Незванов Андрей Семенович : другие произведения.

Filioque. И от Сына

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Из Никейского символа веры видно, что формулирование догмата о Тройце опиралось на Богоявление при Иордане. Однако этим эпизодом не исчерпывается Новозаветная История. Антиномия в представлении о внутренней динамике ипостасей Единого возникла в силу неполного охвата Священной Истории соборной формулировкой.


0x01 graphic

И ОТ СЫНА, ИЛИ ФИЛИОКВЕ

  
   Догмат Тройцы утвердился в церкви достаточно поздно (на Втором Вселенском Соборе в 381 году) и с большим трудом. Сопротивление было велико, особенно среди монашествующих. Именно этот догмат породил множество ересей, которые позднее дали силу наступающему магометанству.
   Хотя понятие Тройцы появилось уже во втором веке, ранняя история церкви ознаменована Двойцей - двуприродностью Христа; и борьбой с Однойцей - одноприродностью Христа, исповедуемой Монофизитами и Монархианами.
   Победа Двойцы над Однойцей иллюминирована в русской церкви двуперстным крестным знамением старообрядцев. Новое троеперстное знамение, утверждающее победу Тройцы, получило ярлык новшества, и не было ими принято. Кроме троеперстного крестного знамения принятие догмата Тройцы привело к богословскому конфликту. Именно, к двум прочтениям символа веры, в части, касающейся Святого Духа. Принятое западным Римом прочтение отличалось добавлением пресловутого Filioque - "...и от Сына". В том смысле, что Дух Свят исходит равно от Сына как от Отца; и Сын с Отцом суть одно в Духе Святом.
   По идее, в отношении Тройцы как Единого вообще не должно возникать вопроса, от кого исходит Дух Свят, поскольку и Сын, и Отец, и Мать, или Дух Свят, суть как бы "тримурти", или три равных лика Единого, тождественного Себе. Но это привычное для нашего ума единство прежде нужно было утвердить догматом, против ересей, растаскивающих Единого Бога на неравные члены, и принижающих Сына. Образцом послужило неоплатоническое Единое с его исходящими ипостасями.
   Из Никейского символа веры видно, что формулирование догмата о Тройце опиралось на Богоявление при Иордане. Однако этим эпизодом не исчерпывается Новозаветная История. Антиномия в представлении о внутренней динамике ипостасей Единого возникла в силу неполного охвата Священной Истории соборной формулировкой.
   Христианская Тройца не равна неподвижному Плотиновскому Единому: Она исторична и различно явлена в Истории. В момент крещения Иисуса на Иордане, рождения его в Сына Божьего, мы видим Пневму, исходящую от Отца, которая и стала его Матерью. И здесь как будто правы те, кто настаивает на формуле о Святодухе "от Отца исходящем". Но в последующей священной истории, после воскресения и вознесения Христа Иисуса, Он восседает на престоле Славы вместе с Отцом, и Ему отдана вся Власть. Этой властью Иисус исполняет обещание, данное сыновьям Его - "пошлю вам Параклета, духа Утешителя". Здесь уже оказываются правы те, кто утверждает "также и от Сына".
   Таким образом, Богоявление, взятое в полноте Священной Истории, велит приравнять Отцу Сына. Иначе догмат Тройцы отрицает Священную Историю. Поэтому с легкой руки римского епископа Льва III западная церковь приняла указанное дополнение к символу веры. Греческое Православие не приняло добавления Filioque, и в этом пункте существующий политический раскол церкви приобрел богословское выражение.
   В свете логической и вероисповедной обоснованности поправки, внесенной папой Львом, спрашивается, не является ли неприятие Filioque со стороны Восточной Ортодоксии скрытым неприятием догмата Тройцы как такового: не обнаруживает ли себя таким способом жидовствующая ересь? И, с другой стороны, не есть ли это феномен охранительного консерватизма, а вовсе не богословия?
   Известная склонность к жидовству обнаруживает себя в выпячивании Отца, которое разрушает Тройцу. Сказанное выпячивание обусловлено неверным соединением Нового Завета с Ветхим. Бог Отец в этом соединении отождествляется с Саваофом или Ягве. Но в Саваофе нет никаких признаков отцовства: рядом с ним никто не мыслится. Он есть манифестация Могущества, Величия и Власти. Это Бог Вседержитель. Он абсолютный Монарх. И ни в какую Тройцу включить его нельзя.
   Если кого и отождествлять с Саваофом, то - царствующего Христа, во Славе Царства Небесного. Там он тождествен с небесным Владыкой - сидит одесную Его. Но так образуется только Двойца Власти и Суда, вбирающая в себя полномочия Ветхого и Нового Заветов. В ней вместо отношений отец-сын, мы видим отношения передачи власти: царь-царевич. Матери-Духа нет вовсе. Так что христианская Тройца этому отождествлению не причастна.
  
   Если мы действительно хотим опрокинуть Тройцу в Ветхий Завет, то нам следует обратиться к изначальной Двойце Элохим. Это божественная супружеская пара рождает Сына, Человека, или Адама. Каковой Адам, - рожденный, а не сотворенный, - есть Христос Иисус. В соединении с Сыном Адамом изначальная Двойца Элохим образует натуральную непротиворечивую Тройцу.
   Относительно охранительного консерватизма важно заметить, что он направлен вовсе не на догматы, а на принцип церковного строительства. Дело не в самом тексте никео-констатинопольского символа веры, а в том, как он был принят. Римскому епископату греки справедливо указали на то, что негоже изменять текст, принятый вселенским Собором - даже если этот текст ошибочен; так разрушается церковь. На Большом Свято-Софийском соборе было осуждено внесение всякой добавки в Символ веры. Папа римский Иоанн VIII признал решения собора, хотя, может быть, и придерживался положений папы Льва III.
   Так что, на деле, возмущение восточной церкви вызвал не догмат, а нарушение церковного строения. Что до догмата, то веруем не в догматы, а в Христа Иисуса. Роль догмата в вере очень мала. Это всего лишь дисциплина ума верного. Но мало верных с умом, готовым к богословию в такой степени, что им мог бы пригодиться догмат. На деле он используется просто как молитва.
   Разумная часть веры, включающая в себя догматы, гипертрофируется в среде современных рациональных людей. Догматическая дисциплина ума могла бы им помочь, но беда в том, что по отношению к нам, современным людям, дисциплина, адресованная эллинистическому платонизму нерелевантна и потому мало полезна.
   История такова, что церковь первых веков, через платоников, принявших христианство как новую философию, усвоила себе александрийский неоплатонизм. Ему и принадлежит понятие о треипостасном Едином, сопряженное с совершенным геометрическим числом. Совершенство и является основным содержанием этого понятия.
   Автором представления об исхождении ипостасей из Единого является Плотин, категорически отрицавший христианство. По его теории из Единого исходит Ум, из Ума - душа, которая оживляет тело, не смешиваясь с ним. Теория Плотина была заимствована христианским богословием в его борьбе с различными философиями, естественно возникавшими в среде христианизированной римской интеллигенции. При этом Единому соответствует Бог Отец, Нусу, или Уму - Святой Дух, а душе - Сын; который и воплощается. Эта последовательность нисхождений от Единого к телу, другой стороной имеет последовательность восхождений души от тела к Единому, что логически отвечает восхождению Сына, исшедшего из Отца, обратно к Отцу. Но это лишь аналогия!
   Так что, когда мы спорим об исхождении Святого Духа (от отца или от сына), мы спорим о Плотиновской последовательности ипостасных исхождений из Единого. Отстаивая позицию непременного исхождения Духа от Отца, мы, фактически, храним верность не Богу, а вульгарному изводу учения Плотина, который вообще не был христианином. В его учении нет ничего христианского: это эллинская метафизика. Его бог не призирает на людей. Плотиновское "Обратитесь!" не равно Евангельскому. Кроме того, у Плотина вовсе нет строгой иерархии ипостасей Единого и строгой лествицы исхождений. Соотношение умопостигаемых ипостасей у Плотина исключительно динамическое. И центром этой динамики является, скорее, душа, которой в Тройце соответствует Сын. Поэтому усердно присваивая формализованную логику платонического Единого, мы рискуем потерять христианство, не приобретя Плотина.
   Но, и приобретя Плотина, мы приобретаем главный дефект его логики. Это логика уединенной самососредоточенности ума. Абстрактное динамическое единство трех платонических субстанций (ипостасей) не дает места лицам, диалогу, дружбе и любви. Субстанции - не лица; они не любят, их нельзя любить. Субстанция может что-то эманировать, подобно тому как миро источает аромат: нам вольно называть эту эманацию духом; но субстанция не может быть, ни сыном, ни отцом, ни матерью, ни братом, ни другом, ни любовью. Без всего названного, какое христианство?
   Поэтому верующие, а не философствующие христиане мало внимания обращают на платоническое треипостасное Единое, и понимают Троицу по-своему - как божественную семью, которой верный хочет усыновиться.
   При всем этом даже неискушенный ум верного замечает логический изъян в христианском переложении треипостасного платонического Единого. Он видит ессенциальную гетерогенность Троицы: неравенство Её ипостасей. Отец и Сын - персоны, лица; а Святодух - некое Дыхание (Пневма), или витальная сила, энергия, которой оживлено лицо, и которую лицо не эманирует, а сообщает другу в диалоге с ним.
   Но обмен витальной силой с другом не образует Тройцы: он лишь объясняет природу Двойцы.
   Вопрос о духе, которым живёт и живит лицо, не праздный, поскольку есть перифраз другого вопроса: какой силою творишь дела свои: не бесовскою ли силой? Отсюда возникает уточнение о происхождении Духа, яко от Отца исходящего, а не от Дьявола. Но здесь, опять же, нет Тройцы, но есть вопрошание о природе Двойцы - с кем ты в союзе? Более правильно этот вопрос звучит как "кто твой отец?": не Сатана ли. Поэтому в ответе мы, усыновленные, указываем на Господина Небесного, как на своего Отца, с которым в сыновнем общении пребываем.
   В диалоге с Отцом мы обретаем силу духа и крепость воли, но присоединение этой силы и крепости к нашему общению в лицах не образует троицы, в силу логической гетерогенности объединяемого. Хотя, как говорил Фома, форма высказывания не влияет на содержание, наш спор все-таки идет о догмате, то есть логической форме, поэтому важно правильное сказывание.
   Все обезличенное говорение о духе относится к метапсихологии, или обнаружению духа в душе человеческой, в ее воле.... Тогда как Троица символа веры явлена хождением в мире истинного Человека, богородного Мужа (Адама), Иисуса Христа. В этом - уже не откровении только, но - бытовании с нами, мы видим Его как Сына пребывающего в любовном единении и общении с родителями, Матерью и Отцом. Эта Истина и есть Троица.
   Свидетельства Святого Евангелия об Иисусе дают нам возможность заглянуть в Истину, или Бытие Тройцы, и мы видим, что Мать и Отец с Ним всегда: Мать хранит Его, а к Отцу Он обращается за Словом, которому следует. В этой Тройце хождения Бога в мире нет места безличному умопостигаемому духу, и с ним вопросу, от кого дух исходит, - все члены Тройцы суть реальные Лица.
   Безликий дух, или ангел, в виде особой душевной силы метавидения и метаслышания принадлежит другому состоянию человечества - до вочеловечения Бога; когда Бог давал Себя знать в пророческом духе. Это откровение через пророка несравнимо с Присутствием Лица в хождении Сына человеческого. Присутствие превосходит откровение: это сошествие Бога на Землю; возвращение Начала, в котором Бог Отец и Сын Адам жили вместе на земле в Раю.
   Тем не менее, язык пророческий современен Иисусу и в ходу у тех, с кем он встречается. Евреи, среди которых Он ходит, мыслят в парадигме пророческого откровения. Иисус для них - ученик и последователь пророка Иоанна Баптиста. Сам Иоанн Креститель, бывши лишь пророком, видел Тройцу так, как дается пророку - в знаках: сиянии чела Иисусова, гласа небесного (сиречь, грома) и голубицы, слетающей нань.
   Сыновья пророческие мыслят в этих словах, и от них слова эти попадают в Евангелие. Фарисеи также мыслят не в понятии Тройцы, а в понятии душевной силы, как обнаружении духа. Когда Иисус проповедует, исцеляет прокаженного, возвращает зрение слепому, воскрешает мертвого Лазаря, у фарисеев возникает вопрос: какой силой творишь сие? Он практически тождествен вопросу: какой властью грехи отпускаешь? Иисус отвечает: силой Матери моей и властью, данной мне Отцом. Евреи не понимают и говорят меж собой: что это?! Мы знаем отца его Иосифа плотника. И мать его Мария здесь за дверью стоит!
   Вместо пророческого Духа мы имеем здесь Мать. Ни от кого Она не исходит. Она пребывает с Иисусом всегда. Она Его родила, и Она же ведет Его к Отцу. Все члены Тройцы здесь - Лица. И обмениваются они не безликой силой (духом), а Любовью, которая имманентно персональна. Так из Тройцы изгоняется обезличенность раннего пророческого говорения.
   Для тех же, кто не ухватывает богословия Троицы и мыслит Иисуса, как порученца Бога Саваофа, или Ангела, имеющего облик человека, которого Бог послал в мир, как посредника между Небом и Землей, Иисус сказал ясно: "Я и Отец - одно". Поэтому неуместен вопрос, от кого из них исходит Любовь и Жизнь. Сказать: от Отца - будет правильно. Сказать: от Сына - тоже правильно.
   Верному важно уяснить, что недоумения происходят от скудости философской речи, которой невозможно выразить божественные тайны. Потому евангелисты свидетельствуют о Начале не метафизическим дискурсом, а рассказом о жизни Христа Иисуса. Именно Его жизнь открывает нам Троицу - Мать, Сына и Отца, истинствующих Любовью (Агапе`).
   Лицо Сына нам известно - это Иисус из Назарета. Лицо Отца известно Сыну. Иисус свидетельствует о Нем, и мы доверяем Его свидетельству. Лицо Матери также нам известно - это Мария, мать Иисуса: она же Богоматерь; она же предвечная Супруга Бога-Отца. Мать дает детям своим силу жизни, которая метафизически может означаться Духом Святым, или Пневмой небесной в человеке. Значит, можем говорить также о Духе, исходящем от Матери.
   Однако неправильно в Троице замещать одно из лиц безликой энергией "духом", и потом, основываясь на этой подмене, конструировать взаимоотношения оставшихся двух лиц в Тройце, спрашивая, кто из них кому посылает голубицу духа. Неправильно и присоединять к лицам безликую силу в качестве равной ипостаси. Не делайте этого, и не будет проблемы Филиокве.
   Памятуя о голубице как образе духа, мы должны заметить, что неправильное понимание Тройцы часто базируется на Богоявлении при Иордане. Тройцу мы видим там очами Иоанна, сына Захарьина. В его пророческом видении Тройца распадается на неравные члены разной природы. Один из них - это человек, Иисус сын Марии; другой - птица, голубица; и третий Глас Божий, который для телесных ушей есть не что иное как Гром. И получается, что мы должны соединять в одно: атмосферное явление, птицу и человека. Тут, конечно, есть место для спекуляций.
   Но в житийной перспективе Евангелия все члены Тройцы равноприродны: все суть Лица. И если мы из сферы телесной и умной перенесемся в персональный мир любви, то тут же увидим троих любящих: Мать, Сына и Отца.
   Поэтому лучше не рассуждать метафизически на тему Троицы. Любая "христианская метафизика" несет соблазн якобы возможности умного понимания религии. Между тем, догмат о Тройце, как и любой другой, является не поводом и поощрением к размышлению, а запретом такового. Поэтому чем нелепее догмат выглядит в умных очах, тем лучше. С этой точки зрения, разрушающее лествицу ипостасных исхождений "Филиокве" идет на пользу, отторгая верного от кажущейся ясности Плотиновской концепции Единого, которая - по видимости - так хорошо отображает Единого Бога.
   Что же до раскола Церкви на западную и восточную, то "Филиокве" тут не причем. Неловкий догмат может породить ересь, но не может расколоть церковь. Причины раскола обширнее и глубже.
  
   Перед лицом требовательных философов церковь, разумеется, признает эклектичность догмата Троицы, из которой проистекают упомянутые выше недоразумения, касающиеся Святого Духа. Где имеем отца и сына, третьим лицом может выступать только мать. Новое отношение человека и бога в христианстве, - в сравнении с прежними молитвами, обетами, приношениями и одушевлениями, - состоит в Сыновстве. Отсюда, "послушание" христианина есть послушание сына отцу, а не институциональное функциональное послушание жреца или молящего. То есть, жизнь христианская есть жизнь естественная, семейная: с отцом и матерью. И естественность эта как раз есть знамение возвращения человека в Рай.
   Конечно, в христианской жизни нет места "тримурти", или трёхликому, треипостасному богу. И "Троица" появляется лишь в попытке представить христианство в виде учения: а именно, изъяснить его в логике единого бога, единой причины и т.п.; в попытке идеологически вместить в христианство иудейскую теорию и практику вдохновений, пророчеств, жертвоприношений, законодаяний и прочего.
   Богословие Троицы, которой принадлежит также учение о нисхождении святого духа, является историческим наследием церкви как общественного тела. Оно может сделать вас христианином формально, но не может вернуть вас в Рай, из которого мы все изгнаны в лице первого Мужа. Возвращение в Рай - что, собственно, и есть христианство, - возможно только на пути усыновления Богу: Пути, проложенному вторым Адамом, Иисусом из Назарета.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"