Наше физическое существование аннигилируется отсутствием смысла вне апперцепции. Когда телесное "я" перестает получать сгустки тепла, вживляющие в себя пустоту, прекращается часть твоего присутствия. Только метафизическая реальность приобретает идею, потому что является ее сердцевиной, и даже сам автор, творец очередного мира, не вправе вырезать главное. Человек придумал одежду, чтобы скрывать несовершенства наготы, которой он, по природе своей, стыдится. На самом же деле это очередной повод подчеркнуть неравенство и воспитать поколение судей, обращающих свой ограниченный взор на чужие платья. Бог придумал тело, чтобы искуснее спрятать душу, но и это в очередной раз было использовано, дабы породить дух отличия. Тогда люди начали приглядываться друг к другу, оценивая форму носа и ушей, густоту волос и толщину талии; они выдумали стандарты, по которым якобы измеряется красота, хотя ни один из них не смог бы восстановить значение этой абстракции. Человек, время от времени заглядывающий в зеркало, выучился обманывать, и тогда жизнь стала подобием лжи, а слова - всего лишь искаженной моделью истины. Чтобы отыскать правдивое начало, нужно иметь отличный нюх и, возможно, выключать зрение, когда потребуется. Наши глаза все время искажают, и если дискредитировать способность смотреть без мысли, можно познать, что телесность равна нулю. Люди - это только цветные энергии: белые, черные, фиолетовые, красные... каждую из них можно разбавить на палитре и получить другой оттенок. Это сущности, которые излучают если не свет, то электрический ток, и когда начинается сопротивление, они притягиваются. Энергия не тождественна цвету глаз и длине ресниц, она существует независимо от оболочки, хотя и окутывает ее защитной пленкой. Иногда достаточно не сказать ни слова, чтобы услышать ее запах; сопряжение энергий ведет к растворению в хронотопе, который не знает рамок, как картина, только что вышедшая из-под выпачканной краской кисти. Энергетические сущности составляют память - самое удивительное приспособление, выдуманное вопреки человечеству. Она поистине бессмертна и зародилась многим раньше самого мироздания, явившегося на ладони из выдоха. Один из главных её механизмов - забвение, и без него невозможна жизнь воспоминания. Нет, наша память забывает вовсе не потому, что обманывает, скорее, освобождается, чтобы уступить место новому прошлому. Когда мы вернемся в очередной и последний раз, то никогда не вспомним того, чему научилась душа здесь: высчитывать ходы на шахматной доске, распознавать ложь по случайному жесту, защищаться одним ударом ноги. Однако, когда придет время вспомнить, она обязательно сделает так, как обучена, потому что полученные навыки нельзя растерять.
Может быть, поэтому так часто создается иллюзия всемогущества человека и неограниченности его возможностей, а на самом деле не ограничено кое-что другое, одновременно с человеком связанное и от него отчужденное.
Итак, постановим: наше существование в метафизической плоскости одушевляет апперцепция, которая не прекращается никогда, даже с распадом крепости-тела.
Пальцы директора вырисовывали на столе какие-то невнятные фигуры, но голос не выдавал волнения, звучал уверенно и даже с заметным чувством превосходства над собеседником. Лицо ученика, которого директор ждал, выражало смятение, руки все еще мяли бумажку с экзаменационным заданием, где было написано два слова и один знак препинания:
Предай друга!
- Мне все равно, что вы навыдумывали, просто знайте: ваши задания никуда не годятся. Так не поступит человек, уважающий других людей, - голос слегка дрожал, - это предательство по отношению к нам, вашим ученикам. Поэтому мое решение - бросить ответный вызов. Вы не раз называли себя Другом, в таком случае... принимайте же мое предательство, - глаза вспыхивали, ноздри раздувались и, казалось, монолог еще не закончен.
- Роксана, ты... - начал было директор, все также уверенно глядя перед собой.
- Вы можете меня осуждать. Вы можете меня убить. Я знаю, вы на многое способны, - всхлипнула и тотчас же возненавидела себя за неумение сдерживать эмоции. - Но я не отступлюсь от своего решения. Я хочу предать вас и уйти отсюда.
- Роксана, ты все сделала правильно, - наконец сказал директор, дотрагиваясь до руки девушки. - Я на это и рассчитывал. Так и должно быть.
Роксана подняла бровь: сложно было понять, удивлялась она или все-таки злилась, но слезы высохли.
- Вы на это рассчитывали? А как же остальные? Что если они...
- Всё в порядке, Роксана. Можешь не беспокоиться о других, - он встал и облокотился на стол. - Здесь только ты и я, больше нет никого.
Девушка побледнела, страшная мысль заставила ее отпрянуть.
- Что... что вы с ними сделали?
- Ничего. Они изначально были эээ... не совсем реальны.
- Не совсем реальны?
- Точно. Это наши с тобой проекции, - директор улыбнулся, но эта улыбка показалась Роксане жуткой.
- Это что... розыгрыш?
- Нет. Всего лишь путь, который проходит каждый. Наши души разбились на тысячи осколков, и чтобы они соединились, нам нужно было примириться со своими сущностями из прошлых жизней.
- С-с-сущностями?
Директор кивнул и налил Роксане кофе, та резко отодвинула от себя чашку, хотя и хотелось выплеснуть содержимое в это улыбающееся лицо.
- Я знаю, что ты меня ненавидишь, но раз уж нам все равно некуда деться, выслушай меня.
- Вы специально все придумали... Это бред... Говорите, что Якуб, Немо, Виктория и даже тот мальчик...
- Наши проекции, - совершенно спокойно договорил директор, игнорируя ее округлившиеся глаза. - Якуб - это твой эгоизм. Когда-то, очень давно, когда твоя душа была в теле этого парнишки, она влюбилась в очень красивую девушку, которую звали Викторией. Та оказалась кицунэ: наполовину человеком, наполовину лисицей. Злые люди сожгли ее на костре как ведьму, а ты, то есть Якуб, вполне спокойно наблюдал за этой казнью и даже не сказал ни слова.
- Вот почему Якуб сказал... - Роксана осеклась. - А как же Виктория? Она ведь... настоящая?
Директор покачал головой. - Виктория - это я. Единственный раз, когда моя душа поменяла пол.
Роксана опустила глаза: ей стало страшно, она боялась произнести следующее имя.
- Немо, - опередил ее мужчина, - это врач-психиатр, живший в эпоху, когда психически здоровых людей залечивали в клиниках и превращали в сумасшедших. Это был я, вполне себе равнодушный человек, пока не встретил... - его глаза блеснули, - девочку-хиппи, которую по-настоящему полюбил. Ты знаешь ее имя.
- Роксана, - тихо отозвалась девушка.
- К сожалению, он не смог тебя спасти. То есть я. Немо - это мой эгоизм.
- Какой бред... Но ведь мальчик без имени пришел позже...
- Альбин? Да, это та история, из-за которой мы здесь. Римский патриций - моя жестокость, его бедный сын - твоя самоотверженность. В том теле моя душа оступилась и убила тебя. С тех пор мы оба не знаем покоя и мучаемся каждый век, не в силах искупить вину. Но Альбин, тот самый осколок твоей души, простил меня, и теперь мы свободны.
Роксана вскочила из-за стола, потому что больше не могла слушать.
- Довольно, я ухожу. Мы все попали в секту сумасшедшего старика.
Директор перехватил ее руку. - Постой. Скоро ты действительно уйдешь, и я сам покажу тебе выход.
- Почему я должна вам верить?
- Потому что тут все построено на вере. Можешь ли ты вспомнить, как оказалась здесь?
Роксана покачала головой.
- Но я кое-что помню... Мама была учительницей, - неуверенно начала она и тут же умолкла.
- О, но ведь и Якуб, и Немо, и Виктория кое-что помнили, а Альбин вообще явился сюда на байке, только не зная, откуда и зачем.
- Что же это? - голос Роксаны снова задрожал.
- Хаотичные воспоминания о своем последнем воплощении. Здесь такое бывает часто. Это пространство эфемерно и соткано из снов и галлюцинаций.
- Поэтому все двери ведут в никуда, - добавила девушка.
- Отчасти.
- Тогда... Где мы сейчас?
- Хм, директор пожал плечами, - здесь возможно несколько наименований. Обычно, его называют БАРДО... Это пространство между двумя мирами. Если собрать свою душу ТУТ, сразу же выйдешь в жизнь.
- То есть... - Роксана облизала губы, - вы хотите сказать, что я... мертва?
Директор обнял ее плечи.
- Разве ты не ощущаешь себя живой?
- Я... не знаю, - растерялась девушка. Конечно, она слышала перезвоны бьющегося сердца, но разве его не было у... каждой проекции?
- Не беспокойся, ты не мертва, хотя тебе придется родиться и начать все сначала. Знаешь, не думай, что я такой уж умный и многим от тебя отличаюсь. Мне тоже обо всем рассказал шаман.
- Шаман? - на этот раз Роксана по-настоящему удивилась.
- Ты знаешь его как ламу, учителя медитации. Это одно из моих ранних воплощений. Тоже проекция, как ты могла уже понять.
- А остальные?.. - спросила девушка, хотя уже отгадала ответ.
- Все эти жизни были только тщетным поиском тебя.
- Но какой в этом смысл?
- Смысл? Это всего лишь одно слово. Звук. Чистая интуиция. Как думаешь, что связывало меня и тебя, когда мы сталкивались?
- Лю... бовь? - Роксана вопросительно посмотрела на директора.
- Конечно. Единственное, что имеет смысл, потому что само им является. Мы с тобой искупили вину и собрали осколки душ. Теперь нас ждет счастливая жизнь, освещенная лучом прекрасной любви.
- Как мы узнаем друг друга, если все забудем? - взгляд Роксаны все еще был недоверчивым, хотя и смиренным.
Директор вздохнул, как будто уже не в первый раз объяснял решение математической задачи глупому ребенку.
- Я уже говорил тебе: люди - это энергии, цвета, вибрации. Те, кого мы видим перед собой, на самом деле не вполне настоящие. Никогда не принимай оболочку за правду, впрочем... Ты все равно забудешь.
Он придвинул кресло к столу и сделал жест, указывающий на дверь.
- Ты можешь уходить.
- Но я ведь... - Роксана замялась.
- Хочешь сказать, что ты вошла отсюда и потому не можешь выйти туда? Ты ошибаешься. Сейчас это единственный выход.
Девушка кивнула и медленно зашагала к двери. Она не знала, может ли верить человеку, которого раньше уважала, боялась предположить, что с ней случится, когда откроется дверь, но выпрямилась и держалась уверенно. Роксана не хотела только обнажать страх перед может быть противником. Директор следовал за ней и как будто не обманывал, уничтожая возможность лжи шарканьем ботинок. Потянув на себя дверную ручку, не выдержала и обернулась.
- Знаете, у меня такое чувство, что я никогда не смогу полюбить человека, подобного вам, даже если вы когда-то были доктором Немовым.
- Сердце человеческое непредсказуемо, - директор подмигнул.
Пыльные дверцы, за которыми прятались древние эпохи, с шумом захлопнулись. За их высокими спинами ничего не осталось, как будто только и ожидало звука для распада. По ступеням ускользающего бессмертия шлепал смельчак-ветер, и только его гулкие шаги раздавались в пустыне последнего сказанного вслух слова, однажды ставшего первым.