Аннотация: Оптимистичная история об одном убийстве
Аннотация
"Ожидание жертвы" - одно из произведений, входящих в цикл под общим названием "Жертвы и их властелины".
Создавая свое произведение, автор отклонился от классических канонов детектива. Используя тот же механизм раскручивания повествования - поиск в ходе расследования убийства, автор ведет героя не столько к разгадке преступления, сколько к раскрытию своего подлинного лица.
Николай Николаев
ОЖИДАНИЕ ЖЕРТВЫ
Первого июля 1988 года Матвей Бумажников быстро поднимался по широкой лестнице гостиницы "Удокан". Красная ковровая дорожка мягко приглушала торопливые его шаги и льстиво убеждала - сейчас он важная персона.
Ему исполнилось двадцать лет, девушки у него не было, а служба в армии ещё только предстояла. В своей жизни он успел совершить несколько знаменательных поступков: дважды, из чисто исследовательского интереса, напиться до бессознательного состояния, окончить Свердловский юридический институт и поступить на службу в Читинскую прокуратуру следователем.
Вот только карьера следователя для него закончится, толком и не успев начаться - через какую-то пару с небольшим месяцев.
Если бы только этим всё закончилось!
Ещё утром он занял номер на втором этаже, рядом с рестораном. Находясь под впечатлением утомительного перелёта из Свердловска в Читу, с посадками в Новосибирске и Иркутске, Матвей принял освежающий душ и отправился устраиваться на работу в Читинскую областную прокуратуру.
Прокурор области страдал от избыточного веса. Горестно обвислые усы и жиденькие беспорядочные пряди волос на его голове только подчёркивали страдания нездорового человека и никак не вязались с образом успешного, высокопоставленного чиновника. Когда Матвей несмело вошёл в просторный, обставленный солидной мебелью кабинет, прокурор не поленился встать и выйти из-за стола навстречу. Подойдя к Матвею, он крепко пожал ему руку; понимая тревожное состояние новоиспеченного специалиста, прокурор, с выражением сочувствия на лице, усадил Матвея к столу и, вернувшись на своё место, улыбнулся, видя, как Матвей, едва справляется со своим волнением.
- Завидую Вам, молодой человек! - сообщил он Матвею. - Завидую Вашим возможностям!
Участливо расспросив его о родителях, о настроении, жизненных планах, он торжественно вручил ему удостоверение следователя. Несмотря на своё волнение, Матвей подумал тогда, глядя на этого пожилого и больного человека: "Его песенка спета". При этом Матвей испытывал и сочувствие к прокурору, чья служба, судя по всему, подходила к концу, и радость от сознания - у него-то, действительно, всё впереди!
Он вспоминал в дальнейшем этого прокурора, когда постиг опытным путём, насколько Жизнь бывает расточительна - накопленные за долгие годы человеческого пути знания и умения с лёгкостью выбрасываются Жизнью, как лишнее, как балласт, в Никуда. И проводится новый опыт со свежим человеческим материалом.
Вернувшись в номер, Матвей выложил на стол ценные трофеи: обнаруженную к его удивлению в свободной продаже в местном магазинчике банку индийского растворимого кофе; довольно объёмистую записную книжку, в тиснёном кожаном переплете и дорогую авторучку. Затем включил электрический чайник и удобно расположился за столом у занавешенного окна. Был уже поздний вечер.
В гостиничном ресторане Юрий Антонов тосковал о море. А в старом парке, куда выходили окна номера, тихий и очень миролюбивый разговор женщины и мужчины вполне органично переплетался с пением цикад, чьи настойчивые рулады о южных приморских ночах заводили мужчину всю больше и больше, а женщину заставляли поверить и смириться с тем, что она сейчас для своего спутника самое лакомое блюдо, после ресторанных закусок, вина и музыки.
Матвей, всё ещё находясь под впечатлением своего недавнего поступления на государственную службу, захлопнул форточку. Он раскрыл купленный блокнот, немного подумал и начал писать.
"На что мне следует обратить внимание, чтобы стать хорошим следователем?
Во-первых..."
Матвей задумался. Он трезво понимал, что работу он выбрал не по своему характеру. Он был робок. Он не любил общества. Он боялся активных действий. Но ещё он не любил таких людей, каким он был сам. Поэтому он и решил стать следователем, полагая, что в следственной работе, в противостоянии с коварными и жестокими преступниками он не только поможет обществу установить порядок, но, и это было для него главным, сможет закалить свой характер и избавиться от своих слабостей.
Не придумав, что же ему надо сделать во-первых, чтобы стать хорошим следователем, Матвей перевернул лист и записал на новой странице:
"В своей жизни, отвечая на вопрос "кто я?", мы оставляем за собой не одни двери. Но при этом мы, как змеи, меняем лишь свою очередную шкуру. Кто-то на более цветистую и яркую, а кто-то - на тусклую и невыразительную.
И все мы, идеалисты и материалисты, пессимисты и оптимисты, мужчины и женщины, приходим всё-таки к пониманию, что главная дверь впереди. Когда мы снимем все свои линялые шкуры и увидим, наконец, кто мы есть на самом деле".
Матвей отложил в сторону ручку и ещё раз перечитал написанное. " А на счёт линялых шкур - это я совсем неплохо сочинил!" - подумал он, довольный собой, поглаживая пальцами русую бородёнку. Скорее это была не борода, а жидковатый гагачий пух, которому было не под силу скрыть юную розовость круглого лица, не знавшего ещё бритвы.
Староста группы Купченко Василий назвал его как-то шутя: "Дед Мороз в отрочестве!" Одногруппники дружно после этого стали называть Матвея дедом. Матвей, не поняв, что товарищи имеют в виду всё-таки детского, не настоящего Деда Мороза, был даже польщён званием Деда. А если где-нибудь в очереди видавший виды мужик, тесня Матвея, снисходительно говорил ему: "Борода, спешу очень. Пусти, пожайлуста!" Матвей охотно, проявляя мужскую солидарность, уступал, не замечая почти явной издёвки.
Был уже поздний вечер. Женщина из парка куда-то ушла. Может быть, она вернулась в ресторан? И может быть, это она сейчас едва слышно прошла по мягкому ковру мимо дверей его номера?
Не придумав ничего нового для записной книжки, Матвей лёг спать. Рано утром ему предстояло отбыть к месту назначения - в Магинскую районную прокуратуру. Билет на автобус он предусмотрительно купил ещё днём.
***
Утром следующего дня на стареньком рейсовом "пазике" Матвей отправился в затерянное в предмонгольских степях старинное казачье село Магинское. Он тревожно глядел в окно, на заросшие соснами горы, на незнакомую, поблёскивающую под солнцем реку, неустанно разворачивавшую свои изгибы то совсем рядом, у дороги, а то уже где-то внизу, теряясь в зарослях черёмухи. Время от времени Матвей незаметно опускал руку во внутренний карман пиджака - не потерял ли он удостоверение следователя? Подушечки пальцев нащупывали тисненые буквы на твёрдом картоне удостоверения, и он успокаивался. Однако упорное, настойчивое рычание автобусного движка, переходящее иногда на крутых склонах в истерический и злобный вой, для Матвея звучало совсем как мстительное обещание: "Уж ты погоди! Вот и тебе зададут жару! Ждут тебя - не дождутся!" Матвей, беспокойно поводив взглядом вокруг себя, нашёл свою сумку. Довольно нервно перебрав вещи, он извлёк две книжки: справочник следователя и уголовно-процессуальный кодекс. Листая в волнении, как перед экзаменом, то одну, то вторую книжку, он бегло прошёлся по всем следственным действиям, начиная с осмотра места происшествия и заканчивая порядком проведения эксгумации трупа. На это ушло два часа. Затем, притомившись и от долгой дороги и от изматывающей тревоги перед встречей с неизвестностью, он заснул, позволив книжкам потихоньку спрыгнуть с колен на пол и испуганно забиться под сумку.
И вот позади двенадцать часов тряской езды по горам, лесам и степным просторам, вот старый деревянный мост с аккуратно выложенными досками, позволившими автобусному движку с облегчением, после сложной дороги, пропеть уже примирительно свою заключительную песню, и вот оно - Магинское. Помогая женщине с многочисленными свёртками выйти из автобуса, Матвей крепко перехватил переданный ею пластиковый кулек, но кулёк вдруг зашевелился змеёй в его руках и издал резкий, пронзительный крик. От неожиданности Матвей выронил пакет из рук, и на землю из кулька вывалилась огромная утка, которой Матвей чуть было в пылу своей расторопности не переломил шею. Обиженная утка заковыляла на своих ластах прочь, недовольно потряхивая кончиками крыльев.
- Да что ж ты, парень, это делаешь! - замахнулась на Матвея своими свёртками розовощёкая тётка лет сорока - и поспешила за птицей.
Удручённый этим происшествием Матвей двинулся туда же, куда потянулся основной поток прибывших на автобусе пассажиров.
Был уже вечер. Закатное солнце окрасило все напоследок, перед тем как спрятаться за гору, неестественно красным светом, словно в школьной фотолаборатории, где штатный фонарь заменили обыкновенной, густо окрашенной в красное, лампочкой. Как на фотоснимке, плавающим в кювете с раствором, красными стали - зелень садов, жёлтый уличный песок, каждый двор в посёлке, начиная от самого нижнего и заканчивая старинными строениями, расположившимися вверху, у подножия высокой горы. Красной стала даже видневшаяся внизу, в зарослях черёмухи река.
Матвею оставалось только спросить у прибывших с ним попутчиков - где находится местная гостиница, и отправиться туда на ночлег.
А на следующее утро, удивляясь растянутости села, Матвей потопал по песчаной улице от гостиницы из Нового посёлка наверх, туда, где, по словам местных жителей, и расположилась Магинская прокуратура. Утреннее мягкое солнце и лёгкий свежий ветерок, настоянный на хвойном аромате соснового бора, заинтересованные и доброжелательные женские взгляды постепенно сменили неуверенность в его душе на радость и сознание - этот мир создан для него!
История села насчитывала около двухсот лет.
Когда-то здесь была станица. Казаки удачно выбрали место для своей крепости. С южной стороны станицу отделяли от Монголии степи и своенравная быстрая река Чёрная с её многочисленными протоками, вплотную подобравшимися к станице. Разливы для казаков были не страшны. Река протекала внизу по склону, оставляя причудливые изгибы русла, опутанного сетью проток, и устремлялась на север. От проток станицу отгораживала крепостная стена каменной кладки. Стена окаймляла станицу полукругом с южной и восточной сторон. Оттуда, со стороны степей, естественней всего можно было ожидать прихода неприятеля. С западной стороны станица была надёжно защищена горой Яблоневой и примыкавшей к ней скалистой грядой. Ну, а с севера поселение граничило с Цасучейским Бором, точнее его остатками, раскинувшимися в виде редких, раскоряжистых сосен на площади три квадратных километра. Дальше Сосновый Бор постепенно сходил на нет, посылая в степь отдельных своих гонцов в виде причудливой формы старинных сосен. Чем дальше в степь, тем отдельно стоящие сосны были могучее и раскоряжистее. Сельчане очень любили этот бор и берегли его остатки.
Ограниченная такими естественными границами станица могла разрастаться только вниз к востоку, за крепостную стену. Выросший там посёлок назывался Новым, в отличие от Старого Магинского.
Прокуратура Магинского района расположилась в старом посёлке, в древней избе, построенной не меньше, чем 150 лет назад из огромных лиственниц. Дом вполне мог служить памятником местного деревянного зодчества.
В этом строении на высоком фундаменте, с большим, по всему периметру здания, подвалом ранее располагалось что-то вроде казачьей гауптвахты, где провинившиеся казаки ожидали своего наказания. Затем здесь была изба-читальня, трансформировавшаяся на долгие годы в библиотеку, надо сказать, довольно богатую и пользующуюся, благодаря подвижничеству библиотекаря, хорошей славой у сельчан. Последние двадцать лет, после переезда библиотеки, в этой старинной избе разместился прокурор со своим небольшим штатом сотрудников. Какая-то странная аура, её чувствовали настоящие, коренные сельчане - и тюрьмы и в то же время библиотеки - окружала прокуратуру.
Прокурор, уже пожилой бурят, грузно нависший над своим рабочим столом, давно ожидал его. Запрятавшийся в углу просторного, не обремененного мебелью кабинета, он напоминал Матвею старого, многоопытного и хитрого паука, затаившегося в засаде.
Матвея он встретил внимательно, но с некоторым недоверием. Пристально изучая поданные Матвеем документы, он бросал на Матвея цепкие взгляды поверх старомодных очков.
- 1968 года рождения. Двадцать лет. - Он осуждающе покачал головой и поднял глаза к потолку, что-то подсчитывая в уме. - Четыре года учимся на юриста... с шести лет, что-ли, в школу пошёл? - он снова посмотрел на Матвея.
Матвей кивнул, нервно теребя пальцами бородку, а прокурор опять углубился в изучение документов.
- Ага! - наконец воскликнул он: - Свердловский юридический институт закончил!
Взгляд его потеплел. А у Матвея на душе сразу стало полегче. До этой минуты у него было чувство, словно его сейчас должны были разоблачить как засланного шпиона.
- Это хорошо. Мы тут все его закончили в своё время. И я, - он привстал, ещё раз пожимая Матвею руку: - Семёнов Онисим Арсланович, и мой помощник, Чернинов Петр Чонзонович. Ты будешь третьим оперативным сотрудником в нашей прокуратуре. Штат у нас небольшой. Кроме нас троих - есть ещё секретарь, она же заведующая канцелярией, Ирина и наш водитель Валентин. Парень ты молодой. Поживешь пока в гостинице. Потом решим вопрос с жильем. Скажу сразу - скучать не придётся! - Семёнов пристально поглядел на Матвея, как будто ожидал увидеть на его лице разочарование прибывшего отдохнуть в деревню городского бездельника. Но, расценив волнение Матвея как признак положенного энтузиазма, продолжил: - Ты будешь единственным следователем в прокуратуре. У Чернинова своей работы хватает. Но ему я также поручаю вести расследование уголовных дел. Он поможет тебе на первых порах. Юрист он опытный, хотя и есть у меня к нему некоторые вопросы, - досада мелькнула в его глазах.
- Будь с ним поосторожнее. И как напутствие моё, старого прокурора молодому, начинающему следователю, скажу - никому не верь. Остальное - будешь стараться - приложится. Пистолет, - Семёнов выдвинул ящик стола и достал увесистый "Макаров", - я тебе не дам. Рановато будет.
Он задумался, извлёк из пистолета обойму, убедился, что она заполнена аккуратным рядком рыжих патронов. Маслята. Действительно, маслята. Снова зарядил оружие. Затем, со вздохом, спрятал пистолет в сейф и, опираясь о стол, поднялся; вне своего рабочего стола это был неопасный, уже укатанный жизнью старичок. Не такой уж и грузный, а скорее выглядевший даже худощавым в своём широком двубортном пиджаке, пошитом его старательной и умелой женой из синей форменной ткани, регулярно получаемой в областной прокуратуре. Сутулясь, неспешно прошествовал он в приёмную, отмечая каждый свой шаг кивком головы, как сувенирный Будда с тайной пружинкой.
- Ирина, пригласи Чернинова, - распорядился он. Захватив свежую почту со стола секретаря, он вернулся на своё место и, уже не глядя на Матвея, продолжал кивать своим мыслям.
***
- Ну, что тебе показывать? - помощник прокурора Чернинов, довольно непринуждённо управляя прокурорским "уазиком", пристально всматривался чёрными раскосыми, типичными для бурята, глазами вдаль, сквозь не совсем чистое лобовое стекло. Машина петляла по песчаным улицам забайкальского райцентра, а Чернинов всё смотрел на дома, влево - вправо, словно выискивая, что же показывать? - Село наше Магинское - старинное, казачье... Там - Цасучейский бор, здесь - сопки, еще дальше - степи до самой Монголии... В общем, хорошо тут. Центральная Азия, одним словом. До Байкала, правда, далековато. Ветра сильно дуют. Особенно зимой. Да и тепла вот у нас здесь не хватает! - он рассерженно махнув рукой куда-то в сторону, помолчал, затем произнёс, обрадовано вспомнив: - Наверное, тебе надо показать Магинский буддийский дацан...
- Дацан? - отозвался Матвей, встрепенувшись. В его душе шевельнулось, просыпаясь, старое убеждение - человек, так или иначе, приходит к тому, что ему нужно. Его интерес к религии, интерес тайный, осуждаемый его комсомольской совестью, не скидывающей со счетов маячившие в какой-то нереальной дымке, как один из жизненных вариантов, высоты партийной карьеры, начался именно с интереса к буддизму. Возможно, это его совесть пролагала обходными манёврами тропку с интереса к чему-то экзотическому к религии как таковой.
- Думаю, времени ознакомиться со всеми местными
достопримечательностями у тебя еще будет
предостаточно, - после небольшой паузы заверил Чернинов не столько Матвея, сколько самого себя.
Затем, покружив еще немного по селу, он свернул в проулок и остановился у двухэтажного из красного кирпича здания, местного отделения милиции. Оказалось, это совсем недалеко от прокуратуры. Чернинов выскочил из машины, довольно резво для своей внушительной комплекции, поправил и без того сидевший безукоризненно галстук и, мужиковато косолапя, переваливаясь из стороны в сторону, споро направился к зданию милиции. Невысокий Матвей рядом с ним выглядел, как худосочный мавр перед командором испанской эскадры.
Матвей сразу почувствовал доверие и расположение к этому человеку.
Чернинов, еще молодой мужчина, лет тридцати пяти, относился к тем людям, глядя на которых, каждый догадается, что перед ним если не интеллигент, то, во всяком случае, человек интеллектуального труда. Такое впечатление создавалось благодаря утонченным чертам его белого, с гладкой кожей лица, не испещренного морщинами, как это бывает у людей, и в жару и в холод занятых физическим трудом на открытом воздухе; а также пристальному, но в то же время, как показалось Матвею, сочувствующему, всё понимающему взгляду.
Его длинная чёрная прядь прямых волос норовила закрыть правый глаз, совсем по-мальчишески, но с каким-то тонким расчётом, не свойственным для далекого от модных центров жителя.
- Пойдём-ка, я познакомлю тебя с сотрудниками, - его несколько фамильярное обращение не обижало Матвея, а наоборот, может быть благодаря тёплому оттенку в голосе, как-то сразу убирало барьеры в общении. Словно Матвей не приехал только что в чужие края, а вернулся к близким людям. Ему было приятно сознавать свою принадлежность к ним. Это его среда, он один из них, они вместе. Здесь он не один на один с этим миром и ему не приходится занимать круговую оборону, ощетинившись в своей агрессии против всех.
Чернинов провёл Матвея по узким сумрачным коридорам, заглядывая то в один, то в другой кабинет; познакомил Матвея с начальником, с оперативными сотрудниками. После этого Чернинов, не задерживаясь долго в милиции, захватив с собой двух сотрудников, повёз Матвея обедать в столовую передвижной механизированной колонны.
Столовая была небольшая, на три столика.
К их приезду посетителей не было, и Чернинов с согласия заведующей закрыл столовую изнутри на крючок. Затем, когда все уселись за столиком, улыбающаяся повариха, женщина пышная и такая же аппетитная, как и высившиеся здесь горкой на небольшой витрине свежие румяные булочки, подала по-домашнему сдобренные свежей зеленью ароматные, дымящиеся бурятские позы. Матвею они показались просто большими пельменями. Чернинов сосредоточенно, прищуриваясь, разлил по стаканам припасенную бутылку портвейна "Кавказ".
- Знакомься, Матвей, - Чернинов снова, уже более обстоятельно, стал представлять Матвею милиционеров. - Это начальник следственного отдела Белов Александр. Только что переведён сюда из Читы. С повышением. Живёт пока в местной гостинице, ожидает семью. Тебе у него есть чему поучиться. Хотя... - он шутливо погрозил Белову пальцем, оставив фразу недосказанной.
Белов, круглолицый, молодой ещё человек, со снисходительной и несколько легкомысленной, хлестаковской улыбкой, пожал Матвею руку. Уставившись благодушно на поставленный перед ним стакан с рубиновым портвейном, он, польщённый таким представлением Чернинова, произнёс тоном столичного жителя, наставительно:
- Не боги горшки обжигают. Главное - ввязаться в драку.
Несмотря на свою смазливую внешность и некоторую легкомысленность в отношениях с людьми, он был предан своей молодой жене. То и дело он ссылался на свою вечно отсутствующую, но давящую всех своим авторитетом супругу. Вот и сейчас, отставив стакан в сторону, он, опустив вниз глаза, пробормотал по привычке: "Ох, Галка осудит! Осудит!" И задумчиво обвёл присутствующих взглядом, словно оценивая, как и кому ещё перепадёт от его жены. Он не стеснялся рассказывать всем, порой повторяясь, о том, что его жена на момент их первой встречи была дочкой подследственного по одному из находящихся у него уголовных дел. "Конечно же, я дело в отношении своего тестя прекратил! А как же ещё!" Впрочем, в дальнейшем Матвей обратил на это внимание, Белов любил рассказывать избитые анекдоты, выдавая их за реальные истории, в которых он был главным героем.
"Как он верно сказал! "Надо ввязаться в драку!" - подумал Матвей, - и главное, ничего не бояться!" Матвей позавидовал уверенной снисходительности этого, видимо, успешного следователя.
- А это - старший участковый инспектор Болотов Семён, - продолжал Чернинов, поднимая наполненный портвейном стакан. - Все участковые в его подчинении, - Чернинов дружески похлопал свободной рукой по спине, хитро сощурившегося, по-кошачьи довольного, бурята. Его милицейская форма была в избытке сдобрена первоклассной кожей - портупея, не предусмотренные инструкцией ремни, два планшета, кобура, в которой удобно устроился "Макаров". Обычных форменных брюк Болотов не признавал. Галифе. Только галифе, заправленные в высокие, узкие сапоги, до блеска сначала начищенные щёткой, а затем отполированные бархоткой. За Болотовым всегда тянулся шлейф сложного запаха - гуталин, кожа, одеколон. Правда, многим женщинам этот запах нравился. Болотов был одного возраста с Черниновым, но ещё не утратил своей юношеской наивности. То и дело он сообщал окружающим новость: "Кажется, она в меня влюблена! Нет-нет, это точно, она влюбилась в меня!".
- Я думаю, - Болотов счёл необходимым высказать и своё пожелание, - ты станешь настоящим следователем,- и, весело глянув на Чернинова, добавил: - а может быть, скоро и прокурором, если будешь стараться и слушать старших товарищей, - он потянулся к Матвею со стаканом. Матвей с готовностью поднял свой, начиная уже, благодаря всеобщему вниманию, чувствовать себя без пяти минут прокурором.
- Ну! За удачное начало службы! - они все звонко чокнулись стаканами и осушили их, отдав должное недорогому, но, должно быть, качественному напитку.
Болотов проводил долгим взглядом повариху, оставившую у них на столе блюдо со свежей зеленью, и, отдаваясь ощущению послевкусия выпитого, словно он не двухрублёвый портвейн выпил, а пригубил бокал с коллекционным французским вином, сказал задумчиво: "Кажется, она влюбилась в меня!". И его лицо озарилось улыбкой Джоконды.
- Среди нас нет начальника уголовного розыска, - пожалел Чернинов, потянувшись за сигаретами, - познакомишься с ним позднее. - И затем добавил, раскуривая сигарету:
- Вот, Матвей, это всё люди, без которых ты беспомощная фигура. Да, конечно, следователь - лицо процессуально самостоятельное. Но ты должен уже сейчас понять, без уголовного розыска, без службы участковых преступление тебе не раскрыть и до суда дело не довести.
Матвей с поспешностью согласился. Отдаваясь радостному чувству, в немалой степени вызванному действием портвейна, он подумал: "Главное в жизни, - это найти своих!" И он, похоже, своих нашёл!
Закончив с обедом, они подались из столовой на улицу. Выходили не спеша, ленивой походкой. Матвей, дождавшись, когда Чернинов поравняется с ним, произнёс:
- Послушай, Пётр, не смог бы ты одолжить мне сто рублей?
- Сто рублей?! - удивился Чернинов.
- Ну да. Или двадцать, - Матвей был смущён. Он непроизвольно прикрыл ладонью свою бородёнку, словно пытаясь уберечься от ущерба, нанесённого его достоинству этой просьбой. "Вот так, - подумал он с пьяной бесшабашностью. - Один просчёт с легкомысленной растратой денег за один вечер в Свердловске, оставленных матерью на целый месяц жизни, влечёт за собой другой. Приходится, ставя себя в неловкое положение, надо сказать, дискредитируя, занимать деньги на новом месте работы. Может быть даже, ставя крест на успешной своей карьере... Ну, на счёт карьеры - это, конечно, уж слишком. Чего не бывает в жизни..."
Озадаченное выражение на лице Чернинова сменилось улыбкой. Он по-приятельски похлопал Матвея рукой по плечу:
- Что-нибудь придумаем.
И они уехали в прокуратуру.
Деньги Матвею выдали из кассы прокуратуры в качестве аванса.
***
Скучать Матвею, и правда, не пришлось.
За первый месяц службы в должности следователя у него накопилось с два десятка уголовных дел. В том числе и несколько бытовых убийств, которые, впрочем, большой сложности не представляли. Были совершены, как говорят прокурорские, в условиях очевидности. Поэтому у Матвея всё ладилось, и он чувствовал себя уже успешным следователем.
Ему нравилась эта работа; было интересно и поучительно видеть, как люди на изломе своей судьбы, оказываясь ли в роли жертвы, срываясь ли в противостояние с обществом, продолжают жить, отстаивать себя, целостность своей личности и на что-то надеяться в этой жизни. Матвей задумывался, а на что же они надеются? Что же они ещё ждут от своей судьбы, и кто же закладывает в человеке вот это стремление выплыть из круговерти событий и обстоятельств, не пойти ко дну, смиряясь со своей участью?
Разложив аккуратно у себя на столе уголовные дела, он достал свой блокнот, а также авторучку, которой он делал записи только в этом, сокровенном, блокноте. Авторучка была дорогая, заправлялась чернилами и гладко оставляла красивый жирно-синий след.
"Человеку с самого начала даны ориентиры - куда ему необходимо двигаться, - записал Матвей старательным почерком, - но в силу разных причин он ими пренебрегает. Эти ориентиры размещаются в сердце, нет, в душе. А точнее, в самой глубинной её основе. Надо быть человеком духовным, чтобы эти ориентиры выделять своим вниманием, своим внутренним оком. Хотя, я подозреваю, природа этих ориентиров такова, что не заметить их невозможно. Может быть, они для каждого даются по-особому? - Матвей с любовью посмотрел на ровно разложенные на столе, еще хлипкие, но аккуратно прошитые в жесткие корочки тома уголовных дел. В каждом из них лежал тщательно продуманный и красиво отпечатанный на пишущей машинке план расследования. - "Другое дело, - продолжил он свои записи, - каждый решает по-своему, следовать этим ориентирам или нет. В этом и есть выбор человека".
Перечитав написанное, Матвей остался крайне доволен собой.
Тем не менее, несмотря на самостоятельность, которую Матвей так быстро почувствовал, Чернинов постоянно заходил к нему и, дымя сигаретой, интересовался, как идет работа у начинающего следователя.
Чернинов, действительно, был опытным юристом.
В своё время он участвовал в расследовании не одного громкого убийства. Почему он вдруг из Читы перебрался в село - Чернинов Матвею не прояснил. "Это мои родные места, - сказал он Матвею уклончиво. - Становясь более зрелым - чаще начинаешь задумываться об отчем доме". Но тут же, рассказывая о прокуроре Семёнове, как сослали того из Нерчинска за ссору с партийным руководством города, вздохнул, признаваясь: "Все мы тут ссыльные".
Чернинов учил Матвея определять круг вопросов по назначаемым экспертизам; помогал выбирать из сонма экспертных учреждений единственное, нужное; определял объем материалов, представляемых для экспертного исследования.
Нередко Чернинов усаживался вместо Матвея за стол, уставленный томами следственных дел и внимательно изучал составленные Матвеем планы. Склонившись с авторучкой над бумагами, он то кивал одобрительно головой, то похмыкивая, перечеркивал написанное и аккуратным почерком вписывал своё. "Ну, вообщем-то неплохо. Неплохо. Видно, что думал над делом, - поднимаясь из-за стола, сообщал он Матвею. - Но следователь не может бесконечно планировать и только и делать, что размышлять над страницами уголовного дела. Он должен быстро реализовывать этот план, свои размышления воплощать в конкретных следственных, оперативно-розыскных действиях. В чём ты, я вижу, далеко не преуспел. Но ничего, - похлопывал он ободряюще Матвея по плечу. - Справимся!"
Матвей видел - занимается этим Чернинов не по указанию прокурора, а из искреннего стремления помочь начинающему следователю. Конечно, Пётр хорошо знал, как тяжело это - начинать следственную деятельность. И Матвей был благодарен Петру за эту помощь.
Ни один выезд Матвея на труп не обходился без сопровождения Чернинова. Пока все случаи сводились к одному - их неожиданному визиту на похороны. Местное население умудрялось быстро подготовить своих умерших родственников к последнему прощанию, обходясь без бюрократических проволочек. В таких случаях следователю всегда полагалось вынести свой вердикт - а не таится ли в такой смерти криминал? Матвей обводил беспокойным взглядом прячущих глаза родственников, растерянно останавливаясь взглядом на хитром лице старушки, укутанной в гробу в саван. Она много чего смогла бы рассказать об этом мире, о своей семье. Но в последний, завершающий этап своей жизни она прикидывалась, показывая всем, что на этом свете важнее козявок в собственном носу ничего нет. Матвей мысленно реконструировал в своём сознании сцены страшного убийства и уже подыскивал взглядом, кто помог бы ему вытащить из гроба покойницу для тщательного освидетельствования, а если понадобится, и экспертизы. Но Чернинов в таких случаях обычно, бегло окинув взглядом окружающую обстановку и перекинувшись тихо несколькими словами с одним-двумя присутствующими, не нарушая атмосферы торжественного действа последнего прощания, уводил Матвея. "Здесь всё ясно" - говорил он Матвею. - Потом оформишь протокол". Матвей, памятуя критические высказывания прокурора в отношении своего помощника, начинал сомневаться - а не слишком ли Чернинов упрощает всё?
Но вот как-то, в конце последнего рабочего дня недели, Матвей уже складывал в сейф тома уголовных дел, собираясь уходить, секретарь вызвала его к прокурору.
Когда Матвей вошёл в кабинет к Семёнову, тот поспешно убрал в ящик стола пистолет. Однако пустая обойма и патроны, россыпью лежавшие на столе, остались на виду. Коротко поинтересовавшись, как идёт расследование по имеющимся делам и довольствуясь кратким ответом Матвея, прокурор сообщил:
- На свалке обнаружен труп новорожденного с признаками насильственной смерти. Похоже, убийство. Тебе, Матвей, предстоит большая работа. Чернинова я направляю с тобой. Это первое твоё серьёзное дело. - Он испытующе посмотрел на Матвея.- От того, насколько ты справишься с этим делом, зависит вся дальнейшая твоя прокурорская карьера.
Проводив взглядом Матвея, он задумчиво провёл ладонью по зелёному сукну стола. Стол был точно такой же, какой был у него в своё время в Нерчинске.
***
Свалка располагалась в степи, в двух километрах от Нового посёлка, в широкой и глубокой балке. Здесь уже неслышно было лая собак, вторящего им мычания коров, стрёкота мотоциклов. Да и самого села из балки уже не было видно. Только краснела в закатном солнце пагода дацана, а ещё дальше, на горе в старом Магинском - розовел кирпичной кладкой строящийся православный храм. Самые высокие строения в селе.
Здесь же, на свалке всё окуталось тишиной. Смирно сидели, завершая пирамиды мусора, сытые и сонные вороны, много повидавшие на своём веку. Где-то вдали, плавными точками, меняли к надвигающейся ночи свою дислокацию степные орлы. Отара овец послушно, под присмотром настороженных овчарок, перетекала по степи на ночлег в своё степное стойбище. Во всём этом было разлито умиротворение.
Магинское было значительным представителем человеческой цивилизации, но всё-таки представителем ленивым. Поэтому свалка за лето успевала стыдливо прикрыться зелёными лопухами, а где-то и молодой порослью черёмухи, занесённой порывами ветра со стороны реки.
Чернинов, Матвей и несколько милиционеров внимательно исследовали свалку и подъезды к ней.
Складывая находки в специально приготовленный пакет, Чернинов ворчал:
- Вот почему бы не закопать труп у себя в огороде, а? - Нет, нам надо обязательно переться через всё село, через всю степь - на свалку. Безумие какое-то!
Выпрямившись, он посмотрел на Матвея.
- Действительно. Странно, - пробормотал Матвей, не зная, что добавить к этому.
Осмотр места происшествия наряду с множеством самых различных и, скорее всего, не имеющих отношения к делу предметов, дал в распоряжение следствия покрывало, в которое был завернут новорожденный, несколько хлопчатобумажных салфеток, тесёмку из голубого шелка, которой был перетянут пластиковый пакет с трупом ребёнка.
Когда уже стало темнеть, они вернулись в прокуратуру.
- Ну, что-ж, приступим,- Чернинов, натянув на свои холёные белые руки резиновые медицинские перчатки, внимательно стал исследовать эти вещественные доказательства, разложенные на столе в кабинете следователя. Стол Матвей предварительно застелил старыми газетами. Глядя на Чернинова, Матвей, вооружившись лупой, так же пытался найти какую-нибудь зацепку.
Осмотрев внимательно покрывало, Чернинов снял с него пинцетом несколько ворсинок, какую-то ниточку. Матвей упаковал найденные вещественные доказательства в конверт.
- Назначим по ним криминалистическую экспертизу, но уже в дальнейшем, когда фигурант в деле появится, - пояснил Чернинов Матвею.
Затем, внимательно посмотрев на Матвея, Чернинов добавил:
- Ты знаешь, сколько мусора мне на своем веку пришлось перелопатить? Свалки, отхожие места, клоаки человеческого общежития. Если ты считаешь, что всё это будут делать рядовые оперативники, милиционеры, а тебе останется лишь покуривать трубку в белой рубашечке и галстуке в своём удобном кабинете, да мыслить дедуктивным методом, то, значит, ты имеешь поверхностное представление о нашей работе.
- Да нет, я по-другому и не представлял себе свою работу, - поспешил заверить Чернинова Матвей. Он был подавлен видимым объёмом малоинтересной работы и отсутствием какой-нибудь перспективы по делу. Только какие-то тряпки, мусор. "С чего, с кого начинать поиск убийцы? - вертелось у него в голове.
Чернинов, отведя руку с дымящейся сигаретой в сторону, сощурился, оценивая искренность ответа Матвея, и обратил свой взгляд на стол с вещами.
Осмотр салфеток позволил обнаружить на одной из них вышитые зелёной ниткой инициалы "А" и "А".
- Ну, если это не залётная птица, ей от нас никуда не деться! - повеселел Чернинов. Сняв перчатки, он аккуратно стал упаковывать вещественные доказательства.
- Жаль ребёночка, - произнес он после некоторого молчания. - Здоровый, нормальный. Не дала ему мамаша узнать, что такое жизнь.
" А такая уж ли это бесспорная ценность - жизнь? - думал устало Матвей. Уже был десятый час вечера. А они ещё даже не ужинали. - "Сейчас жизнь - завтра нежизнь. Одна жизнь уйдет, придёт другая..."
Эта мысль позволила ему ночью, когда он остался один, а сон был перебит этим затянувшимся выездом на происшествие, записать в своей книжке: "Всё в природе, что перед нашими глазами, подсказывает о наличии во всём цикличности, о каком-то всеобщем законе повторяемости. И вообще, если глядеть в упор - можно различить одно, другое, третье... Но, если охватывать всё происходящее отстранённым взглядом, как бы в целом, то можно увидеть только бесконечность. Бесконечность, в виду которой ни жизнь человеческая, ни его смерть самостоятельного значения не имеют".
А сейчас Чернинов, продолжая упаковывать вещи, произнёс:
- Я знал одного следователя в Читинской областной прокуратуре, - он, повернулся к Матвею, - который застрелился из-за своей жены. Хороший был парень. Но никак не мог сладить с женой. И бил её, и по-хорошему пытался. Никак мир их не брал. И вот как-то поколотил её хорошенько, уча уму-разуму, рёбра сломал. А она возьми, да заявление на него в прокуратуру настрочила. Что называется, сор из избы вынесла. Дело возбудили против него уголовное. Мужика, видимо, это достало - застрелился. Меня это тогда здорово проняло. Знал я его; на семинарах следственных постоянно общались. Весёлый он был, какой-то жизнерадостный, несмотря на эти вот семейные неурядицы. Когда узнал я всё это, отошёл в угол своего кабинета и вот так прислонился к стене, заплакал, - Чернинов отошёл в угол кабинета и показал, как он прислонился тогда к стене, закрыв глаза рукой. - Жена с двумя маленькими детьми осталась. Вот такие встречаются стервы, - вздохнул Чернинов. - Здесь вот взяла и утопила пацана. Ну, не хочешь воспитывать - оставь другим!
Матвей убрал упакованные вещественные доказательства в сейф, радуясь окончанию работы: "Если у человека в этой жизни нет радости, - подумал он, - человек неминуемо будет стремиться уйти из этой жизни. Осознанно или неосознанно. Но опять же, из чего он почерпнёт эту радость в жизни? Только из иллюзий. Он сам придумает их, чтобы испытать радость. Как ни странно, но на плаву человека удерживают только его иллюзии. Когда человек их утрачивает, он должен утонуть".
***
Утром, собираясь на работу, Матвей стоял перед зеркалом и задумчиво оглаживал пятернёй свою бороду. Она не стала ни гуще, ни длиннее. У него даже начало зарождаться сомнение в её уместности. Борода только подчёркивала его молодость, но не делала ни солидным, ни мужественным. На столе, на электрической, плитке насмешливо пофыркивал чайник.
Меланхолично размешивая ложечкой сахар в чайной кружке - он всегда насыпал его в чай от души - Матвей по привычке обратился своим мысленным взором назад, в свои сновидения. Хвост этих снов, как последний вагон стремительно уносящегося в даль поезда, смутно мерцал в сознании, обещая Матвею какие-то подсказки в выводах о прожитом.
Когда он, уже было, совсем нащупал какой-то ускользающий образ, в дверь постучали.
В номер зашёл Белов, начальник следственной части милиции. Он жил в соседнем номере и периодически забегал к Матвею покурить.
- Вот смотри-ка, - нёс он в вытянутой руке две сигареты, - стрельнул. Он и Матвей покуривали только от случая к случаю, понуждая друг друга при встрече к этому занятию, "стрельнув" у кого-нибудь сигаретку.
Они закурили. Белов стал мечтать:
- Вот наберу полный штат следователей, покажу им, что от них требуется, и всё, как состав по рельсам, само пойдет в нужном направлении.
Белов занимал единственную действующую должность в своей следственной части. Генерал без солдат. Две имеющиеся ставки следователя были свободны. И он чувствовал себя завидным женихом, за которым бегал целый сонм невест. Он же не спешил с выбором, примеривался как снайпер, уже выполнивший основной свой долг и теперь уже для души, с удовольствием, облюбовывал себе через прицел новую цель, не спеша нажимать на спусковой крючок.
- Переходил бы ты ко мне, - предложил он Матвею. - У меня ты быстро научишься всем следственным премудростям. Звёздочки на твои погоны будут прилетать одна за другой. А в прокуратуре...- он пренебрежительно махнул рукой, - ты мхом зарастёшь. - Это была ещё не основная тема, а лишь завязка для его любого с Матвеем разговора. Белов и не ждал от Матвея утвердительного ответа на это своё предложение.
- Вот домой взял, поработать, - сказал он, показывая Матвею томик уголовного дела. Он сел за стол и подозвал Матвея.
- Смотри, - говорил он, - какая метаморфоза прослеживается по делу. - И он показал первый документ.
- Явка с повинной. Преступник задержан по горячим следам. Жертва, пожилой мужчина, не приходя в сознание, скончался в больнице. Его соседи показали нам на его собутыльника. Опера с пристрастием поработали с ним - и вот чистосердечное раскаяние - сам пишет, как колотил спьяну своего товарища табуретом по голове. Но вот, пока дело передаётся от оперов к следователю, проходит какое-то время, 2-3 дня. Менты потеряли бдительность, не спешат, дело раскрыто. Но рано радуются. Преступник опомнился, посидел в камере, пришёл в себя и на первом допросе заявляет, что оговорил себя под давлением наглых оперов. Следователь смотрит и вдруг видит, что объективно-то по делу ничего нет. Никаких доказательств, ни свидетелей. Всё строилось только на явке с повинной, на его признательных показаниях. И вот дело попадает в таком виде ко мне. Что делать? Как вернуть его на путь признания? Что бы ты сделал, Матвей?
- Поместил бы его в пресс-хату, чтобы его там изнасиловали, - пошутил Матвей серьёзным тоном, показывая свою осведомлённость. Он кое-что уже слышал о подобных способах давления на подозреваемых.
Коротко взглянув на Матвея, Белов произнёс:
- Далеко пойдешь. Но этим методом пользуешься обычно как исключительным. А потом - не всегда и не всех им проймешь. Я делаю проще. Беру чистый бланк протокола допроса, переписываю в него явку с повинной, завершаю протокол стандартной фразой: "С моих слов записано верно..." и иду к жулику. Допрашиваю его, исправно пишу галиматью, которую он несёт, выгораживая себя, но в нужном месте останавливаюсь и также завершаю протокол стандартной фразой: "С моих слов записано верно...". Даю ему возможность тщательно ознакомиться с протоколом. Сам же тем временем начинаю ходить по кабинету туда-сюда, мельтешить. Делаю попытки наставить его на путь истинный и при этом незаметно подменяю протокол допроса, и он у меня подписывает мою домашнюю заготовку, в которой он в соответствии со своей явкой с повинной признаётся в преступлении. А явка с повинной плюс протокол допроса с его признанием - это уже что-то!
Матвей невольно рассмеялся от такой находчивости. Белов ему нравился. Ненамного старше его, Матвея, а уже начальник следственной части. Расследовал сложные дела. И ни сколько не кичится своей должностью, держится с ним, как с равным.
- Да, - сказал Белов несколько обиженно, уже стоя у выхода - зато преступник находится там, где ему положено - в тюрьме. И улыбнувшись, добавил: - и у меня показатели раскрываемости на высоте. Так-то, Матвей. Посмотрим, как вы с Черниновым этих детоубийц найдёте и расколете!
Сделав рукой прощальный жест, примерно такой же, какой делал фюрер, выходивший на трибуну, Белов ушел.
***
Сразу после этого Матвей вместе с Черниновым поехали в женскую консультацию, сделали выборку по медицинским документам и установили, что в селе было пять женщин, которые могли бы родить ко дню совершения преступления. Обследовали они также и больницы с целью установления пациенток, поступивших на излечение с возможными осложнениями после родов или абортов.
- Ты должен знать, - говорил оживлённо Чернинов. Он, как гончая, почуявшая дичь, готов был к броску, - интересующие нас события всегда каким-то образом отображаются в сознании и памяти людей. Они отражаются так же в самых различных учётных журналах, картотеках, документах медицинских учреждений, торговых и промышленных предприятий, в старых уголовных делах. А получаем мы эту информацию своими ножками. Проводим поквартирно-дворовой обход в поисках очевидцев, рассылаем запросы в информационные центры, на предприятия, в организации; опрашиваем граждан и так далее и так далее... Черновая работа, одним словом.
- А как же дедукция?
- А ты что думал? Выполнил механически этот комплекс действий и преступление раскрыто? Да, к сожалению не редко следователь, шаг за шагом, производит, как робот, эти оперативно-следственные действия; а потом приостанавливает дело, оставляя нераскрытым преступление, и бросает его пылиться в сейф. Получает зарплату и с чистой совестью и холодным сердцем берется за новое дело. О том, что у человека есть какие-то мозговые извилины, которые надо хотя бы иногда напрягать, анализируя добытые материалы, такой следователь не знает. Клерк самого дешёвого пошиба. Акакий Акакиевич, который способен только красиво переписать бумажку. Но тот хоть любил своё занятие!
Чернинов замолчал. Видимо, отдавая должное старому гоголевскому герою.
- Когда я работал в Чите, - продолжил он затем, выходя из больницы и направляясь к машине - то обычно поручал такую работу оперуполномоченным. Это их хлеб. Я же только работал с теми людьми, которых они вычисляли.
Он махнул Валентину: - Поехали во вторую поликлинику!
- Вообще-то, - сказал он, глядя в окно и пожёвывая зачем-то спичку - любое убийство, совершенное в условиях неочевидности, требует создания оперативно-следственной группы. Ты, следователь, главный. Определяешь тактику и стратегию поиска, планируешь оперативно-следственные действия. А члены твоей группы, оперуполномоченные, участковый инспектор, ну вот и я, приданный тебе на подмогу помощник прокурора, у тебя на подхвате. Ну, над тем, чтобы это все оформить процессуально, мы с тобой отдельно подумаем. Вечером, в кабинете.
Сейчас же мы знаем, у нас тут всего две больницы, да одна консультация. Сведения, которые мы ищем, очень важны, поэтому мы с тобой сделаем сами эту работу.
Матвей был доволен. Он в деле, он включён в эту жизнь и совершает что-то важное. В то же время Матвей понимал, что он больше следует воле Чернинова, чем сам определяет линию своего поведения. Сам он, пожалуй, не смог бы наполнить свою жизнь вот этими бессмысленными на первый взгляд, ничего не значащими визитами, запросами справок и документов. Ну ладно, у них цель - поиск преступника. Цель обозримая, близкая. Но большинство людей и не видит своей цели - также делают что-то, выполняют, начинают, заканчивают и снова начинают, а ради чего, по-большому счёту, и не видят. Просто не могут остановиться, запущенные кружиться волчком кем-то невидимым. Да ждут дня получки.
Матвей подумал: "Почему человек не может выдерживать "ничегонеделанье", бездействие? Почему для него тягостна пауза в смене его переживаний, ощущений? Речь не о той чистой паузе в переживаниях, которая доступна только йогам. Даже обычное отключение человека от стандартного набора переживаний и ощущений для него тягостно, а порой и невыносимо. Человек сразу принимается что-то делать - жевать, курить, пить спиртное. Может быть, сказывается страх человека перед смертью? Поскольку такая пауза очень сильно напоминает смерть. А может быть, это вызвано обыкновенной слабостью человеческой психики? Ведь для того, чтобы выйти из бурного потока повседневных дел и переживаний на тихий берег созерцательности, необходимо приложить какое-то душевное усилие. Гораздо проще постоянно плыть
по течению. Перепрыгивать из одного события в другое, пусть они будут даже совсем незначительными".
***
Собранная информация вывела их на Антонову Анастасию, одинокую женщину двадцати девяти лет, работающую паспортисткой в милиции.
- Эту Настю я хорошо знаю, - задумчиво произнёс Чернинов, вспоминая, видимо, какие-то давние события. Он уселся на край стола в кабинете Матвея и достал сигарету. - Эта такая женщина, что от неё всего можно ожидать. И голыми руками её не возьмешь. Здесь не один к ней клеился. Девка-то ничего, симпатичная. Сам увидишь. Но вот в прошлом году закрутила она тут роман с начальником ГАИ капитаном Бадмаевым. Так тот, бедолага, потом не рад был. Не знал, куда спрятаться от неё. Ухитрился как-то стравить с Настей свою жену, так и отбился от неё.
Чернинов закурил, прошёл к окну. - Ты вот что, Матвей. Вызови-ка Антонову к себе на допрос с другими женщинами и на одно время. Сразу допрашивать не спеши. Как насидятся в коридоре, допроси Антонову первой. Подробно, детально, но заинтересованности не показывай. Пусть думает, что она одна из многих женщин и допрос формальный. Затем отпусти её.
Глянув на Матвея, он добавил:
- Путь к истине бывает порой довольно извилистым.
Удаляясь к себе в кабинет, Матвей подумал: "А что такое истина? И вообще, можно ли прожить без неё? Видимо, каждый по-своему решает этот вопрос. А в чём для меня заключается истина? Точнее, куда я отправлюсь в поисках её? Ведь правильнее будет сказать, что каждый сам определяет, куда направляться в её поисках. А не в чём она заключается".
После того, как Антонова и ещё три женщины, пришедшие на допрос, просидели в коридоре у его кабинета около часа, порядком истомившись, он пригласил Антонову в кабинет. Это, действительно, была симпатичная молодая женщина. Тёмные волосы были увязаны сзади тугим пучком, подчёркивая контуры бледного лица. Карие, немного раскосые глаза наводили на догадку, что Антоновы жили среди бурят довольно долго и успели заиметь среди них родственников. На ней было длинное тёмное платье, туфли на невысоком каблуке. Её можно было назвать красивой, если бы не её болезненно пристальный, словно исподлобья, взгляд. Матвею он показался неприятным. Он старался избегать контактов с такими людьми. Люди с таким взглядом, как правило, любят всё драматизировать и способны из любой мелочи сделать большую проблему. Так он подумал об этой женщине, хотя у него самого опыта общения с женщинами практически не было. Своё суждение о ней он построил скорее вдохновлённый прочитанной литературой, а не на своём жизненном опыте.
Матвей как мог, подробно допросил Антонову. Женщина пояснила, что несколько месяцев назад она была вынуждена прервать беременность. Кто помог ей в этом - пояснить отказалась наотрез. "Плод закопала в своем огороде" - записал Матвей и сам подивился, как жутко читается это фраза даже в следственном протоколе.
Зафиксировав в протоколе допроса все эти обстоятельства, Матвей отпустил Антонову. Остальных явившихся женщин, допросив кратко и формально, также
отпустил.
После этого к нему в кабинет, как Яго из-за портьеры к замученному сомнениями Отелло, явился Чернинов. Он внимательно ознакомился с протоколом, дымя сигаретой. Затем положил протокол допроса на стол, стряхнув сигаретный пепел с галстука.
- Ты уж, действительно, совсем формально её допросил. Имей в виду, Матвей, завтра она уже забудет то, что наговорила тебе сегодня. А что-то сознательно скорректирует. Задай ты ей больше уточняющих вопросов, мы смогли бы в ходе следующего допроса уличить её во лжи. Она бы у нас поверила - мы ложь, выдумку не проглатываем. Мы её заставили бы говорить правду! А так у нас в дальнейшем будут ещё одни показания, просто уточняющие прежние.
Бросив на Матвея быстрый взгляд, не обиделся ли, продолжил:
- Допрос для нас, следователей, основной, пожалуй, после осмотра места происшествия, источник получения доказательства. То, что ты сможешь выжать из него и определит дальнейший ход дела. Это не просто беседа, разговор, вопросы. Это, прежде всего, целенаправленный поиск. Поиск истины, которая должна быть найдена. Вот в чем специфика следствия. Здесь истина обязательна будет найдена. И даже срок для её поиска установлен законом - два месяца. Ну, а если ты сам не знаешь, что ты ищешь, что хочешь от конкретного допроса, то, разумеется, ничего и не получишь. Так, бессистемно заданные вопросы и расплывчатые ответы. А начиная допрос, ты уже должен предполагать, какой тебе нужен его итог.
С появлением такого благодарного слушателя, каким оказался Матвей, Чернинов, похоже, осознал, какой, оказывается, длинный жизненный путь уже за его плечами. И как давно он сам был начинающим следователем!
Он выпустил через нос к потолку струйку синеватого дыма и задумчиво проследив за ней взглядом, снова обратился к протоколу.
- Сейчас у неё был бы девятый месяц беременности, прерывание беременности она сделала, по её словам, на двадцатой неделе. Обследование у гинеколога покажет, насколько правдивы эти её утверждения. Затем она должна указать нам, где спрятала плод. Обыск в её квартире тоже нам может кое-что дать. Как правило, салфетки, которые мы обнаружили, покупают не поштучно, а небольшими партиями. У них есть свой орнамент, да и ткань должна быть одна, если они из одной партии.
- Вот у Бадмаева проблемы сейчас возникли, - усмехнулся Чернинов, как показалось Матвею, злорадно. - Покруче, чем у того моего Читинского приятеля, который пустил себе пулю в лоб... Ну, всем этим мы займемся после заключения гинеколога. Сейчас же подождём, к кому Антонова побежит после допроса. Я распорядился, чтобы уголовный розыск проследил за ней, - пояснил он Матвею.
- Она не могла одна утопить ребёнка. Как правило, женщина сразу после родов находится в состоянии шока. Такое, как помнишь, заключение дал судебно-медицинский эксперт. Поэтому, думаю, без соучастников здесь не обошлось.
Матвей вздохнул и вспомнил слова Чернинова об извилистом пути к истине. Подумал: "И всё-таки я убежден, что истину не найдешь в этом внешнем мире. Истина - идеальная ценность и её надо искать в другом, не в этом реальном мире. Чем ближе я подхожу к своему концу, тем ближе я к Истине. Но окончательно я познаю истину только в самом конце, в момент своей смерти. Так мне кажется. И сейчас, за предстоящие два месяца, им предстоит не истину установить по уголовному делу, а всего лишь один из бесчисленных фактов этого внешнего мира. А что стоит за ним, скорее всего - не знает никто. Даже сама женщина, совершившая это убийство".
***
Антонова находилась в послеродовом состоянии. Это показало обследование у гинеколога.
Чернинов решил, что сейчас самое время провести обыск в её доме.
Антонова жила в Новом посёлке. Её огород прямиком выходил на буддийский дацан. Их разделяла только площадь размером с футбольное поле. Когда-то здесь, действительно, было футбольное поле, принадлежавшее расположенной неподалёку школе. Сейчас же на бывшей спортивной площадке разместилась автостанция в виде крытой веранды. Для ожидавших своего автобуса пассажиров она служила наблюдательной площадкой. Отсюда они молча смотрели на такое непривычное взгляду местного жителя зрелище, как пагода буддийского дацана. Непривычное, несмотря на его долгую историю.
Буряты появились в Магинском 150 лет назад. Несколько сот бурятских семей, компактно проживавших у монгольской границы, были переселены сюда после того, как на их родине ссыльный декабрист Ванцовский из Нерчинского завода, разъезжавший в округе по служебной необходимости, открыл месторождение редкоземельных металлов. Царское правительство, а затем и советское, успешно эксплуатировали это месторождение, выселяя не занятых на производстве местных жителей. Так в Магинском появились буряты, а вместе с ними и первый лама. Правительство, лишившее их отчего дома, помогло им со строительством дацана, компенсируя тем самым свою вину перед ними.
Несмотря на свой интерес, Матвей никак не мог выбрать время посетить дацан. Возможно, ему не хватало смелости выйти из одного измерения и перейти в другое. Вот и сейчас он уже совсем рядом, но ему предстояла работа.
В ходе обыска в квартире Антоновой были обнаружены салфетки, аналогичные по внешнему виду тем, которые были найдены с трупом новорожденного. Но эти были без вышитых инициалов. Имелся тазик, в котором могло быть совершено утопление ребёнка. В то же время, сотрудники милиции перерыли весь огородик, прилегающий к дому Антоновой, но ничего, что могло напоминать останки ребёнка, о котором говорила Антонова, обнаружить не смогли. Антонова же продолжала настаивать - она прервала беременность и захоронила плод в своем огороде. Место может указать только приблизительно, с погрешностью несколько метров.
- Ну что-ж, пора её закрывать, - заключил Чернинов, когда все эти действия к исходу дня были завершены. Он был удивительно спокоен, как будто всё шло так, как он и предполагал.
Поймав вопросительный взгляд Матвея, он пояснил:
- Не всегда арест вызван тяжестью преступления. В плане тактики арест оказывает мощное психологическое воздействие на подозреваемого. У него складывается впечатление о наличии у следствия важных доказательств его вины.
Судя по всему, Чернинову нравилось поучать Матвея. И он продолжал:
- И наоборот. Не задержи мы её сейчас, она посчитает, что мы ничем не располагаем против неё; почувствует себя уверенной, воспрянет духом; у неё появится надежда избежать ответственности, что позволит ей активнее оказывать противодействие следствию; и нам уже сложнее будет поломать её. Я имею в виду - её волю к противодействию.
Чернинов пристально, недобро понаблюдал с минуту за милиционерами, которые бросили свои лопаты и подпирали широкими спинами покосившийся забор, вертя при этом головами в разные стороны, как бестолковые ландскнехты, потерявшие своего командира. Начальник уголовного розыска уже вторую неделю решал в Чите вопросы о своём переводе в город, поэтому его подчинённые, почувствовав вольницу, как вьюны в холодной речной воде, ускользали из-под власти Чернинова. А если исполняли его поручения, то исключительно, как они сами считали, по своей доброте душевной.
- Ты, Матвей, поезжай с Валентином в прокуратуру, подготовь необходимые документы для задержания Антоновой.
Чернинов раскурил сигарету, продолжая хмуро следить за милиционерами. - А я вернусь с понятыми в дом и на месте попытаюсь добиться от Антоновой, чтобы она показала в огороде конкретное место, где, как говорит, она закопала плод.
Он усмехнулся: - Ишь, какая умная! "Точно не помню"! Зафиксирую отрицательный результат и вместе с ней приеду в милицию, минут через сорок. Ты с необходимыми документами жди меня там.
Только Матвей отошёл от дома Антоновой, как увидел старшего участкового Болотова. По заданию Чернинова Семён обходил соседние дома с целью выявления возможных свидетелей.
Болотов до службы в Магинском работал участковым в Сретенске. Говорят, в своё время он написал рапорт о направлении его в Афганистан. Его рапорту дали ход, отправили Семёна сначала в Советскую Среднюю Азию. Там он наслушался, видимо, из первых уст о боевых действиях в "горячей точке". И уже непосредственно перед переброской в Афганистан - подал второй рапорт. Он передумал совершать подвиги и его вернули обратно. Дома, в Сретенском РОВД, офицерский коллектив выразил ему недоверие, и Семён вынужден был поменять место работы. Так он оказался в Магинском.
Знал Матвей и другую о нём историю. Из Магинского изолятора временного содержания сбежали четверо арестованных, прибывших накануне из Читинского СИЗО для проведения следственных действий. Побег был устроен просто и, скорее всего, спровоцирован халатностью самого милиционера, охранявшего заключённых. Бдительность постового была усыплена долгими годами службы в изоляторе без чрезвычайных происшествий, а также шутками, прибаутками, анекдотами арестованных, которыми они щедро забавляли милиционера во время оправки - вывода арестованных в туалет. В ходе этого мероприятия постовой, пренебрегший требованиями безопасности и не заручившийся предварительно помощью милиционера из дежурной части, был преступниками связан и помещён в камеру на их место. При этом один из беглецов не пожалел своего носка для кляпа постовому. Забрав пистолет милиционера, четверо преступников беспрепятственно покинули здание милиции. Погоня организована была не сразу - только когда обнаружили распахнутые двери изолятора. Жулики успели добраться до Цасучейского бора и затеряться в нём. Вот тут Болотову и повезло. Пока погоня пошла по ложному следу, он откололся от всех и направился в другую сторону. В конечном итоге вышел из соснового леса, держа на мушке пистолета всех четверых преступников. Поощрён был за это руководством милиции денежной премией. Как удалось ему это сделать, не убив никого из участников побега - осталось до конца неясным. На расспросы Болотов отвечал лишь загадочной улыбкой, да фразой: "Пятнадцать лет службы в МВД - чего ты хочешь?"
- Ну что? Нашли что-нибудь? - Болотов стал задавать вопросы, ещё не поравнявшись с Матвеем. Не получив положительного ответа, он раскрыл одну из своих планшеток и достал исписанный лист бумаги. Протянул его Матвею. - Вот данные о соседях. Никто ничего не видел, не знает. Единственное - могут подтвердить факт беременности у Антоновой. Но это ты и без них знаешь. Но вот есть одна интересная информация - стоит её тебе хорошенько проверить - в последнее время зачастила что-то к Антоновой продавщица из книжного магазина, Рыбакова Нина. Такая же одинокая баба. Думаю, она много интересного сможет тебе рассказать.
И уже прощаясь, Семён добавил с улыбкой: - Смотри, не забудь меня, когда станешь прокурором!
Матвей поспешил к стоявшему у автостанции прокурорскому "уазику". Там их ждал Валентин.
Это был хитрый прокурорский шоферюга. Сын у него учился в каком-то престижном пожарном училище, не то в Москве, не то в Ленинграде. Возможно поэтому Валентин посматривал на всех прокурорских как-то снисходительно, свысока, как на безнадежных провинциалов. Постоянно ворчал и отпускал, как ему казалось, остроумные шуточки и меткие, ехидные замечания. Сейчас, дожидаясь их у автостанции, он делал на скорую руку ревизию агрегатов под открытым капотом. Даже после кратковременных самостоятельных поездок Чернинова за рулем автомашины Валентин сокрушённо начинал просматривать рулевые тяги, сцепление, что-то ещё. Иногда он высовывался из-под капота и бросал в ту сторону, куда ушёл Чернинов, яростные взгляды. Глаза у Валентина были чёрные, пронзительные. Сухощавое, смуглое, с тонким и крючковатым носом лицо таило в себе что-то восточное. Возможно, так и должен был выглядеть потомок казака. Матвея он пока никак не воспринимал. Едва-едва замечал.
- Валентин Петрович, надо бы в прокуратуру, - обратился к нему Матвей.
- В прокуратуру, в прокуратуру, - проворчал Валентин, с шумом захлопывая капот и усаживаясь за руль. - Мы уже не можем шага без машины сделать. А на то, что она сыплется и скоро совсем без машины останемся - всем плевать! Носятся туда-сюда! Зачем, почему - сами не знают!
Испытывая неловкость за всех плюющих на прокурорскую машину и за собственную бестолковость, Матвей подумал: "Основные, главные события происходят в другом мире. То, что происходит сейчас со мной здесь, в "реальном" мире - слабое отражение этих событий. Однако и этот мир, каким - то образом, воздействует на тот, "невидимый". При этом, чем больше действующее лицо поглощено действием одного мира, тем менее доступен ему в восприятии другой мир". Когда подъехали к прокуратуре, Матвей с облегчением покинул ворчавшего Валентина. Вздохнув, он заключил цепочку своих размышлений: "Думаю, что существуют пограничные ситуации, когда действующему лицу доступны оба мира". И, томимый незавершённостью своих размышлений, отправился в прокуратуру, готовить постановление о задержании Антоновой.
Казалось бы, Антонова своё задержание восприняла спокойно. Её волнение выдавало только то, что она беспрестанно, пока Матвей и Чернинов сидели в дежурной части и заполняли протокол задержания, отпускала едкие замечания собравшимся мужчинам.
- Ну, налетели! - говорила она с горечью, усмехаясь. - Нашли преступницу. Какие вы всё-таки бездари! Тратите время на одинокую, беспомощную женщину. Это вместо того, чтобы ловить настоящих преступников!
Она поводила глазами по просторному помещению дежурной части, видимо, в поисках сочувствующих.
Сотрудники милиции отводили в сторону глаза, не желая встречаться с ней своими взглядами.
Поняв, что сочувствующих себе она здесь не найдет, женщина примолкла. Она сидела тихо, как уставший журавль на болоте. Только когда в дежурную часть заглядывал кто-то из сотрудников милиции, она вскидывала на него свой ищущий взгляд. Но и тут не находила поддержки.
Матвей, глядя на неё, посочувствовал - каково ей сидеть здесь в роли задержанной преступницы, среди, в общем-то, своих коллег!
Когда задержание было оформлено, дежурный, чувствуя себя перед Антоновой виноватым, повёл её вниз, в подвал, где размещались камеры временного содержания.
Матвей и Чернинов последовали за ним. Матвей с опаской и любопытством спускался по крутым каменным ступенькам в подвал - в сыроватое, как подземелье, помещение, со специфическим неприятным запахом дешёвого табака и годами не выветривавшегося человеческого пота. Чернинов спускался вальяжно, как важный правительственный чиновник по трапу самолёта к толпившейся внизу в радушных и заискивающих улыбках местной региональной элите. Только ждали его не просто как дорогого гостя, а как человека, который взялся решать, определять чужие судьбы - с надеждой. В таких вот помещениях происходили его схватки, психологические поединки с подследственными.
- Прежде чем начинать допрос подозреваемого, - сказал он, слегка повернув голову в сторону Матвея, спускавшегося следом, - надо оценить следственную ситуацию. А правильно сделать это позволит анализ всей информации, которая у нас имеется относительно преступления и личности самого подозреваемого. Тут мало использовать свои криминалистические знания, дедукцию. Важно, чтобы были задействованы и твой жизненный опыт и твоя интуиция.
Он надавил на кнопку вызова постового.
- Понимаешь, - продолжал Чернинов, постоянно выдавая продолжительные и громкие звонки, как ребёнок, дорвавшийся до игрушки, - правильно оценить ситуацию, имеющуюся доказательственную базу - ещё недостаточно. Надо уметь глазами подозреваемого взглянуть на сложившуюся обстановку и предвидеть его реакцию на твои вопросы. Для этого требуется изучить предварительно личность подозреваемого; ну и иметь всё-таки немного воображения, чтобы суметь поставить себя на его место, рассуждать за него, представляя, как он будет воспринимать то или иное доказательство.
***
Дождавшись привода задержанной Антоновой в следственный кабинет, Матвей разложил аккуратно на столе бланки протоколов следственного действия. Предваряя допрос, он записал, как полагается, со слов задержанной, её анкетные данные. Чернинов в это время энергично похаживал по кабинету, с удовольствием покуривал сигарету и живо поглядывал на Антонову.
- Вы подозреваетесь в совершении убийства новорожденного - произнёс Матвей вдруг дрогнувшим от волнения голосом. - Что скажете по этому поводу? - он бросил искоса взгляд на Чернинова.
- Скажу, что я не совершала преступления, - спокойно и зло ответила Антонова. - Она обернулась к Чернинову и на некоторое время задержала на нём свой холодный, изучающий взгляд. - Беременность у меня была прервана на двадцатой неделе.
- Хорошо. - Матвей успокоился и вполне официально, как опытный следователь, продолжил: - Чем же Вы тогда объясните заключение специалиста-гинеколога о том, что в настоящее время вы находитесь в послеродовом состоянии?
- Объясню это ошибкой специалиста. Я не рожала, а избавилась от плода четыре месяца назад.
- Почему же Вы, тогда, не смогли показать плод?
Матвею казалось, он задает убийственные, загоняющие подозреваемую в угол, вопросы.
- Он был такой крошечный, что за прошедшие месяцы, я думаю, от него ничего не осталось. И потом, закапывала не я, а близкий мне человек. Сама я сделать это была не в состоянии. Имя этого человека никогда не назову, уж простите меня. Пока закапывали, я лежала на диване больная. Была не в состоянии двигаться.
- Ну а салфетки? И на трупе и у Вас в квартире обнаружены идентичные салфетки. Видно, что они из одной партии. - Не унимался Матвей.
- Не знаю, что и сказать. Видно бывает такое.
- А инициалы на салфетке, найденной на месте происшествия: "А.А" - Анастасия Антонова? Похоже, это Ваши инициалы. - Матвей посмотрел на Чернинова, ожидая от этого своего напора одобрения в его глазах.
- Не знаю. Это не мои салфетки. Инициалы, о которых вы говорите, я не вышивала. Вы же у меня в квартире нашли много салфеток, но ни на одной из них инициалов моих нет...
- Да что ты всё врёшь! - не выдержал Чернинов. Он повернул к Антоновой своё раскрасневшееся от возмущения лицо. - И на это у неё есть ответ, и на то! Но ты мне дай объяснение - зачем ребёнка убила! Хороший, доношенный ребёнок. Взяла и утопила. И теперь крутится так ловко. Ладно, я бы понял, если бы сказала, что запуталась в отношениях, потерялась в стрессовой ситуации и совершила такое, потому что без башки... Но нет, вчера убила, а сегодня сидит здесь, нога на ногу, и врёт так складно! Может быть, тебе ещё семечек в пригоршню насыпать. А?
Чернинов не на шутку рассердился. Глаза у него налились кровью, как у быка при виде весёлой публики на корриде. Он повернулся спиной к испуганной его вспышкой женщине и сказал следователю: - Ты, Матвей Николаевич, не пиши всю эту белиберду, что она несёт. Побереги чернила. Не хочет она по-хорошему, будет по-плохому. Сержант! - вытянув шею в сторону двери, крикнул он милиционеру. - Уведи задержанную. Да камеру подбери получше. Ту, в которой вчера бомж кони бросил!
Чернинов, уверенный в своих ожиданиях, как рыбак поплёвывающий на жирного свежего червя, насаженного на крючок, почти с любовью посмотрел после этого на заёрзавшую на табурете женщину.
У Матвея еще свежи были впечатления от выезда на это происшествие - какой-то бродяга повесился в камере на верёвке, сплетённой из своей разорванной рубахи.
Тогда, разрезая ножом самодельную верёвку над головой этого бедолаги, с тем, чтобы узел на шее оставить в целости - это позволит определить в дальнейшем, что было - самоубийство или убийство, Матвей подумал, оправдывая самоубийцу: "Почему человек считает, что состояние жизни - это хорошо? Почему смерть - плохо? Да, много что на белом свете доставляет ему удовольствие и радость. Но много - горе и страдание".
Когда Антонову увели, Чернинов уже с выражением досады на лице достал пачку сигарет:
- Ты чего ей просто так все козыри выкладываешь! Выложил без всякой её подготовки козырь, позволил ей потоптаться на нём, и следующий... Ничего не осталось. И она успокоилась.
Чернинов спрятал обратно сигарету в пачку, раздумав курить: - Имей в виду, нужного эффекта уже не получишь, когда снова к этим доказательствам вернёшься. Допрос - это схватка. И надо заранее настраивать на неё свой разум, быть психологически готовым к допросу. Ты должен понимать, быть готовым к тому, чтобы вести весь ход допроса уверенно. Вопросы должен задавать в определенной системе. Подозреваемый обязательно это почувствует. Почувствует, насколько логично они поставлены или же задаются сумбурно, что называется, из другой оперы. В этом случае такие непродуманные вопросы снимают накал напряжения, позволяют подозреваемому успокоиться. Ну, а если ты проглатываешь объяснения подозреваемого, не зная, что им противопоставить, он успокоится окончательно.
Чернинов уселся на табурет, где только что сидела Антонова и, уперевшись локтями о столешницу, обхватил ладонями свои широкие монгольские скулы, отчего его глаза еще больше сузились, превратившись в рысьи, настороженные щёлочки. Помолчав, изучая Матвея, он произнёс:
- Ты задавал вопросы, но я не почувствовал, сформировалось ли у тебя самого какое-то убеждение о виновности допрашиваемой. А она должна была почувствовать, что тебе, следователю, известно всё по делу. Как правило, все подозреваемые в ходе первого допроса преувеличивают имеющуюся у следователя доказательственную базу. Это на руку следователю. Он может этим манипулировать. Поэтому не стоит в ходе первого допроса сразу показывать, чем следствие располагает. Лучшего всего на этой стадии допроса осторожно намекать на эти доказательства, изматывать подозреваемого своей уверенностью в его виновности, задавать вопросы, которые позволяют ходить вокруг доказательств, улик, но полностью пока их не раскрывать. Всё это заставит подозреваемого здорово понервничать и кое-где проговориться.
Немного помолчав, Чернинов поднялся из-за стола и стал, прохаживаясь по кабинету, размышлять:
- Доказательства-то неплохие. При наличии её признательных показаний картина будет складываться объективной, стопроцентной. А без признательных показаний сложно будет осудить её за убийство этого ребёнка. Ну да, убила она своего новорожденного. Но возможно не этого ребёнка, а другого. Не исключено, что лежит он, бедолага, где-нибудь в земле. И никогда нам его не найти. Ну и что же - платочек с такими же, как у неё инициалами мы обнаружили на месте преступления? На этом обвинительный приговор за убийство не построишь. Да, это Антонова, конечно, убила нашего новорожденного. Но нам надо, чтобы она сейчас призналась в этом. Только весь комплекс доказательств с её признанием позволит нам довести дело до суда.
Видя, что Матвей помрачнел, Чернинов уже мягче добавил, похлопав Матвея ладонью по плечу: - Ну, никуда она не денется от нас!
***
По данным судебно-медицинского эксперта группа крови и у погибшего ребенка и у задержанной Антоновой была одна - вторая. Других данных, свидетельствовавших о принадлежности погибшего ребёнка Антоновой, эксперт в распоряжение следствия не представил.
В ходе повторного осмотра приусадебного участка у дома Антоновой вся земля на пяти сотках была по указанию Чернинова буквально просеяна. Милиционеры, человека четыре, подгоняемые Черниновым, уже с усмешкой поглядывали на него и откровенно стали халтурить, ворочая лопатами еле-еле. Результат был такой - никаких останков, которые можно было бы назвать человеческими, и даже останков животных, обнаружено не было. Это обстоятельство свидетельствовало о том, что Антонова говорила неправду, утверждая, что плод после прерывания беременности она закопала у себя в огороде. Установлено также, что после допроса в прокуратуре Антонова заходила в книжный магазин. Продавцом там работала Рыбакова Нина, такая же одинокая, как и Антонова, женщина, с которой Антонова поддерживала дружеские отношения.
Чернинов решил сам допросить Рыбакову. Он предложил Матвею также принять участие в допросе. Предварительно Чернинов постарался через оперативников и участкового собрать как можно больше информации о Рыбаковой.
- Очень важно, - говорил он Матвею, - тщательная подготовка к допросу. Это значит, изучить не только уже имеющиеся доказательства, но и психологические качества допрашиваемого. Бывает, в ходе допроса следователь принимается выяснять то, что уже давно им самим уже выяснено и содержится в материалах дела. Но следователь этого не помнит, устанавливает заново и заносит в протоколы уже иную, искаженную информацию о выясненном когда-то событии. После таких сумбурных допросов он имеет в деле массу противоречий, с которыми потом не знает, что делать. И вот такой горе - следователь кидает сырое, противоречивое дело в суд, а что там судьи в его адрес и в адрес прокуратуры будут говорить, ему всё равно.