Николай Васильевич Гоголь (при рождении Яновский, с 1821 года - Гоголь-Яновский) - русский прозаик, драматург, критик и публицист, признанный одним из классиков русской литературы.
Рассвет едва изукрасил округу глухой сибирской деревушки багровым восходом солнечного диска, возвещая труженикам Александровки о начале нового дня. Кузьма уже проснулся, попил горячего душистого чая на таёжных травах и степенно собирал просторный рюкзак, проверял снаряжение, собираясь на охоту.
После недолгих сборов он подошёл к лайке, она уже давно проснулась и исправно несла свою нелёгкую службу.
- Карай, ты остаёшься за старшего, охраняй хозяйство и весь наш дом от гостей непрошеных, - сказал охотник псу и погладил его по густой, жёсткой шерсти.
Тот будто поняв слова хозяина, несколько раз гавкнул, виляя хвостом, и скрылся в конуре. Он прошёл мимо пилорамы и направился в сторону Сосняка. Погода стояла отменная. Не тепло и не холодно, ясно. В небе светило яркое солнышко и весело чирикали дерзкие воробьи. Где - то в вышине неслись пушистые облака, похожие на причудливых ватных барашков. Таёжник невольно залюбовался ими.
Особенно ему понравилось одно - больше всех похожее на чудесную беленькую овечку. На секунду охотнику показалось, что овечка тоже смотрит на него. Он не торопясь, передвигался по таёжной тропинке, чутко прислушиваясь и внимательно вглядываясь вперёд и по сторонам.
Стояла ранняя осень и прохладный, чуть влажный воздух был полон горьковатых ароматов подопревшей листвы, устилающей таёжную глушь. Не жаркое сентябрьское солнышко, осенние ароматы они особенные, увядающих цветов, опадающих листьев, и запах убираемого картофельного поля.
Дул лёгкий ветерок - бродяга, и осиновые листья, разноцветные от жёлтого до густо красного, остававшиеся ещё на ветках, трепетали от его порывов, словно сигнальные флажки и часто не удержавшись, отрывались от ветки, от родного ствола, какое - то время планировали вниз, и, с протяжным стоном упав на землю застывали, в мёртвой неподвижности.
Однообразно пели тонкими голосами птахи в еловых кустах на дне долинки. Неожиданно справа из ближайших кустов, шумя крыльями и тревожно, тонко, тренькая, вылетел рябчик и сел на толстую ветку крупной сосны. Кузьма замер, медленно снял двустволку - переломку с плеча, а рябчик вновь тревожно затренькал, глядя прямо на зверобоя. Охотник застыл неподвижно и ждал...
Рябчик через какое - то время задвигался, степенно пройдя немного вдоль по ветке, а Кузьма, в это время медленно поднял ружьишко, прицелился затаив дыхание и указательным пальцем плавно, нажал на спуск. Грянул выстрел, звонкое эхо заметалось, запутавшись в полуголых стволах осенних деревьев, и замерло...
Рябчик пушистым комочком упал под дерево. Охотник, приметив место, двинулся туда, глядя себе под ноги, чтобы не споткнуться, не доходя несколько метров до сосны, остановился, осмотрелся и заметив серый, пушистый комочек перьев, поднял птицу и по чёрной отметине под горлом понял, что это петушок.
Склад рябчика совершенно тетеревиный. Брови красные, глаза довольно большие и чёрные, пёрышки на голове тёмного цвета, иногда приподнимаются и кажутся чем - то вроде хохолка, ножки мохнатые, кроме пальцев. Подвернув головку рябчика под крыло, Кузьма спрятал добытый трофей в просторный охотничий рюкзак. ...
К осени природа словно устала от многочисленных рождений, роста, движения, созревания и замерла, чтобы отдохнуть от напряжённых забот набираясь новых сил и энергии для следующей созидательной деятельности. Не потревоженная тишина, словно плотным ковром и пеленой повисла над загадочной и торжественной сибирской тайгой, многочисленными полянами, прогалами, просеками и болотами...
Солнце уже не томило жаром, а лишь ласково грело землю. По особенному красивы и нарядны осенней порой трепетнолистные осины. Они надели изумительные платья, покрытые золотом и ярким багрянцем. А если дул шалун - ветерок, то разом трепетали они, шурша рано увядающими листьями, словно скорбя по уходящей молодости.
В тот день особенно чувствовалось, что лето безвозвратно ушло из Сибири. Лёгкая грусть и уныние были разлиты повсюду, в сухом неподвижном воздухе. От дуновения прохладного ветерка - вечного путешественника медленно плыла сорванная паутина. Охотник вышел к речушке Улуйке, торопливо и беззаботно скачущей чистыми водами по камням, то, растекаясь широко по светло - серому галечнику, то собираясь в омуты, просвечиваемых солнечными лучами, до самого дна.
Сибирская речка открывалась впереди, во всем могучем величии и великолепии тёмно - синих, зеркально отражавших полуденное солнце, масс чистейшей и холодной воды. Здесь смешанный лес, внезапно сменился кедрачом. Речная долина, поднималась зигзагами вверх, а на крутых склонах, то тут, то там, сквозь пушистую, зелёную хвою кедров - богатырей проступали кусочки голубого неба.
Медленное течение успокаивало, приводило в порядок мысли. Ветер - бродяга гнал небольшие волны навстречу его взору. Водораздел в этом месте делал изгиб, который с годами становился всё более выраженным. Вода за эти годы намыла много песка и гальки. Появился песчаный мыс. На противоположной стороне берега наоборот, берег обваливался, отступая от реки. Таёжник с горчинкой подумал, что его судьба похожа на тот берег.
Солнце светило сквозь чистейший, прозрачный воздух. Улуйка лежала у ног зверобоя огромной глыбой холодного и прозрачного хрусталя, подвижная и извилистая в своём русле, чуть дышащая глубинной прохладой...
Густая чаща из сосен - гигантов очень близко подходила к речному руслу... Ещё выше начинался крупноствольный многовековой кедровый лес с деревьями в два обхвата. Под деревьями лежали груды листьев и толстый слой хвои. Мирно светило солнце и беззаботно посвистывали маленькие пташки в кронах хвойных гигантов, превращая это место в популярную концертную студию.
Заросший смешанным лесом, холм плавно спускался к Улуйке, продольными волнами, похожими на заросшие овраги с пологими склонами. Подул сильный ветер и на берег из глубин сибирской речушки, побежали крутогривые, прохладные волны, с гулом обрушиваясь на галечный берег. Величие и масштабы увиденного подавляли Кузьму. "Это ведь надо же, какая она огромная наша земля !
Какой маленький человек, и его следы на этих просторах. Сколько диких зверей больших и маленьких живут на этих склонах, в этих долинах, в реках и многочисленных озёрах". Внимательно смотря и наслаждаясь сибирскими, родными красотами и великолепием тайги Кузьма вдруг подумал о вечности, о временах, когда вся эта красота только рождалась, устанавливалась в тяжких муках природных катаклизмов.
Высокие холмы, поросшие дымно - серой щетиной дикой сибирской тайги, вздымались справа и слева вдоль крутых берегов водной артерии, отбрасывая мохнатые, колышущиеся тени многовековых сосен - великанов и здоровенных стволов кедр на прозрачную воду.
Пожалуй, нигде нет таких больших, бесконечных кедровых лесов, как именно здесь, на востоке Сибири. И всегда, погружаясь в эту угрюмо - молчаливую таёжную чащу, Кузьма испытывал чувство подавленности при виде столетних великанов, сомкнувших над ним жёсткие кроны среди своего братства. А беспардонный ветер нет - нет, да и прорывался со свистом в вышине, бесшабашно хлеща по вершинам притихших деревьев, угоняя серые тучи на Север. Могучая сибирская природа дышала кристальной чистотой и поразительным покоем...
И тогда, он испытал чувство восторга и преклонения перед величием и соразмерностью природы. Он неожиданно, осознал внутри себя чувство покоя и радости, связанной всегда с ощущением свободы, которое испытываешь в такие моменты единения с природой. Над его головой светило яркое солнце и листва чуть тронутая утренними морозцами, играла всеми цветами радуги.
Вдоль речки Улуйки тянул лёгкий, ароматный ветерок, а впереди, на сходе земли и синего неба громоздились, далёкая и близкая бескрайняя тайга. Водная артерия отражала миллион зеркал. Мягко волна плескала по камушкам прибрежным на перекатах. Прямо к берегам подступали еловые и пихтовые чащи. Тишина стояла необычная, и потому Кузьме невольно взгрустнулось...
Кругом царило безмолвие и только дробный и размеренный стук мощного, словно стального клюва трудяги - дятла нарушал извечную тишину здешних малонаселенных диких мест...