Вода стеной падала с хмурого апрельского неба, превращая небольшую трущобную улочку в стремительный грязевой поток. Сметая на своем пути трехмесячные запасы мусора и нечистот, первый в этом году осенний ливень медленно двигался через пригороды метрополиса Северо-Восточного Русского доминиона в сторону башен административного центра.
Там, дойдя до Барьера(1), стремительный ливень будет укрощен метеорологической службой, и на чистые и благоухающие проспекты и террасы небоскребов прольется мягкий и теплый грибной дождь.
-Мое! Только мое! - в это время на первом этаже одной из старых развалин, которые могли называться домами лишь в краткий период между их постройкой и въездом жильцов, маленький худой человечек с выражением глубочайшего экстаза прижимал к впалой иссушенной груди небольшой сверток.
- Ха-ха-ха-ха-ха! Кхе-кхе-кхе-укхр-кхе-кхе... Ох, н-да-а...- торжествующий смех буквально тут же перешел в натужный хриплый кашель. Выплюнув плотный комок рыжевато-красного цвета, человечек некоторое время заинтересованно его рассматривал.
- Твою мать, надо к доктору, что ли... а то так и загнуться не долго, - новый приступ кашля согнул тщедушную фигурку чуть ли не втрое. С трудом встав с колен, он тутже подхватил выпавший из рук сверток и стал оглядываться, выискивая опасность для своего сокровища. Успокоившись, человечек поправил съехавший чуть ли не до колен ремень с огромных размеров кобурой.
- Кхе-кхе... н-да-а... Жахнет, так жахнет, - он с любовью погладил "Зубр"(2), приличных размеров бронебойный пистолет, разместившийся в ней.
Бросив взгляд на два скорчившихся в углу комнатенки тела, от одного из которых тянуло удушливым запахом паленой синтетики, человечек начал стремительно собирать свои нехитрые пожитки, разбросанные по всему помещению во время скоротечной перестрелки.
- Ишь, чего удумали? На папку с шашкой прыгать... кхе-кхе-кхе... Сынки! Да я таких пачками валил, когда вас еще и в планах не было! Укхр-кхе-кхе... Твою мать, - человечек тщательно завернул сверток в еще одну грязную промасленную тряпку, бережно извлеченную из относительно небольших размеров зеленого рюкзака, и спрятал в один из огромного количества карманов на своих драных на коленках темно-вишневых штанах.
Эти самые штаны, а также форменная темно-вишневая куртка с таким же бесконечным числом карманов указывали на то, что когда-то этот несуразного вида человечек, чья внешность больше подходила бы клерку средней руки, служил в штурмовых отрядах Армии Центрального Правительства. Получить подобную форму другим путем, нежели отслужив в рядах штурмовиков не представлялось возможным, так как Армия весьма трепетно относится к собственному обмундированию, и тела различных хитрецов, пытающихся промышлять его продажей обычно никогда не находят.
- Нет, ребята...
Собравшись, человечек взгромоздил рюкзак на плечи и подошел к лежащим телам.
- Не, ребята... - снова повторил он
- Это - пропуск в Рай, а он так просто не достается.
В последний раз окинув взглядом комнату, служившую ему убежищем целый месяц, человечек развернулся и захлопнул дверь.
***
Он сжимал трясущимися пальцами пропуск в Рай. Первоначальный шок уже начал проходить и безумная радость, словно приливная волна, захлестнула мозг.
Маленький кусочек псевдопластика давал ему возможность в течение целых восьми часов находиться там, куда любой нормальный человек одного с ним происхождения всеми правдами и неправдами стремился попасть всю жизнь.
Когда дверь его убогой конторки на третьем этаже старой соцзастройки с треском распахнулась, пропуская внутрь двух здоровенных детин с каменными рожами профессиональных решателей проблем, Толик Гвоздев изрядно струхнул, решив, что один из его многочисленных кредиторов захотел, наконец, получить свои деньги, применив банальнейший метод физического насилия.
Самым хреновым в сложившейся ситуации было то, что Толика застали после бурно проведенной ночи и абсолютно без оружия. Более того, дорогущие охранные системы, на покупку и установку которых Толик не пожалел значительного куска своих сбережений, даже не пискнули, когда громилы чуть ли не высадили дверь.
Однако, вместо того чтобы начать выколачивать из Толика деньги, громилы весьма вежливо поздоровались и в весьма интеллигентной форме поинтересовались, не будет ли уважаемый Анатолий Сергеевич столь добр и не согласится ли он прибыть в местный офис RMC(3) дабы обсудить одно предложение.
Все еще находящийся на грани обморока Толик ответил, что, конечно, енто он завсегда и с превеликой радостью, вот только...
- Какие то трудности, - выражение лица говорившего громилы не изменилось ни на йоту. "Наверняка, он с таким же лицом и ногти мне выдирать будет... если придется..." - холодея, подумал Толик.
- Нет, нет, нет! Что вы! Никаких проблем!
- Тогда что же? - левая бровь громилы удивленно изогнулась.
- Э-э-э... Ну... Видите ли... Кхм... Как вам сказать...
- Так и говорите, Анатолий Сергеевич. И поторопитесь пожалуйста. Наше время не бесконечно. У нас еще куча дел сегодня.
Выглядели громилы так, что не оставалось никаких сомнений в том, какие именно дела у них еще остались. Пятнистые куртки-безрукавки на голый торс, длинные волосы до плеч, тяжелые, металлически блестящие псевдопластиковые ботинки и такие же поножи и наколенники делали их как нельзя больше похожими на уличных гопников, сбивающихся в пригородах в стаи и беспределящих там, где не успели еще все разворотить и разграбить Погромщики.
Вот только на лицах у них выделялись холодные глаза расчетливых и бесстрастных убийц, а не озверевшие от иргера(4)? глаза маньяков-недоростков.
- Ну-у-у? - протянул второй, молчавший до этого громила.
- Гмм... Э-э-э... Ну... Офис ведь... Он, того?... За Барьером? - последнее вышло таким униженно-вопрошающим тоном, словно Толик извинялся за свое слабоумие и одновременно как бы спрашивал, а не упало ли небо на землю и не расположила ли RMC один из своих офисов снаружи Барьера.
- Ах, да! Конечно! Вот, возьмите - и первый громила, засунув руку в карман куртки, достал и небрежно бросил на стол ЭТО.
- Постарайтесь не опоздать. Вам назначено на шесть - сказав это, он развернулся и потопал к выходу. Второй детина, предварительно окинув Толика взглядом, от которого у него сердце снова упало в пятки, последовал за ним.
И вот теперь Толик сидел за своим старым растрескавшимся столом, в кабинете, заваленном всевозможной мебелью, какими-то бумагами, его старыми носками, коробками из-под быстро приготавливаемой пищи и прочим хламом и улыбался блаженной улыбкой человека попавшего в нирвану.
Примерно через полчаса он начал потихоньку отходить от столбняка, вызванного созерцанием волшебного пластикового квадратика, а его мозг занялся привычным для него делом анализа ситуации.
И первый же вопрос, всплывший на поверхность его сознания, заставил его глубоко задуматься. Зачем такой мощной и, наверняка обладающей огромным выбором кадров корпорации как RMC понадобился какой-то задрипанный и никому не известный за Барьером частный сыщик из пригорода.
Тут были возможны два варианта. Первый, что он, сам того не ведая, наступил кому-то в RMC на любимую мозоль, и теперь его решили примерно наказать. Но эту мысль он отверг сразу, поскольку если бы это было правдой, то два типа с холодными глазами не стали бы разводить долгие разговоры, а оприходовали бы его тутже, не отходя от кассы.
Второй вариант состоял в том, что корпорации понадобился лох со стороны, дабы, навешав ему лапши на уши, провернуть с его помощью какое-нибудь грязное дельце, местного разряда, и повесить на него всех собак.
Дураком Толик не был и давно уже не верил в добрых фей-крестных и прочих альтруистов бесплатно раздающих счастье. Как он неоднократно убедился на собственном опыте, за все в этой жизни приходится платить, а за то, что достается даром, платить приходится тройную цену.
Почесав давно не мытые каштановые лохмы, Толик еще раз взвесил все за и против, и решил, что в данном случае риск дело благородное. Немногим родившимся в пригороде к двадцати двум годам удавалось увидеть, что же находится за неприступной стеной Барьера.
Если честно, то и дожить-то до этого возраста в пригороде удавалось немногим.
Толику вот удалось.
Почти с самого своего рождения подобно тысячам своих сверстников он грезил несбыточными картинами светлого будущего, в котором он непременно должен был разбогатеть и купил бы себе расширенный соцстатус(5), позволяющий жить хотя бы во вспомогательном секторе. Там где живет персонал, обеспечивающий работу машинерии Барьера и разнорабочие административных секторов. Или, быть может, нашелся бы никогда не виденный им отец, и он непременно бы оказался какой-нибудь важной шишкой в администрации, ну, или хотя бы клерком в любой, неважно какой, корпорации, и, конечно, забрал бы его, своего сына, в призрачный райский сад забарьерья.
Годы шли и уходили, и вместе с ними уходили в небытие детские мечты. Толик, благодаря некоторым событиям в своей жизни, расстался с ними особенно быстро и болезненно.
Первый удар, раз и навсегда прекративший его детство, произошел в семь лет, когда умерла мать. Чтобы прокормить себя и сына, она по ночам работала проституткой, а днем подрабатывала официанткой в небольшом баре неподалеку от дома.
До самой ее смерти Толик не знал, куда мама ходит по ночам. Она старалась дать ему все, чего сама была лишена всю жизнь, и, уверенная что у ребенка должно быть детство, как могла, ограждала от неприглядной стороны внешнего мира.
В одно туманное весеннее утро у самого их дома на нее напали обнюхавшиеся иргера подростки, всего на пять-шесть лет старше Толика. В полиции дело плавно спустили на тормозах, а Толика, оставшегося одного, на следующий же день выкинули на улицу.
Там он и узнал и кем работала по ночам его мать, и что такое деньги, и для чего они нужны. Ему пришлось испытать на своей шкуре все прелести жизни городского дна. Он пробовал нищенствовать, однако особых успехов на этой ниве не достиг, затем был период когда он пытался подработать на побегушках в нескольких барах, но и с этой работы его везде достаточно быстро выкидывали, и, наконец, он занялся неумелыми попытками карманничества.
И тут произошло второе событие, круто изменившее его жизнь. В очередной раз попавшись, он не сумел разжалобить клиента и угодил в тюрьму.
Именно тут он познакомился с человеком, а если быть более точным, то с эльфом, которому непонятно чем приглянулся маленький звереныш, в какого в то время превратился Толик... Он взял его под свое крыло.
Эльфа звали Молот, и он был Погромщиком... Как и все Погромщики Молот разрисовывал лицо бело-черным макияжем в безумный рисунок полос, молний и спиралей, и как и все Погромщики он был сумасшедшим(6).
Когда Толика втолкнули к нему в камеру, он впервые в своей жизни увидел живого эльфа-погромщика. Разрисованное, как стена в подземном переходе, треугольное лицо, острые уши, длиннющие, черные как смоль волосы и такие же антрацитово-черные огромные глаза произвели сильное впечатление на детскую психику. Толик чуть тут же не упал в обморок.
А когда безгубый рот эльфа разъехался в широкой безумной улыбке, обнажая огромные дополнительные клыки, десятилетний Толик решил, что его сейчас съедят.
Однако его не съели, более того, через два дня они уже были самыми закадычными друзьями, и до сих пор Молот остается единственным существом, которому Толик безоговорочно и во всем доверяет.
Хотя Молот и погромщик, член клана, где все от мала до велика в той или иной мере страдают психическими нарушениями, но его сумасшествие, оказалось, одним из самых безобидных... для погромщиков. Просто каждые пять минут его память как бы сбрасывается и Молот начинает все с чистого листа, хотя все события, что произошли вчера, в прошлом месяце или год назад он прекрасно помнит... со всеми повторами... и это его ужасно смущает.
Толик стал его памятью, он всюду и всегда ходил за своим новым другом и постоянно напоминал беспамятному эльфу, что произошло буквально пять минут назад. Именно тогда Толик и обнаружил у себя талант, о котором даже не подозревал, талант к запоминанию огромных объемов информации. Общаясь с Молотом, он развил и укрепил этот дар и научился анализировать попадающие к нему сведения, извлекая из них самое ценное.
К тринадцати годам Толик уже был известен в половине секторов пригорода, как человек способный узнать про кого угодно все что угодно, и его услуги пользовались определенным спросом, причем весьма не малым.
Видя несомненный прогресс своего любимца, Молот начал учить его писать и читать, и хотя из-за особенностей молотовской памяти процесс несколько затянулся, к пятнадцати годам благодаря этим усилиям, а заодно и усилиям всей молотовской родни, относившейся к нему как к родному(7), Толик не только писал и читал, но и сносно разбирался в алгебре, геометрии, истории, физике и химии. В последнем предмете особенно хорошо в части, касающейся взрывчатых веществ. Сказалась определенная однобокость знаний самих наставников.
Именно тогда Молот и решил, что его воспитанник уже созрел для самостоятельной жизни. Так и появилось в четырнадцатом секторе пригорода(8) небольшое сыскное агентство, единственным и полноправным владельцем которого по сей день и являлся Толик, или, как гордо было написано на входной двери единственной комнаты агентства, Анатолий Сергеевич Гвоздев. Та же комната являлась по совместительству и жильем Толика.
И вот теперь детские мечты после долгих лет разочарований и повседневной рутины неожиданно, словно прекрасный белый цветок на куче навоза, вновь всплыли в его жизни. И Толик решил, что каковы бы не были последствия, хотя бы частичное их осуществление стоит любой цены, которую придется за это заплатить.
Взглянув на небольшое табло мерцавших призрачным фиолетовым светом настольных часов, Толик обнаружил, что до назначенного времени встречи в офисе RMC осталось всего полтора часа, а только до Барьера по самым приблизительным прикидкам ему предстояло добираться около часа.
Поняв, что времени на то, чтобы привести себя в божеский вид, категорически не хватает, Толик заметался по конторе, пытаясь найти более-менее чистую рубашку, а заодно свои ботинки и штаны, которые три дня назад, завалившись в контору с очередной своей пассией и солидным запасом алкоголя, закинул в неизвестном направлении.
Один ботинок был обнаружен им в стандартной душевой кабинке, притаившейся в углу комнаты и из-за поломки системы подачи воды, не использовавшейся по прямому назначению уже около месяца. Поиски второго ботинка заняли целых десять минут и, в конце концов, он успешно был обнаружен в микроволновой печи. Еще после некоторых усилий из кучи различного хлама под кроватью были извлечены на свет божий штаны, плащ, бронежилет, наколенники и поножи. Попытки найти чистую рубашку успехом не увенчались, и Толик решил остановиться на наименее грязной.
Экипировавшись таким образом, Толик тщательно приладил наплечные кобуры с двумя "Гюрзами"(9)?, а затем, немного подумав, достал из ящика стола и положил в карманы плаща две гранаты и пару запасных обойм. Живя в пригороде, очень быстро начинаешь понимать, что оружие здесь никогда не бывает много, и оно никогда не бывает лишним.
Из зеркала на двери на Толика уставился небритый синеглазый тип зверской наружности с торчащими во все стороны каштановыми патлами. Толик вовсе не был уродом и, предварительно побрившись и приняв душ, выглядел вполне респектабельным - по меркам пригорода - молодым человеком. Правильные черты лица, густые каштановые локоны, пронзительно синие глаза, а так же такая интригующая деталь внешности, как тонкий белый шрам, начинающийся справа на лбу и затем как бы продолжающийся по правой скуле и щеке - память о той самой судьбоносной для него попытке пошарить в чужих карманах - делали его весьма популярным в женском обществе.
Пригладив, как мог, растрепанные волосы, Толик проверил, свободно ли достаются пистолеты, и, приоткрыв дверь, осторожно выглянул в коридор. Убедившись, что снаружи все спокойно, он тщательно закрыл дверь, опустив специально заказанную и установленную бронепанель, и отправился на встречу с судьбой.
***
Очнулась она от того, что что-то маленькое и ужасно холодное било ее по бедру.
Сказать, что болело все, значило не сказать практически ничего. Впечатление складывалось такое, будто по ней пронеслось целое стадо испуганных слонов, а затем, потоптавшись немного, развернулось и ринулось в обратном направлении.
Неожиданно в голове сухо защелкал метроном, будто бы вгоняя в мозг раскаленные гвозди. С каждым ударом боль становилась все нестерпимее и нестерпимее, и когда в ушах зазвенел дикий рев раненого зверя, то она с удивлением обнаружила, что кричит она сама.
Удары метронома исчезли также неожиданно, как и появились, и прямо в ее мозгу тихий и приятный голос сообщил:
- Вторая фаза.
Тут же боль и чувство разбитости отступили, и появилось непреодолимое желание встать и куда-то идти.
Попытавшись разлепить глаза, она обнаружила, что правый глаз категорически отвергает все ее попытки что-либо им увидеть. Левый же глаз явил какую-то непонятную картину из размытых черно-серых полос и белых пятен вихрем кружащихся вокруг головы и вызывавших стойкие позывы на рвоту.
С трудом сев, она прислонилась к чему-то скользкому и холодному и попыталась протереть единственный видящий глаз. Осторожное прикосновение к тому месту, где должен был бы быть правый глаз, лишь вызвало новый, разрывающий голову, приступ боли.
С трудом промигавшись она обнаружила, что находится в каком-то грязном переулке, прямо в огромной луже. Холодный и скользкий предмет, на который она опиралась, оказался поросшей лишайником стеной дома. Тут же - в той же луже - медленно, словно корабли, плыли обрывки газет, сомнительного происхождения объедки и пустые пластиковые бутылки. Вода из лужи также медленно стекала в полузабитый всякой дрянью канализационный сток по средине вымощенной в незапамятные времена булыжником мостовой, и весь этот хлам гордо дрейфовал в его направлении, пытаясь, очевидно, забить его окончательно.
С крыши дома прямо ей на макушку продолжала капать вода, совсем еще недавно капавшая ей на бедро и приведшая ее таким образом в чувство.
Осмотрев себя, она обнаружила полное отсутствие какой бы то ни было одежды, что, почему-то, ее не слишком удивило. Все тело было покрыто ссадинами и кровоподтеками, а по левому бедру тянулась внушительных размеров царапина, от которой к земле направлялись струйки свернувшейся фиолетовой крови.
Цвет крови ее заинтересовал. Подняв к лицу руки она обнаружила, что те словно измазаны в фиолетовой краске. В следующий момент ее внимание притянули к себе расположенные на ее пальцах светло-салатовые треугольные ногти. Словно впервые она рассматривала свое тело, и паника холодной рукой постепенно сжимала ей горло.
Попытавшись вспомнить, как она оказалась в этом странном месте, она поняла, что не только не знает где находится, но и не имеет ни малейшего представления кто она сама такая.
Медленно, постоянно соскальзывая по холодной и мокрой поверхности стены, тихонько подвывая от охватившего ее ужаса, она поднялась на подгибающиеся ноги и пошла в сторону выхода из переулка. Сил ее хватило только на то, чтобы сделать три шага и затем вновь рухнуть в лужу.
И тут она услышала, как кто-то медленно, словно крадучись, идет по переулку в ее сторону. Она сделала еще одну отчаянную попытку встать и двинуться в сторону улицы, но на этот раз все, что у нее вышло это приподняться и вновь упасть в воду. Шаги на несколько секунд замерли, а затем стали быстро приближаться.
Через минуту прямо на против нее остановилась пара кожаных темно-синих сапог.
- Святая Мать(10)! Кто это тебя так, сестренка?
Сильные мужские руки осторожно приподняли ее, и она увидела лицо говорившего. Огромные темно-синие глаза без белков внимательно обследовали ее тело, пытаясь найти повреждения, которые могли бы угрожать жизни. Убедившись, что непосредственной опасности нет, мужчина аккуратно завернул ее в снятый с себя плащ и понес.
Едва лишь обладатель сапог взял ее на руки и тронулся к выходу из переулка, как весь ее ужас куда-то испарился, тревоги исчезли, и она почувствовала себя в абсолютной безопасности.
Синеволосый Садни, один из "ищущих"(11) остановившегося неподалеку бродяжьего табора, еще не успел дойти до конца переулка, а найденная им избитая до полусмерти эльфийская девушка уже заснула тихим детским сном.
(1) - все метрополисы Земли разделены на две части: центр и пригород, специальной системой сооружений - Барьером. В центре находятся административные и особые сектора, в которых живут и работают члены администрации доминионов и функционеры корпораций-монополистов, а так же вспомогательные сектора, где живет обслуживающий центр персонал. В пригороде расположены промышленные сектора, в которых находятся всевозможные производственные объекты, такие как фабрики и склады, и жилые сектора, в которых живут (если это можно назвать жизнью) рабочие и техперсонал этих фабрик. А заодно там же обитают всевозможные отбросы общества.
(2) - пистолетом эту махину можно назвать весьма условно, стреляет пулями с обедненным ураном, возможен огонь как одиночными, так и очередями, из-за способности пробивать полицейские бронекомплекты запрещен к продаже частным лицам.
(3) - одна из мега-корпораций (Royal Management Company), практически полностью контролирующая экономику европейских и азиатских доминионов.
?(4) - наркотик, производимый только на Марсе из цветов генетически модифицированного гибрида ириса и герани, на Землю доставляется контрабандистами (вольными охотниками и эльфами Бродягами). Сравнительно не дорог и пользуется большой популярностью у человеческой молодежи. Не вызывает физической деградации, но довольно быстро превращает наркомана в полудебила с очень сильно повышенной агрессивностью.
(5) - хотя официально все граждане Единой Земли и равны в своих правах, на деле же граждане пригорода в своем индивидуальном номере соцобеспечения имеют всего восемь символов, а не десять, как жители центра, что не позволяет им пересекать Барьер и находиться в центре без специального пропуска-разрешения. На практике это проявляется тем, что любой находящийся в центре и не имеющий расширенного соцстатуса либо такого пропуска идентифицируется всеми полицейскими определителями, как лицо, находящееся вне закона.
(6) - все Погромщики самые натуральные душевнобольные, многие буйные.
(7) - читай, такому же как они сумасшедшему-психу, просто немного отличающемуся внешне.
(8)- жилые сектора пригорода имеют четные номера, промышленные - нечетные.
? (9)- стандартный пистолет самообороны, недостаточно мощный чтобы пробить полицейский бронекомплект, но при стрельбе с дистанции 10-15 метров, если верить рекламе (?) , останавливающий даже эльфов.
(10) - мать священный для любого эльфа символ. Связано это с господствовавшим в Венерианской Империи культом Океана Душ и его хранительницы Святой Матери. В настоящее время этот культ распространен в основном среди эльфов Марса, у эльфов же Земли особой популярностью пользуется своеобразный синтез культа Матери и мусульманства. Погромщикам особенно нравится идея джихада - священной войны против неверных.
(11) - все эльфы от природы видоспецифические эмпаты, это обуславливает некоторые аспекты их половой жизни, детей могут иметь лишь мужчины и женщины которые подходят друг к другу как на генетическом уровне, так и психологически, подобно как ключ к замку. Между такими партнерами устанавливается столь мощная эмоциональная связь, что гибель одного из них мгновенно приводит к гибели другого, где бы тот ни был. "Ищущими" или "идущими на зов плоти" называют эльфов, идущих на эмпатический зов своих будущих партнеров (по описаниям чувство напоминает ориентирование по принципу горячо-холодно), при встрече их происходит эмоциональный и гормональный взрыв, называемый эльфами "shchaterringh" (шатерринг).