Никитина-Карташова Наталья Алексеевна : другие произведения.

Вячеслав Рикман. Дневники с фронта 1 мировой войны

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рикман Вячеслав Викторович родился 28 февраля (старый стиль) 1896 г. в г.Брянске, Орловской губ. Среднее образование Вячеслав получил в Брянском Механико-Техническом Училище, которое окончил в 1915г. Летом того же года был мобилизован в армию и направлен на краткосрочные артиллерийские курсы в Сант-Петербург, оттуда был выпущен прапорщиком в декабре 1915г. Служил в армии в Кавказском фронте в Персии вплоть до демобилизации. Далее представлены дневники Вячеслава 1917года. Тогда ему было 21 год. Эти дневники не о войне, а о смысле жизни. Они все эти годы хранились в нашем доме.Орфография автора сохранена.

  5 июня 1917 год 19 часов У Казакирьяна
  Толстой пришел к идее упрощения жизни и личного опрощения, перебравшись через Гималаи философии и науки. Мужик - философ приобревший снисходительное внимание публики недавно, пришел к идее опрощения, несмотря на то, что в нем упрощать решительно нечего. Мужик an naturel хотел приобрести лавры омужичившегося графа, но в его устах проповедь опрощения по меньшей мере странна. Толстой бичевал знание, разуверившись в его силе, его же приемник отрицал знание по незнанию. Но о "новом Толстом" теперь что-то не слышно. Очевидно, он теперь устал разматывать реденький клубок своих мыслей. Но это все кстати, просто подтвердилось в памяти.
  В самом деле: что мы знаем? Знание наши в настоящее время крайне обширны. Но ушли ли мы дальше Платона в глубины нашего мировоззрения? Мне как-то не хочется отвечать на этот вопрос, не хочется подписать свой собственный приговор. Сколько раз я ни обдумывал этот вопрос, мне кажется, что наши знания ширятся, бесконечно ширятся, но не углубляются. Мы гораздо больше знаем, чем знали греки, но больше ли мы понимаем в главном, ясно ли нам представляется миротворение и жизнь мира? А наша жизнь? Отношение духа к телу? Мысль? Жизнь? Вопросы о грани разделяющей небытия от бытия остаются по прежнему не разрешенными. Наш ум непрестанно тревожится вопросами о начале, возникновении жизни и ее конце, уничтожении сознания, хотя, быть может самые понятия начала и конца почерпнуты нами только в личной ограниченности, и там, где все есть непрестанное бытие и вечное движение, мы хотим видеть начала и концы. Для нашего ограниченного "я", страдающего манией величия и крайним эгоизмом, философия и наука, все человеческое мышление, от мудрости Упанишада до прагматизма или толстовства, не могут дать ничего утешительного. Оно, наше эгоистическое "я" обретает свое утверждение в первых выкриках Штирнера и Ницше. Но беда в том, что во всяком незаурядном уме имманентность неминуемо трескается по всем швам после нескольких минут существования. Человек в конце концов усомнится в том, что "я" есть венец творения во всей вселенной. Трагедия человека заключается в том, что он, возьмет да и почувствует непреодолимое стремление приподнять себя от земли за собственные волосы. Ведь у него нет иного рычага кроме своего собственного ограниченного разума, разума, открывающего собой каждое суждение, каждое умозаключение, каждое понятие. Он творит системы миросозерцания и в стройности их находит успокоение. Часто он так жаждет этого покоя, что не предъявляет к своей системы другого требования, кроме стройности: лишь бы голова не опровергала ноги, а ноги не старались сковырнуть < или голову>. Найдя такое стройное мировоззрение, человек успокаивается, открывает пот со лба и отдыхает. Большинство так покоится до смерти. Но многие все-таки озираются по сторонам: не появилась ли на горизонте новая звезда, которая дает достаточно света, чтобы разглядеть подгнивший угол нашего здания? И люди борятся за торжество своего мировоззрения, нападают на все новое, что может внести изменения в области мысли. В чужом мнении они не ищут истины, но только слабых мест и расхождений с личными взглядами. Право же полемика людей знания часто не отличается от спора старообрядчества с православием, как по своей значительности, так и по психологической подкладки. Идея Бога мало выигрывает как в православии, так и в старообрядчестве; так и истина редко бывает сутью полемики. Мне часто приходит в голову <непростой> вопрос Пилата: "Что есть истина...". Ближе ли мы к ней теперь, чем два-три тысячи лет назад? Истинные преображения человеческой мысли можно пересчитать по пальцам. Я лично в минуту духовной невзгоды готов принять великими только трех людей: Пилата, Коперника и Дарвина. О первом, конечно, можно спорить, да я и не буду особенно защищать права Пилата на первенство в скептицизме. Мне просто нравятся три слова, произнесенные им, и полно, характерно выражающие всю соль мировоззрения истово римлянина. Софисты, Фейербах, Шопенгауэр - все велики величием Пилата.
  Да, человечество не очень богато глубокими мыслями. Три коренных переворота пережило оно в своем развитие, и важнейший из них тот, которому еще принадлежит место в будущем. Слова Пилата и особенно его тот, не замечены еще массой человечества, они еще не вонзились в каждый угол, не стали его необходимой чертою. Коперник и Дарвин нанесли удары гордости человеческой. Коперник переименовал Землю из столиц вселенной в мизерный провинциальный городок, а Дарвин уничтожил претензии человечества на божественность его происхождения. Но Коперник и Дарвин, вместо скромности породили в человечестве гордость. Ими стали гордиться, как сынами человечества. Урок скромности не был почерпнут из этих двух великих открытий. Пилату легче было бы изречь свою истину, если он жил после Дарвина, так как ему нужно было бы вести борьбы против главного суеверия человечества - отделения человека от природы. Впрочем, великий римлянин не был борцом. Его истина давала ему право лишь снисходительно улыбаться, глядя на бурю в стакане воды - бурю в человечестве...
  
  1917г. 10 июля 15часов 8 минут
  Как странно! Через два часа мы выступаем в наступление. Опять нужно прилагать все свои способности, весь свой ум, чтобы при помощи правильных расчетов, пустить кусок стали точно в то место, где спрятались и дрожат подобные мне во всем люди; рассчитывать чтобы сталь рассыпалась в брызги именно среди гущи людей, жаждущих жизни и охваченных одним пожеланием - чтобы я ошибся! Странно это мне потому, что я только что выпустили из рук дивную книгу "L'imitation de Jesus-Christ" и ее глубокий смысл провел несколько борозд в моем мозгу. Ведь несомненно, что точка зрения на мир и только анонимного автора есть самая <высохшая>, а самая истинная, и я должен был бы с глубоким убеждением собственной правоты отказаться от возлагаемой на меня преступной задачи. Но сделаю ли я это? Нет, не сделаю. Во-первых, во мне нет той внутренней свободы, которая необходима для этого решения. Во-вторых и в третьих вытекают из во-первых. Благодаря отсутствию или недостаточности внутренней свободы я не могу посмотреть на своего <старого> соседа и на людей с Гарсена одинаковыми глазами. Первые мне кажутся ближе и роднее. Затем, на мое место найдется другой, быть может только с меньшей или большей точностью стрельбы, и кроме того, чем хуже буду я стрелять, тем больше крови прольется с нашей стороны. Вот сколько запутанных и темных мыслей выступает вместо одной простой и ясной мысли автора "L'imitation". Но эта книга внесет в мою душу неуверенность и разлад в сегодняшнем бою. Нужно ее спрятать на дно чемодана до тех пор, пока миру надоест эта бойня. Я не найду в ней утешения до тех пор, пока каждый день моей жизни перестанет опровергать сущность "L'imitation". Она сейчас будет только источником душевного разлада.
  
  1917г. 12 июля 16 часов
  Человеческая мысль склонна к сравнениям сложным и элементарным. Общество - организм, процесс развития - индивидуальная жизнь, исторический процесс - круговорот. Наглядная попытка воплощения расплывчатого понятия исторического процесса в форму круговорота припоминалась мне совершенно случайно и заставляла над собой задуматься. Несомненно человечество живет периодами, часто весьма сходными друг с другом. Я имею в виду только развитие идей. Разве философия греков не является прообразом всякого духовного развития? Разве мы не перетолковываем новыми фразами идеи древних? Не мечется ли человечество в своем духовном развитии от преобладании духа к преобладанию тела и материи, проходя промежуточные стадии? Но мне кажется неудачной формула круговорота, так как периоды развития человечества лишены тождественности. Скорее напрашивается сравнение пути развития человечества с путем земли в мировом пространстве, являющегося результатом сложения, прямолинейного движения и кругового. Идеи прошлого не повторяются буквально. Чтобы привлечь на себя внимание, они должны быть выражены в более яркой и сильной форме. Гегель давно провозгласил, что идеи, как и все в мире, развивается через противоположности. Каждое явление и каждая идея несут в самом своем развитии элементы отрицания. Но почему это так, если это так? Почему идея всегда вызывает реакцию? Не имеет ли здесь решающее значение физиологический закон, по которым человек привыкает к возбудителям и требует по мере этой привычки все более и более сильных средств для возбуждения? Новая идея поражает человечество и приковывает к себе его внимание. Но человек привыкает к возбудителю и идея теряет свое обаяние. Чтобы удержать за собой власть, идея должна принять еще более яркую форму и дать еще несколько поражающих выводов. Этим путем легко придти к потери чувства меры и толкнуться в крайность, так как крайности способны поражать человечество. Так идея приходит к логическому абсурду. Ее объявляют целиком ложной по методу противоположности провозглашают другую. Здесь же играет роль тоска по духу и протест тела. Как день сменяет ночь, так господство духа сменяет господство тела в наших идеях. Эта смена обуславливает ту периодичность, которая бросается в глаза при самом беглом обзоре историй человеческой мысли.
  1917г. 12 июля 19 часов 35 минут. Перевал Гарран.
  Человечество в своем развитии идет от бессознательности к сознательности, от безмолвия к вопрошанию. Для дикого человека формула Гегеля: "все что есть - есть" не является плодами исканий, а естественным состоянием сознания, инстинктивными пониманием. У него не возникает никаких дум о том, чтобы мир, был не таким, как он есть, также безропотно он относится к течению своей жизни. Он живет - следовательно он должен жить и все его помыслы направлены на то, чтобы сохранить свою жизнь. Дикарь принимает действительность, не раздумывая над ней. По мере своего развития человечество наталкивается на коварный вопрос "почему?" и "нельзя ли иначе?" Создается фантазия для объяснения мира и молитвы для влияния на ход событий. Дальше добираются до сознания, что природа сама не является госпожою над собою, что она подчинена законам и что на нее можно влиять, создавая те условия, из которых необходимо должно последовать желательное следствие. Мы знаем, что человечество уже тысячелетиями стоит перед вопросом "откуда?" и "почему?". Вопросы не получили еще разрешения, но человечество пришло к одному важному заключению: "Я могу вмешиваться в ход многих событий. Пусть и это вмешательство обусловлено причинами и подчинено долженствованию, но непосредственно я ощущаю, что события могут меняться от моего вмешательства. С этой точки развития здоровье человечества пошатнулось. Критики к вопросу о целесообразности было подтверждено самое личное существование, самая жизнь человека. С этого момента человек стал перед вопросом: "Стоит ли жить?" Когда этот вопрос впервые прошел вихрем или быть может только смутно промелькнул в уме человека, в этот момент переломилась линия развития человечества. Из периода детства и юности человечество перешло к концу периода зрелости. Если сравнить человека с атомом, представить себе человека как клетку высшего организма, то нужно сказать, что этот организм перестал расти. А когда первый человек предпочел небытия бытию, началось разложение этого высшего тела. Началось гниение человечества. Жизнь перестала быть священной и необходимой. С вне человеческой точки зрения человечество заболело. На нем показался угрожающий прыщик. Возврата быть не может. Поверженный кумир не восстанет вновь. И подорванный инстинкт жизни не вернет своей неприкосновенности. Жизнь получила первое оскорбление, и оно никогда не смоется.
  
  1917 17 июля, 17час. Перевал Гарран
  Из большого числа благ земных, к которым стремится человек, видное место принадлежит славе. Слава - могучий магнит, притягивающий человечество. Многие готовы были бы изменить свою жизнь в жертву Божеству, чтобы достигнуть славы. Но мне кажется, что ни в каком случае человечество не заблуждается так сильно, как в этой <материи>. Что такое слава? Широкая известность имени, сопряженная обыкновенно с улучшением материального положения. Последние условия должны рассматриваться отдельно. Что же нравится человеку в том, что имя его стремится к свету, что все стремятся видеть его, поговорить с ним, получить на память автограф, хвастнуть перед знакомыми в разговоре своей близостью к гению? Как можно испить славу после того как имена Вербицкий и Арцыбышев стали ближе для русского общества, чем имя хотя бы В.Соловьева? Как можно ценить славу, когда мир знает имя Л.Толстого, но знает ли хоть одна тысячная образованного человечества, что хотел сказать миру Великий Старец? Для мудреца может быть приятно лишь сознание силы влияния его идей на человечество или чувство родственности, духовной близости с той частью человечества, которая восприняла его учение. Увы! Вслед за Христом, все великие люди очень одиноко проходят свой жизненный путь. Одиноки они даже тогда, когда народ толпиться на их пути, приветствует их криками "Осанна!" и цветами устилает дорогу. Устами чтут их, сердце же восхваляющих далеко от воспринятия сущности великих идей. Пара друзей, воспринявших учение во всей чистоте, гораздо дороже для мудреца, чем всемирная слава. Истинное величие влечет за собой одиночество. И много раз нужно родиться великой идеи для того, чтобы быть замеченной и оцененной. Кто читает теперь глубокие обращения к самому себе Марка Аврелия? И кто не схватит на лету его же афоризм, случайно попавший в роман последней моды? Из всех к стремлений человечества стремление к славе наилучше обнаруживает мелкость человеческой души. Ибо тщеславие и стремление к славе находят одинаковые объективные осуществления и слава воздается человеку не по его величию, а не капризу толпы, чем позже слава выпадает на долю, тем больше ей цена.
  
  1917г. 17 июля 19час.10мин. Многотомность науки и многогранность философской мысли является спасением для большой части человечества от отчаяния в стремлениях к полному миросозерцанию. Несомненно каждый человек рано или поздно придет к вопросу "что есть жизнь и что есть сущность мира? Его приведет к этому вопросу сама жизнь, которая рано или поздно заставляет оценивать себя. И вот большинство вопрошающих находят спасение в том, что храмы человеческой мысли в настоящее время подобает Лабиринту. Обыденная порядочность заставляет человека лазить по всем закоулкам знания и отвергать путь к решению вопроса лишь тогда, когда этот путь пройден целиком. Разочаровавшись в одном учении, человек принимается за другие и столь же усердно погружается в иные глубины. Это дает ему возможность избегнуть отчаяния, так как отчаяние охватывает человека лишь тогда, когда ему становится очевидным, что к свету пути нет, что все дороги приводят в тупик. Несомненно, человеческая мысль проложила столько дорог, что обследование их протянется до самой смерти человека. К тому же некоторые искусники сумели создать несколько столь ловко придуманных миражей, что ищущий не сразу пройдет мимо них. И некоторое время будет наслаждаться обладанием мудрости. Пока же человек работает уныние не западать в его узкую душу. Этому дает основательнейшую поддержку боязнь остановиться, постараться подпрыгнуть и чуть сильнее лабиринта посмотреть, есть ли что - нибудь действительно ценное, к чему можно прийти проторенными путями. Конечно, таков путь людей боязливых пугающихся стать перед бездной пустоты, перед необъятным "Ничто". Человек же смелый поступит иначе. Он постарается поскорее схватить тот признак, который является присущим для всех путей, приводящих в тупик. Он не пойдет от начала до конца пути, не станет убивать время только потому, что бы не получить досуга для погружения в "Ничто". Заметив этот признак ограниченности, он оставит этот путь. Вскоре ему станет достаточно повернуться на каблуках, чтобы увидеть господство релятивизма во всей окружающей его стихии. Это закроет перед ним все проторенные дорожки и заставит идти своим путем, путем отказа от бумажных цветников, сделанных досужими мыслителями. Нужно не бояться увидеть в себе то, что есть, а не то, что поется в славословиях человеку. Если человек не имеет преимущества перед простым атомом, то он мало приобретет их путем создания фантастических представлений преувеличенных <чем то> своих сил. Если необходимо признать, что разность между ничего незнанием и мудростью человеческой совершенно ничтожна в сравнении с разностью между пониманием мира и жизни и познаниями человеческими, то никакие мудреные слова и никакие <фрагменты> исследований не создадут иллюзии глубины человеческой мудрости. Эрис Геккель и русский мужик кто из них ближе к разгадке тайны жизни и мироздания? Я затрудняюсь отдать предпочтение первому. Современные знания мира есть лишь один из видов неведенья, точно так же как закономерные связывания явлений есть не объяснение, а лишь другой род описания. Путь к величию человека минует "высоты" человеческого знания.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"