Той осенью я часто оставалась ночевать у бабушки. Она только шутила: мол, у нее чай всегда вкуснее. Нынче я стала названивать ей прямо с обеда.
- Опять катастрофа, милая внученька? - почти ласково спросила пожилая женщина, которая, только выйдя на пенсию, получила, наконец, квартиру; а до этого ежедневно топила в доме печь, носила воду и грела ее на плите. Сама же мылась в бане, и так к ней привыкла, что в ванной в городской квартире до сих пор чувствовала себя "как на выставке".
В городе бабушка отчаянно скучала и говорила, что ей нечего делать. Когда я приходила в гости, она скрывала свою радость под насмешками. Меня она считала изнеженной белоручкой, но я не обижалась. Ночевать у бабушки было очень интересно. Долго сидеть за чаем у круглого стола, потом забираться под толстое одеяло и смотреть на коврик с оленями. Мама сто раз говорила бабушке, что вешать на стену плюшевый ковер, да еще такой старый и вытертый - верх пошлости. А я была за бабушку и предлагала ей не сдаваться. Под ковриком как-то крепче спалось. Надежнее, что ли.
- Катастрофа, бабусечка моя любимая!
- Что стряслось деточка? - в тон мне подхватила бабушка.
- Эти... нехорошие люди нам сегодня воду выключили!
- Ну и что? Возьми тазик, поставь на плиту...
- Да я бы рада, бабушка, так ведь они всю воду выключили.
- Ну, тогда иди ко мне в гости.
Вода у бабушки была. А еще у нее было тепло, сухо, по телевизору показывали старинный фильм, а на столе стоял самовар - электрический, правда. Зато к нему прилагались неизменные баранки (где бабушка их только покупает?), мармелад, домашнее варенье, белые булки и тонко порезанный лимон на маленьком блюдечке. У самовара томились ожиданием две синие фаянсовые чашки на вышитых салфеточках, а в тылу у них скучала такая же синяя с серебряными ободками сахарница. Когда мы выпили по две чашки, а кино сменилось неприятными новостями, бабушка решительно выключила телевизор.
- Расскажи что-нибудь, - попросила я, слушая, как шумит за окном холодный дождь. Улица блестела, мокрые желтые листья бились в окно, мне было уютно и сонно.
Сначала я не слишком вникала в бабушкин рассказ. Она говорила про какое-то мрачное селение в горах. Раз в месяц тамошние жители спускались другую деревню, побольше, чтобы прикупить сахара и муки. А уж в город кто-нибудь из них ездил дай бог один раз в году. Наверх, в горы, можно было добраться только на лошади, и то не на всякой. Очень уж страшные были там тропы - узкие и крутые.
Еще выше, словно зацепившись за скалу, стоял над деревней старый пустой дом. Давно здешние жители не видели света в его окнах и боялись даже подходить к нему. Говорили, что когда-то там жила одинокая молодая женщина. Богатая и очень красивая. Она умерла внезапно, и никто не знал, от чего. С ней в доме находился только её маленький сын. Пять дней он прожил один, ожидая, что мать его проснется. На шестой день приехали мрачные люди в темных одеждах и вынесли на носилках, покрытых дорогими оксамитами, тело женщины. Только тогда деревенские поняли, почему красавица так долго не выходила. Что стало с сыном женщины, никто из них не знал. Дом был проклят.
***
Деревенские жители не столько набожные, сколько суеверные. Пришел из-за гор однажды охотник - молодой, веселый. Чем уж понравилась ему эта деревня - никто не знал. Срубил он маленькую хижину на окраине, заложил новый дом. Смелый был очень. Даже на барса один ходил. Хоть местные и говорили, что по лесам вокруг полно оборотней да всякой нечисти.
Предлагали ему самых ладных девок в невесты, а он все шутил:
- Рыженькая, - говорит, - подрастет, на ней и женюсь.
А рыжей в ту пору едва десять лет минуло. Славная была девчоночка, но будто нарочно вся в веснушках и волосы рыжие, словно огнем опаленные. Недолюбливали ее, хотя и добрая была, работящая, всегда помочь готова. Охотник говорил, что лучшей жены ему и не требуется. Деревенские сердились, но помалкивали. Говорят же, что рыжие - все ведьмы. Мать ее только отмалчивалась. А охотник как-то раз поехал в город. Неделю его не было, потом вернулся, кольцо обручальное привез, бусы, платье богатое. Мать рыжей все заперла в сундук и сказала, что так и быть - отдаст она дочь за охотника, только пусть сначала девка подрастет.
Когда рыжей исполнилось шестнадцать лет, охотник достроил свой дом.
Деревенские только головами качали - вот размахнулся, пять комнат, да кухня, да крыша настоящим тесом крытая, когда у всех в деревне простая солома. Не иначе задумал десяток детишек с рыжей завести. Охотник только похохотывал да копил шкурки рысей и лисиц. Их в городе дорого покупали, хватило бы по осени денег на свадьбу.
Пропал охотник в конце зимы, нашли его только когда снег сошел. Слишком долго этот человек нечисть дразнил. Ни следов вокруг тела не было, ни крови. Вроде как уснул охотник, побелел и высох весь. Завернули его в простое полотно, снесли в деревню, да так и похоронили. Рыжая с тех пор ни с кем не разговаривала. И деревенские перестали просить ее помогать по хозяйству.
Раньше любила она у ручья посидеть. Просто так без дела сидит и поет. Да еще под заброшенным господским домом, а после смерти госпожи деревенские старались подальше обходить это место - мало ли, что там случилось, в том доме. Рыжая одна во всей деревне ничего не боялась. Но на ручей теперь ходила только стирать.
Как-то однажды вышла рыжая на люди в том самом платье, что ей охотник из города привез. Бабки деревенские собрались и пошли к ее матери. Стали говорить, что не дело это. Рыжая сидела в углу и плакала. А когда ей сказали переодеваться - закричала и убежала прочь. Кинулись ее ловить, а она бегом к господскому дому. Тут уж отстали - боялись даже мужики этого проклятого места. Вернулась рыжая только утром. Пришла к матери, сменила свое господское платье на простую юбку и рубаху. Отправилась на ручей стирать. Прополоскала белье, положила в корзину, руки вытерла о передник. Подхватила корзину, встала, смотрит - а вокруг почти вся деревня собралась.
- Сказывай, - говорят, - ведьма, что в том проклятом доме делала?
Она корзину бросила, и бежать. Прямо по ручью к тому самому дому. Деревенские только плевались. Вода там ледяная, в ручье камней полно, а она как птица летит, даже не плеснет проклятая!
Вечером собрались горячие головы. У кого ума поменьше, а страха побольше. Стали говорить, что господский дом лучше сжечь. Нашелся и умный человек, сказал на это, что если хозяева сюда приедут - весь скот продавать придется, чтоб за пожар им заплатить. Тогда притихли все, поворчали еще, да и пошли по домам.
Рыжая утром появилась на улице как ни в чем не бывало. Молчит, только улыбается чуть заметно. Жутковато всем сделалось. Бояться начали ее с того случая. На улице обойдут, да еще отведя глаза, детей от нее подальше спрячут. Промеж собой стали звать ее белой вдовой. Привычка у нее откуда-то взялась: вместо того, чтоб голову платком повязывать, стала носить легкое покрывало. Белое, полупрозрачное, в деревне таких и не видывали. Изменилась она после того, как в том доме заночевала.
Летом стали поговаривать: нашла она что-то из вещей госпожи. Мол, видели ее как-то на рассвете, стояла у ручья вся каменьями дорогими осыпана, аж глаза слепит, до чего ярко. Врали, наверное. Мать рыжей только вздыхала. Видно и ей дочь ничего не рассказывала.
А то как уйдет - и живет в господской усадьбе, и ничего ей не делается.
Осень в том году нагрянула рано. Еще и овощи с огородов не убирали, а уже как-то утром зарядили белые мухи. Потом полили холодные дожди. Урожай спасли, но за дровами ездить было трудно. Собирались человек по пять, по шесть. Целый день рубили да пилили деревья, вечером грузили на волокуши и ехали домой. Женщины к тому времени готовили ужин. Тяжело дрова заготавливать в холоде под дождем, и ехать в осенней тьме и слякоти не сладко. Все боялись - ну как появится то, что сгубило охотника? Лето закончилось, настало их время.
В деревне все уже решили, что теплых дней в этом году больше не будет.
Как-то вечером, когда дровосеки еще не вернулись, увидели деревенские свет в окнах господского дома. Старухи заворчали. Все работают, а рыжая по барскому дому разгуливает, в бархате да в украшениях. Рыжая, однако, была дома с матерью. Молчит, глаза в пол. И платье на ней самое простое, полотняное. К ней с расспросами, а она косу теребит - и ни слова.
Вот тогда и поняли все в деревне, каков он, страх-то настоящий!
До утра никто глаз не сомкнул.
***
Из-за седины сумеречный выглядел гораздо старше своих лет. Ему едва исполнилось двадцать пять, а люди давали за сорок. Дом в горах был единственным его имуществом.
Сумеречный рос в богатой семье. Он знал, что мать прижила его без мужа, и поэтому родственники недолюбливали сумеречного. Трое кузенов его матери все были женаты и имели многочисленное потомство - жадное до увеселений, вкусной еды и красивых вещей. Этой весной, в самый теплый мартовский день глава семьи застрелился, запершись в собственной спальне. Жене, детям и младшим братьям его в наследство остались только долги. Сумеречный же унаследовал заброшенное поместье, принадлежавшее его матери.
Женился сумеречный совсем молодым, но брак его не был счастливым. Ему казалось, что он безумно влюблен в хрупкую призрачно-бледную брюнетку, наследницу обедневшего аристократического семейства. Он мечтал о путешествиях и конных прогулках, думал, что жена разделит его страсть к искусству и литературе. А она существовала словно в полусне. Ей лень было вставать утром, лень одеваться, лень ехать в гости. Поесть как следует - и то лень. Даже выезды в театр или на танцы, казалось, ее не радовали. Лень было наряжаться. Сумеречный все больше отдалялся от нее и проводил время один, объясняя родственникам и друзьям отсутствие жены ее недомоганием. Правда же заключалась в том, что ей было лень любить мужа.
И вот однажды ей стало лень жить на этом свете.
Некоторые доказывали, что сумеречный убил жену и скрыл преступление. Сам он никому ничего не рассказывал. Конечно, в городе пошли нехорошие слухи.
Зимой стоял сумеречный один на кладбище с непокрытой головой, а его родственники, которые захотели приехать и проститься с усопшей, только строили догадки по поводу этой внезапной кончины.
Весной, когда застрелился глава семьи, сумеречный прискакал верхом, спешился посреди двора, откинул капюшон - и вся родня ахнула. Он стал совсем седым.
Только осенью наследник заброшенного дома поехал, наконец, в горы.
Сумеречный смутно помнил то странное время, когда они с матерью почему-то жили далеко от города - как он играл один во дворе, заросшем высокой травой, как пышно цвели там деревья, и как мать однажды заснула, чтобы не проснуться больше никогда. Он совсем не боялся жить один в том большом пустом доме, хотя и не мог точно сказать, почему. А потом приехали его родственники, забрали племянника в долину и отдали в школу. Он часто спрашивал у них, где они прячут мать, пока не вырос и не понял, что с ней случилось.
***
Никто не видел, как он проехал к своему дому через деревню поздно вечером. И сумеречный не знал, как сильно напугал всех своим внезапным появлением. Он был неприятно удивлен, когда понял, что здешние жители до смерти его боятся. Завести с кем-нибудь разговор было невозможно. За следующий день он убедился, что в этой деревне все слишком хорошо помнят его мать. А сам он слишком похож на нее.
В деревне тоже поползли слухи - один страшнее другого.
Поздно вечером сумеречный сидел в полутемной кухне и раздумывал - не вернуться ли в долину. Как же здесь жить, если от местных не удастся получить даже кружки молока?
Тихие шаги у черного входа заставили его вскочить. В привидений сумеречный, конечно, не верил, но в этом большом пустом доме даже ему было тоскливо и неуютно. В кухню вошла рыжая девушка в просторном плаще.
Садясь на стул, сумеречный сказал, не скрывая радости:
- А я-то думал, кто мне дом так чисто убирал все это время? Ты что ли сюда наведывалась?
Девушка молча подошла к столу и вывернула передник. Оказывается, она много всего принесла: половину сдобной лепешки, помидоры, баклажаны, виноград, овечий сыр, сало и даже деревенскую колбасу.
- Ты не можешь говорить? - тихо спросил сумеречный.
Рыжая мотнула головой, и он подумал, что девушка слишком уж худая и бледная. Она не поднимала глаз, только молча сняла свой плащ, повесила его, закатала рукава кофты и начала готовить ужин.
Утром нового хозяина дома разбудила песня. Рыжая полоскала в ручье его рубашку и напевала - прямо под окнами. Он выглянул и замер, улыбаясь. Ловкая девушка стояла на камне, подоткнув юбку и передник, встряхивала мокрую рубашку, и брызги разлетались вокруг нее, сверкая в бледных солнечных лучах. А над самой водой потихоньку исчезал холодный ночной туман.
Рыжая скакала по мокрым камням, рискуя оступиться, и щебетала словно птичка, радуясь восходу солнца. Ее волосы сияли на солнце самыми яркими оттенками благородной бронзы. Как же это вчера он подумал, что не девушка вошла к нему в дом, а морок?
Он вышел из дома и направился к рыжей. Но она, завидев его, бросила рубашку и убежала.
С этого дня в горах началось бабье лето. Сумеречный просыпался на рассвете, видел иней на траве, однако к полудню становилось почти по-летнему тепло. Деревья в лесу полыхали всеми красками - от бордовой и розовой, до ярко-алой и золотой. Трава зеленела почти как в мае, и даже поздние цветы, совсем было уснувшие под холодными дождями, снова расцвели, украсив горы яркими всплесками лилового, желтого и небесно-голубого.
Рыжая больше не бегала от него, но все еще молчала, хотя он знал, что она просто не хочет разговаривать. И только через неделю рыжая вдруг сказала ему как-то утром:
- Ехал бы ты к себе в город, господин.
А он понимал, что уже не сможет вернуться в долину. Здесь его место, рядом с этой странной девушкой. Его не смущало то, что говорят про них с рыжей в деревне.
- Все думают, - продолжала она, - что ты не живой человек. Говорят, что ты умер давным-давно, вместе со своей матерью.
Он засмеялся:
- Неправда, я живой! Просто ты боишься до меня дотронуться, а то бы сразу это поняла!
Под теплым осенним солнышком сидели они на берегу ручья, и когда сумеречный спросил, чей это крытый тесом дом пустует в деревне, рыжая вдруг заплакала. Пришлось взять ее за плечи и прижать к себе. Руки у сумеречного были холодными и очень белыми. Дотянуться до ее губ, выпить этот теплый свет, вдохнуть ветер, благоухающий горными травами из ее волос. Пусть она исчезнет, растворится в нем, или ему суждено сегодня исчезнуть, став частью этих гор, ветром, водой и острыми камнями...
Белое вдовье покрывало упало в воду, и никто не видел, куда унес его ручей.
Вечером в большом доме на горе не зажегся свет. И господин, и рыжая исчезли, словно и в правду унесла их нечисть далеко в горы. Говорят, в этой деревне до сих пор рассказывают жуткие легенды о призраках из заброшенного дома. Впрочем, сам дом давно уже превратился в руины.
Даже мать рыжей не знала, что в тот день сумеречный ушел пешком через перевал, за который деревенские ездили очень редко. В поводу молодой человек вел свою лошадь, на которой сидела женщина, закутанная в дорогую оксамитовую накидку. Впрочем, если бы кто-нибудь заметил их, то, наверное, и тут не обошлось бы без жутких рассказов. Ведь никто из деревенских не знал, что потеряла рыжая.