мы съели ремень Греталя и Шрубена. Они ничем не отличались. Странно, мы едим собственную одежду и не теряем веру в победу. Вот оказывается, как она для нас важна. Я перетерплю и голод, и другие лишения. А люди, которые будут жить после, воспоёт песни о моих страданиях. Точнее о страданиях и борьбе нашего народа. Как тяжело. Как хочется есть. Второй день моих мучений. Надо быть сильным.
Я не хочу думать о причинах, которые привели к тому что войска уже в течение двух месяцев не получают должного снабжения. У меня уже не осталось сил оправдывать подобные проблемы. Да как я могу так называть эти чудовищные деяния. Люди умирают, нам надо воевать, а мы вымираем от холодов и голода. Мир не изменился он такой же, как тысячу лет назад. Это пугает меня. Я хочу кричать, но держусь вот уже долгий несчастный год.
Я смотрел на огонь, пылающий в печи дома в котором расположились солдаты нашего отделения. Этот сруб мы сколотили сами около месяца назад. Хороший получился дом. Тёплый и по своему уютный. Хотя со временем я начинаю боятся его. Именно тут мне приходиться чахнуть от голода вместе с этими парнями. Всякий раз, приходя с улицы я слушаю урчание собственных кишков. Но здесь тепло - это хорошо, а холод это плохо. Здесь я это понял яснее, чем где бы то ни было.
Сбоку кто - то зашевелился. Я нехотя бросил взгляд в сторону солдата подвигающегося ко мне. Это Карл. Да точно - это был он.
- Надо что то думать. - он произнёс очень тихо, дабы не привлекать взгляды других людей.
Скрытный это был человек. Я плохо знал его. Есть такие люди общаясь с которыми недолгий срок хорошо узнаёшь человека, но Карл не был таким человеком. Человек, который не раскрывает себя. Иногда эта закрытость раздражает. Я не люблю, когда он улыбается. Делает это абсолютно без причины. Кажется, что он смеётся надо мной. Его перевели к нам из второго взвода, который почти опустел, а вскоре и вообще прекратил своё существование. За то время что я с ним пообщался, узнал лишь, что он снайпер. Не то чтобы первоклассный, скорее обыкновенный. Я невзначай вспомнил историю, которою он мне рассказывал. Странная такая история. Почему - то именно она пришла мне в голову.
Помню как он говорил что ещё мальчишкой он частенько ложился спать на голодный желудок. И дело вовсе не в том, что в семье нечего было есть. Еда то была, и её было совсем немало. Но почему - то его мать считала, что есть больше двух раз в день плохо. Странно ела ли она сома? Карл просто вылизал из окна своего дома и, спустившись по водосточной трубе, убегал. Он очередной раз залазил во двор старого деда Мовзера и если, пёс Шрод был на привязи, прокрадывался к хлеву и ел остатки еда после свиней. По его словам она была для него вкуснее яблок, так обильно растущих в саду матери. Не знаю сколько раз он это делал, но однажды, Мовзар его увидел. Наверное он был шокирован увиденным, он схватил парнишку за шиворот и привёл его домой. Мать, узнав что сын убегал из дома, и узнав о его вечерних ужинах со свиньями просто обезумила. Она жестоко избила Карла и не пустила в дом, оставив его за забором. И, тогда этот юный малец, глотая солёные слёза, сказал себе, что он больше никогда не испытает чувство голода. Это было для него страшнее всего на свете. Меня тогда этот рассказ немного рассмешил. Да чего только не бывает в детстве, но то с какой серьёзностью он произнёс последние слова было чем-то большим, чем старенькая история. Помню я ему ответил, что на войне бывают проблемы с едой, но они очень разрешимы, ах как я тогда ошибался.
- Что ты говоришь? - я взглянул на Карла.
- Я говорю надо что - то думать. У меня есть один вариант. - он пододвинулся ещё ближе.
- Неплохой?
- Ну как посмотреть. Ты не ел вообще ничего дня два так.
- Так. - Я мотнул головой.
- Понимаешь, я слышал, что со снабжением очень большие проблемы. - Карл улыбнулся, я не понимал его улыбки, порой она была для меня совершенно необъяснима и раздражала.
- Карл, всё будет хорошо, пока проблемы. Когда решат, что Ленинград нужно брать у нас всё наладится. Мы будем сытыми и довольными. - я пытался поднять ему настроение и, кажется, приподнял немного себе.
- Я говорю о собаках, их ещё много. Понимаешь.
Когда у нас начались первые проблемы со снабжением, мы поддались совсем недетской панике. Многие, начиная с рядового и заканчивая майором, перешёптывались о том, что мы обречены и забыты. Никто не хотел признавать этого, а от чувства стыда люди просто прятали глаза, но боль поражения просто жила в наших рядах. Она словно дряхлая старуха извращала наши умы, делая нас безвольными и слабыми. Я и подумать не мог, что немецкий солдат способен есть животное, которое питается собственными фекалиями. Нет, я не спорю, что свиньи тоже едят свои испражнения, но ведь свиньи это совсем другое дело.
Сначала тайно, а потом и в открытую мы стали отлавливать дворовых псов. Мы находили их в окрестных полупустых деревушках, на окраинах Ленинграда, везде, где можно было не столкнуться с Иванами. Потом пришла очередь наших сторожевых немецких овчарок. Хорошие псы. Я с болью вспоминаю о тех минутах. Объясните, как можно в течение большого срока службы воевать бок о бок с этими псами, а потом, передёрнув затвор винтовки лишать их жизни.
Морли, была прекрасным псом. Я как сегодня помню, как она, с остервенением набросилась на какого - то русского, который через секунду мог выстрелить мне в спину. Да при чём здесь я, враг мог убить многих из нас, стоило ему лишь бросить гранату и всё. Всё бы оборвалось в тот миг. А Морли, выполнила тот долг, ради которого она жила и служила с нами, прикрыв наши спины. Я помню её глаза. Она смотрела на меня с бесконечной, непоколебимой верностью так присущей ей. А я, а что я. Я стоял, направив на неё ствол своей винтовки "Маузер" и плакал. Мне не было стыдно. Было очень больно. У меня не было выбора, мы слишком хотели есть. Я выстрелил. Не помню, взвизгнула ли она, кажется да. Но это уже не имело значения, скоро я немного поем. Мы продолжили разговор.
- Ты говоришь о собаках? - спросил я с небольшой иронией в голосе.
- Я знаю, что их здесь нет - он резко ответил мне. - Здесь нет, а там есть. Там поближе к городу. По крайней мере, я так полагаю.
- Интересно, почему ты так считаешь - я привстал и, взяв небольшую металлическую кружку, набрал немного воды. Это талый снег. Здесь вообще слишком опасно ходить за нормальной водой. Можно угодить под пули. Днём почти безопасно, а ночью лучше не высовываться. Мне казалось, что вода немного притупляет голод, кажется это, подействовало и сейчас.
- Там возле города, есть мёртвая зона. Её никто не контролирует.
- Да неужели. - я улыбнулся.
- Ничего смешного. Там только снайпера ошиваются. Да их там мало, ну можешь мне поверить. Я то знаю, сам в дозор ходил.
- Ну, допустим.
- Идти правда далековато да и мороз сильный.
- Ладно, только надо всё обдумать. Я неуверен, что вообще смогу пройти больше сотни метров. Сил совсем нет.
- Ну, думай. С нами ещё мой знакомый пойдёт. - Карл полез к себе на кровать, где то в углу помещения. - Только не засыпай.
Это показалось мне смешным. Если бы я мог хоть пять минут вздремнуть. Ведь уже давно за полночь. Главное сейчас, чтобы про наши разговоры не узнал унтер - офицер. Я даже не хочу об этом думать. Все эти вылазки строго запрещены. Если узнают, дело может и да расстрела дойти. Какова вероятность того, что нас не подстрелят как русских или, скорее всего, как перебежчиков. Хотя мне просто наплевать. Я очень голоден.
Мне надоело сидеть среди этих людей, я вышел на улицу. Холодно. Хотя не так как раньше. Нет этой пронизывающей до костей северной вьюги. Очень тихо, даже слишком. Вокруг всё серебрится, снег как - то торжественно сияет, отражая отблески лунного света. Огромные сугробы, будто рождённые из неоткуда, горделиво возвышаются над нашими ветхими постройками. Некоторые избы так сильно покосились от неистового натиска, что ещё секунда, и они раздавят их в своих сильных объятиях. Я много раз смотрел на чистоё звёздное небо этой северной страны, и каждый раз не мог оторвать взгляда. Небо идеальное, оно как будто открыло какой - то невидимый купол, и теперь мы видим всю его прелесть. Редко где можно увидеть такие яркие звёзды. Они будто играют показывая нам всю свою силу. Но лишь одна из них сияет сильнее всех - это звезда истории, звезда путешественников и мореходов, самая холодная из всех светил Северная звезда.
Я затянулся, почувствовав терпкий вкус табака. Как приятно вот так выйти на улицу ночью, и спокойно покурить не думая, не о голоде, не о смерти и не о страданиях выпавших нам. Какой чистый и холодный воздух. Как нечасто это бывает. Мне больше запомнилось, как он режет горло пороховыми газами и запахом трупов. Как всё же прекрасна природа. Она словно не знает что такое война. Она не стонет под разрывами снарядов, она не плачет от пожирающего её огня. Она спокойна и сказачна. Но я помню, что она может сделать разбушевавшись. Я знаю, что бывает, если она разозлится. Сколько она может принести боли и несчастья. Мне стало очень неприятно где - то внутри, а потом воспоминания. Эти старые раны. Они снова разрезали мой мозг. Очень больно, очень хочется есть.
Отвратительно курить на голодный желудок, кажется, что меня слегка подташнивает. Я бросил сигарету на землю, растоптав её концом сапога. Слабый красный уголёк тихонько потух на снегу. Я вернулся обратно в избу. Помещение было наполнено сопением дюжины человек, синий табачный дымок, лениво поднимался к потолку. Кто - то вроде бы спал, может просто лежал с закрытыми глазами. Я взглянул на Карла. Тот таращился на меня с вопросительным взглядом и потягивал сигарету. Надо ещё немного переждать. Через пол часа вполне можно было бы двигаться. Очередная кружка воды немного освежила меня. Я сидел и тупо смотрел на огонь, потухающий в печке. Язычки пламени робко облизывали почерневшие паленья. Иногда раздавались еле слышные потрескивания, довольно приятный звук, какой - то домашний и уютный. Резко меня передёрнуло от прерывистого голоса одного из солдат спящего неподалеку. Он бредил во сне. Кричал что - то о том, что хочет жить в белом саду с красными яблоками, а потом резко прервался, и уже, потише рассказывал о своей матери. Наконец то он замолчал, может у него температура, впрочем, кому какое дело, здесь все больны.
Карл слез с кровати и тихонько подошёл ко мне.
- Ну что ты готов? - он опять непонятно для меня улыбнулся. - Давай не кисни, всё будет нормально, пошли.
- Подожди, я оденусь.
Я тихонько взял с вешалки свою шинель, обвязал вокруг головы шерстяной платок и так на всякий случай надел каску.
- Сейчас подожди, оружие возьму - я потянулся к винтовке стоящей среди других "Маузеров".
- Тебе она не нужна, я свою взял, ну зачем нам лишний шум, незачем привлекать внимание. - он ухватил меня за рукав.
- Ну, хорошо. - замешкавшись я ответил.
Мы вышли за дверь.
- Где твой друг? - я посмотрел на его полное решимости лицо. И подумал, что он как - то слабовато оделся. Неужели он думает, что мы так быстро всё успеем, хотя, он снайпер, ему наверное виднее.
- Да тут недалеко, он в пятой казарме, смотри за часовыми, не хотелось бы, что бы они нас видели. - он опять улыбнулся.
Мы пошли по нашей небольшой военной деревушке. Домов не очень много, где - то около сотни. Почти вся она была сделана нашими руками, это было ещё до тех ужасных морозов. Дома на половину завалены снегом и некоторые из них немного покосились. Они кажутся очень ветхими, а иней покрывающий каждое брёвнышко придают диковинный вид. Из труб валил белый густой дым, он обволакивал здесь всё, а потому мы шли как в тумане. Всё напоминает сказку, но это не сказка это жестокая реальность войны. Люди круглые сутки жгут огонь, а как же без огня. Хватит нескольких часов, что - бы бревенчатые стены насквозь промёрзли. И тогда конец. Что это, домики счастливых северных народов или убежища ворогов пришедших за своей гибелью. Я не знаю. Я правда не знаю.
Через десять минут мы подошли к одной из изб. Вокруг неё почти нет снега. Наверное, убирают очень часто. Выходят с лопатами и чистят всё вокруг. Хотят есть, а всё равно чистят, потому что это правильно, потому что мы люди. На двери надпись, вычерченная ножом "Пока идёт дым мы живы". Эти слова заставили меня улыбнуться. Ну разве не приятно вот так просто улыбнутся. А потом стало больно. Сначала я не понял ужасного смысла этих слов. Теперь мне очень больно.
Карл отломал щепку от стены домика и кинул в окно. Она гулко ударилась о стекло и упала в снег. Мы стали ждать человека, который должен был с минуты на минуту выйти. Он задерживался. Я бросил взгляд на Карла, который стоял немного съёжившись.
- Может не выйдет? - спросил я.
- Может и не выйдет, а может и выйдет. Лицо мёрзнет, надо будет что - то вроде твоего платка найти. - он говорил почти не раскрывая рта. Он вообще всегда говорил не очень громко, а теперь мне приходилось буквально прислушиваться к каждому слову.
- Мороз не падает, думаешь кто - то сейчас бегает.
- Кто бегает?
- Псы бегают. - я нехотя крикнул. Мне казалось, что он шутит. А сейчас не время шутить.
Дверь со скрипом приоткрылась. На улицу через небольшой проём, из которого валил пар, вышел человек. Его одежде придавала ему вид, очень напоминающий медведя. На его теле была коричнево - рыжая шуба или шкура, длинной не ниже колена. Она была очень волосатой, волосы, длинной не менее полуметра, торчали во все стороны. Лицо было наполовину закрыто шарфом в чёрно-красную клетку.
- Спал что ли? - Я тихо произнёс слова через шерстяной платок, которым было обмотано моё лицо.
- Ничего страшного, давай быстрей пойдём - Карл ответил мне вместо друга. - У нас времени до утра.
Мы выдвинулись. Понемногу, я стал ощущать, как холод потихоньку проникает через мою шинель. Шинель без единой дырочки, оно штопанное, но его материал слишком тонок для таких температур. Здесь, в Советах, я понемногу стал привыкать к холоду, он не пугал меня так, как раньше. Но, ведь ещё только декабрь. Я знал, что будет хуже. Я попробовал ещё сильнее затянуть плетёную верёвку, которую использовал вместо ремня. Это глупо, как и глупо сейчас отказаться от так манящего ужина.
Мы вышли за пределы нашего поселения. Где - то там, впереди, скрытый во тьме ночи в развалинах лежал Ленинград. Были видны лишь тонкие лучи света, такие тонкие, что их можно было принять за иллюзию. Эти лучи вырастали откуда-то из глубины города, устремляясь в небо. Это прожектора, единственная помощь при обнаружении ночных бомбардировщиков. Мы двигались к тем тонким лучам. Туда, поближе к так называемой мёртвой зоне.
Пройдя около получаса мы подошли к укреплённому району возведённому русскими пленными. Русские строили для нас небольшие укрепления на случай мелких контратак из города. Не очень большие траншей, один земляной дот и кажется около пяти, шести ежов. Это всё, что я мог увидеть вокруг. Мы не хотели даже знать, что такое оборона. Только наступление, только наступление и всё. Вдалеке от нас медленно двигался какой - то солдат, наверное часовой. Он обернулся, посмотрел на нас и молча стал удаляться дальше, бредя вдоль траншеи. Ему наплевать, куда движутся три немецких солдата. Думаю, что он уже забыл о нас. Я перепрыгнул через узкую траншею, вслед за Карлом. Ещё несколько шагов, и мёртвая зона.
Мёртвая зона - это то место, которое отделяет Группу Армий Север от защитников города. Это тот участок земли, который находится нетронутым. Он словно невидимая стена, перейдя через которую мы вступим в бой. И тогда, не миновать ужасного по своей жестокости и потерям сражения. Только на этой тонкой невидимой границе мы редко сражаемся. Мелкие стычки с врагом здесь норма. Мы посылаем диверсионные отряды, проводим разведку боем. Сражаемся как мужчины. Сражаемся так, как гласит кодекс чести солдата. Мы хотим идти вперёд, но где-то в глубине души, лежит чёрный груз страха, так присущего людям. В будущем, нить протянутая между нами порвётся, и я не знаю, кто её разорвёт. Раньше знал, а теперь не знаю.
Через какое-то время Карл снял винтовку с плеча. Он зажал её подмышкой и стал двигаться медленнее. Мы делали всё то же самое. Я никогда раньше не подходил к логову Красных так близко.
Здешний пейзаж стал напоминать пригород огромного мегаполиса. Наверное, до войны это был красивый район. Очень мало домов, почти все деревянные, хотя есть и кирпичные постройки. Все эти дома сейчас больше похожи на руины. Лишь единицы сохранили свой первозданный облик. Мне кажется, что я до сих пор чувствую запах гари, от здешних пепелищь. Дома были брошены очень давно, они так и остались стоять на своих местах, ожидая своих домочадцев, которые конечно вернутся. Вернутся, и в этих чёрных безжизненных окнах снова загорится тёплый нежный свет. Здесь всё напоминает пустыню, словно по этой прекрасной земле пронёсся чудовищный по своей силе ураган. Нет ни одного постороннего шума, лишь развалины и огромные сугробы. Слышны лишь скрипы наших шагов. Временами становиться жудко. Сделав один неловкий шаг, можно провалится под снег в какую-нибудь яму или просто покалечиться, нарвавшись на оголённую арматуру. Здесь много опасностей, но надо идти вперёд мы слишком хотим есть.
Как хорошо, что мы надели на ноги берестяные корзины. Что бы мы здесь делали без них, ведь снег такой глубокий. Я не знаю, кто придумал, одевать бересту на ноги, но я знаю одно. Это самое лучшее, что мог придумать человек. Некоторые говорили, что это наша идея, но я то знаю, что мы обязаны русским. Иваны уж слишком хорошо знают, что такое северные морозы.
Карл упал на землю. Наверное, он о чём-то задумался и не смотрел под ноги. Я подошёл к нему и взяв за руку тихонько приподнял. Карл улыбнулся мне в лицо, а потом его физиономия резко изменилась и стала до боли жалкой.
- Что не так? - я поинтересовался у него.
- Мы никого не найдём в этой пустыне, - он говорил с давящим напряжением в голосе. - Здесь никого нет, посмотри вокруг. - Он дёрнул рукой показывая на развалины домов.
- Сейчас надо идти дальше, до утра походим, нам повезёт. - Я не верил тому что говорю.
- Да куда идти то, на эти огни, там Иваны, они нас возьмут в плен и замучают до смерти. Я знаю как они поступают с нами. - Его голос стал ещё более несдержанным.
- А как же твой друг, зачем ты его позвал, я помню, что ты говорил в избе. Ты говорил, что здесь сплошные собаки.
- Да говорил, да. А Йоган сам хотел идти, он ещё дольше меня голодает.
- Что думаешь. - Я обратился к Йогану, стоявшему позади нас.
Он мне не ответил. Йоган подошёл к нам взял с земли винтовку и пошёл в сторону города.
- Постой, не иди, постой. Ну куда ты идёшь один. - Я кричал ему в след.
- Да он тебе не ответит у него ранение, пуля в лице. - проговорил Карл.
- Тогда иди обратно и помирай с остальными. - я неожиданно разозлившись крикнул прям ему в лицо. Мне ничего не оставалось, как пойти вслед за Йоганом.
Через несколько секунд меня догнал Карл. Мы снова продолжали идти дальше. Я точно не помню, сколько времени мы блуждали по мёртвой зоне, но уже начинало понемногу светлеть. Небо от своей ровной черноты постепенно обретал синеватый оттенок. А там, на горизонте уже чётко вырисовывалась полоска нежно розового света. Нам, во что бы то ни стало, нужно было вернуться в лагерь до рассвета. До того, как начнётся проверка личного состава.
Я шёл, пытаясь не думать о пронизывающем меня холоде. Но мороз просто не давал думать не о чём, кроме желания согреться. Я поправил платок, ещё сильнее прикрыв лицо. Много мне не продержаться, ведь надо было, ещё вернутся назад.
Мы двигались между двух разрушенных домов. Я, всё время, смотрел по сторонам, пытаясь увидеть хоть какое-то движение. Временами казалось, что кто-то прошмыгнул мимо, но это был лишь какой-нибудь обрывок бумаги движимый ветром. Йоган постоянно сопел, опустив лицо в землю. Он ни разу не повернулся в нашу сторону. Просто тихо брёл, неся на плече винтовку Карла. Иногда он был готов упасть, но находил в себе силы сдержать равновесие. Тихо перешагивал между грудами строительного мусора. Мне казалось, что он идёт с нами не ради поиска, а ради какой-то безнадёжной мечты. Я не вижу в нём ни капли страха, его телодвижения угрюмы и незатейливы, он снова напомнил мне медведя. А точнее шатуна, которого слишком рано выгнали из берлоги. И теперь он не знает, что делает в этом мире. Меня будоражило какое-то звериное волнение, я переживал, но был готов идти. Я очень верил, что мы не просто покинули нашу деревню. Мы слишком хотим есть, что бы просто замёрзнуть здесь. Карл молчал. У него больше нет той непонятной мне улыбки, мне кажется, он боится гораздо сильнее меня. Наверняка он испытывает чувство вины за то, что позвал нас за иллюзорной мечтой. Он не понимает, что мы сами пошли, что для нас он просто меткий стрелок.
Я пытался тянуть время, но небо всё более осветлялось, приоткрывая для нас всё более обширный кругозор. То, что таилось во мраке ночи, стало словно, вырисовываться, из ровной заснеженной массы. Город впереди кажется ближе, вроде бы видны высокие многоэтажки, они ещё маленькие, это радует меня. Как и радует то, что мы ещё ищем свою цель.
Неожиданно Йоган встрепенулся. В тот момент по моему телу прошёл такой озноб, что едва не сбило дыхание. Сердце заколотилось, я очень чётко слышал каждый удар. Такое волнение часто бывает в бою, меня это почему-то обрадовало. Йоган завертел головой. Он целенаправленно взглянул направо, смотря сквозь единственное окно в стене очередной развалюхи. Присев на корточки он стал медленно двигаться в сторону. Я и Карл последовали его примеру. Наверное, он что-то разглядел в полумраке. Наверное, это Собака. Я обрадовался так, что хотел отобрать винтовку и лично застрелить пса. Я не доверяю этим полумёртвым людям. Йоган лёг на землю, взяв винтовку себе в руки. Что он делает. У него ведь ничего не выйдет. Я почему-то считал, что Йоган обсолено тупой человек. Не знаю, почему я так думал, может из-за того, что он был ранен в лицо. Я вообще всегда с опаской относился к раненным солдатам. Мне казалось, что подранки немного безумны. Йоган лежал, слегка провалившись в снег, и смотрел через снайперский прицел "Маузера". Неужели он действительно видит кого-то. Я второпях пополз к нему. Я полз и смотрел на его укутанное шарфом лицо. Что он там видит. Желание узнать просто разрывало меня. Я подполз к нему совсем близко и всмотрелся туда, куда он так усердно целился. Меня передёрнуло. Я захотел бросится назад унося свои ноги подальше от увиденного. Там вдалеке, в полумраке заката ночи стояла какая-то машина. Наверняка русские, уж слишком близко мы к ним подобрались. Очень плохо видно из-за темноты, но без сомнения это была какая-то самоходка. Мне стало жутко, мы все погибнем, если они нас обнаружат. Лишь бы этот безумец не вздумал стрелять. Один выстрел и нас превратят в набитые свинцом трупы. Я, хотел было, уползти куда-нибудь подальше, но тут Йоган передал оружие мне. Я просто вцепился в винтовку, даже можно сказать вырвал её из рук солдата. Сразу было не легко отыскать самоходку в прицеле, но когда я её увидел, был просто счастлив увиденному. Это была наша военная техника. Как я был неописуемо рад увидеть здесь "Ганомаг". Это именно та боевая машина, которая не раз помогала нам в бою, как я был благодарен этому БТРу за его толстую немецкую броню. Как он был для меня дорог, я любил его искренне и как-то по детски. Там тепло, в этой машине очень тепло, там товарищи. Они здесь. Я радовался непонятно чему. Меня переполняло это тёплое хорошее чувство.
Я бросил винтовку Йогану и, вскочив с места, быстрым шагом направился к машине. Махал руками, чтобы они случайно не приняли меня за врага. Шёл очень быстро, перепрыгивая через обломки бетона, временами я ускорялся на столько, что ноги словно несли меня сами. Двое моих спутников неслись за мной чуть поотстав. Я слышал, как кто - то из них гулко шлёпнулся в снег. Мы бежали на встречу к своим. Это наверняка разведка, а кто ещё, может у них есть еда, а как же нет ведь они разведчики.
Я просто бежал. Резко остановившись, я встал как вкопанный. Перед моими глазами возникла ужасная картина. Нет, она не испугала меня, она просто заставила меня впасть в оцепенение. Передо мною стоял именно "Ганомаг", но он не был жив, он был мёртв. Его боковая часть была изувечена, каким-то мощным по своей силе взрывом. Это без сомнения была засада. Самоходка стояла здесь не очень давно, но уже успела покрыться инеем и была похожа на кусок обледенелого металла. Возле неё в разных местах лежали примёрзшие к земле тела немецких солдат. Их было около шести. Они были ужасны. Безмолвные, скорченные в предсмертных муках люди. Их немного присыпало снегом, но всё равно чётко были видны раны ставшие причиной их кончины. Оружия рядом небыло, значит, его унесли русские, так страдающие от нехватки боеприпасов. На верху самоходки за пулемётом сидел солдат. Так и не успевший, наверное, понять что произошло. Он сидел, опрокинувшись на щит своего пулемёта, словно пытаясь защитить его от рук врага. Наверное, бой был очень коротким, их просто застали врасплох и расстреляли, не дав ни одного шанса. Но солдаты всё равно успели выпрыгнуть из горящей машины и приняли смерть, стоя к врагу лицом к лицу. Они были мужчинами, и враги знали это.
Мы стояли молча и смотрели на наших сослуживцев, для которых война уже закончена. Мне было очень больно. Сколько раз я уже видел смерть, но всё равно она вызывала у меня дрожь в коленках и безудержный страх. Страх и волнение, волнение за свою собственную жизнь. На меня накатило чувство безнадёжности, которое через секунду переросло в злость. Я очень хотел отомстить. Не знаю почему, но вдруг, мне показалось, что Йоган виноват в том, что мы сейчас видим. Какой болван нервно думал я. Он привлёк наше внимание ради этого, он наверное думает что это смешно.
"Ты ради этого нас сюда завёл?" - я нервно обратился к Йогану. Он взглянул на меня каким-то пустым взглядом. - "Чего ты молчишь, куда ты целился, тебе трупов мало". Йоган схватил винтовку Карла двумя руками и ударил меня в грудь. Он навалился сверху и стал давить к земля, пытаясь прижать мне горло. Я, был слаб, винтовка, наверное, весила больше чем все его усилия, с которыми он на меня давил. Я, держался, как мог, в кокой-то момент удалось, перевернуть нападавшего на бок, бороться стало легче. Карл даже не смотрел на нас, он залез в БТР и что-то там искал. Я понимал, что эта драка самое глупое, что могло произойти в этом месте, но мне было просто необходимо сорвать на ком-то свою злость. Йоган был слабее меня, дело, наверное, в том, что он не ел гораздо дольше. Я упирался локтем в оружие, а другой рукой пытался схватить его за лицо. В рукопашном бою такая тактика иногда помогала. Мы валялись по обледенелым трупам солдат, сопели друг другу в лицо, пытались бить в глаза. Мы просто разрывали себя, как животные, которые не поделили территорию. Я не знал, чего хочу. Наверное, мне просто ничего не остаётся, кроме как биться до смерти. Йоган совсем ослаб, я вцепился в шарф, которым было обмотано его лицо и сорвал его. Лицо было изуродовано шрамами, нижняя часть подбородка была, как бы разорвана, словно не хватало куска кости. Я упёрся ему в живот нагой и оттолкнул в сторону. Йоган два раза перевернулся и упал лицом в снег. Он перестал двигаться, просто лежал и сопел себе под нос. Я лежал на земле и тяжело дышал. Я очень устал и запыхался. Запыхался так, что меня стало подташнивать. На небе почти пропали звёзды, теперь оно небыло похоже на чёрную ткань с маленькими блёстками, теперь оно стало приобретать тёмно синий окрас. Кажется я, вижу облака. Они чёрные и какие-то робкие, кажется, будто они боятся открыт мне, свою красоту.
Карл гремел чем-то внутри БТРа. Наверное, он хотел отыскать еду. Глупец. Ведь здесь были Иваны, они уже давно обобрали здесь всё до нитки. Хотя может он чего-нибудь и найдёт. Найдёт и съест. От этих мыслей я занервничал вновь, вдруг я вспомнил шрамы Йогана. Зачем он на меня напал, хотя если бы он этого не сделал, я бы вцепился в него. Да без сомнения именно так и случилось бы. Какой всё же отвратительный шрам. Это мысль встала у меня в голове как большой камень. Йоган зашевелился. Он сел на колени и стал кашлять, наверно ещё не отошёл от удара. Я подтащил винтовку к себе, хотя, был уверен, что он больше не кинется. У меня больше нет сил бороться. Я больше не смогу сделать ни шагу, мои руки и ноги ослабли, они не смогут пройти и десяти шагов. Это коней.
Непонятное сопение заставило меня открыть глаза. Я почувствовал своим ухом, какое-то движение. Кто-то тыкал, мне в него. Повернул голову. От меня резко отпрыгнула какая-то собака. Я просто не поверил увиденному. Да это была именно собака. Настоящая, только очень худая. Какая то дворняга. У меня не было времени мешкать, я бросился на неё на четвереньках, забыв об усталости. Она одёрнулась и побежала прочь, в сторону обугленной хижины. "Стой, стой шавка, стой я тебе говорю" - я орал как невменяемый, напрягая свои связки до предела. Потом кашель, очень сильный, казалось, что не хватает воздуха. Карл как ошпаренный выскочил из самоходки. Он подбежал ко мне, схватил со снега винтовку и медленно побежал в сторону жертвы. Надо не спешить, вот она цель она близка, главное сейчас поступить правильно, не испортить всё. А Карл сможет, он снайпер, он знает как вести охоту, он без сомнения справиться. Йоган пробежал мимо меня, бросив свой шарф куда-то в сторону. Чего сижу. Я привстал и потихоньку побежал за двумя сослуживцами. "Карл, только не потеряй её, я тебя прошу". - Впопыхах я бормотал себе под нос - "Давай Карл, стреляй, стреляй не тяни".
Мы порядочно прошли в сторону своих позиций. Карл рухнулся в снег. Я подбежал к нему слева и тоже тихонько прилёг на какую-то обледенелую дверь. Он без сомнения видит пса. Я знал, что голос очень отвлекает в такой момент, но не мог сдержаться.
- Что ты видишь, ты видишь его. - Я очень тихо произнёс.
- Да... Он там, возле той железяки, наверное, устал убегать, сейчас он от меня никуда не денется. - Карл подышал на свою голою руку, которой держал оружие. Его кисть была уже просто бордового цвета, представляю, как она мёрзнет. - Надо успокоить дыхание, если я промахнусь, собаку мы можем больше не найти.
- Не волнуйся, никуда он не денется. - Я успокаивал его, пытаясь снизить и своё напряжение.
- Так, так, иди, иди, ты не убежишь.
Я смотрел то на тёмный силуэт в сотне метров от нас, то на лицо Карла. Собака была не так уж и далеко, но уж очень мешал металлолом. Пусть он мешает смотреть мне, может, снайперу нет. Лишь бы он попал с первого выстрела. Я не чувствовал ни голода не мороза. В тот миг этих чувств не существовало.
Карл потихоньку выдохнул воздух. Поправил что-то на прицеле и спустил пальцем курок. По ушам больно ударил резкий звук выстрела. Я закрыл глаза, я не хотел смотреть вперёд. Мне казалось, что пёс в последний момент ринулся в сторону.
Послышался шорох одежды, а потом скрип шагов. Я открыл глаза. Карл не спеша бежал по направлению к своему трофею. Меня разогрело чувство самодовольства. Я был счастлив, наверное, впервые за последнее время. Карл бежал так целеустремлённо он не спешил, зачем ему сейчас спешить. Он уже почти добежал до мёртвой собаки, как вдруг. Я не мог поверить увиденному. Карл резко изогнулся на бок. Из его бедра вырвался фонтан крови. Было довольно далеко, но она так сильно хлестала. Раненный солдат упал на снег. Эго изгибало в дугу от невыносимой боли. Его тело, то становилось мостиком, то он падал на бок, раскидывая ногами снег. Кровь так сильно текла, что через пару секунд снег вокруг Карла стал тёмно бордовым. Меня охватила паника, я стал медленно отползать назад, всё время, смотря на Карла. Тот не переставал дёргаться в агонии. До меня слабо доносились прерывистые стоны, похожие на плач. Как они мне были знакомы. Как часто я их слышал в прошлом.
Меня одёрнул резкий вопль. Такой не человеческий, больше похожий на звериный. Йоган вскочил с места и как-то на четвереньках устремился в сторону раненного. Я находился в паническом страхе и не мог ничего сказать. Мне хотелось крикнуть ему "стой", но я не мог вымолвить не звука. Всё полз и полз назад. Йоган добежал до залитого кровью снега, он схватил пса и обнял его обоими руками. Йоган развернулся в мою сторону и побежал буквально на коленях, собирая снег под собой. Он был на пол пути ко мне. Я чётко видел улыбку на его страшном лице. Страшную нечеловеческую улыбку. Мне казалось, что он ничего не видит перед собой. Глаза горели огнём безумия. Они смотрели на меня, скорее сквозь меня.
Я так ничего и не понял. Просто его каска очень резко отлетела в сторону, кувыркаясь оп снегу. Она остановилась недалеко от меня. Йоган свалился на колени, верхняя часть головы как будто больше не существовала, её не было. Он весь обмяк, а потом гулко упал на землю, держа пса в объятиях.
Надо остановиться. Мне как-то вдруг удалось взять себя в руки. Может быть просто, наступила эйфория. Надо было всё обдумать, освободить разум от этого кошмара. Значит, их убили, подумал я. От этих мыслей снова прокатила волна страха. Их, наверное, убил снайпер. Сидит где-то там, в темноте и ждёт, ждёт, когда же появлюсь я. Он меня не видит, иначе бы уже снёс голову, как снёс Йогану. Он меня не видит. "Обычная тактика снайперской войны" - я говорил сам с собой - "Он оставляет подранка, тот кричит, к нему бегут другие смертники и он их ложит. Ложит и всё. Этот, наверное, думает, что нас было двое, нет, нет, он просто сейчас ждёт. Он поменял позицию и ждёт. Что же делать, надо что - то делат. Мне так страшно идти туда. Он меня точно застрелит, без сомнения".
Не помню, сколько прошло времени, но живот снова начинает беспокоить меня. Я просто отчаялся. Сижу здесь и жду смерти, в любом случае он меня подстрелит. Надо идти. Мне просто наплевать.
Я не спеша привстал. Мне казалось, что сейчас я услышу хлопок и всё. Мне уже ничего не будет нужно. Выстрела не прозвучало. До ушей лишь доносился слабый звук ветра. Кажется, ветер усиливается.
Я второпях побежал к Йогану. Тот лежал на земле, придавив телом пса. Из под него была видна худая рыжая лапа. Я с трудом перевернул убитого на спину. Мыслей о смерти уже не было. Не было больше и русского снайпера. Карл больше не кричал. Перед моими глазами было именно то зачем мы сюда шли. Я с жадностью смотрел на тонкое исхудавшее тело собаки. Был просто готов вцепиться в её замёрзшее тело зубами. Нужно было взять пса и идти обратно, там я наемся.
Я схватился за руку Йогана, пытаясь высвободить пса из его объятий. Мне это не удалось. Снова схватился за руку, дёргая её, изо всех сил. Но всё было тщетно. У меня просто не было сил. Голод в конец ослабил моё исхудавшее тело. Мышцы рук умершего зажали собаку в тисках. Я некогда не смогу разжат их. От этой мысли мне стало очень смешно. Дикий смех просто вырвался из моего рта. Я ничего не мог поделать. Всё смеялся и смеялся над своим бессилием. Потом, запрокинув голову к верху, заорал. Очень громко, заорал во всё горло, разбудив тишину наступающего утра. Мне было очень весело. Чувство немощности вызывали во мне непонятное счастье. Я схватил с земли старую кривую сапёрную лопатку. Она когда-то принадлежала русскому солдату. Если руки застыли, то я их переломаю. Я со всех сил ударил лопатой по тому месту, где был локоть Йогана. Потом снова и снова. Иногда до моих ушей доносился слабый хруст, похожий на ломающиеся ветки. Выдохнувшись, бросил инструмент в сторону. В этот раз рука поддалась. Она просто была перерублена и теперь напоминала плеть.
Я дёрнул пса на себя. От толчка упал на спину. Пёс больше напоминал кусок дерева. Он был застывшим в той позе, в которой Йоган держал его всё это время. Наконец-то этот кусок мяса в моих руках. "Я пришёл сюда за тобой, нашёл тебя, и съем тебя" - это последнее, что я сказал тогда вслух.
Карл уже не двигался, наверное, он умер от потери крови, ведь она так сильно хлестала. Я успокаивал себя этим, потому что всё равно не смог бы ему помочь. У меня нет сил, тащить его на себе к тому же русские могли подойти с минуты на минуту. Это хорошее оправдание, ведь я просто человек. Ведь я так голоден.
В этот момент я как будто находился в другом незнакомом для себя мире. В нём не существовало никого кроме меня, там не было ни Карла, ни Йогана. Там был я и пёс. Мир словно остановился, лишь я, последняя его живая крупица, продолжаю бороться и жить.
Я встал на ноги и тихо побрёл в ту сторону, откуда пришёл. Туда, откуда совсем недавно пришли три голодных солдата...