Аннотация: В повести о детстве делается попытка рассказать о детстве школьников в этот сложный и нелегкий период страны в 1933- 1941 г.г.
Записки москвича
(1933 - 1941 гг.)
ПРЕДИСЛОВИЕ
Взяться за перо и описывать мое детство заставило меня восхищение произведениями Л.Н. Толстого и Н.Г. Гарина-Михайловского о детстве. Первые же книги Гарина-Михайловского - "Детство Темы" и "Гимназия" сделали его известным и любимым. Я не могу рассчитывать на тонкое проникновение в душу детей и подростков, как это свойственно Толстому, этому замечательному писателю и человеку.
Мне совсем не понятен нигилизм некоторых критиканствующих писателей, ругающих систему воспитания и преподавания в дореволюционных гимназиях. Напротив, люди получившие образование в гимназиях отличались определенной образованностью, знанием языков и общей культуры. Мне посчастливилось общаться, будучи школьником, со многими окончившими гимназию, и все они оставили неизгладимый след в моей душе. Достаточно сказать, что почти все мои учителя в 30-е годы окончили гимназию, а некоторые - университет. Даже внешний вид их говорил за себя, печать высокой культуры не смоешь никакой беспардонной критикой.
По внешнему виду это были профессора, и это подтверждалось неоспоримыми знаниями предмета, который они преподавали. Мои воспоминания в какой-то мере фотографичны и не могут претендовать на глубокие знания детской психологии ребенка. Но все же мне хотелось показать, как школьники в сложное время 30-х годов реагировали на те или иные драматические события тех лет.
Моя мать тоже окончила гимназию и, не имея высшего образования, хорошо разбиралась в литературе и истории и часто поражала знанием таких истин, которые я не встречал в печатных изданиях.
Когда я приступил к написанию этих строк, у меня невольно возник вопрос, а почему героями истории становятся исключительно полководцы и властители, в других случаях - известные путешественники и философы. И почему нельзя взять и описать среднюю личность и в ее миниатюре, как в ракурсе, отразить эпоху или период времени и через нее показать типичное и характерное. И тем, быть может, интереснее это будет, представив жизнь детей, школьников на переломе истории, предшествовавшей страшной 2-й Мировой войне.
ДЕТСТВО
1926 год, когда я родился, был тяжелым годом для страны. Наша семья весьма нуждалась, работала только старшая сестра Женя, ей было 19 лет. Я родился в роддоме известного врача Грауермана на Арбате, и, когда мы с мамой ходили на Арбат в зоомагазин за мотылями для рыбок, она мне показывала этот старинный, прекрасной инженерной постройки дом.
Буквально тут же после родов мама предприняла трудную поездку к своему старшему брату Александру Александровичу в деревню Куколово Шаховского района Московской области, где он жил вместе со своей женой Марией Ивановной. Мама пробыла там со мной до 3-й декады марта. Этим объясняется, что в ЗАГСе я был зарегистрирован 25 марта, а фактически родился 18 февраля 1926 г.
Уже будучи врачом, я узнал, что Г.Л. Грауерман был известным советским акушером и организатором родовспоможения. Грауерман бессменно руководил открытыми по его инициативе городским родильным домом им. С.В. Лепехина и первой в России больницей им. Л.И. Тимистера для послеродовых заболеваний (впоследствии Московский научно-исследовательский институт акушерства и гинекологии).
В то время предпринять путешествие с грудным ребенком на руках было довольно смелым поступком. Стояли тридцатиградусные февральские морозы. Пассажирские поезда с Виндавского (Рижского) вокзала ходили на паровой тяге с малой скоростью, так что, выехав из Москвы в 11 часов вечера, на ст. Шаховскую прибывали в 6 часов утра. На станционной площади надо было заручиться наемом хорошей лошади и надежного возчика за 3р. Таковой нашелся, и мама на розвальнях по санной дороге ехала 30 км от ст. Шаховской до деревни Куколово. В большом селе Середа в чайной была остановка, где можно было погреться и выпить стакан чая. Суровые мужики вместо чая распивали чекушку и беззлобно ругались.
Брат мамы с женой ее уже ждали, и в гостиной на столе попыхивал самовар с заложенными в него яйцами. Чай полагалось пить с вареньем, чаще всего с малиновым или клубничным. Странно, что мама и я, проделав такой путь, не простудились и не заболели. Я думаю, что такая поездка напротив закалила меня, и я на протяжении всей жизни легко переносил превратности жизни.
Можно, конечно, не поверить, но я хорошо помню, как дядя Саша нянчил меня на своих руках. Как рассказывала мама, ему страшно не нравилось мое имя Эдуард, данное моим отцом в честь его друга англичанина, спасшему ему жизнь в германском плену в 1915 г. Тогда армия Самсонова попала в окружение в результате предательства генерала Ренненкампфа, не пришедшего на помощь окруженным частям генерала Самсонова. Отец тогда попал в лагерь для военнопленных офицеров, который располагался в бараках, где находились военнопленные англичане, которым присылали посылки с беконом и галетами из Англии и продовольственные посылки по линии Красного Креста из Швейцарии. Русским никто ничего не присылал, и они получали суп из брюквы и немного эрзац-хлеба. У отца стала развиваться алиментарная дистрофия, и только дружба с англичанином по имени Эдуард, который делился с ним продуктами, помогла ему выжить. Отец поклялся назвать сына Эдуардом, и получилось, что я своим появлением на свет обязан англичанину и Англии. Конечно, тут пригодилось знание отцом английского языка. Дядя Саша, посмотрев в святцы, рассудил, что лучше всего мне дать имя Георгий в честь Благоверного Великого князя Георгия (Юрия) Всеволодовича Владимирского, имя которого празднуется 17 февраля, а я родился 18.
В дальнейшем меня часто поздравляли с именинами 6 мая в честь Георгия Победоносца, в то время как они фактически отмечались 17 февраля.
У тети Мани (Марии Ивановны) было хорошо налаженное хозяйство: корова, куры, большой огород. Возглавляла все это тетя Паша (Прасковия Абрамовна), техничка, обслуживающая школу, и одновременно домработница тети Мани. Раньше она жила в домработницах у каких-то евреев, которые длительно хлопотали уже в то время о своем выезде в Палестину. Тетя Паша была замечательной русской женщиной, доброй и приветливой и беспрестанно находившейся в движении.
Дядя Саша к этому времени стал слепнуть и быстро слабеть, несмотря на свой шестидесятилетний возраст. Он уже не нес обязанности педагога, и их выполняла тетя Маня. Своеобразие деятельности ее заключалось в том, что она в это время полностью была глуха, т.к. страдала отосклерозом внутреннего уха. Эта болезнь, как было замечено учеными, чаще поражает женщин, имеющих своеобразный габитус (внешний вид). Это обычно блондинки с немного бледной кожей и голубыми глазами, - "фарфоровые куколки". Такой вид имела в молодости и тетя Маня. Возможно, что предрасполагающим моментом могла быть и травма. В ранней юности, катаясь на коньках, она упала на катке и от ушиба потеряла сознание. Как она рассказывала, потом в старших классах гимназии, когда ее вызывали отвечать к доске, она от страха иногда почти теряла сознание, но брала себя в руки, шла к доске и обычно отвечала безукоризненно.
У них была очень большая семья. Отец за заслуги, будучи начальником станции г. Брест, получил почетное дворянство без права передачи этого звания потомкам. Он происходил из купеческого рода Плотниковых - московских купцов, бывших одними из основателей и попечителей московского зоопарка. Жил он в Волковом переулке, и до сих пор этот дом сохранился, и там сейчас помещаются туберкулезный диспансер N 10.
Революция разбросала членов этой большой семьи. Один из братьев, Глеб, окончил в 1916 г. Московский университет и, будучи геологом, уехал в геолого-разведочную экспедицию в Монголию, где был захвачен вместе с другими членами экспедиции бароном фон Унгерном, жестоким неумолимым сатрапом. По обвинению в шпионаже в пользу большевиков большая часть участников экспедиции была расстреляна, и в их числе Глеб, не успевший еще увидеть жизнь.
Другой брат, Павел, оказался в Мукдене, где и прожил вплоть до 1960 г., когда получил разрешение вернуться к младшему брату, Юрию, в Алма-Ату, где тот работал бухгалтером.
Юрий Иванович (Георгий) окончил гимназию перед революцией и в 1918 г. был призван в ряды формировавшейся Красной Армии и отправлен на фронт. Он участвовал в штурме Перекопа, был контужен и ранен в область грудной клетки, где у него зияла большая вмятина. Он потом всю жизнь страдал головными болями и головокружениями, но прожил долгую трудовую жизнь.
Дом, в котором мама нашла приют, был старой земской постройки из красного калёного кирпича. Имел одну большую классную комнату, отвечающую всем требованиям школьной гигиены. Высокий потолок, огромные окна, парты, рассчитанные на профилактику сутулости, голландское отопление, очень гигиеничное. На половине тети Мани, имелась большая светлая гостиная-столовая и 3 жилые комнаты, кухня с русской печкой. Из кухни ход вел на скотный двор, где находилась корова и на насесте штук 15 кур во главе с петухом. К жилым помещениям вел коридор, в котором находился голубой умывальник. Воду великолепного качества приносили из колодца, где вода доставалась приспособлением кабестанного типа.
В деревне Михалево в 1,5 км вода из колодца доставалась при помощи журавля, теперь кажется уже забытого.
В коридоре стоял огромный ящик с откидывающейся крышкой, где всегда хранился запас овса для кур. Для коровы тетей Маней всегда покупалось N-ое количество пудов сена у крестьян на зимний период. Корова с раннего утра отводилась в колхозное стадо. Некоторое количество сена тетя Паша скашивала на приусадебном участке. Благодаря тому, что мама проживала у тети Маши до осени 1926 г, она смогла хорошо питаться, и я вырос относительно крепким.
У тети Мани было достаточно различных продуктов, получаемых от собственного хозяйства. Всегда было парное молоко, яйца, сметана и овощи. Сливочное масло очень хорошо умела взбивать мама, закладывая в бутыль четверть сливок, и путем усердного встряхивания добивалась получения масла, которое по виду и запаху могло быть сравнимо только с вологодским маслом. Мама активно помогала тете Мане по хозяйству и заботливо ухаживала за больным любимым старшим братом.
Зимой хозяйственных дел у тети Мани, конечно, было меньше, но она вела группы учащихся с 1-го по 4-й класс, и при этом надо помнить, что она была глухая. Самое интересное, что устные ответы учеников она прекрасно считывала по губам, и ее оценки всегда были адекватными. Не знаю, были ли еще где-нибудь такие прецеденты, чтобы глухая учительница многие года могла бы успешно вести преподавательскую деятельность. В 1938 г., когда было первое награждение учителей орденами и медалями, она была представлена к награждению медалью "За трудовую доблесть".
Я помню, когда она приехала к нам на Малую Грузинскую, надела нарядное платье, туфли-лодочки и сделала красивую прическу. Ей тогда было лишь 53 года. Как она рассказывала, когда она была вызвана для вручения медали и Михаил Иванович Калинин пожимал ей руку, она была близка к обмороку. Интересно, что медаль "За доблестный труд" давала ряд льгот - бесплатный проезд по железной дороге раз в год, снижение платы за коммунальные услуги. Правда, в условиях сельской местности она не могла пользоваться этими услугами. Кроме того, она получала по чековой гербовой книжке 5 руб. ежемесячно.
Юрий Иванович всю жизнь работал бухгалтером, чаще всего главным. Длительный период своей жизни вместе с женой жил в Хороге, центре Горно-Бадахшанской области Таджикской ССР. Это был горный регион. Бадахшанцы, обладавшие своей культурой и языком, отличались от таджиков, но мирно с ними соседствовали. Интересно, что они исповедуют мусульманскую веру. У них есть принц, который живет в Лондоне и иногда приезжает Хорог, чтобы предстать перед соплеменниками. Он пользуется большим вниманием и уважением, и многие становятся перед ним на колени. Выдавливать из себя раба, видимо, очень трудно.
После распада СССР, Таджикская республика в результате разрушения экономики имеет очень низкий жизненный уровень. Многие жители этой ранее процветающей республики стали уезжать, в основном в Россию, которая всегда привечала сирых и убогих.
Георгий Иванович был женат на Александре Ивановне Кирпичиковой. Детей у них не было. Александра Ивановна мне никогда не нравилась из-за своего вздорного и взбалмошного характера, а главным образом, из-за ее склонности к сплетням, и потому, что ее не любила моя обожаемая тетка Ксения Ивановна Плотникова. Этот противоестественный брак, не обремененный детьми, людьми столь несходными по многим признакам, в конце концов, распался. Александра Ивановна уехала в Ашхабад к своим родственникам и там угодила как раз в землетрясение в 1951 г., где по расчетам погибло около 150 000 человек, и весь город был разрушен. Александра Ивановна лишилась обеих ног и кончила свою жизнь в пансионате для престарелых инвалидов.
Георгий Иванович еще раз женился, и у него родилась дочь Наташа, которую я никогда не видел, но с ней переписывался. Он переехал в Алма-Ату, где жил до 95 лет, несмотря на тяжелые ранения и контузию во время гражданской войны.
В 1936 г. он приезжал в Москву, это было 18 июня, в день похорон Максима Горького. Я очень радовался его приезду, т.к. он был весёлый и добрейшей души человек, который никогда не ограничивал свои возможности, и я мог вкусненько поесть, т.к. наши дневные рационы пищи в то время довольно скудными, не отличались особым разнообразием, и уж очень редко появлялась деликатесная еда.
Мы собрались и с трудом, с пересадками на трамваях доехали до Северного вокзала (так тогда назывался Ярославский вокзал). Движение по многим улицам тогда было перекрыто, и какой-то дядя зло сказал, вот действительно "горько" от Горького. Если бы это он сказал сейчас, я бы его одернул за оскорбление памяти моего любимого писателя.
Мы приехали в Выпуково, где Ксения Ивановна работала фельдшером медицинского участка и обслуживала округ в радиусе 10-12 км. Она трогательно обнялась со своим младшим братом и сразу принялась его лечить, т.к. он страдал частыми головными болями, вследствие контузии во время боев на Перекопе.
На другой день мы пошли в лес. Георгий Иванович срезал длинную орешину и сделал из нее замечательный лук и из еловой доски выточил стрелу, которая имела удивительно красивые формы. Но самое главное, когда он, натянув тетиву, выстрелил, стрела улетела выше церковного креста, и все деревенские мальчишки просили дать хоть раз выстрелить из волшебного лука.
Затем ватага ребят собралась и во главе с Георгием Ивановичем пошла по "поповой" дороге на берег реки Куньи, впадающей в Дубну. Мне очень хотелось показать и похвастаться Георгию Ивановичу, как я хорошо научился плавать, а плавать я учился на пучке осоки, которая была своеобразным кругом. И вот я влез в воду, а дно реки было крутое, и я сразу оказался на глубине, где мне было с "ручками". Я стал отталкиваться от дна и выныривать на поверхность и, глядя на Георгия Ивановича и ребят на берегу, пуская пузыри, снова уходил на дно, постепенно теряя сознание. Меня спас Виктор Титов, который знал, что я еще не умею как следует плавать, и подтолкнул к берегу, что позволило мне выбраться на твёрдую почву. Только тогда Георгий Иванович понял мое легкомыслие, но почти меня не ругал.
Позже приехала Шура (Александра Ивановна), жена Георгия Ивановича, и оказала негативное влияние на атмосферу в доме Ксении Ивановны, которая в душе не любила Шуру (было за что) и, тем не менее, должна была соблюдать роль радушной хозяйки и гостеприимной родственницы, что впрочем, ей внешне удавалось.
Шура со своей примитивной и вульгарной натурой и ни с чем не сравнимой болтливостью стала завязывать отношения с крестьянскими бабами на селе. Она вступила в доверительные отношения с матерью моего замечательного друга, Татьяной Афанасьевой, и сплетничала о нашей семье, рассказывая о вещах, которые нельзя было делать достоянием незнакомых людей. В частности, она говорила, что моя мать - жена царского офицера, что в то время при огласке могло сыграть отрицательную роль в отношении благополучия нашей семьи. Это происходило накануне 37 года. Татьяна Афанасьева, женщина очень умная, прекрасно понимала угрозу, исходящую от болтовни Шуры, и рассказала об это Ксении Ивановне, а та - мне.
В один из дней Ксения Ивановна угостила меня кренделями, рецепт которых был известен только ей, и я никогда не ел таких аппетитных пышных кренделей. А позднее я сходил на берег Куньи и нарвал много тмина, и она приготовила, использую особый гнет, вкуснейший домашний сыр с тмином. И я больше нигде ни у кого такого сыра не отведывал.
Время летело быстро, Георгий Иванович ходил с нами купаться, и на теле у него были видны следы ранений от шрапнели.
В то время, а мне было 10 лет, я увлекался шахматами. И Валя Митькин, мой друг, старше меня почти на 2 года, попросил научить его играть в шахматы. Мы взяли липовую доску, и я вырезал из нее довольно примитивные шахматы. Окрасил половину чернилами, получились черные, и быстро научил Валю играть в шахматы. Мы часами могли играть в эту увлекательную игру. Впоследствии, уже будучи офицером в звании полковника, он признался, как пригодились ему шахматы в жизни, став его большими друзьями.
Потом Плотниковы уехали обратно в Хорог, а я еще весь июль 1936 г. гостил у Ксении Ивановны.
В этот год было много гроз. Погода была жаркая и обещала хороший урожай. Однажды ночью собрались грозовые тучи, и разразилась необычная гроза, я доселе никогда такой не встречал. Молнии били и сверкали непрерывно, иногда казалось, что одновременно в разных местах. У Ксении Ивановны была техничка-уборщица. Она жила со старушкой матерью на другой половине избы. Потом раздался страшный разряд молнии, и видимо она угодила в крест. Церковь стояла совсем рядом. На следующий день обнаружили, что крест вместе с основанием в виде шара валялся на кладбищенских могилах.
Гроза не прекращалась всю ночь, и это была, как говорила Ксения Ивановна, настоящая "воробьиная ночь". Я ночью заходил на половину Маруси, а ее мать от страха простояла всю ночь на коленях и непрерывно молилась. Слава Богу, что при такой грозе не было ни одного возгорания и пожара, что в деревне всегда являлось страшным бедствием.
Через несколько дней снова разразилась гроза, на это раз во второй половине дня. Два колхозника, Ротанов и Косарев, возвращались из Краснозаводска домой. И гроза застала их еще в лесу. Они встали под дерево, и в него ударила молния. Их видимо контузило, и они были в полуобморочном состоянии. Кто-то сообщил в деревню, и довольно скоро подоспела помощь. Однако не совсем идеальная. Тогда в таких случаях ставили чисто крестьянский диагноз - их "угромило", что, возможно, означало "оглушило". Крестьяне-знатоки применяли старый способ: закапывали пострадавших в землю. Так поступили и в этом случае. Их закопали в чистом поле в сырую землю, дождь продолжал еще лить. Оба простудились, и Косарев получил ревматизм и летом, несмотря на жару, ходил в валенках. Ксения Ивановна возмущалась и ругала инициаторов такого варварского способа избавления от последствий удара молнии. Безусловно, закапывание в землю не имело смысла, т.к. удар молнии и его электрическое действие уже произошли. Косарев тяжело болел ревматизмом, стал инвалидом и сравнительно рано умер, по-видимому, от этой болезни.
В это лето 1936 г мы занимались "кротовой охотой", т.е. ловили кротов в специальные капканы для модниц - любителей шубок.
Хотя кротовые шубки тогда не шли ни в какое сравнение с норковыми, но все же и они на рынках котировались неплохо. Для успешной ловли кротов, а их тогда было довольно много, нужно было определенное количество капканов, которые можно было купить или взять во временную аренду в кооперации. Мы чаще пользовались арендой, что стоило 40 коп. за штуку.
Мы легко находили кротовые норы по свежей насыпи в виде горки земли и образовавшейся сверху серой корочке. Разрыв и освободив нору, мы ставили капканы, важно было не повредить шкурку. Потом еще надо было умело содрать шкурку и, распластав ее прибить к дощечке для просушки. Иногда приемщики браковали шкурки, и мы несли убытки. Но все же нам платили 80 коп за шкурку, и это было неплохо. Но эта "кротовая" эпопея длилась недолго, т.к. мы убедились, что овчинка выделки не стоит.
Попытались мы с Валей Митькиным ходить за грибами. Но надо сказать, что там леса совсем не грибные. И мне казалось, что это можно объяснить существованием совсем рядом завода боеприпасов, который, наверное, выделял какие-то химические вещества, отрицательно действовавших на вегетацию грибов. Тем не менее, мы однажды собрали по большому лукошку грибов, и Татьяна Афанасьева терпеливо их обрабатывала и потом организовала жарешку.
Такую же жарешку устроила моя тетка Ксения Ивановна и при этом, когда грибы были готовы, она шутила, говоря:
-- Ты, буржуй, вставай с постели. Грибы жареные поспели. Во! И боле ничего!
Как все мальчишки, мы интересовались оружием и любили стрелять. Для этой цели были изобретены так называемые поджигалки, и деревенские ребята сами изготавливали это незатейливое оружие. Из деревянной доски выпиливалось нечто, подобное пистолету, в верхней части проделывался паз, куда закладывалась трубка, запаянная с одного конца, которая изображала ствол. Трубка плотно прикреплялась к деревянному основанию. Сверху на заднем конце трубки пропиливалось отверстие, к которому во время выстрела подносилась зажженная спичка. Трубка забивались серными головками от спичек, а затем вставлялся металлический гвоздь, иногда кусочки свинца.
Итак "поджигалка" снаряжена и готова к действию. Такую поджигалку с тщательностью изготовил Валя Митькин и пригласил 5 мальчишек опробовать этот допотопный пистолет. Все было сделано по правилам, но заряд забили слишком большой, и во время стрельбы дуло разорвало. Кисть руки Вали Минкина была вся в крови, он был бледен и страдал от боли, но потеря крови не была велика. Мы торжественно повели его в медпункт к Ксении Ивановне. Обработав многочисленные мелкие ранки на правой руке, Ксения Ивановна несколько дней его успешно лечила, а на кисти правой руки остались многочисленные рубчики.
7 июля празднуется престольный праздник в Выпукове и прилегающих деревнях - Иванов день, как он тут называется. Пожалуй, действительно никогда и негде я не ощущал такого радостного настроения среди крестьян в этот день. Погода обещала быть погожей. Я встал и сразу побежал к своему другу. Его мать, Татьяна Афанасьевна, уже подоила корову и, румяная и приветливая, поздравила меня с праздником. Сестры Вали, старшая Тоня и младшая Маша, нарядно одетые, заканчивали приготовления к завтраку. Алексей Иванович, добродушный и красивый человек, был одет в новую рубашку с отложным воротником. Все были какие-то умиротворенные, и благодать была разлита в воздухе. К этому времени церковь в центре села была уже закрыта, и отец Иван бесследно исчез в 1935 г.
На столе гудел самовар, в миске лежали вареные яйца. Были поданы огромные ржаные лепешки, по сути ватрушки, с творогом и пропеченной светло-розовой корочкой, салаты, мелко нарезанная польская колбаса, свежесбитое крестьянское масло, ржаной подовый необыкновенно духовитый хлеб с легким сладковатым привкусом, корчага сметаны, селедка - непременная закуска сельчан. Последняя - не простая, иваси, которой теперь и в помине нет. И непременно студень. На десерт - варенье из крыжовника и весьма дешевенькие конфетки - "подушечки".
В центре стола стояла четвертинка водки за 3 руб. 12 коп. Алексей Иванович собственноручно налил себе и Татьяне Афанасьевне, поздравил жену и нас детей с праздником. Они выпили, и Алексей Иванович, крякнув и понюхав ломоть ржаного хлеба, закусил студнем. Мы тоже навалились на еду, и уже за столом слышалось громкое чавканье.
Алексей Иванович не любил председателя колхоза Егорычева, крикуна и придиру, как он выразился. И рассказывал, как он схватился с председателем из-за стога сена, который ночью кто-то из колхозников увез, видимо к себе домой. Алексей Иванович указывал ему, что колхозное добро плохо охраняется, а милиция недостаточно активно работает, не выявляя воров. Нам это слушать было неинтересно. Позавтракав, мы выскочили на улицу.
Как раз напротив дома Митькиных находился сельсовет, и одну просторную комнату в нем выделили одинокой учительнице Александре Ивановне Кононовой. У нее было двое детей - Алекс, моих лет, и полуторагодовалый Виктор. Жили они очень бедно, и Ксения Ивановна иногда посылала им что-нибудь из еды. Витя, второй ребенок Александры Ивановны, родился от связи с Ефимом Исаевым, "Юшкой", как все его называли. Это была какая-то противоестественная связь учительницы-интеллигентки и простого колхозника. Мы, дети, уже тогда знали и догадывались о грехах взрослых. И хотя Александра Ивановна клялась Ксении Ивановне, что оборвет эту постыдную связь, каждый раз все начиналось снова. Витя был какой-то пухлый, с большой головой и довольно пустыми водянистыми глазами, и производил впечатление очень болезненного ребенка. Знатоки крестьяне утверждали, что он не "жилец" на этом свете, но он вопреки всему продолжал жить и превратился в здорового и крепкого парня. Связь Александры Ивановны и Юшки прервала война. Он был в самом начале призван в армию и пропал без вести. Мы зашли к ним поздравить Александру Ивановну с праздником. Скудный завтрак и унылая большая комната почти без всякой мебели производили неприятное впечатление.
Мы выскочили на широкую улицу, по которой уже ходили нарядные девушки, и где-то бродила и играла гармонь. К этому престольному празднику готовились загодя. Забивали живность: телят, овец и кур. В течение года крестьяне ели больше постную пищу, а некоторые прибавляли солонину, жилистую и не очень вкусную. Рассказывали, что в доколхозное время у многих крестьян было по 3 коровы и лошади.
Несмотря на праздник, в воздухе сгущались тучи. Непременными спутниками праздника были сходка парней и бой, страшней кулачного, т.к. применялись колы, вырванные из плетней, и финки. Село Богородское всегда представляло собой очень агрессивную массу парней, желающих подраться с выходцами из Выпукова. Это было то самое знаменитое Богородское, поставлявшее резные деревянные игрушки из липы по всей Росси и даже в Америку. Сейчас этот промысел почти заглох и дышит на ладан.
Где то в 1 час дня к О`Ксении Ивановне, так ее здесь называли деревенские, привели первую жертву столкновения. Парень лет 18-ти, получил ножевое ранение в грудную клетку. Ксения Ивановна быстро обработала рану и отправила его за 6 км в больницу.
Потом на окраине села развернулось сражение между группами парней Богородского и Выпукова. Дрались колами, выдернутыми из ограды огорода, и один из парней получил удар по голове, из раны текла кровь. Ксения Ивановна обработала рану, соорудила ему повязку Гиппократа и тоже отправила в Краснозаводскую больницу.
Наконец, молодежь угомонилась. На улице появились нарядные девушки, которые все время в течение дня меняли свои платья. Это была какая-то своеобразная выставка нарядов всех фасонов и расцветок. А дело в том, что те девушки и женщины, которые устроились на работу на завод боеприпасов, получали там неплохие деньги и могли одеваться даже лучше, чем горожанки Москвы. Некоторые умудрились сменить в тот вечер по 7 платьев. Тогда в моде были красивейшие материи из натурального шелка: крепдешина, файдешина, шифона и несколько похуже - маркизета. Теперь таких материй нет и в помине, а делаются с примесью искусственного волокна. Молодые ребята шили себе костюмы из шерстяных тканей - шевиота и коверкота. Теперь таких тканей тоже нет.
Вечером начались большие гулянья и скопления людей. Там же были хорошо утоптанные площадки. Собирались группы нарядных девушек и парней, и начинались часовые отплясывания "елецкого". Попеременно, то девушка, то парень, под задорную мелодию гармошки исполняли порой очень остроумные и прекрасно сложенные частушки. Пропев куплет, как бы завершая пение, он или она исполняли искромётную чечётку, припечатывая каблучками гладко отполированную площадку. Незатейливая музыка, довольно простенькие рифмы, но как это выглядело замечательно и вызывало в душе благодарное чувство.
Некоторые молодые могли петь и плясать по несколько часов, а рифмы могли быть примерно такие:
Как у наших у ворот быстрое течение,
Парень девушку целует за 100 г печенья.
Вечером мы собирались у Королевых, деревенских друзей Ксении Ивановны, и снова был накрыт стол с деревенскими закусками, водкой и винами. И пир продолжался по поздней ночи. На следующий день праздник по инерции продолжался, и допивали и доедали, что осталось от вчерашнего.
В этом году начиналось строительство школы-семилетки на выселках. Была 4-х-классная школа, расположенная в бывшем поповском доме, но она не удовлетворяла выросших потребностей детей жителей деревень Выпуковского сельсовета. Эти стройка была как бы народная. Я тоже принимал участие в отборе и подноске кирпичей для закладки фундамента. Дети с энтузиазмом трудились, помогая взрослым в закладке фундамента и возведении стен. Исходным строительным материалом был кирпич довольно длинной ограды, окружавшей церковь. Конечно, это немного нарушало ансамбль церковного здания, но служба там не велась, и оно было предоставлено запустению и постоянному разрушению. Сняв голову, по волосам не плачут.
Школа строилась в течение 1,5 лет, и окончание строительства отмечалось как большой праздник. Были наняты новые преподаватели и среди них Вырубова. Она стала часто приходить к Ксении Ивановне на самоварчик. Было ли это на самом деле, но она утверждала, что является дочерью Анны Вырубовой, фаворитки последней императрицы Александры Федоровны. Она страдала туберкулезом легких и умерла совсем молодой от этой болезни.
На противоположной горе, через реку Кунью находилось знаменитое село Богородское - центр деревянного художественного промысла Загорского района. Там существовала артель художников - резчиков по дереву, и были свои производственные династии. Там же существовала школа учеников-резчиков по дереву. Т.к. это деревня тоже обслуживалась Ксенией Ивановной, то работники артели очень часто одаривали ее своими произведениями. У меня было много резных игрушек, представлявших художественную ценность. Во время войны многое было утрачено. Искусство богородских резчиков по дереву было известно и на Западе, и во время войны американские организации в обмен на произведения артели предоставляли работникам продовольственную помощь.
Уже после войны какой-то очень "умный" энергетик придумал построить тут гидроаккумуляторную электростанцию как раз напротив села Богородское. Тогда были вложены миллионные деньги, и строительство продолжалось около 15 лет. Но денег все время не хватало, и требовались новые и новые вливания. При этом была изуродована и уничтожена уникальная красота природы, сведён прекрасный сосновый бор, построены каменные бараки из бетонных блоков в виде поселка. Исчезло все очарование русской деревни, а главное, из-за того, что все жители деревни стали работать на стройке, произошел упадок такого замечательного художественного промысла.
Мне не ясна была экономическая выгода от строительства этой электростанции. И мне вспомнился "Вишневый сад" Чехова, где во имя экономических выгод уничтожалось прекрасное. Ведь по прикидкам специалистов, залежи каменного угля в России таковы, что при самом расточительном расходовании их хватит на 300 лет. Так берите эти угли и не трогайте красоту природы, обыватели из бюрократических министерств!
Духовный мир в нашей семье был особым. Может, мне это так казалось, но в нашей семье никогда не было ссор, и соблюдалась строгая иерархия. Мама была главой семьи и хранительницей очага до самой своей смерти. При всей ее мягкости и снисходительности к людям и к нам, детям, в принципиальных вопросах она была стойкая и непреклонная и всегда отстаивала свое мнение и защищала свою позицию. Она именно была мудрая. Sapienssemperbeatusest - мудрый всегда счастлив (Плавт.).
Она окончила гимназию задолго до революции и курсы сестер милосердия во время первой мировой войны в Москве в 1916 г. вместе со своей младшей сестрой Антониной. Есть снимок, где они запечатлены в темных костюмах медсестер того времени, их лица буквально иконописные.
Мама всегда рано вставала в 600, т.к. на ней лежала забота по отправке детей в школу, а старшая сестра шла на работу. Она говорила, что кто рано встает, тот поздно встречает закат жизни. Этого режима она придерживалась до самой кончины в возрасте 94 лет. Курсы медсестер она окончила в Боткинской больнице (больница им. Солдатенкова) под руководством известного профессора Очкина и она работала в госпиталях во время 1-ой Мировой войны, имела хорошую практику и многому научилась.
Помню, как я где-то в 7 лет после длительной лыжной прогулки (а я начал кататься на лыжах с этого возраста), во время которой я наглотался холодного воздуха, стал говорить басом и потом задыхался. Это было довольно страшное ощущение. Мама сразу поставила диагноз ложного крупа, нагрела воды в знаменитом нашем пузатом голубом чайнике и заставила меня дышать, накрыв голову сверху полотенцем. Эффект был неотразим, моментально сразу появилось свободное дыхание, и я почувствовал будто заново родился.
Все простое гениально, все гениальное - просто. Точно также и у меня в моей последующей врачебной деятельности было много внезапных находок и озарений, что давало возможность охранять здоровье и спасать жизнь людей.
Моя старшая сестра Женя очень терпимо относилась к моим шалостям и проказам. Она старалась меня побаловать, покупая то шахматы, то лыжи, то пирожные, хотя не обладала большими финансовыми возможностями.
Я так же, как и она, любил сладости, и в день получки мы шли с ней на Красную Пресню в знаменитый магазин "Моссельпром", где она обязательно покупала изумительные "эклеры" или "наполеон" - не чета современным. Однажды она купила конфеты "грильяж" и, зная мою страсть к сладкому, выдала мне 2 конфеты, а остальные в пакете спрятала, повесив высоко за длинным ковром. Но я в то время сам удивлялся, обладая исключительным обонянием, я по запаху шоколада разыскал, где были спрятаны конфеты, и, достав их, конечно, полакомился. Женя сразу заметила убыль и поразилась, как я мог их найти, и еще больше удивилась, что я мог найти их по запаху. Наказания особого не было, она только пожурила и сказала, что конфеты спрятать от меня, видимо, невозможно.
Старшая сестра Женя была мне второй матерью, и многими успехами в жизни я обязан ей, т.к. она всегда поддерживала все мои замыслы и начинания и морально, и материально. Потом, встав на ноги и будучи врачом, я старался быть на страже ее здоровья, т.к. оно была у нее неважным.
ШКОЛА
В конце августа 1933 года мы с мамой возвратились из Кисловодска и прибыли на Курский вокзал. Тогда возле Курского вокзала на площади был прекрасный сквер, а трамваи подходили к самому Курскому вокзалу. Теперь, если кто бывал возле Курского вокзала, может убедиться, как руководство Москвы уродует лицо столицы. Там, где раньше был сквер с зеленой растительностью и чугунными лавочками, теперь стоит мрачное здание, похожее на авиационный ангар, памятник алчной буржуазии, из всего умеющей выколачивать деньги.
С 1-го сентября я был отправлен в 1-й класс школы N 40, что находилась по Курбатовскому переулку и примыкала к Георгиевскому скверу. С другой стороны сквера высилось здание церкви Св. Георгия у начала Зоологической улицы. Визави на Б. Грузинской высилась еще одно здание храма, которое в эпоху разорения церквей в начале 30-х годов было снесено.
Георгиевский скверик отличался уютом, и я еще помню, как цыгане водили медведя, который умел кувыркаться перед публикой и неуклюже по-медвежьи танцевать. В сквере всегда дежурил сторож, следивший за чистотой и порядком. Хулиганов, если таковые появлялись, быстро приструнивали. И чтобы везде валялись бутылки из-под пива, которые сейчас заполнили переходы и площадки метро при полном равнодушии властей, такого не было. Трансляционная сеть в метро без конца передает пустозвонные предупреждения, чтобы пассажиры реагировали при появлении подозрительных людей и хулиганских действий. А разве это не хулиганские действия бросать бутылки под ноги пассажирам в переходах и на платформах когда-то чистейшего московского метро?
А что такое подозрительные предметы или тем более подозрительные люди, объяснили бы необразованным пассажирам! Во-первых, нарушается конституция, а во-вторых, любой ловкач может объявить своего недруга подозрительным и испортить ему на какое-то время настроение. Это все ужимки власти, не умеющей и, скорее всего, не желающей устанавливать порядок в Москве. А постоянные предупреждения о возможности террористических актов сначала вызывают страх, а потом равнодушие обывателя, который понимает, что, если террорист захочет, он перед ним беззащитен.
Я уклонился из области середины ХХ века в современную, не очень устроенную жизнь. Итак, я пришел в 1-ый день в школу и познакомился с первой моей учительницей Зоей Васильевной, пожилой женщиной лет за 50. Мне в ней все нравилось: отношение к нам первоклашкам, безусловная интеллигентность (тогда мы это еще не понимали), умение объяснять и, если делать выговоры, то мягко и неагрессивно. Она мне настолько нравилась, что я не сводил с нее глаз и любил поднимать руку и задавать вопросы. Она потом, даже жаловалась маме, что я буквально ем ее глазами, и это ее смущало.
Школа, в которой мы учились, была 4-х классной с двумя этажами, но современная и построенная в соответствии с современными нормами для школьных зданий. Был специальный гимнастический зал со снарядами, матами и шведской стенкой. Преподавала совсем молодая женщина, окончившая институт физкультуры. Она прекрасно организовала занятия и проводила их под собственный аккомпанемент "Турецкого марша", который мне очень нравился. Конечно, то далекое время не изобиловало какими-то событиями и протекало довольно монотонно.
Я сидел в первом ряду на 2-й парте вместе с мальчиком Сергеем, фамилию которого не помню. Потом у меня появился первый школьный товарищ, Котик. Он жил на Б. Грузинской, и дом их выходил фасадом на Георгиевский сквер. У нас же училась девочка Нина, которая жила в том же дворе. Она мне очень нравилась, и я постарался вступить с ней в дружеские отношения. Однажды Котик пригласил меня к себе в гости. Мама приготовила чай, а отец Котика стал рассказывать о боях Гражданской войны, участником которой он был. Его сильно ранило, и в то время он страдал от болей в ноге и хромал. На ковре, висевшем на стене, были укреплены перекрещенные шашка и ножны, свидетели его военных подвигов. Мы играли с Котиком и Ниной во дворе в "чижик" и мяч.
В один из не очень удачных дней, когда мы с Ниной выходили из школы, к ней привязался здоровенный парень из старшего класса. Я стал ее защищать, и разгорелась драка, в результате у меня был в кровь разбит нос, и я оказался неудачным рыцарем. Нина оценила мое мужество.
У нас ребята любили приносить различные редкие вещи, которые вызывали любопытство детей. Один ученик принес гранату времен Гражданской войны без запала. Таких гранат я больше никогда не видел, видимо, они устарели и в будущей войне не применялись. Зоя Васильевна страшно волновалась и даже вызвала мать ученика. Он же с большим самомнением утверждал, что ничего страшного нет, т.к. нет запала. Один ученик заболел чем-то серьезным и умер, и это произвело неприятное впечатление на всех нас.
Сережа и я стали ходить к учительнице рисования, которая жила в начале Малой Грузинской улицы близко от Пресни в старом одноэтажном особняке. Она жила одиноко, обстановка в комнате была самая скромная, ощущалась сырость. На самом видном месте стояла фисгармония, на которой она любила играть после окончания занятий рисованием. Самое интересное, что она являлась ученицей К.Е. Маковского и с гордостью любила повторять об этом, что нас мало занимало в то время. У Сергея способности и тяга к рисованию были больше, чем у меня. И в силу этого он занял место любимого ученика. Я же загорался тогда, когда она переходила к игре на фисгармонии, и она говорила, что мне надо заниматься музыкой, а не рисованием.
Я тщетно пытался овладеть перспективой, правильно наносить тени, рисовать орнаменты и т.д. Мама платила за урок 3 руб., тогда большие деньги. Наконец, она поняла, что толку будет мало, и занятия рисованием прекратились. Позднее я понял, что все же научиться рисовать можно и нужно. Была бы только добрая воля со стороны ученика и учителя. Ведь в последующие годы я подвизался художником-оформителем, и то, что я приобрел у старушки-художницы, мне здорово пригодилось.
Осенним непогожим днем 1934 года мы с Сергеем возвращались домой по Курбатовскому пер. и, свернув на Малую Грузинскую, увидели кучу людей, против польского костела, что-то обсуждавших. Оказалось, что речь шла об убийстве С.М. Кирова. Вечером я зашел к соседям по площадке, Крассам, там сидела знакомая тети Эммы. Помню, что она приехала из Ленинграда и безутешно плакала по убитому Кирову. Мне тогда это не казалось чем-то необычным, такая реакция, такая скорбь по вообще-то человеку, лично не знакомому. Она с грустью говорила, что же теперь будет в Ленинграде, и кто же его заменит, так много сделавшего для Ленинграда. Поистине скорбь была по человеку, который зарекомендовал себя отцом города, совсем не в ироничном смысле слова. Могло ли произойти такое теперь, если бы подобное случилось в наше время?
Проучившись в школе N 40 два года, часть учеников была переведена в 1935 году в школу N 86, только что открывшуюся у Пресненской заставы. Это было высокое 4-х этажное здание из белого кирпича, вступившее в строй по плану увеличения числа школьных мест в Москве. Это уже была десятилетка. И хотя проектирование этажей школы осуществлялось по типовому проекту, не всё сумели предусмотреть. Не удалось предусмотреть создание актового зала. Поэтому все торжественные случаи отмечались в гимнастическом зале, и это выглядело не очень внушительно. Помню, как на собрание с учениками приехала начальник строительства метрополитена Зоя Федорова. Как интересно она рассказывала о пафосе строительства московского метро. И вообще ее зажигательная речь могла помочь нам абстрагироваться от шведской стенки.
Кстати, о московском метро. Оно открылось 15 мая 1935 года, а между тем пробный рейс для строителей метро и приглашенных состоялся несколько раньше. У меня даже хранился пригласительный билет на пробный рейс Московского метро. Билет достал Семен Нариньяни, бывший мужем моей средней сестры Людмилы, сотрудничавший в "Комсомольской правде". Дисциплина и порядок, которые поддерживались на метрополитене со дня открытия, сразу бросались в глаза. Подтянутая дежурная в шапочке с красной окантовкой, четкое отправление и прием очередного поезда дежурной. Нигде не соринки. Что сейчас? По радио беспомощно бубнят и предупреждают о террактах, запугивая людей. Но, по-моему, кто это придумал, сами здорово испугались. Я не знаю, как выдерживают эти пустозвонные, совершенно ненормальные предупреждения те несчастные люди, которые там работают. Долбление с 6 часов утра до 11 часов вечера одного и того же невероятно ослабляет нервную систему. Тексты составлены людьми, совершенно безграмотными в эстетическом и лексическом отношении. Предлагают, выявить подозрительные предметы и подозрительных людей самим людям. А где же милиция, которая меня бережет, а теперь ясно, что не бережет. На Министерство внутренних дел бросаются огромные деньги, куда же они идут - неясно. Наши люди неужели не видят, что вся эта забота о безопасности людей - показуха. Как только происходит где-нибудь очередной террористический акт, на время делается вид, что принимаются все меры, чтобы не допустить терракт в следующий раз. И обыватели спокойно ждут, когда и где произойдет это в следующий раз. После таких террактов волшебным образом появляются тройки милиции в метро на выходе. Они начинают проверять документы у мужчин, часто русских, не имеющих отношения к террористам, и те спокойно дают им себя проверить. Хотя это противоречит конституции. Где же пресловутые права о неприкосновенности личности и презумпции невиновности. Как будто бывает террорист, который придет специально и будет напрашиваться, чтобы его проверяли большей частью ограниченные и малообразованные милиционеры.
Меня пересадили в средний ряд, и я сижу сзади Савельевой Жени. Она в голубом платье, кругленькая, пышащая здоровьем, с шикарными косами, которые не дают мне покоя. Точнее, наверное, не дает покоя она сама, очень миленькая, на всех смотрит свысока и держится на расстоянии. Я периодически дергаю ее за косы, и она оборачивается и шепчет мне какие-то грозные слова. Идет урок, и громко отругать меня она не может. Потом она жалуется Лидии Евгеньевне, и та меня добродушно журит, и это не слишком удовлетворяет Женю. История с косами повторяется несколько раз. И наконец, когда моя мать как-то приходит в школу, Женя стремглав подлетает к ней и жалуется на мое небрежное отношение к ее косам. Дома мать, добрая старая мать, делает мне выговор, высмеивает и говорит, что я втюрился в Женю, да еще прибавляет, что она маме тоже понравилась. Это действует лучше, чем любые нравоучения, и я больше не дергаю Женю за косы.
Через лет пять, когда мы немного повзрослели, у меня отношение к Жене рыцарско-джентльменское. Я привожу инцидент с косами, и она с удовольствием вспоминает то время, когда мы были еще совсем детьми. Женя дружит с Зиной, и эта дружба связывает их еще с 40-ой школы. После начала войны Женя вместе с Зиной сговариваются и отправляются на курсы медсестер, а затем на фронт. Я их таких милых и добрых никогда больше не видел в Москве, хотя некоторых одноклассников иногда встречал на Пресне. Так горько думать, что такие замечательные девушки могли исчезнуть, и только моя память сохранила их бесценные образы.
Я недавно читал воспоминания некоего Гамильтона, бывшего английского советника в русско-японскую войну на стороне японцев. Я был поражен, что, оказывается, были люди, которые прославляли войну и обосновывали свои людоедские теории научными подтверждениями. Чем же этот английский фашист отличается от немецкого. Ведь такие люди объединялись и становились разжигателями войны, и из-за них погибали чистые невинные девушки, о которых я только что вспоминал. Ведь все прекрасное - так редко. И не хочется думать, что все уносят годы. И все же основное - это всепокоряющаяся сила любви. Не надо забывать также, что любовь все победит, и мы должны покориться силе любви.
Я очень любил ходить в польский костел. Меня поражала пышность службы: все священники и причт в белых одеяниях, в определенные моменты службы появлялись мальчики, тоже все в белом, и божественно пели, и рокотал орган. Это производило на меня экзальтирующее впечатление. Когда костел закрыли и устроили там овощехранилище, для меня это была большая потеря. Во время войны были снесены башни костела, обезглавлено и изуродовано здание, которое раньше украшало улицу и радовало глаз.
Во время перестройки костел реставрировали, и я как-то посетил его во время благотворительного светского концерта с органом. В перерыве концерта я подошел к ксендзу, который принимал верующих в ризнице. Я познакомился с ним и сказал, что до войны я жил в доме 19 по М. Грузинской, и окна моей комнаты выходили на костел, и я имел удовольствие, просыпаясь, лицезреть архитектуру костела. Но теперь у меня такое ощущение, что костел как-то уменьшился в размерах, и он на это ответил, что из-за ограниченности в средствах костел стал на 18 метров меньше. "Возможно, в будущем мы сумеем исправить эти недостатки", - отметил он.
У меня не выходило из головы убийство Кирова. На 2-й или 3-й день после этой трагедии разразилась беда над нашей семьей. Полтора года назад моя сестра Ляля вышла замуж за директора театра ТРАМ (театр рабочей молодежи завода АМО). Она тогда только начала свою артистическую деятельность в этом театре, где использовался классический репертуар. Я однажды посетил этот театр при постановке пьесы А.Н. Островского "Гроза", где моя сестра играла главную роль. Мне, конечно, льстило, что она неплохо была встречена публикой. Она утверждала, что ее артистическая карьера начиналась вместе с Серовой, дочерью известной заслуженной артистки РСФСР Половиковой.
Ничто не предвещало катастрофы. В тот день в начале ноября снова давалась пьеса Островского "Гроза". Спектакль заканчивался в 11 часов вечера. Коля Наугольный, муж Ляли, приходил ее встречать в позднее время, чтобы проводить домой. Негодяй это знал и недалеко от театра сторожил свою жертву. Он купил у какого-то бывшего офицера за 300 руб. наган и, когда Николай Александрович подошел к театру, всадил в него несколько пуль. Одна из них попала в рот. Трагедия была страшная. Каковы были побудительные мотивы этого преступления до конца выяснить не удалось.
Преступник, актер этого же театра, покушался на жизнь директора из мести. Ходила такая версия. Он, будучи очень честолюбив, претендовал на ведущие роли, но Наугольный его придерживал, считая, что он еще не дорос до главных сложных ролей. Тело его было кремировано и прах установлен в колумбарии Донского кладбища. Безутешная молодая вдова, ей было всего 20 лет, моя сестра, постоянно ходила на кладбище, чтобы поклониться безвременно усопшему.
Коля Наугольный, ушедший из жизни в возрасте 29 лет, являл собой тип талантливого русского самородка, обладавшего незаурядными артистическим данными и талантом организатора. Его мозг был взят для исследования в Институт мозга и там хранится. Убийце дали 10 лет, высшую меру наказания в то время за убийство. Через 10 лет он благополучно вышел из заключения, и Ляля однажды случайно видела его в трамвае. Вот наказание, несоизмеримое с тяжестью преступления.
Интересно, что незадолго до своей смерти Коля Наугольный, патриотически настроенный человек, говорил, что если кто-нибудь из вождей, которых он уважал, подвергнется насилию, то он хотел бы испить эту чашу для себя. Он как бы пророчествовал, но получилось все наоборот. Сначала убили Кирова, а через два дня его.
Незадолго до убийства Коли Наугольного, он пригласил к себе на дачу ведущих актеров театра, человек 7-8 сплошь мужчин и одну довольно красивую актрису. Дача находилась на станции Бутово, теперь это в черте Москвы. В 1934 году туда ходил паровозик - "Кукушка", и мы с мамой тоже были приглашены. Мне исполнилось 8 лет. Мне понравились актеры, все жизнерадостные, начинающие преуспевать в жизни. Были устроены импровизированные выступления перед дачниками и жителями. Один интересный актер прекрасно пел под аккомпанемент гитары. Вот тогда зародилось у меня желание так же петь под гитару песни и романсы.
Вообще тогда красивых, хорошо сложенных и воспитанных мужчин было значительно больше, чем теперь. Сейчас даже выбрать на роль какого-нибудь князя, герцога или царя невозможно, т.к. нет соответствующего человеческого материала. Я как-то навестил ГИТИС, что на Малом Кисловском и, признаться, остался разочарован: студентки-женщины курят, мужчины без конца пьют пиво, и остановить взор не на ком.
ПРИЕМ В ПИОНЕРЫ
После перевода учеников в открывшуюся вновь школу N 86 Краснопресненского района в 3-й четверти 4-го класса состоялся прием в пионеры. Обставлялось это с большим количеством приглашенных шефов с Трехгорной мануфактуры. Приезжала Зоя Федорова, начальник строительства столичного метро, выступавшая и поздравлявшая пионеров и комсомольцев. Прием приурочивали к 19 мая, т.к. этот день считается днем основания Всесоюзной пионерской организации им. В.И. Ленина. И мы, ученики 4-го класса, в приподнятом настроении готовились к знаменательному дню. Мне тогда было 11 лет.
Мы с мамой ходили на Пресню и выбрали красивый галстук из сатина, предлагались и шелковые, но покупали их детям более обеспеченные родители. Мама купила мне оригинальный значок, через который пропускали концы галстука, и укрепляли на шее. Можно было конечно завязывать узлом, как обычный галстук, но всем хотелось иметь значок, на гладкой передней поверхности которого горел пионерский костер.
За день до торжественной линейки ко мне подошли Лидия Евгеньевна Литвинова, наш классный руководитель, и секретарь комсомольской организации с предложением выступить от имени вновь принятых пионеров. Я тогда не был отличником, но не имел троек и неплохо читал стихи. Поэтому выбор Лидии Евгеньевны пал на меня.
На другой день нас приняли в пионеры. Индивидуально каждого спрашивали об учебе и, что мы собираемся делать в пионерской организации. Каждый рисовал эти обязанности в зависимости от уровня своей фантазии. Тогда же прямо в классе произошел неприятный инцидент. У нас училась девочка, очень худенькая и бледненькая, с жиденькими косичками. Еще до начала торжественного приема она вдруг стала плакать навзрыд. Оказалось, что она не могла участвовать в таком важном для детей деле, как прием в пионеры. Её кандидатуру к поступлению в пионеры отвела комсомольская организация, т.к. выяснилось, что она постоянно посещала церковь Иоанна Предтечи. Лидия Евгеньевна готова была смягчиться, но секретарь комсомольского бюро осталась неумолимой, и девочку не приняли в пионеры. Потом состоялся митинг, выступал директор школы Чернышева, кто-то из классных руководителей, секретарь комсомольской организации, Зоя Федоровна и я.
Нас выстроили в линию в два ряда в длинном и просторном коридоре, и последний держал речь я. Я никогда не выступал и дрожал, как осиновый лист. Я что-то говорил о том, как мы благодарны партии и комсомолу, и высказался в том духе, что "мы постараемся выполнить доверие, нам оказанное". Мне думалось, что я говорил что-то не то, и первый дебют мне казался не очень удачным. Правда, директор Чернышева, большой психолог, потом подошла и даже похвалила и еще сказала, что напрасно я так волновался.
Конечно, тогда не так уж много пионеры делали. Но все же мы посадили деревья вокруг школы, и моими руками высажено несколько деревьев. Интересно, выросли и живут ли они сейчас.
Очень модно было прикреплять к хорошим ученикам отстающих и заниматься после уроков. У меня тоже был один такой - Александр Фролов. Уже в 10 лет он курил, и у него были гнилые зубы. Он мне страшно не нравился своей приблатненностью и агрессивным нравом. В классе его боялись, т.к. он запросто мог пустить в ход свои кулаки, его потом забрали в РУ (ремесленное училище).
По линии комсомольской организации организовывались курсы по изучению приемов гражданской обороны и противохимические занятия. К нам прикрепили военного химика, и он с нами разучивал на муляжах устройство фугасных, осколочных и химических бомб. Я тогда очень хорошо разбирался в люизитах, ипритах, хлорпикрине и борьбе с ними и дразнил свою старшую сестру, что она в бомбах не бум-бум.
Пионеры должны были сдать нормы по подготовке к труду и обороне. Аббревиатура значка "БГТО" (Будь готов к труду и обороне). Конечно, пределом наших мечтаний было бы стать "Ворошиловским стрелком". Какова была норма получения этого почетного звания, мы не знали, но старший брат моего товарища Эдика, Юра, получил этот значок, хотя он стрелял, имея только один глаз, к счастью, правый. Рассказывали только, что Ворошилов без промаха стрелял в подброшенную монету. Может, говорили для придания большого веса этой награде для обретших этот значок.
Для того чтобы сдать нормы БГТО, мы посещали стадион "Красное знамя". С нами занимался в порядке общественной нагрузки замечательный спортсмен и человек Толя Иогансон, по национальности норвежец, нордического типа высокий блондин с голубыми глазами. Теперь на месте стадиона "Красное знамя" возвышается здание "МК", газеты, так не любимой мною. Безусловно, существуй сейчас этот стадион, он принес бы больше пользы, чем отравитель сознания москвичей - "МК".
Для получения значка "БГТО" нужно было сдать нормы: бег на 1000 м, спринтерский бег на 100 м, лазание по канату, хождение по брусу, бросание гранаты, прыжки в высоту и длину, упражнение на шведской стенке и знание методики борьбы при воздушном нападении противника. Всё это многие из нас сдавали и ходили гордые со значком "БГТО" на правой стороне груди.
УЧИТЕЛЯ
Выдающаяся грамматик и словесница!!!
Такой личностью вспоминается учительница русского языка Людмила Петровна Виноградова. Я бы ее поставил на первое место на постаменте учительского мастерства среди всех учителей, которых я когда бы-то видел и слышал. А высшим эталоном этого мастерства я считаю совершенную грамотность ее учеников, пишущих без орфографических и синтаксических ошибок. Я очень часто в переписке и, казалось бы, у высокообразованных специалистов: преподавателей, врачей встречал ошибки грамматического характера, уже не говоря о стиле.
Когда она первый раз вошла в класс, первое впечатление - разочарование. Она восстанавливала в памяти представление о "синем чулке". Она была неказиста на вид, просто и даже небрежно одета. Ходила она косолапой походкой, загребая ногами и с явным внутренним плоскостопием. Фролов попробовал выкинуть шутку, начиная гоготать и, наверно, думая, что это сработает. Она спокойно выдворила его из класса. Вообще такую волю и твердую руку мы сразу почувствовали. Это было поведение педагога, уверенного в себе и знающего себе цену.
Но еще больше мы стали ее уважать и даже преклоняться, когда воочию увидели, как растут наши знания в грамматике. Каким интересным оказался суховатый, несколько схоластический предмет. Объяснения ее были четкими, ясными и легко запоминающимися. Она поступала, как советовал Гораций: "Чему бы ты ни учил, будь краток". Единственное, с чем она не могла справиться, так это с каллиграфией нашего почерка. К сожалению, у нас не было такого предмета, а в пределах программы ее дисциплины она не могла еще преподавать нам уроки каллиграфии.
Хотя надо отметить, почерк у нее был очень хороший. Вообще, то поколение учителей, которое начало преподавать в нашей школе с 1933 года, т.е. с ее рождением, учились до революции и все окончили гимназии. Так, самой молодой Валентине Ивановне Беляевой, преподавателю биологии было около 40 лет, а Иван Васильевич Маслов, которому было около 60 лет, окончил еще и физико-математическое отделение Московского университета. Нам повезло еще потому, что как раз в начале нашего обучения в школе произошла резкая перестройка преподавания порочных 20 годов. В те годы экспериментирование с методиками преподавания привели к значительному снижению уровня объема знаний выпускников школ I и II ступеней, как они тогда назывались. Пробелы такого преподавания я видел на примере своих старших сестер, которые имели слабые знания в области математики, физики, химии. Несколько лучше обстояло дело с литературой и историей, быть может, и русским языком, потому что эта отрасль знаний почиталась в нашей семье. Плохо было поставлено в этот период и преподавание иностранных языков.
По сути дела произошел незаметный переход к дореволюционным порядкам, как в смысле методическом, так и программном. Мне пришлось столкнуться с недостаточным уровнем подготовки моей младшей сестры Ляли, когда она работала экономистом, учась в заочном техникуме советской торговли, и не очень сильна была в алгебре и совсем слаба в немецком, и мне пришлось быть в этом отношении ее репетитором. Тогда, в 50-е годы, стали требовать дипломы об окончании учебных заведений. А подделать или купить диплом, как это широко делается в настоящее время, тогда было трудно, хотя возможно единичные случаи бывали и тогда.
Александр Фролов не забыл, как Людмила Петровна выдворила его из класса во время первого занятия, и придумал ей прозвище "акула", т.к. у нее был какой-то дефект верхней челюсти, и верхние зубы выпирали вперед, и это при разговоре и при улыбке сказывалось на выражении лица. Но мы постепенно привыкли не замечать эти недостатки, т.к. все это покрывалось огромным умом и расположением к ученикам.
Людмила Петровна решительно боролась с подсказыванием, списыванием чужих работ. И это выходило у нее так, что мы заранее знали, что наши неловкие игры не пройдут. В начале ее жесткость и высокая требовательность нам не нравилась, а потом мы вполне оценили интеллектуальную силу этого педагога.
Уже в 7 классе вдруг объявляется, что Людмила Петровна назначается завучем школы, вторым лицом после директора. Я тогда уже был старостой класса. Людмила Петровна приходит к нам на урок и приводит молодую особу, которую представляет как замену себе. Из-за большого объема работы завуча ей сократили до минимума число учебных уроков. Мы были ошеломлены, но мы не предполагали, как это ударит по качеству преподавания.
Прежде всего, новая учительница совершенно терялась, когда Фролов почувствовав ее слабину, буквально стоял на голове. В перерыве он устраивал своеобразную игру - прыгать и догонять друг друга через парты. Причем и я в этом участвовал. Я не знаю, как никто у нас не сломал ногу или шею.
Т.к. новую учительницу русского языка ученики невзлюбили, то стали ей всячески пакостить. Например, сунули в чернильницу на ее столе карбид кальция, который дает страшную пену, и чернила, пузырясь из чернильницы, заливают весь стол. Она не знала, что делать, и металась растерянная и несчастная. В другой раз кто-то натер доску не то воском, не то парафином, и нельзя было написать ни одного слова. Стал пропадать классный журнал, а потом находился сам собой. Зимой открывали фрамуги и выстуживали класс так, что нельзя было в нем сидеть. Таких пакостей озорные ребята во главе с Фроловым могли придумать неисчислимое множество. Новая учительница приходила как затравленный сурок, очень плохо объясняла, и это нас раздражало.
Когда эта новая учительница входила в класс, то долго не могла навести порядок. Я видел, что русский язык пошел под уклон. И вот я предложим самым активным ученикам нашей группы пойти к Людмиле Петровне и бить челом, просить вернуться, ставшую такой уважаемой и даже любимой учительницей. Людмила Петровна посчиталась с нашими доводами довести дело преподавания в нашей группе до конца.
Мне кажется, что новая учительница вздохнула, когда Людмила Петровна снова вернулась к нам. Это был очень счастливый день и для нее, и для молоденькой несчастной учительницы. Мы ликовали и старались лучше учиться и даже Фролов подтянулся, изменился и меньше безобразничал. В 1940 году его определили в ремесленное училище (РУ). После войны я встретил Людмилу Петровну на Малой Грузинкой улице. Она жила недалеко от меня возле Биологического музея им. К.А. Тимирязева. Она совсем состарилась, выглядела как старушка. Я еще раз вспомнил, какое огромное влияние на души она оказала, поставив нам родной русский язык.
Не менее замечательной личностью являлась другая учительница Грынау Анастасия Сергеевна. Она вела у нас с 6-го класса литературу. Поистине это являлось для всех нас большим счастьем учиться у такого преданного и любящего свое дело педагога. Она имела какие-то немецкие корни в прошлых поколениях. Её, кажется, не коснулись недоверие и подозрительность, которые проявлялось со стороны властей ко всем с немецкой фамилией, жившим в Москве.
Она входила в класс всегда бодрая, оживленная и приветливая. Вообще все учителя отличались опрятностью, но она в особенности. Платья и костюмы всегда с белым кружевным воротником. Что обращало на себя внимание - это некоторая короткость ног и широкие бедра, но это не мешало ей быть привлекательной и красивой. Глаза голубые со стальным отливом отличались мягкостью и необыкновенно красивый грудной голос, которым она владела в совершенстве. Ее рассказы о творчестве Пушкина, Лермонтова, Гоголя и других великих непременно завораживали юных учеников.
Все покорялись обаянию ее личности и стремились как можно лучше отвечать на уроках. Она очень любила задавать стихотворения наизусть, потому я до сих пор помню очень много стихотворений наших великих поэтов. Но она задавала нам не только выучивать стихотворения, но и большие отрывки из поэм, например из "Капитанской дочки", из "Бориса Годунова" (белые стихи), много отрывков из "Евгения Онегина".
Практиковала она еще такую методику: брала какую-нибудь драматургическую вещь и заставляла нас как бы прочитывать текст, но без актерской игры. По существу, мы уже приближались к постановке драматургических произведений, но она не бралась за режиссерские обязанности. Может быть, поэтому один из нас, Шура Ефимов, стал актером и одно время появлялся на сцене театров, но потом как-то исчез, может быть, был принят в какой-нибудь провинциальный театр. Почему мы так ценили Анастасию Сергеевну, потому что мы знали, хорошие люди - редки.
То, что у нас постоянно росли успехи в литературе, подтверждало правильность ее методики, ее педагогических талантов. Она нам постоянно внушала, что мы учимся не для школы, а для жизни, и учиться надо все время, всю жизнь, всегда и везде. Кто не двигается вперед, тот отстает и сходит с дистанции. И когда мы смотрели на ее блестящие уроки, то понимали, что все это дается большим трудом, и что труд для нее - величайшее наслаждение. И когда она в своих речах приводила аргументы в защиту какой-нибудь идеи, то чувствовалась вескость и убежденность.
На сцене жизни Анастасия Сергеевна сыграла важную роль, т.к. она воспитала в своих учениках любовь к литературе, не к паршивеньким детективам, а к литературе, возвышающей и одухотворяющей человека. Нас всегда держали и служили опорой два столпа - это русский язык и литература. Они оплодотворяли и развили все науки, все дисциплины, всю культуру и искусство, и те же технократы должны поклоняться этим двум божествам.
Она нас предупреждала: когда читаете новую книгу, никогда не начинайте читать с предисловия. Прочтите сначала всё, что хотел сообщить вам автор, и только потом - предисловие, потому что оно может быть написано в такой манере, что заставит вас отвернуться от чтения, может, на самом деле достойной книги. Вам может, например, не понравиться расчётливый, кокетливый рекламный стиль предисловия. Не избегайте заучивания стихов. Ничто так не развивает, это -не всегда приятное занятие, т.к. требуется усидчивость и глубокая сосредоточенность.
Если вы прочли книгу, и она вам понравилась, перечитайте ее через некоторое время, и она еще больше вам понравиться. Посещайте всю жизнь библиотеку и не будьте читателем одной книги.
Очень хорошо иметь свой сборник крылатых изречений, афоризмов, мудрых высказываний древних, и тоже их собирайте. Она приучала мыслить лаконично, точно и независимо. Такова была эта мудрая, обаятельная женщина, прекрасный педагог и патриот своей Родины.
Сочинения, которые мы писали, после тщательного прочтения и изучения дома разбирались потом на занятиях. Она могла, конечно, разобрать всего несколько сочинений учеников. Она выбирала лучшие и слабенькие и старалась на примере последних научить писать сочинения лучше. Обычно критика не была язвительно-насмешливой, а по-доброму внимательной и снисходительной. Она любила повторять: "Согласие добрых душ прочнее кровных уз", - и эти слова впоследствии подтверждались на каждом шагу.
Математика
Математику нам преподавал в 5-ом и 6-ом классах Иван Васильевич Маслов. Ему на вид можно было дать около 60 лет. Он неплохо объяснял сложные арифметические и алгебраические задачи. Он всегда ходил в модных в то время толстовках из тонкого черного сукна, плиссированного наподобие женских юбок, но только в более широкую складку. Когда он объяснял, стоя у доски, то всегда перепачкивался мелом, и прекрасная толстовка оказывалась все белая. После окончания урока я вскакивал, т.к. моя парта стояла близко от стола педагога, и начинал помогать Ивану Васильевичу отчистить испачканный мелом костюм. Фролов, как рассерженный гусь, шипел: "Подлизываешься? Хочешь заработать оч. хор. (отлично)?"
Иван Васильевич заложил арифметический и алгебраический фундамент в наших математических занятиях, и его начатое дело успешно продолжила Анна Ипполитовна Киселева, прозванная нами "селедка". Вначале она нам не понравилась своей сухостью и бесстрастностью, видимо, математические дисциплины оказывают сильнейшее влияние на людей, им себя посвятивших. Она отличалась пунктуальностью, собранностью, аккуратностью в одежде и уж никогда не позволяла испачкать себе какую-нибудь часть туалета мелом. Высокого роста, сухощавая, с прекрасным румянцем на лице, отличавшаяся завидным здоровьем, она никогда не болела и не пропускала занятия. Она умела держать учеников на расстоянии, и мы всегда соблюдали приличную дистанцию при общении с ней.
Также как Людмила Петровна Виноградова, она хорошо научила нас основным знаниям по математике, и эта база в дальнейшем помогала совершенствованию наших знаний. Я помню, как я уже в 40-е годы по просьбе мамы помогал в решении сложных задач своим племянницам, у которых, как почти у всех учащихся, были нелады с определением количества утекаемой воды при переливании из одного бассейна в другой. Они всегда ждали, когда я приду, чтобы решить эти действительно головоломные задачи. Этому меня тоже научила незабвенная Анна Ипполитовна.
При ней никогда не случалось никаких происшествий или инцидентов, и наши "хулиганчики", Фролов, Зубков и другие, вели себя в рамках приличий. По всем математическим дисциплинам у меня оценки не опускались ниже "хор".
И мы, изучая творчество Пушкина, всегда удивлялись, что у нашего гения по математике получались одни нули. Анна Ипполитовна, наверняка бы, научила Александра Сергеевича основным математическим знаниям и правилам. Александр Сергеевич, однако, впоследствии очень хорошо умел подсчитывать свои долги, которых у него всегда имелось предостаточно ввиду широты натуры.
Классная наставница
С 6-го класса у нас географию преподавала Александра Андреевна Баранова. Она же вскоре стала нашим классным руководителем. Она была превосходным преподавателем географии и очень хорошим классным руководителем. Она казалась мне тогда высокого роста, полная, с довольно приятным лицом и румянцем на щеках. Всегда носила позолоченное пенсне. Так же, как Анастасия Сергеевна, обязательно носила кружевной белый воротничок. Школьники подчинялись ее воле, на уроках географии были всегда внимательны, т.к. она строила уроки не стандартно, не формально.
Тогда как раз наступила эра активного освоения Севера, Северного морского пути, экспедиций на Северный полюс, перелетов Чкалова, Гризодубовой и многих других. Это все давало богатый материал для изучения географии родной страны и подталкивало русских людей к освоению еще неизвестного. Александра Андреевна искусно использовала эти грандиозные события для воспитания у нас преданности Родине и патриотической вере в наших героев.
Она проводила семинары, на которых мы делали доклады, заставляла нас вычерчивать контурные карты с непременной оценкой. Очень поощряла, если ученики отвечали на уроках по географии, пользуясь дополнительной литературой. Особенно она любила спрашивать про путешествия Колумба, Магеллана, Кука, Лаперуза, Беллинсгаузена, Амундсена, Ф. Нансена и др.
Она говорила, что побывала во многих уголках России, и потому ее рассказы о географии России была всегда насыщены примерами из собственных путешествий. Конечно, о географии других стран она ничего не могла дополнить к тому, что было известно из литературы, т.к. за границу никто не ездил.
Александра Андреевна шутить не любила, и ученики нашего класса ее уважали и побаивались. Я, как староста класса и любитель географии, всегда готовый к ответу, пользовался снисходительным отношением со стороны Александры Андреевны, обычно довольно сдержанной в проявлении чувств по отношению к ученикам. Но однажды произошел случай, едва не пошатнувший мое реноме.
Как-то я на перемене со своим другом Колей затеял далеко не безобидную возню. Он ударил меня по спине и выскочил из класса в коридор. Александра Андреевна вот-вот должна войти и начать 5-й урок, последний. Я, не долго думая, схватил тряпку, которой вытирают доску, пропитал ее чернилами и стал ждать, когда Коля откроет дверь. Все остальные ученики уже сидели на местах. Открывается дверь, я метнул тряпку, и, о ужас, входит Александра Андреевна, и грязная тряпка попадает ей в лицо и сбивает ее красивое пенсне. "Никитин, что это такое?! Я никак не ожидала от тебя такого". "Извините Александра Андреевна. Это чистая случайность, - лепетал я. - Красильников ударил меня по спине, и я должен был реагировать. Я ведь нечаянно попал в вас". А из двери высовывалась злорадно смеющаяся рожица Коли. Александра Андреевна не была придирчива, и дело это осталось без последствий.
Я с Колей еще практиковал бегание взапуски по партам. Это было довольно опасное занятие. А однажды Коля меня достал и толкнул в грудь так, что я летел через парту и ударился позвоночником о штепсельную розетку, и у меня часто побаливало это место наименьшего сопротивления (locus minoris resistencia).
Дружба с Клио
История - мой любимый предмет, как и литература. У меня осталось впечатление, что все преподаватели умели увлекать историей Родины. Конечно, политическая концепция могла меняться в 30-е годы, когда время оставалось нестабильным, и людям в эти годы предстояло пережить многое. Но интересно то, что все же в то время скрещивание шпаг на политическом ристалище тех лет нас не коснулось. До нас не доходили волны репрессий, которые совершались где-то там вверху. И страдания детей репрессированных, которые перенесли вместе со своими родителями горечь страданий и унижений, большинства нас не коснулись.
Конечно, политические процессы 1937 г. нам становились известны, и сведения о них мы черпали из газет. Тогда и среди взрослых вера в печатное слово была совершенно непогрешима, а тем более мы, подростки, каждое слово воспринимали как должное, как правдивое.
Единственный эпизод, который немного нарушил спокойствие в нашем дворе, - тяжелый инцидент, который произошел в соседнем доме N 4 по Расторгуевскому переулку. Там, на 3-м этаже жил военный, который являлся сотрудником НКВД. Вдруг по двору распространяется весть, что он покончил с собой, застрелившись из нагана. Но и этот случай вскоре забыли, как и все, что так легко исчезает из памяти человеческой.
Итак, мимо нас проходила история ХХ века в своих самых неприглядных красках, но мы этого не чувствовали и не понимали. И если осуждали троцкистов, мы, молодые и ещё не смышленые, так же, как и взрослые, осуждали их политику и поведение, видя реакцию старших.
В 1938 г. вышел учебник по истории СССР, и в нем появилась фотография первых пяти маршалов Советского Союза: М.Н. Тухачевского, К.Е. Ворошилова А.И. Егорова, С.М. Буденного, В.К. Блюхера. Маршальские звания впервые были установлены постановлением Президиума Верховного Совета СССР в 1935 г. Самое удивительное, что у С.М. Буденного было 6 орденов Боевого Красного Знамени, в то время как у В.К. Блюхера - 4.
А в 1938 г. начались репрессии в отношении командного и начальствующего состава Красной Армии, и три маршала М.Н. Тухачевский, А.И. Егоров и В.К. Блюхер подверглись преследованиям и репрессиям.
Мы только что получили новенький учебник по истории СССР, и нам было предложено вымарать в книге изображения этих трех маршалов, до того времени любимых и уважаемых. Маршал В.К. Блюхер настолько был популярен среди мальчиков нашего двора, что был выдвинут свой дворовый Блюхер - Толя Савельев, лучший фехтовальщик и организатор дворовых военных игр.
В 1938 г. после конфликта в районе озера Хасан в Дальневосточный округ для "наведения порядка" прилетел Л.З. Мехлис, и участь маршала Блюхера была предрешена. Сам Лев Захарович Мехлис называл себя "глазами и ушами" Генсека. Весьма неблаговидную роль сыграл Мехлис в дни советско-финской войны, пытаясь подмять под себя высшее командование, руководившее боевыми действиями.
Хотя у нас преподаватели истории менялись, но все же, как правило, мы было довольны уровнем преподавания. Я же в целях экономии времени всегда внимательно слушал объяснения преподавателя истории и мог даже дома не готовиться к следующему уроку. Иногда я, правда, прибегал в порядке расширения кругозора к бывшему у меня старому учебнику Платонова "История Российского государства" и мог блеснуть при ответе по истории Древней Руси. Пользовался я также произведениями по русской истории Костомарова, Забелина, Соловьева и др. Последним преподавателем по истории у нас был Александр Мелентьевич Марчук, который вел у нас также введенный в 7-ом классе небольшой факультативный курс по изучению Конституции СССР. Это был довольно головоломный предмет, правда, по нему не было экзамена, а надо было только сдать зачет.
Биология - преддверие медицины
Я уже с раннего детства весьма интересовался животными. Еще бывая в гостях у тети Мани, я дружил с собаками. У нее была красивая сука - сеттер каштанового цвета - Джильда. Я любил на нее залезть и на ней кататься. В начале она как-то примирилась с моей наглостью, но однажды что-то ее разозлило, и она сбросила меня на землю, да еще тяпнула меня за лоб так, что началось кровотечение, и тетя, немного испуганная, лечила меня и останавливала кровотечение. Думали, что на месте укуса останется рубец, но кожа осталась чистая и здоровая.
Я по примеру соседа Юрия Красса завел золотых рыбок, купил маленький аквариум и ходил с мамой в зоомагазин на Арбате за мотылями для рыб. Моё увлечение рыбками быстро увяло, т.к. в нем не было динамизма, подвижности, и я скоро расстался с рыбками. А вот Юра Красс на протяжении многих лет содержал различных причудливых рыб. У него был огромный аквариум, и вода нагревалась специальным устройством.
Потом я завел себе кота, который, будучи еще совсем маленьким, поймал и задушил крысу, которая значительно превышала его размеры. Это был красавец, прекрасно сложенный и страшно прыгучий. У нас в семье его обожали, но как все прекрасное в этом мире недолговечно, так и несчастный наш любимец заболевает чумкой. Горестно было смотреть, как угасает прекрасная, хотя и кошачья, жизнь. Ну чем я мог ему помочь, когда мне не исполнилось еще 12 лет? Я только молча сидел вместе с ним. Потом я в отчаянии посадил его в корзину и повез в ветлечебницу у Киевского вокзала. Посмотрел моего кота ветеринар и, сочувствуя мне, только покачал головой, но сделал какой-то укол, от которого ему стало не лучше, и он тихо умер.
В будущем, когда я стал врачом, мне приходилось лечить собак страдавших чумкой. Я даже разработал методику лечения чумки, и она успешно действовала. Я вылечил свою собаку - Тотошу и его друга по двору Семку. Важно было только не допустить развития парестетических нервных поражений, когда начинается паралич задних ног и недержание мочи. Владельцы Семки подарили мне шикарный торт. Я пробовал лечить еще одного дога, но безуспешно, т.к. там были уже нервные поражения и паралич тазовых органов. Огромная, мощная собака погибла, и ничем нельзя было помочь.
В 7-ом классе Валентина Ивановна Беляева, преподаватель биологии, организовала посещение биологического музея им. К.А. Тимирязева, расположенного в доме N 15, в бывшем особняке мецената и собирателя рукописей купца Щукина. Мне было очень удобно посетить этот музей, т.к. я жил в доме N 19 по Малой Грузинской. Конечно, у нас еще были весьма поверхностные знания по биологии, не все же посещение этого музея оказалось весьма благотворным и значительно прибавило знаний по общей биологии и физиологии человека.
Но особенно полезным посещение этого музея оказалось, когда на 2-м курсе Медицинского института я повторно посетил его в составе экскурсии, организованной преподавателем биологии, ассистентом Татьяной Николаевной Улисовой. На этот раз мы посетили музей уже вооруженные достаточными знаниями анатомии и биологии, нормальной физиологии. Экспозиция музея к этому времени размещалась в 17 залах. В фондах хранились материалы, связанные с жизнью и деятельностью К.А. Тимирязева, И.В. Мичурина и других ученых.
Коллекция флоры и фауны СССР, гербарии, чучела и тушки животных (в том числе из собраний П. Спангенберга), коллекция скелетов кораллов и раковин моллюсков тропических морей, собрание муляжей важнейших сельскохозяйственных культур, уникальные анатомические препараты. Мы также осмотрели выставку аквариумных рыб, которыми одно время я интенсивно увлекался, выставку разнообразных причудливых кактусов и т.д.
Позднее в музее была размещена экспозиция скульптурных портретов первобытных людей, выполненных доктором исторических наук, скульптором-антропологом, зав. лабораторий пластической реконструкции Института этнографии АН СССР - М.М. Герасимовым. Он был известен своими работами в области восстановления лица по черепу. В 1953 г. Михаил Михайлович был приглашен прочесть лекцию о своем методе для студентов 2 курса 1-го Мединститута. Я присутствовал на этой лекции и сумел ее законспектировать. К сожалению, конспект этой лекции был утрачен.
На основе разработанного им метода создана реконструкция представителей древнейших (питекантропа, синантропа) и древних людей, а также портреты ряда исторических деятелей: Ярослава Мудрого, Андрея Боголюбского, Тимура, Улугбека, Ивана Грозного и др. (всего свыше 200).
Известны также работы в области судебной медицины с применением его метода, что позволило раскрыть некоторые сложные и запутанные преступления.
Искусство рисования
В 6-м классе ввели урок рисования. В класс вошла молодая, полная, красивая блондинка. Уроки ее отличались полной демократичностью, можно было шуметь, создавать, так сказать, производственный шум. Она сама была хороша собой, и ученики полюбили за открытость и легкий характер. Александр Фролов угомонился и, высунув язык, пытался изобразить перспективу.
Наша молодая преподавательница придавала огромное значение правильности видения и изображению перспективы. Она пыталась давать нам уже в 7-м классе рисовать гипсовые головы, но с этим заданием справился легко и довольно хорошо только наш почтенный художник Борис Ившин. Я сказал преподавательнице, что я когда-то брал уроки у ученицы Маковского, но из этого вышло мало толку. Она тоже не отмечала во мне особых способностей к изобразительному искусству. У нашей учительницы недавно родился ребенок, и она тогда даже вынуждена была оканчивать уроки немного раньше. Под глазами у нее иногда появлялись темные круги, что свидетельствовало о заботах молодой матери. Александр Фролов, который вообще отличался цинизмом, посмеивался и объяснял эти круги, исходя из принципов своей испорченной натуры.
Кое-чему мы всё-таки научились у нее, например, воспроизведению некоторых шрифтов, и это умение пригодились мне в тяжелую военную годину, когда я стал подрабатывать художником-оформителем. Но чем мы только не занимались во время войны, чтобы выжить. Во всяком случае, очаровательную художницу я часто вспоминал добрым словом.
Поклонение музам
В доме у нас всегда пела младшая из сестер Ляля, обладавшая красивейшим сопрано. И когда она исполняла песню "Мама", то в зале, где она пела, и где собиралось до 200 слушателей, многие плакали. Она поступала перед войной в оперную студию Большого театра, возглавляемую Баратовым. Но её муж, художник, очень себялюбивый человек, категорически был против, и она вынужденно ушла из студии. Потом она выступала в любительских концертах, но это уже было не то.
В 6-м классе нам прислали молоденькую преподавательницу пения. Она пыталась преподать нам элементы музыкальной грамоты. Она объясняла, что такое нотный стан, разные бемоли и диезы. Преподавание пения сводилось в основном к исполнению хором революционных песен. Тогда была такая пора, когда часто пели "Варшавянку", "Смело, товарищи, в ногу", "Мы кузнецы", "Марш энтузиастов" и более-менее лирическую - "Там вдали за рекой". Индивидуального пения не было, да и певцов, способных петь соло, не выявилось. Поэтому постепенно уроки пения сошли на нет, и их вычеркнули из штатного расписания и больше к восстановлению такого хорошего начинания не возвращались.
Как бы компенсируя этот пробел в нашем музыкальном образовании, у нас при домоуправлении открылся кружок игры на фортепьяно. Дело в том, что подвал, в котором хранили зимой картофель, превратили в отличный "Красный уголок". Сделали превосходный ремонт, провели освещение, постелили ковры, и подвал превратился в подобие святилища культуры. Работали различные кружки, и особенно меня привлекал кружок игры на фортепьяно. Пригласили только что окончившую Московскую консерваторию энтузиастку своего дела, любившую и понимавшую детскую психологию. Домоуправление, не могу понять на какие деньги, приобрело прекрасный, красного дерева, лакированный рояль - гордость и украшение Красного уголка. Я поступил в кружок одним из первых и быстро делал успехи. Уже через год я играл пьесы Моцарта и отменно знал ноты. Но беда заключалась в завистливых и пакостных мальчишках во дворе, которые всячески старались меня отвратить от такого прекрасного занятия. И каждый раз, когда после школы я шел на занятия в музыкальный кружок, они хором скандировали "Композитор идет". Почему эти слова меня так расстраивали, до сих пор мне непонятно.
Однажды я заявил маме, что на занятия кружка игры на фортепьяно больше не пойду, и объяснил эту глупую причину тем, что мальчишки меня дразнят. Такая моя непонятная реплика вызвала гнев моей в общем уравновешенной и доброй матери. Она схватила связку бельевой веревки и здорово отделала меня по мягкому месту. Это был единственный случай физического наказания со стороны матери. Помню, я был потрясен несправедливостью наказания и неадекватностью тяжести проступка, а также той значительной физической болью, которую я тогда почувствовал. Я стал опять ходить на занятия, но тут начались страшные события 1941 г., и все прекратилось. Потом вся жизнь в "Красном уголке" замерла.
Со мной в фортепьянном кружке занималась Ирина Никифорова из 19-ой квартиры на 1-ом этаже. Это была красивая холодная блондинка. У нее еще была младшая систра Лёля, которая перенесла костный туберкулез, и одно время ее вывозили гулять на двор в коляске. Потом она поправилась. Однажды они меня пригласили в гости, и мне страшно не понравилось, как они часто ссорились из-за пустяков, и все это протекало в страшно грубой форме и сопровождалось набором грубых бранных слов. Я, будучи совсем еще мальчиком, хорошо осознавал их невоспитанность и никогда не смотрел в сторону Ирины, хотя все мальчишки во дворе восхищались ее красотой.
Когда началась война, по согласованию с управдомом мать Ирины Никифоровой, являясь общественницей, перевезла красивый и дорогой рояль из "Красного уголка" к себе. И правильно сделала. Ирина, имея рядом инструмент, за время войны сделала большие успехи в своем искусстве пианистки. Но к концу войны сменился управдом, и при инвентаризации потребовали возвращение рояля в "Красный уголок". Его же никто не охранял, и вандалы мальчишки оторвали ножки рояля, распотрошили внутренности и порвали струны. Одним словом превратили прекрасную вещь в рухлядь. Никто не понес за это наказание: ни мальчишки, ни управдом.
А управдомом стал тот самый горбун из дома N 4, который лазил по квартирам и откровенно присваивал хорошие вещи. У меня, например, он украл прекрасную домашнюю библиотеку, которую помогал мне собирать отец. Кто-то из жильцов дома видел мои книги у этого управдома-горбуна.
ИГРА В ШАХМАТЫ
Я научился играть в шахматы в 7 лет. В школе эта игра была весьма распространена, но серьезно занимался шахматами только ученик нашего класса Типикин. Он и меня увлек этим интересным занятием. До этого я играл периодически, от случая к случаю. А тут заразился его энтузиазмом, и после занятий мы просиживали с ним за шахматной доской длительное время. Он пытался увлечь меня теорией, но я предпочитал играть самоучкой, т.к. теория казалась мне скучной и неинтересной. Видимо тогда я еще не созрел для теории.
Типикин вечно носился с шахматными теориями разбора партий известных в то время шахматистов Ботвинника, Эйве, Рогозина, Флора, Смыслова, Ласкера и Алехина. Любил забираться в более раннее время и вспоминал Филидора, царей Ивана Грозного и Алексея Михайловича, любивших и ценивших шахматы и заставлявших играть в эту игру свою придворную свиту. Известно, что смерть Ивана Грозного наступила во время игры в шахматы с Борисом Годуновым, будто бы отравившем своего сюзерена.
Типикин часто изрекал, что шахматная игра - пробный камень человеческого ума. Приводя это высказывание Гете, он говорил, что есть много других крылатых фраз, высказанных людьми о шахматах. Он участвовал в каких-то соревнованиях по шахматам и имел разряд. Мне все же тогда удалось его обыграть.
Интересно, что увлечение шахматами происходило как бы какими-то периодами. Так, еще во время войны я играл в шахматы с моим лучшим другом Юрой Букреевым и часто у него выигрывал. За игру мы любили сыграть до 10 партий. Однажды мы играли, и Юре очень не хотелось проигрывать, и он каким-то образом умыкнул у меня тяжелую фигуру, кажется туру. Я это заметил и явственно изрек, что он мне напоминает Ноздрева из "Мертвых душ". Он страшно возмутился, и мы серьезно и надолго поссорились. Это была единственная ссора из-за шахмат за все время нашей исключительно долгой и надежной дружбы.
Во время пребывания в Эфиопии шахматная игра была огромной моральной поддержкой для сотрудников госпиталя Советского Красного креста, где вначале терапевтическим отделением заведовал Вячеслав Иванович Нечаев, а затем я сменил его на этой должности. Увлеченный шахматами, он организовал турнир среди русских и занял 1-ое место, я - второе. Я привез тогда из Рима много лавра, и мы сделали из него шикарный лавровый венок и увенчали им победителя.
Последнее мое увлечение шахматами было в санатории "Надежда" в Ессентуках, и тогда же я наконец стал интересоваться теорией и изучать специальное пособие.
Будучи в Эфиопии и играя в течение 3 лет почти каждый день по нескольку партий, я так продвинулся в игре, что изобрел собственный гамбит и назвал его не без тщеславия гамбитом Никитина. Кто бы ни садился со мной играть, я, применяя приемы этого гамбита в первой партии, всегда обыгрывал противника. И только потом некоторые игроки находили противоядие. Это было 20 лет назад и, к сожалению, я не записывал ходы этого гамбита, а шахматная память у меня, безусловно, хуже, чем у Таля.
ПОКЛОННИК ЖЕНЩИН ЛЕВ
Я одно время сблизился с учеником нашего класса Львом Акименко. Он жил в Курбатовском переулке в новом доме, построенном в конце 20-х годов. Отец его занимал должность заведующего транспортной части какого-то комиссариата, кажется, иностранных дел. Потому ему дали отдельную квартиру в довольно новом доме.
Он однажды пригласил меня посмотреть коллекцию марок, которые он интенсивно собирал. Я пришел к нему в воскресенье довольно рано и стал разглядывать альбом с марками. Вдруг Лева вскочил и сказал, что я сейчас смогу увидеть что-то интересное. В доме напротив жила какая-то молодая женщина лет 25, которая делала по утрам гигиеническую гимнастику, совершенно нагая. Это был тот тип женщины, так называемого четырехугольного человека, гармонично сложенного, вписывающегося в схему античного скульптурного канона. Лева схватил бинокль, лежавший на подоконнике, и впился жадными глазами в фигуру женщины. Он махал мне рукой, чтобы я сидел тихо и не мешал созерцать. Он весь сиял, глаза блестели, и я был поражен такому влечению, в общем, еще мальчика к женскому телу. Я взял бинокль и действительно увидел обнаженную молодую женщину, но лицо не показалось мне красивым (бинокль был с 6-ти кратным увеличением). Конечно, тогда уже у нас, подростков, пробуждался интерес к противоположному полу, но у Левы это как-то было выражено очень ярко и не сдерживалось, вырываясь наружу.
Борис Ившин, наш замечательный художник в классе, любил рисовать женские фигуры на темы Декамерона, но эти рисунки не носили характера порнографии. Лев часто выпрашивал эти нагие модели у Бориса и потом показывал нам. У Льва, немного растолстевшего, были ярко-красные губы и высокий, почти девичий голос. Я постоянно поддразнивал его говоря: "Ты опять накрасил губы", на что он очень злился.
Когда началась война, мы все разлетелись по городам и селам. И Леву уже после войны я увидел на Пресне. Он неплохо выглядел и превратился в интересного импозантного мужчину, хорошо одетого, человека из шкатулки - щеголя. Он сказал, что был на фронте, но служил в тыловых частях. После демобилизации окончил юридический факультет и стал адвокатом.
Иногда я встречался со своей старой знакомой, Зиной Коломейцевой, с которой мы учились еще в 40-ой школе, и я ее часто провожал по Курбатовскому переулку мимо дома, в котором она жила. Она училась в 86-ой школе в параллельном классе. Она была такая же веселая и красивая и ходила в темно-синем платье с белыми горошками, которое очень ей шло. Ее украшали прекрасные каштановые волосы и темно-синие глаза, которые иногда казались черными.
Однажды мы столкнулись с ней в раздевалке на первом этаже между вешалками, где висели наши пальто, и я нечаянно как-то угодил рукой ей в грудь, похожую на упругий мячик. Она была старше меня на год и вполне выглядела взрослой девушкой. Она не замедлила отреагировать на ситуацию и сказала даже как бы с раздражением: "Жора, что себе позволяешь, я не думала, что ты такой хулиганчик. Извинись сейчас же". Я, конечно, извинился и в смущении постарался поскорее уйти.
Я потом подумал, а почему, собственно, я с ней не сдружился более тесно. Ведь она мне так нравилась. Началась война, и всех нас разбросало. Говорили, что она по объявлению войны пошла на курсы медсестер и поехала на фронт. О, милая Зина, как хотелось бы, чтобы ты осталась жива!
У нас были распространены различные игры, например, играли в "Жучка". Водящий становился спиной к играющим, обыкновенно человек 5-6 оказывались сзади. Он становился в позицию: правая рука закладывалась за правую сторону головы, как бы закрывала участвующих в игре от бокового зрения водящего. А левую руку он подводил под правую подмышку ладонью наружу. И кто-нибудь из собравшихся бил по ладони жертвы со страшной силой. У нас в 7-ом классе появился Юра Бакланов, производивший впечатление взрослого юноши. Коренастый и крепкий собой, он бил с очень большой силой, так что иногда смещал водящего с места и тот отлетал в сторону. Когда водил мой старый друг Коля, мне всегда хотелось посмеяться и покуролесить. Я просил бить Юру не очень сильно, но сам старался ударить Колю ладошкой со всей силой. Он оборачивался и показывал на Юру. Так продолжалось несколько раз. Потом он решил, что его обманывают, и говорил: "Вы издеваетесь и обманываете". Но потом, когда я ему говорил, что это я, он не верил.
У нас еще была затея, неизвестно кем придуманная еще в 6-ом классе. На большой перемене (20?) по коридору иногда проходили старшеклассницы из 10-го класса. Это были взрослые девушки, иногда красиво и прекрасно одетые. Мы становились в кружок, человек 6-7, и начинали громко хохотать, когда проходила намеченная жертва. Это называлось "Оборжать". Девушка спасалась бегством, начинала оборачиваться, т.к. думала, что у нее что-то случилось с волосами или внешностью.
Я придумал еще потешное занятие, катаясь на перилах с 4-го до самого нижнего этажа с довольно большой скоростью. Был даже случай, когда, уже подъезжая к 1-му этажу, я чуть не сбил директрису Чернышеву Ларису Дмитриевну. Она рассердилась, выговаривала и грозилась наказать.
ГРАЙФЕР-НЕФТЯНИК
Со мной учился Владлен Грайфер, с которым я одно время очень сдружился и ходил к нему домой. Они ютились в большой комнате в коммуналке, как многие тогда. Жили они в доме N 26 по Красной Пресне. Это недалеко от Мосторга и не так уже далеко от нашей школы N 86. Это был высокий, атлетически сложенный парень, с хорошо поставленной круглой головой, красивыми курчавыми волосами, живописно спадавшими на четко очерченный, слегка покатый лоб.
Мать "Графа", как мы его звали в мальчишеском кругу, была врачом и, когда я приходил, тут же приглашала что-нибудь перекусить и выпить чая. Тогда законы гостеприимства очень высоко ставились. Мы некоторое время сидели за одной партой, но он потом сблизился с нашей одноклассницей Черновой и сидел с ней на первой парте в первом ряду от двери.
Надо сказать, что дружба эта была настолько прочной, что в дальнейшем закончилась браком и, кажется, счастливым. А ко мне пересадили ученицу Синюгину, из простой семьи, которая не отличалась успехами в учебе. Сочетание букв в ее фамилии было таково, что почти всегда при первом знакомстве учителя вызывали ее как Синюшину. Это вызывало смех учащихся и раздражение Синюгиной.
После войны я шел по Красной Пресне вверх к заставе и вдруг увидел, как с первой площадки трамвая мне помахала Синюгина, ставшая вожатой трамвая, в знак того, что она меня знает и помнит.
Думаю, что Владлен был в действующей армии во время войны, т.к. он был с 1925 года рождения, и я однажды вскоре после войны видел его переходящим Красную Пресню в районе его дома, но постеснялся к нему подойти. И как это бывает, след этого человека надолго потерялся в суете и сумбуре нашей быстротечной жизни.
Прошло много лет, и неожиданно я читаю в газете о трагическом случае, произошедшем со студентами Московского Университета им. М.В. Ломоносова Машей Добреньковой и Сашей Панаковым. Эта страшная трагедия случилась в ночь с 28 на 29 декабря 2001 года. В 250 м от Московской кольцевой автодороги, близь деревни Говорово, были зверски убиты Маша Добренькова и Саша Панаков, невеста и жених. Убийцам обещали много денег за иномарку (кажется "Лексус"), на которой ехали студенты, подаренной им перед вскоре предстоящей свадьбой состоятельными родителями.
Отец невесты - зав. кафедрой философии Университета им. В.М. Ломоносова, профессор Владимир Иванович Добреньков, дед Александра Панакова - Валерий Исакович Грайфер, занимавший какое-то высокопоставленное положение в Совете директоров компании "Лукойл". Убийцы выполнили заказ. Фамилия организатора, по прозвищу "Грек", была известна правоохранительным органам. Он в бегах и скрывается, но рано или поздно будет обнаружено и его логово. Характерна звериная жестокость "нелюдей" убивших Александра выстрелом в упор, а Машу - ударом молотком по голове. После убийства они спокойно отсыпались дома. Почему же они нас не боятся?. На суде они держались вызывающе, посмеивались, и не было у них тени сомнения, что они останутся живы, т.к. защищены пресловутым мораторием на смертную казнь.
Когда всем пятерым негодяям объявили приговор от 19 максимум до 21 года, в зале суда сначала люди окаменели от возмущения, а потом раздался гул возмущенных голосов. В дальнейшем никакие протесты родителей и кассационные жалобы не помогли, и приговор был оставлен в силе высшими органами судебной власти. И аргументированная речь государственного обвинителя, прокурора Светланы Зиновой, которая настаивала на пожизненном заключении всех участвующих в заказном убийстве, не дает должного удовлетворения, т.к. еще раз показывает слабость и ненадежность нашего правосудия. Воздаяние смертью за смерть - только так могли присутствующие в зале суда представить себе справедливый человеческий суд..
Хотелось бы привести данные преступлений в России за 1990-2001 гг. Преступность увеличилась в 3 раза. В 2000 году зарегистрировано 3 млн. преступлений, осталось нераскрытыми 60600 преступлений, совершено более 32 тыс. убийств, около 25 тыс. тяжких телесных повреждений со смертельным исходом, более 30 тыс. человек пропало без вести. Каждый пятый мужчина в России имеет судимость, на 100 тыс. населения около 1 тыс. заключенных - это самый высокий показатель в мире. Мы занимаем первое место в мире по количеству умышленных убийств, в 2,5 раза больше чем в США. К сожалению, это свидетельствует о том, что число тяжких и особо тяжких преступлений продолжает неуклонно расти.
По данным Института социально-экономических проблем народонаселения РАН обитателями "социального дна" являются 14 млн. человек: 4 млн. бомжей, 3 млн. нищих, 4 млн. беспризорных детей, 3 млн. уличных и привокзальных проституток. Астрономически увеличивается число наркоманов, алкоголиков, больных СПИДом, последних, только учтённых 8,2 млн. человек. Растет число людей, употребляющих наркотики, сейчас уже их насчитывается свыше 3 млн. человек, из них 2/3 моложе 30 лет. Криминал развернул террор против наших граждан, и держит общество в тотальном страхе.
В России фактически развивается внутренняя гражданская война - криминал против всего общества. Именно криминал является главным врагом современного российского общества, и от победы над ним зависит судьба России.
Когда я через одного своего знакомого знавшего помощника Грайфера - Бажанова, обратился с предложение повидаться с моим бывшим одноклассником и товарищем по школе, то получил полный афронт: Грайфер сказал, что никакого Никитина он не знает и не помнит, чтобы с таковым он учился. Только одно вызывало сомнение, что моего товарища звали Владлен, а действующее лицо в описанной трагедии Грайфер - Валерий. Но тот тоже был по отчеству Исакович, возможно, что по паспорту он был Владимир. Кроме того, портрет его внука, который я видел в газете, чрезвычайно напоминал черты лица моего товарища по школе - Владлена. Я прекрасно понимаю, что если человек добивается таких успехов, то он сверху вниз смотрит на нас простых смертных. Но мне часто по-человечески хочется пообщаться с бывшими учениками и вспомнить минувшие дни. Видимо таких встречных чувств у этого человека не было. Но возможно, это был совсем не мой товарищ школьных лет, а его однофамилец или младший брат.