Одно время я даже подозревал, что он вообще никогда не спит.
   Рано утром я прогревал двигатель и зевая выезжал на работу, а он уже сидел перед домом закинув ноги на ограждение террасы, и большие черные очки красовались на его носу. Неизменная вскрытая банка пива стояла на ободранном дощатом столике, под рукой. Поздно вечером я иногда выходил глянуть перед сном на звезды, а он сидел в той же позе, и свет фонаря у дома отражался от его очков. Я по-соседски махал ему рукой, и он приветственно отвечал мне. Но однажды, часа в три ночи, я возвращался с вечеринки, и к моему плечу прижималась красивая девушка, имени которой я так и не успел запомнить, мы проехали мимо его дома, и я увидел пустое кресло и пустую террасу. Значит он был все-таки человеком как любой из нас, и все-таки спал по ночам.. Вид этой пустой террасы соседнего дома без привычной фигуры настолько поразил меня тогда, что я кажется был недостаточно внимателен к своей спутнице в ту ночь.. Утром она ушла, и больше мы не встречались. Сейчас я даже не помню ее лица...
   Однажды днем я стал свидетелем неожиданного. Он оставил свое кресло и легкоузнаваемой походкой, которую я видел много раз, и вот только впервые - наяву, двинулся вдоль улицы. Соблазн последовать вдогонку оказался слишком велик. Я шел за ним, и видел как он дошел до витрины музыкального магазина в квартале от дома, на углу рядом с рыбным магазинчиком Гольдмана. Он стоял у залитой солнцем витрины. в которой виднелась сотня обложек продаваемых дисков, но смотрел только на одну. Он простоял там минут пять, а потом все той же вихляющей походкой двинулся обратно, к своему креслу. Вид у него был при этом явно удрученный. Снедаемый любопытством, я приблизился к витрине и нашел взглядом ту обложку с фотографией, на которую он смотрел.
   Это был тот самый момент истины, когда я узнал его.
   Моложе на тридцать лет, с высокой шевелюрой и длинными бачками, но это был он...
   Три следующие субботы, в полдень, он неизменно совершал прогулку к витрине и обратно, и каждый раз при возвращении лицо его выглядело все удручённей. Вглядываясь в обложку после его уходя, я понимал причину. Летнее солнце заливало витрину, обесцвечивая обложки, но когда диск продавался, обложка уходила с диском покупателю, а продавец выставлял на витрину новую, глянцевую. И только один диск оставался неделя за неделей на своем месте, выцветал и становился блеклым.. Потому что в нашей дыре слушают совсем другую музыку.
   В четвертую субботу я пришел к музыкальному магазину сразу после открытия и купил диск. Невозмутимый турок снял с окна-витрины совсем уже обесцвеченную обложку, вставил в нее коробку с диском и отдал мне. А на витрину выставил новую, сверкающую глянцем.
   В тот день я не пошел за ним к магазину. Я вытащил из дома стул, уселся в его коронную позу с задиранием ног на ограду, и занялся поглощение джин-тоника в ожидании. И когда он показался на улице, с прямой спиной и улыбкой на лице, я почувствовал себя начинающим волшебником.
   Я взял за правило раз в месяц покупать выцветшие диски с витрины, и за полгода, к весне у меня скопилась из маленькая стопка. Однажды в мае, после бурно проведенного вечера пятницы и не менее бурной ночи, я проспал до полудня и опоздал выкупить очередной диск. Я выскочил из магазина с покупкой в руках, и как раз столкнулся с ним у витрины. Он с любопытством рассмотрел мои руки, затем его взгляд поднялся до моей опухшей физиономии. В тот день я видимо перестал быть для него пустым местом. Но понял я это не сразу, а ближе к вечеру. Я вылез из дома в попытке проветрить мозги в своей все еще квадратной голове, привычно глянул на соседский дом и увидел что сосед водрузил рядом со своей банкой пива еще две банки джин-тоника, и жестами зовет присоединиться. Спустя пару минут мы вдвоем сидели на террасе задрав кроссовки на ограду , с жестянками в руках, и с интересом разглядывали вялотекущий мир окрестностей.
   Так у меня неожиданно в жизни возник новый ритуал. Теперь по субботам в полдень я перемахивал через забор на соседский газон, чтобы не обходить через улицу, усаживался в вытаскиваемое для меня второе кресло, и открывал ждущую меня на столе жестянку. Сосед знаками спрашивал - все ли в порядке, и я так же на пальцах показывал - все окей. Мы часок сидели в тени террасы, иногда я заговаривал и рассказывал какую-то новость, от слушал, кивал, и жестами показывал свое отношение к рассказу. Но чаще мы молчали, я пил холодный джин, а он лишь иногда тянулся к банке пива чтобы сделать глоток и поставить ее обратно на дощатый стол. Его левая рука лежала на подлокотнике, и пальцы едва заметно двигались словно перебирая аккорды только ему слышимой музыки. Я понимал теперь, почему он мог вот так каждый день сидеть в своем кресле. Он все время играл. Он был исполнителем и единственным слушателем.
   Он догадывался что я раскрыл его тайну, иногда мне казалось что он заговорщицки подмигивает мне за стеклами больших солнечных очков, и улыбался в ответ. Я опустошал две банки джин-тоника, кивал на прощание и уходил к себе. Он никогда не смотрел мне вслед, снова погружаясь в то, что было слышно только ему.
   Вчера.. Вчера обычный субботний ритуал был нарушен. Я встал и хотел уходить, но он неожиданно поднялся и пошел к открытым дверям дома, жестом показав следовать за ним. С любопытством я оказался внутри, не обнаружив ничего необычного. Ведь я видел дважды в неделю приезжавшую машину сервиса уборки жилищ, видел регулярно приезжавших людей из службы доставки продуктов, видел косильщика газонов, электрика который приезжал однажды поправить электрическую проводку. Это был один из самых дорогих домов в городе. но все-таки, это был обычный дом...
   Большущий шкаф в гостиной. Я , кажется сразу понял, что увижу в нем. Мой сосед еще только полез в карман куртки и достал ключ, а я уже понимал что будет за закрытыми створками. И все-таки не сдержал возглас восхищения. Костюм. Белый костюм с высоким воротником и V-образным вырезом.. Я коснулся пера вышитого на костюме павлина, и ощутил холодную гладкость шелковых нитей.
   Он снял очки и смеясь смотрел на произведенный эффект. Я видел по губам что он даже что-то пытался говорить, но услышать его не мог. Мой сосед не разговаривает. Я думаю что он потерял голос 33 года назад, в ту ночь в августе, после посещения зубного врача. Он проснулся ночью и понял что не может говорить, и решил разом покончить с этим, проглотив все успокаивающие лекарства, найденные в шкафчике в ванной комнате. Потом, в больнице, где его успели откачать, он пытался еще раз сделать тоже самое, и оставил свои попытки только после того, как в поставленном для него в палате телевизоре посмотрел репортаж о собственных похоронах. Не знаю где он прожил первые двадцать лет, но потом он поселился в нашей дыре, узнать его некому, потому что из музыки здесь предпочитают в основном ежегодные сборники Евровидения..
   Завтра утром, в понедельник, я буду выезжать как обычно из дома, и как всегда увижу привычную фигуру на террасе соседнего дома, он махнет мне приветственно рукой и снова погрузится в свой мир. Ему семьдесят пять, он крепок, здоров, и впереди у него не меньше двух тысяч дней спокойной жизни...
   Я думаю, он счастлив.