Annotation

     Фандом: Гарри Поттер

     Персонажи: Гарри Поттер/Дафна Гринграсс, Гарри Поттер/Панси Паркинсон, Сириус Блэк/Флер Делакур, Джинни Уизли/Дадли Дурсль

     Рейтинг: R

     Жанр: Fantasy/Parody/POV

     Размер: Макси

     Статус: Закончен

     События: Дамбигад, Независимый Гарри, Нестандартный пейринг, Особо жестокие сцены, Потеря памяти, Смерть Гарри, Чужая душа в теле героя Поттерианы, Уизлигад, Гарем

     Саммари: Можно ли изменить судьбу, если она уже предрешена? Можно ли изменить чужую судьбу, если она стала твоей?

     

      В результате перипетий, связанных с Кубком Огня и возрождением Волдеморта, Поттер начинает сомневаться, всё ли ладно в его жизни. В библиотеке он находит древний свиток, описывающий ритуал вызова демона-оракула из другого мира. Кроме встречи с демоном, он также нанимает детективное агенство для расследования его собственной жизни. В итоге он узнает, что он вовсе не Поттер.

     Комментарий автора: Приветствую помарки и критику в развёрнутой форме.

     

      Предупреждение: в список гадов забыл добавить Снейпа. Здесь он вполне канонный мерзавец.

     

      Буду рад вместе с благодарным комментарием получить рекомендацию, которых много не бывает.

     

     Страница произведения: http://fanfics.me/fic61057

     Я ещё раз пробежал по дому на Гриммо, чтобы убедиться, что все Уизли действительно осчастливили меня своим отсутствием, всем табором укатив на ярмарку. С большим трудом удалось убедить семейство рыжих, что я и вправду болен магической лихорадкой, и потому мне стоит остаться дома, а при этом потом чуть было не попался в самую последнюю секунду, когда позволил немного расплыться маске страдания на лице как раз в тот момент, когда уходящая последней Молли бросила на меня из камина тяжёлый изучающий взгляд.

      Чёртова семейка! После того, что мне подарил демон, я осознал, что теперь уже никогда не смогу просто верить тому, чем вещи кажутся на первый взгляд. Дав зелёный свет своей паранойе, я в первую очередь решил проверить самых близких людей. То есть Рона и Гермиону. Для меня они — практически семья. Ну и остальные Уизли — туда же. Я нашёл специализированное детективное агентство под названием “Пикси и Голиаф”, которое специализировалось на розыске, слежке и прослушивании, и поэтому половина его сотрудников, как и обещало название, была представлена малым народцем. Другая половина, занимавшаяся охраной и силовой поддержкой, была набрана из полувеликанов. Теперь-то я даже жалел, что обратился к этим серьёзным ребятам, которые за некоторое количества золотых и три недели работы накопали информации на сантиметровой толщины папку с жизнеописанием тех, кто был мне дорог.

      Нет, всё было не так уж и страшно, никаких скелетов в шкафу — обычная повседневная трагедия бедной английской семьи. Почти по Пинк Флойду в их “Темной стороне” — “Цепляться за жизнь в спокойном отчаянии — особый английский путь”. Артур и Молли — оба не красавцы, оба из таких же бедных семей, без особых способностей, звёзд с неба не хватали. К окончанию мучительных лет в Хогвартсе поняли, что лучшее, на что они могут рассчитывать, — компания такого же рыжего, и лучше быть реалистом, чем одиноким снобом. Вопреки расхожему мнению, брак по расчёту оказался для обоих сущей каторгой, но с годами даже лямка на плече трёт уже не так сильно. Нет, голодать им не приходится, но долгими зимними вечерами слабой магии не хватает, чтобы прогреть дом, а уголь, несмотря на близость Ньюкасла, отнюдь не дёшев. Почему именно эта забытая Мерлином дыра? Да потому что мелкому клерку Министерства денег едва хватает, чтобы купить хотя бы там собачью конуру и надстроить её на пять этажей вверх, таская доски и фанеру с ближайшей помойки.

      Ну и ватага орущих детей. Теперь, когда все уже в школе, а некоторые уже и совсем отпочковались, стало полегче. Особенно когда Чарли стал подкидывать в общий котёл. А до этого… “Оливера Твиста” вроде все читали, поэтому объяснять не буду. Молли с усмешкой наблюдала за жалкими потугами мужа завести интрижку на стороне, заранее женской смёткой оценив его, а заодно и свои шансы на успех подобного мероприятия. Артур, вдохновлённый своей несомненно гигантской зарплатой, позволившей ему купить роскошный особняк, лишь по недоразумению называемый Норой, и столь же грандиозным успехом у женщин, начал попивать — сначала изредка и понемногу, а потом как-то вошёл во вкус, и скоро его кровь уже можно было пить, как огневиски. Впрочем, надо отдать ему должное — при появлении в доме детей он тут же отказывался от свиданий с бутылкой, ходил трезвый как стёклышко и злой как чёрт, хотя и скрывал последнее за своим напускным интересом к маггловской технике.

      Дети… Ну, разные, хотя сильный маг получился только из Чарли. Да и сам он вышел, конечно, вопреки обстоятельствам, на удивление сильным и цельным, хоть и мелким. Билл же с самого детства, как он выражался, “шмыгал”. Шмыг туда, шмыг сюда…. Строил планы, комбинации и схемы. Ничего не получалось, но он не отчаивался и с усердием брался за очередную авантюру. В этот раз ему, похоже, как он говорит, “пропёрло”. Чем-то сумел покорить хрупкую француженку из богатой семьи. Теперь строит планы, как он будет “шмыгать” с деньгами Делакур, как будто они у него уже в кармане. Да что я говорю, они у него уже в кармане, и я ничего не могу с этим сделать.

      Настоящий провал у Уизли случился с Перси. Вот уж… Если б не знал точно от “Пиксей и Голиафов” о беспримерной верности мамы Уизли, то подумал бы, что у Молли были шашни с Питером Петтигрю. Тот ещё крысёныш получился. Зато потом — близнецы. Два бриллиантика яхонтовых. С волшебством, как и у остальных, не очень. Зато интеллекта, причем у каждого, даже больше, чем у Чарли. Пока Билл “шмыгает” вовсю, близнецы успели создать с нуля собственное дело и потихоньку выводят его на прибыль, и всё это — с шутками, розыгрышами и вообще бездной веселья, сопровождающего их повсюду. В общем, в семье — не без урода. Или двух.

      И Рон. Дружище. Хитрый, злопамятный, завистливый, но в противовес этому всему — хитроумный стратег. Последнее, кстати, исключительно на инстинктах. Поскольку в жизни, как ни крути, интеллектом, конечно, превосходит Перси, но ненамного. Кроме роскошной рыжей шевелюры Рон унаследовал от отца такие же выдающиеся способности к магии и ещё более огромную популярность у противоположного пола. Чего он не унаследовал, так это способности прилично вести себя в обществе. До встречи с демоном я воспринимал это, как естественное чудачество, но теперь…

      И, наконец, последняя из Уизли. Рябая, нескладная девчонка, которая станет вот такой — и тут стоит развести руки пошире, — бесформенной, запущенной толстухой, как её мать. В том, что станет и сомневаться не приходится. Как вспомню, что мне через два года это чудо целовать, так сразу и хочется или сдаться Волдеморту, или голову в петлю…. Если бы я ещё не был точно уверен, что не поможет. Как говорится, что написано пером, того из песни не выкинешь и Авадой не прикончишь. Если бы была возможность добраться до горла этой с-с-самки собаки, которая решила, что публика обрыдается от умиления, если именно на этом рыжем крокодиле и женится тощий натерпевшийся от жизни очкарик — вот бы я насладился моментом!

      В общем, и ей, как это описал бы Билл, “пропёрло”. Как только мама Уизли меня увидела первый раз, — ха-ха, на платформе Хогвартс-экспресса, — тут же Рону было выдано задание. Ну, ещё бы, по поводу шансов найти для своей дочурки не то что такого как я, а хоть какого-нибудь, Молли иллюзий не питала. М-да. Хочется спросить, в чём я-то виноват, так толком ничего и не ответишь. Ни в чём. Просто оказался не там в нужный момент, и — вуаля! Теперь меня зовут так же, как называются эти чёртовы скрижали! А ведь я — даже не он! Самое поганое, что теперь ничего не поделать, и мне приходится отыгрывать эту дурацкую пьесу, в которой моя жизнь расписана, как по нотам. Весь мир — театр, будь он неладен!

      Сегодня как раз такой день, про который ничего не написано. А значит — что? А значит — актёры отдыхают. Это с одной стороны. С другой — никакого предвидения ситуации. Вот взять, к примеру, рыжее семейство — жареный петух клюнул, и они потащили было меня на ярмарку. Ага, весь день видеть эту курносую рябушку рядом, терпеть её касания и прижимания! Ну и реплики, конечно. Тот, кто думает, что блондинки — дуры, пусть перекинется парой слов с рыжей. Гарантирую перетекание мозга в разверзшийся вакуум. Спасибо, и даром не надо! К тому же у меня другие планы.

      Я бросил щепоть порошка в камин и ступил в круговорот прихожих и гостиных. Один раз даже пролетел мимо чьей-то спальни, успев показать счастливому парню большой палец. Вот и моя остановка. Капюшон на глаза я накинул заранее, чтобы каждый встречный придурок не повторял с благоговейным придыханием:

      — Гарри. Поттер. Гарри! Поттер! Гарри!!! Поттер!!!

      До чего же меня измотало это постоянное назойливое внимание. Эй, люди, вам заняться, что ли, нечем? Да что я спрашиваю, конечно, нечем! Вон, открываешь дверь, а за дверью — как будто белая стена. Это не туман, это — жидкий промозглый воздух, лишающий человека ориентации, заманивающий в какую-нибудь канаву и ласково принимающий жертву в холодные лапы смерти. Руки опять тянутся к горлу этой… Трудно, что ли, было поселить меня на Сицилии? Одно слово в книжке поменяла, и — бац! — мне тепло и хорошо, а где-то в паре тысяч километров на север Волдеморт на радужном пони, сверкая красными глазами, несётся с чёрным копьём на белую ветряную мельницу!

      Чёрта с два я найду эту проклятую гостиницу. Забодай меня единорог и бимбомбрамсель мне в глотку! Как можно жить в таком месте? Впрочем, лондонский смог — наименьшее из моих несчастий. Я осторожно перехожу улицу, вытянув перед собой обе руки. Ха-ха, очень смешно! Какие красивые искорки! И тягучий чугунный звон на всю улицу. И почти сразу, вторя ему, такой же, метрах в тридцати дальше по улице. И сдавленное сквернословие. А нечего руки расставлять шире, чем диаметр фонарного столба! В конце концов, Сценарий Сценарием, а действие фундаментальных законов Вселенной вроде всемирного тяготения или Мёрфи-Паркинсона никто не отменял. Ещё и кровь из носу. Не сломал? Вроде, нет. Ничего, до свадьбы заживёт! До женитьбы на этой каракатице, чтоб она была здорова! А очки зря разбил, конечно!

      — Окулус Репаро!

      И зачем, спрашивается? Наверняка ещё во что-нибудь воткнусь. Вот, с-с-с!… Шайс-с-сен! Проклятая тачка уличного торговца с торчащими ручками! А я как назло боксёрский щиток в других штанах оставил! Согнувшись от боли, я рывком присел и, естественно, опять разбил очки, причём о ту же ручку. “Здравствуйте, девочки!” Теперь — дышать! Боец, ты же — мужик! Точно, был бы бабой, не сидел бы сейчас на корточках! Рядом в молоке тумана хихикал какой-то зловредный старикашка. Готов поспорить, что он как раз в этот момент наносит через трафаретик ещё одну перечёркнутую фигурку Поттера на свою телегу.

      Наконец, бешено размахивая той рукой, что не придерживает травмированные драгоценности, я уткнулся в витрину шляпного магазина. Мне нужен четвёртый дом налево. Так же, придерживаясь за стеночку, я доковылял до гостиницы и зашёл внутрь. Вроде отпустило!

      — Чем я могу помочь, мистер?.. — поднял голову маленький пожилой джентльмен. Я подозрительно на него посмотрел — это не он хихикал в тумане?

      — Мёрфи, Аластор Мёрфи, сэр! — не Паркинсоном же мне, в самом деле, называться?

      — Что желаете, мистер Мёрфи?

      — Мне нужна комната с камином на день, пожалуйста!

      Старик подозрительно на меня глянул, но золотой кругляш, внезапно появившийся на его столе, оказался интереснее непонятного подростка в балахоне. Он развернулся и снял со стены ключ:

      — Обед, мистер Мёрфи?

      — Может, попозже! — я протянул руку за ключом. — Пожалуйста, не беспокоить!

      — Я передам горничной, — кивнул портье. — Ещё что-нибудь?

      — Нет, спасибо! — бирка на ключе означала, что мне на четырнадцатый этаж. Озадаченно крутя его в руках, я пытался сообразить, где здесь лифт или хотя бы лестница. Старичок улыбнулся:

      — Просто активируйте его. Чтобы запереться изнутри, повесьте ключ на крючок возле двери.

      Ну что ж, первые хорошие новости за мой сегодняшний визит в Косой — индивидуальный порт-ключ в каждый номер. Никаких лифтов, лестниц и коридоров, всё очень сурово и не по-детски. Коснувшись ключа палочкой, я оказался в небольшой комнате с кроватью, столиком и умывальником. “Удобства”, похоже, у них во дворе. Самое смешное, что комната физически может располагаться где-нибудь в Сибири среди бескрайних снегов. Я подошёл к окну и отдёрнул штору. Ну вот, так я и знал — под крылом самолёта о чём-то поёт… британской столицы туман. Ни-че-го не видно, хоть глаз выколи, хоть оба. С другой стороны, когда такая погода стоит недель шесть лета, а точнее, того, что, по идее, должно быть летом, жарким солнышком согретым и дышащим ветерком — ага, после дождичка в четверг! — глаза выкалывать совсем не тянет. Нет, наоборот, рука непроизвольно ищет верёвку. И мыло. Или, на худой конец, парабеллум, но это — не для эстетов вроде меня, боящихся вида собственных мозгов, размазанных по стене.

      Что-то меня занесло, уже и руки дрожать начали. Ещё бы, на сантиметр ошибусь — и вместо моего знакомого демона прибудет кто-то, менее готовый к конструктивному диалогу. Вот, в последний раз еле успел запечатать портал до того, как появившийся оттуда перекачанный мужик в кожанке, с наполовину металлическим лицом и красным глазом успел навести на меня свой дробовик. Однако, когда он исчезал во вспышке схлопнувшихся Врат, я успел услышать сакраментальное:

      — Е-э, я вэрнус, да?

      Теперь боюсь, вот! Я закончил чертить септаграмму, в которой вершины соединялись через одну, взял в руки рулетку, ещё раз выверяя все расстояния, и подправил одну из линий, ушедшую, казалось бы, всего на три миллиметра, но — стережённого конвой стережёт! Умереть я не боялся, мне Сценарий попросту не даст, нет, я боялся стать таким же овощем, как этот… оригинал. Теперь по щепотке магического порошка по углам в специально отведённые кружки так, чтобы ни крупинки не просыпалось мимо. Осторожно, чтобы не повредить рисунок, я встал и шагнул назад. Пора! Я взмахнул палочкой:

      — Пискес каптум а парва эт магна! Пискес каптум а парва эт магна!

      Свечи в углах замигали красным цветом. Круг, начертанный мной вокруг септаграммы, начал со скрежетом поворачиваться, совмещая символ в круге с таким же, накарябанным рядом с первым углом. Когда это произошло, треугольник в углу септаграммы осветился голубоватым сиянием.

      — Первый знак зафиксирован! — прозвучал мелодичный женский голос. Круг снова начал крутиться, совмещая символ на следующем углу.

      — Второй знак зафиксирован! — помню, в первый раз меня это действо застало врасплох, и я стоял с открытым ртом до тех пор, пока появившийся демон не дёрнул меня бесцеремонно за рукав, ещё и пощёлкав пальцами перед глазами. Ощущение было такое, будто я попал в какой-то фантастический фильм из тех, что так нравятся магглам.

      — Третий знак зафиксирован! — у меня элементарно не хватало сил на то, чтобы одновременно создать портал и окружить его пузырём Протего. Я и так по окончании ритуала чувствовал себя выжатым, как лимон.

      — Четвёртый знак зафиксирован! — уже четыре угла септаграммы были освещены. Еще три…

      — Пятый знак зафиксирован! — внешний круг начал дымиться, что было признаком недостаточно качественных ингредиентов. Черти меня задери, на второй ритуал за день меня не хватит!

      — Шестой знак зафиксирован! — я стиснул кулаки, переживая за портал.

      — Седьмой знак зафиксирован! Соединение установлено! — из круга, вписанного в септаграмму, поднялся бесформенный пузырь, почти доставший до потолка. По опыту я знал, что всё, чего он коснётся, будет уничтожено, поэтому всегда тщательно выверял высоту помещения. Пузырь почти сразу опал и втянулся обратно в рисунок. Кольцо между внешней окружностью и тем, на котором были начертаны символы, полностью окрасилось жёлтым, мигнуло три раза и резко взлетело к потолку. Оставшееся на его месте кольцо проделало то же самое. Три, четыре, пять, шесть, семь… Дрожащей от напряжения рукой я вытянул вперёд палочку, приготовившись защищаться.

      Во внутренней окружности, весь обложенный подушками, сложив перед собой ладони, по-турецки сидел натуральный перс, в смысле, иранец, в чалме, короткой ярко-красной шелковой жилеточке, открывавшей волосатую грудь, таких же красных шёлковых шароварах и шёлковых шлёпанцах с закрученными кверху носками. Перс глянул на меня, поклонился, правой рукой коснулся лба, губ и груди, снова сложил ладони и опять поклонился:

      — Слушаю и повинуюсь, о достойнейший Гарри ибн Джеймс аль Поттер!

      Моя челюсть позорнейшим образом обрушилась на пальцы ног, ломая хрупкие фаланги, и тут же меня ослепило несколькими вспышками подряд. Чёрт, опять попался! В прошлый раз я чуть не зашиб этого урода, когда мне явилось нечто человекообразное, но без носа и ушей, зато оснащённое десятком извивающихся щупалец вместо рта. А до этого он явился мне в образе Тритона с самым натуральным сине-жёлтым русалочьим хвостом и огромным трезубцем, вопя что-то про какую-то нэньку. А до этого…. Разрази меня гром!

      — А скажи мне, демон, в металлической маске с красным глазом тоже был ты?

      Демон вскочил на ноги, радостно скалясь:

      — Эх, чувак, видел бы ты свою рожу сейчас! Это, поистине, лучший кадр после, конечно, того перекошенного лица с текущими слюнями, когда мы встретились в первый раз. Старичок, я тогда, в натуре, думал, что мы тебя в Скворцова-Степанова пропишем!

      — Ась? — только и смог сказать я. Демон не растерялся, и меня опять ослепило вспышкой. — Да перестань ты уже! — я так же, по-турецки, уселся на пол рядом с септаграммой. Демон уселся на подушки. Ещё в первый раз я ему объяснил, что из септаграммы выходить не стоит, иначе он рискует застрять здесь навсегда, поскольку портал выбирает конкретного демона, а не мир и не время, а комбинации по семь знаков из пятидесяти трёх по одной в день можно перебирать до заговенья Мерлинова. Так что демон просто притаскивал с собой что-нибудь, на чём мог сидеть внутри круга.

      — Вот, смотри! — он показал мне на стопку толстых книг рядом с собой, которую я тут же поднял в воздух и отлеветировал к себе. — Это тебе ещё один комплект на случай, если ты надумаешь кому-нибудь подарить. А это — подробная аналитика и возможные варианты развития в зависимости от действий и поступков отдельных лиц. Там ключевые фразы обозначены, они для тебя будут служить сигналом к ветвлению по одному из предложенных направлений, — он протянул мне тонкую табличку, которую он называл “планшетом”. До того, как он мне первый раз показал это чудо природы, я такого никогда ещё не видел и даже не слышал, что бывает такое. Тонкая металлическая пластинка толщиной несколько миллиметров с экраном, который начинался светиться при нажатии кнопки сбоку, оказалась очень удобным способом передачи, хранения и чтения бумаг. Помимо того, что демон в очередной раз изыскивал для меня, он традиционно помещал туда все тома сценария и множество справочной литературы, которая мне могла пригодиться.

      — И вот ещё… — на свет появился небольшой футляр, как для очков и достал оттуда… очки. — Мне ребята посоветовали, как тебе помочь. Это такая штука, вроде того планшета, что я тебе дал, только экран встроен в очки. Попробуй! — предмет перекочевал в мои руки, и я с опаской натянул его поверх своих стёкол. — Да ты свои-то сними, они же у тебя всё равно без диоптрий, я-то знаю!

      Передо мной прямо в воздухе появилось примитивное меню в несколько строчек.

      — И как оно работает?

      — Взглядом выбираешь кнопку и моргаешь. Ребята постарались, накидали интерактивную игру по этой аналитике, — он кивнул на планшет рядом со мной. — И ты сможешь прямо в разговоре прорабатывать сценарий. Потом скинешь на планшет, он тебе всё обработает и закачает обратно в очки, а то у очков мозгов на это не хватит. Там ещё базы данных всякие, обучение этикету и манерам, определители предметов, читалка для рун, видеокамера и прочие прибамбасы. В общем, будешь упакован, как Джеймс Бонд.

      — Спасибо, демон!

      — Димон, а не демон, я же тебе говорил. Дмитрием меня зовут! — демон откровенно наслаждался ситуацией!

      — Что я тебе должен за эти богатства?

      — Чувачок! — проникновенно начал пришелец, заглядывая мне в глаза. — На тот брюлик, что ты мне подкинул в прошлый раз, я организовал контору на Неве с видом на Петропавловку, нанял два десятка программистов и аналитиков и ещё десять лет могу платить им зарплату с блэкджеком и шлюхами! Ты, главное, не пропадай, помни, что там, — он кивнул себе за спину, — люди в тебя верят и работают, чтобы тебе помочь. Не вешай нос, Гарри!

      — Я не Гарри! — сказал я.

      — До окончания школы ты — Гарри! — жестко оборвал меня собеседник — А что дальше — посмотрим! Может, и удастся вытащить тебя из этого кошмара. Над этим я тоже работаю!

      Мы молча смотрели в глаза друг другу, потом он улыбнулся и помахал ручкой. Я коснулся символа деактивации портала, и с потолка начали падать кольца, унося от меня демона в дали неизвестные. Моего единственного друга. Единственное знакомое мне создание, которое искренне, даже несмотря на тот камень, который я для него изготовил в лаборатории, желает мне добра, то есть только того, чего я сам хочу для себя.

      Септаграмма исчезла, как будто её и не было. Может, стоит нарисовать стационарную в подвале дома на Гриммо? Я убрал очки обратно в футляр и взял в руки планшет. В прошлый раз я передал демону собранные “Пикси и Голиаф” материалы по всем окружающим меня людям. То, что нанятые им сотрудники сделали с этим материалом, я теперь и просматривал. Иногда какие-то, казалось бы, незначительные факты вдруг приводили к совершенно неожиданной информации, копать которую потом можно было направить тех же “Пиксей”, чтобы опять скормить демону. Так я, например, узнал о существовании оригинала.

      Я выключил планшет, убрал его и зарядные устройства в безразмерный рюкзак, отправил туда книги и аккуратно сложил очки. Передо мной осталась только небольшая папка с закладками. То, что мне понадобится для короткого свидания, которое ждёт меня впереди. Я подошёл к камину, бросил в него порошок и засунул голову, называя адрес:

      — Малфой-мэнор.

      Та же вереница каминов перед глазами и ещё пара счастливчиков в постели. А мне, между прочим, уже пятнадцать, и кровь бурлит — дальше некуда! Наконец передо мной возникла помпезно, но со вкусом обставленная гостиная в викторианском стиле. Перед глазами на пару секунд появился домовой, которому я сразу сообщил:

      — Гарри Поттер к Люциусу Малфою!

      Мне пришлось подождать минут пять, пока на пороге не возник хозяин дома, уставившись на меня своими злыми бесцветными глазами, которые я в последний раз видел под маской Пожирателя:

      — Как это понимать, мистер Поттер?

      — Я прошу вашей аудиенции, мистер Малфой. Это не займёт много времени!

      — Вы не боитесь, мистер Поттер? — усмехнулся он.

      — Боюсь, мистер Малфой! — честно ответил я.

      — Что ж, ваша честность похвальна, мистер Поттер. Вам позволено войти.

      Собственно, камин Малфоя не был закрыт, и я мог бы ввалиться и без его соизволения, но мне нужно было начать выстраивать отношения…. Я вошел и приветствовал хозяина поклоном. В изумлении подняв бровь, он ответил мне тем же, после чего жестом пригласил меня уместить седалище в кресло, сам направившись к другому. Я подошёл к указанному предмету мебели, повернулся к нему спиной, а затем синхронно с хозяином уселся. Мы помолчали.

      — Отвратительная погода сегодня, мистер Малфой, не правда ли? — я приступил к наиболее содержательной части беседы.

      — Несомненно, мистер Поттер, — холодные глаза Люциуса неотрывно следили за каждым моим жестом. Я проводил по два часа в день в обществе Вальбурги, которая согласилась на это время переставать осыпать нас оскорблениями и в сдержанном тоне обучала меня, как держать себя, как двигаться, что говорить, куда девать руки. В последние дни она даже иногда оставалась мною довольна, умиротворённо застывая на портрете до следующего утра.

      — Однако, не столь плоха, как если бы сегодня моросило, не так ли?

      — Я с вами полностью согласен, мистер Поттер, — похоже, Малфоя осмотр тоже удовлетворил, и теперь он едва заметно покусывал губу, пытаясь понять причины моего преображения. — Но, к счастью, нам это пока не грозит.

      — Я в этом просто уверен, мистер Малфой! Однако, как мне кажется, нынешняя погода простоит ещё недели три.

      — Весьма прискорбно это слышать! Я надеялся, что как минимум до сентября нам покажут солнце.

      — К сожалению, никак! Говорят, муссон…

      — Циклон, мистер Поттер! — вот, теперь он доволен, разговор состоялся, хозяин получил шанс выказать свою осведомлённость. Сейчас, насколько я понимаю из церемониальных уроков Вальбурги, самое время закруглить обсуждение важных вещей и перейти к мелочам. — Итак, мистер Поттер…

      — Мистер Малфой, — я склонил голову, изображая поклон.

      — Что вас привело в мою скромную обитель?

      Моя наставница твердила мне, что при игре в бридж можно либо сразу открыть руку ведомого, либо позволить тому играть вслепую. Первый способ приводит к быстрому и гарантированному результату, а вторым можно либо взять больше, либо проиграть. Нет, мне нужен гарантированный результат.

      — Я хотел просить аудиенции у Тёмного Лорда.

      Если Малфой и удивился, то виду не подал. Ни щекой не дрогнул, ни глазом. Будто я к нему каждый день прихожу и прошу эту малость.

      — Вы — очень смелый человек, мистер Поттер!

      Я знаю. Готов поспорить, что в моём адреналине сейчас трудно найти кровь. Я протянул собеседнику папку, тратя оставшиеся крохи энергии на то, чтобы не дать рукам дрожать. Люциус взял её у меня и, похоже, что-то заметил:

      — Я восхищён, мистер Поттер! Нарцисса! — громко позвал он и нарочито отвёл глаза, глядя в камин. Через минуту в гостиную вплыла хозяйка особняка, и мы синхронно встали. Я воображаемо щёлкнул воображаемыми каблуками и почтительно склонил голову. — Мистер Гарри Поттер, миссис Нарцисса Малфой! — представил нас Люциус.

      — Как поживаете, миссис Малфой?

      — Как поживаете, мистер Поттер? Рада с вами познакомиться.

      — Для меня это честь, миссис Малфой!

      — Я много о вас наслышана, мистер Поттер!

      — Надеюсь, не только плохое, миссис Малфой?

      — Не только, мистер Поттер, не только! — её серые глаза, несмотря на торжественность протокольной маски, ободряюще улыбались.

      — Нарцисса, сядь, пожалуйста, с нами!

      Нет, это уже за гранью моего понимания! Посмотрите на него, он притащил сюда жену, чтобы я не наложил в штаны! Хотя, может, просто обивку бережёт. Миссис Малфой уселась в кресло, а потом мы с хозяином проделали то же самое. Он не смотрел на меня прямо, но я чувствовал, что он следит за каждым моим движением. И разворот ног, и угол наклона головы — всё имело значение. “Безукоризненные манеры” — вот, как они это называют.

      — Мистер Поттер как раз предложил мне занимательное чтиво, дорогая!

      Прежде, чем он успел открыть папку, я был вынужден его остановить:

      — Нижайше прошу прощения, мистер Малфой!

      — Что такое, мистер Поттер? — мне тоже надо научиться так приподнимать бровь. Аристократия всё же, пусть даже и самоназначенная!

      — У меня есть небольшое предложение! — всё-таки присутствие Нарциссы, благожелательно меня рассматривающей, изрядно сбило мой мандраж. Мне уже не приходилось тщательно следить за голосом, боясь пустить петуха.

      — Я слушаю, — склонил голову Люциус.

      — Если вы посмотрите на папку внимательно, то заметите, что к некоторым страницам прикреплены закладки с датами…

      — Я, кажется, понимаю, мистер Поттер, — задумчиво кивнул Малфой.

      — Я ни на чём не настаиваю, но первые две было бы интересно открыть в вечер того дня, которым они обозначены. Последняя дата — до описанных событий. Опять же, было бы интересно, если бы кто-нибудь попытался вмешаться в их последовательность.

      — Это очень интересно, мистер Поттер, — проговорил хозяин. — Я так понимаю, что вы хотели бы гарантий…

      — Естественно, в случае, если содержимое папки вызовет интерес, мистер Малфой!

      — Ну что ж, — он встал, подавая руку жене и тем самым вынуждая меня подпрыгнуть вместе с ним. — Может, чаю, мистер Поттер?

      Не дурак, намёк понял!

      — Премного благодарен, но не смею более испытывать ваше гостеприимство! Миссис Малфой! — я поклонился. — Мистер Малфой!

      Я повернулся, захватил волшебный порошок из фарфоровой миски на изящной стойке и бросил его в камин, называя адрес. У меня возникло ощущение, что вся преисподняя сейчас бросится кусать меня за пятки. Перед глазами появилась нужная комната, я спокойно в неё прошёл, а потом резко ускорился. Рюкзак в руку, накинуть балахон и активировать ключ — всё это заняло, буквально, пару секунд. Потенциальная погоня застрянет в комнате без двери и без портала. Ненадолго, конечно. Я подошёл к портье и отдал ключ ему:

      — Я скоро вернусь.

      — Несомненно, мистер Мёрфи, пожалуйста, приходите!

      Теперь можно расслабиться и попытаться дойти до «Дырявого Котла» без потерь. А там — спасительный камин и домашнее тепло. И чёртовы Уизли, чтоб они все были здоровы!

     Материалы на Грейнджеров были значительно более скучны. Что поделаешь, жизнь магглов — та же самая, что у магов, только, вдобавок, ещё и без волшебства. Я даже их имён не запомнил. Мистер был каким-то клерком среднего звена на фабрике резиновых изделий. Надо было туда и Артура устроить сразу, как Чарли появился! А то мистер Грейнджер, похоже, зарплату получает продукцией родного предприятия. В общем, братьев и сестёр у Герми нет. Миссис занимается обрезанием. Нет-нет, всего лишь в цветочном салоне. Но! Миниатюрная гильотина в стиле Мела Брукса на столе присутствует. Так что товарищи, которые презирают красные Феррари и чёрные Хаммеры — милости просим; одним элегантным движением вы станете постоянными клиентами этих достойных марок!

      До Хогвартса Герми успела поучиться в маггловской школе. Ничего страшного, даже особый заряд бодрости в теле образуется. У меня, правда, — по воспоминаниям — вместе с многочисленными гематомами от общения с Дадличкой. В общем, Гермиона — молодец. Демон мне сказал, что, по словам аналитика, штудировавшего сценарий, изначально всё шло к тому, что целоваться я должен был именно с ней, но тут тупая курица обнаружила, что другой жертвы, кроме Гермионы, для Рона нет. Нет, мне — что тот крокодил, что этот, — без разницы. Хотя у Герми где-то посреди перекати-поле на её плечах ещё и мозги есть. Хех.

      Я намекнул Сириусу, что есть дело в городе, касающееся только нас двоих, и что ни одна живая душе не должна даже заподозрить, что мы куда-то умотали. Лучше бы он меня просто послал. Так нет же, мы пошли выбираться из дома какими-то секретными ходами. Разрази меня Грюм, если это место не больше Хогвартса! Через каких-то полчаса петляния по лабиринту переходов, я забыл, как меня зовут, а ещё через час мы вышли к Темзе в каком-то подозрительном месте. По крайней мере, группа подростков одухотворённого вида, лузгающих семечки на корточках в затуманенном сумраке ведущего к берегу переулка, не могла даже правильно определить направление к ближайшей телефонной будке, и крёстный был столь любезен, что немного подбросил их до места. Поймать, как всегда, забыл. Ах, досада! Я бросился было им на помощь, желая залечить их раны, но глупая молодёжь в темноте не распознала моих намерений и принялась уползать со скоростью, максимально возможной для человека с переломанными ногами. Сириус проявил себя злым и бесчувственным человеком, хохоча над этим до упаду, а в ответ на моё законное возмущение заявил, что я их испугал значительно больше своими пятисантиметровыми окровавленными клыками. Забодай меня шипохвост, совсем забыл, что у меня в минуты приступов сострадания зубы режутся. В общем, развлеклись немного.

      Как верёвочке ни виться… Как я ни оттягивал неприятный момент… Между прочим, мне было по-настоящему страшно. Среди ночи разбудите — не глядя махну Сириуса, которому я должен был сообщить то, что собирался, на объятья Волдеморта. Конечно, не в ахтунговом смысле этого слова, а, скорее, как “холодные объятья смерти”. Страшно? А то! Для начала мы закатились в бар аккурат напротив больницы. Тоже, кстати, интересно — они его там специально поставили? Чтобы “лечить” родственников больных? Крёстный, к слову, не пьёт. Совсем. Говорит, что из-за особенностей собачьей чуткости моментально съезжает с катушек, из огромного чёрного пса превращается в белого пуделька и пристраивается ко всем подряд с романтическими, естественно, намерениями. Ха! Можно подумать, он и так не пристраивается! Пока мы с ним разговаривали, он как-то неуловимо успел познакомиться с некоей красоткой и вызвался проводить её до туалетной комнаты, откуда и вернулся спустя полчаса раскрасневшийся и довольный жизнью. Люто, бешено завидую. Крёстный, ты — мой герой! В общем, последнюю сигарету он, считай, выкурил.

      — Сириус!

      — Да, Щеночек! — поглядите на него, ни один кот, объевшийся сметаны, не в состоянии изобразить столько умиротворённости, блаженства и неги!

      — Скажи мне, как ты ко мне относишься? — надеюсь, от такого типично девичьего вопроса он меня за ахтунга не примет. Да, такое благодушие так просто не пробить!

      — Как к своему щеночку, конечно!

      — Почему? — этот вопрос поставил его в тупик. Он озадаченно посмотрел в пустой стакан с остатками апельсинового сока. Напрасно, между прочим. Истина, как известно — в вине!

      — Что значит — почему? Гарри, ты что, дунул, что ли? Кстати… — он захлопал себя по карманам кожаной куртки. Ага, так я тебе и поверил, что ты самокрутку с собой носишь!

      — Это из-за того, что я сын Джеймса и Лили?

      Сириус озадаченно посмотрел на меня. Как на барана, не меньше:

      — Сначала — да! А потом… Ты — мой друг и щенок из моей стаи! — продолжать он не стал, но на лице его было написано, мол, о чём тут ещё говорить?

      — Пойдём! — я встал и, не оглядываясь, направился на выход. Крёстный поймал меня уже на улице:

      — Гарри, постой! — он ухватил меня за локоть, останавливая и поворачивая к себе: — Что это за чертовщина только что была?

      — Пойдём, Сириус! — я потянул его в направлении госпиталя. — Пойдём, мне и так непросто…

      Эх, крёстный, знал бы ты, что я на тебя сейчас обрушу, пошёл бы? Я-то уже всё это пережил. И на стенки кидался, когда никто не видел, и в подушку орал от безысходности под Пологом Тишины, и кулаки в кровь разбивал. Ничего не поделаешь, то, что я задумал, мне в одиночку не провернуть. И цена этому — жизни. Твоя жизнь, кстати, крёстный! Может, тебе она и не столь дорога, но я… Я ещё не знаю, как меня встретит моя собственная семья, и не знаю, захочется ли мне быть с ними, но ты, крёстный… Ты мне нужен. Как друг, как боевой товарищ, как вожак моей стаи, чёрт возьми!

      Кутаясь в куртку, я пересёк улицу и зашёл в холл больницы. Сидевшая за конторкой страшненькая медсестра сразу так заулыбалась, что мне стало боязно за свою непорочную юношественность. К счастью, смотрела она сквозь меня — на усатого красавца с байкерскими патлами, следующего за мной. Во, точно, меня не видит в упор! Я безрезультатно пощёлкал у неё перед носом пальцами. Куриная слепота — это когда есть слепая курица. Или овца. Сириус, встав рядом со мной, повторил мой жест, как заправский гипнотизёр.

      — Алё, гараж! — и потом обратился ко мне: — Мы тут что делаем?

      — Мы в двести двенадцатую! — никакой реакции. Слышите ли вы меня, бандерлоги?

      — Нам в двести двенадцатую! — добродушно сообщил крёстный дурнушке. Слышим, о Каа!

      — Сейчас, сейчас! — медсестра принялась листать что-то на своём экране, пару раз стукнула по клавишам и опять немного промотала: — Двести двенадцатый, без ограничения по времени. Вы — Поттер? — наконец-то, она обратилась ко мне и улыбнулась. Мерлин, я чуть в обморок не упал! Джоконда нашлась! Тётенька, отвернитесь, у меня сердце слабое!

      — Да! — ответил я, с трудом сглатывая ком в горле. Есть у меня такое — если напиться яблочного сока перед полётами на метле, то легко можно распрощаться с завтраком. Оказывается, не только полёты на метле помогают. Я-то думал, что в Гриффиндоре девушки страшные, а тут такое чудо сидит!

      — А вы — старший брат? — проблеяла овца, переводя влажный взгляд на Сириуса.

      — Нет, просто друг! — сказал Бродяга, приобнимая меня. Сириус, соб-бака! Мне же ещё сюда наведываться придётся!

      — Может, мы уже пойдём? — спросил крёстный.

      — Я провожу! — встрепенулась было красотка, но, поняв, что оставить пост не может, сразу потускнела. Я повёл Сириуса в палату. Мы поднялись по лестнице на второй этаж и повернули налево по коридору. Запах больницы здесь почти не ощущался, поскольку тут было крыло для тех, кого лечить уже толком не будут. Вот, к примеру, пациент, к которому мы идём — овощ. Ну, то есть, он даже не в коме, а просто… Мозг умер. Давно. То, что сейчас увидит Сириус, — пустая оболочка. У меня так погано на душе, как даже не было когда я сам его увидел. На секунду мне пришла в голову шальная мысль, что без этого можно и обойтись… Нет, не получится!

      Я набрал на замке комбинацию цифр. Замок щёлкнул, и я зашёл первым, предоставляя крёстному самостоятельно решать, стоит ли за мной следовать. Он тоже зашёл. Увидел тело на кровати со вставленными в рот трубками системы искусственной вентиляции лёгких, электрокардиостимулятор, провода и контактные площадки электростимуляторов мышц, бледное, точнее, даже белое лицо на подушке, пять лет не видевшее солнечного света. Вопросительно посмотрел на меня. Я отошёл к стене и прижался к ней спиной. Чёртовы пятнадцать лет! Меня колотило так, что я готов был разнести к боггарту всю больницу!

      Сириус опять повернулся к телу на койке и оглядел его уже внимательнее. Самое странное, что за эти пять лет оригинал немного подрос и уже выглядит не на десять, когда это всё произошло, а старше. Мне трудно сказать, насколько, поскольку он всегда лежит. М-да, было бы странно, если бы он вдруг встал. Очень неудобно бы получилось. Для многих людей, но я в их число не вхожу. Правда, за мою жизнь тогда не дали бы и гроша — такие свидетели, как я, долго не живут. Крёстный, наконец, разглядел шрам на лбу и теперь переводил взгляд с одного шрама на другой. Ну, то есть, сначала пялился мне на лоб, а потом на лоб оригинала. Потом всмотрелся в черты лица, его лицо приняло беспомощное выражение, а потом на него накатило понимание. Того, зачем я его сюда привёл и кто именно лежит в этой койке. Я закрыл глаза, покрываясь холодным потом.

      Я услышал, как Сириус сел на пол, а потом до меня донёсся леденящий душу вой, пронизывающий каждую клеточку моего тела. Я заткнул уши, но всё без толку — ужасные завывания продирались сквозь ладони мне прямо под кожу, а там, казалось, проходили непосредственно в черепную коробку, минуя ушные раковины. И внезапно разверзся ад. Пол и стены тряслись, оглушительный грохот бил по ушам, что-то звенело, разбивалось, лопалось и взрывалось. Открыв глаза, я осознал, что в палате осталось только два уголка, которые бьющаяся во всё подряд лбом огромная чёрная собака старательно огибала, — небольшой клочок пространства вокруг меня и койка с медицинскими приборами. Когда он в очередной раз проносился мимо, я бросился псу на шею и повис всем весом, замедляя и останавливая.

      Он проволок меня пару метров, а потом сам упал на изорванный линолеум пола, поскуливая и тяжело дыша. Я наконец смог оценить масштаб разрушений. Редкие уцелевшие куски штукатурки с краской на них, местами битый кирпич. До сих пор не могу понять, как собака, пусть и большая и даже чуточку волшебная, таранит лбом кирпичные стены, до этого успешно простоявшие двести лет, выбивая осколки кирпича и оставляя гигантские вмятины, при этом даже не получив ни царапины. Нет, я, конечно, понимаю, что у Сириуса, судя по некоторым его выходкам, в голове, кроме кости, ничего нет, но как можно не пробить шкуру? Когтями адское создание превратило линолеум в кучу трухи из пластика, волокон основы и мягкой подложки и оставило глубокие борозды в бетоне перекрытия.

      По-прежнему скуля, Бродяга начал превращаться в человека. После метаний от его одежды осталось мало; я тут же отскочил в сторону, — не хватало ещё с полуголым мужиком обниматься! — и накинул на него упавшую занавеску. Впрочем, Сириус этого не заметил, — он сидел, склонив голову, и по щекам его текли слёзы. Он их периодически смахивал, оставляя на лице полосы, грязные от кирпично-бетонной пыли. Я не пытался его утешить, мне самому требовалась помощь. Зрелище здоровенного мужика, рыдающего, как школьница, настолько меня проняло, что я, прислонившись к стене, сам исходил на мокрое дело. По несчастному Сириусу, у которого злая сила отобрала всё, что было ему дорого, по оригиналу, не заслужившего ни малейшего из той бесконечной вереницы несчастий и мучений, выпавших на его долю за короткие десять лет. По себе, наконец, ведь я тогда тоже умер, — похищенный, со стёртой памятью я занял этот бессмысленный пост со шрамом на лбу.

      Надо отдать крёстному должное — соображал он быстро. Как я позже убедился, узнав живой труп на больничной койке, он практически моментально составил цепочку выводов, не только ухватив суть основных событий, приведших к трагедии Поттера, но и список наиболее вероятных участников в ней, безошибочно распознав и мою роль в происходящем. Последнее особенно непонятно, ведь я мог быть вполне сознательным самозванцем, но тут уж сработало звериное чутьё Бродяги, и он с открытым сердцем пошёл у него на поводу.

      Взял себя в руки он очень скоро — и пятнадцати минут не прошло с момента, как мы вошли в палату, как он пришёл в себя, массируя виски и глазницы. Потом он двинулся ко мне и осторожно протянул руку. Нет, я его не боялся. Уже не боялся. Крёстный запустил мне руку в вихры и сильно, по-мужски, потрепал меня по голове:

      — Всё будет хорошо, Щеночек!

      У меня как будто камень с души свалился. Это было как раз то, что мне жизненно важно было услышать. Нет, не то, что всё будет хорошо, именно в этом у меня уверенности — ни на грош! Завернувшись в занавеску, как в тогу, Сириус подошёл к койке и положил руку на лоб оригиналу, убирая в сторону волосы. Он постоял ещё некоторое время, прощаясь, а потом неожиданно спросил:

      — Давно?

      — Пять лет назад, — буркнул я, пытаясь отгадать, что именно его интересует, а потом, на всякий случай, добавил: — Я об этом узнал две недели назад.

      Крёстный кивнул, подтверждая получение информации и, вопреки моим ожиданиям, расспрашивать дальше не стал. В каком-то смысле, оно и лучше, но стоит расставить точки над “i” сейчас, поскольку я не знаю, когда у нас получится остаться наедине. Я поднялся и приступил к уборке. Точнее, к ремонту. Что означало, что мне придётся произнести “Репаро” пару миллионов раз только для того, чтобы через три дня все опять разрушилось. Не совсем, конечно, но настоящий ремонт всё равно делать придётся.

      — Кто ты?

      Этого вопроса я боялся. Отчасти потому, что ответа на него я не знал. Отчасти оттого, что он ставил забор между мной и оригиналом, которым я себя искренне мнил всё это время.

      — Я не знаю точно. Сыщики, которых я нанял, дали мне три имени бесследно пропавших моего возраста примерно в тот момент…

      — Тебе пересадили память? — крёстный начал собирать из обрывков свою любимую косуху. — Ты знаешь, что это — очень опасно? От этого умереть можно!

      Я покрылся холодным потом от мысли, что где-то прикопаны ещё двое горемык, которым повезло не так сильно, как мне.

      — Я их знаю? — это он о несчастных родителях. — Сейчас здесь закончим и нанесём визиты.

      — Нет! — крёстный удивлённо посмотрел на осмелившегося перечить ему щенка. Теперь, когда он получил цель, причём, скорее, в стрелковом смысле, он стал деятелен и резок. Не в том смысле, что груб, а в том, что быстр. Теперь ему срочно нужно было решить мою проблему, но несомненный минус ситуации состоял в том, что он даже близко не осознавал, что именно является моей проблемой. Он хотел спасти меня, срочно найдя моих родителей, а мне нужно было спасти его. Сцена с Вуалью была описана столь красочно, что сразу представилась мне в живую, и несколько ночей я просыпался от собственного крика.

      — Мы не можем прийти к людям, потерявшим ребёнка пять лет назад и спросить их: “Это не ваш ли сын, случайно?” Ты представляешь, какой это удар?

      — Хм-м… — Сириус потёр подбородок. — Ты прав. Нужно быть уверенными на сто процентов. Штука в том, что я знаю, кто твои родители.

      Я вскинул голову:

      — Ты уверен?

      — Да, Щеночек, уверен. Я помню молодого человека, который был один-в-один похож на тебя. Минус, конечно, очки и шрам… Я могу назвать тебе фамилию и готов поспорить, что она окажется в твоём списке. Кстати, интересно, как они тебе зрение испортили?

      “Они” — это та сладкая парочка, что, прибыв к бездыханному телу в доме уже наложившего в штаны и приготовившегося к смерти Дурсля, успела привести оригинал в сознание настолько, чтобы сгрузить его память в Омут. А потом, запоров две “болванки”, всё-таки успешно “записала” третью.

      — Никак, — просто ответил я. — У меня стопроцентное зрение, — я снял очки и протянул их крёстному. Бродяга сразу же их натянул и принялся вертеть головой, пытаясь уловить хоть какое-то искажение.

      — А зачем ты их носишь?

      — Так положено!

      — Кем? Кому? — продолжал допытываться Сириус. Я приготовился было его отшить, но тут в дверь с силой ударили. Я с тревогой посмотрел на крёстного, но тот лишь кивнул. Значит, дверь придётся открывать мне. Ба! Знакомые всё лица! На пороге стоял ещё один из тех, кому мне предстояло помочь. Ну, или кому предстояло помочь мне.

      — Щеночек? Бродяга? — перечислил собрание вошедший Римус, а потом хмуро воззрился на Сириуса: — Звал, зверюга?

      — На себя посмотри! — отозвался крёстный. — Так получилось, друг, так получилось.

      — А что это у нас тут? — Лунатик, наконец, разглядел койку с оригиналом и заинтересованно подошёл поближе. Я уселся в углу, пряча уши между коленок и закрывая голову. Тишина. Ничего не понял. По-прежнему тишина. Я почему-то предполагал, что Люпин должен быть более диким, а Блэк наоборот — сдержанным. И, соответственно, эстраполировав агонию крёстного на Римуса, ожидал чего-то совершенно кошмарного, но к такому я определённо не был готов. Я поднял голову.

      Лунатик стоял у койки, обеими руками прижав руку оригинала к груди, и у него из глаз текли слёзы. Он оплакивал последний осколок того, что осталось в этом мире от его друга. Собственно, этого я и добивался. Вряд ли остался на свете человек, которому был бы чем-то дорог Джеймс Поттер или его сын, кроме этих двоих. Все, кто были нужны для последнего прощания. Поразительно, конечно, неужели Джеймс был настолько незначителен, пусть даже и оставаясь последним представителем чистокровной семьи, что не оставил следа в сердцах? Или всё дело в сценарии, по которому Поттеры были важны лишь с целью усилить страдания героя и поднять тираж?

      Мы сидели в том же баре, что и полтора часа назад с Сириусом. Взрослые были подавлены и молчаливы, я же просто размышлял, что делать дальше. Из забытья меня вывел голос крёстного. Я очнулся:

      — А?

      — Я говорю, что так просто нам Дамблдора не завалить, а вот Северус нам вполне по зубам. Ну, и родственник твой этот!..

      Я вздохнул. Понятно. Значит, будем читать Сценарий.

      — Нет, Бродяга, сделать с ними что-то сейчас невозможно в принципе. А для того, чтобы понять, отчего, вам обоим нужно кое-что прочесть. Это снимет много вопросов и даст всю необходимую информацию. Потом мы соберёмся, и я сделаю доклад о том, какие шаги я предпринял за то время, что владею этим знанием.

      Римус смотрел на меня с удивлением:

      — Ты знаешь… — тут он замялся, не решаясь произнести моё имя, а крёстный, бросив на него гневный взгляд, с силой ударил кулаком по столешнице. Сидящие вокруг посетители испуганно втянули головы в плечи, всерьёз опасаясь, что этот здоровенный отморозок в косухе сейчас начнёт ломать и крушить.

      — Какого чёрта, Римус? — выкрикнул он. Ну, то есть, он сказал совсем по-другому, но общий смысл был таков. — Даже если он не сын Джеймса и Лили, для нас он по-прежнему — наш Гарри! И ты это знаешь!

      Люпин сидел, понурив голову:

      — Прости, Гарри, я виноват! Бродяга, конечно, прав. Прости! — он поднял на меня виноватый взгляд.

      — Ты не должен забывать, Лунатик, — примирительно сказал я, — кто лежит в той комнате. Никто их нас не должен забывать. А ещё вы оба должны узнать, почему. Иначе мы не сможем ничего изменить.

      Оборотень прокашлялся.

      — Я хотел сказать, Гарри, что ты сильно изменился за последние несколько недель. Я теперь понимаю, отчего, и мне очень жаль, что так случилось.

      Разговор, наконец-то, пошёл. Упоминание того, что мы должны были сделать, вырвало Сириуса из цепких объятий хандры, и сразу же вся его энергия, накопленная в эти тягостные минуты, выплеснулась на меня в тройном объёме. Главное, что его интересовало — почему же он не может аппарировать в Проезд Приветов и откусить голову Дурслю прямо сейчас. Мои ответы вроде “потому что” его не удовлетворяли. Пришлось опять воззвать к Френсису Бекону и уговорить его потерпеть до тех пор, пока он не узнает полной картины происходящего.

      — Меня очень сильно беспокоит конспирация, — пожаловался я крёстному.

      — А ты её меньше чеши! — незамедлительно отозвался тот.

      — А что, собственно, вызывает необходимость конспирации? — простодушно поинтересовался Люпин.

      — Римус, мы же вынашиваем заговор! — ответил я.

      — И?

      — И то, что все заговорщики должны соблюдать конспирацию! — сказал я.

      — Гарри хочет сказать, что нам не стоит обсуждать то, как мы собираемся перегрызть горло Бамблодору, за совместным ужином в его присутствии.

      — Ну, не настолько же мы… — начал было Лунатик.

      — Вообще никаких ушей или глаз рядом быть не должно! — отрезал крёстный.

      — У меня, к примеру, под половицей лежит такая штука, что пан Директор меня за неё в порошок сотрёт, узнай о её существовании! — добавил я.

      — И что мы должны делать? — спросил Римус

      — У меня есть ещё один дом, — сказал Сириус. — Один из, — хитро улыбнулся он мне. — Ты, как мой наследник, имеешь полный доступ, до трёх гостей я могу добавить, добраться туда можно либо по адресу, либо через подземный ход от Гриммо. Перетащишь свои секретные штучки, там же и будем обсуждать дела.

      На том и порешили. Теми же подземельями мы вернулись в дом, полный потенциальных шпионов “общего блага”, и там произошёл жесточайший облом! Нас ждали! Хорошо, что вынырнувший из буквально из ниоткуда крёстный, натолкнувшийся на рыскавшую как ищейка по всему дому Молли сразу же увёл её искать меня в другое место, и мы с Лунатиком смогли выйти наружу, но дальше процесс встал. Уже буквально через полчаса от Сириуса исходила такая жажда убийства, что только такие непрошибаемые особи, как Уизли, не могли её почувствовать. Гермиона сначала забилась в уголок и боялась там дышать, а потом вовсе сбежала в комнату, выделенную ей и Джинни. А Дамблдор, в какой-то момент по-хозяйски вылезший из камина, тут же забрался обратно. Даже не поздоровался. Какой невежливый человек!

      Началось всё с того, что я попытался улизнуть к себе, чтобы забрать вещи. Ага, три раза!

      — Гарри, а куда ты так рано? Разве тебе с нами не весело?

      “Весело, аж выть хочется!”

      — Нет, Молли, мне просто хотелось пораньше лечь…

      — Рон, дорогой, ты слышал? Гарри сказал, что ему пора в постельку!

      “А одному мне в постельку что, совсем никак?”

      — Мам, а чо опять я?

      “Вот именно, почему опять я?”

      — Да я не в том смысле, просто хотелось полежать, отдохнуть…

      — Лучший отдых — с друзьями в гостиной! Посидите, поговорите!

      “А то я с ними не наговорился за эти годы!”

      — Вот и Джинни с вами пойдёт!

      “Точно, куда же без неё!”

      — Давайте, детишки, вперёд!

      — Мам, я же ещё не доела!

      “Да ты, вообще, недоедаешь по жизни!”

      — А я бы ещё добавочки! — жалобно протянул Рон. Читай, в доме ещё не вся еда уничтожена! Зато честно! Вот в этот момент Гермиона в угол и шарахнулась. Что удивительно — вчера всё было точно так же, но Сириусу было по барабану. Вчера он был благодушен и расслаблен, рядом был любимый крестник и Щеночек. А сегодня остался только я. В какой-то момент мне удалось отойти от Уизлей на пару шагов и шепнуть Сириусу, что именно искать у меня под кроватью, где расположены половицы и они как поднимаются. Так нет же, мать благородного семейства и его хотела припахать к общественным работам. Это она что, к нему клеится? У неё вообще зеркало есть? Сириус по-тихому притащил рюкзак, и мы прошмыгнули в переход. Там я достал два раза по три первых тома, решив, что этого на сегодня-завтра должно хватить, отдал вместе с рюкзаком дядькам и вернулся на Голгофу. Будь я проклят!

     Я с Уизлями сидел на кухне и поглощал завтрак, приготовленный Молли. В одном ей не откажешь — вся её жрачка вызывает желание есть ещё и ещё. Побольше масла, чеснока, кетчупа и бекона — вот залог успеха! Как-то она даже приготовила концентрированный успех — бекон сначала крошится, потом обжаривается вместе с порезанным чесноком, потом это всё заливается кетчупом, засыпается чеддером и оставляется тушиться до состояния этакого соуса. Мня-м! Можно мазать на булку, тосты, крекеры и просто есть ложкой. Мой лучший друг Рональд так и делает. Не удивительно, что у Молли вот такая — я опять мысленно развёл руками, — жесткость, у Артура уже идёт к тому, Билл ломает стулья одним взглядом — в смысле, когда стул только ещё видит Билла, он уже рассыпается от страха, — Перси так вообще какой-то персик, близнецы ещё как-то держатся, а вот мой друг Рональд уже не способен уместиться на нормальный стул целиком, поскольку либо с одной, либо с другой стороны — либо с обеих — булки будут свисать.

      Джиневра, которой в силу её возраста положено быть тоненькой и хрупкой, в общем-то и есть почти тоненькая и даже немного хрупкая, если только на колдографии заретушировать её анти-талию. В смысле, у неё там шире, чем в остальных местах. Вот, кстати, сидит и поедает бургер. В Макдональдсе такой назвали бы трипл-дабл-дак! Как, к слову, у неё получается не выглядеть за едой полной свиньёй вроде Рона? Загадка. Так вот, сидит и лопает шесть слоёв котлеты, пять — бекона и сыра и по диетическому листику салата с обеих сторон. Поясняю, салатик — это чтобы не разжиреть. Она лопает, а я как на рентгене вижу, как эти котлетки и бекончики самым коротким путём отправляются утеплять её дрожащие — когда она говорит или смеётся, к примеру — бочка. Это она сейчас уже такая, а что будет к восемнадцати? Мама, мне страшно!

      Кстати, о маме. Я постепенно привыкаю к мысли о том, что у меня будет мама. Я смогу хоть немного побыть нормальным ребёнком. Нет, конечно, Сириус говорит мне, что я — настоящий мужик, а по мне — шло бы оно лесом! Мы маленькие дети, нам хочется гулять! Я хотел подождать с этим визитом до момента, как Бродяга и Лунатик прочитают все семь томов сценария, но Чёрный Пёс был непреклонен. Соб-бака! А ведь я ему — практически никто! Хотя и тут есть нюансы. Как я понял, я всё-таки чистокровный, и значит, в каком-то родстве с Блэками я состою. Боггартово отродье, надеюсь, моя фамилия не Малфой! Поглядите на чёртову псину, он ещё и развлекается. Ой, что-то меня нехороший мандраж охватил!

      С мандражом я, наверное, поторопился. Как-то резко все горшки в доме оказались заняты. Спасибо, что называется, маме Молли за изысканную стряпню! Один крёстный с его лужёным собачьим желудком ничем не страдал, а лишь посмеивался, глядя на нашу оживлённую суету с перебеганием из туалета в туалет. Как игра в стулья. Участники бегают, бегают, бегают, а потом — раз! И кому-то стула не хватило. Что поделаешь, после обеда, приготовленного Молли, — каждый за себя! Уф, пронесло! Ну да, в буквальном смысле! К счастью, времени было в достатке.

      Что оставалось загадкой — это как Сириус отмазал меня перед ведьмой-отравительницей. Хотя может, и проблемы с желудком у всех возникли из-за нежелания Молли отпускать меня из душных объятий своей опеки. Чтоб она была здорова! В общем, обиженно поджав губы, мама Уизли полезла в камин. Он этого зрелища моё сердце каждый роз кровью обливается. Либо она разворотит камин, либо камин разворотит она. Либо одно из двух. Это, похоже, какое-то локальное свёртывание пространства, чтобы туда слона можно было вместить. Или Молли. Герми, независимо хмыкнув в мою сторону и задрав нос, утащила за собой Рона. Надо, кстати, как-нибудь ей посоветовать, во-первых, конечно, причесаться. Немного макияжа ей тоже не помешает. Одежду сменить. И, конечно, найти какого-нибудь приличного парня. Нет, я понимаю, что против Cценария не попрёшь, но тут уж ничего не поделать, целоваться с Рональдом ей придётся. Главное — до секса не доводить, а то костей не соберёт. Впрочем, она и так плоская.

      Последней умотала Джиневра Мегеровна. Сначала пыталась обнять и притиснуть свои дыни. Дыньки. А вот боггарта вам! Когда я, попятившись, споткнулся, она чуть не завалилась на меня. Так, уход в сторону с перекатом! Треснулась-таки башкой о стену и разлеглась, выжидающе вперив в меня взгляд. Я джентльмен или нет, в конце концов? Я пытался выяснить этот вопрос, гадая по трещинам на потолке. Хе-хе, Джинни! Слёзы — это дешёвый трюк, особенно после того, как я видел сразу двоих рыдающих мужиков. Так что соплячка, пытающаяся меня разжалобить таким способом — это даже не смешно! У-у-у, какой взгляд она на меня бросила, уходя в камин!

      — Ты готов? — спросил Сириус. Он был импозантен до безобразия — фраком и цилиндром, галстук-бабочка, безукоризненно подобранная роза в петлице, блестящие ботинки, а в руке эбеновая трость с вычурным набалдашником из слоновой кости.

     

      Трость Валарда “Резвого” Блэка

      Дистанционное оружие и оружие ближнего боя.

      • Два десятка мифриловых лезвий, обычно смазанных ядом сицилийской саламандры, позволяющим лезвию пробивать щиты физической защиты

      ®® Лезвия могут выдвигаться для ближнего боя и выстреливать с дистанции до пятидесяти метров

      ®® Скорострельность — два выстрела в секунду

      ®® Последнее лезвие никогда не выстреливается

      ®® По иссякании заряда в ближнем бою можно орудовать, как пикой, либо как дубинкой

      • Два десятка заклинаний по выбору

      ®® Заклинания заряжаются волшебником, который будет трость использовать

      ••• Примечание: чужие заклинания срабатывать не будут вне зависимости от разницы в уровнях двух волшебников

      ®® Скорострельность — два заклинания в секунду

      ®® По истечении заряда может использоваться как волшебная палочка

      ®® При срединном хвате заклинания могут выстреливаться с любого конца трости по желанию владельца; имеется встроенная защита от самострела

      Примечание: по нашей классификации, мифрил наиболее близок к титановому сплаву, легированному серебром

      Оценочная стоимость — 100,000.00 глн

     

      Вот так-так! Не веря своим глазам, я тупо пялился на текст информации на своих очках, которые в данный момент были включены в режим опознавания предметов. Да это же — супероружие, которым можно накосить… Или накосячить! Глядя на трость, я только что не облизывался.

      Сириус подошёл ко мне, и у меня мелькнула надежда, что я сейчас стану обладателем этого сокровища… Но — нет, не пропёрло. Я грустно вздохнул. Крёстный усмехнулся, потрепал меня по голове, поправил мне бабочку и цветок в петлице, а потом достал из кармана ещё один предмет. Это была широкая цепь из платины со вставками рубинов, внизу которой была подвешена платиновая бляха диаметром сантиметров семь, вдоль верхнего края которой располагались пять небольших рубинов, светящихся красным цветом, а по центру, с небольшим смещением книзу — плоский камень диаметром сантиметра три с половиной. Челюсть моя чуть не выскочила из шарниров. Должно быть, я настолько глупо выглядел, что Бродяга громко рассмеялся и ладошкой двинул мой подбородок кверху, прикрывая рот.

     

      Нагрудная цепь Смагардины “Осторожной” Блэк

      Амулет персональной защиты

      • Активация — ключевое слово “Протего”, произнесённое владельцем без использования палочки

      • Деактивация — ключевое слово “Терминус”, произнесённое владельцем

      Амулет обеспечивает полную физическую защиту владельца и находящихся рядом людей и предметов в передней полусфере радиусом сто десять сантиметров. По уровню защита соответствует классу «А» и пробивается только заклинанием Авада Кедавра.

      Полностью заряженный амулет рассчитан на поддержание щита в течении пятнадцати минут. Для индикации заряда на верхней части медальона располагается индикаторная шкала…

     

      Я перестал читать это, поняв, что амулет — бесценен. Крёстный с довольной улыбкой уложил цепь мне на плечи и стряхнул с них невидимые пылинки, а потом ему в голову пришла какая-то мысль, и он озадаченно нахмурился:

      — А ты ведь знаешь, что это за предметы, не так ли? Откуда? Они не покидали сокровищницу уже пару десятков лет!

      — Я тебе говорил, что сначала нужно вам всё рассказать! — ответил я. — Ты сам меня уговаривал, что нам нужно пойти… — я замялся, с удовольствием пробуя это слово на язык, — к родителям. Теперь терпи! Тем более, что ты отказываешься мне сообщить, куда именно мы направляемся!

      Крёстный обнял меня, похлопав по спине:

      — Потерпи ещё пять минут, Щеночек, мы уже выходим!

      — Потерпи ещё два дня, Сириус, тебе ещё читать и читать! — ворчливо отозвался я. Бродяга весело засмеялся и ещё раз хлопнул меня по спине. Мы подошли к камину, он бросил в него порошок и назвал адрес. Адрес как адрес, мне ничего не говорит. Я повторил его действие и понёсся сквозь камины, пытаясь попутно разглядеть, как дела у того парня. Его я не встретил. Заочно пожелав парню удачи в его славном деле, я вывалился в светлую красивую гостиную. Которая выходила в огромный бальный зал. Метров тридцать на метров двадцать. Простенько так, но со вкусом. Позолота, канделябры, хрусталь, мебель с парчовой обивкой, паркет красного дерева, прислуга, точнее, домовые в ливреях с буклями, чопорно носящиеся вокруг с забранными носами… Такой скромный шалашик незаметного труженика колдовства и магии. А вот и он сам, похоже. С замиранием сердца я подходил к Сириусу, пожимающему руку приятного вида тёмноволосому мужчине на вид одних лет с крёстным, одетому в такой же костюм, как на нас с Бродягой, вот только вместо трости или цепи у него на пиджак был нацеплен какой-то переливающийся алмазами орден.

     

      Орден Нобилиора “Беспощадного” Гринграсса

      Амулет персональной защиты и дистанционной атаки

     

      Дальше я читать не стал. Гринграсс! Я — Гринграсс? Я встал, как вкопанный, пытаясь привыкнуть к этому имени. У меня из головы не выходила вполне приятная на вид светловолосая девочка, которую я иногда встречал на совместных со Слизерином занятиях. Дафна, по-моему! А она не очень-то на меня похожа! Так что… Сириус бросил на меня взгляд, получил в ответ мои вопросительно-ожидающе поднятые брови и едва заметно качнул головой. Понятно. Я — не Гринграсс. Возникло, конечно, едва ощутимое разочарование, но в голове опять всплыло лицо Дафны. Точно, так лучше, ведь она — хорошенькая. Тогда — кто?

      Крёстный протянул ко мне руку, как бы подзывая. Я остановился, как требует этикет, в полутора метрах и, вытянув руки по швам, наклонил туловище вперёд на пятнадцать градусов и склонил голову, едва заметно прищёлкнув каблуками. Гринграсс проделал то же самое.

      — Дэниел, позволь мне тебе представить моего крестника Гарри. Гарри, это мой давний приятель Гринграсс, Дэниел Гринграсс.

      Мужчина протянул мне руку, и я ответил на его рукопожатие.

      — Мне очень приятно с вами познакомится, мистер Поттер! Как поживаете?

      — Как поживаете, мистер Гринграсс? Рад нашему знакомству!

      Тут в комнату впорхнуло нечто… Сначала мне захотелось проснуться, потом — ущипнуть себя, а потом — начать танцевать или сделать ещё что-нибудь очень глупое. Прекрасная женщина с белокурыми локонами и тонкими правильными чертами лица, мягкими губами и нежной линией шеи. Чуть ниже моих метра семидесяти пяти, с тонкой высокой талией. Богиня! Ватные ноги отказывали в повиновении ватным мыслям в голове. Краем глаза я заметил, что Сириус уже готов стать ковриком у её ног. Женщина подошла к Гринграссу и взяла его под руку, прижавшись щекой к его плечу. Всё! Я понял! Если я упущу Дафну Гринграсс, то буду последним дураком на свете. Причём, меня даже не заботило, есть ли у неё кто-нибудь или нет. Она будет моей — и точка!

      Я поклонился женщине, она, улыбаясь, кивнула мне. Рядом я услышал шарканье каблуков крёстного.

      — Дорогая, позволь представить тебе Гарольда Джеймса Поттера. Гарри, прошу познакомиться с моей женой Перасперой, миссис Гринграсс! — поспешил представить нас мистер Гринграсс.

      — Рада познакомится, мистер Поттер! Как поживаете?

      — Как поживаете, миссис Гринграсс? Приятно познакомиться!

      — Вы не будете против, мистер Поттер, если я буду звать вас Гарри?

      — Был бы счастлив этому и, если можно, на “ты”.

      — Обязательно, Гарри! Тогда и ты, пожалуйста, называй меня Перасперой или Перри!

      Я склонил голову. Гринграсс деликатным покашливанием вынудил нас с Сириусом оторвать глаза от его супруги, причём Сириусу это, похоже, далось неимоверным волевым усилием:

      — Сириус, Гарри, я прошу прощения, но вопрос очень деликатный…

      — Что такое, Дэниел? — вежливо спросил крёстный.

      — Мне неловко об этом говорить… — Гринграсс сделал паузу.

      — Простите, мистер Гринграсс… — начал я.

      — Дэниел, — вставил тот.

      — Простите, Дэниел, что так бесцеремонно вас перебиваю…

      — Я вас слушаю, Гарри!

      — Не далее, как вчера я объяснял мистеру Блэку, присутствующему здесь, — я довернул торс в полупоклоне в сторону Бродяги, на что тот ответил мне учтивым кивком, — что я настаиваю на стопроцентной уверенности перед тем, как встречаться с моими… — всё-таки, до конца держать лицо не получилось. Горло свело спазмом, и я не смог сказать далее ни слова. Миссис Гринграсс двинулась вперёд, подтаскивая мужа ближе ко мне, и ободряюще потрепала меня по плечу. Я через силу благодарно ей улыбнулся и смог закончить мысль: — Чтобы не тревожить тех несчастных, кто примерно в то же время потеряли своих… — всё, больше не могу. Какого чёрта? То краснею, то слова сказать не могу, то ноги не держат! Я что, девчонка где-то внутри? Хотя, вроде нет, совсем же недавно держал в руках доказательство обратного, когда избавлялся от излишков жидкости в организме!

      — Что такое? — с сильно озабоченным видом Дэниел повернулся к Сириусу. — О чём речь?

      — Я тебе потом расскажу, — ответил крёстный. — Как ты рассчитывал убедиться?

      — Когда он пропал, на нём уже было родовое кольцо. Можно на него взглянуть?

      — Чёрт меня подери! — хлопнул себя ладошкой по лбу Сириус. — И как же я, дурак, не вспомнил?

      Гринграсс смотрел на крёстного с упрёком, а леди — с весёлой улыбкой. Интересно, у Дафны такой же жизнерадостный характер? Сириус повернулся ко мне:

      — Гарри, сделай так, — и он указательным пальцем левой руки на тыльной стороне правой вывел сложный узор, — а теперь скажи “компарео”.

      — Компарео! — послушно повторил я, и на среднем и безымянном пальцах моей руки появились два кольца. Одно — платиновое с плоским круглым рубином сантиметра полтора в диаметре с вензелем, выгравированном на рубине и заполненном платиной, а другое — платиновое с изумрудом, на котором тоже красовался вензель, но другой. У Сириуса с Дэниелом, которые заранее плотно сжали губы, рты, конечно, не пооткрывались и челюсти не выпали, но зато лица изрядно удлинились. Я тем временем смотрел на перстень Сириуса с чёрным алмазом размером с мышиную голову. Неплохо, совсем неплохо.

      — Милый, это ведь то, что нужно? — спросила миссис Гринграсс.

      — Да, — ответил её супруг. — Но откуда второй?

      Пока Сириус пытался сообразить, что ответить по поводу фамильного перстня Поттеров, сидящего на моём безымянном пальце, я отвлёкся на пару, зашедшую в гостиную со стороны зала. Высокий, под метр девяносто, крепкий мужчина с седой, почти белой прядью вдоль чёрных, как крылья ворона, волос. И тёмно-русая женщина рядом с ним такого же роста, как Пераспера. Я не говорю о том, что в груди у меня закололо, будто я на полной скорости мчусь к земле на сломанной метле, и осталось уже пятьдесят метров… Нет, я её узнал. Мама. Боггарт меня задери, да стоило мне её хоть раз увидеть — и никакое заклятье наложенной памяти не сдержало бы того потока эмоций, что я сейчас испытывал. Женщина молча разглядывала меня, и на лице её не дрогнул ни один мускул. Я ей не понравился! Я ей не нужен! Чёрт, как же я такого-то варианта не предусмотрел, что я приду — а тут меня не ждут!

      Видать, что-то такое отобразилось на моём лице, поскольку мама, забыв всякие приличия, бросила локоть мужа и подбежала ко мне, распахнув объятья. Она поймала меня и прижала к себе.

      — Мама! — пробормотал я. Плакать не буду, я, в конце концов, мужик! А вот не буду, и всё! Рыдающая мать — это конечно, тяжёлое испытание для подобного обета, но — не буду. Уголком сознания я отметил, как Пераспера берёт супруга и Сириуса под руки и практически выталкивает в зал, причём крёстный совершенно неприлично крутит шею, зыркая вытаращенными глазами. Ну что за воспитание!

      Отец медленно подошёл к маме сзади и положил руки ей на плечи, глаза его подозрительно блестели. Это не слёзы, конечно же. У него, наверное, аллергия на собак! Знал я, что не стоит сюда Сириуса тащить — обязательно из-за него какая-нибудь неприятность случится! Мама, не отпуская меня, запустила руку за спину, выталкивая отца мне за спину и прижимая. Он наконец-то расслабился, — а его напряжение до этого я отлично чувствовал, — и обнял нас обоих. Я положил голову на плечо маме, хоть для этого мне и пришлось слегка изогнуться вбок.

      — Сынок мой родимый, сыночек! — бормотала мама. — Ты вернулся, моя кровинушка, мой милый маленький Лекс!

      Лекс?!! У вас тут ещё и Лекс есть? Маленький! Почему не знаю? Вот, как им теперь объяснять, что я даже имени своего не помню, не то, что какие-то подробности своего детства. Стыдно признаться, я даже отца своего не помню. Зато маму… Нет, никаких эпизодов, только это красивое любящее и заботливое лицо. Мама, у меня есть мама. Живая мама, которая, дай ей волю, сейчас бы подхватила меня на ручки и начала баюкать.

      — Мама… — сказал я. — Я ничего не помню. У меня память другого… Я только тебя помню. А имени — не помню!

      Я почувствовал боль обоих родителей. Отец отпустил меня и, взяв за плечи, развернул к себе так, что мы втроём образовали очень тесный круг.

      — Познакомься, сын! Твоя мать — Деметра Паркинсон! — сказал он с улыбкой.

      — Твой отец — Дейвус Питер Паркинсон! — с сияющим лицом сказала мама.

      Паркинсон! Точно, я же видел его в школе и, как назло, с одной из тех немногих девушек, которые мне нравились. Кстати, даже несмотря на совершенно невыносимый характер Персефоны. Обломись, Поттер, Панси — твоя сестра! Хм… А мне ещё в этом году предстояло сказать, что она похожа на мопса. Неправда, конечно. Панси — миленькая девочка! Только злобная очень, причём по отношению именно к Гарри Поттеру почему-то. Кстати, о Гарри Поттере.

      — Мама, папа, я прошу прощения, но я и своего имени не помню…

      — Алексиус Паркинсон, — незамедлительно отозвался отец.

      — Алекс, Лекс, Лексус, — добавила мама, явно смакуя имя своего сына на языке.

      Наконец-то они смогли нас отпустить — меня и того самого Лекса, при этом не сильно придушив. Как можно описать это безмерное счастье человека, точнее, в чём-то даже ребёнка, которым я, конечно, уже перестал быть в тот момент, когда Сириус сказал мне: “Ну, ты же — мужик!” Отец позвал деликатно удалившихся, точнее, бесцеремонно вытолканных леди Гринграсс гостей разделить радость с нами. Пераспера тут же начала обниматься с мамой, которая, тем не менее, так и не отпустила моей руки, а папа сначала пожал руку Бродяге, а потом, не выдержав, попытался раздавить ему рёбра, на что тот ответил радостным кряхтеньем.

      — Сириус, большое тебе спасибо, что ты вернул нам сына! — сказал он.

      — Заботиться о крестнике — мой долг! — заявил Сириус. Папа кашлянул в кулак и переглянулся с Дэниелом. — Что такое, Дэйв? Я что-то не то сказал?

      — Прости меня, Сириус, но Дэниел и Пераспера — крёстные Алекса.

      Бродяга разинул рот, и я вступился за вожака, для начала тоже кашлянув.

      — Ты что-то хочешь сказать, Лекс? — спросил отец.

      — Да. Сириус Блэк до сегодняшнего дня был единственным моим родным человеком, он заботился обо мне, любил и защищал…

      Кулак ко рту поднёс Гринграсс, но, увидев улыбку отца, кашлять не стал:

      — Алексиус, мы с Перасперой знали тебя с пелёнок и до самого момента твоего исчезновения, которое для нас тоже было жестоким ударом, — покачав головой, он пресёк пою попытку открыть рот. — Нам обоим было бы очень приятно, если бы мы тоже были твоими крёстными, — он сделал ударение на слове “тоже”.

      Сириус внимательно посмотрел на меня:

      — Ты же понимаешь, что крёстные и крестники — наследие христианской культуры, а мы — даже не верующие? Ты же сможешь найти в своей душе место для ещё двух любящих людей?

      Не знаю про Дэниела Гринграсса, я его час назад впервые встретил, а эту богиню я готов занести в любой дружественный мне список. Крёстный тяжёлым взглядом смотрел на меня. Понятно, сейчас покусает! Я поклонился:

      — Мистер и миссис Гринграсс, прошу, окажите мне честь быть моими крёстными наравне с мистером Блэком!

      Папа похлопал меня по спине, и Гринграссы подошли ближе. Пераспера сразу меня обняла, окончательно вырвав моё трепыхающееся сердце из груди, а довольный, как слон, Дэниел ласково потрепал меня по плечу. Чувствую, вечер ещё только начинается.

     — Началось всё, как утверждает официальная версия, в тот момент, когда Сибилл Трелони предсказала Волдеморту, — тут все, кроме Сириуса, вздрогнули, ибо упоминание имени было табу, — смерть от руки не рождённого ещё младенца...

      Слуги сдвинули пару диванов в гостиной в форме буквы “Г” и поставили перед ними кресло, в котором сейчас и сидел я. Как только я спросил отца, можно ли мне избавиться от стеснявшего меня сюртука, мужчины, как по команде, сбросили свои, словно лишь этого момента и дожидались. Ну хорошо, значит, будем общаться “без галстуков”. Что меня огорчило — так это то, что леди накинули шали, и я был лишён удовольствия созерцать голые плечики и декольте белокурой богини. Нет в жизни счастья!

      — ...Потом, как известно, Гарри Поттер потерял обоих родителей. Подробности я выясняю, но официальная версия — убийство Волдемортом. Потом сироту отдали в дом тётки Поттера по матери — замужней маггловской женщины с ребёнком того же возраста. Муж знал, что в его доме завёлся маг, и ненавидел ребёнка всем своим свиным сердцем. Когда Поттеру было десять лет, тот, в очередной раз избивая его, убил.

      Тишину нарушил жуткий треск. Выпускник Слизерина Гринграсс, уставившись невидящим взглядом в стену, сжимал в своём кулаке раздавленный дубовый подлокотник дивана. Его жена, тоже бывшая студентка Слизерина Пераспера, носовым платочком аккуратно промокала уголки глаз. Выпускник Слизерина Паркинсон, сторонник Пожирателей, растерянно обнимал спрятавшую лицо у него на груди бывшую студентку того же факультета Деметру. Они все только что столкнулись со свидетельством злодейства, совершенно для них, наводящих ужас на магический мир Англии, немыслимого. Лишь на лице тёмного мага Блэка было приличествующее наследнику древнего рода выражение. Он жаждал крови. Много и сразу. Не сейчас, крёстный, не сейчас!

      — Вы должны понимать, что после того, как меня похитили, мне была полностью пересажена память несчастного. Скорее всего, повреждения Гарри были настолько серьёзны, что те, кто сделал это, не смогли его спасти. К сожалению, и его агонию я тоже помню.

      — Кто? — глухо спросил отец.

      — Ты не сможешь причинить им никакого вреда, папа, поверь мне. Кроме того, оба эти человека довольно скоро умрут.

      — Кто? — переспросил он.

      — Дамблдор и Снейп.

      — Я... запомню.

      — Но зачем? — с беспомощным видом спросил Дэниел. — Зачем было похищать тебя и проводить смертельно опасный обряд... — вдруг, словно что-то вспомнив, он замолк. Видать, кто-то из его знакомых тоже пережил утрату. — Дэйв! — обратился он к отцу. — Ты представляешь...

      — Да, — грустно ответил тот. — Шрюзбери и Вустер. Только с нашего факультета! — отец тоже выжидающе посмотрел на меня.

      — Затем, что кому-то нужен был Мальчик-Который-Выжил. Символ унижения Тёмного Лорда и знамя борьбы с ним, — я посмотрел на близких: — Вы понимаете, что никому не можете об этом говорить? Что, если хоть одна живая душа узнает... — я сглотнул ком в горле: — Я не могу себе позволить ещё кого-то потерять! Во мне сидит память Поттера, потерявшего родителей, я не хочу пройти через это снова!

      — Хорошо, сын! — сказал отец, выразительно поглядев на Гринграсса. Тот, помедлив, кивнул. — Мы не будем вмешиваться в события. Есть одно “но”.

      — Какое?

      — Мы должны поставить в известность твою невесту... Однако у меня имеется вопрос...

      — Да, папа? — какая, к хвостороге, невеста? У меня ещё и невеста есть? Почему меня не предупредили? А у Поттера невеста есть? Верните меня обратно в Поттера!!!

      — Ты не покажешь мне свой перстень?

      Я не был уверен, правильно ли я запомнил тот узор, да ещё и это ввергнувшее меня в состояние прострации упоминание моей невесты, но сомнения оказались напрасными, поскольку после того, как я сказал “Проявись!”, — на латыни, конечно, — оба перстня замерцали на моей руке. Я подался вперёд, вставая на одно колено, чтобы дать родителям хорошенько рассмотреть перстень с изумрудом.

      — Это он? — спросила отца мама.

      — Никаких сомнений! — озадаченно ответил тот. — Сириус?

      — Да, это он.

      Я вернулся к своему сюртуку, в карман которого упрятал очки в момент появления родителей, и нацепил их на нос.

      Фамильный перстень Поттеров

      Амулет персональной пассивной защиты от Авада Кедавра

      Работает за счёт поглощения энергии заклинания внутренним резервуаром

      Полностью разряженного амулета хватает на поглощение пяти ударов Авада Кедавра.

      При зарядке на 80% начинает мигать зелёным светом.

      При полной зарядке светится зелёным светом

      Разрядка осуществляется посредством перекачивания энергии в аулеты персональных щитов

      Оценочная стоимость — цены не имеет, может находиться только в руках представителя семьи Поттеров

     

      Фамильный перстень Паркинсонов

      Амулет персональной пассивной защиты от магических атак

      Работает за счёт поглощения энергии заклинания внутренним резервуаром

      Полностью разряженного амулета хватает на поглощение до двадцати ударов мощных атакующих заклинаний типа Редукто или Бомбарда.

      При зарядке на 80% начинает мигать красным светом.

      При полной зарядке светится красным светом

      Разрядка осуществляется посредством перекачивания энергии в амулеты персональных щитов

      Оценочная стоимость — цены не имеет, может находиться только в руках представителя семьи Паркинсонов

      — С ума сойти! — сказал я.

      — Ну-ка, Щеночек! — прищурившись, сказал Сириус. Рано или поздно всё тайное становится явным. — Дай крёстному твои очки посмотреть!

      Со вздохом я снял очки и протянул... Гринграссу.

      — А, чёрт! — сказал Бродяга. Все рассмеялись. Дэниел вежливо подал очки Блэку, но тот не менее вежливо отказался, мол, заслужил! Тогда очки достались Пераспере. Богиня, надев их, осмотрелась по сторонам и вздрогнула, наткнувшись взглядом на стоящую в уголке трость крёстного. Потом она улыбнулась, погрозила Сириусу божественно прекрасным пальчиком и уже более целеустремлённо стала разглядывать предметы в комнате. Потом замерла, пару раз моргнула, а потом ещё насколько раз, и глаза её округлились:

      — О-о-о! — только и сумела сказать самая красивая женщина на свете — после моей мамы, конечно! Мистер Гринграсс нетерпеливо прочистил горло. Пераспера ещё несколько раз моргнула, очевидно, возвращая интерфейс к определителю предметов, и передала очки маме. Далее их по очереди испытывали папа, Гринграсс и Блэк. Сириус, относительно спокойно разглядывавший предметы в комнате, вдруг вскочил, наткнувшись взглядом на свою трость и, схватив её, изобразил “танец с копьём племени Мумбу-Юмбу”. Потом, заметив наши осуждающие взгляды, смущённо, как первокурсник, улыбнулся, поставил трость на место и сказал голосом мальчугана, нашедшего спусковой крючок у игрушечного револьвера:

      — А я и не знал, что она заклинаниями в обе стороны может стрелять, а не только в одну!

      Когда все отсмеялись, а очки вернулись в карман сюртука, отец строго посмотрел на меня:

      — Вопросов к вам, молодой человек, у меня с каждой минутой всё больше и больше!

      Я вздохнул:

      — Ваше любопытство, дорогой родитель, не останется неудовлетворённым надолго, но мне для начала хотелось бы понять... Вы меня что, простите, уже женили за моей спиной?

      Послышались смешки. Папа улыбнулся:

      — Сириус?

      — Да-да, — оторвался от своих дум крёстный. — Гарри... Алекс, у меня, к сожалению, было не очень много времени ввести тебя в курс традиций магов... — да что там, у нас вообще с совместным времяпрепровождением не очень складывается. — Так вот, через полгода после того, как маг или волшебница рождается, ему или ей находят пару. Это — очень сложный ритуал, и профессия свахи сильно выделяется на фоне остальных магических умений. Настолько, что обидеть сваху — табу и у чистокровных, и у полукровок, и даже у Радужных, — при упоминании Радужных присутствующие вздрогнули, а леди Гринграсс даже что-то зашептала, зажав в руке висящий на шее медальон с голубым алмазом. Интересно, про Радужных я ещё не слышал. Что же это за погань, что даже у выпускников Слизерина вызывает страх?

      — Не всегда пару удаётся найти с первого раза, и тогда ритуал повторяется каждые полгода, — продолжал тем временем Сириус.

      — А... А зачем? — глупо спросил я.

      — Дети в таких браках рождаются красивыми и здоровыми, а сами супруги счастливы друг с другом до конца жизни, — покачав головой, как неразумному ребёнку объяснил крёстный.

      — А... как же... А как же любовь? — я не нашёл ничего умнее, чтобы спросить.

      — Гарри... Алекс, какое же это счастье — без любви? — ответил он мне вопросом на вопрос.

      — Ну ладно, положим, сваха, положим, дети и счастье, но перстень-то тут при чём?

      — При том, что Гарри Поттеру была обещана дочь Эвана и Эмили Розье, — отрубил Бродяга.

      — Понятно, — сказал я. — И где мы её искать будем? — надеюсь, что и не найдём!

      — Эван и Эмили погибли в ходе первой войны, — сказал мой отец. — Наши традиции таковы, что в таком случае ребёнок обязательно принимается в другую семью, где его воспитывают, как собственного.

      Чёрт, кажется, искать недолго придётся! Не так уж у нас много чистокровных осталось — очень многих война выкосила. Пара визитов к соседям — и невеста найдена. Тут мне в голову пришла совсем уж безумная мысль. Черти меня задерите, это что же выходит?!! Спаси-и-ите! Крёстный заржал. Неприлично. Оба. К ним своим звонким, словно журчание ручейка, смехом присоединилась крёстная, а потом и мама. Отец невозмутимо улыбался.

      — Ой, Щеночек, видел бы сейчас своё лицо! — держась за живот, выдавил Сириус.

      — Я так по тебе скучала, малыш! — сказала мама, протягивая ко мне руки. Я сполз с кресла на пол на колени, давая ей себя обнять. Чёрта с два, ни одной возможности быть затисканным родителями я упускать не намерен! И малышом пусть называет, сколько угодно. Хоть я и мужик, но мне — приятно!

      — Так это что получается? — спросил я. — У меня тоже невеста есть, как и у Поттера?

      — Ты правильно понял, сын! — сказал папа. — Ну что, может, уже позовём девочек? — весело обратился он к окружающим. “Девочек”!!! Не только мои худшие предположения о невесте оказались верны, не только их оказалось две, не только та, что сирота, уже нашлась... Всё значительно хуже! Меня им покажут прямо сейчас, практически, не сходя с этого места!

      Я подпрыгнул и в панике заметался по комнате. А вдруг они страшные? Хотя, Бродяга сказал, что благодаря свахам дети у магов — красивые, значит, это, вроде не грозит. А вдруг они — злобные стервы? Да ещё и вдвоём! Будут шептаться всё время и хихикать в ладошку! Как я это ненавижу! Чёрт, чёрт, чёрт! Натягивая сюртук и цепь, я пытался привести мысли в порядок. Как мне себя вести? Как в высшем свете? Или как Поттер обычно? Холодно или приветливо? Сразу сказать, что место женщины — на кухне или попытаться дожить до завтрашнего дня? Я пригладил волосы, мама подошла, поправила бабочку и сказала, что они меня не съедят, хотя покусать и могут. Очень жизнеутверждающе, спасибо, мам! Я ещё раз проверил лацканы, карманы, медальон, сорвал в последнюю секунду очки, которые уже успел снять и натянуть три раза, и засунул их в карман. Та-да! Улыбайтесь, сейчас отсюда вылетит птичка!

      Или змейка! Ха-ха, а я волновался, что их две! Их не две, а три! И все — змеи, как на подбор! В комнату вплыли мисс Дафна Гринграсс, мисс Панси Паркинсон и мисс Астория Гринграсс. В бальных платьях, с причёсками, в жемчугах и туфельках! Просто цветник какой-то! Эх, где мои семнадцать лет?!! Спокойно, всё ещё впереди! Но — я уже готов и душой и телом! Исключая мелюзгу, конечно! И сестру, понятное дело! В итоге — Дафна, но такая обворожительная! Если она — не моя невеста, то сегодня же найду стенку покрепче и разгонюсь в неё Локомотором. Жаль, конечно, что Панси — моя сестра. Так запретные слюнки и текут! Я, конечно, в курсе, что среди волшебников и близкородственные связи случались, но в итоге эти безобразия заканчиваются всяческими Крабами и Уизлями... Нет, Панси, прости!

      Девочки встали напротив меня полукругом и синхронно склонились в книксене. Мои вымуштрованные ноги, спина и шея сами отозвались должным образом, вытянувшись и изобразив поклон. Потом все трое выпрямились и, сложив руки впереди, посмотрели на меня. Я ещё раз по очереди поклонился каждой:

      — Мисс Гринграсс, мисс Паркинсон, мисс Гринграсс!

      Первой глаза округлились у Дафны. Она шагнула, вытянув вперёд руку, потом ещё и... бросилась мне на шею. Я её обнял, буквально обжигая себе руки о оголённую вырезом на спине кожу. Даже пришлось немного отстраниться от... богатства переживаний. Потом — Панси, которая сначала прикрыла себе рот ладошкой, а потом, скривившись, упала на грудь стоящей рядом маме, громко рыдая. И наконец — Астория, которая захлопала в ладошки и запрыгала, оглушительно визжа:

      — Ура! Лекс вернулся! Ура!

      Панси оторвалась от мамы и на цыпочках подлетела ко мне, сразу оттеснив Дафну. Я тут же с силой прижал её к себе, позволяя уткнуться мокрым носом в шею, одновременно пытаясь скрыть вызванный объятьями Дафны конфуз. Дафна, кстати, до конца не отцепилась и висела с другой стороны. Скачущая по кругу Астория, наконец, перестала бегать и обняла меня со спины за талию, чуть не попалив. Родители, сбившись попарно, умилённо наблюдали за этой сценкой, а Сириус, пытающийся спрятать улыбку, не находил места рукам — то скрещивал их на груди, то заводил за спину, то чесал в затылке, то упирал одну в подбородок...

      — Алекс, любимый мой братик, где же тебя черти носили всё это время? — прошептала в моё плечо Панси. Я бросил вопросительный взгляд на отца, и тот развёл руками, мол, теперь это — твоё дело. Пераспера, страсть моя к которой немного поутихла, когда я увидел её дочь в этом восхитительном наряде, кивнула Астории, и та, нехотя оторвавшись, отправилась вслед за родителями в зал, в центре которого слуги уже установили стол и начали его накрывать. Непонятно, почему, разве не стоит обеим моим невестам узнать, кто я? Или Астория ещё маленькая? Я осторожно пошевелил плечами, освобождаясь от прилипших ко мне Панси и Дафны, а потом сделал шаг назад.

      — Мне нужно что-то показать вам.

      Я взлохматил до этого причёсанные волосы, достал очки, нацепил их и стёр краску со лба, обнажая шрам.

      — Алекс... Поттер, что за шутки! — зашипела моя невеста. Бац! Мои очки куда-то улетели, а левую щёку обожгло огнём.

      — Панси, сестренка! — только и успел сказать я, с трудом уворачиваясь от следующей пощёчины.

      — Я тебе не сестрёнка, чёртов идиот!

      — А кто? — сегодня у меня, похоже, вечер дебильных лиц. Настолько, что даже разъярённую пантеру в лице Паркинсон это моментально остановило.

      — Тебе я будущая миссис Поттер, болван!

      Я так обиделся на этого “болвана”, что язык ну просто до невозможности зачесался сказать что-нибудь про кухню, церковь и детей, но желание жить оказалось в итоге сильнее. Не до конца, однако!

      — Тогда, может, лучше поцелуемся? — а никто и не говорил, что голова у меня всегда хорошо работает. Особенно никто мне не обещал, что я буду способен просчитывать риски на три хода вперёд. В общем, вторую оплеуху я не только получил, но и, судя по всему, честно заслужил. Бросив меня избивать, Панси развернулась и устремилась прочь, а за ней — Дафна. Такого я уже стерпеть не мог и, схватив девчонок за руки, потащил их к дивану с самыми гнусными намерениями. Взрослые, похоже, рассчитывали на что-то подобное, так что пронзительным визгам и просьбам помочь никто не внял.

      Я усадил девушек на диван и подождал, пока они успокоятся, что, на удивление, произошло почти сразу. Видать, после пары пропущенных мной ударов пыл Панси иссяк, а Дафне, похоже, вообще всё до фонаря было.

      — Я не понял, почему ты сказала, что ты мне — не сестра? — я сразу взял быка за рога. Панси вздохнула:

      — Ну, ты же — Поттер?

      Я не стал отпираться:

      — В каком-то смысле — да!

      — В таком случае, — заявила Панси, — ты — мой жених.

      Дафна нетерпеливо задёргала её за платье:

      — А я?

      Я вздохнул и опять заставил перстни проявиться.

      — Значит, ты — Алекс Паркинсон! — удовлетворённо заявила Гринграсс. — И мой жених!

      — Видишь, Панси, я — твой брат!

      Панси опять замотала головой:

      — Не-а, не брат ты мне! Видишь же, перстень Поттеров! Ты — Гарри Поттер, мой жених!

      Да она что, издевается? Всё от своих дурацких привычек не избавится, задевать меня по малейшему поводу. Я почувствовал, как закипаю, а потом меня опять озарило. Какой же я тупица! Это же надо быть таким дурнем! М-да, а с лицом что-то пора делать, а то меня в этом доме все за блаженного считать будут! От вида физиономии, с которой я сегодня совершаю все важнейшие открытия, девушки весело захихикали, прикрывая рты ладошками. Именно так, как я себе представлял! Сейчас ещё и шушукаться начнут! Ну погодите же вы у меня!

      — Дафна! Панси! — шипел я, вызывая новые волны веселья. Наконец, они успокоились и с весёлыми искорками в глазах подвинулись в разные стороны, а Дафна похлопала по дивану между ними. Так с этого же и надо было начинать! Совсем другой разговор! Я переместился на диван и, усаживаясь, размышлял, стоит ли мне ещё и обнять их, или для первого раза впечатлений и так хватит. В правильности выбора я убедился почти сразу же, как Дафна зябко заелозила плечами, с благодарностью кутаясь в мою руку. Обе скинули туфли, с ногами забираясь на диван, но Панси, подогнув их под себя, развернулась ко мне, уперев подбородок в руку, положенную на моё плечо, а Дафна, наоборот, чтобы было теплее, прижалась ко мне спиной и подтянула колени к груди.

      — Ну, Лекс, теперь ты понял? — смеясь, спросила Паркинсон, когда мы, наконец, уселись.

      — Да, мне же только что папа рассказывал, что моя невеста... — я замялся, боясь неосторожным словом разбить то понимание, что установилось между нами.

      — Сирота? — закончила за меня Панси. И рассмеялась: — Нет, Лекс, я — не сирота. Я меня есть замечательные папа и мама, которые меня очень любят. Я, наверное, самая счастливая дочь на свете!

      — Можно подумать, тебя одну родители любят! — немедленно отозвалась Дафна. Обе замолчали, думая о своём.

      — Скажи-ка, Алекс! — вдруг спросила Гринграсс. — Отчего ты так плохо относился к Панси в школе? Даже до слёз пару раз довёл!

      Это я к ней плохо относился? А кто шпынял меня при первой возможности и подзуживал хорька? Я повернул голову к Паркинсон, которая с поскучневшим лицом, поджав губы, изучала мою физиономию, и попытался поймать её взгляд. Когда мне это удалось, я сказал, глядя ей в глаза:

      — Я сегодня впервые узнал о помолвке... — Дафна недовольно дёрнулась, и я поспешил добавить: — Помолвках! О том, что меня зовут Алексиус, о том, что у меня есть семья и о том, что у меня не сестра, а невеста! — Панси улыбнулась. — Меня воспитывали магглы, и первый человек, который обо мне заботился — Сириус! — она опять нахмурилась:

      — А как же Дамблдор? И его опека?

      Я начал рассказывать по порядку. В принципе, помогает выработать гладкость повествования, отшлифовать, так сказать, речь. Да и рассказывать-то было не о чем, не пересказывать же девочкам все многочисленные побои, переломы, визиты в скорую, каморку под лестницей, недоедание и прочие интересные приключения, выпавшие на долю несчастного Поттера!

      “Это не я, это не со мной происходило, я просто сосуд для воспоминаний!” — уговаривал я себя.

      В какой-то момент, буркнув “Несчастный ребёнок!”, имея в виду десятилетнего Поттера, Дафна тоже развернулась ко мне, спрятав лицо у меня на плече и взяв Панси за руку. На последнюю было жалко смотреть, ведь речь шла о человеке, с которым она должна была соединить свою судьбу.

      — А что с ним случилось после этого? — вдруг спросила Дафна. Я даже не сразу понял, о чём она.

      — Его тело поддерживают в живом состоянии с тех пор...

      — А где? — спросила Панси.

      — Послушайте... — мне было трудно сформулировать, что я должен сказать этим двум любопытницам. — Я не хочу, чтобы вы это видели. Пожалуйста!

      Вроде, согласились. Ох и намучаюсь я с ними! И тут меня догнало: эти две змеи теперь от меня никогда не отстанут. Ой, мамочки, во что я влип? Обилие внезапностей, свалившихся на меня, зашкаливало, и я даже начал вспоминать, было же у демона какое-то словечко... Ах, да, “рояль в кустах”. Он мне даже рассказал какой-то анекдот по этому поводу... Забыл! Так вот, количество этих самых “роялей” на квадратный метр “кустов” было просто неприличным! Пора, кажется, стационарную септаграмму делать и разбираться с этим роялистом, а то у меня ещё и дети какие-нибудь нарисуются.

      — Так ты совсем-совсем ничего не помнишь? — вздохнула Дафна.

      — Нет. Головой я — полный пэ... В смысле, полный Поттер.

      — Мне вот интересно... — начала было Панси.

      — Тебе не хочется быть моей сестрой? — перебил я.

      Панси покраснела и ковырнула пальчиком моё плечо:

      — Лекс, ты всегда был моим лучшим другом. Иногда я думала, а зачем мне какой-то Поттер, которого я никогда не видела, когда у меня есть такой замечательный бра... Алекс. И вот, всё — как в сказке, ты, наконец, вернулся, да ещё и с этим зелёным перстнем... — она решительно помотала головой: — Нет, я не хочу быть твоей сестрой!

      — Ну, тогда — не волнуйся! — сказал я. — Сходим к свахе, она подтвердит, что твоя судьба — это я. Может, с самого начала всё должно было пойти именно таким путём... Если бы тебе сразу меня в женихи определили, тогда бы родители не смогли бы быть твоими тоже, правильно?

      — Бред, конечно, Лексик, но спасибо тебе за него! Как же нам всем было без тебя скверно! — Панси потянулась и поцеловала меня в щёку. Я покосился на неё, прикидывая, не получится ли у меня добиться большего. — А я знаю, о чём ты сейчас думаешь!

      — И? — недоверчиво спросил я.

      — И — нет! — правильно, обломись, Поттер! То есть, Паркинсон! Или кто я там? Сейчас у меня совсем крыша уедет!

      — Дафна?

      Пригревшаяся Гринграсс нехотя подняла голову и сурово посмотрела на меня:

      — Мне тоже было скверно, если это кому-то интересно! А целоваться не буду! — и снова опустила голову, легонько пощекотав мне рёбра пальчиками.

     Я всё волновался, что есть начнут без меня. Мои опасения, что я на всю жизнь останусь тщедушным замухрышкой, были вдребезги разбиты появлением моего отца, не только удавшегося ростом, но и комплекцией, судя по его торсу в одной лишь рубашке без сюртука. Теперь мне было ясно, к чему стремиться, и не хотелось бы начинать новую жизнь с пропущенного ужина. Нет, ничего, вроде, пронесло. Нас подождали, жаркое не пересохло, фазаны не улетели, и Рокфор не заплесневел больше нужного.

      Я опять подивился способности взрослых просчитывать ситуацию. Вот я бы, к примеру, уже извелся, пытаясь выяснить, как там происходят переговоры за открытыми дверями гостиной, не убил ли кто кого, ну, то есть, слизеринки — меня, и не дали ли мне отвод по всем статьям. Так нет же — стоят кружком, — вместе, конечно, с Асторией, — о чём-то разговаривают, шутят. Мама лишь бросила быстрый взгляд на меня, церемонно вышагивающего под ручку с двумя девушками в вечерних нарядах, а потом показала остальным в сторону стола. Как-то так получилось, что у стола наша троица оказалась раньше, и теперь родители с лукавыми искорками в глазах наблюдали за тем, как я рассажу своих спутниц. Ну, для меня всё просто, от папы одёсную — любимая дочь, потом её жених, потом его невеста. Сириусу, как почётному гостю я предложил сесть ошуюю мамы. Гринграссы расположились на противоположном от родителей конце стола, а Астория села рядом с Сириусом, то есть, напротив меня.

      Папа подал знак садиться, и слуги пододвинули нам стулья. Я сразу понял, что по поводу моего возвращения родители решили устроить пиршество. По крайней мере, такого разнообразия различных блюд и закусок я ещё никогда не видел. Кроме того, я очень быстро осознал, что обществе этих двух змеек смерть от недоедания мне не грозит. Скорее, наоборот! Понятное дело, что из того, что стояло на столе я мог бы уверенно опознать суп и жаркое. Ха и ещё три раза ха! Суп оказался гуляшем, а жаркое — жареными в мясном соусе яблоками. В общем, если бы помощь Панси и Дафны ограничилась лишь идентификацией блюд... Так нет же, они устроили соревнование “Кто подложит самый вкусный кусочек”. Даже Астория умудрилась дотянуться через стол и подложить мне какой-то кусочек мяса, сначала отбитый в тонкий блин, потом смазанный маслом и специями, скатанный в трубочку и протушенный в духовке. Поглядев на него, Дафна обозвала сей кулинарный изыск “Драконьи пальчики”, что я, естественно, пропустил мимо ушей. А зря. Благо, что добрая девочка отметила мою рассеянность и сама решила назревающую проблему за меня. Так что, когда я всё ещё пока безмятежно съел кусочек, оценил, но не прочувствовал богатство вкуса, отрезал и съел ещё один, после чего меня и догнало... Я как-то забыл, что драконы не только летают. Они ещё и выдыхают. Пламя. Сижу я, никого не трогаю, а изо рта у меня — пламя!!! Так вот, светлая головка Дафны проблему решила заранее, и к тому моменту, как я начал изображать из себя огнемёт, в руке у меня уже покоился стакан с клюквенным соком температуры замерзания воды. Такой двойной удар по органам чувств. В общем, когда мои невесты невзначай поинтересовались, кто меня кормил вкуснее, я честно отдал пальму первенства Астории, победившей с огромным отрывом, заметив при этом облегчение на лицах соперниц.

      Мама наблюдала за этим с ласковой улыбкой, заметив которую, я вновь почувствовал тепло от того, что меня любят. Просто так, потому, что это — я. Уловив её умиление, отец накрыл её руку своей, а она сжала его пальцы. Вот, зачем он это сделал? Теперь ей придётся тянуться за салфеткой и сушить уголки глаз! Как-то внезапно стало тихо. Присутствующие, закончив со вторым, вдруг ушли в свои мысли, кроме, конечно, Астории, любопытно крутящей головой по сторонам, тщась понять, что это на всех нашло. Забавно было наблюдать за необычайно серьёзным Сириусом, который смотрел куда-то вдаль немного поверх хорошенькой головки Панси. Я немного пожалел, что мои невесты сидят рядом, и мне не разглядеть выражения их лиц без того, чтобы начать крутить головой так же, как младшая Гринграсс. Папа прочистил горло:

      — Что дальше, сын? — спросил он, невольно обращая на меня взгляды всей компании. Мне и самому интересно. Для начала мне хотелось бы переложить бремя принятия решений на плечи помощнее моих, о чём я и поспешил сообщить родителю:

      — Чуть больше, чем через две недели нам в школу. Для широкой публики такого человека, как Алексиус Паркинсон, не существует. Есть лишь взъерошенный худой очкарик со шрамом по имени Гарри Поттер. И есть люди, готовые убивать невинных, чтобы так оно и было впредь.

      Отец замолчал, обдумывая мои слова.

      — Я так понимаю, тебя должны видеть в доме Сириуса, не так ли? — он учтиво кивнул Бродяге. — Сможешь ли ты провести сегодняшнюю ночь под этой крышей?

      — Если я скажу “с удовольствием”, это вряд ли отразит даже малую часть моей радости от твоего предложения, папа.

      — Замечательно! — улыбнулся отец и хлопнул в ладоши. Подали десерт.

      Если кто-то думает, что шоколадные лягушки — это вкусно, то теперь-то мне ясно, что этот неудачник никогда в жизни не пробовал русского мороженого. Сладости, специально доставленные из города, в котором в другом домене обитал мой знакомый демон, были одновременно просты и изысканы. Большущая корзина с наложенным на неё заклинанием охлаждения, полная пирожных, несколько разных тортов и, конечно, вазочки с мороженым не оставили моему бедному желудку ни одного шанса. Не то, чтобы я наелся от пуза, нет, я просто обожрался в худших традициях своего рыжего друга, единственно, сохраняя видимость приличия и не запуская пальцы в крем на торте или нос в мороженицу. Когда я понял, что не могу уже ни дышать, ни сидеть, ни стоять, я так и замер, выпучив глаза. Мама, увидев, что её ненаглядный сыночка изволил так облопаться, что маленькому стало плохо, чуть было не вскочила со стула, но папа успел её поймать за руку раньше, чем она начала подниматься. Астория, совершенно невинно похлопав на меня ресничками, учтиво поинтересовалась, не хочу ли я ещё кусочек этого поразительного, тающего во рту тортика с безе и волшебно-нежным кремом. Раньше я всё удивлялся, как Рону, запихавшему в себя так много, что даже за щеки складывать пришлось, удаётся удерживать всё это в себе. Теперь же мне пришлось изучать эту суровую науку самостоятельно. Строго сдвинув брови, я надул щеки.

      — Нет, спасибо, дорогая! — это ответил не я! Я сейчас не то, что рот раскрыть не могу, я даже благодарный кивок столь своевременно подстраховавшей меня Дафне изобразить не в силах. Сириус, соб-бака! Сидит, веселится, гад! Интересно, что это он с таким довольным видом минуту назад говорил Астории? Подзуживал? Ничего, отольются кошке мышкины слёзки! Я ещё запущу тебе блох в шерсть! Я украдкой ослабил пояс на брюках, отчего стало немного легче и я, наконец, смог вздохнуть поглубже. Да никогда больше в жизни! И отчего я сам в это не верю?

      С сожалением проводив взглядом уносимое слугами сладкое, я, наконец, смог встать. Уловив моё движение, отец подал знак слугам, немедленно выдернувшим стулья из-под всех присутствующих. Я обнаружил, что с обеих сторон меня нежно, но крепко держат девичьи ручки. Сделав шаг назад, я слегка развернул “невест” так, чтобы они оказались передо мной.

      — Хм... — пробормотал я. — Спасибо, конечно, за поддержку!

      — Извини, Алекс, я забыла тебя предупредить! — расстроенно произнесла Панси.

      — Ничего, я, просто...

      — Увидел врага и бросился в бой! — блеснула глазами Дафна. — Как рыцарь в начищенных доспехах, пошёл на “вы”. Бой, конечно, был неравным, но твоё запредельное мужество восхищает. Ещё никогда не видел мир человека, более достойного руки прекрасной дамы из семьи Гринграсс! — и всё это таким серьёзным, даже слегка высокопарным тоном. Не чересчур, впрочем, чтобы сарказм наружу не рвался, как оглашенный.

      — Я защищал своих леди! — сделал безуспешную попытку поклониться я.

      — Плохо, однако, защищал! — язвительно задрала нос Панси. — Я видела, как три пироженки, кусочек торта и мороженое прорвались к Дафне с целью нанести непоправимый урон её талии!

      — Ты, насколько я поняла, наблюдала за этим из-под завала сладостей, который тебя погрёб под собой?

      — Мы здесь не для того, — парировала Панси, — чтобы обсуждать, кто сколько пирожных съел, хотя я точно видела, что ты съела больше меня! Мы здесь для того, чтобы восхищаться беспримерным подвигом нашего защитника, не пожалевшего живота своего ради нас! Грудью, практически, бросившегося на амбразуру вражеского ДОТа...

      — Не поняла, — захлопала глазками Дафна, — что за амбразура?

      — Не обращай внимания! — отмахнулась Панси. — К слову пришлось! — взгляды змеек скрестились на мне. — Ну, что ты скажешь в своё оправдание? — увидев на моём лице выражение глубочайшего шока, они переглянулись и весело рассмеялись. Вот же ж!

      — Мне нужно обсудить со взрослыми особенности положения, в котором мы все оказались, — девушки напряглись, одновременно сузив глаза. — Я хотел вас спросить, окажете ли вы мне честь своей поддержкой или предпочтёте, чтобы я донёс ту же информацию позже, в частном порядке?

      — Тебе самому-то чего хочется? — неожиданно просто спросила Дафна.

      — Мне? — переспросил я. — Мне кажется важным, чтобы вы обе тоже участвовали в этом заговоре, поскольку и от вас в нём зависит очень многое!

      — Ну тогда вопрос решён! — заключила Панси. — Мы — с тобой!

      Я извинился перед девушками и, сильно напрягаясь, чтобы не ковылять враскорячку, подошёл к отцу. Мама тут же радостно подхватила меня под руку.

      — Папа, нам нужно поговорить!

      — Конечно, Лекс! — ответил он. — Только нам или...

      — Сириус — тоже моя семья, папа! И Дэниел с Перасперой, я так думаю... — отец кивнул и отошёл. Мама, положив мне руки на плечи, заглянула в глаза:

      — Что не так, малыш? — и вдруг спохватилась: — Ты не против, если я некоторое время буду тебя так называть?

      — Нет, конечно, мама! Меня так никто ещё не называл!

      Мама грустно вздохнула, вспомнив, что памяти своей я лишён начисто.

      — А что касается происходящего... Я надеюсь, что в итоге всё будет “так”!

      Мама поцеловала меня в щёку и, подхватив под локоть, повела обратно в гостиную, точнее, в “курительную”, куда потянулись и остальные. Отец постарался рассадить всех так, чтобы мне не приходилось крутить головой. Я сел на стул, чтобы быть немного выше остальных, моих невест усадили в кресло рядом, куда они вдвоём поместились без проблем, а Астория оказалась под крылом леди Гринграсс. Я начал рассказывать. Про Кубок, про третий этап, про демона, про Сценарий, про то, что ждёт Сириуса, про мою встречу с Малфоем и намерение пообщаться в Волдемортом. Когда я закончил, Сириус подавленно смотрел в пол, а отец с Дэниелом вопросительно морщили лбы.

      — Доказательства? — спросил крёстный номер два. Я кивнул Бродяге, и тот встал. Затем он расстегнул сюртук и достал из него небольшое портмоне. Он коснулся предмета палочкой, превращая в объёмистый саквояж, открыл и достал оттуда три тома переданной демоном литературы. Он передал первый маме, которая с изумлением прочитала название с обложки:

      — “Поттер и Волдеморт. Первая встреча”.

      Следующий он протянул папе, а последний — крёстному номер два.

      — “Поттер и Волдеморт. Убить Василиска”.

      — “Поттер и Волдеморт. Привет от Лунатика”, — объявили те по очереди.

      Сириус достал ещё четыре книги. “Поттер и Волдеморт. Возвращение Тёмного Лорда”, “Поттер и Волдеморт. Прощай, Бродяга!”, “Поттер и Волдеморт. Светлые тоже умирают”, “Поттер и Волдеморт. Последнее противостояние”.

      — В начале пятого тома описываются события, которые должны произойти в ближайшем будущем. Люциус Малфой получил папку с тремя из них, причём, я попросил его попробовать предотвратить последнее...

      — Какое — последнее? — спросила мама.

      — Меня будут немного мучить! — неудачно пошутил я и сразу начал её успокаивать, вдобавок перехватив недовольный взгляд отца. — Ничего страшного, не волнуйся! Небольшая царапина на предплечье!

      — Кто? — спросил отец.

      — Папа, понимаешь... Ни тебя, ни мамы, ни Дэниела с Перасперой в Сценарии нет. Я сам не уверен точно, но демон сказал мне, что, если вы попытаетесь чему-то помешать, то Сценарий вас может уничтожить. Прошу тебя! — я склонил голову, чтобы никто не увидел моей позорной слабости, накатившей при мысли, что я могу кого-то из этих близких мне людей потерять.

      — Я тебя услышал, — нарушил молчание отец. — Это хорошо, Лекс, что ты не стал откладывать! Мне жаль, что до сих пор тебе пришлось нести бремя знания в одиночку. Обещаю, что не стану ничего предпринимать, пока не изучу этот... — он брезгливо двумя пальчиками положил Святую Книгу этого мира на столик рядом с собой, — “Сценарий” досконально. Я могу рассчитывать, что в качестве ответной любезности ты будешь советоваться со мной?

      — Я рад, папа, что мне не нужно больше переживать в одиночку, и что ты мне поможешь!

      Если бы это всё происходило в дешёвом спектакле, то тут по сценарию, конечно, отец должен бы был положить два пальца правой руки поперёк левой и посмотреть на Дэниела, а тот, ответив тем же жестом, посмотрел бы на Сириуса и, дождавшись того же от него, все трое бы сцепили руки, а я бы положил сверху свою, восторженно крича “Один за всех!”. Нет, ничего такого, конечно, не случилось. Лица крёстных даже не дрогнули, но я отчего-то не сомневался, что, даже захоти того, не удалось бы мне избежать их самого непосредственного участия в моей судьбе.

      — Эти книги — тебе! — сказал я отцу. — У Бро... У Сириуса есть ещё один комплект. — крёстный достал из саквояжа планшетник, и я его вручил богине, то есть, леди Гринграсс, конечно: — Я надеюсь, что вы... Что ты разберёшься, крёстная.

      Кстати, скорость, с которой Пераспера научилась управлять очками, вызвала у меня искреннее изумление. Мне, тупому, демон полдня объяснял, периодически начиная колотиться головой об пол. Крёстная, взяв планшет в руку, тут же нашла кнопку включения, небрежно мазнула пальчиком по экрану, разблокировав его, и сразу ткнула в пиктограмму с книжками. С ума сойти! Кто-то подёргал меня за рукав. Я обернулся. На меня требовательно смотрели две пары глаз — зелёные и голубые:

      — А нам — что?

      Специально для “а нам” демон зачем-то вручил мне три совсем маленьких планшетника, которых он назвал непонятным словом “плееры”. Теперь-то я понял, зачем. И зачем три. Роялист чёртов! Сириус подал мне все три пачкой, и я раздал их девушкам. Перед тем, как отдать последний Панси, я проверил, есть ли там книжки... Нет! С другой стороны, ну его, глаза им портить, читая с такого маленького экрана... Я нашёл какую-то музыку и показал, как надевать наушники.

      — А Сценарий я в общих чертах вам потом расскажу. Или у родителей возьмёте!

      Естественно, моя комната оказалась совершенно незнакомым мне гнездом десятилетнего мальчишки. Несколько потрёпанных мётел в углу, ящики с игрушками, комплект для квиддича, футбольные мячи, кольца для крикета. Набор юного зельевара на полке, книги с волшебными приключениями каких-то неведомых мне героев... Я достал одну из коробок с игрушками, и в ней оказались магические существа — драконы, единороги, грифоны, мантикоры, акромантулы, гиппогрифы и даже один василиск. Когда я их касался, они начинали двигаться. Единороги гордо гарцевали между чудовищ, небрежно и изящно уклоняясь от их выпадов, драконы, грозно расправив крылья, плевались огнём и ядом, пара гиппогрифов сразу взлетела под потолок, устроив там воздушный бой на виражах, мантикоры попрятались в складках местности от акромантулов, которые их оттуда принялись энергично выковыривать, а грифоны слаженно атаковали василиска, который терпеливо поджидал, пока кто-то из них окажется в зоне его броска, подставившись под удар ядовитых клыков... Я завороженно наблюдал за фигурками, которые, как оказалось, ещё и подчиняются в какой-то мере моим жестам — махнув рукой поблизости от дракона, я мог принудить его двигаться в другом направлении, а, указав пальцем на цель, — выпустить язык пламени, которое, кстати, совершенно не обжигало — ещё бы, игрушки-то были детские! Проведя с полчаса за игрой в Грифонов и Драконов, я встал и потянулся в мётлам. Затёртые черенки говорили о многих поколениях маленьких волшебников, набивавших первые шишки на этих артефактах.

      Я вспомнил о Поттере. Точнее, не о Поттере, поскольку я и был Поттером, по крайней мере, именно во мне жили его воспоминания и всё, что делало его тем уникальным мальчишкой, которым восторгался магический мир, пребывающий в совершенном неведении относительно его реальной и весьма жалкой судьбы. Я вспомнил об оригинале, который был лишён детства, семьи и любви, причём всё это было сделано, чтобы книжка лучше продавалась. Мне опять стало его до ужаса жалко, а события прошедшего вечера настолько вымотали мою сентиментальность, если позволено будет так сказать, что я уже совершенно не в силах был остановить свой позор, безмолвными струйками стекающий по щекам и капающий на пижаму. За этим непотребством меня и застала мама, зашедшая пожелать мне спокойной ночи. Моментально вникнув в суть происходящего, она прижала меня к себе, гладя по голове и утешая. Странно, но это сразу же свело мои страдания на нет, наполнив душу уютом и светлой радостью. Снова вспомнив об оригинале, я решил, что, раз ношу его зелёный перстень и его воспоминания, то имею полное право поделиться с ним любовью моей матери. И тут понял, что уже никогда в жизни его больше не пожалею, поскольку у него-меня теперь есть всё, чего раньше не хватало. Счастливых тебе снов, маленький мальчик со шрамом на лбу!

      Я ворочался на кровати, а сон не шёл. Звёзды на раскинувшемся надо мной ночном небе умиротворяюще помигивали, а я всё никак не мог заснуть. То ли постель была слишком мягкой, то ли я действительно перенервничал. Девять миллионов сто сорок четыре тысячи триста шестьдесят девять овец! Я почувствовал едва уловимое колыхание воздуха от неслышно открывшейся и сразу закрывшейся двери и мгновенно достал палочку из-под подушки. Бесшумная тень подкралась к моей кровати и попыталась на ней устроиться. Обнаружив там меня, гостья зашипела:

      — Ну-ка, двигайся с моего места!

      — Па... — я сел на кровати и стал хватать ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. — Ну и наглость! — наконец-то смог выдавить из себя. — Это моя спальня! — практически прокричал я шёпотом.

      — Кому что не нравится, может поискать себе место в другом крыле замка! — буркнула Панси, бесцеремонно меня отодвигая и взбивая подушку. — А я сплю здесь.

      — Это моя спальня! — снова повторил я.

      — Алекс! — устало вздохнула Панси, устраиваясь поудобнее на подушке. — С момента твоего исчезновения здесь многое поменялось! — она похлопала ладонью по кровати рядом с собой. Я послушно лёг, отдав ей половину одеяла. На двести двенадцать овец воцарилась тишина, и я даже вздрогнул, вновь услышав её шёпот: — Когда ты пропал, я несколько ночей не могла спать. А потом как-то забрела сюда, прилегла на твою подушку и сразу же отключилась. Я потом не раз пыталась спать не здесь — не получалось. Даже в Хогвартс я таскаю с собой твою подушку, а дома — вообще только здесь спать могу.

      Я улегся на подушки так, чтобы её голова оказалась у меня под боком, а моя рука — на её подушке, и погладил Панси по голове:

      — Прости меня!

      — За что? — удивилась она.

      — За то, что так безответственно сбежал из дома!

      Панси хихикнула:

      — Больше так не делай, а то я тебя зааважу!

      — Не буду! — серьёзно пообещал я. Ещё через полторы сотни овец пришла моя очередь вырывать её из обволакивающей тишины:

      — Панси!

      — М-м-м?

      — Можно тебя спросить?

      — М-м-м!

      — Ты мне так и не сказала ничего по поводу моего двое-невестия.

      — Двое-невестия?

      — Потенциального двоежёнства.

      — Это — не вопрос, Поттер!

      Я поперхнулся:

      — Хм! А ты в курсе, что ты только что назвала меня Поттером?

      — Конечно! — согласилась Панси. — Раз у нас назревает семейный скандал в постели, то я тебя называю именем своего жениха!

      Я глупо хихикнул:

      — Правда, что ли, скандал будет? Ты бы ещё сказала “в супружеской постели”!

      — Лошадку-то попридержи! — посоветовала Панси. — Сначала — колечко с очень увесистым камешком, а потом — всё остальное!

      Я опять погладил её по голове. Три тысячи чертей! Нет, четыре тысячи чертей, мне это нравится! Может, превратить её в кошку и целыми сутками чесать за ушком? Рецептик у Герми спрошу, она у нас опытная нэко...

      — Скажи мне, о невеста Гарри Поттера, что ты думаешь по поводу...

      — Я думаю, что я очень зла, и мне хочется кого-нибудь придушить и кого-нибудь кастрировать. Придушить — чтобы чужих женихов не отбивала, а кастрировать — чтобы знал, — на всякий случай, я прикрылся ладошкой. — Я, знаешь ли, играя в принцесс и принцев, как-то рассчитывала, что принц будет мой личный, а не поделенный. Пусть даже и с лучшей подругой.

      — Хорошо, тогда я попрошу отца расторгнуть помолвку с Дафной...

      — Нет! — оборвала меня Панси.

      — Нет? — изумился я.

      — Нет! — подытожила она.

      — Что значит — “нет”? — эта их хвалёная логика всё-таки сведёт меня с ума!

      — “Нет” — потому, что это, во-первых, сделает мою подругу несчастной, а во-вторых, сделает тебя несчастным. Ни один из вас не сможет жить без человека, назначенного ему Судьбой! К тому же крёстный...

      — А он что, и твой крёстный тоже?

      — Ага! Крёстный вряд ли согласится. А без расторжения помолвки отказ от женитьбы — верная смерть!

      — А ты?

      — А я... — она запнулась. — А я научусь с этим жить.

      Я, как и задумал ранее, с головы переключился на чесание у неё за ушком. Панси благодарно вздохнула.

      — А что Дафна думает?

      — Скорее всего, то же самое. Тебе нужно с ней поговорить.

      — Я так думаю, до того, как кто-то из нас отправится к свахе...

      — Правильно думаешь.

      Несмотря на жутко неудобную позу я, похоже, наконец-то обрёл тот комфорт, который требовался, чтобы заснуть. Почёсывая невесту за ушком, я совершенно для себя незаметно провалился в объятия Морфея.

     Стоит ли говорить, что следующие две недели были лучшими в моей жизни. Нет, началось всё, естественно, с рутины, но эта рутина перемежалась незабываемым удовольствием от общения со всеми теми, кто меня любит.

      Пару дней мы с Сириусом провели, создавая стационарную септаграмму в нашем секретном убежище. Я частенько видел гордость в глазах крёстного, когда я объяснял ему некоторые тонкости процесса, а сам при этом восторгался той чёткостью и дисциплиной, с которой Сириус проводил необходимые работы. Во всех его действиях ощущалась выучка и практика.

      В одном из подвальных помещений дома, предназначенном как раз для занятий магией, мы сначала очистили, а потом выровняли и зашлифовали участок пола, представлявший собой гранитную плиту четыре на четыре метра. Потом специальным мелком нанесли рисунок, и крёстный прочитал заклинание. Там, где до этого были частички мелка, в полу осталась канавка глубиной в миллиметр. Мы заполнили канавку мелком, и Сириус углубил рисунок ещё на миллиметр. Повторив несколько раз, он заявил, что пяти миллиметров хватит. После этого настала очередь вязкого материала, сильно похожего на расплавленный янтарь, которым мы заполнили получившийся шаблон, предварительно надев на руки толстенные перчатки из драконьей кожи. Заполнив канавку на пару миллиметров, Бродяга достал нечто, напоминающее медный провод, только светящийся, и начал укладывать по центру выемки.

      [image_948|left]

      — Это магический проводник из тела дракона. У людей они тоже есть, но такие тонкие, что даже не заметишь, а у старых драконов иногда достигают даже сантиметра в толщину! — прокомментировал крёстный, заметив любопытство на моём лице. — Смола ядовитой тентакулы служит одновременно изолятором для проводника, снижая потери, и позволяет осуществить равномерное наполнение объёма рисунка магией, увеличивая эффективность портала. За счёт только этих двух материалов количество магии, необходимое для активации, снижается, по самым скромным прикидкам, в десять раз по сравнению с рисунком мелком на деревянном полу.

      Для меня эти откровения звучали, практически, как открытие. Ничему подобному нас в Хогвартсе не учили и, судя по всему, не собираются! Уложенный проводник сверху залили смолой до самого края углубления, и Сириус полил рисунок сверху каким-то составом, отчего смола затвердела до консистенции камня и засветилась тусклым светом, став совсем похожей на янтарь. Мне не хотелось делать септаграмму в расчёте на одного лишь демона, а Сириусу не хотелось, чтобы в ней были хоть какие-нибудь детали, которые нам бы пришлось рисовать мелком. Компромисс стоил нам ещё одного дня рабского труда.

      В тех местах, где должны были располагаться руны для выбора демона, мы выбрали аккуратные круглые углубления диаметром десять сантиметром и глубиной — два. Потом из магического обсидиана мы нарезали таких же кругов, уже на которых вытравили канавки и залили их волшебным композитом. Кругов, которые плотно входили в приготовленные для них углубления, сделали пятьдесят два — по числу рун. Когда мы с ними закончили, то приступили к изготовлению схемы питания и пульта управления. Это только звучит заковыристо, а на самом деле оказалось достаточно простой операцией.

      От сплошного внешнего круга мы сделали канавку, которая была шире и глубже, чем сам рисунок. Туда Сириус уложил сразу несколько проводников, поскольку имевшиеся не могли пропустить достаточно магической энергии, а за толстым нужно было лететь куда-то не то в Истамбул, не то в Константинополь, где на крупнейшем магическом Базаре можно было найти самые диковинные материалы и ингредиенты. Канавка отходила к стене, на которой Сириус разместил накопители магии и большой рубин, который должен был хранить заклинание. После того, как накопители зарядились от стен, и я ввёл заклинание в рубин, всё, что оставалось сделать — лишь прикоснуться палочкой к камню, чтобы инициировать портал.

      На всё это ушло добрых пять дней. Я так и остался жить во дворце у родителей, свободное время проводя с семьёй и с расширенной семьёй. Вставал я рано, быстро съедал завтрак и отправлялся в нашу лабораторию с Сириусом, который с утра пораньше приходил за мной, никогда не отказываясь от завтрака. Сначала отец пытался было поселить его в домике для гостей, но я спросил папу, хорошо ли тот знал Сириуса в молодости, намекая на удалую ночную жизнь крёстного. Родитель усмехнулся и оставил свои попытки.

      Крёстный же неплохо выступил на Гриммо, очень быстро убедив остатки своих гостей, что соседство с озабоченным маньяком, иногда приводящим на одноразовую ночёвку до полудюжины дам, впоследствии легко дающих своими воплями фору самой Вальбурге Блэк, не совсем положительно сказывается не только на неокрепшей детской психике, но и вносит неожиданное смятение в жизнь других взрослых. По крайней мере, Снейп, притиснутый Молли к стенке в одном из тёмных коридорчиков, внезапно обнаружил в себе способности к стихийной телепортации и позже дал торжественное обещание Дамблодору, что ноги его на Гриммо больше не будет, а Артуру — привожу точный пересказ слов Сириусом, поскольку детей рядом, естественно, не было, — посоветовал “научиться, наконец, удовлетворять эту самку громамонта во время гона!”. Самому Артуру, сверкавшему сальными глазками в сторону Тонкс, Римус тактично объяснил, что главная задача того — исполнять именно супружеский долг, и никакой другой. В общем, Уизли теперь перестали шастать к Сириусу, как к себе домой, а крёстный, который, наконец, примирился с собой и своим наследием, куролесил вовсю.

      Работа над септаграммой сблизила нас сильнее, чем всё совместно проведённое время до этого. Рассказы о Джеймсе и Лили, о моих родителях и крёстных, сменяющиеся обсуждением деталей того, что нам предстоит сделать не только в работе над этим конкретным проектом, но и в целом с нашими жизнями... Я чувствовал, как он буквально напитывает меня своей силой и уверенностью, делая в чём-то совершенно другим человеком.

      К вечернему чаепитию он возвращал меня в объятья родителей и садился с нами за стол. По окончании девушки утаскивали меня играть в сад, где мы либо бегали друг за дружкой, либо гоняли на мётлах, либо просто сидели на качелях, делясь историями своей жизни. Как-то во время того, как я в который раз описывал теперь казавшиеся почти забавными подробности Первого Тура Турнира, Панси почти незаметно скрылась в вечернем саду. Ещё через пару минут Дафна, не поднимая своей хорошенькой головки с моего плеча, поинтересовалась, заметил ли я, что мы остались одни.

      — Да, мисс Гринграсс, внезапный уход Панси не ускользнул от моих глаз! — подтвердил я.

      — Мисс Гринграсс? — она подняла на меня свои голубые глаза. — Ну что ж, мистер Парсинсон, если вы настаиваете... — она не договорила, что именно будет, если я настаиваю.

      — Панси хочет, чтобы мы поговорили... — вставил я в многозначительную паузу.

      — О чём, Алекс? — спросила она.

      — Об этой ситуации, в которой мы оказались. О двух перстнях у меня на руке. О нас, Дафна!

      Ещё минут через пять она провела пальчиками по моей руке, которую держала в своих:

      — Очень содержательный у нас разговор получается, мистер Паркинсон.

      — Мне нравится, мисс Гринграсс, — согласился я.

      Ещё минуты через три она, немного повозившись, чтобы удобнее устроиться, снова напомнила:

      — Так что там о нас?

      Опыта разговора с девушками у меня не было совсем, и я откладывал начало, как только мог, при этом лихорадочно пытаясь сообразить, что ей сказать. Ничего говорить не пришлось, она сама начала:

      — Я намедни читала книжку... В семи томах... Такая... Средней паршивости сказочка. Ни литературной ценности, ни назидательного эффекта... Однако несколько моментов меня не то, чтобы заинтересовали... Разочаровали!

      Дафна опять на меня посмотрела, но уже не совсем ласково. Имя ещё не сорвалось с её языка, а я уже знал, что она сейчас скажет.

      — Чо Чанг, Алекс? Серьёзно? А потом ещё и Уизли? И почему нигде в этих... книжках не говорится о предшествующей этому контузии с полной потерей памяти и разума?

      Я было развеселился, а потом у меня перед глазами встал оригинал, контуженный и потерявший всё, а не только разум.

      — Прошу тебя, Дафна, не шути на эту тему никогда, хорошо? — сглотнув, выдавил я. Она замолчала, отвернувшись. Я ободряюще сжал её пальчики.

      — И всё равно, целоваться с Чо... — её лицо вдруг оказалось совсем рядом, и она не то говорила, не то мурлыкала: — Получше, что ли, никого нет?

      Я вдруг понял, что она подставляет мне свои губы, и осторожно прилепился к ним своими. Дафна, до этого плотно зажмурившаяся, приоткрыла глаза и прошептала:

      — Да не стискивай ты так губы! Мягче! — и снова закрыла глаза. Тогда я вытянул губы трубочкой и сделал “чмок!” Моя невеста хихикнула и отстранилась, весело глядя на меня:

      — Ну кто так целуется! — с улыбкой упрекнула она.

      — Можно подумать, у меня было много практики! — буркнул я.

      — А у меня? — она лукаво склонила голову. Я, насколько мог, пожал плечами.

      — Хочешь, расскажу, как я в прошлый раз целовалась?

      Внезапно я почувствовал, как меня что-то укололо. Мне была неприятной мысль о том, что Дафна с кем-то целовалась, причём, я не понимал, отчего — до сего момента я, конечно, понимал, что она мне очень нравится, но каких-то совсем уж романтических чувств не испытывал. Как мне казалось ровно до этого момента.

      — Нет уж, избавь меня от подобных откровений! — насупился я. Дафна тихонько рассмеялась:

      — Видишь вон то дерево? Мы с Алексом за ним прятались от Панси, когда играли в прятки, а она нас долго не могла найти. Вот мы и решили поэкспериментировать.

      Теперь у меня появился личный враг! Осталось только его найти и сделать с ним что-нибудь ужасное!

      — Что это за Алекс? — как можно более небрежно спросил я, сам при этом навострив ушки. Дафна захохотала в голос.

      — Что? — обиженно спросил я. Она перестала смеяться и сказала серьёзным голосом:

      — Алекс Паркинсон!

      — Что? — повторил я.

      — Не “что”, а “что за Алекс”. Алекс Паркинсон!

      Вот иногда мне непонятно: я такой тормоз с рождения или меня пересадка мозгов Поттера таким сделала? А эта змея ещё и веселится.

      — Мы с тобой целовались? — переспросил я. Она радостно кивнула. — Когда нам было по десять? А можно ещё попробовать?

      Дафна с коленями забралась на скамейку рядом со мной так, что её лицо теперь оказалось выше, одной рукой упёрлась мне в грудь, а другой убрала свои локоны в сторону. Она сосредоточенно облизнула губы, и меня вдруг охватила какая-то непонятная дрожь. Такого я ещё никогда не испытывал. Склонившись ко мне, она прикрыла глаза и наконец приникла к моим губами своими. Они были тёплыми и мягкими, а ещё — чуточку влажными. Она присосалась к моим губам, а потом, когда я слегка приоткрыл рот, захватила мою нижнюю губу, нежно сжав её. Я высвободился и сделал то же самое с её губой. Он оторвалась от меня, всё так же сосредоточенно глядя мне в глаза, и тут я осознал, что мы оба тяжело дышим, моё сердце колотится, как бешеное, и кровь прилила к лицу. А ещё мне казалось, что у меня вдруг выросли крылья. А ещё заходящее солнце сквозь её волосы...

      — А, попались, голубчики! — услышав голос Панси, я в панике вздрогнул, а Дафна медленно, словно нехотя, развернулась и уселась на скамейку, снова пристраиваясь мне под бочок. Панси с хитрым выражением на лице протопала к нам и уселась с другого бока: — А я-то думаю, что это они тут затихли!

      Это мне до этого только казалось, что я красный, как рак. Теперь же подумал, что от моего лица, наверное, прикуривать можно. Дафна, напротив, сама себе улыбаясь, спокойно смотрела вдаль.

      — Панси, я хотел бы ещё Дафну спросить...

      — Я только что дала тебе ответ, Алекс! — подала голос та, не поворачивая головы.

      — Это был ответ? — переспросил я.

      — И на мой вопрос тоже! — кивнула она.

      — А у тебя был вопрос? — изумился я. Вот почему, как речь заходит о моих — а теперь мне было ясно, что они именно мои — змейках, так я становлюсь таким тупым? Неужели Бродяга был прав, когда потешался над гормонами, которые затопили мне мозг?

      — Алекс, Дафна в этом тоже, хм, немного участвует. Не думай, что мир вокруг тебя одного вертится!

      Ха! Что значит — не вокруг меня? Да я в нём, можно сказать, ключевая фигура! Лицо с обложки! Довольно откинувшись при этой мысли на спинку скамейки, я не заметил, что обе девушки выпрямились и пристально на меня смотрят.

      — Панси! — сказала Дафна. — А тебе не кажется, что кто-то, не будем показывать пальцем, много о себе думает?

      — И совершенно не подозревает, — отозвалась Паркинсон, — какую взбучку мы ему сейчас устроим!

      Они дружно вскочили со скамьи и, схватив меня за руки, вытащили на траву, бросили на неё и с визгом и хохотом принялись прыгать по мне и мутузить. Издевательство продолжалось минут пять. В какой-то момент я понял, что от смеха уже не могу дышать, и из моего горла лишь вырывались редкие стоны. Девушки перестали по мне топтаться, взялись за руки и вприпрыжку поскакали к дому. Охая и ахая, я поднялся и позвал их:

      — Вот сейчас вас догоню!

      Они обернулись, посмотрели на меня, завизжали и бегом припустили к крыльцу. Я, прихрамывая, посеменил за ними. Когда они уже были у самого входа, я почти догнал их, но тут дверь открылась, и вышла мама, строго сложив руки впереди. Змеюки тут же остановились, выпрямились — причём Панси ещё и кашлянула в кулак, — и чинно проследовали вовнутрь. Мама дождалась меня, весело улыбнулась и взяла под руку:

      — Что, достали тебя девки?

      Я помотал головой:

      — Они — хорошие!

      Вечером ко мне, как всегда, пробралась Панси. Она повозилась, устраиваясь поудобнее, и замерла, уперевшись лбом мне в плечо.

      — Поттер? — так, сейчас мне будут устраивать семейный скандал на супружеском ложе!

      — Да, Паркинсон! — я тоже не лыком шит!

      — Скажи мне, чем вы таким с Дафной занимались, пока меня не было?

      — А-а-а... — сказал я. — Э-э-э...

      — Понятно! — сказала Панси, и моё плечо внезапно обожгло болью.

      — А-а-а!!! — шёпотом завопил я. — Ты что кусаешься?

      Она подняла голову, и в лунном свете, пробивающемся сквозь шторы, мне было видно, как поблёскивают её глаза:

      — У тебя нет тайн от меня, ты понял?

      Я чувствовал, что она очень сильно разозлилась. Не могу же я ей сказать, что целовался с другой девушкой!

      — Ты сама видела!

      — Я ничего не видела!

      Я притянул её голову к себе и коснулся губ. Панси тут же вырвалась, вскакивая с кровати и рассерженно шипя:

      — А вот этого делать я совсем не просила!

      — Чёрта с два! — сказал я, тоже вскакивая и наклоняясь вперёд, чтобы наши лица оказались на одном уровне. — Если я целуюсь с Дафной, то с тобой тоже целуюсь!

      — Чёрта с два! — ответила она мне, упирая руки в боки. — С чего бы это?

      — А с того, — ляпнул я первое, что пришло на ум, — что сегодня я понял, что она мне нужна.

      — А я-то тут при чём? — прошипела Панси.

      — А при том, что я понял, что она мне тоже нужна!

      — Ты это уже сказал!

      — Тоже, Панси, тоже!

      Она замолкла на несколько секунд, а потом подошла и обхватила мою шею. Я почувствовал её горячие губы и постарался применить то, чему научился с Дафной, ощущая, как бьёт в набат сердце. Моё и её, совсем рядом, напротив.

      — Гарри! — раздался тихий стук. — Гарри, ты не спишь?

      Дверь распахнулась быстрее, чем мы с Панси успели оторваться друг от друга. Сириус, увидев происходящее, тактично прикрыл глаза ладонью, кашлянул, отвернулся и закрыл дверь. Панси с силой оттолкнула меня:

      — А это что такое? — спросила она, показывая на меня пальцем. Сириус, который за один беглый взгляд успел разглядеть все детали происходящего, сдавленно хихикнул за дверью. Я попытался прикрыть проблемное место верхом пижамы. Ну что я могу поделать, когда ко мне так прижимаются и так целуются? Крёстный кашлянул:

      — Панси, прости, что прерываю, но Алекс мне нужен по делу, которое не требует отлагательств! — тихим голосом сказал он.

      — Минуту, Сириус! — я шагнул к Панси, начавшей было пятиться и, стараясь не сильно прижиматься, обнял её:

      — Я сейчас, только узнаю, что ему надо!

      Оставив её, я вышел к Сириусу:

      — Что случилось, крёстный?

      — Сегодня мне прислал письмо мой старинный приятель. Он в Лондоне по делам и взял с собой дочь. Четыре часа назад её похитили.

      — Как её...

      — Флёр, — перебил он меня.

      Я зашел в спальню. Не знаю, что именно ей двигало, любопытство или беспокойство, но Панси стояла там, где я её оставил.

      — Ложись спать, мне нужно уйти! — я было направился к своей одежде, но она схватила меня за руку. Я притянул её к себе и прошептал на ухо: — Не волнуйся. Ты же знаешь, до окончания седьмого курса со мной ничего не может случиться! Я до утра вернусь!

      Она порывисто сжала меня, а потом отпустила и пошла к кровати. Забравшись под одеяло, она пристально наблюдала, как я в темпе переодеваюсь в походную одежду. Застегивая последние пуговицы, подошёл к ней, поцеловал в щёку и вышел.

      Пока мы тёмными коридорами шли к ближайшему камину, я чувствовал, как Сириус время от времени бросает на меня взгляд.

      — Что? — не выдержал я.

      — Надеюсь, я ничему не помешал? — я почувствовал, как он в темноте прячет улыбку в усы.

      — Панси уже пять лет, как может заснуть только в этой комнате, — пояснил я.

      — И? — настаивал крёстный.

      — И мы повздорили оттого, что я вечером в саду целовался с Дафной.

      — Понятно, — сказал крёстный.

      — Перестань так улыбаться, как будто...

      — Мне приятно наблюдать, как ты взрослеешь, Гарри! — он потрепал мои волосы и полез в камин.

      — Что там с Флёр?

      — Здрёвствуй, Гёрри! — раздался мужской голос, едва я очутился в гостиной дома на Гриммо. — Я дявнё мючтал с тюбёй встрётится! — подошедший мужчина в обычном маггловском костюме-тройке протянул мне руку: — Мёня зовют Анри, я отец Флёр.

      — Очень приятно, мистер Делакур! — я с поклоном пожал руку. — Как поживаете?

      — Как пёживаешь, Гарри?

      — Так, к делу! — прервал Сириус. — Я так думаю, что время утекает непозволительно быстро!

      — Ах, дё! — согласился Делакур. — Вёт, посмётри!

      Он протянул мне записку, в происхождении которой не было никаких сомнений.

      “Привет!

      Мне тебя нужно срочно увидеть! Буду ждать снаружи!

      Гарри”.

      Я поднял на него глаза. Я точно знаю, когда я писал эту записку и кому я её писал.

      — Флёр срязю, как полючила этё, улибнулясь и вёбежаля нарюжу. — прокомментировал Анри.

      Я повернулся к Сириусу:

      — Я писал эту записку Гермионе. Давно уже. Видать, она её зачем-то сохранила!

      Мне было видно, что Бродяга начинает закипать:

      — Я это всё и без тебя понимаю. Идеи есть?

      — Конечно, — пожал плечами я. — Билл.

      Глаза моих собеседников загорелись.

      — Ты думаешь, именно так оно всё и произошло? — спросил крёстный. Я кивнул. — Где мы его можем найти?

      Я стал вспоминать, что мне ещё докладывали “Пикси” про Билла.

      — У него есть каморка в Скунторпе, — выпалил я. — Это порядка двухсот километров отсюда.

      — Тём ёсть камин? — спросил Делакур. Я помотал головой. — Он умёет оппарирёвять?

      — Билл? — ухмыльнулся я. — Это вряд ли!

      — Сирюс! — взмолился Анри и затараторил, мешая английские и французские слова — Силь ву пле! Я знёю, чтё я и тяк дёльжен тёбе до грёбовёй дёски, мон ами... — я так и не понял, что он попытался сделать, то ли хлопнуться в обморок, то ли упасть на колени, но крёстный резко подхватил его под локти и держал чуть ли не на весу.

      — Перестань, Анри, это — не мужской разговор! — он своим спокойным тоном говорил, словно успокаивая маленького ребёнка. — Ты же знаешь, как я люблю Жанин и девочек! — убедившись, что Делакур уже твёрдо стоит на ногах и не собирается падать, Бродяга вопросительно поглядел на меня:

      — Готов, Щеночек? — он взял меня за руку.

      — Погоди! — остановил его я. — Ты хоть знаешь, где этот Скунторп?

      Сириус помотал головой:

      — Я лишь знаю, что это где-то к морю от Шеффилда, но точнее...

      Я подошёл к кладовке и достал четыре метлы. Крёстный опять покачал головой:

      — Анри не может идти с нами. Я слишком устал сегодня, когда мы с тобой работали, и на такое расстояние я могу взять только одного человека. Ты же нужен, чтобы найти нужный дом.

      — Постой, — спохватился я, — почему мы не можем воспользоваться каминной сетью?

      — Потому, что за пределами Лондона у меня нет знакомых каминов, — с сожалением сказал Бродяга.

      Я, конечно, знаю один — в Норе, но от него до этого Скунторпа ещё дальше пилить.

      — Где мои очки, крёстный? — спросил я. — Мои другие очки?

      Сириус достал из кармана очки и с мрачным лицом протянул мне. Я понимал причину его тревоги. С форой в четыре с половиной часа у Билла было достаточно времени, чтобы... приступить к выполнению своего плана. Если я ещё ни с кем не целовался до сегодняшнего дня, это ещё не означает, что не знаю, откуда дети берутся, и что такое изнасилование. Странно, конечно. Отчего-то мне показалось, что взгляды, которые бросала Флёр на Билла, когда тот вместе с Молли навестил меня в Хогвартсе, были вполне доброжелательными. Да и Сценарий, вроде как, описывал большую любовь. Хотя, Сценарию, как я уже по себе понял, в этих вопросах верить не стоит. А в сухом остатке — утащить у Герми мою записку мог только кто-то из Уизлей. И в результате Флёр окажется с Биллом. По любви? Или из-за того, что будет обесчещена? Едва я произнёс про себя это слово, моё сердце сжалось от безысходности. У меня, чужого, в общем-то человека. Как же она себя будет чувствовать?

      — Что стоим? — немного более резко, чем следовало, спросил я Сириуса. Тот ничего не сказал на это, поскольку все чувства явно отображались на моём лице, а лишь молча взял меня за плечо, произнося заклинание, и мы оказались на какой-то тёмной узкой улочке, выложенной булыжником, мусором и экскрементами. У полуразвалившейся двери под красной неоновый вывеской с надписью “Отвязные звёздочки” кучковалась, обильно дымя тонкими сигаретами, стайка женщин, размалёванных и разодетых так, что я их поначалу принял за трансвеститов на гей-параде. Одна из них, заметив нас, приветливо помахала ручкой:

      — Ой, смотрите, девчонки, это же Чёрный Клык с каким-то дохлятиком! Эй, Чёрный Клык, иди скорее к нам! Мы по тебе соскучились!

      Я в ступоре разинул рот. Никогда не подумал бы, что Сириус настолько известен, что его знают даже дворовые шлюхи Шеффилда! Жрицы тем временем наперебой загалдели, а крёстный, взяв меня за плечо, повёл к выходу из переулка.

      — Эй, Чёрный Клык, ты что, теперь по мальчикам ходишь?

      Сириус обернулся к девкам и изобразил на лице что-то настолько доброе и человеколюбивое, что те сразу заткнулись и даже перестали дышать. Мы вышли на такую же тёмную улочку с редкими тусклыми фонарями, добрели до небольшого скверика, где достали мётлы и стрелой взмыли в воздух.

      Если что-то и может сравниться по остроте ощущений с полётом на метле, так это полёт на метле в сельской местности в безлунную ночь. Мы не успели ещё отлететь от Шеффилда, как крёстный с размаху врезался в сову. От бедной пташки лишь ошмётки полетели, а крёстный, с трудом удержавшийся на метле, вспоминал её птичьих родственников до седьмого колена. Мы попытались было лететь чуть выше, так выше оказался весьма чувствительный боковой ветер, который не только проморозил тех из нас, кто в душе был собакой, до самого основания хвоста, но и успел отнести к югу, сбив с пути. Когда мы попытались лететь ниже, то сначала лицо Сириуса превратилось в зелёную маску от крутящейся там мошкары, потом он влетел в крону дерева, на этот раз выпустив-таки метлу беспорядочно кувыркаться к земле в то время, как сам пытался высвободить мантию из веток, а на третий раз в него влетела летучая мышь. Бродяга был уже настолько взбешен, что, откусив несчастному животному голову и смачно выплюнув её, тушку затолкал в рот и принялся жевать.

      Я с удивлением обнаружил, что мои очки не только “видят” в темноте, но также и помогают с предупреждением неподвижных и движущихся препятствий. В частности, от той летучей мыши, что досталась на завтрак крёстному, я как раз успел увернуться, крутанув в воздухе “бочку” прямо перед летящим сразу за мной Сириусом. На радостях по поводу моего возвращения отец купил мне новейшую модель итальянской метлы, которых в мире было всего-то двести штук, Фулмине Марк 5, способной разгоняться до трехсот километров в час. Крёстный два дня выпрашивал у меня её покататься, взамен предлагая свой старый мотоцикл с пробитым глушителем, а потом, когда я, вдоволь накувыркавшись в воздухе, сжалился и дал её ему, он на следующий день после обкатки притащил такую же, новенькую и в заводской полироли, не глядя выкинув вполне себе неплохую кучку золота на своё мальчишество. В общем, злосчастный Скунторп, до которого от Шеффилда было лететь около пятидесяти километров, появился на экранах наших радаров буквально через десять минут, переливаясь огоньками уличных фонарей и красными маячками сталелитейного завода.

      Глядя на отвалы шлака и горы угля, Сириус прокричал мне:

      — И какой идиот в здравом уме поселится в такой дыре?

      Ты его знаешь, крёстный! И я надеюсь, что мы встретим его именно здесь и, самое главное, успеем спасти Флёр. Если, конечно, ей действительно угрожает опасность, и она не сама сбежала от папочки к пафосному длинноволосому носителю серёжек.

      Очки, заряженные информацией, выданной мне “Пикси и Голиафом”, начали выдавать целеуказание, как только я достаточно приблизился к заводским трубам, чтобы их можно было опознать. Подлетали мы с юго-запада, поэтому я заложил вираж с тремя “бочками”, отворачивая на восток, перевернулся вверх ногами и отвесно, как “лапотник”, ушел в пике к нарисованной мне очками маленькой избушке в пятистах метрах подо мною. Сзади, как оглашенный, орал Сириус, в точности повторивший мой манёвр и заметивший, наконец, что на него со страшной скоростью несётся земля. Надеюсь, он и последующий мой манёвр повторит, иначе придётся ему жрать землю так же, как он только что жрал ни в чём не повинную летучую мышь.

      В двадцати метрах от земли я ударил по тормозам, одновременно задирая черенок метлы на себя с таким расчётом, чтобы, затормозив, как раз оказаться ногами на твёрдой почве. Сириус, конечно, зазевался. Хорошо, хоть метлу с ценником “сто девяносто пять тысяч” не сломал, зато копчиком приложился знатно. Я подал ему руку, и мы, убирая мётлы, направились ко входу в этот домик дюймовочки.

      Вот отказываюсь дать этому хоть какое-нибудь разумное объяснение. Насколько я понял из разговоров с отцом и с Гринграссом, даже скверный волшебник в нашем мире мог жить вполне неплохо. Десяток галлеонов мог легко прокормить, причём не на грани выживания, а с лучшими продуктами из дорогих магазинов. Трансфигурация же предметов могла обеспечить даже совершенно лишённого средств к существованию мага всем необходимым для создания вполне фешенебельной обстановки и отделки дома. Да что там, и сам дом можно было построить быстро и легко. Министерство магии всем желающим бесплатно устанавливало на дома противомаггловскую защиту. Казалось бы — живи и радуйся.

      Именно поэтому я не мог понять, отчего Уизли так старательно закапываются в дерьме. Нет, раньше, пока я видел только дом Дурслей и Хогвартс, обстановка в Норе мне казалась впечатляющей и романтичной. Покосившиеся оконные рамы, залатанные фанерой стены, хаотичное нагромождение объёмов, пузырящаяся краска, наконец, скрипучие кровати и паутина по углам — всё это мне казалось таким трогательным и романтичным, что, даже начав навещать Сириуса на Гриммо, я не задался вопросом, а всё ли так у Уизлей. Оказалось, что — совсем всё не так. Артур со своим неосознанным протестом против всего волшебного, и оттого старательно собирающий досочки для ремонта по окрестным свалкам, уже не производил впечатления весёлого чудака, нет! Молли, которая могла часами пилить мужа и понукать детей, спокойно при этом проходя мимо паутины и грязи в доме, уже не казалась слегка эксцентричной строгой волшебницей. Чёрта с два! Даже моя мама, несмотря на наличие слуг и домовых, каждое утро проводила, минимум, пару часов, с мокрой тряпкой обходя отнюдь не маленький дворец, вытирая пыль!

      Дети Уизли, похоже, это пренебрежение к собственному комфорту у родителей переняли. Вот я сейчас глядел на домик Билла, выстроенный на кусочке земли, бесплатно выделенной Министерством, и поражался тому, насколько яблоко недалеко падает от яблони; только Билл в своём стремлении превзойти родоначальника архитектурного стиля предателей крови, похоже, создал свой собственный. Ни одного прямого угла, ни одной пары параллельных линий. Да и прямых, надо заметить, тоже не очень много. Некоторые скажут — барокко, но я бы и декадансом это постеснялся назвать. Скорее, деграданс какой-то. Ну и, понятное дело, кричащая многообъёмность. Даже сегменты водосточной трубы были все, как один, разные. Специально, что ли?

      Дом был тёмным и выглядел пустым. Сириус осторожно приоткрыл дверь, на которую я до этого наслал Алохомору, и, чуть не сорвав её с петель, вошёл. Тут же мои уши чуть не свернулись в трубочку от площадной брани, которая послышалась из дома.

      — Тише ты! — сказал я ему. — На всю округу слышно!

      Из дома раздавались какие-то шлёпающие и чавкающие звуки, сопровождающие скрип пола.

      — Мерлин, ну и свинья! — донеслось до меня. Сириус, похоже, уже закончил осмотр первого этажа и подобрался к лестнице. Опять послышалась нецензурная ругань. Минут за пять он обошёл весь дом, который оказался совершенно пустым.

      — Напомни мне, чтобы я закрыл Уизли доступ в дом, когда вернёмся! — попросил он меня, выйдя на улицу и делая глоток свежего воздуха. — В доме — никого! Ещё идеи есть?

      Я подумал.

      — Вряд ли он её потащит в Нору, там всё-таки сейчас Чарли и Джордж с Фредом. Уверен, что они-то Флёр в обиду не дадут! На гостиницу, даже на маггловскую, у него денег не хватит.

      — Некоторые вещи можно и в кустах делать! — напомнил мне Сириус.

      — Тогда мы попали, крёстный! — сказал я. — Потому что кустов в Англии значительно больше, чем обезьян в Бразилии.

      — И что делать будем?

      Я пожал плечами:

      — Ждать будем!

      Сириус уселся на крыльцо и поднял лицо к небу:

      — Ты лети домой, а я здесь останусь!

      — Чёрта с два я тебя здесь оставлю! — ответил я. — Я товарищей в беде не бросаю!

      — А я не в беде! — улыбнулся своей жуткой зелёно-кровавой маской крёстный.

      — А я не про тебя говорил! — возразил я. — И пошёл бы ты умылся, что ли?

      Сириус пошёл искать раковину, а я остался на крыльце сторожить темноту, которая с уходом Бродяги сразу подобралась ко мне поближе и затаилась, терпеливо выжидая. Я показал темноте фигу и нагло откинулся назад, опершись на руки. Мне показалось, что темнота презрительно усмехнулась моей браваде.

      Умытый Сириус вернулся, и после этого мы просидели на крыльце минут пятнадцать, как на дороге вдали показались огни автомобиля. Машина ехала ещё три-четыре минуты, а потом остановилась на обочине как раз напротив домика Билла. В свои очки я мог видеть грузовик, фургон, из которого, хлопнув дверьми, вышли водитель и пассажир. Пока они разговаривали, послышался звук открывающейся задней двери-шторки. Пассажир, вытащив из фургона большой тёмный свёрток, с видимым усилием взвалил его себе на плечо и зашагал по направлению к конуре. Я ткнул локтем в бок задремавшего было крёстного, который уже сделал попытку привалиться своей тушей мне на плечо. Закрылась одна дверь, хлопнула другая, и машина, мигнув напоследок стоп-сигналами, поехала дальше по своим делам.

      — Вот, надень это! — шепнул мне Сириус, протягивая чёрный балахон и белую маску с нарисованным ртом, растянувшимся в гнусной улыбке до ушей. Я сразу понял, что он задумал, и последовал совету. Мы уже договорились, что, поскольку мы не знаем степени добровольности участия Флёр в происходящем, мы сначала послушаем с улицы, что будет происходит в доме, а потом будем действовать по обстоятельствам. Следуя этому плану, мы разошлись в разные стороны и спрятались, ожидая, пока грузчик придёт со своей ношей.

      Дойдя до двери, Билл со стуком опустил свой свёрток на крыльцо и начал искать в карманах ключи. Я так и не понял, отчего он ещё и не пнул свою ношу, чтобы сразу обозначить, кто в доме хозяин. Он распахнул дверь, зажёг свет внутри, взялся за свёрток одной рукой и волоком затащил вовнутрь. Дверь закрылась и послышался звук запираемого замка. Я тут же подбежал к двери, направляя свою палочку:

      — Алохомора! — шепотом сказал я. Из дома слышались те же самые чавкающие звуки и скрип половиц, а потом что-то со скрежетом пружин было помещено на диван

      — Ну, снова здравствуй, любимая! — раздался хриплый бас Билла, за которым последовал гнусный опереточный смех. — Теперь нам с тобой точно никто не помешает!

      Я услышал яростное мычание в ответ и вопросительно посмотрел на крёстного. Тот отрицательно покачал головой.

      — Ну что ты дёргаешься, дура? — ласково сказал Билл, и послышался треск разрываемой ткани. — Сейчас тебе будет немножко больно, зато потом — приятно! — и снова мычание. — Ты что, хочешь поорать? Ори, я даже кляп достану!

      — На пёмош! — раздавшийся вопль, переходящий в ультразвук, резанул по ушам. Сириус моментально пнул дверь так, что она влетела внутрь, и сам заскочил следом, вытаскивая палочку.

      — Стоять, маггловский выродок! — заорал он. Билл, который уже спустил штаны до колен, но ещё был в трусах, попытался было вскочить, но крёстный мощно лягнул его ногой в грудь так, что Уизли отлетел к стене. На Флер, кроме верёвок на запястьях и лодыжках и обрывков одежды, больше ничего не было. Я вдруг понял, что совершенно не в состоянии сосредоточиться на том, что происходит с Биллом и что орёт крёстный. Ноги стали ватными, а в штанах появилось вполне объяснимое давление.

      — Что вам от меня нужно? — захрипел Билл, пытаясь подняться.

      — Твоя никчемная жизнь и твоя сучка! — крикнул крёстный, подходя к нему.

      — Забирайте её, только не убивайте, прошу вас! — заныл сквозь хрипы старший из детей Уизли, и струйка, текущая по его ноге на пол, моментально вывела меня из состояния эйфории, в которое меня повергло лицезрение многочисленных ничем не прикрытых достоинств Флёр.

      — Какая гадость! — сказал Бродяга и апперкотом отправил Билла в нокаут. — Петрификус Тоталус!

      Только я двинулся к девушке, как она сразу завизжала. Поняв, что в маске Пожирателя, ну, точнее, маске Весёлого Пожирателя, вряд ли я смогу её к себе расположить, я сорвал и маску и мантию, сразу набросив мантию на Флёр.

      — Флёр, успокойся, это я, Гарри! — крикнул я, пытаясь перекричать её. — Флёр!

      Она наконец меня услышала и перестала биться в истерике, но по-прежнему пыталась отползти от Сириуса.

      — Не бойся, это мой крёстный Сириус Блэк. Твой отец сказал нам, что ты попала в беду! — я подходил к ней, протягивая пустые руки, чтобы она видела, что никакой угрозы я не представляю. Сириус тем временем тоже избавился от нашей маскировки и тихим, почти нежным голосом произнёс:

      — Флёр, малышка, я здесь! Я никому тебя не дам в обиду!

      — Онкл Сирю! — прошептала бедняжка и протянула руку, достав её из-под мантии. — Силь ву пле!

      Сириус осторожно сел на краешек дивана, кутая Флёр ещё и в свою мантию, и подтянул её к себе, обнимая и гладя по головке:

      — Не бойся, теперь всё будет хорошо, не волнуйся!

      — Ки а эте терибль! — жаловалась Флёр. — Жаве теймен пёр!

      — Я рядом, Гарри тоже рядом, не бойся! — он нежно поцеловал её в лоб, утешая. Флёр постепенно успокаивалась, и её всхлипы становились всё реже. Сириус взял её на руки и, переступая через островки плесени, полуразложившейся пищи и ещё неизвестно чего, чем был покрыт пол, вышел наружу.

      — Ты можешь аппарировать? — спросил я его. Крёстный прислушался к своим ощущениям и кивнул. — Тогда я на метле рвану домой, а ты аппарируй на Гриммо, хорошо?

      — Хотелось бы мне, чтобы ты и Гриммо называл домом! — буркнул Бродяга, легко перекладывая свою ношу на одну руку, чтобы другой достать палочку, и скосил глаза на девушку, которая, закрыв глаза, уткнулась мокрым носиком ему в шею: — Что-то у меня нехорошее предчувствие! — он повёл головой, будто ему верёвку на шею накинули.

      — Ничего страшного! — ответил ему я. — Стерпится. Слюбится, — я шагнул вперёд и провёл рукой по волосам француженки: — Флёр, ты меня слышишь? — она едва заметно кивнула, не открывая глаз. — Сириус — совсем не дядя, помни это! Он — добрый, сильный и смелый и умеет любить, как никто другой! Ты меня понимаешь, Флёр?

      — Ах ты, паршивец! — заревел крёстный, попытавшись достать меня своим ботинком, но я... Я уже ввинчивался навстречу звёздам, любуясь тонкой полоской рассвета на востоке.

     Да, признаться, я вовсе не ожидал, что полёт обратно займёт у меня столько времени. Итальянская техника — это, конечно, мощь и красота, но с надёжностью, определённо, есть проблемы. Кого бы мне раскрутить на покупку качественной немецкой метлы? О, у меня же ещё один крёстный есть! Шутка!

      В общем, где-то в районе Петерборо из метлы раздался треск, и она резко затормозила. “Затормозила” — не совсем, может, верное слово — она перестала лететь с той же скоростью — но на трёхстах километрах в час “отпустить газ” — это всё равно, что “нажать тормоз”. Конец пути я проделал с совсем скучной скоростью километров в сто пятьдесят, отчего на всё возвращение у меня ушло полтора часа. Рассвет был совсем уже в разгаре, и я, не спавший на этот момент более двадцати часов, из последних сил тянул к дому. Теперь только ещё на автопилоте не потащиться на Гриммо и не прервать что-нибудь... Вдруг, Сириус там Флёр... сказки рассказывает!

      Слуга впустил меня в дом, и я на метле добрался до своей комнаты. Вовремя вспомнил, что у меня там Панси спит, и постарался открыть дверь как можно тише, на всякий случай ещё и приглушив шум заклинанием. Я накинул мантию-невидимку, которая, естественно, предоставляла полную маскировку, и бесшумно прокрался в ванную, где принялся отчищать себя от запахов и отложений нашего с Сириусом ночного похода... Точнее, полёта. Хихикая при этом, представляя, как крёстный мучается, счищая ошмётки ночных насекомых со своих усов. Или не счищает, у него же Флёр. Хотя, Флёр он, скорее всего, сразу сдал на руки любящему папочке Делакур, как там его... Артур? Арман? Память на имена у меня никакая, особенно, учитывая, что я и своё-то не помнил долгое время.

      Флёр... При одном лишь воспоминании о засевшей в мозгу картинке с прелестями Флёр в штанах стало тесно. Спереди, понятное дело. Я до этого девушек даже в купальниках не видел и даже своего возраста, а тут уже вполне сформировавшаяся взрослая Флёр с ничем не прикрытыми прелестями... Интересно, можно ли подсоединить Омут Памяти к колдографу? Картинку можно было бы положить под подушку и доставать оттуда долгими зимними вечерами... Да мне все гриффиндорцы завидовать будут. И умолять хоть одним глазком... Да тут обогатиться можно!

      Мне на минуту стало стыдно за постыдные и бесчестные фантазии, и я покраснел. Флёр — друг и девушка, как я мог себе позволить такое в её отношении. С другой стороны... “Ты же мужик, Гарри!” Вот именно, крёстный! Я мужик и у меня должны быть фантазии в отношении девушек, особенно, столь богато одарённых природой, как мой друг Флёр! Интересно, кстати, что именно “мужик” должен делать с такой красивой девушкой? Ну, то есть, я представлял в общих чертах — поцелуи, объятья, потом оба раздеваются и ложатся на постель. А дальше? Стыдно, Алекс! Ты же — мужик! Тебе уже пятнадцать лет, а ты даже толком не знаешь, что делать с Флёр! Не то, чтобы кто-то уже предлагает, но вдруг!.. Я опять покраснел, даже не знаю, отчего.

      Я замер, анализируя все эти свои мысли. Мои переживания означали две вещи. Первое — я уже действительно мужик, и вопрос, что называется, встал. И второе — я не Поттер. Я — точно не Поттер! У этого слюнтяя, как я его себе представил из книг, даже мысли бы такой не возникло, а что, собственно, можно было бы сделать с Флёр. Или, точнее, что можно было бы вытворять с Флёр. Я — Алекс, и у меня в голове — грязные мысли! Которые мне нравятся! Пора заняться самообразованием на эту тему. Точнее, можно было бы, конечно, намекнуть Чёрному Кобелю на то, что не все в его стае знают, как дети родятся, то есть, делаются, но при мысли о том, что крёстный со свойственной ему методичностью и серьёзностью во всём, что касается меня, наймёт мне в ближайшем дорогом заведении по оказанию эскортных услуг учителей... Да сколько же можно краснеть-то?!!

      Нет, ну его, Сириуса, к чертям. Есть другой способ. Скорее всего, мой любимый и обожаемый дядюшка Дурсль хранит кое-какие обучающие материалы, скорее всего, немецкого или итальянского происхождения в одном из укромных уголков дома. Можно к нему наведаться, распотрошить его заначку и изучать, не покладая рук. И перестать, наконец, смотреть на школьниц в Хогвартсе, как на товарищей в юбках! Под юбками, оказывается, впрочем, как и под блузками, скрывается много интересного. Нужно только освободить простор своим фантазиям!

      В дверь поскреблись настолько неожиданно, что я даже вздрогнул, внезапно ощутив себя застигнутым за непристойным занятием. Спрятав свои мысли подальше в уголки своего сознания, чтобы начинающий легилимент не смог увидеть, о чём я сейчас думал, я откликнулся:

      — Да, Панси?

      В дверь опять поскреблись. Я покачал головой собственной бестолковости и убрал шумоизолирующее заклинание:

      — Да, Панси?

      — Ты в порядке — раздалось из-за двери. — Тебе помочь?

      Помочь? Мне? Спинку потереть? В трусах стало совсем твёрдо.

      — Нет, спасибо! Я скоро, дай мне ещё пару минут!

      А что я могу сделать за пару минут? Не идти же в таком виде? Она меня с моим торчком за извращенца примет! Я сконцентрировался, вновь представив себе Флёр, а потом начал замещать детали её тела такими, какими они должны быть у Джинни. Конопушки, страшная рожица с маленькими бесцветными глазками и лягушачьим ртом, бесформенные отложения жира... Побольше жира... Немного потрясти... Уф, кажется, отпустило! Я почувствовал, что меня сейчас стошнит. Похоже, я перестарался, представляя себе голую Джинни.

      Панси уже снова запрыгнула в постель. Честно говоря, я теперь опасался находиться к ней так близко. Зверь, разбуженный внутри меня, требовал пищи, и меня буквально колотило от мысли о том, что под пижамой... Не думать об этом! Не думать! У Панси под пижамой — ещё одна, а под ней — ещё! Панси — как луковица, завернутая в сто одёжек, и все без застёжек. И раздевать мы её... Чёрт, срочно подумать о Джинни, срочно подумать о Джинни! Я осторожно сел на краешек кровати и, продолжая вспоминать аппетитное сало на боках младшей Уизли, лёг, стараясь не глядеть на Паркинсон. Её шёпот, который в темноте звучал возбуждающе, похоронил все мои надежды справиться со своим конфузом. К счастью, под рукой оказалось одеяло, которым я тут же прикрылся.

      — Где был? — именно этот простой вопрос поставил меня на грань провала.

      — Летал в Скунторп! — ответил я. Получив столь развёрнутый ответ на свой вопрос, Панси тут же вцепилась зубами мне в плечо. В голове у меня как будто взорвался шар света, и я почувствовал, что в штанах стало мокро. С шипением оторвав от себя змеюку, я посеменил обратно в ванную. Там я скинул с себя пижаму и залез под душ. Холодный. Точнее, ледяной. А шумоизоляцию наколдовать забыл. На мои вопли опять прибежала Панси и начала стучаться в дверь.

      — Лексик, ты в порядке? — спросила она из-за двери.

      — Да! — ответил я, пытаясь перекричать шум воды. — Через пару минут выйду.

      — Впусти меня! — неожиданно предложила она мне.

      — Ты что, совсем, что ли? — прорычал я. — Я же в душе!

      — Отлично! — сказала она. — Впусти или я сама замок открою!

      — Открывай! — ответил я. — А то я на пол накапаю!

      — Алохомора! — послышалось из-за двери, и я быстренько спрятался за занавеской, одновременно убавляя воду в душе, чтобы не так шумела. Панси вошла и уселась на корзинку для белья. Я уже привык к ледяной воде и даже начал наслаждаться обжигающей струйкой, которая стекала по моей спине.

      — Ну, рассказывай, что с тобой творится!

      Я вздохнул, пытаясь сообразить, с чего начать.

      — Тебе по существу или с начала?

      — Попробуй по существу.

      — В общем... — замялся я. — В общем, я сегодня видел голую девушку и...

      — Где это ты успел сегодня увидеть голую девушку? — перебила меня Панси таким тоном, что я сразу понял, что сразу две невесты — это перебор. Точнее, это ровно на две больше, чем нужно. Вот спасёшь, бывает, беззащитную даму от злодеев, придёшь домой весь такой геройский, а навстречу выбегают две змеи и с порога таким вот тоном выспрашивают: “Где шлялся? Ну-ка, дыхни!” Чур меня, чур! Тут мысль Панси сделала совершенно невероятный поворот:

      — Ты что, к Дафне бегал?

      Оторопев, я в гневе отдёрнул занавеску, чтобы сказать этой дуре всё, что думаю по поводу её измышлений... Панси отвалила челюсть, покраснела и молниеносно спрятала голову между колен, издав при этом мерзкий смешок. Когда я сообразил, что именно явилось предметом её насмешек, меня обуяла злость:

      — Это от холодной воды! — гневно сказал я. — Обычно... — я замялся, поняв, что продолжать не стоит, а Панси опять хихикнула. Я задвинул занавеску и пробурчал:

      — Это была Флёр...

      — Что-о-о? — вскинулась Панси. Пора вылезать из этого душа, а то у меня, похоже, спазм кровеносных сосудов в мозгу, отчего последний совсем перестал работать. — Ты бегал к этой...

      — Давай я тебе по порядку расскажу! — скороговоркой выпалил я, заметив, что Панси поднимает на меня палочку. Чёрт, как жить-то хочется! — В общем, Билл похитил Флёр и хотел обесчестить, а мы с Сириусом спасли её. Всё! — я мысленно утёр со лба несуществующий пот. Рано расслабился.

      — А потом? — вкрадчивым голосом отца Жозефа из Ордена Инквизиторов спросила Паркинсон.

      — А потом, — отрубил я, — мы отвезли Флёр на Гриммо и хорошенько с ней развлеклись! — что-то меня этот разговор уже напрягать начал.

      — Поттер! — ласковым, даже елейным голосом произнесла Панси, только что при этом не мурлыкая, одновременно вытягивая откуда-то с полочки устрашающего вида ножницы, пару раз ими щёлкнув в воздухе. — Я тебе уже упоминала про кастрацию?

      Она назвала меня Поттером! У нас, похоже, опять семейный скандал наметился! Может, уже пора и до супружеского долга довести? Хотя я и не знаю, что и как, но готов попробовать! Увидев пробивающуюся из-под двери оранжевую полоску рассветного солнца, я с огорчением я понял, что спать мне сегодня не придётся.

      Панси приволокла мне чистую пижаму из комода и тактично предоставила мне облачаться в одиночестве. Потом мы опять залезли в постель, где она обхватила моё плечо, прижавшись к нему своими... От чего, кстати, мне опять пришлось накинуть на себя одеяло. Панси, заметив мои манипуляции с одеялом, усмехнулась, но ничего не сказала. Я стал рассказывать ей про наши с Бродягой похождения и про моё возвращение домой. Когда увидел её округлившиеся глаза, понял, что я — действительно мужик! Сириус настолько мне доверяет, что спокойно, даже не задумываясь, оставил меня добираться одного в ночи из черт знает какой дали, даже не сомневаясь в моём благополучном возвращении! Неимоверно гордясь собою, я тут же наплёл Панси правдоподобную историю о стычке в воздухе с тринадцатью Пожирателями, которых легко посрамил, не получив ни одной царапины.

      — Жаль только, — вздохнул я, — что метлу повредил! Ну, ничего, я ещё встречу этих гадов в тёмном месте и прижму к тёплой стенке!

      Раскрыв рот, Панси благодарно подставляла свои ушки под развешиваемую мною на них лапшу, но, поймав мой довольный взгляд, тут же нахмурилась, захлопнула ротик и запустила мне руку в вихры:

      — Ну ты и трепло! А я-то — уши развесила! — она закусила губу, вглядываясь в мои глаза: — А потом? Что с тобой произошло, что ты носишься, как ошпаренный?

      — Я не знаю, стоит ли мне тебе говорить, — ответил я. — Всё это очень... Я сам не свой!

      — Я заметила! — сказала Панси. — Говори!

      — Ну, понимаешь, после того, как я увидел Флёр в таком виде...

      — А-а-а! — с пониманием протянула Панси. — Ты что, раньше ничего такого не видел?

      — Нет, — сознался я. — Я и с девчонками-то не очень много общался...

      — И теперь тебе в голову лезут всякие мысли? — продолжила допрашивать она. — Моя близость тебя смущает?

      — Да, — согласился я. — Очень!

      — А ещё я к тебе так прижимаюсь... — она поёрзала, вызвав у меня озноб по всему телу. Вот я её сейчас придушу, и мне за это ничего не будет! Панси, сжалившись, отпустила меня, высвобождая руки, опёрлась на локти и нависла надо мной, внимательно глядя в глаза:

      — Ты думаешь, что пришло время испытать новые ощущения?

      Я сглотнул, представив себе, что может последовать за таким вопросом, который, скорее, звучал как предложение. Дождавшись моего кивка, она усмехнулась:

      — Боюсь, не всё так просто, дорогой. У меня, видишь ли, воспитание. А это значит, что всё это для меня откладывается до замужества...

      Заметив, как поскучнело моё лицо, она продолжила:

      — Конечно, ничто тебе не мешает в соответствии с собственным воспитанием и собственными понятиями о чести найти подружку для этого всего... Или обратиться за помощью к профессионалам... Я не буду ни мешать, ни противиться. Только... Со мной тебе уже не будет светить ничего. Если ты считаешь, что я не стою того, чтобы немного потерпеть...

      Немного! Я же рехнусь до свадьбы! Она вообще представляет, о чём говорит? Да пошла она ко всем чертям! Изобразив на лице выражение крайнего скептицизма, Панси перевернулась на спину, глядя в потолок. Я повернулся на бок и придвинулся к ней так, что мой нос практически упёрся в её ушко. Она повернула ко мне голову, прикрывая глаза, и я коснулся её губ своими. Мне необходимо было сдерживать беснующегося внутри зверя, и я целовал её с максимальной нежностью, на которую был способен. Панси отвечала на мои поцелуи и, словно сочувствуя моей внутренней борьбе, старалась также не переходить ту грань, за которой я бы уже не смог себя сдержать.

      Когда я от неё оторвался, она повернулась на бок лицом ко мне и положила ладошку на мою щёку, тихонько напевая какую-то колыбельную. Я так и не понял, то ли я утонул в её глазах, то ли провалился в сон.

      Поспать мне дали до полудня. Панси, естественно, меня оставила, как только я заснул. Однако добрая девочка не забыла обо мне позаботиться и задвинула тяжёлые гардины, не оставив ни малейшего шанса лучикам солнечного света, пытавшимся пробиться ко мне и самым наглым образом нарушить мой сон. Проснулся я так же, как и заснул — с девичьей ладошкой на моей щеке. В комнате было действительно темно, и я бы ни за что не понял, что ладошка уже другая, если бы не сменившийся тонкий аромат духов или шампуня или чего-то там. Я ещё глаз не раскрыл, а уже знал, кто меня пришёл будить.

      — Доброе утро! — сказал я.

      — Утро? Уже день! — хихикнула девушка.

      — Что ты здесь делаешь? — спросил я, сделав ударение на слове “ты”.

      — Моя сестра пошла будить своего жениха, да замешкалась по дороге! — опять хихикнула она.

      — И ты решила поиграться?

      — Ну да! — я ощутил, как она пожала плечами. — Почему бы и нет? — она приподняла головку и к чему-то прислушалась: — Так, мне пора! — она бесшумно вскочила и подбежала к входной двери, за которой и притаилась. Когда дверь открылась, пропуская новую посетительницу, она так же бесшумно шмыгнула наружу за спиной у той. Вошедшая Дафна сначала нерешительно огляделась по сторонам, как бы решая, имеет она право запросто входить ко мне в спальню или стоит всё-таки стучаться. Определившись, она отодвинула одну из гардин, сразу ослепив меня отражённым солнечным светом и прикрыла дверь Локомотором, а потом подошла к моей кровати, села на краешек и сразу же начала водить носом.

      — Вот же зараза! — едва слышно прошептала она.

      — Кто? — спросил я, заставив её вздрогнуть.

      — Тори! — ответила она. — Заманила меня в какую-то комнату и заперла. А сама, как мне теперь понятно — к тебе.

      — А зачем? — выразил я своё недоумение.

      — Для начала, она немного не в себе от того, что мы с Панси тебя узурпировали. И, кроме того, мы с ней немного повздорили, и она теперь мне всякие мелкие пакости устраивает.

      — Понятно...

      — А ты что в постельке валяешься? И как тебе удалось договориться с мамой, что она тебе дала поспать?

      — Я думаю, Панси постаралась, — ответил я. — Я ночь не спал оттого, что Сириусу понадобилась моя помощь. Точнее, даже не Сириусу, а одной нашей общей знакомой.

      — Что за знакомой? — с напряжением в голосе спросила Дафна.

      — Флёр, — подтвердил я её подозрения.

      — А, Флёр! — язвительно произнесла она.

      — Слушай, давай я тебе всё расскажу по порядку... — я повернулся на спину, демонстративно освобождая место рядом с собой. Дафна легла рядом, положив голову мне на плечо и приготовилась слушать.

      — Кстати, мне не кажется справедливым, что вы с Панси ночуете вместе, а я где-то отдельно! — вдруг заявила она.

      — Ты мне предлагаешь прийти к твоим родителям и объявить им, что я намерен спать с тобой? Я не уверен, что меня правильно поймут.

      Дафна хихикнула:

      — Ты прав, пожалуй, в такой формулировке папа вызовет тебя на дуэль. С розгами... — она похлопала меня по руке: — Ничего, я уверена, что ты справишься!

      С пересказом событий Дафне мне удалось справиться за каких-то десять минут. Честно говоря, выгораживать Билла мне совсем не хотелось, особенно после того, как я увидел полные ужаса и безысходности глаза Флёр, так что я его сдал со всеми потрохами. Столкновение с реальностью произвело сильное впечатление на Дафну — под конец рассказа она сидела бледная и молчаливая.

      — Бедная девушка, — сказала она. — Даже не представляю себе, как это — пережить такой ужас!

      — А я поражаюсь выдержке Сириуса, — отозвался я. — Как он этого козла вообще не убил?

      Всё это время меня не покидала мысль о внезапности происшедшего. Пока я завтракал в компании Панси и сестер Гринграсс в беседке в саду, размышлял, насколько ночные события были обоснованы с точки зрения предпосылок. Получалось, что не очень.

      — Что ты такой хмурый, Алекс? — спросила Дафна. — Враги побеждены, принцесса спасена, публика в восторге. Что тебе ещё нужно?

      — Какие враги? — закрутила головой Астория. — Какая принцесса?

      — Гарри, что, не посчитал нужным поделиться с тобой своей новой проблемой? — язвительно спросила Панси.

      — Какой проблемой? — оживилась младшая Гринграсс.

      — Да, я теперь с каждым разговор буду начинать с рассказа о своей новой проблеме, — огрызнулся я.

      — Но я же — не каждая! — обиженно заявила Тори. Дафна смотрела на меня своим безмятежным взглядом. Кажется, я начинаю распознавать оттенки её безмятежности. Вот сейчас мне подумалось о том, как природа затихает в ожидании бури. Для полноты эффекта в воздухе запахло озоном. Помощь пришла с неожиданной стороны. В беседку зашёл Сириус. Девицы, как по команде, повернули головы в его сторону. Слава Мерлину! Если я сейчас заползу под стол, то никто и не заметит!

      — Добрый день, молодые леди! — кивнул Бродяга. Особенно естественно его манера смотрелись в косухе и чёрной бандане. Да он, похоже, отмылся! Меня так и подмывало спросить, сразу ли он сдал Флёр на руки месье Делакуру или нет. Сириус посмотрел на меня: — А к тебе, негодный мальчишка, у меня разговор!

      — Я ещё не закончил завтракать! — демонстративно уткнулся я в свою тарелку. Да, рано я подумал, что крёстный меня спас! Теперь главное — чтобы они с Дафной не спелись, тогда-то от меня точно даже мокрого места не останется.

      — Я вижу, — сказал он и махнул рукой выглядывавшему из-за кустов домовому, чтобы тот принёс ещё один комплект приборов. — Не возражаете, если я нарушу вашу семейную идиллию? — спросил он Дафну и Панси.

      — Нет, пожалуйста, присоединяйтесь, мистер Блэк! — великодушно махнула рукой Астория. Сириус сел напротив меня, пригубил кофе из изящной чашечки изготовления мастерских Её Величества и со зверским выражением лица пожевал крекер.

      — Скажи-ка мне, что вчера произошло? — поинтересовался он. Я открыл было рот и тут же его захлопнул. Он знает, что вчера произошло, так что пересказывать не имеет смысла. Вопрос, значит, с подвохом. Как на экзамене. Что же вчера произошло? Моя метла сломалась, но это, наверное, не то, что интересует крёстного. Мы слетали с Скунторп, Сириус надавал по шее Биллу, и мы спасли Флёр. То есть, мы отбили Флёр у Билла, и Биллу теперь ничего не светит. Действительно...

      — Мы пошли против Сценария, — ответил я.

      — А что такое Сценарий? — спросила Тори. Сириус, перемалывая косточки очередному крекеру, просто поднял вверх указательный палец. Точно. Точно, да не точно. К чему привёл этот поворот сюжета? Свадьбы не будет? То есть, мы вольны-таки в своих поступках и способны изменить судьбу? Нет, слишком просто. Попахивает роялем. И не одним. Мне вспомнилась Флёр, доверчиво спрятавшая свой носик под воротник косухи Бродяги. Кому в голову могла прийти такая дикая мысль — свести этих двоих? Хотя, конечно, не более дикая, чем моя предполагаемая женитьба на младшей Уизли.

      — А ещё — у нас появился новый Сценарист, — буркнул я.

      — Когда? — спросила Астория. Сириус сверкнул глазами и перестал жевать, одним глотком проглотив всё, что было у него во рту.

      — Что ты сказал? — прохрипел он таким жутким голосом, что развесившие уши девчушки испуганно отпрянули и потянулись за палочками.

      — Я сказал, что кто-то ещё, помимо этой, как её...

      — Жаклин Боулинг, — подсказала бледная Дафна.

      — ...Помимо Жаклин Боулинг вмешался в события! — благодарно кивнув ей, закончил я. Сириус хмыкнул и задумался.

      — А кто такая Жаклин Боулинг? — спросила младшая Гринграсс.

      — Пойдём, Щеночек! — сказал Бродяга, выйдя из ступора. — Мне кажется, пора тебе меня кое с кем познакомить!

      — А мне с вами можно? — спросила Астория.

      Поскольку еда на столе кончилась, то возразить мне было нечем, и я с сожалением поднялся. Вот же, собака! У него, понимаешь, чешется, и вместо того, чтобы купить средство от блох, он меня заставляет в один из оставшихся до отправки в чёртов Хогвартс трёх дней свободы тащиться в подземелье под его запасным домиком. Мы поклонились девушкам и развернулись в сторону дома. Не успели пройти и десятка метров, как меня резко дёрнула за локоть моя невеста. Сириус, усмехнувшись в усы, деликатно отвернулся и отошёл на десяток метров.

      — Что происходит? — требовательно спросила Панси.

      — Ты же слышала, — пожал плечами я. — Слишком много нестыковок в происходящем.

      — Каких? — не отставала она.

      — Разных, — покачал я головой. — То, как я вообще наткнулся на этот манускрипт с вызовом демона, два кольца на моей руке, внезапные перемены в моей жизни, теперь вот, практически, навязывание Флёр Сириусу...

      — И что?

      — И то, — ответил я. — Слишком многое в моей жизни решается за меня...

      — В твоей жизни всегда будет кто-то, кто будет это делать по праву сильного... Дамблдор, Тёмный Лорд, учителя, Министерство, наши родители, наконец!

      — Я хочу решать сам, — упрямо наклонил я голову. — Кого мне любить и кого ненавидеть. Слишком всё быстро! Вчера ты со мной ругалась, сегодня нежна... Почему? Почему человек, которого я четыре года считал лучшим другом, вдруг стал мне почти безразличен? Насколько это всё — моё и насколько — дело рук кого-то, кто пишет новые строки моей судьбы.

      — Я тебе вот что скажу, — вздохнула она. — Ты можешь считать, как хочешь, но, если ты разрушишь то, что сейчас происходит между нами... — она отвернулась в сторону, судорожно сглотнув. — Иди уже, тебя Сириус ждёт! — едва слышно сказала она и пошла прочь.

      Ну, что я могу сказать? Три дня, потраченные на обустройство стационарной септаграммы, оказались вполне неплохим вложением времени. Я активировал управляющий камень, от него заклинание, подпитанное энергией из накопителя, побежало к порталу, и тот начал активироваться. Когда с потолка начали падать кольца, мы приготовили палочки на всякий случай, поскольку это был первый раз, когда мы использовали нашу поделку. От случайностей никто не застрахован, и можно было элементарно перепутать управляющие руны, которые мы в целях предосторожности держали отдельно от септаграммы.

      В этот раз демон явился на встречу стоя. Он был серьёзен, не пытался меня сфотографировать или провернуть какую-то шутку. Чуял, значит. Я, кстати, впервые смог составить полное представление о его внешности — раньше он всегда либо сидел, либо был одет в дурацкие одежды. Он оказался высоким — с Сириуса или моего отца — и крепким малым. Футболка, в которую он был одет в этот раз, не скрывала торса с неплохо развитыми мышцами. На шее у него висел какой-то амулет, иначе этот медальон в виде зверского вида маски назвать трудно. У демона были светлые волосы и голубые глаза. Лёгкая небритость по виду была нарочитой, чтобы соответствовать какой-то моде.

      Увидев Сириуса, он кивнул и изобразил какой-то знак опущенной левой рукой. Удивлённый крёстный ответил ему тем же. Демон улыбнулся:

      — Отчего-то я вас таким и представлял! Сириус, если я не ошибаюсь?

      Крёстный было шагнул вперёд, чтобы пожать тому руку, но я придержал его. Он посмотрел на меня, на демона, аккуратно освободился и шагнул через септаграмму. Я было зажмурился, но ничего не произошло — ни взрыва, ни спонтанного схлопывания портала — ничего. Сириус спокойно подал руку демону, а тот так же невозмутимо её пожал:

      — Рад познакомиться! Дмитрий! Можно Дима или Димон, как вам будет удобнее.

      — Мне будет удобнее на “ты”, брателло! — широко улыбнулся ему Бродяга.

      — Базара нет, — не стал спорить демон. — Будем на “ты”, — он повернулся ко мне, отвечая на невысказанный вопрос: — Байкеры всех стран и измерений — объединяйтесь!

      Следующие пять минут мне было скучно. Демон и Бродяга обсуждали Дукати демона и Р75 крёстного, какие-то там тормоза, впрыски и прочую мотоциклетную чушь. Я начал чувствовать себя лишним на этом празднике внутреннего сгорания. Я к нему пришёл с серьёзным разговором, а он тут... Да и Сириус хорош. Нельзя, что ли, было с местными про железки пообщаться? Демон поднял с пола какую-то коробочку и протянул её Бродяге:

      — Я каждый раз с собой беру, всё надеялся лично в руки отдать. Смотри, это электронное зажигание к твоим колёсам. Там внутри схема подключения и картинки, как устанавливать. Вроде как, должна процентов на двадцать увеличиться мощность.

      Сириус с радостным лицом прижал новую игрушку к груди.

      — Смотри-ка, крестник твой затосковал! — махнул в мою сторону демон. — Совсем техникой не интересуется!

      — Интересуюсь, — буркнул я. — Но мне моя метла больше нравится.

      — Кстати, о метле, — встрепенулся крёстный. — Я тебе впопыхах свою вручил, когда мы вчера расставались. Только сегодня утром обнаружил.

      Вот же, чёрт тебя задери! А я на макаронников грешил, что они мётлы делать не умеют! Сириус таки метлу повредил при приземлении!

      — Я хотел с тобой поговорить! — сказал я демону.

      — Конечно, хотел! — отозвался тот. — Зачем бы еще ты меня позвал.

      Я, честно говоря, толком не придумал, о чём с ним буду говорить. Всё, что мне пришло в голову после двухминутной паузы, было:

      — Развлекаешься?

      Он сразу понял, о чём я. Ни сомнений, ни раздумий:

      — Ты против?

      — Да, — твёрдо сказал я.

      — А что, позволь полюбопытствовать, не так?

      — Чем ты лучше неё? — спросил я.

      Он вздохнул:

      — А чем хуже? — уловив недовольство на моём лице, он продолжил примирительным тоном: — Прости. Скажи мне, чего ты хочешь?

      — Мне не нравится ощущение, что меня дёргают, как куклу за ниточки.

      — В чём именно это выражается?

      — Скажи мне, откуда взялись на моей руке два перстня? Я себе голову сломал, пытаясь придумать логическое объяснение...

      — Ты читал Сценарий? — спросил демон.

      — Ну... — я не понимал, куда он клонит.

      — Тебе понравилось, как складывалась жизнь героя этих книг?

      — Да откуда я знаю? — взорвался я. — Может, моё мнение уже отравлено кем-то, кто исподволь вносит изменения в этот мир?

      — Не кипятись, — поднял руки демон. — Ты прав. Беда в том, что теперь уже нет никакой возможности узнать, каково было твоё мнение о происходящем до того...

      — Как ты внёс изменения? — перебил его я.

      — Почему ты думаешь, что это был я? — улыбнулся он.

      — Узнаю мастера по почерку, — пробормотал я.

      — Ты пойми, — начал демон, — я же и понятия не имел, что это всё всерьёз. Я, как и все, прочитал книгу, и у меня возникло острое желание...

      — Помочь? — спросил я, вложив сарказма в голос.

      — Нет, написать, как оно могло бы быть. Никто даже и предположить не мог, что мы создали новый мир... Ты не представляешь себе моё удивление, когда я, после того, как дописал новую главу и разместил её для публичного доступа, угодил в портал, который только что описал в ней.

      — Что-то я особого удивления не заметил...

      — Я за телефоном спрятался, если ты заметил, — смутился демон. — На самом деле, было очень жутко. В точности, как я описал в новой главе... С потолка падают кольца, а потом я по извилистой светящейся трубе несусь неизвестно куда и оказываюсь в этом обшарпанном гостиничном номере. Видел бы ты свои глаза! — оскалился он. — В общем... Извини, но то, что прочитано теми, кто этот мир создал, изменить невозможно...

      — Значит, Эпилог...

      — Погоди с Эпилогом, — остановил меня он. — С Эпилогом не всё так однозначно.

      Я почувствовал, наконец, проблески надежды. Если Эпилог получится отменить, то, может, и Сириуса удастся спасти. Бродяга, похоже, думал о том же. Он исподлобья вопросительно смотрел на демона, поскольку его жизнь зависела от того, что тот скажет.

      — Про Эпилог давайте позже поговорим... Может, через год-другой.

      — Тогда про перстни расскажи! — напомнил я.

      — А, перстни... Тут такая история... — он выглядел по-настоящему смущённым. — Ну, это же проекция...

      Что за проекция? Ничего не понимаю!

      — Дима имеет в виду, что писатель поневоле воплощает с помощью героя свои тайные мечты или желания, — вмешался доселе молчавший Сириус.

      Я вопросительно поглядел на демона. Тот кивнул:

      — Понимаешь, я, в общем-то, жуткий бабник. И мне кажется, что чем больше у моего героя девушек, тем лучше...

      — И поэтому ты придумал эту историю со свахами и перстнями?

      Демон кивнул.

      — Однако, кривоватенько вышло, — опять подал голос крёстный.

      — Сам попробуй что-нибудь написать, а потом критикуй! — обиделся демон.

      — Ты это... — ткнул его пальцем в грудь Бродяга. — Критику по существу приветствовать надо! Ты сам-то подумал, как Дамблдор, который, в общем-то, вполне неплохо ориентируется в волшебных традициях, мог оставить перстень Паркинсонов на Алексе? И как ты объяснишь появление перстня Поттеров?

      — Ам... Эм... — демон хватал воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. — А проявить перстень только владелец может!

      — Неплохая идея, — согласился Сириус. — А что с зелёным делать?

      — Ну... Я не знаю. Может, он вслед за сознанием Поттера переместился?

      — Криво! — поморщился крёстный. — Лучше ничего предложить не можешь? Почему тогда красный не исчез, когда в Алекса пересадили Поттера?

      — А сознание Алекса никуда не девалось, оно где-то там в глубине...

      — То есть, ты хочешь сказать, что оно может пробудиться, и Гарри начнёт вспоминать детство Алекса?

      — Почему бы и нет? — спросил демон. — Только нужно придумать триггер.

      У меня внутри всё похолодело.

      — Замолчите сейчас же оба! — закричал я. Братья-байкеры удивлённо посмотрели на меня. Схватившись за голову руками, я уселся прямо на пол возле септаграммы. — Сириус, я понимаю, когда демон так запросто обсуждает моё будущее, но ты...

      — Прости, Щеночек! — согласился Бродяга. — Действительно, ты тут главный. Скажи, ты хочешь, чтобы воспоминания Алекса к тебе вернулись?

      — Да, хочу, но...

      — Он хочет! — кивнул он демону. — Так и сделаем. Что у нас дальше?

      Я даже рот открыл от такой наглости. Какого, собственно, лешего эта псина себе позволяет?

      — А скажи, демон, как тебе пришло в голову женить Сириуса на Флёр? — вкрадчивым голосом спросил я. Крёстный, открывший было рот, чуть не подавился собственными усами и закашлялся. Демон с участливым выражением на лице засадил ему между лопаток своим кулачком, который, к слову, был размером с гандбольный мяч. Бродяга перестал кашлять и просипел:

      — Спасибо, больше не надо!

      Демон пожал плечами в смысле “завсегда пожалуйста”.

      — Можно всю эту историю с двоежёнством как-нибудь забыть? — как можно более ровным голосом спросил я.

      — Как? — удивился демон.

      — Не знаю. Отменить. Потерять перстни. Сам придумай что-нибудь!

      — Ну, положим, я это как-то отменю, — начал демон. — Положим, останется одна. Положим, даже твои помолвки куда-то пропадут. А дальше? Давай, подумай, что дальше, — он сделал рукой жест, который должен был пригласить меня подумать. Я начал думать.

      Действительно, что дальше? А ничего! Я не могу отказаться от Дафны. Точнее, могу, но только с условием, что я её никогда больше не увижу. Ни её, ни Асторию, ни Перасперу. Потому, что иначе я каждый раз при виде неё буду ощущать дрожь в коленях, томление в груди и отвердевание... в ещё одном месте. Меня всегда будет влечь к ней, она и сейчас-то уже красива, а будет... До безумия! Нет, Дафну я никому не отдам, гори оно всё огнём. Тогда — расстаться с Панси? С этой фурией, которая то добра и нежна, то доводит меня... Мне вспомнился вчерашний укус и то, как меня словно током ударило. И второй укус, когда вообще до конфуза дошло. Да меня к ней тянет, как оленя во время гона! Похоже, я в неё влю... Чёрт, чёрт, чёрт! Срочно вычеркнуть слово на букву “Л” из всех словарей!

      Я, похоже, впал в панику и покраснел, поскольку и демон, и Сириус смотрели на меня с благожелательными улыбками. Чёрт подери, я ещё и попалился!

      — Что, парень, попал? — понимающе спросил крёстный.

      — Это всё он виноват! — показал я пальцем на демона. — Это всё из-за тебя!

      Тот развёл руками:

      — Ну не знал я, что в итоге окажется, что я пишу судьбу живому человеку!

      — Я не хочу так! — сказал я. — Со своими чувствами я расставаться не хочу, пропади оно всё пропадом! Но и принуждение мне не нравится.

      — Что ты решил? — спросил демон.

      — Мне не нравится эта затея с перстнями и свахами. Ну, положим, перстень нужен был для того, чтобы меня опознать. Второй — чтобы закрепить мои права на наследство Поттера. Но свахи... Я не хочу, чтобы девушек к чему-то принуждали. И брачные контракты...

      — Погоди! — остановил меня демон. — Положим, я могу придумать какой-нибудь конфуз со свахами. Но расторжение контракта... Я не вижу, с чего бы оно произошло. Давай сделаем так, — если кто-то из вас поднимет такой вопрос, то родители и опекун согласятся. Согласишься? — он повернулся к Сириусу.

      — Соглашусь! — кивнул тот. — И, раз уж мы ступили на эту зыбкую почву...

      — Ты про Флёр? — спросил демон. Сириус кивнул.

      — Мне бы хотелось, чтобы ты вообще перестал вмешиваться! — сказал я. — По крайней мере, в мою жизнь и — моих близких.

      — А как я тогда буду писать книгу? — сощурился демон.

      — Придумай что-нибудь, — ответил я. — Пойми, мне очень важно, чтобы я сам наконец стал хозяином своей судьбы!

      — Молод ещё! — буркнул крёстный.

      — Хорошо, — кивнул демон. — Я придумаю. Ещё замечания к автору?

      — К кому? — не понял я. Бродяга, жизнерадостно оскалившись, потыкал в демона пальцем. Мол, к нему. Понятно. Он же — автор. А я-то и забыл! — Тебе не показалось, что меня чересчур приветливо приняли после пятилетнего отсутствия?

      — Я их немного предупредил, — потупил глазки Сириус. Собака! Просил же, что не надо людей тревожить раньше времени! Никому верить нельзя! Только мне! — Я же тебе сказал, что ты мне до ужаса напомнил одного моего давнего приятеля...

      — А Панси? Почему она так была со мной приветлива? Почему простила четыре года взаимных нападок с Поттером?

      — Честно? — посмотрел на меня демон. — Не знаю. Если тебе интересно, сам её спроси. Я, как и обещал, вмешиваться не буду, и то, что она тебе скажет, будет исходить от неё.

      — Ну, хорошо, — согласился я. — Пусть с ним. Ты можешь мне рассказать, какие у тебя были планы?

      — Планы? — задумался демон. — Спасти Сириуса, — он поклонился Бродяге, и тот поклонился ему в ответ, — найти тебе союзников... А там — посмотрим.

      — И каких союзников ты мне хотел найти? — скептически приподнял я бровь.

      — Пожирателей... — коротко ответил демон. От удивления я хрюкнул. Сириус стоял с выпученными глазами. — Ну, пойми, есть Орден Феникса под крылом Дамблдора, организация, тебе, в общем-то враждебная, как ты понимаешь, поскольку в ней состоят, как минимум, два твоих врага и ещё один злодей. И есть Пожиратели...

      — Которые все, как один, готовы меня растерзать, как только я попадусь им в руки! — выпалил я.

      — И тем не менее, — не дал себя сбить с мысли демон, — враг моего врага...

      — Так вот почему мне пришла в голову замечательная мысль повстречаться в Волдемортом!

      Демон скривился:

      — Да, я слишком поздно осознал, что Волдеморт — безумный отморозок независимо о того, убивал он твоих родителей или нет.

      — Что? — промямлил я непослушным языком. — Что ты только что сказал?

      — Ты меня услышал, — кивнул мне демон. — Тебе нужно найти кого-то ещё. Кого-то, кто имеет достаточно влияния и амбиций, чтобы начать свою игру.

      — Я понял. Ты мне расскажешь, как спасти Сириуса?

      — Я ещё не придумал. Есть разные способы. Можно подменить Вуаль макетом. Можно подменить Сириуса каким-нибудь злодеем...

      — Злодеем... — побледнел я. — Нам же ещё нужно подменить Билла на свадьбе...

      — Ты быстро соображаешь! — похвалил меня демон, не обращая внимание на упавшую челюсть Бродяги.

      — Кстати, — заговорщицки подмигнул я ему, — как ты думаешь, у тебя получится на свадьбу прийти? — я кивнул в сторону крёстного.

      — Посмотрим! — сказал демон. — Это, в конце концов, будет знаменательное событие! — он вытолкал находящегося в ступоре Сириуса за границу септаграммы и кивнул мне. Я кивнул ему и хлопнул по управляющему рубину, запустив процедуру закрытия портала. Когда кольца улетели в потолок, и септаграмма перестала мерцать, крёстный медленно повернулся ко мне:

      — Щеночек! — ласково позвал он.

      — Что, Чёрный Клык? — отозвался я, поворачиваясь спиной ко входу в помещение и потихоньку двигаясь задом вперёд.

      — Щеночек, а погляди, что тебе крёстный приготовил, — ещё более ласково сказал он, делая незаметный скользящий шаг ко мне и засовывая руку в карман, словно намереваясь что-то достать из него. Знаю я эту шутку. Подходишь ближе, а в кармане — кулак. И в лоб тебе — бац!

      — Спасибо тебе, конечно, крёстный, и за доброту, и за ласку, но... Давай, как-нибудь в другой раз! — спасительная дверь уже рядом, ещё один шаг...

      — Щеночек, я ведь тебя зубами загрызу, слышишь, Щеночек? — он прыгнул вперёд, а я шмыгнул назад и рывком захлопнул дверь. Прямо перед его носом. Да чёрта с два! Эта псина просто пробила дверь головой и так и застряла, оглушительно хохоча:

      — Ой, Гарри, не могу, видел бы ты своё лицо! Давай, помоги мне уже снять этот ошейник! — он завозился, выворачивая тяжёлую дубовую дверь шестнадцатого века, ручной работы, цены немереной, из петель.

      — А ты на меня больше бросаться не будешь? — с опаской спросил я.

      — Эх, Щеночек! — сказал Сириус, поднапрягся и просто прошёл дальше сквозь дверь, совсем разнося её в щепки, после чего протянул руки и взлохматил мои вихры. — Да чтобы я своего крестника обидел? Да не бывать такому никогда!

     — Я всё никак не могу в это поверить! — опять повторил Сириус, уставившись в книжный шкаф. Мы с ним и отцом сидели в гостиной. Крёстный оккупировал кресло, предоставив нам занять диван. Кричер принёс сырно-мясную тарелку, пирожных и крекеров, и взрослые потягивали вино из бокалов в то время, как я решил попробовать настоящий кофе. Папа неодобрительно покачал головой при виде домового, притащившего мне двухсограммовую джезву с ароматным напитком в ней. Он уже ясно видел, как и без того шебутной подросток будет носиться по дому на реактивной тяге, разнося всё вокруг. Я пододвинул поближе блюдо с пирожными, взял одно в руку и приготовился было откусить, но наткнулся на внимательный взгляд отца.

      — Извините, — сказал я, положил пирожное на блюдце, облизал пальцы и вилочкой принялся кромсать корзиночку с кремом и повидлом. Отец покачал головой и повернулся к бродяге:

      — О чём ты, Сириус?

      — Да всё об этой треклятой книге! — кивнул он в сторону аккуратно сложенных на журнальном столике томов. — Я всё думал, что это — забавная шутка. Кто-то решил посмеяться над парой семей волшебников, вбросив такую утку, а оказывается...

      Я продолжал орудовать вилкой, справедливо полагая, что говорящий Сириус — это не Сириус, поглощающий пирожные, так что у меня есть шанс добраться до финиша первым.

      — Оказывается, действительно, где-то есть этот чёртов мир, в котором живёт эта самая Жаклин Боулинг, которая написала эту чёртову историю. А потом какой-то чёртов продюсер решил по ней снять чёртов фильм, который посмотрели миллионы, причём часть из них даже не удосужилась прочитать сами чёртовы книги. Я ничего не попутал, Щеночек? — спросил он меня. Я помотал головой, аккуратно нарезая эклер ломтиками. — В общем, как оказалось, эту историю читали или смотрели десятки миллионов человек. И так они переживали за беднягу, — он кивнул в мою сторону, — что вдруг из ниоткуда появился наш мир. Понимаешь, Дэйв? По сути, у нас даже не может быть никаких претензий к автору этих книг, несмотря на то, какую судьбу она нам... — он замолчал, задумавшись о своей судьбе.

      — Потому, что, если бы не она, то и нас бы не было? — спросил папа.

      — Точно! И пусть я просидел в Азкабане, пусть весной... Пусть весной будет, что будет, но я ей благодарен за то, что я вообще был!

      — Я понимаю! — кивнул отец. А я потянулся к кусочку наполеона.

      — Да не понимаешь! — сказал Сириус. — Просто так, силой мысли...

      — Сириус! Ты живёшь в волшебном мире!

      — Ну да! — недоуменно ответил крёстный. — И?

      — Так почему ты отказываешься верить в волшебство, которым он был создан?

      Бродяга замолк. Отец намазал камамбер на крекер и сверху положил кусочек пармской ветчины. Я ухватился за пирожное, состоящее из двух безе с кремовой прокладкой посередине.

      — Ну, хорошо, а появление на сцене моего друга Дмитрия тебя не удивило? — спросил наконец Сириус.

      — Почему — не удивило? — откликнулся папа. — Конечно, удивило. Но представленное объяснение вполне укладывается в рамки основной теории.

      — Ты имеешь в виду то, что он, воспользовавшись пробелами в Сценарии, дополнил его новыми событиями?

      — Да, как и то, что у него нашлось достаточно читателей, чтобы эти события реально произошли в нашем мире.

      — А как получилось, что Га... Алекс создал портал в его мир?

      Я не удостоил его вопрос ответом, поскольку мучился сложным выбором между круглой булочкой с кремовой прослойкой и шоколадной глазурью и конусом из вафельного теста, заполненного вкуснющим кремом. Не долго думая, я сделал единственно правильный выбор — на моё блюдце отправились оба.

      — То есть, я понимаю, что мой друг Дима приписал Щеночку сомнения, которые у него возникли после столь... драматичного завершения третьего этапа, в том, что многочисленные его приключения — это лишь следствие череды нелепых случайностей... — начал Сириус.

      — И он направил стопы Алекса в библиотеку, где тот и откопал старинный талмуд с рисунком и заклинанием... — продолжил отец.

      — И весьма удивил самого Диму, притащив его сюда, — он покачал головой. — Этого даже сам Дима не понимает. Ну, другой мир, ну, Творец... — покачал головой крёстный, пока я поглощал небольшой коричневый батончик с тремя капельками крема сверху, который мама назвала смешным именем “картошка”. — То есть, я, практически, сегодня встретился с Творцом?

      — Не со своим, конечно, — сказал папа. — То есть, не с полностью своим. В Сценарии, надо сказать, Сириус Блэк выглядит немного иначе... Так что твой друг Дмитрий, как ты его называешь, конечно, славно потрудился. За себя же могу сказать ему спасибо, — он погладил себя по груди. — Поскольку меня в Сценарии вовсе нет. Есть, конечно, моя любимая дочь, но и всё.

      — Да, чудеса! — рассеянно сказал Сириус, шаря рукой по блюду из-под пирожных, с которого я вот буквально только что утащил последнюю корзиночку и уже наполовину её съел. Не найдя ничего, он нахмурился, посмотрел на пустое блюдо, на меня и молниеносным броском выхватил у меня из рук блюдце с остатками последнего пирожного. — Ну ты, Щеночек, и горазд пожрать!

      — Болтать меньше надо! — ответил я, с тоской помахав ручкой на прощание половинке корзиночки. — У сироты отобрал, можно сказать!

      И тут же получил подзатыльник от отца:

      — Я тебе дам — у сироты! Думай, что говоришь!

      — Прости, пап, — сказал я. — Я ещё не совсем привык.

      — Привыкай! — жестко ответил тот. — Ты теперь не один и думать должен и обо мне, и о маме.

      — Хорошо, пап! — согласился я. — И о Панси я тоже буду думать.

      — Думай, — кивнул он.

      Мы стали вместе думать. Я думал о том, что Алекса Паркинсона, на самом деле, в Сценарии не было. И то, что он появился — заслуга демона. Так же, как способ моего появления — его вина. Интересно, задумывается ли он теперь над тем, что натворил, фактически убив десятилетнего мальчишку, который лишь год своей жизни прожил в любви и ласке, а последующие девять провёл, как Маугли в джунглях. Нет, даже хуже. Причём, в столь печальном существовании Поттера вины демона не было — за это ему-мне стоит благодарить Создателя Сценария. То есть, я, конечно, не жалею, что появился на свет, но мне было до слёз жалко Поттера. Может, попросить демона оживить его? Он же может! И не важно, что тогда я перестану быть неубиваемым — я бы вполне согласился пожить, как обычный человек, но...

      Передо мной возникли зелёные глаза Панси. Она — девушка долга. Готов ли я потягаться с судьбой и проверить, с кем она будет? Проверить, где её долг: с Поттером или со мной? Честно говоря, не готов. Не готов делиться моими девушками ни с кем. И к чёрту предрассудки! Они мне нужны обе! Мысли перетекли на предмет моей озабоченности сегодня утром. Точнее, на мою озабоченность, а потом уже на предмет. Вот что стоило демону сделать Панси более уступчивой? Доступной. На сердце у меня похолодело. Нет, она мне нужна такая и только такая! Чтобы в груди замирало при мысли о ней, чтобы... Чтобы она была Панси.

      — Сири! — позвал из камина девичий голосок так неожиданно, что я даже подпрыгнул на своём месте. — К тёбе мёжно? Сири!

      — Да-да, заходи! — расплылся в идиотской улыбке Сириус. И так его лицо при этом нежностью лучилось... Тьфу! Пипец котёнку! Поймав мой взгляд, крёстный тут же нахмурился и прокашлялся басом. Ага, так я тебе и поверил! Из камина выпорхнула Флёр с корзинкой в руках и в красной накидке с капюшоном, который она совершенно очаровательно накинула поверх своих локонов, и тут же застыла, увидев нас с отцом. Сириус тут же впёр очи в потолок, вытянув губы трубочкой, словно он что-то насвистывает. Папа, крякнув, подпёр лицо ладонью так, чтобы скрыть рот. Все продолжали молчать. Ещё через минуту взглянув на отца, я увидел, что по его щекам текут слёзы, и он усиленно морщит лоб. Сириус очень внимательно разглядывал свои ногти.

      — Я... Вёт... Бабюшка... Пирёжки... — пролепетала покрасневшая вдруг Флёр. Папа хрюкнул. Флёр попятилась: — Я потём зайду... Пирёжки отнесу... — и она скрылась обратно в камине. Папа опять хрюкнул.

      — Это не я! — сказал Сириус.

      — Да-да! — согласился папа, доставая платочек, чтобы вытереть слёзы.

      — Да я ни сном не духом! — продолжал настаивать крёстный.

      — Конечно! — не стал спорить папа, опять укрывая ладонью нижнюю часть лица.

      — Она сама пришла! — почему-то не сдавался Бродяга.

      — Я совершенно в этом уверен! — откликнулся отец.

      — Это вообще была не моя идея! — воскликнул Сириус.

      Папа убрал руку от лица и совершенно серьёзно посмотрел на крёстного.

      — Страшный, стра-а-ашный Серый Волк и хрупкая беззащитная Красная Шапочка! — сказал он и захохотал в голос. Так вот кого мне напомнил наряд Флёр. Действительно, неплохо она над Сириусом подшутила! Только, отчего-то по лицу крёстного не было видно, что шутка ему понравилась. Он сидел красный как рак и пытался когтем проковырять дырочку в столике для фруктов эпохи Людовика XIV. Или я чего-то не понимаю?

      — Вот это, конечно, было лишнее! — с тоской сказал крёстный, глядя в сторону камина.

      — Что ты имеешь в виду? — спросил папа.

      — Зря мой друг Дима сводничеством занялся! — сокрушённо пробормотал Сириус.

      — Почему — зря?

      — Ну, сам подумай... Какая из нас пара?

      — Тебе уже восемнадцать, мне ещё тридцать семь... — пробормотал я себе под нос так, чтобы никто не услышал.

      — Я, конечно, младше тебя, а она, конечно, старше твоей дочери... — пожаловался крёстный. Папа понимающе кивнул. — А я ещё после Азкабана накопившийся пар не выпустил! — Сириус посмотрел на него: — Послушай, Дэйв, я понимаю, что выглядела эта сценка очень... весело, но...

      Папа поднял руки:

      — Да не бери в голову, действительно, получилось весело... Я понимаю, что ты...

      — Да я в её сторону даже посмотреть боюсь лишний раз, чтобы не давать ей надежды. Хотя... — крёстный покачал головой.

      — Влип ты, братец! — сочувственно сказал папа. Я слушал этот диалог и толком не понимал, отчего Сириус оправдывается за Флёр, вломившуюся к нему в костюме Красной Шапочки. Папа, когда веселился, явно что-то скабрезное имел при этом в виду. Зря, конечно. Сириус только на вид такой брутальный, а так... Ему же сейчас по меркам нормального человека всего-то двадцать три года. Или двадцать четыре — нельзя же двенадцать лет Азкабана считать за взросление. Вот и получается, что он сейчас во вполне романтическом возрасте. И чего он стесняется? Вот когда оргии устраивает — не стесняется, а с Флёр... Непонятно.

      Зашёл Кричер с парой новых подносов, на одном из которых стояла бутылка и небольшая рюмка.

      — Собственно, о чём я хотел поговорить... — время шло к ужину, и папа лениво потягивал херес в то время, как мы с Бродягой довольствовались апельсиновым соком. — Алексу предстоят три непростых года, в течение и по окончании которых ему потребуются умения опытного бойца. И при всём при этом он совершенно не подготовлен, — Сириус кивнул, соглашаясь. — Мне кажется, что нам стоит заняться факультативной подготовкой. Хоть я и понимаю, что Лексу, по сути, ничего не грозит до решающего столкновения с Тёмным Лордом, но травм, ушибов и даже потери отдельных органов вроде глаз или ушей никто не отменял. Значит — что? — папа посмотрел на меня, а потом на крёстного.

      — Постоянная бдительность! — зачем-то ляпнул я. Отец снисходительно на меня посмотрел:

      — Ты знаешь, сейчас начнутся твои тренировки в боевой магии, и ты будешь там так выматываться, что хорошая порка будет тебе казаться благодатью!

      Мне не оставалось делать ничего другого, кроме как прикусить язык. По своему опыту я уже знал, что самые страшные угрозы делаются именно таким тихим и спокойным голосом. Пора бояться! Сириус кашлянул.

      — Что? — спросил папа.

      — Надо помнить, Дэйв, что Га... Алекс здесь не единственный, у кого имеется лёгкий, небольшой такой, — он показал просвет в полсантиметра между большим и указательным пальцем, — недостаток подготовки.

      — Ты хочешь тренироваться вместе с Алексом? — спросил отец.

      — Да. Более того, я могу его и поднатаскать на первых порах, пока он не приблизится к моему нынешнему уровню.

      Папа задумался:

      — А ты знаешь, это и впрямь неплохая идея. Ты ведь сейчас ничем особо не занят?

      — И не собираюсь! — помотал головой Бродяга. — Я планировал именно заняться подготовкой крестника. И заодно смотаться из дома на некоторое время, — он опять покосился на камин.

      — И ещё физическую форму ему привести в порядок? — а что не так с моей физической формой? Между прочим, заклинания не берут кости. Вон, Дамблдор какой тощий — и чёрта с два его чем проймёшь!

      — Это как раз у меня первым номером в списке. Как и рукопашка.

      — Ты только особо не увлекайся, — посоветовал папа. — А то ложное чувство неуязвимости ему выработаешь. Очень неприятная штука при встрече с каким-нибудь другим задохликом с палочкой.

      — Не беспокойся, я через всё это сам проходил.

      — А жить где будешь?

      — Да хоть в конуре! — ухмыльнулся Бродяга. — Главное, чтобы косточек побольше! — и тут он так натурально облизнулся, превратив свой язык в собачий, что я даже поверил, что слаще сахарной косточки для него ничего в мире нет.

      — Я думаю, в Хогсмиде можно поселиться, — подсказал папа. — У них там и в трактире есть комнаты, и в гостинице рядом. Единственное, что маскировкой тебе стоит озаботиться.

      — А, ерунда! — отмахнулся крёстный. — Уж личину-то слепить мне труда не составит.

      — А как же то заклинание, что вы использовали для создания карты? — спросил отец. — Уверен, что у Дамблдора тоже есть что-то похожее.

      — Какое заклинание? — подозрительно спросил Сириус. — Ты откуда про него знаешь?

      Папа постучал себя пальцем по макушке. Сириус нахмурился, потом его лицо просветлело, он метнул быстрый взгляд в сторону томиков Сценария и хлопнул себя по лбу. Папа удовлетворённо кивнул.

      — Тоже не проблема, — сказал крёстный. — Этому заклинанию есть противодействие.

      — Какое? — недоверчиво спросил я.

      — В полную луну выйти на курган с захоронением, встать лицом к луне, плюнуть вправо, ущипнуть себя правой рукой за левую пятку и сказать “Чур, не я!”. До следующей луны это заклинание тебя видеть не будет! — точно, а если садануть себя Ридикулосом, то и год не будет!

      На ужин мы отправились к нам. В смысле, в особняк Паркинсонов. Туда же прибыли Гринграссы полным составом. Мы привычно расселись, как в первый раз. Разговор за столом свёлся, в основном, к обсуждению погоды и очередным перестановкам в Министерстве. Девицы делились планами на завтрашний день, в основном, в том, что касалось возможных нарядов. После ужина они потащили было меня в сад, но я, извинившись, предложил им встретиться снаружи. Мне предстояло выполнить запрос одной очаровательной молодой особы. Миссия, в общем. Я отправился в курительную, где взрослые, вооружившись емкостями разного рода для поглощения спиртного, что-то вполголоса обсуждали. Даже Сириус сидел со стаканом, но в нём, как мне было видно, плескался виноградный сок. Войдя, я извинился:

      — Прошу прощения, что прерываю. Мистер Гринграсс, не уделите ли вы на пару с миссис Гринграсс мне несколько минут своего времени? — официально обратился я к крёстным. Пераспера кивнула мужу, тот встал и подал ей руку, и мы втроём вышли в зал.

      — Что ты хотел, дорогой? — спросила она, прижимаясь к локтю Дэниела.

      — Мистер Гринграсс, миссис Гринграсс, — я поклонился им по очереди, — я прошу предоставить мне комнату в вашем доме, желательно, неподалёку от комнаты моей невесты.

      — И что же послужило причиной такого запроса, мистер Паркинсон? — сухо осведомился Дэниел.

      — Исключительно для восстановления справедливости! — пояснил я.

      — Что вы имеете в виду? — спросил он.

      — Я имею в виду, что мистер Поттер, жених мисс Паркинсон, занимает комнату совсем рядом с мисс Паркинсон в то время, как жених мисс Гринграсс болтается неизвестно где! — картинно возмутился я.

      — А вы не думали, мистер Паркинсон, что это брат мисс Паркинсон занимает комнату рядом с мисс Паркинсон, и при чём тут запрос мистера Поттера на проживание в моём доме, я просто не смогу понять? — Чёрт! Шах и мат! Пераспера уткнулась Дэниелу в плечо и хихикнула. Он же невозмутимо наблюдал за моими потугами подобрать отпавшую челюсть. — Что, съел? — участливо поинтересовался он.

      — Да ладно тебе! — Пераспера с улыбкой повернулась, беря и меня под локоть. — Совсем запугал крестника.

      Дэниел всё так же строго смотрел на меня:

      — Алекс, ты понимаешь...

      — Вам не придётся краснеть за меня! — перебил я его. Он кивнул:

      — Я отдам необходимые распоряжения. Приходи через камин, тебя проводят.

      Я попытался изобразить поклон, но Пераспера, рассмеявшись, взъерошила мне волосы, убив мои последние потуги придать моменту официоз. Я показал глазами в сторону гостиной:

      — Вы там что-то секретное обсуждаете?

      — Да нет, — вздохнул Дэниел. — Всё пытаемся понять, что нам делать с этим... Послезнанием.

      Я согласно кивнул. Мне эта тема уже надоела хуже горькой редьки. Пускай уж взрослые сами, а то что это — всё я да я? Так и притомиться недолго.

      — Я тогда пойду? — спросил я.

      — Давай! — Гринграссы развернулись и неспешно направились обратно в гостиную. Я пошёл искать девушек.

      Нашлась вся троица в освещённой беседке в саду. Они сидели с трёх сторон стола, а Астория, размахивая палочкой, удерживала в воздухе колоду карт. Карты то рассыпались веером, то образовывали кольцо, закручивались колесом, переходящим в восьмёрку, и вновь собирались в колоду. Дафна ей что-то тихонько подсказывала. Увидев меня, Панси приветливо помахала ручкой:

      — На ловца и зверь бежит! Держите его, девчонки!

      Колени мои предательски дрогнули, а стопы сами собой развернулись в сторону ближайших кустов. Заметив мой манёвр, Дафна улыбнулась, а Астория с Панси хихикнули. Чёрт! Опять меня дёшево разыграли! Изобразив на лице как можно более независимое выражение, я зашёл в беседку и уселся на свободный стул.

      — А что это вы тут делаете, а? — спросил я.

      — А мы тут... В картишки дуемся, — ответила оказавшаяся напротив меня Астория, и колода, снова собравшись, прыгнула ей в руку. Отложив палочку, она, не глядя, разделила карты пополам и, сдвинув половинки на столе, профессиональным движением вновь собрала их и сразу начала раздавать на четверых с какой-то неимоверной скоростью, причём карты каждому из нас укладывались в ровный ряд. — Ты в “пики” умеешь играть? — Я помотал головой. — Научим! — зловещим тоном пообещала она.

      “Пики” оказались игрой не очень сложной, но парной, то есть, играли мы “два на два”. Я — в паре с Асторией, а против нас — Дафна и Панси. Прелесть карточной игры была в том, что разговор поддерживался сам собой, а неловкие паузы превращались в сосредоточенное обдумывание следующего хода. Мы и не заметили, как сыграли четыре игры кряду, убив на это дело полтора часа.

      — Панси, сегодня и завтра я буду ночевать в доме Гринграссов, — вдруг спохватился я. Астория не преминула удивлённо вытаращить глаза, а Панси вздрогнула и нахмурилась:

      — И какая же тому причина? — поинтересовалась она.

      — Решил устроить обкатку кровати в доме своей невесты, — беззаботно отозвался я. Дафна покраснела, глаза Астории стали ещё больше, а Панси злобно зарычала:

      — Послушай, Поттер, сейчас не время шутки шутить!

      Дафна вопросительно на меня посмотрела. Мол, сам выкрутишься, или опять переложишь объяснения на хрупкие девичьи плечики? А как тут выкручиваться? Нас же Астория слушает, даже пошевелиться боится, чтобы не пропустить чего-нибудь интересного.

      — И тем не менее, Панси, дело обстоит именно таким образом, — я чуть заметно скосил глаза в сторону младшей Гринграсс. Панси проследила мой взгляд и чуть заметно кивнула:

      — Я этого не одобряю, — сказала она.

      — Рано или поздно подобный момент должен был настать, — пожал я плечами.

      — Не так рано! — прошипела она.

      — О чём это вы? — радостно спросила Астория. Панси, прикусив губу, отложила карты, встала и шагнула в темноту сада. Я был совершенно растерян. Что она творит? Зачем? Я вскочил и рванул за ней, даже не зная, куда она направляется. Панси ждала меня буквально в десятке метров, и я, уже успев набрать скорость, чуть не сбил её с ног. Точнее, я сбил-таки её с ног, но успел поймать и теперь держал, прижимая к себе. Она сосредоточенно сопела мне в грудь, восстанавливая дыхание. Я осторожно провёл рукой по её волосам.

      — А что я так злюсь? — спросила она меня. Сейчас я скажу ей, что она меня ревнует к собственной подруге, и воды Темзы будет рассекать ещё один труп. И я даже знаю, чей это труп будет. И даже кажущаяся неприкосновенность, теоретически даруемая мне Сценарием, не спасёт. Я аж подивился собственной мудрости, а потом расстроился при мысли о том, что моя не детская мудрость — тоже последствия вмешательства демона в этот мир. И опять погладил Паркинсон по голове.

      — Может у меня быть что-то только моё? — обиженно прошептала она.

      — Ты же знаешь, что Поттер — только твой, и ничей больше! — сказал я ей на ушко.

      — Спокойной ночи, Гарри! — она привстала на цыпочки, поцеловала меня в щёку и направилась в дом. Собственница. Пока я смотрел вслед её силуэту в темноте, мимо меня скользнули Астория с Дафной, причём последняя с улыбкой кивнула мне, а Астория пожелала спокойной ночи.

      Честно говоря, я ожидал большего ажиотажа при своём появлении у Гринграссов. Оркестр, праздничный салют — как программа-минимум. Потом — фуршет персон на двести, приветственные речи в исполнении министра и Королевы. Может, небольшой военный парад с танками и самолётами. Мне многого не надо. Так нет же. Если бы не впустивший меня камин, то я бы подумал, что меня здесь вообще не ждут. Не то что оркестра не было — даже домового, чтобы указать мне путь к моим персональным апартаментам. Лишь две кошки, которые даже не удостоили меня вниманием, когда я появился, — глупые животные продолжали умываться, когда я вывалился из камина.

      — И куда мне идти? — подумал я вслух, когда после пары минут ожидания так никто из хозяев и не объявился. Кошки, однако, сразу же прекратили своё занятие, дружно посмотрели на меня, потом, как мне показалось, переглянулись, потянулись с зевками и потрусили куда-то по своим кошачьим делам, высоко задрав хвосты. Я продолжал ждать. На выходе из каминной комнаты кошки остановились и посмотрели на меня. Дружно. Потом мявкнули по очереди, сначала — чёрная, потом — золотистая. Потом та из них, что была с золотистым мехом, вернулась, потёрлась о мои ноги и снова присоединилась к своей чёрной товарке. Мне показалось или они меня куда-то зовут?

      Я пошёл за кошками. Идти оказалось недалеко. Уже через пару поворотов мои провожатые уселись у приоткрытой двери в спальню, которая, очевидно, предназначалась мне. Я осторожно постучал и, не получив ответа, вошёл. Спальня как спальня. Не детская, однако, в отличие от моей комнаты в доме Паркинсонов. Широкая кровать с убранным балдахином, портьеры на окнах, пара кресел, письменный стол со стулом, трюмо, комод, книжный и платяной шкаф. Вот, пожалуй, и всё. И, конечно, дверь в отдельную ванную. На кровати была демонстративно выложена свежая пижама, на что я и рассчитывал. А то пришлось бы спать голиком, что весьма бы удивило Дафну, приди она ко мне под бочок. С другой стороны, это был бы неплохой старт нашим отношениям! Ну и финиш заодно. Мне представились Дэниел с Перасперой, вооружённые почему-то молотом и серпом, гоняющиеся за мной с целью слегка меня укоротить... Нет, не голову отрезать, отнюдь! И расплющить потом...

      Быстро скинув с себя одежду, я натянул пижаму, чтобы, не дай Мерлин, не дать повода своим крёстным учинить со мной что-нибудь этакое. Они же ведь за свою дочурку... Продев голову в фуфайку от пижамы, я вздрогнул, увидев всё ту же чёрную кошку, которая сидела на кресле передо мной, сверля меня немигающим взглядом своих зелёных глаз.

      — Ты что, за мной подглядывала, что ли? — спросил я животину. Кошка лениво отвернулась и принялась вылизывать свой бок. Мол, больно надо было. — Ну, хоть в туалет ты за мной не пойдёшь? — Кошка на секунду прервалась, глядя перед собой, словно обдумывала эту мысль, а потом вернулась к умыванию. “Как ни соблазнительно это звучит, но, пожалуй, в другой раз!” — Я тогда пошёл? — спросил я. На этот раз кошка даже не соизволила прерваться. Понятно. Меня милостиво отпускают.

      Пока я мылся, совершенно забыл про зверюгу в своей комнате, поэтому, когда вернулся и начал стаскивать с кровати покрывало, меня чуть кондратий не хватил при виде кошачьих глаз, внимательно отслеживающих каждое моё движение. Я бросил покрывало и подошёл к двери, приоткрыв её:

      — Давай, иди! — махнул я рукой кошке. — Хозяева тебя, наверное, ищут!

      Да сейчас! В два прыжка она соскочила на пол и запрыгнула на кровать, где, потоптавшись, улеглась ровно по центру, который я уже успел освободить от покрывала. Вот же наглая тварь! Плюнув на попытки её прогнать, я забрался под одеяло, немного её подвинув, и погасил свет. Я всё гадал, придёт ко мне Дафна или не придёт. Не зря же она меня, в конце концов, подбила напроситься на ночлег к Гринграссам.

      — Ма-а-ау! — вдруг сказала моя соседка.

      — Тш-ш-ш! — сказал я. — Ты мне спать мешаешь!

      Кошка пододвинулась к моей руке и легонько укусила меня за палец.

      — Ты что творишь? — я чуть не подпрыгнул от неожиданности.

      — Мр-р-р! — сказала зверюга и для убедительности ткнула меня лапой в ладошку, слегка выпустив когти.

      — Тебя что, чесать? — я поднял руку и коснулся мягкой шерсти.

      — Мр-р-р! — отозвалась она, подставляя под мою руку голову. — Мр-р-р!

      Пришлось ублажать это чудовище, поскольку, понятно было, иначе живым она меня отсюда не выпустит. Ещё через пару минут кошка начала тарахтеть, как трактор постройки начала века, полностью заглушив даже звук шагов и открывающейся двери. Только когда Дафна тихонько зашипела, врезавшись в грамотно поставленное мною у неё на дороге кресло, я понял, что уже не один в спальне. Не считая кошки, конечно.

      — Дафна? — спросил я.

      — Нет, чёртова Беллатрикс Лестрейндж! — сердито отозвалась она. — Конечно, это я! А что, ты ещё кого-то ждал?

      Кто-то, похоже, явно не в духе!

      — А что ты на меня орёшь? — спросил я.

      — Я не ору, я шёпотом говорю! — ответила она.

      — Ну, шёпотом орёшь! — сказал я. — Кроме того, тут где-то в доме ещё и твоя сестра есть!

      — Ну да, есть такое дело! — согласилась Дафна, примостившись на краешек кровати, а потом пожаловалась: — А я пальчик ушибла!

      Я сел на кровати и погладил её ножку, которую она мне с готовностью пододвинула.

      — Ну как, — спросил я, — так лучше?

      — Ага! — ответила она. — Только пальчик я ушибла на другой ноге!

      А мне не трудно! Я погладил другую ножку тоже, и она спрятала обе под одеяло. Вовремя! А то меня уже начали одолевать мысли перейти на голень, потом — на коленки... Чёрт, опять! Я откинулся на подушку, надеясь, что в темноте Дафна не разглядит бугор на одеяле. Она тут же по-свойски разместила голову у меня на плече, обдав ароматом своих волос. Я невольно потянулся к её макушке сначала носом, а потом губами.

      — Ты что это там делаешь? — спросила она.

      — Ничего особенного!

      — Я же чувствую...

      — Мяв! — сказала кошка.

      — Иди отсюда! — шикнула на неё Дафна. — Бродяжка...

      — Ма-а-ау! — издевательски ответила ей кошка и вновь полезла мордой мне под ладонь. Я начал её почёсывать, и она опять затарахтела.

      — А спинку чесать, что ли, сегодня не будут? — спросила Дафна. То есть, сначала мне в полудрёме причудилось, что это спросила кошка, и сон у меня от удивления как рукой сняло.

      — А... надо? — спросил я в ответ.

      — Я не поняла вопроса! — ответила она весьма многообещающим тоном. Я засунул руку под одеяло, и ногтями провёл по её спине, даже сквозь ткань ночной рубашки чувствуя, как мою руку словно током бьёт.

      — Мур-р-р! — сказала она. Или это сказала кошка?

      — Дафна? — спросил я.

      — Мур-р-р! — ответила она.

      — Ты мне раньше не говорила, что у тебя в доме живут кошки! — упрекнул её я.

      — А ты и не спрашивал! — лениво прокомментировала она.

      — Как ты себе это представляешь? — спросил я. — “Дафна, чисто случайно, не живёт ли у тебя в доме пара кошек?”

      — Если бы ты задал вопрос в такой формулировке, то, несомненно, получил бы на него утвердительный ответ. А как ты себе это представляешь? “Привет, я — Дафна! Мы с тобой когда-то целовались! Кстати, у меня дома живут две кошки!”

      — Кстати, о “целовались”... — мечтательно произнёс я.

      — Ты ведь не станешь меня уверять, что каждый раз, как Панси к тебе прибегает, вы с ней целуетесь до первых петухов? — млея от удовольствия под моими пальцами, спросила Дафна.

      — Ну… Ладно, но хоть как их зовут, ты мне скажешь?

      — Кого? — не поняла она. — Петухов?

      — Кошек! — ответил я.

      — А они что, обе здесь? — спросила она.

      — Нет, — сказал я, — только одна.

      — Которая?

      — Чёрная.

      Дафна кивнула:

      — Это Мери-Сью. Но мы её зовём Мурка или Муся.

      — А другая?

      — Рыжая? — спросила она.

      — Мне показалось, что она, скорее, золотистого цвета, — поправил я.

      — Это Бася.

      — А полностью?

      — Бастинда.

      — Странное имя, — заметил я.

      — Имя, как имя. Палец ей в рот не клади, — посоветовала она.

      — Почему?

      — Отгрызёт, — пообещала Дафна. — Зачем ты мне такой без пальца?

      Действительно, зачем? В какой-то момент я, похоже, снова начал засыпать, потому что опять был укушен за руку. Чёртова кошка, как только я её перестал почёсывать, моментально привела в сознание. Надеясь, что не разбудил своими чертыханиями Дафну, я вернулся к поглаживанию кошки, которая, к тому же, перебралась мне на живот. Дафна тихонько поскребла мне грудь, напоминая о своей заброшенной спинке. Пришлось чесать и её. В какой-то момент я понял, что вполне способен гладить обеих и во сне, и с чистой совестью уснул.

      Разбудило меня шипение. Почти что настоящее змеиное шипение, только вот исходило оно из моей постели. И ещё я сразу почувствовал тяжесть, которая давила мне на грудь и на плечи.

      — Какого чёрта ты здесь делаешь? — зашипели справа.

      — Отдыхаю, не видишь, что ли? — раздалось шипение слева. — Детям нужен здоровый сон.

      — Детям нужно спать в своей кроватке, — не сдавалась змея справа, — а не прыгать в постель к чужим женихам.

      — А я и не прыгала, я тихонько заползла, — так её, змеи прыгать не умеют.

      — А ну выметайся! — шипение справа стало совсем рассерженным.

      — Чего это? — снова зашипела змейка слева.

      — А того... Если родители тебя застукают, нам всем мало не покажется! — прошипела правая змея. Слева раздался вздох, и тяжесть на моём левом плече исчезла. — И попробуй только его поцеловать! — предупредила правая. — Я тебя потом так поцелую!

      Ещё один вздох, и босые ноги спрыгивают на пол, потом я слышу шуршание домашних тапочек и едва слышный щелчок дверного замка. Тяжесть справа тоже исчезает. Я открываю глаза и натыкаюсь взглядом на задумчиво изучающие меня небесно-голубые глаза Дафны. На моей груди спит чёрная кошка, изредка подёргивая правым ухом.

      — Ты знаешь, — прошептала Дафна, укладывая руку мне на грудь и упирая в неё подбородок, — кажется, у нас — проблема!

      — Что, Тёмный Лорд таки получил власть над миром? — пошутил я.

      — Нет, — она качнула головой, — Тёмный Лорд — это мелочи. Всё хуже. Значительно хуже.

      — И что за проблема? — спросил я.

      — Кажется, Астория положила на тебя глаз! — с максимальной серьёзностью заявила Дафна.

      — Я понял, — кивнул я. — Всё пропало. Это конец. Можно один прощальный поцелуй?

      — А я зубы ещё не чистила! — сказала она.

      — Ерунда! — я потянулся к лежащей на тумбочке палочке и прошептал заклинание. — Так лучше?

      Дафна удивлённо провела по зубам языком.

      — М-м-м! — сказала она. — А что за заклинание? И где ты ему научился?

      — Я тебе потом расскажу. Давай сначала с моей просьбой разберёмся.

      — Ну, давай! — она хитро улыбнулась, приподнимаясь надо мной на локтях, и прикусила губу, разглядывая меня. Вспомнив о её требовании этой ночью, я провёл когтями по её спине. Она блаженно прикрыла глаза и запрокинула голову, выгибаясь точь-в-точь, как это сделала бы лежащая у меня на груди Мурка. Потом склонилась надо мной, укутывая меня водопадом своих волос цвета солнечного света, и прижалась к моим губам. Это было ужасно приятно до тех пор, пока я не почувствовал жуткую боль в груди.

      — М-м-ма-а-а! — я вырвался и вскрикнул. Дафна сначала изумлённо на меня смотрела, а потом удивление на её лице уступило место гневу.

      — Мурка! А ну брысь отсюда!

      Кошка, которая, проснувшись, решила поточить о меня свои когти, с непринуждённым видом спрыгнула с кровати и, обойдя её, направилась к двери. Там она прыгнула на ручку, продавливая её своим весом и толкая дверь, приоткрыла себе проход и так же грациозно выскользнула в него, махнув на прощание кончиком хвоста.

      — Чёртово создание! — выругалась Дафна и положила руку на мою грудь, уже украсившуюся капельками крови. Я потянул её через себя, укладывая на постель по левую руку и горя энтузиазмом продолжить то, от чего нас столь бесцеремонно оторвали. Только я прижал её к себе и коснулся её губ, как рядом раздался хлопок. Дафна подняла голову.

      — Мисс, хозяйка просила напомнить, что завтрак — через двадцать минут! — раздался из-за моей спины дребезжащий голос.

      — Хорошо, Чанки, спасибо. Оставь нас, пожалуйста!

      Раздался ещё один хлопок. Вместо того, чтобы просто слезть с кровати, Дафна решила перебраться через меня, и на этом мы потеряли добрых минут десять. Лишь когда я с рукой, прижатой к лопатке, взмолился о пощаде, моя нежная невеста перестала упираться коленом мне в позвоночник и оттягивать мою голову назад двумя пальчиками, засунутыми мне в ноздри, и согласилась, наконец, со мной расстаться, хотя и издала при этом вздох сожаления. Ещё пару минут после того, как дверь за ней мягко закрылась, я разминал затёкшую руку, а потом в темпе бросился одеваться.

      Ба! Знакомые всё лица! Как вчера ужинали, так в том же составе и собрались на завтрак у Гринграссов. В ожидании звонка присутствующие разбились на несколько кучек — трое девушек о чём-то шепталась у окна, причём, когда я вошёл, они дружно на меня поглядели и прыснули от смеха. Ну и неправда, не такой уж он у меня и маленький! Сириус, держа маму и Перасперу под локотки, что-то самозабвенно вешал им на уши своим хриплым басом, а папа с Дэниелом, сидя на диванчике у входа в обеденный зал, о чём-то ругались, причём, похоже, не в первый раз.

      — Слушай, как тебе не стыдно! — с жаром вещал отец. — Обижаешь сиротку. У него же, кроме мамы и папы, никого нет! Двадцать пять!

      — Это неправда, да! Это неправда! — отвечал мистер Гринграсс. — Я высоко ценю твоего уважаемого сына, но всему есть предел, да! Восемнадцать!

      — Да имей же совесть! Ты же... Ты же все-таки не эрклинга получаешь, а зятя, и какого — гриффиндорец, герой, спортсмен, красавец! И за все это я прошу двадцать пять гиппогрифов, даже смешно торговаться!

      — Аполитично рассуждаешь, аполитично рассуждаешь, клянусь, честное слово! — покачал головой Дэниел. — Не понимаешь политической ситуации! Ты жизнь видишь только из окна своего персонального кабинета, клянусь, честное слово! Двадцать пять гиппогрифов в то время, когда наш Депертамент ещё не полностью рассчитался с Министерством по драконьей коже и крови.

      — А ты не путай свою личную кожу с министерской!

      Тут Гринграсс разгневанно вскочил, а папа вскочил вместе с ним.

      — А я, между прочим, мистер Паркинсон, вами сюда и поставлен, чтобы блюсти интересы Министерства. Садитесь... Пока... — папа ошарашенно сел, а Дэниел, нависнув над ним, продолжил: — В общем, так — двадцать гиппогрифов...

      — Двадцать пять! — отчаянно вскинулся отец.

      — Двадцать! — отрезал Гринграсс. — Двадцать! Ковёр-самолёт "Розен лев"...

      — Что?

      — Финский, хороший! — пояснил Дэниел. — Почетный орден... Сам себе выдашь. Кто у нас начальник, в конце концов, я или ты?

      — И бесплатную путёвку! — с надеждой предложил папа.

      — На Исландию! — оборвал его Гринграсс.

      — Да хоть в Сибирь! Главное, чтобы в отпуск! А ты, как мой заместитель, будешь всем заправлять!

      — Ну, хорошо, — согласился Дэниел, протягивая руку.

      — Ну, хорошо, — подтвердил папа, хлопнув по ней. В этот момент они увидели меня, наблюдающего эту сценку, и отчего-то жутко смутились. Дэниел даже покраснел, а отец проявил внезапный интерес к росписи на потолке. Я пожал плечами и двинулся к девушкам. За моей спиной раздалось дружное покашливание, а потом папа тихо, думая, что я их уже не слышу, сказал:

      — Значит, так — невеста согласна, родственники — тоже, а вот жених...

      Я навострил уши и максимально замедлил шаг, чтобы не так быстро удаляться от что-то обсуждающих отцов. Дэниел едва слышно поцокал языком, и я даже представил, как он сокрушённо качает головой:

      — Да. Плохо мы еще воспитываем нашу молодежь. Очень плохо! Удивительно несерьезное отношение к браку.

      — А кто вообще спрашивает жениха? — чуть громче, чем нужно, спросил отец. — Мешок на голову — и под венец!

      — Да, это верно, очень правильное решение. — Я уже почти ничего не слышал, а лишь додумывал за Дэниела, выхватывая отдельные слова. — Только я лично к этому не буду иметь никакого отношения.

      От этого невольно подслушанного разговора у меня осталось какое-то смутное ощущение, хоть я ничего и не понял из него. Словно какая-то беда надвигается. Причём, вполне может быть, что на меня.

      — Алекс! — радостно бросилась мне на шею Астория и тут же сдала товарок: — А мы тут тебя обсуждаем!

      — Да? — подозрительно спросил я старших девиц, безуспешно пытаясь отодрать от себя младшую.

      — Да, — ответила Дафна. — А что тут такого? Мы обсуждали твои достоинства...

      Ну вот, я так и знал!

      — Причём, в особенности те, что имеют микроскопические размеры! — добавила Панси.

      Ну, зачем пальчиками-то размер показывать? К тому же, совсем не такие уж они у меня и микроскопические! А позавчера так таращилась, что глаза даже в темноте можно было разглядеть! Что за лицемерие!

      — Мы, собственно, о твоей совести речь ведём! — заметила Дафна.

      — Кто-нибудь, отлепите её от меня! — простонал я, отчаявшись стряхнуть Асторию, которая с причмокиванием уже тянулась к моей щеке.

      — Астория, фу! — коротко сказала Дафна. Её сестра нехотя разжала руки, сползая по мне на пол, и сразу надула губки. Облегчённо вздохнув, я шагнул к Панси:

      — Можно тебя на пару слов?

      Она в непонимании посмотрела на меня, но, однако, коротко кивнула и повела в соседнюю комнату. Когда мы вошли, и я закрыл за нами дверь, она спросила:

      — Что ты хотел, Алекс?

      — Зови меня “Поттер”, — сказал я ей, притягивая к себе. Через три минуты нас прервал звук гонга из обеденного зала. Панси, восстанавливая дыхание, быстро пробежалась ладонями по волосам, которые я успел слегка взлохматить, и, с улыбкой взяв меня за руку, потащила к столу. За завтраком меня ждало новое открытие. Если наш повар был безупречен на обед и на ужин, то повар Гринграссов оказался непревзойденным мастером завтрака. Я ещё никогда не пробовал столь нежного омлета, столь хрустящих и одновременно мягких круассанов; после того, как я отведал домашнего джема, я понял, что желудок мой слишком мал, а увидев миллион тарелочек с разнообразными закусками, я понял, что и день тоже короток. Ел я, конечно, быстро, но аккуратно, и в какой-то момент, бросив взгляд на маму, я заметил, что она просто сидит, умилённо сложив руки на груди, и с нежной улыбкой наблюдает, как это всё исчезает у меня во рту, время от времени поднося к глазам платок. Я отложил приборы и салфетку в сторону и попросил у хозяина разрешения встать на минуту из-за стола. Дэниел кивнул, и я, обойдя стол, обнял маму сзади, спрятав лицо на её шее. Она подняла руки, обнимая меня в ответ, а папина рука потрепала мне вихры. Справившись с чувствами, я поцеловал маму в щёку и в полной тишине вернулся на своё место. С двух сторон на мои колени легли маленькие ладошки, сильно мешая справиться с позорной влагой, готовой покрыть мои щёки.

      Программа на сегодня была проста. Сначала — визит к свахе, о котором так долго говорили волшебники, а потом к нам с Сириусом придёт Апокалипсис с Армагеддоном в одном лице, сверху обильно присыпанный подшёрстком полярного лиса, и имя всему этому безобразию — Уизли. Не знаю насчёт младенцев, а лично меня этим именем уже можно пугать. Да и у Сириуса, похоже, глазик дёргается. Но — ничего не поделаешь, ибо — Сценарий. Чёрт его знает, где меня прикопают, пока кто-то другой будет за меня декламировать нетленку в случае моего отказа играть по правилам. Ну его... Не сейчас, по крайней мере!

      Позавтракав, мы решили совершить променад вместо того, чтобы выводить из гаража карету с двойкой гиппогрифов. Пройдя через маггловские кварталы центра Лондона, мы добрались до «Дырявого котла» и оттуда вышли в Косой переулок. Там мы свернули в какой-то ранее неведомый мне проход, который вывел к огромному шатру наподобие циркового балагана, окружённого цветастыми палатками поменьше. Бродили накачанные мужчины и весьма стройные женщины, все поголовно — в облегающих трико, с той лишь разницей, что на женщинах иногда были небольшие юбочки, точнее, их подобие, заканчивающиеся там же, где и начинались — на талии. Плакаты с тиграми и клоунами, запах клеток с животными — у меня не оставалось сомнения, что мы попали в цирк. Однако взрослые спокойно двигались в направлении одной из палаток, над входом в которую была вывеска “Мадам Белинда. Рука Судьбы” и чуть пониже — плакат с перечислением “услуг” — гадание по руке, гадание по картам, гадание по картам Таро, предсказание судьбы, снятие порч и приворотов. Мерлин, куда я попал? И вот от этой шарлатанки зависит моя судьба? Да чёрта с два! Вернусь домой — сразу вызову демона, пусть он эту палатку сотрёт к фестралу в дышло!

      Вывеска, тем не менее, не оказала видимого эффекта на родителей и Сириуса — папа откинул полог, приглашая всех войти, и мы оказались в небольшой приёмной, тоже выдержанной в стиле циркового антуража с красочными плакатами и плюшевыми креслами. Из-за внутренней занавески показалась красивая женщина, которой на вид можно было дать не более тридцати лет, что по меркам волшебного мира могло означать и шестьдесят, и сто пятьдесят биологических. Она оказалась знойной брюнеткой, выглядевшей сообразно всем моим стереотипам о цыганах — несколько слоёв разноцветных юбок до пят, широкий шёлковый пояс, белая блузка, из которой буквально вываливалось завораживающее глаз содержимое, большая золотая серьга в ухе и шёлковая же бандана поверх распущенных вьющихся волос. Мне даже показалось, что в её улыбке блеснул золотой зуб.

      Женщина поклонилась, вызвав счетверённый глоток присутствующих мужчин, которым открылось ещё больше её прелестей:

      — Рада вас приветствовать, дорогие! Чем могу помочь, бриллиантики мои яхонтовые?

      А тут она явно перебарщивает! На за что не поверю, что она и вправду цыганка. Так же, как все, закончила Хогвартс, получила специализацию, долго училась. Может, профессиональная деформация? Всё равно, чересчур нарочито! Дэниел объяснил её цель нашего визита:

      — Здравствуй, Белинда! У нас немного изменились обстоятельства, поэтому нам вновь потребовались твои консультации!

      — Хорошо, — она посмотрела на меня. — С кого начнём?.. Алекс...

      Я помотал головой:

      — Чур, я — последний!

      Она не стала спорить. Дафна толкнула вперёд Асторию, которая прошла вместе с шарлатанкой за занавеску, а остальные начали рассаживаться по свободным креслам. Дождавшись, пока усядутся взрослые, я сдвинул три стула вместе, и Панси с Дафной сразу же заняли два из них. Я сел на третий и начал разглядывать окружающую обстановку. Потом мы завязали разговор о том, как никому из нас не хочется возвращаться в Хогвартс, который вдруг плавно перетёк на то, как мне теперь общаться с моими друзьями типа Рона. И зачем, спрашивается? Утро так хорошо начиналось!

      Вернулась Астория, и ушла Дафна, потом настала очередь Панси, а там и моя подошла. Мама мне кивнула, и я отправился за занавеску мадам Белинды, где, можно сказать, ковались наши судьбы. Неожиданно я оказался в обычном рабочем кабинете мага, который от других отличался лишь специализацией. На стенах висели диаграммы и таблицы для гадания, было несколько рисунков человеческой руки с пояснениями. Совершенно неожиданно для себя в дальнем и не очень хорошо освещённом углу я обнаружил несколько диаграмм, которые раньше встречал только в маггловских научных журналах, что выбрасывал сосед Дурслей, лысый школьный учитель в нелепых круглых очках со смешной фамилией Риддик. Точнее, в статьях, посвящённых расшифоровке ДНК. И, конечно, обязательный хрустальный шар на столе. Тут мне стало ясно, чем занимается мадам Белинда, и чего мне от неё ждать.

      — Садись, Алекс! — внезапно сказала она. Во второй раз она назвала меня Алексом. Интересно, это она моё имя помнит или ей уже кто-то подсказал? Я двинулся к стулу, на который было указано, но она внезапно меня остановила:

      — Ты — не Алекс! И Алекс в тоже время! Ты двигаешься, как кто-то другой. А осанка и мимика у тебя — как у него. Что произошло? — она резко схватила меня за левую руку и притянула ладонь к себе прежде, чем я успел её отдёрнуть. Буквально пару секунд она вела ногтем вдоль ладони от запястья, а потом, ткнув в излом линии судьбы, грустно вздохнула: — Здесь! Бедный ребёнок! Тебя подменили! — это не был вопрос. Отпустив мою руку, она метнулась к столу и ухватилась за шар, в котором тут же начали мелькать какие-то картинки. — Так вот... Что... — она закрыла рот тыльной стороной руки, а потом опять повторила: — Бедный ребёнок!

      Честно говоря, это начинает надоедать!

      — Я — не бедный! — сказал я.

      — Что? — она отвлеклась от разглядывания шара.

      — Я — не бедный! — упрямо повторил я. — У меня есть мама и папа. И ещё много хороших людей...

      — Ну да, ну да, — рассеянно проговорила она. Со стоявшего у стены столика в воздух взметнулись четыре колоды карт и тут же превратились в бурлящий прямо в воздухе ком диаметром около сорока сантиметров. Она подошла ко мне и упёрла свою ладонь мне в лоб, закрыв глаза: — Сейчас оттуда выпадут семь карт, которые, в общем, будут означать твою судьбу.

      — Дальняя дорога в казённый дом? — спросил я.

      — Вроде того! — слабо улыбнулась она. Из комка вылетела карта и мягко, словно кленовый лист, спланировала на столик.

      — Дама пик! — сказала Белинда, по-прежнему не раскрывая глаз. Именно. Шарлатанство чистейшей воды. Совсем нетрудно связать наш совместный визит, прошлое Алекса и прошлое Поттера и невест обоих. Я даже знаю, какая карта вылетит следующей.

      — Дама червей! — прокомментировала она. А вот к третьей я оказался не готов.

      — Дама бубей! — это толсто, Белинда, тоньше надо! Я понимаю, что у любого при виде на нашу компанию сразу возникает мысль “Где две — там и три!”, но приличия не я придумал. Однако, шарлатанка решила меня сегодня добить.

      — Дама треф! — Это она на кого намекает? На Герми, что ли? А вот боггарта тебе за шиворот! Следующую карту я успел разглядеть, едва она отделилась от комка. Белинда вздрогнула и испуганно открыла глаза, когда ей в лоб упёрлась моя палочка, дрожащая оттого, что меня буквально распирало от гнева. Карта зависла.

      — Зааважу к чертям собачьим! — я почувствовал, что буквально купаюсь в адреналине, и кровь схлынула у меня с лица. — Последнюю карту... Обратно... Немедленно... — я старался не делать резких движений, поскольку почувствовал, что помимо адреналина меня затопило ещё и магией, и я сейчас действительно выпущу Аваду в эту дуру, которая подумала, что мне в коллекцию как раз бубнового валета и не хватает. — Хватит... Балагана...

      Мне уже стало трудно дышать. Последняя карта вернулась в общий рой, и тот рухнул бесформенной грудой на столик, погребая под собой первые четыре. Я осторожно, стараясь не дёргаться, поднял кончик палочки в потолок, перехватил её в левую руку и убрал. Теперь можно и расслабиться. Я на негнущихся ногах подошёл к креслу Белинды и сел в него, поскольку оно мне показалось удобнее кресла для посетителей. Сама колдунья, которая только что почувствовала дыхание смерти в лицо, стояла в той же позе — вытянув руку туда, где был мой лоб и вытаращив глаза. Я постепенно приходил в себя, и остатки стихийной магии тонкими голубыми молниями стекали с моей правой руки на пол.

      — Отомри! — сказал я Белинде. Она вздрогнула, заморгала, опуская руку, удивленно посмотрела на меня, а потом, сделав шаг назад — на пол, где только что стояла.

      — Вот! — с гордостью сказала она. — Не обделалась! А могла бы!

      Я опять впал в ступор, на этот раз от контраста между образом уважаемого специалиста и словами дурной девицы.

      — Тебе лет-то сколько? — спросил я.

      — Двадцать семь! — ответила она, подтверждая мои подозрения, и спрятала руки за спину.

      — Я бы тебе столько не дал! — буркнул я. Она было довольно расцвела, но я её добил: — Выглядишь на все тридцать!

      Она огорчённо всплеснула руками и подбежала к едва заметной дверце на стене, откуда достала заткнутую пробкой бутылку рома и алюминиевую кружку с ручкой. Захлопнув дверцу, она зубами выдернула пробку и трясущимися руками налила, как минимум, с полкружки, а то и целую, приговаривая сквозь сжатую в зубах пробку:

      — Пора жавяжывать с этой равотой! Она веня ковда-нивудь доконает!

      Заткнув бутылку, она махом опрокинула в себя ром и вспомнила обо мне:

      — Э? — спросила она, показав мне бутылку. Улыбнувшись, я помотал головой. Она кивнула и налила себе ещё. Потом убрала спиртное и с ногами залезла в кресло для посетителей, зачем-то шмыгая носом.

      — Слушай, тебя, что ли, и вправду Белинда зовут? — спросил я. Она опять кивнула, а потом, потянув бандану с приделанным к ней париком цвета крыла ворона с головы, явила свету светло-каштановые волосы. Потянувшись, со стола достала полупустой стакан с чистой водой и аккуратно сняла в него контактные линзы, под которыми оказались сияющие синевой глаза. Потом отвернулась от меня всем телом, что-то делая с грудью, и, когда она повернулась обратно, держа в руках пару розовых подушечек, грудь была, минимум, на размер меньше. Передо мной внезапно предстала очень симпатичная девушка, ни разу не похожая на ту роковую красавицу, что нас встречала.

      — Постой-ка! — я наморщил лоб. — Ты мне кого-то напоминаешь... У нас же, то есть, на Когтевране, учится... Лиза... Тюльпан... Дурбин...

      — Турпин, балда! — засмеялась Белинда. — Сестрёнка моя!

      — Точно, Турпин-балда! — подтвердил я. Она нахмурилась:

      — А ты откуда знаешь? В Хогвартсе нет ученика по имени Алекс Паркинсон!

      Я со вздохом достал очки, взъерошил волосы и снял часть грима со лба. Она снова вытаращила глаза, засунув себе кулак в рот так глубоко, что я даже испугался, что обратно будет не вытащить.

      — Так вот ты какой, Северный Олень! — она привстала в кресле и потянулась ко мне рукой. Очевидно, рога пощупать.

      — Но-но! — сказал я, отстраняясь. — Попрошу нашу птичку не обижать!

      — Так вот оно что! — она о чём-то задумалась.

      — Если опять скажешь, что я — бедный ребёнок, то...

      — То — что? — задорно спросила она.

      — То — то! — буркнул я. — Я скажу Сириусу, и он тебя отшлёпает!

      — Ух ты! — загорелись её глаза. — А кто это — Сириус?

      — Известный преступник, байкер и просто мой крёстный, — ответил я.

      — Познакомишь? — блестя глазками, попросила она.

      — Замолвлю, так и быть... Словечко. И ещё. Об Алексе Паркинсоне не должна знать ни одна живая душа!

      Белинда понимающе кивнула:

      — Чтоб я сдохла!

      — Давай теперь о деле, — я подался вперёд, положив локти на стол. — Расскажи мне, что это за чушь со свахами, и что означают два моих перстня?

      Белинда задумалась:

      — Понимаешь, тело человека — оно не сплошное...

      — Да, состоит из костей, кожи и внутренних органов, — раздражённо сказал я. — Дальше.

      Она запнулась, а потом продолжила:

      — Но органы в свою очередь...

      — Состоят из клеток, — перебил её я. — Ты мне сейчас биологию рассказывать будешь? — и сам оторопел от того, как непринуждённо это слово, наличия которого в себе я раньше даже не подозревал, слетело с моих губ. — Или сразу к генетике перейдёшь?

      — К чему? — обречённо спросила она.

      — К генетике. Ты же мне хотела рассказать про бутылочное горлышко, мутации и генные болезни, правда? — забодай меня дромарог, откуда это всё во мне?

      — Что? — она совсем перестала меня понимать. Я тоже себя не понимаю и — ничего, жив ещё.

      — Ну, ладно, начну издалека. Волшебников — мало...

      — Слишком мало! — с жаром перебила она меня. — Нас менее...

      — Погоди, — остановил я её. — Мой выпуск — тридцать восемь человек, средняя продолжительность жизни мага — сто шестьдесят...

      — Сто тридцать семь! Про войны не забывай!

      — Сто тридцать семь лет. Положим, мой год — демографический минимум из-за войн, так что, помножим на полтора...

      — Один и шесть!

      — Роли не играет! Нас меньше девяти тысяч!

      Она вытаращила на меня глаза:

      — Но — как? — а потом спохватилась: — Никому не говори, это — самая охраняемая тайна Министерства. То, что нас так мало, никто не знает. Представляешь, на международные матчи по квиддичу мы набираем магглов в массовку, чтобы была видимость многотысячного стадиона!

      — А сколько у нас свах? — спросил я. — Или ты предпочитаешь “специалист по евгенике”?

      — А что такое...

      — Да ладно, не парься. Я тебе пару книжек подкину популярных, ты сразу разберёшь, что к чему. Ты мне лучше расскажи, откуда у тебя это, — я махнул в сторону диаграмм с генетическом кодом.

      — Это кровеграфии! — она легко подскочила, покачнулась, чуть не упав, наклонилась через стол, заставив меня любоваться своей почти ничем не прикрытой грудью. Внезапно это осознав, она подняла голову, заглянув мне в глаза, чтобы убедиться в моём полном внимании к её прелестям. Потянувшись ещё немного, она открыла верхний ящик стола, не мешая при этом моему созерцанию. Я почувствовал, что в штанах стало тесно.

      — Вот, смотри! — она поднесла лицо совсем близко к моему, попутно обдав винными парами. — Капелька крови кладётся в кровеграф, и он выдаёт такие вот замечательные картинки. Видишь, на этой всё в порядке, а на этой, — следующая показанная карточка в некоторых местах светилась красным, — можно увидеть болезни или уродства, которые потенциально могут проявиться в будущем поколении.

      — Понятно.

      — Правда? Тебе понятно? — она с удивлением на меня посмотрела, не забыв дыхнуть. Она что, рассчитывает, что я сейчас закосею и на неё наброшусь? А неплохо бы! Я опять облизнулся, когда она тряхнула грудью. — Вот, смотри, а теперь две совмещаем. Чисто! А знаешь, почему?

      — Знаю, — ответил я, — ты карточки двух девушек наложила.

      — Ух, ты! — она придирчиво осмотрела кровеграммы. — А как ты узнал, что это карточки — девушек?

      — Так игрек-хромосомы-то нет! — объяснил я ей. — Видишь, икс!

      Объяснил, как же! Глаза у неё стали уже совсем как блюдца. Интересно, они так навсегда останутся? Она потрясла головой, восстанавливая нормальный размер глаз, что, впрочем, меня не так заинтересовало, как колышущееся при этом содержимое её блузки.

      — Вот, теперь возьмём карточки девушки и юноши, — она опять наложила кровеграммы, и на верхней вдруг показалось лицо. Белинда провела пальчиком по горизонтали, и лицо начало почти незаметно меняться.

      — А, понятно, возможные вариации в зависимости от того, какие именно влияющие на внешность гены сработают, — что я распинаюсь, она всё равно ничего не поняла! Она провела пальчиком по вертикали, и лицо начало стареть. Без комментариев. Ткнула в центр — вместо мальчика появилась девочка. Потом она перевернула карточки на другую сторону. Там оказалась диаграмма. Часть красных точек исчезла, а одна из них стала жирной и мигала.

      — Видишь? — спросила она.

      — Ага, — согласился я. — Генный дефект приводит к наследственному заболеванию.

      — Ась?

      Я махнул рукой:

      — Ну ладно, с этим понятно. Скажи-ка, сколько лет этому замечательному прибору?

      — Я не знаю. Тысячи полторы или больше. Всегда здесь стоял.

      — Тогда другой вопрос — сколько их?

      — Это я тебе могу сказать совершенно точно — он один, и другого такого — нет!

      — То есть, и свахи другой нет, — скорее утвердительно сказал я.

      — Другой — нет! — тряхнула она головой, опять завораживая меня. И это правильно. Даже если, скажем, треть волшебников не состоит в браке, то аудитория и так не очень велика. По полчаса на паци... визитёра, и можно спокойно курить бамбук в оставшееся время.

      — Ну, хорошо, с генетикой мы разобрались, — я заметил, что Белинда перестала вскидываться при этом слове. — А что там про “вечную любовь”, “счастье” и прочее? Заметь, я не говорю, что всё это чушь, но всё же...

      — У меня очень хорошая память, и я немного предсказатель, — пояснила она, разгибаясь и усаживаясь обратно в кресло, невольно вызвав у меня вздох сожаления. — А кроме того, я умею заглянуть человеку в душу и найти ему половинку... — и она усмехнулась весьма гнусным образом, глядя на меня.

      — Что? — спросил я.

      — В твоём случае это — не половинка! — выпалила она и заржала, как ненормальная. Пришлось ждать, пока истерика пройдёт.

      — Я об этом уже и сам догадался, — сказал я. — А о чём не догадался, добрые люди подсказали. Ты мне лучше скажи, как это всё с фамильными перстнями связано?

      — Перстни есть далеко не у всех, — заметила она. — У кого есть, они, в том числе, закрепляют помолвки.

      — А если перенести чужой перстень на другого человека?

      — Невозможно! — отрезала было она, но тут же, как завороженная, уставилась на мои зелёный и красный перстни. — Ну-у-у... — начала она, — тут так просто и не скажешь. Ты же понимаешь, что, в принципе, если обе стороны, то есть, твои и её родители, откажутся от помолвки, то ты никому ничего не должен?

      — Нет, не понимаю, — ответил я.

      — Ничего окончательного помолвка в юном возрасте за собой не влечёт. Достаточно обоим семействам согласиться, и она будет расторгнута.

      — Понятно, — ничего мне не было понятно, но с папой я поговорю.

      — Хорошо, — сказала она. — Мы закончили?

      — Не понял, — развёл руками я. — Ты же у меня даже кровь не взяла.

      — А-а-а! — она махнула рукой. — Это всё — пыль в глаза...

      — Балаган! — прокомментировал я.

      — Пусть так! — она кивнула головой. — Ни у тебя, ни у девочек нет красных участков на кровеграмме, то есть...

      — То есть, они могут выйти замуж за любого?

      — В принципе — да, — ответила Белинда, — но есть же ещё соображения родства душ и того, какие дети получатся!

      — Это значит, что они могут выйти замуж за любого, — настойчиво повторил я.

      — Я не понимаю, — сказала она. — Ты что, от них отказываешься?

      — Нет, — я упрямо склонил голову. — Я хочу, чтобы они сами решили, где их судьба.

      — Но они же...

      — Дети? — спросил я её. — И всё-таки...

      Белинда грустно мне кивнула:

      — Хорошо, раз ты так считаешь... Я всё сделаю, как надо.

      Мы потратили ещё пять минут на восстановление маскировки, а Белинда вдобавок выпила какое-то снадобье. Очевидно, чтобы не так сильно ромом разило — шатало-то её, как прежде. Я вышел и мотнул головой родителям. Сириус и так всё понял и попёрся за компанию. Вышли они оттуда озабоченные и молчаливые. Сириус вообще не вышел. Молодец, Белинда! Куй железо, пока горячо! Папа потрепал меня по голове, они с мамой отвели Панси в сторону и начали что-то там ей рассказывать. Я видел только её внезапно ставшее злым лицо и то, как она кивала информации из родительских уст. Гринграссы в другом углу что-то объясняли дочерям, которые стояли ко мне спиной. Из-за занавески раздался весёлый женский смех. Я откинулся в кресле и расслабился.

      Долго мне сидеть не пришлось. Дафна дослушала родителей до конца и подошла ко мне.

      — Что? — я вскочил, поскольку она садиться не собиралась.

      — Сваха сказала, что мы должны сами выбрать свою судьбу, — сказала она, внимательно изучая мою реакцию. Я с трудом держал лицо, не давая вырваться вздоху облегчения.

      — Какого чёрта! — раздалось из того угла, где родители общались с Панси.

      — Мне стоит радоваться этому или огорчаться? — спросил я.

      — Я считаю, что я уже нашла свою судьбу, — заявила она.

      — Какая чушь! — вновь повысила голос Панси.

      — Тогда я буду этому радоваться, — улыбнулся я Дафне. Панси отделилась от родителей и решительным шагом направилась ко мне. Сейчас меня будут убивать!

      — Дафна, ты позволишь мне отобрать у тебя Алекса на минутку? — спросила она. Дафна кивнула и, сжав мою руку, отошла. Панси подошла ко мне так близко, что пришлось наклониться, чтобы видеть её лицо, а наши носы при этом почти соприкасались.

      — Я тебе говорила? — спросила она тихим голосом. — Я тебя предупреждала? Зачем ты всё испортил?

      — Я тебе уже сказал, Панси. Мне хочется, чтобы ты была со мной потому, что это — я, а не потому, что родители Поттера и твои когда-то договорились.

      — Ты понимаешь, что теперь я совсем ничего не знаю? Всю мою жизнь эта помолвка сидела у меня в голове, и я не знаю теперь, хочу ли я быть с тобой!

      — Я хочу, чтобы ты была со мной, Панси. И мне совершенно не нужен брачный контракт, чтобы понять это.

      — А я ничего не знаю теперь, кроме того, что ты — идиот, каких поискать! И что я сама хочу разобраться, с кем я хочу быть. И что не факт, что этим кем-то окажешься ты!

      — Ну что, вы обо всём поговорили? — сбоку подошёл улыбающийся отец и положил нам руки на плечи, прижимая друг к другу. Я высвободился из его захвата и сделал шаг назад.

      — Папа, я тебя о чём-то хочу попросить!

      Его улыбка поблекла. Похоже, он уже понял, что ничего хорошего от меня не услышит.

      — Папа, я хочу, чтобы, если Панси тебя об этом попросит, ты отменил её помолвку с Поттером! Сириуса я попрошу сам.

      Глаза Панси сузились, а отец медленно кивнул. Я повернулся и на ватных ногах направился к выходу. Настроение у меня было как раз такое, чтобы общаться с Уизли.

     Очень хорошо, что я знал наперёд все события сегодняшнего дня, иначе я бы просто повесился где-нибудь в туалете на цепочке смывного бачка. Для начала, это, конечно, Рон, которого Дамби решил сделать старостой. Я с ужасом понял, что меня и вправду очень бы задел этот факт, не случись летом всё, что со мной произошло. Теперь же я искренне радовался за него, не считая того факта, что Молли устроила одну из своих истерик, когда её поставили перед фактом. Мне даже стало немного жаль беднягу, которого она честно пыталась придушить, с такой силой вжимая его лицо себе между дынь, что в какой-то момент ноги его подкосились и он чуть не хлопнулся в обморок. Если бы миссис Уизли занималась борьбой, то знала бы, что когда тебя похлопывают по плечу, это значит “Кислород кончился, отпусти скорее!”, а не “Мне это нравится, прижми меня покрепче!”.

      Близнецы, гады, угорали. Мне даже на секунду показалось, что они что-то заподозрили, когда я, толком не зная, как именно выглядит зависть, которую срочно нужно было изобразить, тупо выпятил губу и вытаращил глаза, пытаясь выглядеть, как обычно выглядит Рон. Потом близнецы смылись, а Молли убежала покупать Рону новую метлу, и сам он при этом мечтательно рассуждал о том, какую метлу ему бы хотелось.

      — Жалко, что я не могу пойти с мамой и выбрать... — проговорил он, мечтательно уставившись в потолок. — Конечно, на «Нимбус» она вряд ли раскошелится, но в продаже появилась новая модель «Чистомёта», который тоже неплох... Думаю, стоит её догнать и намекнуть...

      Он убежал и оставил меня наедине с Гермионой. Невпопад я ответил на пару вопросов, даже толком не слушая, что она мне говорит. Она зачем-то взяла мою сову и убежала. Я было удивился подобной наглости — могла бы хотя бы для вида спросить разрешение — но быстро переключился обратно на свои мысли по поводу Рона и его нового статуса. Главное, что меня волновало в этот момент, — то, что надежды Рона на новый “Чистомёт” столь же призрачны, как и на “Нимбус”. У меня в планшетнике была точная информация о том, сколько именно галлеонов сейчас в кошельке Молли. В том, конечно, предположении, что Артур не оставил себе, как обычно, заначку на ту дрянь, что он постоянно глушит. Я даже знаю, что миссис Уизли сделает, дойдя до Косого, — наведается в уголок, куда сердобольные маги относят старьё и подберёт Рону что-нибудь там.

      От того, что мой взгляд на мир стал более критическим, Рон не перестал быть моим другом. Я знал, что, если он не получит сейчас “Чистомёт”, он проглотит этот удар и будет с гордостью хвастать всем своей “новой” метлой с барахолки, игнорируя смешки за спиной; как знал и то, что эти смешки не смогу игнорировать я. И оставался ещё вопрос Молли, которая хотела сделать своему любимцу подарок по такому замечательному случаю. Хотела... Но не могла. Я вскочил на ноги и побежал к Сириусу, по пути пару раз хорошенько пнув корзину для бумаг, которая подавилась последней порцией мусора. Корзина благодарно отрыгнула и наконец замолкла.

      Сириус нашёлся в одном из кабинетов, где он о чём-то тихо беседовал с Римусом, причём они сидели не за столом, а в креслах. Увидев меня на пороге, он приветливо мотнул головой:

      — Заходи, Гарри!

      — О чём это вы тут беседуете? — подозрительно спросил я.

      — Да так... — Лунатик отвёл глаза в сторону и покраснел. — О делах сердечных.

      — Это какое-то массовое заболевание! — пробормотал я, усаживаясь рядом на стул.

      — А у тебя-то по этой части что не так? — поинтересовался он.

      — А я хотел, как лучше... — объяснил я. Ничего не поняв из моего объяснения, Римус взглянул на Сириуса.

      — А получилось — как всегда! — пояснил тот. Люпин со вздохом кивнул:

      — Со мной — та же история.

      Мы молча посидели несколько минут, а потом я спохватился:

      — Сириус, у меня к тебе дело...

      Римус дёрнулся в своём кресле, словно хотел встать, но тут же замер, пришпиленный к месту тяжёлым взглядом Бродяги.

      — Ну, что ты всё время самоустраняешься, а? — сердито спросил крёстный. — Ты с нами в одной стае, и покинуть её у тебя не получится!

      — Ну, почему же, — сказал я нарочито хриплым голосом. — Выход всегда есть... — я сделал паузу. — Вперёд ногами!

      Римус выпучил глаза и чуть не подавился виноградным соком, который пил, а у Сириуса отпала челюсть. Ещё несколько секунд их вытянувшиеся лица напоминали портреты на стенах, а потом они дружно расхохотались.

      — Предупреждать надо! — сказал Лунатик, отсмеявшись. — А я-то грешным делом думал, что у нас один лишь Бродяга такой больной на голову. Рассказывай, что у тебя там.

      — Ты помнишь метлу, что ты мне подарил? — спросил я крёстного. — Ты не обидишься, если я её продам?

      — Гарри! — строго сказал он и полез в карман за кошельком. — Тебе что, денег не хватает?

      Я объяснил ему, в чём дело. Сириус сразу понял, зачем мне это нужно, и мы начали обсуждать план.

      — Ты же понимаешь, что принять “Нимбус” за “Чистомёт” может только редкий знаток мётел! — сказал Сириус.

      — Ну да, — подтвердил Римус. — И прутья другие, и черенок, да ещё у “Нимбуса” этот их фирменный изгиб, для которого берутся самые близкие в земле ветви Гремучей Ивы.

      — А главное — на нём выгравировано “Н-И-М-Б-У-С”! — веско добавил крёстный.

      — Без паники! — ответил я. — Только без паники! Во-первых, Рон не то, что “Нимбус” от “Чистомёта”, он даже самолёт от аэроплана отличить не сможет!

      Бродяга с Лунатиком переглянулись и опять заржали.

      — Во-вторых, — сказал я после паузы, — надпись можно удалить и сделать новую.

      — Но там же гравировка! — взмолился Римус. Крёстный, что-то смекнув, остановил его движением руки:

      — Погоди! — и уже мне: — Ты что придумал?

      — Тот мелок, которым мы рисовали септаграмму... — напомнил я. Его лицо просветлело. Люпин по-прежнему ничего не понимал.

      — Магика Крета, — пояснил крёстный. Римус кивнул, узнав название.

      — В общем, так... — сказал я. — Молли вышла отсюда двадцать минут назад. С её комплекцией она уже должна быть неподалёку от Косого, а там ей ещё проверить, нет ли Артура в баре «Дырявого котла», потом купить Рону новых пижам, и только после этого...

      Сириус уже вернулся с моей метлой, а Римус начал выводить на ней “Чиста мёд”.

      — Если ты именно так напишешь, то, боюсь, даже Рон почует подвох! — сказал ему я. — Нет, он, конечно, не поймёт, в чём дело, но мысль на задворках его сознания будет биться, как птица в клетке!

      Сириус вздохнул, отобрал у Лунатика метлу, написал сам и произнёс заклинание, которое оставило на черенке ровную и красивую гравировку. В меру, конечно, его почерка, который, надо сказать, был ещё хуже моего. Потом он выловил каким-то чудом оказавшуюся у него на кухне Тонкс и объяснил ей, что делать, попросив при этом держать язык за зубами. Тонкс взяла метлу и аппарировала. Ну вот. Дело сделано. Остаётся только ждать. Я вернулся к себе в комнату и завалился на кровать, пытаясь вызвать в себе те переживания, которые как раз в данный момент должны мучить меня по Сценарию, а именно — почему такого замечательного Гарри Поттера не сделали старостой. Обнаружив, что ничего такого в себе вызвать не получится, я мысленно поставил жирную галочку. Сценарий не имеет власти над моими мыслями, и это, пусть и маленькое, но достижение.

      Вернулся Рон и доложил, что Молли обещала ему позаботиться о “Чистомёте”. А я вспомнил, что я ещё не поздравил его.

      — Послушай, Рон, — сказал я. — Ты — молодец!

      — Да ну, — засмущался он. — Я вообще думал, что выбрать должны тебя!

      — От меня слишком много хлопот!

      — Это да... — он почесал в затылке и нацепил значок старосты на грудь. Потом снял и положил в карман штанов. Потом положил на тумбочку и, сморщив брови и уперев подбородок в кулак, стал тренироваться в телекинезе. Значок, однако, даже не подумал сдвинуться. Неунывающий Рон достал носок и стал значок протирать, от чего я невольно задержал дыхание, ибо запах был... К счастью, в комнату ввалились близнецы и пообещали Рону вставить значок в одно место и поворачивать, как заводной ключик, пока Рон сам не взлетит, без новой метлы. Он завернул значок в тот же носок и спрятал в карман. Я пообещал себе две вещи — никогда не трогать голыми руками значок Рона и никогда не просить у него носовой платок, который он обычно достаёт из того же кармана. Хотя, носовой платок я не стал бы просить в любом случае.

      Пришла Молли и вручила Рону заветный свёрток с наказом не разворачивать пока. Естественно, Рон сразу его развернул и принялся цокать языком:

      — Смотри, Гарри, новейшая модель “Чистомёта”! Настоящий красный дуб с осиновыми прутьями!

      — Да-да, — сказал я. На самом деле, для человека несведущего и бронза выглядит, как латунь, что уж там говорить об опознании ветки Гремучей Ивы и берёзовых прутьев.

      — Жаль только, на ней логотипа нет.

      — А что там за логотип? — поинтересовался я.

      — Что-то вроде дубового листа с двумя жёлудями у основания.

      — К-хм! — чуть не подавился я. Да, как же мы про логотип-то забыли?

      Когда мы спустились вниз, выяснилось, что Молли уже повесила транспарант по случаю достижений её младшенького. Эх, эту бы энергию — да в мирных целях! Потом пришёл Аластор Муди по прозвищу “Психоглаз”, тот самый, который целый год не терял бдительности в сундуке Барти Крауча. Краем глаза я увидел, как перекосило Сириуса, когда Молли приветствовала Муди, как у себя дома. Кому-то давно пора сменить замки!

      Только я, собираясь воспользоваться всеобщей суматохой, попытался выскользнуть из-за стола, как Психоглаз выловил меня. Я знал, что он мне собирается показать и рассказать, но у меня в голове вдруг отчётливо всплыла фраза, которую полчаса спустя скажет Люпин. Один к двадцати! На двадцать фениксовцев — четыреста Пожирателей!

      — Моя мама не была такой уж красавицей, — сказал я, показывая на фрагмент фотографии, на котором были мои родители. Муди хрюкнул.

      — У неё были очень красивые глаза, Гарри. А главное — она очень тебя любила!

      Я побрёл наверх. Мне предстояло стать свидетелем ещё одной неприятной сцены, а, точнее — того, как боггарт изводит Молли её ночными кошмарами. Когда Римус избавился от мерзкой твари, миссис Уизли ещё продолжала причитать, а они с Сириусом вполне профессионально её отчитывали, на корню гася истерику. Я дождался, пока все разойдутся, и сказал ей, твёрдо глядя в глаза:

      — Послушайте, Молли... Я обещаю вам, что никто не погибнет, ни Билл, ни Чарли, ни Перси, ни Фред с Джорджем, ни Рон, ни Джинни, ни Артур, ни вы. Мы победим Волдеморта и выживем, не будь я Гарри Поттер.

      Словно чувствуя важность момента, она не бросилась душить меня, а лишь кивнула, и я пошёл к себе в комнату. Теперь мне нужно было улизнуть — сегодня последняя ночь, когда я смогу побыть с Дафной. Следующий раз — на зимних каникулах. Если, опять же, мне удастся улизнуть. Я накидал подушек под одеяло, чтобы со стороны выглядело, будто в моей кровати кто-то лежит, накинул мантию и осторожно двинулся к камину. Присутствие в доме Психоглаза слегка усложняло задачу, но не так сильно, как, к примеру, наличие Молли, которой среди ночи срочно может захотеться бить в барабаны и трубить в трубы. Или Джинни, которой может взбрести... Бр-р-р! Меня передёрнуло, и я полез в камин.

      В доме Гринграссов меня ждал домовой. Тот самый... Чанки!

      — Мистер Поттер прибыл на место временной дислокации! — доложился я.

      — Мистер Гринграсс ожидает мистера Поттера в каморке дневального! — задрал нос Чанки. Туше. Я пошёл за ним в кабинет Дэниела. В доме, в отличие от бедлама, творившегося на Гриммо, было тихо, да и время позднее уже было, судя по Алексу Паркинсону в пижаме и тапочках, которого я заметил в одном из зеркал. Дэниел сидел, как Сириус днём — в кресле и со стаканом в руке. Только, в отличие от убеждённого, точнее, наученного жизнью, трезвенника Сириуса, второй мой крёстный, судя по аромату и количества жидкости в посуде, которую он грел в ладони, пил коньяк. Немного, конечно. Так, “для сугреву”. Я сел в кресло рядом с ним. Дэниел посмотрел на меня и спросил:

      — Ты не в курсе, Алекс, как дожди во Франции обещают сказаться на Божоле?

      — Да что тут думать, ещё пару недель солнца — и виноград начал бы засахариваться, — машинально ответил я. — И так лето слишком жаркое было.

      Он кивнул.

      — Вчера вечером ко мне пришла моя дочь... — он сделал паузу, ожидая, что я спрошу, которая, но мне и так было понятно. — Она выразила некоторые пожелания относительно своего будущего.

      Я нахмурился. Алекс Паркинсон теперь нарасхват, похоже.

      — Я обсудил эту проблему с твоим отцом и с мистером Блэком. Мы сразу достигли полного консенсуса по главному вопросу и достаточно быстро утрясли расхождения в деталях.

      — Двадцать гиппогрифов! — понимающе кивнул я.

      — Неплохое приданое, — согласился он. — Но размер его — не главное, главное — традиции, а они были соблюдены.

      Я простонал:

      — Только я избавился от опеки некоего демона, который решал за меня мою судьбу...

      — Ты пойми, Алекс, я же отец, — он отхлебнул немного из стакана и немного поболтал коньяк во рту. — Я должен заботиться о счастье своей дочери, — я обречённо кивнул, заранее зная, что он скажет дальше. Шах и мат. — Если ты мне сможешь предложить более достойную кандидатуру на её руку, а особенно, — он поднял вверх указательный палец, — на двадцать гиппогрифов и финский ковёр-самолёт...

      Возразить было нечего. Особенно на финский ковёр-самолёт.

      — Я буду искать, — сказал я. Он кивнул:

      — Времени у тебя — до её семнадцатилетия.

      Не так уж и мало, если подумать. Я встал.

      — Спокойной ночи, Дэниел!

      — Спокойной ночи, Алекс!

      До “своей” спальни я добрался без приключений. Там меня, понятное дело, ждала Мери-Сью.

      — Куда уж без тебя! — ласково сказал я кошке, почесав за ушком. Она мурлыкнула и ткнулась носом мне в ладошку. Я помылся и почистил зубы, а потом улёгся в кровать, где она ко мне сразу придвинулась. Несмотря на волнения дня, я довольно быстро уснул, решив отложить свои раздумья на завтра, когда мы будем ехать в поезде. Меня разбудила Дафна, прибежавшая ко мне уже после полуночи. Некоторое время она лежала головкой у меня на плече, причём поначалу мне даже пришлось чуть ли не отплёвываться от её волос, отчего-то набившихся мне в рот при попытке поцеловать её в макушку. Дафна, надо сказать, при этом не хихикала, хотя и могла бы.

      — Панси очень расстроилась, — вдруг шепнула она мне.

      — Тем, что сказала сваха? — спросил я.

      — Нет, тому, о чём ты попросил Дэйва, — пояснила она.

      — О том, что она не обязана за меня выходить? — Дафна кивнула. — Но она же сама...

      — Ты просто поторопился, — сказала она. — Панси бы быстро успокоилась, а теперь она считает, что ты оттолкнул её от себя.

      — Я ей объясню, что она мне нужна, и она меня простит, — заявил я.

      — Я бы на это не рассчитывала, — сказала она. — Лучше сконцентрируйся на моей спинке, пожалуйста.

      И правда, поддавшись размышлениям о Паркинсон, я перестал чесать Дафну между лопаток. Кошка слева требовательно укусила меня за палец. Настроив автопилот на почёсывание обеих, я опять провалился в сон. Снилось мне, как я лечу на ковре-самолёте, отчего-то в чалме и с кальяном, а рядом на подушках сидят три девушки в прозрачных одеждах и с лицами, прикрытыми вуалью. Ковёр сопровождает стадо в шестьдесят гиппогрифов, печально что-то курлыкающих, и вокруг этого всего носится Рон на метле и, размахивая значком старосты, кричит “Прекратить разврат!”. А я тем временем приоткрываю рот, и нежные пальчики кладут в него сладкую виноградинку...

      Проснулся я от тихого звука будильника, который сам же и поставил на раннее утро, чтобы успеть вернуться на Гриммо до того, как Уизли меня застукают. Кошка, опять переместившаяся мне на грудь, приподняла голову и смотрела своими зелёными глазами. Я осторожно сгрузил головку Астории с левого плеча, потом попросил кошку слезть с меня и вытащил отлёжанную руку из-под Дафны. С сожалением я поцеловал её в щёку, погладил кошку, помахал ручкой Астории и пошёл искать камин.

      Во второй раз меня разбудил Рон, прижимающий к себе метлу. На правой его щеке отпечаталось “тёмотсиЧ” и значок старосты. М-да, один с кошкой спит, другой — с метлой. Отличная у нас компания подобралась. Мы собрались, не без трудностей и превознемогания, конечно, и отправились на поезд. Ещё только придя на вокзал, я начал выискивать глазами своих змеек, но на самом вокзале их не было, и я продолжил поиски на перроне. Дафну с Асторией я нашёл почти сразу — в компании Перасперы и Дэниела они общались с ещё двумя незнакомыми мне слизеринками — одногодками Астории. Дафна улыбнулась мне и помахала ручкой, а Астория что-то шепнула своим подружкам, и они втроём синхронно присели в книксене. Я встал навытяжку, сорвал с головы широкую шляпу с пером и принялся обметать ей платформу, при этом шаркая ножкой и пятясь назад, пока не наступил на лапу Бродяге, который не очень громко, но страшно зарычал.

      Панси не было видно, и я вопросительно посмотрел на Дафну. Та лишь пожала плечами и кивнула, когда я повернулся идти. Не успел я пройти и двух шагов, как меня остановили Фред с Джорджем. Вопреки обыкновению, они выглядели совершенно серьёзными.

      — Ты — молодец, Гарри! — сказал Фред.

      — Ты — хороший друг! — добавил ясности Джордж. Почти сразу же прозвучал гудок к отправлению.

      — Па-а-а ваго-о-онам! — раздалось над перроном. Школьники, которые только что совершенно беспечно прогуливались по платформе, здороваясь и шутя с приятелями, все, как по команде, рванули к дверям вагонов. Благо, у нас в Англии в сидячих вагонах каждое купе имеет отдельный вход, но и то очень быстро выяснилось, что отчего-то все одновременно пытаются попасть в уже забитые первые два вагона. Следующие несколько минут я помню плохо. Я пару раз получил локтем в бок, меня кто-то пнул, и я с трудом увернулся от летящей мне в голову дамской сумочки. О голову какого-то чудака рядом со мной разбили бутылку карамельной шипучки. Когда я таки зашёл в вагон, понял, что на ком-то стою, а сзади меня кто-то крепко держит за мантию. Я обернулся и увидел Джинни.

      — Я боялась потеряться! — она улыбнулась, и тут поезд резко дернулся, трогаясь. Меня чуть не стошнило. Потом я вспомнил, что по-прежнему стою на каком-то несчастном. Я нагнулся, чтобы посмотреть, но бедняга лежал ничком, и, кроме отпечатков множества ног на мантии, мне не было ничего видно.

      — Джинни, — спросил я. — Ты не знаешь, на ком мы стоим?

      — На Черепахе! — ответила она.

      — На какой Черепахе? — не понял я.

      — Ну, не мы, конечно, а Три Кита... Мне мама рассказывала...

      — Понятно, — перебил её я. — Нет, я имея в виду, мы с тобой нашими ногами сейчас на ком стоим?

      Она тоже посмотрела под ноги.

      — Нет, не знаю. Хотя, постой-ка... — она носком ботинка задрала мантию незнакомца так, что показался зад штанов. — А, это Невилл, — уверенно сказала она.

      — Лонгботтом? — с подозрением спросил я.

      — Ага, он самый.

      — Безобразие! — возмутился я. — Невилла затоптали! Куда смотрят старосты!

      — Позовите скорее старосту! — запищала Джинни.

      — Старосту, старосту! — начали передавать по цепочке ученики. Через минуту сквозь толпу в проходе к нам продралась ещё сильнее, чем обычно, растрёпанная Гермиона. Мантия её съехала набок, а рубашка была расстёгнута почти до пупа, являя взору простенький хлопчатобумажный лифчик в розовый цветочек. Где-то в конце вагона голосом Рона кто-то причитал:

      — Прутья не поломайте! Последняя же модель!

      Гермиона подошла и встала рядом:

      — Представляешь, я только пять минут староста — и уже устала! Кто-то опять меня звал!

      — Это я звал, — сказал я. — У меня — вот, — я показал нам под ноги.

      — Это что, мы на ком-то стоим? — спросила она.

      — Точно! — кивнул я.

      — Немедленно слезь! — закричала она.

      — Народ! — сказал я громко. — Разойдитесь, тут человек лежит!

      Поскольку ученики постепенно перетекали в другие вагоны, стало действительно возможным слезть с Невилла, что мы и сделали. Гермиона носком сапога приподняла его мантию.

      — Лонгботтом, что ли? — спросила она. К нам пробился запыхавшийся Рон с метлой в обнимку:

      — Чуть прутья не поломали, представляете! — сказал он.

      — Э-э-э, извините, конечно, что я к вам всем обращаюсь, — раздалось откуда-то снизу. — Вы жабу мою не видели? Зелёненькую такую!

      Да он что, с ума сошёл? Он тут валяться будет, а мы — ему жабу искать?

      Потом по Сценарию нам нужно было найти Луну, перед этим пройдя весь поезд. Рон с Гермионой отправились в “вагон старост”. Ну, очень важный, похоже, вагон, если даже Гермиона о нём говорила с придыханием. Рон пустил Гермиону вперёд, чтобы она расчищала ему дорогу, “а то прутья поломаются”. На меня взвалили чемодан Невилла, поскольку его руки были заняты жабой, которой, по его словам, “отдавили лапку”. Нашли, в общем, самого накачанного. С завтрашнего дня начинаю жрать мясо. Да что там, с сегодняшнего и начну. Надеюсь, Дамблдор не будет нас опять перловкой кормить?

      В следующем вагоне нашлись Дафна с Асторией. В одном купе с ними сидели те самые третьекурсницы, что я видел на перроне, и Трейси Девис. Одно место было свободным, и, проходя мимо, я с тоской на него смотрел. Я-то должен был нести чемодан Невилла в купе к Луне в сопровождении Джинни Уизли. Заметившая меня Дафна грустно вздохнула. Черед два купе я нашёл наконец-то Панси. И заодно уж нашёл Малфоя. Сказать, что Хорёк изменился за лето — это ничего не сказать. Начать с того, что он вытянулся ничуть не меньше, чем Рон. Только если у Рона его хорошенькая мордашка шестилетнего ребёнка с годами в общем не менялась, а лишь росла, то Малфой за это лето из страшненькой девочки с зализанными волосами и плаксивым лицом превратился в красавчика с пустыми глазами разорителя семейных гнёзд и разрушителя девичьих сердец. И если раньше обычное выражение на его лице было “да ты кто такой? а ты знаешь, кто мой отец?”, то сейчас в нём проснулось это самое от Люциуса “величайшее счастье в вашей жизни — то, что я напрягся и открыл рот, чтобы поставить вас в известность о том, насколько вы ничтожны.”

      В своей обычной компании — громилы у входа, дальше Забини с Ноттом, и Малфой с Панси у окна — он что-то лениво вещал, давая всем понять, какое это одолжение для них. И я не поверил тому, что увидел. Панси, та самая Панси, что глотку могла перегрызть за намёк на оскорбление её достоинства, теперь сидела, с обожанием раскрыв рот и ловя каждое слово, что вылетало из тонких губ блондинчика. Мне стало настолько неприятно за неё, что я невольно остановился, чтобы её окликнуть, вырвать из этого гипнотического транса, в котором, очевидно, она находилась, но споткнувшийся Невилл вновь упал и толкнул меня в спину, придавая мне ускорение вдоль коридора. Краем глаза я успел увидеть, как поворачиваются головы слизеринцев, а потом их купе уже скрылось из поля зрения, зато я прекрасно услышал громогласный гогот, в который врывался тоненький смех Панси. Дойдя до тамбура, я остановился и упёрся лбом в холодное дверное стекло, начисто игнорируя тормошащую меня Джинни и нытьё Невилла в течение следующих десяти минут.

      Луна Лавгуд оказалась смешной лупоглазой девчонкой со смешной причёской и смешными украшениями. Ещё смешнее было бы, если бы она родилась на одиннадцать лет раньше — тогда я точно бы знал, что её родители посетили Вудсток, а так мне оставалось лишь тешить себя догадками.

      — А я тебя знаю! — сказала она мне. — Ты — этот... Как его... — вытянув в мою сторону руку, она защёлкала пальцами, вспоминая.

      — Северный олень, — тихонько подсказал я.

      — Точно! — обрадовалась она. — Он самый! Северный Олень! Так вот ты какой! — наклонив голову, она сначала ласково меня осмотрела с ног до головы, а потом спохватилась: — Батюшки! Да что же это я! Пришли гости, а я их не угощаю! — она подскочила, открыла свой чемодан, немного в нём порылась, нашла какой-то мешочек и протянула мне: — Вот, это тебе!

      — Что это? — с подозрением спросил я, ослабляя шнурок у горловины мешка.

      — Ягель! — без задержки ответила она и, повернувшись к Джинни с Невиллом, пояснила: — Олений мох. Северные Олени его очень любят

      Я заглянул в мешочек. Там и вправду были какие-то зеленоватые прутики. Я понюхал. Пахнет вкусно.

      — А откуда это? — спросил я.

      — Из Лапландии, — ответила она. — Самый лучший! Свежайший!

      — Да лапландский ягель — второсортный ширпотреб для туристов! — заявил я. — Настоящие мужики только ямальский ку... кушают!

      — Да ты попробуй сначала, — вкрадчиво попросила она, улыбаясь. Э-эх, была — не была! Я взял несколько хворостинок и положил в рот. Вку-у-усно! Это были прутики вафельного теста, сначала поджаренные, а потом обваленные в смеси мёда и фисташек. И никакого волшебства, кроме, конечно, волшебного вкуса. Я оживлённо захрумкал угощением, игнорируя любопытные взгляды моих спутников.

      — Ты что, это вправду ешь? — в ужасе приложила ладони к щекам Луна, ещё и по-киношному покачав головой.

      — Ковефна! — ответил я, не в силах оторваться. — Я ве — авень!

      — Это вкусно? — спросил Невилл, пытаясь заглянуть в мешочек. Я молча повернулся к нему спиной, загораживая свой гостинец.

      — А тебя я не знаю! — с угрозой в голосе сказала Луна.

      — А он — вообще не из нашего двора! — сказал я, как раз дожевав очередную порцию, и повернулся к нему: — Мальчик, ты откуда?

      — Я — Невилл! — сказал он, потупившись.

      — Чем докажешь? — спросил я с прищуром.

      — У тебя документы есть? — спросила Луна.

      — Усы, лапы и хвост! — пробормотал Невилл себе под нос.

      — Ну, ладно, поверим! — смилостивилась она. — Я — Луна, а вот это... — она показала на меня.

      — Я уже знаю! — потупившись, промямлил он. — Северный Олень!

      Я взглянул на Джинни. Она смотрела сквозь меня, куда-то за горизонт, приоткрыв рот. По её подбородку уже стекала слюна, капая на мантию. Похоже, маленький мозжечок не выдержал перегрузок и попросту отключился, пытаясь сохранить остатки сознания. Луна протянула мне руку, я шлёпнул по ней и протянул Невиллу кулак, в который он ткнул своим. Меня постепенно отпускало.

      Потом Невилл провернул свою шутку с Мимбулусом, и Джинни отмерла. Размазывая по ней смердящий сок, я увидел в двери купе Чо Чанг.

      — А, Чо, привет! — сказал я. — А мы тут играем. Не хочешь с нами? — и я продемонстрировал ей пальчики, обмазанные Смердящим Соком.

      — М-м-м... — пробормотала она, краснея, и как рак пятясь. — Я просто заглянула поздороваться... Всего хорошего... — она захлопнула дверь, а потом из коридора послышались удаляющиеся рыдания. Я пожал плечами, набрал полную пригоршню сока со стены и запустил им в Луну, которая, завизжав, безуспешно попыталась уклониться.

      — Всё, хватит разврата! — крикнула она, стирая сок с лица мантией и доставая палочку. — Скоджифай! — ничего не произошло. Луна потрясла палочку, постучала по ней и даже приложила к уху, а потом снова взмахнула ей: — Скоджифай!

      И снова ничего не получилось. Невилл, как галантный кавалер, жестом попросил её ни о чём не беспокоиться. В дело, как никак, вступает мужчина. Попытавшись втянуть живот и выпятив подбородок, он взмахнул палочкой и что есть силы завопил:

      — Скруджифай!

      В соседнем купе громыхнуло, а потом — через купе, и ещё через секунду весь вагон заполнился звуками взрывающихся... Звук был такой, словно взрывались котлы прямо в чемоданах школьников. В подтверждение этому в соседнем купе заголосила какая-то первоклашка:

      — А-а-а! У меня котёл взорвался! Я к маме хочу! А-а-а!

      Невилл испуганно заметался по купе, ища, куда бы спрятать палочку, и даже открыл было окошко не то для того, чтобы выбросить её туда, не то для того, чтобы самому выпрыгнуть, но Луна, прыгнув ему на спину, тут же опрокинула его на сиденье, не дав совершить задуманное. Весело гогоча, они принялись бороться. Разгулье прекратила зануда Джинни, усталая и растрёпанная, которая тихим голосом произнесла:

      — Скоджифай! — и взмахнула палочкой.

      Смердящий Сок исчез. А тут и тележка со сладостями подоспела. М-да. Тележка со сладостями. Нет, шоколад я, конечно, могу хоть горстями есть, хоть мешками — мои кости всё сожгут. Но... тыквенное печенье? Вы это серьёзно? Интересно, тот мерзавец, что с детства приучает людей есть эту гадость, просто не пробовал никогда миндального, или эти кулинарные изыски имеют под собой какой-то глубинный смысл? К примеру, научиться сдерживать рвотный рефлекс? Или вырабатывать какую-то особую островную силу воли? Ведь наверняка в каком-нибудь Шармбатоне никто не кормит утончённых студенток тыквенным печеньем. Скорее всего, эклерчики какие-нибудь предлагают или корзиночки с кремом! Утончённых студенток... Пф! Я поглядел на Джинни, держащую в каждой руке по тыквенной печеньке и попеременно от них откусывающую, и решил, что всё-таки богу — богово. С другой стороны, опять же, закономерный вопрос — а меня-то за что? Опять же, глядя на Джинни.

      Вопрос решил Рон, который наконец-то остановился во всех купе поезда, демонстрируя свой значок и метлу, и решил осчастливить и нас своим присутствием.

      — О, Рон, у тебя новая метла! — шепнул я на ухо Невиллу.

      — О, Рон, у тебя новая метла! — радостно заорал он.

      — Это что, самая последняя модель “Чистомёта”? — продолжил подсказывать я.

      — Это что, самая последняя модель “Чистомёта”? — ещё громче крикнул Невилл. Мой друг был уже на седьмом небе от счастья. Мне показалось, что у него сейчас даже слёзы потекут. Трясущейся рукой он попытался показать на значок на груди.

      — Какое счастье, Рон, что тебя назначили старостой.

      — Какое счастье, Рон, что тебя назначили старостой! — проорал Невилл, а потом нахмурился и повернулся ко мне, уже шепотом спросив: — Рона что, назначили старостой? И какой идиот это придумал?

      — А у них круговая порука, у идиотов, — подмигнул ему я. — Рука руку моет.

      Так вот Рон умудрился поставить точку на моих глубокомысленных размышлениях по поводу гастрономической ценности нашей пищи, одним махом сожрав всё, что не успели съесть до его появления. Он даже отобрал у Луны шоколадную лягушку, только она успела откусить ей голову, а у сестры пару печенек, которые та безуспешно пыталась спрятать в лифчик. После этого он всем по очереди чуть не под нос сунул свой значок, даже таким образом представившись Луне, которая уже собралась лить слёзы по поводу безвременно и бесследно сгинувшей лягушки:

      — Позвольте представиться, Рон Уизли, староста, очень приятно!

      — Л-луна Л-лавгуд! — испуганно произнесла она.

      — Очень приятно, Ллуна Ллавгуд! — важно повторил Рон. — Помните — мы всегда на страже! — он поднял голову и, перекинув мантию через плечо, выпятил подбородок. — А это — моя новая метла! — он продемонстрировал Луне указанный предмет. — Новейший “Чистомёт”! Даже в магазинах такого нет!

      — З-замечательно! — произнесла Луна.

      Что-то зацепило мой взгляд. На черенке кто-то гвоздиком или перочинным ножиком, правда, я, скорее, склоняюсь к версии гвоздика, поскольку вряд ли этому “кому-то” стоило бы доверять такой травмоопасный предмет, как перочинный ножик... Так вот, кто-то рядом со словом “Чистомёт” накорябал эмблему почти так, как мне описывал Рон — два жёлудя у основания стилизованного дубового листа. То есть, лист был настолько стилизован, что походил, скорее, на ракету. Или торпеду. С двумя желудями, ага. Концептуально подобный арт, конечно, вполне вписывался в парадигму мироустройства Рона, но на метле выглядел, скорее, как чья-то злобная шутка.

      Пока я раздумывал об уместности подобной символики, чуть не пропустил то, что сказала Гермиона:

      — И эта жуткая корова Панси Паркинсон. Какая из неё староста, если она толстая и медлительная, как тролль, которому дали по башке...

      Это Панси-то — корова? Ах, Гермиона, Гермиона!

      — Герми, милочка! — сказал я вкрадчивым голосом.

      — Не называй меня так! — надулась она.

      — Герми, душечка! — исправился я. — А погляди, что я тебе купил!

      Заинтересованно она следила, как я открываю чемодан, достаю оттуда небольшую продолговатую коробочку и подаю ей:

      — Вот, от самого чистого сердца!

      Она с придыханием взяла подарок, осторожно открыла коробочку и заглянула в неё... Лицо её внезапно стало злобным.

      — Это что? — прошипела она.

      Луна склонила голову набок и тоже заглянула в коробочку.

      — Я точно не знаю, — сказала она, наматывая свои спутанные волосы на палец, — но, по-моему — я повторяю, по-моему — люди называют это “расчёска”.

      Гермиона покраснела и стала цвета волос Джинни.

      — Я знаю, что это расчёска! — прорычала она, глядя на меня. — Что это значит?

      — Это значит, — снова ответила Луна, — что вам пришла пора познакомиться.

      — Кому? — не поняла Гермиона.

      — Тебе, — кивнула Луна, — и ей, — она кивнула на расчёску. — Так решил Северный Олень.

      Невилл загоготал в голос. Я осторожно взял у Луны её “Придиру” и, временами тихонько посмеиваясь, стал вчитываться в фельетоны, которые писал Ксенофилиус Лавгуд. Ха-ха, надо показать Римусу. Теперь мы будем называть Сириуса не иначе, как “Коротышка Бордман”! Ха-ха, Фадж — гроза гоблинов!

      Когда мы вылезли из поезда, я опять увидел Панси, но подойти к ней не смог, поскольку она буквально висела на локте Малфоя, который с компанией загружался в карету, отобранную у второкурсников. Расстроенный, я в ступоре проводил их карету взглядом, а потом вдруг осознал, что по-прежнему не вижу никаких фестралов, которые в Сценарии точно были. Я подошёл к нашей карете и, сделав удивлённое лицо, дёрнул Рона за рукав.

      — Что такое, Гарри? — спросил он.

      — Что это за чудо-лошади? — задал я свой вопрос.

      — Какие ещё лошади?

      — Которые повезут кареты! — слегка раздраженно ответил я.

      — Да о чём ты, никак не пойму?

      — Вот о чём — посмотри!

      Я схватил Рона за руку и повернул так, чтобы его лицо оказалось прямо перед воображаемой мордой воображаемого коня. Поглядев секунду-другую в пустоту, Рон уставился на меня.

      — На что ты предлагаешь мне смотреть?

      — Да на эту, которая между оглоблей! Которая в карету запряжена! Вот же она перед тобой...

      Рон, естественно, по-прежнему таращился с полным непониманием.

      — Ты... ты не можешь их видеть? — спросил я.

      — Кого?

      — Тех, которые запряжены в кареты.

      Рон встревожился:

      — Да что с тобой, Гарри?

      — Со мной? Ничего...

      К нам подошла Луна и, протянув руку, погладила воздух прямо передо мной.

      — Не волнуйся, — сказала она. — Ты не сходишь с ума, ничего такого. Я тоже их вижу, — и она продолжила “гладить коня”.

      — Правда, они прекрасны? — спросил я.

      — Они великолепны! — сказала она. — Эти крылья!

      — А чёрная кожа, которая обтягивает их скелеты! — поцокал я языком.

      — А их драконьи головы! — в экстазе вскричала она. Рон, закрыв руками уши, в панике забрался в карету. Я с недоверием посмотрел на неё:

      — Ты что, вправду их видишь?

      — Кого? — удивлённо спросила она. — Никого я не вижу. Я что, похожа на сумасшедшую?

      Она хитро улыбнулась и забралась вслед за Роном в затхлый кузов экипажа. В карете мы на пару ещё немного поиздевались над Роном, который уже всерьёз начал думать, что у него крыша поехала, а потом разговор перешёл на Хагрида, и Рон безобразно наорал на Луну, которая, по-моему, в этот момент была близка к обмороку от того, как ей хотелось рассмеяться. Мы вышли из кареты и я приветливо ей кивнул:

      — Это было замечательно!

      — Да и ты даром времени не терял... Северный Олень! — улыбнулась она и пошла в компанию к своим. В обеденном зале я снова нашёл глазами Панси, но она, казалось, намертво прилипла к Малфою, не обращая на мои потуги поймать её взгляд никакого внимания. Дафна грустно мне улыбнулась через весь зал. Дождавшись окончания обеда, я рванул в толпу, пытаясь догнать Паркинсон. Когда мне это удалось, я, шепнув ей на ухо:

      — Панси, на минуточку! — потащил её в сторону. Как мне показалось, Хорёк, за которого она цеплялась, даже не заметил её исчезновения. Остановившись, она ещё раз попыталась вырваться и даже подпрыгнула на месте от досады, провожая Малфоя взглядом, а потом, когда он окончательно скрылся, наконец, она повернулась ко мне:

      — Что тебе надо? — прошипела она.

      — Мне нужно тебе сказать пару слов, — я мирно поднял было руки, но сразу их опустил, поскольку она попыталась развернуться и уйти, и мне снова пришлось хватать её за локоть. — Пожалуйста, давай зайдём сюда! — я показал на ответвление коридора, в котором нас бы не заметили. Поняв, что я так просто не отстану, она вздохнула:

      — Давай, только быстро! — и снова подпрыгнула от нетерпения. — Мне нужно идти!

      — Ага! — согласился я. Мы зашли в тень, и она блеснула оттуда своими зелёными глазами:

      — Что тебе надо?

      — Я хотел извиниться... — начал я.

      — Извинения приняты! — отрезала она. Я в неожиданности раскрыл рот, но сдаваться не собирался:

      — Я поступил опрометчиво...

      — Ты поступил замечательно! — снова оборвала она меня.

      — Дай мне договорить! — начал сердится я. — Когда мы встретимся? Как насчёт Астрономической башни? Или на выходные в Хогсмид?

      Она прикусила губу и задумалась.

      — Ты знаешь, я всё детство и подростковый возраст провела, зная, что, когда придёт срок, я выйду замуж за человека, которого мне назначили в женихи мой отец и отец Поттера. Мне были безразличны мальчики, их для меня просто не существовало. И тут мне говорят — ты свободна, ты можешь выбирать!

      — Выбери меня, Панси! — попросил я. Она покачала головой:

      — И я просто посмотрела по сторонам... Оказывается, вокруг много мальчиков!

      — Вот, значит, как... — едва слышно пробормотал я.

      — Не огорчайся, — сказала она. — У тебя ещё есть запасной вариант. Не так уж и плохо, когда у тебя две невесты!

      — Мне нужна ты! — сказал я.

      — Мне нужно идти, — ответила она.

      Я остался один в пустом коридоре. Мой воображение рисовало мне, как Волдеморт убивает меня, и она плачет на моей могиле, наконец-то поняв, что потеряла. Я что есть силы ударил лбом в стену, в голове взорвалось маленькое солнце, и я ещё успел заметить потолок надо мной прежде, чем с размаха приложился затылком к каменному полу.

     Очнулся я с таким ощущением, словно треснулся затылком о каменный пол. При попытке приподняться голова сразу начала кружиться, и я почувствовал, что меня сейчас стошнит. Я аккуратно, стараясь не раскачивать, переместился на полметра и осторожно положил голову на холодный пол. Стало немного полегче. Попытка понять, что произошло, окончилась полнейшим фиаско. Я по-прежнему отказывался верить, что Панси так легко от меня ушла к Хорьку. С другой стороны, так же легко она и меня признала своим единственным и неповторимым всего лишь две недели назад. Нет. Всё равно, не верю.

      Мне на лоб легла тонкая прохладная ладошка. Шишке на лбу сразу стало легче.

      — Ты что, пытался убиться об стену? — хихикнула она.

      — Нет, Дафна, я тут просто лёг на потолок полюбоваться!

      Она улеглась рядом со мной на каменный пол, плечом к плечу, и стала разглядывать трещины в пяти метрах над нами.

      — Что показывают? — спросила она, подлезая ладошкой под мою.

      — Я не с начала смотрю, — ответил я. — Похоже, какая-то любовная драма!

      — Фу, — надула она губки. — Да ну! Я бы лучше какой-нибудь детективчик посмотрела!

      — В соседнем коридоре триллер показывают. В самые напряжённые моменты из стены выплывает Кровавый Барон...

      — Ты долго здесь лежать будешь? У меня уже попа отмёрзла.

      — Не верю, — заявил я.

      — А придётся! — вот обломщица!

      — Заодно бы и согрелась!

      — Алекс! — с упрёком в голосе сказала она.

      — Не называй меня так... У меня, кажется, сотрясение...

      Дафна повернулась на бок и приподнялась на локте, при этом щекоча волосами мою щёку. Достав палочку, она начала ей водить вдоль моего лба и что-то нашёптывать. Я почувствовал, что мне сразу стало легче.

      — Ну, попробуй теперь! — она привстала и уселась на колени, наблюдая, как я поднимаюсь с пола. Голова больше не кружилась. Встав на ноги, я подал ей руку и притянул к себе. Она отстранилась, положив мне руки на грудь.

      — Я буду называть тебя Поттер! — заявила она.

      — Странный выбор, — удивился я. Она улыбнулась:

      — Не бейся больше головой о стену, пожалуйста! Ты мне живой нужен, — я вздохнул. — И не вздыхай. Кое-в-чём Панси права. Ей нужно самой понять, что ты — её судьба.

      — А ты? — спросил я.

      — А я, в отличие от неё, не была отдана какому-то неведомому Поттеру, которого она и в глаза не видела, а провела детство со своим женихом.

      — Но я же — совершенно другой человек, — попробовал возразить я.

      — Это ты только так думаешь. Спроси у мамы. Ты всегда был упрям, как баран, и у тебя всегда было большое сердце, как у льва.

      Я не знаю, что такого Дафна сказала, но только сдержаться я не смог, и, убрав её руки в стороны, прижал её к себе. Обняв меня, она положила голову на плечо.

      — Знаешь, если кто-то сейчас застукает нас...

      — Да, — согласился я. — То-то смеху будет!

      Она снова отстранилась:

      — Пусти меня уже! Мне пора. Да и тебе тоже.

      Она сделала шаг в сторону подземелий Слизерина, и я поймал её руку. Дафна сомкнула пальчики на моих, не желая их отпускать. Я сделал шаг спиной вперёд в сторону лестниц. Наши пальцы расцепились, и она, так же, как я, спиной вперёд стала удаляться.

      — Спокойной ночи, Дафна! — сказал я.

      — Спокойной ночи, Поттер! — она помахала рукой и скрылась за поворотом.

      Трудно было описать, насколько легче мне стало от этой короткой встречи. Я понял, что одна невеста — это, конечно, не так много, как две, но лучше, чем когда невесты вовсе нет. У входа в палаты Гриффиндора я наткнулся на Невилла со своим дурацким горшком. Я почесал лоб, поскольку мне совершенно отшибло память:

      — Как, ты говоришь, называется эта водоросль? — спросил я его.

      — Мимбулус мимблетония! — гордо заявил юный садовод.

      — Пароль принят! — сказала Полная Дама, отворяя дверь.

      В гостиной я наткнулся на Дина с Шеймусом, причём, последний при моём появлении отвернулся и стал пристально разглядывать голую стену перед собой. Интересно, что у него там? Может, боевик какой? Сводки ИРА?

      — Шеймус, — вкрадчивым голосом спросил я. — У тебя есть бомба?

      Он вздрогнул, и его рука потянулась было за пазуху, где, как я знал, у него висел небольшой ключик, стилизованный под крест. Неужто и вправду есть? От волнения он, похоже, забыл, что хотел мне сказать.

      — Его мать не хотела отпускать в школу, — поделился переживаниями друга Дин. Я понимающе кивнул:

      — Да, тут становится опасно.

      — Мама сказала, что в “Пророке”... — подал голос Финниган.

      — Я знаю, — мягко успокоил его я. — Это всё — правда.

      — Что — правда? — вдруг вспыхнул в негодовании Шеймус. — Что ты лгун, а Дамблдор выжил из ума?

      Я вслушался в его слова. Сто процентов правды. Именно так. С настоящего момента я буду всем методично врать про то, что я — Поттер, и делать вид, что Дамблдор — добрый старикан, который любит детей.

      — Да, Шеймус, но это — не всё. Я не только лгун. Я ещё врун и обманщик, не забывай про это. Настоятельно рекомендую тебе не верить ни одному слову, что я произнесу. Только так ты сможешь защитить свою жизнь и рассудок.

      Финниган облегчённо выдохнул:

      — Прости, Гарри, я не должен был так говорить. Если не верить тебе, то — кому?

      — Я серьёзно. Мне ты точно верить не должен. Сомневайся в каждом моём слове.

      — Ну хватит уже! — надулся он. — Я же попросил прощения. Что мне ещё нужно сделать?

      — Ладно, проехали! — рассмеялся я и потрепал его по плечу. — Спать пора.

      Он уже забрался в свою постель, когда ему в голову пришла ещё одна мысль, и он не замедлил её озвучить:

      — Гарри, а что тогда случилось... Когда Седрик погиб?

      Я всплеснул руками и мысленно помолился олимпийским богам, надеясь, что среди них найдётся кто-то достаточно милосердный, чтобы убить меня молнией на месте.

      — Понимаешь, Шеймус, — сказал я проникновенно. — Есть такая штука — голод...

      — И?

      — Ну вот, представь, стою я на финише весь такой с кубком, — я незаметно взмахнул палочкой, прошептав заклинание, которому меня научил Сириус. — И вдруг начинаю чувствовать голод.

      — Ну, голод! — отмахнулся Шеймус.

      — Ты просто не знаешь, что такое — голод, Шеймус. Не голод, а Голод! — теперь я старался по минимуму раскрывать рот на гласных, чтобы не испортить шутку раньше времени.

      — Ну есть тебе захотелось, делов-то! Вон, Рону всё время есть хочется!

      — Сразу видно, что ты не знаешь. И вот, стою я с кубком, а тут — Седрик. Весь такой тёплый, такой аппетитный... И жилка на шее бьётся...

      — И? — нетерпеливо подался вперёд Финниган.

      — Ну, я и не удержался, — стеснительно улыбнулся я, обнажая острые пятисантиметровые клыки. От неожиданности он подпрыгнул на кровати, стукнулся головой об перекладину балдахина и завалил его на себя. Его на минуту ослепило, и он практически завизжал от страха, размахивая руками, ещё сильнее запутываясь, и крича “Спасите! Ну, помогите же кто-нибудь!” Дин подошёл к нему и сдёрнул с него балдахин, под которым обнаружился Шеймус, загородившийся от Дина своим ключиком от порохового погреба, который он держал в трясущейся вытянутой руке. В тот момент, когда я другим заклинанием убирал клыки, от удара ногой распахнулась дверь, и в спальню ворвался Рон со словами:

      — О, народ, поесть чего найдётся? А то меня голод замучил, — тут он заметил Финнигана с импровизированным крестиком и обрадованно обратился к нему, очевидно, вспомнив, что у того частенько в заначке можно поживиться бутербродом или печеньем: — О! Шеймус!

      Тот дико зыркнул на него своими глазами, вскочил с кровати, оттолкнул в сторону Дина и стрелой выбежал из комнаты, захлопнув за собой дверь.

      — Чего это он? — недоуменно спросил Рон.

      — Еду тебе пошёл искать, — прокомментировал я.

      — Еду — это хорошо, — согласился он.

      Утро, естественно, добрым не бывает. Ещё на подходе к Большому залу я увидел прилипал Малфоя и Панси — с ними. Глядя на то, как она вьётся вокруг Хорька, меня одновременно корчило от ярости и тошнило. Я специально уселся так, чтобы не видеть стол Слизерина, а то не знаю, что бы сотворил. От меня и так шарахаются, как от пугала.

      Рядом села какая-то девочка со значком старосты и снисходительно на меня посмотрела. Я помотал головой, отгоняя наваждение. Не помогло. Она продолжала сверлить меня своими карими глазами.

      — Герми? — осторожно спросил я.

      — Не называй меня так! — кивнула она.

      — Можно я тебя потрогаю? — недоверчиво протянул я руку. Она с шипением отодвинулась:

      — Держи свои хваталки подальше от меня, кобель!

      Если до этого мне ещё удавалось удерживать челюсть, то на этот раз она позорно отвалилась:

      — К-кобель? — переспросил я.

      — Вся школа только и обсуждает бабника Поттера! — подтвердила она.

      — Вся школа?

      — Ну да. Ходят слухи, что ты разбиваешь девушкам сердце и бросаешь их!

      — От-откуда с-слухи? — всё не мог осмыслить я чудовищные новости.

      — Откуда мне знать? Откуда-то! — она покосилась на меня: — Так что лапы держи подальше! — и тут же добавила почти шёпотом: — По крайней мере, на людях!

      Поскольку нижняя челюсть у меня уже отвалилась, то за ней чуть не отправилась верхняя. Это она что, мне на что-то намекает? Особенно на мои лапы применительно к своей особе! Да она в зеркало себя видела? Хотя...

      Про свой вчерашний подарок я уже и позабыл, а вот она, похоже, его приняла к сердцу и незамедлительно воспользовалась. Так что, вместо лохматого чудовища я мог лицезреть вполне миленькую девушку. Только вот с резинкой для волос она не вполне справилась, и там волосы торчали во все стороны, но в целом... Мне пришла в голову мысль.

      — После завтрака нам с тобой нужно кое-кого найти.

      — Кого? — подозрительно спросила она меня.

      — Я ещё не знаю. Увидишь.

      Однако, новости меня не порадовали. Конечно, ещё по пути на завтрак я отметил, что школьницы моего возраста или младше испуганно сбиваются в плотные группки при моём приближении, а школьницы старше начинают хихикать в ладошки, но я это списывал на образ лгуна и выдумщика, созданный мне “Пророком”. Интересно, кто же это распустил обо мне такие слухи? Хотя... Я оглянулся на стол Слизерина, старательно избегая смотреть в сторону окружения Малфоя. К счастью, Дафна сидела на другом конце. Ты-то мне и нужна! Перехватив её взгляд, я показал глазами на выход. Она кивнула и продолжила трапезу.

      Дождавшись, пока Гермиона закончит завтрак и, убедившись, что Дафна уже исчезла, я повёл Гермиону на выход.

      — Ты мне что-то говорил! — вспомнила она.

      — Да-да, — подтвердил я, как раз окидывая взглядом однокурсницу с Хаффлпаффа, как её... Боунс? Она поймала мой взгляд и замерла, как мышь, внезапно увидевшая перед собой кошку, побледнела и бочком двинулась прочь. — Не то... — задумчиво проговорил я. Мы прошли ещё несколько шагов, и я увидел студентку шестого курса Рейвенкло, которая, увидев меня, тут же выгнулась, отставив ножку так, чтобы выставить себя в выгодном свете.

      — Не то, — бормотнул я, проходя мимо. Мы остановились напротив девушки в мантии со значком Слизерина, что-то сосредоточенно разыскивающей в своей сумке. Огромные синие глаза, безукоризненно уложенные волосы цвета солнечного света... То, что нужно!

      — Мисс... — обратился я к ней. Она с бесстрастным лицом бросила на меня быстрый взгляд, задержав его лишь на секунду, и возвратилась к своей сумке. Ну, змея! Я вдруг поймал себя на том, что откровенно ею любуюсь, наплевав на конспирацию.

      — Гринграсс! — прошептала сбоку Гермиона, вырывая меня из моего созерцания.

      — Мисс Гринграсс! — повторил я чуть громче. Дафна наконец оставила сумку и по-прежнему бесстрастно обратила своё внимание на меня. — Меня зовут...

      — Я не настолько блондинка, Поттер, — оборвала меня Дафна, — чтобы не запомнить Того-Самого-Чудо-Мальчика-Со-Шрамом. Итак, что тебе нужно?

      — А почему ты думаешь, что мне что-то нужно? — спросил я.

      — Иначе зачем бы ты наконец удостоил меня своей аудиенцией впервые за четыре года обучения на одном потоке? Да ещё и притащил с собой... — она наконец посмотрела на Гермиону. — Невероятно! — только и смогла сказать она. Если бы я не общался с ней так близко последние две недели, то, наверное, и не заметил бы, насколько она поражена. Огонёк понимания пронёсся в её глазах. — Грейнджер! — сказала она.

      — Гринграсс! — кивнула Гермиона.

      — Скажи, Гринграсс, а ты меня не боишься? — спросил я.

      — С чего бы? — обратила она на меня свои ясные глаза.

      — Та знаешь, — подмигнул я ей, — по школе ходят слухи, что я очень опасен.

      — Да? — заинтересовалась она. — В каком плане?

      — В этом самом. И, знаешь, теперь девушки с младших курсов меня боятся.

      — А со старших? — она, похоже, поняла свою ошибку и раздосадовано прикусила губу.

      — А со старших — похоже, теперь отбоя не будет, — весело добил я, подтверждая ошибочность её тактики.

      — Надо же... — сказала она, что-то лихорадочно пытаясь сообразить.

      — Мне кажется, — доверительно сообразил я ей, — что источнику информации следовало бы остановить эту рекламную кампанию до того, как действительно придётся отбиваться, — я пристально глядел на неё, чтобы убедиться, что она меня хорошо поняла. — Ну, я пошёл! — сказал, разворачиваясь и придвигая подругу ближе к невесте. Дальше они сами разберутся.

      Первым уроком было зельеварение. Мы ждали в сыром дворике у входа в кабинет Снейпа, когда заявился Малфой с компанией. И с Панси, которая, как собачонка, преданно смотрела ему в рот. Я с ужасом осознал, что я этого не выдержу. Того, что она будет всё время виться вокруг Хорька. Я просто сойду с ума. Спасение пришло, откуда не ждал. Точнее, из-за угла. Точнее, из-за угла появилась Чо, которая, о чём-то задумавшись, собиралась проскочить мимо, и даже проскочила бы, если бы я не припёр её к стенке. В буквальном смысле припёр.

      — Привет, Чо! — загородил я ей дорогу. Она подняла глаза и увидела меня.

      — Привет, Гарри! — она сделала попытку меня обойти, но я просто упёрся рукой в стену перед её носом, а потом другой рукой загородил ей путь к отступлению.

      — Как дела? Как лето прошло?

      Её лицо скорчилось, словно она собралась чихнуть. Да она сейчас слёзы лить начнёт!

      — Не ныть! — рявкнул я на неё так, что Сюзан Боунс, которая до этого лишь наблюдала за нами, предпочла найти себе укрытие. Чо покрутила носиком, борясь с накатывающей истерикой.

      — Не буду! — пообещала она мне, успокоившись. — Лето? Ничего так. А у тебя?

      — А мне повестку в суд прислали, — огорчённо пожаловался я. — Хотели дело пришить.

      Её глаза распахнулись от удивления. Самую чуточку. Может, на пару микрометров.

      — Ух ты! — сказала она. — И что?

      — И ничего, — ответил я. — Нет у них методов против Гарри Поттера!

      — А что это у тебя за значок? — послышался голос моего друга, а затем он сам оторвал от стены мою руку, освобождая себе подход к моей “жертве”. Я украдкой оглянулся и успел поймать задумчивый взгляд Панси, которая тут же отвернулась. Рон продолжал наезжать на бедную Чо, но мне это уже было не интересно. Я увидел его. Одно из двух лиц, которые последними отпечатались в глазах Поттера прежде, чем его память грубо запихнули в мою несчастную черепушку.

      Теперь черепушка была занята сразу двумя думами. Первое и самое важное — Панси. Что же ты, змея, со мной делаешь? Вторая — мой враг, точнее, один из двух врагов. Так же, как меня сводит с ума сидящая в пяти метрах от меня Панси, заискивающе подлизывающаяся к Хорьку, так же меня изводит нахождение неподалёку моего врага, точнее, невозможность залепить в него... Не Аваду Кедавра, конечно. Скорее, Редукто. Чтоб не сразу. Мысли бурлили в голове, как зелье в котле, не давая сосредоточиться. Поэтому я ничуть не удивился, когда рядом со мной застыл Снейп собственной персоной, с отвращением глядя на идущий из моего котла серебристый пар.

      — Поттер, что это? — спросил он. Уголки его губ опустились, как усы у армейского полковника. Если покрасить ему мантию в белый цвет — вылитый Пьеро, король уныния.

      — Умиротворяющий бальзам, — с ленцой в голосе сказал я.

      — Ответьте мне, Поттер, как у вас со зрением? — вкрадчиво спросил он.

      — Отлично! — ответил я и закрыл ладонью правый глаз, глядя на доску. — А, Б, Ы, Р, — я открыл левый глаз и закрыл правый: — В, А, Л, Г!

      Гермиона надулась, как рыба-ёж, пытаясь не засмеяться, а Малфой на другом конце кабинета, похоже, лимон съел.

      — Хорошо, тогда прочтите мне третий пункт инструкции.

      Я прочитал.

      — Ну? — спросил Снейп.

      — Что — ну? — переспросил я.

      — Что вы забыли?

      — Отлить в колбу, подписать и поставить вам на стол для проверки? — я потянулся так, что в плече что-то хрустнуло.

      — Вы, Поттер, даже с самыми элементарными вещами справиться не можете! Эванеско! — он взмахнул палочкой, мой котёл опустел.

      Вечером мы сидели в гостиной Гриффиндора. Гермиона с Роном обсуждали Амбридж, что мне было совершенно безразлично, а я в это время обдумывал совершенно другое, а именно — каким, оказывается, тупым и беспечным я был, когда речь заходила о настоящем обучении. Вот же они, слова из Сценария, описывающие процесс обучения — “скучно”, “боролся со сном” и тому подобное. Неужели можно быть таким пентюхом? А ведь тот Поттер, из Сценария, прекрасно знал, что Волди вернулся, и что вернулся он по его голову. Я не хочу быть тупым! Пока Гермиона разбиралась с близнецами, устроившими массовое испытание конфет на первокурсниках, я незаметно выскользнул из гостиной и отправился искать учебник по зельеварению.

      Мужик сказал — мужик сделал. А если не сделал — значит, не смог. Уже на паре Флитвика я понял, насколько непросто быть Гермионой. Или, к примеру, Дафной или Панси. Потому, что сидеть и, стиснув зубы, читать учебник каждую свободную минуту было жутко скучно. Ну, то есть, до одурения скучно. Я с новым уважением взглянул на свою подругу. Кстати, что это с ней? Не в силах оценить увиденное, я проморгался.

      “Герми, это ты?” — спросил я про себя. Нет, это определённо была не Гермиона. Просто потому, что я не мог себе представить, чтобы она ни с того ни с сего вдруг вместо того, чтобы заглотить страниц так этак двести какой-нибудь жутко интересной книги о разновидностях пустынных дромарогов, потратила этот час на то, чтобы тщательно, волосок к волоску уложить волосы, неброской помадой слегка подвести губы и совсем уж незаметно припудрить щёчки. В этот момент её просто было невозможно узнать. Конечно, Гермиона была бы не Гермиона, если бы она оторвала нос от книжки, чтобы обратить внимание на таращащегося на неё Поттера, но с дальнего конца аудитории я увидел сияние улыбки. Я повернул голову и прикрыл глаза. Дафна ещё раз улыбнулась, дав мне понять, что благодарность принята.

      Я с трудом оторвал глаза от невесты и с ещё большим усилием заставил их повернуться в книжку. Мне нужно учиться. Это просто безобразие, до чего доводит лень! Абзац за абзацем, страница за страницей я вгрызался в гранит науки. После трансфигурации мои глаза уже опухли от невиданного ранее напряжения. Я за два урока прочитал больше учебной литературы, чем за предыдущие четыре года! Я вышел во двор и присел под дерево, несмотря на довольно-таки сырую погоду. Мне нужен был воздух! Мимо меня прошла Дафна в направлении хижины Хагрида. Я вскочил, чтобы её догнать и немного пообщаться, но как раз в этот момент передо мной возникла Сюзен Боунс.

      — Гарри! — сказала она, очень мило при этом смущаясь.

      — Да?

      — Это правда, что ты придумал историю о своих... — она умильно повела глазами в сторону, — похождениях, чтобы... потому, что у тебя нет девушки?

      — Э-э-эм. К-хм. Эм-м, — ответил я, вспомнив практически все слова, подобающие такому случаю.

      — Тогда я — согласна, — заявила она. — Если ты не против, конечно.

      — К-ха! — наконец смог я из себя выдавить что-то членораздельное.

      — Мы с тобой попозже поговорим, хорошо? — она ушла, оставив меня вращать глазами и хватать воздух ртом, а передо мной возникла Падма.

      — Э, Гарри, давай встрэтымся в Астрономыческой башне сэгодня, да? — взяла она быка за рога.

      Я вяло кивнул, и она убыла восвояси. В общем, ещё минут через пять я бежал, сломя голову в надежде догнать Дафну раньше, чем она дойдёт до нашего зверинца. Дафна обнаружилась под кроной одного из вязов, где она меня ждала на полпути. Перейдя на шаг, я взял её за руку и повёл в сторону кустов. Сначала — самое важное. Я притянул её к себе и поцеловал. Сначала она было опешила, не ожидая такого развития событий, а потом с удовольствием включилась в борьбу языков, отодвигая на задний план мои мелкие и крупные тревоги и заботы.

      — Соскучился? — спросила она, когда я с сожалением от неё оторвался.

      — Не то слово! — ответил я. Она опять потянулась ко мне губами. Ещё через несколько минут я уселся на толстую корягу, а она разместилась у меня на коленях. С минуту она крутила головой, прислушиваясь к ощущениям, а потом поинтересовалась:

      — А как это так получилось, что я уже сижу у тебя на коленях?

      — Не на мокром же тебе сидеть? — резонно возразил я.

      — Ты — нахал! — кивнула она и потребовала: — Давай, рассказывай! Мучаешься? — она мотнула головой в сторону, явно имея в виду Панси.

      — Мучаюсь, — согласился я. — Честно говоря, я раньше и предположить не мог, что я так в неё... к ней так привяжусь.

      — Не переживай, — она запустила мне руку в волосы, взъерошив их. — Она же умная девочка и быстро сообразит, что под красивой обёрткой вполне может скрываться пустышка.

      — Зачем ты меня обнадёживаешь? — спросил я. — Тебе-то не лучше разве, если ты у меня единственная будешь?

      — Хм. Насчёт “единственная” я с тобой как-нибудь в другой раз поговорю, а насчёт Панси... — она подняла голову к небу, словно вслушиваясь в шум леса, а потом снова повернулась ко мне. — Тебе без неё будет плохо. И ей без тебя. И мне будет плохо за вас обоих. А я не люблю, когда мне плохо, — она опять подняла лицо к небу. Я наклонился и поцеловал её в носик.

      — Ты такая мудрая и рассудительная! Это что-то!

      Услышав это, она встрепенулась и настороженно посмотрела на меня:

      — Ну, что ещё случилось?

      — Да ничего, в общем-то. Дело в том, что в школе теперь ходит новый слух — что Гарри Поттер пустил слух о своих победах на любовном фронте оттого, отчаялся найти себе девушку...

      До неё сразу дошло. Она, всё-таки, сильно не дура, хотя временами и заносит, как, к примеру, в этом случае.

      — Сколько? — задала она самый правильный вопрос.

      — Шесть.

      — Сколько?!! — переспросила она.

      — Ну, ты же понимаешь, — устыдился я собственной нерасторопности. — Это только те, что смогли меня найти во дворике в течение десяти минут. А так — в школе порядка полутора сотен девиц всех возрастов.

      — Всех возрастов! — ужаснулась она.

      — Ага, — подтвердил я. — И если от мелких я ещё отобьюсь, то от старшекурсниц...

      — Что — от старшекурсниц?

      — У них, понимаешь, такие... хм... аргументы.

      — Аргументы? — вместо ответа я выразительно посмотрел на её грудь. Она опять покраснела и сделала попытку поплотнее закутаться в мантию. — И даже не думай! — с недовольным видом пробормотала она.

      — Я не думаю, Дафна. Я мечтаю, брежу и вижу во сне.

      — Вот и смотри свои сны! — заключила она. — А обо мне — даже не думай!

      — Я только о тебе и думаю.

      — И о Панси! — с укором сказала она.

      — Конечно, и о Панси, — согласился я. — Ты мне лучше скажи, вот о чём ты думала? — вернулся я к изначальной теме.

      — Ну, Алекс, — надула она губы, — ну что ты от меня хочешь?

      — В каком смысле?

      — Мне, между прочим, всего пятнадцать лет. А, во-вторых, не забывай, дорогой, что я — блондинка!

      — Да уж, отбрехалась! — усмехнулся я, погладив её по спине. — Не возражаешь, если я буду иногда упоминать цвет твоих полос в таком контексте?

      — Алекс, — равнодушно глядя в сторону сказала она. — Я намедни книжку читала. Всё поняла, кроме одного слова. Ты не знаешь, — подняла она на меня свои чистые невинные глаза, — кто такой “кастрат”?

      Не знаю, кто, и, надеюсь, никогда сам им не стану.

      — В общем, не стоило так делать, — продолжил я. — Я тебя ни на кого не променяю, так и знай. Тебя и Панси, — уточнил я. — Эта затея со слухами была абсолютно бессмысленной. То, что я не собираюсь вести себя, как Поттер, не означает, что я ещё и не одной юбки не пропущу...

      Уже после слов “не променяю” она от меня отключилась. Я мог явно видеть через её глаза, как у неё в голове крутятся шестерёнки. Она что-то себе там соображала, причём, соображала достаточно быстро.

      — Так, — перебила она меня. — Это можно использовать. Как много девушек из потока ты можешь... окучить?

      — Теоретически? Почти всех. Но зачем? Я же тебе сказал...

      — Тш-ш! — снова перебила она меня. — Значит, минус Панси, минус Гермиона, минус Миллисента, — я благодарно ей кивнул, — и минус я.

      — А ты-то почему “минус”? — удивился я.

      — Иначе она догадается...

      — Кто?

      Она от меня лишь отмахнулась:

      — Значит, так. Приглашаешь всех на свидание. В одно время. А потом всем, кто придёт, объясняешь, что первый слух был правильным...

      — И что я на самом деле бабник?

      — Но только смотри же, с остальных курсов никого не приглашай!

      — Почему?

      — Потому, что толку никакого, а по щекам потом получать больше придётся.

      — Погоди...

      — Не мешай! — отмахнулась она. — Я думаю, пары недель терапии хватит.

      — Какой терапии? — я понимал всё меньше и меньше.

      — Ревно-... Перед уроками, на уроках, после них всё время ходи, окружённый поклонницами. На уроках садись только с ними. Побольше смеха и радости...

      Наконец-то я начал понимать, о чём она говорит.

      — Ты хочешь, чтобы я заставил Панси ревновать?

      — Ага. Может, и Миллисенту стоит... — она задумчиво поглядела на меня.

      — Не надо! — сказал я.

      — В общем, так... Две недели я потерплю, — она прикусила губу и вновь впилась в меня поцелуем. — Но потом придётся тебе это всё расхлёбывать.

      — Может, не надо? — с тоской в голосе спросил я.

      — Надо! — твёрдо сказала она. — Я в тебя верю. И тебе.

      — Знаешь, чего мне больше всего сейчас хочется?

      — Чего? — с подозрением спросила она.

      — Мне хочется провести с тобой ночь.

      От моего заявления она поперхнулась и залилась краской. Я сильнее прижал её к себе:

      — Не в том смысле, глупая. То есть, оно, конечно, если бы — то да. Но — нет. Потому что, однако... — я, похоже, сам засмущался от её предположений. — Я имел в виду — как в последний раз...

      — С кошкой и Асторией? — нервно засмеялась она.

      — Именно! — подтвердил я. — С кошкой и Асторией!

      На уроке по уходу за магическими существами ко мне вполне предсказуемо докопался Малфой, который начал меня раздражать ещё с начала урока, очередной тупой шуткой вызвав звонкий смех Панси. Тьфу! А на этот раз, в тот момент, когда я пытался выспросить Грабли-Планк насчёт Хагрида, — и на кой он мне сдался, особенно, если я знаю, что с ним всё в порядке, — Хорёк решил встрять и проявить свои качества киношного злодея:

      — Кто его знает, этого олигофрена, может, ему камень на голову упал!

      — Да, плохо бы ему пришлось, — сочувственно вздохнул я. — Эх, ему бы врождённый малфоевский иммунитет!

      — Это да! — самодовольно согласился Хорёк. — А какой иммунитет?

      — Мистер Поттер, скорее всего, довольно неуклюже пытается намекнуть, что настоящий Малфой от удара в голову бы не пострадал, — с каменным лицом прокомментировала Грабли-Планк.

      Я кивнул.

      — Ну, правда, не пострадал бы, — кивнул Хорёк. — А где шутка-то?

      — В яблочко, — сказала профессор. — Пятнадцать очков Гриффиндору. За тонкие наблюдения за живой природой.

      — Эй, за что? — возмутился Малфой. — А Слизерину?

      — Минус пять очков Слизерину! — устало добавила Грабли-Планк. — За непробиваемость.

      Я опять поймал на себе взгляд Панси, только выглядела она весьма сердито и отворачиваться не стала. Да уж, сейчас ещё за свою любовь мстить пойдёт, с неё станется. Интересно, я бы так же бесился по поводу и без повода, как мой бестолковый книжный тёзка, если бы не прочитал это всё загодя? Или всё же что-то со мной произошло за это лето, что выбило из меня всю эту тупость, которой Жаклин Боулинг так любовно одаривала своего героя? Вот, к примеру, что он взбеленился, когда ноющий Малфой рассказывал своим подпевалам, как его папочка расправится со всеми его, Хорька, врагами, и уж такое страшное сделает с Хагридом? Что на Хорька-то злиться? Я даже из-за Панси на него не злюсь, а исключительно на неё саму, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что у неё интеллекта в разы больше, чем у всех слизеринских парней вместе взятых. А может, даже и гриффиндорских. Может, даже включая меня.

      Томный вечер при свечах с Долорес Амбридж прошёл, как и планировалось — в атмосфере любви и веселья. Перо корябало мне руку, я продолжал, стиснув зубы, как всегда, думая о двух вещах одновременно — какой же я тупица, раз не догадался обезболивающим руку уколоть, и какого же безвольного тупицу сделала из Поттера создательница Сценария. Настолько безвольного, что он даже не догадался просто встать и уйти, послав Жабридж куда подальше. В общем, помучиться пришлось. Вечер удался.

      Я вышел из кабинета, проклиная себя на все лады и чуть не столкнулся с Дафной, которая глазами, полными боли, смотрела на меня. Она тут же схватила меня за руку и, проведя по ней пальцами, приложила к щеке. И тут я полностью забыл о боли. Рядом с Дафной стояла Панси, которая, хмуро на меня глядя, отобрала у Дафны мою истерзанную конечность и поцеловала розовый шрам. О лучшем обезболивающем я и мечтать не мог, но ровно до того момента, как она, отпустив мою руку, растворилась в полумраке коридора.

      — К-хм! — послышалось из тёмного угла рядом со входом в кабинет Амбридж. Дафна сразу шмыгнула мне за спину, а я потянулся за палочкой. В конус света от настенного светильника вышел Люциус Малфой собственной персоной. Честно говоря, не ждал я, что он даст о себе знать так скоро. Уж до выходных бы мог и обождать.

      — Мистер Поттер! Мисс Гринграсс!

      — Мистер Малфой! — наклонил я голову, краем глаза заметив, как Дафна приседает в книксене.

      — Вы позволите мне взглянуть на вашу руку, мистер Поттер? — спросил Малфой. Я протянул ему руку, и он внимательно её осмотрел. — Нарцисса! — позвал он.

      — Миссис Малфой! — поздоровался я, а Дафна опять присела, причём, практически одновременно с Нарциссой Малфой. Миссис Малфой взяла мою руку и внимательно осмотрела.

      — Без обезболивающего? — спросила она. Я кивнул, а она покачала головой.

      — Я знаю, — сказал я. — Однако мне сегодня предложили превосходное оправдание подобной беспечности.

      — Позвольте полюбопытствовать, — сказал Малфой.

      — Мне всего пятнадцать, — ответил я. Миссис Малфой провела палочкой вдоль руки, и её словно холодом обдало, одновременно напрочь убирая боль.

      — Благодарю вас, — сказал я. Она отпустила мою руку и накинула капюшон на голову так, чтобы полностью скрыть под ним лицо. Прежде чем я успел удивиться, она скользнула в кабинет Амбридж. Через приоткрытую дверь был прекрасно слышно, как она негромко произнесла:

      — Силенсио! Круцио!

      Раздался звук падающего тела и звон разбитой чашки.

      — Мисс Гринграсс, — подал голос Малфой.

      — Спокойной ночи, господа! — присела в книксене Дафна.

      — Спокойной ночи, мисс Гринграсс! — синхронно ответили мы с Малфоем. Когда Дафна скрылась из вида, рядом с нами снова появилась миссис Малфой.

      — Всё готово, — сказала она. Люциус распахнул дверь в кабинет Амбридж, приглашая Нарциссу и меня войти, и зашёл сам. Я начал оглядываться в поисках Долорес.

      — Я упаковала её в сундук, — негромко сказала Нарцисса.

      — Спасибо! — искренне поблагодарил я её.

      — Как вы сказали, мистер Поттер, — усмехнулась она, — вам — всего пятнадцать.

      Страннее всего слышать такие слова от Пожирателя смерти. Люциус расположился за столом Амбридж и жестом предложил мне кресло рядом. Странно, но от того животного страха, что довлел надо мной в тот визит к нему, и следа не было. То есть, я его по-прежнему опасался, но не настолько, чтобы обделаться при случае. Нарцисса уселась чуть дальше, но у меня почему-то было ощущение, что она будет внимательно ловить каждое сказанное слово.

      — Итак, мистер Поттер, — свёл пальцы рук вместе Малфой.

      — Мистер Малфой, — наклонил я голову.

      — Как вы и просили, я понаблюдал за спектаклем в суде и порадовался за Драко, когда его назначили старостой. Так же, я приложил неимоверные усилия к тому, чтобы сегодняшний вечер для вас не закончился травмой. Я так понимаю, что ваш намёк был именно на то, что предсказанные вами события предотвратить невозможно?

      — Именно так, мистер Малфой. Невмешательство было необходимо, чтобы отличить пророчество от ложного, а попытка повлиять — для демонстрации его истинности.

      — И что дальше? — спросил он. — Вы же не для того затеяли всё это, чтобы я полюбовался на драму с вами в главной роли?

      — Отнюдь, — ответил я. — Дальше — более важная часть предсказания.

      — Зачем? — поинтересовался он. — Зачем вы это затеяли?

      — Часть этого предсказания — гибель нескольких моих друзей. Я бы хотел купить их жизни.

      — Но вы сами только что продемонстрировали мне, что предсказание — истинно, и обмануть его не удастся.

      — По крайней мере, я должен попробовать, — ответил я. — Чтобы мне хоть чуточку легче было это всё пережить.

      — Хорошо. Что вы предлагаете? — спросил Малфой.

      — Второго мая 1998 года Тёмный Лорд умрёт.

      Нарцисса и Люциус почти синхронно вздрогнули. Он закрыл лицо руками, а потом принялся массировать виски. Она встала со своего места и подошла к нему сзади, касаясь палочкой его головы.

      — Это... действительно важная часть предсказания, — с трудом выговорил он, восстанавливая самообладание. — Я могу этому верить?

      — Я думаю, любой легилимент сможет убедиться в правдивости моих слов.

      — Я понимаю. Хорошо, я попробую устроить вам встречу. Я так понимаю, что вам нужны гарантии неприкосновенности?

      — Это было бы действительно неплохо, мистер Малфой.

      — Я дам вам знать, мистер Поттер, — кивнул он мне. Да, лицо у него изрядно посерело. Я встал, поклонился и вышел из кабинета, оставив Малфоя задумчиво тереть подбородок.

      — Мистер Поттер! — послышался сзади голос. Я развернулся:

      — Миссис Малфой?

      Она остановилась передо мной и поглядела мне в глаза.

      — Драко, Люциус и Андромеда останутся в живых, — ответил я на её невысказанный вопрос. Упоминание Андромеды сразу сказало ей всё.

      — Что, и Сириус, и Нимфадора? — спросила она, даже не решаясь упомянуть Беллатрикс.

      — Сириус — первый, — ответил я. — Этой весной.

      Она закрыла лицо руками, пытаясь отгородиться от того, что я только что ей сказал. Я, честно говоря, не знал, что делать. Если бы это была какая-нибудь школьница, я бы постарался её утешить, но жена и мать Пожирателя, которая только что применила Круциатус к мерзкому отродью, которое, не задумываясь, может устроить кровавую пытку несовершеннолетнему... Я осторожно протянул руку и коснулся её плеча. Она благодарно кивнула, но руки от лица убирать не спешила.

      — Простите меня, мистер Поттер...

      — Прошу вас — Гарри. И на “ты”, если можно.

      — Хорошо... Гарри, — она внимательно изучала меня своим цепким взором. — Муффлиато! — вдруг взмахнула она палочкой. — Сними очки, если тебе не трудно.

      Я послушался. Надо же, какая наблюдательная попалась! Она с удовлетворением разглядывала моё лицо, поворачивая его из стороны в сторону, а потом кивнула, позволив мне надеть очки.

      — А что случилось...

      — С Поттером? — подсказал я. Она опять довольно поджала губы — не от того, что её догадка была правильной, а оттого, что я сразу вник в происходящее. — Это вообще долгая история, — я оглянулся на дверь ненавистного кабинета.

      — У меня есть время, — возразила она. — Неподалёку отсюда есть скамейка, там ты мне всё и расскажешь, — я не стал настаивать и объяснять ей про своё отставание в учёбе, а просто жестом предложил ей вести меня. Мы разместились на скамейке, миссис Малфой установила полог неслышимости и принесла мне Непреложный обет в том, что ничто из того, что я ей расскажу, не станет известно от неё никому другому, избавив меня от необходимости мяться и пытаться ей объяснить, зачем мне это нужно.

      — Началось всё, когда родители Поттера были убиты. На данный момент я считаю, что их убил Тёмный Лорд, который также пытался убить и меня, но отчего-то умер сам. Официальная версия, которую всем излагает Дамблдор, заключается в том, что его убила защита крови, которую создала моя... то есть, мама Поттера, пожертвовав собой. После этого Дамблдор отдал ребёнка родственникам — магглам. По нынешний день он продолжает меня уверять, что там — самое безопасное для меня место, и благодаря защите крови Пожиратели меня не найдут. Дядя Поттера всячески издевался над ним, и, когда ему было десять, в очередном приступе ярости нанёс ему повреждения, несовместимые с жизнью. В панике он связался с Дамблдором, и тот вместе с сообщником, прибыв к ещё живому Поттеру, успел сохранить его память. Каким уж образом — я не знаю. Потом они похитили мальчика тех же лет и попытались наложить ему память Поттера...

      Она понимающе кивнула:

      — Это очень опасный процесс, и выживает один из трёх. Тогда пропали Алекс Паркинсон, Малколм Шрюзбери и Дживз Вустер.

      — Да, я в курсе. Где они закопали Малколма и Дживза — я не знаю. В общем, с того момента я — Поттер, как вы уже, наверное, поняли.

      — Да, с этим мне всё понятно. Один вопрос...

      — Снейп, — не дал я ей договорить. Она покачнулась, как от удара, и глубоко вдохнула, побелев, словно её присыпали мелом.

      — Надо же, — сказала она, совладав с потрясением.

      — К сожалению, пророчество упоминает момент и способ его смерти. Так что, убить раньше его у меня не получится.

      — Я сочувствую вашему горю, — склонила она голову.

      — Спасибо. Так вот, о пророчестве... Вы, наверное, наслышаны о событиях на Турнире Трёх Волшебников. Может, даже о прочих приключениях, которые выпали на мою долю...

      — Да, Алекс, — подтвердила она. — Мой сын чрезвычайно внимателен к твоей судьбе и много мне рассказывает.

      — В общем, после драматичного финала Турнира меня вдруг осенила мысль, что на одного Гарри Поттера чересчур много приключений. Я решил, что надо мной довлеет какой-то злой рок, и стал читать литературу, посвящённую вопросам судьбы и предназначения. Так я нашёл тот старинный свиток. Он был не очень большой, но в подробностях описывал ритуал призыва демона, который в свитке назывался Оракулом...

      — Свиток? Свитки обычно однократного применения и исчезают, передав информацию...

      — Именно так и случилось. Как только я выучил последовательность создания септаграммы призыва, он рассыпался в труху...

      — Септаграмма? Это очень редкий узор. В основном, из-за количества энергии, которое она требует.

      — Да, я каждый раз оказывался выжат досуха... Так или иначе, я призвал демона, и он мне подарил очень развёрнутое предсказание событий следующих трёх лет. Вплоть до таких мелочей, как Долорес Амбридж.

      — Надеюсь, она тебя больше не будет мучить.

      — До пятницы включительно, — сказал я. Нарцисса дёрнулась, и я предупредил её: — То, когда и как она умрёт, тоже описано в предсказании. Сейчас вы её убить не сможете.

      — Я могу получить полный текст?

      — Я не вижу, почему бы нет, если я буду уверен...

      — Я хотела бы тебе сказать несколько слов, Алекс. Начну я с того, что, по моим представлениям, кажется, а может и является главным для тебя, по крайней мере, в этот момент, — она пристально на меня посмотрела. — Это касается небольшой сценки, невольной свидетельницей которой мы с мужем стали, когда ты вышел из кабинета этой мрази... — я вздрогнул. Она же теперь знает о моих отношениях с Дафной... и с Панси. Что ещё хуже — Малфой знает. Чёрт, чёрт, чёрт! Она улыбнулась, заметив отражение моих мыслей, бегущей строкой пересекающее мой лоб: — Не волнуйся, Люциуса я подчищу, а сама я тебе дала Непреложный Обет, помнишь?

      — “Подчистите”?

      — Я тебе чуть позже объясню. Так вот, мой сын успел поведать о новом увлечении мисс Паркинсон, которая, насколько я понимаю, в юном возрасте была обещана мистеру Поттеру... Я ничего не путаю? — спросила она. Я помотал головой. — Долго ли, коротко ли, но у мисс Паркинсон нет никаких шансов, — с грустной улыбкой сообщила мне миссис Малфой.

      — Не понял, — сказал я.

      — Видишь ли, как мне ни больно говорить об этом, но мой сын играет за другую команду.

      — Я знаю, за Слизерин, — кивнул я ей. — Но при чём тут Панси?

      Миссис Малфой прыснула в кулак и помотала головой:

      — Благослови тебя Мерлин, чудесный мальчик! В общем, за Панси и Драко не волнуйся, рано или поздно она тоже это сообразит. К сожалению, я не могу на него воздействовать в том плане, чтобы он был к тебе более дружелюбен...

      Я помотал головой:

      — Предсказание описывает его постоянную враждебность. Если он даже сам захочет, ничего не получится.

      — Но ты...

      — Не волнуйтесь, миссис Малфой...

      — Когда мы одни, пожалуйста, называй меня Нарцисса.

      — Не волнуйтесь, Нарцисса, у меня не было в мыслях делать ему больно... И, как я вам сказал, на момент окончания предсказания он жив и здоров.

      — Спасибо тебе, Алекс. Теперь о вещах менее важных. Что ты хочешь от Тёмного Лорда?

      — Этой весной Сириус погибнет. Я хочу помощи в том, чтобы попытаться его спасти.

      — В обмен на что?

      — Предсказание утверждает, что я буду тем, кто убьёт Тёмного Лорда. Если Сириус будет жив, то я могу попытаться спасти Волде...

      — Алекс! — остановила она меня.

      — Волди. Это будет война, Нарцисса, и погибнет много людей, хороших и не очень.

      — Тёмный Лорд не остановится, — сказала она. — Он будет сражаться до последнего.

      — До последнего волшебника в Англии.

      — Да.

      — Что вы мне хотите сказать?

      — Тебе стоит с ним поговорить. Может, он захочет помочь тебе в чём-то...

      — Может, я захочу помочь ему в чём-то?

      — Он уже не человек, Гарри. Он давно перестал им быть. Его могущество, конечно, не вызывает сомнения, но он — просто машина для убийства.

      — И, тем не менее, вы мне советуете с ним поговорить...

      — Заручившись Непреложным Обетом гарантии твоей безопасности. Я не об этом хотела поговорить. Я хотела поговорить о своём муже.

      — Я весь внимание.

      — Мой муж амбициозен, — она сделала паузу, подбирая слова, — но его организаторские способности сильно отстают от его амбиций.

      — Хм.

      — Ну, хорошо, я скажу более прямо. Он имеет врождённый талант заваливать практически любое дело, которое ему поручают, — это правда. Сначала он напортачил с дневником-крестражем, потом не смог правильно организовать мне судилище. По Сценарию, в будущем я два раза буду у него в руках и оба раза сумею ускользнуть. — Тем не менее, я люблю его, — посмотрела она на меня. — Он — по-настоящему мужчина моей мечты, пусть даже в чём-то не совсем идеальный. И он сейчас не очень счастлив...

      — Оттого, что его организаторские способности не позволяют раскрыться его амбициям? — продолжил я. — Что же сделает его счастливым?

      — Министерский кабинет.

      Я улыбнулся:

      — Чтобы он полностью завалил это дело?

      — У него будут помощники, я обещаю, — поспешила она заверить меня. — Кроме того, мне нужно, чтобы Драко избежал возможных последствий...

      — Игры за другую команду? — догадался я. Она раздражённо поджала губы, а потом улыбнулась:

      — Поистине, твоё неведение — благодать. Нет, мне нужно, чтобы он не попал под суд, если будет общаться с Пожирателями. И ещё одна вещь... Моя сестра... Я хочу, чтобы она была отдана мне, под мою ответственность.

      — То, о чём вы меня просите...

      — Если ты согласен, то я готова принести тебе или тому, на кого ты укажешь, клятву верности. Если нужно, даже клятву полного подчинения! — с жаром сказала она.

      — Да я не об этом. Как я, школьник по сути, могу обещать кому-то избавление от Азкабана или министерский портфель?

      — Мне главное, чтобы ты и твои единомышленники приложили все усилия к тому. Тогда моя миссия жены, матери и сестры будет выполнена.

      — А как я могу требовать вашей верности, если не знаю, смогу ли я за неё отплатить?

      Она впервые за всё время позволила себе демонстрацию чуть менее отстранённых чувств, протянув руку и потрепав меня по голове:

      — То, что ты задаёшь мне такой вопрос, делает тебя достойным, — она покопалась в сумочке и достала оттуда небольшой мешочек: — Вот, шарик нужно втереть в кожу перед экзекуцией.

      — Спасибо!

      Она встала, заставив меня тоже вскочить, и присела в книксене. Я поклонился, а когда разогнулся, её уже нигде не было. Я достал из кармана Маховик Времени. Мало того, что мне было по-настоящему больно, так я ещё и не успел сделать домашнее задание. Кроме того, у меня пять часов назад — в восемь вечера — свидание на Астрономической башне. Нехорошо заставлять девушек ждать!

     После того, как я расстался с Дафной, присутствие которой у меня на коленях не позволяло мне о чём бы то ни было спокойно думать, у меня было несколько минут на то, чтобы переработать представленный ею план. К примеру, я понял, что мне совершенно не улыбается вводить бедных девушек в заблуждение и давать им напрасные надежды, пусть даже на обладание такой великой ценностью, как моя костлявая тушка. Все те семь часов, что я тренировался в гравировке девятой заповеди — чёрт, оказывается, в моей головы до боггарта совершенно ненужной информации — я про себя прикидывал, какими словами мне следует попытаться донести до девчонок то, что я хотел до них донести, и прокручивал возможные варианты развития разговора. В любом случае, то, что задумал я, было на порядок менее опасно, чем в одном исподнем — или без оного — бегать вокруг школы, спасаясь от толпы обманутых поклонниц. Или получать по щекам, приговаривая после каждой оплеухи: “Это я точно заслужил!”

      Ещё на подходе к площадке Астрономической башни, которая традиционно использовалась школьниками для романтических свиданий, я понял, что мне становится страшно. В общем-то, я заранее ожидал, что туда придёт полтора десятка девушек, точнее, семнадцать, но, когда услышал их гомон на площадке, до которой оставалось полвитка лестницы, изрядно струхнул. Решив, что они там и без меня разберутся, что делать, я собрался уносить ноги, пока меня не заметили, и остановился, чтобы развернуться.

      — Ну, что встал? — послышался недовольный голос из-за спины, чуть не заставив меня выпрыгнуть из штанов и ботинок, и заодно пожалеть, что я не заскочил в туалет. Я быстро нагнулся и сделал вид, что у меня развязался шнурок.

      — А, Миллисента! — сказал я чуть не лебезящим тоном. — А я и не видел, что ты позади идёшь!

      — Ты вечно ничего не видишь, Поттер! — недовольно ответила она. — Может, тебе очки не подходят?

      — Не знаю. Наверное, стоит сходить к окулисту.

      — Не затягивай с этим, Поттер! — она, только что не похлопав меня по-отечески по плечу, прошла мимо, обдав какой-то дикой смесью ароматов духов и пудры. Чёрт, я попал! Гореть мне в аду! И я знаю, кого потребую на соседние со мной сковородки — одну хорошенькую блондинку, которая придумала всё это, и одну не менее хорошенькую шатенку, из-за которой сыр-бор и разгорелся. Я вдохнул поглубже, чтобы унять мятущиеся мысли, и вышел на площадку. Постепенно разговоры стихли, и установилась гнетущая тишина. На дрожащих ногах я прошёл в центр, попутно выхватывая из собрания двух девушек, которых не приглашал и не ожидал здесь увидеть — Герми и Дафну! А они-то что здесь делают? Уф, пора начинать!

      — Дорогие де… — я пустил петуха и закашлялся. Сзади кто-то чувствительно хлопнул меня между лопаток. — Спасибо! — обернувшись, сказал я голубоглазой девушке с Хаффлпаффа с тёмными вьющимися голосами. — Дорогие девушки! Я рад, что мне удалось вас всех здесь собрать. Меня зовут Гарри Поттер…

      — Мы знаем! — сказала стоящая передо мной девушка с Рейвенкло, которая сразу напомнила мне мадам Белинду. — Мы про тебя всё знаем!

      — Хм, — с сомнением в голосе сказал я. — Неужто?

      — Точно! — поддержала маленькая девчушка из Слизерина с чёрными волосами, лиловой помадой на губах и лиловыми же тенями. — Всё-всё!

      — Ну, если бы вы про меня знали всё-всё, то вам бы сразу пришло в голову, что истории про Поттера-бабника и Поттера, отчаянно нуждающегося в девушке — чья-то не слишком удачная шутка.

      — Уж не твоя ли? — спросила страшненькая китаянка. Я помотал головой:

      — Нет, не моя, да и не в этом дело…

      — А в чём? — спросила Сьюзан Боунс.

      — А в том, что мы друг друга не знаем. Мы проучились вместе уже четыре года, и мне стыдно признаться, что я знаю имена лишь нескольких из вас…

      Девушки заговорили все сразу, поставив крест на моих попытках понять хоть кого-нибудь. Я поднял руки:

      — Погодите, погодите! Во-первых, я уже сказал, что мне стыдно, а во-вторых… Пусть поднимет руку та, кто знает всех присутствующих.

      Выскочка Гермиона традиционно задрала руку, как на уроке, но её никто не поддержал. Лишь Дафна озорно улыбнулась мне и незаметно подняла руку на уровень плеча, помахав мне пальчиками. Я благодарно ей моргнул.

      — Больше никто? — спросил я. — Одному мне это кажется неправильным?

      — Короче, Поттер! — подала голос Миллисента.

      — Короче, я хочу, чтобы мы узнали друг друга. Я — вас, вы — меня.

      — А свидание? — с хитрым лицом спросила родственница мадам Белинды.

      Девятнадцать пар глаз уставились на меня, как девятнадцать удавов на одного кролика. Дафна прикусила губу, а мне захотелось прикрыть глаза.

      — Я обещаю каждой из вас, — медленно произнёс я, обводя взглядом эту толпу голодных хищниц, — из тех, кто этого пожелает, полноценное свидание…

      — С поцелуями? — вдруг спросила Гермиона. Чёртова дура, что же ты делаешь?

      — Про поцелуи не знаю, — ответил я. — Но главное условие — с сегодняшнего дня мы все должны начать общаться.

      Руку подняла та самая маленькая девчушка, и, когда она заговорила, вокруг неё само собой образовалось свободное пространство, позволившее остальным её лучше видеть и слышать:

      — Здравствуйте, меня зовут Лили Мун. Мои родители — чистокровные волшебники и живут в Дублине. Я очень люблю всё чёрное, темноту и змей. Наверное, поэтому я и попала на Слизерин.

      Надо же, оказывается, Лили — популярное имя, да и этой кукольной мордашке оно замечательно подходит.

      — Меня зовут Ханна Аббот, — выступила вперёд Ханна. — Я — полукровка из Ланкастера и очень люблю дружить. Если мы будем дружить, то мне и свидания не надо! — она обернулась к остальным и жалобно попросила: — Давайте, все будем дружить!

      Когда девушки разошлись, разбившись на несколько групп вперемешку, я чувствовал себя выжатым, как лимон. Дафна, которую под руки уволакивали несколько девчонок из Рейвенкло и Хаффлпаффа, бросила на меня на прощанье довольный взгляд. Я уселся на подоконник и прислонился затылком к холодной стене, пытаясь утихомирить головную боль, которая стала лишь сильнее, когда я бесповоротно подписался сеять любовь и дружбу среди своих однокурсниц. Тьфу, ещё розовых пони не хватает!

      — Ты меня сильно сегодня удивил! — раздался рядом со мной голос, который я уже привык считать родным.

      — Да ну! — откликнулся я, не раскрывая глаз.

      — Я, честно говоря, не ожидала от тебя такого… Да и вообще ни от кого не ожидала!

      — В жизни всегда есть место сюрпризу! — пояснил я ей.

      — Твоя отработка у Амбридж кончилась? Ничего не произошло? Она тебя не мучила? — забросала она меня вопросами.

      — Нет, я ещё там сижу, а здесь оказался благодаря Маховику Времени. Если бы ты уделяла внимание деталям, то знала бы, что я там буду до полуночи. И чем я там буду заниматься, ты бы тоже знала.

      — Почему ты так груб со мной? — спросила она. — И почему ты не раскроешь глаз?

      — Потому, — ответил я ей, — что я не хочу тебя видеть. Ни сейчас, ни завтра. Вообще — никогда. Не подходи ко мне и не говори со мной.

      Она ничего не ответила. Через некоторое время я понял, что я на площадке один. Я помассировал шею, как учил меня Сириус — трапецию в том месте, где она крепится к основанию черепа. Потом я так же помассировал виски и лоб. Стало немного легче. Я достал из сумки планшет, который замаскировал под книгу, и стал читать учебники. Пора кончать с моей вопиющей безграмотностью. Сначала я отрабатывал Заклятье Исчезновения, потом нарисовал локотруса для Грабли-Планк, а после этого ещё остался добрый час на учебник по зельеварению. Потом я поглядел на часы. Пора возвращаться из петли времени. Я тихонько прокрался в покои Гриффиндора и лёг спать.

      Утро встретило меня, как оно и должно было — я ужасно не выспался. По дороге на завтрак я проклинал несдержанность Поттера из сценария и заодно его тупость, одновременно в очередной раз подивившись тому, насколько гротескно выписывала Жаклин Буолинг своих героев. Несдержанность, которая привела к отработке у Амбридж, и тупость, которая не позволила Поттеру доложить, к примеру, той же Макгонагал. Нет, он решил сам пободаться с быком. Встал на четвереньки, нагнул голову и сказал “му-у-у”. Вуаля. Ну да и чёрт с нею, с Макгонагал, но уж попросить Маховик Времени у Дамблдора он мог бы? Хотя, чего я хочу от лентяя, которому скучно учиться, зато весело гонять по окрестностям на метле? Понимание того, что я — не Поттер, всё сильнее накрывало меня. Интересно, те двое, что засунули в меня память Поттера — слава богу, не мозги, — смогут догадаться, что со мной что-то не так, если я вдруг ни с того, ни с сего начну хорошо учиться?

      Сценарий в очередной раз не дал мне расслабиться — никакого заклинания у меня на трансфигурации не получилось. Поистине, что написано пером… Хотя, вот только что, перед уроком всё получалось! Мысленно проклиная всё на свете, я отсидел астрономию, где нам задали прочитать чуть ли не пол учебника, заскочил в Большой зал, набрал с собой еды и отправился на лужайку, благо сегодня было сухо и даже слегка пригревало солнышко. Через пару минут рядом со мной присела Лиза Турпин, приветливо мне улыбнувшись. Почти сразу пришли Бастинда Рункорн с Хаффлпаффа, “наша” Салли Смит, рейвенкловка Мораг МакДугал и Лили Мун. В течение пяти минут я оказался в плотном кольце однокурсниц, включая Дафну и Гермиону.

      — Галли, ласкажи нам пло Фирософский камень, — попросила Сью Ли.

      — Погоди немного, — попросил я, — ещё не все в сборе.

      И точно, ещё через три минуты откуда-то прибежала Миллисента, которая, наконец-то выцепив меня взглядом, рванула ко мне с целеустремлённостью носорога, чуть не растоптав по пути пару наших однокурсниц. Ей выделили местечко, на которое она сразу уселась:

      — Хоть бы сказали, куда идёте! — упрекнула она почтенное собрание.

      — Я тебя искала, чтобы предупредить, — тоненьким голоском пропищала Лили Мун, — но найти не смогла.

      Миллисента благодарно ей кивнула, одновременно пытаясь не смотреть на кучку бутербродов, которые я притащил с собой.

      — Ты что, даже на обед не заскочила? — понимающе спросил я, передавая ей через Софи Ропер половину своих запасов.

      — Я, как увидела, что никого нет…

      Я чуть не прослезился. Это дорогого стоит! Поскольку я начал обед чуть раньше, то уже с ним почти и закончил и стал рассказывать наши похождения в поисках Философского камня. Каждый раз, как я упоминал Гермиону, все девчонки дружно ахали и оглядывались на неё, а моя подруга заливалась краской, что смотрелось совершенно умильно, особенно учитывая, насколько она похорошела стараниями Дафны. Рассказать до конца я не успел и торжественно пообещал, что на следующих посиделках обязательно продолжу, где остановился. Дружным — надеюсь — табором мы снялись с места и пошли к хижине Хагрида. Совершенно неожиданно Гермиона оказалась окружена однокурсницами в почти полном составе, перетянув на себя всех моих поклонниц. Ну, почти.

      — Зачем ты это сделал? — спросила меня идущая рядом Дафна.

      — Что? — удивился я. Делов-то — рассказать всем о похождениях, которые, по большому счёту и так секретом не являлись.

      — Зачем ты обидел Панси?

      — Что она тебе рассказала? — спросил я.

      — Ничего — ответила она. — Полночи давилась слезами в подушку, а рассказывать ничего не стала. Что ты ей сказал?

      — Глупостей наговорил, — нахмурился я. Дафна дёрнула меня за локоть и остановила, развернув к себе. Я поневоле начал тонуть в её бездонных голубых глазах.

      — Я не позволю тебе её обижать, что бы между вами ни происходило, — сердито сказала она. — Делай, что хочешь, но чтобы она по твоей вине больше не плакала.

      — Что за глупости, — возмутился я, продолжив движение и потянув её за собой. — Такого вообще не бывает. Вдруг я разобью её любимую чашку!

      — Алекс, пообещай мне, что не будешь обижать Панси! — попросила Дафна.

      — Хорошо, я обещаю.

      Действительно, Панси мне сегодня не попадалась на глаза. Скорее всего, это объяснялось тем, что я старательно избегал смотреть в ту сторону, откуда доносился приторный голосок Малфоя. Дойдя до зверинца, я сразу же нашёл её взглядом. Да, глаза у неё и вправду красные и опухшие. Она даже не с таким энтузиазмом липла к Малфою, а лишь стояла рядом, чуть ли не равнодушно глядя в никуда. Впрочем, Хорьку было не до ерунды вроде какой-то Паркинсон, которая ему не уделяла достаточно внимания, поскольку он сам был занят самым важным на свете делом — слушал чарующие звуки собственного голоса. Я улучил момент, когда на меня никто не смотрел, прокрался Панси за спину и решительно поволок её за руку куда-нибудь, где нас никто не застукает. Она было раскрыла рот от неожиданности, а потом со сжатыми губами позволила себя тащить за собой. Я зашёл за угол и обернулся к ней. Она молча смотрела куда-то сквозь меня, а я лихорадочно пытался сообразить, что ей сказать. Я ей даже не смогу пообещать больше так не делать, поскольку не знаю ещё всех способов, которыми она меня может привести в бешенство. Я склонил голову и встал на одно колено. Некоторое время ничего не происходило, а потом она шагнула вперёд и обеими руками обняла мою голову, прижимая к себе.

      — Прости меня, — сказал я куда-то ей в живот. Она потрепала меня по макушке, отпустила и исчезла. Я облегчённо выдохнул. В этот раз она меня простила. Впрочем, моего приподнятого настроения надолго не хватило. Выйдя из укрытия, сразу наткнулся взглядом на Панси, со счастливым лицом внимавшую Хорьку, который, похоже, даже не заметил ни её перемены, ни отсутствия — ничего, кроме своего медоточивого голоса. Собрав волю в кулак, я проскользнул внутрь кружка девчонок, и мы зашли в класс.

      Перед походом к Жабридж я втёр в кожу один из надаренных Нарциссой шариков. Кожа вполне ожидаемо онемела, и я удостоился счастья лицезреть всё нарастающее недовольство на медово-пряничной физиономии Инквизитора по мере того, как я со скучающим выражением на лице продолжал царапать себе руку. Когда вышел, всё повторилось, почти как вчера — со мной поздоровались старшие Малфои, и, пока мы обменивались с мистером своими впечатлениями о погоде, Нарцисса накинула капюшон на голову и зашла в кабинет Амбридж, чтобы угостить её тёплым Круциатусом на ночь. Я раскланялся и пошёл искать угол потемнее, чтобы достать там Маховик Времени — учёбу никто не отменял. На следующий вечер всё случилось точно так же, вот только Амбридж попыталась было запереть дверь. Куда там! Её же этой дверью, которую Нарцисса снесла с петель одним ударом, и пришибло. В пятницу она попыталась оказать сопротивление, что было уж совсем смешно, но миссис Малфой сразу отобрала у неё палочку и тут же её сломала. Ха-ха, придётся теперь Амбридж покупать новую!

      Я дождался, пока Нарцисса вернётся, и мы снова удалились на приватный разговор.

      — Сегодня был последний раз? — спросила она, указывая на кровавые порезы на моей руке.

      — Да, — подтвердил я.

      — И что дальше?

      — Дальше? Буквально на днях я встречусь со своими… единомышленниками и расскажу им про вашу доброту, — я поклонился, чтобы мои слова ни в коем случае не прозвучали, как издёвка. — Не думаю, что ваши цели в чём-то противоречат нашим, так что, полагаю, мы с вами заключим договор в той форме, что вы предложили.

      — Я сильно на это надеюсь! — сказала она с горящими глазами. — Что-нибудь из действий, которые не требуют отлагательства?

      — Пока — нет, — ответил я. — В первую очередь, мне нужно учиться, особенно, если мне действительно в итоге предстоит сразиться с Тёмным Лордом.

      — Учиться… — задумчиво произнесла она. — Я подумаю, чем смогу тебе помочь!

      В субботу мы с Роном пошли полетать на мётлах. Он, бедняга, так гордился, что его взяли в команду! Нет, я сам летать люблю. Можно сказать, до одурения люблю летать, но забывать при этом про уроки? Я твёрдо решил, что учёба важнее. На планшете я нашёл множество разнообразных учебников для маггловской школы и сразу понял, что свободного времени у меня становится всё меньше — как минимум, математику и физику мне совершенно необходимо освоить, а там ещё есть полезные предметы вроде химии и литературы…

      Летал Рон из рук вон плохо. Бедный “Нимбус” с выцарапанным на древке членом совсем его не тянул — слишком большой вес. И это — уже в пятнадцать лет! А ещё меня опять покоробило поведение Панси, которая, сидя на трибунах, смеялась над тупыми шутками Малфоя. Честно говоря, иногда мне просто хочется плакать от безысходности ситуации, в которую меня загнала мои глупость и самонадеянность и кое-чья неразборчивость.

      — Рон, — начал я издалека, когда мы возвращались с тренировки, — ты, случаем, не знаешь, что такое сила, что такое ускорение и как они связаны? — Рон в ответ только напряжённо засопел. — Вот, к примеру, если ты бросишь камешек или огромный булыжник, который из них дальше и быстрее полетит? — Рон засопел ещё громче. — Правильно думаешь. Дальше полетит маленький и лёгкий, хотя кидаешь ты их с одинаковой силой. Если бы у меня была такая замечательная метла, как твоя, я бы на ней знаешь, как быстро летал бы? — Рон с опаской поглядел на меня и перехватил метлу в дальнюю от меня руку. — Я это тебе к чему говорю?

      — М-м-м? — спросил он.

      — Я это к тому, что тебе нужно сбросить вес. Большинство твоих проблем с квиддичем — из-за того, что твоя метла не справляется с твоим весом. Ты думаешь, я — ловец потому, что я такой быстрый и ловкий? — спросил я. Рон изумлённо вскинул брови. — Нет, я такой быстрый и ловкий потому, что лёгкий, — на его лице вдруг появилось мечтательное выражение. Он уже видел себя, гоняющим над полем за снитчем. — Так что, друг мой, пора тебе завязывать с обжираловкой! — и Рон снова погрустнел.

      Вечер у меня наконец-то выдался относительно свободный, и я отправился в кружок рукоделия имени меня любимого. В общем-то, всем нужно было делать уроки, и мы с девчонками отправились в Комнату-по-желанию, которая на этот раз выглядела, как библиотека с разбросанными по полу подушками. Естественно, Гермиона тоже пришла — что может быть романтичнее свидания, пусть и группового, на котором можно учиться! Я сел в центре помещения, а девушки расселись кто где.

      — Скажи-ка, Дафна, — вдруг подала голос Лили Мун, — а почему это ты всё время усаживаешься подальше от Гарри? Как-то это всё подозрительно выглядит! Ты что, его боишься?

      — Ничего такого! — огрызнулась Дафна. — Что ты от меня хочешь?

      — Чтобы ты не выглядела белой вороной! — сказала Лили. — Сядь к нему поближе.

      — Я могу к нему вообще прислониться, если ты так хочешь! — с негодованием заявила Дафна. — Чтобы никто не мог меня упрекнуть, что я боюсь какого-то гриффиндорца!

      — А я так думаю, что тебе — слабо! — с ленцой в голосе протянула Лили. Дафна фыркнула, поднялась вместе со своей подушкой, протопала ко мне и села позади меня, прислонившись спиной.

      — Вот, видела? — спросила она Лили. Та кивнула, а Лиза Турпин с завистью прикусила губу.

      — Тебе удобно, Поттер? — с издёвкой спросила Дафна.

      — Да, очень! — ответил я. — С этого дня назначаю тебя дамой-хранительницей моей спины!

      — Обойдёшься! — сказала она.

      — А что? — подала голос Аманда Броклхёст. — Шикарная идея.

      Со всех сторон раздались одобрительные голоса.

      — Решено! — кивнула Лили. — Дафна всегда будет сидеть у Гарри за спиной, когда мы готовим уроки!

      Я так и не понял её настойчивости. То ли Дафна ей где-то на мозоль наступила, то ли, наоборот, денег заплатила. В общем, итогом стало то, что моя невеста, не скрываясь, могла сидеть рядом со мной всё время, пока мы занимались уроками. А в остальном — опять же, внимание девчонки, в основном, уделяли Гермионе, поскольку та так и лучилась желанием чуть ли не насильно запихивать знания в окружающих. Я же тихо, как мышка, читал учебник и никого не трогал, грея спиной прислонившуюся ко мне змейку. Когда через пару часов все уже совсем одурели от учебников и особенно от обилия букв в них, я продолжил рассказывать про наши приключения в поисках Философского камня, снова делая акцент на участии Гермионы. Разошлись мы уже поздно, и ей пришлось также сопровождать в подземелья слизеринок, поскольку их староста, понятное дело, на наших посиделках не присутствовала.

      — Рон, что с тобой? — участливо спросила Гермиона, глядя, как мой друг мужественно отставляет в сторону третью порцию завтрака. — Ты не заболел, случаем?

      — Нет, — хмуро ответил он. — Просто что-то сегодня яичница невкусная, — и он сделал голодным глоток, провожая взглядом исчезающий у меня во рту кусочек.

      — Ты это понял только лишь после двух тарелок?

      — Я мужественно терпел, — объяснил он.

      — …Плакал и кололся, — пробурчал я себе под нос.

      — Ты что, и кексик не будешь? — не сдавалась она.

      — Герми, не приставай, — мягко посоветовал я.

      — Не называй меня так! — сверкнула она глазами.

      — А куда это вы вчера вечером исчезли? — подозрительно спросил Рон.

      — На свидании были! — не задумываясь, ляпнула Гермиона.

      — Не хотите говорить — и не надо! — надулся он и начал с тоской разглядывать стакан с тыквенным соком. Если кто-то думает, что тыквенный сок — это вкусно, пусть лучше этот умник пойдёт застрелится. У меня вообще от кухни в Хогвартсе начинает создаваться впечатление, что она тоже несёт в себе воспитательные функции. “Волшебнику не должно быть хорошо!” — вот девиз Хогвартса, во всяком случае, по отношению ко мне. Тыквенный сок и Снейп. Снейп и тыквенный сок. Выбери из этих двух большее зло. Уже то, что в школе, возглавляемой нашим обожаемым Паном Директором, есть и то, и то, наводит на размышления. Интересно, а во времена Тома Риддла в школе был какой-нибудь Снейп? Потому, что если был, то я вполне понимаю его желание разнести волшебный мир вдребезги — порция тыквенного сока на завтрак и урок у Снейпа на десерт могут убить человеколюбие в ком угодно. Надо подумать, как бы направить энергию Гермионы по отношению к домовым в более позитивное русло — к примеру, чтобы домовики поили нас чаем или апельсиновым соком. Да пусть хоть водой поят, только бы не этой гадостью!

      После завтрака я, как было заранее уговорено, отправился в Хогсмид, позаботившись о маскировке. Попутчиков у меня не было — мерзкая морось, висевшая в воздухе, напрочь убивала у нормального человека желание идти пешком куда-то за тридевять земель. Не сказал бы, что у меня такое желание было, но отсутствовала альтернатива. То есть, было два варианта — либо я иду в Хогсмид, либо я бегу в Хогсмид. Быстренько посчитав, что при беге я получу ничуть не меньшую порцию мерзкой жижи в лицо, а то и большую, я заправил брюки в ботинки и погарцевал в направлении деревушки, стараясь по дороге наступить в как можно больше луж. В общем, утро задалось с самого начала. Ага, с тыквенного сока.

      Совершенно никем не замеченный, я ввалился в “Кабанью голову”, где мои надежды остаться не узнанным были разбиты вдребезги барменом, который, завидев меня, сразу обрадовался:

      — Наконец-то! Мерлин услышал мои мольбы и послал мне посетителя! Доброе утро, мистер Поттер!

      Вот же скотина! И как он меня смог выловить в этой толпе?

      — Пожалуйста, садитесь где угодно! Рекомендую вам место поближе к камину, я даже могу вам принести домашние тапочки, пока ваши ботинки просохнут!

      Вот это я понимаю — эксклюзивный сервис! Хорошо всё-таки быть знаменитым! Я стянул с себя мантию, покрытую капельками воды, переобулся в принесённые барменом тапки и уселся в кресло у камина. Мои ботинки тот сразу же поставил на стойку для сушки обуви.

      — Чего желаете, мистер Поттер?

      Вспомнив завтрак, я с трудом подавил на лице гримасу отвращения:

      — Что угодно, только не тыквенный сок!

      — Завтрак в Хогвартсе? — понимающе кивнул он. — Как насчёт чаю?

      — Это уже лучше, — согласился я. — А может ли усталый путник помечтать о ма-а-аленькой такой чашечке кофе? — с надеждой взглянул я на него.

      — Турецкий или эспрессо? — деловито осведомился бармен. Я в удивлении несколько раз открыл и закрыл рот.

      — Я от ваших вопросов сейчас с ума сойду, — пожаловался я. — А можно и то, и то?

      — Турецкий — с кардамоном? Со специями? — продолжил свой гастрономический натиск бармен.

      — Хорошо, — прикрыл я глаза. — И так, и так.

      — И эспрессо, — уточнил он.

      — Да, и эспрессо, — я закатил глаза к потолку. — Эх, ещё бы пироженку!

      — Настоящего петербуржского не потяну, но что-нибудь попроще, например, из какого-нибудь Парижа — вполне можно доставить. Если, конечно, заплатить…

      — Не понял! — вытаращил я глаза.

      — Я пошлю помощника через камин в Лондон, оттуда он доберётся порталом в Париж…

      — А, тогда ясно, — кивнул я. — Мне бы хотелось чего-нибудь кремового и с безе. Я это очень люблю!

      Бармен поклонился и пошёл хлопотать мне об угощении, а я предался размышлениям о том, как легко всё-таки испортить человека чем-нибудь хорошим, пусть он даже и Чудо-Мальчик-Который-Выжил, да к тому же ловец команды по квиддичу и, наконец, просто герой. Скромный такой, незаметный труженик метлы и палочки. Ведь ещё в мае я с таким наслаждением пил этот тыквенный сок, от которого теперь скулы сводит!

      Сверху по лестнице послышались шаги. Я знал, что в «Кабаньей голове» есть ещё и комнаты для постояльцев, поэтому особо и не удивился. Ещё меньше я удивился посетителю, которого увидел перед собой. Психоглаз Муди показывал его мне на фотографии. Высокий плечистый мужчина со светлыми волосами, небольшими усами и бородкой. Не так уж там и много участников было, в этом Первом Ордене, чтобы я не смог его узнать. Карадок Дёборн, тот самый, который бесследно пропал. А вот же он. Оказывается, живее всех живых!

      Я помахал ему рукой и показал на кресло рядом с собой. Он мне кивнул и махнул ладонью, показывая, что сейчас придёт. Я вернулся к созерцанию языков пламени в камине, а он отправился искать бармена, чтобы заказать завтрак. Ещё через несколько минут он вернулся и сел рядом. Бармен принёс мне три дымящихся чашки с кофе и ещё одну, но побольше — моему собеседнику. Перед нами был поставлен большой поднос с пирожными, а постояльцу ещё был предложен грибной омлет с тостами и паштетом. Заметив мой завистливый взгляд, он спросил:

      — Тоже, что ли, хочешь? — и одновременно кивнул бармену, чтобы тот принёс ещё одну тарелку. Я проглотил слюну:

      — Конечно. Я же из Хогвартса! — недоумённо ответил я. Он аккуратно отделил от омлета треть и положил в принесённую барменом посуду. После этого мы принялись усердно жевать, стуча вилками и ножами по фарфору. Закончив с омлетом и первой чашкой турецкого кофе, я положил на блюдечко порезанный ломтиками эклер и откинулся в кресле с чашечкой эспрессо.

      — Не многовато ли кофе на одного подростка? — недовольно спросил он.

      — В такую погоду, — я качнул головой в сторону входной двери, — только-только, чтобы проснуться и хоть немного почувствовать себя человеком.

      — Это — да, — согласился он. — Как ты? Как рука? — Я показал ему свежие шрамы. Он внимательно их рассмотрел, мрачнея при этом: — Вот же…

      — Хоть мне в силу возраста и не полагается знать подобных слов, поскольку всякий уважающий себя крёстный торжественно перечисляет их своему воспитаннику лишь в день совершеннолетия, тем самым обеспечивая преемственность поколений, тем не менее, судя по эмоциональной окраске, ты правильно озвучил мои чувства по этому поводу.

      Он ухмыльнулся:

      — Приятно осознавать, что ты не теряешь присутствия духа!

      — Кто предупреждён — тот вооружён! — ответил я. — Мне пришлось бы значительно хуже, если бы я не знал заранее и не был к этому готов… — и тут я вспомнил про нашу оплошность. — Точнее, почти готов… К счастью, нашлись добрые люди!

      — Ну-ка, ну-ка, — оживился он, — рассказывай.

      Я вкратце рассказал ему про Нарциссу, про её шарики и Круциатусы.

      — Надо же! — задумчиво сказал он, прихлёбывая кофе. — То есть я предполагал, что над Малфоем довлеет какой-то злой рок, но чтобы так безапелляционно обозвать его неудачником… Ну, Цисси, ну, зараза!

      — Так что ты думаешь по этому поводу?

      — По поводу Беллы? — переспросил он.

      — Да, именно.

      — Я люблю своих кузин, Щеночек, пусть даже жизнь и разметала нас по разные стороны баррикад. Я понимаю, что ты хочешь спасти меня, но я совершенно так же хочу спасти Беллатрикс.

      — Если её ещё можно спасти…

      — Да, если её ещё можно спасти, — сказал он, глядя сквозь стену.

      Мы молча доели пирожные, допили кофе, и бармен принёс нам душистого цейлонского чая.

      — Ты знаешь, зачем я здесь? — спросил крёстный.

      — Чтобы заняться моим обучением, — ответил я. — Хоть я и не знаю, откуда мне взять столько времени.

      — Не зря тебе выдали Маховик из семейных запасов! — нравоучительно заметил он.

      — А толку? — возразил я. — Им же нельзя пользоваться всё время! К тому же, человеческий организм не рассчитан на тридцатичасовые сутки.

      — Это правда, — согласился он. — Тем не менее… В общем, так. Во-первых, тебе нужно обрести физическую форму, чтобы не падать в обморок от магического истощения…

      — А я и так не падаю, — обиделся я.

      — А ты пока ещё всерьёз и не колдовал! — возразил он и сверкнул на меня глазами: — Не перебивай! Утром — пробежка три километра и зарядка. Наклоны во все стороны, приседания и отжимания. Неплохо бы найти, на чём подтягиваться…

      — У нас на стадионе для квиддича есть какая-то ржавая стальная труба, закреплённая на двух столбах, — вставил я.

      — Турник! — с осуждением покачал головой он. — Каждого упражнения — по три серии. Приседания — лучше с напарником на плечах…

      Я представил себе свои дрожащие ножки при попытке присесть с Роном на плечах, и мне стало дурно.

      — Не забывай, Гарри, каждый день, в жару и в холод!

      — Я понял, крёстный, — сказал я.

      — Вечером я буду учить тебя магии и ещё кое-чему. Так что будь любезен — как штык, к восьми в Комнату-по-желанию.

      — Так у меня же тогда совсем времени…

      — На баб не останется? — строго спросил он. — Ничего страшного. Я же бросил всё и поселился в этой дыре.

      — Я ни за что не поверю, что ты сюда приехал один! — воскликнул я. — Как минимум, одну красотку ты с собой сюда притащил! — он неопределённо пожал плечами. — Двух? — спросил я. Он облизнулся и посмотрел на потолок. — Трёх? — изумился я. Его глаза скользнули вправо-вниз. — Четырёх?!! — чуть не закричал я.

      — Тише ты! — зашипел он, глядя мне в глаза, а потом начал оправдываться: — Ты знаешь, я и до Азкабана монахом не был…

      — Ну ты даёшь! — восхищённо сказал я. — А знаешь, про меня в школе слух пустили…

      — Что за слух? — заинтересовался он.

      — Что, дескать, Поттер подружек меняет, как перчатки, да и вообще весьма любвеобилен…

      — Круто! — сказал он. — А по-настоящему?

      — Ну, действительность не всегда столь же прекрасна, сколь наши мечты… — ангельским тоном пропел я.

      — Короче! — нетерпеливо поторопил он меня.

      — Ну, в общем, сейчас я встречаюсь с девятнадцатью однокурсницами.

      Сначала он раскрыл рот, после вытаращил глаза, а потом мне показалось, что в уголках его глаз мелькнула предательская влага, которую он поспешил промокнуть уголком салфетки.

      — Гарри, Щеночек! — срывающимся тоном сказал он. — Я ещё никем и никогда так не гордился в этой жизни, как горжусь тобой сейчас! — он воздел руки к потолку и потряс ими: — Спасибо тебе, Мерлин, что дал дожить до этого момента! Спасибо!

      Возвращение в Хогвартса было не столь радостным, как бегство из него, да и погода не подкачала — морось сменилась довольно крупным дождиком, который каким-то образом проникал даже под мантию, и никакие заклятья не помогали. И при этом я ещё помню, как в июне не хотел покидать это место. Надо же, всё, что человеку для счастья надо — семья и любящие люди вокруг. Мне становился отчасти более понятным план Дамблдора, который из сироты посредством лишений и унижений любовно выращивал преданного и бескомпромиссного ягнёнка на заклание.

      Сириус, то есть, Карадок, снабдил меня артефактом с розеткой, что было очень ценно, поскольку заряд в моих очках и планшете уже давно бы кончился, не будь у меня запасных аккумуляторов из будущего, от которых я и подзаряжал свои игрушки. То есть, уже не совсем игрушки. Конечно, читать с экрана планшета было не столь удобно, как обычную книгу, но, к примеру, возможность быстро искать нужное, а также отсутствие десятка килограммов веса в сумке очень помогала. Дафна и Панси тоже ходили по школе налегке, что при беспечном отношении Панси к пересудам сразу же породило слух о её лени и невнимательности к учёбе. Чушь, конечно!

      Всё время после обеда и до ужина я корпел за учебниками в гостиной Гриффиндора. После ужина я направился было туда же, когда из-за очередного поворота дорогу мне перекрыла широкая тень.

      — Поттер! — сказал Гойл. — Пойдём, смахнёмся!

      Я попытался обойти его, но он как-то неуловимо быстро качнулся в сторону, вновь перекрывая мне путь.

      — Уйди с дороги! — угрожающим тоном сказал я, доставая палочку.

      — А то — что? — равнодушно спросил Гойл, засовывая большие пальцы в карманы.

      — Применение магии в коридорах Хогвартса запрещены, Поттер! — раздался сзади голос Краба. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности и резко развернулся к нему.

      — Ну что, Поттер, — лениво спросил Гойл, — смахнёмся или тебя просто поколотить?

      — А какая разница? — спросил я, прижимаясь спиной к стене, чтобы видеть их обоих. Несмотря на то, что шестерёнки у меня в голове крутились, как наскипидаренные, выхода я не видел. Гориллы Хорька плотно перекрыли мне все пути отступления. И про запрет на применение магии тоже они правы…

      — “Смахнуться” — это когда тебе набьют морду, — пояснил Гойл, — а “поколотить” — это когда тебе надерут задницу.

      — И что хуже? — стараясь, чтобы не дрожал голос, спросил я.

      — И то, и то — плохо, — ответил Краб. — По морде, может, ещё и больнее. Но достойнее.

      Да они меня тут разводят! Мол, ты, парень, весь такой благородный. Что для тебя боль, если достоинство не пострадает? Да сейчас! Будь я Поттером, конечно, то купился бы моментально, но у Алекса-то Паркинсона помимо спесивого гонора ещё и мозги есть! Так что нечего мне тут про достоинство втирать!

      — Хорошо, — хмуро сказал я. — Смахнёмся!

      — Ну, тогда пойдём! — сказал Краб и прошёл мимо. Совершенно не обращая на меня внимания, они повернулись своими необъятными спинами и потопали куда-то на выход из замка.

      “Как же, нашли дурачка! — думал я, глядя на них. — Так я за вами и пошёл! Вот сейчас дойдём до ближайшего коридорчика, и… Нет, дойдём до следующего… Ну, чёрт с ним, выйдем из здания, а там уж меня никто не догонит! Интересно, а куда это они идут? К стадиону, что ли? Сейчас точно сбегу. Ау, идиоты! Ну, обернитесь же, у вас жертва сбегает, а вы — ни сном, ни духом! Уже восемь с половиной минут сбегает! Нет, ну вот же тупые бараны попались! Ту-по-ры-лы-е!”

      С одной стороны под трибунами обнаружился небольшой зал с каким-то оборудованием. Часть железок я распознал — это были штанги и блины для них, гири и гантели. Вот оно, что мне нужно для зарядок! Остальное же мне было незнакомо. Гойл подошёл к полке с какими-то непонятными штуковинами из кожи, и напялил одну на голову. Потом он повернулся к Крабу, и тот надел Гойлу пару боксёрских перчаток. Вот оно что! Это же боксёрские перчатки! Как же я сразу не узнал?

      Пока Краб возился с Гойлом, последний кивнул мне на полку с боксёрскими принадлежностями. Я взял шлем и, вспомнив, как его надевал Гойл, приладил себе на голову и завязал. Краб достал ещё пару перчаток, покачал головой и достал пару поменьше. Гойл отчего-то болезненно поморщился. Ага, а у него вон какие большие! Мне явно будет больнее! Краб завязал мои перчатки тоже.

      — Это что, чтобы мне было не так больно? — спросил, показывая на шлем.

      — О, нет, — пообещал Краб. — Больно тебе будет — будь здоров. Нет, шлем и перчатки — чтобы от побоев синяков не оставалось!

      Логично! Все ведь знают, что Поттер, чуть что, бежит жаловаться! Краб засунул каждому в рот по резиновой штуке, которая сразу стала мешать мне дышать. Гойл встал напротив и протянул мне перчатки. А, где-то я это видел. Я ему протяну свои, а он по ним треснет и скажет: “Я должен тебя убить!” Чёрта с два! Я спрятал руки за спиной.

      — Не дури, Поттер! — сказал Краб. — Прояви уважение к сопернику!

      Уважение, как же! К кому? К этим гориллам? Я вытянул перчатки вперёд, и Гойл просто коснулся их своими, после чего шагнул назад, поднял руки так, что голова оказалась полностью прикрыта ими, и зачем-то начал прыгать. Взад-вперёд, взад-вперёд! Если это танец дождя, то я — Королева Англии. К тому же у нас и так весь день дождь идёт, не переставая.

      — Подними руки, Поттер! — приказал мне Краб. — Подними!

      Дурак я, что ли? Он же мне сразу между ног засадит! Голова моя взорвалась миллионами маленьких звёздочек. Так вот ты какой, Млечный Путь! А что, красиво!

      — Брейк! — сказал Краб. — Поттер, ты что, совсем тупой? Я тебе что сказал? Голову защищать. А ты?

      — Яйца важнее, — огрызнулся я, пытаясь остановить раскачивающееся помещение.

      — После того, как ты получишь в голову, твои яйца можно будет брать голыми руками! — я хихикнул, а он чертыхнулся. — Ну, я не это хотел сказать. Короче, ты понял? Если ты, получив в голову, оказываешься в отключке, то — всё, понял?

      — Понял, — согласился я.

      — Давай, вставай в стойку! — скомандовал Краб. — Посмотри на Грега, видишь, как он руки держит? Видишь? Словно щит перед головой. Повтори!

      Я поднял руки, спрятавшись за ними, и почувствовал себя в полной безопасности. Теперь мне сам чёрт не брат!

      — Грег, покажи ему джеб! — мне в руки послушно прилетели несколько ударов левой рукой, которую Гойл держал чуть ближе ко мне. — Видишь, держит. Грег, изобрази хук!

      Я так понял, что “изобрази” — это не то, что “покажи”. Откуда-то сбоку мне в челюсть прилетела перчатка… и застыла, коснувшись её.

      — Уклоняться нужно, Поттер! Вот, стукни Грега!

      — Ага, нашёл дурака! — ответил я, прячась за перчатками. — Я руки только уберу, а он мне как вмажет!

      — Хорошо, что ты это понял, Поттер. Не бойся, не вмажет. Просто попытайся стукнуть его. Как хочешь, даю тебе на это две минуты.

      Я опустил руки и присмотрелся, выискивая слабое место. Ну, вот сюда можно!

      — Аш… шайтан! — Гойл, выплюнув свою резинку, шипя, опустился на корточки, слегка покачиваясь на носочках. Краб заботливо, как наседка над цыплёнком, нагнулся над ним:

      — Дыши, Грег, дыши, не так уж сильно ты и получил. Это же Поттер, он ещё бить не умеет.

      — Какого чёрта! — сквозь зубы выдавил из себя Гойл. — Да хоть Мать Тереза, я же без щитка!

      — Это я виноват, не объяснил ему, что к чему. Ты дыши!

      — Да дышу я, дышу!

      Оставив Гойла, Краб поднял с пола его резинку и помыл под краном в углу, а потом повернулся ко мне:

      — Поттер, ты мне скажи, тебя таким тупым мама родила или тебя уже позже кормилица в детстве уронила? — я хотел было ему рассказать какую-нибудь слёзную историю про то, что ни мамы у меня не было, ни кормилицы, а одни лишь Дурсли, и вообще я умный, но вовремя прикусил язык, поняв, что это к делу отношения не имеет. — Так вот, раз и навсегда запомни — ни в боксе, ни в любом другом единоборстве не допускаются удары соперника в пах. Ты понял, тупица?

      Хоть я и не тупица, но я всё равно кивнул.

      — Теперь скажи: “Извини, Грег” и протяни ему перчатку.

      — Извини, Грег! — послушно сказал я. Гойл, который к этому моменту уже стоял согнувшись, хлопнул меня по руке. Подождав, пока он окончательно придёт в норму, Краб вставил ему в рот резинку и повторил:

      — Итак, Поттер, твоя задача — задеть Грега. Не по яйцам!!! В боксе все удары — только выше пояса!

      Я ударил Гойла в перчатки, вполне закономерно попав в них, потом сбоку, но промахнулся. Потом промахнулся ещё раз и ещё. Почти не двигаясь с места, толстяк Гойл спокойно провожал взглядом мои летающие мимо него перчатки, лишь слегка отклоняя корпус в разные стороны. Я шагнул вперёд и махнул рукой так, чтобы гарантированно поймать его на уклонении, но он просто нагнулся вперёд, пропуская мою руку над собой.

      — Итак, Поттер, скажи мне, что в защите главное? — спросил Краб, когда я, тяжело дыша, упёрся руками в колени.

      — Руки… ха… ха… не опускать, — ответил я.

      — Правильно, Поттер. Опустил руки — ты лежишь. Решил отдохнуть, расслабиться, на секунду опустил — бац! Ты лежишь. А после рук?

      — Уклонение… ха? — спросил я.

      — Смотри-ка, Поттер, а ты не настолько тупой, как обычно прикидываешься, — одобрил Краб. — Давай, в защиту! — скомандовал он мне. Я поднял руки и приготовился защищаться. Гойл подошёл ко мне ближе и стукнул по рёбрам, заставив меня сложиться пополам. Я пытался вдохнуть, но у меня не получалось — организм словно забыл, как дышать.

      — Не паникуй! — посоветовал Краб. — Сейчас пройдёт. Это он тебя на выдохе поймал. Понимаешь, Поттер, — задушевным тоном начал он, отвлекая от бесплодных попыток вспомнить, как это делается, — свалить соперника можно и ударом в корпус. В корпусе есть много нежных органов — печень, почки, сердце, диафрагма. Конечно, хорошего бойца трудно пробить, но дыхание такие удары сбивают, а это приводит к усталости, а от усталости — что? Правильно, опускаются руки. С другой стороны, я сам видел несколько раз, как после нескольких или даже одного удара по печени высококлассный боксёр падает и не может встать…

      С выпученными от натуги и недостатка кислорода глазами я слушал Краба, все отчётливее понимая, что его мне тоже придётся спасать от той жуткой смерти, которую он сам на себя наслал в ночь перед битвой за Хогвартс. Чёрт, так много нужно успеть, и так мало времени на это! С шумом вдохнув, я разогнулся.

      — Полегчало? — спросил Краб, не очень интересуясь моим ответом. — Вот, посмотри на Грега, как он стоит. Видишь?

      Я только сейчас обратил внимание, что Гойл, прикрываясь перчатками, скрючивается так, что локтями достаёт до самого низа рёбер. Я попробовал сделать так же.

      — Отлично, — оценил Краб. — Всё-таки, хорошо, что ты не до конца тупой. Есть ещё проблеск мысли. Так, Грег, — обратился он к товарищу, — ты как, отработку уклонения ещё можешь?..

      — Ве вопвоф, — ответил тот через зажатую в зубах резинку. — Фы ве фё авно ве овет.

      — Иди сюда, Поттер! — позвал меня Краб, держа в руках похожую на толстую жилетку штуковину. Я подошёл, он надел “жилетку” на меня спереди и закрепил на “липучке” за спиной. — Так, смотри, Грег будет тебя лупить. Два удара в корпус и два — боковыми в голову. Те, что в корпус — просто принимаешь, делая резкий выдох на каждом ударе, а от боковых уклоняешься, как бы ныряя под них. Понял? — Я кивнул. — Тогда поехали!

      Грег тут же засадил мне по рёбрам почти без задержки справа и слева, а потом у меня в голове снова взорвалось миллионом звёздочек. Первое, что я увидел, был пол под моей щекой и две пары ботинок.

      — О, очухался! — сказали ботинки голосом Краба. — И трёх минут не прошло!

      — Да говорил я тебе, что я руку успел остановить, как понял, что он уклоняться не собирается, — ответила другая пара голосом Гойла.

      — Скажем так, “почти успел остановить”, — прокомментировал Краб. — Нет, он всё-таки тупой. Он тупой, Грег, скажи мне?

      — Тупой, конечно, — согласился Грег. — Ты ему всё чётко сказал — два по рёбрам и два в голову.

      — В голову был только один, — вяло возразил я, не желая расставаться с полом. По крайней мере, пока я на полу, меня никто не бьёт.

      — Поднимайся давай! — скомандовал Краб.

      — А то что? — спросил я.

      — А то будет бо-бо. Много-много. Я ему понятно объяснил, Грег?

      — Теперь уже даже не знаю. Может, язык знаков попробуем?

      — Ну, тупо-о-ой!

      — Хватит! — сказал я, рывком приподнимаясь. Ой, зря я это сделал! Зал пошёл волнами и начал раскачиваться.

      — Что, Поттер, тебе ещё в голову не прилетало? — заботливо осведомился Краб.

      — Побольше, чем тебе, — огрызнулся я.

      — Да ну, ты гонишь! — и они оба заржали.

      — Про жизнь у магглов я тоже гоню? — хмуро спросил я, и смех сразу прекратился.

      — Про жизнь у магглов ты нам потом расскажешь, Поттер, — серьёзно сказал Краб. — А сейчас будем учиться. Ты готов?

      — Я… я не знаю, — честно признался я.

      — Грег начнёт медленно. Так, чтобы у тебя было время обдумать. Давай в защиту. Корпус слева! — в левый бок вошёл кулак Гойла, и я резко выдохнул. — Корпус справа! Хук слева! — Грег медленно выбросил правую руку, которая по дуге полетела к моей голове. Я пригнулся, пропуская её над собой. — Хук справа! Корпус слева! Корпус справа!

      Когда они меня отпустили, до запланированных посиделок в Комнате-по-желанию оставалось пятнадцать минут. Я стрелой домчался до душевой, в темпе помылся и ещё быстрее помчался на седьмой этаж. Я зашёл в комнату, с облегчённым вздохом закрыл за собой дверь и пружинистой походкой направился на оставленное мне девушками место в центре комнаты, сопровождаемый восхищёнными взглядами. Я был быстр, как гепард, и грациозен, как пантера.

      — Э, Гарри, ти пачэму опоздал на полчаса, да? — спросила Падма Патил.

      — И пачэму ходыш, как старык? — поинтересовалась Парвати. Кряхтя и чуть ли не всем весом опираясь о Дафну, я сел на подушку и попытался подогнуть под себя ноги. Ноги не гнулись. Ни в ту сторону, что должны гнуться, ни в ту, что не должны. Сидеть тоже не получалось, хотелось лежать. Всё тело болело и ныло. Чёртов Гойл, даже несмотря на защиту, превратил мои рёбра в один сплошной синяк и ещё раз пять показывал мне “небо в алмазах”.

      — Девушки, дорогие, а можно я прилягу?

      Один лишь простой, казалось бы, вопрос, а как много шума. Почти по Шекспиру. Какие они все, оказывается, заботливые! Натаскали подушек, чтобы его Чудомальчиковое Геройство на мягком лежало, сверху на них взгромоздили меня, заставив терпеть жуткую боль, которую причиняли любые телодвижения, и даже положили подушечку под голову. Красота! Чтобы мне не пришлось листать учебник, Сьюзан Боунс читала вслух для всех, и так же вслух все обсуждали прочитанное. Миллисента долго обещала “поубивать гадов, которые сделали больно нашему Поттерчику”, а Дафна… Дафна просто улыбалась мне своей ласковой улыбкой, которая будила во мне ложное ощущение, что я готов вскочить и побежать прямо сейчас, сей же момент, да ещё и мимоходом завалить мамонта, оторвав ему хобот…

      Закончили вечер мы традиционно “байками Поттера”, в которых я не уставал воспевать свою подругу, становившуюся у девчонок всё более популярной. Потом меня подняли, и я поковылял в башню Гриффиндора, вежливо, но решительно отказавшись от перспективы быть дотащенным туда на нежных девичьих плечиках. Дафна на прощанье незаметно послала мне воздушный поцелуй. Гермиона довела до самой лестницы в покои и отпустила, только убедившись, что дальше я доберусь сам. Не раздеваясь, я повалился на постель, и последней мыслью, что мелькнула в моей голове прежде, чем я канул в блаженное забытьё, была мысль о том, что мне наконец по-настоящему хорошо в Хогвартсе.

     Утром я проснулся в несусветную рань — в пять часов. Было такое ощущение, что я продолжаю спать и видеть какой-то унылый безрадостный сон, в котором зачем-то встаю в пять утра. Кошмар да и только. Да ещё и в понедельник! Чего мне меньше всего хотелось — так это в одиночку бегать вокруг замка. Я вышел на середину комнаты, набрал воздуха в лёгкие и крикнул, усилив громкость заклинанием:

      — Па-а-адъём, сухопутные крысы!

      Мои товарищи тут же вскочили, причём Шеймус опять уронил на себя балдахин, а Невилл просто свалился с кровати на пол. Ничего не понимающий спросонья Дин стоял передо мной, молодцевато выпятив грудь, а Рон переминался с ноги на ногу на кровати, отчего та жалобно скрипела.

      — Рон, слезь на пол. Дин, распутай Шеймуса, — распорядился я, помогая Невиллу подняться. — Теперь все обуваемся и за мной!

      — Погоди, Гарри, — попробовал возразить Финниган. — Изволь-ка объяснить…

      — Шеймус, — сказал я ему, приблизившись вплотную, — у меня от объяснений голод наступает. А ты знаешь, что такое Голод, а, Шеймус?

      Он побледнел и отшатнулся. Мы надели мантии прямо на пижамы и гуськом двинулись на выход. На улице было темно, сыро и так холодно, что мне даже послышался хрустальный звон у меня в штанах. Выдохнув облачко пара, я сказал:

      — Так, сегодня у нас один круг бегом вокруг замка. Один — потому что в первый раз. Рон первый, я замыкающий. Вперёд!

      Шеймус опять попытался было что-то спросить, но захлопнул рот, едва мои клыки начали удлиняться. Дин продолжал спать на ходу, я не был даже уверен, что он сейчас в этом сне видит нас, а не райских гурий. Невилл был полон решимости… Просто полон решимости. А Рону было без разницы, поскольку он страдал не от недосыпа, а от голода. Он повернулся налево и грузно затрусил вдоль стены, тряся своими окорочками. Шеймус сразу припустил за ним, явно желая держаться от меня подальше, за ним Невилл, Дин и я. Уже через полкруга я понял, что мне не так уж и холодно. Когда мы добежали обратно до входа, ото всех нас валил пар, как от лошадей на ипподроме. Рон тяжело дышал, согнувшись и упёршись во колени, Невиллу было не лучше, а у меня так всё со вчерашнего вечера и болело. Шеймус с Дином, постоянно гоняющие в футбол на лужайке позади замка, глядели на нас с лёгким превосходством.

      — Так… ха… теперь — зарядка! Ха… — сказал я и подал пример. Сначала наклоны вперёд, назад, влево и вправо, потом помахать руками и повращаться в разные стороны, разминая торс, потом отжимания и приседания по три серии. Рон с Невиллом отжимались на коленях, а мы втроём — как положено, на носочках. Дин вместо десяти раз отжимался по двадцать. Я вспомнил было про турник у стадиона, но потом решил, что для первого раза и так достаточно. Уже в коридоре Хогвартса Дин вдруг очнулся, огляделся по сторонам и срывающимся голосом спросил Финнигана:

      — Шеймус, что мы тут делаем?

      — Я сам не знаю, — признался тот. — Спроси лучше… — он покосился на меня и правильно прочитал выражение на моём лице: — Спроси лучше Рона, он тебе расскажет!

      — Какой-нибудь печеньки ни у кого не завалялось? — жалобно спросил Рон, услышав своё имя.

      О да, чуть не забыл — на уроке Амбридж тупой Поттер опять напросился на “отработку”. Я только что руками себе рот не затыкал — не помогло! Совершенно против моей воли проклятый язык начал ей рассказывать про профессора Квиррелла с Волди на затылке. Причём совершенно неожиданно — поскольку у меня даже из головы вылетело, что по сценарию Поттер обязан быть таким тупым. Может, язык отрезать? Хотя я не уверен, что Сценарий не заставит меня показывать Амбридж два пальца на каждом уроке. На выходе из кабинета свежеиспечённого Инспектора по Делам Несовершеннолетних я совершенно для себя неожиданно опять встретил миссис Малфой.

      — Здравствуйте, Нарцисса, — поклонился я ей.

      — Здравствуй, Гарри, — кивнула она. — Как тебе мои помощники?

      — Какие? — не понял я.

      — У тебя должны были появиться два новых друга, — с улыбкой объяснила она. Друга? Друга?!! Так это были друзья? Отбитые в сплошной синяк рёбра и не проходящий звон в голове — это у меня такие друзья? Я поневоле задрожал, пытаясь представить, что со мной будут делать враги.

      — Спасибо, мне очень понравилось! — соврал я. Она не заметила или проигнорировала фальшь в моём голосе.

      — Я хотела тебе сказать, что я виделась с Сириусом и принесла клятву верности ему, Алексу Паркинсону и Гарри Поттеру. Когда ты увидишься с моим кузеном в следующий раз, он тебе это подтвердит. Кроме того, он снабдил меня подробной информацией по части того, что будет с тобой происходить в последующие три года, и я там вычитала прелюбопытнейшую новость — оказывается, ты несколько поспешил с известием о том, что твоя отработка закончена. Ты позволишь? — она показала на мою руку. Взяв меня за запястье, она провела палочкой по коже, заживляя свежие порезы. — На эту неделю шариков тебе хватит, а потом я принесу ещё. Иди уже, у меня тут небольшое дело, — и она накинула капюшон, поворачиваясь к кабинету Амбридж. Мысленно пожелав профессору ЗОТИ сладких Круциатусов, я пошёл в тот закуток, где обычно активировал Маховик Времени. Опять эти чёртовы тридцатичасовые сутки! Я поставил Маховик на три часа дня, запустил его и пошёл в боксёрский зал, где сразу же забылся мёртвым сном на какой-то относительно мягкой подстилке.

      Проснулся я от громких голосов рядом:

      — Гляди-ка, Винс, как он с ним обнимается! — прогромыхал голос Гойла.

      — Точно, и ещё сладко причмокивает, — ответил голос Краба.

      — Может, пойдём, Винс, не будем им мешать?

      — И то дело. Разве можно стоять на пути такого светлого чувства?

      — Никакой возможности. Гляди, он его всего слюнями увозил!

      — Эти гриффиндорцы, оказывается, такие страстные!

      — Уведёт он у нас Германа, как пить дать, уведёт!

      Я раскрыл глаза и попытался оценить ситуацию. Оказывается, заснул я ничком на какой-то кожаной колбасе диаметром сантиметров пятидесяти, к которой на толстых брезентовых верёвках были приделаны сосиски потоньше, которые должны изображать руки. Как раз под моим лицом какой-то шутник намалевал глаза, рот и нос.

      — А всё оттого, Грег, что ты с ним был груб!

      — Я? Груб? Да я за Германа кому хочешь пасть порву!

      — Да? А кто его пинал в позапрошлую пятницу? А Герман — тоже человек, ему любви и ласки хочется!

      — Хватит валяться, Поттер! — сказал Гойл. — Давай уже смахнёмся!

      Я поднялся на руках и сел, пытаясь вырваться из лап сна. Я проспал меньше четырёх часов, и корёжило меня от этого не по-детски.

      — Эта поза называется “наездница”, Поттер, — прокомментировал Краб. — А вы с Германом неплохо смотритесь!

      — Тьфу, похабщина какая-то, — отозвался Гойл. Я наконец встал и на всякий случай отошёл подальше от “Германа”, будто меня и вправду застукали за чем-то непотребным. — Срамота! — добавил он мне во след.

      — Что, Поттер, бессонные ночки замучили? — участливо поинтересовался Краб. — А ты, случаем, с девками не перебрал?

      — Да я уже и сам начинаю так думать, — буркнул я в ответ.

      Моё общение с сокурсницами, в общем-то, изначально и планировалось быть выставленным напоказ, но девчонки восприняли новую игру с большим энтузиазмом. Если мой завтрак проходил за столом Гриффиндора, то на обед и ужин рейвенкловки и хаффлпаффки сгоняли часть своей малышни на столы Гриффиндора и Слизерина, освобождая места для однокурсниц с этих факультетов. На переменках перед уроками девушки тоже сбивались вокруг меня. Самое приятное для меня, а точнее, для моего плана, было то, что я им для общения больше не требовался, служа этаким фонарным столбом, под которым они встречались. Они разбивались на несколько “смешанных” групп — говоря “смешанных”, я имею в виду школьниц с разных факультетов — и о чём-то своём девичьем общались, время от времени оглашая пространство взрывами хохота, иногда оставляя меня предоставленным самому себе или — что даже ещё лучше — одной хорошенькой блондинке со Слизерина.

      Лучшей наградой моим замыслам был вынесенный мозг Снейпа, что, кстати, произошло в два этапа. Первый случился, когда Дафна поработала над внешностью Гермионы. Я тогда впервые в жизни увидел, как нос этого напыщенного индюка опустился на нормальный уровень. Весь урок зельеварения он просидел за своим столом, мечтательно подперев подбородок рукой, а когда котёл Невилла привычно взорвался, вышел из транса только для того, чтобы громогласно заявить:

      — Двадцать очков Гриффиндору!

      Когда же на следующем его уроки я уселся в тесный кружок девушек со всех факультетов, с ним приключилась форменная истерика, достигшая апогея в тот момент, когда он попытался оттащить в сторону Трейси Девис, ухватив её за руку. Тут уже слизеринки устроили ему обструкцию, дружно пообещав пожаловаться директору школы и министерскому Инквизитору на его грязные приставания. У Снейпа в его чёрном мозгу, видать, что-то щёлкнуло, поскольку он добавил ещё двадцать очков Гриффиндору, а в конце урока даже не решился на меня наорать, скорее всего, из-за того, что делать это ему пришлось бы в плотном кольце моих “поклонниц”.

      Краб подошёл к стойке с оборудованием и достал пару совсем небольших перчаток, которые и предложил мне надеть:

      — Сегодня, Поттер, ты будешь учиться, как правильно бить.

      Он подвёл меня к огромному кожаному мешку цилиндрической формы, подвешенному на цепи к потолку и стал показывать движение рукой при ударе. Гойл отошёл к другому снаряду, который был, скорее, похож на небольшую грушу, на пружине прикреплённую снизу к фанерному кругу, и стал методично её набивать сначала одной рукой, потом другой, а потом обеими попеременно, отчего груша моталась, как бешеная. Я, раскрыв рот, завороженно следил за тем, как его кулаки ходят по кругу в высоком темпе, заставляя грушу плясать под ударами.

      — Поттер, не отвлекайся! — снисходительно посоветовал Краб. — До этого у тебя тоже дойдёт очередь!

      Я вернулся к самоистязанию у большой груши. Ещё через час непрерывной молотьбы по коже и возмущённых криков Краба, в которых слово “тупой” было, пожалуй, самым ласковым, я мчался обратно в замок искать Комнату-по-желанию. На мой прямой вопрос относительно того, откуда на меня внезапно свалилось счастье в виде их компании, Гойл ответил, что давно уже мечтал вломить мне с правой, но какой-то кодекс не позволяет им бить гражданских лиц. Краб же сказал, что указания им выдала очень, очень уважаемая и их родителями, и ими самими дама. В общем, я всерьёз задумался, не лучше ли было вступить в союз с Волди — тот бы просто шарахнул по мне Авадой, не утруждая себя предварительным отбиванием моей тушки для последующего запекания в панировочных сухарях.

      Я, честно говоря, не знал, что ищу, поскольку Сириус не посвятил меня в свои планы относительно обстановки. К счастью, Карадок Дёборн нашёлся в коридоре на седьмом этаже, и мы сразу прошли вовнутрь. Я, конечно, ожидал чего-то особенного, но такого… Комната была абсолютно пуста — кроме двух тонких ковриков на полу, в ней не было ничего, даже стены вместо драпировки или деревянных панелей были просто покрыты ровным слоем штукатурки. В центре под потолком горел одинокий, неведомо кем забытый Люмос.

      По правде говоря, я ожидал большего. Что, как минимум, мне дадут причаститься к какому-то тайному знанию или испить из какого-нибудь Фонтана Мысли. Отнюдь. Сириус уселся на коврик и, дождавшись, пока я размещусь напротив, начал нести такую тошнотворно-буддистскую чушь, что я подумал, что моя смерть близка. Ибо, если бы я не сдержал рвущийся наружу зевок, то он бы меня точно пришиб. Да, есть в этом какая-то ирония и даже неправильность — получить в зубы от Сириуса после мирной встречи с гориллами Хорька. Куда катится мир!

      — Никто не знает, как работает магия, — разглагольствовал он. — Тем не менее, уже давно нам, волшебникам, очевидно, что никакой особой магической “силы” у нас нет. Есть разница в знаниях и умении их применять. Таким образом, чтобы быть сильным магом, нужно, в первую очередь, хорошо учиться.

      Вот в этот момент меня чуть и не пробило. Я, конечно, привык к поучениям и готов принимать их от взрослых, но Сириус — он же мне как бы товарищ, помимо всего остального. И от своего товарища подобной мозгопромывки ожидал меньше всего, отчего она меня так легко и застала врасплох.

      — Чем больше ты будешь знать, тем обширнее будет арсенал твоих заклятий и контрзаклятий, — поморщившись на “контрзаклятиях”, поскольку вновь вспомнил о проявленной сегодня дурости Поттера, за которую я именно в этот момент отдуваюсь в кабинете Амбридж. — Но одних знаний мало, как мало и практики. Тебе нужно научиться в точности до мелочей воспроизводить соответствующее заклинанию движения палочкой и делать это как можно быстрее. В идеале — рука сама должна двигаться, стоит лишь подумать о заклинании.

      Тут уже я не удержался.

      — О, мудрейший! — склонил я голову. Сириус прищурился:

      — А скажи-ка мне, юный падаван, отжимался ли ты сегодня? — я усиленно закивал, показывая, что свою норму на сегодня уже взял. — Значит, знаешь, как это делается, — констатировал он. — Давай-ка, двадцать раз! — заметив моё колебание, он махнул рукой, подгоняя меня: — Давай-давай! Чем ты сильнее, тем дольше сможешь махать палочкой в бою!

      Я в этом нисколько не сомневаюсь. Особенно важна выносливость, если вместо палочки махать битой для крикета или сачком для поло. Кряхтя от боли в перетруждённых конечностях, я принял стойку “упор лёжа” и, сцепив зубы, стал отжиматься.

      — Чуть не забыл, — сказал Бродяга, когда я закончил, и полез в сумку, доставая мне стеклянную пол-литровую бутылку с зелёной жестяной крышкой, заполненную белой коллоидной массой. — На-ка, выпей, не так сильно завтра болеть будет, только взболтай прежде, чем открывать!

      Я послушно взболтал, содрал крышку и начал пить.

      — Фу, ну и гадость! — скривился я. По вкусу — практически прокисшее молоко.

      — Это только в первый раз! — улыбнулся крёстный. — Когда распробуешь, ещё и добавки просить будешь!

      Я осушил бутылку и приготовился внимать.

      — Я тебе открою маленький секрет. В конце концов, кому ещё, как не моему крестнику? Знаешь, зачем в Азкабане дементоры? — вдруг спросил он.

      — А при чём тут это? — удивился я.

      — При том, — ответил он. — За десятки лет безделья волшебник способен достичь такой степени концентрации, что творить заклинания он может любым предметом и даже без оного… Ступефай! — сказал он, взмахнув рукой, и в стену вонзилось запущенное им заклинание. Я вздрогнул. — Ловкость рук и никакого мошенничества! — засмеялся Сириус, показывая мне пустую руку.

      — Так ты… Так вот ты как… — мне только и оставалось, что хватать воздух ртом.

      — Да, Щеночек! — грустно посмотрел он на меня. — Сложнее всего было отрешиться от ужасающего чувства безысходности, которое в тебе сеют эти порождения тьмы.

      — Ты… — я наконец справился с охватившим меня волнением. — Ты — лучший, Бродяга, и не потому, что ты сбежал из Азкабана. Ты…

      — Я знаю, Щеночек, — снова улыбнулся он. — А теперь, когда ты увидел, к чему стоит стремиться, давай приступим к упражнениям.

      Упражнения сводились к тому, что я должен был закрыть глаза и отрешиться от всего, сконцентрировавшись на одном-единственном Люмосе, и моя рука должна была сама его вычерчивать, как только я подумаю или скажу “Люмос!” По-моему, у меня в какой-то момент стало даже немного получаться, поскольку, когда Сириус разрешил мне открыть глаза, он выглядел довольным и беззаботным.

      — Завтра — в это же время, — объявил он. — Кстати, мы с Дэйвом вроде как договаривались ещё и о боевых искусствах, но Нарцисса мне сказала, что она эту проблему решила…

      — Да, — подтвердил я. — Она мне нашла учителей, которые, вроде как, понимают, что делают.

      — Ну и хорошо, — согласился он и добавил: — Да, кстати, она поклялась в верности мне и тебе. Так что ей теперь можно доверять. Более-менее. Я передал ей то, что мой братан Димон приготовил специально для Малфоя, и таким образом она теперь почти полностью в курсе происходящего и предстоящего. За исключением, конечно, мелких деталей вроде источника этого знания и вообще… — он обвёл руками комнату. — Так, тебе, как я понимаю, пора! Не стоит заставлять ждать сразу девятнадцать подружек!

      Он подмигнул мне, накинул на себя почти такую же мантию, как у меня, и мы вышли из комнаты. Вовремя, конечно, поскольку девчонки уже начали подтягиваться и недоумевали, отчего Комната-по-желанию недоступна. Я услышал ещё один тихий смешок крёстного, и вновь открыл вход. На этот раз я решил пошалить, и вместо более-менее классической библиотеки нам предстал диван совершенно персидского образца — ближневосточный интерьер, низкие столики, покрытые арабской вязью, персидские ковры, прозрачные занавески и множество шёлковых и бархатных подушек с бахромой. Девицы, точнее, те из них, кто смог оценить, прыснули от смеха, а Гермиона строго на меня поглядела:

      — Гарри, это несерьёзно!

      Я погладил её по хорошенькой головке, на которую так облизывался Снейп:

      — Расслабься! В жизни должно быть место празднику!

      В пять утра я, используя пинки и обсценную лексику, сумел растолкать своих товарищей на утреннюю пробежку, причём, они всё время ныли, что у них всё болит. Я им охотно верил — натруженные вчера мышцы и вправду ныли, и это при том, что я испил того белого зелья, что дал мне Сириус. Тем не менее, мы успешно завершили пробежку и зарядку. Мне только показалось или Рон всё-таки начал худеть?

      За завтраком меня ждал сюрприз — на столе Гриффиндора стояла увесистая посылка. При попытке её поднять, я понял, что, во-первых, она весила около пятнадцати килограмм и, во-вторых, вмещала в себя два дюжинных контейнера молочных бутылок. На крупную надпись “Кефир” на боку коробки я внимания не обратил. Я распаковал тару и раздал товарищам по бутылке. Потом подумал и, подозвав первоклашку Хаффлпаффа, отдал две ему, шепнув на ухо, чтобы он отнёс их Гориллам. Потом вполне ожидаемо на меня наорала Анджелина. Что-то она меня начинает раздражать. Тем хуже для неё — в эту субботу будет полнолуние. Что это означает — все знают.

      День прошёл, как по нотам. Как раз в нужный момент из меня вылез наружу Поттер и сцепился с Амбридж. Мерлин, как можно быть таким тупым! Я постепенно начинаю верить Крабу с Гойлом. Результат предугадать нетрудно — ещё один вечер “отработки”. В точности, как и было написано в Сценарии. Одно маленькое отклонение — случайно наткнувшись взглядом на кисть Инспектора, я заметил, что совсем не зря она весь день прятала руки — на тыльной стороне её ладони отчётливо виднелась надпись “Я старая лживая сука”, нацарапанная её собственным пером. Не очень, конечно, педагогично, но жить мне сразу стало веселее. Браво, Нарцисса! “Если не можешь предотвратить — возглавь!” Выйдя в полночь из кабинета Амбридж, я церемонно раскланялся с фигурой в капюшоне и придержал ей дверь. Ни в чём себе не отказывайте, миссис Малфой!

      Вернувшись за полночь из петли времени, я натолкнулся в гостиной на Уизли и Грейнджер. Гермиона приготовила лекарство для моей руки, а потом они вдруг вместе начали меня убеждать, что, раз Амбридж ничему не учит, то это должен делать я. Чёрт, совсем забыл! Мало забот было, теперь ещё придётся возглавить АД, он же “Армия Дамблдора”. Одно то, что эта организация будет называться именем вурдалака Альбуса, приводит меня в прескверное настроение. В общем, спасибо тебе, Гермиона! А то у меня без этого дел не хватало! Я так разозлился, что разбил о пол миску с настойкой растопырника, и принялся на них орать, после чего меня немного отпустило, и я пошёл спать.

      В следующие дни стало немного легче — Поттер внутри меня сидел тихо и не рвался ошарашить весь мир своей несгибаемостью и ослиным упрямством. Краб с Гойлом продолжали меня обучать на свой суровый манер, то заставляя меня колотить грушу, то используя в качестве груши меня. В четверг я ничего не делал, только прыгал на скакалке и поднимал гантели, и так и не понял, зачем. Сириус по-прежнему занимался моей концентрацией, и, судя по всему, дела шли вполне неплохо. Кроме того, он не упускал случая задать мне какой-нибудь вопрос по пройденному в школе материалу, заодно обновляя и свои знания. Насколько я понял, он сейчас ускоренными темпами читал книги по магии, восстанавливая забытые знания.

      В пятницу утром Рону удалось полноценно отжаться один раз — нормально, стоя на носках и не сгибаясь при этом. Мы все вчетвером ему аплодировали, распугав спящих ворон на соседних деревьях. Невилл пока ещё так не мог, но видно было, что он старается — по крайней мере, отжимания на коленях он делал, пока уже не мог отжаться совсем, и я двумя пальцами поддерживал его под плечи, добавляя то минимальное усилие, которого ему не хватало на последний раз. Дин больше не спал на ходу, а жизнерадостный Шеймус уже втянулся и во время пробежки вовсю портил нам настроение своими дурацкими историями про родную деревню.

      В ночь на субботу пришло время осуществления первой части моего плана. Я нарочно задержался подольше в гостиной, изображая усердие в учёбе, и дождался, пока все уйдут спать. Тогда накинул на себя мантию и отправился наружу. Я не поведал Сириусу моих планов полностью, поскольку не знал, как он отнесётся к ним — а с него сталось бы и присоединиться, — а лишь сказал, что принял его слова за дурную шутку, которой ни за что не поверю. Тогда-то он мне и рассказал о том месте, где сам рассчитывал “подновляться”. Полчаса ходу или десять минут бегом. Я предпочёл второе, для меня теперь вся жизнь — борьба. И не потому, что я хотел жить — нет, просто, я точно знал, к чему приведёт моя беспечность или бездействие — к смерти Сириуса, Римуса, Тонкс и Фреда, а главное — к Джинни Поттер. Тьфу! Эта мысль придала мне дополнительных сил, и я ускорился, огромными, как мне казалось, прыжками рассекая промозглость ночи.

      Нужное место нашёл не сразу — над ориентированием по приметам, оставленным Сириусом, стоило ещё работать. “У красного гидранта повернуть в сторону от дома, где топят антрацитом, пробежать через поля клевера до начавшего гнить дерева, на котором свили гнездо сойки, пересечь пахнущий тритонами ручей, проползти под забором и, учуяв слабый кошачий запах, повернуть в сторону одинокого высокого дуба. На полпути между кошачьим запахом и дубом будет нужное место”. Это — шедевр! Начать с того, что в кромешной тьме цвет гидранта мне совсем не был виден, антрацит я худо-бедно распознал, а дальше… В общем, побродив с Люмосом по округе с полчаса, я увидел большую чёрную собаку и крикнул ей:

      — Бродяга!

      Это оказался и вправду он. Мы добрались до искомого кургана, тщась разглядеть за облаками полную луну. К ней же нужно было встать лицом! К счастью, Сириус успел где-то по пути найти проплешину в облаках и примерно представлял направление. Я плюнул вправо, ущипнул себя правой рукой за левую пятку и сказал “Чур, не я!”. После этого то же самое повторил крёстный. После этого, прищурившись, посмотрел на меня:

      — Ну, я-то знаю, зачем я это сделал, а вот ты?

      — Я тоже знаю, — с независимым видом парировал я. Сириус осуждающе покачал головой:

      — Только не натвори ничего, за что мне пришлось бы краснеть!

      То есть, говоря нормальным языком — не попадайся! Ничего такого, за что Сириусу пришлось бы краснеть, я, конечно, делать не собираюсь. Вот мама бы — та долго ругалась, это да, но Сириус… Он превратился в пса, и мы вместе побежали обратно к Хогвартсу. Точнее, это я быстро бежал, а он лениво трусил рядом. Проводив меня до дороги к замку, он гавкнул мне “спокойной ночи” и исчез в темноте, а я припустил скорее в спасительное тепло. Зайдя в Хогвартс, тут же развернул карту, желая поскорее убедиться, что таинственный обряд сработал. “Плакса Миртл” было написано в том месте, где находился я. То, что доктор прописал!

      Сегодня была первая свободная от сценария суббота! То есть, я мог творить абсолютно что угодно, и мне это сошло бы с рук. Первой мыслью было, конечно, забросать навозными бомбами кабинет Амбридж. “А как же Снейп?” — возмутилось подсознание. Точно, проблему следовало решать комплексно. Я не выдержал и побежал советоваться. Точнее, послал сову с шифровкой.

      “В одну телегу впрячь хочу я

      Дитя от жабы с индюком.

      Думаю, какое-нибудь приворотное зелье на обоих испытать”.

      Ответ пришёл очень быстро — через пять минут:

      “Мелко мыслишь. Я же просил не заставлять меня краснеть”.

      Ничего ж себе! Куда уж крупнее? Придётся взять помощь зала. Я отправил сову ещё раз с запиской следующего содержания:

      “Хочется хорошенько нашалить, а мыслей нет. Вся надежда на тебя. Жду в библиотеке”.

      Почему в библиотеке? Да потому, что сегодня был солнечный день. Очень, очень солнечный день. И, естественно, в библиотеке оказалось всего три человека: я, Дафна и, естественно, Гермиона, которая, казалось, проводила там всё своё свободное время. Рядом с Дафной на стуле отчего-то сидела Мурка. Грейнджер некоторое время косилась на улыбающуюся ей Гринграсс, а потом недоумение отразилось-таки на её лице:

      — А что это ты, Гарри, с Дафной в библиотеке делаешь? С одной лишь? Без остальных?

      — У меня есть секретное дело, и мне нужна помощь кого-нибудь, кто по-настоящему разбирается в пакостях, — предупредил я ответ Дафны. — Согласись, слизеринка — идеальный вариант?

      — Ну, — с сомнением протянула Гермиона, — наверное… Ой, какая хорошенькая! — наконец-то заметила она Мери-Сью, которая как раз спрыгнула на пол и тёрлась о мои ноги, и протянула было к ней руку, как кошка выгнула спину и зашипела. Герми с опаской спрятала конечность за спину и спросила: — А что ты придумал?

      — В том-то и дело, что пока не придумал. Давайте всё-таки сядем, — показал я в сторону стола, за которым сидела Дафна. Мы сели, и я рассказал о своём желании: — Во-первых, мне хочется отплатить Амбридж за то, что она сделала. И не потому, что мне было больно, а потому, что… — тут я заметил, что Гермиона, вытаращив глаза, делает мне странные знаки, показывая на Дафну. Та заметила моё удивление и перевела взгляд на Герми, отчего последняя тут же заулыбалась и невинно захлопала глазками. — Успокойся, Гермиона, Дафна знает и про Амбридж, и про Маховик Времени.

      — Но… Почему? — чуть не плача спросила подруга, которая искренне считала, что знание про Амбридж — её и Рона эксклюзив.

      — Дафна встретила меня в коридоре после… экзекуции, — между прочим, чистая правда. Конечно, если именно так формулировать.

      — А кто ещё знает?

      — Из наших девчонок? Никто, — тоже, между прочим, чистая правда. Надеюсь, она не обратит внимания на мою оговорку. — Ну вот, а пока я думал, какую пакость хочу устроить, я вспомнил Снейпа.

      — А что — Снейпа?

      — Да ничего, — ответил я безразличным тоном. — Просто, не далее как вчера он весь урок пялился на твою задницу…

      — Так вот зачем он заставил меня лезть на верхнюю полку за справочником! — пробормотала обескураженная Гермиона. Дафна тоже вытаращила глаза.

      — Ага, а позавчера он не сводил глаз с твоей груди!

      — Говорила я тебе, — упрекнула её Дафна, — три расстёгнутых пуговицы — это чересчур!

      — С моей — чего? — не веря мне, переспросила Герми.

      — Ах, прости! — исправился я. — Пытался заглянуть тебе за отворот рубашки, несмотря на то, что там всё равно ничего нет!

      Бум! Какие красивые звёздочки! Надо будет её с Гойлом познакомить, пусть две родственные души найдут друг друга! Зрение постепенно стало возвращаться, и я увидел улыбающуюся Дафну и хмурую Гермиону на фоне потолка. Значит, я лежу на полу. Вот что значит прекрасно поставленный удар — я перевёл взгляд пониже — и очень толстый “Справочник бесполезных заклинаний”! Мурка лизнула меня в нос своим шершавым языком. Наверняка шрам будет!

      — Это было не слишком-то умно, — заметила Дафна.

      — Да чего уж теперь! — вздохнул я.

      — Ты — скотина, Гарри! — буркнула Гермиона, держа справочник под мышкой. Меня посетила мысль, что у неё, привычной таскать такие тяжёлые книжки, должны быть сильные руки, что только что было доказано эмпирическим путём. Дафна подала мне руку и помогла подняться, довольно зардевшись, когда я в знак благодарности когтями пощекотал её ладошку. Мы опять сели.

      — Так вот, Снейп…

      — Мы уже поняли, что он — грязный любитель малолеток, заглядывающийся на пятнадцатилетних учениц, — хмуро сказала Гермиона.

      — Ни в коей мере его не осуждаю, — быстро сказал я. — Сам грешен!

      — В чём? — не поняла она.

      — Я, видишь ли, тоже заглядываюсь на пятнадцатилетних школьниц, — с раскаянием в голосе признался я и заговорщицким шёпотом добавил: — А иногда — даже не шестнадцатилетних!

      — И на кого это ты заглядываешься? — очень таким ласковым и задушевным тоном спросила Дафна.

      — Давай, расскажи нам! — требовательно постучала коготками по столешнице Гермиона. Я вздохнул:

      — Ну, раз вы так настаиваете, то так и быть, расскажу я вам свой секрет, — я ещё раз вздохнул. — В последнее время я заглядываюсь на Панси Паркинсон.

      Гермиона, которая до этого кивала головой в такт моим словам, так и продолжила кивать, только глаза вытаращила. Дафна опять мне улыбнулась. Гермиона наконец-то смогла набрать воздуха в лёгкие:

      — На Паркинсон?!! — чуть не крикнула она, напугав сидящую у меня на коленях кошку, которая тут же цапнула меня за палец, требуя двойную дозу успокоительного. — На Панси Паркинсон? На эту корову? — кошка снова укусила меня, и пришлось подключить вторую руку.

      — Герми, — сказал я оскорблённо, — выбирай выражения, когда говоришь о моей будущей жене!

      — Жене?!! — тут она совсем впала в ступор, снова вытаращила глаза и надулась, чем-то неуловимым походя на Жабридж. В глазах Дафны весело плясали чертенята.

      — Конечно! — беспечным тоном ответил я. Кошка начала тарахтеть, как трактор, которому почесали за ушками. — Вот закончу школу и сразу женюсь. Ну, это ещё не скоро. А на повестке дня у нас — Амбридж и Снейп. Я подумал, что неплохо бы их обоих обработать приворотным…

      — Это мелко, Поттер! — перебила меня Дафна. Да что же это такое? Сговорились все, что ли? — Большому кораблю — большое плавание!

      — Да я уже понял, что мелко, — с отчаянием в голосе сказал я. — А крупного ничего в голову не приходит!

      — Был такой старинный ритуал… — прищурила она глаза. — Но это — хуже, чем смерть!

      — Умоляю, продолжай! — попросил я.

      — Десять лет Азкабана! — предупредила она.

      — В смысле? — не понял я. — Их обоих — в Азкабан?

      — Да нет же! — она начала терять терпение и поджала губы. Так, нужно на время прекратить паясничать, а то меня без сладкого оставят. В смысле, без поцелуйчиков! — Если попадёшься, то тебя посадят!

      — Если я попадусь, то за меня будет краснеть Сириус, а это — хуже! — сказал я.

      — Да нет уж, — усмехнулась она, — сядем вместе!

      — Я тоже хочу! — попросила Гермиона.

      — Сесть? — не понял я.

      — Нет, я хочу в обряде участвовать!

      — Ну хорошо, — сказала Дафна. — Я точно не знаю, где искать… Последний раз эту казнь применили около пятисот лет назад к неверной жене и её любовнику…

      — Не томи! — сказал я.

      — Суть в том, что наказуемые влюбляются друг в друга так, что жить друг без друга не могут, а когда приближаются друг к другу на, по-моему, два метра, начинают испытывать самые настоящие Круциатусы. Ни отмены, ни противоядия нет.

      — Же-е-есть! — выдохнул я.

      — Может, не надо? — жалобно спросила Гермиона. — Ну, подумаешь, на грудь мою пялился! У меня там всё равно ничего нет!

      — Надо! — твёрдо сказала Дафна, которая знала чуть больше неё. Я приготовился было биться с внезапно прорезавшейся жалостью Гермионы, но тут случилось Чудо. Настоящее всамделишное Чудо, а не какое-то там волшебство. Такое, каких совсем не бывает. Мой демон наверняка назвал бы это роялем, и у меня даже появились сомнения, не его ли это рук дело. Так вот, в библиотеку ворвался Снейп и вороном понёсся вдоль полок, что-то бормоча себе под нос и выискивая на ходу. Наконец он остановился неподалёку от нас, что-то разглядывая на верхней полке, а потом потянулся за лестницей. Нас он не видел и, скорее всего, так и не увидел бы.

      — Кхе-кхе! — раздалось рядом. Я удивлённо посмотрел на зачем-то кашлянувшую Дафну, а Снейп повернул к нам голову. Он бы даже и проигнорировал наше присутствие, если бы не выцепил взглядом Гермиону, которая, пытаясь казаться незаметной, безуспешно прикрыла лицо ладошкой. Глазки Снейпа сразу стали масляными, а на его лицо наползло какое-то совершенно неописуемое выражение, которое только хорошо изучивший его человек смог бы назвать улыбкой.

      — Мисс Грейнджер! — вечно недовольный голос Снейпа не умел и не мог передавать радушия, и от воспроизводимых им сейчас интонаций даже кошка недовольно заворочалась у меня на коленях. — Всегда за учёбой, мисс Грейнджер! Очень, очень похвально! Десять очков Гриффиндору!

      Я так понял, что нас с Дафной он вообще не видел. В упор.

      — Здравствуйте, профессор! — со вздохом оторвала руку от лица Гермиона.

      — Миссис Грейнджер, не поможете ли мне? — спросил Снейп.

      — Да, конечно, профессор, — ответила она, вставая со своего места. — Чем я могу вам помочь?

      — О, сущие пустяки, мисс Грейнджер! — проскрежетал он и показал на верхнюю полку. — Не достанете ли мне вон ту книгу с красным корешком?

      Я давно заметил, что книги на Герми действуют, как валерьянка на кошек. Стоит ей показать книгу — и она забывает обо всём на свете. Так оно случилось и сейчас.

      — Вы имеете в виду “Секреты и рецепты” Лукреции Борджиа, профессор?

      — О, прекрасное зрение, мисс Грейнджер!

      — Нет же, профессор, я её уже прочитала два раза!

      — Невероятно, мисс Грейнджер! Десять баллов Гриффиндору!

      — Вам её достать, профессор?

      — Сделайте милость, если вам не трудно!

      Герми стала забираться вверх по лестнице, а Снейп снизу провожал её взглядом, сложив руки на животе. Кому-то могло бы даже показаться, что он что-то мурлыкал себе под нос. Гермиона добралась до верхней полки, и ей пришлось наклониться вперёд, поскольку Снейп поставил лестницу немного в стороне. Он же стоял снизу, задрав голову и приговаривал:

      — Двадцать баллов Гриффиндору! Тридцать баллов Гриффиндору! Пятьдесят баллов Гриффиндору!

      — Кхе-кхе! — опять кашлянула Дафна. Гермиона, которая почти было дотянулась до книжки, посмотрела на Дафну, сузившимися глазами поглядела на блаженно жмурящегося Снейпа под лестницей и, одной рукой прижимая сзади юбку к ногам, стала спускаться.

      — Простите, профессор, но достать её у меня не получилось! — покаялась она.

      — Ничего, мисс Грейнджер, я сам! Двадцать баллов Гриффиндору!

      Он полез на лестницу, не отрывая глаз от Гермионы, а она с понурым видом направилась на своё место.

      — Будьте вы все прокляты! — прошипела она, усаживаясь.

      — Так ты — с нами? — безмятежно улыбаясь, спросила Дафна.

      — Да, я с вами! — прорычала Гермиона и вдруг накинулась на меня: — А ты тоже на меня пялишься?

      Я аж опешил:

      — Нет, конечно!

      — А почему? — сузила она глаза.

      — Я тебе уже сказал! — поднял я палец.

      — Ты что, считаешь меня такой дурой, что я способна поверить в твои сказки про Паркинсон? — опять зашипела она, провожая взглядом Снейпа, который, наконец, соизволил оставить нас.

      — Ну ладно, — согласился я. — Ты меня прищучила. Я тебе открою секрет, только ты никому не говори, обещаешь?

      — Буду нема, как могила! — заверила меня она. Я склонился к ней и громким шёпотом сказал:

      — На самом деле, я женюсь на Дафне.

      Дафна теперь улыбалась задорно, а глаза Гермионы совсем превратились в щёлочки:

      — Да я ни за что не поверю, что Дафна свяжется с кем-то вроде тебя.

      — Почему? — спросил я.

      — Почему? — заинтересовалась Дафна.

      — Потому, что она-то уж точно может найти получше.

      — Кого? — удивилась Дафна.

      — Кого? — мне тоже интересно.

      — Ну-у-у, например, — Гермиона подняла глаза к потолку, шевеля губами и перебирая варианты. — Ну-у-у, — повторила она.

      — Ага! — сказал я. Она лишь развела руками. — Значит, мы с Дафной можем пожениться?

      — Да, — ответила Гермиона.

      — Дафна, милая, оно свершилось! — с чувством произнёс я, беря невесту за руку, от чего Мурка, лишённая половины причитающихся ей ласк, недовольно заворчала.

      — Я и сама не могу поверить! — взволнованно ответила Дафна. — Счастье-то какое!

      — Что случилось? Какое счастье? — ошарашенно переводила Гермиона взгляд с меня на Дафну и обратно.

      — Ты нас благословила, вот что! — ответил я, и Дафна закивала в подтверждение.

      — Тьфу на вас! — махнула рукой Гермиона. — Мы что, шуточки шутить здесь собрались?

      — Почему бы и нет? — ответил я. — Ну да ладно. Итак, что там за ритуал?

      Гермиона подняла с пола лежащий рядом с ней толстенный гримуар, бухнула его на стол и, не глядя, раскрыла его ближе к концу:

      — Вот, пока вы тут шутки шутили, я уже все нашла.

      — Да? — подозрительно спросил я. — А почему книга с таким жестоким ритуалом не в запретной секции?

      — А ты почитай внимательно, — предложила она.

      — Хм… — сказал я. — Кровь двенадцати девственниц… Где же мы её возьмём?

      Обе девушки залились краской.

      — Поттер, — проникновенно сказала Дафна, — а тебе никто не говорил, что ты…

      — Тупой? — закончил я. — Сегодня ты будешь первая. А что?

      — Да у нас вообще-то целый класс… — ещё гуще покраснела она. Вот этого я не понимаю. Что краснеть-то? Если бы ни одной в классе не нашлось, вот тогда бы пришлось краснеть! А так…

      — Так что, решено? — спросил я своих подельниц по заговору.

      — Решено! — синхронно кивнули они.

      — Тогда я беру на себя все ингредиенты, кроме крови. Это уж вы сами! Сколько нам времени потребуется?

      — Дня четыре, — ответила Дафна, бегло прочитывая список требуемого. — И маг, способный вывести из строя Снейпа на несколько минут.

      — Да, с этим будут сложности, — посетовал я.

      — Не волнуйся! — ободрила меня Дафна. — Как раз такой у меня на примете есть!

      Я потрепал на прощанье кошку за ухом, и они ушли собирать остальных для похода в Хогсмид. Мы встретились на выходе и большой гурьбой двинулись в деревушку, причём не столько ради магазинов, сколько для разнообразия и моциона. В “Кабаньей голове”, как ни странно, оказалось достаточно места, чтобы разместить нас всех. Дафна демонстративно отсела на дальний конец стола, предоставляя возможность тем, кто был не столь удачлив этим утром, сидеть рядом. В результате я оказался под плотным надзором Миллисенты и Лаванды в окружении Сьюзан, Мораг и Салли. К сожалению, симпатичная Лиза оказалась затоптана ещё на дальних подходах и сразу сдалась. Мы просидели почти до самого вечера, пока я не спохватился, что сегодня тренировка по квиддичу. Дамы не пожелали оставаться без меня, и мы так же неспешно, прогулочным шагом двинулись назад. Ещё пять минут у входа в замок заняло целование ручек, и я уже в темпе понёсся за оборудованием.

      Тренировка выдалась без приключений — мы летали, били, хватали, а Малфой с Гориллами и Панси на трибунах улюлюкали и смеялись. Похоже, у нас наконец-то появилась настоящая группа поддержки, о необходимости которой мечтал ещё Оливер. Когда мы закончили, я чуть не бегом бросился в душевую — для реализации моего плана мне важна была каждая секунда, которую смогу отыграть. Я вытерся, оделся в чистое, захватил с собой необходимые вещи и пошёл на выход. Выглянул в коридор, убедился, что там никого нет и, накинув на себя мантию-невидимку, проверил, что на карте по-прежнему написано “Плакса Миртл”.

      Крадучись, я добрался до нужной мне двери и приложил к ней ухо. Вроде, тихо. Я неслышно зазглянул, готовясь в любой момент сигануть зайцем. Никого. Зашёл и стал выискивать себе местечко получше. Вот где бы расположиться? А, без толку! Всё равно, чужая душа — потёмки! Я нашёл место, откуда были видны практически все уголки, закинул принесённый мешок на шкаф и стал забираться вслед. Это оказалось не так легко, как я себе представлял, но попасться было бы ещё хуже. Забравшись, поудобнее уселся, проследив, чтобы мантия скрывала меня целиком и полы не свисали со шкафа. А то застрянет в двери — и Сириусу придётся краснеть! Взяв мешок в руки и, заранее открыв его, чтобы потом не шуршать бумагой, приготовился ждать.

      Минут десять ничего не происходило, и я уже почти было смирился с тем, что сегодня кино не будет, как в коридоре послышались девичьи голоса. Я замер тихо, как мышка. В голову лезли всякие бесполезные мысли вроде того, видна ли мантия-невидимка в тепловизор и сколько крылышек у бабочки, а в ушах стучало залитое адреналином сердце. Дверь открылась, и вошли Анжелина и Кэйти, а с ними зачем-то пришли подружки Кэйти — Лианна, Виолетта и Алиса. Я смотрел во все глаза, боясь что-то пропустить. Раздевшись первой, Анджелина дошла до душа и включила воду, настраивая температуру. Не отрывая от неё глаз, я достал из бумажного мешка кусочек попкорна и положил его в рот.

      — Хрум!

     Сидеть на шкафчике было неудобно, но это было единственное место, где вероятность, что на меня наткнутся, была ничтожно мала — разве что кто-нибудь стал бы протирать пыль на нём, но домовые, вроде как, и без этого неплохо справлялись. Перед походом я долго спорил с собой, стоит ли мне надевать очки, но в итоге благоразумие и чувство меры победило — во-первых, достаточно с меня и сомнительной этичности моего нынешнего занятия, а во-вторых, я всё равно не смогу ни переместить снятое видео на планшет, ни даже удалить его с очков, а отдавать демону очки, на которых засняты несовершеннолетние девицы в душе, я уж точно не собирался. Ну, и в третьих, нет очков — нет запотевающих стёкол. В общем, куда ни кинь — сплошной выигрыш.

      Остальные девушки быстро посбрасывали с себя одежду и присоединились к Анджелине. Честно говоря, я как-то настроился, точнее, расфантазировался, что девушки в душе будут вести себя менее буднично и деловито, но, по большому счёту, жаловаться мне было не на что — видимость прекрасная, место, практически, в первом ряду, попкорна так вообще большой мешок… Я прислушался к разговору, который они вели между собой.

      — Что это ты, Энджи, всё от близнецов бегаешь? — спросила Виолетта.

      — Она ещё не разобралась, который из них кто, — рассмеялась Алиса.

      — А что тут разбираться? — спросила Кэйти. — Тот, что рыжий — это Фред!

      — Да нет, подруга, рыжий — это Джордж! — разъяснила ей Лианна. — А Фред — рыжий.

      — Да чёрт их разберёт, кто из них рыжий, а кто — рыжий, — согласилась Алиса. Анджелина всё это время спокойно мылась, повернувшись к подругам спиной. — Энджи, что молчишь?

      — Жду, пока вы наболтаетесь, сороки, — ответила та беззлобно.

      — А ты уже научилась их различать? — спросила Виолетта.

      — А главное — решила ли ты уже, кого из них привечать? — добавила Лианна.

      — Она обоих привечает, — насмешливо прокомментировала Кэйти.

      — Жадность — это плохо! — заявила Виолетта.

      — Ты думаешь, Энджи себе хочет обоих заграбастать? — спросила Алиса. — Сестрёнка, это правда? — обратилась она к Анджелине. Та лишь фыркнула в ответ, но мне было ясно видно, как её загорелое лицо покраснело, и она с досадой прикусила губу. Надо сказать близнецам, что Джонсон — матриархальная амазонка, собирающая себе гарем из рыжих. А Спиннет, похоже, тоже губу раскатала…

      — Не за Благэрдом же бегать, как некоторые дурочки, — отозвалась Анджелина, перестав кусать губу. О да, Мэйтлэнд Благэрд! Был на седьмом курсе Рейвенкло такой тип. Красавчик с тонкими правильными чертами лица, прямым носом, чувственными губами, волнистыми чёрными волосами до плеч и пустыми глазами. Он был на полголовы меня выше и вдвое шире в плечах, и по нему страдали практически все старшекурсницы и достаточное количество мелюзги начиная с пятого курса вниз.

      — А я и не бегаю, — хмыкнула Виолетта, которой, очевидно, и была адресована эта реплика. — Он сам придёт.

      — Ага, придёт, когда всех более доступных переимеет, — согласилась Кэйти.

      — Ничего вы не понимаете, — недовольно насупилась Виолетта. — Он просто ищет свою любовь.

      — Свежее мясо он ищет, — зло сказала Анджелина, выключая воду и встряхивая волосами. Ну, и всем остальным тоже встряхивая. — Он с тобой переспит, а потом скажет: “Прости, милая, мне казалось, что ты — любовь всей моей жизни, то теперь я вижу, как жестоко ошибся. Давай будем друзьями!” А когда ты расплачешься, он тебя начнёт утешать: “Если подумать об этом, то всё могло бы закончиться ещё хуже, если бы мы успели пожениться. Мы бы испортили друг другу всю жизнь!”

      — Ты так говоришь, — отозвалась уязвлённая Виолетта, тоже выключая воду, — будто тебе он уже это сказал.

      Остальные девушки тоже закончили мыться, выключили воду и дружно завернулись в полотенца.

      — Ошибаешься, подруга, — усмехнулась Анджелина. — Эти слова он говорит каждой девушке, которую затаскивает к себе в постель.

      Я совершенно упустил из виду, что душ больше не шумит, и положил в рот очередной кусочек. Отразившись от каменных сводов раздевалки, звук разгрызаемого попкорна прозвучал громко, как выстрел:

      — Хрум!

      Девушки одновременно вздрогнули и замолкли, подозрительно глядя друг на друга. Я замер, как был, с открытым ртом, и задержал дыхание. В этот момент мне показалось, что сердце бьётся в груди слишком громко, и меня сейчас точно вычислят.

      — Что это было? — спросила Кэйти, округлившимися глазами оглядываясь по сторонам. Виолетта безразлично пожала плечами:

      — Привидение, наверное! — и снова вернулась к Джонсон: — Ты лучше скажи, что тебе с ним ничего не светит.

      — Отчего — не светит? — спросила Анджелина. — Сходила я с ним на пару свиданий. Надавала по рукам, которые он не туда протягивал, а когда он начал мне клясться в любви, я ему предложила прямо сейчас переместиться в Министерство и там заключить скреплённый магией брак.

      — А он что? — спросила Алиса.

      — Да ничего… Начал кричать, что я ничего не понимаю в истинной любви, заламывать руки и биться головой о стену.

      — А ты?

      — А я тихонько ушла, — пожала плечами Джонсон. Лианна, стоявшая ко мне спиной, нагнулась, чтобы вытереть полотенцем голени и лодыжки. Забыв про всё на свете, я снова потянулся рукой к мешку:

      — Хрум!

      Девицы опять встрепенулись и стали крутить головами в поисках источника шума. Моё сердце замирало каждый раз, как их взгляды скрещивались на мне. Несмотря на то, что знал, что должен быть по идее невидим, всё равно не давала покоя мысль — а вдруг какая-нибудь ручная крыса в мантии дырку прогрызла?

      — Чертовщина какая-то! — сказала Кэйти, так ничего и не обнаружив. Пока они одевались, я успел тщательно изучить детали их гардероба, обычно скрытые одеждой. Вот, к примеру, для чего Анджелина в субботу вечером после тренировки надевает ярко-красное кружевное бельё, которое выгодно оттеняет её загар? Интересно, это она уже с близнецами зашла так далеко, или у неё есть ещё кто-то? А вот Лианна откровенно огорчила — натянула какие-то толстые панталоны. Поймав скептический взгляд Алисы, она понимающе улыбнулась:

      — Зато попа не мёрзнет! — пояснила она.

      Это правда, сентябрь на севере Шотландии — это не июнь в Марокко. Девушки как-то чересчур быстро оделись, и я с сожалением проводил их взглядом. После их ухода мне несколько минут пришлось разминать затёкшие конечности. Кряхтя, я сполз со шкафа и вылез из раздевалки. Вовремя, надо сказать, унёс ноги. К душевой двигалась стайка девочек с четвёртого курса. На случай, если бы они меня застали ещё в раздевалке, у меня была заготовлена повязка на глаза — когда я обсуждал с собой детали и границы дозволенного, мы — то есть я и снова я — дружно решили ограничиться шести— и семикурсницами, и я твёрдо был намерен блюсти это соглашение — так что я почёл за благо убраться раньше, чем окажусь в этом неудобном положении. Как можно быстрее — со скоростью столетнего старца, самое быстрое — я поковылял к укромному уголку, где смогу снять мантию. Мне приходилось держаться за стену, поскольку ноги отказывались мне подчиняться. От счастья, наверное.

      В воскресенье у меня была намечена встреча с Сириусом и демоном. Сразу после завтрака я выловил Дафну, и мы отправились в Хогсмид. Пока мы неспешно шли, я успел рассказать ей практически все последние новости — про Нарциссу, про Краба с Гойлом и про занятия с Сириусом. Последняя идея ей пришлась по вкусу, и она выразила желание присоединиться. Когда из-за поворота наконец показались крыши деревушки, я не смог сдержать разочарованный вздох. Дафна, ладошка которой всю дорогу покоилась в моей, обняла меня, позволив моей руке обвить её талию, и прижалась губами к моей щеке. Да, ей тоже понравилось со мной гулять.

      Когда мы входили в “Кабанью голову”, я придержал дверь подошедшей почти одновременно с нами девушке в серебристом пальто с капюшоном, и в дверь шмыгнула чёрная кошка.

      — Как она здесь оказалась? — спросил я Дафну.

      — Шла за нами из замка, — пожала она плечами.

      — Нет, я имею в виду, как она вообще в Хогвартс попала?

      — Как все, на поезде, — ответила она, с удивлением на меня глядя. Ну да, как же я упустил поезд из виду? Именно на нём сюда приезжают все чёрные кошки! Внимательно слушавшая наш короткий диалог девушка в пальто тем временем сбросила капюшон, выпуская на волю водопад серебристых волос. Я молча шагнул к ней и обнял. Она отстранилась и два раза поцеловала меня в губы. Я явно услышал за спиной пар, со свистом вырывающийся из кипящего котла. Дафна требовательно постучала меня по плечу. Ах, где же мои манеры!

      Я отпустил Флёр и шагнул в сторону, представляя дам друг другу:

      — Дафна, позволь представить тебе Флёр, мою подругу. Флёр, позволь представить тебе Дафну, мою невесту!

      Девушки изобразили книксены, причём губки Дафны были по-прежнему плотно сжаты. Она явно что-то замышляла, причём это “что-то” означало, что бить опять будут меня. Флёр перехватила этот взгляд и улыбнулась:

      — Мнё очень приятнё познакёмиться с нёвестой моегё дрюга и бюдущей рёдственницей!

      — Родственницей? — с трудом разлепила губы Дафна.

      — Ои, — ответила Флёр. — Сири — крёстный Гаррри, а я — нёвеста Сири!

      Я кашлянул.

      — Чтё такёе, Гарри? — участливо спросила Флёр. — Ты нездёрёв?

      — Во-первых, натяни капюшон обратно, — сказал я. — Тебе по-прежнему небезопасно показываться на людях в Англии. Если я хоть немного знаю Билла, то коль скоро ему в голову что втемяшилось…

      — Ну, хорёшо, — сказала она, снова накидывая капюшон, — а что вё-втёрых?

      — А должно быть во-вторых? — картинно удивился я.

      — Гарри! — строго сказала она, задирая нос. — Ты жё не зря сказял “во-пёрвых”, не тёк ли? Знёчит, должнё быть “вё-втёрых”.

      — Ну, хорошо, — согласился я. — Если ты так настаиваешь, то “во-вторых”, он что, уже успел сделать тебе предложение?

      — А, — махнула она рукой. — Ктё же егё будет спрёшивать? Сдёлает, куда денётся?

      Я закатил глаза, мысленно пожелав Сириусу удачи в этой заранее проигранной битве.

      — К тёму жё, — продолжила она, — он дёлжен, как настоящий chevalier он прёсто обязан…

      Это она на что намекает? Что Сириус уже успел её соблазнить? Или, скорее, наоборот, я уж не знаю, кто из них опаснее для другого… Флёр, внимательно наблюдавшая за выражением моего лица, улыбнулась, когда я покраснел, и попеняла мне с укоризной:

      — О-ла-ла, Гарри, как ты мёжешь прё меня так пёдюмать? Я жё прёличнёё дёвушка… Никёких динь-динь! Сначала — жёниться!

      — Ну, тогда я не понял, — покачал я головой.

      — Ну кёк же, Гарри, он жё видел мёня сёвершеннё голой, и тёперь прёсто обязён жёниться! — увидев мою отваливающуюся челюсть, она скороговоркой добавила: — А ты нё обязён, Гарри, нё вёлнуйся! Ну, ёсли ты тёлько будёшь настаивать… — и она кокетливо поправила выпрыгнувший из-под капюшона локон. Я попытался закрыть рот, но челюсть снова упала. Не понял! Это она что, только что мне почти что прямым текстом сказала, что готова присоединиться к нашему коллективу? При мысли об этом включилось моё специальное зрение, которому я научился сразу после того, как тогда её увидел в конуре Билла, которое позволяло видеть всё-всё сквозь одежду. Только до вчерашнего похода у всех “просвечиваемых” отчего-то всё было, как у Флёр… Так вот, я поймал себя на том, что пялюсь то на Флёр, то на Дафну, только что при этом не вывалив язык.

      — Гарри! — прошипела моя невеста, пытаясь вернуть меня в реальность. Наивная девочка! — Ты мне не сказал, что видел её голой!

      — Да как-то из головы выскочило, — машинально отмахнулся я, глядя не неё и включив свой “рентген” на полную мощность.

      — И что у тебя с глазами? — спросила она. — Что у тебя за выражение на лице?

      — О, нё вёльнюйся, дёрёгая! — ответила за меня Флёр, беря Дафну под локоть и уволакивая за собой. — Этё он нас бёз одёжды прёдставляёт! Этё нёрмалнё! Все мужчины тёк делёют! Они тёкие шёлуны!

      — Что? — пробормотала Дафна, пытаясь одной рукой прикрыть свой зад, в который я упёрся влюблённым взглядом, а другой — зад Флёр, на который я покушался не менее наглым образом. — Я никому не позволяла меня раздевать, пусть даже и взглядом!

      Она продолжила что-то причитать, но я пошёл наверх вызывать Сириуса. И заодно предупредить его, чтобы он своих… хм… гостий куда-нибудь спрятал. Да хоть под кровать! С ним мы договорились сначала пообедать в номере, а потом уже приступить к делам. На упоминание квартиранток он сделал такое лицо, словно не понимает, о чём речь. Я пожал плечами. Хозяин-барин. Моё дело — предупредить. Кто не спрятался — я не виноват! Пока уже знакомый мне бармен накрывал на стол, я сходил позвать девушек.

      Они, судя по всему, уже спелись и шушукались о чём-то своём так, что я не мог услышать практически ни слова. Суда по их сосредоточенным лицам, они вели какие-то непростые переговоры. Бросали на меня совершенно непонятные взгляды, словно что-то оценивая, и пару раз я услышал слово “гиппогриф”. Точнее, “двадцать гиппогрифов”. Мистика какая-то! Отчего все, буквально все в моём присутствии начинают говорить о гиппогрифах, Это при виде меня такие мысли возникают? Или я на гиппогрифа похож? По-моему, так ни разу. Может быть — немного на кобеля. Но не на гиппогрифа! Сириус поцеловал руки обеим и пригласил за стол. Флёр внимательно посмотрела ему в глаза, отчего он потупился и отвёл взгляд куда-то в сторону. Флёр высокомерно хмыкнула и села. Дождавшись, пока Дафна тоже усядется, мы с Сириусом к ним присоединились.

      Пару минут мои товарищи наблюдали, как я уничтожаю пищу. Сириус — с одобрением, Флёр — с восторгом, а Дафна — с заботой, как бы её ненаглядный Алекс ещё сильнее не отощал. В последние несколько дней я заметил, что жру — не ем, а именно жру — ничуть не меньше, чем Рон до того, как начал бегать по утрам. Интенсивная зарядка после пробуждения, почти восемь часов уроков — если считать перерывы — занятия с Крабом и Гойлом, занятия с Сириусом плюс иногда — тренировки по квиддичу… В какой-то момент мне даже стало интересно, не связана ли тупость и раздражительность Поттера из Сценария с тем, что он при таком расписании — исключая зарядку и горилл — мало ел? В общем, я теперь никогда не упускал случая как следует набить брюхо, и пару раз мне даже случилось обожрать Рона, когда у меня уже всё кончилось, а он беспечно отвернулся от тарелки. Выражение его лица в тот момент — бесценно!

      В общем, как бы то ни было, а манер я не терял, компенсируя необходимость пользоваться столовыми приборами скоростью, с которой я это делал. Нож и вилка в моих руках порхали, как шпага и кинжал искусного фехтовальщика, без ошибки находя уязвимые точки на теле противника и безжалостно кромсая его на кусочки, чтобы потом отправить последние в рот. Кроме того, я не забывал про уроки Сириуса, и именно в этот момент правой рукой отрабатывал Редукто, выписывая вензеля на тарелке. Сириус-то понял сразу, да и Дафна уже была в курсе, а вот Флёр потребовалось некоторое время, чтобы понять, отчего нож в моей руке движется по столь замысловатой траектории. Когда она наконец сообразила, восторг на её лице сменился чуть ли не обожанием. Может, и вправду сделать ей предложение? Я, в конце концов, chevalier или погулять вышел?

      Дафна пощёлкала пальцами перед моим носом, выводя из транса, в который я впал, снова включив “рентген” на Флёр. Я помотал головой, прогоняя наваждение. Надо с этим что-то делать! К счастью, следующий сеанс терапии назначен не далее, как сегодняшним вечером! Я даже попкорн заготовил!

      — Сириус, ты не будешь против, если Дафна к нам присоединится? — спросил я.

      — Мы уже вместе обедаем, — улыбнулся он.

      — Я имел в виду — на наших занятиях, — пояснил я.

      — Нет, конечно, — удивился он. — Странно, что мы с твоим отцом об этом раньше не подумали…

      — К-хм, к-хм! — выразительно кашлянула Дафна, скосив глаза на Флёр.

      — Ты о чём? — удивился крёстный.

      — Я — о его отце! — недовольно пробормотала она.

      — Флёр в курсе происходящего, — пояснил он.

      — Что? — изумилась Дафна. — Когда… Насколько в курсе?

      — Полностью, — ответил он. — Мы решили, что Флёр нужно иметь представление о создавшейся ситуации.

      — Мы? — наполнила свой голос ядом она.

      — Ну, вы же с Алексом делаете что-то, не посоветовавшись со взрослыми? — картинно удивился Бродяга и пожал плечами: — У взрослых тоже есть право на секреты.

      — Но почему…

      — Флёр — близкий друг, — мягко пояснил он.

      — К тёму жё, — с проказливой улыбкой добавила Флёр, — Алёкс на мнё жёнится. Нё так лё, Алёкс? — похлопала она меня по руке. Я в ответ не мог даже протестующе замычать, поскольку воспитание мне не позволило мычать с набитым ртом. Так и сидели мы с Сириусом, глядя друг на друга грустными глазами. Мерлин, во что я ввязался? Так всё хорошо начиналось — родители, крёстные, две красавицы-невесты… А теперь? Побудка в пять утра, избиения каждый вечер, пытки Амбридж, девятнадцать девиц, которых мне, как Шахерезаде, приходится ублажать сказками, чтобы не отгрызли голову, как самцу богомола после спаривания, только минус, собственно, спаривание. Плюс, каждая более-менее решительная девушка объявляет меня своим женихом… Нет, так дальше жить нельзя! Завтра же собираю вещи и перебираюсь в монастырь. Женский, конечно. Или смертоубьюсь и застряну привидением в душевой девочек.

      Дафна снова пощёлкала пальцами, поскольку мой взгляд опять расплылся.

      — Дафна, ну как же… — пожаловался я. — Хоть ты ей скажи!

      — Мы с сестричкой Флёр уже всё обсудили, — “успокоила” она меня. — Я тебе потом расскажу!

      — Но…

      — Потом, Алекс! — и таким мягким и заботливым тоном она это произнесла, что я сразу почувствовал себя беспомощным карапузом. Судя по выражению лица, Сириус в данный момент чувствовал себя не лучше. Дальше я ел молча, лишь периодически поддакивая невпопад, когда Дафна требовательно дёргала меня за рукав.

      Когда мы закончили, и прислуга унесла посуду, Сириус отодвинул ширму, которая отгораживала полкомнаты. Я очень огорчился, когда за ширмой не обнаружилось голых девиц, которые по идее должны были броситься врассыпную, сверкая не очень прикрытыми прелестями. По крайней мере, таково было моё видение. Так нет же, вместо девиц там оказалась септаграмма, которую крёстный заранее заготовил, чтобы мне не тратить на это время. Дафна, которая уже давно была в курсе моего общения с демоном, спокойно уселась на диванчик у стены, а Флёр, наоборот, в страшном возбуждении ходила вокруг, разглядывая диковинный узор, пока Дафна не оттащила её за руку на тот же диванчик.

      Сегодня мы решили попробовать, сможет ли Сириус вызвать демона, или этот ритуал был написан в расчёте на строго определённого исполнителя. Оказалось — сможет. Значит, если со мной что-то случится, то кто-то другой сможет связаться с демоном. Когда Сириус с серьёзным лицом произнёс заклинание:

      — Пискес каптум а парва эт магна! Пискес каптум а парва эт магна! — Дафна не выдержала и прыснула в кулачок.

      — Ты что? — спросил я.

      — А я-то думала, что ты издевался над бедной девушкой, когда рассказывал про это заклинание, а ты…

      — А я — что? — снова не понял я.

      — Алёкс, а ты прёсто нё знаёшь латынь, — с улыбкой ответила за неё Флёр. Я пожал плечами. Ну, не знаю, а что тут смешного? Тем временем портал начал отсчитывать зафиксированные знаки, и девушки в восторге раскрыли рты. А уж когда из септаграммы вспух пузырь, и с пола в потолок стали подниматься кольца, они в восхищении обнялись, прильнув друг к другу. Я аж залюбовался этой картиной. Так, а теперь включим “рентген”... Может, и вправду стоит сделать Флёр предложение? Тем более, Дафна уже, похоже, всё решила? Нет, всё-таки какая замечательная пастораль!

      — Алекс! Алекс! — позвал меня кто-то, вырывая из мира грёз. — Алекс!

      — А? Что? — отозвался я, судорожно сглатывая.

      — Щеночек, перестань уже, наконец, разглядывать наших прекрасных дам и поздоровайся с гостем!

      Я обернулся, чтобы встретиться взглядом с демоном, который насмешливо на меня смотрел из центра круга септаграммы. Рядом с ним стоял высокий столик, а на нём — ещё пара очков, планшет и несколько небольших планшетов вроде тех, что в прошлый раз достались Панси и Дафне.

      — Приветствую тебя, демон!

      — И тебе не хворать. Ты меня представишь?

      — Ах да, где же мои манеры? Дафна, Флёр, позвольте представить, это — Дмитрий, он же демон, он же Дима, он же Димон, он же Митя, он же…

      — Ну хватит, хватит, — остановил меня демон и повернулся к Сириусу: — Брателло! Рад тебя видеть! Дай пять!

      Тот сунул свою клешню ему в руку, и они обнялись, словно сто лет не виделись. Лучше бы Флёр при встрече обнял, дурень! Тем временем демон опять повернулся к девушкам и произнёс медовым голосом:

      — Дамы, позвольте поцеловать ручки?

      Я вспомнил его слова про “бабника” и решил вмешаться:

      — В другой раз будешь ручки целовать… И другим девушкам! — инкуб недоделанный! Он весело посмотрел на меня и спросил:

      — Алекс, ты принёс?

      — Что? — не понял я.

      — Очки принёс?

      — А что, по-твоему, на мне надето?

      — Давай скорее сюда! — он только что не запрыгал от нетерпения. Я отдал очки Сириусу, и тот передал их демону. — Наконец-то! — радостно простонал он. — А то читатели проду заждались!

      — Проду? — не понял я.

      — Ну да, — пояснил он. — Мы же с тобой договорились, что я больше не буду вмешиваться. Теперь буду писать хроники. Вести с полей.

      — То есть, ты просто задокументируешь события и опубликуешь? — спросил я.

      — Примерно так, — согласился он. — Какое сегодня число?

      — Десятое сентября, — ответил я.

      — Вот видишь, чуть больше двух недель непрерывной записи. Думаешь, я смогу в одиночку это сделать? Конечно же, нет! Пятьдесят человек получат по кусочку видео, каждый запишет свою часть, потом нужно будет вырезать не значащие детали, прикинуть объём текста, отредактировать, перечитать, ещё раз отредактировать… А писать мне и вовсе ничего не придётся.

      — Так уж и не придётся? — недоверчиво спросил я.

      — Ну, не буквально, конечно… Как мы и договаривались, ничего, что прямо бы влияло на твою жизнь и твоих близких.

      — Прямо? — вычленил я ключевое слово из фразы.

      — Ты совершенно точно выловил суть, — довольно согласился он. — Мелкие эпизоды со второстепенными персонажами, которые, может, помогут в дальнейшем. А может, и не помогут.

      — Понятно, — согласился я. Действительно, я его просил не вмешиваться в мою жизнь и жизни моих близких, но про остальных не было ни слова.

      — Да, кстати, на новом планшете мы добавили две новых функции. Первое — ты можешь сохранить видео или фрагмент видео с очков или отредактировать что-то на очках, — чёрт, только я подумал об этом, как он уже бежит с новым планшетом! И как я могу поверить, что он не вмешивается? — О, да я, похоже, попал в самую точку! — рассмеялся он.

      — А второе? — сцепив зубы, спросил я.

      — Небольшая программка, которая позволяет быстро вводить в планшет новые книги.

      — Как? — спросил я.

      — Да всё просто. Планшет нужно разместить над книгой так, чтобы его камера охватывала полный разворот, а потом — начать листать книгу со скоростью не больше одной страницы в секунду.

      Я быстро представил себе, как я это сделаю, и кивнул.

      — Кстати, отсканированные книги ты мне тоже принеси в следующий раз, хорошо?

      — А ты не мог бы достать мне ещё пару очков? — спросил я.

      — Помимо этих? — показал он мне на те, что принёс взамен отданных ему. — Шпионить собираешься? В следующий раз заготовлю тебе игрушек, а пока можешь пользоваться планшетами и наладонниками. Ты, пожалуйста, не реже двух раз в месяц на связь выходи, хорошо?

      — Хорошо. Пока, демон!

      — Пока! Дамы, до свидания, приятно было познакомиться! — поклонился он и молча подал руку Сириусу. Тот, попрощавшись, вышел за край септаграммы, и я запустил процесс закрытия портала. Мы снова остались вчетвером. Я проверил, как на мне сидят новые очки, которые оказались точной копией предыдущих, и убрал их в карман.

      — Алекс, — сказал Сириус, подходя к письменному столу, на котором лежало несколько листов с прорезями, которые мне странным образом что-то напомнили. — Римус напомнил мне кое-что, что должно нам помочь… — он поднял один из листов, и я сразу узнал его.

      — Вингардиум Левиоса!

      — Точно, — согласился Сириус и повесил листок в воздухе. Точнее, он его отпустил, а листок остался висеть сам. Теперь мне было отлично видно, что это была не бумага и не пергамент, а, казалось, плетение воздушных нитей, похожее на кусок ткани с узором на ней.

      — И что? — спросил я, подходя и недоверчиво ощупывая листок, который сразу обмяк и остался у меня в руке. Как совершенно невесомый кусок трикотажа. Я взял его за верхний край, как ранее его держал Сириус, расправил и отпустил. Листок послушно завис. Сириус поднял со стола какой-то прутик, который с готовностью принял форму его собственной волшебной палочки. Он подошёл к листку и ткнул в него кончиком:

      — Вингардиум Левиоса! — произнёс он, и “палочка” послушно заскользила по узору. — Вингардиум Левиоса! — и опять то же самое. Он протянул палочку мне: — Вот, попробуй!

      Я взял её в руки, и она тут же приняла форму моей, став и по длине, и по весу совершенно неотличимой. Я ткнул палочкой в узор и сказал:

      — Вингардиум Левиоса!

      Моя рука сама, без моего участия, начала выписывать заклинание, причём, делала она это совершенно синхронно с произнесением слов. Я попробовал ещё раз и ещё. Рука неизменно сама выводила узор заклинания.

      — Попробуй не произносить вслух, — посоветовал Сириус. Я произнёс про себя:

      “Вингардиум Левиоса!”

      Рука послушно начертила заклинание.

      — А теперь убери палочку от Доктринаматикса и повтори ещё раз.

      Я послушался. Едва я произнёс заклинание, как рука сама начала было двигаться, но на полпути запал кончился, и мне пришлось завершать движение уже осознанно.

      — Ты понял? — спросил Сириус.

      — Ну да, — ответил я. — Эта штука заколачивает в мою голову правильное движение…

      — Не только в голову, но и в руку, — уточнил он. — Так что когда ты только думаешь о заклинании, твоя рука уже делает правильно движение.

      — Понятно, — кивнул я. — Как в “Стальной Крысе”.

      — Как — в чём? — не понял он. Я не стал объяснять, что, живя на иждивении у магглов, их литературу тоже читал. И кое-что — даже с большим удовольствием. — И ещё. Правильность движения очень важна, как и синхронизация слов и движения рукой…

      — Это-то я понимаю, — перебил я.

      — Не понимаешь. Чем отличается тот же Дамблдор от твоего приятеля Невилла?

      — Чем? — спросил я.

      — Тем, что Дамблдор выполняет движение с исключительной точностью. Поэтому его Бомбардой вполне можно стереть в порошок большую скалу, а Люмосом — сжечь город. Так вот, Доминатрикс в тебя вбивает именно точность и синхронизацию.

      — Почему их тогда никто не использует? — удивился я.

      — Запрещены Министерством около пятидесяти лет назад. Это — последний уцелевший комплект, остальные были уничтожены Отделом Запретных Знаний. Здесь около ста пятидесяти заклинаний и тридцать Кондуктисов…

      — Чего?

      — Палочек, которые подстраиваются под тебя…

      Девушки тоже заинтересовались новой игрушкой, взяли себе по Доктринаматиксу и Кондуктису и теперь увлечённо отрабатывали заклинания. Очень трогательно было смотреть на Дафну, которая, высунув язычок, с горящими глазами водила палочкой по листку.

      — Откуда же ты их взял? — спросил я.

      — Ни за что не догадаешься! — криво ухмыльнулся он. — У матушки были запрятаны в тайнике подвала одного из домов. Лунатик сказал, что как-то она в приступе ярости начала бормотать что-то про Доктринаматиксы, а он не поленился и спросил кое-кого из старых волшебников.

      — Так она тебе и сказала, — но поверил я.

      — Мы с матушкой помирились, — кивнул он. — Я признал, что был неправ, она согласилась, что тоже временами вела себя несколько… экспрессивно.

      — Экспрессивно? — возмутился я.

      — Она мне поведала о некоторых наших секретах, — заключил Сириус. — Мы договорились, что в присутствии орденцев она не будет себя сдерживать.

      — Так себе и вижу, как ты на коленях умолял её не сдерживаться, а она отказывалась выплёскивать свои эмоции на твоих гостей! — съязвил я.

      — Вот, видишь, ты уже неплохо изучил мою родительницу! — хохотнул он.

      — Нам, пожалуй, пора, — сказал я Дафне. Она с сожалением вернула обучающие артефакты на место. Флёр положила свои на стол и развернулась ко мне.

      — Алекс! — сказала она, обращая на себя моё внимание. Я взглянул на неё, и вдруг что-то изменилось. Такое ощущение, что до этого мир был чёрно-белым, и только сейчас он расцвёл яркими красками. Неуловимым образом Флёр стала тоньше, изящнее, прекраснее… Сквозь её волосы, обрамлявшие ангельское личико, словно пробивался свет, придавая её красоте какое-то внеземное сияние. Воздух позади неё сгустился, и словно два белоснежных крыла выросли у неё за спиной. Я начал проваливаться в чистую, как слеза, глубину озёр её глаз, когда она раскрыла свои нежные коралловые губки и произнесла голоском, зажурчавшим прямо у меня в сердце, словно горный ручеёк, пробивший себе дорогу в скале: — Пёмни, Алекс, ты обёщаль.

      — Что? — промямлил я пересохшими губами.

      — Жениться обещал, — толкнула меня под руку Дафна. Мерлин, до чего же она прилипучая! Отстань, девочка, не до тебя сейчас!

      — Я готов, — сглотнул я ком в горле. — Хоть сейчас.

      — Предложение нужно сделать! — прошипела Дафна. Вот же надоеда! Не мешай мне любоваться на самую прекрасную девушку во вселенной!

      — Флёр, ты выйдешь за меня? — непослушным языком спросил я, внутренне крича: “Да! Скажи да! Если не скажешь «да», то я умру от горя!”

      — Кёнечно, Алекс, — улыбнулась она, показав мне жемчужные зубки, а моё сердце заплясало в груди, как бешеное.

      — Когда? — спросил я, с трудом выталкивая воздух из своих лёгких.

      — Прекратить! — вдруг закричал Сириус, и крылья у Флёр внезапно исчезли, а в мир вернулись серость и уныние. — Дура, ты что, не видишь, что он сейчас окочурится?

      Сириус с перекошенным от ярости лицом навис над Флёр, а та бесстрашно смотрела ему в глаза. Секунд десять. До того, как расплакалась. Да что там — расплакалась! Разрыдалась! Он всплеснул руками и осторожно взял её за плечи, притягивая к себе.

      — Послушай, малышка… — словно извиняясь, пробасил он и выразительно посмотрел на меня. Я помотал головой и засунул руки в карманы. Нечего! Как издеваться над бедной девушкой, так он это прилюдно готов, а как замаливать — так только в кулуарах! Чёрта с два, крёстный, сам виноват! Дафна прижалась ко мне сзади, положив голову на плечо. А с тобой мы позже разберёмся, интриганка!

      — Скёлко можнё? Как с брёвнём! — всхлипывая, пожаловалась Флёр.

      — Но я же… — оправдывался Сириус, ещё сильнее прижимая её к себе.

      — Как с пустым мёстём! — рыдала она.

      — Но, малышка…

      — Как с малёнькой девёчкой!

      — Флёр, послушай, дорогая, — погладил он её голову. — Я же тебе всё рассказал…

      — А мнё всё рёвнё! — завыла она.

      — Успокойся, дорогая, прошу тебя, любимая!

      На последнем слове она перестала рыдать, ещё пару раз шмыгнула носом и попыталась улыбнуться:

      — Этё ты сёйчас с кём разгёваривал?

      — С тобой. Я сказал “любимая”, — признался Сириус.

      — Погоди, — она высвободилась из его захвата и отвернулась, достав носовой платок. Пару минут она промакивала глаза, периодически судорожно вздыхая и поднимая лицо к потолку. Потом повернулась к нему, улыбаясь, как ни в чём ни бывало, только глаза оставались красными и опухшими.

      — Интересно, ты такая же страшная, когда плачешь? — прошептал я и тут же получил вполне профессиональный удар по почкам. Гойл бы обзавидовался.

      — Не советую проверять, — шепнула Дафна в ответ. — Я не плачу, я перегрызаю горло обидчику. Так и знай, милый.

      Ага, “милый”. Так себе и вижу. Просыпаюсь как-то утром после семейного скандала… и не просыпаюсь. С перегрызенным горлом уже толком и не проснёшься. Сириус, взяв Флёр за руки, снова попытался взглядом изгнать меня из комнаты, но я был непробиваем. Давай же, крёстный, не тяни! Вздохнув, он сказал:

      — Флёр… — он поднял глаза к потолку и крякнул. Ха! Ха! Да мой крёстный, оказывается, не может девушке в любви признаться!

      — Я поведу тебя к самому краю вселенной! — громким шёпотом сказал я.

      — Я поведу тебя к самому краю вселенной! — вздрогнув, повторил Сириус и вытаращил глаза, не веря, что из него вышли такие слова.

      — Я подарю тебе эту звезду, — продолжал я.

      — Я подарю тебе эту звезду…

      — Светом нетленным…

      — Каким? — переспросил Сириус.

      — Нетленным! …Будет она озарять нам путь в бесконечность!

      — Будет она озарять нам путь в бесконечность!

      — Светом нетленным! — напомнил я.

      — Да знаю я, знаю, — отмахнулся Бродяга. Флёр, которая уже откровенно веселилась, не выдержала и фыркнула.

      — Что за чушь ты несёшь? — заорал на меня опомнившийся Сириус.

      — Это ты несёшь! — с достоинством парировал я. — Не стреляйте в Сирано, он подсказывает, как умеет!

      — Сири, — попросила Флёр.

      — Да, милая! — он снова вздохнул. Даже жаль его стало. Словно кандалы человек на себя нацепил. Она прижалась к его груди, обвив ручками торс, словно виноградная лоза вокруг кипариса.

      — Так ты жёнишься на мнё? — спросила она, хитро глядя на меня. Прикрыв глаза, я согласно кивнул, за что был удостоен ещё одного чувствительного удара по почкам.

      — Ты же знаешь, что через восемь месяцев…

      — И слушёть не хёчу, — покачала головой она. — Всё умёрают ранё или позднё. Что жё, тёперь и не жёниться? А ты дажё и не думёй, что так легкё от мёня уйдёшь! — она с силой стукнула его кулачком в грудь.

      — Щеночек, — взмолился он, — хоть ты ей скажи.

      — Ты всерьёз требуешь моего совета? — спросил я. Он кивнул. — Совет мой прост. Если ты умрёшь, то Флёр выйдет замуж за Уизли.

      Флёр от неожиданности вытаращила глаза и открыла рот. Сириус посерел лицом.

      — Ты что такое говоришь? — осипшим голосом спросил он.

      — Гарри, ну как жё так? — спросила Флер.

      — А так, — пожал я плечами. Флёр вдруг поняла, что именно я задумал.

      — Хёрёшо, Гарри, — сказала она. — Если ты уж так нё хёчешь не мнё женится… Так и быть, я выйду за Уизли… Вёпрос толькё, за какого…

      — Я думаю, Перси будет в самый раз, — равнодушно сказал я.

      — Да? — она задумалась. — Ну, ладнё, — согласилась она. — Нё думёю, что мне придётся отдаваться ему чащё раза в месяц. А остальнёе время я смёгу гостить у тёбя. Ты ведь меня нё прёгонишь, правда? — она надула губки и захлопала ресничками.

      — У нас в доме всегда будут тебе рады, — ответила за меня Дафна.

      — Особенно я. Ну, ту меня понимаешь, — добавил я и тут же прикусил язык, получив чувствительный тычок в бок.

      — Ну вот и славнё. Завтра пёпрошу папу свёзаться с Уизли на прёдмет сватёвства.

      Сириус растерянно переводил взгляд с меня на неё и обратно.

      — Издеваетесь? — спросил он.

      — Нет, — помотал я головой. — Просто ты должен понимать, Сириус, что после твоей смерти жизнь не остановится, и Флёр нужно её как-то устраивать. Чем раньше ты это поймёшь, тем легче будет всем.

      Когда я это всё ему говорил, моё сердце буквально кровью обливалось. Я понимал, что этот вопрос следовало прояснить раз и навсегда, но от этого мне не становилось менее горестно говорить моему другу и крёстному такие страшные вещи.

      — Я ещё не умер, — прорычал он.

      — Какая разница, — возразил я, держась уже из последних сил. — Умрёшь. Через восемь месяцев, как ты только что сказал.

      Дафна, почувствовав, что я нахожусь на грани обморока, обхватила меня, крепко прижавшись. Мне сразу стало лучше.

      — Не умру, — набычившись, сказал Сириус. — Не для того я провёл двенадцать лет в Азкабане, — он повернулся к Флёр, которую по-прежнему держал в руках. — Я не умру, обещаю.

      — Я верю, Сири, — отозвалась она. — Я верю. Ты… ты возьмёшь меня замуж?

      — Флёр.

      — Да? — спросила она.

      — Мы с тобой ещё даже ни на одно свидание не сходили…

      Она закусила губу:

      — Кёк будтё я отказывёлась! — упрекнула она его.

      — Мы же не хотим нарушать приличия?

      — Нёт, — нахмурилась она, поняв, к чему он ведёт.

      — Вот, приду я к твоему отцу просить твоей руки, и о чём он меня спросит в первую очередь?

      — Он тебя спрёсит, когдё мы с тёбой в пёрвый раз поёвились вместё на людёх, как пара, — понурилась она.

      — Флёр! — сказал Сириус.

      — Да, Сири, — со вздохом отозвалась она, глядя куда-то в сторону.

      — Я от тебя без ума, Флёр!

      — Правда? — она подняла к нему голову, и её лицо расцвело, а он склонился к ней и поцеловал. Тут-то я и понял, что настал момент оставить их одних. Мы вышли за дверь, и я собрался было идти вниз, но Дафна остановилась, прижавшись спиной к стене. Я подошёл к ней, не сводя глаз с губ, по которым она машинально провела язычком, и обнял за талию, откинув полы мантии в сторону. Она сложила руки у меня на груди.

      — Я думаю, — негромко сказал я ей на ушко, — что наши отношения перешли в новое качество, — я поцеловал её, и ладони мои соскользнули с талии чуть ниже. Прежде, чем она успела возмутиться, я чуть сжал руки, вырвав у неё сдавленный писк. Она оттолкнула меня и зашипела сердито:

      — Ты что себе позволяешь, наглец?

      — Ну прости, милая, — примирительным тоном сказал я, снова её обнимая. — Не смог удержаться.

      — Я тебе сейчас такое “не смог удержаться” устрою! Я тебе сейчас руки повыдёргиваю! — продолжала шипеть она. — И горло перегрызу, как обещала!

      Тем временем мои руки опять соскользнули, и я их сжал.

      — Алекс! — ещё громче зашипела она, а потом, прицелившись, вцепилась губами туда, где моя шея переходит в плечо. Меня обожгло болью, но рук я не разжал, а потом она сама немного отпустила хватку, и стала покусывать уже, скорее, нежно, двигаясь вверх по шее. Потом она обвила меня руками и тоже ухватила за зад, а я нашёл её губы. Нашла кого за зад хватать, у неё-то хоть всё мягко, не то, что моё костлявое седалище! Мы совсем потеряли счёт времени, когда рядом с дверью с той стороны послышались голоса. Дафна снова упёрлась в меня, отталкивая, и поправила юбку, залезть под которую она мне не позволила, несмотря на все мои ухищрения. Флёр, вышедшая спиной вперёд, краем глаза заметила нас и с чмокающим звуком оторвалась от Сириуса, тянущегося ей вслед.

      — Дё свиданиё, Сири! — сказала она, выпрямляясь и складывая руки перед собой.

      — До свидания, малышка, — ответил Сириус, оглядел нас с Дафной, сцепившихся, словно двое пьянчужек на льду, и кивнул. Дескать, всё в порядке, можно не беспокоиться. И захлопнул дверь. Флёр надела капюшон, и мы спустились вниз. Ей нужно было найти какое-нибудь укромное место, чтобы аппарировать, и мы зашли на пустырь за домики.

      — Спасибё, Гарри, — сказала Флёр и попыталась отцепить от меня снова прилипшую к моему боку Дафну. У неё не получилось, и она просто обняла нас обоих, поцеловала Дафну в щёчку, а меня — опять в губы, явно добиваясь шипения Дафны. Я решил немного ей подыграть и прижал её к нам, ухватив чуть ниже спины. Обе девушки возмущённо фыркнули, а я непонимающе захлопал глазами:

      — А что, разве не так делают во Франции? — с невинным видом спросил я.

      — Сказалё б я, как дёлают вё Франсии, но здёсь несёвершеннёлетниё! — парировала Флёр.

      — Да ладно, “несовершеннолетние”! Только что замуж за меня собиралась!

      — Дёлать этё и говёрить об этём — сёвсём разные вещи! — заявила она. Дафна, глядя на меня хихикнула:

      — Ай да Флёр! — довольно сказала она. — Тебе опять удалось вогнать Алекса в краску! — она поцеловала Флёр в щёку, и та отпустила нас.

      — Ещё увидимся! — сказала она, доставая палочку, а потом произнесла заклинание и исчезла.

      — Я не понимаю, — сказал я Дафне, беря её за руку. — То ты готова мною поделиться с целым светом, то ревнуешь…

      — Я не ревную, — отозвалась она.

      — Ревнуешь!

      — А вот и нет!

      — А вот и да!

      — Ну ладно, — согласилась она. — Может, совсем немного. Ты меня прости…

      — За то, что меня сосватала? — она кивнула. — Не бери в голову, я же знаю, что Флёр по Сириусу сохнет. Ты не в курсе, кстати, отчего он так всполошился? Я думал, что он её сейчас прибьёт!

      — Было, за что, — пожала плечами Дафна. — Разрыв сердца от счастья — обычная история при общении с неопытной вейлой, — она закусила губу. — А я как-то не подумала…

      — Не подумала — что? — спросил я.

      — Когда мы план обсуждали…

      Я рассмеялся.

      — Ты что? — подозрительно спросила она.

      — Дафна, — проникновенным тоном сказал я. — Я точу тебе сказать… Этих слов я тебе ещё не говорил… Я даже не знаю, стоит ли…

      — Я думаю, что стоит, — серьёзно ответила она.

      — Но это может повлиять на наши дальнейшие отношения, — замялся я. — Мне очень непросто сказать эти слова. И я не знаю, как ты к ним отнесёшься. Точнее, знаю, но…

      — Говори, — тихо произнесла она. — Я уверена, что мне понравится.

      “Дафна, ты дура!” — вот что я хотел сказать ей. Потому, что она “не подумала”, и я, похоже, чуть не загнулся. А потом я поглядел на её лицо, точнее, на ожидание сокровенного признания на нём… Это жестоко. Я дернул её за руку, останавливая и прижимая к себе, и поцеловал. Когда я отпустил её, она приоткрыла один глаз и спросила:

      — И — всё?

      — И — всё! — повинился я.

      — Ты мне что-то хотел сказать… — угрожающим тоном сказала она. Я разжал объятья и сделал шаг назад.

      — Я и сейчас хочу, — признался я. — Но не могу! — чистая правда, между прочим!

      — Алекс! — сказала она, прищурившись, наступая на меня. — Да я тебе сейчас глаза выцарапаю!

      — Мама, — сказал я, развернулся и ломанулся в направлении Хогвартса.

      — Мама тебе не поможет! — раздалось мне вслед. Я решил ей поверить, и драпал всерьёз, не делая поправки на то, что она девчонка, да ещё и в юбке. Пробежав с полкилометра, я развернулся, и только успел раскрыть руки и поймать её, кружа вокруг себя. Она повисла на моих руках, раскрыв свои, словно крылья, и откинув голову в небо. Я остановился, прижал её к себе, поцеловал лицо, на котором была какая-то смесь азарта и радости, и вздрогнул, увидев буквально в пяти метрах от нас кошку, которая с независимым видом умывалась, словно это она всегда здесь сидела, а мы пришли и вторглись в её личное пространство.

      — Опять она.

      — Кто? — спросила Дафна, не опуская головы и продолжая наблюдать за облаками. — Флёр?

      — Нет, — сказал я. — Кошка.

      — Алекс, — спросила она. — А ты на руках меня как далеко пронести сможешь?

      — Ты себя плохо чувствуешь? — всполошился я.

      — Не-а, — мотнула она головой, улыбнувшись ещё шире. — Я себя чувствую очень хорошо. Так что, на руках носить будешь?

      Я подхватил её на руки и резво зашагал в сторону замка. Она с готовностью обняла мою шею и уткнулась носиком мне в плечо. Кошка всё это время с абсолютно независимым видом шла рядом, держа всё ту же дистанцию в пять метров. Надо сказать, что нести Дафну сразу стало легче, как только она повисла на моей шее, но пройти мне удалось едва полсотни метров. Я аккуратно опустил её ножки на землю.

      — Слезай, приехали, — пояснил я в ответ на её удивлённый взгляд.

      — И это — всё?!! — спросила она. Я кивнул. — Так, Алекс, я поняла, — надула она губки, — ты — не мужчина моей мечты.

      В этот момент, по всей видимости, что-то такое мелькнуло у меня на лице, что она тут же повисла у меня на шее, крепко прижавшись:

      — Прости, глупость сказала, — то ли мне показалось, то ли сидящая рядом кошка и вправду осуждающе покачала головой.

      — Уже простил, — сказал я. Она взяла моё лицо в ладони и упёрлась лбом в мой, прикрыв глаза. Я чувствовал её дыхание на своих губах.

      — Ты что, малышка? — прошептал я.

      — Хе-хе! — усмехнулась она, не открывая глаз.

      — Что, не моё? — спросил я.

      — Нет, — ответила она. — Разве что ещё на голову подрасти, прибавить в плечах и весе… Может, тогда и прокатит. “Малышка”, хе! Мне нравится, когда ты зовёшь меня просто Дафна. Или Ваше Величество. На твоё усмотрение.

      — Откуда это взялось?

      — Что?

      — “Снежная Королева”.

      — А, это… Это из-за тебя.

      — Да брось ты, я серьёзно!

      — И я. Просто, ты пропал…

      Когда я понял, что она сказала, я осторожно коснулся её губ.

      — Я раньше не такая была.

      — А какая?

      — Очень любила хулиганить, — улыбнулась она. — В наших с Панси приключениях я всегда заводилой была… — она вздохнула. — Это тяжело — когда уходит близкий человек.

      — Я вернулся, — сказал я и ещё раз её поцеловал.

      Она взяла меня под ручку, и мы повернулись в сторону Хогвартса. Кошка недовольно мяукнула. Я присел и протянул руку. Она подошла, ткнулась в неё носом и поставила на неё лапу. Я поднял её и обнаружил, что у неё промокло пузо, и она дрожит от холода. Тогда я, не обращая внимание на не совсем идеально чистые лапы, распахнул мантию и засунул Мурку под свитер так, чтобы только голова торчала. Кошка почти сразу начала благодарно тарахтеть. Я протянул Дафне руку и мы пошли к замку.

      — Тебе нравится Флёр? — вдруг спросила Дафна.

      — Ты тут вне конкуренции, — попытался свернуть я со скользкой темы.

      — Ответь мне на вопрос, — продолжала настаивать она.

      — Она, безусловно, хороша, — признал я. — Но всё равно до тебя ей далеко.

      — А если совсем честно?

      — Это и было совсем честно.

      — То есть, она тебе не нравится? — вздохнула она.

      — Ну, ладно, — сдался я. — Она красивая и умная девушка.

      — То есть, если бы она приняла твоё предложение…

      — Дафна, — перебил я её. — У меня есть ты и больше мне никого не нужно.

      — И Панси, — уточнила она.

      — А Панси-то тут при чём?

      — При том, — ответила она. — Панси вернётся. У тебя есть я и Панси.

      Я вздохнул. Мне не хотелось с ней спорить и пытаться её переубедить. Пускай. Подождём Панси ещё год, два, она выйдет за Хорька замуж, если уж он ей так дорог, нарожает ему детей… Похоже, моё лицо опять перекосило, поскольку Дафна с силой дёрнула меня за рукав и повторила с нажимом:

      — Она вернётся!

      Я поднял лицо к небу и сделал глубокий вдох. Прочь грустные мысли!

      — Я хотела тебя спросить, как бы ты отнёсся…

      Как бы я отнёсся? У Флёр много достоинств. Разных. Есть достоинства побольше и достоинства поменьше. И попа, насколько я успел оценить, ничуть не хуже, чем у Дафны. В общем, я обеими руками “за”. Может, и не только руками.

      — Зачем тебе это? — спросил я.

      — Ну, я же — слизеринка, — объяснила она. Точнее, попыталась объяснить. А я всё равно ничего не понял. Прав Снейп — в Гриффиндоре все — сплошные тупицы. Она правильно поняла моё молчание: — Мне нужно заботиться о благосостоянии моей будущей семьи.

      — И?

      — Делакуры весьма влиятельны…

      — Ну, хватит, — меня вдруг охватило раздражение. — К тому же она всё равно выйдет за Сириуса.

      — Она — да, — согласилась Дафна. — А Габриэль — нет.

      — Что? — я чуть не схватился за голову.

      — Мы с Флёр договорились, что, когда придёт время, мы все обсудим возможность… Да что ты волнуешься, до этого момента ещё шесть лет, как минимум.

      — Дафна! — простонал я, прикрывая лицо ладонью. Кошка под свитером согласно мяукнула.

     Ко времени занятия с Сириусом я уже отошёл от шока, в который меня повергла коммерческая жилка Дафны, решившей за моей спиной устроить распродажу мест в моём гареме. Кстати, не в первый раз — я припомнил её план устроить мне многочисленные романтические приключения с одноклассницами. В общем, глазик у меня дёргаться не начал, но два мешка попкорна на успокоение ослабевших нервов израсходовать пришлось. Зато фитотерапия помогла — от душевой девочек до Комнаты-по-желанию я шёл в совершенно благостном расположении духа и только что не напевал под нос. Недолго музыка играла.

      То есть, Дафна, конечно, всё правильно сделала, но по крайней мере предупредить меня или поставить в известность определённо стоило. Долго ли, коротко ли, но помимо Дафны и Сириуса я обнаружил в комнате Панси. Судя по её унылому виду, её Дафна притащила практически силком.

      — Здравствуй, Алекс, — сказала она, потупив глаза.

      — Здравствуй, Панси.

      Сириус, глядя на наше чопорное приветствие, озадаченно почесал затылок:

      — Вы что это, уже поцапаться успели? — спросил он. — Две недели всего-то в школе!

      — Мы можем это обсудить, — предложил я ему. — Если хочешь, конечно.

      Сириус вытянул вперёд руки, как бы защищаясь:

      — Вот это, наверное — лишнее.

      — Ну и хорошо, — сказал я. — Никогда мне не нравилась эта идея консультантов по семейным кризисам.

      При упоминании семейного кризиса щёки Панси слегка порозовели.

      — Я совсем не хотела лишний раз тебя тревожить, Алекс, — заявила она.

      — Я думаю, мне будет спокойнее, если я буду знать, что моя сестра способна постоять за себя, — ответил я. Глаза Панси, когда я упомянул про сестру, полыхнули огнём. Не понимаю. Я ей и не нужен, и нужен, причём она, похоже, и сама не знает толком, чего хочет. В общем, собака, что сидит на сене. Или я у неё — как запасной вариант, если её крестовый поход за счастьем на стороне постигнет та же участь, что постигла крестовые походы магглов, и она следит, чтобы её место никто не занял? Зря, конечно. Она у меня вместе с Дафной — единственная и на всю жизнь. Если, конечно, Дафна наступит на горло своим талантам антрепренёра и перестанет меня сватать всем подряд.

      Сириус принёс с собой Доктринаматиксы, что и определило тематику нашего занятия — мы занялись отработкой заклинаний. Надо сказать, по сравнению с тем, что я делал в прошлые разы, использование этих артефактов выглядело практически жульничеством. За час я повторил Редукто несколько тысяч раз, и уже при мысли об этом заклинании моя рука непроизвольно дёргалась. Сириус, что интересно, тоже занимался вместе с нами. Жаль, конечно, что никакие умения в мире не помогут ему справиться с тем, что нас всех ожидает в будущем, но с бытовыми проблемами какой-нибудь Бомбарде, выпущенной умелой рукой, справиться вполне по силам.

      Когда мы закончили, Дафна изъявила желание, чтобы я её проводил до Слизерина. Я предложил ей локоть, и за другую руку тут же уцепилась Панси. Одно могу сказать — тактика пробуждения в Панси духа соперничества вполне приносит свои плоды — мне было очень приятно ощущать тепло Паркинсон, прижимающейся к моему левому боку, и я воспринял это, как награду за моё терпение ранее. У входа в Слизерин она удивила меня ещё раз. Дафна в своих настойчивых попытках разжечь в подруге пламя страсти не придумала ничего лучше, чем повиснуть на мне с поцелуем. Ни я, ни она не обратили внимания на тихие шаги уходящей Панси, когда та в панике решила оставить нас одних.

      — А где Панси? — озадаченно спросил я, когда мы оторвались друг от друга, чтобы перевести дух.

      — Страдать ушла, — пожала плечами Дафна. — Не отвлекайся!

      На следующий день меня ожидал ещё один сюрприз. Поскольку день снова выдался ясный и не очень холодный, я отправился обедать на уже облюбованную лужайку, и вслед за мной потянулись одноклассницы. Когда все уселись, к нам пожаловали ещё три гостя. Точнее, сначала — два, причём, таких, что я меньше всего ожидал здесь увидеть. К нашей группе подошли Гойл с Крабом и нерешительно замерли у края стайки девушек. То есть, “нерешительно” — это видел только я, поскольку уже немного с ними пообщался. Слизеринки, наверное, тоже смогли оценить. А для остальных двое-из-ларца выглядели, как обычно — просто смотрели в никуда ничего не выражающими взглядами. Мне даже стало интересно, как поступят девчонки.

      Ничего, хорошо поступили. Освободили пару мест внутри кружка, слегка потеснившись, и дали Крабу с Гойлом сесть. Те распаковали обед и молча приступили к трапезе, казалось, даже не слушая мою Оду Гермионе Великолепной, которую я продолжал складывать каждый раз, как мы собирались не для того, чтобы готовиться к урокам. И минуты не прошло, как они уселись, к нам присоединилась ещё одна гостья — Луна! Я и до этого частенько ловил её оценивающий взгляд на нашей компании, а теперь, видать, она решила изучить аномалию изнутри, внедрившись в ряды “агентом под прикрытием”. Её приход сразу внёс некую сумятицу в нашу стайку, поскольку она сразу же решила со всеми перезнакомиться. Для разминки.

      Вторник ознаменовал себя сюрпризом с самого утра. То есть, с того самого, что у меня в пять часов начинается. Когда я вышел из замка в сопровождении Рона, Невилла, Шеймуса и Дина, то сразу наткнулся на две мрачные массивные фигуры. Мои товарищи было отшатнулись, ожидая худшего, но я дал команду на бег:

      — Так, сегодня у нас в последний раз один круг бегом вокруг замка. Завтра начнём бегать два. Рон первый, за ним — Шеймус, Невилл, Дин, Грег и Винс. Я — замыкающий. Вперёд!

      — А что, Гойл с Крабом… — выпятил было нижнюю губу Рон.

      — На зарядку с нами пришли Грег и Винс, — перебил я его, подталкивая в сторону нашей тропки. Гойл с Крабом с таким же безразличным видом пристроились позади Дина и потрусили со всеми. На, собственно, зарядку мы направились к стадиону. Там были турники, скамейки и брусья, так что помимо отжиманий и приседаний можно было делать упражнения на пресс и спину, отжиматься на брусьях и подтягиваться. Гриффиндорцы остались в некотором шоке, когда Гойл с Крабом спокойно подтянулись по десять раз, по-моему, даже не напрягаясь, при том, что никто другой, помимо меня и них, даже пяти раз не осилил. Мы добежали обратно, и внутри замка парни из Слизерина сразу отделились, двинувшись в сторону подземелий.

      Меня совершенно не волновало, каким способом им стало известно о наших утренних занятиях — во-первых, мы особо и не таились, и любой случайный свидетель мог видеть нас в полный рост; кроме того, мы, то есть, Бродяга, Лунатик, Паркинсоны и Гринграссы, вроде как, договорились, что каждый сам для себя решает, что из происходящего стоит передавать нашим друзьям или союзникам — а Краб с Гойлом, безусловно, входили в когорту “союзников”, пусть нам даже и не известно, кто помимо них входит в эту движимую миссис Малфой когорту.

      На зельеварении мы с Герми и Дафной нарвались на отработку. То есть, даже не нарвались, а напросились или даже навязались, поскольку профессора пришлось буквально уговаривать нас наказать. Еще в начале урока все девицы, как по команде, полностью экипировались — надели халаты, маски и толстые фартуки и перчатки. Безразлично поглядев на прекрасную половину нашего класса, облачающуюся по высшему разряду, и на меня, незаметно проделывающего то же самое, Гойл с Крабом дружно развернулись и пошли к шкафам со спецодеждой. Хм. Не знаю, есть ли в их круглых котелках мозги, но практическая смётка — точно наличествует!

      На уроке, как только Снейп дал отмашку творить, Дафна и Гермиона сразу же приступили к изготовлению нужного состава. Поскольку они сидели с разных концов нашего кружка, то зона охвата обещала быть просто гигантской. Дафна доделала первой и улыбнулась мне, вызвав у Герми раздражённую нервозность своей победой в их маленьком состязании. Гермиона тоже доделала и хмуро кивнула. Потом обе взяли по капельке слизи шерстяной улитки, втянув голову в плечи, капнули каждая в свой котёл и сразу залезли под столы.

      — Бум! — казалось, весь Хогвартс содрогнулся. На месте разорвавшихся котлов Дафны и Герми пухла и пузырилась грязно-зелёная масса, очень быстро занимая собой всё доступное пространство. Ещё пара минут — и всё помещение оказалось ей затоплено. Выбор рецепта был неслучаен — нужна была смесь вонючая, но безвредная, в которой можно было бы дышать. Когда масса начала спадать, и из-под неё показалась всклокоченная голова профессора, и он завопил, что есть мочи:

      — Лонгботтом!

      — Он в Больничном крыле, профессор, — подал голос я. — На трансфигурации превратил себе руки в щупальца осьминога.

      — Вы! — Снейп устремил на меня злобный взгляд. — Мистер Поттер, вечерняя отработка!

      Где-то из-под пены в углу, где Панси сейчас пыталась что-то из-под этой пены извлечь, послышалось истерическое хихиканье Малфоя.

      — Но это не я, профессор, — возразил я.

      — Что вы несёте, мистер Поттер? Кто же ещё, кроме недоучки-гриффиндорца мог…

      — Вот она, — показал я пальцем. — Это была мисс Гринграсс, я всё видел!

      — Минус пятьдесят баллов Гриффиндору! — процедил сквозь зубы Снейп. Хорёк в углу снова заблеял. — За доносительство! Мисс Гринграсс! — повернулся он к ней. — Вам тоже отработка вечером!

      — А мне-то за что, профессор? — спросил я.

      — Прекратите задавать тупые вопросы, Поттер! — скривился Снейп. Хорёк, которого Панси почти откопала из пены, начал ржать, хватанул ртом зелёной массы и закашлялся. Панси от души пару раз приложила ему между лопаток, и он захныкал.

      — Это несправедливо, профессор! — прозвучал тонкий, дрожащий от обиды голосок.

      — Да что… — обернулся Снейп, и сразу его взгляд стал масляным, а голос — медовым: — Мисс Грейнджер! Двадцать баллов Гриффиндору! За справедливость!

      — Гарри ни в чём не виноват! — пропищала Герми как можно более жалобным тоном.

      — Ваш этот, с позволения сказать, “Гарри” всегда виноват, — мягко начал он объяснять. — Если взорвался котёл, и поблизости нет Лонгботтома — значит, это проделки Поттера.

      — Проделки Поттера! Проделки Поттера! — заверещал из своего угла Малфой. Я готов был его убить за обожание, с которым на него смотрела в этот момент Панси.

      — Это мой котёл взорвался, а не его! — пожаловалась Гермиона.

      — Ах, мисс Грейнджер, — проворковал Снейп. — Это — такие мелочи! Не волнуйтесь, с Поттером я и без вас разберусь!

      — Это несправедливо, профессор! — глаза её налились слезами, а вместе с голосом начали дрожать и губы. — Я ошиблась, мне и отвечать!

      Артистка! Ещё и брови так жалобно наморщила, что захотелось злобно зарычать, почесать подмышку и, размахивая любимой дубиной, бежать крушить врагов, волоча несчастную обиженную бедняжку позади за волосы.

      — Ну, хорошо! — благостно пророкотал Снейп. — Приходите тоже, я с вами лично… — с придыханием добавил он, — позанимаюсь!

      Таким образом, вечером мы оказались у дверей его кабинета. Трое нас и Панси. Мы с Гермионой недоумённо покосились на Дафну, но слово взяла Паркинсон:

      — Я не могу пропустить, когда происходит такое! — прошипела она так, чтобы Герми не могла слышать. — То, что важно тебе, важно и мне тоже!

      — Ты в курсе того, что нам нужно делать? — спросил я уже вслух.

      — Да, — кивнула она. — Дафна меня ввела в курс дела.

      — Паркинсон! — прорычала Гермиона. — Ты нас сдать собираешься?

      — Успокойся, детка! — снисходительно усмехнулась Панси. — Кому нужна твоя тощая задница!

      Пока Герми надувала щёки, пытаясь придумать колкость позатейливее, я решил вмешаться:

      — Так, стоп! Паркинсон, скажи мне, у Гермионы и вправду тощая задница, или ты была не совсем объективна?

      Панси поглядела мне в глаза и поняла, что ей стоит дать задний ход:

      — Ты прав, Поттер, тощая задница здесь только у тебя!

      Я удовлетворённо кивнул и обернулся к Герми:

      — Паркинсон пришла помочь, а ты себя ведёшь, как…

      — Как кто? — спросила она.

      — Просто скажи ей спасибо, и всё, — вздохнул я.

      — Гарри, если она про нас доложит, ты же знаешь…

      Конечно, я знаю! Десять лет Азкабана. Вот как ей объяснить, что, если представить себе невозможное и допустить, что Панси может меня предать…

      — Иногда стоит верить хотя бы своим друзьям, Герми. Просто верь мне.

      — Я не понимаю! Она же…

      — Просто верь мне! — сказал я чуть громче, чем нужно. Гермиона втянула голову в плечи и кивнула. Я повернулся к Панси: — Паркинсон, я не знаю, зачем ты это делаешь, но я верю Гринграсс, которая тебя привела. Если ты нас заложишь, то Дафна пойдёт в Азкабан вместе с нами.

      Поскольку Гермиона уже моего лица не видела, я скорчил дурацкую гримасу, давая Панси сигнал к тому, что она должна поучаствовать в этом небольшом представлении. Хорошая она всё-таки девочка. Догадливая.

      — Не твоё дело, Поттер, что я тут делаю! — ответила она через губу. — Я помогаю своей подруге, которая, похоже, совсем умом тронулась, — она ласково погладила Дафну по головке. — Иначе как ещё объяснить, что она тут что-то замышляет с двумя грязнокровками! Не волнуйся, Поттер, я тебя не сдам. В этот раз, — добавила она и демонически расхохоталась. Я обернулся к Гермионе и обнаружил, что её лицо стало белее мела.

      — Что здесь происходит? — распахнулась дверь кабинета зельеварения. — А, мисс Грейнджер! — снова растаял Снейп. — Заходите, заходите, я как раз всё приготовил! — тут он заметил остальных и недовольно скривился: — Ну и остальные тоже заходите!

      Недолго я гадал, что же он такое “приготовил”. По-моему, это называется “романтическая отработка при свечах”. Класс был погружен в полумрак, на столах то тут, то там были расставлены светильники из морских жаброслей, а на столе, который обычно занимала Гермиона, стояла одинокая распустившаяся роза в тонкой вазе. Чёрная роза, ещё и намазанная воском, как волосы Снейпа. Это надо видеть!

      — Пожалуйста, мисс Грейнджер! — проворковал он. — Надеюсь, вам будет… уютно, — он снова повернулся к нам: — Вы, там, как вас там… Задание на доске, можете занять вон тот угол.

      Правильно, подальше! Дафна показала Герми две сцепленные руки и потрясла ими. Ничего, Гермиона, они не пройдут! Мы прошли на отведённые нам места и начали распаковываться.

      — Панси, спасибо тебе, что ты нам помогаешь! — тихонько сказал я.

      — Ты с ума, что ли, сошёл? Отомстить человеку, укравшему у нас тебя… Я наоборот очень разозлилась, когда узнала, что ты всё спланировал без меня. Это полнейшее свинство с твоей стороны!

      — Прости. Мне показалось…

      — К чёрту, — сверкнула она глазами. — Я не желаю, чтобы мимо меня проходили такие важные вещи, понял?

      — Хорошо, Панси.

      Краем глаза я отслеживал, что происходит с Гермионой. В данный момент Снейп, придерживая её руку в своей, объяснял ей, как правильно помешивать раствор в котле:

      — Смотрите, мисс Грейнджер, здесь нужно плавное движение кистью, попробуйте почувствовать. Такие нежные, бархатистые движения. О… О! — его рука ни на миллиметр не отклонилась от требуемой траектории, когда он слегка дёрнулся.

      — Всё в порядке, профессор? — вежливо спросила Герми, понимая, что попала на настоящего маньяка.

      — Да-да, мисс Грейнджер, всё даже более, чем в порядке!

      Я снова вернулся к столу. Нам нужно было приготовить двенадцать кристаллов — три больших и девять маленьких. Кристаллы нужны были, чтобы точно направить заклинание на жертв, и изготовить их можно было только в алхимическом котле. Я искренне надеялся, что Снейп не заметит пропажи некоторых ингредиентов, достать которые заняло бы слишком много времени. К счастью, процесс был трудоёмким только для больших кристаллов, а маленькие можно было приготовить все одновременно. Другим плюсом было то, что зелье, из которого выращивались кристаллы, было одно для всех.

      Я не совсем доверял своим навыкам зельевара, так что раствор стали готовить девушки. Там было около тридцати составляющих, которые следовало замесить строго определённым образом в течение пятнадцати минут. Панси с Дафной бойко взялись за дело, а я тем временем обрабатывал затравки для кристаллов. На маленькие шли алхимические сапфиры размером в три карата, на большие — голубые алмазы в десять. То есть мне нужно было в рекордные сроки изготовить двенадцать драгоценных камней алхимическим способом. Ну, ничего, опыт изготовления камней у меня уже имеется. Я взял четыре котла и приступил.

      Самым ценным и редким ингредиентом при изготовлении синих и голубых камней являются слёзы вейлы. Причём, не просто слёзы, а пролитые действительно по поводу. Никаких крокодиловых слёз, в общем. Вот, к примеру, в воскресенье Флёр, хоть слёзы и лила, а полезного продукта не произвела. А всё потому, что плакала из-за надуманной обиды. Что не помешало мне задать ей вопрос и на следующий день получить флакон с пятнадцатью небольшими шариками голубоватого цвета. Три — про запас, если у меня что-то не получится. Я достал один шарик, положил его на дно котла и залил киноварью, после чего кинул туда порошок ядовитой тентакулы и лепестки белладонны. Дождавшись, пока песок в часах просыпется весь, а раствор примет чистый голубой цвет, я приступил к завершающей части процесса — мне предстояло “спечь” варево в небольшой кристалл.

      — Редуцио! — взмахнул я палочкой. — Редуцио! Редуцио!

      Сложность была в том, что камень зарождался в самой сердцевине, закрытой от глаз полупрозрачной оболочкой, и мне нужно было “почувствовать” момент, когда он станет готов. Формальный подход был невозможен из-за вариаций температуры, влажности и силы заклинания мага. Наконец мне показалось, что камень готов, и я заставил скорлупу расколоться:

      — Спекиалис Ревелио!

      Оболочка развалилась на несколько кусочков, и моим глазам предстал довольно крупный голубой алмаз. Точнее бриллиант, поскольку он ни с того, ни с сего оказался огранённым. Вдохновлённый успехом, я изготовил ещё два, положил каждый в отдельный чистый котёл и начал делать сапфиры. Я успел сделать только три, когда девушки уже управились со своим зельем. Панси взяла один из котлов с алмазами, поставила его рядом и подняла варево Левиосой, при этом осторожно наклоняя. Я проверил, как там наш старик-зельевар. Ничего так. Уже успел загнать Герми на книжную полку, а сам о чём-то мурлычет снизу. И не март ведь!

      — Осторожно, — прошептала Дафна, наблюдая, как из наклонившегося котла потянулась вниз длинная капля. Панси ничего не ответила, лишь в напряжении облизнула губу, когда вязкая полупрозрачная масса, как бы наполненная дымом, коснулась камня и на силе поверхностного натяжения оторвала его ото дна котла. Камень засосало внутрь капли, а жидкость продолжала стекать вниз, добавляя капле объёма. Наконец, когда она достигла размера шарика для пинг-понга, Панси осторожно опустила котёл чуть ниже, и капля коснулась дна посуды, в которой лежал алмаз. Панси выровняла котёл, обрывая клейкую нить, и понесла его к следующему камню. Подошла Дафна и, направив палочку на шарик с камнем внутри, начала раскручивать его — быстрее и быстрее. Когда тот превратился в гудящее размазанное пятно, она начала сжимать его, и шарик стал изнутри светиться красным. Дафна оставила его левитировать в пяти сантиметрах над донышком, а сама перешла к следующему, который как раз закончила Панси.

      Я отложил шестой изготовленный сапфир в четвёртый котёл и отвлёкся посмотреть, что там делает Гермиона. Увиденное чуть не заставило меня поперхнуться. Снейп приделал ей кошачий хвостик и лапки и в этот момент с совершенно мечтательным выражением на лице как раз приделывал ушки. Я тут же зажмурился! Сюрреалистическое зрелище! Срочно развидеть! Я этого не видел! Я этого не видел! Мои глаза! Я приоткрыл их и в маленькую щёлочку снова взглянул. Гермиона уже сделала шаг вперёд, и мне стал виден плотный столб белого дыма, вьющийся из плошки на столе позади неё, который я принял за хвост, белые защитные перчатки, очевидно, сделанные по индивидуальному заказу, и защитный колпак на голове, который слегка смялся, образуя два торчащих треугольничка над ушами. Ф-фух! Привиделось! Похоже, Снейп в этом кабинете — не единственный маньяк с фантазией извращенца.

      Когда Панси закончила упаковывать третий алмаз, я только закончил седьмой сапфир.

      — Ещё два, — кивнула она.

      — Ну да.

      — У тебя очень неплохо получается!

      — Зато ты — настоящая мастерица.

      Панси смущённо улыбнулась, а я приступил к следующему камню. Снейп, кстати, оказался затейник ещё тот. Я чуть было не потерял счёт оборотам палочки в тот момент, когда он ловко преградил путь зазевавшейся Гермионе, и последняя с грохотом опрокинула контейнер с замороженными крысиными глазками. Предоставив Герми собирать рассыпавшиеся по полу шарики, сам он уселся на стул и откинулся, блаженно за этим наблюдая. Панси в негодовании покачала головой и что-то про себя буркнула.

      — Что, прости? — спросил я.

      — Я сказала, что, если бы у меня до этого не было причины сделать то, что мы делаем сейчас, то в этот момент она бы точно появилась.

      — Он не очень хороший человек, — согласился я.

      — Жаль, что его нельзя убить.

      — Боюсь, желающих на одного Северуса слишком много.

      — Давай быстрее, — сказала она. — Представляешь, каково ей сейчас? Представляешь меня на её месте?

      Я представил. И как представил! Панси с хвостиком, лапками и ушками собирает шарики по комнате. Боюсь, что я даже слишком хорошо представил, поскольку из транса меня вывело её шипение, которое я даже поначалу принял за деталь своей фантазии:

      — Поттер! Ты что, всерьёз?

      Дафна едва слышно хрюкнула:

      — Панси, у нас с тобой жених такой извращенец — это что-то!

      — Только у тебя! — возразила Панси.

      — Да ну! — развеселилась Дафна. — Ты что, уже попросила отца расторгнуть помолвку?

      — С чего бы? — едва слышно ответила Панси. — Слизеринка я или нет?

      — Конечно, дорогая. Как я тебя понимаю! Терять такую выгодную партию…

      Как раз в этот момент я доделал последний сапфир и выложил его к остальным. Панси с хмурым лицом к ним подошла и стала обволакивать варевом сразу все — технология это позволяла. Я тем временем начал делать ещё один алмаз.

      — Ты что это? — спросила Дафна, бросив быстрый любопытный взгляд мне через плечо.

      — Не пропадать же добру, — кивнул я на оставшиеся в банке две горошины слезинок.

      — А, ну да, — согласилась она, вспомнив, что они через неделю превратятся в обычный раствор солей. Снейп делал вид, что что-то показывает Гермионе на своём столе, и ей пришлось сильно к нему наклониться, чтобы разглядеть. От его масляного взгляда за отворот её рубашки меня бросило в дрожь.

      Когда я закончил с ещё тремя бриллиантами, большие кристаллы уже остыли. Теперь каждый алмаз оказался заполнен тем же самым туманом, что ранее был в приготовленном Дафной и Панси зелье. До полного остывания сапфиров оставалось ещё две минуты, и я сделал знак Герми закругляться. Она тут же радостно выпалила:

      — Профессор, наше занятие закончено, не так ли? Спасибо, было очень интересно.

      — Я рад, мисс Грейнджер! — отозвался Снейп с кислой рожей. Интересно, он на что-то ещё рассчитывал? Панси подхватила девять малых камней, и мы пошли на выход. — Молодцы… Все остальные! — махнул рукой Снейп и ломанулся к себе в подсобку. Ага, срочно спустить пар!

      — Что смеётесь? — строго спросил я дружно прикрывших ротики кулачками девушек и грозно насупил брови. — У человека, можно сказать, трагедия! Что за бесчувственность, в конце концов?

      — Поттер, не нервируй меня! — устало сказала Панси. — А то мы трагедию ещё и тебе устроим!

      — Это как же? — оторопело сказал я.

      — Ну-у, — задумалась она. — Мы привяжем тебя к стулу и снимем трусы.

      — Зачем привязывать? — спросил я. — Я и сам могу снять.

      — Не твои трусы, Поттер! Свои! — надменно сказала она. Герми залилась краской.

      Думал я недолго.

      — Привязывайте! — радостно махнул я рукой.

      — Но юбки поднимать не будем, — добавила Дафна. — Ну что, девочки, привязываем?

      — Лучше уж сразу убейте, — вздохнул я. Мы вышли за дверь, и я протянул Гермионе бриллиант.

      — Ой, какая прелесть! — сказала она и потянулась к нему. — А можно посмотреть?

      — Это, вообще-то, тебе, — мягко сказал я, наслаждаясь ставшими совершенно круглыми глазами Гермионы. А она, оказывается, вполне себе даже ничего! Особенно когда не замечает, что на рубашке расстёгнуто на целых две пуговицы больше, чем позволяют правила приличия в красном квартале Шеффилда.

      — Думаешь, Грейнждер, брюлики он тебе просто так дарит? — усмехнулась Панси, правильно прочитав мой взгляд. — Нет, тут всё с дальним прицелом!

      — Смотри, как прицелился! — хихикнула Дафна.

      — А пусть целится! — заявила покрасневшая Гермиона. — Может, я вовсе и не против?

      — Ну-ну, — покачала головой Панси, тоже заметив избыток расстёгнутых пуговиц. — Вот увидишь — поматросит он тебя и бросит.

      — Да ты… — вскинулась Герми. — Да ты сама…

      — Герми! — предупредил я её, не желая доводить дело до скандала. — Паркинсон, попридержи язычок!

      — Мне-то что, — пожала плечами она. — Твоя жизнь, Грейнджер.

      — Ну хватит! — взмолился я и протянул ещё один бриллиант Дафне. — Вот, это тебе!

      — Спасибо! — ответила та, разглядывая подарок.

      — Смотри-ка, Дафна, он и к тебе клеится. Одной ему, видать, мало!

      — А я тоже не против, — пожала та плечами.

      — Паркинсон, я поначалу хотел и тебе один подарить, — начал было я.

      — А я — что? А я — ничего! — тут же невинно захлопала ресничками Панси. — Я только хотела подруге помочь, — подхватила она под локоть Герми, и та сразу начала недовольно вырываться.

      — Ну, если только подруге, — сказал я, передавая ей камешек. — Ловлю тебя на слове!

      Панси взяла бриллиант и сразу начала им любоваться.

      — Ну и кто к кому теперь клеится? — насмешливо спросила Гермиона.

      — Ну ты, Поттер, и кобель, — восхищённо протянула Панси, разглядывая камень на свет. — Кобелище!

      Утренняя история с зарядкой получила продолжение тем же вечером, когда Краб, ласково массируя мой корпус своими кулачищами, вдруг перевёл свой монолог на рассуждения по этому вопросу:

      — Скажи, Поттер, а что у тебя с математикой, сложности какие-то?

      — Не… Хы… Хы… Понял! — ответил я, успевая резко выдохнуть, получая по рёбрам.

      — Завтрак у нас когда?

      — Во… Хы… Семь, — ответил я.

      — А зарядка когда заканчивается?

      — Шесть… Хы…!

      — И что после этого два часа делать?

      — Брейк! — сказал я, делая шаг назад. Краб опустил перчатки. Я наклонился к своему стакану и выплюнул каппу — оказывается, эта резинка в зубы именно так называется. — Ты что хочешь сказать?

      — Я хочу сказать, что, если ты будешь вставать в семь, то будешь заканчивать зарядку как раз к завтраку, и тебе не придётся искать, на что убить две часа до него.

      — Если мы будем вставать в семь, то Рону не придётся с утра от нечего делать заниматься домашними заданиями, и он опять начнёт получать двойки и колы, — ответил я. Краб открыл рот.

      — Прикинь, Винс, — ощерился Гойл, вставляя каппу мне обратно в рот. — А ты удивлялся, отчего ты сегодня ни с того, ни с сего пятак по заклятьям словил, а я — по трансфигурации. Видишь, Поттер не такой уж и тупой, как нам с тобой до сих пор кажется!

      В среду мы в темпе пообедали и разошлись по исходным позициям. Не все, конечно, а только непосредственные участники. Участницы. И я. Краб с Гойлом, казалось, так и не поняли, что половина кружка куда-то умотала, поскольку как раз в этот момент Луна со звонким смехом слушала что-то, что ей рассказывал Гойл. Мне вообще было неведомо, как она ухитрилась заставить одного из них выдавить из себя хоть слово. Вот что значит настоящая волшебница!

      Я спокойно шёл в сторону выхода из замка. Судя по времени, все уже должны были оказаться на своих местах. Мимо пронеслась Гермиона, крича на ходу:

      — Скорее, профессор! Я её видела там, на лужайке!

      За ней, словно на крыльях, летел Снейп. Мантия его развевалась почти параллельно земле, разметавшись назад и в стороны, делая его походим на огромную летучую мышь. Сегодня Дафна оторвалась по полной программе. Юбку Гермионе она укоротила так, что ещё немного — и стали бы видны трусы, на ногах — белоснежные гольфики, в волосы вплетены огромные банты… Мечта, в общем, озабоченного маньяка. Я невольно поймал себя на том, что сам ускорил шаг, стараясь за ней поспеть. Мы вышли из замка и поспешили по дорожке к хижине Хагрида. На меня, торопящегося сзади, Снейп не обращал никакого внимания.

      На полпути к хижине лежали два тела — коротенький бочонок в кричаще-розовом и ещё кто-то в чёрном балахоне с капюшоном, скрывающем голову. В пяти метрах от этих двух фигур стояли Панси и Дафна, а в небе точно над ними редкие облака собирались в какое-то подобие воронки, которую пока, кроме меня, никто ещё не заметил. Амбридж, связанная по рукам и ногам, хрипела и тянула к Снейпу пальцы рук, пытаясь что-то сказать, но было сразу ясно, что на неё наложили Мимблвимбл.

      — Финита! — на бегу взмахнул палочкой Снейп. — Финита!

      Да что тут прекращать-то? Старушку Долорес связали обычной верёвкой и заткнули рот кляпом. По крайней мере, именно так мне описывал свой план исполнитель. Естественно, Жабридж продолжила мычать и бешено вращать своими глазками, которые сразу налились кровью, как только она увидела меня. Что-то, видать, ей подсказывало, что день может закончиться не совсем так, как она планировала. Когда Снейп подошёл почти вплотную, фигура в балахоне вытянула палочку:

      — Петрификус!

      — Протего! — моментально среагировал Снейп. — Экспелиармо!

      — Петрификус Тоталус! — тихо произнёс я, ударяя ему в спину. Вчерашний вечер я провёл, пару тысяч раз повторив это заклинание с Доктринаматриксом, и осечки произойти не могло. Снейп трагически вскинувшей руки статуей завалился на траву рядом с Амбридж.

      — Дьявол! — потирая руку, сказал мужчина, выглядящий как Карадок Дёборн, поднимаясь, и принялся выковыривать свою палочку из скрюченной конечности Снейпа.

      — Ага, — согласился я. — Резкий он какой-то. Даже я не ожидал. Видать, что-то почуял, вот и среагировал так быстро. Давай скорее за круг!

      Гермиона уже заняла свою позицию, и вместе с Дафной и Панси они образовали равносторонний треугольник, в центре которого лежали нынешний и будущий преподаватели защиты от Тёмных искусств. Девушки подняли руки, и в камни, которые она держали на кончиках пальцев, ударило по три лучика белого света от внешнего кольца, где по кругу радиусом сто метров были расставлены наши одноклассницы с малыми камнями. От каждого из больших камней туда, где высоко в небе медленно раскручивалась воронка облаков, ударил толстый луч такого же белого света, и вдруг резко потемнело. Небо заволокло облаками, и подул колючий холодный ветер. Устье гигантской воронки начало снижаться вместе с точкой, где скрещивались лучи, пока не замерло буквально в двух метрах над землёй, зловещим раструбом вращаясь над жертвами.

      — Фламма Дилектио! — закричал я, взмахнув палочкой. Ну, то есть, я понимал, что кричать вовсе и не нужно, но так, в конце концов, было драматичнее. Грянул гром, и от воронки в Снейпа и Амбридж ударило по очень толстой молнии — в руку толщиной каждая. Потом нас ослепила вспышка, ещё раз прогремело так, что заложило уши, и размётанные по всему небу клочья облаков вдруг начали таять, пока не пропали совсем, оставив нас наслаждаться девственной чистотой голубого неба. Снейп по-прежнему лежал, как бревно, а Амбридж мычала так, что начала дрожать земля под ногами. Ну да, они же рядом лежат. Мучаются, небось?

      — Ступефай! — не отказал себе я в удовольствии пнуть мерзкое создание. Ей проволокло по земле пару метром, отдаляя от Снейпа достаточно, чтобы обоих перестало корчить.

      — Герми, — тронул я за плечо подругу, вырывая её из ступора. — Бери девочек под руки и топай…

      — Я никуда не пойду, — упрямо сцепив зубы, сказала она. — Если уж я всё это сделала, то просто обязана увидеть результат своими глазами.

      Сириус пошёл развязывать Амбридж.

      — Кто это? Что за человек? — спросила Герми. Мы заранее договорились с Бродягой, что капюшон он снимать не будет, причём, частично из-за нежелания лишний раз светить лицо колдуна, которого нет, перед Гермионой.

      — Друг, — коротко ответил я.

      — Понятно.

      К нам подошли Дафна и Панси. С остальными мы договорились, что они обойдут нас достаточно далеко и не будут смотреть на происходящее. Я мотивировал это тем, что, если попадусь — а я непременно попадусь, просто уверен, — то никакой сильный легилимент не рассмотрит в моей голове тех, кого я не видел. Это было второй причиной Сириусу не снимать капюшон. С другой стороны, капля Веритассиума — и я всех сдам гарантированно.

      — Финита! — сказал крёстный, отпуская Снейпа. Тот сел со страдальческим лицом, покрутил головой и увидел Амбридж. Лицо его просветлело. Она тоже его увидела и сразу к нему потянулась. Как только их руки пересекли невидимую границу, обоих скрутило болью. Она завизжала, как свинья, которую режут тупым перочинным ножиком. Снейп терпел несколько секунд, а потом тоже заорал, катаясь по земле. Я слушал их агонизирующие крики, и на какой-то миг мне стало противно от того, что делаю, а потом просто вспомнил Поттера. Того самого, которого эта гадина пытала вечерами. Того самого, в результате гибели которого этот гад убил двоих детей и искалечил жизнь третьего… Нет, я ни о чём не жалею.

      Стоящих рядом девушек колотила крупная дрожь. Я оттащил Амбридж в сторону Левикорпусом и отпустил на траву. Тяжело дыша, оба приговорённых приходили в себя, снова бросая полные отчаяния взгляды друг на друга. Снейп поднялся и поковылял в сторону Долорес.

      — Пойдёмте, — тихонько сказал я, подталкивая девушек в сторону замка. Сириус должен был произвести зачистку. Мне совершенно не хотелось, чтобы Снейп вспомнил, кто на него напал. А уж в том, что Амбридж и не минуту не задумается, прежде чем отправить всех не просто в Азкабан — а на поцелуй к дементору — сомнений не было никаких.

      — Обливиэйт! — послышалось сзади. Я не обернулся.

      Когда мы зашли в Хогвартс, Гермиона молча кивнула и пошла в сторону Гриффиндора. Дафна и Панси выразительно на меня посмотрели, прижимаясь друг к другу. Я пошёл по коридору, выискивая свободный кабинет. Когда нашёл, то посторонился, пропуская девушек, и зашёл сам, прикрыв за собой дверь. Они тут же повисли на мне с двух сторон.

      — Ужасно! — сказала Панси. — По-моему, милосерднее было бы убить.

      — Ты же знаешь, что мы не можем их убить! — пробурчала Дафна, пряча носик у меня на груди.

      — Я себя так мерзко ещё никогда не чувствовала! — пожаловалась Панси, снова начав дрожать. Я крепче прижал к себе обеих. — Скажи что-нибудь, Поттер!

      — Что ты хочешь, чтобы я сказал?

      — О чём ты сейчас думаешь?

      Я вздохнул:

      — Это совершенно не имеет значения в данный момент.

      — В данный момент — имеет. Говори!

      Я снова вздохнул:

      — Я хочу, чтобы ты вернулась.

      — Это всё, о чём ты думаешь? — с укором спросила она.

      — Я всегда об этом думаю.

      Она мне ничего не сказала. Я, в общем-то, и не сомневался, что она не станет обсуждать эту тему, но мне наконец-то стало тоскливо, как и предполагала обстановка. Следующим уроком у нас было как раз зельеварение, и у меня не было сомнений, что урок отменят. Так оно, в общем-то, и случилось. Мы ещё несколько минут постояли, потом Панси нехотя отлепилась и, пряча глаза, вышла. Дафна грустно на меня взглянула, погладила по голове и отправилась за ней. Я дошёл до кабинета Снейпа, и тут меня догнала Макгонагал.

      — Мистер Поттер! — позвала она.

      — Профессор! — склонил я голову. Быстро они меня вычисли.

      — Мистер Поттер, директор хотел вас видеть. По возможности, сейчас.

      — Но у меня как раз сейчас занятие! — я сделал попытку избежать немедленного разговора, к которому ещё не был готов.

      — Профессор Снейп сейчас не в состоянии вести уроки, — Макгонагал начала буравить меня колючим взглядом. — Я думаю, не случится ничего страшного, если вы сейчас прогуляетесь со мной.

      Пришлось подчиниться. Пока мы шли, я пытался придумать, что буду говорить. Не стоит считать противника, да ещё и легилимента, тупее себя — последствия могут быть самыми разнообразными, от вечной стоянки рядом с неведомыми мне беднягами Шрюзбери и Вустером до соседней с оригиналом койки. Мне стало по-настоящему страшно, и следующие несколько коридоров я посвятил мысленным шлепкам по щекам в попытке привести себя в хоть немного вменяемое состояние. Настолько страшно, что я чуть не забыл о лежащем в левом кармане предмете. Приотстав на шаг от Макгонагал, достал невесомую и почти невидимую сеточку и натянул её на голову. Дэниел сказал, что это помешает легилименту сосредоточиться, но не отменяет необходимости самому думать только о том, что хотел бы показать.

      Сколь верёвочке ни виться… В общем, мы дошли до входа в апартаменты Дамблдора, и Макгонагал пригласила в кабинет, в котором помимо Дамблдора ещё были профессор Флитвик и профессор Спраут, сидевшие на диванчике у стены. Макгонагал предпочла стоять рядом со мной, как бы разделяя ответственность за своего питомца. Я поздоровался.

      — Здравствуй, Гарри! — взглянул на меня поверх очков Дамблдор. — Как дела? Какие новости? Что-нибудь интересное?

      Я пожал плечами. Чёрт его знает, может, они все дружно решили моим здоровьем поинтересоваться, а я сейчас начну исповедоваться. Ну его, молчание — золото. Дамблдор не стал затягивать паузу — с его опытом интриг раскусить мою нехитрую уловку было не так уж и сложно — и сразу взял быка за рога:

      — Тридцать минут назад инспектор Амбридж, — он не стал называть Долорес “профессором”, и спасибо ему за это, — и профессор Снейп подверглись воздействию мощнейшего ритуала. Ты знаешь, что это был за ритуал, не так ли?

      Нужно понимать, что разделительный вопрос — это и не вопрос вовсе, это утверждение, в конце которого ставится вопросительный знак для того, чтобы собеседник, машинально кивнув, сразу сдал себя с потрохами. Дамблдор не спрашивал меня, знаю ли я, что это за ритуал, он просто хотел, чтобы я кивнул. Вместо этого я неопределённо пожал плечами, вызвав на его лице легкую усмешку. Я мысленно снова начал корить себя на все лады. Нужно постоянно держать в уме, что Поттер — тупой и вспыльчивый, и настолько осторожно, как это делаю сейчас я, он себя вести не станет. Есть, конечно, надежда, что с высоты опыта столетнего старца мои потуги выглядят мышиной вознёй…

      — Ну, хорошо, мой мальчик, — вздохнул Дамблдор, — ты хоть знаешь, что бы случилось, если бы ритуал был проведён не у стен замка, а, к примеру, у Хогсмида? Если не знаешь, то я тебе скажу. Уже через пять минут на место его проведения аппарировала бы сотня авроров, хватая всех подряд с целью отправить в Азкабан. Этот ритуал не находится в списке непростительных только потому, что требует больших усилий и тщательной подготовки, в отличие от того же Круциатуса, который можно наколдовать и в запале, между делом…

      Он замолк, ожидая моей реакции. Я же изо всех сил пытался не дать своим мыслям соскользнуть на детали.

      — С другой стороны, тщательная подготовка означает, что тот, кто провёл ритуал, долго думал над его осуществлением… Что же могло настолько повлиять на злоумышленника, что тот даже не задумался об убийстве, которое, несомненно, было бы более гуманным решением? Чем успел так кому-то насолить профессор Снейп?

      Думай о шрамах на руке, думай о шрамах на руке! Думай о чёртовых шрамах!!!

      — Гарри, посмотри на меня! — я посмотрел на Дамблдора невидящими глазами, в которых то плясали капли крови на моей руке, то Гермиона на четвереньках собирала крысиные глазки под наблюдением Снейпа. Директор показал на чашу перед собой: — Помнишь, что это?

      — Да, профессор, — ответил я. — Это Омут памяти.

      — Мне бы хотелось, чтобы ты поделился с нами своими воспоминаниями, Гарри.

      — Я не понимаю, как, — ещё одна ловушка. Откуда, в самом деле, недоучке и лентяю Поттеру знать, как сгружать свои мысли? Если, конечно, его не научил ранее крёстный. Другой крёстный… Думай о шрамах…

      — Коснись палочкой виска вот так, — Дамблдор показал, что нужно делать. — Выбери воспоминание и начни его вытягивать вот так…

      Именно так и нужно делать, за одним исключением — нужно выбрать в точности тот кусочек воспоминаний, которым я хочу поделиться. Лица друзей и сообщников показывать вообще не стоит. Кроме Гермионы, конечно, но тут она — жертва, а не сообщница, не так ли? Я аккуратно сгрузил в Омут “отработку“ у Амбридж, а потом начал работать над фрагментами с Гермионой, безжалостно отсекая всё, что могло дать хоть малейший намёк на подготовку и на помощниц. Хотя при желании до Дафны докопаться можно. А если Дамблдор узнает, что я спелся с Дафной — это будет очень плохо. Поттеру не положено смотреть никуда, помимо Гриффиндора. Так. Крупным планом трусы Гермионы, тянущейся за книгой на верхней полке — отдельным красочным воспоминанием. В горошек. Я верен Гриффиндору, я дышу Гриффиндором и заглядываю под юбки только Гриффиндору!

      Директор потратил от силы пять минут на просмотр картинок и откинулся в кресле, прикрыв глаза:

      — Прошу, коллеги! — показал он в сторону Омута.

      Макгонагал, Флитвик и Спраут склонились над артефактом. Перед моими глазами усилием воли снова появились капельки крови на руке. Вот же, чёртов упырь! Как я мог быть таким слепцом? Он знал! Знал! И про Амбридж, и про маленькие слабости Снейпа! Знал про издевательства над своим “любимцем” — и ни слова не сказал. Ну, конечно, чем хуже у Поттера жизнь, тем меньше шанс, что он хоть на секунду задумается, прежде чем убиться о Волдеморта! К тому же с Министерством ему тоже ссориться не хочется. А Снейп… Они же повязаны, как мафиози из Палермо. Стоит Дамблдору отдать Снейпа аврорам, как тот соловьём запоёт… Флитвик вынырнул из моих воспоминаний и ухватился за рукоятку ножика на поясе.

      — Коллега? — спросил Дамблдор, приподняв бровь.

      — Можно, я ему… Снейпу… Хм… — Флитвик бросил на меня короткий взгляд. — Отрежу…

      — Не стоит, коллега, — мягко пожурил его Дамблдор. — Насилием в этой жизни ничего не решить.

      Интересная мысль. Особенно в свете того, как нам преподаётся защита от Тёмных искусств. Или это просто совпадение, на которое не стоит обращать внимания? Спраут вынырнула из Омута, а за ней — Макгонагал.

      — Я видела достаточно! — заявила она с непроницаемым лицом.

      — И что вы думаете, Минерва? — спросил Директор.

      — Я думаю, что таинственный злоумышленник, имени которого, похоже, мы никогда не узнаем, оказал нам крупную услугу.

      — Какую же? — с возмущением спросила Спраут.

      — Он избавил нас от скандалов, связанных с преподавательским составом Хогвартса, и от войны с Министерством по поводу их собственного нового назначения. Я считаю, что моральный облик нашего коллеги, — при упоминании Снейпа она поморщилась, будто горчицы наелась, — был самым блестящим образом скорректирован в лучшую сторону, а госпожа инспектор отведала той же пищи, которой потчевала моего студента, — она повернулась ко мне, и теперь я мог ясно видеть, с каким трудом она сдерживает негодование. — Мистер Поттер, почему вы оказались столь беспечны, что сразу мне не доложили?

      — Я… Я боялся, что вас уволят, — покаялся я.

      — Мистер Поттер! — надменно зашипела она. — Я, а не вы, и не кто-либо ещё, отвечаю за жизнь и здоровье моих учеников. Ни Министерство, ни госпожа инспектор, никто! Запомните это раз и навсегда. Я защищаю и оберегаю вас. Я! Вы поняли?

      — Да, профессор, — согласился я.

      — Почему вы не доложили о поведении Снейпа? — спросил Флитвик.

      — Коллега, — тихим голосом остановил его Дамблдор. — Я уверен, что увиденное настолько потрясло Гарри, что он уже не мог ни о чём думать, кроме как о наказании. Не так ли, мой мальчик?

      — Именно так, профессор! — думай о шрамах на руке, думай о шрамах на руке!!!

      — Но мы не должны покрывать преступников, Дамблдор! — вскричала Спраут.

      — Не преступников, дорогая Помона. Мы можем считать их рукой судьбы…

      — Я имею в виду эту гнусную Амбридж и твоего любимчика Снейпа! — перебила она. — Их нужно сдать аврорам, и немедленно!

      — И что тогда? — чуть ли не ласковым голосом осведомился Дамблдор. — Много ли времени потребуется, чтобы выяснить, какому наказанию они подверглись, и найти исполнителей? Для ритуала, напомню, требуются, как минимум, тринадцать участников, которые все, как один, пойдут под суд. А поскольку в деле замешана ставленница министра, то в объяснения про действия под Империусом никто не поверит.

      Профессор Спраут склонила голову и прошипела себе что-то под нос.

      — Я с тобой полностью согласен, Помона, но так уж устроен этот несовершенный мир. Гарри, — снова вспомнил он обо мне. — А мне-то ты почему не рассказал?

      Я вспомнил мысли, которые приписывал Поттеру Сценарий:

      — Мне казалось, что это — моя война, профессор. И если бы я рассказал вам, то я бы её проиграл.

      — Ты её уже проиграл, — словно жалея, покачал он головой. — Как только ты решил стать палачом, как только ты решил встать на путь мести — ты уже проиграл!

      — Но как же, профессор? Как я могу победить? — кося под идиота, я ещё и слезы в голос умудрился подпустить, да и не только в голос.

      — Только любовью, — ответил Дамблдор, словно не замечая округлившихся глаз профессора Спраут и нервно хватающейся за ножик руки профессора Флитвика. — Только если ты будешь любить своих врагов, ты сможешь их победить. Ты — добрый мальчик и должен творить добро. Не преумножай зла, не служи злу, не подпитывай его. Позволь добру, которое ты творишь, самому изгнать зло из своих врагов…

      Дальше я уже ничего не услышал, поскольку последние пару предложений Макгонагал с удивительной для её хрупкого вида силой тащила меня на выход, крепко ухватившись за моё плечо, что-то при этом шипя себе под нос. Когда мы вышли в коридор, она отпустила меня и, поморщившись, замахала руками, словно отгоняя от себя неприятный запах. Потом вздохнула и каким-то совсем непривычным для неё добрым и любящим взглядом посмотрела на меня.

      — Профессор? — спросил я.

      — Простите меня, мистер Поттер, — вдруг сказала она.

      — За что? — не понял я.

      — За то, что не смогла вас защитить!

      — Вы не можете меня защитить, если я сам вам мешаю это сделать, — возразил я.

      — Не могу, — согласилась она. — Но должна. Простите меня.

      — Знакомство с вами — большая честь, — я сделал шаг назад и церемонно ей поклонился.

      — Знакомство с вами — большая честь для меня, — ответила она. — Ступайте, мистер Поттер, и больше не шалите, — и прежде, чем я успел что-то ей ответить, она добавила: — Сегодня.

      — Торжественно обещаю, — кивнул я, — сегодня — никаких шалостей!

      — До свидания, мистер Поттер!

      — До свидания, профессор!

     Конечно, главная цель была достигнута — Снейп перестал пялиться на Герми и при оказии заглядывать ей под юбку. Мне, кстати, показалось, что она поначалу даже немного обиделась — хоть и плохонький из Снейпа был обожатель, зато свой. Снейп однако оказался мастером превращать трагедию в фарс — уже на следующий день я увидел его, стоящим под лестницей как раз в тот момент, когда по ней поднималась Амбридж. Проследить его взгляд я не решился — желудок у меня, конечно, железный, но вот навсегда потерять зрение и тягу к жизни я всерьёз боялся. Но одно лишь это зрелище Снейпа, трагически и влюблённо заглядывающего под юбку розовому колобку, достойно было запечатления в анналах истории. Убедившись, что запись включена, я плотно зажмурил глаза и мужественно повернул голову в направлении Амбридж. Надеюсь, демон не сразу окочурится, а успеет досмотреть этот кадр до конца.

      Астрономическая башня оказалась прочно оккупирована новоявленными голубками, совершенно распугав старшекурсников и заставив их искать другие места романтического уединения. Хотя не так уж и много в школе было парочек. Всё-таки большинство достаточно ответственно подходили к будущему, предписанному им обществом. Зато парочки предназначенных друг другу иногда отрывались по полной с зависанием в гостиницах Хогсмида на выходные. Но это даже и не очень важно. Снейп и Амбридж, чётко соблюдая дистанцию, пробирались в башню и о чём-то там разговаривали. По крайней мере, криков боли из башни слышно не было, так что за руки они взяться не пытались. Плюс ситуации был в том, что они больше не расхаживали по школе вечером. Минус же состоял в том, что разлучённые в течении дня, словно срывались с цепи. Особенно, понятное дело, доставалось Поттеру, которого и Амбридж, и Снейп любили чистой незамутнённой ненавистью.

      За обедом они садились за преподавательский стол на максимальном удалении и начинали бросать друг на дружку такие патетические взгляды, что даже Дамблдор, при его одержимостью любовью всего ко всем, приобретал нездорово-зелёный цвет лица. Остальные учителя просто сбежали за столы к ученикам, и никто бы их за это не осудил. Когда Амбридж привставала достать, к примеру, соль, взгляд Снейпа, прикованный к её декольте, становился масляным, а Дамблдора начинало выворачивать наизнанку.

      Выверты неумолимого Сценария продолжали меня бесить. Очень, к примеру, было весело прийти вечером из Комнаты-по-желанию и терпеливо внимать Добби, который решил мне про неё поведать. Да что там поведать — он ещё и показывать меня потащил… Или, к примеру, атака Малфоя камикадзе-Невиллом. Мне в тот момент отчего-то стало до ужаса смешно, глядя на этих двух придурков, исправно отыгрывающих свою роль: один, мерзко хихикая и потирая руки, прячется за спины Гойла с Крабом, а другой с пеной у рта вырывается из наших с Роном рук и кричит:

      — Моргала выколю! Пасть порву! Пойдут клочки по закоулочкам!

      И когда появился скорбно-пафосный Снейп и снял с Гриффиндора баллы, тут уже и Рон не выдержал, покраснел и начал фыркать. Ну, Двое-из-ларца-одинаковы-с-лица всё с такими же каменными лицами стоят, будто их это всё вообще не касается. А в довершение я, завернув за угол, налетел на Лизу Турпин, сшиб её с ног и сам же на лету поймал. Уже в третий раз за неделю. Причём, сценарий каждый раз один и тот же — заворачиваю за угол, в меня с размаху впечатывается Лиза и тут же падает без сознания. А я её не рефлексах подхватываю. И, главное, рядом — никого, так что остаётся лишь беззвучно орать в потолок — “Не виноватый я! Она сама пришла!” Она, естественно, сразу изобразила глубокий обморок и полную потерю чувств. Подержав немного на весу, я поставил её на ноги и взвалил на плечо, придерживая за мягкое место.

      — Гарри! — взвизгнула она, разгибаясь и соскальзывая на пол.

      — Дела! — почесал я в затылке. — А я думал, что ты в отключке, вот и решил отнести тебя в больницу…

      — А что твоя рука делала на моей попе? — спросила она.

      — Допинг принимала, — не задумываясь, ответил я. — Тащить-то далеко!

      — Хм, — сказала Лиза. — Ну, ладно, так и быть, я тебя прощаю.

      — Хм! — возразил я. — А я прощения не просил. Более того, горжусь своим благородством и стремлением к самопожертвованию, — она улыбнулась. — Кстати, не скажете ли мне, сударыня, отчего это я обнаруживаю вас в своих объятьях уже в восьмой раз за последние две недели?

      — Гарри! — она прикрыла рот, в ужасе распахнув глаза. — Ты что, меня преследуешь? Ты что, маньяк, что ли? Ах, Гарри, Гарри! — с осуждением покачала она головой, делая попытку ко мне прильнуть. — Я тебя так боюсь!

      — Да, я страшный! — согласился я, выпячивая грудь. — Иногда утром во время умывания гляну неосторожно в зеркало — и в обморок падаю!

      — Правда? — не поверила Лиза. — А я тоже, бывает, раза по три в обморок у зеркала падаю — от красоты необычайной! — она сомкнула руки на груди, подняв глаза к потолку.

      — Верю, — одобрительно отозвался я. — От такой красоты и упасть не грех, — тут мне её всё-таки удалось заставить смущённо покраснеть. — Так скажи мне всё же, отчего я тебя так часто встречаю? Статистика дам, побывавших в моих маньяческих руках, уверенно выводит тебя на первое место!

      — Гарри! — обиженно надула она губки. — Ты уже когда меня на свидание пригласишь?

      — Когда? — удивился я, достал из сумки ежедневник и начала его листать. — Так, тут у меня занято, тут тоже, тут мы с мужиками в баню идём…

      — Гарри, — зловещим голосом позвала она.

      — Лиза, — прочистив горло, сказал я, убирая блокнот.

      — Гарри? — отозвалась она.

      — Не удостоишь ли ты меня своей чести составить мне компанию для совместного похода в Хогсмид в эту субботу?

      — Это свидание, Гарри? — осторожно спросила Лиза.

      — Да, сударыня, это — свидание, — шаркнул я ногой в поклоне. Она мне ответила церемонным книксеном.

      — А возвращаться будем, когда уже стемнеет? — загорелись её глаза.

      — Увы, — развёл я руками. — В пять у меня тренировка в команде по квиддичу. Анджелина съест меня с потрохами, если я пропущу.

      — Жаль, — взгляд её потух. Я вдруг понял, что сам боюсь идти с нею в темноте.

      — Я за тобой зайду в одиннадцать.

      — Я буду ждать, — кивнула она и вприпрыжку поскакала по коридору. Поневоле радуясь её счастью, я улыбался, глядя ей вслед.

      — Интересно, как ты от неё отбиваться будешь? — раздавшийся рядом девичий голосок настолько застал меня врасплох, что я чуть из штанов не выпрыгнул. Я обернулся. Почти незаметно, сливаясь с выступом стены, в трёх метрах от меня стояла Луна Лавгуд.

      — Ты всё видела? — спросил я.

      — Да, — кивнула она. — Класс! Она даже не заметила, как угодила в твою умело расставленную ловушку?

      — Какую ловушку? — поинтересовался я.

      — В такую, — пояснила Луна. — Ты же ведь её первой отошьёшь?

      Я оторопел.

      — Что значит — отошьёшь? — спросил я.

      — Предложишь ей обратить внимание на других мальчиков.

      От её слов у меня словно мороз по коже прошёл. То есть, именно так мои слова прозвучали для Панси? Будто я её отшил? И поэтому она решила обратить своё внимание на других… Чёртов тупица! От вида моего перекошенного лица Луна сразу стала серьёзной. Она шагнула вперёд и осторожно сжала мою руку:

      — Не переживай так, Северный Олень, — тихонько сказала она. — Поверь мне, она обязательно к тебе вернётся.

      Её слова отчего-то вернули мне надежду на то, чему я не верил после обещаний Дафны, даже несмотря на то, что Луна не знала, кто ко мне должен вернуться. Или знала?

      — Откуда?.. — спросил я её. — Откуда ты знаешь?

      — Я не знаю. Я вижу, — пояснила она. — Как меняется твоё лицо, как меняется её лицо… Поверь мне, она — твоя, только отчего-то сама не хочет в этом признаваться…

      — Видишь?

      — Вижу, — твёрдо ответила она.

      — Никому не рассказывай, — вымученно улыбнулся я.

      — Ни за что, — помотала она головой. — Ведь на это и есть друзья! А взамен…

      Я вздохнул. Так я и знал, что она теперь меня будет шантажировать.

      — А взамен, — проказливо улыбнулась она, — ты придёшь ко мне на день рождения!

      — А когда у нас день рождения? — удивился я.

      — Не “у нас”, а у меня, — поправила она. — Или у тебя день рождения в тот же день?

      — Сомневаюсь, — сказал я.

      — Так вот, у меня — в следующий четверг.

      — И незачем было говорить “а взамен”, — проворчал я. — Я бы и так пришёл. И даже огорчился бы, если бы ты меня не позвала.

      — Вот, теперь позвала! — радостно сообщила она.

      — Спасибо за приглашение, — ответил я. — А кроме меня ещё кто будет?

      — А я? — обиделась она. — А как же я? Тебе что, меня мало? Будем праздновать вдвоём!

      — Ну хорошо, — согласился я. — Вдвоём — так вдвоём. Значит, это будет свидание?

      — Гарри! — упрекнула она меня. — Ты что, кроме свиданий в принципе ни о чём думать не можешь?

      — Могу, — заверил я её. — Но думать о свиданиях так приятно.

      — Думаю, — скептически заломила она бровь, — что даже приятнее, чем на них ходить.

      — Опыт из первых рук? — оживился я. Она махнула рукой, явно не желая говорить на эту тему.

      — Скажи мне, — осторожно начал я прощупывать почву, — а пригласить больше гостей ты не хотела бы? — она посмотрела на меня, как на дурака. — Почему? — спросил я.

      — Я — странная, Гарри, — ответила она, поглаживая меня по воображаемым рогам. — Никто со мной не хочет общаться. Даже тебя иначе, как угощением, не заманишь.

      — Ну почему, ты же вполне неплохо ладишь с нашими девчонками. Да и Винс с Грегом…

      — И что, они бы пришли ко мне на праздник? — хмыкнула она. — Не рассказывай мне сказок, я сама сказочница.

      — Хорошо, — согласился я. — Значит, мы с тобой в следующую субботу в “Кабаньей голове”.

      — Фу, там же помойка! — поморщилась Луна.

      — Это антураж для определённой категории посетителей. Уверяю тебя, по части угощения там всё значительно лучше, чем в тех же “Трёх мётлах”!

      Она выкатила на меня свои глаза:

      — Если ты меня обманешь…

      Я шагнул к ней, крепко обнял и сразу отпустил.

      — Кобель! — восхищенно помотала она головой. — И тут не упустил возможности поприжиматься к нежному девичьему телу.

      Я почувствовал, что заливаюсь краской. Она на меня посмотрела и фыркнула. Мои уши загорелись огнём. Она не выдержала и прыснула в кулачок. Я тоже фыркнул. Она хихикнула, я тоже. Она залилась смехом, и я тоже расхохотался.

      — Чёрт, подловила всё-таки! — пробормотал я, вытирая с щёк слёзы.

      — Да видел бы ты свои выпученные глаза при упоминания “нежного девичьего тела”! — согнувшись, хрипела она.

      — Ой, дурацкие у тебя шутки, — не соглашался я, держась за живот.

      — На себя посмотри, — по-новой засмеялась она.

      Вечером к нашему кружку рукоделия имени Великого Кормчего Поттера присоединилась Панси. Я, наверное, минут пять сидел с открытым ртом, глядя, как они с Герми о чём-то шепчутся, как две подружки как минимум с пелёнок, пока добрая девочка Ханна Аббот не подошла ко мне и аккуратно не водрузила отпавшую челюсть на место.

      — Панси помогла нам в важном деле, — пояснила она. — Теперь она — одна из нас.

      — Ханна, — тихонько сказал я ей, — запомни сама и передай, пожалуйста, другим. Я знаю, что раз пять это уже повторил, но всё же — ничего не было, что случилось — никто не знает.

      — Я помню, Гарри. Но и ты, пожалуйста, помни, что мы Панси в обиду не дадим.

      — Я знаю. Я буду с ней ласков и нежен, как со своей невестой. Обещаю.

      Сидящая впритирку Дафна незаметно пощекотала мне рёбра.

      Когда заседание кружка закончилось, мы как-то незаметно отделились от остальных. Только Гермиона проводила нас внимательным взглядом.

      — Что-то подозревает? — подумал я вслух.

      — Ага, — согласилась Дафна. — “Что-то”. После того, как Лиззи Турпин поделилась со всеми своей радостью, ты хватаешь двух слизеринок и волочёшь в сторону тёмного коридора. Даже Малфой бы что-нибудь заподозрил.

      Она замолчала, выразительно на меня глядя. Здесь я своим сверхъестественным чутьем понял, что сейчас меня будут бить, может быть, даже ногами. Я начал было разворачиваться и понял, что с другой стороны проход мне перекрыла Панси. Я вздохнул:

      — Дафна, душечка… — мне отчего-то вспомнилась похожая сценка с участием Краба и Гойла. Вот, сейчас Панси скажет: “Поттер, пойдём, смахнёмся!”, и я… её поцелую. Я хихикнул. Дафна недоумённо пожала плечами, и я радостно пояснил: — Вот она, первая семейная сцена!

      Панси густо залилась краской, а Дафна улыбнулась мне в ответ:

      — О нет, ты всё неправильно понял. Никаких сцен. Я знаю, что ты — мой…

      — И Панси, — добавил я, глядя на Паркинсон. Та замотала головой, а Дафна кивнула:

      — Правильно, и Панси. Но я… мы? — она вопросительно посмотрела на подругу, которая с независимым видом задрала нос, будто её это не касается. — Мы хотели убедиться, что ты не ударишь в грязь лицом, и дать тебе несколько советов по ухаживанию за девушками…

      Правильно прочитав выражение на моём лице, Панси дёрнула её за рукав, и она замолкла. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Как учил Сириус — медленно выдыхаешь с усилием. Лучше, конечно, через одну ноздрю, прикрыв другую пальцем — так мозг быстрее насыщается кислородом — но можно и сквозь узкую щель между сомкнутыми губами, хоть это и не так действенно. Раскрыв глаза, я принялся за решение следующей задачи — развернуться и уйти молча или сначала нахамить? Хамить моим милым девушкам мне наотрез не хотелось, и я развернулся. Дафна сразу же поймала меня за руку:

      — Погоди, Алекс. Ну, постой же!

      — Ну ты даёшь! — упрекнул я её, возвращаясь на место.

      — Она же к тебе целоваться полезет! — сказала Дафна.

      — Как полезет, так и отлезет, — мрачно ответил я.

      — Это ты зря, — не согласилась она. — Во-первых, репутацию нужно поддерживать…

      — Какую репутацию? — удивился я.

      — Такую, — пояснила она. — Кобелиную.

      — И ты туда же! — простонал я. — Да что вы все, сговорились, что ли?

      — Все — это кто? — поинтересовалась она.

      — Все — это те, кто меня кобелём называет!

      — А ты что, не кобель? — спросила она с издёвкой. Я захлопнул рот. Не врать же, в самом деле! Ну, люблю я девушек — красивых и разных, что поделать? Мир полон соблазнов, а неискушённый и любопытный разум ребёнка так слаб…

      — А во-вторых? — спросил я.

      — А во-вторых, мне бы хотелось, чтобы ты собрал статистику… — спокойно заявила она.

      — Какую статистику? — вытаращил я глаза.

      — По поцелуям. Чтобы, когда я за тебя выйду замуж, у тебя даже и мысли не было, что кто-то может целоваться лучше меня…

      — И Панси, — добавил я.

      — Нет, — она метнула на подругу полный превосходства взгляд. — В этом вопросе — каждый за себя. Ты, Панси, конечно, извини, но целуешься ты из рук вон…

      — Что ты этим хочешь сказать? — спокойно спросила Паркинсон. — И когда это ты успела составить мнение?

      — Ну, ты же целовалась с Алексом при мне… Даже издали было видно, как он мучается!

      — Мучается? — зашипела Панси.

      — Ага, — кивнула Дафна и погладила меня по голове: — Бе-едненький!

      — Ах так! — Панси шагнула к Дафне, притянула её к себе и приникла к её губам. За секунду до этого я попытался ещё что-то сказать, но теперь замер столбом, открыв рот. Очки стремительно запотевали, а рука беспомощно скреблась о карман в поисках мешка с попкорном. Живительного лекарства под рукой не оказалось, и я засунул в рот отворот мантии и начал его жевать. Ноги начали слабеть, и я сделал шаг назад, усаживаясь на подоконник. Позже, анализируя по памяти и по записанному видео происшедшее, я понял, что совсем ничего в тот момент не соображал из-за передозировки милашечности, внезапно со мной случившейся.

      Девушки оторвались друг от друга. Панси скривилась, достала платочек и вытерла рот:

      — Фе-е-е! — поморщилась она, пытаясь платком вытереть язык, а потом обратилась к Дафне: — Ну что? Что ты теперь скажешь?

      — То же и скажу, — ответила Дафна, вытираясь своим платком: — Фе-е-е! И даже добавлю — бя-я-я!

      — Ты мне ещё скажи, что я настолько плохо целуюсь! — упёрла руки в боки Панси.

      — Да не знаю я, — морщась, ответила Дафна. — Я вообще только с Алексом до этого целовалась…

      — Ага! — обличающим тоном сказала Панси.

      — И ещё я поняла, что мне совсем не нравится целоваться с девчонками!

      — Даже с лучшей подругой! — согласилась Панси.

      — Ага! — подтвердила Дафна.

      — Что делать будем? — спросила Панси. Дафна показала глазами на меня. — Ты что мне предлагаешь? Ты же знаешь, что…

      — Ты просто скажи, что сдаёшься, — посоветовала Дафна.

      — Ну уж нет! — раздражённо ответила Панси и с сомнением посмотрела на меня. — Думаешь, он в состоянии сейчас что-то воспринимать? — она подошла ко мне и постучала пальцем по лбу: — Алё, гараж! Есть кто дома?

      — Все дома, — встрепенулся я, частично выйдя из нирваны. — А кого вам надо?

      — Давай, смелее, — подначила Дафна. — Он тебя не укусит.

      — Ты уверена? — с сомнением спросила Панси.

      — Я уверена, что он сразу придёт в сознание, когда ты его поцелуешь, — прокомментировала Дафна. — Знаешь, как флакончик с нашатырём…

      — Ну, знаешь ли, — прошипела Панси, обернувшись в ней. — Так меня ещё никто не оскорблял!

      — Да глупости! — отмахнулась Дафна. — То, что ты не умеешь целоваться — не оскорбление, а факт!

      — Ах так? — Панси шагнула ко мне, облизывая губы, прикрыла глаза и приникла ко мне поцелуем. Я ответил, притягивая её к себе.

      — Ишь, как его корёжит, несчастного! — прокомментировала Дафна, подходя ближе и становясь вплотную. Я обнял её и прижал к себе, запуская язык Панси между губ. Та, поняв, что попала под микроскоп подруги, старалась выложиться по полной, борясь с моим языком и покусывая губы. В какой-то момент её ноги подогнулись, и она издала едва слышный стон. Дафна носом провела по моей щеке и коснулась губами шеи под ухом. Обе одновременно пискнули от того, как сильно я прижал их к себе.

      — Вот, — сказала Панси, оторвавшись от меня и тяжело дыша. — Что теперь скажешь?

      — М-м-м, — ответила Дафна, занятая моей шеей.

      — Я тоже так могу! — упрямо сказала Панси, губами скользя к моему второму уху. Я повернул голову к Дафне, и та сразу же впилась в мои губы с таким азартом, что я понял, что лёгким это состязание не будет. Я переместил руку чуть ниже её спины исключительно чтобы придать ей больше устойчивости, но вызвал лишь возмущенный стон. Она оторвалась, чтобы перевести дыхание.

      — Ты что это себе позволяешь? — спросила Панси, заглядывая Дафне за спину. Та победно хмыкнула. — Ах так? — сказала Панси, помещая мою вторую руку себе на ягодицу, которую я немедленно сжал. От нереальности происходящего в штанах стало тесно, и Панси с писком попыталась отскочить, смещаясь вбок.

      — А когда меня хватал, такого не было! — разгневанно прошипела Дафна.

      — А-ха! — торжествующе сказала Панси.

      — Было, — ответил я. — Просто ты сквозь пальто не почувствовала.

      — И всё же! — спросила Паркинсон. — Вернёмся к нашим баранам! Поттер, кто лучше?

      — Я не знаю, — честно признался я, пытаясь на ощупь понять. Получалось, что и то — великолепно, и это — выше всяких похвал. Они дружно покраснели.

      — Да я не об этом, пошляк! — сказала Панси. — Кто лучше целуется.

      — Не знаю, — ответил я. — По-моему, нужен фотофиниш.

      — Фото-что? — переспросила она. Вместо ответа я склонился к ней с поцелуем. Через несколько минут Дафна буквально оторвала меня от неё и впилась в мои губы. Панси недолго это терпела, и в свою очередь оттолкнула Дафну, освобождая себе место. Отдышавшись, Дафна оттёрла Панси в сторону, подставляя мне свои губы. Панси не растерялась и втиснула своё лицо между нами, сложив губы трубочкой и вытягивая их в сторону моих. Минут пятнадцать они занимались этой сладостной борьбой, а потом, выдохшись, просто сомкнулись лбами со мной. Я наслаждался ощущением их горячего дыхания на своих губах, пока Панси не отстранилась, выразительно глядя на Дафну. Та оторвалась от меня, а Панси, взяв моё лицо в ладони, зажмурилась и нежно, почти невесомо, коснулась моих губ. Сначала меня будто током ударило, а потом чаще забилось сердце, стуча набатом в уши. Когда она меня отпустила, я увидел две мокрые дорожки на её щеках. Пошатываясь на ослабевших ногах, она выскользнула из моих объятий, подхватила с пола сумку и, ни разу ко мне не повернувшись, поспешила прочь.

      — Ты знаешь, — задумчиво сказал я, глядя на поворот, за которым она скрылась. — Вот этот последний поцелуй…

      — Бедный мой, бедный, — прижалась ко мне Дафна, глядя по щеке. — Я всё забываю, как тебе много приходится терпеть.

      — Твой? — переспросил я.

      — Ага, — со вздохом кивнула она. — Мой.

      — И Панси? — переспросил я.

      — И Панси, — согласилась она.

      — Только, пожалуйста, не такой “твой”, которого хочу — сдам Делакурам в обмен на деловые связи.

      — Эх, — вздохнула она. — Не желаешь ты даже сам себе признаться.

      — В чём? — удивился я.

      — Я хочу быть счастлива, Алекс, — сказала она.

      — Ты будешь, я тебе обещаю.

      — Ты — бабник, понимаешь?

      — Но почему? — возмутился я.

      — Потому. Потому, что, узнав про двух невест, ты сразу обрадовался.

      — Но как я могу…

      — Отказать? — усмехнулась она. — Или отказаться? О, нет, если бы ты был однолюбом, то у тебя бы всё получилось. Скажи мне, — она подняла голову с моей груди, заглядывая в глаза, — ты готов меня потерять?

      Я почувствовал, что у меня в груди словно что-то сжалось, словно из меня вырвали сердце, оставив зияющую дыру. Она ощутила, как я содрогнулся, и снова приложила ухо к моему плечу, гладя меня по груди.

      — Я знаю, — сказала она. — Мне просто хочется, чтобы и ты это осознавал.

      — Я тоже знаю, — охрипшим горлом сказал я.

      — И при этом, когда ты видишь Панси с… — я дёрнулся, и она на стала произносить ненавистное имя. — Ты начинаешь страдать. Кстати, — снова подняла она голову, — твоё счастье, что он не слишком наблюдателен. Пока он не заметил твоих мучений, она ему до лампочки. Но если он перехватит хоть один взгляд, которыми ты её сверлишь постоянно…

      — Горе мне, — кивнул я.

      — Да, горе, — шепнула она.

      Наутро я традиционно поздоровался после завтрака с Асторией и её подружками в коридоре на выходе из Большого зала:

      — Доброе утро, Астория!

      — Доброе утро, Гарри!

      — Доброе утро, Брайони!

      — Доброе утро, мистер Поттер!

      — Доброе утро, Мариголд!

      — Доброе утро, мистер Поттер!

      Я вздохнул. Я делал так каждое утра изо дня в день:

      — Может, вам, сударыни, стоит уже называть меня Гарри?

      — Мы не можем, мистер Поттер, — ответила Бри. — Это будет невежливо.

      — Да, — пробормотал я себе под нос, — грубиянов нам не надо, мы сами грубияны.

      — Мистер Поттер, — встряла Мари, заставив меня опять поморщиться от этого её “мистера”, — а вы придёте к нам на вечеринку?

      Я вопросительно уставился на Асторию. Она всплеснула руками и потащила меня в сторону.

      — Что это за вечеринка? — спросил я, когда мы отошли от подружек достаточно далеко. Она замялась, отводя глаза. — Ты не подумай, я буду рад составить тебе компанию, но…

      — Ты только не сердись, — попросила она.

      — А я должен?

      — В общем… — замялась она. — Ну, ты понимаешь…

      — Да скажи уже толком, — я начал терять терпение.

      — В общем… — она намотала край мантии на палец и теперь теребила его. — Пообещай, что меня не убьёшь, — вдруг выпалила она. Я изумлённо вытаращил на неё глаза. Вот этого мне ещё не хватало.

      — Говори уже! — тихонько рявкнул я на неё.

      — Я сказала девчонкам, что ты — мой парень…

      Я закатил глаза и закрыл лицо рукой. Я — её парень! Поглядите на неё, пигалица, ещё даже… хм… грудь, в общем, не отросла, а туда же. Мерлин, и я после этого — бабник! Да это просто вся девичья половина школы не в курсе, что имеются другие особи мужского рода. Может, пахнет от меня как-то? Я поднял локти и понюхал под мышками. Нет, через мантию, свитер и рубашку я вряд ли что-нибудь учую. Тори робко протянула свой носик, тоже принюхиваясь.

      — У меня что, намазано, что ли? — спросил я с укором. — Что, других мальчишек нет?

      — А мне других не надо! — задрала она нос. Наш человек! Ей только лучшее подавай! Такой молодец, как я — в единственном экземпляре не только в нашей школе, но и вообще во всей стране.

      — Ну хорошо, — смирился я с новой социальной повинностью. — И что теперь?

      Она хитро улыбнулась, и у меня появилось нехорошее предчувствие. Из категории тех нехороших предчувствий, которые возникают у беззаботной мышки, когда со звуком — жмак! — её пришпиливает пружинной скобой к деревянной дощечке мышеловки. “Что-то однако пошло не так!” — думает мышка. Мышеловка — то есть, Астория — пододвинулась ко мне бочком и взяла под локоть, прижимаясь:

      — А теперь, мой дорогой, было бы неплохо хотя бы раз в неделю нам с тобой ходить на свидания. Можно в Хогсмид, а можно на Астрономическую башню…

      Я не понял, у Гринграссов девочки, что ли, уже рождаются с калькулятором в голове? Поглядеть только на эту совершенно очаровательную златовласую пигалицу, которая ещё и умильно сложила ручки, умоляюще глядя мне в глаза, одновременно забираясь мне на шею и прочно и надолго на ней обустраиваясь — пробуя, удобно ли будет сидеть, взбивая подушки под бочок и спинку и надевая заранее припасённые домашние тапочки! Честно говоря, сразу захотелось намять ей бока — то есть, обнять и прижать к себе покрепче, отрастить ещё пару рук и третьей рукой гладить при этом по головке, а четвёртой подсовывать пироженку или шоколадную лягушку. И это она сейчас такая, а что будет через пару лет, когда отрастёт… всё, что отрастёт? Ой, боюсь-боюсь! Всё-таки не удержался и погладил этого монстра по голове.

      — Тори, а ты в курсе, что у меня, в общем-то и так напряжённый график? — спросил я. — Особенно по части свиданий?

      — А, ты свой гарем имеешь в виду? — беззаботно спросила она.

      Я схватился за голову:

      — Какой гарем? Кто уже разнёс?

      — Никто не “разносил”, — хмыкнула она. — Вся школа и так знает, что Поттер собрал гарем из одноклассниц и всячески их эксплуатирует — собирает их в загадочной комнате, полной мягких подушек и заставляет делать домашнее задание, обмахивать опахалом, массировать плечи и подавать сладкие пирожные с чаем. А одна выделенная девушка даже пинцетом выщипывает ему волосы на копчике, — последнее она поведала мне уже по секрету, прикрыв рот ладошкой.

      — Что?! — я пустил петуха и закашлялся. — Что?!! — переспросил я уже нормальным голосом. — Какой гарем? Какое опахало? Какой копчик, чёрт возьми?

      — Не копчик, а волосы на копчике! — поправила она.

      — У меня нет волос на копчике! — шёпотом закричал я.

      — Вот! — победно сказала она.

      — Что — вот?

      — Вот! — объяснила она. — Все уже выщипаны.

      Я набрал в лёгкие воздуха, чтобы заорать, но, увидев бесенят, пляшущих в её глазах, прикрыл одну ноздрю пальцем и выдохнул. Ещё вдох и выдох, вдох и выдох. Сёстры Гринграсс меня доконают, это точно. Может, плюнуть на всё и сдаться Волдеморту?

      — Да ты не волнуйся, — начала меня успокаивать Астория. — Никто в это всё равно не верит.

      — Конечно, не верит! — возмутился я.

      — Говорят, что Поттер — слабак, и что двадцать девушек никак не потянет.

      — Что значит — не потянет? — удивился я. — Кто сказал? Почему?

      — А что, потянешь? — с сомнением спросила она.

      — Конечно! — хвастливо заявил я. — Как нечего делать!

      — Значит, это всё — правда? — лукаво улыбнулась она. Мне показалось, что у меня пар из ушей валит.

      — Тори! — прошипел я. — Ты же знаешь, что это — неправда!

      — Конечно, — удивлённо ответила она. — В твоём гареме всего-то две девушки. Ну, может, три. Но точно не больше пяти. Хотя завистники утверждают…

      — Тори! — не удержался я всё-таки и крикнул. Её подружки вздрогнули и зашушукались.

      — Я им расскажу, — довольно улыбнулась она, глянув на них, — что мы с тобой поругались и ты меня хотел прогнать. Нужно только немного поплакать, — и она наморщила личико.

      — Не надо! — схватился я за голову. — Не надо плакать и не надо ничего рассказывать.

      — Значит, договорились? — спросила она.

      — О чём?

      — Ты меня берёшь в свой гарем. Самой младшей женой. Я тебе буду… Вот, разминать пальчики на ногах!

      Я подошёл к стене и прислонился лбом к холодному камню. Помогло слабо, точнее, совсем не помогло. Я посмотрел на Асторию. Может, Дафну на неё напустить? Она из неё живо дурь выбьет. Если только, конечно, это всё уже не было заранее согласовано, и Астория издевается надо мной на вполне законных — с её точки зрения — основаниях.

      — Хорошо! — сказал я. — Будешь разминать пальчики.

      — Ура! — запрыгала она на одной ножке, а потом остановилась и сообщила мне: — Вечеринка сегодня после девяти в нашей гостиной.

      — Какая вечеринка? — не понял я.

      — Я так много всем рассказывала о том, какой у меня замечательный парень, вот девчонки и захотели посмотреть…

      Я понял, что я сейчас кого-нибудь пришибу. До первого урока ещё двадцать минут — как раз чтобы успеть добежать до боксёрского зала, десять минут усердно помесить грушу и вернуться к началу урока по заклинаниям.

      — Гарри! Гарри! — расстроенно кричала она мне вслед, но я уже не слышал.

      Вечером, получив от Краба с Гойлом причитающуюся порцию тумаков и заверений, что тупее меня они никого ещё не встречали, я решил прощупать почву:

      — Я хотел с вами поговорить, — нерешительно сказал я, пока Краб снимал с меня перчатки.

      — Понятно, — сказал он.

      — Это по поводу одной нашей общей знакомой, — пояснил я.

      — Понятно, — отозвался он.

      — Вы её знаете. Это Луна Лавгуд. Помните, та белобрысая девочка, которая садится рядом с вами на наших совместных обедах?

      — Я удивляюсь, — вклинился Гойл, — до чего некоторые люди любят сотрясать воздух, ничего ценного при этом не говоря.

      — Тише, Грег, — цыкнул на него Краб. — Это, наверное, новая методика тренировки диафрагмы. Не мешай мне изучать.

      — Да что там изучать-то? — удивился Гойл. — Шума много, толку — ноль.

      — Короче, Поттер, — повернулся ко мне Краб.

      — Короче, у неё в четверг день рождения, — я замолк, подбирая слова.

      — Ещё короче, Поттер, — сказал Краб.

      — Я предложил ей его отпраздновать в следующую субботу в “Кабаньей голове”, — я снова замялся.

      — Паузы, которые ты делаешь, настолько драматичны, что я сейчас обрыдаюсь, — прокомментировал Гойл.

      — А вол, которого ты тянешь за яйца, уже льёт слёзы, — доверительно сообщил мне Краб.

      — Мне нужно, чтобы вы поняли все нюансы, и я обдумываю, как вам их объяснить, — начал злиться я.

      — А что тут понимать? — пожал плечами Гойл, на минуту вдруг став каким-то… нормальным. — Она думает, что она странная, и что с ней никто дружить не будет, и позвала только тебя. А ты хочешь собрать компанию и устроить ей сюрприз.

      В который раз за день моя челюсть позорнейшим образом отвалилась.

      — Не дрейфь, Поттер, — сказал Краб и хлопнул меня по плечу, отчего я едва не улетел в угол обниматься с Германом. — Мы бы очень огорчились, если бы ты нас не позвал.

      Наутро я в совершенно дурном настроении топтался у входа в башню Рейвенкло. Вчерашняя дружеская вечеринка в узком кругу с предполагаемыми третьеклассницами Слизерина оказалась самыми настоящими смотринами в присутствии всей мелюзги с первого по четвёртый курс. Слава богу, Астория отгоняла желающих меня пощупать, и то иные так до конца и не смогли поверить, что младшей Гринграсс удалось захомутать самого известного мальчика магического мира Британии, а может, и всего Соединённого Королевства. В глазах малолетних — а некоторые же были совсем ещё крохи — представительниц самого расчётливого факультета так и плясали циферки упущенной вместе с таким женихом выгоды. Готов поспорить, что по окончании они забросали своих родителей письмами с требованием разобраться, как такое сокровище, как Чемпион и Чудо-Мальчик, ушло на сторону. В плюс Астории мне пришлось поставить то, что она без запинки называла меня “Гарри”, ни разу даже не попытавшись упомянуть моё реальное происхождение.

      Ночью мне приснилось, что меня атакует толпа, нет, море котят — умильных, пушистых, с огромными глазками. Они накатывают на меня волной, и я задыхаюсь и тону в массе очаровательных пушистых комочков. Проснулся я в холодном поту. Утром даже был соблазн сказаться больным и пропустить зарядку. И вот теперь я с больной головой и в скверном настроении топтался я входа в Рейвенкло. Дверь открылась, и оттуда вышла Она. Я даже остолбенел от неожиданности. Предыдущая наша встреча состоялась в прошлые выходные в той же самой “Кабаньей голове”. Чо тогда молча дырявила меня своим воловьим взглядом, пока её не утащила подруга. К счастью. Сейчас подруги не было, и в этом я увидел карающую десницу судьбы, решившую меня за какие-то провинности доконать.

      — Гарри! — сказала она, и на её глаза навернулись слёзы. Точно, сейчас она начнёт мне про Седрика рассказывать. Какой он был хороший, добрый и умный. Спасибо, не надо, я и так уже всё знаю. Всем пионерам пример — вот он, наш Седрик. Летят самолёты — привет Седрику.

      Дверь снова открылась, и оттуда выскользнула Лиза Турпин. Она быстро оценила обстановку и, слегка задрав нос, произнесла:

      — Чо, ты что тут делаешь?

      — Да вот, мы тут с Гарри… — промямлила та, судорожно всхлипывая. “Мы тут с Гарри?” Какого чёрта! Я вообще сам по себе, а если некоторые плаксы желают порыдать, то не на моём плече уж точно! Я благожелательно ей улыбнулся.

      — Чо, а кто у нас сегодня на тумбочке? — строго спросила Лиза.

      — Я-а-а! — расплакалась-таки Чанг.

      — Так бегом в гостиную! Там после вчерашнего ещё не убрано, а ты тут мальчикам глазки строить собралась!

      — А-а-а! — в три ручья рыдающая Чо скрылась за дверью.

      — Уф! — с облегчением выдохнул я и посмотрел на Лизу: — Дедовщина?

      — А то, — отозвалась она. — С меня же старшие три шкуры и снимут, если не будет убрано!

      Я покачал головой. Пока ещё слишком много полезных изобретений остаётся за бортом Гриффиндора. Нужно срочно это исправить!

      — Ну, пойдём? — спросил я, протягивая ей ладонь.

      — Пойдём, — согласилась она, вкладывая в неё свою руку.

      В общем-то, программа развлечений у нас не очень разнообразная. Либо Астрономическая башня, теперь загаженная тёмными эманациями Снейпа и его розовой подружки, либо прогулка в Хогсмид и безнадёжные попытки найти там хоть какое-то развлечение, помимо разглядывания витрин магазинов и потребления карамельной шипучки в “Трёх Мётлах”.

      — Расскажи мне о себе, — попросила Лиза, когда мы прошли мост.

      — Да и рассказывать-то особо нечего, — пожал я плечами. — Родился я в цирке, в фургончике бродячих гимнастов. Родители меня очень любили, и первую шпагу для глотания мне подарили на мой первый же день рождения. Я дружил со слоном, спал в обнимку со львом и таскал тигра за усы. Ковёрный научил меня смеяться до слёз, а силач — что нет такой гири на свете, которую ты сам не мог бы поднять. Но в один прекрасный день я нашёл в чуланчике метлу и прилетел в Хогвартс. Я тебе говорил, что больше всего на свете люблю летать?

      — Нет, — растерялась она.

      — Если скажу — не верь. Больше всего на свете я люблю пирожные, — улыбнулся я.

      — А цирк? — с тревогой спросила она.

      Я поглядел в небо сквозь несколько слоёв облаков, самый низкий из которых, казалось, лежал на верхушках деревьев.

      — Цирк уехал, — вздохнул я. — А я остался.

      — И твои родители, — она кивнула в сторону неба. Я задумался. Конечно, все знают историю Поттера, но не могу же я сказать, что я — сирота? Я посмотрел ей в глаза:

      — У меня есть мама и папа, которые меня любят.

      Её лицо наморщилось, словно она собралась пожалеть меня и мой очевидный бред. Меня это не сильно беспокоило. Если она считает, что я слетел с нарезки — тем легче будет её “отшить”.

      Мы, как я и предполагал, обошли все достопримечательности Хогсмида, включая памятник первым североамериканским индейцам, приплывшим из Гренландии ещё в IX веке. Я угостил Лизу шипучкой, мы накупили сладостей и пошли обратно в Хогвартс — торопиться не хотелось, а тренировка — в пять. По дороге Лиза только что не прыгала вокруг меня. Глядя на это, я начал глупо улыбаться — она действительно была неординарной девушкой. Лучезарной, что ли.

      — Гарри, смотри что я нашла! — позвала она из кустов, в которые её занесло на очередном круге вокруг меня, любимого. Я остановился и подождал несколько секунд в расчёте на то, что ей наскучит поджидать меня в кустах, но она не появлялась. Я пошёл на её голос. За кустами никого не оказалось. Я огляделся по сторонам. Лес без подлеска просматривался достаточно далеко, но Лизы не было видно нигде. Либо её украли кентавры, либо утащили акромантулы, либо она ждёт меня вон за той сосной — единственной в поле зрения толстой настолько, чтобы за ней могла спрятаться хрупкая девушка в осеннем пальто. В любом случае, мне волноваться не о чем. Я с трудом подавил порыв вернуться на тропинку и пойти дальше, но остановили меня даже не правила приличия, соответственно которым с официального свидания я должен был вернуть девушку в точности в ту же точку пространства, где я её взял, а то, что мне всё-таки мои одноклассницы были симпатичны все без исключения, и так жестоко шутить над друзьями мне не казалось уместным.

      Я двинулся в сторону сосны, обошёл её и остановился, глядя на Лизу, прислонившуюся спиной к дереву, а руками обхватившей ствол. Она смотрела в землю, ковыряя подушку из земли и опавших иголок носком сапога. Несколько вьющихся прядей волос выбились из причёски и вились вдоль лица, горя в лучах пробивающегося сквозь кроны деревьев солнца. Она исподлобья взглянула на меня и сразу же отвела взгляд куда-то вбок, прикусив губу. Я шагнул к ней, придвинувшись вплотную и упёрся локтем в сосну над её плечом. Она опять бросила на меня короткий взгляд и сразу отвела глаза.

      — Чего ты боишься, Лиза? — спросил я.

      — Не знаю, — вздохнула она. — Когда о чём-то мечтаешь, всё потом может оказаться совсем не так…

      Я пропустил между пальцами её локон, играя с ним.

      — А ещё я думаю, что некоторым девушкам везёт больше, чем иным.

      — Это тебе сестра рассказала? — спросил я.

      — Она не может говорить о работе — тайна личности и всё такое. Она мне просто сказала, чтобы я держалась от тебя подальше, — она, наконец, взглянула мне в глаза. — Когда тебе говорят держаться от кого-то подальше, иногда это совершенно меняет дело.

      — Лучше бы она этого не говорила, — рассмеялся я.

      — Да. У меня и в мыслях не было забивать голову каким-то Гарри Поттером. А теперь…

      Я закрыл ей рот поцелуем. Со всей высоты своего, несомненно, богатого опыта, могу сказать — целовалась она совершенно неумело. Я не стал применять последние наши с Дафной достижения на почве оттачивания мастерства, а просто нежно захватил её губы в свои. Когда я от неё оторвался, она снова отвернулась, тяжело дыша.

      — Ну вот, — грустно сказала она, — всё оказалось ещё хуже, чем я думала.

      — И чем же? — спросил я.

      — Всей птичке пропасть, — пояснила она. — Теперь ты, как истинный джентльмен, обязан жениться.

      — Я всего лишь оказывал даме первую помощь. Это называется “искусственное дыхание”. Мне на секунду показалось, что ты перестала дышать.

      — На секунду? — переспросила она.

      — На секунду, — подтвердил я.

      — Всё ты шуточки шутишь, — пожаловалась она. — А у меня, между прочим, настоящая проблема.

      — Твоя проблема — это тебе наказание за плохое поведение, — пожурил я её.

      — Где это я себя плохо вела? — широко распахнув глаза, спросила она.

      — Да вот только что. Убежала в лес, спряталась за дерево…

      — А можно, я ещё раз убегу? — предложила она.

      — Я тебя и так могу поцеловать… — сказал я. — Сэкономим силы и время.

      — Да ну? А как же твоя невеста… Кстати, кто она?

      Этим вопросом она поставила меня в тупик. Я понял, что рано или поздно придётся рассказать одноклассницам про Дафну. И Панси. И тогда останется только ждать, что в каждую секунду могут нагрянуть Дамблдор или Снейп и угостить меня Авадой. И чёрт-то со мной, но вот своих девушек я подставлять не мог.

      — Что такое Непреложный Обет, ты знаешь?

      — Ну да, — с недоумением сказала она.

      — Ты — мой друг, Лиза, но некоторые вещи я не могу доверить даже друзьям. Есть способы извлечь знания из человека и против его воли. Знания, которые могут повредить не только мне.

      — Ты тоже мой друг, Гарри, — серьёзно сказала она и, не задумываясь, принесла мне клятву. Я набрал в лёгкие побольше воздуха. Для смелости.

      — Дафна, — выдохнул я.

      — Дафна? — переспросила она. — Ну, конечно, кто же ещё?

      — Что значит — кто же ещё? — нервно переспросил я.

      — То и значит — кто ещё, кроме Дафны, — пояснила она.

      — И Панси, — сдался я.

      — Паркинсон? — закрыла она рот руками. — Панси Паркинсон? Что значит — и? Ах! — теперь её глаза напоминали блюдца. Захлопнув рот, она кулачком ткнула меня в грудь. — Кобе-е-ель! — с восхищением произнесла она.

      — И ты туда же! — закатил я глаза.

      — Так значит — это правда? — спросила она.

      — Что?

      — Про гарем!

      — Черт подери! — выругался я. — Поймать бы того шутника, который эту чушь придумал! — тем более, я знаю его. Точнее, её. И вечером ей предстоит помучиться, когда она будет ко мне лезть с поцелуйчиками, а я буду этак надменно отбиваться… Нет, не буду. Что я, дурак, отказываться от поцелуев с Дафной Гринграсс? Кстати, о поцелуях…

      — Гарри, а, Гарри, — попросила Лиза, когда я от неё оторвался. — Возьми меня к себе в гарем!

      — Лиза, — сказал я, беря её за руку и увлекая в сторону тропинки, — ну разве можно вот так просить, мол, возьми меня к себе в гарем? Мы же даже не знаем друг друга. Как будто других парней вокруг нет…

      Я прикусил язык. Почти в точности то же, что мне сказала Панси.

      — С тобой интересно, Гарри, — ухватила меня под локоть Лиза, когда мы вышли на дорожку. — А эти все… Они какие-то… бесцветные, что ли.

      — Ты не права, — возразил я, вспомнив, как внезапно передо мной раскрылись Краб с Гойлом, причём, подозреваю, я сковырнул лишь верхний слой. — Много ли ты обо мне знала раньше?

      Это я зря спросил, конечно. Она мне даже отвечать не стала, увидев кислую мину на моём лице, а лишь весело улыбнулась.

      — Ну, как бы то ни было, а всё-таки стоит познакомиться ещё с кем-нибудь, — выдавил я.

      — Не с нашими — это точно. Голдштайн с Бутом не вылезают из каких-то таблиц и биржевых сводок, Корнер мечтает захватить мир, а Энтвисл и Корнфут целыми днями играют в фигурки от «Звёздных войн». А ты мне нравишься.

      Я остановился, будто на столб налетел. Вот так так! И что я теперь ей скажу?

      — Я польщён, — признался я. — Нет, правда. Ты — чудо, Лиза!

      Она довольно улыбнулась:

      — Но?.. Ты хотел сказать “ты чудо, но…”

      — Мне больше нечего к этому добавить. Если я сейчас буду об этом думать, то у меня голова лопнет, — пожаловался я.

      — Ну ладно, — согласилась она. — А поцелуи?

      — Давай, завтра с утра посмотрим. Если меня не сожрут живьём…

      Она рассмеялась. Всё-таки, она дурочка. Добровольно проситься в одну компанию с Панси и Дафной — это нужно либо умом тронуться, либо быть мной. То есть, тоже умом тронуться. Вот, вчера, к примеру, они за каких-то пару минут чуть до разрыва сердца меня не довели. Надо, кстати, на забыть эти бесценные кадры на планшет сгрузить и стереть с очков — это слишком личное, чтобы демону показывать.

      Вечером на тренировке я начал задумываться, что всё-таки у Поттера какая-то тяжёлая карма. Иначе чем можно объяснить, что из густого тумана, в котором мы летали в поисках друг друга, на меня внезапно вылетела Кэйти и впечаталась на полной скорости, снеся с метлы. Два метра — это большая высота, особенно, когда на тебя сверху падает вполне неплохо сформировавшаяся девушка. Она, похоже, потеряла сознание, поскольку кулем лежала на мне, пока я восстанавливал дыхание. Потом она внезапно очнулась и села, мотая головой и, соответственно, ёрзая на мне. Сидя сверху и ёрзая на мне. Естественно, у меня в штанах сразу стало тесно. Кэйти вдруг почувствовала, что что-то не так, посмотрела вниз, под себя… Скорее всего, она ещё не полностью пришла в себя, поскольку ей вдруг пришло в голову проверить рукой. Обстоятельно так проверить. Поняв, что это совсем не огурец у меня в кармане, припасённый на чёрный день, она с криком:

      — Нахал! — залепила мне пощёчину, вскочила и умчалась в туман. Когда я, дойдя до раздевалки, вручил ей брошенную метлу, она раздражённо вырвала её у меня из рук и сразу же ушла. Я пожал плечами. Позже, когда я занимался попкорном, я стал свидетелем её разговора с Анджелиной.

      — Сестричка, какая муха тебя укусила? — спросила Джонсон, намыливая спину и ноги. — Я думала, что ты Поттера загрызёшь…

      — Слишком много себе позволяет! — сразу же ушла в оборону Кэйти, очень завлекательно оттирая кожу между лопаток.

      — Он к тебе что, приставал? — насторожилась Анджелина.

      — Типа того, — буркнула Кэйти.

      — Ну-ка, рассказывай! — потребовала Джонсон.

      — Да нечего тут рассказывать, — отмахнулась Кэйти. — Вылетел на меня из тумана и сбил с метлы. Когда я очнулась, чувствую — он… этим… — она стремительно начала краснеть, — упирается мне… туда…

      — Ничего не понимаю, — тряхнула своей гривой Анджелина. — Он что, пока ты без сознания лежала, раздел тебя и пытался вставить?

      Я почувствовал, что тоже краснею, а виновник переполоха начинает набухать.

      — Да нет же, — раздражённо стала объяснять Кэйти. — Я очнулась, лёжа на нём сверху. Никто меня не раздевал!

      — Сама, что ли, разделась? — хихикнула Анджелина.

      — Нет. Да погоди ты! — начала сердиться Кэйти. — Мы оба были в одежде. Просто я на нём лежала.

      — Ну и?

      — И ничего. Я села, и у меня тут же закружилась голова. Я начала ею трясти, и тут почувствовала… под собой…

      — Член, — подвела итог Анджелина. Кэйти опять покраснела.

      — Да, это.

      — Член, сестричка. Скажи — “член”!

      — Отстань! — зарычала Кэйти. — Я сначала не поняла, что это, и решила потрогать.

      — А-ха-ха! — залилась смехом Анджелина. — Ой, не могу! А бедный-то Поттер, представляешь, каково ему? Из тумана вылетает Белл, сшибает на землю и начинает лапать… А-ха-ха!

      — Дура! — обиделась Кэйти.

      — Ну, он хоть большой? — спросила Анджелина, отсмеявшись.

      — Кто?

      — Член.

      Кэйти снова покраснела.

      — Ну, сестрёнка, ты же всё ощупала, — не унималась Анджелина. — Какой у него?

      Ещё сильнее покраснев, Кэйти показала длину между указательными пальцами рук. Неправда! У меня, как минимум, в два раза длиннее и в три раза толще! Я требую повторного обмера десятком независимых экспертов! Женского пола, естественно.

      — У страха глаза велики! — хмыкнула Анджелина, глядя на разведённые на расстояние сантиметров тридцати пальцы Кэйти. — Туман, опять же. А мальчик-то — вырос, — вдруг сказала она. — Слышала, что в школе говорят?

      Я навострил уши. Сейчас-то я точно узнаю, какие слухи ходят обо мне в Хогвартсе. Но, видать, не судьба. Девушки, домывшись, выключили воду, и Анджела что-то зашептала на ухо Кэйти, которая время от времени отстранялась и восклицала что-нибудь вроде:

      — Да ну! Да ты гонишь! Да не может быть! Правда, что ли?

      — Вот так-то, — закончила Анджелина. — Но мы с тобой уже старушки, вряд ли что нам светит. А жаль.

      — Да тебе-то что? — задумчиво спросила Кэйти. — У тебя же свой гарем, — услышав это слово, я опять вздрогнул, — из близнецов.

      — Запомни, сестрёнка, — покровительственно сказала Анджелина, наклоняясь в сторону от меня, чтобы вытереть ноги, — близнецов никогда не бывает много.

      Кэйти наклонилась рядом с ней. Любуясь открывшейся картиной, я бросил в рот ещё кусочек попкорна.

      — Хрум! — заплясало отражённое от стен душевой эхо. Девушки синхронно вздрогнули и разогнулись, пугливо оглядываясь по сторонам.

     Вдохновлённый неудачей с Лизой Турпин — а неудача заключалась в том, что она и не подумала “отшиться”, а наоборот, решила, что именно я ей и нужен — на следующий день позвал на прогулку Салли-Энн Перкс. Салли-Энн, как мне и раньше казалось, ввязалась в авантюру с кружком любительниц Поттера со скуки и за компанию. Нет, я не думал, что кто-то из девушек в результате не оказался в выигрыше от всего мероприятия, но большинство, в общем-то, вполне справедливо относились к этому, именно как к попытке всех подружить, а не добиться поцелуев от героя-любовника, на что некоторые всё же в итоге рассчитывали. Да и с точки зрения поцелуев большинство девушек уже были “разобраны” и имели женихов, причём, некоторые из молодых людей учились вместе с нами в школе, но по каким-то идиотским соображениям — то ли по незнанию того, как ухаживать за девушками, то ли не считая необходимым вообще ухаживать за тем, что и так падает прямо в руки — совершенно игнорировали своих наречённых.

      В случае Салли-Энн, кстати, дела обстояли именно таким образом — её жених учился в Гриффиндоре и тратил время на что угодно, только не на свою невесту. Когда я с утра спрашивал у него разрешения сопроводить Перкс в Хогсмид, он как раз туда же и собирался, но не с невестой, а с приятелями-гриффиндорцами. И то дело — с приятелями он после выпуска когда ещё свидится, а невеста — вот она, под боком! Подождёт, в общем, невелика персона! Так держать!.. Я даже имя его запоминать не стал — что мне толку от знакомств со столь недальновидными персонажами? Мы с Салли выполнили всю программу Хогсмида по пунктам, причём она настаивала самой заплатить за себя, но Сириус неоднократно повторял мне, что, если уж попросил даму составить тебе компанию, то и платить за всё должен сам. При этом он неизменно добавлял:

      — Только если захочет обручальное колечко, пусть сама покупает! Заодно у тебя появится возможность незаметно смыться, — и дико при этом хохотал, довольный своей шуткой.

      В общем, поход в Хогсмид с Салли-Энн прошёл в непринуждённой дружеской обстановке. Мы обсуждали какие-то совершенно несущественные темы и в итоге расстались довольные друг другом, я — оттого, что никто не пытался правдами и неправдами напроситься в мой пресловутый гарем, а она — потому, что наболталась на три года вперёд, да ещё и с новым слушателем.

      Вечер воскресенья ознаменовался жуткими воплями из Астрономической башни, которые накрыли весь замок, стадион и хижину Хагрида. Не забыв прихватить мантию-невидимку, я спокойно снимал на видео, как на полу, ухватившись за руки, корчится сладкая парочка розово-чёрных цветов, которых настолько сильно приложило Круциатусом, что они ни рук разжать, ни отползти друг от друга не могут, пока прибежавший на шум с дальнего конца замка профессор Флитвик не разметал их в стороны каким-то взрывным заклинанием. Потом, диагностировав перелом лодыжки у Амбридж и запястья у Снейпа, Флитвик с плохо скрываемой злорадной улыбкой удалил им кости в повреждённых конечностях. Впоследствии я пытался восстановить картину происшествия, и получалось, что голубки решили с разбега пасть друг другу в объятья. Надо сказать, в настойчивости им не откажешь. Как и в дурости, впрочем.

      В понедельник Шеймус получил от родителей увесистую бандероль. Даже слизеринцам с другого конца зала было видно, что посылка долгожданная, поскольку он только что не мурлыкал, разрывая упаковку в клочья. Внутри оказался довольно толстый фолиант средневекового вида в цветастой запылённой обложке. Довольно поглаживая приобретение, Шеймус приговаривал:

      — Вот, давно просил матушку купить. Специальное издание, для волшебников. Роспись алхимическими красками по драконьей коже, книга искусственно состарена на пятьсот лет с помощью индустриального Маховика Времени и покрыта окаменелой паутиной ископаемых африканских акромантулов. Все картинки — живые, а наиболее красочные сцены сопровождаются звуковым сопровождением, — он открыл книгу наугад и ткнул палочкой в картинку с выскочившим на верхушку скалы величественным львом. Весь Большой зал затих, накрытый отразившимся многократным эхом пробирающим до костей грозным львиным рыком. Шеймус удовлетворённо захлопнул книжку. — Вот! Я бы сказал, сколько матушка отдала за неё…

      — Пара галлеонов в базарный день, — бросил я, возвращаясь к тарелке.

      — А вот и нет, — сердито блеснув глазами, возразил он.

      — Полтора? — изогнул бровь я. Я точно знаю, что изогнул, поскольку я много тренировался этому у зеркала.

      — А семьсот не хочешь? — вспылил он. Я равнодушно пожал плечами. Красиво жить не запретишь! Некоторые в Кубке огня по году корячатся за чуть большие деньги, и иные за один раз спускают на непонятные книжки с маджонгом и гейшами. Кстати…

      — А что за книжка-то? — безразлично поинтересовался я.

      Финниган сказал мне название и продолжил расписывать:

      — Представляешь, у обычных британских школьников есть шкаф, через который можно попасть в волшебную страну с ведьмами и магическими животными, которые умеют разговаривать!

      — Ведьмы умеют разговаривать? — прищурился я. — Брехня!

      — Не ведьмы, а магические животные! — обиделся Шеймус.

      — А ведьмы, значит, не умеют? Ну, тогда — всё в порядке!

      — Здорово! — загорелся Невилл. — Дашь почитать?

      Вместо ответа Шеймус прижал книгу к груди, обняв обеими руками и прижавшись к ней щекой. Мне показалось, что его губы прошептали “Моё с-сокровищ-ще!”.

      — Невилл, — покрутил я пальцем у виска, — ты это серьёзно? Ты просишь почитать книжку про замаскированный в виде шкафа портальный ключ в волшебную страну, когда у тебя ещё не выучена последняя глава по заклинаниям, не отработано исчезновение на трансфигурации и незачёт по истории магии?

      Лонгботтом уткнулся носом в свою овсянку. Финниган, однако, мою последнюю фразу про невыученную главу по заклинаниям предпочёл пропустить мимо ушей. Когда я вечером уходил по своим делам, он уже припал к своей книжке и читал её, как висельник курит последнюю в жизни самокрутку — словно после этой книги жизни дальше нет. Когда я, проводив Дафну и Панси до подземелий, вернулся, он всё ещё читал. В итоге, он всех разбудил в половине третьего ночи, когда, укладываясь наконец спать, с грохотом обрушил балдахин своей постели. А в пять, понятное дело, всех разбудил я. В итоге, когда мы вернулись с зарядки, Шеймус был в настолько паршивом состоянии, что трупом свалился обратно к себе в постель. Минус вечер подготовки и минус утро подготовки.

      Чему нас учит закон Мёрфи-Паркинсона? Тому, что из двух равновероятных событий происходит то, что в большей степени способствует возрастанию мировой энтропии. Частный случай — если ты не подготовился к уроку, то тебя обязательно спросят. Заклинания были первым уроком. На завтраке Шеймус так и не появился.

      — Куда делся Финниган? — спросила вдруг Гермиона, глядя на меня. Я пожал плечами:

      — Спит, наверное, а что?

      — Рон! — требовательно позвала она.

      — Фто? — отозвался тот, разбрызгивая кашу изо рта. Дин привычно принялся выковыривать овсянку из глаза.

      — Где Финниган? — ещё раз повторила Герми. Я нырнул под стол, не дожидаясь ответа.

      — А я оффуда внаю? — раздражённо промычал Рон.

      — Какая гадость! — донеслось из-за стола Хаффлпаффа, до которого долетел кусок каши.

      — Рон, ты теперь староста, и на тебе лежит большая ответственность, — понесло Грейнджер. — Причём не только за младших, которым ты сейчас подаёшь такой замечательный пример застольных манер, но и за старших тоже. Не забывай — их успеваемость не в последнюю очередь зависит от тебя.

      — А я фуф пви фём? — послышался его голос.

      — Рон! — за её возмущенным воплем послышался “шмяк” каши. Похоже, от последнего обстрела она увернуться не успела. Я уселся по-турецки, примостил подбородок на кулаке, нахмурил брови и стал решать мировую проблему.

      Вот, допустим — только на секунду, конечно, — что Сценарий изменить не удастся, и Герми окажется достаточной дурой, чтобы позволить себя окрутить такому лихому гусару, как Рональд Реджинальд Руэл Уизли. Допустим. А теперь — закономерный вопрос — а что дальше-то? А дальше — битва титанов в миниатюре. Вот, к примеру, положить в холодильник включенный утюг — кто кого? Успеет она его запилить прежде, чем сама умрёт от отвращения? Кстати, прирождённый естествоиспытатель, каковым является мой любимый двоюродный братец, опыт с холодильником и утюгом таки поставил. Это, я вам скажу — что-то! Тот же Финниган бы сравнил это эпическое сражение с битвой при Габре — последней великой битвой, в которой принимали участие фианы — в которой Оскар, предводитель фианов, убил Кэйрбра, но и сам был им смертельно ранен. То есть, утюг разморозил холодильник, который сломался и растаявшим льдом из морозилки закоротил утюг. Мораль той басни как ни странно в том, что, кто ни победит — виноват будет Поттер. Как в тот раз я три дня сидеть не мог после взбучки, устроенной мне Дурслем, так и в браке Герми и Рона крайним буду всё равно я. А теперь ещё один вопрос: оно мне надо? Я уж не говорю о головной боли в виде женитьбы на… хм! Эх, что-то мне есть расхотелось!

      Расстроившись, я откинулся на чьи-то коленки, и почти сразу рядом со мной появилась кудрявая головка Лаванды.

      — А, это ты, Поттер, — обрадовалась она. — А я думаю — кто это меня там за коленки хватает?

      — А это я, — кивнул я и потрогал, раз вину за мной уже всё равно признали. Ничего такие коленки, хорошенькие.

      — Поттер, — сказала она, — а ты знаешь, что за такие фокусы полагается?

      — Пожизненное, небось, — опустил я голову.

      — Жениться полагается, — вынесла она вердикт. — Жениться!

      — А я о чём? — спросил я, на всякий случай ещё раз потрогав коленку. — Пожизненное, да ещё и с конфискацией!

      — Хоть бы на свидание уж пригласил, — упрекнула она меня, шлёпая по руке.

      — Всему своё время, — туманно отозвался я и начал выбираться из-за стола.

      Рону удалось-таки растолкать Финнигана, когда времени оставалось совсем чуть-чуть… Вот, к примеру, как быстро одеваются секретарши и пожарные — ни одного лишнего движения, изящество и функциональность. В темпе — стринги, тельняшка, лифчик, семейники, колготки, брезентовый комбинезон и туфли на шпильках… Сорок пять секунд. Нет, Шеймус был не такой. Сначала он спросонья влез двумя ногами в одну штанину, потом, разобравшись, понял, что это вообще не штаны, а куртка. Ботинки зашнуровывать не стал и грохнулся на выходе, когда шнурок прищемило дверью. Потом ещё долго ловил по гостиной убегающую от него книгу про вредных магических созданий. В общем, добрались они с Роном до кабинета Флитвика уже после звонка. Хорошо, хоть успели туда попасть раньше самого Флитвика. То есть, Шеймус успел — вывернув из-за угла в дальнем конце коридора, и увидев бредущего к кабинету погружённого в свои мысли профессора, он припустил вдогонку, ужасно громыхая сваливающимися на ходу башмаками. Рон, наоборот, испуганно задержался, не желая попадать под раздачу вместе с ним.

      В общем, Шеймус успел обогнать Флитвика и забежать в класс перед ним, только что не прищемив ему нос дверью. Он уселся рядом с Дином с таким видом, как будто вообще первым пришёл. Всё так же погружённый в свои мысли, Флитвик зашёл в класс и рассеянно забрался на свою излюбленную стопку книг.

      — Финниган, — вдруг сказал он. Шеймус вздрогнул и отчего-то посмотрел на меня. Я пожал плечами. Может, я где-то там в глубине души и не совсем Поттер, но тот, кто скажет, что я — Финниган, пусть первым бросит в меня камень.

      — Мистер Финниган! — негромко повторил Флитвик. Шеймус нехотя поднялся. — Рассказывайте, что выучили.

      Я-то знал, что Шеймус ничего не выучил. И Шеймус знал. И Рон с Дином и Невиллом тоже знали. Самое смешное, что и Флитвик тоже знал, скорее всего — иначе как он среди всех учеников, включая тихонько просочившегося позади него Рона, смог выбрать именно Шеймуса? Вот оно, колдовство-то настоящее! И тут Шеймус подумал, что Флитвик-то — тоже человек. И, если Финниган чего-то не выучил, то и Флитвик вполне мог это забыть.

      — К-хм, хм! — прочистил он горло. — Итак, заклинание Силенцио…

      — Силенцио? — полуутвердительно переспросил Флитвик, что Шеймус воспринял, как знак одобрения.

      — Силенцио, — кивнул он. — Это заклинание наводит на человека или животное немоту. Называется “Силенцио” и произносится как “Силенцио”.

      — Да, — вздохнул Флитвик. — Действительно, “Силенцио”.

      — Ну да, — согласился Шеймус. — Силенцио, заклинание немоты.

      — А я что задал? — спросил Флитвик.

      — Да, — ответил Шеймус.

      — Что — да? — опешил Флитвик. — Что я на сегодня задал?

      — Что? — не понял Шеймус.

      — Что — что? — начал раздражаться Флитвик. — Я тебя на чистом английском спрашиваю…

      — С валлийским акцентом, — пробормотал Шеймус.

      — Что я задал? — закончил Флитвик.

      В этот момент Дин глупо хихикнул и ткнул в Шеймуса пальцем:

      — Да знает он, что нам контрзаклятья заданы. Просто вопроса не понял!

      Флитвик, конечно, сразу раскусил нехитрую уловку:

      — Мистер Томас, сидите молча. Я надеюсь, что мистер Финниган сам на чистейшем английском и даже без ирландского акцента нам объяснит, наконец, что задано.

      Малфой тоненько захихикал, потирая руки.

      — Так контрзаклятья и заданы, профессор! — обрадовался Шеймус. — Дин, не подсказывай, я же сам всё знаю! Не отвлекай! — он замолчал, уставившись в потолок.

      — Финниган! — зловещим голосом произнёс Флитвик.

      — Профессор? — откликнулся Шеймус.

      — Я жду, Финниган! — подбодрил его Флитвик.

      — Простите, профессор, чего? — не понял Шеймус.

      — Вашего доклада, Финниган, — пояснил Флитвик.

      — Я только что доложил, профессор, — сказал Шеймус. — Нам были заданы контрзаклятья.

      — И что вы можете сказать по заданной теме? — прищурился Флитвик.

      Дин начал какую-то невообразимую пантомиму руками.

      — Контрзаклятья, — медленно произнёс Шеймус, напряжённо вглядываясь в жесты, которыми Дин пытался ему что-то сказать, — предназначены… для борьбы? — Дин замахал руками и Шеймус исправился. — Сражения? Противодействия? — Дин облегчённо закивал. — Противодействия заклинаниям.

      — Блестяще! — Флитвик полностью развернулся к Дину. — Браво! Тридцать очков Гриффиндору за непревзойдённое актёрское мастерство. Что, однако, нисколько не приблизило нас к цели. Минус пятьдесят баллов Гриффиндору…

      — За что? — пролепетал Шеймус.

      — Финниган, скажите честно, без кривляний и увиливаний — вы готовились? — спросил Флитвик.

      — Я… Но я могу объяснить!

      — Ну что ж, послушаем, — скрестил руки на груди Флитвик.

      — Я… мне… Мне матушка купила книгу…

      — Молодец матушка, — одобрил Флитвик. — Книга имеет какое-то отношение к волшебству? — уточнил он.

      — О да, — с жаром начал объяснять Шеймус. — Там простая английская девочка через старый шкаф попадает в волшебную страну, заселённую всякими магическими существами, которой правит Белая Ведьма…

      — Погодите, Финниган, — остановил его Флитвик. — Скажите мне, правильно ли я понял. Вы потратили вечер на то, чтобы прочитать книжку про замаскированный в виде шкафа портальный ключ в волшебную страну, когда у вас не была выучена последняя глава по заклинаниям?

      Шеймус с укором посмотрел на меня. Мне лишь оставалось пожать плечами. Нужно ли говорить, что на трансфигурации Макгонагал сняла с нас ещё двадцать баллов? Весь тот задел, что был создан исключительно стараниями Гермионы, по просьбе Снейпа достающей книжки одну за другой с верхней полки, таял, как весенний снег. Перехватив её полный возмущения взгляд, адресованный отчего-то опять мне, я задумался, не стоит ли теперь Шеймуса вырядить в гольфики и короткую юбчонку, а то что всё одной Герми отдуваться? Я решил, что идея неплохая, и после урока отвёл Финнигана в сторону. Он сразу понял, что ничем хорошим для него этот разговор не окончится, и попытался улизнуть, но Гермиона поймала его у другого выхода.

      — Гарри, — кивнул Шеймус, — Гермиона. Хорошая погода, не правда ли? Ой, что это? — он глянул в окно и изумлённо вытаращил глаза. Я-то этот фокус знаю, а вот Герми опять повелась. Встретив мой взгляд, он поник: — Ну ладно, что вы хотели?

      — Мы тут посовещались, — сказал я, на пять миллиметров выдвинув клыки и по-дружески приобнимая его за плечи, — и я решил. Пока ты лично не компенсируешь последствия сегодняшнего провала, будешь на уроки ходить в юбке.

      — Да ты совсем рехнулся! — вырвался он. — Я на тебя Макгонагал пожалуюсь. Сначала эти дурацкие пробежки по утрам, потом твой дурацкий клуб дуэлянтов, а теперь…

      Гермиона, до того с вытаращенными глазами глядевшая на меня, поймала его за шкирку и прислонила к стене:

      — Во-первых, про кружок дуэлянтов ты никому не сможешь рассказать, Шеймус, — очень добрым голосом сказала она. — А во-вторых, я уверена, что Макгонагал одобрит любые усилия Поттера сделать тебя человеком. Тебе юбку дать или килт у Макмиллана попросишь?

      Вот молодец! Предоставила Шеймусу достойный выход из положения. Но гольфики-то я на него всё равно нацеплю! Он ушёл, а она осталась сверлить меня взглядом. Я двинулся к столовой — нас уже ждут на лужайке во дворе.

      — Я не сразу, но поняла твою задумку с юбкой. Это ведь для меня, да? — спросила она, заглядывая мне в глаза.

      — Да. Мне неприятно, что так произошло, и вдвойне неприятно то, что произошло это с тобой.

      — Да ладно, забудь, — улыбнулась она. — Я получила достаточную компенсацию.

      — Компенсацию? — изумлённо поднял я брови.

      — Да, — твёрдо кивнула она. — В виде новой подруги.

      Я улыбнулся и отвлёкся от того, что она продолжала говорить. Действительно, последствия по этой части оказались совершено неожиданными — Герми переступила через свой снобизм и вдруг обнаружила, что даже с самой отмороженной из слизеринских девушек можно очень даже приятно общаться.

      — А что это за пробежки по утрам? — вернула она меня в реальность, подёргав за рукав. — Может, я тоже хочу?

      — Да ничего особенного, — пожал я плечами. — Встаём в пять часов, два круга вокруг замка, а потом отжимания и подтягивания в зале под стадионом. Ты с нами?

      Она помотала головой:

      — Нет уж, это вы как-нибудь сами. Мне и в половине восьмого-то не проснуться.

      — Ну, как хочешь, — согласился я.

      В четверг внезапно показалось солнышко, причём, как по заказу, как раз когда мы сидели на обеде на лужайке во дворике. Луна, прикрыв глаза, блаженно жмурилась на солнце, вертя в руках какую-то плюшевую зверушку, которую утром прислал её отец, и белую орхидею от меня. Сидящие рядом с ней Краб и Гойл что-то негромко ей рассказывали, даже не заботясь, слушает она или нет. Дафна привычно грела мне спину, прислонившись сзади, а Панси с Гермионой о чём-то шушукались. Девушки наслаждались хорошей погодой, и из-за этого не было привычного мне многоголосого гомона. Я на самом деле был близок к расслабленному состоянию Луны — ужасно хотелось зажмуриться и повернуть лицо к солнцу, как подсолнух. Вдруг и этот лёгкий шелест негромких голосов стих, как птицы замолкают, когда в лес приходит чужак. Голову мне поворачивать было лень, и я лишь скосил глаза.

      Рон! Дружище! Принесло же тебя! Что удивительно — до этого он как-то умудрялся игнорировать такое не вписывающееся в его картину мира явление, как мои посиделки с одноклассницами. Даже когда шёл дождь и мы занимали часть стола в Большом зале, он всё равно сидел спиной и не обращал внимания. А тут… То ли он действительно стал меньше есть, и от выделенного обеденного времени у него оставалось достаточно в запасе, чтобы заняться чем-нибудь ещё, то ли тоже хотел посидеть на солнце, то ли почуял что… Факт остаётся фактом — мой кружок имени меня попал в его поле зрения, и увиденное ему жутко не понравилось. Он пробирался между девушек, внимательно вглядываясь в лица. Панси с Гермионой, как только он замаячил на горизонте, тут же отвернулись друг от друга, словно даже и не знакомы. Дафна же у меня за спиной даже не шелохнулась, и с точки зрения Рона это был совершеннейший непорядок — я был зарезервирован для решения проблем личного счастья его сестры — и точка!

      Пробираясь ко мне, он успел наступить кому-то на пальцы и опрокинуть термос с чаем. Потратив минуту на прохождение лабиринта моих подружек, он, наконец, гневно раздувая ноздри, остановился в полутора метрах передо мной, загородив солнце. В его обычно голубых глазах сейчас плескалось чёрное море зависти. Я приложил руку козырьком ко лбу, запрокидывая голову, и Дафна тут же по-хозяйски откинула голову мне на плечо. Рон издал сдавленный рык, и сидящая рядом Лили Мун, привстав, переместилась мне под бок, прислонившись головой к плечу. С другой стороны подсела Ханна Аббот. Гермиона села рядом с Дафной, обнимая меня сзади. Подошла Панси и села ко мне на колени. Остальные девушки подтянулись за ними, беря меня в плотное кольцо. Только Луна по-прежнему принимала солнечную ванну для лица в компании Гойла с Крабом. Рон схватился за волосы и попытался их вырвать, а потом, злобно хрюкнув, развернулся и потопал прочь. Как на беду, его путь пролегал мимо Луны. Увидев Гойла и Краба, Рон остановился, только что не топнув ногой:

      — А вы что тут делаете? — обращаясь, очевидно, к парням.

      — На солнышке греемся! — блаженно сообщила Луна, не поворачивая головы.

      — С тобой никто не разговаривает, ты…

      Грег медленно поднялся с травы и сложил руки на груди. Рон сглотнул комок в горле. С другой стороны от Луны так же медленно поднялся Краб. Двое-из-ларца застыли исполинскими истуканами с острова Пасхи, глядя на Рона, как на пустое место.

      — Что, вдвоём на одного? — запаниковал Рон и обернулся ко мне: — Гарри!

      — Не по-пацански! — согласился я. Краб с Гойлом поглядели друг на друга, и на раз-два-три сыграли в камень-ножницы-бумагу. Поглядев на результаты, Краб пожал плечами и сел. Гойл снова повернулся к Рону. Теперь мой друг чувствовал себя совсем неуютно — отступать вроде как было некуда, а биться одному против Гойла ему совсем не хотелось. И впятером не хотелось, чего уж там!

      — Ты, Гойл, только и умеешь, что кулаками махать! — заявил Рон.

      — А ты его в шахматы обыграй! — снова подала голос Луна.

      — А тебя… — начал было Рон, но Гойл сделал шаг в его сторону, и он прикусил язык. — А что с идиотами в шахматы играть? — спросил он.

      — Идиотов, Уизли, — ответил Гойл, — Шляпа отправляет в Гриффиндор. Идиотов и тупиц. Ты и Поттер — два сапога пара!

      — Идиоты — это вы с Крабом и Малфоем. Готов поспорить, что вы даже не знаете, что такое шахматы!

      — Шахматы-махматы, — зевнул Гойл. — Кого волнует, что это такое. Что бы оно ни было, такому дебилу, как ты, проиграть невозможно!

      — Да я тебя в три хода уделаю! — заявил Рон.

      — А я тебя — с одного удара, — отмахнулся Гойл.

      — Что, боишься? — подначил его Рон.

      — За твоё душевное здоровье, Уизли, — снова зевнул Гойл.

      — На что спорим? — зло сощурился Рон.

      — На что? — растерялся Гойл. — Да хоть на три щелбана!

      — Только без мокрухи! — недовольно пробасил Краб.

      — Мозгошмыги разбегутся — кто их ловить будет? — упрекнула Луна.

      — Ну, ладно, — покосился на неё Гойл. — Тогда будешь целый месяц… ей, вон, — он показал на Луну, — каждое утро говорить…

      — О, прекраснейшая, — подсказала Луна.

      — О, прекраснейшая, — согласился Гойл.

      — О, мудрейшая!

      — О, мудрейшая!

      — Ну ладно, — замахала ручкой Лавгуд. — Текст потом согласуем.

      — Понял? — спросил Гойл.

      — А ты… — ответил Рон. — А ты… каждое утро будешь мне ботинок целовать!

      Я встретился взглядом в Гойлом и помотал головой. На мой взгляд, это — чересчур.

      — Договорились, — кивнул он, протягивая лапу Рону. — Винс, разбей!

      Краб снова поднялся и разбил их пари. Гойл сел на траву рядом с Луной:

      — Ну, доставай свои шашки!

      — Шахматы, темнота! — через губу поправил его Рон.

      — Да по-барабану. Хоть нарды, — лениво ответил Гойл.

      Рон достал из сумки шахматную доску, вывалил на траву шахматы и начал расставлять.

      — Э-э-э! — остановил его Гойл. — Что это у тебя такие шахматы странные?

      — Шахматы, как шахматы, — раздраженно сказал Рон.

      — Не, шахматы не такие, — покачал головой Гойл. — Шахматы — плоские, как в нардах.

      Сидящая рядом с ним Луна хрюкнула, спрятав лицо между коленок.

      — Идиот! — простонал Рон. — Это шашки!

      — Я и говорю, что это — не шахматы! — довольно кивнул Гойл.

      — Не-е-ет! — заорал Рон. — Плоские — это шашки, чёрт возьми! Гарри, — беспомощно оглянулся он на меня. — Хоть ты ему скажи!

      Половина зрительниц к этому моменту уже сидела, уткнувшись лицом в ладони и дрожа плечами, а другая подбиралась поближе к месту разворачивающейся баталии, чтобы успеть занять места в партере. Панси слезла с моих колен — а жаль — и отправилась на защиту Гойла.

      — Как же это такие умные слизеринцы шашек от шахмат отличить не могут? Ай-яй-яй! — поцокал я языком.

      — Да ладно уж, Уизли, показывай, что у тебя да как. Поттер, а ты там смотри, чтобы всё путём. А не то… — и он пару раз весьма убедительно ударил себя кулаком в ладонь. Рон тем временем расставлял фигуры.

      — Вот, смотри, неуч, — начал показывать он. — Это пешки. Их много и они ходят только на одну клетку и только вперёд, а едят они только наискосок…

      Гойл взял с доски одну пешку, поднёс её к глазам и стал её разглядывать.

      — Ты что, убогий? — зло спросил Рон.

      — А в куда она ест? — поинтересовался Гойл, крутя пешку в руках.

      — Что значит “в куда”? — не понял Рон.

      — Я вот ем в рот, — он откусил от своего бутерброда и, жуя, продолжил: — А в куда ест эта… как её…

      — Пешка! — раздражённо отобрал у него фигуру Рон. — Это называется “пешка”. Если пешка дойдёт до противоположного края доски…

      — То она упадёт, во! — с умным видом поднял кверху палец Гойл.

      — То она может стать любой фигурой, недоумок! — пояснил Рон. — Ох, лизать тебе мне ботинки!

      — Не боись, — жестом остановил его Гойл. — Прорвёмся! Давай, ври дальше.

      — Это — король. Он может ходить и есть в любом направлении, но только на одну клетку.

      — Он, что, и в зад ест? — спросил Гойл.

      — Да-да, — закатил глаза Рон. — И взад он тоже ест.

      Луна опять хрюкнула.

      — Гы-ы-ы, — ощерился Гойл. — Прикинь, Винс, и в рот ест, и в зад ест. А ещё король называется!

      — А-а-а! — зарычал Рон, схватившись за голову, и начал быстро перечислять: — Это ладья, она ест только по прямой, это слон, он ест только по диагонали. Это ферзь, он ест в любом направлении. А это…

      — Ути, какой поник! — умилился Гойл, только что не пуская пузыри.

      — Хочу-хочу-хочу! — захлопала в ладоши Луна. Гойл снял с доски коня и подал ей. — И правда! — восторженно сказала она. — Поник! А у него есть радужный хвост? — спросила она Краба, с интересом заглядывающего ей через плечо.

      — Дай-ка, — протянул руку тот. — Нет, это, скорее, тот тёмненький…

      — Сумеречная Блёстка! — завороженно прошептала Луна.

      — Точно, — кивнул Краб, возвращая ей фигуру, чтобы она передала её Гойлу.

      — Конь! — прорычал Рон. — Ходит! Буквой! “Гэ”!

      — У тебя в башке сплошное “Гэ”! — радостно заржал Гойл.

      — Две клетки вперёд и одна вбок! — простонал Рон.

      — Да всё путём! — успокоил его Гойл. — Мы поняли. Мы ведь поняли, Винс? — спросил он Краба. Тот важно кивнул в ответ.

      — Цель игры — в том, чтобы съесть короля противника, — закончив объяснение, Рон облегчённо вздохнул и показал Гойлу на доску: — Вот, начинай!

      — А что это я? — возмутился Гойл. — Давай ты!

      — Тот, кто начинает, получает преимущество, — пояснил Рон.

      — А-а-а, это совсем другое дело! — обрадовался Гойл. — Преимущество — это всегда хорошо! — он потёр руки, а потом растерянно спросил: — А чем ходить-то?

      — Поником ходи! — подсказал Краб.

      — Ну-у, — с умным видом начал Рон. — Можно вот эту пешку вперёд на две клетки двинуть.

      — На две? — подозрительно спросил Гойл.

      — А говорил, что только на одну, — угрожающим тоном сказал Краб.

      — Я забыл, — начал оправдываться Рон. — Первый ход можно на две.

      — А король? — задал резонный вопрос Гойл.

      — Нет-нет, — замахал руками Рон. — Король всегда ходит только на одну.

      — Точно? — с недоверием спросил Краб.

      — Точно! — заверил Рон, а потом хлопнул себя по лбу: — А нет, забыл…

      — Это — нормально, — флегматично прокомментировал Краб.

      — Король может делать первый ход на две или три клетки, — затараторил Рон. — Если между ним и ладьёй, которая тоже до этого не двигалась, нет фигур, то можно их поменять местами…

      — Во, врёт! — с восхищение присвистнул Гойл. — И не краснеет!

      — Это называется “рокировка”, — попытался перекричать пронесшийся по девушкам смешок Рон.

      — Врать, Уизли, — не мешки ворочать, — резюмировал Краб.

      — Я правду говорю, — чуть не плакал Рон.

      — Так чё, ходить-то сюда? — пошёл вперёд королевской пешкой Гойл.

      — Э-эх! — ударил ладонью о ладонь Краб. — Поником надо было ходить!

      — Конём, — пожал плечами Рон, который по мере погружения в родную стихию успокаивался и сосредотачивался. Недолго думая, он двинул свою пешку навстречу пешке Гойла.

      — Эй, ты чё? — запаниковал Гойл. — Мы так не договаривались!

      Рон снисходительно улыбнулся.

      — Поником! — толкал Гойла под локоть Краб. — Поником ходи!

      Дотолкался. Гойл промахнулся и ухватился за слона. Краб закрыл рукой лицо, покачав головой.

      — А слоником тоже хорошо, правда, Грегори? — ободряюще улыбнулась Луна, погладив того по руке. — Скачи-скачи, мой слоник! — обратилась она к фигуре. Гойл не глядя двинул слона и промахнулся мимо доски. Он нахмурился и вернул слона на исходную позицию.

      — Тронул — ходи! — злобно выкрикнул Рон.

      Гойл нехотя взялся за слона и стал им примеряться к доске. Наконец, выбрав, он водрузил слона по центру пустого пространства между рядами фигур. Увидев, как Рон с энтузиазмом начал потирать руки, Гойл снова схватился за слона.

      — Отпустил — ход сделан! — отрезал Рон. Гойл нехотя оставил фигуру в покое, а Рон, не задумываясь, двинул ещё одну пешку. — Давай, Гойл, твоя очередь! — махнул он рукой.

      Гойл озадаченно почесал макушку.

      — Поником ходи, — не сдавался Краб. — По-ни-ком!

      — Только бы не ошибиться! — пробормотал Гойл.

      — Конь — этот! — показал пальцем Рон. Гойл сразу схватился за нужную фигуру.

      — Скачи-скачи, мой поник! — радостно заулыбалась Луна.

      — Тыг-дык, тык-дык, тык-дык! — прокомментировал Гойл, отсчитывая клетки. Он поставил коня и вопросительно посмотрел на Рона. Тот покровительственно кивнул, и Гойл отпустил. Рон быстро оценил положение и сделал свой ход. Только Гойл поднял руку, как Рон предупредил его:

      — Смотри, я своим слоном напал на твоего коня.

      — Поника! — поправила Луна.

      — И что? — спросил Гойл.

      — И ничего, — широко улыбнулся Рон, явно что-то себе замышляя. — Ходи давай, скоро зельеварение!

      — Поником! — напомнил Краб. Гойл схватился за второго коня.

      — Скачи-скачи, мой поник! — пропела Луна, восторженно хлопая в ладоши.

      — Тыг-дык, тык-дык, тык-дык! — походил Гойл. Рон кивнул и походил ещё одной пешкой. Гойл презрительно хмыкнул.

      — Нападение, Гойл, начинается от защиты, — свысока пояснил Рон и обвел рукой доску. — То, что ты видишь, называется “защита Филидора”.

      — Филидора-Шмилидора, — пробормотал Гойл. — А как это — есть?

      — Ну, как… — пожал плечами Рон. — Ставишь свою фигуру на место чужой, а чужую убираешь с доски.

      — Про поника уж не забудь! — замолвил словечко Краб.

      — А если я этим поником… — начал Гойл.

      — Конём! — сквозь зубы процедил Рон.

      — Поником вот эту… Как её…

      — Пешку! — рявкнул Рон.

      — Вот так…

      — Скачи-скачи, мой поник! — помахала ручкой Луна.

      — Тыг-дык, тык-дык, тык-дык! — Гойл сшиб пешку Рона, ставя на её место своего коня. Рон хмыкнул:

      — Вот тебе первый урок, Гойл, — он слоном подвинул ферзя Гойла и снял с доски. — Пешка — самая дешёвая фигура. А ферзь — самая ценная. Съесть пешку ради того, чтобы отдать ферзя, — это, я тебе скажу…

      Гойл побагровел:

      — Да я тебе сейчас… Да я…

      Он схватился за слона и съел ещё одну пешку Рона. Тот лишь хмыкнул:

      — Вот, смотри, ты напал на моего короля. Когда ты так делаешь, нужно говорить “шах”. Но это не страшно, — и он сдвинул короля вперёд, уходя от атаки. — Видишь, ничего не произошло. А то, что пешку съел — это ерунда, ферзь всё равно дороже, — он любовно погладил зажатого в кулаке белого ферзя. — Ходи давай, времени совсем нет!

      — А поником можно? — попросил Краб.

      — Да достали вы уже своими “пониками”! — заорал Рон. — Это конь, а не поник. Понятно? Конь! Конь! Конь! Конь!

      Краб флегматично прочистил ухо.

      — Скачи-скачи, мой поник! — обрадовалась Луна, увидев, как Гойл поднимает коня.

      — Тыг-дык, тык-дык, тык-дык! — мрачно походил Гойл.

      Рон глянул на доску и презрительно скривился:

      — Это мелко, Гойл! К тому же, я тебе уже сказал, что, когда нападаешь на короля, нужно говорить “шах”... — лицо его вдруг изменилось, он схватился за голову и, чуть не плача от отчаяния, добавил: — И мат!

      Он щелчком сшиб своего короля, потом, ухватив себя за вихры, о чём-то немного подумал и смахнул все фигуры с доски, аккуратно сложил доску пополам, подержал её перед собой, шевеля толстыми губами, а затем с силой залепил себе этой доской в лоб.

      — Что это он? — спросил Гойл Краба. — Зарубку, что ли, на память ставит?

      — Похоже, Грег, тебе сегодня повезло, — усмехнулся Краб. — Ты выиграл в шахматы у самого Великого Уизли!

      — Ой, мальчики, это мы что, выиграли, что ли? — захлопала ресничками Луна. Остальные девушки, поняв, что представление закончилось, стали подниматься с травы и двигаться в сторону замка. Гойл подал Луне руку, та благодарно её приняла, поднялась и упорхнула по своим делам. Двое-из-ларца пошли за нашими девушками, причём Краб обернулся и вдруг мне подмигнул. Я подошёл к Рону, который, стоя на коленях перед рассыпанными по земле шахматами, невидящими глазами смотрел перед собой и что-то шептал. Я обнял его за плечи, вырвал из скрюченных пальцев доску и принялся собирать в неё фигуры.

      Вечером девицы, давясь от смеха, сочиняли Оду Луне, как они это назвали — то самое приветствие, которое Рон должен был в течение месяца прилюдно декламировать каждое утро. Отведя Панси и Дафну к входу в подземелья, я кивнул на прощанье Панси, потом очень, очень тепло попрощался с Дафной и пошёл в башню Гриффиндора. Рон внимательно просмотрел кусочек пергамента, который я ему подсунул, раздражённо скомкал его и зашвырнул в угол. Герми подняла на него свои глаза:

      — Ты что это?

      — Я не буду это читать! — крикнул он.

      — Во-первых, не ори на меня, — спокойно сказала она. — А во-вторых — будешь!

      — Ну буду! — заорал он.

      — Почему? — спросила она.

      — Потому, — заявил он. — Это — унизительно.

      — Что — унизительно? Сделать девушке приятно?

      Рон раздражённо засопел, а потом выдал:

      — Она водится со слизеринцами!

      — И что? — спросила Гермиона. — Что плохого в слизеринцах?

      — То! — Рон растерялся было, а потом вспомнил: — У них Малфой есть.

      Она поморщилась:

      — Ну и что? А у Гриффиндора был Уизли.

      — Уизли? — Рон угрожающе раздул ноздри.

      — Да, Уизли, — кивнула она. — Перси Уизли.

      — Перси? — возмутился было он, а потом сник: — Да, но Перси — совсем другое дело.

      — Другое? — усмехнулась Гермиона.

      — По крайней мере, он не был мерзким подлым лгунишкой!

      — Ты видел честных великодушных карьеристов? — поинтересовалась она. На Рона было жалко смотреть. — В общем, так. Если ты не сделаешь того, что должен, то я со своей стороны не собираюсь общаться с заносчивым снобом, неспособным держать слово.

      — Это называется — истинный хозяин собственного слова, — пояснил я Гермионе. — Захотел — дал, захотел — взял обратно. Древняя, между прочим, имперская традиция.

      Рон встал и поплёлся доставать из угла скомканный листок.

      На следующее утро перед завтраком он торжественно поклонился Луне, прочистил горло и протрубил:

      — Приветствую тебя, блистательная Луна Лавгуд, Повелительница нарглов, Гроза мозгошмыгов и Открывательница морщерогих кизляков, которая смехом звонким, как колокольчик, по утрам будит солнце, и спокойным дыханием зажигает звёзды на небе…

      Закончив, он замолк, ожидая её реакции.

      — И ты здравствуй, достойный рыцарь Рональд Уизли, — с улыбкой склонила она голову.

      — Я могу идти? — громким шёпотом поинтересовался он. Она кивнула, отпуская его. — Чёрт, никогда мне не было так неловко! — пробормотал он, усаживаясь рядом со мной.

      — И как самочувствие? — иронично спросила Герми. Он замолк, прислушиваясь, а потом с радостной улыбкой объявил:

      — Есть хочу!

      — Жить будет! — кивнула мне она.

      Как и было уговорено, я зашёл за Луной в три часа дня в субботу. Благодарно приняв букет цветов, она взяла меня под руку. Едва увидев её, я понял, что она нацелена на торжество — она была в парадной мантии, волосы аккуратно заплетены в причудливого вида причёску. Да я и сам надел всё чистое и лучшее. По пути в Хогсмид она позволила мне развлекать её светской беседой, в которой мы досконально обсудили содержание последних выпусков “Придиры” и “Пророка”, провели сравнительный анализ и даже разработали пару идей, как бы можно было злобно посмеяться над Ритой Скитер. Моя-то идея была проста, как мухобойка — точнее, моей идеей и была мухобойка, вот только боюсь, Сценарий не выдержит такого над собой издевательства и попросту прихлопнет меня.

      Антураж в “Кабаньей голове” был ещё красочнее обычного — полумрак с пробивающимися сквозь редкие просветы в покрытых грязью оконных стёклах лучиками света, в которых кружилась пыль. С потолка и в углах свисала бахромой паутина, грязная до такого состояния, что была похожа на истлевшие лохмотья бездомного бродяжки. Несколько чадящих светильников на стенах, казалось, светили чёрным светом, делая обстановку ещё мрачнее. Услужливый бармен, который обычно встречал посетителей в мои визиты сюда, уступил место неопрятного вида старикану, который, едва мы зашли, бросил на нас ненавидящий взгляд из-под косматых бровей и хлопнул о стойку парой настолько грязных стаканов, что мне даже показалось, что в них что-то шевелится. За столиками сидело несколько не внушающих доверия личностей в балахонах, полностью скрывающих лица.

      Луна, завидев это всё, сразу погрустнела, глядя на меня с укором. Я отодвинул для неё стул, с которого на пол спрыгнуло несколько жирных тараканов, покрыл стул своей мантией и предложил ей сесть. Бармен принёс нам пару бутылок карамельной шипучки, а я достал из кармана сумки два припасённых чистых стакана, разлил шипучку и предложил новорождённой. Она уже отошла от первоначального шока, и её лицо вновь приобрело безмятежное выражение, хотя грустинка так и спряталась в уголках глаз. Я знал, что она не станет меня упрекать — не такова была Луна, — но и заставить себя полностью смириться с моим неудачным выбором она не могла.

      — Ну, что теперь? — спросила она, отпив из своего стакана. — Клоун, показывающий фокусы, сладкая вата, торт?

      — И это всё — тоже, — кивнул я. Она поняла, что это какая-то новая игра, в которую мы будем с ней играть.

      — Может, и гости? — спросила она.

      — Почему бы и нет? — согласился я. — Кого бы ты хотела видеть?

      — Невилла, — ответила она, нисколько не смущаясь. — Винсента и Грегори. Гермиону, Ханну и Сьюзен, — она задумалась. — Может, Рона и Джинни.

      — Нет, — сказал я. — Уизли сегодня не будет.

      — Хорошо, — согласилась она. — Тогда вот те двое пусть будут Грегори и Винсент, — она показала на две фигуры в чёрном за ближайшим к нам столиком. — А вот те — Гермиона и Невилл.

      — Нет, — сказал я. — Это — Ханна и Сьюзен, сама погляди!

      Она пригляделась к балахонам двух персонажей, которые сюда зашли явно с большой дороги.

      — И правда, — согласилась она. — Тогда Невилл с Гермионой — те?

      — Да, точно, — сказал я и помахал мрачной парочке в углу зала рукой.

      — Тише ты, — зашипела Луна. — А то они заметят.

      — Да ничего, — легкомысленно отмахнулся я. — Это же наши друзья.

      — Точно! — она кивнула с важным видом, поддерживая игру.

      — Я тебе кое-что приготовил, — сказал я, доставая из сумки подарочную коробку в красивой упаковке и с бантиком сверху. Одной своей нарядностью коробка сразу добавила света, практически затмив светильники.

      — Ой, это мне? — обрадовалась она, вскакивая. — А что это?

      — Открой! — предложил я.

      Она принялась аккуратно разворачивать упаковку.

      — Луна, — наклонился я вперёд, ловя её взгляд. — Луна! Просто порви, так веселее!

      — Да? — с сомнением спросила она. — А так можно сохранить и вспоминать, как было весело.

      — А ты сохрани оторванный кусочек, — предложил я компромисс.

      Она нерешительно потянула, разрывая бумагу, а потом, осмелев, в несколько движений полностью избавила коробку от упаковки.

      — И бантик тоже сохрани.

      Она кивнула и показала на коробку, из-под крышки которой пробивалось какое-то свечение. Коробка представляла из себя небольшой куб со стороной двенадцать сантиметров, и ничего большого туда вместить просто никак нельзя.

      — Что там? — спросила меня Луна.

      Я пожал плечами:

      — Там джинн, который сделает тебя моей рабыней. Открывай давай!

      — А прозрачные шаровары у меня будут? — с надеждой спросила она.

      — Не такой рабыней! — усмехнулся я. — Таких у меня и так в достатке. Нет, сначала пару лет помоешь посуду, а там и задумаемся о твоём повышении.

      — О, так это — квест? — загорелись её глаза. Она подняла, наконец, крышку, и её глазам предстала светящаяся радужным светом студенистая масса, заполнившая куб. — Ой, а что это?

      — Возьми в руки и загадай желание! — посоветовал я.

      Она попыталась выковырять достать скользкое содержимое коробки, но это было не так-то просто. По консистенции оно напоминало пудинг — прозрачный, светящийся и скользкий пудинг. Несколько минут Луна с высунутым от усердия языком доставала колышущееся желе из коробки и, наконец, извлекла, держа сверкающую массу в руках.

      — А теперь что? — спросила она.

      — А теперь — загадай желание и обернись вокруг себя.

      Она осторожно встала, стараясь не уронить подарок, что-то прошептала и повернулась. Прозрачная масса выскользнула из её рук, и полными ужаса глазами она провожала свой подарок, летящий навстречу щербатому полу. Миг — и он исчезает, коснувшись грязной поверхности, и остаётся лишь яркое разноцветное пятно, в котором нет ни грязи, не паутины, которое начинает расползаться по полу. Корявый дощатый пол сменяется паркетом, разваливающиеся дубовые столы и стулья — тоже дубовыми, но новыми и блестящими. На столах появляются салфетки и корзиночки для хлеба. Как в сказке, пятно перекидывается на стены, выкрашивая их в яркие цвета и сменяя старые факельные светильники на разноцветные стеклянные шары, потом на потолок, превращая сделанные из тележных колёс канделябры в хрустальные люстры, а бахрому паутины под теперь уже белоснежным потолком — в праздничные украшения. На дальней от входа стене проявилась светящаяся надпись “С Днём Рождения, Луна!” Из-за барной стойки вышел клоун в жёлтом костюме с лиловыми отворотами, красным носом, рыжими волосами и зелёным галстуком-бабочкой.

      Сама виновница торжества, раскинув руки в стороны и запрокинув голову, с закрытыми глазами кружилась по светлому залу. На большом столе стали появляться пирожные, графины с карамельной шипучкой, конфеты и фрукты. По центру возник большой праздничный торт с пятнадцатью свечками. Гермиона, Ханна, Сьюзен, Невилл, Краб и Гойл скинули балахоны, под которыми скрывались, и направились к нам.

      — И не стоило тратить единственное желание, — с упрёком сказал Краб, подавая ей подарок. — Мы бы всё равно пришли!

      — Гарри! — шепнула мне Луна, глядя на меня своими безумно счастливыми глазами. — Я совсем не это загадала!

      — В гарем не возьму, как не проси, — шёпотом ответил я.

      Она весело рассмеялась, словно колокольчик зазвенел, подтянулась у меня на шее и крепко поцеловала в щёку.

      — А знаешь, Гарри, — сказала она, — ты — самый лучший. Спасибо тебе!

     Прошёл октябрь и наступил ноябрь. Дни тянулись один за одним без видимых изменений — зарядка, домашнее задание, завтрак, утренние пары, обед, дневные пары, полдник, бокс, Сириус и кружок рукоделия. Вечерами, если удавалось, я гулял с Дафной и её кошкой, причём, когда стало совсем слякотно и холодно, Мурка сразу начинала истошно вопить, требуя взять её на руки, залезала мне под куртку, там пригревалась и начинала нагло впиваться в меня когтями, чтобы я её гладил. Дафна, смеясь над моими мучениями, подхватывала меня под руку. Кроме того, по выходным я водил на свидания одноклассниц, выполняя своё обещание. Как ни странно, но после Лизы Турпин целоваться пока больше никто не лез, и меня это даже во многом радовало, поскольку весь мой пыл в итоге доставался Дафне.

      Рон бегал по всей школе за Гойлом, донимая того своими шахматами. Характерная сценка конца октября — машинально поглощая завтрак, он водит глазами по доске, на которой расставлены фигуры. Наконец, с торжествующим воплем “Ага!” делает ход, потирает руки, оборачивается в сторону стола Слизерина и кричит:

      — Слон Е5! Шах!

      Из-за стола Рейвенкло раздаётся хихиканье Луны и бормотание:

      — Скачи, скачи, мой поник!

      И голос Гойла из-за стола Слизерина:

      — Конь Е5, шах…

      Рон делает ход конём соперника, потом ошарашенно глядит на результат и начинает биться головой о стол.

      — …И мат, — добавляет Гойл.

      Хотя, надо отдать должное упорству моего друга — теперь он уже раньше, чем на двадцатом ходу, не проигрывал. А пару раз и вовсе свёл матч вничью.

      Неутомимая Амбридж, с фанатичным упорством пропалывающая любые ростки инакомыслия в Хогвартсе, перестала ходить на костылях, поскольку её нога зажила, и я начал придумывать какую-нибудь очередную пакость ей, а заодно и Снейпу. Тем более, что надвигалась игра со Слизерином, и я знал, чем она закончится для меня и для команды.

      Вечером накануне Большой Игры, к которой мы упорно готовились последние несколько недель, Анджелина устроила нам внеплановую тренировку, и мне пришлось срочно отменять занятие с Двумя-из-ларца и с Сириусом. Видимость, несмотря на сыпавший с неба мелкий снег, была неплохой — метров пятьдесят, по меньшей мере, и мы вдоволь погоняли, ещё раз отрабатывая приёмы и комбинации. Рону, конечно, изрядно помогла существенно улучшившаяся спортивная форма. Мало того, что метла уже не трещала под ним, заставляя моё сердце обливаться кровавыми слезами, так он уже вполне бодро на ней летал и, свалившись и повиснув на одной руке, ловко вскарабкивался обратно. Фред и Джордж давно уже не смеялись над ним при игре в квиддич, поскольку, хоть Рон и не был выдающимся игроком, но всё же оказался весьма ценной и грозной боевой единицей.

      Тренировка уже подходила к концу, когда Рон снова применил свой коронный приём — сделал вид, что свалился с метлы, повисая на одной руке, и со всей дури отфутболил квоффл точно в сторону ворот противника. Фред как раз в этот момент умудрился насыпать Джорджу снега за шиворот, тот за ним погнался, и они стали кружить вокруг Кэйти, играя в догонялки, и никто, кроме меня, не увидел, как бладжер ударил в висок Анджелину, как раз повернувшуюся к близнецам, снеся её с метлы. Она попыталась было ухватиться за метлу, но пальцы лишь чиркнули по древку, и она с широко открытыми глазами на побелевшем лице начала падать спиной вниз, нелепо размахивая руками и ногами.

      Для меня время словно остановилось, и то, что я видел, происходило очень медленно, словно даже и падала она не в воздухе, а в воде. Непозволительно медленно достаётся палочка из кармана, и дурацкая мысль — отчего она не достанет свою, чтобы хотя бы попробовать замедлиться Агваменти? Очень долго рука выписывает вензель Левикорпуса — а я-то знаю, что у меня на это уходит лишь доля секунды. Заклинание летит, словно орёл парит в небе — плавно и неспешно, и пролетает в метре от Анджелины. Моя метла уже наклонена черенком вниз, и меня самого чудом не сносит с неё ускорением — я падаю вслед Джонсон. Она к этому моменту развернулась лицом к надвигающейся земле — медленно надвигающейся земле — широко распахнув руки, словно готовясь поприветствовать Молли Уизли.

      — Левикорпус, — шепнули мои губы, заставив палочку в руках опять подпрыгнуть. Снова мимо. Анджелине до земли уже каких-то десять метров, и я врубаюсь в неё, уводя в сторону и прекращая её падение. Где-то неподалёку падает её метла. Три секунды кончились, и время снова пошло с нормальной скоростью. Я приземлился, сгружая её на землю, но она вцепилась в меня, как клещ, не желая отпускать. Происшедшего, похоже, никто не заметил — где-то вверху продолжали беситься близнецы, кружа вокруг Кэйти, а Рон отбивал посылаемые в него мячи. Я сел на землю рядом с Анджелиной. Она уткнулась мне в плечо, а я трясущейся рукой гладил её по голове. Так мы просидели в снегу несколько минут.

      — Гарри! — послышались сверху крики. — Гарри!

      Гарри — это я, если кто забыл. Анджелина оторвалась от меня и схватила за руку, крепко её сжимая. Она уже не выглядела такой мертвенно-бледной, что было ещё более страшно на её загорелом лице, и вроде как отошла. Я почувствовал, что моя дрожь тоже успокаивается.

      — Перепугался? — тихо и ласково спросила она меня. Я закивал. — Ничего, не бойся. Я — в порядке, видишь? — я снова кивнул. — Только никому не говори, хорошо?

      Она с трудом встала, опираясь на моё плечо, сделала шаг и рухнула лицом в снег — предательская слабость подкосила колени. Я вскочил и выдернул её из снега, снова поднимая на ноги. Она сделала шаг и оттолкнула мою руку. Постояв немного с задранной к небу головой, глубоко вдохнула, прогоняя последние остатки адреналинового шока, и побрела к своей метле.

      Чуть позже в душе Анджелина просто стояла под струёй воды, упёршись руками в стену.

      — Энджи, ты что не моешься? — заботливо спросила Алиса.

      — Грязнулей хочу остаться, — огрызнулась Джонсон.

      Алиса, не говоря ни слова, по-новой намылила мочалку и стала тереть той спину. Я нервно закинул в рот ещё кусочек попкорна, поскольку это явно было новое слово в кинематографе. Алиса потёрла ей плечи, шею, спину, потом перешла на ягодицы и присела, чтобы помыть ноги. Анджелина развернулась, и Алиса начала с ног двигаться вверх, на живот и на грудь, помыла ей плечи спереди и шею. Я потерял всякую осторожность, закидывая в рот попкорн целыми горстями — если бы не шум воды, то меня бы точно спалили. Алиса закончила, и Анджелина улыбнулась ей:

      — Спасибо, сестрёнка. Давай, я тебе тоже спинку потру.

      Выступление на “бис”. Я был на вершине счастья.

      В раздевалке перед матчем я достал из кармана два мягких шарика.

      — Рон, подойди-ка, — позвал я друга.

      — Ну чего? — буркнул он. Похоже, ещё не отошёл от своей утренней истерики.

      — Вот это затолкай в уши поглубже, — протянул я ему шарики.

      — Это зачем ещё? — подозрительно оттопырил он губу.

      — Ну, представь, начнёт сейчас Слизерин какие-нибудь дразнилки кричать, а ты гол пропустишь, — пояснил я.

      — Не пропущу! — задрал он нос.

      — А если пропустишь? — вкрадчиво спросил я.

      — Не пропущу! — буркнул он и вышел, толкнув меня плечом. Доннерветтер, до чего же ты тупой, а?!!

      Остальные тоже потянулись на выход, и тут Анджелина сказала:

      — Алиса, ты за меня. Я со стороны посмотрю, — и двинулась в сторону трибуны.

      — Э-э-э… — раскрыла рот от удивления Сниппет. Близнецы дружно заржали удачной шутке Джонсон и шлёпнули друг друга по ладони.

      — Кэп? — вопросительно посмотрел я на неё.

      Она обернулась ко мне, слегка задрав нос, чтобы бесстрастно смотреть на меня свысока. Я почувствовал себя неловко. Она меня прямым текстом просила никому не говорить о том, что вчера произошло, но сейчас у меня не было другого объяснения её странному её поведению, кроме как последствий вчерашнего. Она боялась снова свалиться с метлы! Анджелина развернулась и пошла дальше, а я, догнав её, преградил дорогу.

      — Что тебе надо, Гарри? — с кривой ухмылкой спросила она.

      — Что такое, Энджи? — встревоженно спросила подошедшая Кэйти. — Почему ты не играешь?

      — Ты, что ли, всерьёз? — возмутился Фред. — Это же игра со Слизерином!

      — Вот и посмотрим, как вы без меня справитесь, — хмуро ответила Анджелина, отодвигая меня в сторону.

      Я достал из кармана невесть как завалявшийся там кусочек попкорна и положил его себе в рот.

      — Хрум!

      Хоть вблизи стадиона и было шумно, но звук разгрызаемого попкорна произвёл эффект разорвавшейся бомбы. Кэйти и Алиса, как по команде, вздрогнули, и Кэйти начала стремительно бледнеть. Анджелина остановилась, словно наткнулась на невидимую преграду, и втянула голову в плечи, как при выстреле. Потом она начала медленно разворачиваться, и я видел, как краснеет её лицо и белки глаз. Она, сжав руки в кулаках, пошла на меня, словно бык на тореадора, а я попятился, движимый инстинктом самосохранения. Её лицо исказилось от гнева, и она перешла на бег, а я тоже вприпрыжку стал от неё уходить. Выбежав за границы стадиона, я прыгнул на метлу и, убедившись, что она сделала то же самое, по спирали начал уходить выше и выше, а она, забыв всё на свете, гналась за мной, что-то гневно крича вслед. Вдруг я услышал, как она хохочет. Я обернулся и увидел, как она летит, подставив лицо навстречу ветру, раскинув руки и радостно смеясь.

      Я свернул вниз и полетел ко входу на стадион, и она последовала за мной. Я приземлился, она — тоже и решительным шагом направилась ко мне. Моё сердце ушло в пятки — импровизация, конечно, сработала на “отлично”, но взбучки мне, похоже, не избежать. Я бросил метлу и рванул в раздевалку, надеясь, что мне удастся спрятаться в каком-нибудь углу, а потом прошмыгнуть мимо… Тоже не вышло — Анджелина безошибочно вычислила мой план, и пёрла прямо на меня.

      — Гарри! — позвала она меня несколько более ласково, чем предполагали обстоятельства. Я задрожал. — Иди сюда, гадёныш!

      Мои лопатки упёрлись в стенку, и я понял, что это — конец. Нарочито неторопливо Анджелина, покачивая бёдрами, подходила ко мне.

      — Всё рассмотрел, паршивец? — спросила она меня. Я проглотил ком в горле и кивнул. — Хорошо рассмотрел? — я снова кивнул. — И как тебе? Понравилось?

      Я закрыл глаза и представил себя сапёром, который ошибается в жизни только один раз. В руках у меня кусачки. Какой провод резать? Красный или синий? Красный или синий? Красный или синий?!!

      — Да, понравилось, — сказал я, зажмурившись ещё сильнее в ожидании удара. — Ты очень красивая.

      Она подошла ко мне вплотную, и вдруг я почувствовал на губах её губы и язык. На автомате я ответил, и руки мои сами сомкнулись…

      — Поттер, — сказала она, отрываясь от меня, — убери свои руки с моего зада.

      — Ты правда этого хочешь? — я раскрыл один глаз и немного потискал её ягодицы.

      — Нет, — выдохнула она и снова потянулась ко мне.

      — Где они? — послышались с улицы ещё через пару минут голоса наших товарищей. — В раздевалке нет?

      Анджелина, нахмурившись, с неохотой оторвалась от меня и хлопнула ладонью по груди.

      — Спасибо, Гарри, — сказала она.

      — За что? — удивился я. — Это мой долг.

      — Угу, — хмыкнула она и развернулась ко входу, куда было сунулся Фред. — Здесь его нет! — уверенно сказала она. — На стадионе искали?

      Они вышли, и я, подождав с полминуты, тоже пошёл за ними. Когда судья попросила капитанов подать руки, мне было ясно видно, как слизеринец — как его там — больно сдавил Анджелине пальцы, так, что она до крови прокусила губу, и меня охватило ощущение нереальности, сюрреалистичности происходящего — неужели стоящая рядом судья этого не видит? Неужели никто не видит? Я огляделся по сторонам. Снейп видит, и едва заметная змеиная улыбка ползёт по его губам — он явно горд своим воспитанником. Флитвик видит, и его рука уже стискивает ножик у пояса. Макгонагал видит, и её губы шевелятся, что-то выговаривая Снейпу, который в ответ лишь презрительно усмехнулся.

      Игра проходила, как и должна была — Слизерин оглушительно пел свою кричалку, Панси с восторгом дирижировала, а Рон пропускал мячи. В какой-то момент я подлетел к трибуне и завис прямо напротив неё. Она продолжала, стоя ко мне спиной, размахивать руками и кричать:

      — Рональд Уизли — наш король! — пока слизеринцы не начали показывать на меня пальцами и оскорблять. Она обернулась и осеклась, увидев меня:

      — На помойке он… — она насупилась и замолчала.

      Я взмахнул руками и запел вместе со всеми:

      — …Родился! Слизерину пригодился!

      Она проказливо улыбнулась и развернулась к своим, снова начав дирижировать. Подпевая им, я даже немного позавидовал — Гриффиндор на трибунах сидит мрачный, и даже изготовленные Луной шапки в виде головы льва, ничему не помогают, а эти — веселятся вовсю. Собрались, придумали мерзкий стишок, выучили полным составом — вот как нужно за команду болеть! Выиграть это, конечно, не поможет…

      Увидев, как на меня несётся Малфой, я нырнул вниз и схватил снитч прямо перед его носом. Раздался свисток, и в меня тут же пребольно врезался бладжер. Я выпустил было снитч, но снова его поймал и кульком рухнул на землю. Кто-то на скорости спрыгнул на землю рядом, и надо мной, соблазнительно облизывая губы, нависла озабоченная Анджелина. Надеюсь, она меня опять поцелует.

      — Ты как? — спросила она. Поцелуи, похоже, отменяются.

      — Жить буду, — прохрипел я.

      К удару бладжером в копчик ещё добавилось падение на спину почти с двух метров. Я укоризненно посмотрел на Краба. Тот хмыкнул и развёл руками. Ну хоть не в голову попал — и то хлеб. Анджелина помогла мне подняться и хотела было что-то сказать, но ей помешал взбешенный Малфой.

      — Ну, Поттер, как тебе мои стишки? — спросил он дрожащим от ярости голосом. — Понравились?

      — Мне? — спросил я. — Очень. Замечательная идея и превосходное исполнение. Сам придумал? Ты молодец, Малфой! Не знал, что у тебя такой талант!

      Он надулся, почувствовав, что разговор пошёл совсем не в ту сторону, куда он планировал, а потом затараторил:

      — Что, нашли себе дырку на ворота? Достойный вратарь, ничего не скажешь. Уж лучше бы он свою толстую мамашу в ворота засунул — ни один мяч бы мимо не пролетел…

      Не обращая на него внимания, я обнял подошедшую Кэйти, поздравляя с победой, а она при этом покраснела, словно я её раздевал взглядом. Отпираться не буду — раздевал. И даже где-то лапал… Но — только взглядом, клянусь! А то, что рука со спины соскользнула — происки гравитации, честно!

      — А с другой стороны — бездарного тупицу Артура Уизли — ни на что, кроме как мячи подавать, он не годен, — продолжал подпрыгивать Малфой, пытаясь залезть мне в объектив.

      Я с интересом разглядывал Фреда и Джорджа, которые с пеной у рта рвались начистить этому ничтожеству рыло, не понимая, отчего они так заводятся. Ежу же понятно, что Малфою сейчас горько и обидно — победу у него вырвали прямо из-под носа, причём, не кто иной как ненавистный Поттер, который по жизни Малфоя в упор не видит и плюёт на все его тщетные потуги привлечь к себе внимание. Я шагнул к Малфою и отвесил ему оплеуху, которая совершенно неожиданно для меня сбила его с ног. Я сел на него сверху и занёс было кулак, а потом посмотрел на рыдающего подо мной тщедушного мальчонку с разбитым носом, которого только что прилюдно втоптали в грязь и прямо сейчас ещё и смешают с дерьмом, и со всей силы ударил. Ещё и ещё. Его голова отчего-то моталась при каждом ударе, и со стороны могло показаться, что я его нещадно избиваю.

      Судейская тётка, наконец, соизволила обратить на нас внимание, и меня снесло с Малфоя выпущенным ей заклинанием.

      — Поттер, Уизли! — закричала она, подскакивая к нам. — Немедленно в кабинет декана! Марш!

      Я развернулся и пошёл в сторону замка. Сзади топал Джордж.

      — Гарри, какого чёрта? — спросил он меня, трогая разбитую губу.

      — Ты меня спрашиваешь, зачем я вломил тебе или почему не вломил Хорьку? — спросил я, не оборачиваясь.

      — Именно, — ответил он. — Какого чёрта?

      — Такого, — я притормозил, чтобы он со мной поравнялся. — Что на тебя нашло, Джордж? Что на вас обоих нашло?

      — Что ты мелешь? — спросил он. — Ты его защищаешь?

      — Давай-ка я тебе обрисую ситуацию, чтобы у тебя было меньше вопросов, — сказал я. — Вы вдвоём с Фредом — два здоровых лба в хорошей физической форме — полезли бить морду какому-то слизеринскому гадёнышу, которого каждый из вас может одним кулаком пришибить и не поморщиться…

      — Мал клоп да вонюч, — пробормотал Джордж.

      — Ты представляешь, как бы вы выглядели, избивая Малфоя? — спросил я. Я махнул рукой: — Я думаю, что тебе следует остыть, а потом обязательно об этом подумать. Не откладывать и не забывать. Подумать.

      — А ты? — недовольно спросил он.

      — А я ему всё-таки залепил один раз, — пожал я плечами. — Совсем уж без наказания оставлять это безобразие нельзя было…

      — А это тогда зачем? — он кивнул на мою руку, костяшки которой я умудрился разодрать, когда с оттягом бил в ледяную крошку рядом с головой Малфоя.

      — А это — чтобы мне самому легче было остыть. Не Хорька же бить, в самом деле?

      — Действительно, — хмыкнул он, вдруг улыбнувшись. — Мне отчего-то кажется, что из нас двоих старший — ты.

      Мне очень хотелось положить руку ему на плечо и задушевным голосом посоветовать не стремиться к тем урокам, что свалились на меня за мою короткую жизнь. Достать из кармана клёш пачку “Синья Сёвис”, небрежно закинуть папиросу в рот, прикурить от зажжённой о каблук спички… и упасть, корчась от кашля и задыхаясь.

      — Я разве не старший партнёр в нашем милом предприятии? — спросил я. Он расхохотался, совсем уже отойдя от того непонятного приступа ярости и снова превратившись в “половинку близнецов”.

      — Эй, ты, Поттер! — раздалось сзади. Я обернулся и к своей досаде обнаружил, что нас догоняет команда Слизерина в полном составе, включая рыдающего Малфоя с распухшим носом. Голос принадлежал тому самому кинг-конгу, который сделал больно Анджелине. Я повернулся к Джорджу:

      — Ты слышал, что тебе сказали? — спросил я его. — В кабинет декана…

      — Да сейчас! — сказал он, закатывая рукава и принимая, как ему показалось, боксёрскую стойку. Я пожал плечами. Если человек — дурак, то его тоже побьют, и это будет правильно.

      Бугай уже был совсем близко и, похоже, посмотрел в своей жизни достаточно плохих фильмов, чтобы знать, что пустые разговоры вместо драки даже самого маститого злодея неминуемо приведут к поражению. Он сходу ткнул в мою сторону кулаком и, промахнувшись, попытался схватить другой рукой. Почему-то он снова промазал, а я поймал его указательный и средний палец и резко дёрнул в сторону тыльной стороны руки, одновременно шагая навстречу Крабу с Гойлом. Раздался жуткий хруст, а потом окрестности заполнил нечеловеческий вопль. Двое-из-ларца одновременно скрестили руки на груди, подняли глаза к небу и вытянули губы, словно что-то насвистывая. Ещё один старшекурсник, имени которого я тоже не помнил, оторопело на это уставился, а Малфой истошно закричал:

      — Грег, Винс, уройте его, что же вы смотрите!

      Краб с Гойлом закатили глаза и подняли кулаки, принимая стойку. Краб шагнул вперёд и махнул в мою сторону рукой. Я отклонился назад буквально на пару сантиметров, чтобы наблюдать, как его кулак просвистел мимо носа. Свободной рукой я, не медля, засадил ему в бок, отчего он охнул и подпрыгнул, выгибаясь. Я его приложил ещё раз, и он рухнул, хрипя и держась за бок. Мимо меня пролетел огромный кулак Гойла, который я легко пропустил над собой и вложился всем весом снизу в открывшуюся мне челюсть. Гойл взлетел в воздух, сделал полное сальто, приземляясь на ноги, рухнул навзничь и начал судорожно сучить конечностями. Я такое уже видел в одном из боёв Майка Тайсона по телевизору. Всё это время я продолжал тащить за собой за сломанные пальцы капитана Слизерина, который при этом вопил так, словно у него зарезали любимого поросёнка. Оставшимся двум я просто сказал:

      — Бу! — и они припустили, один — обратно на стадион, а другой — в сторону замка. Малфой всё это время визжал, как тот самый резаный поросёнок, Гойла продолжало трясти, а Краб мужественно пыхтел и хрипел, держась за бок, словно я его и вправду ударил по печени. Артисты да и только!

      — Слушай, ты, — наклонился я к борову. — Завтра же ты пришлёшь Анджелине цветов и принесёшь ей извинения перед всей школой, ты понял?

      — Ы-ы-а-а-у! — закивал тот.

      — И если мне покажется, что цветов было маловато, или не все услышали, или твои извинения были неискренними… — я наклонился к нему и произнёс так, чтобы слышал он один. — Помни, что у тебя ещё есть левая рука!

      Уф! Аж самому страшно стало, что уж говорить о парне, который, похоже, просто обделался — по крайней мере, валяющийся без сознания Гойл повёл носом и стал незаметно, “в судорогах”, отползать. Я отпустил его пальцы, вызвав новые стоны и сделал шаг в сторону замка, хлопнув по плечу Джорджа, который так и застыл с поднятыми кулаками, глядя куда-то сквозь почти непрерывно визжащего Малфоя:

      — Пойдём, Джордж, — он не двинулся, и я хлопнул его ещё раз: — Да пойдём же!

      Джорджа мне пришлось тащить за рукав — его сознание пребывало где-то очень далеко. Я, конечно, понимал, что драться со мной Краб с Гойлом не будут, но до последнего момента мне было страшно — а вдруг они на этот раз получили какие-то другие инструкции? Так что устроенный ими спектакль привёл меня в просто замечательно расположение духа, но Джордж от этой показательной расправы, похоже, съехал с катушек. В одном из боковых коридоров я заметил фигуру в розовом и зелёной мантии, семенящую в том же направлении, что и мы, и решил, что момент — вполне подходящий. В самом деле, почему бы не поиметь от жизни ещё толику веселья? Я толкнул Джорджа вперёд, шепнув ему:

      — В кабинет Макгонагал, — и начал вытаскивать из рюкзака мантию-невидимку.

      Джордж походкой зомби заковылял дальше, а я спрятался в тени ниши в стене, поджидая свою жертву. Едва она шагнула из-за угла, я как можно тише произнёс:

      — Петрификус! — и она послушно застыла.

      — Хиккус “министр”, — сказал я. — Хиккус “Корнелиус”. Обливиэйт!

      Не снимая мантии, я добежал до угла и оттуда, тщательно прицелившись, сказал:

      — Финита!

      Взбучка у Макгонагал прошла, как по нотам — она ругала нас, Джордж в трансе оправдывался, а я ему поддакивал. Потом, гадко хихикая и потирая в предвкушении жабьи лапки, пришла Амбридж, и всё завертелось по-новой. Макгонагал методично игнорировала жабу, а та продолжала, мерзко хихикая, настаивать на своём.

      — Это мой факультет, мадам Инспектор, — отрезала Макгонагал, — и мои ученики, и я сама буду решать, как мне их наказать.

      — Хе-хе, — заблеяла Амбридж. — Теперь уже нет. Где же оно… — она начала рыться в сумочке. — Письмо от министра… Ик! — она выпучила глаза и надула щёки, пытаясь закрыть рот руками. — Ик! Ик! Ик-ик-ик! Ик!

      “Пять минут” — было написано в книге про это заклинание. Или триста иков — что наступит быстрее. Жаба икнула триста раз за три минуты тридцать секунд. Профессор Макгонагал, судя по всему, тоже считала — она стояла, прикрыв глаза, и шевелила губами. Когда Амбридж перестала икать, Макгонагал встрепенулась и внимательно на меня посмотрела. Я пожал плечами. А кто обещал, что будет легко?

      Закончив икать, Амбридж попросила стакан воды и залпом его осушила.

      — Так вот, — сказала она, — как уполномоченное лицо, я считаю, что этих двоих нужно навсегда отлучить от квиддича.

      — Навсегда? — охнул Джордж.

      — Навсегда, — снова приветливо улыбаясь, сказала Амбридж.

      — А что это у вас там за письмо? — поинтересовался я. — Вы нам его так и не прочитали.

      — Я не обязана перед вами отчитываться, Поттер, — улыбаясь, заметила она.

      — Мне бы тоже хотелось послушать, — надменно произнесла Макгонагал.

      — Ах, ну да, — Амбридж развернула бумагу и протянула её Макгонагал. — Вот, можете убедиться.

      — …Отныне слово генерального инспектора является решающим при определении наказаний, поощрений, санкций и привилегий в отношении учеников, — прочитала та. — Подписано — Корнелиус Фадж…

      — А кто это — Корнелиус Фадж? — перебил я её, повернувшись к Амбридж. Та, улыбаясь ещё шире, сказала:

      — Вам, Поттер, нужно хорошенько выучить имя человека, от которого зависит вся ваша жизнь. Корнелиус… — она снова выпучила в ужасе глаза, пытаясь справиться с приступом, но подавить его не смогла. — Ик! Ик! Ик!

      — Ещё водички выпейте, — посоветовал я. Макгонагал закрыла лицо ладонью. Плечи её содрогались в такт икоте “генерального инспектора”. Ещё через три минуты и графин воды Амбридж снова смогла растянуть рот в кривой улыбке, злобно поблёскивая своими жабьими глазками.

      — Так вот… — начала было она.

      — Вы не закончили объяснять мистеру Поттеру, кто такой Корнелиус Фадж, — не отрывая руки от лица, перебила её Макгонагал.

      — Какая разница, кто такой Корнелиус… — взбесилась Амбридж и снова выпучила глаза. Выпитое дало о себе знать, и она, икая и семеня ножками, стрелой вылетела из кабинета Макгонагал.

      Та обошла свой стол и уселась в кресло, устало вздохнув:

      — Похоже, всё веселье только начинается, — устало сказала она. — Две недели…

      — Да, некоторые заклинания действуют именно две недели, — согласился я. — Хорошо, что мы в школе магии и каждый день учимся чему-то новому.

      — Хорошо, — согласилась она и подняла на меня глаза: — На сегодня — всё, мистер Поттер. Будьте, пожалуйста, осторожны! Мистер Уизли, можете идти!

      Да, сегодня Джордж явно решил отобрать у Рона пальму первенства по части осмысленного выражения лица. Такое я и у Рона-то нечасто видел. Я снова потащил его за рукав.

      Напрасно, конечно, думал, что на сегодня мне приключений достаточно. Не пройдя и сотни метров, я выцепил взглядом знакомую фигуру в балахоне. Отпустив Джорджа, который послушно замер, я подошёл к миссис Малфой.

      — Здравствуйте, Нарцисса, — тихо сказал я, изображая лёгкий поклон.

      — Здравствуй, Гарри, — отозвалась она. — Сегодня. Сейчас. Ты готов?

      Кровь моментально застучала в ушах, пытаясь пробиться в замершие от страха конечности.

      — П-почти, — выдавил я. — Мне н-нужно… взять…

      Она положила свою руку на мою, пытаясь успокоить.

      — Ты правильно боишься, — сказала она. — Ничего постыдного в этом нет. Я сама каждый раз обмираю от страха…

      Я глубоко вдохнул, насыщая кровь кислородом и снимая напряжение.

      — Пятнадцать минут, хорошо? — попросил я. — Мне нужно собраться.

      — Найдёшь меня в библиотеке, — отозвалась она. — Не задерживайся.

      Шаркая полусогнутыми ногами, я довёл Фреда до Гриффиндора. Я думаю, мы в этот момент представляли прекрасную пару — у одного крыша уже полностью съехала, а у другого — только наполовину. Мы зашли вовнутрь, и первый, кто попался на пути, был Фред.

      — Ой, батюшки, что это? — удивился он, разглядывая брата. — Ты его околдовал или отравил? — тут он увидел меня и добавил: — Или это на вас кто-то напал?

      — Там по коридору Блэкуотер из Хафлпаффа голышом на метле носится, — машинально ответил я. Фред, забыв про брата, тут же побежал на выход, споткнулся, стукнулся головой и сел, потирая лоб.

      — Молодец, Гарри, чисто подловил. Я полностью купился. Что случилось-то?

      — Мне нужно спешить, — отмахнулся я и поплёлся в свою комнату. — Приведи его в чувство и расспроси.

      У меня в сундуке лежала цепь Смагардины Блэк, которую Сириус мне выдал, как только мы ещё начали обсуждать возможность этого события. Теперь мне предстояло испытать её в деле, но так, чтобы никто не заметил. Я, конечно, обернул цепь чёрной тряпкой, чтобы не блестела, но мне нужно было оставить участок на броши, которого я мог бы незаметно касаться перстнем. В том, что перстню придётся поработать, я даже не сомневался. Будь проклят тот идиот, который цепь магического щита изготовил в виде блестящей цацки! Хотя, он уже давно умер — теперь такого не делают. Я оделся, надел цепь и накинул на голову сеточку, которая сразу пропала под волосами, и поспешил на встречу с Нарциссой.

      Она нашлась в дальнем углу библиотеки, у камина. Я точно знал, что камин не работает, но её это, похоже, не смутило. Она подошла ко мне и заботливо, словно родная мать, стала поправлять воротник, пряча под него торчащую в нескольких местах цепь.

      — Спасибо, Гарри, — сказала она.

      — Не за что, — ответил я, сразу поняв, что она имеет в виду. — Один раз я его всё-таки ударил.

      — Тебе некуда было деваться, — кивнула она. — Но я рада, что ты смог пересилить пророчество и не стал продолжать… — под “пророчеством”, очевидно, имелся в виду Сценарий, от которого мне опять удалось немного отклониться.

      Она взяла мою израненную руку, про которую я в запарке совершенно забыл, и обхватила её ладонями, зачем-то дуя, а потом ловко выудила откуда-то из складок балахона мазь и начала её втирать. Закончив с правой рукой, она таким же образом обработала костяшки левой.

      — Послушай, — говорила она, пока меня лечила, — он дал Непреложный Обет, что ты уйдёшь целым и невредимым. Я, честно говоря, не знаю, чего ты хочешь добиться этой встречей, и ты должен понимать, что мне и моему мужу она многого стоила, — она замерла на секунду, отгоняя воспоминания. — Я надеюсь и верю, что всё это — не зря.

      — Шрюзбери и Вустер, — напомнил я.

      — Шрюзбери и Вустер, — отозвалась она, подводя меня к камину. Там она взяла меня за руку, достала из кармана щепотку какого-то необычного порошка, бросила его в огонь и шагнула следом. Нас закрутило в веренице каминов, и я снова помахал рукой тому парню, который просто сидел со своей девушкой на полу и гладил её голову на своих коленях. Круговерть остановилась, и мы вывалились в уже знакомую мне гостиную в особняке Малфоев.

      — Мистер Поттер! — прозвучал надменный голос Люциуса. — Добрый вечер!

      — Добрый вечер, мистер Малфой, — поклонился я.

      Он был одет лишь в цивильное, без верхней мантии. Значит, мы отправимся в какое-то помещение? Я так понимаю, что, несмотря на старания Фаджа по игнорированию возвращения Волдеморта, последний всё же принимает достаточно мер предосторожности, чтобы его не обнаружили раньше времени.

      — Вы готовы, мистер Поттер? — спросил он.

      — Это не имеет значения, мистер Малфой, — вымученно улыбнулся я. — Назад мне уже всё равно дороги нет.

      — Верно подмечено, мистер Поттер, верно подмечено, — усмехнулся он и протянул мне портальный ключ: — Не окажете любезность?

      Я коснулся предмета, и мы перенеслись в какой-то склеп. Малфой сразу отошёл в сторону, и я остался один в центре ярко освещённого круга. Понимая, что стою как на ладони для любого, кто находится за границей залитого светом пространства, я невольно задрожал. Точнее, я и до этого уже дрожал, но теперь меня начало просто колотить. В темноте вообще всегда всякая погань мерещится, но сейчас я точно знал, что она там есть, причём наихудшего свойства.

      Тем не менее, никто из темноты не появился, не прыгнул на меня и не съел. Слегка привыкнув к освещению, я увидел чуть далее границы света и тьмы два горящих красным уголька. Какой символизм! Тёмный Лорд во тьме, а Мракоборец — во свете… Мерлин, какая чушь мне лезет в голову! Надо сосредоточиться — мы с Сириусом и демоном несколько раз прошли по вариантам развития этой беседы, и каждое слово было учтено и отточено. Но, пока я не увидел эти красные глаза, я был не в состоянии дать ответ на главный вопрос — а зачем? Я оправдывался тем, что попробовать всё же стоит, что, если хоть что-то удастся выторговать, это может обернуться сохранёнными человеческими жизнями, но сейчас мне стало ясно — мне нужно было победить свой страх. И даже не перед самим Волдемортом, а перед тьмой, что его окружала. Просто ради того, чтобы в решающий миг не изойти на кирпичи…

      — Добрый вечер, мистер Волдеморт, — поклонился я.

      — А, Гарри, — прошипел или просвистел он. — С манерами уже всё значительно лучше. Ещё бы запомнил, что я — Лорд Волдеморт, а не “мистер”...

      — Прошу прощения, Лорд Волдеморт, — ответил я и огляделся по сторонам. — Не будит ли слишком большой дерзостью с моей стороны попросить немного прибавить света?

      — Будет, Гарри, — ответил он. — Но ты ведь всё равно будешь настаивать?

      — Нет, — ответил я. — Если осветить помещение целиком — это проблема, то кто я такой, чтобы просить об одолжении.

      — Именно, Гарри, — тихо сказал Волдеморт. — Ты — никто. Люциус, включи свет.

      — Слушаюсь, милорд, — отозвался откуда-то сбоку Малфой, и ещё через секунду все вокруг озарилось туманно-зелёным светом. Я огляделся. Судя по всему, это были развалины какого-то собора, поскольку крыша явно уходила высоко вверх, да и гора сломанных скамеек в дальнем углу недвусмысленно намекала. Малфой почтительно стоял у стены, метрах в десяти он нас, а Волдеморт сидел на каком-то подобии трона — или это и был настоящий трон, найденный где-то на свалке — в пяти метрах от меня, так что его глаза были на уровне чуть выше моих.

      — Итак, Гарри, — сказал Волдеморт. — Почему мой слуга в течение месяца, невзирая на боль, уговаривал меня принять парламентёра?

      Это он, так понимаю, на гарантированную им неприкосновенность намекает.

      — Я не могу утверждать точно, — ответил я, — но могу высказать свою версию.

      — Ты должен помнить, Гарри, — вкрадчиво сказал он, — что твоя неприкосновенность истекает после полуночи.

      — Должен ли я это понять, как намёк отбросить политес и ускориться? — осведомился я.

      — Пойми это, как прямое указание, — прошипел Волдеморт.

      Я протянул ему папку, которую держал под мышкой. Папка взлетела в воздух и подлетела к Волди. Там её шнурки развязались, папка раскрылась, и перед ним в воздухе начали мелькать листки тщательно отобранного демоном материала. Ни одно из описанных событий не могло принести Пожирателям смерти преимущества, несмотря даже на то, что те о них будут знать заранее. Волдеморт дочитал до последнего листочка и гневно разметал их в стороны.

      Он откинулся в кресле и прикрыл глаза — красные огоньки потухли. Я уселся на пол по-турецки.

      — Люциус, подбери и разбери по порядку, — тихо сказал он минут через пять и раскрыл глаза. — Гарри, я предлагал тебе сесть?

      — Ничего страшного, — отозвался я. — Я понимаю, что вам было не до этого…

      Его руки с остервенением тискали палочку.

      — Прошу прощения, — наклонил я голову. — Я позволил себе вольность, поскольку не был уверен, как долго вы будете думать.

      — Надо же, какой обходительный молодой человек, — прошипел он. — Я сейчас разрыдаюсь.

      Я плотно стиснул губы, чтобы не ляпнуть ещё что-нибудь. Столь великие волшебники, как Волдеморт, и Непреложный Обет могут при случает нагнуть. Лучше не высовываться и вести себя тихонько, как мышка.

      — И ты думал, что я поверю в эту чушь? — спросил он.

      — Я взял на себя смелость предложить мистеру Малфою предотвратить некоторые события, — ответил я.

      — Люциус?

      — Да, милорд, — поспешил ответить тот. — К сожалению, всё так и происходит, даже если пытаться вмешаться.

      — Это ловушка, Гарри? — тихо спросил Волдеморт.

      — Нет, — ответил я. — Это попытка спасти моих друзей.

      — Хм, — прошелестел он. — Если верить этому предсказанию, то на второе мая девяносто восьмого года ты должен быть жив, не правда ли?

      — Да, в общих чертах, — согласился я.

      — Ни увечий, ни заболеваний, — продолжал он.

      — Примерно так, — подтвердил я.

      — Готов ли ты продемонстрировать, Гарри, — вкрадчиво прошелестел он. Мы рассчитывали, что он будет искать способ обойти Непреложный Обет, и учли эту линию тоже.

      — Я готов, — сказал я.

      — Так не пойдёт. Скажи, что разрешаешь мне в обход обета испытать твою судьбу.

      — Я разрешаю вам, Лорд Волдеморт, один раз испытать мою судьбу, — произнёс я.

      — Три, — мне было видно, как обнажились его острые зубы. — С одного раза я могу промахнуться.

      — Ваше Лордство — и промахнуться? — в удивлении поднял я брови. — Будь по-вашему. Я разрешаю вам, Лорд Волдеморт, три раза испытать мою судьбу.

      — Ага, — прошелестел он и направил на меня палочку.

      — Погодите! — вскрикнул я и поднял руку, останавливая его.

      — Ты мне разрешил, Гарри, — торжествующе сказал он. — Теперь уже поздно.

      — Дайте мне попрощаться, — попросил я так же тихо, как разговаривал он. Волдеморт недовольно опустил палочку, а я прикрыл глаза, вызывая образ своих невест. Дафна и Панси. Простите меня, милые мои, если я сегодня не вернусь. Простите мне мою дурость и самонадеянность, простите, что не оправдал ваших ожиданий…

      — Гарри, — поторопил он меня.

      — Да, — открыл я глаза и взглянул в его красные угли. — Я готов.

      — Авада Кедавра! — вскричал он, и в меня ударил сном зелёного пламени. Я даже не успел зажмуриться, как оно просто обтекло меня и растворилось в воздухе. — Что за… — прошипел Волдеморт и снова закричал: — Авада Кедавра! Авада Кедавра!

      Я сидел перед ним целый и невредимый и делал вид, что поправляю воротник, трясущимися руками пытаясь совместить перстень с брошью на цепи. Кто его знает, что этому маньяку ещё в голову придёт? Наконец, мне удалось, и впитанное перстнем волшебство перетекло в цепь, оставляя место для Авад и давая мне дополнительную защиту “класса А”. Так и не сподобился, между прочим, спросить у демона, что это означает. Вот так, всё откладываешь, откладываешь, а вспоминаешь, только когда очередная Авада в лицо летит. Я стёр испарину со лба.

      — Безобразие какое-то! — пробурчал Волдеморт, закрыв лицо ладонью.

      — Сам в шоке! — отозвался я.

      — Чего ты хочешь, Гарри? — спросил он меня.

      — Программа минимум — мне нужна небольшая помощь, — сказал я.

      — Мудрость так и не коснулась тебя, Гарри Поттер, — послушался тихий кудахчущий звук. — У кого ты просишь помощи?

      — Действительно, глупо, — согласился я, — просить помощи у убийцы родителей, который чудом не убил меня.

      — Твои родители… — покачал он головой. — Твоего отца я убил в поединке. Мы поклонились друг другу, как полагается… Он был храбр, но я был быстрее. И он не прятался за могильными камнями, — я снова услышал этот кудахчущий звук. — Я не убивал твою мать, Гарри.

      Да-да, так я тебе и поверил, безносый ублюдок! Легче поверить, что и эту церковь тоже ты разрушил, чем в то, что мою мать… То есть, конечно, мать Поттера… В общем, что её ты не убивал.

      — Ты, похоже, сильный окклюмент, — произнёс он. — Мне так и не удалось уловить даже оттенка твоих мыслей. Но твоё лицо говорит мне достаточно. Я не убивал твою мать, Гарри. По крайней мере, я не помню, чтобы я её убивал. Я хотел… Но не убивал…

      Его слова меня расстроили ещё сильнее. Я знал только одного человека, который выигрывал от смерти Волдеморта и родителей Поттера одновременно. Если быть совсем уж точным, то двоих…

      — Я снова вижу твои мысли у тебя на лице, — прошипел Волдеморт. — Ты же не думаешь всерьёз, что Дамблдор может выпустить Аваду Кедавра?

      — У него есть слуга, — ответил я. — Но убить вы его не сможете…

      — Я тебе помогу, Гарри, — вдруг сказал он. — Если то, что ты сказал про слугу Дамблдора — правда.

      — Вы его сами можете спросить, — пожал я плечами. — Тем более, что помощь связана с ним же. Но вы мне должны пообещать…

      — Должен? — вскричал он громовым голосом, воспаряя вверх. Вокруг меня него начался настоящий ураган, который грозил сбить с ног. — Должен? Червь, ты считаешь, что я кому-то что-то должен? Круцио!

      От Круциатуса у меня щита не было. Невыносимая боль бросила меня на землю, корёжа и скручивая. Когда меня отпустило, ко мне подползла змея, которая накинулась на меня и начала душить своими кольцами. Я изо всех сил напрягся, не давая ей себя раздавить, но чувствовал, что эта борьба в итоге бесполезна — Нагайна была крупнее и сильнее. Краем глаза я заметил Малфоя, который стоял всё там же, но сейчас он опустил голову, боясь на меня поглядеть. Кости мои начали трещать, но внезапно змея меня отпустила, и я обессиленно упал на пол, пытаясь восстановить дыхание.

      — Чёртов Обет, — поморщился Волди. — Даже кусочек от тебя не отрежешь. Люциус, как это получилось, что ты настоял именно на такой формулировке? Может, стоит тебе устроить свидание с Нагайной?

      Малфой побледнел, но по-прежнему держал рот закрытым. Я его понимаю. Тут — какой-то жалкий Волдеморт со своей малюсенькой змеёй, а дома — жена, да ещё и с огромной скалкой. Или со сковородкой. Э-эх, а у меня-то — целый гарем. Со скалками. И сковородками. А кто-то наверняка ещё и серп в заначке держит…

      — Рассказывай, Гарри, что я тебе должен, — прошелестел Волдеморт.

      — Ни вы, ни ваши слуги не тронут моих близких, — натужно прохрипел я. — Они не участвуют в войне, и с вами им не по пути, но они точно против Дамблдора.

      — Ты что, думаешь, что я поручу своим слугам убивать невинных людей только для того, чтобы сделать тебе больно? — он опять закудахтал.

      — Не думаю… — я зашёлся в кашле. — Не думаю, что вы позволите своим слугам выполнить то, что с таким удовольствием сделали бы сами.

      — М-да, — согласился он. — Хорошо. Я приношу Непреложный Обет в том, что ни я, ни мои слуги ни действием, ни бездействием не послужат смерти, пыткам или увечьям тем, кого ты назовёшь своими близкими и кто не будет участвовать в действиях против меня и моих Пожирателей смерти, и в том, что я заставлю своих слуг повторить эту клятву, — он окутался золотистым облачком Обета и спросил: — Доволен?

      — Вне себя от счастья, — кивнул я.

      — Теперь рассказывай про Снейпа, — скомандовал он. Я покосился на Малфоя. — Муффлиато!

      — И про Дамблдора, — добавил я. — Когда вы убили… Когда вы убили Джеймса Поттера, кто-то убил Лили Поттер, а я — Гарри Поттер убил вас…

      — Мы что, в индейцев играем? — прошипел он. — Что за манера — рассказывать о себе в третьем лице.

      — Вам станет понятно буквально через минуту, — отвлёкся я. — Так вот, Дамблдор отдал Поттера его маггловским родственникам — сестре матери и её мужу…

      — Так у нас не принято! — проскрипел Волди. — Ребёнка магов можно отдать только в семью магов!

      — Теперь я тоже знаю, — согласился я. — Дамблдор наплёл что-то про защиту крови…

      — Что за чушь, — выругался Волдеморт. — И что, поверили?

      — Дамблдор — великий волшебник, — пожал я плечами. — Кто ж ему не поверит?

      — Единственная защита, которая у тебя была — была в твоей крови, — прошипел он. — Но теперь и она не работает.

      Я не думаю, что мне стоит ему рассказывать про Перстень Поттеров.

      — Ребёнка боялись, держали в чуланчике под дверью, морили голодом и били…

      — Превосходный материал! — прошелестел Волди. — Жаль, что они магглы. Из них бы вышли превосходные Пожиратели!

      — Пока в один несчастный день его дядя, избивая десятилетнего ребёнка, не нанёс ему повреждения, несовместимые с жизнью…

      — А мне с такими чистоплюями приходится работать! — посетовал Волдеморт. — Не то что ребёнка — даже женщину иногда стесняются убить, представляешь? Как, говоришь, зовут этого прекрасного человека?

      — В панике тот позвал Дамблдора, тот прибыл со Снейпом, и им удалось полностью сохранить память Гарри Поттера.

      — Тю, — сказал Волди. — Это нечестно. Значит, ты не Поттер? Значит, у меня в крови нет защиты от защиты крови Поттера?

      — А зачем она вам? — не понял я.

      — Ах, ну да, — согласился он.

      — Они выкрали мальчика того же возраста…

      — Выживает один из трёх, — прошелестел он.

      — И пересадили ему память Гарри Поттера, — закончил я.

      — Интересно… — прошипел он. — И как мне тебя называть?

      — При свидетелях — Гарри Поттер, естественно, — напомнил я.

      — И всё же? — продолжал настаивать он.

      — Меня зовут Алекс Паркинсон, — я встал и поклонился, а потом сел обратно.

      — Сын Дэйва Паркинсона, — прошелестел он. — Он отказался от борьбы, а теперь я даже не могу его наказать…

      — Мои близкие — Паркинсоны и Гринграссы, — поспешил сказать я. — И Блэки.

      — Гринграссы? — спросил он, морща лоб. — Каким боком?

      — Не уверен, что это важно, — попробовал отмахнуться я.

      — Позволь мне самому решать, — прошипел он.

      — Гринграссы — крёстные. Сириус Блэк — тоже. Я уверен, что мне удастся убедить Нимфадору тоже не действовать против вас…

      — Хорошо, — прошелестел он. — И что же тебе нужно? Вернуть память? И всего-то?

      Я помотал головой:

      — Память, конечно, вернуть было бы неплохо, но мне важнее узнать, где Снейп закопал тех двоих несчастных, которые не выжили…

      — Какое мне до них дело? — спросил он.

      — Вустер и Шрюзбери, — пояснил я. — Не особо приближённые, конечно…

      — Но, тем не менее, преданные… — мрачно согласился он.

      — Мне не хотелось бы, чтобы Снейп знал, что вы его о чём-то расспрашивали, — напомнил я.

      — Не учи меня конспирации, Га… Алекс, — прошипел он. — И вот что…

      — Да, Ваше Лордство, — откликнулся я.

      — Не паясничай, Алекс Паркинсон, — посоветовал он. — Для меня единственным препятствием делать по Круциатусу в минуту является лень. И ты же понимаешь, что сильный волшебник не может быть ленивым.

      — То есть, препятствий нет, — решился уточнить я.

      — То есть — нет, — кивнул он. — Ты ведь зайдёшь на огонёк, если я тебя приглашу?

      — Сочту за честь, — я встал и поклонился. — Но, как и в этот раз, не раньше, чем уверюсь в своей безопасности.

      — Только до двенадцати, юноша, — закудахтал он. — Только до двенадцати. Люциус! — позвал он. — Проводи мистера Поттера и убедись, что он добрался до дома целым и невредимым.

      — Да, милорд!

      — И ещё, Люциус… Позови-ка мне Северуса, но только после того, как отведёшь мистера Поттера, — он глянул на Малфоя и повторил: — Не перепутай, Люциус! Сначала отвести мистера Поттера, а потом — привести Северуса.

      — Да, милорд, — поклонился Малфой.

     Надо сказать, “отвести” было очень правильное слово. Едва мы переместились обратно к нему в гостиную, как ноги мои подкосились, и я повис на руке Малфоя, который совершенно неожиданно поддержал меня, предвосхитив мой позор.

      — Осторожнее, мистер Поттер, — надменно проговорил он, на весу волоча меня к стоящему рядом диванчику. — К сожалению, пол давно требует ремонта.

      Точно, доски вспучило, вот я и споткнулся. И продолжает пучить… В гостиную ворвалась Нарцисса, увидела Малфоя, водружающего меня на диванчик, и сразу притормозила, приобретая рекомендованный наставлениями по манерам вид тихой и покорной домохозяйки.

      — Дорогая, мистер Поттер споткнулся о ковёр, — пояснил ей Малфой. — Я, конечно, не доктор, но выглядит, как растяжение или даже перелом. Я только не уверен, какая именно нога повреждена.

      — Я схожу за доктором, дорогой, — сказала Нарцисса и подошла к камину.

      Она бросила щепотку порошка, сунула в него голову и кого-то позвала — мне не было слышно. Потом она отошла и села на кресло рядом, неведомо откуда достав своё вязание. Я пытался прийти в себя, но из меня словно выкачали всю жизненную энергию. Ещё через несколько минут из камина вывалился… Сириус. Он едва лишь глянул на меня, поднял с дивана и взял себе под мышку, как мешок с навозом. Мне было всё равно. Я не мог ни сопротивляться, ни возражать — даже сказать “привет” я был не способен. Сириус, словно и не было меня у него под мышкой, поклонился Малфою, поцеловал в щёку Нарциссу и полез в камин. Последнее, что я увидел — стремительно, словно вспоротая шина, отпускающий внутреннюю пружину Малфой, который за какое-то мгновение посерел и ссутулился, и бросающаяся к нему с раскрытыми объятьями Нарцисса.

      У себя Сириус бережно взял меня на руки и понёс через комнату, в которой я узнал гостиную в его номере в “Кабаньей голове”, к двери спальной. Я увидел Флёр, которая, заломив руки, с тревогой смотрела на меня. Сириуса обогнала… Белинда Турпин, причём, в таком же домашнем халате, как и Флёр, и открыла перед ним дверь в спальню. В тот момент я не мог ни удивляться, ни делать каких-то предположений, так что я просто отметил этот факт и отложил его до того времени, когда мой мозг снова сможет работать. Сириус донёс меня до кровати и положил. Белинда стянула с меня ботинки, а Флёр укрыла одеялом. Они о чём-то переговаривались, но смысл от меня ускользал. Я повернулся на бок и свернулся калачиком. До меня донёсся какой-то звук — словно ветер в трубе завывает. Все трое вздрогнули, а из глаз Флёр, которая сидела прямо передо мной, вдруг брызнули слёзы. Она было протянула руку, а потом Сириус что-то сказал, и она села рядом со мной на постель. Я почувствовал её руку на моих волосах, и эта рука стала якорем, за который уцепилось моё ускользающее сознание. Завывание раздалось снова, заставив руку Флёр дрогнуть. Белинда что-то говорила гневным голосом, а Сириус раздражённо отвечал. Потом он куда-то вышел, и Белинда тоже села рядом.

      Я потерял счёт времени. Меня, наверное, раздражало это периодически раздававшееся завывание, но потом я начал воспринимать его с благодарностью, поскольку руки, гладившие мою голову, начинали двигаться интенсивнее каждый раз, как оно снова начиналось. Через какое-то время Сириус вернулся, и у меня в голове словно Люмос загорелся, вдруг собирая вместе мысли и притягивая к себе разрозненные кусочки моего сознания — в комнату забежала Панси, на ходу скидывая с себя верхнюю одежду. Флёр и Белинда сразу освободили место, встав с кровати, отчего я почувствовал лёгкое неудовольствие — я совершенно был не против ни их рук, гладящих меня, ни их тепла рядом. Панси встала на колени у кровати и склонилась, прислонившись к моей голове. Я только успел отметить мокрые дорожки на её щеках, а потом почувствовал, как рядом на постель под одеяло забралась Дафна и обняла меня сзади, плотно прижавшись. Я её не видел, я просто знал, что это — она. Погас свет, и кто-то закрыл дверь. Панси тоже забралась в постель, подталкивая меня к Дафне, чтобы освободить себе место, а потом её ручки обвились вокруг, словно не давая мне убежать

      Тьма вокруг постепенно сменилась тем самым зеленым туманом, которым было заполнено помещение, где проходила моя встреча с Волдемортом. Судя по всему, я был на каком-то кладбище, поскольку там и сям виднелись могильные плиты и надгробья. Где-то между рядов летал бесплотный дух с красными глазами. Мимо, гротескно хихикая, пробежала на цыпочках долговязая чёрная фигура с волосами цвета крыла ворона, которая несла под мышкой два свёртка. Неподалёку обнаружилась яма, в которую она эти свёртки бросила и, что-то прошипев, начала забрасывать могилу землёй. Когда она закончила, то бросила на меня злобный взгляд и прыгнула в мою сторону, словно расправив крылья в полёте. Раздался звук — “шмяк!” — и её снесло в сторону. Как оказалось, гигантская жаба зелёного цвета с розовыми бородавками поймала её своим языком, но не проглотила, а вывалила перед собой на стол с торчащими кверху иголками. Жаба ловко оплела кричащую жертву верёвками, растягивая её на своём столе и запустила какую-то машину, которая, сначала взрезав одежду, далее начала выписывать кровавые узоры по розовой коже незадачливого могильщика.

      Бесплотный дух закружил возле меня, а потом бросился прямо мне в лицо, распахнув пасть изъеденного червями черепа с красными глазами. Я уклонился, но он атаковал меня снова, и я побежал, петляя как заяц между надгробий, уворачиваясь от зелёных молний, которые он выпускал в меня. Я споткнулся и упал на что-то жёсткое. Приподнял голову, чтобы рассмотреть, на чём лежу, и это оказался Оригинал — растрёпанный, в очках, со шрамом на лбу и с проломленной головой. Огромная ручища схватила меня за шиворот и с силой метнула головой вперёд в сторону ближайшего надгробия. Острый каменный угол его стремительно рванул мне навстречу, но угодившая в него зелёная молния разнесла его в пыль.

      Я поднялся с земли и оглянулся. Бесплотный дух кружил по спирали вокруг огромной грушевидной фигуры с рыжими бакенбардами.

      — Превосходный материал! — шипел дух, обволакивая грушевидную фигуру чёрной мантией и надевая ей серебристую маску Пожирателя смерти. — Превосходный!

      Он снова бросился на меня, и я побежал, но вдруг всё поменялось… Земля словно встала дыбом, и оказалось, что я не бегу по ровному кладбищу, а карабкаюсь в крутую гору. Дух настигал меня, раскрыв свою пасть, из которой прямо на лету выползала змея, и снова всё поменялось — я лишь успел уцепиться за ближайшее надгробие, когда земля встала совсем вертикально, и повис на одной руке, а подо мной всё сильнее раскрывался кишащий змеями рот, с кудахтающим смехом приветствующий сыплющуюся из-под пальцев каменную крошку…

      Пространство вокруг вдруг залило божественным светом, от которого дух рванул прочь и сам спрятался за надгробием, и земля, которую за краешек, словно шахматную доску, держала исполинская морщинистая рука, снова выровнялась, а надо мной склонилось бесконечно доброе лицо в очках, с совершенно седой длинной бородой. Взглядом, полным любви, добрые глаза смотрели на меня над очками, словно говоря мне:

      “Только если ты будешь любить своих врагов, ты сможешь их победить. Не преумножай зла, не служи злу, не подпитывай его. Позволь добру, которое ты творишь, самому изгнать зло из твоих врагов…”

      Вторая морщинистая рука ходила над этой сценой, и в зелёном тумане поблёскивали невесомые, почти невидимые нити, которые тянулись к участникам представления. Шевельнулся большой палец — и огромная грушевидная фигура в маске Пожирателя достала из шевелящейся и плачущей кучи младенцев рядом с ней одного, подкинула в воздухе, перехватывая за ноги и с размаха размозжила головёнку и о ближайшее надгробие. Шевельнулся указательный — и жаба, высунув от усердия язык, принялась отрезать от своей жертвы пластиками плоть. Шевельнулся средний — и бесплотный дух, визжа, забился в агонии…

      Рука сжалась в кулак, и земля раздалась в стороны, выпуская наружу гигантскую мясорубку. Здоровяк первым добрался до механизма и сразу принялся ворочать огромным рычагом, раскручивая шнек и нож внутри. Над конусом приёмника образовался помост, на который дух с человеком с чёрными волосами принялся сгонять людей. Родители, Гринграссы, Дафна и Панси, Сириус с Флёр, одноклассницы и одноклассники. Жаба щёлкала языком, словно кнутом, сбивая близких мне людей в кучу, а дух с чёрным человеком толкали всех в сторону отверстого края…

      Я помотал головой, вырывая себя из этого кошмара, и раскрыл глаза. Как и ожидал, было темно, однако чуть в стороне были видны светлые полоски там, где гардины неплотно прилегали к стене. Я лежал на спине, но мои руки с обеих сторон были захвачены в плен. Мне не нужно было видеть, по дыханию знал, что слева ко мне прижимается Дафна, а справа — Панси, руки которых обвились вокруг моих. Я осторожно, чтобы не разбудить, их высвободил и подсунул под шейки своих невест. Панси завозилась, и я притянул её к себе, а она, разместив головку у меня на плече, закинула на меня руку и ногу. Дафна всё же проснулась, и я почувствовал, что она на меня смотрит. Я пощекотал пальцами ей спину, а она приподнялась, нависая надо мной. Я потянулся в её сторону и наткнулся на губы, мягкие и горячие. На мою щеку легла ладошка, требовательно поворачивая голову в другую сторону. Дафна улеглась, я нашёл губами ждущие губы Панси, и сразу запустил между ними язык. Дафна негромко кашлянула с другой стороны, и я повернулся к ней…

      Ещё немного поласкавшись, девушки довольно засопели каждая в «своё» плечо. Несколько минут я пялился в темноту надо мною, вспоминая отдельные моменты виденного вчера. Во-первых, понял, что Малфой-старший достоин уважения хотя бы за то, что не пожелал показывать свою слабость и благородно — если это слово вообще можно к нему отнести — постарался скрыть мою. Во-вторых, Нарцисса, похоже, любит его до безумия, хоть и вертит им, как хочет, на публике играя безропотную роль послушной жены. В-третьих, Сириус, похоже, не собирается ограничить свою гипотетическую будущую семейную жизнь одной лишь Флёр. Вот же кобель! И самое главное — возможно, “в нулевых” — я чуть не откинул копыта от простой беседы с Волдемортом, чего же мне ожидать от схватки с ним? В общем-то, я понимал, что необходимость держать разговор в относительно спокойных рамках напрочь исключила защитный механизм, к которому я всегда прибегал, попадая в сложные ситуации — моя попытка с иронией подойти к происходящему была бы немедленно пресечена Круциатусом Волди, который и так был донельзя раздражён невозможностью меня убить. Сходил, что называется, подёргал тигра за усы. Ну, хоть штаны сухие остались… С этой мыслью я опять заснул, и на этот раз обошлось без сновидений.

      Проснулся я не сразу — сначала почувствовал, как Дафна осторожно перелезла через нас с Панси, куда-то исчезла минут на десять — я успел задремать — и вернулась обратно, снова забравшись мне под бочок. Дождавшись, пока она уляжется, Панси встала и тоже куда-то ушла. Теперь я уже заснуть не смог, поскольку понял, что мне нужно туда же, и просто лежал, перебирая волосы Дафны. Она, улыбаясь на меня глядела сияющими глазами, и я чмокнул её в носик со словами:

      — Доброе утро!

      — Доброе утро, Алекс! — отозвалась она и завозилась, теснее ко мне прижимаясь.

      Поняв, что Панси возвращаться не собирается, я ещё раз поцеловал Дафну, встал и пошёл искать горшок.

      Когда я вышел, все уже собрались в гостиной. Дафна с Панси выглядели немного помятыми — в основном, из-за того, что у них не было пижам, и они спали в одежде. Белинда и Флёр сидели на узком диванчике, интимно сдвинув вместе хорошенькие головки, и о чём-то шептались. Сириус расположился за столом, временами хмуро на них поглядывая. Что, укатали Сивку крутые горки?

      Я тоже сел за стол — напротив крёстного, чтобы Панси и Дафна сели рядом. Они, поняв намёк, присоединились, потом справа от Сириуса села Флёр, а недовольная чем-то Белинда так и осталась сидеть на диване.

      — Бель, — позвала её Флёр и изобразила выразительную гримасу на лице — мол, хватит отрываться от коллектива. Белинда села слева от крёстного и, не глядя на него, стала накладывать себе тостов. Его попытки поухаживать за ней были так же гневно отвергнуты. Завтрак прошёл в напряжённом молчании. По крайней мере, радовало, что на меня никто не дуется…

      — Бель… — тихо сказал Сириус, допив кофе. — Ну, перестань уже…

      — Перестань? — зашипела она. — Да я ночь не спала…

      — Мы все не спали, — мягко сказал он.

      — Я спал, — поднял я руку. Дафна и Панси согласно кивнули. — Вот, они тоже спали.

      — Ничего же страшного… — начал было он, но тут же был безжалостно перебит.

      — Ничего страшного? — зарычала она. — Ничего страшного? Ты, между прочим, за него в ответе! И что бы было…

      — Я уже не ребёнок, — вставил я, но это только подлило масла в огонь.

      — Ах, не ребёнок? — спросила она. — Тогда научись отвечать за свои поступки!

      — Я… — начал было я.

      — И думать о тех, кому ты дорог! — припечатала она.

      — Да в чём дело-то? — по-прежнему не понимал я.

      — В том, взрослый ты мой, что ты на почве собственной взрослости чуть не съехал с катушек, — вдруг успокоилась она. — Ещё бы чуть-чуть — и мы бы навещали тебя в Мунго, любуясь пускаемыми тобой пузырями. Сгорел ты, понимаешь? Что такое “стресс” или “перенапряжение”, тебе объяснять не надо?

      — Я виноват, Щеночек, — вздохнул Сириус. — А ведь Цисси мне пыталась объяснить, что такое общение с Тёмным Лордом. И тебе пыталась, да ты не слушал.

      — Ты, если мне не изменяет память, Панси? — спросила Белинда. Та кивнула. — Расскажи мне, как Алекс обычно себя ведёт. Каков он в общении?

      — Лучше Дафну спросите, — перевела Панси стрелки. — Она больше с ним общается.

      Белинда вопросительно посмотрела на Гринграсс.

      — Ну, как, — пожала та плечами. — Нормально.

      — Нормально? — переспросила Белинда.

      — Ну да, — подтвердила Дафна. — Нормально. Спокойно, ни на кого не кричит, часто шутит. Иногда даже удивительно становится, насколько…

      — То есть, не нормально, — поинтересовалась Белинда. — Если “удивительно”?

      — Ну… — замялась Дафна.

      — А по моим наблюдениям Алекс вспыльчив, ревнив и не терпит указаний от других, — повернулась Белинда к Сириусу. Тот даже поперхнулся.

      — Откуда? — с возмущённым удивлением спросил он. — Откуда ты это взяла?

      — Алекс, — обратилась она ко мне. — Тебе нужно перестать гасить всё это в себе. Ни к чему хорошему твоё показное спокойствие не приведёт.

      — А что мне нужно делать? — удивился я.

      — Злиться, — посоветовала она. — Орать. Топать ногами. Плакать. Иначе сгоришь.

      — Вот ещё, — возмутился я. — Я мужик. Плакать не буду.

      Она навела свой пальчик на Сириуса:

      — А я ведь знаю, откуда ноги растут. И кто у нас мужик. А также учитель, наставник и пример для подражания.

      — Я всё понял, — нахмурился Сириус. — Я исправлю.

      — Ну, вы исправляйте, — я встал, с шумом отодвинув стул. — А мне ещё нужно вернуться во вчера…

      — Зачем? — подозрительно спросил Сириус.

      — Хагрид вернулся, — лаконично пояснил я. — Сценарий.

      К середине дня я, наконец, освободился. С вечера мы навестили Хагрида, потом Гермиона ещё раз навестила его с утра, потом мы это всё некоторое время обсуждали. Во время завтрака этот боров, который пытался сломать Анджелине пальцы, пришёл к ней с огроменной охапкой роз и стал на коленях просить прощения. Она уже и не помнила, за что, и он принял непонимание на её лице за недовольство, и расплакался, роняя горючие слёзы на камень пола. Одна рука у него была полностью в лубке. Как мне позже стало известно, у него оказался сложный перелом, да ещё и со смещением, поскольку я не просто загнул ему пальцы, ломая, но ещё и повернул и потянул. Потом мы сидели за уроками, а потом я, открыв окошко, умудрился получить снежком в лицо. И как она его только докинула? Я немедленно оделся и побежал догонять обидчицу. Она со смехом от меня убегала прямо через снежное поле, но это ей не помогло — я был стремителен, как снежный барс, настигающий свою жертву. Я не неё прыгнул, хватая в охапку и закручивая, и упал в сугроб, а она — за мной. Потом мы поочерёдно пытались друг друга закапывать, обсыпая снегом, и хохотали так, что у меня закололо в боку.

      Постанывая, я скорчился на утоптанной нами площадке, а она уселась рядом на колени, отряхивая меня от снега. Я невольно залюбовался — до чего она была красива! Из-под отороченного белым мехом капюшона голубого пальто выбивались пряди волос, покрытые инеем, ресницы тоже выглядели более пушистыми, щёки раскраснелись, оттеняя блеск голубых глаз. Я сел, и она стала отряхивать меня с другого бока.

      — Ты знаешь, — сказала она вдруг, — а ведь она права.

      — Кто? — не понял я. — В чём?

      — Белинда, — пояснила Дафна. — Я иногда замечаю, как у тебя жилы на шее надуваются, когда что-то происходит… Но я обычно этим восторгаюсь… А ты правда ревнивый?

      Я пожал плечами:

      — Не знаю, честно говоря, — я заглянул ей в глаза. — Боюсь, моей ревности не так-то просто развернуться из-за моей самоуверенности.

      — Ты хочешь сказать, что настолько уверен в себе, что даже представить не можешь меня с другим? — спросила она.

      Зря, конечно. Я пожал плечами и отвернулся в сторону.

      — Ой, ты опять это делаешь! — воскликнула она и порывисто прижала меня к груди.

      — Что делаю? — спросил я, уткнувшись носом в её пальто.

      — Вот это, с жилкой на шее! — сказала она. — Не надо, лучше закричи или ещё что-нибудь…

      — Нет, Дафна, не закричу, — покачал я головой, заглядывая ей в глаза. — Я на тебя никогда не закричу.

      — Мне так тебя сейчас хочется поцеловать… — пожаловалась она.

      — Что тебя удерживает? — спросил я, позволив своим рукам сползти самую малость ниже дозволенного.

      — Нахал! — шлёпнула она меня по рукам. — А вдруг мы с тобой губами приклеимся на морозе?

      — Значит, нас с тобой тогда ничто не разлучит, — сказал я, привставая, чтобы дотянуться до неё.

      — До весны, — напомнила она.

      — Никогда, — помотал я головой и дотронулся губами до её губ.

      Приближающееся Рождество нервировало меня свыше всяких сил — я прекрасно помнил предписанную мне сцену, в которой должен был целоваться с Чо. Она, словно чувствуя приближение своего звёздного часа, донимала меня своими преследованиями, зажимала в каком-нибудь укромном местечке, сначала краснела, а потом заводила со мной разговор о Седрике, начинала рыдать, и я спасался бегством. Наконец настал решающий день… Вечер… Мои мысли лихорадочно метались в черепушке в поисках средства от видения моих губ на этом мокром лице… Бр-р-р! Уж лучше с Джинни! Бр-р-р! И зачем я про Джинни вспомнил!

      Я нёсся на последнее в году занятие Отряда Дамблдора, и чуть не сшиб выпорхнувшую мне навстречу из-за угла девушку. Я толкнул ей так сильно, что она бы упала, не поймай я её… М-да, теперь она невесть что про себя подумает, когда я вот так держу её, опрокинув на колено и нависнув над ней…

      — Луна! — поздоровался я.

      — Гарри! — обрадовалась она и посмотрела куда-то мимо моей головы, под потолок. — О, смотри, омела!

      Чур меня, чур! Я поставил её на ноги и отодвинул от себя.

      — Я же тебе сказал, что в гарем не возьму, — строго сказал я.

      — Ну, один поцелуйчик, ну малюсенький, — она пальцами показала, насколько малюсенький. — Трудно, что ли, сделать девушке подарок на Рождество?

      Я притянул её к себе, крепко обнял и поцеловал в лоб.

      — Ты ещё встретишь своего рыцаря, Луна, — пообещал я. — И пусть он не будет столь же красив и умён, как я…

      — Зато он будет скромен и самокритичен, — засмеялась она, потянулась ко мне губами и чмокнула в щёку. — Я тебе уже говорила, что ты — лучший?

      — Сегодня — нет, — ответил я. — Так что поспеши. Я люблю, когда про меня констатируют сухие факты.

      Она потрепала меня по макушке, высвободилась и вприпрыжку поскакала дальше по коридору, что-то радостно напевая. Я глядел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом, а когда обернулся, меня чуть кондратий не хватил — прямо передо мной, весело поблёскивая глазами, стояла Астория.

      — Привет, Тори, — сделал я попытку её обойти. — Давно не виделись!

      — Давно, — согласилась она. — С самого завтрака, — она приложила запястье ко лбу, а другую руку к груди и, запрокинув голову, запричитала: — Сердце моё томится в разлуке…

      Я не выдержал и фыркнул.

      — Ну, что ты смеёшься, — вздохнула она. — У девушки, можно сказать, любовь, а ты…

      — У кого? — удивился я. — К кому?

      — Ну, Алекс, — надула она губки, — ну перестань уже надо мной издеваться!

      Я так и не понял, когда она успела ко мне прижаться, но последнюю фразу она сказала, с придыханием заглядывая снизу в глаза. Так жалобно-жалобно… Я почувствовал, что та ледышка, которую я сейчас изо всех сил представлял себе на месте моего сердца, стремительно тает. Она, конечно, мелюзга, но — очень хорошенькая мелюзга!

      — Маленькая ещё! — сказал я, уже поняв, что эту битву проиграл.

      — Джульетта тоже… — возразила было она.

      — До Джульетты тебе ещё два года взрослеть, — с улыбкой отрезал я, найдя-таки в себе силы и мужество.

      — А куда ты идёшь? — решила сменить она тактику, беря меня под руку. Я закатил глаза. Она от меня точно не отстанет.

      — Ну хорошо, — сдался я. — Один поцелуй.

      — Но очень, очень длинный! — обрадовалась она.

      — Я спешу, — напомнил я. — Так что длинного не получится.

      Встав на цыпочки, она обвила ручками мою шею, вытянула губки и зажмурилась. Потом открыла один глаз и предупредила:

      — И не вздумай в щёку… Или в нос… Или в лоб.

      Аккуратно придерживая её под спину, я наклонился и поцеловал в губы.

      — М-м-м! — улыбнулась она, не раскрывая глаз, и запрыгала на носочках. — Ещё хочу!

      Я поцеловал её ещё и ещё. Если бы она меня предупредила, что до этого ни с кем не целовалась, то я бы не уступил так легко, но теперь отступать было поздно. Я замер, глядя на неё, а она всё ждала продолжения. Поняв, что на сегодня это — всё, она со вздохом открыла глаза.

      — С Рождеством, — улыбнулся я ей.

      — И тебя с Рождеством, Алекс, — сказала она, нехотя от меня отцепляясь. — Мы ведь Новый Год вместе будем встречать?

      — Обязательно! — подтвердил я. — Беги давай.

      Она чинно, как и приличествует девушке из хорошей семьи, присела в книксене и пошла дальше по коридору — в сторону, противоположную той, куда я шёл. Я вытер лоб от воображаемой испарины и двинулся-таки в Комнату-по-желанию. Удивительнее всего оказалось то, что я больше никого не встретил, хотя по пути внимательно разглядывал все тёмные углы в поисках поклонниц. После того, как занятие закончилось и все разошлись, в комнате вполне ожидаемо осталась рыдающая Чо.

      — Ну, что опять? — немного раздражённо спросил я.

      — Мы тут занимаемся… — захлёбывалась она. — Учим заклинания… А если бы Седрик их знал…

      — Он знал их, Чо, — устало выдохнул я. — Он был Чемпионом от Хогвартса и знал все эти заклинания.

      — А-а-а! — завыла в голос она. — Я опять о нём заговорила, а ты же хочешь забыть…

      Забудешь тут с тобой, как же! Если бы Седрик был жив, то я бы сам его придушил. Из милосердия. Достанется же кому-то этот плачущий крокодил… Не мне.

      — Ой, омела! — вдруг воскликнула она, показав на потолок надо мной. Я опасливо сдвинулся в сторону. Она опять наморщила лицо, и из её глаз скатились две крупные слезы. После небольшой перепалки с самим собой я осторожно обнял её так, чтобы не дать повода вообще ни к чему, а она с готовностью уткнула залитое слезами лицо мне в грудь. Прощай, мантия! Хотя всё равно я из неё вырос…

      — Послушай, Чо, — сказал я.

      — Хлип! — отозвалась она.

      — Тебе нужно найти какого-нибудь парня.

      — А ты? — она так некрасиво кривила в плаче лицо, что мне захотелось куда-нибудь убежать.

      — Ты слышала, что про меня в школе говорят? — спросил я.

      — Хлип! — ответила она.

      — И про гарем слышала? — продолжал я.

      — Хлип! — подтвердила она.

      — А гарем — это не просто девушки, Чо, — пояснил я.

      — А что? — опять скривилась она. Мама.

      — Это, в первую очередь, рабыни, которые должны удовлетворять все мои сексуальные фантазии, — закончил я.

      Она перестала рыдать, оттолкнула меня и гневно закричала:

      — Ты что мне такое предлагаешь? Я не такая! И перестань меня лапать, маньяк!

      И в мыслях не было! Да и было бы, что лапать! Ни спереди, ни сзади… Она убежала, а я двинулся в гостиную Гриффиндора, где мне предстояло дать своим друзьям отчёт о прошедшем вечере. Как я и ожидал, Рон валялся на ковре, а Герми, сидя за столом, строчила коротенькую любовную записку Краму, конец которой уже свесился через дальний край стола

      — Ну и? — спросил Рон, едва я появился. Неравнодушный ты мой.

      — Всё хорошо? — спросила Герми. Ещё одна. Своей личной жизнью займись. Ах да! У тебя же её нет!

      — Не томи! — добавил Рон. — Как всё прошло?

      Я продолжал прикидываться, что не понимаю, о чём они говорят.

      — Что там у тебя с Чо? — спросила Гермиона.

      — Действительно, — поддакнул Рон. Я закрыл лицо ладонью и покачал головой.

      — Целовались? — спросила Герми.

      В этом я был уверен точно — целовались! Только ни с какой не с Чо, которая мне ни с приданым, ни даром не нужна.

      — Ну? — требовательно спросил Рон, который даже дышать перестал. Я кивнул.

      — Мужик! — обрадовался Рон. — Дай пять!

      Прикинув, имеет ли он в виду рукопожатие или необходимость занять у меня пять галлеонов, я протянул ему руку. Он её энергично тряхнул, и я понял, что решение было правильным — в самом деле, единственный галлеон, что Рон видел в жизни, лежал у него в кармане и был фальшивым. Вида сразу пяти, да ещё и настоящих, его слабое сердце могло не выдержать и разорваться на тысячу завистливых кусочков.

      — Мой ученик! — похвастался Рон Гермионе и зачем-то подмигнул. Она покраснела. Он снова повернулся ко мне: — И как это было?

      Я пожал плечами:

      — Сыро, — у Рона от удивления глаза вылезли на лоб. Я повернулся к Герми и пояснил: — Ну ты знаешь плаксу Чо.

      — Она плакала? — спросил Рон. — Ты что, плохо целуешься?

      — Не знаю, — ответил я. — Давай ты попробуешь, — и, вытянув губы трубочкой, я пошёл на него.

      — Э, э! — вскрикнул он, вскочил на четвереньки и, быстро-быстро перебирая руками и ногами, заполз за стул Герми, откуда и выглядывал опасливо.

      — Да нормально он целуется! Хорошо! — с раздражением сказала Гермиона, пытаясь скрыть содержимое своего опуса от не в меру охочих до чужих секретов глаз Уизли.

      — А ты откуда знаешь? — насторожился Рон, подозрительно глядя на меня.

      — Я в том смысле, что Чо не оттого плакала, — поспешила она перевести разговор с опасной темы. — Чо всегда плачет. Когда ест, плачет, когда в туалет идёт, тоже плачет…

      — Ешьте перец халапеньо! — прорекламировал Рон. — Со слезами входит, со слезами выходит!

      Я улыбнулся, а Герми недовольно на него посмотрела. Он осёкся и с виноватым видом сказал:

      — Ну, не дура ли — её целуют, а она — плачет? — Герми посмотрела на него с грустью. Десять баллов Гермионе. — А что? — начал оправдываться он. — Дурой же надо быть!

      — Гарри! — строго сказала Гермиона. — Тебе тоже непонятно, отчего она плачет?

      Я помотал головой. То есть, мне-то понятно, да и Рон только что тонко подметил, но хотелось бы выслушать версию представителя защиты… Герми вздохнула.

      — Это же понятно, что она страдает по Седрику. Кроме того, она озадачена, поскольку ей нравился Седрик и нравится Гарри, и она не может решить, кто нравится больше. Целуясь с Гарри, ей кажется, что она изменяет Седрику, и не решается встречаться с Гарри по этой же причине. Кроме того, Гарри был с Седриком, когда тот погиб, и она не может решить, как к этому относиться. Ну и по мелочи.

      Я потрясённо молчал. Вот она, правда-то жизни, бьёт на двадцать метров вверх, как вода из сломанного гидранта… А я всё какой-то ерундой занимаюсь — Волдеморты там всякие, Пожиратели…

      — Что я непонятно сказала? — раздражённо повысила она голос, глядя на наши лица. Поморгав, я отмотал запись назад и включил на воспроизведение, повторяя за голосом из наушников:

      — Это же понятно, что она страдает по Седрику. Кроме того, она озадачена…

      По мере того, как я диктовал, лицо Гермионы вытягивалось всё сильнее.

      — Что это за бред? — зарычала она. — Я такой чуши в жизни не слышала!

      Рон звонко заржал, усиливая её раздражение. Я махнул рукой:

      — Проехали!

      — Так ты будешь с ней встречаться? — спросила она. Я покачал головой. — Ну и хорошо, — выдохнула она облегчённо. Именно. А то у меня без Чо некомплект. Вот уже мелюзга всякая в гарем набивается. И Анджелина…

      — Гарри! — в ужасе крикнула Гермиона, показывая на мои ладони, которые как раз в этот момент вспомнили упругую попку нашей атаманши, поглаживая и сжимая воздух передо мной. Рон снова заржал. Я спрятал руки за спину и сделал вид, что мне интересно её послание.

      — Краму письмецо пишем? — нейтрально спросил я, вытягивая голову.

      — Да уж, — недовольно поджала она губы. — Взяла шефство, будь оно неладно.

      Она показала мне пергамент, исписанный аккуратными пятисантиметровыми буквами. Я открыл рот от восторга. Кто бы мог подумать, что лучший ловец современности не умеет читать!

      — Ма-ма мы-ла ра-му, — прочитал я и поднял на неё глаза. — По-моему, неплохо. Коротко и по существу! Допиши снизу — “Ха-ре Ра-ма!”

      — У тебя у самого харя, — недовольно буркнула она, сворачивая письмо турецкому султану. То есть, болгарскому ловцу, но суть не меняется — здесь ловить ему нечего… Она закончила, пожелала нам спокойной ночи и пошла спать. Рон тоже ушёл, а я чувствовал, что заснуть ещё не в состоянии. Мне вспомнилось, что на жабу-то я заклятье наложил, а вот на Снейпа… С другой стороны, сегодня был последний учебный день, и следующие две недели Снейп проведёт вдали от учеников, так что моя шутка пройдёт впустую. Чего бы мне ещё такого весёлого придумать? Я захватил карту, мантию и пошёл на поиски приключений.

      Проходя мимо Большого зала, вдруг услышал музыку, что само по себе было удивительно для Хогвартса с его овсянкой и тыквенным соком, а тут звуки вальса. Сильнее меня заинтриговать было невозможно. Они бы ещё мазурку сыграли! Я зашёл в зал, всего в нём было от силы человек двадцать разного возраста. Разделившись на несколько групп, они что-то праздновали, благо увешанный гирляндами и украшениями Большой зал к тому располагал. На столах я увидел карамельную шипучку и шоколад. Незатейливо, конечно, но всё лучше, чем тыквенное печенье. Фу. Рано я порадовался!

      — Гарри! — радостно замахала мне отделившаяся от одной из групп Лиза Турпин. Я ей улыбнулся — она входила в не очень многочисленную группу людей, при виде которых меня неудержимо тянуло улыбаться. Она вскочила со своего места, взяла меня под локоть и повлекла к столу. К своему неудовольствия я обнаружил там же Джинни, которая в этот момент заливисто хохотала на ухо несчастному Майклу Корнеру. Я поздоровался:

      — Падма, Парвати, Манди, Стив, Тони, Майк! Ну, и Джинни. Рад всех вас видеть! Что празднуем?

      — Как — что? — радостно откликнулся Голдштайн. — Учёбе конец!

      — А, это достойный повод, — согласился я. Лиза тем временем потащила меня дальше, где на пустом пространстве кружили несколько пар. — А я не умею, — признался я.

      — Не можешь — научим, — оптимистично заявила она и принялась учить. Оказалось — не так уж сложно. Главное, не сбиться со счёта — раз-два-три, раз-два-три — и не обращать внимания на страдальческое выражение на лице партнёрши, когда она не успевает вовремя отдернуть ножку с того места, куда я собираюсь ступить. Когда я наступил на неё в третий раз, Лиза притянула меня совсем вплотную, чтобы я, по её словам, “чувствовал”, куда движется её нога. Надо сказать, что я сразу почувствовал. Так почувствовал, что она даже в испуге от меня отпрыгнула — чёрт его знает, что там такое лезет из моего кармана, и мне пришлось, скрючившись, запахиваться в мантию и крабьей походкой ползти из зала.

      Она меня догнала уже в коридоре.

      — А, вот ты где! — улыбаясь, сказала она. — А что это было?

      Я закатил глаза. Змея у меня в штанах, разве не понятно?

      — Пораспрашивай сестру, — посоветовал я.

      — А куда ты убежал? — подошла она вплотную ко мне, просовывая руки под мышки. — Ого, — сказала она, ощупывая проявившиеся на спине и боках мышцы. Точнее, даже не мышцы, а, скорее, жилы, но всё не кости. — Кому-то занятия спортом идут на пользу!

      Она встала на цыпочки, и её лицо оказалось так близко, что я в панике начал оглядываться, нет ли поблизости омелы. Убедившись, что нет, я поцеловал её.

      Я довёл Лизу до башни Рейвенкло, а сам отправился дальше болтаться по школе. В какой-то момент мне показалось, что видел тень Снейпа, и я, накинув мантию, обрадованно побежал вслед, доставая на ходу палочку, но это оказалась ложная тревога. Было уже недалеко до Астрономической башни, я и решил было сходить туда — посмотреть, нет ли там наших голубков. До ступенек, ведущих наверх, оставалось совсем немного — пара шагов — когда на меня из-за угла вылетела Панси с залитым слезами лицом.

      — Что? — спросил я её, попытавшись поймать.

      Пятясь, она помотала головой, закрыв ладошкой рот, а потом развернулась и припустила от меня по коридору, так и не произнеся ни звука помимо сдавленных рыданий. Я посмотрел вверх, куда спиралью уходила лестница, и помчался вверх, перепрыгивая через три ступеньки. Кто бы ты ни был, я иду!

      В конце последнего витка лестницы я перешёл на тихий шаг: во-первых, неожиданность — наш друг, а во-вторых, у меня просто кончилось дыхание. Надо бы включить Астрономическую башню в наш утренний маршрут — уж очень быстро я выдохся. О подошёл к проёму в помещение и замер, самым позорным образом отвалив челюсть. Спиной ко мне стоял студент Рейвенкло с седьмого курса. Высокий такой смазливый парень, но имени его я, хоть убей, не помнил. Одной рукой он упирался в стану как раз над плечом стоящего к ней спиной Малфоя, глаза которого сияли, как… Как раз сегодня Астория так на меня смотрела, когда лезла ко мне с поцелуями. Малфой прикрыл глаза и поднял подбородок, вытягивая губы. Я успел закрыть глаза, но не успел закрыть уши, до которых донёсся звук влажного поцелуя явно с применением языка. Какая гадость! Мерлин, меня сейчас стошнит! С трудом подавив желание броситься головой вниз в двадцатиметровый колодец, я скачками понёсся вниз, перепрыгивая через семь… нет, девять… двенадцать ступенек. В общем, не думаю, что спуск занял у меня больше двадцати секунд…

      Я побежал в том направлении, куда скрылась Панси, стараясь поменьше шуметь — сейчас мне нужно слышать, что происходит вокруг. Где-то хлопнула входная дверь, и я со всех ног побежал туда, втайне надеясь, что это — она, и явно негодуя, что она отправилась наружу без верхней одежды. Как только открыл дверь, порывом ветра в меня бросило снегом, причём, у меня было такое ощущение, словно в меня попал сугроб — я был спереди полностью засыпан, а ноги мои по голень стояли в кучке снега.

      — Панси! — заорал я, безуспешно пытаясь перекричать метель. — Панси!

      Мне в глаза бросилась цепочка быстро заметаемых пургой следов, и я, вызвав Люмос, побежал по ним, надеясь, что они выведут меня к ней. К счастью, она, повинуясь духу момента, попёрла буром против ветра, и не успела далеко уйти. К несчастью, я передвигался с такой же скоростью, и следы, как только я немного отошёл от стены замка, стало заметать быстрее.

      — Панси! — крикнул я, поняв, что моя удача сейчас кончится и следы исчезнут совсем — и чуть не врезался с размаху в неё. Она, похоже, успела выбиться из сил — а к моменту, как я её догнал, снег уже был мне по колено — и очередным порывом её просто бросило прямо мне в руки. С перепугу она попыталась драться.

      — Панси! — крикнул я ей на ухо, пытаясь прикрыть сокровенное от коленок, которыми она научилась махать довольно-таки ловко. — Это я, Алекс!

      Она начала вырываться ещё сильнее, что-то при этом крича, но, по крайней мере, прекратила пытаться приготовить яичницу всмятку. Я плюнул на всё, завернул её в мантию и закинул себе на плечо.

      — Чёртовы пироженки, — кричал я на ходу, продираясь через сугроб с ношей на плече. — Чёрта с два ты их ещё получишь!

      Она что-то кричала в ответ и пыталась бить меня по руке, которой я удерживал её на плече. Знаю, что был не очень деликатен, но по-другому мне было её никак не ухватить. Пусть скажет спасибо, что я не засунул окоченевшую руку ей под юбку — погреться. Визгу бы было! Я с трудом открыл дверь, которую прижимало силой ветра, и протиснулся внутрь, следя, чтобы моя Панси не стукнулась обо что-нибудь своей хорошенькой головкой. Дверь закрылась, отсекая вой ветра, и уши словно ватой заложило. Тишина-а-а! Я поставил Панси на пол, и она, ещё раз стукнув меня по руке, уселась в угол у стены. Мне было видно, что она дрожит, и я стал дуть на неё тёплым воздухом из палочки.

      — Зачем… — с укором спросила она меня. — Зачем ты меня притащил? Я хотела…

      Я притянул её к себе и прижал голову к груди.

      — Ну вот, представь, — ласково сказал я, гладя её волосы. — Сначала — ты. Потом — я, из-за тебя. Потом — Дафна. Может, Астория. Потом — родители, наши и Гринграссы. Может быть, Сириус…

      — Ты хоть представляешь, каково это — узнать, что парню, который тебе нравится, нравятся другие парни? — перебила она.

      — Нет, — покачал я головой. — И не дай мне Мерлин когда-нибудь узнать, — я поднялся и взял её за руки. — Пойдём, посмотрим, может, в зале ещё не всё съели.

      Мне пришлось практически волочь её за руку, поскольку сама она передвигать ноги отказывалась. Она заглянула в зал, увидела учеников в нём, и отшатнулась назад.

      — Там же люди, а я наверняка растрёпана, — пояснила она, доставая зеркало и расчёску. — Мы же не хотим, чтобы я была похожа на Гермиону?

      Нет, мы не хотим. И хотя она мне нравится любой, я всё же предпочитаю, чтобы от неё глаз нельзя было оторвать. Так что пришлось ждать, пока она высушивает и вычёсывает спутанные волосы, укладывая их, после чего она ещё и щёчки решила попудрить. И это — в пятнадцать лет! Безобразие. Когда мы появились в зале, нам помахали те же девушки от столика пятиклассников Хаффлпаффа. Естественно, Лизы с ними уже не было, а вот Джинни воспряла и с подозрением смотрела на Панси.

      — Одну увёл — привёл другую, — с улыбкой прокомментировала Манди. Панси озадаченно посмотрела на меня. Я пожал плечами.

      — Тут всем чаю дают? — спросил я у девушек. — А то мы что-то промёрзли.

      — В снежки, что ли, играли? — хмыкнул Терри. — Выбрали себе погоду…

      — Вроде того, — не стал спорить я. Парвати принесла нам по кружке горячего чая, и Панси сразу принялась греть о кружку руки. Замёрзла-таки. Мы пили чай, слушали болтовню одноклассников, а я любовался Паркинсон, которая, нахохлившись и завернувшись в мою мантию, держала в обеих руках кружку с чаем и периодически отхлёбывала, поблёскивая глазками в сторону собеседников.

      — К-хм! — послышался приятный баритон, который вырвал меня из моего созерцания. — Прошу прощения!

      Панси с интересом повернула голову в сторону подошедшего, и я невольно сделал то же самое.

      — Да-да, — сказала она жеманно.

      — Я просто хотел представиться, мисс… — семиклассник из Хаффлпаффа оказался приятным на вид малым с обезоруживающей улыбкой, весёлыми глазами и полубачками на открытом лице. Он был чуть выше меня — то есть, среднего роста, я-то ещё вырасту — и примерно одного со мной сложения, учитывая то, что за последние четыре месяца я заметно раздался в плечах — и, опять же, я не собирался оставаться на достигнутом. Конечно, такое лучезарное добродушие мне вовек на лице не изобразить, тут уж к бабке не ходи.

      — Паркинсон, Панси Паркинсон, — она оторвала руку от кружки и протянула ему, выгнув тыльной стороной вверх. Он взял руку за пальчики и нагнулся поцеловать.

      — Викэм, Джордж Викэм, — он даже слегка прищёлкнул каблуками. — Всецело к вашим услугам.

      Он поклонился остальным, причём, я заметил промелькнувшую на губах Манди лёгкую тень презрения, а парни кивнули ему более чем сдержано.

      — Мы с друзьями сидим чуть дальше, — повёл рукой Викэм. — И были бы рады, если бы такая блистательная особа разбавила нашу компанию.

      — Я подумаю… Джордж, — кокетливо сказала Панси.

      — О, я смею только надеяться, — засмеялся Викэм. — Ну, я не прощаюсь? Леди, джентльмены, — раздал он ещё несколько поклонов и отправился восвояси. Панси, закусив губу, горящим взором смотрела ему вслед. Я это уже видел однажды. В первый день школы.

      — Надо же, а на тебя он — будто на пустое место, — хмыкнула Манди, повернувшись ко мне.

      — Именно, — сказал я, поднимаясь. — Леди, джентльмены, — передразнил я Викэма, раскланиваясь и тщательно избегая смотреть на Панси, развернулся и пошёл на выход.

      — Алекс! Алекс! — послышалось сзади, когда я уже вышел в коридор. — Стой! Алекс!

      Она обогнала меня и обхватила руками. Я осторожно обнял её в ответ. Мы простояли так несколько минут. Она время от времени судорожно стискивала меня и отпускала, а я гладил её по голове.

      — Вернись ко мне, Панси, — попросил я. Она помотала головой, не отрываясь от моего плеча. Я взял её за плечи и отстранил от себя, пытаясь заглянуть ей в глаза, которые она, прикусив губу, старательно от меня прятала. — Вернись, — повторил я.

      Она вздохнула и наконец-то посмотрела на меня.

      — Нет, — твёрдо ответила она.

      — Нет? — на всякий случай спросил я, почувствовав, как у меня начинает бурлить кровь в венах.

      — Нет, — снова помотала она головой.

      — Ты точно уверена? — дал я ей последний шанс.

      — Точно, — кивнула она.

      Я понял, что у меня дрожат руки, и осторожно, чтобы не выказать слабость, снял их с её плеч. Меня колотило, словно на терминальной стадии магической лихорадки. Перед глазами всплывали красные пятна, загораживая мне обзор. Панси с ужасом смотрела на кисти моих рук, окутавшиеся зелёными и красными искорками. Я закрыл глаза и глубоко вдохнул. Мне совершенно не обязательно никого убивать. По крайней мере, не прямо сейчас. С трудом попав трясущимся пальцем в ноздрю, я с усилием выдохнул. Думать о чём-то светлом! Как яркое зелёное пламя срывается с моей палочки… Вдох. Нет, это — тёмное. О Дафне. О моей Дафне, милой и лучезарной, которая продолжает настаивать, что я должен терпеливо ждать… Выдох. Нет, так я только сильнее завожусь. О светлом. Вдох. Сириус проболтался, что папа приготовил мне подарок на Новый Год. Выдох. Интересно, что бы это могло быть? А чего бы мне самому хотелось? Вдох. Нет, Панси мне на Новый Год никто не подарит. Новую метлу? Вдох. Так у меня и так лучшее, что можно купить в принципе. Собаку? Вдох. Мне и Сириуса хватает за глаза и за уши. Кошку? Выдох. Мне кошки Дафны и так покоя не дают. Может, танк? Танку бы я был рад. Вдох. Зелёненькому такому… Настоящему. С пушечкой и гусеницами. Выдох.

      В душе больше не было жажды убийства. Остался лишь один холод. Я открыл глаза. Панси стояла передо мной, бесстрашно нагнув вперёд голову.

      — Всё, Панси, — сказал я тихо. — Прошла любовь, завяли помидоры. Я больше не буду думать о тебе, бегать за тобой и украдкой ловить твои взгляды. Я выкину тебя из своей головы.

      Она оторопела набрала в лёгкие воздуха, задыхаясь от возмущения:

      — Да… Да… Да ты меня уже выкинул, понял! — крикнула она, сжав кулаки и привстав на цыпочки. — Обменял на какие-то тупые принципы…

      — Нет, Панси. Не обменял, — терпеливо объяснял я. — Ты помолвлена с Поттером, помнишь? С тем самым, тело которого лежит под капельницей в маггловской больнице в Лондоне. Я знаю, что сейчас он мёртв, но мы живём в волшебном мире. С кем ты будешь, если он вдруг очнётся? Со своей любовью или со своим долгом?

      Она раскрыла было рот, чтобы что-то сказать, но я перебил её:

      — Не отвечай. Мне это больше не интересно. В любом случае, это не буду я.

      Пока она ошеломлённо смотрела на меня, я улыбнулся, сделал шаг вперёд, прижал её к себе и нежно поцеловал в щёку.

      — С Рождеством тебя, сестрёнка!

      Отпустив её, я, не глядя ей в глаза, развернулся и пошёл в сторону выхода.

      — Сестрёнка? — раздался её голос. Она набрала воздуха в лёгкие и крикнула, заставив эхо в испуге плясать от стен и потолка: — Сестрёнка?!!

      Не останавливаясь, я развернулся и, продолжая идти спиной вперёд, кивнул ей. Потом снова развернулся и скрылся за поворотом. Рано обрадовался. Я физически чувствовал плещущуюся во мне ярость. Мне срочно нужно было кого-то убить. Я даже чуть не поддался соблазну вернуться обратно в зал и там устроить потасовку в Викэмом и его компанией. Выходная дверь не поддавалась — то ли ветер настолько усилился, то ли с той стороны намело снега. Я начал биться в дверь, пытаясь её выбить, но у меня ничего не получалось. Мозги мои от злости работать перестали, и я не сразу вспомнил, что я всё-таки волшебник.

      Как только эта мысль таки смогла прорваться сквозь овладевший мной гнев, я вытащил палочку и открыл дверь. Как оказалось, снаружи намело сугроб снега и ветер усилился. Я вырвался наружу и заорал:

      — А-а-а! А-а-а! А-а-а!

      Ветер резко отнёс в сторону клубок напуганных моим воплем беззащитных снежинок. Я чувствовал, что моя голова сейчас лопнет от накопленного пара, и поэтому просто засунул её в сугроб по самые плечи. На несколько секунд это помогло, но потом я обнаружил, что в сугробе вопреки насущной необходимости значительно теплее, чем на ветру. Я выдернул голову и опять закричал, и на этот раз мне удалось заглушить шум бури безо всякого волшебства. И тут я сообразил, что мне нужно. И поскакал в сторону стадиона, надеясь, что промахнусь, заблужусь и замёрзну в снегу. И пусть тогда Дамблдор со Снейпом ищет способ снять воспоминания с окоченевшего трупа. Интересно, что Сценарий, которому я нужен через несколько часов, выкинет на этот раз?

      Дверь тренажёрного зала открылась легко. Я скинул джемпер — мантию я оставил Панси, — оставшись в одной рубашке, и подошёл к цели моего прихода сюда. Ничего особенного — закреплённая вертикально доска, сверху обвязанная соломой. По доске можно бить. Я помахал руками, разминаясь, а потом подошёл к доске. Первый удар был пристрелочный — почувствовать, как она пружинит и куда нужно бить — а потом я начал колотить всерьёз, периодически яростно крича и ударяя лбом. Сначала я сбил солому слой за слоем, потом начал дубасить голую доску. Вместе с накатывающей болью отступал красный туман, запрудивший собой моё сознание. От доски начали отлетать щепки, потом она и сама стала палкой. Когда на очередном ударе она переломилась, я по инерции провалился за ней и упал на пол. Сел, прислонившись спиной к сломанному тренажёру, и стал недоуменно разглядывать капающие мне на грудь прозрачные капли, к которым примешивались кровавые с разбитого лба.

      Я улыбнулся, глядя на окровавленные руки. Средство сработало самым волшебным образом — боль в сердце утихла и стала тупой. Можно было отложить сведение счётов с жизнью на потом. Но я обязательно умру, а она придёт на мою могилку и будет горько-горько плакать, но будет поздно — меня будет не вернуть. И Дафна с осуждением будет на неё смотреть и тоже будет плакать…

      В шум бури снаружи вмешался какой-то звук. Словно черти в аду с грешника кожу живьём сдирают. Звук повторился. Нет, больше похоже на кошку… Откуда здесь кошка, да ещё и в такую погоду? Показалось, наверное. И снова тот же вопль. Я поднялся и пошёл открывать. За дверью сидела Мурка. Точнее, за дверью сидела замерзшая мокрая кошка, по которой нельзя было даже сказать, что она чёрная.

      — Ма-а-у! — пожаловалась она, стрелой залетая в помещение. Я протянул к ней свои руки. — Ма-а-у! — завопила она и бросилась куда-то в тёмный угол. Это она что, крови боится? Или думает, что я её сейчас тоже буду… Есть? Резать? Чёрт его знает, что у этой кошки на уме. Я дошёл до умывальника и смыл кровь с рук, а заодно и с лица. М-да, лоб я знатно расшиб! Кровь на ранах уже запеклась, и я не стал её сдирать, но остальное смыл.

      — Мурка! — позвал я. — Мурка, кис-кис-кис!

      Она опасливо вылезла на белый свет, и мне стало видно, что её просто колотит. Я взял её на руки и уселся на Германа. Там я достал палочку и наколдовал струю тёплого воздуха, которой, как феном, начал сушить мех кошки, расчёсывая его другой рукой. Очень быстро она согрелась и перестала дрожать, а потом и вовсе высохла. Она свернулась у меня на коленях, блаженно урча, и начала вылизывать разбитые костяшки пальцев Сначала одну руку, потом — другую. Покончив с этим делом, кошка, похоже, решила заснуть. В мои планы это не входило — как раз подходило время очередного события из сценария.

      Я осторожно сгрузил Мурку на борцовскую куклу рядом с собой, но она тут же села, пристально на меня глядя. Я надел джемпер и пошёл к двери.

      — Ма-а-у! — завопила кошка, подумав, что я ухожу без неё. А присел на корточки и протянул к ней руки:

      — Кис-кис, иди ко мне!

      Она приблизилась с независимым видом — словно просто мимо шла — и позволила взять себя на руки. Я засунул её под джемпер, потом было подумал, не стоит ли под рубашку, но там я ещё был потным, и не уверен, что кошке это бы понравилось. Ветер, как оно часто бывает, утих к ночи, но снег по-прежнему валил стеной. Сугробы уже были до верха бедра, и я только что не полз в снегу. Нужно ли говорить, что околел я практически моментально, что, похоже, не в лучшую сторону сказалось на моей способности здраво мыслить. Я достал палочку и мощной струёй воздуха стал просто сметать снег с дороги, расчищая проход. Однако, как сюда добрался маленький зверёк, я себе представить не мог. А главное, чего я не мог представить — что она там, чёрт подери, делала?

      Мы достаточно быстро дошли до замка и, оказавшись в помещении, я выпустил кошку на пол. Она что-то мне мявкнула на прощанье и удалилась, гордо подняв изогнутый хвост. Я пошёл в Гриффиндор и завалился спать. Снилась мне отчего-то Чо, которая плакала и требовала сто пятьдесят карточек от шоколадных лягушек за то, что она перестанет меня донимать. Потом я переключился на сон, в котором был толстой змеёй, кусающей Артура Уизли. Разбудил меня встревоженный Рон.

      — Гарри! Гарри! — звал он меня. Я сел на кровати, борясь с головокружением — похоже, всё-таки я простыл.

      — Рон, — прохрипел я уже заболевшим горлом. — Послушай, это важно! Кто-то напал на твоего отца!

     Следующие несколько часов прошли для меня, как в тумане. Меня теребили, я что-то отвечал больным горлом, срывался на кашель и начинал глотать сопли, время от времени меня тошнило, и в какой-то момент я подумал было, что мне настал каюк. Сквозь пелену горячечного бреда передо мной мелькали лица — Рон, Шеймус, Дин, Макгонагал… Я продолжал нести какую-то чушь про толстую змею с огромными клыками, горло моё ужасно болело, и мне хотелось остановиться, но отчего-то я не мог, и продолжал себя мучить. Потом пространство вокруг меня закрутилось, мне было холодно и жарко одновременно, меня колотила дрожь, а кожа покрылась потом. Я почувствовал, как кто-то — скорее всего, это был Рон — помогает мне одеться, а потом меня словно засунули в какую-то трубу, отделанную камнем, по которой я полз со скоростью улитки. Несмотря на почти бессознательное состояние, я всё-таки узнал вход в кабинет Дамблдора, который появился в конце трубы, оказавшейся коридором, которую моя горячка так нелепо трансформировала. Я поднялся по ступенькам и увидел Его — того, кого я ненавидел сейчас каждой клеточкой своего тела, словно он был виноват в моём состоянии. Он понял, что происходит ещё раньше, чем я осознал это.

      — Экспелиармус! — тихо сказал Дамблдор, и моя палочка оказалась у него.

      Мир сделал очередной кувырок, я увидел потолок, а потом меня поймали чьи-то заботливые руки. Надо мной мелькнула рыжая шевелюра, и я понял, что меня душит гнев. Я сердился на этого бездарного идиота, который умеет только жрать и пропускать голы, за то, что он осторожно подтащил меня к кушетке и опустил на неё. Он что, сам не понимает, насколько он мелок и убог? Да о чём я говорю, разве может этот тупица что-то понимать?! Уизли-гризли, номер шесть, ищет-рыщет, что поесть!!!

      — Профессор, — послышался жалобный голос Рона. — Помогите ему. Разве не видите, что ему плохо?

      — Действительно, профессор Дамблдор, — раздался голос Макгонагал, — я решила, что нужно сначала всё рассказать вам, но ему срочно нужно к мадам Помфри.

      Я поднял руку, которая вместо пота полностью покрылась капельками крови, чувствуя, как вся моя одежда приклеивается к телу спекающейся кровью, и захрипел, пытаясь рассмеяться. Рука обратно не опускалась — я чувствовал её тяжесть, давящую на плечо, но саму руку не чувствовал.

      — Дамблдор! — чуть не взвизгнула Макгонагал. — Скорее! Уизли, назад, а не то тоже заразитесь!

      — Секклудо! — произнёс где-то там Дамблдор. — Минерва, ну что вы волнуетесь? У нас ещё есть, как минимум, десять минут — он только-только начал превращаться в камень. Ничего страшного ещё не произошло. Кабинет я запечатал, нужно только изолировать его соседей и обработать постель и одежду… — его голос куда-то уплыл, и я начал было тонуть в молочно-белом киселе моего бреда, а потом меня словно что-то выбросило на поверхность — в голове прояснилось, и я снова смог нормально видеть. Одновременно с этим почувствовал, что мое тело словно в огне. Казалось, что кожа на мне шипит от жара и сворачивается, а грудь сейчас лопнет, но я не мог даже пошевелиться. Я хотел закричать, но лишь беззвучно разевал рот, напрягая жилы и выпучив глаза.

      — Профессор Дамблдор! — закричала профессор Макгонагал. — Прекратите его мучить!

      — Не торопите меня, Минерва, — спокойно отозвался Дамблдор, — а то я неправильно смешаю ингредиенты.

      Он подошёл и с доброй улыбкой заглянул мне в глаза.

      — Послушай меня, Гарри, — сказал он. — То, что тебя сейчас терзает — могущественное проклятье. Тебе очень повезло, что ты проснулся как раз в том момент, когда…

      — Дамблдор!!! — раздался крик Макгонагал, настолько яростный, что вся посуда в кабинете задрожала. — Ему больно!!!

      — Ну ладно, — снова по-доброму улыбнулся Директор, сверкнув на меня очками. — Вот, прими лекарство, и почти сразу излечишься. Оно делается из…

      — Дамблдор!!! — в предыдущий раз мне показалось, что орать громче уже невозможно, но на этот раз профессор Макгонагал легко бы заглушила собой взлетающую ракету.

      Профессор Дамблдор ещё раз мне улыбнулся, прямо-таки лучась добротой и лаской, поднёс к моему рту какую-то миску и ложечкой начал в меня запихивать почти прозрачную пасту без вкуса и запаха. Борясь с безумной болью, я судорожно принялся её глотать, поскольку почувствовал, что даже язык перестаёт меня слушаться. Скормив мне половину миски, он предложил остатки Рону, который оставался где-то рядом, и Макгонагал. Я почувствовал, что боль постепенно утихает, и я снова могу нормально двигать языком.

      — Что с Гарри, профессор? — чуть не плача, спросил Рон. — Ему не становится лучше.

      — Становится, — ласковым голосом ответил Дамблдор, — просто ты этого ещё не видишь. Понимаешь, если бы ему не начало становиться лучше, он бы уже был мёртв.

      Я услышал громкий всхлип, а потом звук, как будто кто-то вытер нос рукавом. Этого идиота, похоже, манерам учить бесполезно!

      — А почему он молчит? — спросил Рон.

      — Видишь ли, мальчик мой, — с отеческой заботой в голосе ответил ему Дамблдор, — Гарри сейчас очень, очень больно. Мне не хотелось бы, чтобы твои барабанные перепонки лопнули от его криков. Но да мы отвлеклись… Нам нужно спасти твоего отца.

      Пока я приходил в себя, Дамблдор отдавал распоряжения портретам, выпускал джинна в виде змеи и занимался прочими важными делами. Когда, наконец, стало понятно, что нападение мне не приснилось, что Артур Уизли тяжело ранен, и что его повезли в Мунго, я уже начал чувствовать руки и ноги. Посмотрев на руку, я увидел, что кровь с неё сошла сама собой.

      — Минерва, надо разбудить остальных Уизли, — сказал Дамблдор.

      — А Молли? — спросила она.

      — Я пошлю Фоукса, — сказал он. — И почисти спальню Гарри, будь любезна.

      — Хорошо, профессор, — сказала она и пошла к двери.

      Почти до неё дойдя, она с ходу врезалась в какую-то преграду, которая засветилась прозрачным синим светом, и, застыв, с укоризной на него посмотрела.

      — Какая досадная оплошность, — пробормотал Дамблдор, палочкой развеивая заслон. — А карантин-то я снять забыл!

      Макгонагал ушла, я а посмотрел на мертвенно-бледного Рона, который только что узнал, что его отец в тяжёлом состоянии. Он поймал мой взгляд, вымученно улыбнулся и подошёл ко мне.

      — Как ты, Гарри? — спросил он меня. Я скривился в ответ. Дамблдор снова махнул палочкой.

      — Спасибо, плохо, — сказал я в дополнение к своей гримасе.

      — Потерпи ещё немного, Гарри, — сказал мне Уизли, словно ребёнка успокаивая. — Дамблдор сказал, что всё будет в порядке.

      — Значит — будет, — сказал я, глядя в потолок и пытаясь справиться с накатившей при упоминании Дамблдора жаждой убийства. Нет, ещё рано. Я пока не могу его убить…

      Вернулась Макгонагал со встревоженными Джинни и близнецами. Дамблдор велел нам коснуться портального ключа, и мы перенеслись на Гриммо. Сириус, естественно, уже был там, поскольку на праздники мы договорились переместиться в Лондон. Уизли сразу насели на меня с расспросами, а Рон, увидев, что со мной уже всё в порядке, ощутимо расслабился и начал наконец переживать за отца. Я закончил повествование, и близнецы устроили перепалку с Сириусом, который противился немедленному походу в больницу. Я отвёл Рона немного в сторону и крепко ухватил его за плечо. Он хмуро посмотрел на мою руку, а потом — на меня.

      — Прости меня, дружище, — совершенно для себя неожиданно сказал я ему.

      — Прорвёмся, — ответил он, непроизвольно проведя рукавом под носом. Вот же свинья!

      — Я не про это, — сказал я. — Прости меня, что я иногда забываю про то, какой ты хороший друг.

      — Хороший? — с недоумением во взгляде вылупился он на меня.

      — Лучший, — кивнул я. — Спасибо тебе за это.

      Благодаря Сценарию Сириус был в курсе происходящего и совершенно не волновался за Артура, пытаясь приободрить близнецов и Джинни. Волновался он, в основном, по тому поводу, что через несколько часов прибудет Молли и пригласит себя к нему в гости на всё Рождество. Вспомнив об этом, я сразу почувствовал себя хуже. Нет, против компании близнецов я ничего не имел. На Рона я уже насмотрелся чуть ли не до тошноты. По Джинни с Молли я и вовсе не страдаю. Сильнее же всего меня удручало то, что где-то у Гринграссов меня ждёт Дафна, а я в это время, как дурак, буду носиться по больницам и утешать Уизлей.

      Так оно, в общем-то, и случилось. Мы сходили в Мунго, повидали Артура, встретились с Невиллом и вернулись на Гриммо. Сириус, пока мы отсутствовали, похоже, времени даром не терял, поскольку к нашему возвращению выглядел выжатым, как лимон, и счастливым, как Гермиона, откопавшая в библиотеке не читанную ещё книгу. Я украдкой кивнул ему, показал большой палец и вздохнул. Хорошо быть второстепенным героем — свободного времени больше. Одно плохо — заботливый автор всё норовит второстепенных героев в расход пустить…

      На заглянувшую на огонёк Гермиону я чуть было не накинулся — до того было мне радостно наконец видеть хоть одну девушку рядом. Я внезапно поймал себя на мысли, что как-то уже втянулся всё время вращаться среди девчонок, и когда никого рядом нет, становится просто тоскливо. Так что Гермиону я прижимал к себе чуть крепче, чем обычно, что её весьма озадачило — настолько, что она потом весь вечер ходила задумчивая и сама не своя. Периодически поглядывал на неё и на Рона, и всё сильнее понимал — не быть им вместе, хоть ты тресни. Они просто сожрут друг друга с потрохами. А не дай бог дети пойдут — и куда им тогда деваться?

      Как бы то ни было, но к вечеру после похода в Мунго моё желание оказаться подальше от этого табора уже превратилось в навязчивую манию. Я сказал Рону, чтобы он меня не искал понапрасну, поцеловал в щёку Гермиону, которая при этом пыталась подставить мне губы, дождался, пока рядом со мной никого не будет, и скользнул в потайную дверь в подземный ход. Очки исправно провели меня сквозь лабиринт в полном отсутствии света, каким-то непонятным образом подсвечивая мелкие препятствия — демон мне пытался что-то объяснить про инфракрасную подсветку, но я тогда был сильно с недосыпу и ничего толком не понял. Когда вышел наружу в том же месте, где в прошлый раз с Сириусом, обнаружил костёр, у которого грелась стайка подростков года на два или три старше меня.

      — Эй, пацан, мелочь есть? — окликнул один.

      Я обернулся, вежливо улыбаясь, и моё лицо осветило отблеском костра. Компания дружно шарахнулась в стороны. Кто-то жалобно заскулил.

      — Прошу меня великодушнейше извинить, но денег с собой, увы, не ношу, — развёл я руками, улыбаясь как можно шире. — Разве что, может, у вас найдётся…

      Приунывшие было подростки радостно закивали и начали выгребать из карманов всё, что в них было. Кто-то даже облегчённо перевёл дух. Я заметил среди них пару девушек.

      — Я надеюсь, дамы составят мне компанию в прогулке? — спросил я.

      “Дамы” испуганно замотали головами, но их сразу же поставили на ноги и толкнули ко мне.

      — Давайте, — толкнул их в спину один из парней. — И деньги заберите.

      Девицы откровенно дрожали от страха и идти отказывались.

      — А то съем, — пообещал я. У одной из них закатились глаза и подогнулись ноги, и я, шагнув вперёд, поймал её за шиворот и поднял в воздух, перед этим незаметно произнеся заклинание. Со стороны это выглядело, как будто я удерживал её вес на вытянутой руке. Молодые люди, закончив выворачивать карманы, увидели эту картинку и начали скидывать с себя одежду.

      — Только не ешьте нас, Мастер! — чуть не плача, сказал один.

      — Почему ты меня называешь Мастер? — спросил я.

      — Я слышал, что так нужно обращаться к вампирам, — пролепетал он.

      — Я не Мастер, а Магистр, — улыбнулся я. — Мастером я был триста лет назад.

      — Простите, Магистр, — заныл тот. — Только не убивайте меня.

      — Не волнуйтесь, друзья, — сказал я. — На сегодня мне пищи хватит.

      Тут вторая девица, которая до того сверлила меня злым взглядом, тоже приготовилась упасть в обморок.

      — Если упадёшь, то сожру прямо здесь, — пообещал я.

      Мне было видно, каких усилий ей стоило взять себя в руки, но она в итоге устояла. А то не знаю, что тогда бы делал. Не жрать же её, в самом деле? Я знаком показал, чтобы собранные средства передали ей, закинул вторую девицу на плечо и пошагал в сторону цивилизации. Она меня быстро догнала и пошла чуть впереди, заглядывая в лицо.

      — Ваши деньги, Магистр, — напомнила она.

      — Какие деньги? — поморщился я. — Ты что, не знаешь, что в старушке Англии уже сто пятьдесят лет как во все металлические деньги и в бумагу, из которой делаются банкноты, добавляют серебро? — я поёжился. — Специально, чтобы мы не могли ими воспользоваться…

      Она раскрыла рот от удивления, а я невольно улыбнулся той благодарности, с которой она позволяла вешать себе лапшу на уши. В этот момент вторая девица у меня на плече зашевелилась, и мне пришлись убрать руку с её ягодиц и осторожно спустить её на землю, прислонив к стене. Она приходила в себя с трудом, так что я просто зачерпнул немного снега из ближайшего сугроба и сунул ей за шиворот. Она сразу же широко распахнула глаза и запрыгала вокруг меня, визжа и пытаясь дотянуться за спину. Ну, не так уж много и снега ей засунул! В ужасе от моей запредельной жестокости вторая замерла на месте ни жива, ни мертва.

      Наконец обморочная перестала скакать и заметила меня. Она подбежала к подруге и обняла её, прячась за спиной.

      — Ч-что вы буду с нами делать? — спросила она, дрожа от страха. И, может, немного от снега, тающего на её спине.

      — Магистр, — добавила вторая, склонив голову.

      — Как вас зовут, красавицы? — спросил я. Соврал, конечно. Та, что хлопнулась в обморок, максимум, на шестёрочку тянула по десятибалльной шкале, а стойкая — и вовсе на четыре.

      — Меня зовут… — начала обморочная, но подруга её дёрнула за рукав:

      — Молчи, дура, он только этого и ждёт, чтобы над нами власть получить.

      — А безымянными вами я, типа, подавлюсь? — поинтересовался я.

      Обе задрожали и дружно бухнулись на колени.

      — Пожалуйста, не убивайте нас, мы всё сделаем, что захотите, только не убивайте! — запричитали они.

      Я подошёл и грозно над ними навис.

      — Имена! — рявкнул я.

      — Меня зовут Абби, — пролепетала та, что получше.

      — А я — Аннабель, — хмуро сказала вторая. — Можно просто Бель.

      — Ну вот, — улыбнулся я. — Совсем и нетрудно оказалось, правда? Поднимайтесь! — они встали на ноги и в ожидании посмотрели на меня. Хотелось выяснить ещё одну вещь. То есть, ничего такого я делать, конечно, не собирался — слова Панси я воспринял очень серьёзно, — но очень хотелось проверить… — Посмотри, Бель, там денег хватит на комнату в отеле?

      Она вытащила из кармана комок из бумажных денег и мелочи и начала считать, разглаживая купюры и укладывая их в пачку. Потом до неё начало доходить, она остановилась и беззвучно захлопала ртом от моей наглости, а потом… А машинально отклонился, пропуская перед собой ладошку, которой она целилась мне в глаза. Тут же она попыталась меня лягнуть в пах, но больно ударилась о незаметно поставленный щит. Аннабель просто стояла без движения, словно мышка, попавшаяся кошке на забаву.

      — Тоже будешь трепыхаться? — спросил я. Она замотала головой. — Тогда пойдём, — позвал я.

      — Нет, — ответила она, едва живая от страха. — Ни за что. Лучше умереть, — а потом затараторила: — У меня есть человек, которого я люблю. Отпустите нас, пожалуйста!

      — Это не тот, что тебя в спину толкал, отдавая мне на ужин? — поинтересовался я.

      — Ну, может, у меня больше нет любимого, — потупилась она. — Отпустите нас, пожалуйста.

      — Хорошая девочка, — сказал я и посмотрел на Бель: — Ножку не сильно ушибла, каратистка?

      — Нет, — ответила она и, помедлив, добавила: — Магистр.

      — Меня зовут Гарри, — представился я, взял её за руку и рывком поставил на ноги. — Давайте, я вас до дома провожу.

      — И потом придёте ночью, чтобы выпить нашу кровь? — спросила она.

      — Во-первых, вампир не зайдёт в дом, если ты его сама не пригласишь, — просветил её я, утягивая за собой в сторону более оживлённых улиц. — Пригласишь меня к себе?

      — Ни за что, — замотала она головой.

      — А во-вторых? — спросила Абби.

      — А во-вторых, я сыт и благодушен, — ответил я. — Я поставлю на вас свою метку, чтобы другие знали, что вы принадлежите мне. Если опять встречу с этими недоумками…

      — Мы поняли, — быстро сказала Аннабель.

      — Отлично, — кивнул я.

      Мы проводили сначала её. Поглядев на меня и на свою подругу, она подозрительно спросила:

      — Я могу вам доверять?

      — Нет, — ответил я. — Определённо, нет.

      — Не волнуйся, — успокоила её Абби, которая, похоже, уже совсем расслабилась ввиду отсутствия опасности.

      — А деньги? — спросила Аннабель.

      — Вампирам деньги не нужны, — сказал я.

      Бель неопределённо хмыкнула и зашла в дом.

      — Ты же ведь не вампир? — поинтересовалась Абигайль, когда мы дошли до её крыльца.

      — Нет, — ответил я. — Я не вампир.

      — Ты интересный. Я тебя ещё увижу? — спросила она, искоса на меня глядя.

      — Вряд ли, — помотал я головой.

      Она прикусила губу и вздохнула:

      — До свидания, Гарри.

      — Прощай, Абби, — улыбнулся я ей.

      До дома было около двадцати минут ходу, и я очень неплохо разогрелся в пути. Когда дошёл, на месте казавшегося заброшенным сада совершенно неожиданно появился дворец. Я постучался, и меня впустил домовой, который был у нас привратником. Едва я ступил на порог, как попал в жаркие объятья мамы, и сразу почувствовал, что мне просто хорошо, а волнения и переживания отступили куда-то на задний план. Она отпустила меня, чтобы я скинул одежду, и наблюдала со счастливой улыбкой на лице. Я подумал, что вот он, человек, который всегда будет любить меня, что бы ни случилось.

      — Как ты, любимый мой ребёнок? — спросила она, снова меня обнимая.

      — Хорошо, мама, — ответил я.

      — Ну да, — согласилась она, отстраняясь и разглядывая меня. — Подрос, в плечах раздался.

      — Алекс! — послышался радостный голос отца, а затем и он сам зашёл в скромную прихожую с гардеробом.

      — Папа! — воскликнул я, но маму выпустить не смог. Отец сразу правильно оценил ситуацию и просто обнял нас обоих.

      — Я скучал, сын, — сказал он.

      — Я тоже, — кивнул я.

      — Девки тебя не сильно мучили? — спросил он.

      — Девушки… — задумался я. — Ну, бывало.

      — Не приставай к ребёнку, — сказала мама. — Пусть лучше про учёбу расскажет!

      Она взяла нас обоих под локоть, и мы пошли в гостиную.

      — Надеюсь, ты голоден? — спросила она, когда мы дружно уселись на диван.

      — Я теперь всегда голоден, — ответил я. — Не пойму только, куда девается вся та еда, что я в себя постоянно запихиваю!

      — Через двенадцать минут будем ужинать, — улыбнулась мама, взъерошила мне волосы, прижалась и положила голову на плечо.

      — Панси здесь? — спросил я.

      — Да, ещё вчера прибыла, — ответил папа. — Только вот ничего не рассказывает, — он строго посмотрел на меня. — Ты её не обидел?

      — Пап, есть один аспект моих отношений с Панси, в которых мы уже взрослые люди, — сказал я. — Ну, почти. Ты понимаешь, о чём я?

      — Я просто хочу, чтобы моя любимая дочь была счастлива, — вздохнул он.

      Ужин прошёл в совсем узком семейном кругу — только Паркинсоны. По этому поводу был накрыт небольшой стол. Родители по традиции сидели по коротким сторонам друг напротив друга, а я сел напротив Панси. Совершенно не хотелось заглядывать в тот мрак, что сейчас клубился внутри меня в результате нашего последнего разговора, поэтому я просто отстранился от происходящего, не позволяя мыслям зацепиться за мою душевную рану. Панси, в свою очередь, избегала встречаться со мной взглядом, что, в общем-то, было правильно. Родители, похоже, почувствовали общий настрой, и пытались завязать разговор на нейтральные темы, который совершенно не клеился.

      — Перри сказала, что нашла что-то, что может нам помочь, — вдруг сказала мама.

      — Перри? — переспросил я.

      — Твоя крёстная, — пояснила мама. — Не подумай, она только с виду такая безобидная.

      — Я и не подумал, — буркнул я. Хотя, конечно, в какой-то другой роли, кроме как собирательницы ромашек на залитой солнцем лужайке, Перасперу мне представить было сложно.

      — Алекс не помнит, — лениво сказала Панси. — Он же память потерял…

      И тебе спасибо, что не упустила случая мне про это напомнить.

      — Перри очень талантливая и сильная волшебница, — сказала мама. — Пожалуй, на голову сильнее любого из нас. Она в детстве провела много времени со своей прабабкой, которая, в свою очередь, была великой колдуньей, и успела унаследовать многие секреты… Конечно, в итоге это не помогло… — она замялась в раздумье.

      — После завтрака мы это всё обсудим на свежую голову, — предложил папа.

      — Конечно, дорогой, — улыбнулась ему мама.

      После ужина мы снова расположились в гостиной, и снова я дождался, пока Панси усядется, чтобы самому расположиться в другом кресле. Может, она и не собиралась лезть ко мне, но мне не хотелось даже предоставлять ей такой возможности. Мама с тревогой наблюдала за моими манёврами, но ничего по этому поводу не сказала. Я им рассказывал про школьную жизнь, про одноклассниц, про утренние пробежки, про Краба с Гойлом и про проделки, которые мы устраивали. Услышав про проклятье, которое мы наслали на Снейпа с Амбридж, мама удовлетворённо поджала губы, добавив, что мы действительно нашли достойный способ проучить их. Папа был впечатлён моими успехами в спорте и в заклинаниях, по поводу чего я лишь скромно посетовал, что в этом направлении ещё работать и работать. Особенно, в свете того, что мой отец по-прежнему был на полголовы выше меня и вдвое — как мне казалось — шире в плечах.

      В рассказах я старательно избегал тем, связанных с Панси и Малфоем. Малфой мне был безразличен, но я даже близко не хотел его упоминать, чтобы не травмировать Панси, а о наших с ней отношениях сказать было нечего. Родители поделились свежими новостями. Шрюзбери и Вустеры влились в число наших сторонников, точнее, сторонников Нарциссы, приведя с собой ещё несколько товарищей. Мама занималась поиском информации, которая могла бы пролить свет на то, как именно получилось возможным, что на мне оказался перстень Поттера. Папа был в процессе поиска сведений о Вуали в Камере Смерти. В общем, всё как-то куда-то двигалось, но пока было непонятно, куда.

      Мама проводила меня в комнату и поцеловала, пожелав спокойной ночи. Я неспешно принял душ и переоделся, думая о том, как же всё-таки это здорово — иметь родителей, которые тебя любят, и которых можно обнять. Мне на самом деле было не важно, есть ли у отца деньги, и занимает ли он важный пост — я бы с радостью жил и в лачуге Билла, только бы с семьёй. Разумеется, чисто прибранной лачуге Билла, а не в том гадюшнике, в котором Сириус шагу не мог ступить, чтобы не выматериться.

      Я улёгся в кровать и погасил свет, сладко кутаясь в одеяло. Моё сознание начало постепенно сползать в мешанину образов — я незаметно задремал. Щелчок замка сквозь сон отозвался яркой вспышкой в глазах. По полу тихонько протопали мягкие тапочки, край одеяла приподнялся, и ко мне под бок притиснулось тёплое девичье тело. В пижаме, разумеется. Сон с меня моментально слетел.

      — Панси? — позвал я вполголоса.

      — М-м-м? — отозвалась она.

      — Скажи мне, ты ко мне вернулась? — спросил я.

      — У-у-у, — ответила она.

      — Тогда выметайся, — сказал я.

      — С чего бы этого? — удивилась она.

      — Моя сестра не спит в моей постели, — с нажимом сказал я. — Выметайся.

      Она засопела, тяжело дыша, и почти минуту от неё не было никакого ответа.

      — Сам выметайся, — процедила она сквозь зубы.

      Я сбросил с себя одеяло и обошёл кровать в поисках тапочек. На секунду замер, надевая их, и она ухватила меня за рукав:

      — Постой, не уходи!

      — Ты ко мне вернулась? — упрямо спросил я.

      В ответ она разжала руку, отпуская меня. Я вышел из спальни и аккуратно прикрыл за собой дверь. Похоже, этой кроватью я больше не смогу воспользоваться. Наверное, стоит попросить отца выделить мне другую комнату, раз эта уже занята, но это — завтра. Сегодня я отправлюсь на запасной аэродром. Хотя, конечно, глупо это так называть, словно Дафна для меня — запасной вариант. Конечно же, нет! Я дошёл до камина и перенёсся в особняк Гринграссов, даже не пытаясь по пути увидеть того парня. Интересно, у него всё в порядке с той девушкой, ноги которой я видел у него на плечах?

      Я вывалился из камина и обмер от удивления — равнодушно умываясь, меня ждала Мурка. Может, конечно, это было простым совпадением, но при моём появлении она прервала своё увлекательное занятие, взглянула на меня мельком, ещё пару раз лизнула свой бок, потом нехотя оторвалась с таким видом, будто я ей всю малину испортил, лениво встала, потянулась и потрусила в сторону выделенной мне спальни. Представление это я понял так, что меня ждут и о появлении докладывать не нужно. Когда мы дошли, я открыл дверь, и наглая тварь шмыгнула в комнату вперёд меня. У меня даже сомнения не было, что она побежала занимать местечко получше и помягче. Тем сильнее было удивление, когда обнаружил кошку, спокойно сидящую на ковре в ожидании того, как я заберусь в кровать, с тем, очевидно, чтобы потом забраться на меня.

      Я лег и выключил свет, а Мурка, как и ожидалось, сразу оказалась тут как тут — она улеглась мне на грудь и требовательно царапнула, чтобы её немедленно начали гладить. Когда я положил на неё руку и начал чесать за ушком, она сделала что-то совершенно необычайное — потянулась ко мне мордочкой и лизнула своим шершавым, как наждак, языком в подбородок.

      — Хм, — растроганно сказал я. — Я, в общем-то, тоже тебя люблю.

      В комнату кто-то вошёл. Визитёрша прошла к кровати и забралась под одеяло, прижимаясь ко мне. Я её сразу обнял покрепче и потянулся в поисках её губ. Она мне с готовностью их подставила, и я впился в них поцелуем, гладя спину, а потом переместил руку чуть ниже и сжал. Она возмущенно пискнула, а я, отдёрнув руку, стал отползать он неё. Это совсем не та попа!!!

      — Ах ты чертовка! — рассерженно зашипел я. — А ну брысь!

      Кошка мявкнула, поддакивая. Астория хихикнула в ответ, приподнялась и набросилась сверху, весело смеясь и пытаясь поцеловать то в щеку, то в глаз, то в лоб, то в подбородок. Я не мог отбиваться, поскольку Мурка почти сразу же решила, что все происходящее — моя вина, и больно впилась когтями мне в грудь, в результате чего руки мои были заняты кошкой, которая спокойно и вдумчиво кусала меня за пальцы, прихватывая их ровно настолько, чтобы обозначить, что она может сделать больно — и не более того. В общем, Астория получила полный доступ к моей беззащитной тушке, чем совершенно нагло воспользовалась, осыпая меня поцелуями.

      — Тори, — завопил я, — слезь с меня сейчас же!

      — Астория! — раздался совсем рядом спасительный голос Дафны. — Немедленно прекрати!

      Дафну она послушалась беспрекословно и перекатилась через меня на другую сторону кровати так, чтобы при этом не задеть Мурку.

      — Дафна? — радостно спросил я, чтобы точно убедиться, что на этот раз это именно она, а не кто-то ещё. В этом сумасшедшем доме всё возможно!

      — А ты помолчи, — сердито сказала она. — С тобой я потом разберусь!

      — Я не виноват, — сдал я Асторию с потрохами. — Она сама пришла.

      — Надо же! — прошипела Дафна. — А ты-то и не узнал!

      — Не сразу, — сказал я. — Пока не… — мозги таки включились в последнюю секунду и намертво захлопнули рот, который уже готов был выложить всю правду-матку.

      — Он меня за зад потрогал, — пояснила Астория. Спасибо тебе, добрая девочка!

      — За зад? — не предвещающим мне ничего хорошего тоном уточнила Дафна.

      — Представляешь себе моё удивление? — поделилась переживаниями Астория.

      — За зад? — повторила Дафна. Я труп!

      — Было темно! — попытался оправдаться я.

      — Он не сразу меня схватил, — вставила Астория. — Сначала мы целовались…

      — Целовались? — повторила за ней Дафна.

      Несмотря на темноту, мне ясно виделись струйки пара, бьющие из ушей Дафны. Сейчас она точно взорвётся. В этот момент я отчего-то обратил внимание на кошку, которая извернулась кверху брюхом и блаженно тарахтела, как трактор, несмотря на то, что я её даже не чесал. Отчего-то я меня создалось ощущение, что она получает удовольствие от нашей перепалки.

      — Я тебе сейчас покажу — целовались! — прошипела Дафна и, схватив подушку, начала меня ей колошматить.

      Я прикрыл руками кошку, чтобы ей тоже не попало, и расплылся в довольной улыбке. Может быть, меня сегодня не убьют. По крайней мере, меня нужно очень, очень долго колотить подушкой, чтобы я начал загибаться.

      — Ах ты гадёныш! — Дафна отпустила подушку и начала меня тормошить. Это было так щекотно, что я начал хихикать. К ней радостно присоединилась Астория, запустившая пальчики мне в рёбра. Я начал уже активно ржать, вырываясь из их цепких рук.

      — Ой, не могу, — шёпотом кричал я. — Ой, перестаньте! Ой, щекотно, щекотно, щекотно!

      Я отпустил кошку, придав ей небольшое ускорение, и сам рванул в атаку. Поймав моих мучительниц, я придавил их сверху и в свою очередь начал их щекотать, вызвав у обеих заливистый смех. Они отбивались от меня, как могли, но я был крепок. Вдоволь повеселившись, я рухнул между ними, сам задыхаясь от смеха. Было жарко. Сёстры Гринграсс ещё некоторое время продолжали хихикать, а потом Дафна, успокаиваясь, примостила головку у меня на плече. Астория с другой стороны сделала то же самое.

      — Хм-хм! — прочистил я горло.

      — Ну ты наглая девица! — заметила Дафна. — Ты что это здесь делаешь?

      — Право имею, — ответила Астория и, по-моему, показала язык.

      Дафна ничего на это не ответила. Мурка грациозно прошла от тумбочки, с которой следила за нашей потасовкой, по спинке кровати, оттуда спрыгнула мне на грудь и улеглась по-собачьи, положив голову на лапы.

      — Так это была не шутка? — спросил я. — Про Асторию.

      — Нет, — ответила Дафна.

      — Но какого… — растерялся я.

      — Я же тебе сказала тогда, что Аська положила на тебя глаз, — усмехнулась Дафна. — Надула губки, пришла к папе и сказала: “Хочу!” Папа обрадовался и сразу же договорился с крёстным.

      — С чьим? — не понял я.

      — С твоим отцом, — хихикнула она.

      — Понятно, — упавшим голосом сказал я. — А ты?

      — А я — что? — удивилась она. — Уж всяко лучше, чем тот вариант, что нам год за годом выдавала сваха.

      — Неужто Малфой? — спросил я.

      Притихшая слева Астория тяжело вздохнула и кивнула. Я погладил её по голове.

      — Я не про то, — сказал я.

      — Про обилие невест? — спросила Дафна. — Ничего страшного, где две — там и три.

      — Ты по-прежнему считаешь Панси? — раздражённо спросил я.

      — Я надеюсь, вы не поцапались опять? — поинтересовалась Дафна. Я ничего не ответил. — Поцапались? — встрепенулась она, поднимая голову. — А ну-ка, выкладывай!

      — Ну, позавчера вечером после того, как мы закончили занятие в Комнате-по-вызову, я шёл по школе… — со вздохом начал я рассказ.

      — Зачем? — удивилась Дафна.

      — Он меня преследовал, — пояснила Астория. — Затащил в какой-то тёмный угол и начал грязно приставать!

      — Алекс! — с укором вскрикнула Дафна.

      — Она меня подкараулила и шантажом заставила с ней целоваться, — пожаловался я.

      — Аська! — упрекнула сестру Дафна, а потом поинтересовалась: — А чем шантажировала-то?

      — Сказала, что иначе буду целоваться с Колином Криви, — ответила Астория.

      — Намекнула, что будет ходить за мной весь вечер, — сказал я.

      — Это серьёзно, — согласилась Дафна. — Это бы была эпохальная пытка! Аська, — обратилась она к сестре, — я тебе что про шантаж говорила?

      — Да много что, — буркнула та.

      — Я тебе говорила, что не стоит себя загонять в такую ситуацию, в которой, поймав тебя на слове, из тебя могут сделать посмешище, — пояснила Дафна.

      — А при чём тут это? — не поняла Астория.

      — А при том, — сказала Дафна. — Вот пошёл бы он бегать в метель вокруг замка, что бы ты делала?

      — А я за любимым — на край света! — с жаром обняла меня Астория. — И в метель, и в пургу следом побегу!

      — Ой, трепло! — покачала головой Дафна. — Ну и?

      — Ну и мне пришлось заплатить за свою свободу, — сказал я.

      — Бедняжка, — посочувствовала она мне. — Небось, мучился?

      — Ещё как, — мстительно подтвердил я, и Астория сердито ткнула меня кулачком в бок.

      — А потом? — продолжала пытать Дафна.

      — А потом я встретил Лизу, — проговорился я и опять захлопнул рот. Чёрт, как неловко-то получилось!

      — Та-а-ак! — с угрозой в голосе сказала она. — Опять ты с этой…

      — Клянусь, ничего не было, — поспешил заверить я.

      — Ничего? — с сарказмом переспросила она. — Совсем ничего.

      — Ну, чуть-чуть поцеловались, — признался я. — Совсем немного. — Дафна гневно засопела, а Мурка торжествующе мяукнула. — Даже без языка. Разве что, са-а-амый кончик запустил…

      — Алекс, кобелина! — зашипела Дафна.

      — Мы быстро расстались, даже почти не потанцевав, — сменил, как мне показалось, я тему.

      — Так вы ещё и танцевали? — изобличающим тоном уточнила она. — Ну, всё!

      — А потом я встретил Панси, — поторопился вставить я, пока Дафна не пошла за серпом или секатором. — Возле Астрономической башни.

      — И что? — заинтересовалась она.

      — Она была в сильном расстройстве, — сказал я. — Я подумал, что её кто-то обидел, и пошёл посмотреть…

      — Куда пошёл? — спросила Астория.

      — Наверх, — пояснил я. — Там я наткнулся на целующегося Малфоя…

      — Интересно, — протянула Дафна. — А с кем?

      — Я тебе потом расскажу, — покосился я на развесившую ушки Асторию. — Не при детях.

      — Как целоваться, так вроде и не ребёнок, — обиженно буркнула та.

      — Дела! — протянула Дафна. — И что?

      — Я нашёл Панси на улице…

      — В метель, что ли? — не поверила она. — Она что, умом тронулась?

      — Огорчилась просто очень, — объяснил я. — Я её затащил внутрь, и мы пошли в Большой зал. Там сидела компания наших одноклассников с Рейвенкло, и нас угостили горячим чаем. Потом подкатил какой-то хлыщ из седьмого класса Хаффлпаффа, Панси стала строить ему глазки, и я ушёл. Она меня догнала в коридоре, и мы…

      — Погоди-ка, дай угадаю, — остановила меня Дафна. — Вы стали целоваться!

      — Вовсе нет, — недовольно надулся я.

      — Алекс, скажи мне сразу, не томи, — попросила она. — Ты в этот вечер со всей школой перецеловался или кто-то остался неохваченным?

      — Не говори ерунды, — рассердился я. — Я и целовался-то только с Асторией и с Лизой!

      — Беспримерная стойкость! — прокомментировала она. — Ну ладно, замнём. Так что там с Панси?

      — Она меня догнала и обняла, — продолжил я. — А потом я попросил её вернуться.

      — Понятно, — хмуро заключила Дафна. — Она не пожелала, и ты сказал, что всё кончено… Так?

      — Примерно, — подтвердил я.

      — А дальше? — спросила Астория.

      — А дальше мне стало так радостно и легко на душе… — усмехнулся я.

      — Представляю, — пробормотала Дафна. Кошка у меня на груди свернулась калачиком и прикрыла морду лапой.

      — А я — нет! — заявила Астория. — Что случилось-то?

      — Не приставай! — шикнула на неё Дафна. — Давай уже, спи!

      — Ты это всерьёз? — недоверчиво спросила Астория. — Мне можно остаться?

      Понятно. Меня при этом, естественно, никто спрашивать не собирается. Кто бы мог подумать?

      — Алекс, — сказала Дафна, — а у меня отчего-то спинка непочёсанная. Ты, случаем, не знаешь, кто виноват?

      Именно. Кто же спрашивает раба для почёсывания спинки. И мелкая тоже бок подставляет. А обещала, между прочим, пальчики массировать, когда в гарем просилась! Вот и верь им после этого. Кошка, поняв, что руки мои заняты, и ей здесь ничего не обломится, лишь тяжело вздохнула.

      Я проснулся от навалившейся сверху тяжести. С трудом проморгавшись, поднял голову и сразу наткнулся на взгляд двух пар глаз, снисходительный — зелёных и ожидающий — голубых. На правом плече, прижавшись ко мне спиной, мирно спала Дафна.

      — Давно ты проснулась? — шёпотом спросил я Асторию.

      — Мне до Джульетты меньше года осталось, — заявила она. — У меня день рождения в октябре.

      — Поздравляю, — ответил я.

      — До чего же ты бесчувственный… чурбан! — яростно прошептала она, сползла с кровати и потопала на выход.

      — Астория! — позвал я по-прежнему шёпотом, но она не обратила внимания.

      Наблюдавшая эту сценку кошка тихонько мявкнула, намекая, что раз уж одна рука освободилась, то неплохо бы наконец кое-кого погладить. Я стал чесать ей между ушей, и она блаженно зажмурилась.

      — Да-а, — сонно пробормотала Дафна. — Труба дело!

      — Ты тоже не спишь? — удивился я. — А почему — труба?

      — Ты точно бесчувственный баран, — протянула она, зевая, и перевернулась на другой бок.

      — Ты хочешь сказать, что она влюбилась? — уточнил я. — Не знаю, как ты, а я стараюсь об этом пока не думать.

      — Напрасно, — сказала она. — Ты можешь сделать ей больно. Тебе же неприятно, когда делают больно тебе?

      — Мне просто не нравится, когда кто-то за меня всё решает, — буркнул я.

      — Тут я согласна, — заявила она. — Стоило тоньше всё провернуть.

      — И ты туда же, — недовольно сказал я.

      Она тихонько хихикнула.

      — Родители мне сказали, что твоя мама нашла что-то, что может нам помочь… — вспомнил я.

      — Ах да, — спохватилась Дафна. — Они хотели начать после завтрака.

      — Мама сказала, что Пераспера — сильная колдунья… — тонко намекнул я.

      — Это правда, наверное, — отозвалась она. — Мама при мне никогда всерьёз не колдовала.

      — Расскажи мне про неё, — попросил я.

      Она замолкла, собираясь с мыслями.

      — Я иногда забываю, что ты утратил память… — вздохнула она. — Когда ты рядом, такой тёплый и близкий… — она потёрлась щекой о моё плечо. — Моя бабушка по маме была единственной наследницей уже исчезнувшего рода. Богатой наследницей. Она вышла замуж за человека, который оказался обычным охотником за приданым. Знаешь, бывают такие… Он был плохим человеком. Бабушка недолго прожила после того, как родилась мама. Там тоже какая-то мутная история была, но её… муж, похоже, неплохо заплатил аврорам… Потом он оставил маму её дряхлой выжившей из ума прабабке, которая учила её чёрной магии; потом, когда настала пора, мама пошла в Хогвартс, и видел-то он её лишь несколько раз в жизни. Он быстро промотал состояние и погряз в нищете. Когда маме было шестнадцать, к нему заявился некий джентльмен и сказал, что выкупил его долги. Он добавил, что готов порвать все расписки и даже добавить золота сверху, если бабушкин муж отдаст маму ему в жёны…

      — Шестнадцать? — не поверил я. Дафне в следующем году как раз шестнадцать исполнится.

      — Да, шестнадцать, — повторила она. — Джентльмену приглянулась красивая девочка, когда он навещал в Хогвартсе своего сына, который был на три года старше.

      Я почувствовал, как у меня в груди похолодело, и невольно сжал кулаки.

      — В общем, маму забрали из Хогвартса и назначили свадьбу, — продолжала Дафна.

      Я почувствовал, что у меня голова кругом идёт, а сердце в груди стучало, как бешеное.

      — Погоди, — сказал я. — Погоди… Я не хочу дальше слушать.

      — Какой ты нежный! Не волнуйся, — с улыбкой погладила она меня по груди. — Сразу тебе скажу, что в итоге он до мамы даже не дотронулся.

      — Спасибо, — сказал я, испытывая невероятное облегчение. Мурка извернулась и лизнула меня в ладонь.

      — Свадьбу джентльмен отчего-то решил играть в церкви, — рассказывала Дафна. — Жених сказал “да”, невесту никто даже не спросил, а венчавший их священник, которому, естественно, заплатили достаточно, чтобы тот не задавал глупых вопросов, объявил брак свершившимся и предложил молодым поцеловаться…

      Несмотря на предупреждение Дафны о счастливом исходе, меня снова скрутила тоской безысходность ситуации.

      — Джентльмен только успел поднять вуаль своей невесты, как упал замертво… Он был очень уважаемым и очень влиятельным человеком. Маму, шестнадцатилетнюю девушку, полгода держали в Азкабане и каждый день водили на допросы. Её даже проверяли Веритассиумом. Поскольку после проверки трупа никаких следов насильственной смерти не обнаружили, и по всем признакам, джентльмен умер от разрыва сердца от лицезрения красоты молодой невесты, единственной надеждой авроров было признание… В конце концов её пасынку — сыну того джентльмена, вдовой которого официально она была, ценой невероятных усилий и больших денег удалось её вызволить и оправдать…

      — Это был твой отец? — догадался я. Ну, как же иначе — должна же была в этот момент вспыхнуть настоящая любовь? Или я совсем ничего в жизни не понимаю?

      — Нет, — рассмеялась Дафна. — Не мой. Твой!

      — Да ну тебя… Мой? — изумился я. — Но как же?..

      — Ну, так… — ответила она. — У Дэйва к тому моменту уже была возлюбленная, взаимности которой он долго и упорно добивался, а маму он всегда воспринимал, как младшую сестрёнку.

      — Вот так так! — шёпотом воскликнул я.

      — Мама начала носить траурную одежду ещё в Азкабане, и соблюдала траур три года, — продолжила Дафна. — Всё это время она жила в доме Паркинсонов. Дэйв пытался переписать на неё состояние, которое перешло к нему после смерти отца, но она неизменно отвечала, что деньги её не волнуют, и она предпочитает, чтобы её “братик” о ней заботился. А потом, ровно через три года после злосчастной свадьбы, Дэйв как-то привёл в дом молодого Гринграсса, с которым дружил по работе. И вот тогда-то…

      — Постой, дай догадаюсь, — оборвал я её. — Они встретились, увидели другу друга и не смогли уже больше расстаться?

      — Они поженились на следующее утро, — кивнула Дафна.

      — Это… — я не находил слов от охватившего меня волнения. — Это…

      — Как в сказке, да? — спросила она.

      — Да, — согласился я. — Настоящие злодеи, прекрасная принцесса, рыцарь-защитник и любовь на всю жизнь… Погоди, — спохватился я, — значит, папа — приёмный сын твоей мамы, а я, получается…

      — Приёмный внук, — хихикнула Дафна.

      — А ты мне, выходит, тётушкой приходишься, — заключил я и тут же получил маленьким кулачком в живот.

      — Ещё что-то по этому поводу сказать хочешь? — ласково поинтересовалась она.

      — Да, хочу, — прохрипел я, притворяясь, что мне больно. Надеюсь, она не сильно руку о меня ударила. — Но боюсь.

      — Говори, что уж там, — щедрым жестом предложила Дафна. — Двум смертям не бывать!

      — Да вот, подумалось, что нормальной семьи у меня не получится, — выдавил я. — У меня что ни невеста — то либо сестра, либо тётя…

      Я заткнулся, ещё раз получив в живот. Вот не бережёт она своих нежных ручек!

      — Последний вопрос… — взмолился я. — А тот… Охотник за приданым?..

      — А, он… — протянула Дафна. — Мы ещё маленькие были, и я не помню… Как-то пришёл денег просить, и папа его… По совокупности… В общем, нет его уже давно. Да ладно, всё к чёрту! Мы сейчас с тобой, между прочим, теряем драгоценное время. Мурка, брысь! — сказала она, заползая на меня. — Нам нужно побыть наедине!

      Недовольно поворчав, кошка поднялась и потянулась, вогнав в меня напоследок когти, потом спрыгнула и была такова. Дафна нависла надо мной, с улыбкой прицеливаясь к моим губам.

      — Вот за это я тебя и… — она вовремя замолкла, остановившись лишь в шаге от слова, которое потом было бы не поймать. Умоляю, не произноси его! Я ещё так молод! И вообще, это я должен первым его произнести. — За то, что у тебя такое сердце, — продолжила она, справившись с неловкостью. — За то, что ты так переживаешь…

      Хватит уже болтать! Сейчас за нами пришлют домового, который потащит нас на завтрак! Я притянул её к себе и впился в губы.

      Когда мы вышли на завтрак, расширенный состав уже был в сборе — Гринграссы, Паркинсоны и Сириус. Панси хмуро на меня глянула и отвернулась, а Астория надула губки. Я к ней подошёл, осторожно взял пальчики в свои и поцеловал руку. Она вздёрнула носик и кивнула — на этот раз я прощён. Но — только на этот! За стол мы уселись так, что Дафна с Асторией оказались рядом со мной, а ещё более хмурая Панси — напротив. Во время завтрака Пераспера, которая впервые видела меня после Хогвартса, не могла съесть ни кусочка, завороженно наблюдая, как я, даже не пользуясь волшебной палочкой, куда-то трансгрессирую всё, что мне успевали подкладывать в тарелку её дочери. Ну да, молодой растущий организм… И она, и мама теперь на меня глядели снизу, хотя ещё в прошлый раз мы были примерно одного роста.

      А я невольно глядел на сидящую рядом Дафну, представляя, что Пераспера была лишь чуть-чуть старше, когда её отдали… продали какому-то похотливому мерзавцу. И ещё с тайной гордостью смотрел на отца, которого теперь видел исключительно в сияющих доспехах. И на Дэниела тоже. Действительно, словно попал в сказку и теперь сижу за одним столом с самыми настоящими рыцарями без страха и упрёка.

      — Сириус, — подала голос Пераспера, когда нам принесли десерт и кофе, — а почему ты к нам один?

      — Так рань-то какая, — пробасил застигнутый врасплох Бродяга.

      — Я полагаю, тут вопрос статуса, дорогая, — с улыбкой сказала мама.

      — Статуса? — вздёрнула брови Пераспера.

      — Конечно, дорогая, — подтвердила мама. — Видишь ли, столь дорогой нашим сердцам Сириус — холостяк.

      — И это — прекрасно! — заметила миссис Гринграсс.

      — Естественно, — пожала плечами мама. — И, будучи холостяком, он не может пригласить какую-то постороннюю молодую особу…

      — Замечу — совершенно постороннюю, — вставила Пераспера.

      — Именно, — согласилась мама. — …Совершенно постороннюю молодую особу на практически семейный завтрак.

      — Что люди скажут? — в ужасе спросила Пераспера.

      — Что люди подумают? — назидательно подняла палец мама.

      Я, в удивлении раскрыв рот, завороженно следил за происходящим. Где-то я это уже видел! Как две змейки хватают несчастную жертву, обманутую их красотой и изяществом, и начинают методично её клевать… Как два аврора на допросе подозреваемых, только вместо хорошего аврора и плохого аврора — плохой аврор и очень плохой аврор! Их мужья внимательно созерцали, не решаясь вмешаться, прекрасно представляя себе последствия. Есть всё-таки моменты, когда мужская солидарность — побоку. Тут уж как бы самому дожить до заката… Красный как рак Сириус не выдержал и взмолился:

      — Хватит! Хватит!

      Змейки, они же авроры, прервали увлекательную беседу и пристально посмотрели на свою жертву.

      — Хватит, — сказал Сириус, вытирая платком пот со лба. — Я всё понял.

      Мама с Перасперой дружно изогнули бровь.

      — Я… женюсь, — сказал Сириус.

      — Замечательная новость, — заметила мама. — Мы польщены, что ты нас первых поставил в известность. Надеюсь, Алекс приглашён?

      Как каждый день говорит Рону Гойл — “шах и мат!” Это, собственно, был намёк, что каникулы у Алекса не очень длинные, и время идёт.

      — Приглашён, — выдавил из себя теперь уже бледный Бродяга. Вот и кончилась твоя холостая жизнь, крёстный! Предложил бы я тебе последнюю сигарету, да ты не куришь...

      — Я предлагаю немедленно определиться с точной датой и начать подготовительные мероприятия, — сказала Пераспера.

      — Стоит организовать скромное торжество, — предложила мама. — В узком кругу… Человек на пятьсот…

      Мне показалось, что Сириус сейчас рухнет в обморок.

      — А как зовут невесту? — поинтересовалась Пераспера. Поскольку Сириус в данный момент хватал ртом воздух, то ответил за него я:

      — Флёр Делакур и Белинда Турпин, — я нерешительно поглядел на Сириуса и добавил: — Это все, про кого я знаю.

      — Не маловато ли? — спрятав лицо в кулак, спросил папа.

      — Я думаю, что позже можно добавить, — сказал Дэниел, делая вид, что вытирает рот салфеткой.

      — Тогда решено, — заключила Пераспера. — Третьего января Сириус Блэк женится на Флёр Делакур и Белинде Турпин, список приглашённых уточним позже. Сириус, водички? — участливо спросила она уткнувшего лицо в ладони Бродягу. — Или чего покрепче?

      Он убрал ладони, демонстрируя выражение шока на лице.

      — Спасибо, дорогие мои, — с трудом произнёс он, постепенно отходя от последствий слаженной атаки с двух сторон. — Вот в такие моменты и понимаешь, зачем нужны друзья.

      Пераспера похлопала его по лежащей на столе руке:

      — А знаешь, нам ведь не трудно! Заходи ещё, дорогой!

      Сириус любезно кивнул в ответ. Я поглядел на Дафну и едва заметно приподнял брови. Она чуть качнула головой и слегка скосила глаза в сторону стола. Туда, где сидела Панси. Понятно. Замуж за меня она не торопится и будет ждать, пока Панси вернётся. То есть, до заговения мерлинова.

      Меня отчего-то не оставляло ощущение, что это представление было специально организовано для меня. В том смысле, что, как бы я ни хотел что-то в своей жизни решать самостоятельно, в итоге за меня всё равно решат они — такие хрупкие, такие беззащитные… После завтрака мы всей толпой были приглашены в лабораторию. По пути Дафна о чём-то успела переговорить с Асторией, и та, явно по указанию сестры, оставила мне немного больше личного пространства — то есть, буквально перестала на мне висеть. Трудно, что ли, раньше было так сделать? Или моя дорогая невеста хотела продемонстрировать свою незаменимость? Её незаменимость мне и так очевидна. Панси держала маму под руку, и они тихо переговаривались о чём-то, что маме было не совсем приятно. Она периодически вздыхала и с укором смотрела на дочь, но мне ничего расслышать не удалось, хотя я и не очень старался…

      В лаборатории моё внимание прежде всего привлёк узор на полу, который был сделан с любовью и тщательностью, казавшейся запредельной. Изящные, безукоризненно вычерченные линии, светящиеся проводниками магии, находящиеся рядом же накопители — чувствовалась рука мастера. Сириус на всё это смотрел, словно школьник на трёхколёсном велосипеде, мимо которого с рёвом пронёсся гоночный болид. Чувствую я, будем мы с крёстным учиться вовсю…

      Рисунок представлял собой две совмещённые нонаграммы диаметром около двух с половиной метров, в каждой из которых вершины были соединены через одну, а не через две, как я привык видеть в учебниках по магии. Соответственно, в девятиугольник, образованный этими хордами, был вписан ещё один круг диаметром около двух метров. Все двадцать семь треугольников, образованных внутренним и внешним кругами и девятиугольником, были заполнены уже знакомыми мне рунами, только смысла я пока уловить не мог. Немного присмотревшись, понял, что руны в обеих нонаграммах — разные, и порядок другой. Две вершины у обоих кругов были общие, и дуга внешнего между ними отсутствовала, так что фигуры в результате имели общий ромб, внутри которого была начертана не руна, а простая греческая “дельта”, направленная вершиной на ту нонаграмму, внутри которой стоял большой котёл с зелёным клубящимся варевом в нём.

      Пераспера подошла к котлу и палочкой помешала содержимое, проверяя. Потом она обернулась к нам.

      — Я думаю, это должно нам помочь решить нашу ближайшую проблему, — она выразительно посмотрела на Сириуса. — Моя прабабушка, земля ей пухом, успела меня многому научить. То колдовство, которое мы сегодня попробуем, я раньше применяла только на мелких животных, когда была совсем маленькая…

      У меня чуть глаза на лоб не вылезли. В книгах по волшебству разъяснялись особенности колдовских плетений. Во-первых, количество углов у рисунка должно быть нечётным. В идеале — простым. Рисунки с чётным числом вершин — гексаграммы, октаграммы и так далее — просто рисунки, и магической силы в них нет совсем. Далее — с ростом числа вершин количество управляющих рун, каждая из которых может быть расположена либо при вершине, либо при дуге вписанной или описанной окружности, растёт пропорционально, а значит — растёт сложность и управляемость колдовства. Но! При этом количество энергии, необходимое для запуска процесса, растёт экспоненциально — если пентаграмму может запустить первоклашка, впервые получивший в руки палочку, то септаграмма меня уже выкачивает досуха. Маленьких девочек, самостоятельно активирующих узор из двух нанограмм, я боюсь…

      — Таким образом, я впервые попробую этот рецепт на человеке, — рассказывала тем временем миссис Гринграсс. — Он позволяет изготовить Дублёра.

      — Какого дублёра? — поинтересовался я.

      — Не просто дублёра, — поправила Пераспера, — а Дублёра. С большой буквы. Это будет твоя точная копия, которая получит твой разум и знания. Вы сможете отправиться в разные места и заниматься там разными делами, но ночью, когда ты и он ляжете спать, пусть даже за тысячу километров друг от друга, твои воспоминания станут его воспоминаниями, а его знания — твоими знаниями. Если Дублёр умрёт, то его воспоминания, включая самый последний момент, вернутся к тебе.

      — А если я умру? — спросил я. Мама вздрогнула, и папа нахмурил в мою сторону брови.

      — Срок жизни дублёра — четыре недели со дня сотворения, — грустно сказала Пераспера. — То есть, некоторое время после твоей смерти он протянет, а потом развеется, как ему предписано.

      — А… — снова попытался я что-то спросить, но вопросов было слишком много, и я так и остался стоять с открытым ртом.

      — Дублёр — это ты до мельчайших деталей, — продолжила миссис Гринграсс. — Но он — порождение тебя и твой слуга. Что ты ему ни скажешь — он сделает без страха и угрызений совести. И через четыре недели с момента создания его не станет. Именно про это ты должен помнить, терзаясь сомнениями, посылать ли его на смерть или нет.

      — Я понял, — кивнул я.

      — Тогда — вперёд, — скомандовала она, кивком указав мне на пустую нонаграмму.

      — Почему я? — спросил я. — Мы же пытаемся спасти Сириуса.

      — Потому, что ты чаще взаимодействуешь со Сценарием, — пояснила Пераспера. — Мы сможем скорее понять, удастся ли нам подменить Сириуса в ключевых событиях, — прочитав сомнения на моём лице, она добавила: — К тому же на него нам потребуется в два раза больше весьма ценных ингредиентов.

      Родители подбодрили меня, улыбнувшись. Мне, конечно, было до чёртиков страшно становиться в центр этого рисунка, который уже не выглядел столь прекрасным, а походил, скорее, на ловушку, готовую меня сожрать. Дафна украдкой сжала мои пальцы. Это что, она думает, что я боюсь, что ли?! Да чёрта с два! Я вообще ничего не боюсь — ни Дамблдора, ни Волдеморта, ни чёрта в ступе!!! На подгибающихся ногах я подошёл к свободной нонаграмме и стал в центр, краем глаза заметив, как мама уводит девочек из лаборатории. Пераспера, внезапно из Богини превратившаяся в самую настоящую Чёрную Колдунью с заострившимися чертами лица и какой-то жуткой маской на лице, встала рядом с накопителями, взмахнула крючковатым посохом, в который вдруг превратилась её палочка, и приступила…

      Она начала нараспев читать какую-то тарабарщину — не тот бред на квази-латыни, что мы обычно используем в качестве заклинаний, а добротную, первосортную тарабарщину, каковую даже при магрибском дворе не каждый день услышишь. Весь рисунок озарился мягким светом. Руны с нонаграммы, в которой я стоял, начали медленно подниматься вверх, словно снежинки в стеклянном шарике, при этом уменьшаясь в размерах до небольших светящихся точек, и медленно закручиваться вокруг меня. Ещё, и ещё, и ещё. Это было красиво и завораживающе — через несколько минут я стоял будто в вихре из этих снежинок, широко разведя руки в стороны.

      Пераспера развернула посох горизонтально и прокричала что-то на другом языке — клокочущем и захлёбывающемся. Снежинки разлетелись в стороны, застыли на мгновение, а потом все сразу дружно устремились ко мне. Я было зажмурился, но ничего не произошло — даже не почувствовал, как они все пролетели сквозь меня и вышли с другой стороны. Светящиеся частички выписывали восьмёрки, вылетая из меня, разворачиваясь, и снова пронизывая меня насквозь, чтобы вылететь с другой стороны. Они наливались светом, и скоро сияние стало уже нестерпимо ярким.

      Пераспера вытянула посох перед собой горизонтально и затянула какую-то удивительно печальную и в то же время жизнерадостную песню на третьем языке, который звучал тягуче и напевно, легко и переливчато. Снежинки стали покидать меня, пролетая сквозь перемычку между двумя нонаграммами, и собираться вокруг котла. Когда все до последней перелетели туда, они закружились, пронизывая котёл и постепенно тускнея. Пераспера опустила посох, и я вздрогнул от неожиданности — её голос стал таким мощным и низким, что, казалось, начали дрожать стены и пол. Снежинки начали опадать, у самого пола превращаясь снова в руны и укладываясь точно в предназначенное им место. Я тянул шею, пытаясь разглядеть окутанный тьмой силуэт, возвышающийся над котлом, но — бесполезно. Песнь смолкла, узор потух, и облако тьмы развеялось. Передо мной стоял голый я — мускулистый и поджарый — и улыбался.

     Было очень интересно глядеть на себя со стороны. Всё-таки в зеркале не видно, как ты двигаешься или держишь себя, а тут — как на ладони. Насколько я мог судить, за четыре месяца я сильно изменился — и это только начало. Мышцы, конечно, не бугрились, но я стал жилистым и — как бы это сказать… Резким, что ли? Кости уже не так торчали, на плечах появились какие-то уплотнения. Наглый насмешливый взгляд. Правда, что ли? Это я так со стороны выгляжу? Теперь понятно, отчего Снейп в последнее время так бесится.

      Подошёл папа и подал Дублёру одежду. Пераспера, бледная и осунувшаяся, выжатая, как лимон, опёрлась на руку подоспевшего Дэниела, а потом и вовсе повисла на нём. Я подошёл к Дублёру, натягивающему на себя такую же одежду, как та, что была на мне.

      — Круто, — сказал он. — То я стоял в том круге, а потом — бац! И я в котле, да ещё и голый!

      — Это я стоял в круге, — заспорил я. — А тебя только что сделали.

      — Это лишь вопрос точки зрения, — заявил он. — По мне, так я трансгрессировал оттуда сюда, а откуда ты взялся, я ни сном, ни духом. Тебя, кстати, как зовут?

      — Для тебя я — Хозяин, либо Повелитель, — скромно представился я.

      — С чего бы это? — заартачился он.

      — Дублёр, знай своё место, — устало сказала миссис Гринграсс.

      — Ладно, ладно, можешь звать меня Поттер, — поник он и вылез, наконец, из котла, поскольку уже совсем оделся. — Ну, я пошёл?

      — Куда это? — поинтересовался я.

      — На Гриммо, куда же? — удивился он. — Там же тебя с собаками ищут, — и он повёл глазами в сторону Бродяги.

      — Постой, — придержал я его и протянул ему очки. — Возьми-ка. Но сначала — правила.

      — Да что ты волнуешься, — отмахнулся Дублёр. — Девок не трогать, на гидранты не писать.

      — Второе — это для Дублёра Сириуса, скорее, — заметил я. — Да и ему самому не помешало бы… Да, кстати, если девушки приставать будут…

      — Сначала скажу, что я — Дублёр, потом буду спасаться бегством, — закончил он за меня. Я кивнул:

      — Если убежать не удастся — самоликвидируйся, — я повернулся к Пераспере: — Он ведь может?

      — После того, как он получил такой приказ — да, — подтвердила она.

      — Ну, давай, беги, — махнул я ему рукой.

      — Слушай, — посмотрел он на меня изучающим взглядом, — нам бы с тобой смахнуться как-нибудь!

      И этот туда же! От Гойла, что ли, набрался?

      — Мы — мирные люди, — заметил я.

      — Но кто к нам полезет — получит, — отозвался он. — Ну, ладно, пока… Повелитель, — усмехнулся он, по очереди поклонился всем присутствующим и вышел. Снаружи послышались его панические вопли:

      — Я Дублёр! Я Дублёр! Пока, мам! Я Дублёр! — и удаляющийся топот ног.

      В лабораторию первой зашла расстроенная Астория.

      — Ну вот, убежал! — пожаловалась она. — Только я собралась…

      — Да вы все собрались, — рассмеялась мама, заходя после Панси и Дафны. — Тоже мне, игрушку нашли!

      Точно! Я придумал, как буду спасаться от Астории — улепётывать с криками “Я Дублёр! Я Дублёр! Не целуйте меня, а то я растаю, как Снегурочка!” Я вздохнул, глядя на мелкую Гринграсс. Кто это придумал — “счастья много не бывает”? У меня, к примеру, ровно на одно счастье больше, чем нужно. Вот оно, ко мне подбежало и радостно повисло на руке. То, что я этому счастью улыбаюсь — это не оттого, что рад её видеть, а потому, что просто такой вежливый.

      — Аська! — одёрнула её Дафна. Астория со вздохом отпустила меня и пошла к миссис Гринграсс, которая постепенно приходила в себя, с улыбкой Джоконды наблюдая суетящегося Дэниела. До чего же она красивая! Я поймал взгляд Дафны, которая внимательно изучала восторженное выражение на моём лице в тот момент, когда я смотрел на её мать. Она поколебалась и всё-таки подошла.

      — Вот уж не знала, что ты такой преданный поклонник мамы, — тихонько сказала она.

      — Всё равно ты красивее, — так же тихо ответил я.

      — Ты уверен? — улыбнулась она.

      — Да, — кивнул я. — Ты красивее всех.

      — И Панси? — с недоверием спросила она. Я захлопнул рот. — Вот, видишь, — назидательно шепнула Дафна.

      — Что я должен видеть? — не понял я.

      — Она тебе по-прежнему нужна, иначе бы ты сказал, что уж Панси-то я всяко красивее, — пояснила она.

      — Уж Панси-то ты всяко красивее, — сердито заявил я.

      — Не верю, Алекс, — сказала Дафна. — Потренируйся перед зеркалом.

      — К чёрту зеркало, у меня теперь Дублёр есть, — буркнул я.

      — Кстати, он такой красавчик! — сообщила она мне. — Это просто что-то!

      — Красавчик — в отличие от кого? — спросил я.

      Она не ответила, а лишь с улыбкой мазнула меня пальцем по кончику носа.

      Снег в Лондоне — это совсем не то, что снег в северной Шотландии. Если там накидало аккурат мне по пояс или даже ещё выше — “Алекс по снегу бежит и хохочет” — то здесь едва бы набрался слой толщиной в палец. Тем не менее, волшебники и зиму себе устраивали по-особенному. Мы всей компанией переместились во дворец родителей, где на передней лужайке был устроен каток и выстроен ледовый замок, а вокруг были наметены сугробы примерно по колено — хочешь, бегай, хочешь, снежками бросайся. Девушки оделись в зимние пальто с меховыми воротниками, вязаные шапки и зимние сапоги. Мне выдали примерно такую же одёжку, но попроще. В смысле, выглядела она попроще, а так — всё на месте. Сапоги и перчатки с подогревом и противообледенением, пальто тоже с подогревом и со специальным кармашком на рукаве для хранения палочки. Волшебники мы или погулять вышли?

      В общем, набесились мы изрядно. Сначала разбились по парам и стали играть в снежки. Мне в пару поставили Асторию, которая развлекалась тем, что выскакивала из укрытия в полный рост и ждала, пока «её рыцарь» её прикроет своим телом от снежков двух змеек, не дававших, естественно, никаких скидок на тактику Тори и забрасывавших меня сразу сотней, а то и тысячей снежков. Не выдержав в очередной раз, я схватил плутовку поперёк и засунул в сугроб, ещё и начав закапывать сверху снегом. Она со смехом отбивалась, а потом на меня напрыгнули Панси с Дафной, и все они втроём стали закапывать в снег уже меня. Я не сдался и ухитрился завалить их всех троих, переведя борьбу в партер, и так мы барахтались, смеясь и визжа — клянусь, визжал не я, — пока не почувствовал, что снег уже забился во все мельчайшие складки одежды и проник под неё.

      Рассудив, что девицам, скорее всего, тоже изрядно досталось снега за шиворот, я попробовал всех поднять, чтобы пойти в дом и согреться. В ответ на это меня в очередной раз сбили с ног, причём, Панси и Дафна продемонстрировали отличную слаженность, макая меня лицом в сугроб. Тогда я понял, что пришла пора решительных действий, ухватил их каждую за ножку и поволок по снегу в направлении крыльца, а они при этом визжали и пытались вырваться. Задыхающаяся от смеха Астория плелась сзади и стонала, что она тоже так хочет, и вообще это нечестно, что все самые интересные развлечения достаются Дафне с Панси.

      — Откуда я тебе третью руку возьму? — прохрипел я.

      У крыльца я поднял обеих на ноги и принялся тщательно отряхивать. Панси пристально за мною следила, пока я за ней ухаживал, и в тот момент, когда я сдувал снег с её воротника, повисла у меня на шее. Не знаю, собиралась ли она лезть ко мне целоваться или нет, но сразу же притянул её к себе, чтобы заранее исключить поползновения. С двух сторон нас облепили Дафна и Астория, я зашатался и рухнул на спину, снова став законной добычей амазонского племени. Скажу сразу — на своей памяти, на той, что мне досталась от Поттера, я ещё никогда так замечательно не проводил времени.

      Перед ужином я поделился с Дафной своими планами попросить отца выделить мне другую спальню.

      — Это будет ужасно неудобно, — сказала она, немного подумав. — Гораздо легче тебе прийти к нам в дом, где у тебя есть твоя личная комната, чем я, Астория и Мурка будем в ночи искать по всему особняку Паркинсонов, где тебя поселили…

      Я от удивления открыл рот. Она аккуратно помогла мне его захлопнуть.

      — Послушай, — взмолился я, — понимаю, что без кошки мне вовсе никак, но хоть Асторию-то можно от меня держать подальше?

      — Я не понимаю тебя, Алекс, — вздохнула Дафна. — Ты же сам хотел, чтобы каждый мог решать за себя. Вот, Астория за себя и решила. Что тебе не нравится?

      — Мне не нравится то, что она и за меня всё решила, — пожаловался я.

      — А что ты хотел? — пожала она плечами. — “Свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого”, помнишь? Твоя свобода кончилась, Алекс.

      — Я хочу сам за себя решать, что мне делать и с кем, — начал злиться я.

      — Раньше надо было думать, — хмыкнула она. — Считай, что ты уже решил всё, что мог. В общем, слушай, не дури и просто ночуй у нас.

      — Я могу и на Гриммо отправиться, — заметил я.

      — Только попробуй, — возразила она, развернула к себе лицом и обвила руками шею. — Ты мне столько раз говорил, что только и мечтаешь о том, как провести со мною ночь. А теперь отчего-то недоволен тем, что твоё желание сбылось. Через две недели мы вернёмся в Хогвартс, и это всё кончится… — всё это время она пыталась поймать мой взгляд, и ей это, наконец, удалось — я сам поглядел ей в её бирюзовые глаза.

      — Ты права, — улыбнулся я. — Я не буду больше ворчать по этому поводу.

      — А я поговорю с Асторией, — кивнула Дафна, — чтобы она поумерила свой пыл.

      — Лучше бы ты поговорила с отцом, — вздохнул я.

      — Опять — двадцать пять! — воскликнула она. — Тебе надо — ты и поговори. Я, между прочим, как только узнала, сразу на него насела. Могу тебе передать его слова в качестве руководства к действию.

      — И что он сказал? — поинтересовался я.

      — “Если твоя сестра полюбит другого, и тот другой окажется с моей точки зрения более достойным такого безмерного богатства, как моя дочь…” — процитировала она.

      — Я буду себя очень, очень плохо вести, — решил я.

      — Если ты только посмеешь обидеть мою сестру… — пообещала она.

      — Да чёрта с два её такую хорошенькую обидишь! — вздохнул я, а потом мне в голову пришла ещё одна мысль: — Всё-таки самая красивая из моих невест!

      — Это мелко, Алекс, — усмехнулась Дафна, сразу раскусив мою неуклюжую попытку. — К тому же ты сам за ней бегать будешь, когда у неё всё, что надо отрастёт.

      Я вздохнул. Ещё как буду. Мы поужинали расширенным составом за исключением Сириуса, который почти сразу после проведения ритуала с Дублёром поспешил откланяться — ему предстояло тяжёлое объяснение с отцами обеих своих невест, которые ещё не были в курсе богатства, а главное — разнообразия его матримониальных планов. После ужина папа вытащил меня на улицу — “на благоустройство территории”, как он сказал. Мы расчистили каток от снега и подправили ледяной дворец. После этого настала очередь сугробов — полностью изолировать наш маленький мирок от атмосферы большого города было невозможно, да и не нужно, и за день аккуратный чистый снежок стал серым и просел, напитавшись автомобильным выхлопом и прочей дрянью, которая традиционно висит в воздухе, и которую по инерции называют “лондонский смог”. Сначала мы полностью удалили старый снег, а потом папа мне показал заклинание, которое он использовал для изготовления сугробов. Как оказалось, ничего сложного — модификация старого доброго Агваменти с добавлением двух суффиксов — для превращения струи воды в мелкую водяную пуль и для заморозки этой пыли с последующей кристаллизацией в виде крупных мохнатых снежинок.

      В общем, часа полтора мы на это занятие убили, всё это время ведя беседу ни о чём. Папа мне рассказывал о своих делах в Министерстве и о том, что, хоть политическая власть и меняется быстрее, чем дни в календаре, но финансовое хозяйство никуда не девается. Он занял свой пост пять лет назад, когда предыдущий начальник его отдела ушёл на заслуженную пенсию, и с тех пор ни один новый министр, кроме последнего, даже и не пытается внести какие-то изменения, поскольку для большинства волшебников всё, что связано с экономикой — первостатейная белиберда. Про Фаджа он мне поведал, что тот маниакально одержим идеей личной власти, и на все важные направления пытается назначать людей, в первую очередь преданных лично ему. Он поставил какого-то жирного фанатика заведовать экономикой, но буквально за две недели отпуска, который наконец смог взять отец впервые за многие годы, тот так развалил дело, что Фадж самолично упёк своего ставленника в Азкабан и прислал отцу на курорт, где тот отдыхал, личный порт-ключ и новый контракт с двукратной прибавкой к жалованию. Папа артачиться не стал, за два дня переговоров довёл прибавку до трёхкратной и с сожалением был вынужден вернуться на работу.

      — Пап, расскажи мне про Перасперу, — попросил я.

      Он на секунду замер и изучающе посмотрел на меня. Я искренне надеялся, что он не станет уточнять, что я имею в виду, и правильно ли он понял. Отец меня не подвёл и совершенно точно вычислил, о чём именно я его спросил.

      — Твой дед, мой отец, не был хорошим человеком, — со вздохом начал папа. — То есть, он был вполне плохим человеком даже по моим меркам, и я уж не знаю, как бы ты его оценил… Знаешь, классический английский джентльмен — к слабым от относился, как к пустому месту, сильных пытался уничтожить или насильно перевести в стан слабых. К тем, кто был настолько сильнее его, что невозможно было уничтожить, он проявлял уважение…

      — Как к Тёмному Лорду, — подсказал я.

      — Да, как к Тёмному Лорду, — согласился отец. — Да вот, о слабых… Ты про Генриха VIII знаешь?

      — В общих чертах, — пожал я плечами.

      — Моя мать была у отца третьей женой, — продолжил он. — Когда я родился, ей было шестнадцать.

      — М-да, — помрачнел я и отвернулся, чувствуя, что от тоски сейчас разорвётся сердце. Отец шагнул ко мне, скрипнув свежим снегом, и обнял.

      — Мне и полутора лет не было, когда её не стало, — сказал он. — Потом были ещё две… Предпоследней было четырнадцать, и она была на год меня старше. Она продержалась всего год. Знаешь, я после этого старался пореже бывать дома…

      Он продолжал говорить про угасающую на глазах девчушку, которую видел лишь иногда за завтраком, и мои мысли уплыли куда-то в сторону. Интересно, все эти подробности — это плод творчества демона или то, как мир развивался в умах читателей? Вот же, к примеру, в Сценарии про Лондон совсем мало говорится — но вот же он, на месте, с улочками, площадями, скверами и Темзой. Это всё — продукт работы умов тех, кто читал Сценарий и представлял себе уже готовый город. Так вот эти зверства — это как читатели себе представляют круг сторонников Волди, или это вообще для них нормально?

      — Когда отец сказал, что нашёл себе ещё одну невесту, я решил, что этому нужно положить конец, — сказал папа. — Я бы не позволил ему даже прикоснуться к ней. К сожалению, возможность мне выпала только в день свадьбы — до этого с момента, как он похвастался своим новым приобретением, вокруг него постоянно увивались охранники. Я ожидал, что после церемонии мне удастся подойти к нему достаточно близко. А потом я увидел её… Знаешь, я же в школе её встречал. Она старалась прикинуться серой мышкой, но под конец моего обучения, когда ей было пятнадцать, скрыть её очарование было невозможно. И вот на свадьбе я узнаю, что это — именно она, — голос отца едва заметно дрогнул. — Не буду врать, сын — я не знаю, смог бы ли я решиться, но внутри меня всё горело, и я готов был броситься ей на выручку, невзирая на охранников и свидетелей. А потом он поднял на ней вуаль и упал замертво. Я бросился к нему, чтобы убедиться — а со стороны я выглядел, как убитый горем сын. А она в страхе от содеянного спрятала лицо у меня на груди, словно убитая горем вдова. Я отвёл её в отдельную комнату. Она была действительно в шоке от того, что… — он вовремя остановился, — и не соображала, что происходит. Я заставил её дать мне Непреложный обет, что любому, кроме её родственников, а в первые три года — вообще всем, она будет говорить, что убита горем и не знает, что случилось с её мужем…

      — Веритассиум, — произнёс я.

      — Да, — подтвердил отец. — Непреложный обет способен защитить любую тайну даже от сыворотки правды и от легилименции. А потом была борьба, фактически, за её жизнь — Аврорат не очень тогда церемонился с никому неизвестными бедняками в делах, связанных с очень уважаемыми персонами. А отца тогда очень… боялись. К тому же Пожиратели смерти усмотрели в этом прямую диверсию — умер ветеран организации, член Внутреннего Круга… Я тогда на многое подписался, поскольку времени не было, ещё бы немного — и её бы не стало.

      — И ты всё это сделал ради девчушки, которую лишь мельком видел в школе? — недоверчиво спросил я.

      — Не только ради неё… — ответил он. — Ради своей матери, ради той, последней, ради остальных трёх, про которых я потом долго наводил справки и точно смог установить происхождение и родственников…

      — А к Пераспере у тебя… — начал было я. Папа рассмеялся:

      — Нет, сын, я всю жизнь безумно любил и продолжаю любить твою маму. Ну ладно, хватит о грустном, — хлопнул он в ладоши. — Давай теперь ты мне что-то расскажешь!

      Я ему рассказал о всяких житейских мелочах — вроде шутки с “зубками”, которую продолжал с неизменным успехом разыгрывать перед Шеймусом, про день рождения Луны, про то, как Гойл играл в шахматы с Уизли, про то, как Нарцисса воспитывала Амбридж и про всё прочее. Про раздевалку девочек рассказывать не стал — понять бы папа понял, но, как ответственный родитель, должен был меня отругать. Под конец, после того, как мы обсудили его работу и то, как меня выгнали из команды по квиддичу, разговор, естественно, перетёк на самую важную тему.

      — И как ты с ними всеми управляешься? — спросил он, когда мы уже неспешно шли обратно к дому.

      — Да с трудом, — в сердцах сказал я. — Дело даже не в том, что их много, а в том, что некоторые всё-таки на что-то рассчитывают!

      — Некоторые? — спросил папа.

      — К счастью, сильно не все, — успокоил я его. — Астория, к примеру… Вот, кстати, пап…

      — Что? — картинно удивился он.

      — Зачем вы с Дэниелом мне Асторию сосватали? — упрекнул я его.

      — Он мне сделал предложение, от которого я не мог отказаться, — развёл он руками.

      — Двадцать гиппогрифов? — поинтересовался я.

      — Есть вещи поважнее гиппогрифов, — назидательно поднял он вверх палец.

      — И эти вещи?.. — подстегнул я его.

      — Отпуск, — сказал папа. — Чёртов отпуск. Так хочется поехать куда-нибудь на тёплое прозрачное море вдали от всех этих статистических таблиц, сводок, указов и распоряжений. Эх! — он с хрустом потянулся.

      — Я думаю, что ты меня сейчас зачем-то пытаешься ввести в заблуждение, — хмыкнул я. — Отпуск — это, конечно, здорово, но не до такой же степени!

      — Ну, ладно, — примирительно сказал папа. — Мне иногда видно, какими глазами ты смотришь на свою крёстную…

      — И? — спросил я.

      — Что тут непонятного? — удивился он. — Через пару лет Астория расцветёт, и ты такими же глазами будешь провожать её. Если бы Дэниел не поддался на уговоры дочери и не стал настаивать, то мне самому пришлось бы идти к нему на поклон.

      — Пап, — засомневался я. — А с чего ты вообще взял, что мне нужны все эти девушки?

      — С того, сын, — улыбнулся он, — что я умею смотреть и видеть.

      Это он мне намекает на то, что всем прямо-таки очевидно, какой я бабник. Самое непонятное — в кого? Или это я пообщавшись с Сириусом нахватался?

      Сначала я хотел просто улизнуть к Гринграссам, ничего не сказав. Потом подумал, что мне всё же стоит проявить минимум уважения к Панси, и решил её дождаться. Я переоделся и приготовился ко сну, а потом достал из коробки волшебных зверей и принялся с ними играть. Это оказалось настолько увлекательно, что я пропустил момент, когда она пришла, и увидел её, лишь когда она уселась на пол передо мной, скрестив ноги по-турецки.

      — Сегодня было весело, — сказала она.

      — Полностью с тобой согласен, — улыбнулся я. — Было здорово!

      — Я сегодня опять вспомнила, как было плохо без тебя, — нахмурилась она, сердито глядя в сторону.

      — Я здесь, — сказал я, — и никуда не собираюсь.

      — Собираешься, — возразила она. — К Дафне!

      — Утром мы опять увидимся, — пожал я плечами.

      Она потянулась рукой и поймала мою руку.

      — Не уходи, — попросила она.

      — Мы это уже обсудили, — сказал я и поднял бровь. — Или ты хочешь сказать, что со вчерашнего дня что-то изменилось?

      — Пожалуйста, — подняла она на меня свои зелёные глаза.

      — Спокойной ночи, Панси, — сказал я, собирая животных обратно в коробку.

      — Ты мне обещал, что я буду от тебя получать то же, что и Дафна, — напомнила она, не отрывая от меня взгляда.

      — Я обещал это своей невесте, — покачал я головой.

      — Я не просила разорвать помолвку, — сказала она.

      — Это всё — формальности, — не согласился я. — По сути всё поменялось.

      — К чёрту формальности, к чёрту суть, — вспылила она. — Я хочу получить то же, что имеет Дафна.

      — Как ты себе это представляешь? — усмехнулся я. — Когда мы с Дафной поженимся, я после ночи любви буду пробираться к тебе и давать тебе то же самое, попутно наставляя рога твоему избраннику?

      Она несколько секунд смотрела на меня, выпучив глаза и стремительно наливаясь красным цветом. Когда её лицо стало напоминать спелый помидор, она не выдержала и закрыла его руками, прячась в ладонях.

      — Какой ты гад! — глухо простонала она. — Я же ещё никогда не думала… об этом! — она убрала руки и крикнула мне в лицо: — Я ещё никогда не думала об этом, понимаешь?

      — О чём? — не понял я.

      — О ночи… — тихо пробормотала она, — любви…

      — А сейчас? — спросил я.

      — Что — сейчас? — выпалила она.

      — Сейчас думаешь? — пояснил я.

      — Иди ты, дурак! — совсем смутилась она и отвернулась в сторону. — Ты можешь просто забыть обо всём до Хогвартса и позволить мне быть рядом?

      Она обхватила себя руками, зябко повела плечиком и положила на него подбородок. Актриса! Роль маленькой бедняжки, которой холодно и одиноко под одеялом одной без огромного мускулистого мачо Алекса ей удалась просто замечательно. И ещё был отчего-то уверен, что, захоти я её сейчас поцеловать — и она бы с жаром ответила. Может, можно было бы даже дать волю рукам… Я взял её руку в свою.

      — Хорошо, но только до Хогвартса, — сказал я. — И только “быть рядом”, договорились?

      Она кивнула, глядя в пол и кусая губу.

      — А теперь мне нужно идти, — напомнил я. — Дафна меня ждёт.

      Она помотала головой:

      — За Дафну не волнуйся.

      Я вздохнул и посмотрел на неё исподлобья. То есть она успела меня у Дафны на эту ночь одолжить. Словно я вещь какая-то.

      — Ты так была уверена в моём согласии? — с сарказмом в голосе поинтересовался я.

      — Нет, не была, — ответила она. — Но надеялась.

      Я встал и за руку её поднял с полу. Подойдя к кровати, я откинул одеяло и залез, а она сразу улеглась за мной. Я потушил свет и накрыл нас сверху одеялом, и она завозилась, поплотнее ко мне прижимаясь и обвивая руками и ногами. Только “быть рядом”, как же! Сквозь свою и её пижаму я чувствовал, как она прижимается грудью к моему боку, а её нога обвила мою в опасной близости… Надо срочно отвлечься! “Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе…” Не работает!

      — Панси, — сказал я.

      — М-м-м? — произнесла она, пальчиками щекоча мне рёбра.

      — Я как раз сейчас думаю, — сообщил я.

      — О чём? — спросила она.

      — О ночи любви, — признался я. — Как раз я сейчас очень, очень настойчиво думаю о ночи любви.

      При этих моих словах она совершенно невероятным образом ухитрилась отцепиться от меня, оттолкнуться и отползти на расстояние вытянутой руки, при этом затравленно дыша.

      — Дурак! — шёпотом взвизгнула она.

      — Спасибо, — с облегчением сказал я.

      — Поттер, ты что себе позволяешь? — прошипела она.

      — Прости, — сказал я. — Некоторые вещи от меня не зависят.

      — Бестолочь! — сказала она, постепенно отходя от пережитого шока. — Ты меня напугал!

      — Я не хотел, — признался я.

      — С Дафной ты тоже думаешь… о ночи любви? — уже мягче спросила она.

      Я задумался. И действительно, когда ко мне прижимается Дафна, я вполне в состоянии это воспринимать вполне адекватно. Что же происходит? Неужто у меня именно на Панси такая дикая реакция? Неужели одно её прикосновение будит во мне что-то звериное и заставляет трепетать каждую клеточку моего тела?

      — Это было ошибкой, — выдавил я. — Я, пожалуй, всё-таки пойду, — и не шевельнул даже мизинцем.

      Она откуда-то достала небольшую подушечку, пододвинулась и, проложив подушку между нами, снова меня обняла.

      — Так тебе легче терпеть? — тихонько спросила она.

      — Да, спасибо, — ответил я.

      — Можно мне тебя о чём-то попросить? — прошептала она.

      — Попроси, — смирился я.

      — Мне нужно чесать головку и рассказывать сказку, — так же шёпотом объявила она, загибая при этом пальчики. Ну и запросы!

      — И это — всё? — удивился я.

      — Пока — да, — ответила она, проигнорировав весь яд моего сарказма.

      — Про что ты хочешь сказку? — спросил я, запуская пальцы ей в волосы.

      — Про принцессу, — со вздохом сказала она, головой поудобнее устраиваясь на моём плече. — И про принца, который её любил. И про дракона, который утащил её к себе в логово. И про то, как рыцарь долго ходил по свету в поисках любимой, и как нашёл и победил дракона, и как они были…

      Она задремала на полуслове, ещё продолжая ворочать языком, что-то бессвязно нашёптывая, потом замолкла, причмокнула во сне губами и выдала три слова, от которых я чуть было не свалился с кровати. Усилием воли я взял себя в руки, хотя во мне всё внутренне кричало — какого чёрта?!! Какого чёрта?!! Какого чёрта?!!

      Надо ли говорить, что после этого я, как дурак, тупо глядел в темноту ещё часа полтора или два, пытаясь понять, послышалось это мне или нет. К чёрту! Без разницы, что она говорит во сне. Может, это она вообще не мне сказала? Может, ей уже начал сниться какой-то дурацкий сон? Мне до этого вообще нет никакого дела — она мне прямым текстом сказала, что не хочет быть со мной, что тут гадать-то? С её головы я давно переключился на спину, поглаживая через пижаму, и хорошо, в общем-то — я так разозлился, что наверняка бы повыдёргивал ей все волосы. Непроизвольно, конечно. Когда мои мысли уже в который раз пошли по натоптанному кругу — не послышалось ли, какого чёрта, а ну к чёрту — всё-таки удалось провалиться в сон.

      Сном это, конечно, тоже трудно было назвать. Был день. Сначала я зачем-то убегал от мамы и девиц, потом оделся и вышел из дома, потом улочками добрался до того места, где вчера вечером вылез из подземелий, потом шел подземными переходами. Приоткрыл дверь в дом на Гриммо и осторожно осмотрелся. Вылез и шмыгнул в помещение, будто так и было.

      Судя по шуму из гостиной, Уизли были там. Я взлохматил волосы, свернул на бок очки и, потягиваясь, зашёл в гостиную.

      — Гарри! — радостно воскликнула Молли, с трудом выковыривая себя из любимого кресла Сириуса. Да, ещё пара раз — и креслом семнадцатого века можно будет растапливать камин. — Ну, куда же ты пропал?

      — Да я это… — ответил я.

      — Гарри просто решил отоспаться, — поспешил вставить Рон, озадаченно на меня глядя.

      Я ещё раз потянулся и неприлично зевнул. Как по команде, все присутствующие — близнецы, Джинни, Гермиона, Рон и Молли — тоже начали зевать. Я подождал, пока они перестанут и снова с зевком потянулся. Надо же, не врут отечественные учёные — стоит только заразительно зевнуть, как за тобой начинают повторять! После третьего раза мне надоело, я уселся на диван между Роном и Гермионой и стал размышлять, как бы поразвлечься. Молли уже не выглядела разбитой и потерянной — судя по всему, новость о том, что жизнь Артура уже вне опасности, помогла ей вернуть обычный напор и жизнерадостность — и теперь активно пыталась мешать подросткам наслаждаться каникулами. Думая, что делает это украдкой, она выразительно посмотрела на Джинни, и та тут же захлопала в моём направлении редкими белёсыми ресничками, изобразив обворожительную — как минимум — улыбку на своей конопатой физиономии. Я сразу понял, что такими темпами завтрак мне сохранить не удастся, и повернулся к близнецам.

      — Йо, Гарри, — сказал Фред.

      — Дай пять, старичок, — воскликнул Джордж, подставляя ладошку. Я громко хлопнул по ней и щёлкнул пальцами.

      — Салют, братаны, — сказал я.

      — Что-то нам без тебя скучно шалить, — пожаловался Фред.

      — Да не беда, — согласился я. — Сейчас что-нибудь придумаем. Только, чур, в рояль не гадить!

      Они озадаченно переглянулись, огляделись по сторонам, ещё раз взглянули друг на друга и заржали. Я раскинул руки в стороны, обнял за плечи и притянул к себе Рона и Гермиону, вызвав сдавленный писк последней и недобрый взгляд сузившихся глаз Молли. Ну, как же — обнимаясь с Грейнджер, я ей не одну, а целых две малины порчу — увожу заботливо прикормленного жениха у Джиневры и отбиваю практически уже законную жену у Рональда. Нет уж, Рон пусть сам себе ищет, а вот для Джинни я точно кого-нибудь близкого по духу присмотрю… Кстати, о духе… Я принюхался и повернулся к Гермионе.

      — Исси Мияки? — тихонько спросил я. — Тебе понравился мой подарок?

      — Да, очень, — смущённо улыбнулась она. — Но тебе правда не стоило.

      — Ты ведь сама знаешь, что стоило, — возразил я.

      — По правде сказать, да, стоило, — согласилась она. — Мне правда очень понравилось. Жаль, что я…

      — Не волнуйся, — шепнул я. — Мне дарить приятнее, чем подарки получать.

      — Спасибо, — сказала она.

      Следующие пару часов превратились в какую-то карусель событий — мы с близнецами наперебой травили какие-то анекдоты, они демонстрировали наиболее безобидные образцы своей продукции, в какой-то момент я начал делать стойку на руках на ручках кресла, пару раз при этом свалившись и набив себе шишек. Потом на минутку зашла Нимфадора и решила присоединиться к нашему веселью — мы раздвинули мебель в гостиной и принялись плясать какую-то кадриль. Я сначала сплясал с Тонкс, потом — с Гермионой, а потом, когда все остальные, запыхавшись, уже пластались по диванам, выписывал коленца с обеими одновременно, радуясь тому, что девушки, увлёкшись танцами, как-то ненавязчиво оттёрли от меня Джинни.

      Потом все дружно решили играть в прятки. Сначала водил Фред, который почти моментально нашёл очень хорошо спрятавшегося Джорджа, потом Джордж с рекордной скоростью вернул должок Фреду. Я быстро сообразил, что у близнецов локаторы настроены особым образом, и они никого, кроме друг друга, так найти и не смогут. Тогда водить стал Рон. На этот раз все действительно хорошо спрятались. Я залез в платяной шкаф в прихожей и укрылся там в ворохе одежды. Потом раздался скрип двери и кто-то стал забираться ко мне. Я обмер. Не дай Мерлин, это окажется Джинни! Тогда я точно попал! Мой гость — точнее, гостья — шёпотом выругался, и я с облегчением выдохнул. Немного громче, чем следовало, потому что Гермиона сразу обернулась и громким шёпотом спросила:

      — Гарри? Ты что тут делаешь?

      — Ам… Эм… — в типичной для себя манере расставил я все точки над “и”.

      — Тише ты! — шикнула она и зачем-то прижалась ко мне. Мимо шкафа радостно протопал Рон, приговаривая:

      — Туки-туки, Джинни! Джинни теперь водит!

      Оно, в общем-то, и понятно — хотя Джинни и не была ещё крупной девочкой, но известную неуклюжесть уже приобрести успела, и прятки ей давались с трудом. Я почувствовал, как руки Гермионы ни с того ни с сего обвиваются вокруг меня, а сама она тянется ко мне губами. Клянусь, я никаких намёков ей не делал и повода не давал!

      — Герми, я… — начал было я и прикусил язык.

      Я не мог ей сказать, что я — Дублёр! Она же не в курсе!!! И развоплотиться я тоже не мог, и тоже по соображениям конспирации. Гермиона же, как на беду, восприняла мои слова и мою нерешительность совершенно неправильно. То есть, катастрофически неправильно!

      — Тш-ш, — сказала она, замыкая мне губы указательным пальцем. — Не продолжай, Гарри! Как бы я хотела тебе ответить тем же самым! — теперь моё смятение в темноте она приняла за обиду, и поспешила “успокоить”: — Но ты мне тоже очень, очень нравишься! — прошептала она, пододвигаясь совсем близко. — Если бы я кого и полюбила, то только тебя!

      Я от этих признаний скоро с ума сойду! Да я же ничего такого в виду не имел! Она, наконец, дотянулась до моих губ и впилась совершенно неопытным поцелуем. Я от неожиданности потерял равновесие, запутавшись ногами в каких-то тряпках, которые уже успел свалить с вешалки, и машинально ухватился… За Гермиону… Куда достал… А достал я, как назло, до исключительно мягких частей тела чуть ниже спины. И вцепился ещё зачем-то!

      — Гарри! — с шипением разорвала она поцелуй и попыталась отвесить мне пощёчину, но рукой зацепилась за одежду. Я же, как дурак, продолжал тормозить, и ладоней не убрал, а даже совсем наоборот — сильнее вцепился. — Гарри! — шёпотом взвизгнула она и толкнула меня локтем в грудь. — Я тебе ничего такого не позволяла, животное!

      Рассерженно шипя, она вывалилась из шкафа, и снаружи почти сразу послышался радостный голос Джинни:

      — Нашла, нашла! А я тебя нашла! — вопила младшая Уизли. — Туки-туки, Гермиона!

      Остатки вечера мелькнули передо мной почти мгновенно — я всеми силами начал просыпаться, барахтаясь, словно утопающий, которого тяжелая одежда тянет на дно. Игры кончились, все поужинали и легли спать — вот чем это закончилось. Я рывком проснулся, сбрасывая с себя Панси, которая опять наполовину на меня залезла, и хрипя от ярости. С неё тоже слетел сон, и она уселась рядом, включая свет.

      — Поттер, что это ты? — спросила она, кивая на мои руки. Только сейчас я обратил внимание, что держу их перед собой ладонями к себе и будто сжимаю что-то. — Поттер, тебе что, приснилось что-то? — с угрозой в голосе поинтересовалась она.

      — Дублёр, — простонал я, убирая руки за спину.

      — Что — Дублёр? — переспросила она.

      — Дублёр лизался с Гермионой, — раздраженно ответил я.

      — Что значит — лизался? — рассердилась Панси.

      — Они играли в прятки, и он заперся в шкафу, — пояснил я, тоже начиная заводиться. — Она вдруг полезла к нему целоваться. А он не мог ей сказать, что он Дублёр, поскольку она не знает о нём! — последние слова я почти кричал.

      — А за задницу он её тоже был вынужден хватать? — заорала она в ответ.

      — Да нет же, там тесно было, и он равновесие потерял. Понятно? — рявкнул я.

      — Понятно! — крикнула она в ответ.

      Я вздохнул и устало сгорбился, тупо глядя в стену. Панси тоже вздохнула.

      — Каков кобель, таков и Дублёр, — пробормотала она.

      — Что ты сказала? — переспросил я.

      — Я сказала, что глупо было ожидать от него другого поведения, — пояснила она злобно. — Что ты — бабник, что он…

      Я вдруг что-то вспомнил и хихикнул.

      — Ты что? — подозрительно спросила она.

      — Да так, вспомнилось кое-что, — снова хихикнул я.

      — Да что уже? — дёрнула она меня за рукав. — Не томи.

      — Помнишь, что в Сценарии было написано про Чо и про Рождество? -спросил я.

      — Забудешь такое! — хмыкнула Панси.

      — Так вот, официально тебе заявляю — её я не целовал, — выпалил я, а потом снова начал корить себя за длинный язык.

      — То есть — как? — удивилась она. — В Сценарии же написано.

      — Ничего там не написано, — радостно сообщил ей я. Радостно — оттого, что на мою оговорку она внимания не обратила. — Там написано, что Поттер стоит с ней под омелой, она к нему приближается, а потом на вопрос “Ты её поцеловал?” Поттер отвечает “да”, не уточняя, кого именно — “её”.

      — Интересно, — задумчиво произнесла она. — Так с кем, говоришь, ты целовался?

      Вот, попался, голубчик! Если не умеешь складно врать, то мог бы с самого начала промолчать!

      — А это, дорогая моя, уже совершенно тебя не касается, — усмехнулся я. — Гаси давай свет.

      — Поттер, — с угрозой сказала Панси. — Рассказывай!

      — Мне уйти? — спросил я.

      — Ты гад, — ответила она. — И шантажист. Не знаю, что хуже, — она отвернулась, кусая губу. — Да, уходи, — тихо сказала она. — Всё равно ни один из нас не уступит.

      — Я уступлю, — пожал я плечами и откинулся на подушку. — В конце концов, это ни на что не влияет. Сначала меня поймала Астория, а потом я танцевал с Лизой, — сказал я.

      — С Лизой, значит, — произнесла она.

      Она потушила свет, легла и отвернулась от меня. В темноте мне было слышно её неровное дыхание — она явно была в ярости от услышанного. Я протянул руку и погладил её по плечу, но она дёрнулась, сбрасывая мою ладонь.

      — Панси, — позвал я её.

      — Иди ты, — прошептала она. — Выметайся отсюда.

      Опять я её не понимаю. Хотя, в свете того, что она мне сказала во сне. Если то, что она сказала во сне, она действительно сказала мне… Чёрт, я сейчас сам начну злиться! Нет, я не желаю больше быть Алексом Паркинсоном! Я просто хочу быть безмозглым Поттером с его дурацкими проблемами, с его ленью и нежеланием учиться, с его вспыльчивостью и раздражительностью. Просто позволить Сценарию нести себя по течению и не думать о том, что рядом в постели на меня злится Панси Паркинсон. Да пошло оно всё!..

      Совершенно внезапно она снова повернулась ко мне и навалилась сверху, не забыв, однако, проложить между нами одеяло.

      — Ты что? — спросил я.

      — Всех девок в школе перецеловал, — прошипела она. — Вон, даже с Гермионой успел! А про меня забыл.

      — Я тебе уже несколько раз задал вполне конкретный вопрос, — злобно ответил я. — А ты мне на него с завидным постоянством даёшь вполне конкретный ответ. Какие ко мне претензии?

      — Никаких, Поттер, — ответила она, привстала, опираясь мне на грудь, и уселась сверху.

      Руками она прижала мои запястья к подушке рядом с головой и склонилась, щекоча волосами лицо. Потом она провела носом по моей щеке, и мне вдруг нестерпимо захотелось, чтобы она меня поцеловала. Просто до смерти захотелось. Она так и сделала — но в лоб, что меня уж вовсе выбило из колеи. Отпустив мои запястья, она просунула руки мне под плечи и положила голову на грудь.

      — Можно, я тут посплю? — спросила она.

      Главное, чтобы Мурка не обиделась, что её любимое место было истоптано этой нахалкой. Я стал гладить ей голову и одновременно почёсывать спину и довольно быстро заснул. Чего я не понял — так это как именно ей удалось с меня слезть, не потревожив. То, что она с утра не убежала от меня, пока я спал, я объяснил тем, что и проснулся-то раньше. Она лежала рядом, подложив мою ладонь себе под щёку, и я некоторое время просто любовался её безмятежным лицом. Надо ей чаще какое-нибудь снотворное подсовывать — во сне она сущий ангел, не то что когда бодрствует. Проснувшись, она сначала потянулась, по-прежнему не отпуская мою руку, потом открыла глаза, посмотрела на меня, нехотя встала, снова потянулась, изгибаясь всем телом, и ни слова не говоря, ушла, оставив меня в смятении и в… Хорошо, хоть на меня не смотрела — на то, как спешно прикрываюсь одеялом.

      После завтрака папа с Гринграссом зачем-то отправились на работу, а я придумал, что стоило бы найти ещё одного учителя, поскольку, как показывает практика, умение лишним не бывает. Мама с миссис Гринграсс о чём-то тихо беседовали, стоя у окошка, когда я подошёл к ним и извинился за вторжение.

      — Что ты хотел, малыш? — спросила меня мама, притягивая к себе и взлохмачивая волосы.

      — Я хотел попросить миссис… Перасперу кое о чём, — ответил я, поправившись, когда крёстная метнула на меня предупреждающий взгляд небесно-голубых глаз.

      — А я, так понимаю, в этом лишняя? — со смехом воскликнула мама.

      Я обнял её и отпустил, что она поняла совершенно правильно и, извинившись, пошла искать влажную тряпочку, чтобы с ней обойти дворец в поисках пыли.

      — Что ты хотел, дорогой? — склонив голову набок, спросила Богиня. Она уже отошла от вчерашнего напряжения сил и снова была неимоверно блистательна, каждой улыбкой и взглядом заставляя моё сердце то биться чаще, то замирать от восторга. — Впрочем, я и так знаю, — улыбнулась она, показывая мне жемчуг зубов между кораллами губ. — Пойдём в лабораторию. Дафна! — позвала она дочь, и та вприпрыжку поскакала к нам.

      Подойдя, Дафна сразу взяла меня за руку, и мы пошли вслед за миссис Гринграсс. Стыдно признаться, но я до сих пор не то что не представлял, как выглядит наша лаборатория, но даже не знал, где она находится. Оказалось — в противоположном от спален крыле дворца. Помещение оказалось весьма скромным — пятнадцать на тридцать метров с восьмиметровым потолком, стены с книжными полками до самого верха с тремя ярусами галерей, чтобы до этих книг добраться, и с балюстрадами, чтобы не свалиться в процессе, с восемью столами для зельеварения по длинным сторонам лаборатории и чистым пространством в центре — хочешь, дуэли устраивай, хочешь, эксперименты запускай.

      Мы уселись на высокие табуреты вокруг ближайшего стола.

      — Начну с того, — заговорила Пераспера, — что хочу тебе выразить признательность за то, как ты воспринял мою историю, по-новой рассказанную тебе Дафной, — она так на меня посмотрела, что я почувствовал, что сейчас растаю лужицей на сиденье. — Далее, мне кажется, что тот вопрос, который ты мне хотел задать, тебе опять же стоит задать в присутствии Дафны.

      Я замялся. Вообще-то, я хотел задать два вопроса, а не один. Если уж совсем честно — то три, но по поводу третьего у меня есть вполне определённые сомнения. Во-первых, она, конечно, не бросит своего мужа ради меня, а во-вторых, Дафна меня убьёт! Поэтому — только два вопроса. Два. Буду реалистом, в конце концов.

      — Понятно, — рассмеялась миссис Гринграсс, совершенно правильно истолковав мои сомнения. Если бы я был столетним трухлявым пнём, заросшим мхом и грибами, то при звуке этого божественного смеха тут же из моего сердца пророс бы молодой зелёный росток и устремился бы вверх, к солнцу, заслоняя окрестности раскидистыми дубовыми ветвями. — Хорошо, я сама их озвучу. Дорогая, — обратилась она к Дафне, — Алекс хочет знать, что случилось с отцом Дейва, и хочет у меня чему-нибудь научиться.

      — М-м-м, — прикусила губу Дафна. — Это же опасно, мам!

      Я не сразу понял, что именно опасно. Меньше знаешь — дольше живёшь? Или там такое знание, что они меня должны будут пришить, поделившись им? Пускай убивают, мне не жалко! Эти нежные пальчики меня могут отправить только в рай, и никуда больше!

      — Сколько раз я тебя просила, — с укором сказала миссис Гринграсс, — не называй меня так, когда мы с тобой не одни!

      — Мама предпочитает, чтобы все думали, что она — моя старшая сестрёнка, — пояснила мне Дафна.

      — Дафна! — возмущённо воскликнула Пераспера.

      — Да, Перри, — покорно потупив глазки, отозвалась Дафна.

      — Вот, уже лучше, — кивнула миссис Гринграсс. — Итак… Всё, что мы делаем, в разной степени опасно. Месяц назад Алекс чуть не сошёл с ума после встречи с Тёмным Лордом, а сейчас ты волнуешься, смогу ли я передать ему знание, которому я до этого ухитрилась обучить двух маленьких дочерей. Заметь, совершенно не подвергая их жизнь или здоровье опасности. Кстати, раз уж мы об этом заговорили… Давай-ка, ты ему и покажешь!

      У Дафны от ужаса буквально округлились глаза.

      — Н-нет, — помотала она головой. — Этому я его точно не смогу обучить. Я боюсь.

      — Ну попробуй, дорогая, — продолжала уговаривать Пераспера.

      — И не подумаю! — вдруг закричала Дафна, и я впервые за эти полгода — да что там, вообще впервые — увидел, как по её щекам скатываются две крупные слезинки.

      Я, даже не раздумывая, склонился к ней и крепко сжал в объятьях, стараясь оградить её своими руками от всего мира. Пераспера только улыбнулась, когда я недовольно на неё посмотрел, чувствуя при этом обжигающую влагу на плече, но в этот момент, когда во мне взыграл инстинкт куда более древний, чем все волшебники этого мира вместе взятые, даже её очарование на меня не подействовало.

      — Ну, хватит, милая, — ласково сказала миссис Гринграсс. — Это тоже часть обучения. Иначе ты его можешь убить просто по неосторожности.

      Дафна отстранилась и вытерла слёзы с щёк, сердито глядя на меня своими глазами, которые вдруг стали цвета морской волны, с расстояния не больше пятнадцати сантиметров, не спеша при этом покидать моих объятий.

      — Говорят, что глаза — это зеркало души, — объясняла при этом миссис Гринграсс. — Но на самом деле, это не вся правда. Глаза — это ещё и ключик к одному невинному фокусу, который показала мне моя прабабушка… — голос её постепенно удалялся, а я не мог уже оторваться от этих бездонных омутов, в которых буквально тонул. — Главное — найти замочную скважину…

      Где-то на задворках сознания вяло трепыхалась мысль о том, что я уже не дышу. Сердце пропустило удар и остановилось, и я почувствовал, что меня уже затянуло на глубину, где нет ни света, ни воздуха, ни меня…

      — Дорогая, немного отпусти, — донёсся откуда-то из другой вселенной голос Богини, и перед глазами посветлело. — Ещё немного…

      В груди словно что-то взорвалось, и я отметил, что, кажется, снова забилось сердце, но мне было всё равно — я, как рыбка в аквариуме, радостно плескался в этих чарующих глазах.

      — Алекс, послушай меня, — обратилась ко мне миссис Гринграсс, каким-то чудом пробив своим нежным голоском окружавшую меня толщу воды. — Алекс, что бы ты сейчас ни ощущал — этого нет, Алекс! Ты сидишь рядом с Дафной и смотришь ей в глаза…

      Неправда, я — рыбка в океане. В прекрасном, очаровательном океане небесной чистоты!

      — Алекс! — продолжал терзать меня божественный голос. — Вырвись из этого. Ты нужен Дафне, помни! Ты нужен мне, нужен Деметре, нужен Панси. Вернись, Алекс!

      Как только я услышал имя Панси, в моём сознании всплыли другие глаза — зелёные и насмешливые, нежные и колючие. Меня словно рывком выдернуло наружу, и я увидел перед собой Дафну, из глаз которой снова лились слёзы. Рядом со мной, держа меня за запястье, стояла Пераспера.

      — Вот видишь, — нежно сказала она, — он вернулся. Вы оба молодцы — ты не потеряла контроль, несмотря на эмоции, а Алекс смог вернуться самостоятельно…

      Я неотрывно смотрел на Дафну, а она — на меня. Миссис Гринграсс кашлянула в кулак, извинилась и вышла. Я протянул руку и тыльной стороной ладони коснулся щеки Дафны, ловя на палец скатывающуюся слезинку, а потом склонился к ней и стал целовать мокрые щёки. Она прикрыла глаза, подставляя мне лицо.

      — Ты специально меня щекочешь? — спросила она через несколько минут. Я оторвался и посмотрел на неё. Она блаженно улыбалась. — Ну же, продолжай, что остановился?

      Я поцеловал её в нос, и она открыла глаза.

      — Не знал, что ты такая плакса, — сказал я.

      — Сама не знала, — призналась она. — И мама тоже испугалась — видел, как она в панике убежала? — Дафна хихикнула. — И предоставила тебе разбираться со мной…

      — Что это было? — спросил я.

      — Это такое древнее проклятье ведьм, — ответила она. — Глядишь человеку в глаза, и он в них тонет. Просто так, конечно, не сработает — нужно, чтобы он именно глядел тебе в глаза, вглядывался… Мама капнула краски на нижнее веко, чтобы привлечь внимание к глазам, и поймала того джентльмена… Две секунды — и полная остановка сердца. И главное — никакой магии!

      Снова у меня голова идёт кругом. Что-то многовато открытий на квадратный метр!

      — А почему Пераспера заставила тебя это сделать? — спросил я.

      — Потому, что есть риск того, что я могу сделать это нечаянно, — понурилась она. — Когда я гляжу в твои глаза, я забываю про всё на свете, и теряю контроль. И ты тогда должен знать, как можно спастись. Полной защиты нет, но по крайней мере, ты сможешь вырваться и остановить меня. Когда мама вернётся, нам нужно будет ещё поупражняться.

      — Постой, — спохватился я. — Что ты только что сказала?

      — Что нам нужно поупражняться, — ответила она, но искорки в глазах сказали мне, что она поняла, о чём я. Я потянулся к ней губами, но тут тактично скрипнула входная дверь.

      — Надеюсь, я ничему не помешала? — звонким голосом спросила вошедшая Пераспера. У меня сразу мурашки по коже. Был бы хвостик — я бы им преданно завилял. Я спешно убрал руки от Дафны, чтобы не рушить понапрасну свои шансы с Богиней. Если папа проворонил возможность, то это не означает, что мне стоит поступить так же. Может, она всё-таки бросит мужа?

     Почему-то дома наличие меня в постели не вызывает такого ажиотажа. Ну да, конечно, ко мне каждую ночь прибегает Панси, но зато ни Астории, ни кошек я в кровати не нахожу. У Гринграссов же — сущий бедлам. Вот как бы мне объяснить Мурке, что когда она мне во сне регулярно впивается когтями в грудь, я не очень хорошо высыпаюсь? А главное — мне даже на бок не перевернуться с этой неженкой на груди. Астория отчего-то постоянно мёрзнет и жмётся ко мне, от этого мне становится жарко и я отползаю, пока не упрусь в Дафну, и тут они начинают меня греть на троих. Чёрт, во что я ввязался? Может, пока не поздно, разорвать все помолвки и уйти в какой-нибудь тибетский монастырь?

      Ночью мне приснился сон с Гермионой. Точнее, не сон, а тот самый обмен событиями с Дублёром. Она меня весь день старательно избегала и краснела, когда встречалась со мной — то есть, с Дублёром — взглядом. Потом я всё-таки ухитрился её поймать одну, заодно ловко сбив с хвоста неотступно идущую по моему следу Джинни. Она столкнулась со мной нос к носу и сразу же раскрыла рот.

      — Нам нужно поговорить, — выпалили мы одновременно.

      Гермиона нахмурилась.

      — Пойдём куда-нибудь, где нам никто не помешает! — она что, издевается? Я честно сдалал паузу, чтобы убедиться, что она не собирается говорить, и вот — снова!

      — Перестань за мной повторять! — и это мы тоже сказали дуэтом.

      Гермиона стала надуваться, краснея от злости, закрыла рот ладонью и… хихикнула.

      — Тш-ш-ш! — шикнул я на неё. — Если ты заржёшь, сюда прибежит Рон! И Джинни!

      От её глаз не укрылось, как меня передёрнуло, и она хрюкнула, по-прежнему зажимая рот.

      — Вот уж не знала, что ты так сохнешь по Джинни, — язвительно прошептала она сквозь пальцы.

      — Да просто жить без неё не могу, — скорчил я ей рожицу. — Пойдём на чердаке поищем, может и найдётся укромное местечко.

      — Надеюсь, ты больше себе ничего такого не позволишь? — спросила она.

      — Надеюсь, ты больше себе ничего такого не позволишь, — перевёл я стрелки, напоминая, что это она ко мне приставать начала, а не наоборот, и она надула губки.

      Мы добрались до того места, где лестница на третий этаж упиралась в небольшую дверцу, по размеру подходящую как раз, чтобы пропустить домового — но и только. Дверца держалась на архаичных амбарных петлях на всю ширину, а с противоположной стороны блестела начищенная бронзовая пластина врезного замка, посреди которой зияла совершенно чудовищного вида замочная скважина, в которую легко влез бы мой палец.

      — Алохомора! — направила свою палочку на дверь Гермиона. Ничего не произошло. — Алохомора! — снова сказала она.

      И опять без результата. Я потянул дверь на себя, и она со скрипом отворилась.

      — Запомни, о юная ученица, — сказал я с нравоучительным видом. — Заклинание отпирания замков не действует на незапертые замки!

      Вместо благодарности за ниспосланную мудрость Гермиона больно ткнула меня под рёбра палочкой. Я машинально пропустил было её вперёд, а потом придержал за плечо. Она удивлённо на меня посмотрела, но дала дорогу. Я начал протискиваться в проём, думая о том, что напрасно я так плотно пообедал. Когда, наконец, удалось, я поднялся на пару ступенек, чтобы оставить место Гермионе. Подал ей руку, и она легко проскользнула через узкую щель. Ну да, она же… В общем, ещё не всё отросло, что должно отрасти у всякой девушки, рассчитывающей быстро выйти замуж. Я, похоже, всё-таки не туда засмотрелся…

      — Гарри! — прошипела Гермиона, возвращая меня к реальности.

      Вот интересно, эти приступы совершенно недетских устремлений у меня как-то связаны с фазами луны или есть ещё какое-нибудь объяснение? Ведь Гермиона-то мне ну совсем никуда… Она, конечно, похорошела после того, как её прибрала к рукам Дафна, но рядом с той всё равно смотрится, мягко говоря, бледновато… Но и без этого — у меня уже три… Если от Астории не избавлюсь. Кстати, почему это я до сих пор считаю Панси? Она вроде как взяла самоотвод. Или это я ей дал от ворот поворот? Чёрт, я уже совсем запутался!

      Наконец узкая лесенка кончилась, и мы вышли на чердак. Классический такой чердак с невесть как пробивающимися сквозь крышу лучиками солнечного света — хотя я с утра выглядывал, и на улице было пасмурно, да и крыша у Сириуса совсем не течёт, откуда же свет? По центру чердака было свободное пространство — да такое, что спокойно можно было устроить бал для всего нашего класса — а по углам были расставлены какие-то тумбочки, шкафчики и сундуки с непонятным барахлом. Пыли не было нигде, да и вообще складывалось впечатление, что на чердаке значительно лучше убрано и чище, чем в самом доме. Я освободил от барахла пару стульев и пододвинул их ближе друг к другу.

      — А что это тебя от Джинни так воротит? — прищурившись, спросила Гермиона, усаживаясь и расправляя юбку на коленях. — Хорошая же девочка.

      — Герми, — начал я, с удовольствием заметив гневные искорки, вспыхнувшие в глазах подруги, — если ты ещё не заметила…

      — Ты хочешь сказать, окружил себя большим количеством очень-очень хороших девочек и теперь можешь не спеша выбирать, — скорее утвердительно сказала она, для убедительности ещё и покивав головой. — Так вот зачем это всё затевалось…

      — Затевалось это спонтанно, — возразил я. — И когда осознал, что натворил, моим основным побуждением было именно сдружить вас всех, а не окружить себя цветником.

      — Но тем не менее… — не сдавалась она.

      — Тем не менее, в наличии имеется побочный эффект, — перебил я её. — И он заключается отнюдь не том, что я собрал “цветник”, как ты выразилась, а в том, что я перестал покрываться холодным потом и цепенеть, когда ко мне обращается какая-нибудь девушка…

      Гермиона весело рассмеялась, согнувшись к коленкам. Я довольно точно обрисовал ей картину того, что становилось с Поттером в такой ситуации. Вот в Сценарии его общение с Чо именно в таком ключе и происходит. Кстати, именно так, скорее всего, Джинни его и прищучила в Сценарии. Подошла, сказала “А давай-ка поженимся!”, Поттер привычно замер, а когда отмер и огляделся — рядом оказалась копия Молли и трое рыжих отпрысков в очках. А у Чо не получилось его захомутать, потому что Поттер успевал прийти в сознание раньше, чем она переставала рыдать по Седрику.

      — После того, что произошло вчера, я должен поведать тебе кое-что, — сказал я. — Поделиться… Может, предупредить…

      — Слушай, у тебя сейчас такое серьёзное лицо, — снова прыснула Гермиона. — Надеюсь, ты не в любви мне собираешься объясняться?

      — Нет, — развёл я руками.

      — А жаль, — легкомысленно вздохнула она. — Мог бы и притвориться на минутку.

      — Это была бы жестокая шутка, — помотал я головой. — Нет.

      — Ну хорошо, рассказывай, что там у тебя за предупреждение, — с сожалением сказала Гермиона.

      — Только… — замялся я. — Понимаешь, это — большой секрет. Ты не должна об этом никому говорить — вообще никому, даже во сне.

      — Ты меня пугаешь, Гарри, — покачала она головой. — Давай уже колись!

      — В общем, понимаешь, — я уставился в пол, ковыряя пальцем коленку. — Как бы это сказать… В общем, я понял, что я — ужасный бабник.

      Я посмотрел на неё. Она выпучила глаза и надула щёки, ещё и прикрыв рот ладошкой. Потом выдохнула, набрала побольше воздуха и… снова надула щёки, выпучив глаза ещё сильнее.

      — Прости, Герми, — с виноватым видом сказал я.

      Она, наконец, не выдержала и громко расхохоталась. Секунд пятнадцать я всё это терпел, а потом схватил её, крепко зажав рот ладонью.

      — Тише ты! — зашипел я на неё. — Сейчас сюда точно кто-нибудь прибежит!

      — Гарри, — с упрёком сказала она, вырываясь, — ты бы мне сказал что-нибудь, чего я уже не знаю!

      — Ну, что тебе сказать… — задумался я. — Ты знаешь, что энтропия в замкнутой системе либо неизменна, либо возрастает?

      — Ты мне ещё теорему Пифагора расскажи, — усмехнулась она и стала меня дразнить: — Пифагоровы штаны на все стороны равны!

      — Ну, тогда не знаю, — развёл я руками. — Я тебе это к тому говорю, что лапаю всех без разбора, кто ко мне прижимается в тёмном шкафу. Анджелину, к примеру, Лизу… Дафну вот, кстати. И даже Паркинсон.

      — Ду ну, ты шутишь, наверное! — махнула она рукой. — Ты ещё скажи, что младшую Гринграсс тоже…

      Я с виноватым видом кивнул, а она в ужасе закрыла рот руками.

      — А, понятно, — сказала она через минуту, перестав таращить глаза. — Тогда то, что ты меня… схватил — вполне нормально. Никаких претензий, — я облегчённо вздохнул, а Гермиона склонилась ко мне и крикнула почти в ухо: — Держи свои грабли подальше от меня, кобель озабоченный!

      Я отшатнулся, затыкая оглохшее ухо и с упрёком глядя на неё.

      — Я и с первого раза понял, — пожаловался я. — И не надо было так кричать!

      — Отечественные учёные утверждают, что таким образом информация буквально выжигается в мозгу на трупиках безвременно погибших нервных клеток, — удовлетворённо кивнула она. — Зато не будешь говорить потом, что не расслышал…

      — Слушай, а ты-то что ко мне целоваться полезла? — спросил я.

      — Да я к тебе просто прижаться хотела, как к родному, — буркнула она. — А ты тут начал мямлить — “Герми, я…” — передразнила она меня. — Я и испугалась, что ты сейчас какую-нибудь глупость брякнешь вроде признания в любви. А я-то тебя — совсем не. Ну, и решила немного тебя утешить, чтобы ты не так страдал.

      — А я тебе как раз хотел сказать, что ко мне опасно прижиматься, а то я могу и за зад схватить, — признался я.

      — Да врёшь ты всё, — сказала Гермиона, подвинулась поближе и прижалась ко мне, сложив голову на груди. — На самом деле ты белый и пушистый, хоть и бабник невероятный.

      Идиллию разрушила растрёпанная голова Рона, показавшаяся на чердачной лестнице. Он обвёл нас недобрым взглядом и спросил:

      — А что это вы тут делаете, а? — причём, последнее “а” он тянул так пронзительно и изобличающе, что мы оба сразу почувствовали себя виноватыми.

      Вот, как он пролез сквозь то узкое отверстие, а? Может, по частям? Или в Хвоста превратился? Может, Хвост — это Рон?

      — Иди, иди отсюда, — шепотом буркнула Гермиона, с неохотой от меня отстраняясь.

      — Рон, дружище! — обрадовался я. — А что я тебе нашёл!

      — Что? — спросил он, сразу сменив подозрительность на любопытство.

      — Вот! — сказал я, протягивая ему найденную в одном из ящиков тряпку. — Очень модный атласный колпак средневекового волшебника в отличном состоянии.

      — Правда? — стал крутить он тряпку в руках. — Что-то не похоже!

      — Если тебя кружева смущают, то в то время все мужчины кружева носили, — вклинилась Гермиона. — И даже чулки.

      — Правда? — снова спросил Рон. — А как это надевают?

      — Дай, помогу, — заботливо сказала Гермиона, натягивая “колпак” ему на голову. — Вот, посмотри, — подтолкнула она его к стоящему рядом зеркалу. — Красавец!

      — Правда? — обрадовался Рон, с обожанием разглядывая в зеркале себя любимого.

      За обедом Джинни подозрительно на него косилась, близнецы о чём-то своём гоготали, поглядывая на него, а Молли вообще не было дела, поскольку бедная женщина мыслями вся была с больным мужем. Зашедший на огонёк Сириус глянул на Рона и тихо спросил меня на ухо:

      — Это то, о чём я думаю?

      — Если ты опять думаешь о панталонах своей матушки, то ты — извращенец, — сказал я.

      — Цирк, да и только, — покачал головой Сириус и поспешил уйти, поскольку Молли при его появлении начала “выплывать” из своего транса и зачем-то прихорашиваться.

      В общем, проблему Герми Дублёр решил так же мастерски, как и создал — даже я не смог бы лучше. С утра я проснулся пораньше, осторожно вылез из кровати — а учитывая лежащую на груди кошку, прижавшуюся ко мне спиной Асторию, которая вместо подушки использовала мою руку, и Дафну, примостившую свою прелестную головку мне на плечо, это была задача совсем не из лёгких — вернулся домой и отправился бегать вокруг замка. Неведомо как оказавшаяся здесь Мурка сидела на крыльце, блестела на меня зелёными глазами и считала круги, при моём приближении делая вид, что я ей совсем неинтересен, и это она просто умыться вышла.

      После завтрака мы с Панси и Дафной занимались с Перасперой — она учила нас тому же зельеварению, но в несколько другом ключе. Миссис Гринграсс объясняла, как разные ингредиенты связаны друг с другом, и почему в одних случаях зелья получаются, а в других — нет. Надо сказать, что мне этот подход показался несколько более эффективным, чем тупая зубрёжка в Хогвартсе. Она сказала, что многие талантливые зельевары интуитивно чувствуют то, что она излагает как науку, но подобная систематизация была объявлена Чёрной Магией ещё сто пятьдесят лет назад, и знания уцелели лишь в нескольких семьях, которые заботливо передают их по наследству — тут она ласково погладила зардевшуюся Дафну по головке. Эх, лучше бы она меня погладила — я бы ей лапу дал и хвостиком повилял!

      В ходе одного из коротких перерывов я обратил внимание Дафны на несправедливость, которая творится со мной каждый раз, когда я ночую у них — а именно, на Асторию и кошку. Дафна переглянулась с Панси.

      — Действительно, жуткая несправедливость! — согласилась она. — Не волнуйся, Алекс, мы это обязательно исправим!

      Тогда я ещё не знал… Впрочем, что толку забегать вперёд? С Перасперой мы занимались до обеда, потом после обеда почти до самого ужина играли на улице. После ужина мы решили поиграть в прятки, причём когда я водил, Панси с Дафной так ловко от меня прятались, что найти у меня получалось только Асторию, тем более, что замок и вправду был большой… Потом, правда, Дафна кое-что сообразила, и уже сама отлавливала меня в каком-нибудь уютном местечке, когда я водил... Когда я улёгся спать, почти неслышно приоткрылась дверь, а потом послышалось мягкое шуршание тапочек по полу. Панси полезла в кровать, только почему-то с другой стороны.

      — Ты же обычно справа лежишь, — громким шёпотом сказал я.

      — Нет, я обычно лежу слева, — ответила она, приподнимая одеяло.

      Не знаю, что мной двигало в тот момент, но я протянул руку и наткнулся… В общем, я сразу понял, что это не Панси и не Дафна.

      — Алекс! — взвизгнула Астория, шлёпая мне по руке. — Ты что себе позволяешь?!

      Я почувствовал, что краснею от неожиданной пикантности ситуации. Меня охватила какая-то неимоверная слабость — словно шину сдули. С горящим лицом я сел на кровати.

      — Прости, — сказал я. — Я нечаянно. Мне совершенно не было тебя видно.

      По-прежнему шипя, она залезла под одеяло и улеглась рядом.

      — Что за шум? — послышался голос с другой стороны.

      Я чуть не подпрыгнул — Астория настолько громко выражала своё недовольство, что Панси прокралась совершенно неслышно. Хотя, Панси ли это? Может, мои мечты сбылись, и своим присутствием в моей постели меня решила удостоить Богиня собственной персоной?

      — Панси? — шёпотом спросил я.

      — Конечно, Панси, а кого ты ещё ждёшь? — прошипела она в ответ. Я даже растерялся от такого напора. — Ну, что замолк? Я тебе вопрос задала. Признавайся!

      — Кордебалет королевского театра жду, — раздражённо ответил я. — Приму уже спрятал под кроватью, чтобы Астория не застукала…

      — Тори, ты что ругаешься? — спросила Панси.

      — Алекс меня потрогал, — обиженно ответила Астория.

      — Не поняла, — удивлённо прошептала Панси. — Ну, потрогал, и что?

      — Грудь потрогал! — шёпотом завопила Астория.

      Панси хрюкнула.

      — Поттер, нашел, кого за грудь лапать! — со смехом сказала она.

      — Я знаю! — буркнул я.

      — Что значит — я знаю? — возмутилась Астория. — Ты хочешь сказать, что я плоская?

      Я поднял руки к потолку и потряс ими, взывая к мудрости богов.

      — Ты сначала отрасти, а потом возмущайся, — продолжала издеваться Панси.

      — Панси! — обиженно сказала Астория, и мне показалось, что она готова расплакаться.

      — Перестаньте! — громко прошептал я. — Давайте конкурс устроим и сравним.

      — Алекс! — зашипела Астория.

      — Что значит — конкурс устроим? — спросила Панси.

      — А то, — рассерженно пояснил я. — Садитесь обе рядом. Я потрогаю Асторию левой рукой, а Панси — правой. Вдумчиво и обстоятельно, чтобы ни в коем случае не ошибиться. Потом для чистоты эксперимента мы поменяем руки и повторим, и после этого я вынесу свой вердикт. Кто не согласен на конкурс — у того грудь плоская!

      Они затихли.

      — Ну, ладно, — нехотя призналась Астория. — Я согласна. У меня плоская грудь.

      — У меня тоже, — быстро согласилась Панси. — Как доска.

      Это она, конечно, зря — я точно знаю, что это неправда. Да и Астория чуть-чуть погрешила истиной — ладонь словно горит. Жаль, конечно, что конкурс не удался, но с другой стороны — ведь остался жив и даже в чём-то здоров. Я осторожно лёг, чтобы опять ненароком никого не задеть, и они завозились, прижимаясь ко мне. В грудь ударило, и прыгнувшая на меня кошка стала крутиться, утаптывая место. Она улеглась и привычно выпустила когти мне в кожу. Самое то, чего мне не хватало! Вот же Дафна, вот умничка! Пообещала исправить это неравноправие — и ведь исправила. Теперь куда я ни приду — рядом две девушки, а на груди — кошка. Я подумал было, что стоит сбежать на Гриммо и там спать спокойно, но потом мне в голову пришла другая мысль, которая полностью примирила меня с этой ситуацией.

      В самом деле, я же сам говорил Дафне, что мечтаю снова провести с ней ночь в постели, и вот она — постель, вот девушки в ней, пусть даже ни одна из них и не Дафна. Да ещё и кошка в придачу, чтобы сделать моё счастье совсем уж безмерным. И через десять дней этому всему конец. А сейчас я должен быть просто счастлив. Я прислушался к внутренним ощущениям — так и есть, счастлив.

      — Мурка, — тихонько позвал я.

      Кошка блеснула в мою сторону синим светом глаз.

      — Бася? — не понял я. — А где Мурка.

      Кошка положила голову на лапы и начала тихонько урчать. Я решил, что не стоит забивать себе голову проблемами того, почему у меня на груди лежит не та кошка, и потихоньку заснул.

      Так прошли несколько дней — с утра мы учились у миссис Гринграсс, потом после обеда играли вчетвером, после ужина снова играли и ложились спать. Я спал то у нас, то у Гринграссов, соответственно, с разными девушками и разными кошками. Дафна на мой вопрос о том, почему Бастинда теперь чередуется с Мери Сью, хотя раньше такой привычки не имела, пожала плечами и глубокомысленно заявила:

      — Не одной же Мурке такое счастье!

      Новый Год наступил как-то неожиданно — по инерции я побегал с утра, позавтракал и собрался было на наше ежеутреннее занятие, как меня огорошили — все взрослые, включая Перасперу, вдруг стали заниматься обустройством праздника. Я поглядел в окно на двенадцатиметровую ёлку и решил, что можно неплохо развлечься, украшая её. Мама отправила меня — традиционно — на чердак, где я нашёл большую коробку, доверху заполненную ёлочными игрушками. Когда я говорю “большую”, то я имею в виду ящик размером с кузов грузовика, то есть он действительно был размером два с половиной на четыре метра и высотой полтора. Пока озадаченно тёр макушку, я заметил у входа на чердак прислонившуюся к столбу маму, которая сложив руки на груди, внимательно за мной следила.

      Я огляделся по сторонам. Контейнер стоял не так уж далеко от большого окна во фронтоне, размеры которого позволяли его пропихнуть, если бы не одно “но” — запаса было не очень много, по полметра с каждой стороны. Учитывая моё мастерство владения Левиосой, я сильно сомневался, что мне удастся вынести ящик наружу, не снеся при этом окно. Да что там — я и за сохранность крыши много бы не дал! Подойдя к окну, я отщёлкнул шпингалеты и распахнул створки, которые при открывании, как оказалось, складывались “гармошкой”. В лицо мне ударил холодный воздух, и я вспомнил, что забыл накинуть верхнюю одежду. Я оглянулся — мама уже была в пальто и протягивала мне куртку.

      — Спасибо, — сказал я, одеваясь.

      — Ну как? — весело спросила она. — Справишься?

      — Я попробую, мам, — со вздохом ответил я. — Я попытаюсь.

      — Ты не пытайся, а просто сделай, — улыбнулась она. — И помни — размер не имеет значения.

      Я подозрительно на неё посмотрел. Не знал у своих родителей подобной слабости. Достав палочку, я встал рядом с окном, чтобы лучше было видно, что я делаю, и направил её на контейнер.

      — Вингардиум Левиоса! — произнёс я, сделав чересчур размашистое движение, и ящик буквально подпрыгнул к потолку с явным намерением протаранить крышу. Я едва успел двинуть палочкой и предотвратить столкновение, но слишком дёрнул рукой вниз, и контейнер чуть не врезался в пол. Ещё вверх-вниз, вверх-вниз, и он замер почти неподвижно — рука у меня всё-таки подрагивала от нервного напряжения, и ящик колыхался, словно живой. Я осторожно потянул его к окошку и понял, что он идёт боком, угрожая разнести всё вокруг. Мама пожала плечами.

      Подойдя к контейнеру, я толкнул его, пытаясь держать палочку неподвижно, но его всё равно тряхнуло. Ящик начал очень медленно поворачиваться вокруг вертикальной оси. Я вдруг понял, что мне его сейчас и останавливать придётся, а он достаточно тяжёлый. Что такое момент инерции, из маггловского курса физики я уже изучить успел. Мне пришла в голову мысль, что затормозить-то его можно будет и об пол. Притерев его почти вплотную, я дождался, пока он выровняется с окном, и мягко опустил.

      — Вингардиум Левиоса! — сказал я, снова его поднимая, и на этот раз мне удалось плавно его стронуть с места и так же плавно повести его к окну.

      Осторожно проведя контейнер сквозь раму, я вывел его наружу и стал осторожно опускать с таким расчётом, чтобы он приземлился рядом с ёлкой, при этом не завалив последнюю. Когда, наконец, мне это удалось, я с облегчением выдохнул и вытер со лба пот. Сзади меня обняла мама и положила голову мне на плечо.

      — Кто сказал, что размер не имеет значения? — проворчал я. — Очень даже имеет, когда окошко лишь чуть больше ящика!

      Мама рассмеялась, вручила мне метлу и поцеловала щёку. Хорошо-то как! Сурово нахмурившись, я поцеловал её в ответ, сел на транспортное средство и выпрыгнул в окно. Мама правильно рассудила — если я буду выходить через дом, то за мной обязательно увяжется кто-нибудь из девушек, а так…

      Обломись, Алекс! Ещё когда я только выходил из второй бочки, я заметил, как с крыльца спускается тоненькая фигурка в голубом пальто с меховым воротником. То есть, с высоты четырёхсот метров я только увидел фигурку, а пальто разглядел, когда минут через двадцать, вдоволь накружившись в обжигающе-холодном воздухе, спустился вниз.

      — О, Алекс! — обрадовалась Астория. — Да ещё и на метле! А я-то думаю, кто бы мне помог ёлку наряжать?

      — Я… — я задохнулся от возмущения.

      Посмотрите на неё — я ей буду помогать ёлку наряжать! Как будто это не я придумал и спустил сюда ящик!!!

      — Значит, вызвался добровольцем! — похлопала она меня по плечу.

      С меня хватит! Я схватил её поперёк, отчего она сразу радостно завизжала, засунул в сугроб и начал закапывать снегом. Она при этом отбивалась руками и ногами, хохотала и вопила так, что у меня уши закладывало. Я довольно быстро выдохся, аккуратно смёл с неё снег и стал разглядывать её раскрасневшееся личико с бровями и ресницами, припорошенными снегом. Она ещё продолжала хихикать, глядя на меня, а потом замерла с совершенно серьёзным выражением на лице.

      — Нравится? — спросила она.

      — Конечно, — согласился я. — Что тут может не нравиться?

      — А что именно нравится? — спросила она.

      Я подал её руку и потянул на себя, поднимая из сугроба. Она сразу прильнула ко мне, сложив руки у меня на груди.

      — Куда ты торопишься? — покачал я головой. — Не спеши, всему своё время…

      Она горестно вздохнула, а потом что-то вспомнила и лицо её разгладилось.

      — А правда, что ты обещал папе найти мне жениха ещё лучше, чем ты? — хитро спросила она.

      — Враньё, — покачал я головой. — Даже второго такого же не найти, а ты говоришь — лучше…

      — Ну, положим, второго такого же мы и сделать сможем, — подмигнула она. — Котёл с питательным раствором, пара заклинаний…

      — И твоя мама в отключке на день от перерасхода сил, — согласился я. — Так, давай ёлку украшать, а то уже обед скоро!

      — Через три с половиной часа, — удивилась она.

      — Именно, — подтвердил я.

      Закончили мы, конечно, раньше — и не потому, что успели. Сначала всё было прекрасно. Астория взяла на себя функции координатора — ну, конечно, без неё я бы точно не справился — и доставала из контейнера игрушки, указывая мне, куда их вешать. Начали с австралийских пикси, которые вяло жевали эвкалиптовую кашу в довольно большой коробке у самого входа в контейнер. Они были выряжены в костюмы зайцев, медведей, волков, всяческих принцесс и прочих сказочных персонажей. Из-за своей малоподвижности она представляли собой идеальные ёлочные украшения — достаточно было поместить пикси на ветку, и он там и оставался, пока его не снимут, лишь медленно перемещаясь в радиусе метра от начального положения. У пикси помимо украшения была ещё одна функция — они снабжали пыльцой чилийскую шаровую медузу.

      Медуз я как раз начал развешивать после пикси. Они были похожи на переливающиеся всеми цветами радуги хрустальные шары диаметром около четверти метра с торчащими стеклянными иголками. Когда на них попадала пыльца пикси, они начинали светиться и петь — на самом деле, почти неслышно, практически как шум ветра, но при этом совершенно необычайным образом поднимая настроение, словно какая-то ангельская a capella. Пикси же это пение раздражало, и они начинали сильнее сорить пыльцой, заставляя медуз разгораться всё ярче и ярче. На всё это у меня ушло два с небольшим часа.

      Покончив с медузами, я слегка присыпал кончики веток снегом, и Астория подала мне длинную гирлянду, похожую на стометровый блестящий пушистый хвост. По крайней мере, она смеялась до упаду, когда я приделал эту верёвку себе сзади и стал носиться по воздуху с развевающимся сзади хвостом. Гирляндой нужно было обмотать всю ёлку по серпантину сверху до низу. Так, прикинем — ёлка внизу диаметром шесть метров, так что со ста метров гирлянды выйдет около двенадцати оборотов… То есть, по метру на каждый оборот…

      Я взлетел к макушке и закрепил там кончик. Потом немного отлетел, стравливая “хвост” и сделал оборот. Снова отлетел, ещё немного стравил и сделал ещё один оборот. Стало скучно, и я отлетел на всю оставшуюся длину, то есть, почти на сто метров, помахал Астории ручкой и дал по газам. Она мне что-то прокричала — наверное, просто позавидовала — но мне уже не было слышно из-за свиста ветра. Я так увлёкся этим стремительным полётом, что даже не обратил внимания на то, что вместо того, чтобы летать по кругу, меня отчего-то сносит к ёлке, причём всё быстрее и быстрее. Какая-то мысль начала биться в мою черепушку, и тут меня с силой дёрнула гирлянда. Я едва успел закрыть рукой глаза. Здравствуй, ёлка!

      В Первозданном Ничто не было ни звука, ни света, ни направления, пока не послушалось оно — нежное ангельское пение, наполнявшее пустоту содержанием и мрак светом. Свет разгорался всё сильнее, стал совсем ярким, и в нём появились какие-то размытые очертания. Смысл стал наполнять моё сознание, и я восхитился красотой расплывающегося в глазах видения — силуэта, окружённого божественным сиянием. До чего же она красива! Склонись же ко мне поближе, чаровница! Зрение постепенно приходило в норму, и видение стало обретать чёткость — тьфу! Длинный мясистый нос, прижатые к голове уши и зелёная кожа — надо мной навис один из родительских домовых.

      — Хозяин, вы в порядке? — озабоченно спросил он.

      — Да, всё хорошо, Студе... Студе... — я как раз дотронулся до рассечённого ударом о толстую ветку лба, и разглядывание измазанных кровью пальцев мешало мне сосредоточиться в достаточной степени, чтобы вспомнить имя эльфа.

      — Студебейкер, хозяин, — подсказал он.

      — Да, точно, — наконец вернулось ко мне знание. — Студебейкер, со мной всё в порядке, — повторил я.

      Вместо домового в поле зрения наконец появилась красная от возбуждения Астория.

      — Вот здорово! — сразу затараторила она. — Ну ты даёшь! С размаху в ёлку — бац! А я ведь тебе кричала… Но ничего, ничего, главное — ёлка не пострадала! А интересно, я так тоже смогу?

      В голове стало болеть ещё сильнее.

      — Астория, — простонал я. — Помолчи немного!

      — У тебя голова болит? — деловито осведомилась она. — Тогда нужно позвать маму — мою или твою. Неважно, чью. Главное — позвать, и тебя сразу вылечат. Я прошлым летом тоже с качелей упала…

      — Астория! — взмолился я.

      — Молчу-молчу! — заверила она меня и снова раскрыла рот. Подумала и закрыла. Однако.

      Я осторожно приподнял голову, сразу почувствовав себя Страшилой с миллионом иголок в голове и тестом вместо мозгов, и огляделся по сторонам. Сук, в который я с размаха врубился головой, спружинил и отбросил меня на несколько метров назад. Я стал прикидывать импульс в момент удара и скорость, с которой моя голова должна была провалиться в трусы.

      — Ну и котелок у тебя, — снова не выдержала Астория, заметив, как я пялюсь на сук. — Видать, кость очень толстая!

      Я осторожно сел и замер, борясь с приступом тошноты. Потом с трудом поднялся, отвергнув помощь, несколько секунд раскачивался, словно осина, в стороны, пытаясь удержать равновесие, а потом землю словно вырвали из-под ног, и я с размаху хлопнулся навзничь. Надо мной появилось улыбающееся личико Астории, она мне что-то сказала, а затем их стало две, причём они скакали и сталкивались друг с дружкой. Наконец они снова слились, и она махнула на меня рукой, опять исчезнув из поля зрения. Я почувствовал, как мои ноги поднимаются в воздух, а потом заскользил по снегу. Приподняв голову, я увидел Асторию, которая пыхтя и пятясь, как рак, тащила меня за ноги ко входу в дом.

      — Мисс, не легче ли было бы левитировать? — послышался голос домового.

      — Конечно, легче, — ответила тому упрямая девчонка, — но так — веселее.

      — Вы позволите помочь, мисс? — поинтересовался Студебейкер. — Если, конечно, я не испорчу вашу игру.

      — О да, конечно, — с энтузиазмом согласилась Астория. — Тебе какую ногу — левую или правую?

      — Левую, если можно, мисс, — попросил домовой.

      — Ну, тогда мне правую, — ответила Астория. Я почувствовал, что начал двигаться быстрее. — Спасибо за помощь, Студебейкер. А то мне и вправду было тяжеловато. И когда он успел так отъесться? Такой кабан!

      Через буквально минуту я остановился.

      — Мисс, — с сомнением в голосе сказал домовой. — Если мы его потащим на крыльцо, он будет стукаться головой о ступеньки.

      — А, ерунда, — отмахнулась Астория. — Ты же видел только что, он своей головой чуть ёлку не свалил!

      — Но, мисс, — не сдавался эльф, — вверх будет тащить значительно тяжелее, и у нас просто не хватит сил. Всё-таки вы хрупкая девушка, а я… Позвольте мне его левитировать?

      — Да, ты прав, — согласилась она, и я взмыл в воздух.

      Еще через пару минут я был уложен на кушетку в гостиной, и надо мной нависли пять хорошеньких лиц — по-прежнему весёлая Астория, обеспокоенные Дафна и Панси и деловитые мама с Перасперой. Где-то за их спинами Дэниел с папой всерьёз обсуждали план того, как бы им тоже так удачно с метлы свалиться, чтобы в такой цветник попасть…

      — А Ступефай не подойдёт? — обернулась к ним мама. — Легко могу угостить!

      Мужчины засмеялись и поспешили удалиться, пока их и вправду чем-нибудь не “угостили”.

      Праздновать начали в одиннадцать вечера. На расчищенной от снега площадке поставили стол и тёплые кресла. Жаркое подавали в особой зачарованной посуде, которая не давала горячему остывать на морозном воздухе. Мороженое подавали просто в вазочках — ему было комфортнее всего. Домовые — наши и Гринграссов — вырядились в карнавальные костюмы и водили вокруг елки хоровод под хрустальное пение медуз. Мы поели, выпили шампанского, а потом папа предложил всем прогуляться по праздничному городу. Я так понял, они каждый год это делали, но для меня подобное было внове. Лучшее, на что я мог рассчитывать — это зимние каникулы у Уизли, которые про Новый Год вообще слыхом не слыхивали.

      Была в этом, кстати, своя ирония — волшебники в большинстве своём были архаичны, и Новый Год не праздновали, но зато исправно выполняли и почитали все христианские обряды, хотя для нормального христианина являлись живым воплощением ереси. До недавнего времени это мне казалось само собой разумеющимся, но я как-то раньше и не пытался задумываться о чём-то, помимо квиддича и Волдеморта. Прогуливаясь по ночному — но по-дневному бодрому — Лондону вместе с толпой таких же зевак, основной целью которых было просто встретить Новый Год, как настоящий праздник, я вдруг понял, что до Рождества, святого Николая, Валентина и прочих религиозных символов мне дела больше нет.

      Меня цепко держали под оба локтя — похоже, репутация бабника постепенно становилась реальной даже для самой главной пиарщицы, и Дафна не собиралась оставлять меня без присмотра в центре города, полного красивых и весёлых девушек. На второй локоть нацелилась было Астория, но Панси с усмешкой оттерла её в сторону, и тогда Астория прицепилась к ней с другой стороны. Мы шли по Виктории в сторону Биг Бена, чтобы встретить праздник под бой его курантов. Народу всё прибывало, и скоро было бы уже не протолкнуться, если бы шедшие впереди родители не раздвигали толпу в сторону каким-то заклинанием. Мы вышли на Бридж-стрит и встали, задрав головы на часы, на которых до нового года оставалась ещё одна минута.

      Астория на что-то отвлеклась, а Панси отошла к маме. Воспользовавшись моментом, я притянул Дафну к себе и спиной вперёд начал ввинчиваться в толпу, чтобы остаться с ней наедине, подальше от взглядов родных. Как мне показалось, мы достаточно удалились, а найти кого-либо в этой многотысячной массе людей было просто невозможно. Дафна намертво ко мне прилипла, с горящими глазами глядя на меня. Когда раздался первый удар, она встала на цыпочки и потянулась ко мне губами.

      — С Новым Годом, — прошептала она, оторвавшись.

      Меня кто-то дёрнул за локоть, от неожиданности я развернулся и оказался лицом к лицу с Панси, которая немедля впилась мне в губы поцелуем, как раз успев ко второму удару. Я машинально высвободил руку, чтобы обнять её и подтянуть поближе.

      — С Новым Годом, — сказала она, пока я делал глубокий вдох.

      И не напрасно — рот мне почти сразу залепила Дафна. Так они и чередовались на каждом ударе курантов, и как-то так получилось, что на последнем ударе я целовался именно с Панси. Толпа начала радостно вопить и свистеть, в ход пошли ручные фейерверки, и я даже заметил пару салютов, запущенных Дэниелом — их можно было различить по тому, что разорвавшись в вышине, они рассыпались диковинными фигурами, а не примитивным шаром или дождём. Ликующему народу было всё равно, чему радоваться, и на такое небольшое нарушение секретности явно никто не обратил внимания.

      Змейки повисли на мне, согревая дыханием шею, и я практически держал их на весу, обнимая за талию. Сквозь толпу пробралась Астория и повисла сбоку, тесня Дафну и сдвигая их с Панси. Стоящий передо мной парень в смешном тюрбане с интересом глядел на меня, обнимая свою спутницу — тоже в тюрбане. Я его узнал — это был тот самый парень из камина! Я слегка качнул головой, приветствуя его, а он широко улыбнулся и показал мне большой палец. Девушки отпустили меня, поворачиваясь к моему новому знакомому, и тогда он церемонно поклонился. Я сделал то же самое, а девушки присели в книксене. Подруга парня рассмеялась, глядя на это всё.

      — Макс, — протянул он мне руку, умудрившись даже в своём имени продемонстрировать свой тяжёлый акцент… Немецкий, наверное — я не знаток.

      — Алекс, — ответил я на его приветствие. — А это Панси, Дафна и Астория.

      — Очень приятно, Алекс, — склонил он голову, а девушки снова присели. — Позвольте представить Мела… — его спутница быстро поднесла к губам палец и прикрыла верхнюю часть лица карнавальной маской на палочке. — Мела, — кивнул он, угадав её желание остаться инкогнито.

      — Очень приятно, — обворожительно улыбнулась Мела, заставив меня преданно завилять хвостиком, а Дафна ущипнула меня за бок, совершенно точно догадавшись, о чём я сейчас думаю. А вот у неё акцент, скорее, восточный, но не гортанно-индийский, а помягче — скорее, из Персии, хотя на персиянку она ни разу не похожа… Нормальная такая симпатичная деваха. Не Богиня, конечно…

      — С Новым Годом, — поздравил их я.

      — С Новым Годом, с Новым Годом, — смеясь, ответили они.

      Макс что-то произнёс, и в небе почти сразу словно взорвалась небольшая звезда, распадаясь на фрагменты, почти сразу составившие изящную шхуну с небольшим кусочком моря, и даже были видны живые буруны, бьющие в форштевень…

      — До свидания, Алекс, — донеслось до меня, пока я вместе с остальными зеваками таращился на эту картину в небе.

      — Ещё увидимся, — предположил я и опустил глаза, но Макса с его Мелой уже и след простыл… Конечно, увидимся — камины ещё никто не отменял!

      На пути обратно родители завернули в приют неподалёку — мама наготовила для детей подарков и угощения, а папа ещё вчера собрал у них ломаные игрушки и все перечинил простым Репаро. Мы с Дэниелом и Перасперой отправились по домам каких-то совершенно незнакомых людей, точнее — магглов. Если просто идти по улице, можно было видеть, что двери большинства домов открыты нараспашку, зазывая гостей. Если, конечно, дальше шла ещё одна дверь. Я в гостях в основном выполнял роль мебели, а вот девушки пели какие-то песенки, взрослые поздравляли хозяев и добавляли к этому какую-нибудь безделицу в качестве подарка, нам тоже выдавали что-нибудь — обычно угощение — и мы шли дальше.

      К трём часам ночи я уже почувствовал, что ноги меня совершенно не держат, особенно в свете того, что мне приходилось тащить повисших на мне змеек. Рук на всех не хватило, и Астория висела на своём отце. Лишь Богиня оставалась жизнерадостной и полной сил. Мы добрались до дома и рухнули, не раздеваясь. На мою постель, что характерно. Дэниел открыл было рот, чтобы хотя бы показательно возмутиться этой наглой непристойности, но потом лишь махнул рукой, пожелав нам спокойной ночи, и они с Богиней отправились к себе домой.

      Проснулся я ближе к полудню, с трудом вылез из постели, сначала долго расплетая клубок захвативших меня ручек, а потом стараясь не наступить ни на одну из распластанных по кровати ножек, и пошёл искать, чего бы перекусить. Еда, как ни странно, нашлась на всё том же столе снаружи у ёлки, и там же нашлись родители. Я обнял папу, потом — маму, ещё и поцеловав её в щёку, и уселся поближе к запечённому барашку, которого я вчера — в темноте, наверное, не иначе — просто не разглядел; собственно, поэтому он и остался цел. Взяв в руки вилку и нож, я было прицелился ко всей тушке, но папа меня опередил и для начала отрезал мне ногу, складывая на тарелку.

      Было неожиданно тепло, и я просто наслаждался новым солнечным днём — и бараньей ногой, конечно, которая на удивление удалась. Я с трудом удерживался, чтобы не бросить столовые приборы и не начать есть, как завещали нам великие предки — по-мужски держа добычу в руках. Лишь вставшая перед глазами картина обедающего Рона заставила меня напрочь отвергнуть тысячелетние традиции. Минут через пятнадцать пришли девушки, снова меня удивив умением в любой ситуации выглядеть бодрыми и нарядными.

      — А нас одних бросил, да? — сходу упрекнула меня Астория. — А что, если бы на нас кто-нибудь напал?

      Рот у меня был занят, и мне оставалось только таращить глаза от возмущения, попутно осознавая, что это она надо мной так издевается.

      — Кстати, — подал голос папа, — подарки мы сложили под ёлку.

      Я заинтересованно на него поглядел, потом заметил под ёлкой какие-то нарядные коробки и начал жевать с удвоенной скоростью. Подарки? Какие подарки? Я люблю подарки! И только потом я сообразил, что сам никому ничего не приготовил. Видимо, что-то похожее на вину мелькнуло в моих глазах, и это не укрылось от внимательного взгляда мамы.

      — Не волнуйся, малыш, — сказала она. — Девочки тоже ничего не приготовили — подарки будут только от взрослых.

      Мне стало интересно, что же такое мне подарят. Или уже подарили — Новый Год-то прошёл! На лице Астории большими буквами было написано, что для неё подарка лучше меня не придумаешь. Дафна сосредоточенно ковыряла мороженое, а Панси удивлённо глядела под ёлку — судя по всему, выбор места для того, чтобы сложить подарки, оказался для неё сюрпризом. Я умоляюще поглядел на папу, а он с пониманием кивнул и принялся мне отрезать от барашка вторую ногу. Как раз, когда я вгрызся в неё ножом, на крыльце показались мистер Гринграсс с супругой.

      Заглянув под ёлку, я нервно рассмеялся, одновременно аплодируя мастерски наложенной кем-то иллюзии, которая полностью скрывала это буйство фантазии, а заодно понял, что в доме Паркинсонов никто не разменивается на какие-то там ящички и коробочки. И ещё понял, что размеры небольшого контейнера с ёлочными игрушками на чердаке были ограничены не запросами владельца, а лишь необходимостью каждый раз, чтобы украсить ёлку, проталкивать его через узенькое окошко. Здесь же фантазию ничто не сдерживало — и вот, полюбуйтесь! Несколько очень красивых, но явно сиротливо выглядящих коробочек для девушек — от мамы, от папы и от каждого из крёстных. Ну, и рядом… Где они столько обёрточной бумаги взяли? Да что я спрашиваю, никаких проблем — надо просто притащить ещё один морской контейнер, но уже с упаковочной бумагой…

      Девушки застыли, в оцепенении тараща глаза и совершенно не обращая внимания на предназначенные им подарки.

      — Это… что? — наконец озвучила общее мнение Дафна, ослабевшей рукой тыкая в сторону моего подарка. — Это… кому?

      Ну, “кому” могла бы и не спрашивать. И так же ясно. И не только из-за размеров — хотя и по этой причине тоже — но в основном потому, что сбоку во всю двенадцатиметровую длину контейнера был приделан транспарант — “Алексу от всех, всех, всех!” И ниже буквами чуть поменьше — “Мы все тебя любим. Как хорошо, что ты снова с нами!” И пышный бантик диаметром полтора метра. Аж в глазах защипало. И зачесались руки.

      — Чур, я бумагу сдирать буду! — запрыгала на месте Астория.

      — Тори, держи себя в руках, — строго покосилась на неё Панси. — Это подарок Лексику, — она сделала театральную паузу. — Значит, бумагу буду сдирать я!

      — Погодите, девочки, — умиротворяющим голосом предложила Дафна и потянула из рукава палочку. — Один момент…

      — Стоп! — очнулся я, поняв, что эти проныры сейчас начнут распаковывать мой подарок без меня. — Во-первых…

      — Что — во первых? — хором спросили они, оборачиваясь ко мне и упирая руки в боки.

      В голове замигала красная лампочка. Опасность! Опасность! Опасность!

      — Во-первых — стул, — сказал я и вытянул палочку. — Акцио, стул!

      Поймав его, я уселся и заложил ногу за ногу, откинувшись на спинку.

      — Алекс! — грозно зарычала Дафна.

      — А во-вторых, если вы открываете мой подарок, то я открываю ваши, — добавил я.

      — Да пожалуйста! — заявила Астория. — Всё равно там…

      Она осеклась, глядя на стремительно краснеющих Дафну и Панси. Я закрыл лицо ладонью.

      — Алекс! — обиженно воскликнула Панси.

      Я безнадёжно махнул рукой и сквозь пальцы стал наблюдать, как эти три валькирии сдирают обёртку с контейнера. Ага! Под верхним слоем оказался ещё один. Они издали победный клич и стали срывать бумагу с удвоенной энергией. На третьем слое Панси крикнула:

      — Ух ты, какая классная упаковка! Спасибо, папочка!

      На четвёртом я всерьёз испугался, что под всеми этими слоями где-то там завёрнут маленький футляр с кларнетом. К счастью, на четвёртом всё и закончилось, и наконец-то на свет явилась рифлёная стенка новенького оранжевого контейнера. Девушки закончили снимать упаковку — и двадцати минут не прошло — и теперь дружно прислонились спиной к стенке, чтобы отдышаться.

      — Нет, а всё-таки, что там? — снова спросила Дафна, постучав каблуком по контейнеру.

      — Нужно взглянуть, — решился я, поднимаясь со стула.

      Я подошёл к торцу и потянул за рычаг, открывающий створку двери. Какое-то непонятные железки и коробки. Я открыл вторую створку.

      — Это что? — завороженно спросила Астория, уже прилепившаяся к моему локтю.

      — Это называется “рельсы”, — прокомментировала Панси с другой стороны.

      Рядом встали родители, причём папа с гордостью глядел на наваленное в контейнере полотно тридцатисантиметровой ширины, а мама с умилением за ним наблюдала.

      — Пап, это ты мне игрушечную железную дорогу подарил, что ли? — ещё до конца не поверив, спросил я.

      — Угу, — ответил отец.

      — С паровозиками? — не поверил я.

      — Угу, — был ответ.

      — Такую, на которой можно ездить? — уточнил я.

      — Угу, — снова ответил он.

      Я высвободился из цепких девичьих ручек, подошёл к нему и обнял.

      — Спасибо, пап!

      — Да это папа себе игрушку купил, ты не подумай, — со смехом пояснила мама. — Тот ещё любитель паровозиков!

     В общем, папа давно хотел проложить между лужаек железную дорогу — ещё до того, как меня… украли. А когда наконец сумел достать всё необходимое — рельсы, локомотив, подвижной состав — то случилась эта история с превращением меня в Поттера. Понятное дело, что тогда ему не до паровозов было. Зато теперь… А мама правильно подметила — вроде, и мне подарок сделал, но и себе ведь тоже! В общем, недолго думая, мы приступили к укладке рельсов, что в принципе было не так уж и сложно — расчистить гравийную дорожку от снега, положить сверху очередной пролёт уже собранного полотна — рельсы вместе со шпалами — и скрепить с предыдущим металлическими скобами на болтах. Когда мы уложили первые четыре, папа махнул мне рукой на большой деревянный ящик, в котором оказался собственно паровоз. Я даже и пытаться не стал водрузить его на рельсы — тут нужна была совсем тонкая работа — но присоединившийся к нам Дэниел проделал это мастерски, если не сказать виртуозно.

      Паровоз, вопреки здравому смыслу, оказался моделью Кинг Джордж V в сияющей синей с позолотой окраске, а совсем не Олтон Холл в тёмно-бордовых цветах хогватского экспресса, как можно было бы предположить. Но такой мне ещё больше нравился. Я долго гладил его блестящие бока, пока смог наконец оторваться, чтобы продолжить укладку путей. Папа мне рассказывал тем временем, что изначально паровоз был настоящим — с поправкой на масштаб — и с топкой на мазуте, но жечь нефтепродукты он посчитал нерациональным — волшебники мы или кто — и вместо топлива загрузил прямо в топку выводок саламандр. Для управления жаром топки, соответственно, к специальному рычагу в кабине был приделан тросик, обработанный предохраняющим от жара заклинанием, который разветвлялся на множество более тонких, привязанных к хвостам ящериц.

      Бак с водой в тендере никуда не делся — папа мне долго объяснял, что воды нормальный паровоз без конденсатора расходует значительно больше, чем дров — но зато он убрал цистерну для мазута, и в находящийся поверх бака кузов для угля было поставлено ещё одно пассажирское сиденье — для “помощника машиниста”. Бак заполнялся обычным Агаментосом, так что проблема снабжения была полностью решена. Ну, и саламандр нужно было время от времени кормить и выгребать за ними золу из топки.

      Довольно быстро мы поставили укладку рельсов на поток — Дэниел аккуратно доставал из контейнера пролёт, Астория очищала его от малейших следов креозота, Дафна покрывала его заклинанием консервации, Панси транспортировала его на указанное папой место, папа укладывал пролёт уже точно, миллиметр в миллиметр подогнав его к предыдущему, а я скреплял их скобами. Последняя операция тоже, в общем-то, проводилась с помощью волшебства — я ставил накладки, в них продевал болты, надевал шайбы и наживлял гайки, а потом использовал показанное папой заклинание:

      — Конструкто! — и гайки сами заворачивались с необходимым усилием, прочно скрепляя полотно.

      Мы не успокоились, пока контейнер не опустел, и в итоге к восьми вечера уложили всего лишь овал шириной сто метров и длиной двести. И это — всё? Увидев мою обиженно оттопыренную губу, папа обнял меня и похлопал по плечу:

      — Не расстраивайся, у меня ещё три контейнера рельс, — и он заговорщицки подмигнул. — Мы даже ещё не распаковали стрелки!

      К паровозу прилагались два открытых вагона для пассажиров, в каждом из которых было по четыре сиденья одно за другим. Мы их тоже вытащили из ящиков и прицепили позади тендера. Я чуть не умер от счастья, когда звякнула сцепка, и папа стал соединять тормозные шланги. Потом он начал втискиваться в кабину…

      — Па-ап! — воскликнул я. — Это мой паровоз!

      — Ну попытаться-то стоило! — ничуть не смутившись, заметил он, снова вылезая наружу и усаживаясь в тендер. — Давай, забирайся, а я тебе на ходу всё объясню.

      Паровоз уже стоял под парами и изредка попыхивал, делая “чух”, и всего-то нужно было открутить влево до упора “руль”, а потом по возможности плавно потянуть вправо рычаг. Чух-чух! Паровоз дёрнулся, звякнули сцепки вагонов, и — ещё один рывок. Поехали! Поезд тронулся, медленно двигаясь к первому повороту. Я был просто донельзя счастлив — у меня теперь есть собственная железная дорога! Я никуда не торопился и практически со скоростью пешехода сделал круг. Когда проезд остановился у места, где все собрались отправлять меня в первый путь, Панси тут же согнала папу с его сиденья в тендере, а остальные пассажиры загрузились в вагончики.

      — Па-а-а вагонам! — прокричал папа, изображая из себя станционного кондуктора.

      Он махнул мне рукой, и я снова тронулся. Панси что-то восторженно прокричала, но я не услышал из-за шума работающих цилиндров. Мы сделали несколько кругов, а потом папа потребовал-таки, чтобы я ему тоже дал порулить. Я вылез и сначала наблюдал со стороны за папиными попытками уместить себя по частям в совсем маленькую кабину, которая и мне-то была тесновата… В общем, ноги он просто свесил наружу, и отчего-то сразу стал похож на Дон Кихота на ослике верного слуги Санчо Пансы… А потом я с восторгом любовался, как диковинное чудовище, пыхтя и освещая единственным глазом рельсы, медленно ползёт по кругу. Папа меня уже предупредил, чтобы я особо не разгонялся, поскольку рельсы-то просто лежат на земле, а не прикопаны в насыпь, и вполне могут уехать, а поезд — перевернуться.

      Состав доехал до меня и встал, и мне даже в темноте было видно, как горят счастливым огнём глаза отца. Ну да, зачем ему подарки? Он свой подарочек точно получил, да ещё и под предлогом “игрушки любимому сыну”. Он мне поведал, что у нас есть почти неосвоенный участок земли размером пятьсот гектаров в тридцати километрах на юго-запад от Манчестера — наследство какого-то дальнего предка. На этом участке папа намеревался построить настоящую железную дорогу с вокзалами и станциями, со всякими депо, переездами, а главное — со множеством стрелок и самых настоящих семафоров. Дорогу же возле нашего дома он позже рассчитывал спрятать в кустах — у них с мамой даже был разработан план, как гармоничнее вписать эту короткую ветку в дорожки и тропинки среди зелени.

      В ежедневную активность теперь вписалось катание моего серпентария по железной дороге “Паркинсон и Паркинсон”. Оказалось, что можно придумать множество игр, если в наличии имеется паровоз и два вагона. Мы строили мосты и туннели из снега, тем же снегом кидались друг в друга, и наконец просто катались — помимо, конечно, наших обычных игр в прятки и догонялки.

      В свадьбе Сириуса, которую тоже решили провести у нас, ничего особенно примечательного не оказалось, кроме повторного знакомства с Габриэль и Лизой — сёстрами невест. Ещё очень забавно выглядели их родители, не ожидавшие, что любимые дочери внезапно попадут в какой-то практически гарем. Хотя мистер Турпин был доволен — свахам не то, что нельзя было замуж, а даже с мужчинами встречаться запрещалось, но при этом шансы на то, что сваха уйдёт из профессии были практически равны нулю. То есть факт того, что при знакомстве с Сириусом Белинда настолько потеряла голову, что изменила многовековой — нет, не традиции, конечно, — практике и просто ушла, полностью оправдал этого кобеля в глазах отца Лизы. Анри же был благодарен старому другу за спасение Флёр, и трагедии из наличия у неё конкурентки тоже особо не делал. Жанин Делакур, мать Габриэль и Флёр, в свою очередь, цепким взглядом ощупывала мой цветник — было похоже, что Флёр поделилась с ней своими планами относительно места для сестры в нём.

      После того, как закончилась официальная часть — собственно ритуал, пентаграммы, клятвы, кровь и прочее священнодействие, мы уселись за стол, чтобы отпраздновать это событие. Мне всё было любопытно, кто у Сириуса будет любимой женой, и я очень удивился, когда справа от него сначала уселась Белинда. Однако, когда несколько минут они с Флёр поменялись местами и продолжили так делать через равные промежутки времени, мне стало ясно, что они уже успели спеться — хотя, конечно, не так хорошо, как, к примеру, те же Дафна и Панси. По Сириусу было видно, что у него словно гора с плеч свалилась, когда за него разрубили гордиев узел его матримониальных проблем — он был откровенно счастлив. Девушки тоже лучились счастьем и любовью, и мне только оставалось порадоваться за Бродягу.

      Лиза подозрительно косилась на меня весь вечер. По её представлениям, у Панси и Дафны уже был Поттер, и то, что обе позволяют себе так бесстыдно прижиматься к какому-то Алексу Паркинсону, который к тому же являлся братом Панси, выглядело совершенным предательством по отношению к её другу. Может, даже и не другу совсем — кто её разберёт? В какой-то момент она не выдержала и сухо извинившись перед змейками, отозвала меня в сторону “для разговора”. Панси же с Дафной, быстро оценив ситуацию, лишь прыснули в кулачки.

      — Алекс, скажи уже ей, — улыбаясь, предложила мне Дафна.

      — Скажи — что? — не поняла Лиза, которой я как раз галантно подставил локоть.

      Я довёл её до центра зала и предложил танец. Она машинально согласилась, гадая, что же такого сказала Дафна, и мы закружились по идеально гладкому паркету. Когда я ей третий раз подряд наступил на ногу, она вышла из транса и широко распахнула глаза.

      — Гарри! — воскликнула она, останавливаясь и морщась от боли. — Так это ты, что ли?

      — Ну да, — согласился я.

      — У меня такое ощущение, что я попала в мексиканский сериал, — сокрушённо помотала она головой, массируя виски. — Или под каток, — прошипела она, подгибая отдавленную ножку. — Или под каток в мексиканском сериале. Так это твоё настоящее имя?

      — Да, только об этом никто не должен знать, — сказал я. — Некоторые люди за это легко могут убить.

      — Не мексиканский, — поправилась Лиза. — Итальянский. Горячие страсти, тайные имена и бессмертная мафия.

      — Ну, положим, мафия и в Мексике есть, — не согласился я.

      — Если бы мне кто ещё объяснил, отчего к тебе другая Паркинсон так не по-сестрински жмётся… — буркнула она.

      — Легко, — отмахнулся я. — Мы совсем не брат и сестра.

      — Если ещё окажется, что ты мой родной брат, то я упаду в обморок, — с мрачным видом пообещала она.

      — Не волнуйся, по этой части у нас с тобой всё в порядке, — подбодрил я её.

      — Я всё равно ничего не понимаю, — покачала она головой. — А что с вами делает эта мелкая?..

      — Астория? — улыбнулся я. — Но она же сестра Дафны.

      — И тоже хочет за тебя замуж? — быстро спросила Лиза. — А ты всех берёшь, кто за тебя хочет или?..

      — Или, — кивнул я. — Бесплатно бывает только сыр в мышеловке. Последний раз меня оценили в двадцать гиппогрифов, ковёр-самолёт и путёвку в Сибирь.

      Она уставилась на меня, пытаясь понять, шучу я или нет, а потом звонко рассмеялась, заставив присутствующих невольно повернуть головы.

      — Ой, не могу, — сказала она, переводя дыхание и утирая слёзы. — Рассмешил! Нет, я, конечно, понимаю, что ты это серьёзно сказал, но — рассмешил!

      — Ой, Лиза, — покачал я головой. — Это только со стороны выглядит смешно.

      Тут я, конечно, покривил душой — в последние дни, которые я провёл в обществе Панси и сестёр Гринграсс, мне было исключительно весело. Но с другой стороны, никто не мог гарантировать, что так оно останется навсегда. Мне же прекрасно видны скачки настроения Сириуса в те моменты, когда его донимают собственные ведьмы, а он при этом выглядит, словно ему хочется поднять кверху морду и завыть на луну.

      — И что мне делать? — спросила она.

      — Главное — никуда не торопиться, — пожал я плечами. — У меня уже есть две невесты, — я мельком глянул на Асторию, — с половиной. Временами кажется, что и это уже через край.

      — Ты мне даёшь от ворот поворот? — спросила она прямо.

      — Что я, дурак, что ли? — снова улыбнулся я. — Такой красивой девушке — от ворот поворот… Будешь у меня официальной любовницей. Наложницей, в смысле.

      Сначала она хотела рассердиться — я ясно видел это по яростному взгляду, который она на меня бросила, — но потом снова расхохоталась.

      — Тьфу на тебя! — сказала она, отсмеявшись. — Опять ты всё опошлил!

      — Зато со мной весело, — серьёзно согласился я, в который раз подивившись её неизменной жизнерадостности.

      В последний день каникул я решил не делать вообще ничего — выживание, конечно, хорошая штука, но хорошо только в том случае, если ты радуешься жизни. Снаружи всё заволокло облаками в несколько слоёв, и вместо снега мело какую-то холодную морось, которая мгновенно пробиралась даже под зачарованную одежду, промораживая да костей. Мы вчетвером сидели у камина в гостиной, точнее — я сидел, а рядом лежала с книжкой Дафна, поместив голову мне на колени. В ногах, прислонившись, сидела на подушке Панси, а с другого бока ко мне притиснулась Астория. Гермиона бы точно нами гордилась, увидев всю нашу компанию с книжками. Астория читала какую-то любовную муть, Панси тоже, в известном смысле — то есть, она в последнее время крепко подсела на Джейн Остин. У Дафны в руках я с удивлением обнаружил такую же книжку, как у Шеймуса — похоже, это был её новогодний подарок. Я же запоем глотал короткие рассказы Генри Каттнера про семейку мутантов и про самовлюблённого робота, перелистывая страницы одну за другой.

      Книжка кончилась, и я левитировал её обратно на столик, притянув к себе следующую. Роджер Желязны. Покрутил затёкшей шеей, вдоволь полюбовался на обложку, открыл её и… Обнаружил себя перед шахматной доской, пристально глядящим на тупую ладью, которая никак не могла решиться съесть пешку Рона. Игры с агитацией и нелинейным программированием уже, похоже, закончились, и теперь наступил этап рукоприкладства — я занёс над бедной турой кулак, отчего та совсем съёжилась.

      — Гарри, — послышался голос Молли. — Спустись, пожалуйста, вниз. Тебя хотел видеть Снейп.

      Чёрт его дери, этот Сценарий! И как, в конце концов, я здесь оказался? И что случилось с Дублёром? Хотя, по поводу последнего вопроса у меня была ясность, что он, по крайней мере, жив — воспоминаний за первую половину дня я пока ещё не получил. Но как же это всё плохо! Я так рассчитывал, что в Камеру Смерти мы сможем вместо Сириуса подсунуть Дублёра!..

      — Какой к чертям собачьим Снейп?! — пробормотал я под нос, но она всё равно услышала.

      — Профессор Снейп, Гарри, — пояснила она. — Ему зачем-то надо с тобой поговорить.

      Как раз об этом-то я в курсе, и даже знаю, о чём мы говорить будем. Вот, кстати сказать, будет смешно, если Сириус не придёт! Рон хмыкнул — вызов к Снейпу спасал меня от мата через пару ходов. Джинни насупилась — она уже почти подобралась ко мне, двигаясь по миллиметру, словно континентальная плита. Гермиона с интересом меня разглядывала — она явно что-то заметила. Что-то она слишком наблюдательна стала в последнее время. Не к добру это!

      — Снейп? — решил я уточнить на всякий случай.

      — Ну пойдём уже, — нетерпеливо сказала Молли, — нельзя заставлять ждать такого уважаемого человека, — развернувшись, она кокетливо подправила причёску.

      О да, она сейчас королева! А Снейп — мышка на ковре. Может, зря мы его с Амбридж связали проклятым ритуалом? Делов-то — подлить ему Амортенции к Молли, а дальше та сама устроила бы ему долгую жизнь, полную невыносимых страданий! С другой стороны, кому тогда Жабу подкладывать? По идее, можно бы было Дамблдору, но тот, к сожалению, находится в совсем другой весовой категории. Справедливости ради нужно заметить, что собери мы хоть сто человек — всё равно не смогли бы провести над ним ритуал. Кстати, интереснейшая мысль… Может, Волдеморту идею подкинуть? Убить Дамблдора он не сможет, но вот такое проклятье навесить…

      — Ты сначала сделай ход, а потом уже топай, — недовольно сказал Рон, пытаясь остановить меня за рукав.

      — Ничья? — спросил я, пожимая его протянутую руку. — Хорошо, согласен!

      Прежде, чем он смог подобрать с пола отвалившуюся челюсть, я устремился за миссис Уизли, проводящей механические испытания ступеней лестницы на максимально допустимую нагрузку. Держат, однако, — умели же раньше делать! Скрипят, гнутся, но держат! Я сбежал вниз и осторожно вошёл в кухню, оглядываясь в поисках Молли. Даже сейчас — будучи полностью поглощённой визитом жгучего брюнета с сальными волосами и в мантии, которая зловеще развевается, даже когда он стоит — Молли представляла собой практически смертельную опасность. Как паук в паутине, она ждала, пока доверчивый зевака неосторожно приблизится на расстояние вытянутой руки, а потом — бросок, и жертва уже трепыхается, судорожно пытаясь вдохнуть, плотно стиснутая с обеих сторон двумя гигантскими дынями…

      Но нет — сейчас она стояла позади сидящего за столом Снейпа и ненавязчиво упиралась своими молочными заводами ему в плечо. Снейп морщился и брезгливо дёргал плечом, отчего эта масса колыхалась, вызывая выражение блаженного экстаза на её лице. Донельзя мрачный Сириус, от которого несло духами и шампанским, в тапочках на босу ногу, шёлковом халате и мотоциклетной кожаной бандане сидел напротив Снейпа, закинув ногу на ногу и отхлёбывая то самое шампанское из хрустального бокала. Я громко прочистил горло. Снейп обернулся ко мне, сморщился ещё сильнее и судорожно дёрнул головой, угодив ею прямо в молочный пудинг рядом с ухом. Пудинг заколыхался, а Сириус прикрыл глаза рукой и поспешно хлебнул шампанского для успокоения нервов.

      — Сядьте, Поттер, — страдальчески простонал Снейп. — И не мельтешите перед глазами — без вас тошно!

      Сириус, не отрывая руки от глаз, кивнул в знак согласия с предложенным тезисом. Я сел.

      — Ты — он? — тихо спросил меня Бродяга.

      — Потом поговорим, — сказал я.

      — Понятно, — вздохнул он.

      Ничего, пусть готовится — разговор непростой выйдет.

      — Может, тефтелек? — с теплотой в голосе спросила Молли.

      Теперь передёрнуло Сириуса.

      — Сядьте же, — прошипел Снейп, уже не в силах дальше терпеть толкающиеся в него дыни.

      — Когда, наконец, у меня в доме перестанет командовать кто попало? — прорычал Сириус.

      Молли отстранилась от Снейпа и согласно закивала. Сириус снова закрыл лицо ладонью. Снейп повернулся к Молли.

      — Нам нужно поговорить с глазу на глаз, — выдавил он.

      Она повернулась к Сириусу и сделала ручкой — мол, давай на выход.

      — Я, вообще-то, его крёстный, — ошарашенно пробормотал Сириус.

      Снейп сделал страдальческое лицо, пытаясь вместе со стулом оказаться подальше от наползающих на него форм мамы Уизли.

      — Я здесь по распоряжению Дамблдора, — в отчаянии воскликнул он.

      — Да пожалуйста, оставайся, Сириус, — пожала плечами Молли. — Должен же и ты почувствовать себя причастным…

      — Это что только что было? — не понял Сириус.

      — Ну, ты же сидишь здесь целыми днями, ничего полезного не делаешь… — словно жалея его, запричитала Молли.

      Снейп побледнел, открыв рот — миссис Уизли нагло украла у него реплику. Что сейчас будет!

      — Для Ордена, — спешно добавил он, пока Молли снова не заговорила. — Да, для Ордена.

      Сириус побагровел и надул щёки. Он наверняка, как и я, с утра освежил эту сцену в памяти, и теперь, насколько мне было видно, с трудом сдерживался, чтобы не заржать. Снейп наконец совладал с нервами.

      — Директор хочет, мистер Поттер, чтобы вы изучали окклюменцию, — сказал он.

      — Изучал — что? — снова развернулась к нему Молли, чуть не снеся бюстом со стула.

      Снейп вскочил, отбегая от неё на пару метров. Мне было видно, как на его перекошенном лице дёргается глаз.

      — Окклюменцию, Поттер! — заорал он. — Чтобы вам в мозги кто попало не лазил!

      — Почему это он должен изучать эту окклю?.. — спросила Молли, тщась выговорить нужное слово. — Тьфу!

      — Потому что так сказал Дамблдор! — взвизгнул Снейп, пытаясь оттереть плевок с ботинка и отодвигаясь ещё дальше. — Поттер, — взмолился он, — частные уроки раз в неделю, но только никому не говорите, ладно?

      — Даже ближайшим подругам не скажу. И кто его будет учить? — снова перешла в атаку Молли.

      Снейп прикрыл глаза, понимая, что конец уже близок.

      — Я, — прошептал он обречённо.

      — Не слышу! — гаркнула миссис Уизли.

      — Я! — крикнул Снейп, продолжая отступать, выставляя перед собой стулья.

      — Почему Дамблдор не может его учить? — наставила на него толстый пальчик Молли. — Почему вы?

      — Да кто же его знает, этого Дамблдора? — чуть не плача ответил Снейп и скороговоркой добавил: — В понедельник в шесть вечера в моём кабинете, Поттер! Если спросят — вы изучаете зелья.

      — А пароль? — спросил я.

      — А? — ошарашенно переспросил Снейп. — Какой пароль?

      — Пусть будет “у вас продаётся японский комод?” — предложил Сириус, с тоской крутя в руке пустой бокал.

      — Северус! — протянула к Снейпу распахнутые руки Молли. — Дайте я вас обниму!

      — Не надо! — воскликнул Снейп, в панике оглядываясь в поисках пути для отступления.

      — Какой же вы всё-таки благородный! — улыбнулась ему Молли, пытаясь поймать.

      — Я низкий! — вскричал Снейп, ловко уворачиваясь от смертельной хватки. — И бесчестный!

      — Это точно, — кивнул бокалу Сириус.

      — Как вы любите детей! — не сдавалась миссис Уизли.

      — Ненавижу этих мелких тварей! — завизжал Снейп, перепрыгивая через им же расставленные в беспорядке стулья.

      — Да вы настоящий рыцарь! — сомкнула объятья Молли, но Снейпа там уже не было — он снова чудом выскользнул, потом ловко запрыгнул на кухонный стол, а с него — на холодильник, и при этом мантия его вздымалась, словно крылья гигантского ворона.

      Молли подошла к холодильнику и начала его трясти.

      — Ну, куда же вы, проказник? — томным голосом вопрошала она.

      Снейп, путаясь в складках мантии, дрожащими руками достал палочку и сразу наставил её на миссис Уизли.

      — Не подходите! — завизжал он. — Не подходите ко мне! Я буду защищаться!

      Сириус, которому с непривычки хватило и бокала шампанского, чтобы снести тормоза, встал, заложив левую руку в отворот халата, а палочку направил на Снейпа.

      — Защищайся, трус! — вскричал он, а потом прищурил один глаз и изобразил, будто стреляет из палочки, как из пистолета: — Пыщь, пыщь, пыщь!

      Из коридора несколькими секундами раньше показалась процессия — Рон в своём новом головном уборе, с вантузом в руке, потом держащая другой конец закреплённого у него на плечах половичка Джинни, близнецы в шеренгу и позади всех — Гермиона, уткнувшаяся в книгу.

      — Рональд Уизли — наш король! Ухуаха, ухуаха! Рональд Уизли — наш герой! Ухуаха, ухуаха! — бормотали они себе под нос, обходя вокруг стола.

      — Что здесь, чёрт возьми, происходит? — послышался сзади слабый голос, за чем последовал ужасный грохот.

      Все обернулись — на полу, погребённый среди кастрюлек и сковородок, лежал только что вошедший Артур Уизли с носом ярко-красного цвета и храпел. Свет закрыла огромная тень, и я поневоле прикрыл голову, а потом в гостиной звякнул каминный совок. Я поглядел на холодильник — Снейпа там не было. Ушёл по воздуху, чёрт подери! А я-то уж понадеялся, что миссис Уизли до него доберётся-таки.

      — Артур! — взвизгнула она.

      — Исцелён, — пробормотал отец Рона, переворачиваясь на другой бок и подкладывая сковородку под голову. — Абсолютно здоров! — и снова захрапел.

      Вечер мне пришлось провести в компании Уизли — сначала мы с Сириусом поднимали настроение детям, которые никогда до этого не видели своего отца не то что пьяным в драбадан, но и вообще хоть немного выпившим. Сириус, из которого его семь тысячных промиле довольно быстро выветрились, объяснял, что это всего лишь последствия наркоза, а я поддакивал, говоря, что Артур пока ещё толком не отошёл от своей жуткой раны. Первыми ожили близнецы, потом начал улыбаться Рон, а уж Джинни я от греха оставил заботе братьев, а то она опять ко мне подкралась на расстояние броска. Затем меня оттащила в сторону Гермиона.

      — Скажи-ка, — спросила она, — что это с тобой произошло, когда тебя позвала миссис Уизли спуститься вниз?

      — Что ты имеешь в виду? — прикинулся я дурачком, проклиная при этом её наблюдательность.

      — Я имею в виду, что ты только что изнывал со скуки, проигрывая Рону двенадцатую или двадцатую партию подряд, — сказала она, — и вдруг тебя словно подменили. Или будто ты вынырнул откуда-то совсем из другого места. У тебя вид был такой, как у моего кота, если оттащить его от миски со сметаной.

      — Иди-ка сюда, — притянул я её к себе и обнял, крепко прижимая.

      — Это, конечно, замечательно, — со вздохом сказала она примерно через минуту, — но на мой вопрос ты, похоже, отвечать не собираешься.

      — На некоторые вопросы лучше не знать ответа до поры до времени, — ответил я в тон ей.

      — До поры до времени? — переспросила она.

      — Я тебе обещаю — когда мы закончим школу, я тебе всё расскажу, — сказал я. — Всё, что ни попросишь — прямо и без утайки. А пока…

      — А что это вы тут делаете, а? — послышался изобличающий голос Рона сзади.

      — Иди, иди отсюда, — шёпотом буркнула Гермиона, с неохотой от меня отстраняясь.

      Как же это он вовремя! У меня как раз в штанах стало тесно — и на этот раз от простых обнимашек, да ещё и с кем — с Гермионой! Нет, так дальше жить нельзя, если у меня уже на Гермиону… Это же практически инцест! Сегодня же вечером поставлю Дафне ультиматум. Ну, может, не ультиматум, но потребую, наконец… Или попрошу. Если удобный случай выпадет. Шёпотом. Себе под нос.

      — Рон, дружище! — обрадованно сказал я. — А мы тут тебя ищем!

      — Зачем это? — подозрительно спросил он.

      — Я как раз хотела спросить, собрался ли ты на завтрашний день в школу? — строго спросила Гермиона.

      — А я как раз собираться шёл, — признался он.

      — И дал крюка по дороге? — ядовито осведомилась она.

      — Заблудился, — простодушно признался он и спросил с надеждой: — Ну, я пошёл?

      — Иди, иди, — отпустила его Гермиона.

      Чуть позже вечером меня в закутке перехватил Дублёр. Мы с ним прошли в потайную дверь.

      — Что это было? — спросил он, сорвав вопрос у меня с языка.

      — Момент из Сценария, — ответил я. — Только что был дома — и вот здесь, и меня Молли зовёт на разговор к Снейпу.

      — И как всё прошло? — жадно просил он.

      — Замечательно, — рассмеялся я. — В двух словах не расскажешь! Сам увидишь, когда спать ляжешь.

      — А я перенёсся на твоё место, — кивнул он. — Рядом Панси и Астория, на коленях — голова Дафны.

      — Ты им сказал?.. — спросил я.

      — Сразу же, — успокоил он меня. — Они покачали головами и продолжили читать. Потом мы катались на поезде и играли, но Дафна вела себя прилично.

      — Понятно, — кивнул я. — Гаджеты принёс?

      — Обижаешь! — возмутился он. — Я — это ты.

      — Ну, не совсем, — возразил я.

      — Но гаджеты принёс, — продолжил он гнуть своё.

      — Хорошо, хорошо, — согласился я. — Ну, я пошёл?

      — Иди, иди, — кивнул он.

      Я отправился в долгий путь по переходам. В какой-то момент я услышал позади тяжёлое дыхание неведомого чудовища и побежал, даже толком не подумав. Хотя — что тут думать? В кромешной тьме в узком подземном переходе к тебе кто-то бежит — стоит идти знакомиться? Да чёрта с два. Первое, что нужно делать в такой ситуации — бежать, а потом уже разбираться. В общем, и я припустил. Тяжёлое дыхание позади меня не отставало, и я уже бежал со скоростью зайца, у которого сердце ушло в пятки и помогает на месте. Я даже не заметил, как открылось второе дыхание, пробежал весь лабиринт в рекордно коротки сроки и пулей вылетел в знакомый пятачок прямо на группу подростков.

      Обитатели трущоб меня узнали. А ещё они успели прочитать выражение ужаса на моём лице. И не думая побежали за мной, совершенно правильно рассудив, что если уж что-то на меня навело такой страх, то им там точно ловить нечего. Я услышал топот многих ног вслед за мной, и понял, что оказывается я могу бежать ещё быстрее. Честно скажу — Карл Льюис уже остался далеко позади, от стыда рыдая в отворот майки, и я уже догонял Деймона Хилла, который со страхом глядел на меня в зеркало заднего вида и пытался проломить пол педалью газа.

      — Алекс! — донёсся до меня хриплый голос. — Алекс, стой!

      Я резко затормозил, и подростки пронеслись мимо. Сзади, тяжело дыша, ковылял Сириус — всё в том же халате, тапочках и бандане. И нёс в руке всё тот же пустой бокал. Он дошёл до меня и остановился, склонившись вперёд и упёршись руками в колени. Он него валил пар, как в турецкой бане.

      — Куда… — сказал он, одновременно пытаясь восстановить дыхание, — куда ты… несёшься?

      — Я? — удивился я. — От страшного чудища убегаю.

      — Это я… — признался он, — чудище…

      Понятно. Чтобы не форсить по городу в халате, он вполне разумно перекинулся в пса. Потом обрадовался, увидев меня в переходе, и захотел пойти вместе. Только вот я отчего-то не захотел. Печаль, однако!

      — Ты куда? — спросил я, двигаясь в сторону дома.

      — Да с тобой, — поморщился он.

      — А невесты? — поинтересовался я.

      — Во первых, молодые жёны, — уточнил он. — А во-вторых, хоть поспят немного.

      — Не понял, — вытаращил я глаза.

      — А что тут понимать? — пожал он плечами. — У нас же медовый месяц.

      — И? — я по-прежнему не мог осознать, что он пытается мне сказать.

      — А, — махнул он рукой. — Сам когда-нибудь всё узнаешь.

      — В обязанности крёстного входит воспитание крестника, между прочим, — напомнил я и пригрозил: — Пойду у Дэниела спрошу.

      — Ага, — хихикнул Бродяга. — Представляю, как он тебя будет хлыстом по дому гонять!

      — Ты что, их умучил? — прямо спросил я.

      — Алекс, — вздохнул он. — Вот тебе мой первый урок, как крёстного — джентльмен никогда не обсуждает своих леди с кем бы то ни было.

      — Понял, — кивнул я. — Значит, умучил.

      — Алекс, — повторил он. — Джентльмен не обсуждает леди другого джентльмена. Джентльмен вообще не обсуждает частную жизнь леди.

      — Ну ладно, — согласился я. — Я сегодня обнимался с Герми, и у меня, ну, понимаешь…

      — Встал, — предположил он.

      — Ну да, — сказал я. — Это считается, как обсуждение леди?

      — Нет, это считается, как обсуждение подростковых гормонов, — покачал головой Сириус.

      — И что делать? — спросил я.

      — Ты просто на каникулах снизил физические нагрузки, — пожал он плечами. — Для тебя, кроме самоистязания в спорте, другого выхода пока нет — ты же мне сам говорил, что твои невесты не одобрят, если ты воспользуешься услугами профессионалок…

      — То есть, когда я вернусь в школу и снова начну заниматься спортом, то всё войдёт в норму? — спросил я.

      — Да, тебе станет немного легче, — подтвердил он.

      — Надеюсь, — вздохнул я. — Давай, теперь ты рассказывай.

      — Да что рассказывать… — развёл руками Сириус. — В какой-то момент я почувствовал, что мне срочно нужно попасть на Гриммо, а не то…

      — Что — не то? — спросил я.

      — Не знаю, — ответил он. — Такое чувство было, будто срочно на горшок нужно… Ну, и я аппарировал, как был — в халате. А ты?

      — А мы с Дублёром просто поменялись телами, — поведал я. — Мгновенно, раз — и я уже здесь, а он — там.

      — Интересно… — пробормотал он, почёсывая бороду. — Значит, это у него спермотоксикоз, а не у тебя.

      — Ты не унывай раньше времени, — попросил я. — Мы ещё что-нибудь придумаем…

      В самом деле, за каких-то полгода вспомнили старинный рецепт, который, как оказывается, против Сценария не работает. Ещё полгода — и будет поздно! Судя по сосредоточенному выражению лица, Бродяга думал о том же. Времени у нас нет совсем и с каждым днём становится всё меньше.

      Дома меня снова поймали. Какой-то сегодня день такой — всем я нужен! Почти у входа меня ухватила за руку Дафна и куда-то повлекла, совершенно не обратив внимание на выпучившего от такого напора Сириуса в шёлковом халате. Ещё через минуту я обнаружил себя в каком-то чуланчике целующимся с моей змейкой. С двумя. Змейками, то есть. Панси, как оказалось, там уже поджидала, к моему сюрпризу. Опять не понял, зачем она это делает. Может, передумала всё-таки? Честно говоря, мне было до того хорошо, что этот вопрос в тот момент ну совсем не волновал.

      Минут пятнадцать или двадцать мы целовались, а потом просто стояли, крепко обнявшись. Дафна первая начала ёрзать, почувствовав неудобство, а потом к ней присоединилась и Панси.

      — Алекс! — с упрёком сказала Дафна.

      — Что — Алекс? — вздохнул я. — Нормальная реакция здорового организма на красивых девушек. И вообще…

      — Что — вообще? — с подозрение спросила Панси.

      — Вообще… — я поднял глаза к потолку.

      Чёрта с два они меня заставят говорить! Буду молчать, как Симон Боливар в плену врага! Как граф Монте-Кристо в мешке для трупов! Как…

      — Алекс, ты это всерьёз? — ахнула Дафна. Я пожал плечами. — Фу-у, — сказала она. — Какой же ты мужлан!

      — А я тебе говорила, — поддакнула Панси.

      — Так вот, дорогой Алекс, — строго сказала Дафна. — Когда свадьбу сыграем, тогда и. А до того — ни-ни!

      — Можно подумать, я против, — буркнул я. — Только её же ещё дождаться надо, этой свадьбы… Кстати, когда?

      — Когда закончим Хогвартс, — выдохнула она. — Иначе мы в школе друг друга измучим, — она приложила руку к моей щеке: — Мне ведь тоже тяжело, хоть это и не так очевидно.

      Я с удивлением посмотрел на неё — на них обеих. Осознание того факта, что в этих хорошеньких головках роятся такие же нехорошие мысли, как в моём котелке, моему пониманию упорно не давалось. Хотя… Я тщательно вгляделся в глубокие озёра Дафны и зелёные омуты Панси… Вот именно — в тёмном омуте черти водятся. Может, всё так и есть — но всё равно нужно будет сделать над собой усилие, чтобы всё это осознать.

      Чуть позже мы устроили что-то вроде семейного совета — но в несколько расширенном составе, поскольку Сириус посчитал необходимым присутствие Нарциссы. Девушки тоже присоединились — даже Астория — заявив, что им это всё тоже небезразлично. Мы обсуждали сегодняшнее происшествие и перспективы на будущее. Сириус сидел мрачнее тучи, да и Нарцисса была ещё бледнее, чем обычно.

      — Я думаю, — предложила мама, — что Белинде и Флёр стоит провести время за изучением Камеры Смерти и Вуали. Может, есть способ привести их в неработоспособное состояние — испортить или совсем уничтожить, подменив макетом.

      — Это, однако, не решает проблемы массовой гибели волшебников в событии, называемом битвой за Хогвартс, — едва слышно произнесла Нарцисса. — И Белла погибнет.

      — Эта проблема более удалена по времени, — возразил Дэниел. — Приоритет на данный момент — столкновение в Отделе Тайн. Как показало сегодняшнее происшествие, мы находимся в жутком цейтноте.

      — Мы всё равно не могли бы спасти всех этим трюком с Дублёрами, — устало пробормотал Сириус. — Кроме Перасперы, никто Дублёра в ближайшие лет пять, а то и больше, сделать не сможет.

      Взоры обратились на Богиню.

      — Ну, хорошо, — серьёзно сказала она. — Во-первых, я согласна, что Флёр и Белинда, — кивнула она в сторону девушек, — должны заняться изучением артефактов, но не только Камеры Смерти, а вообще всего, что хранится в Отделе тайн. Может, там найдётся что-нибудь, что нам поможет найти решение всех наших проблем. Дейв, — она кивнула на папу, — поможет с пропусками или даже устроит их лаборантами на полставки. Во-вторых…

      Она серьёзно посмотрела на меня, и на секунду стало неуютно от её изучающего взгляда, словно лаборант глядит на лягушку перед тем, как её препарировать… Она заметила мой дискомфорт, и сама очнулась, размораживаясь и теплея на глазах.

      — У меня пока нет внятного объяснения тому, что произошло сегодня, — сказала Пераспера. — Дублёр не имеет души, в него переселяется лишь частичка души донора, чтобы оживить, и копируется сознание. Тело Алекса сейчас находится на Гриммо, а его душа переселилась в тело Дублёра. Честно говоря, я не могу предсказать, что случилось бы с ним и Дублёром в момент, когда Дублёру выйдет срок, — она тепло мне улыбнулась: — Ты совершенно правильно сделал, оставив его там, а сам придя сюда. Завтра утром снова настанет событие, описанное в пророчестве, и вы опять поменяетесь…

      — А что это за событие? — поинтересовалась Нарцисса.

      — Я же тебе дал подробное описание, — упрекнул её Сириус.

      — Прости, у меня от этих новостей всё в голове смешалось, — сокрушённо покачала она головой.

      — Завтра Гарри Поттер вернётся в Хогвартс, — пояснила Богиня. — Ничего экстраординарного, как собственно, и сегодняшняя сцена, которая вдобавок прошла со значительными отклонениями…

      — Отклонениями? — оживилась Нарцисса. — Так может…

      — Несущественными отклонениями, — мрачно пояснил Сириус. — Я, конечно, деталями был удивлён донельзя, но итог оказался всё тем же. Знаете, что-то вроде собственного видения классического спектакля модным режиссёром — вроде и смешно, но в конце все умерли…

      На слове “умерли” в гостиной воцарилась поистине гробовая тишина.

      — Во-вторых, — продолжила Богиня, — может оказаться, что само по себе предсказание настолько сильно вплетено в ткань мира, что не выполниться оно не может, — она предупреждающе покачала головой, глядя на Флёр, которая, похоже, собралась упасть в обморок. — Это не значит, что нам стоит опустить руки, лишь то, что нам недостаёт знаний. Мы с Деметрой займёмся исследованиями в этой области и попутно попытаемся привлечь лучших предсказателей…

      Нарцисса по-прежнему была не в курсе Сценария и демона. У меня были вполне серьёзные основания опасаться за здоровье последнего, если она узнает, кто записал её чадо в “другую команду”. Она, кстати, о неординарности Драко не забывает ни на минуту.

      — Скажи, Перри, — обратилась она к Богине, — не могли бы вы, если вам попадётся способ перманентно превратить мальчика в девочку…

      Собственно, как я и говорил.

      — Да, конечно, — ответила Пераспера. — Только до окончания Хогвартса вряд ли такое стоит применять…

      — Почему? — удивилась Нарцисса.

      — Потому, что в предсказании он везде мальчик, и живёт с мальчиками в одной комнате, — пояснила Богиня.

      Нарцисса понимающе кивнула. Папа кашлянул в кулак, собираясь взять слово.

      — Пераспера мне сказала, что готова изготавливать Дублёра Алексу каждый месяц, — сказал он. — Это означает, что он сможет снизить нагрузки и перестать пользоваться Маховиком Времени. Алекс будет в Хогвартсе, как написано в предсказании, а Дублёр с Сириусом останутся здесь. Пераспера будет учить его магии, а мы с Сириусом — сражаться. Единственное, что способ доставки на место ритуала пока не продуман, но у нас ещё есть три недели, чтобы уточнить детали.

      Сириус даже не нашёл в себе сил, чтобы кивнуть отцу в подтверждение его слов.

      — Крёстный, — позвал я его, кивая в сторону библиотеки. — На два слова.

      Он также молча поднялся и пошёл со мной. Я плотно прикрыл за нами дверь и наложил Муффлиато. Он сел на кожаный диван и уставился на пальцы сцепленных рук. Я пытался придумать, как начать разговор, чтобы он не закончился поркой.

      — Говорил я вам, — сказал он, избавив меня от необходимости подбирать слова. — А вы не послушали. Ты что, не понял, что имела в виду Пераспера? — тут он закатил глаза и мечтательно причмокнул, пробормотав себе под нос: — Перри!

      Я хмыкнул.

      — Что? — подозрительно спросил он.

      — То, — ответил я. — Вот поэтому я и не верю в это горе, которое написано на твоём лице. Потому что ты и сейчас продолжаешь думать лишь о юбках и ножках, под этими юбками скрытых…

      — Никакого уважения к старшим, — покачал он головой. — Вот помню я в твоё время…

      — Расскажи мне, — предложил я, тоже усаживаясь поудобнее и приготовившись слушать.

      — Да ну тебя, — махнул он рукой. — Пераспера говорила о том, что в Сценарии есть ключевые события и действия, без которых никак нельзя. Вот, к примеру, если бы не был Гарри в Сценарии спесивым лентяем и лоботрясом…

      — Но-но, — вставил я. — Попрошу не обижать нашего рубаху-парня. Не забывай, что я — это почти он.

      — Был им, — согласился Сириус. — И перестал. Так вот, если бы не это, то трудно было бы объяснить битву в Отделе тайн. Поэтому преподаватели игнорируют твои реальные знания и продолжают выставлять тебе колы. А если не умрёт Сириус, то трудно будет заставить недоучку Поттера как барана попереть буром на Волдеморта.

      — А все эти истории с девчонками в Сценарии? — спросил я. — Чо, Джинни…

      — На жалость давит, — вздохнул Сириус. — Такой вот герой, у которого всё плохо.

      — Полностью согласен, — кивнул я. — Иначе ни книжку продать, ни кино снять…

      — Поэтому хоть ты тресни, но Сириус должен умереть, — заключил он. — Понимаешь, что меня реально удручает? Что я уже бабочка в гербарии, любовно наколотая на булавку тысячей слов, и как ни трепыхайся…

      — Сириус, — тихо сказал я.

      — Хорошо, Щеночек, — хлопнул он себя по колену, разворачивая плечи и снова превращаясь в Чёрного Клыка — грозу шеффилдских шлюх и пожирателя ночных мышей. — Я сделаю так, как ты хочешь.

      — В смысле? — удивился я.

      — Ты же мне хотел прочитать лекцию по поводу того, что уныние — первый шаг к поражению? — спросил он.

      Я проверил волосы — сеточки не было! Эта собака мало того, что говорит по-человечески, так ещё и читает мои мысли!

      — Нет, я не читаю твои мысли, — мотнул он головой. — Я просто слишком хорошо тебя знаю. Так вот, Щеночек, я тебе пообещаю, что не буду унывать, что бы ни произошло…

      — И сделаешь всё возможное и невозможное, чтобы не умереть, — добавил я.

      — Да. Сделаю вообще всё, — подтвердил он. — Но ты мне должен кое-что пообещать взамен…

      — Я не торгуюсь, — быстро сказал я.

      — Я тоже, — согласился он. — Ты мне пообещаешь, что ни прямо, ни косвенно, не попросишь нашего друга помочь.

      — Нет, — сказал я.

      — Ты сам его просил, чтобы он не вмешивался в твою жизнь, — напомнил Сириус. — Я же хочу, чтобы он не вмешивался в мою.

      — Там речь шла о жизни, а не о смерти, — возразил я, внутренне закипая. — Есть разница между смертью и не очень удачной жизнью!

      — Если бы ты меня спросил, чего бы я тебе пожелал — умереть или навеки расстаться со своими… невестами и провести жизнь с нелюбимой дурой… — сказал он.

      — Я совсем не желал жить без них, — прошептал я. — Я просто хотел, чтобы они пожелали быть со мной.

      — И что в итоге? — усмехнулся он. — Одна — рядом, но другая… Думаешь, это лучше?

      — Сириус, да что ты понимаешь? — вскинулся я. — Демон же — такой же писатель, как эта… бессердечная сука! — я орал всё громче, на в силах сдерживаться. — Писателю что важно, а? Читатели и тираж! А знаешь, что такое бестселлер, а? Я тебе расскажу, что такое бестселлер! Это когда они созданы друг для друга, но она выходит замуж, потом ещё раз, и с двумя сыновьями через двадцать лет наконец возвращается к нему, и они вроде бы счастливы, но дитя их любви сворачивает себе шею, упав с пони, и они снова расстаются! Вот, что такое чёртов бестселлер!!!

      — Дурак ты, Щеночек, — дав мне откричаться, миролюбиво заметил Сириус, вытирая брызги слюны с лица. — Дима же — мужик, понимаешь? Это в дамских романах постоянно какие-то препятствия, мешающие людям заняться делом — то в дверь ванной комнаты кто-то стучит, то дракон нападёт на город, то собака грызёт мебель, то гражданская война случается, то пьяный придурок в шкафу… Мужчинам более свойственно сострадание к своим героям и логика в повествовании…

      — Да без разницы, — пожал я плечами, уже успокоившись. — Дафна сейчас со мной, и я знаю, что это — из-за меня, а не из-за строчек в книге. А Панси…

      — Да если бы… — начал Сириус, а потом махнул рукой: — В общем, ты мне должен пообещать, Щеночек. И сотри запись этого разговора, пожалуйста.

      — Ты хочешь, чтобы это мы тебя спасли? — спросил я.

      Сириус молча кивнул.

      Мы вернулись в гостиную. Он, широко улыбаясь, поцеловал Флёр и Белинду, увлёкся и хотел было поцеловать Перасперу тоже, но я предупредительно кашлянул в кулак. Мы ещё обсуждали разные мелочи вроде того, как миссис Малфой продолжит опекать меня от произвола в стенах школы, потом Нарцисса распрощалась, немного успокоенная переменой настроения Бродяги, а затем и мы начали расползаться по углам. Полный мыслей и переживаний, я доплёлся до своей комнаты, принял душ и завалился в кровать. Через пару минут в дверь кто-то поскрёбся. Странно — обычно они приходят без спроса и уходят, когда хотят. Что-то не так!

      — Войдите! — крикнул я, доставая палочку.

      Дверь приоткрылась и закрылась, а потом я услышал лёгкие шаги по полу. Две пары ножек, однозначно!

      — Мы хотим зажечь свет, — послышался голос Дафны.

      — Да пожалуйста, — согласился я и зажмурился, привыкая.

      Это были Дафна и Панси — отчего-то в халатах, а не в пижамах, как обычно.

      — Выбирай, — предложила Панси. — Петрификус или Инкарцерос?

      — Петри… — начал я и возмутился, увидев, как Дафна наводит на меня палочку: — Эй!

      — Петрификус, — произнесла та, и я снова свалился на кровать.

      Меня бережно подняли и подложили подушек, чтобы я мог видеть происходящее в комнате.

      — Мы решили, что ты уже давно заслужил небольшой подарок лично от нас на Новый Год, — приговаривала при этом Дафна. — Но вручить его так просто не можем. Поэтому пришлось тебя обездвижить. Прости.

      Она смачно чмокнула меня в губы, а потом меня поцеловала Панси. После этого девушки спустились на пол, Панси поставила какую-то мелодию на своём наладоннике, и они начали медленно танцевать передо мной, постепенно распуская пояса халатов, оголяя плечики и сбрасывая халаты на пол. Я понял, зачем они меня заморозили — иначе бы я точно дров наломал! На них были, судя по всему, их собственные новогодние подарки — наборы кружевного белья. Панси была в светло-зелёном, а Дафна — в пастельно-голубом. Ещё никогда я не видел своих невест в столь открытом одеянии — нет, всё было совершенно прилично, ничто не просвечивало и не соскальзывало, но… Ничего, кроме трусов и лифчиков!!!

      Этот подарок был ещё лучше железной дороги. Я благодарно любовался грацией и изгибами их танцующих фигурок, даже не помышляя о том, чтобы вырваться. Змейки натанцевались и залезли на кровать, чтобы снова уложить меня горизонтально, и оказались при этом так близко, что я даже мог разглядеть жилку, бьющуюся на шее Дафны. Ни слова не говоря, они затушили свет и забрались под одеяло, плотно меня обнимая и ко мне прижимаясь. Нога Панси обвила моя правую ногу, а нога Дафны — левую, пижаму они слегка расстегнули и приложили к моей груди свои тёплые ладошки.

      — Надеюсь, мы тебя не сильно потревожим, если будем спать вот так? — спросила Панси.

      О нет, совсем не потревожите, ничуть! Предлагаю вообще сделать это хорошей традицией!

      — Спокойной ночи, Алекс, — шепнула Дафна мне на ухо и поцеловала в шею.

      — Спокойной ночи, Поттер, — мурлыкнула Панси, царапая коготками мне грудь, и тоже поцеловала.

      Спокойной ночи, змеи!

     Когда Панси в начале каникул настояла, чтобы я ночами оставался с ней, я решил, что, может, и стоит устроить себе это прощание, растянутое на две недели. А то, что это будет именно прощанием, мне было ясно, как божий день. Ни на секунду не возникло мысли, что она одумалась. За всё время каникул я ни разу не задал снова этот вопрос. Что толку — все точки над “и” уже давно расставлены, и она ясно дала понять, что ко мне не вернётся. Скорее всего, оно и к лучшему — у меня вдруг появилось ощущение, что пытаться совладать одновременно с несколькими весьма строптивыми особами было явной переоценкой сил с моей стороны даже при том, что все они ко мне относились весьма благожелательно и сами прилагали усилия к сглаживанию острых углов. Тем не менее, напряжение, которое во мне копилось, было отчасти вызвано и тем, что приходилось следить чуть ли не за каждым словом. Словно жонглёр, который перестаёт дышать, когда ему приходится удерживать в воздухе одновременно два десятка хрупких фарфоровых статуэток…

      Итогом всех этих размышлений явилось то, что я решился полностью отрешиться от того, что происходит в жизни Панси за пределами нормальной братской заботы о ней. Или, скорее, мне показалось, что я решился… Вполне предсказуемо — это не явилось для меня сюрпризом, и я к этому готовился — в первый же день встретил её с Джорджем Викэмом. То есть, она просто шла по коридору по своим делам, надменно задрав носик, а Викэм, невзирая на мантию Хаффлпаффа, ужом увивался вокруг неё, только что не оплетая Панси своими змеиными кольцами. Я остановился и нахмурился, спрашивая взглядом, не нужна ли помощь, но Панси, искоса глянув на ухажёра, поощрительно прищёлкнула пальчиками, словно командуя преданному пуделю встать на задние лапы и высунуть язык, и прошла мимо, ещё сильнее задрав нос.

      На ватных ногах я двинулся дальше, стараясь хранить невозмутимое выражение на лице, что, признаюсь, далось мне с превеликим трудом — к моменту, когда Панси удалилась, казалось, на лице не осталось ни одной не одеревеневшей мышцы. Поскольку ноги совсем отказались слушаться, я прислонился спиной к холодной стене, пытаясь справиться с внезапно возникшей пустотой в груди — чувство было такое, словно кто-то совершенно безболезненно удалил мне сердце, и кровь ещё продолжает по инерции струиться по жилам, но жизнь моя уже кончена. Я на минуту прикрыл глаза…

      — Мяв! — раздалось совсем рядом.

      Я встрепенулся и увидел перед собой Мурку, которая с независимым видом умывалась, сидя на полу. Она замерла с поднятой лапой, смешно высунув язык, и посмотрела на меня. Обнаружив, что моё внимание уже всецело принадлежит ей, кошка опустила лапу на пол и снова требовательно мяукнула:

      — Мяв!

      — Туда, — махнул я рукой в сторону изгиба коридора, за которым скрылась Панси со своей домашней зверушкой. — Она ушла туда.

      Мурка вскочила и неторопливо направилась в ту сторону, изящно покачивая изогнутым в виде вопросительного знака хвостом. Я понял, что ноги снова мне подчиняются, поднял свою сумку и отправился в кабинет к своему врагу — на столь долгожданный урок Окклюменции.

      Надо сказать, что мне было страшно к нему идти — как оказалось, именно Снейп пытался меня прикончить в тот вечер перед Рождеством. Я не стал беспокоить маму рассказом о небольшом недомогании, от которого меня с такой вальяжной неспешностью исцелил Дамблдор, но с отцом поделился — просто потому, что мне нужно было выплеснуть из себя ужас от неминуемой смерти, запоздало охвативший меня уже через день после того, как гроза миновала, и этот “кто-то” не должен был рухнуть в обморок в процессе повествования. Папа, надо сказать, оказался крепким орешком и без чувств не упал, но после моего рассказа подошёл к стене, нажал потайную кнопку на панели красного дерева, и в стене открылся небольшой шкафчик. Достав оттуда бутылку и стакан, он налил почти до краёв и одним махом выдул, а потом сел на диван рядом со мной, крепко обнял и поцеловал в макушку.

      Время было позднее, и мы разошлись, просидев около получаса — в основном молча. На следующий день, однако, папа снова потащил меня к себе в кабинет, где я неожиданно столкнулся с Перасперой. Папа уже посвятил её в суть дела, и она сразу взяла быка за рога, с хирургической дотошностью выспрашивая у меня подробности, казалось, не имевшие отношения этому происшествию. В частности, её очень заинтересовал тот факт, что днём раньше на уроке зельеварения мне было выдано индивидуальное задание, которое я, естественно, с грохотом провалил. С грохотом — в буквальном смысле. Снейп заранее отделил меня в дальний угол, и ближайшие к мне товарищи были как минимум в пяти метрах от меня. К слову, тот же Малфой каким-то чудом оказался на другом конце помещения. В итоге, когда я смешал зелье, оно практически сразу же взорвалось, обрызгав меня вонючей жидкостью. Свой рассказ Богине я сопроводил записью, которая велась в тот момент моими очками.

      — Судя по твоему описанию и по виду, — прокомментировала она, — первые три компонента предназначены для приготовления гремучей смеси, причём в таком количестве, чтобы обеспечить разлёт частиц наполнителя не далее, чем на два метра. Неплохо придумано, хотя и слегка кустарно. Расчёт был на то, что ты не сумеешь их опознать, — она с упрёком посмотрела на меня.

      — Я виноват? — нерешительно спросил я.

      — Не совсем — этот рецепт вам не должны были ещё давать, — покачала она головой. — Поэтому Снейп даже не стал скрывать от тебя названия ингредиентов. Ты всё сделал правильно, и после того, как активировал смесь заклинанием, она вполне предсказуемо взорвалась, разметав по тебе наполнитель…

      — Что это за наполнитель? — переспросил я.

      — Судя по внешнему виду, это зелье для Терракотуса, — ответила она.

      — Для Терракотуса? — удивился я новому слову.

      — Да, там требуется магия настолько мощная, что на кожу субъекта нужно сначала поместить катализатор, — спокойно пояснила крёстная. — Принято считать, что заклинание обращает человека в статую красной глины.

      Что-то знакомое. Где-то же я видел статуи людей из красной глины…

      — Как у китайского императора? — возбуждённо выпалил я, наконец вспомнив.

      — Именно, — подтвердила она. — Не относится к числу запрещённых, поскольку защита достаточно простая — пока превращение не завершено, рыбий жир нужно смешать с голубиным помётом и добавить свежих улиток, растёртых в пюре…

      Я вздрогнул и почувствовал, что ужину становится тесно в желудке. Какое счастье, что я не почувствовал вкуса этого противоядия. Да уж, накормил меня Дамблдор дерьмом… Голубиным…

      — Душа человека при этом не умирает, — продолжила Богиня. — Она остаётся скованной внутри глиняной оболочки и томится в ожидании приказа…

      — Единственное место, где содержится точный рецепт, — поспешно оборвал её папа, — это библиотека Министерства. Я отследил, кто брал эту книгу…

      — Снейп? — не удержался я.

      — Дамблдор, — покачал он головой. — Зато Снейп парой недель спустя заказывал чрезвычайно редкий ингредиент для зелья…

      Я вдруг осознал, что крёстная хотела ещё что-то сказать.

      — Какого приказа? — спросил я, снова переключаясь на неё.

      — В той книге, которую брал в Министерстве уважаемый добрый волшебник, говорится лишь о превращении в глиняную статую, — ответила она. — Такова общепризнанная точка зрения.

      — А на самом деле? — я нетерпеливо подался вперёд, жадно вслушиваясь в ответ.

      — А на самом деле это часть рецепта приготовления разумного голема, — ответила она. — Сначала душа годами томится в ожидании приказа… К моменту, когда приходит Хозяин, она уже на всё готова, только бы её освободили от оков.

      — А потом? — спросил я.

      — Хозяин даёт приказ, и голем начинает двигаться, — сказала она. — Готов убивать и крушить. Практически неуничтожим и не требует пищи. Всё, что ему нужно — крохи магии от Хозяина…

      После этого разговора весь остаток отдыха меня изводила мысль: то ли Снейп всерьёз желал меня отравить, то ли они с Дамблдором решили меня таким образом проучить — уж слишком нарочито последний тянул с исцелением… Но на Дамблдора руку поднять у меня кишка тонка… Пока… Поэтому я сконцентрировался на Снейпе, который был вполне мне по зубам. Если, конечно, действовать его же методами и бить только из-за угла и в спину. Поскольку я усердно обучался математике и физике с использованием учебников, которые мне передал на планшете демон, то к этому моменту моя голова уже была полна всякой полезной и бесполезной всячиной, из которой отчего-то вспомнился принцип создания ядерного заряда.

      Для того, чтобы получился ядерный взрыв, нужно, чтобы количество ядерного материала превышало критическую массу. Но так просто критическую массу не создать — половинки или ещё меньшие частички заряда при попытке свести их вместе разбросает тем же самым ядерным взрывом, вот только мощность его будет совсем маленькая. Поэтому совмещать части нужно тоже взрывом. Как это применимо к Снейпу? Легче лёгкого — у него же тоже есть половинка, вместе с которой они образуют критическую массу. Если подвести Снейпа к усладе его глаз — в народе также известной под именем Долорес Амбридж — то они всего лишь завопят от боли и сразу разбегутся. А вот если сделать что-то вроде их самостоятельной проделки в прошлый раз, когда они сцепились в едином Круциатусе, то эффект будет совсем другой. Если же для этого выбрать какое-нибудь труднодоступное место — труднодоступное для тех, кто их будет извлекать — то есть надежда, что крыша у них всё-таки успеет уехать до того, как подоспеет помощь. В идеале хотелось бы получить на выходе парочку овощей — сально блестящий баклажан и розовый турнепс…

      Я попросил близнецов помочь мне, и они пообещали достать точные планы Хогвартса, которые наверняка хранятся где-нибудь в кабинете Дамблдора. Можно было бы попросить папу, но он такого использования административного ресурса не одобрил бы и наверняка взял с меня обещание не шалить понапрасну… Я же возлагал большие надежды на канализацию, которую строили в те времена, когда сантехники ещё и в помине не было, и отходы отправлялись в выгребную яму через почти вертикальные трубы, проделанные прямо в каменной кладке замка. Но это — заготовка на будущее, а сейчас мне требовался немедленный выход клокотавшей во мне энергии, которая усилилась почти двухнедельной разлукой с любимым преподавателем…

      Вышел я от Снейпа в ещё более радужном настроении, чем был до того, и прямым ходом направился в башню Гриффиндора, где рассчитывал найти двух самых безбашенных учеников во всём Хогвартсе. Как оказалось, у них уже был проработан сценарий подобной мелкой пакости. После недолгих внутренних дебатов мне удалось себя убедить, что Сириус не станет за меня краснеть по той простой причине, что я ему не скажу. Моим основным доводом “за” было то, что моё желание устроить хоть какую-нибудь пакость было настолько невыносимым, что я вполне мог проколоться где-нибудь в другом месте — но уже по-крупному.

      Вторник прошёл под знаком массового побега из Азкабана. Кстати, стоило бы ради интереса между делом, невзначай спросить моего друга Волди, как именно Пожирателям удалось сбежать… Школа бурлила, как растревоженный улей — постепенно до всех, даже до совершенно далёких от политики, доходило, что случилось нечто из ряда вон выходящее… Близнецы тем временем, словно одержимые маньяки, работали над идеей, которую они озвучили мне ещё вчера. Ничего особенного, а главное — вполне в духе Уизли. По крайней мере, я нисколько не сомневался, что мой друг Рон должен был оценить по достоинству. Этим же вечером они пообещали всё доделать и просили не беспокоиться понапрасну — всё пройдёт без сучка, без задоринки.

      Им легко говорить — у них-то крышу давно снесло. Во время завтрака в среду я напряжённо следил за преподавательским столом — настолько напряжённо, что даже Рон начал обеспокоенно поглядывать в мою сторону. Шанс на то, что всё пойдёт наперекосяк хоть и совсем ничтожный, но был, и от этого у меня чуть ли не кошки на душе скребли. Я замирал каждый раз, как очередной учитель подходил к столу, чтобы сесть, и с трудом переводил дух, убедившись, что — на своё место. Наконец, явился и тот, ради которого это всё затевалось — к преподавательскому столу на крыльях мантии спланировал Северус Снейп собственной персоной. В голове запоздало мелькнула мысль, что достойной проказой было бы насильно помыть ему голову, и я отложил её до следующего раза… Три шага до стола, два, один… Есть контакт! С самым что ни на есть презрительным выражением на лице Снейп угодил точнёхонько в центр приготовленной ему ловушки… Как жирная блестящая муха на кусок липкой спирали под потолком…

      — Гарри, что происходит? — спросила Гермиона, столь же пристально следившая за мной, как я — за Снейпом. — Ты что-то задумал?

      — Ничего особенного, — соврал я.

      — Они позавчера с Джорджем и Фредом замышляли, — сдал меня “лучший друг”.

      — Спасибо, — поблагодарил я его.

      — Гарри! — прошипела Гермиона.

      — Спокойно, Герми, — сказал я, вяло ковыряя омлет в тарелке.

      — Не называй меня так! — взвизгнула она и отвернулась.

      А эта-то отчего сегодня на взводе? Тоже какая-то муха покусала? Ну, хоть отвязалась от меня на пять минут — и то хлеб. Я поморщился, с тоской глядя на тыквенный сок, а потом сообразил, что у меня с собой запасена пара бутылочек апельсинового. Я достал обе и протянул одну подруге. Она взяла подношение и буркнула, не поднимая глаз:

      — Подлизываешься?

      — Герми, — упрекнул я её.

      — Спасибо, — сказала она, снова на меня посмотрев.

      — Что-то не так? — спросил я, по возможности добавляя в голос тепла.

      — Да всё не так, — пожала она плечами. — Чёртово утро, чёртов завтрак, чёртов Хогвартс!

      — Не понимаю, — признался я.

      — Не обращай внимания, — иронично хмыкнула она. — Иногда с нами такое просто случается…

      — У меня есть новый учебник по геометрии для восьмого класса, — быстро сказал я, не желая, чтобы меня посвящали в подробности того, что именно “с ними иногда такое случается”.

      — Чего? — не понял Рон. — Чего-чего?

      — Что? — воскликнула Гермиона, с готовностью переменив тему. — И ты молчал? Запомни, ты мне не друг больше! — и тут же сделала глаза круглые, как у котёнка: — Ну, давай уже скорее!

      — Не здесь… — начал я, но тут в Большом зале повисла неестественная тишина.

      Я осторожно повернул голову, уже заранее зная, что увижу. Декан факультета Слизерина, Пожиратель смерти и профессор зельеварения Северус Снейп закончил завтракать, надменно поклонился коллегам и вышел из-за преподавательского стола. Пока он шёл на выход между рядами, студенты замолкали, а студентки в ужасе закрывали ладонями рты. Рон пока ещё не понял, что происходит, поскольку был увлечён поглощением пищи. В последние дни их пребывания на Гриммо Сириус перестал закупать чеддар, бекон, мясной фарш и булку, и семейству Уизли пришлось жить впроголодь — поскольку мысль самой купить продуктов Молли в голову не приходила — и теперь Рон усердно набивал освободившееся было пространство под ремнём. Гермиона зло смотрела на меня. Дафна, сидящая за столом Слизерина, осуждающе покачала головой и постучала указательным пальцем по лбу.

      Астория мне как-то поведала, что почти поголовно все первоклашки и даже часть второклашек со Слизерина были отчаянными почитательницами Снейпа. Чуть меньший ажиотаж наблюдался на Рейвенкло и Хаффлпаффе, и сходил почти на нет на Гриффиндоре. Мелюзге Снейп казался сумрачным гением, чёрным рыцарем, загадочным и величавым. Ненависть к нему со стороны остальных учеников они принимали за зависть, и ещё сильнее болели душой за своего кумира. Поскольку женщин они не считали достойными такого сокровища, то Снейпу приписывались романтические связи то с Люциусом Малфоем, то с Дамблдором, то — у более поздних поколений — с Оливером Вудом. Какое счастье, что до меня ещё не добрались и ему в пару ставить не начали! Причём, каждая втайне мечтала, что когда-нибудь именно она и станет той, что растопит сердце этого Властелина Тьмы и завоюет его, заодно исправив ориентацию на более традиционную. К третьему курсу, причём, всю эту дурь неизменно вышибало осознание того, что вечно брюзжащий нытик, которого в детстве не смогли обучить даже элементарным правилам личной гигиены, совсем не является достойным объектом для поклонения — ну разве что для особых извращенок.

      Так вот, сейчас все эти восторженные обожательницы и воздыхательницы по очереди валились в обморок, когда Снейп проходил мимо них. Одна за одной — и уже десять процентов контингента лежат на столах или лавках без сознания, а Полночный Кошмар и Крылатый Ужас, не обращая на них никакого внимания, вышагивает себе дальше. Нет, выражения его лица мне не было видно, зато мне прекрасно был виден результат нашей совместной с близнецами проделки, который именно и рушил сейчас многочисленные девичьи мечты — а именно выставленные напоказ сквозь огромную дыру, проделанную в мантии, одежде и нижнем белье, тощие и сморщенные ягодицы Снейпа совершенно синюшного цвета. Нежная девичья психика не выдерживала столь циничного вторжения реальности в мечты, и сработал предохранительный клапан, отправляя первокурсниц вкупе с частью более взрослых приятельниц со второго курса в спасительный обморок.

      Рядом взметнулась рука с указательным пальцем, и я дёрнул за палочку, но слишком медленно — Рон, который таки нашёл источник всеобщего восторга, намеревался испортить идиллию гробового молчания своим циничным гоготом — и непременно испортил бы, но успел получить Петрификуса и так и застыл с открытым ртом. Я повернул голову и встретил колючий взгляд Дамблдора, небрежно держащего в руках палочку. Он поднял руку и тоже постучал себя по лбу указательным пальцем. Какая-то болезнь, что ли, у всех? Но более меня поразил алчный взгляд, которым неотрывно смотрела на ягодицы Снейпа Амбридж, тяжело при этом дыша. Похоже, я дал толчок новому витку их обоюдных фантазий, даже мысль о которых выворачивала меня наизнанку от омерзения…

      Снейп вышел, и за ним захлопнулась дверь.

      — Га-га-га-га! — грянуло оглушительно у меня над ухом.

      Это заржал Рон, подавая сигнал остальным, и рёв полутора сотен мужских глоток заставил стены Хогвартса содрогнуться, попутно пробуждая мелюзгу, которая приходила в сознание и снова падала в обморок, но уже от звукового давления. Гермиона что-то пыталась мне прокричать, но с таким же успехом она могла бы перекричать громмамонта во время гона. Сонорус мисс генерального инспектора Хогвартса едва пробивался сквозь звуковое давление, создаваемое надрывающими себе животы школьниками.

      — Прекратить! Прекратить! — бесполезно напрягала она голосовые связки, пытаясь унять глумящихся над её возлюбленным детей.

      Быстро поняв бесперспективность криков, она начала без разбору бросаться в толпу Ступефаями, но тут же ей самой прилетел одновременно от Спраут, Флитвика и Грабли-Планк Ступефай такой мощный, что её, как куклу, отшвырнуло к стене, где она и застыла без сознания. Дамблдор незаметно поманил меня пальцем. Я кивнул Гермионе, чтобы не ждала меня, и остался сидеть, пока школьники, сгибаясь от смеха в три погибели, освобождали Большой зал. Учителя помогали по-прежнему находящимся в обмороке адепткам культа Снейпа прийти в себя и выйти наружу. Наконец, зал опустел. Почти опустел — остались лишь Дамблдор и Макгонагал. Я вздохнул и подошёл к преподавательскому столу. В этот момент дверь зала снова распахнулась, и в него ворвался профессор Флитвик в сопровождении профессора Спраут. Дамблдор, который открыл было рот, чтобы что-то мне сказать, устало прикрыл глаза.

      — Ну, Дамблдор, — с ходу взяла быка за рога Спраут. — Что твой протеже натворил на этот раз?

      — Не стоит так ругаться, Помона, — мягко пожурил её Дамблдор. — Гарри ещё подросток, и шалости в его исполнении, пусть даже и столь неортодоксальные, вполне соответствуют его возрасту.

      Декан Хаффлпаффа на секунду осеклась, ошарашенно пытаясь сообразить, что ей только что сказали, а потом её лицо от гнева начало наливаться красным.

      — Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю, Дамблдор, — угрожающе произнесла она, и мне вдруг захотелось спрятаться под тяжёлый дубовый стол. — И этот “кто-то” — вовсе не присутствующий здесь мистер Поттер. Что в этот раз натворил твой любимчик Снейп, что несчастный ребёнок вынужден прибегать к столь кричащим формам протеста?

      Мне ужасно хотелось возмутиться по поводу “несчастного ребёнка”, но я решил сначала дослушать, чем это закончится. Хотя пассаж про кричащие формы протеста мне понравился.

      — Ты опять меня огорчил, Гарри, — начал-таки свою песенку Дамблдор. — Я так надеялся, что ты поймёшь наконец, что месть лишь множит Зло в этом мире, а ведь в нём Зла и так предостаточно. Ты добрый мальчик, так зачем же ты становишься на путь служения Злу, зачем ты позволяешь злу растворить…

      — Дамблдор!!! — загрохотала профессор Спраут, заставив зазвенеть большую хрустальную люстру под потолком. Кое-где осыпалась штукатурка. Директор испуганно сверкнул очками.

      — Кто-то применил к мистеру Поттеру Терракотус, — спокойно сказала профессор Макгонагал.

      — Да ну, что за ерунда! — махнул рукой Флитвик. — Это же легенда!

      Макгонагал повернулась к нему всем телом и стала в упор разглядывать. Флитвик явно смутился и кивнул.

      — Да-да, — признал он. — Преподавателю заклинаний и декану факультета стыдно не знать своего предмета. Да, мне стыдно, а что?

      — А при чём тут Снейп? — задала резонный вопрос профессор Спраут.

      — Заклинание требует весьма специфических компонент для приготовления и большой практики зельеварения, — пояснила Макгонагал, избавляя меня от необходимости врать. — Очевидно, что Сириус, который по чьему-то указанию вынужденно мается от безделья, сумел разнюхать, кто закупал ингредиенты.

      Спраут посмотрела на меня, ожидая подтверждения, а я в свою очередь посмотрел на Дамблдора.

      — Почему профессор Снейп такой злой? — жалобно спросил я, позволив голосу предательски дрогнуть, скривился и часто-часто заморгал глазами.

      — У него было тяжёлое детство, — по-отечески вздохнул он.

      — Так это что, я когда вырасту, ещё злее буду? — запаниковал я и шмыгнул носом. — У меня же ни мамы нет, ни папы… И ни дедушки… И ни бабушки…

      Профессор Спраут подошла ко мне и прижала к себе, гладя по голове:

      — Не волнуйся, сиротка, мы тебя в обиду не дадим, — ласково сказала она, а потом повернулась к Дамблдору, резко поменяв тон: — Короче, Дамблдор, если ты не утихомиришь своего питомца, то, клянусь, я отправлю его вместе с госпожой инспектором в Лондон в одном купе поезда.

      — Чему ты учишь ребёнка, Помона? — упрекнул её директор. — Он так и будет думать, что все проблемы можно решить насилием. Ваш долг, как преподавателей — учить его любви даже к своим врагам…

      — Мистер Поттер очень любит Снейпа и силой своей любви помогает ему стать лучше, — возразила профессор Спраут, отпуская меня. — Я думаю, что нам с профессором Флитвиком тоже стоит встать на созидательный путь любви и помочь мистеру Поттеру спасти заблудшую душу нашего коллеги. Что скажешь, Филиус?

      — Что скажу? Что скажу? Позор, вот что я скажу! — сердито выпалил профессор Флитвик.

      — Э-э-э, — замялся я.

      — Такой талантливый молодой человек, такой трудолюбивый, — продолжил он, — но мало того, что по какой-то причине всё время получает плохие оценки, так даже совершенно не может придумать какого-нибудь изощрённого колдовства, скатываясь до банальной пошлости!

      — Но профессор… — попробовал вставить я.

      — По вторникам в шесть вечера отдельные занятия у меня в кабинете! — рявкнул на меня Флитвик, надувшись и встав на цыпочки. — Я вас всех научу колдовать!

      — Меня не надо, — быстро сказала профессор Макгонагал, делая шаг назад. — Но мистеру Поттеру по четвергам назначу в шесть дополнительный урок по трансфигурации. Тем более, что и оценки того требуют. Вы свободны, мистер Поттер.

      — Но Минерва… — начал было Дамблдор.

      — А мы пока обсудим всеразрушающую силу любви, — оборвала она его, подталкивая меня к выходу. — Идите же, мистер Поттер!

      Чёрт, опять самое интересное без меня начинается! Выходя из зала, я вспомнил, что ещё когда Дамблдор меня поманил, я совершенно случайно оставил на столе одну из скрытых камер, повернув её в сторону преподавательского стола. Пока размышлял, не стоит ли её забрать, ноги сами по себе уже как-то вынесли меня наружу, и, притворив дверь, я со вздохом решил, что уж не судьба. Надеюсь, не забыл её включить.

      — Ну ты даёшь, — в очередной раз недовольно скривилась Дафна, отворачиваясь в другую сторону, когда Снейп, шурша мантией, опять прошёл мимо стола, за которым мы с ней сидели на “зельеварении”. — Не ожидала, что ты опустишься до подобного… Может, хотя бы объяснишь мне, за что ты его так?

      — Пока не могу, — покачал я головой. — Я даже маме не сказал.

      — Мне можно, — надулась она.

      — Нет, нельзя, — отрезал я. — Не хватало ещё, чтобы вы втроём начали строить ему пакости и попались на этом.

      — Ты хочешь сказать, что ты не попадёшься? — с сарказмом в голосе спросила она.

      — Я уже попался, — признался я. — Но мне это вроде как сошло с рук, не считая отработки у Флитвика и Макгонагал по вторникам и четвергам…

      — Фу, как неприлично! — осуждающе протянула Дафна, прикрывая глаза от вновь открывшейся сцены.

      Снейп как раз навис над несчастным Невиллом, который втянул голову в плечи, стараясь казаться по возможности незаметным, а Рон в это время пристально вглядывался в выставленное напоказ седалище профессора, сморщив лоб и шевеля губами.

      — Что это он? — с отвращением спросила Дафна.

      — Читает, — небрежно ответил я. — У Снейпа весь зад в татуировках. На копчике написано “Слизерин навсегда!”. На левой ягодице изображён портрет Волдеморта в профиль — ещё до того, как он убился — и подпись “Слышишь?” На правой — женское лицо и подпись “Лили”.

      Рон как раз закончил читать и озадаченно повернулся ко мне, одними губами раз за разом повторяя имя матери Поттера. Я махнул на него рукой и закинул в котёл следующий ингредиент.

      — Какая гадость! — пробормотала Дафна. — Интересно, что будет, когда он наконец заметит?

      — Он не заметит, — ответил я. — Ему эту дыру не видно ни так, ни в зеркало. На ощупь для него там просто ткань мантии и того, что под ней. Это лишь иллюзия прозрачности для сторонних наблюдателей.

      — Колдовство, — покачала головой Дафна и тоже продолжила смешивать зелье.

      — Кто этот Викэм? — спросил я через несколько минут.

      Она оторвалась от своего занятия, ложку палочку в котле самостоятельно помешивать зелье и внимательно посмотрела на меня.

      — Прощелыга, — спокойно сказала она.

      — Может, добавишь ещё несколько штрихов в этот лаконичный портрет? — поинтересовался я.

      — Может, и добавлю, — пожала она плечами. — С виду приятный молодой человек, обходительный и учтивый… У него проблема с азартными играми. Как и у его отца, впрочем.

      Она замолкла, и я решил её подбодрить:

      — И что?

      — Отец Викэма недавно проигрался в пух и прах, так что всё, что у сына сейчас есть — это то, что на нём надето, — продолжила Дафна. — И палочка, конечно.

      — И?.. — снова поторопил я её.

      — И тут он встречает приятную девушку с богатым приданым, — только что не зевая ответила она.

      Внутри меня всё вскипело. Мало того, что она отказалась от меня, так ещё и попалась на крючок проходимцу, которого кроме денег в ней ничто не интересует.

      — И ты только мне об этом рассказываешь? — возмутился я.

      — А Панси и так в курсе, — пояснила она.

      — И что? — сказал я чуть громче, чем стоило, и ближайшие к нам одноклассники начали оборачиваться.

      — И ничего, — пожала плечами Дафна, а потом вдруг продолжила злым шёпотом: — А чего ты хотел? Тебе всё принесли и выложили на блюдечке. Две — две!!! — для убедительности она выставила передо мной два пальца, — замечательные красивые невесты без вредных привычек, которые к тому же оказались настолько влюблёнными дурами, что согласились терпеть наличие соперницы… Так нет, нам это всё показалось скучным! Мы решили, что стоит слегка усложнить себе жизнь. Вот. Усложнили. Наслаждайся теперь. Страданий хотел? Так страдай! Главное — молча, поскольку у меня твои страдания уже в печёнках сидят.

      Вся дрожа от ярости, она вернулась к своему котлу, а я мысленно почесал затылок. Всегда такая спокойная, такая рассудительная Дафна… Я даже начал думать, что она просто неспособна сердиться, а тут такой взрыв эмоций! Допёк я её… Всё-таки, я бесчувственная свинья. Дафна права — воспринял, как должное. И действительно, если я уж главный герой, то мне только первых умниц и красавиц подавай, да побольше. Две, три — чем больше, тем лучше! Сценарий, кстати, готовил мне совершенно противоположную судьбу… Ну, да что там! Под столом я опустил руку ей на бедро и легонько сжал. Она вздрогнула, чудом не запоров работу, и широко распахнула глаза, глядя сквозь спину сидящей перед нами Салли-Энн.

      — Ты уже написал завещание? — тихим голосом поинтересовалась она. В ответ я ещё раз сжал её бедро. — Понятно, — вздохнула она. — Экстремал. Просто подёргать тигра за усы тебе уже неинтересно.

      — Именно, — прошептал я. — Гораздо интереснее хватать Дафну за коленки.

      — Тише ты, — шикнула она, кладя свою руку поверх моей и сжимая её. — А то набегут завистницы, потребуют, чтобы ты и их хватал… Тебе же от них отбиваться, не мне…

      Я со вздохом убрал руку, и она посмотрела на меня.

      — Ладно уж, ты прощён. На этот раз. Лучше подумай, куда ты меня поведёшь на день святого Валентина, — напомнила она.

      — Готовь сани летом, — согласился я. — Только вот не получится ничего — у меня же Рыдающая Чо по Сценарию…

      — Ну, ты быстренько от неё избавься, и тогда… — предложила Дафна. — Луковицу ей дай понюхать, чтобы она быстрее свою норму по слезам выполнила…

      — Отличная идея, — сказал я. — Ты только учитывай, что человек предполагает, а Сценарий располагает…

      — Я, кстати, руку убирать не просила, — заметила она, снова отворачиваясь к своему котлу.

      Снова дни полетели, словно кадры в кино. С первого же дня я подбил свой кружок рукоделия на то, чтобы не ходить на занятия у Амбридж. История с Дублёром меня научила тому, что на несокрушимую силу Сценария вполне можно полагаться, и в случае необходимости все мы обязательно оказались бы на каком-нибудь из уроков, которые были в нём прописаны. Поэтому с лёгким сердцем я повёл девушек и примкнувших к нам Краба с Гойлом — которые по-прежнему держались в нашем обществе так, словно происходящее их не касалось — на поиски свободного помещения для занятий настоящей защитой от Тёмных искусств.

      Вечерами нечётных дней я ходил на истязания к Снейпу, и тот всё пытался пробиться сквозь защиту незаметной металлической сеточки, которую я неизменно надевал на наши с ним дружеские посиделки. Как кость собаке, я подсовывал ему образы различных унижений, которым в своей короткой жизни подвергался Поттер, и это приводило профессора в совершенно непонятное возбуждение. С блуждающей улыбкой и нездоровым блеском глаз он упивался картинами моих предполагаемых страданий, раз за разом крича “Легилименс”, чтобы получить очередную дозу кровавого бальзама на свою чёрную душу.

      Мне же между делом пришла в голову идея, но как её осуществить, я пока не знал. Мысль была проста, как пять пенсов — если Снейп пересадил мне воспоминания Поттера, то вполне мог сохранить где-нибудь мои прежние. Шанс на это был не очень большой, но проверить всё-таки стоило. Сложность была в том, что осуществить это можно было только во время наших вечерних занятий, поскольку в другое время кабинет Снейпа всегда был закрыт. Помощью Гермионы я воспользоваться уже не мог — трусы Гриффиндора с треском проиграли битву за змеиное сердце Снейпа розовым фланелевым панталонам с начёсом. Бр-р! Иногда я настолько готов позволить Волдеморту залезть мне в черепушку, чтобы он стёр из моей головы это воспоминание, что даже готов рискнуть теми запретными знаниями, которые он там может подсмотреть…

      Итак, Амбридж. Мне нужно было создать ситуацию, в которой она бы его на продолжительное время позвала из кабинета, а он бы пошёл за ней, оставив меня одного. Как ни странно, помочь вызвалась Нарцисса, которая смогла урвать для меня время, которое теперь она всё без остатка посвящала планированию побега из Азкабана своей немного тронувшейся сестры. И ещё десятка Пожирателей в придачу. Пожиратели шли паровозом, поскольку так было написано в Сценарии. Честно говоря, я радовался, что Сценарий не описывал именно процесс побега — с Жаклин Боулинг сталось бы умертвить по десятку человек с каждой стороны во время налёта.

      План Нарциссы по проникновению в кабинет Снейпа был прост — она выпьет оборотного зелья, прикинется Амбридж и вызовет его из кабинета. Потом призванный на помощь Бродяга где-нибудь в тёмном месте оглушит его — причём, несколько я понял, он собирался надавать ему затрещин, не пользуясь Ступефаем — и сотрёт память о последних событиях. Я тем временем хорошенько осмотрюсь в поисках утерянной памяти и уйду, не дожидаясь возвращения Снейпа. На всякий случай Нарцисса принесла мне большую банку похожих на серебристых дождевых червей воспоминаний.

      — Точно, он ведь может заметить пропажу, — спохватился я. О том, что нужно будет положить воспоминаний взамен, я не подумал. — А чьи это?

      — Одного безвестного, но очень больного человека, — с доброй многообещающей улыбкой ответила Нарцисса.

      Ну да, почему бы и нет. Хорошего человека вряд ли потянет просматривать воспоминания Алекса Паркинсона. Так пусть же он погуляет по тёмным тропам отравленного шизофренией сознания. Скатертью дорожка!

      В последнюю среду января мы решились. В тот момент, когда я только попал в кабинет к Снейпу, и он как раз закончил выгружать не предназначенные для чужих — а особенно моих — глаз воспоминания, в дверь постучали.

      — Кто там? — немного, на мой взгляд, грубо, спросил Снейп.

      — Профессор Амбридж, — послышалось из-за двери. — Мне срочно нужен ваш совет.

      Снейп только что не подпрыгнул на месте. Его плечи молодецки расправились, а мантия взметнулась сама собой, на мгновение превратив его в подобие Носферату.

      — Отойдите от двери, профессор Амбридж, я сейчас выйду, — предупредил он. — А вы, Поттер, сядьте сюда и не подслушивайте, — раздражённо бросил он на ходу, устремляясь на выход.

      Дверь закрылась, и глухой голос мнимой Амбридж начал его о чём-то уговаривать. Снейп пару раз для проформы возмутился, но всё удовольствие ему испортил смачный, как в индийском кино, звук удара. Потом послышались ещё удары и всё стихло. Снова послышались голоса, которые стали удаляться. Я подождал, пока они совсем стихнут, и выглянул в коридор, чтобы проверить. Пусто. Потом вернулся и встал по центру. У Снейпа при ближайшем рассмотрении оказался очень большой кабинет. Очень, очень большой кабинет, полный полок, шкафов, сундуков и прочих мест, куда потенциально можно спрятать склянку с воспоминаниями Алекса Паркинсона. Через полчаса, когда я уже самым внимательным образом осмотрел один из книжных шкафов, внимательно простукивая стенки на предмет потайных отделений, снаружи раздались шаги, и я молнией метнулся к стулу, на который мне указал Снейп перед уходом.

      Дверь открылась, и в кабинет вошёл Карадок Дёборн. Я облегчённо выдохнул, но снова напрягся, когда вслед за ним зашла Амбридж.

      — Чёрт меня раздери, Сириус! — выругалась она. — Я так ужасно не выглядела ещё с той вечеринки у Ноттов. Помнишь? — обратилась она к Карадоку.

      — Спрашиваешь! — хохотнул тот. — Ты тогда…

      — Тс-с! Не при детях! — оборвала она его, доставая палочку.

      Она произнесла заклинание, и на глазах стала вытягиваться вверх, одновременно сильно худея. Одежда на ней оставалась та же, усаживаясь вместе с ней, и вскоре уже Нарцисса с отвращением смотрела на эту квинтэссенцию безвкусицы.

      — На какие жертвы приходится идти! — выдохнула она. — Если хоть кто-то из вас проговорится, что видел меня в этом…

      — Как же я вам обоим благодарен, что вы не оставили меня тут одного, — признался я.

      — Да брось ты, — отмахнулась Нарцисса. — Мне стоило раньше подумать, что даже у бригады авроров уйдёт минимум три дня на то, чтобы здесь всё тщательно осмотреть…

      — Тщательно и не нужно… — туманно заявил Бродяга.

      Он принялся с деловым видом обнюхивать стол, а Нарцисса шагнула к Омуту Памяти, в котором плавали воспоминания Снейпа.

      — Это то, о чём я думаю? — спросила она меня, показывая на чашу.

      — На всякий случай — это то, что только что извлёк из своей головы Снейп, — ответил я. Кто её знает, о чём она думает?

      Нарцисса с головой погрузилась в плавание, а я подошёл к следующему шкафу. Сзади слышался тихий разговор Сириуса с самим собою, пока он постукивал и пошлёпывал по тяжёлому столу красного дерева:

      — Так, интересно. Иллюзия. А на ощупь? Фу, презервативы! Ха-ха, Нюниус, мечтать не вредно! А тут у нас что? Двойное дно… Какие-то бумаги… А ничего, пригодится!

      Он стал шуршать бумагами, скорее всего, их фотографируя.

      — Какая-то полость в стенке. А это что? Скорее всего, это оно!

      Я обернулся. В руке у него был изящный ключ с вычурными бородками с двух сторон. Сириус поднёс его к носу, тщательно обнюхивая, а потом принялся кружить по комнате, втягивая носом воздух.

      — О, так вот же! — показал он на третий книжный шкаф.

      Он снял книги с полки как раз на уровне глаз, но там оказалась лишь задняя стенка шкафа. Он стал обнюхивать шкаф, словно что-то ища. Потом остановился, кивнул сам себе и нажал на боковую стенку шкафа, где, казалось, в дубовой доске был сучок. Шкаф бесшумно отъехал в сторону, открывая вид на встроенный в стену сейф. Сириус вставил ключ в замок и повернул. Дверца открылась, и я увидел несколько полок, на которых были уложены пыльные гримуары, пергаменты, а на нижней стояло несколько больших стеклянных банок, в которых тускло блестели воспоминания. Я завороженно глядел на ту, на которой виднелась бирка с двумя неприметными буковками “АП”, и сам не верил в успех. Так не бывает!

      — Алекс, посмотри, — позвала меня Нарцисса. — Это что-то необычайное! И ты, Сириус!

      Я подошёл к Омуту, продолжая оглядываться на манившую меня банку. Я потряс головой, отгоняя наваждение, и засунул голову в Омут Памяти, погружаясь в чужие воспоминания. Передо мной возникла сцена, которая была мне откуда-то знакома… По крайней мере, с чужих слов… Выглядело всё чересчур гротескно и размыто, словно спектакль в провинциальном театре среди старых декораций и с пьяными актёрами. И эта прекрасная женщина, которая в отчаянье заламывала руки…

      Стоящий рядом совсем молодой Снейп — высокий, с широким квадратным подбородком, мощным накачанным торсом и огромными бицепсами — с кривой улыбкой объяснял ей:

      — Лили, он погиб, как последний идиот! Сам вызвал на дуэль Волдеморта, тупица!

      — Не могу, не верю! — рыдала она. — О, Джеймс! Что теперь с нами будет?!

      — Не волнуйся, я о тебе позабочусь! — великодушно обещал Снейп. — И даже об этом твоём… — тут его губы презрительно скривились

      Рядом показался Дамблдор.

      — Скорее, Лили, он сюда идёт! — воскликнул он с порога. — Я уверен, что тебя кто-то предал, и он знает, где найти вас с маленьким Гарри.

      — Альбус, какой ужас, вы слышали? — бросилась она к нему. — Джеймс…

      — Да, Джеймс погиб, — горестно согласился Дамблдор. — Какой удар для Ордена! Какого человека не стало! Скорее бери Гарри. Нам нужно найти безопасное место!

      Лили убежала в другую комнату и вернулась с визжащим, орущим и дурно пахнущим свёртком, в панике крича:

      — Северус, спаси меня!

      Дверь с треском разлетелась на куски, и в помещении из клубов дыма возник Волдеморт.

      — Где он? — закричал он, размахивая палочкой. — Где мой убийца?

      Лили развернулась к нему спиной, укрывая визжащего и дрыгающегося ребёнка у неё на руках.

      — Он здесь, Том, — подсказал Дамблдор.

      — Отдай мне его! — загрохотал Волдеморт, протягивая к Лили руку. — Отдай, иначе вы все — трупы!

      — Есть вещи похуже смерти, Том, — ласково произнёс Дамблдор.

      — Это какие же? — вскричал Волдеморт.

      — Вот представь, Том, — убаюкивающим голосом сказал Дамблдор, — сначала ты злодейски с толпой Пожирателей смерти убиваешь мужа этой несчастной женщины. Потом с помощью предателя Блэка ты врываешься в его дом…

      — Это была честная дуэль по всем правилам! — крикнул Волдеморт. — И я пришёл сюда по твоим следам, Дамблдор!

      — Ну да, ну да, — согласился Дамблдор, пожимая плечами. — Но кто в это поверит, сам подумай! Мне лично версия с предателем Блэком больше по душе… Так вот, ты врываешься в дом, убиваешь женщину…

      — Зачем убивать женщину? — закричал Снейп, и мантия его взметнулась в воздух. — Не надо!

      — Не вмешивайся, мальчик мой, — по-отечески улыбнулся Дамблдор. — Надо… Ты убиваешь женщину и пытаешься убить её ребёнка, но Магия Крови защищает его…

      — Что за чушь? — снова закричал Волдеморт. — Какая ещё Магия Крови? Кто в эти сказки поверит?

      — Все поверят, Том, — ответил Дамблдор. — Когда мать жертвует собственной жизнью ради спасения ребёнка, то сила Магии Крови настолько велика, что вернувшееся заклинание убивает злодея!

      — Нет! — вскрикнула в ужасе Лили, начиная понимать, что происходит, и попыталась выбежать из комнаты, но её тут же опутали верёвки, а рот сам собой закрылся, так что она оказалась в силах только мычать.

      Свёрток на её руках начал кричать и пахнуть ещё более отвратительно. Волдеморт стоял, в изумлении открыв рот, и даже опустил палочку.

      — Ты станешь персонажем настолько отвратительным, что даже имя твоё нельзя будет упоминать, — улыбаясь, продолжил рассказывать Дамблдор. — А чудом выжившего ребёнка так и назовут — Чудо-мальчик, который победил Сами-знаете-кого…

      — Какая чушь! — растерянно произнёс Волдеморт, пятясь назад. — Ты совсем рехнулся на старости лет, Дамблдор?! Я не стану убивать женщину и ребёнка!

      — Это не тебе решать! — спокойно ответил Дамблдор, и Волдеморт в ужасе уставился на свою руку, которая стала подниматься, направляя палочку на Лили.

      — Нет, — слабым голосом сказал он. — Нет, тебе меня не сломать, Дамблдор… Авада Кедавра!

      Сноп зелёного пламени ударил в грудь Лили, и та кулем осела на пол. Мир сразу окрасился в багровый цвет.

      — Дамблдор! — закричал Снейп. — Лили!!! Зачем?!!

      — Так надо, мой мальчик, — улыбнулся Дамблдор.

      — Авада Кедавра! — крикнул Снейп, и Волдеморт тоже упал.

      — Хороший мальчик, — похвалил Дамблдор.

      Опутывающие тело Лили верёвки исчезли, и Дамблдор подошёл к ней, наклоняясь.

      — Так было надо для общего блага, — сказал он.

      — Но ведь вы могли просто убить его! — в отчаянье сказал Снейп.

      — Есть вещи похуже смерти, — повторил Дамблдор. — К тому же, я не убийца. Что толку в смерти Волдеморта? Да никакого совершенно. Убили и забыли… Пафос нужен, мальчик мой, пафос! Чтобы с надрывом в душе… Вот, Магия Крови — это пафос. Неплохо придумано, кстати, не правда ли?

      Ребёнок завизжал, словно его резали, пока Дамблдор, нависнув над ним, что-то делал своей палочкой.

      — Чем тебе не Зорро! — прокомментировал он. — Его нужно растить в трудностях и лишениях, чтобы получился настоящий Герой. Такой, что не задумался бы, идя на смерть…

      — Ради чего? — ошарашенно спросил Снейп, одновременно пытаясь заткнуть уши.

      — Силенсио! — скомандовал Дамблдор, и детский плач прекратился. — Хуже смерти — забвение и бесславие. Герой должен умереть, отрубая головы Гидре, а потом должен прийти Спаситель, который примет знамя борьбы из застывших пальцев…

      — Спаситель — это вы? — хриплым голосом спросил Снейп.

      — Ты сам всё понимаешь, мой мальчик, — улыбнулся Дамблдор.

      Я вынырнул из Омута Памяти и посмотрел на Нарциссу, которая с тревогой вглядывалась в моё лицо.

      — Сириусу это нельзя смотреть, — сказал я. — Иначе он точно дров наломает.

      — Я согласна, — медленно проговорила она. — А ты? Ты сам как?

      — А что — я? — усмехнулся я. — Это же не про меня история. Не волнуйтесь, Нарцисса, я буду себя держать в руках.

      — Я, собственно, не про то, — покачала она головой.

      — Если вы про то, не страшно ли мне, — понял я, — так мне всегда страшно, когда один из этих двоих находится поблизости. Мне достаточно и того, что они сделали со мной… Ради всеобщего блага…

      — Я тебе не завидую, — покачала она головой. — Если могу чем помочь…

      — Ваша помощь и так неоценима, — поблагодарил я.

      — Это всё очень трогательно, — нетерпеливо прервал нас Сириус, — но нам стоит поторопиться.

      Я огляделся. Пока моя голова была погружена в Омут, он успел переложить воспоминания “АП” в захваченную с собой тару, заполнить банку в сейфе Снейпа отборными воспоминаниями шизофреника, закрыть сейф, вернуть на место шкаф и снова спрятать ключ.

      — Я уже подчистил все следы, — пояснил крёстный. — Ни запаха, ни отпечатков пальцев от нас не осталось, а магией мы не пользовались. Всё чисто. Пойдём.

      — Послушай, Сириус, — подала голос Нарцисса, когда мы вышли из кабинета. — Когда будешь приводить Снейпа в чувство, засунь его головой в выгребную яму, сделай милость.

      — С превеликим удовольствием, сударыня! — церемонно поклонился Карадок Дёборн вырядившейся в тошнотворно-розовое даме, и мы разошлись в разные стороны.

     Вечерами от Дублёра на меня лавиной валилась самая разнообразная информация — вкус маминых пирожных, запах паровозного дыма, занятия мордобоем с Сириусом и папой и уроки Богини. Она сразу взяла с места в карьер и заявила, что не будет меня учить простым вещам, поскольку именно для этого и предназначена школа.

      — Поэтому займёмся-ка мы с тобой, Алекс, анимагией!

      Анимагией! На минуточку, столь же сложной, сколь и бесполезной областью волшебной науки. Почему? Да всё очень просто — овладевший анимагией проходит при этом столь великолепную тренировку в трансфигурации, заклинаниях и ещё в нескольких дисциплинах, что сразу, автоматически переходит в разряд великих волшебников. Как, например, Сириус. Нет, ну это просто смешно!

      Какие-то базовые постулаты мне уже были знакомы — либо читал, либо краем уха слышал от Гермионы. Главное — анимагическая форма. Её изменить невозможно после того, самого первого превращения. До — можно, но после — совершенно никак. По крайней мере, Пераспере таковой способ был неведом. И ещё — анимагическая форма тесно связана с Патронусом. То есть, соответствует ему. Но с Патронусом, оказывается, дело обстояло совсем иначе — его можно было менять. Мало кто учитывал эту связь при первом превращении, и поэтому, к примеру, Рита Скитер вместо боевой единицы превращалась в бесполезную букашку. И, наконец, третье — анимагическая форма по массе не может превосходить массу человека. Быть меньше — сколько угодно, а больше — ни-ни.

      Я — то есть, Дублёр, понятное дело — вызвал Патронуса, и Богиня совершенно неприлично расхохоталась звонким, как колокольчик смехом. У меня чуть ноги не подогнулись от слабости, и я вызвал ещё один, только чтобы вновь услышать этот волшебный звук. Пераспера строго погрозила мне изящным пальчиком и сказала, что Олень — это, конечно здорово, но только как украшение детского утренника.

      — Алекс, тебе нужно сильное, быстрое и ловкое животное, — сказала она. — Хищник! Учитывая массогабаритные ограничения, выбор не очень велик — большая собака, средняя кошка либо маленький медведь.

      — Медведь, — хихикнул я.

      — Безоружного человека такой же массы порвёт, даже не вспотев, — отрезала она.

      — У нас уже есть собака в доме, — искоса поглядел я на ухмыляющегося Сириуса. — Ты не против, Бродяга, если я буду кошаком?

      — Хм, — закашлялся он. — В какой-то степени ты уже… Буду вместо Щеночка звать тебя Котёнок!

      — Спасибо, крёстный, — поблагодарил я. — Ты у меня такой…

      — Так, хватит, — оборвала меня Пераспера. — Потом лясы точить будете. Сириус, ты знаешь, как менять Патронуса?

      — Нет, у меня сразу пёс получился, — пробасил Бродяга.

      Идея оказалась проста, как, собственно, и все идеи в анимагии. Оказывается, Патронуса можно трансфигурировать, пока он носится вокруг в телесной форме. То есть, пока носится, в него чёрта с два попадёшь заклинанием, поэтому Патронусу нужно дать цель. Поскольку у нас был я, то всего лишь был нужен боггарт. Боггарта подсовывали мне, он становился дементором, я выпускал Патронуса, тот своими мощными рогами врезался в дементора, а Пераспера успевала поставить на дементора щит… Патронус буксовал, стоя на месте, а я трансфигурировал его в ягуара — самую крупную кошку, по массе сравнимую с человеком. Потом Патронус развеивался, и мы начинали сначала. Десять превращений в час, шестьдесят в день. Патронуса я уже выпускал, даже не задумываясь. Завтрак, обед, тренировки с Сириусом, ужин и посиделки с родителями… Три недели напролёт без выходных. А потом Дублёр развоплотился…

      Я как раз на зельеварении сидел, когда по мне прокатилось… Есть, конечно, у Дублёра этот маленький недостаток. Мелочь такая неприятная. Пустяк. В момент развоплощения он по-настоящему умирает. И смерть эта передаётся за тысячи километров — да хоть на другой конец Земли — его хозяину. Словно плата за пользование. Такое дурацкое чувство всё-таки, когда ты умираешь… Я потом весь день в себя прийти не мог.

      — Алекс, что с тобой такое творится? — ближе к вечеру спросила меня невесть откуда появившаяся Астория, состроив на личике очень озабоченное выражение. — Кто-то умер?

      — Дублёр, — еле смог выговорить я.

      — Чёрт, — сказала она и растворилась в воздухе.

      Выражение такое есть — пулей умчался. Когда Астория исчезла, именно оно мне пришло на ум. Раз — и нет её, лишь порывом ветра взметнуло в воздух несколько бумажных листов, оставшихся безмолвными свидетелями её былого присутствия. Потом меня словно ударило в грудь — и вот она снова стоит передо мной, и улыбаясь протягивает чашку с ароматно дымящимся напитком.

      — Вот, выпей! — попросила она.

      — Что это? — поинтересовался я.

      — Эйфория, — объяснила она, как будто я должен что-то понять из названия.

      Как ни странно, понял. Эх, всё-таки не настолько я туп, как уверяет всех декан Слизерина. Я глотнул из кружки и почувствовал, словно с моих плеч спадает многотонный груз, и я сам воспаряю в небеса.

      — Здорово, — улыбнулся своей спасительнице.

      — Пей до дна, — улыбнулась она в ответ.

      Я не дал себя долго уговаривать и опорожнил кружку, перевернул её над открытым ртом и подставил язык, позволяя последним капелькам на него стечь.

      — Теперь я знаю, почему ты дружишь с Уизли, — рассмеялась Астория.

      Я подвёл её к подоконнику, который так кстати оказался неподалёку.

      — Давай, посидим, — предложил я ей.

      — Даже не знаю, — смущённо отвернулась она, прикрываясь ладошкой. — Кто я — и кто владелец самого богатого гарема в Хогвартсе, а может даже и во всей Англии?

      — Присаживайся, красавица, — снова попросил я.

      На “красавицу” она уже не смогла не откликнуться и, задорно улыбаясь, примостила свою попку на широкую доску подоконника. Я сел рядом, любуясь ею.

      Каждый раз, глядя на Асторию, я поражался тупости Сценария и его своеобразной “заточенности” на то, чтобы показать, что путь борьбы со Злом — в данном случае, Волдемортом — это путь страданий и лишений. То есть, если ты против Зла, то потеряешь всех родных, многих близких, и всё, что в итоге приобретёшь — серую и опасную жизнь простого служаки и некрасивую и не очень умную рябушку в спутницы. Зато если ты мелкий гадёныш, ничтожество, не представляющее себе собственного существования без подлости, обманов и ударов в спину даже тем, кто остальным кажется твоим другом — будет тебе почёт, уважение и самая красивая девушка в округе. Да уж.

      По какой-то странной иронии, в некоторой степени это являлось отражением истории возвышения самой Жаклин Боулинг — она создала своего героя и заставила его страдать вместе с близкими ему людьми, а сама получила за это кучи маггловских бумажных денег, благодаря чему стала самой богатой женщиной Великобритании. В общем, урок в этой истории простой — пировать сподручнее на чужих трупах, а стремление к добру открывает ворота к собственным бедности и несчастьям.

      Что-то меня не туда занесло. А ведь такое хорошенькое личико!

      — Я люблю тебя, — сказал я.

      Она покраснела, намотала подол мантии на палец и начала ковырять этим пальцем коленку.

      — Правда, что ли? — спросила она, не поднимая глаз. — Ты правда меня любишь?

      — Правда, — великодушно подтвердил я. — И тебя, и Дафну, и Панси, и Герми, и даже Рона. Я сейчас вообще всех люблю, — сообщил я ей. — Весь мир. Всех скопом и каждого по отдельности.

      Она поскучнела, а я взял её руку в свою и легонько сжал. Сейчас мне не хотелось, чтобы она грустила. Как ни странно, даже этот маленький жест подействовал — она накрыла мою руку второй ладошкой и снова улыбнулась. Нет, всё-таки эта Боулинг — полнейшая дура!

      На выходные к сожалению Дафны — ну и, может, ещё полутора-двух сотен школьниц — мне пришлось пробираться в Лондон. Больших трудов мне это не стоило, поскольку извозчиком работала Нарцисса. Она появилась в Хогвартсе в вечер пятницы и для начала в своей обычной скупой манере ворвалась в кабинет Амбридж и сходу сразила её каким-то незнакомым мне заклинанием, от которого та превратилась в полупрозрачный камень отвратительного розового цвета. Потом она позвала меня.

      — Это что? — удивился я.

      — Нефрит, — улыбнулась Нарцисса, а потом хихикнула, как нашкодившая школьница: — Нефритового жезла ей не хватает!

      Я ничего не понял из этой белиберды, но на всякий случай вежливо показал свои зубы. Правильно истолковав озадаченное выражение на моём лице, она опять хихикнула и погладила меня по голове:

      — Благослови тебя Мерлин, невинное дитя!

      Ничего ж себе — невинное! У меня уже такие мысли бывают — ух! Грязные, в смысле.

      Мы шагнули в камин и оказались в особняке Малфоев. Это было ожидаемо — камины в Хогвартсе совершенно точно отслеживались госпожой инспекторшей, и следовало применять предельную осторожность. В идеале — вообще воспользоваться примерно таким же способом, каким я в первый раз навестил Малфоев. Почти сразу же мы снова ступили в камин, чтобы перенестись к нам домой.

      И в этот же момент я оказался в объятьях мамы. После того, как меня немного потискали, Нарцисса привлекла к себе внимание, кашлянув в кулак.

      — Я хотела сказать… — начала она. — Так получилось, что я сообщила Тёмному Лорду о том, что Алекс будет в Лондоне, и он пожелал встретиться.

      Я побледнел. Слишком хорошо я помнил, как в прошлый раз чуть не двинул кони после общения с этим очаровательным собеседником, и мне, честно говоря, не хотелось в ближайшее время повторять опыт. Мама, похоже, была такого же мнения, и сразу встала передо мной, словно заслоняя.

      — Он пообещал, что не причинит никакого вреда — ни физического, ни ментального, и как бы ни складывался разговор, он гарантирует, что Алекса не коснётся ни одно заклинание, — спокойно пояснила Нарцисса.

      — Я думаю, что Алексу стоит пойти, — подала голос стоявшая рядом Пераспера. — Раз ему ничего не грозит, глупо было бы не использовать возможность получить больше информации от Тёмного Лорда.

      Почему она так настойчиво пытается меня убить? Может, она считает, что я недостаточно хороший жених для её дочерей? Та нет же, всё наоборот — младшая просто требует, чтобы, если никто не найдёт лучшего, её отдали за меня. И лучшего пока никто не нашёл. Вот оно, я понял! Богиня меня к ним ревнует! Она сама бы не прочь оказаться первой в очереди к самому завидному жениху в округе, но вот неудача — она уже замужем. И она вместо того, чтобы просто заглянуть в глаза Дэниелу — ну, так, как только она умеет — решила выместить свою досаду на мне. Чтобы, раз уж ей не достанусь — так никому. Я сочувственно ей кивнул, а она изумлённо распахнула свои прекрасные глаза. Притворяется, что не поняла, что я её раскусил.

      — Хорошо, — вдруг сказал папа. — Завтра вечером подойдёт?

      — Подойдёт, — кивнула Нарцисса. — Люциус доложит Лорду. Алексиус, пожалуйста, постарайся прибыть к нам завтра без пяти минут шесть.

      — Обязательно буду, — поклонился я ей.

      А что мне остаётся, раз уж родной отец против меня?

      — Позволю себе откланяться, — присела Нарцисса. — Доброго вам вечера всем!

      Как меня нашли кошки — ума не приложу. Я улёгся в постель, но вместо того, чтобы уснуть, начал ворочаться — отчего-то сон не шёл. То ли я возбудился от мысли о том, что завтра снова придётся совать голову в пасть ко льву, то ли переживал, получится ли у Перасперы ещё один Дублёр… Сначала пришла одна кошка, потом другая. Мурка сразу улеглась у меня на груди, так что Басе пришлось довольствоваться местечком у меня под боком. Впрочем, ласки им доставалось одинаково, и мне показалось, что она не осталась в претензии. Начав чесать им за ушком, совершенно странным образом я достаточно быстро провалился в сон.

      Всё-таки я — тупица. Что я совершенно забыл, когда меня пробрал мандраж от перспективы пообщаться с Волдемортом, так это то, что к вечеру у меня должен быть Дублёр. Этого из пробирки — то есть, из котла — и пошлём! Собственно, с самого утра мы этим и занялись — изготовлением Дублёра. Моя роль была вполне себе проста — знай себе стой в нонаграмме и не дёргайся. Основной удар, как и в прошлый раз, пришёлся на мою крёстную, которая после того, как в котле появилась голая и улыбающаяся копия меня, без сил рухнула в объятья мужа. Хотел я про себя сказать, что это она в обморок упала от лицезрения моей неприкрытой мужественности, но слишком уж Пераспера в этот момент была похожа на выжатый лимон, и я просто ей от души посочувствовал.

      Мы с Дублёром немного полетали — мне вдруг пришла в голову мысль, что я наконец встретил такого же на всю голову отмороженного любителя неба, как я сам. Точнее, мысль почти одновременно пришла нам обоим. Надо сказать, что эта зеркальность одновременно забавляла и пугала — мы хватались за одно и то же пирожное и синхронно просились в туалет. Попытка дружеского спарринга черед пятнадцать секунд закончилась одновременным нокдауном — я подловил на хук его, а он — меня.

      Дальше всё было просто — Дублёр отправился к Малфоям, а через два часа из камина появилась Нарцисса и позвала Сириуса, чтобы тот приволок вымотавшегося меня. Дублёра оставили на попечении мамы, и теперь уже я сам отправился к Малфоям. Люциус был весьма удивлён произошедшей со мной в течение такого короткого срока переменой, но, я надеюсь, счёл это применением какой-то уж совсем мощной магии. С другой стороны, конечно, интересно — в прошлый раз меня две девушки отогревали всю ночь. Вопрос — сколько потребуется девушек, чтобы отогреть меня за пятнадцать минут?

      Нарцисса уже к тому моменту расчистила мне путь и появилась из камина со злорадной улыбкой.

      — Пойдём, Алекс, всё в порядке, — позвала она меня в камин.

      Амбридж в кабинете не было, но зато по коридору в сторону кабинета Снейпа от нас удалялось несколько сотен маленьких розовых лягушек.

      — Тебе тоже интересно, чем закончится? — спросила меня миссис Малфой, в голубых глазах которой плясали розовые чертенята. — Может, посмотрим?

      — Они же все к Снейпу прыгают, правда? — спросил я.

      — Пойдем, — позвала она меня, накинула на голову капюшон и сама лёгкой походкой пошла вперёд.

      Я догнал её и пошёл рядом. Волна лягушек, негромко квакая, прыгала по полу, создавая совершенно сюрреалистическую картину. Поворот, лестница, ещё поворот. Вот и нужная дверь. Конечно, открыть дверь несчастные создания не могли. А мы, соответственно, не могли подойти к двери, чтобы им помочь.

      — Адхеслагос! — негромко произнесла Нарцисса, и из её палочки словно выстрелил небольшой серый комочек слизи, который почти сразу впечатался в дверь, успев по пути сильно вырасти в размерах.

      Теперь по двери медленно двигался слизняк толщиной и длиной с моё предплечье.

      — Алохомора, — скомандовала Нарцисса. — Акцио слизняк. Протего!

      Слизняк дёрнул дверь, открывая, оторвался от неё и впечатался в поставленный щит.

      — Финита, — скомандовала Нарцисса, уничтожая диверсанта. Раздавленные открывшейся дверью лягушки недовольно горланили в то время, как их товарки начали сквозь щёлку запрыгивать в предбанник кабинета Снейпа.

      — Что за чёрт? — послышалось оттуда, зажёгся Люмос, лягушки возбуждённо заквакали, и почти сразу послышался жуткий нечеловеческий вопль.

      Одновременно с ним множество лягушек заголосили, словно их варили живьём, и этот гомон всё усиливался по мере того, как новые отряды попадали “в зону поражения”. Древнее проклятье продолжало исправно работать даже на трансфигурированной жертве.

      — Чудесно! — воскликнула Нарцисса, оборачиваясь ко мне, и отчего-то мне привиделась её безумная сестрица, которая на следующей неделе должна была бежать из Азкабана. — Замечательно! Превосходно! И никаких усилий на поддержание Круциатуса.

      В ушах у меня уже начало болеть, и я поковырял, не удержавшись.

      — Ой, прости, я о тебе-то не подумала! — с неприкрытой заботой в голосе сказала Нарцисса и вздохнула: — Ну ладно, пора прекращать этот цирк!

      Преодолевая звуковое давление от диких воплей, она подошла к двери и просунула туда палочку.

      — Финита! — скомандовала она, и кваканье сменилось мерзким визгом Амбридж. — Ступефай!

      Раздался грохот и после этого установилась относительная тишина — стоны Снейпа и скулёж Амбридж уже в расчёт не принимались.

      — Доброй тебе ночи, Алекс, — попрощалась Нарцисса, проходя мимо. — Понапрасну не шали!

      — Спокойной ночи, Нарцисса, — ответил я и побрёл в сторону Гриффиндора.

      Вот бы номер вышел, попадись я сейчас Филчу! Он бы меня наверняка запер бы в своих казематах дожидаться того счастливого дня, когда к ученикам можно будет применять розги. Однако путь до башни прошёл без приключений. Когда я зашёл в гостиную, там совершенно неожиданно увидел сгорбленную фигурку на диване. Я подошёл ближе.

      — Кэйти? — позвал я.

      Она вздрогнула, попыталась встать, снова рухнула, утопая в мягком сиденье и покраснела, как она теперь всегда делала, когда меня видела.

      — Гарри… — она отвернулась в сторону. Я подошёл ближе и присел перед ней на корточки.

      — Кэйти, я хотел попросить прощения, — начал я. Она фыркнула и посмотрела прямо мне в лицо.

      — Что за чушь, — сказала она. — Ты ещё скажи, что раскаиваешься и больше так не будешь!

      — Я больше так не делаю, Кэйти, — ответил я.

      — Не делаешь как? — спросила она, прищурившись, отчего её взгляд стал колючим, как иглы дикобраза.

      — Я больше не подглядываю за девочками в душевой, — со вздохом сказал я.

      — Но не раскаиваешься? — подозрительно спросила она.

      — Если бы я знал, что ценой этого будет потерять друга, то я бы и не стал этого делать, — сказал я.

      — Чушь, — колючий взгляд её немного подобрел. Она всплыла из глубин дивана, села и притянула меня за грудки, заставив потерять равновесие и упасть перед ней на колени. — Чтобы больше никогда! — прошипела она.

      Я фыркнул — со стороны мы смотрелись совершенно неприличным образом. Будто я ей в любви только что объяснился. Она озадаченно отстранилась, потом оценила ситуацию и, подтянув меня ближе, впилась мне в губы влажным поцелуем. Я был ошарашен до невозможности! То есть, я ожидал чего угодно, но только не этого. Осторожно, чтобы не вспугнуть, обнял её и пропустил её язык себе в рот, думая о том, что, похоже, Сценарий решил поиздеваться надо мной и мою попытку избежать поцелуев с Чо Чанг наказал отработкой, казалось, со всеми девицами школы.

      Попка у неё была, конечно, не столь выдающаяся, как у Анджелины, но оттого не менее приятная на ощупь. Она нехотя меня отпустила и оттолкнула, заваливая на пятую точку, достала из кармана платочек и промокнула им губы.

      — Ну ты и нахал, Гарри! — сказала она. Это одному мне в её голосе послышалось не то одобрение, не то восхищение? — Сейчас можешь идти, но помни — я с тобой ещё не закончила!

      Она со мной ещё не закончила, поглядите на неё! Я встал и направился к себе в спальню, где в четыре носа пересвистывались мои друзья. Надо сказать, события прошедшего дня изрядно меня утомили, и я заснул почти сразу, как моя голова коснулась подушки…

      На этот раз Волдеморт выглядел совсем по-другому. Я не знаю, как он этого добился, но у него сегодня было нормальное лицо, глаза не горели красным, а на руках были обычные ногти.

      — Мистер Паркинсон, — сказал он вполне нормальным голосом.

      — Лорд Волдеморт, — склонил я голову.

      — А ты быстро растёшь, Алекс, — задумчиво произнёс он. — Да и выглядишь значительно опаснее.

      — Вы меня хотели видеть, Лорд Волдеморт, — напомнил я.

      — Просто любопытство взыграло, — махнул он рукой.

      — Я вас не узнаю, — сказал я, имея, конечно, в виду его обещание сдувать с меня пылинки, а не новую внешность.

      Как ни странно, он понял.

      — Ну хорошо, не совсем любопытство, — согласился он. — Я решил, что мне хочется жить.

      — Не станете же вы меня уверять, что вдруг решили больше не убивать? — поинтересовался я.

      — Я не могу не убивать, Алекс, — усмехнулся он. — Смерть — моя жизнь.

      — Если акула перестанет двигаться в воде, она погибнет, — кивнул я, переводя его помешательство в понятную мне аналогию.

      — Правда? — озадаченно переспросил Волдеморт. — Не знал. Но да, убийства для меня — как кислород. Когда мои Пожиратели смерти отправляют кого-то на тот свет, я чувствую, как в меня переходит жизненная сила… Это ощущение ни с чем не возможно сравнить. Ты меня понимаешь, Алекс?

      — Нет, — честно ответил я. — По мне так лучше умереть, чем стать таким.

      — Вот мы и вернулись к моей смерти, — произнёс он. — Я люблю смерть и я люблю жизнь, мистер Паркинсон. Мне дорога моя жизнь даже в той убогой форме, в которой она у меня есть. И я хочу убивать. Если ты мне дашь возможность жить дальше и отнимать жизни…

      — Вы же понимаете, что оставить такое чудовище на Земле я не могу, — развёл я руками. — Вы же как оружие массового поражения неограниченной мощности, способное выкашивать род людской тысячами и миллионами. Дай вам волю, и вы не оставили бы на свете ни одного человека…

      — Маггла, Алекс, маггла, — поправил он меня. — А люди мне самому нужны — какой же я Лорд без слуг? Но что ты там сказал про Землю? Ты ведь не просто так её упомянул?

      — Во вселенной есть и другая жизнь, — сказал я. — И наверняка найдётся планета, населённая столь мерзкими и противными созданиями, что даже ваша жажда смерти послужит добру…

      — Или я найду в этих созданиях новых слуг, способных поднять удовлетворение моей жажды на новый уровень, — предположил он.

      — Да, об этом я не подумал, — с кислой миной ответил я.

      — Как бы то ни было, — откинулся он в своём кресле. — Мне нужно будет, чтобы ты отыскал и вернул оставшиеся крестражи. Эта сегодняшняя маска, — показал он на своё лицо, — завтра спадёт. Дурацкий ритуал в исполнении этого неумехи привел к тому, что я сам временами не могу смотреть на себя в зеркало. Принеси мне крестражи, и я сделаю всё, чтобы те, кого ты пытаешься спасти, пережили битву в Хогвартсе.

      — Хорошо, — сказал я, вытаскивая из кармана медальон Слизерина. — Вот вам первый.

      Я держал его за цепочку, стараясь не касаться самого медальона, и он вдруг взмыл в воздух и потянулся к Волдеморту. Я разжал руку, медальон буквально рванул в его сторону, застыл в полуметре, и из него вырвалось словно маленькое привидение в виде призрачной маски из огромных глаз и рта. Маска тонким щупальцем вытянулась к Волдеморту, а медальон при этом начал раскручиваться, выплёвывая из себя плотные сгустки, рывками перетекающие в Волди, который словно пил их. Внезапно всё кончилось, медальон почти упал, но у самого пола его снова подхватил Волдеморт и отправил в полёт ко мне.

      — Возьми, Алекс, — усталым голосом сказал он. — Я знаю, что он тебе ещё понадобится. Я наложил на него чары, которые постепенно сводят с ума носителя…

      Как? Когда успел? Ни руками не двигал, ни головой — сидел отвалившись в кресле и пожирал частичку себя… Волдеморт открыл было рот, глянул на Малфоя и поморщился.

      — Муффлиато, — прошелестел он, а потом чуть громче: — Я благодарен тебе, Алекс, и я этого не забуду. Нарцисса сказала, что ты нашёл свою память…

      — Да, нашёл — как ожидалось, в кабинете у Снейпа, — кивнул я.

      — Твоё предположение о смерти тво… о смерти матери Поттера тоже подтвердилось, — сказал он.

      — Эта сцена оказалась среди воспоминаний Снейпа, которые он хотел от меня скрыть, — развёл я руками.

      — Ты умён, — констатировал Волдеморт. — Жаль, что ты не любишь убивать… Приходится работать с такими, как Петтигрю и Фенрир.

      — У меня другие интересы, Лорд Волдеморт, — согласился я.

      — Я подумаю, как можно вживить выдавленные воспоминания, — сказал он. — А ты ищи крестражи. Другой на моём месте отблагодарил бы тебя…

      — Лорд Волдеморт никого не благодарит, — сказал я. — Он лишь позволяет прожить несколько дольше.

      — Именно так, Алекс, — подтвердил он. — А теперь иди!

      Прежде, чем я успел отвернуться, мне показалось, что по его лицу словно рябь пробежала, пропуская наружу прячущуюся под ним уродливую маску с красными глазами и без носа. Лорда Волдеморта можно было бы пожалеть, не будь он патологическим садистом и убийцей. Все эти люди, сочиняющие истории про справедливого и великодушного Тёмного Лорда просто никогда не видели его физиономию, больше смахивающую на красноглазое воплощение смерти на лице. Если он вернёт себе частички души — не все, конечно, поскольку как минимум дневника уже нет, то может он и будет внешне больше похож на человека, но внутри всё равно останется эта безжалостная машина по перемалыванию жизней в источник кратковременного удовольствия Волдеморта. И вопрос лишь в том, удастся ли мне направить его разрушительную силу на то, чтобы хоть кого-то в итоге спасти…

      В следующие дни события внезапно сделали совершенно неожиданный поворот. Волдеморт всё-таки выписал мне благодарность, но весьма своеобразным способом. Во вторник вечером к нам заявились хмурый Сириус с Нарциссой, которая наоборот показалась мне вполне весёлой.

      — В чём дело, Нарцисса? — спросила вышедшая навстречу гостям мама, совершенно точно определив источник грядущих неприятностей. — И да, добрый вечер.

      — Добрый вечер, Деметра, — откликнулась миссис Малфой. — Я хотела напомнить, что послезавтра должен состояться побег из Азкабана.

      — Не пущу, — заявила мама, сразу поняв, о чём дальше пойдёт речь. Всё-таки до чего народ вокруг сообразительный! Я вот, к примеру, так ещё ничего и не понял.

      — Ты же сама понимаешь, что могут погибнуть люди, — продолжала настаивать Нарцисса. — К тому же мы с Сириусом будем рядом.

      Я продолжал стоять с открытым ртом, пытаясь вникнуть в предмет торга.

      — Как много вас будет? — вклинился в разговор отец.

      — Немного, — ответила Нарцисса. — Около десятка или дюжины.

      — Действительно, — согласился папа. — Каждая единица на счету.

      — Ты же ведь не отпустишь своих родителей? — спросила меня Нарцисса.

      — Ни за что! — выпалил я. — А куда?

      Взрослые переглянулись.

      — В четверг будет нападение Пожирателей на Азкабан, — пояснил Сириус. — Волдеморт по каким-то своим мотивам согласился предоставить тебе отбор участников акции…

      — И я уже кого-то отобрал… — пробормотал я.

      — Ты же сам понимаешь, что предсказание не упоминает погибших в ходе нападения, — напомнила Нарцисса.

      — Но и не говорит, что жертв не было, — хмуро закончил я. — Так что, мы грабим Азкабан? Выпускаем на волю убийц?

      — Среди них — моя сестра, — заметила Нарцисса. — Так или иначе они будут освобождены, но мы можем хотя бы убедиться, что в этот раз никто не погибнет.

      — Но зачем вам я? — спросил я.

      — Просто постоять снаружи и подать сигнал, если что, — сказал Сириус. — Сам понимаешь, что боец из тебя пока никакой. И уж тем более в ситуации, когда твои руки связаны заклинаниями, неспособными причинить большого вреда здоровью.

      Я поглядел на маму и пожал плечами.

      — Значит, так тому и быть, — подвёл итог отец. — Я тоже пойду с вами.

      Я попытался было возразить, то передумал и захлопнул наконец рот. Глупо указывать взрослому мужчине, что ему делать, а что — нет. Вместо благодарности за мудрость он вполне может передумать и оставить меня дома. Без сладкого.

      Верховным главнокомандующим всей операцией был назначен Люциус Малфой, и в итоге это означало, что всем заправляла Нарцисса. Пользуясь своим положением, она и папе надавала инструкций, в запале чуть не докатившись до того, чтобы не начать его учить правильно держать палочку. Сириус предупредительно крякнул, мама нахмурилась, папа улыбнулся, а миссис Малфой рассмеялась, махнув рукой. Увлеклась, в общем.

      В итоге сон с отчётом от Дублёра пришёл ко мне в пятницу ранним утром, перед самым пробуждением. Я так и не понял, где Азкабан находится. Судя по всему, попасть туда было не так уж и просто — трансгрессия и полёты в окрестностях примерно пяти километров были заблокированы. Мы аппарировали к краю “бесполётной” зоны, где нас уже дожидались двое погонщиков с пятнадцатью питомцами, которые сильно напоминали разросшихся страусов — пара мощных ног под покрытым пухом телом с небольшими крылышками. На каждом было установлено седло на двух седоков, причём предполагалось, что передний должен управлять этим транспортным средством, держась за кончики крыльев, словно заправский байкер на каком-нибудь чоппере. Мы погрузились на этих цыплят, взяли на прицеп двух оставшихся без седоков, и они резво донесли нас до границы тюрьмы.

      Азкабан был окружен лабиринтом каких-то плотных кустов-людоедов и широким рвом со флюоресцирующей зелёным светом вязкой массой, причём в итоге кусты показались мне более дружелюбными. Мы спешились, и Малфой уверенно повёл группу сквозь лабиринт, гордо вышагивая впереди и выпятив грудь. За ним покорно семенила его послушная жена — именно так это выглядело бы, если бы пару раз я явно не услышал её тихое шипение:

      “Куда? В другую сторону… любимый!”

      Поскольку я шёл сразу за Нарциссой, прикрываемый сзади отцом и Сириусом, то её руководящие указания были слышны только мне, и никому больше. Не задев ни листика на тянувших к нам свои ветки кровожадных кустах, мы вышли на берег не очень широкого рва, за которым возвышалась тёмная крепостная стена. Трое из Пожирателей тут же сбросили свои рюкзаки и стали собирать конструкцию, в которой я почти сразу узнал миниатюрную баллисту, которая должна была выстрелить “кошкой” метровой длины. Четвёртый — прямо-таки огромный мужик, у которого бугры мышц были видны даже сквозь балахон Пожирателя — простой кувалдой в четыре точных удара загнал метровой же длины железный колышек в землю так, что снаружи осталось торчать лишь кольцо для верёвки

      Как и было уговорено в самом начале, магией никто не пользовался — это могло бы переполошить охранников, и у нас бы ничего не вышло. Когда баллиста была готова, самый маленький из Пожирателей — он был на полголовы ниже Нарциссы — зарядил в орудие абордажный крюк, тщательно прицелился и выстрелил. Верёвка с песней стала разматываться, потом послышалось едва слышное звяканье, и коротышка сразу же ухватился за конец рукой в перчатке, натягивая обратно и не позволяя верёвке упасть в ров. Убедившись, что “кошка” на том конце прочно держится за стену, он продел конец в приготовленный полиспаст и закрепил последний на вбитом в землю колышке, а гигант принялся его расторопно натягивать, орудуя рычагом на храповике. Когда верёвка уже зазвенела, как гитарная струна, коротышка скинул балахон, опёрся на плечо гиганта и встал прямо на верёвку. Попробовав на ней качнуться вверх-вниз, он отпустил плечо товарищи и быстро-быстро засеменил вверх по этой импровизированной тропинке. Секунд через пятнадцать верёвка дрогнула и сильно затряслась, и Нарцисса почти беззвучно вскрикнула, зажав рот рукой, но верёвка продолжала дрожать, и она успокоилась. Потом выяснилось, что в непосредственной близости от стены наклон стал уже совсем крутым, и наш диверсант предпочёл повиснуть на верёвке снизу, чем поскользнуться, благо до стены оставалось каких-то пять метров.

      До нас же донёсся лязг замка и едва слышный скрип хорошо ухоженного механизма опускания моста, а ещё где-то через минуту появился и сам мост, мягко опустившийся в отведённое ему гнездо на берегу. Люциус Малфой дал величественную отмашку, и мы двинулись вперёд. Сразу за стеной мы остановились, и у меня похолодело на сердце. В буквальном смысле похолодело, поскольку перед проход нами был занят дементорами, которые не спеша двигались к нам. Я мужественно шагнул назад, а Малфой тем временем что-то негромко сказал и взмахнул палочкой, и между нами и дементорами появилась огромная маска, как при Морсморде, но только эта не висела в небесах, а реяла прямо над землёй. Дементоры замерли и как-то сразу потеряли к нам интерес — очевидно, Волдеморт уже успел с ними о чём-то договориться. И как только сумел?

      Мы двинулись вперёд, пересекли небольшой дворик и оказались у входа в собственно тюрьму. Маска при этом двигалась с нами, словно пропуск, защищающий нас от деловито снующих вокруг дементоров. Там меня оставили снаружи, а остальные, возглавляемые на этот раз Сириусом и Нарциссой, двинулись вовнутрь. Папа пошёл последним — прикрывать от неожиданных гостей. Так я и торчал там, как дурак, в течение последующих двадцати или двадцати пяти минут. Мало того, что я промёрз до самых костей — зима и дементоры рядом не лучшее сочетание — так мне ещё и было до ужаса скучно. Я уже начал подумывать, чем бы было более интересно заняться — покидаться в дементоров снежками или натравить на них моего оленекотика… Да-да, сегодня у меня наконец-то получилось целиком превратить моего Патронуса в ягуара, и даже рожек, как в прошлые попытки, не осталось! На пике моей скуки из тюрьмы наконец вышел папа, с осуждением покачал головой, увидев торчащую у меня из носа сосульку, и отодвинул в сторону. Наружу повалили измождённые и шатающиеся заключённые, зыркающие вокруг безумными глазами.

      Сириус нёс двух волшебниц — по одной на плече, Нарцисса практически волокла за собой страшного вида старуху с седыми всклокоченными волосами, гигант волок сразу трёх мужчин, которых он смог ухватить в охапку. Учитывая мельтешащие на заднем плане тени дементоров и то, что всё происходило в какой-то совершенно невозможной тишине, да ещё и сопровождалось облачками выдыхаемого пара на морозном воздухе, у меня появилось ощущение нереальности происходящего. Я подставил плечо — левое, конечно, Нарцисса потратила минут десять на то, чтобы убедиться, что мы понимаем, насколько опасно будет кому-то из этих сумасшедших завладеть палочкой — какому-то долговязому старичку и потопал в сторону выхода.

      Всего вышло около двадцати пяти или тридцати человек, которых нам для начала нужно было доставить наружу. Когда мы прошли мост, гигант дёрнул верёвку, издав низкий вибрирующий звук, и мост стал подниматься. Где-то в темноте раздался лязг запорного механизма, верёвка снова загудела, и почти сразу с неё спрыгнул приехавший коротышка, удерживающий в руке конец более тонкой верёвки. Гигант снял полиспаст со стопора, ослабляя толстую верёвку, а потом потянул за более тонкую, и где-то на стене жалобна звякнул абордажный крюк, а затем с тихим звуком булькнул в ров. Ещё одним ударом гигант забил колышек под землю и начал скидывать в ров остатки оборудования — верёвки, полиспаст, баллисту и даже кувалду. Теперь, когда у нас стало меньше груза, можно было больше людей увезти на пернатых скакунах.

      С удвоенной осторожностью мы двинулись через лабиринт — нас стало больше, и каждые два из трёх были не совсем в себе или даже совсем не в себе. Снаружи бывших узников по двое усаживали на птиц, а птиц связывали в караван. На переднюю птицу уселась Нарцисса, до этого вручившая палочку тому самому коротышке, а на последнюю, причём сзади — сам коротышка, и цепочка потянулась прочь от этого места. Ну, потянулась — это просто так сказано, на самом-то деле эти птахи ломанулись так, что только шпоры засверкали. Мы, то есть отряд злоумышленников, побежали за ними. Пять километров — это полчаса, если никуда не спешить, или двадцать минут в довольно высоком темпе. Когда мы добрались до места, там почти уже никого не осталось — прибывшие Пожиратели хватали беглецов и дисаппарировали с ними. Нарцисса по-прежнему стояла в обнимку с той ужасной старухой, и меня вдруг как обухом по голове ударило — да это же Беллатрикс! Несмотря на то, что я не был уверен, что она хоть что-то способна соображать, я подошёл и поклонился. Нарцисса, в глазах которой стояли слёзы, благодарно тронула меня за предплечье, и они втроём с Малфоем трансгрессировали.

      — Грустное зрелище, не правда ли? — спросил неслышно подошедший отец.

      — Не проще ли было сразу убить? — хмуро спросил я.

      — Я об этом тоже частенько мечтал, — заявил появившийся с другой стороны Бродяга.

      — Как я рад, что этого не случилось, — вздохнул я.

      Стоит ли упоминать, что утренняя суматоха, вызванная известием о побеге Пожирателей смерти из Азкабана, оставила меня равнодушным. По какой-то иронии слова Фаджа в газете о том, что такой побег мог спланировать только Сириус Блэк, попали точнёхонько в яблочко — именно информация Сириуса об устройстве защитных сооружений была использована при планировании операции. Вряд ли заговорщикам удалось бы, к примеру, открыть ворота, на знай они достоверно, как эти ворота устроены. Единственное, чего я не понял — это почему сбежавшими числились лишь десять человек, хотя реально ушли двадцать восемь. Скорее всего, Сириус с отцом и Нарциссой из милосердия забрали с собой заключённых, про которых просто забыли, и которые пребывали в наиболее скверном состоянии. Всё не могу понять, отчего Боулинг вдруг решила, что было бы забавным иметь тюрьму, в которой охранниками были бы существа, питающиеся человеком, точнее, его душой. Это как если бы лису поставили сторожить курятник… И это — детская книжка?!

      Но зато чуть позже меня не на шутку разозлила — кто бы мог подумать? — Гермиона! Когда снова зашёл разговор о Снейпе, который меня ничему не учит, она вдруг с готовностью бросилась его защищать, ещё и напирая на то, что Снейпу доверяет сам Дамблдор. “Если мы не можем верить Дамблдору, то не можем верить никому!” Что за чушь! Я знаю множество прекрасных и не очень людей, которым, однако, можно верить. И я точно знаю, что Дамблдору не стоит верить ни в коем случае. Я, конечно, понимал, что она лишь повторяет слова, написанные ей в Сценарии, но мне всё равно отчего-то стало противно. Я плюнул на всё и отправился спать. Интересно, как там у Дублёра дела с Патронусом?

      Субботнее утро началось, как и ожидалось — Сценарий назначил мне наказание в виде сопровождения Чо по злачным местам Хогсмида. Точнее, началось-то утро с разговора с Роном, который всё время за завтраком громко и печально вздыхал и даже делал вид, что не голоден — то есть, вторую добавку он есть не стал. Условившись о встрече с Герми в полдень, я дождался, когда она уйдёт и повернулся к другу.

      — Рассказывай, что там у тебя, дружище! — потребовал я.

      — О, как бы я хотел пойти с вами в Хогсмид! — с убитым видом сказал он.

      — Так и пошёл бы! — отмахнулся я.

      Не тут-то было!

      — А мне нельзя, — ещё сильнее понурился он.

      — Кто же такой тебе запрещает? — осведомился я, вспомнив, наконец, Сценарий.

      — Анджелина, — трагическим голосом пояснил Рон.

      — Надо же, — заметил я. — И как она объясняет подобную бессердечность?

      — Уверяет, что мне нужно тренироваться, — вздохнул он, словно уже стоя одной ногой в могиле. — Ты же знаешь, я теперь в Команде…

      Он именно так и сказал — в “Команде” с большой буквы, чтобы я сразу понял, о чём именно речь.

      — На мне теперь большая ответственность, — с какими-то жёсткими нотками продолжил он. — Если бы ты, Гарри, был в Команде, ты бы меня понял…

      Понятно. Предполагается, что в этот момент я должен обзавидоваться по самое дальше некуда и истечь горючими слезами… Может быть я и летать люблю, и квиддич, в общем-то… За одним “но”. Точнее, за двумя. Во-первых, квиддич — безумно жестокий вид спорта. Каждый, абсолютно каждый матч заканчивался травмами, причём зачастую такими, что, не будь наготове мадам Помфри и ещё нескольких первоклассных целителей, то мы буквально теряли бы людей. Так что — ну его, бокс и то лучше. А во-вторых, я точно знаю, что Гриффиндор выиграл чемпионат как раз в тот год, когда Амбридж запретила мне играть. Поэтому — вперёд, молодые таланты Гриффиндора, в этом году я точно не смогу вам помешать всех сделать!

      Глядя на своё отражение в ложке, я посильнее взлохматил волосы и слегка сдвинул набок очки. Этого мне показалось мало, и я в дополнение к образу заправил штанины в носки и развернул мантию, чтобы она покрывала только одно плечо. Вроде неплохо получилось! Чо ждала меня снаружи. Она мне робко улыбнулась, не зная, как себя вести. Щёки её пока были сухими, что не было хорошим знаком — напрашивался вывод, что она бережёт основную массу слёз для нашего свидания. Я галантно предложил ей локоть, и мы пошли в Хогсмид. Уже у самых ворот Хогвартса нас сначала обогнала группа моих одноклассниц, в числе которых была Дафна, которая, увидев мой новый стиль в одежде, закрыла лицо руками так, что мне были видны лишь смеющиеся глаза, и прыснула от смеха. Для тебя, между прочим, стараюсь! Лили и Милисента подхватили, и скоро уже вся стайка девушек, хихикая, удалялась по дорожке. Пока я пытался вспомнить, какую именно команду по квиддичу мы с Чо только что обсуждали, как мимо прошла Панси, тащившая за локоть своего Викэма.

      Прошла — и прошла бы, но не такова моя… В общем, не такова Панси! Не такова, чтобы просто пройти да ничего такого не сказать… Она остановилась, дёргая кавалера за руку, и развернулась ко мне, насмешливым взором окидывая мою спутницу. Не нравится мне это, ой, не нравится! Викэм привычно улыбался, словно ему только что дубинкой вломили.

      — Ух ты, Поттер и Чанг! — восторженно произнесла Панси. — Или Чанг и Поттер? Эй, Чанг, где ты подобрала этого оборванца? Диггори хотя бы одевался прилично, а этот…

      Смотрел я баскетбол — игрок выпускает мяч из рук, разворачивается и трусит в защиту, даже не глядя, попал он или нет — он знает! Мяч ещё летит, но он уже в кольце, что тут смотреть-то? Панси весело мне подмигнула, развернулась, не забыв при этом зацепить Викэма, и чуть ли не в припрыжку отправилась дальше. Какая всё-таки добрая девочка! Ничего, вспомню я ещё тебе! Я боялся повернуться к Чо, но сделать это было необходимо — всё-таки она со мной… Лицо её уже исказилось той уродливой гримасой, которая обычно появляется на лице плачущих китаянок. Она судорожно хватала ртом воздух, но фонтан уже вот-вот должно было прорвать…

      — Се-е-едрик! — запричитала она, и слёзы всё-таки брызнули у неё из глаз. — Он та-ак хорошо одевался! А-а-а! А теперь он умер!

      Всё, что я мог сделать, чтобы не подвергать уши проходящих мимо новым испытаниям — прижать её голову к своей груди и заткнуть рот полой мантии, как кляпом. Она немного пожевала ткань и выплюнула.

      — Какая гадость! — заявила она вместо благодарности.

      Я со вздохом достал из кармана носовой платок и протянул ей. Успокаиваясь, она вытерла слёзы, обильно в него высморкалась и отдала мне. Придерживая за чистый уголок двумя пальцами, я его уничтожил, стараясь по возможности удерживать на лице дружелюбное выражение. Она снова взяла меня под локоть, и мы пошли дальше.

      В Хогсмиде Чо почти сразу затащила меня в какое-то заведение, в котором я ещё никогда не был. Заполненное запахом мятного чая и парочками за небольшими — чтобы можно было при случае столкнуться лбами — столиками помещение было декорировано розовыми рюшечками и оборками, и я поневоле вжал голову в плечи, в страхе выглядывая, не притаилась ли где-нибудь поблизости Амбридж. Вроде, не притаилась. Пронесло. Зато мимо, хихикая, пролетела стайка хихикающих и посыпающих всё конфетти херувимов, за которыми гнался рассерженный купидон, яростно посылающий в них стрелу за стрелой. Херувимы ловко уворачивались, и стрелы нещадно разили посетителей без разбору. Мне стало страшно.

      — Тебе здесь нравится? — спросила Чо.

      — Безумно, — констатировал я — именно это слово лучше всего характеризовало охватившую меня панику.

      Выбрав в зале самую красивую девушку, я решительно двинулся в её сторону. Соседний столик оказался пуст, и я уселся так, чтобы ничто не мешало мне её незаметно разглядывать. В упор. Ничего, очень даже ничего — высокая фигуристая блондинка совершенно неприступного вида с умопомрачительными ножками… С седьмого курса, похоже… Я откровенно любовался. Она бросила на меня украдкой взгляд, смущённо улыбнулась, потупилась, покраснела и ещё раз стрельнула глазками из-под опущенных ресниц. Ах, какая милашка!

      — Поттер! Поттер! — донёсся до меня чей-то неприязненный голос, а потом прямо перед моим носом помахали рукой, к моему неудовольствию загораживая обзор. — Ты что себе позволяешь, Поттер? Ты меня что, в упор не видишь?

      Если честно, то действительно не вижу. Я моргнул и посмотрел на наглеца, посмевшего прервать мой сеанс созерцания красоты и совершенства. Ба, да это же Роже Давье, знаменитый ловелас с Рейвенкло и по совместительству капитан их команды по квиддичу! Оказывается, это он сидел за одним столиком с симпатичной блондинкой, да ещё и держа её за руку. Нет, ну каков наглец! За столиком по другую руку от меня я обнаружил — надо же, какое совпадение! — Панси с её ухажёром, которая сосредоточенно отслеживала каждое моё движение и слово.

      — Привет, Роже, — отозвался я. — А что ты меня не познакомишь?

      — Перебьёшься, — не очень вежливо огрызнулся он. Странно, ничего плохого вроде как я ему не делал… — Это моя подружка!

      Думаю, что это временное явление, и что у девушки определённо есть своё мнение по этому поводу.

      — Джессика, — протянула мне руку красотка. — Джиссика Уоткинс.

      — Очень приятно, — учтиво кивнул я, приводя волосы в порядок и украдкой вытаскивая штаны из носков. — Гарри Поттер!

      — Поттер, ты что, меня не слышишь? — прорычал Давье.

      — Панси, так вот, я хотел сказать… — раздался справа вкрадчивый голос Викэма.

      — Гарри, давай что-нибудь закажем, — предложила Чо.

      — Да-да, я внимательно слушаю, — сказала Панси таким тоном, что сразу стало понятно, насколько внимательно она слушает.

      — Очень приятно, — отозвалась Джессика. — Тот самый Поттер?

      — Поттер, я тебя предупредил! — заявил Дэвис.

      — Мы уже так давно встречаемся, Панси, — продолжал лебезить Викэм.

      — Например, кофе, — подсказала Чо.

      — Какой именно — “тот самый”? — переспросил я, залихватски выгнув бровь.

      — Да-да, я внимательно слушаю, — повторила Панси.

      — Знаменитый обольститель, — мурлыкнула Джессика и игриво прикрыла глаза ладонью, для чего ей сначала пришлось с трудом выдрать эту самую ладонь из руки крепко в неё вцепившегося Роже.

      — Джесс, — попытался сменить тактику Давье и начал охотиться за ладошкой “своей подружки”. — Джесс, у тебя такие красивые глаза!

      — Всё, о чем я прошу — лишь один поцелуй, — расстилался мёдом Викэм.

      — А знаешь, он предлагал мне с ним встречаться, — заметила Чо. И чтобы не осталось недомолвок, добавила: — Роже. Но я ему отказала.

      — Джессика, у тебя такие красивые глаза! — проникновенным хриплым басом сказал я, протягивая руку и беря её тонкие пальчики.

      — Да-да, я внимательно слушаю, — отмахнулась Панси.

      — Ох, Гарри, ты такой галантный кавалер! — смутилась Джессика, снова стрельнув в меня глазками.

      — Может, стоило всё-таки согласиться? — предположила Чо.

      — Да это я галантный кавалер, а не он! — едва слышно прошипел Роже и добавил нормальным голосом: — Джесс, давай уйдём отсюда. Уйдём туда, где нам никто не будет мешать!

      — Всего один маленький поцелуй, как залог нашего чувства, — проблеял Викэм.

      — Джессика, давай уйдём куда-нибудь, где нам не будут мешать, — предложил я, проводя большим пальцем по её ладошке.

      — Да-да, я внимательно слушаю, — как автомат, отчеканила Панси.

      — Конечно, Гарри, — согласилась Джессика, глядя на меня горящими глазами. — И куда ты меня позовёшь?

      — Год назад я была здесь с Седриком, — сказала Чо и громко всхлипнула.

      — Это уже переходит всякие рамки! — возмутился Роже, снова поворачиваясь ко мне.

      — Панси, я тебя лю… — снова завёл свою песню Викэм.

      Умиротворяющий тихий гомон кафе нарушил громкий, как щелчок кнута, звук пощёчины.

      — А вот этого я тебе, по-моему, не позволяла! — закричала, вскакивая, Панси.

      Я тоже вскочил, роняя стул, и навис над Викэмом. Что бы он там себе ни позволил, сейчас ему не поздоровится! Джордж отпрянул в сторону, держась за покрасневшую щёку, и вскочил, отпрыгивая от меня подальше.

      — А-а-а! — вопила Чо, наматывая на кулак слёзы вместе с волосами. — Он больше никогда не позовёт меня в кафе, никогда не угостит кофе или шоколадкой, его больше нет, нет, нет!

      Давье тоже уронил стул, обошёл “свою подружку” и опустился на колено рядом с Чо, приобнимая за плечо и подсовывая ей свой платок. Джессика встала и неожиданно осмысленным взглядом, который никак не вязался с создавшимся у меня образом, вопросительно на меня посмотрела. Я поджал губы и покачал головой, и она, понимающе усмехнувшись, кивнула в ответ. Панси, кусая губы, зло смотрела на меня, а потом развернулась и выскочила наружу. Роже шептал Чо что-то успокаивающее. Викэм осторожно пробирался между столиков в сторону запасного выхода. Я напоследок учтиво кивнул Джессике и не торопясь последовал за Панси. Она ждала меня за углом, прислонившись к стене, и было такое ощущение, что у неё из ушей валит пар. Я прислонился рядом с ней.

      — Это всё из-за тебя, — процедила она сквозь зубы после нескольких минут молчания. — Это всё, всё из-за тебя!

      Я и не думал отпираться. Это всё и вправду из-за меня. Вообще всё — кто же не знает!

      — И чтобы ты знал, — добавила она, разворачиваясь ко мне. — Ни разу! Ни разу я ему не позволила себя поцеловать. И это — тоже твоя вина!

      Она оттолкнулась от стенки и исчезла за углом. Пока я чесал в затылке, тщетно пытаясь вникнуть в смысл последней фразы, из-за угла вышла Джессика.

      — С тобой не соскучишься, Гарри, — улыбнулась она. — Ты уже придумал, куда мы с тобой пойдём?

      — Встретимся с утра у ворот, — предложил я. — И прогуляемся до Хогсмида.

      — Разумный план, — согласилась она. — Стоит сначала узнать другу друга. Вот заодно и поговорим!

      — Я рад, что тебе понравилось моё предложение, — улыбнулся я. — Тогда — до завтра?

      — До завтра, Гарри!

      Разворачиваясь, она как бы невзначай зацепилась за мою руку, сжала пальцы, приветливо улыбнулась и отпустила. М-да, даже не знаю, кто из нас двоих тут обольститель… Я развернулся и пошёл на встречу с Гермионой и Дафной.

     Как же я мог забыть про интервью Рите Скитер, обещанное Гермионой от моего имени — и за моей спиной! Конечно, в “Трёх мётлах” меня ожидал замечательный сюрприз — как будто у меня сегодня было недостаточно приключений, связанных со слабым полом. Так что к моменту, как Рита достала своё знаменитое перо, я уже буквально сочился ядом, и акуле пера, скорее всего, даже не пришлось бы приукрашивать мою речь коронными оборотами из её лексикона. Ещё и Луна добавила, в самый неподходящий момент достав кофейную ложечку, чтобы ею со вкусом и изобретательностью, присущими только Лавгудам, выесть мне мозг. Как раз когда Герми упомянуло про моё чёртово свидание…

      — Девушка? — встрепенулась Рита и потянулась за пером. — У Чудо-Мальчика?

      — Не ваше дело, — отрезала Гермиона. — Он вообще со многими встречается!

      — Ох, он такой шалун — это что-то! — вздохнула Луна и очень мило покраснела.

      Как?!! Как ей удалось просто взять и покраснеть?!! Для меня это загадка, но чертовка выглядела очень убедительно.

      — И как, милая девушка? — стала допытываться Скитер.

      — Да нет никакой девушки! — раздражённо буркнул я.

      — Это звучит очень обидно, в конце концов! — заявила Луна, надувая губки. — Что значит — нет?!

      — Да, Гарри, — заметила Гермиона, пристально на неё глядя. — Как-то очень обидно это прозвучало!

      — Вы что-то знаете? — впилась в Луну взглядом Рита.

      — Вот, представляете, — шмыгнула та носом, — только вчера всё было так хорошо, такой праздник на душе, а сегодня, как видите — такое!..

      — Как насчёт эксклюзивного интервью? — предложила Рита, у которой в глазах уже появился охотничий азарт.

      — Да перестаньте уже! — воскликнул я, понимая, что разговор зашел совсем не в ту сторону. — Нет никакой девушки!

      — О, дорогой, — повернулась ко мне Луна, — как же я про тебя могла забыть?

      Она потянулась к своей сумке, порылась в ней и достала оттуда мешочек очень знакомого вида.

      — Вот, ни в чём себе не отказывай, — ослепительно улыбнулась она.

      — Это то, о чём я думаю? — спросил я, протягивая руку.

      — Это то, о чём ты всегда думаешь, — заверила она меня.

      Я открыл мешочек, ухватил целую пригоршню зелёных прутиков и с урчанием заправил в рот.

      — Так, с этим вопрос решили, — сказала Луна, удовлетворённо глядя на меня, и повернулась к Рите: — Теперь давайте с вами.

      — Это что? — ошарашенно спросила та, глядя на моё угощение.

      — Моё, — рыкнул я, отворачиваясь и закрывая лакомство спиной. — Не дам!

      — Это ягель, — пояснила Луна.

      — Это — что? — переспросила Рита.

      — Ягель, — пожала плечами Луна и добавила: — Олений мох. Любимое лакомство Северных Оленей.

      Я кивнул в подтверждение. Готов поспорить, что если бы между нами не сидела Гермиона, то Луна сейчас ласково трепала бы меня за ушами и чесала лоб у основания рогов — там, где сильнее всего чешется. Чёрт, это у меня всерьёз такие мысли в голове роются? Пора прекращать жрать не пойми что. Я выцепил ещё горсть, с подозрением посмотрел на угощение и засунул в рот.

      — Я так понимаю, что вам интересны подробности про меня и Гарри? — спросила она.

      Услышав такое откровение, Гермиона выпучила глаза и тоже попыталась протянуть руку в мой мешочек. Мой мешочек! Мой!!! Мешочек!!! Конечно, она сразу же по этой же руке и получила и изумлённо воззрилась на меня. Я пожал плечами и закинул в рот ещё порцию. Сегодня каждый ест своё.

      — Да-да, общественности будет интересно узнать… — быстро выпалила Рита, запуская своё перо. — Расскажите мне всё без утайки. Как это всё началось, когда вы поняли… Ну, вы понимаете…

      — Ах, он временами такой бессердечный, — вздохнула Луна, нежно на меня глядя. — И такой милый. Ну ладно. Это случилось в тот день, когда мы отправились на болото в расчёте наконец найти морщерогих кизляков…

      — Морщерогих киз-ля-ков… — старательно высунув язык, продублировала Рита вторым пером в отдельный блокнотик.

      — Светило солнышко, дул лёгкий ветерок, — с мечтательным выражением на лице продолжила Луна. — Трепетали трепетливые кустики, визжала визгопёрка и исходила соком греческая… то есть, конечно, абиссинская смоковница. Я как раз наткнулась на заросли бубонтюбера, в которых чирикало несколько болтрушаек, и не заметила подкрадывающегося ко мне наргла.

      — Нар-гла… — записала Рита.

      — Нарглы сами по себе не ядовиты, — объяснила Луна, — да и укус их не опасен, но… На нарглах паразитируют мозгошмыги…

      — Моз-го-шмы-ги… — повторила за ней Рита.

      — …И если мозгошмыг попадёт на человека, то дело плохо, — продолжила Луна.

      — Почему? — искренне удивилась Рита.

      — Потому, что он шмыг-шмыг — и мозга нет! — злорадно объяснила Луна. — Крадётся наргл, крадётся, а Гарри как закричит нечеловеческим голосом: “Генрих, стреляй!”

      — Погодите, — переспросила Рита. — Какой Генрих? Почему — стреляй?

      — Ой, это совсем из другой оперы, — сказала Луна, смущённо прикрывая рот ладошкой. — “Осторожно, Луна!”, вскричал Гарри, оступился и свалился с кочки прямо в болото. Я, конечно, сразу заметила наргла и отбросила его от себя Ступефаем, а Гарри уцепился за траву на кочке и стал было вылезать, как…

      Она сделала паузу, потянулась к стакану и стала неспешно маленькими глотками пить карамельную шипучку.

      — А дальше, что дальше? — поторопила её Рита. — “...Стал было вылезать, как…”

      — Как — что? — удивлённо спросила Луна.

      — Вот я у вас и спрашиваю — что? — сказала Рита. — “Гарри стал было вылезать…”

      — Ах, ну да, — вспомнила Луна. — Стал было вылезать, и… — она прикусила губу и уставилась в стену, щёлкая пальцами. — А, вот, приду… То есть, вспомнила!.. — и она продолжила зловещим голосом: — И в этот самый момент из воды вынырнул монстр с огромной круглой головой, разинул огромную зубастую пасть и ухватил Гарри за шнурок ботинка!

      — Какой ужас! — пробормотала Гермиона, подпирая рукой подбородок.

      — Гарри заревел, как раненый громмамонт, а я спокойно так ему говорю: “Не волнуйся, дружок, это же просто пухлый заглот, а они питаются шнурками…”

      — Пухлый заг-лот, — послушно записала Рита.

      — “…Просто отдай ему шнурок, и он от тебя отстанет”, сказала я и дала ему немного ягеля, чтобы он успокоился, — продолжала Луна. — Ну тут заглот отпустил шнурок и захлопнул свою пасть на ноге Гарри, а Гарри от этого заревел, словно громмамонт, которого нунду укусил за… ну, знаете… — она отгородила рот сбоку ладонью и громким шёпотом, чтобы было слышно на весь ресторан, сказала: — За пятую точку!

      — Не может быть, — покачала головой Гермиона.

      — Может-может! — заверила её Луна. — “Гарри, — закричала я, — ты только не волнуйся и ничего не бойся! Это не пухлый заглот, а пресноводный заглот, и он сейчас тебя сожрёт!” Но Гарри отчего-то меня не послушал и начал волноваться, а потом совершил ошибку, которая чуть было не стоила ему жизни — он достал палочку и выпустил Ступефая в заглота. Представляете? — спросила она, для убедительности округлив глаза. — Ступефая! В пресноводного заглота!!!

      — Эх, Гарри, Гарри, — с осуждением покачала головой Гермиона.

      — Я чего-то не понимаю? — подозрительно спросила Рита.

      — Ну, это же каждый ребёнок знает, — с нотками снисходительности в голосе протянула Гермиона.

      — Пресноводные заглоты вообще иммунны к магии! — зловещим шёпотом произнесла Луна.

      — И лишь сильнее бесятся от неё, — зевнув в ладошку, добавила Гермиона.

      — Ну и ну! — сказала Рита.

      — Оставался единственный способ! — экзальтированным голосом воскликнула Луна. — “Гарри, — крикнула я, — остался единственный способ! Делай, что хочешь, но ты должен вытащить пресноводного заглота из воды! Тогда он почти сразу умрёт, и мы будем спасены!”

      — Погоди, — не поняла Рита. — Тебе же вроде бы ничего не угрожало!

      — Ну, это пока, — пожала плечами Луна. — А что бы случилось, сунь я тоже ногу в воду?

      — А зачем тебе совать ногу в воду? — поражённо спросила Рита.

      — Мы своих в беде не бросаем! — гордо пояснила Гермиона.

      — А-а-а, — задумчиво кивнула головой Рита.

      — И тогда Северный Олень — то есть, Гарри — сделал невероятную вещь! — воскликнула Луна, прижимая ладошки к щекам. — Магией пользоваться было нельзя, и тогда он что есть силы потянул себя за волосы и стал тащить вверх. Огромные мышцы буграми вздулись на его руке… руках, а глаза почти вылезли из орбит, но он тащил и тащил…

      — Где-то я уже слышала о чём-то подобном… — пробормотала Рита.

      — Наверно, в сказаниях о древних воителях, не знавших ни страха, ни усталости, — предположила Гермиона.

      — Наверняка, — согласилась Рита.

      — …И вот Гарри наконец сам поднялся в воздух и потащил за собой тушу проглота… — сказала Луна.

      — Заглота, — машинально поправила Рита.

      — Что, простите? — отвлеклась от рассказа Луна.

      — Потащил за собой тушу заглота, — повторила Рита.

      — Ну да, я так и сказала, — недоумённо воззрилась на неё Луна. — Ну, не важно. И когда вытащил полностью, он рванулся вперёд и выбросил пресноводного заглота на твёрдый берег, где тот сразу и издох. Тут-то и случилась настоящая трагедия!

      — Какая трагедия? — насторожилась Рита.

      — Когда заглот шлёпнулся на берег, он своей тушей придавил вундевшую в траве шицу, — трагическим голосом прошептала Луна, и по её щеке скатилась крупная слеза. — Может, это была последняя вундящая шица на свете!

      — Вундящая шица, — записала Рита.

      — Она вундела себе в траве и вундела, — подняла очи горе Луна, — и никого не трогала, пока этот бесчувственный варвар, этот дуболом не притащил на своей ноге проглота…

      — Заглота, — опять поправила Рита.

      — И не сбросил его точнёхонько в эпицентр! — почти выкрикнула Луна, изобличающе показывая на меня пальцем. — А морщерогих кизляков мы так и не нашли!

      — А любовь? — напомнила Рита. — Когда уже будет рассказа про светлое молодое чувство…

      — Да какая может быть любовь к убийце?!! — воскликнула Луна. — Иногда мне просто хочется его убить! Отравить, к примеру!

      Я замер и перестал жевать. Немного подумал, прожевал то, что уже было во рту, а потом высыпал прямо на язык остатки из мешочка, мысленно соображая, насколько я сейчас похож на обедающего Рона.

      — Я поняла, — сказала Рита и начала перечитывать, что ей успело накорябать волшебное перо.

      — Роскошная статья должна выйти, — довольно улыбнулась Луна. — Уж я-то в роскошных статьях знаю толк!

      Рита закончила читать, судорожно вздохнула и снова вернулась в начало. Гермиона переглянулась с Луной. Мне уже было всё равно, поскольку “ягель” кончился, а новой порции мне пока никто не предлагал. Рита закончила читать во второй раз и схватилась обеими руками за голову с самым несчастным выражением лица, чуть не выдирая себе при этом волосы.

      — За что, Мерлин? — вскричала она, потрясая руками и подняв голову к потолку. — За что? Что я такого сделала?!!

      — Роскошная же статья, — с недоумением в голосе сказала Луна.

      Рита опустила голову, трясущимися руками скомкала пергамент, бросила его на стол, и он почти сразу вспыхнул зелёным пламенем.

      — А говорят, что рукописи не горят, — задумчиво сказала Гермиона, глядя, как Рита в три глотка осушает двухсотграммовый гранёный стакан огневиски.

      — Это хорошие рукописи не горят! — окрысилась на неё Рита.

      — У Риты Скитер всё горит, — ухмыльнулся я.

      — Роскошная же статья! — апеллировала ко мне Луна.

      — Ну что, будем интервью давать или ещё какую-нибудь статью в стиле Ксенофилуса напишем? — зло спросила Рита, оглядывая нас всех.

      — А вот ещё как-то… — начал я.

      — Хватит! — взвизгнула Рита так, что стёкла задрожали.

      — Ну, если про личную жизнь Чудо-Мальчика вам неинтересно, то можно и интервью, — сказал я, пожимая плечами.

      Статья, как и было описано в Сценарии, произвела эффект разорвавшейся бомбы, и начиная с этого момента события буквально понеслись вскачь — неделя “отработки” у Амбридж, декрет номер двадцать семь, увольнение Трелони, приход Флоренца в Хогвартс и, как вишенка на торте — разоблачение Армии Дамблдора и исчезновение — или бегство — её бородатого талисмана, по пути прихватившего с собой полугодовой запас предназначенного детям мармелада. В общем, в итоге всё обернулось уходом Фреда и Джорджа из школы и громким хлопком, с которым они закрыли за собой дверь. Не сказать, что я во всём этом не участвовал — мне просто это было совершенно неинтересно и казалось мышиной вознёй, как, к примеру, потуги Дамблдора элегантно покинуть свой кабинет, чтобы его не забрали в Азкабан, явившиеся итогом его пассивного и отстранённого наблюдения со стороны за разгромом, который устроила в школе поощряемая Министерством Амбридж. Мне даже немного легче стало дышать — одним врагом поблизости стало меньше.

      В следующий же после интервью понедельник я встретил Панси с новым ухажёром. Ну, как — ухажёром? Скорее уж — пажом. Она с гордым видом пришла на трансфигурацию совершенно налегке, а сзади, нагруженный её сумкой с учебниками, с жалобным видом плёлся Нотт. Проходя мимо меня, он остановился, поднял на меня глаза и тяжело вздохнул. Панси, поняв, что осталась без сопровождающего, обернулась, недовольно хмыкнула и щёлкнула пальчиками. Нотт снова вздохнул и поплёлся дальше. Я бросил на Дафну вопросительный взгляд, и она с невинным видом развела руками.

      — Что это было? — спросил я её чуть позже, когда мы сели за один стол на трансфигурации.

      — Ты про Нотта? — улыбнулась она. — Не обращай внимания. Панси настолько неожиданно — для себя неожиданно — рассталась в Викэмом, что даже не успела подготовить ему замену. Вот и пришлось импровизировать…

      — Учитывая, что и Викэм был в какой-то степени импровизацией… — буркнул я. — Нет, меня больше озаботило то, что Нотт явно упрекал меня за что-то.

      — А, не бери в голову, — отмахнулась Дафна.

      — Дафна? — переспросил я.

      — Ну, ладно, — сдалась она. — Я пустила по школе слух, что Панси — твоя девушка, и вы рассорились, но несмотря на это ты всё равно готов поколотить всякого, кого рядом с ней увидишь.

      — Дафна! — воскликнул я, и Макгонагал шикнула на меня, резко обернувшись.

      — Ведь должна же я заботиться о будущем счастье своего жениха, — хихикнула Дафна, когда Макгонагал отвернулась.

      — Чёрт меня подери, — расстроенно сказал я. — Ну ладно, это понятно. Но мне показалось, что Нотт смотрел с упрёком, а не с испугом. С чего бы это?

      — Да он и сам не рад бегать собачкой, — пояснила Дафна. — Но раз уж Панси его назначила, то ему не отвертеться. По этой же причине он понимает, что ты его не побьёшь. Раз уж он лицо подневольное.

      — То есть, он рассчитывает, что я сам как-то догадаюсь, что это Панси его назначила, а он не по своей воле? — засомневался я.

      — Ну, не совсем, — пожала плечами Дафна. — Просто он сначала спросил меня, крепко ли ему достанется, и я его заверила, что пока он со мной вежлив и учтив, ему ничто не грозит.

      — На ходу подмётки рвёшь! — ошарашенно пробормотал я. С кем я связался!

      Поскольку мне всё-таки удалось наконец отрешиться от связанных с Панси волнений, то мои усилия всё это время были направлены на то, чтобы как можно лучше учиться и успеть больше выучить. Мне даже в какой-то момент пришла в голову идея, нельзя ли создать второго Дублёра, чтобы ещё поднять скорость изучения всего, что мне может понадобиться в будущем, что я и озвучил почти сразу Богине. Богиня покачала головой и ответила, что Дублёр может быть только один, и собрать армию двойников у меня не получится. А жаль — было бы логично на Битву Семи Поттеров выставить семерых Поттеров. То есть, Паркинсонов… Другая идея состояла в том, чтобы каждый день Маховиком Времени отправлять Дублёра на день назад, но Сириус сказал, что многократный отчёт от Дублёра нарушит временные связи. И вообще, по его прикидкам я уже сильно опережаю наш изначальный график, и можно было даже немного расслабиться — скорость, с которой мой мозг способен усваивать новую информацию, отнюдь не бесконечна.

      Мой Дублёр по-прежнему занимался зельеварением и Патронусом с Перасперой. Сириус продолжал его натаскивать в том, что он называл боевыми искусствами — а мне казалось просто хорошей школой уличной драки. Вечером Дублёр усаживался за маггловские учебники, иногда запрашивая помощи у родителей, которые, как оказалось, эту науку успели уже изучить, причём тоже совмещая с учёбой в Хогвартсе. Также я пытался как-то наверстать время, что мы были в разлуке, и в итоге целые вечера мы втроём проводили в гостиной, пусть и занимаясь каждый своими делами, но всё же вместе.

      В Хогвартсе мне тоже скучать не приходилось — индивидуальные занятия у Флитвика и Макгонагал каждыми вечерами требовали значительно меньше времени, чем подготовка к ним. Домашние задания были такой сложности, что я даже боялся их показывать Гермионе — иначе та бы обязательно напросилась со мной. В итоге я просто время от времени упоминал название какой-нибудь книги, которую ей стоило бы прочитать. Когда была разоблачена и разогнана Армия Дамблдора, у меня высвободился дополнительный час времени на домашние задания по трансфигурации, и в результате Дублёр наконец сделал долгожданный прорыв — выпущенный им телесный Патронус благополучно был превращён в ягуара — на этот раз без рогов и копыт — и так и бегал, пока не развеялся. На следующий раз это получилось легче, а ещё через неделю Дублёр превращал Патронуса в новую форму одним небрежным движением палочки.

      После моего короткого и убедительного разговора с капитаном слизеринской команды, фамилии которого я так и не запомнил, у меня состоялся значительно более долгий разговор с Крабом и Гойлом, что меня удивило. В смысле, длительность меня удивила. Никогда в жизни не слышал от них столько слов подряд. Одобрительных, причём. Дело закончилось тем, что мы договорились проводить обучение в двух направлениях — они будут меня продолжать натаскивать в боксе, а я им буду передавать уличную мудрость Сириуса. Последний, кстати, тоже согласился, что бокс — очень важная дисциплина, и в результате сам стал потихоньку им заниматься.

      Я невольно подвёл итоги тому, что сам за прошедшие восемь месяцев смог изменить в своей судьбе. Во-первых, и самое главное — это Сириус. Он вышел из той беспечной и бесполезной спячки, в которую его насильно вогнал Сценарий, и над которой посмел насмехаться Снейп, и начал активно заниматься своим будущим — точнее, обеспечением того, чтобы это будущее было. Я, конечно, уверен, что окажись он в одном помещении с Вуалью и Беллатрикс, та всё равно забьёт его точно в девятку, несмотря на все ухищрения… Но всё же — девушку себе завёл. Двух. И более того — женился. Живёт теперь на два дома — они сняли какой-то таунхаус для молодой семьи, чтобы не светиться перед Дамблдором, и кроме того Сириусу нужно было появляться на Гриммо в предписанные Сценарием моменты.

      Второе — это мои одноклассницы. И, частично, одноклассники. Мне показалось, что в какой-то степени та стена взаимного снобизма и неприятия, которую нам навязывала Жаклин Боулинг, уже разрушена. В последние несколько месяцев я часто видел Гермиону и Панси, склонившихся над одной книжкой и только что не касающихся друг друга головами, да и Рон перестал разговаривать с Гойлом и Крабом через губу и при общении с Луной почтительно внимает всем тем издевательствам, которым она традиционно подвергает уши и умы слушателей. Что бы дальше ни случилось — мы уже не разобщены вопреки стараниям той, что писала Сценарий. Год назад я сам бы сказал, что единственное, что меня удерживало в школе — это квиддич. Теперь же у меня были друзья и были все эти девушки, которые каждый обед и каждый вечер неизменно собирались вокруг меня — не потому, что я сам по себе им так уж был важен, но скорее оттого, что своей физиономией отмечал на карте место сбора.

      Где-то в начале апреля после вечерних посиделок я провожал Дафну до подземелий и совершенно неожиданно заметил в боковом проходе стоящую у окна женскую фигурку в накинутом на голову капюшоне. У меня и сомнений не возникло, что она ждала там меня. Я взял Дафну за руку и повёл её поздороваться.

      — Добрый вечер, миссис Малфой, — сказал я, подойдя.

      — Добрый вечер, — присела Дафна, а потом тем же самым ответила Нарцисса:

      — Добрый вечер, — и она улыбнулась: — Я вас ни от чего важного не отвлекаю?

      — Безусловно, каждая минута с моей невестой для меня важна, — ответил я, одновременно кланяясь Дафне. — Но тем не менее мне кажется, что у вас какое-то важное дело, не так ли?

      — Совершенно верно, мистер Поттер, — учтиво кивнула мне Нарцисса. — Раз уж мне не удалось застать вас одного, то я хотела бы спросить у мисс Гринграсс, не будет ли слишком неучтиво с моей стороны похитить вас у неё.

      — О, нисколько, миссис Малфой, — присела Дафна. — Но не навсегда, конечно…

      — Разумеется, мисс Гринграсс, — ответила ей Нарцисса. — И в мыслях не было. Я вполне отдаю себе отчёт, какую ценность для вас представляет мистер… Поттер.

      Всё понятно — она всё-таки опасается чужих ушей. Лучше бы никому здесь не слышать фамилию “Паркинсон” применительно ко мне.

      — Мистер Поттер, я вас буду ждать на этом месте, — сказала Нарцисса, намекая мне, что стоит поторопиться с сопровождением Дафны в помещения Слизерина.

      Совсем уж поторопиться не удалось — на прощанье я чмокнул её в щёку, она ответила, и потом ещё несколько минут мы целовались, пока меня не прогнала шипящая, как кошка, староста Слизерина по имени Панси.

      — Не стоило уж настолько торопиться, — улыбнулась мне Нарцисса, когда я к ней вернулся. — Я действительно не против немного подождать, пока ты не закончишь свои личные дела.

      — Если бы вы меня заранее предупредили, то и совсем ждать не пришлось, — улыбнулся я в ответ.

      — Действительно, было бы лучше, — согласилась она. — Но эта идея пришла мне в голову совершенно неожиданно, и вот я здесь.

      — Я весь к вашим услугам, — склонил я голову на ходу. — А куда мы направляемся?

      Тут мы остановились, поскольку дошли до кабинета Амбридж, на котором гордо красовалась табличка “Директор”.

      — Сбылась мечта идиотки, — хихикнула Нарцисса, вышибая дверь Алохоморой, накинула капюшон и зашла внутрь.

      Послышался грохот, шум борьбы, вопли, и ещё через десяток секунд появилась несколько растрёпанная Нарцисса.

      — Сопротивляться вздумала, — возмущённо сообщила она, поправляя причёску. — Пришлось сломать ей руку. И ногу.

      Он провела меня мимо отчаянно мычащего сундука, и мы зашли в камин. Когда мы оказались в особняке Малфоев, то вместо того, чтобы снова нырнуть со мной в камин, Нарцисса повела меня внутрь дома.

      — Я хочу тебя кое с кем познакомить, Алекс, — сказала она. — Только ты не пугайся!

      А чего мне пугаться? Лес я знаю… С любопытством оглядывался по сторонам — ранее видел лишь ту комнату, что примыкала непосредственно к камину, но теперь меня провели по не очень большому залу со вполне обыденной обстановкой, уже немного выцветшими гардинами и парой трещин на потолке, по небольшому коридорчику, который упирался в единственную дверь. Нарцисса постучала:

      — Белла, у нас гости. Ты позволишь?

      — Заходи, конечно, — послышался из-за двери вполне живой и даже молодой голос.

      Нарцисса приоткрыла дверь и заглянула внутрь через щёлку, потом начала осторожно приоткрывать, явно готовясь к худшему. Просунула в щель голову, оглядела дверь с другой стороны, успокоилась и распахнула.

      — Па-аберегись! — сказал я, шагнул к ней и толкнул вперёд, и ведро воды, которое должно было вылиться ей прямо на голову, бессмысленно выплеснулось между нами.

      Ещё не закончив семенить от моего толчка, Нарцисса выхватила палочку, развернулась вперёд спиной и направила прямо на меня, готовая превратить меня самого в загадочный нефритовый стержень. Ещё миг — и она наконец оценила обстановку и опустила палочку.

      — Ах ты, дрянной мальчишка, — спокойно сказала она. — Я же тебя чуть не убила! — она заправила выбившуюся прядь волос. — Спасибо, конечно, Алекс, но тебе стоило выбрать не столь неортодоксальную точку приложения силы…

      Я с ужасом посмотрел на свою ладонь, которую словно жечь начало. Это не я, честное слово — не я! Если я сейчас вздумаю начать извиняться, она меня точно размажет по стенам этой комнаты тонким слоем.

      — Какой шустрый молодой человек! — раздался задорный голос рядом. — Одно удовольствие наблюдать его в действии.

      Я повернулся и поклонился:

      — Миссис Лестрейндж, рад наконец лицезреть вас в добром здравии!

      — Премного наслышана о вас, мистер Паркинсон, — присела в книксене Беллатрикс.

      Я с интересом разглядывал её. Вот оно, чудовище, замучившее до потери разума родителей Невилла. Говорят, что она на самом деле ещё более безумна, чем Фрэнк и Алиса. Рассказы, конечно, врут. Ничего безумного в её взгляде я не заметил…

      — Три дня назад Белле стало сильно лучше, — сказала Нарцисса. — Не считая тяги немного похулиганить…

      Я вздрогнул и проверил сеточку на голове — вроде на месте. Как же она мои мысли читает?

      Беллатрикс была почти точной копией Нарциссы. Точнее, наоборот — Нарцисса была очень похожа на Беллатрикс. Она очень недурственно выглядела для своих… сорока пяти, что ли? Нет, я конечно вряд ли соблазнился ею, как было описано в некоторых опусах, которые давал мне почитать демон, но в своё время она должна была быть очень популярной. Чёрные, как смоль, волосы, выразительный взгляд — одновременно азартный и насмешливый — чёрных глаз, тонкие черты лица и тонкая талия, чёрные же брови вразлёт…

      — Да, мистер Паркинсон, настолько лучше, что я уже горю желанием пообщаться с молодым человеком, о котором столько наслышана, — нежно промурлыкала она, приближаясь ко мне.

      — Белла, назад! — усталым голосом бросила ей Нарцисса, и она остановилась, продолжая обольстительно мне улыбаться.

      Ой, до чего я люблю кому-то нравиться! Я расправил плечи и улыбнулся ей в ответ. О, нет, никаких скрытых мотивов — она всё-таки реально выглядела на все свои годы в отличие, к примеру, от той же Богини или пусть даже Нарциссы. Нет-нет, мне просто хотелось, чтобы она меня ещё похвалила, почесала бы за ушком и дала бы печеньку…

      — Что же вы хотели обсудить, миссис Лестрейндж? — вежливо спросил я.

      — О, зачем же так официально? — рассмеялась она. — Зовите меня просто “Белла”, мистер Паркинсон. Или Алекс?

      — Белла! — с угрозой в голосе сказала Нарцисса.

      — Алекс, с вашего позволения, — предложил я.

      — Алекс, как мило! — улыбнулась она. — Так почему бы, Алекс, нам не поболтать просто… Как друзьям?

      — С удовольствием, миссис… Белла, — сказал я.

      — Алекс? — спросила меня Нарцисса, склонив голову набок.

      — Всё в порядке… Нарцисса, — заверил я её.

      — Ну, хорошо, — согласилась она. — В конце концов, в какой-то момент тебя всё равно придётся выпускать к людям. Дай-ка мне палочку!

      Белла незамедлительно протянула ей своё оружие, ещё и невинно при этом хлопая глазками. Нарцисса, пристально глядя ей в лицо, чему-то усмехнулась, потом развернулась и вышла, кивнув мне напоследок. Дверь закрылась, и я с улыбкой повернулся к Белле.

      — Так о чём мы… — начал я.

      — Силенсио! — сказала она, направив на меня деревянную заколку для волос. — Круцио!

      Надо же, никогда бы не подумал, что Круциатусы могут различаться “на вкус”. Если у старика Волди Круциатус был, словно питон, который сначала глотает добычу целиком, а потом начинает постепенно дробить кости и заливать желудочным соком, медленно переваривая добычу и вымывая из жертву саму сущность, то у миссис Лестрейндж он скорее походил на удар кувалды по стеклянной статуэтке, когда осколки сознания просто разлетаются веером в разные стороны… Валяясь на полу и лишённый возможности даже мычать, я пытался собрать эти осколки пусть даже не в единое целое, но хотя бы в горку стеклянного мусора, чтобы потом с достоинством сгрести на совочек и вынести на помойку.

      — Ах ты, мерзкий гадёныш, — протянула Беллатрикс насмешливым злым голосом, звучанием его подавая мне спасительную соломинку, вытягивающую на поверхность из пучины забвения. Боль по-прежнему скручивала меня в тугой узел, но по крайней мере я уже осознавал себя единым целым, а не россыпью разрозненных частичек. — Расскажи-ка мне, как такое ничтожество сумело настолько запудрить мозги моей непутёвой сестре, что она даже дала Обет Послушания? Отвечай, слизняк!

      Если бы даже она освободила меня от своего Силенсио, я бы смог лишь орать благим матом и лить слёзы. Боль была настолько нестерпимой, что всё, о чём я сейчас мечтал — умереть до того, как я сойду с ума.

      — Что, язык проглотил? — участливо поинтересовалась Беллатрикс, наклоняясь ко мне и отбирая палочку. — Эк тебя колбасит-то!

      Она опустила заколку, и боль внезапно кончилась, но лишь на мгновение — на меня накатила волна шока. Личный барьер рухнул, и всё, что он принял на себя за эти бесконечные несколько минут, нахлынуло в освобождённое Круциатусом пространство. Я откинулся на спину, стараясь глубже дышать, и ещё через минуту это всё-таки дало свои плоды — я смог, наконец, думать о чём-либо помимо нестерпимой пытки. Я смотрел на потолок и не мог видеть Беллатрикс, но мне было слышно, как скрипнуло кресло рядом.

      — Я всё ещё жду ответа, Паркинсон, — зло сказала она. — Кивни мне, когда сможешь говорить, не раздражая меня своим нытьём. — Я кивнул, и она немедленно произнесла: — Финита!

      Я прокашлялся, проверяя, что уже в состоянии говорить, и сел, крутя головой, чтобы проверить, крепко ли она держится… Вроде, всё на месте. Руки, ноги целы. Мозги… А вот тут никогда не угадаешь. Все пациенты психушек в один голос утверждают, что они здоровы. Я тоже вроде здоров… Пока… Я с трудом встал и пошатнулся.

      — Это было, — сказал я хриплым голосом, — это было весьма освежающе… Белла… Может, повторим?

      — Всегда успеем, — усмехнулась она, крутя в руках мою палочку. — И зови меня миссис Лестрейндж, щенок!

      — Как скажешь, Белла, — откликнулся я и на всякий случай набрал побольше воздуха в лёгкие.

      — Прикидываться дурачком тебе нет смысла, Паркинсон, — усмехнулась она. — У тебя и так все задатки.

      — Я, пожалуй, сяду, — сообщил я. — Может, отдашь мне палочку?

      Она не ответила, и я просто забрал палочку у неё из рук, оставив сидеть с вытаращенными от моей наглости глазами. Наверное, с её стороны это выглядело, как если бы мышка подошла к кошке и нагло подёргала за усы. Я сел и закинул ногу за ногу, убирая палочку в карман на рукаве. Постепенно становилось легче — по крайней мере, думать теперь я мог уже вполне ясно.

      — Ты меня специально злишь? — спросила она.

      — А смысл, если ты и так злая? — развёл я руками.

      — Я тебя спросила, что ты наплёл моей сестре? — прошипела она.

      — Всего лишь рассказал, когда и как ты умрёшь, — как можно более небрежно бросил я.

      — Эту песню я уже слышала от неё, — нетерпеливо отмахнулась Беллатрикс. — Мне интересно, что ты сделал, чтобы она поверила?

      — Рассказал, что ещё может произойти в ближайшем будущем, и оно подтвердилось, — ответил я.

      — Это не означает, что что-то из сказанного тобой не может быть провокацией, рассчитанной… — она замолчала, позволяя мне насладиться параноидальной остротой её ума.

      — Например, твоя смерть? — предположил я. — О да, конечно, так бы оно и было, наверное, если бы…

      — Продолжай, Паркинсон, — подбодрила она.

      — Ты же не думаешь, что я смог бы обмануть Волди? — спросил я.

      Панибратское обращение к любимому вождю на неё оказало незамедлительный эффект.

      — Круцио! — крикнула она, даже не вставая, но меня в кресле уже не было — я скатился и кувыркнулся в сторону. — Круцио! Круцио!

      — Ступефай, — сказал я, едва лишь у меня появилась возможность направить точно на неё палочку.

      Ударом Беллатрикс швырнуло обратно в кресло, и кресло разлетелось в щепки. Она ничком упала на пол и разрыдалась. Я подошёл к ней, присел на корточки и потрогал за плечо.

      — Белла, ты не ранена? — спросил я.

      — Мне больно! — пожаловалась она, завывая. — Чёртов недоумок, ты мне рёбра сломал!

      — Прости… — только и успел сказать я, когда она подняла ко мне лицо с совершенно сухими глазами.

      — Круцио! — шепнули её губы. — Силенсио! Круцио!

      Вот это был Круциатус! Это был такой… настоящий Круциатус, а не те нежные почти материнские ласки, которыми она меня угостила ранее. Моё тело словно раздёргали на миллион обрывков, а потом по каждому из них одновременно приложились индивидуальным молотком, всё перемешали в кучу и подожгли. Мне казалось, что я орал или рыдал, я катался по полу и пытался отгрызть ножку у кресла, я… Внезапно всё прекратилось. Ах, как тяжело жить, не испытывая боли! Словно утратил частичку себя. Я кивнул.

      — Финита, — сказала Беллатрикс.

      — Это было нереально круто, — хриплым голосом сказал я. — Была бы ты лет на пятьдесят моложе…

      — А-ха-ха! — рассмеялась она. — Ты что, всерьёз пытаешься меня оскорбить?

      Я сел и потряс головой.

      — За неимением лысой красноглазой обезьяны… — начал я.

      Дешёвый трюк, но он опять сработал.

      — Круцио! — воскликнула она, но я уже был наготове.

      — Ступефай! — послал я в неё заклинание, отпрыгивая в сторону.

      — Протего! Круцио! — тут же ответила она, вскакивая с пола и перемещаясь в сторону.

      Я в основном маневрировал, понимая, что от Круциатуса меня щит не спасёт.

      — Ступефай, — снова попытался я её подловить и ударил в стену рядом: — Бомбарда! Ступефай!

      — Круцио! — тут же ответила она, не размениваясь по мелочам.

      — Экспеллиармо, —— совсем неслышно произнёс я, и у меня в руке оказалась её заколка.

      — Круцио! — почти незамедлительно ударила она, и я чудом увернулся от заклинания.

      Это что такое? Я же у неё отобрал палочку! То есть, заколку для волос, которую она использовала вместо…

      — Круцио! — воскликнула она, размахивая отломанной ножкой от кресла.

      — Акцио кресло! — протянул я левую руку, кресло с размаху врезалось Беллатрикс в спину, и я добавил: — Ступефай! Петрификус Тоталус!

      Урок я усвоил отлично — расслабляться нельзя, а слёзы — такое же оружие. Я устало уселся на пол рядом с Беллатрикс и утёр со лба пот, обозревая разгром в комнате. Дверь неслышно распахнулась, и вошла Нарцисса.

      — Финита, — с порога сказала она, и Беллатрикс со стоном пошевелилась.

      — Ну, как урок? — ласково спросила меня Нарцисса.

      — Дайте мне мою палочку, — простонала Беллатрикс. — Я раскатаю этого крысёныша в тонкий блин!

      — Усвоен, — устало сказал я. — На все сто.

      — Правда? — переспросила она. — И что же ты сегодня выучил?

      — Во-первых, всегда в любых обстоятельствах держать руки при себе, — выдохнул я.

      — Отлично, — кивнула она. — А что ещё?

      — С женщиной до схватки дело лучше не доводить, — добавил я. — А если уж довёл — то бежать, пока цел.

      — Замечательно, — согласилась она. — Ещё что-нибудь?

      — Домой хочу, — заявил я, вставая. — К маме. То есть, в Хогвартс…

      Рядом, кряхтя и охая, поднималась Беллатрикс. Судя по всему, рёбра я ей всё-таки сломал…

      — А поцеловать? — обиженно надулась она, подставляя мне щёку.

      Приближаться к ней мне не хотелось, и я послал воздушный поцелуй, но она в ответ почему-то нахмурилась. Нарцисса уже вернула ей палочку, и мне не хотелось, чтобы Беллатрикс самым немудрящим образом воткнула мне её в глаз. Я боком вышел из комнаты и остановился в ожидании Нарциссы. Она тоже почти сразу вышла, заперла дверь и потрепала меня по плечу. Я сразу понял, что она хотела сказать.

      — Я правда не нарочно, — промямлил я. — Само как-то произошло…

      — Вот это и называется распущенность, — пожала она плечами, беря меня под локоть и увлекая в сторону, откуда мы пришли, — когда ты сам не знаешь, что творят твои руки.

      — Несмотря ни на что я надеюсь когда-нибудь заслужить прощение, — смиренно произнёс я.

      — Ты его уже получил, — покачала головой Нарцисса. — Приняв наказание. Но если будешь мне об этом напоминать…

      — Нем как рыба, — спохватился я, зажимая рот свободной рукой. Ну их к Чёрту, эти Круциатусы!

      А ещё через пару недель — в самом конце апреля — случился наконец долгожданный прорыв. Мама с Белиндой вернулись в очередной вечер в неимоверном возбуждении и притащили с собой огромный безумной древности фолиант. Как оказалось, это была скорее папка, а не книга, и в неё были сшиты около двухсот папирусов, покрытых рисунками и клинописью. Книга подавляла уже своими габаритами — она была сантиметров шестьдесят на сорок размером и толщиной около двадцати сантиметров. Толстая обложка из выделанной золотом драконьей кожи и замок в виде покрытого золотом скарабея сами по себе стоили целое состояние, но вот папирусы внутри были просто бесценны.

      Как я уже сказал, обе были сильно на взводе, и мы решили сначала поужинать, прежде чем обсуждать находку. Прибыли Сириус с Флёр, которая первым делом полезла обниматься с Белиндой, будто сто лет не виделись, а потом появились Пераспера с Дэниелом. Мы сели за стол и довольно споро прикончили всё, что наготовили повара, причём ели молча и — соответственно — быстро. Надо признаться, мне и самому было интересно, что же там такого в этой книге, что даже Пераспера, которая у нас целые дни проводила, явилась без промедления, словно соскучилась. После ужина мы направились в гостиную, и между ней и Белиндой завязался интересный разговор.

      — Как ты себя чувствуешь, дорогая? — с улыбкой спросила Пераспера.

      — О, теперь уже замечательно, — откликнулась Белинда. — Некоторые запахи по-прежнему вызывают… хм… бурный отклик, но в целом всё прошло.

      — Ой, я так рада! — сказала Пераспера.

      — Я чего-то не знаю? — спросил я.

      — Это сюрприз! — игриво стрельнула глазками Белинда.

      — Да ладно, — упрекнула её Пераспера. — Всё равно скоро уже всем видно станет!

      — Да что видно-то? — не понял я.

      Белинда улыбнулась мне и натянула на животе платье свободного покроя.

      — А-а-а, понятно, — сказал я при виде животика, который перестал быть идеально плоским, как раньше, и немного выпирал. Совсем чуть-чуть. — Кто-то подсел на пироженки и так ими объелся, что дурно стало…

      Белинда с Перасперой прыснули от смеха, сразу напомнив мне Дафну и Панси. Сзади ко мне подошёл Сириус и обнял за плечо. Когда я проследив его пьяный от счастья взгляд, обращённый на Белинду, меня вдруг озарило.

      — Сириус, — спросил я его тихонько, — вы, что ли, ждёте наследника?

      — Ага! — отозвался он таким же самодовольным тоном, как ответил бы Рон на вопрос, не он ли ночью вытащил из духовки и сожрал недожаренную индейку, предназначенную для всей семьи.

      Я вдруг тоже почувствовал необычайную радость — настолько сильную, что мне стало совершенно неинтересно, что там за талмуд они притащили из Министерства. Причём я даже не мог сразу понять, отчего именно радуюсь — ну, будет у крёстного и по совместительству моего лучшего друга ребёнок, и что? Ну, не прервётся его род, не закончится на Сириусе. Может, оттого, что мне просто хочется видеть его счастливым? А он явно счастлив. Самое странное, что и Флёр тоже счастлива — со стороны было видно, как она на Белинду смотрела — с любовью и нежностью. Ничего не понимаю!

      Тем временем все расселись за столом вокруг фолианта.

      — С самого начала наши исследования больше напоминали поиск иголки в стоге сена, — стала рассказывать Белинда, осторожно переворачивая древние папирусы. — Деметра взяла на себя общение с хранителям библиотеки Министерства, пытаясь найти хотя бы намёки на нужную нам информацию, а я тем временем прочёсывала стеллажи с книгами в поисках “белых пятен”, про которые библиотекари не могли сказать вообще ничего. И вот две недели назад Деметра как раз вышла на такой вот островок в дальнем углу, где хранились книги, которые туда свалили потому, что никто не смог их прочитать. Мы вместе взялись их просматривать, и вот наконец…

      Она как раз нашла нужную страницу, где в окружении пиктограмм и иероглифов было нарисовано нечто, что должно было изображать Арку Смерти с её Вуалью. Я уверен не был, поскольку саму Арку никогда не видел, но зато Арку видела мама, и она сразу кивнула, когда я послал ей вопросительный взгляд. С другой стороны, мне были знакомы некоторые из начертанных на ней символов. Сириус мрачно посмотрел на меня.

      — Нашел что-то знакомое, Щеночек? — спросил он.

      — Ну ты же сам всё понял, — парировал я.

      Тут и остальные поглядели на рисунок другими глазами — септаграмму для вызова демона, да и самого демона уже видели все, а поскольку волшебники отличаются внимательностью ко всяким непонятным значкам…

      — Ты же не предполагаешь, что тут опять потрудился мой друг Дима? — спросил Сириус.

      — Я ничего не предполагаю, — раздражённо ответил я. — Может быть, всё наоборот — символы на септаграмме были скопированы из того же источника.

      — Это вполне может оказаться порталом в какое-то неизвестное нам место, а не средством экзекуции, — вдруг подала голос Флёр.

      — Логично, — согласился папа. — Городить такую конструкцию, когда изготовление даже небольших артефактов требует гигантских усилий, это должно иметь какую-то другую цель. Убить можно гораздо проще и не утруждая себя подобным образом.

      — Что мы делаем? — спросила мама. — Какой у нас план?

      — Необходимо эту штуку отключить, — выпалила Белинда. — И чем скорее, тем лучше!

      — Стоит найти, куда ведёт этот портал, чтобы в случае чего произвести операцию по спасению, — одновременно с ней произнёс Дэниел.

      — Если, конечно, это портал, — заметила Флёр.

      — Вряд ли мы сможем узнать это точно на данном этапе, — сказала мама и посмотрела на меня.

      После этого на меня посмотрели все. Словно это я виновник всего происходящего. Мне стало неуютно.

      — Я думаю, что стоит копать именно в этом направлении, — покачал я головой.

      — В каком? — не поняла Белинда.

      — Наша единственная надежда — что это портал, и что мы успеем вызволить Сириуса, когда он туда попадёт, — пояснил папа.

      — Если попадёт! — воскликнула Белинда. — Если мы его отключим…

      — Сценарий… — напомнил я, и вместе со мной поморщились и остальные.

      На данный момент всем было очевидно, что всё, прописанное в Священной Книге этого мира, исполнится, невзирая на противодействие. Не всегда слово в слово, но по существу — в точности. Белинда уткнулась взглядом в стол, ноготком выводя на поверхности невидимые узоры.

      — Давайте сделаем так, — предложила мама. — Теперь у нас есть эта… инструкция, — она махнула рукой на папирус, которому на вид явно было не менее, чем три-четыре тысячи лет. — Мы все вместе её внимательно изучим. Если там будет написано, как отключить Арку — мы её отключим. Но помимо этого мы не перестанем искать способ, как вернуть того, кто туда попадёт.

      — Это замечательно, — просияла Белинда и ткнула пальчиком в папирус: — Кто-нибудь знает, что означает этот иероглиф? Хотя бы приблизительно?

      В комнате повисла тишина. Белинда по очереди оглядела всех нас и пробормотала себе под нос:

      — Да, похоже, за пять минут мы эту загадку не раскроем.

     Моя новая знакомая оказалась просто кладезем бесценных сведений вроде сплетен и слухов, гуляющих в Хогвартсе. Учитывая ещё и то, что те были единственным достоверным источником информации, то оказалось, что Джессика Уоткинс находится практически в курсе всего и вся. Чтобы произвести на меня неизгладимое впечатление, хватило и того, что по сведениям ранее совершенно неизвестной мне семиклассницы с Рейвенкло я каждый вечер занимался чем-то в спортзале с Крабом и Гойлом, а потом запирался в Комнате-по-вызову со всеми своими одноклассницами.

      — С двадцатью, Гарри! — смеясь, выговаривала мне Джессика. — Что же такого можно делать сразу с двадцатью?!

      — То же, что и с одной, — огрызался я, вызывая у неё новый взрыв хохота. — Но попотеть придётся в двадцать раз больше!

      Впрочем, в том, что это были исключительно дружеские посиделки, она в общем-то не сомневалась и до того, как я ей всё объяснил, но всё равно сама мысль о таком скоплении девушек в компании одного меня приводила её в неописуемый восторг.

      Когда мы с ней встретились в первый раз, то по пути в Хогсмид я довольно долго молчал, не зная, как ей дать понять, что, может, она зря рассчитывает на бурный роман, поскольку сам я ничего такого даже близко в виду не имел. К счастью, она оказалась достаточно прозорливой, чтобы понять мои терзания.

      — Не переживай, — сказала она, лукаво глядя на меня из-под ресниц. — Я вовсе не собиралась навязываться тебе в качестве очередной подружки!

      Так и сказала. Это должно было означать, что мне с самого начала ничего не светило, что бы я там себе ни думал о своих талантах коварного похитителя девичьих сердец. Да и по части “похитителя” она меня тоже успокоила, сказав, что столько внимания получаю исключительно оттого, что я вообще один из немногих приличных парней в школе, кто хоть какое-то внимание на девушек обращает. Когда я не понял, что она имеет в виду, говоря о “приличных”, она привела мне пример того же Викэма.

      — Понимаешь, что я имею в виду? — спросила она. — А бедняга Роже, хоть и неплохой, в общем-то, человек, но так старается выглядеть прожжённым ловеласом, так старается!.. При этом будучи настолько неимоверным занудой, что я в компании с ним чуть челюсть не вывихнула, аристократично зевая.

      Так мы и провели пару часов в “Трёх мётлах”, болтая ни о чём. В какой-то момент я спросил Джессику, чем она собирается заниматься по окончании школы.

      — Ты ведь знаешь, кто такая сваха? — откликнулась она.

      — Честно говоря, спроси ты меня год назад, то я ответил бы тебе отрицательно, — заметил я. — Как оказалось, в некоторых вопросах жизни волшебников я полный профан!

      Кстати, учитывая, что по изначальному плану Дамблдора я не должен был дожить до окончания школы, моя неосведомлённость в матримониальных традициях не кажется столь уж странной. Вот уж точно пример того знания, которое мне по его разумению не должно было пригодиться, учитывая уготовленную мне судьбу жертвенного барана. Ирония же ситуации состоит в том, что Дамби даже не догадывается, что настоящим бараном является он, и жить ему осталось не больше года. Ха-ха-ха! Но об этом — тс-с, никому!

      — Значит, ты должен быть в курсе того, как трудно попасть на такое место, — продолжила она. — Совсем недавно освободилась вакансия, поскольку предыдущая сваха вдруг без памяти влюбилась в какого-то донжуана… — я невольно хихикнул, представив лицо Сириуса, когда я ему перескажу этот разговор. — Министерство объявило конкурс на замещение должности. Мало того, что требования поистине уникальные…

      — А что там за требования? — поинтересовался я.

      — Во-первых, не состоять в браке, конечно, — рассмеялась она. — Закончить школу с отличием по абсолютно всем предметам, да и внешние данные…

      — Тут ты вне конкуренции, — сказал я, нисколько не покривив душой.

      — Спасибо, — кивнула она. Мне всё-таки удалось её немного смутить — а то я думал, что её вообще ничем пробить нельзя. — У нас в выпуске двадцать две девушки со всех четырёх факультетов, из них у семи будут высшие балы, и из них пятеро очень недурно выглядят.

      — Ну, так то — недурно, а то — ты! — решил я ещё немного полюбоваться на её пунцовые щёки, но она лишь погрозила в ответ пальцем.

      — Не увлекайся, — строго попросила она, и я кивнул в ответ. — Кроме нас пятерых, есть ещё двенадцать девушек, уже закончивших Хогвартс и не успевших выйти замуж… Так что борьба предстоит нешуточная.

      Отчего-то при слове “борьба” мне представились извивающиеся на ковре фигуристые красотки, которые в одних купальниках пытаются уложить друг друга на лопатки. Джессика пощёлкала пальцами у меня перед носом, и я помотал головой, прогоняя наваждение.

      — Ты меня извини, что я тебя вырываю из твоего воображаемого, но несомненно прекрасного мира, — сказала она, — но мы тут с тобой как бы на свидании.

      — Да ну, ты всё равно вне конкуренции, — махнул я рукой. — И дело не только во внешности.

      — Да? — спросила она. — Хм. Конечно, было бы здорово, если бы в комиссии был ты, а не стайка колдуний полуторасотлетней выдержки…

      Я снова на минуту “уплыл”, представляя себе самые жаркие этапы состязании, и то, как участницы конкурса по окончании целуют жюри… в моём лице, конечно.

      — Слушай, — спросил я, — а почему тебе это так важно? Помимо статуса профессии, конечно? Это же фактически означает, что никакой личной жизни у тебя не будет, может, даже никогда!

      — Лучше никакой, чем такая… — нахмурилась она, глядя в окно.

      — Обещали во младенчестве за какого-нибудь старого хрыча? — понимающе ухмыльнулся я.

      — Ну да, — кивнула она. — Мой отец с ним дружил в молодости…

      — Практически прыщавый юнец, — покачал я головой. — Как я тебя понимаю! А дед твой ни с кем не дружил?

      — Да ну тебя! — возмутилась она.

      — Зря ты так, — попенял я ей. — Если совсем старый, так он же совсем безвредный был бы…

      — Ты, очевидно, не в курсе выбора зелий специально для таких случаев, — усмехнулась она. — Я тоже надеялась — может, с женишком какое-нибудь недомогание случится…

      Мне в голову пришла мысль, и я не замедлил её озвучить.

      — Скажи мне, тебе бы помогло, если бы предыдущая сваха поделилась с тобой некоторыми секретами, способными повлиять бы на мнение комиссии? — спросил я.

      Она просто спокойно смотрела на меня, и я отчего-то понял, что только у Жаклин Боулинг кусты просто кишат роялями, а в настоящей жизни таких совпадений не бывает. Именно это предложение и было причиной нашего “свидания”. Она меня увидела с Чо, и встроенный рейвенкловский арифмометр моментально рассчитал, зачем я могу ей пригодиться, и по какой траектории можно произвести наиболее выгодное сближение с целью, тем более что в тот момент из меня можно было верёвки вить, лишь бы дать мне повод сбежать от этой плаксы. И конечно она, будучи в курсе всех сплетен, совершенно точно знает, кем именно приходится мне “донжуан”, окрутивший предыдущую сваху.

      — Ты для этого со мной и познакомилась? — догадался я. — Только не ври.

      — Нет, познакомилась я с тобой потому, что мне было ужасно скучно с Роже, — вздохнула она. — Но вот с тобой в Хогсмид я пошла… Осуждаешь?

      — Моё самолюбие уязвлено, а самомнение попрано, — ухмыльнулся я. — Но — нет, не осуждаю. Чего с безнадёги не придумаешь…

      — Да ладно, что тебе-то кручиниться? — улыбнулась она. — Такой цветник вокруг себя собрал!

      — Не утешай, — слабым голосом произнёс я, приложив руку ко лбу. — Не знаю уж, переживу ли такое оскорбление моих лучших чувств! — я выпрямился и посмотрел ей в глаза: — Только не темни больше со мной, хорошо? Я и так бы тебе помог, даже если бы не приняла моё приглашение угостить тебя карамельной шипучкой.

      — А я бы и так приняла твоё приглашение угостить меня, даже если бы ты мне не помог, — заявила она, не переставая улыбаться. — Как я тебе уже сказала, с тобой интересно, и я люблю карамельную шипучку.

      Теперь мы с ней встречались раз в неделю, чтобы просто поболтать — я с благодарностью выслушивал последние новости Хогвартса, а Джессике рассказывал, что со мной приключилось нового.

      В середине мая Панси всё-таки бросила Нотта. А может, всё было наоборот — он набрался всё-таки смелости и сам её бросил. Нет, конечно, “бросил” в отношении Нотта и Панси — это, пожалуй, из области ненаучной фантастики. Скорее всего, заключил с ней какую-то сделку взамен на то, что ему не придётся больше, как собачке, бегать за нею и носить сумку с учебниками. Потом неделю я не понимал, что происходит, пока не встретил её в компании пресловутого Мэйтлэнда Благэрда, который по-хозяйски прижимал её к себе, обняв за плечи. Панси выглядела притихшей и, как мне казалось, немного испуганной — мне показалось, она сама поняла, что на этот раз откусила несколько больше, чем в состоянии проглотить. Дафна в ответ на мой вопрос, что такое случилось с Панси, побледнела до синевы и отказалась обсуждать происходящее, куда-то убежав под надуманным предлогом.

      — Тебе нужно что-то делать, — заявила мне Джессика, “совершенно случайно” выловившая меня в коридоре, отводя в неприметный закуток. — Благэрд абсолютно точно знает, что ему нужно от его новой девушки, и это “что-то” — отнюдь не романтические прогулки при луне. Он настоящий хищник, и добычу он обгладывает до костей, оставляя после себя дорожку разбитых сердец и изломанных судеб.

      Это всё я и так прекрасно понимал — совсем недавно Виолетта с седьмого курса Гриффиндора, которая была до одурения счастлива, когда тот наконец обратил на неё свой скучающий взор, наложила на себя какое-то редкое и убойное проклятье после того, как Благэрд затащил её в постель и затем помахал ей ручкой. Мадам Помфри, бессильно опустив руки, сразу отправила её в Мунго, где Виолетту поместили к больным без надежды на выздоровление. У родителей Виолетты не было ни связей, ни средств, а Дамблдору не нужна была шумиха от скандала, и дело быстро замяли, заткнув, насколько я понял, рот родителям посредством кучки золота.

      — Ты же мне говорил, что между вами всё кончено? — с тревогой спросила Джессика, наблюдая, как я машинально тру ладонью по центру груди, где у меня внезапно заныло при мысли о том, что Панси действительно может попасть в беду.

      — Видать, не всё, — попытался я улыбнуться, но мышцы лица словно свело судорогой.

      По окончании зельеварения я сразу направился вслед за Панси, чтобы обсудить с ней эту тему. После зимних каникул мы с ней вообще мало общались — словно сторонились друг друга, не желая очередного выяснения отношений на повышенных тонах. Ещё мне казалось, что при виде меня на неё накатывает какая-то необъяснимая ярость. Вот и сейчас она неслась впереди в поисках какого-нибудь укромного угла, где она могла бы не стесняясь в выражениях высказать мне что-нибудь нелицеприятное, и я чувствовал, как она закипает, практически подпрыгивая от злости на каждом шаге.

      — Что. Тебе. Надо, — зло прошипела она, когда наконец нашла достаточно тёмный угол, остановилась и резко развернулась, больно ткнув мне в грудь пальцем. Я даже опешил от такого напора, а она продолжила наступать: — Мы с тобой всё выяснили. Что? Тебе?! Надо?!!

      Я сделал ещё шаг назад, разглядывая её. Злость ей точно не шла — красивые черты лица исказились, словно в кривом зеркале, и сейчас на меня глядела Панси Паркинсон, которая вполне могла быть в Сценарии — не очень привлекательная просто потому, что злоба никогда не бывает красивой.

      — Я за тебя волнуюсь, — тихо сказал я, пытаясь тоном своего голоса её немного успокоить.

      — Я тебя не просила, — прорычала она. — Кто дал тебе такое право?

      Я раскрыл рот, чтобы сказать, что должен о ней заботиться, как брат, но тут же закрыл, поскольку понял, что упоминание нашего сводного родства разозлит её ещё сильнее. Судя по всему, она правильно угадала причину моей заминки, и хищно оскалилась.

      — Это всё, Поттер? — надменно спросила она и шагнула в сторону, пытаясь меня обойти.

      — Нет, — сказал я, преграждая ей путь. — Как бы то ни было, а мне не всё равно, что с тобой происходит…

      — С дороги, — прикрикнула она, топнув ногой.

      — Я боюсь, что с тобой случится что-нибудь плохое, — сказал я, не обратив внимания на её тон. — Я знаю, что виноват, и знаю, что сильно виноват…

      — Не то слово! — процедила она, сверкнув глазами.

      — Я всё признал, склонил голову и прошу меня простить, — продолжил я, касаясь подбородком груди. — Пожалуйста, не встречайся больше с этим человеком…

      — Ах, вот оно что! — рассмеялась она, и вместе с ней рассмеялось эхо в пустом коридоре. — Я наконец нашла парня, в котором ты почувствовал конкурента! Испугался, да? А-ха-ха!

      Услышав смех, который более пристал бы чокнутой сестричке Нарциссы, я снова замолк, чувствуя, как сам наливаюсь холодной яростью. Какого чёрта я позволяю ей всё это делать? Какого чёрта извиняюсь уже в который раз? Если бы ей действительно хотелось просто меня проучить, она бы уже давно удовлетворилась результатом и вернулась ко мне, когда я её просил. Если она хочет себя погубить, то я не могу ничем помочь — не насильно же её оттаскивать от этого…

      Я развернулся и пошёл.

      — Не лезь не в своё дело, Поттер, — кричала она мне вслед. — Я буду встречаться с кем хочу и когда хочу, и ты уж точно мне не указ!

      Я уже завернул за угол, а она всё продолжала что-то кричать и топать ногами. Мне же хотелось кого-нибудь убить. К сожалению, Амбридж мне по пути не попалась. В этот вечер Панси нарушила традицию и не выскочила отгонять меня от Дафны, когда мы пришли с заседания “кружка рукоделия”. На самом деле, и Дафна тоже чувствовала себя преотвратно, и мы вместо того, чтобы целоваться, просто стояли, держась за руки.

      — Ты с ней поговорил? — спросила она меня. Я кивнул. — Чёрт! — огорчённо добавила она. — Я надеялась, что хоть тебя она услышит. Я с ней вообще не могу на эту тему общаться — сразу на крик переходит.

      — Ты за ней приглядывай, хорошо? — попросил я.

      Дафна задумчиво кивнула, поцеловала меня в щёку и скрылась за дверью в подземелья.

      В Лондоне тем временем события тоже не стояли на месте. Во-первых, каждую пятницу Нарцисса забирала меня из Хогвартса на встречу со своей больной на всю голову сестрицей. И я так говорю лишь потому, что у неё только одна голова — была бы вторая, то она была бы больна на обе головы. Хотя, наверное, назвать её сумасшедшей, отмороженной или сбрендившей было бы сильной недооценкой того, что из себя представляла Беллатрикс. В своём развитии она словно остановилась годах этак на двенадцати, но к этому добавилась виртуозность и изобретательность прирождённого убийцы и поистине волчий азарт к охоте. Больше она не одаривала меня Круциатусами, да и вообще ничего убийственного не применяла, но зато демонстрировала свой богатейший боевой арсенал, да ещё и в таких невообразимых сочетаниях, что у меня иногда просто руки опускались от безысходности после бесплодных попыток не то, что перейти в атаку, но и вообще хоть как-то защититься.

      Я очень быстро понял: то, что мне удалось её зацепить в первую нашу встречу, объяснялось не моим мастерством, а какими-то другими причинами — отсутствием у неё палочки, плохим самочувствием или даже тем, что она мне просто поддалась — поскольку впредь я её даже по касательной задеть не смог. Она меня ничему не учила, а просто избивала со всей своей изощрённостью, но и это постепенно приносило свои плоды — я научился быть начеку, реагировать на неожиданные и непредсказуемые атаки и значительно усовершенствовал свою защиту. Победить по-прежнему не мог, но порция тумаков с каждым разом становилась всё меньше. Что порадовало — по словам Нарциссы, временами на огонёк заглядывал Сириус, и тогда уже Беллатрикс приходилось туго.

      После того, как наш кружок заговорщиков договорился о плане действий, первым делом я — то есть, конечно, не я, а Дублёр — на пару с Флёр отправился на свидание с демоном. Хоть она уже и встречалась с демоном, но процесс вызова её опять поразил, и мне пришлось аккуратно поднять пальцами её подбородок, чтобы прикрыть распахнутый в восхищении красивый ротик. Вот уж невидаль — для меня при наших с демоном свиданиях раз в две недели ритуал стал столь же обыденным, как для Снейпа было приготовление зелья от импотенции. Я не знаю, зачем Флёр это сделала, но Дима при виде неё на несколько минут потерял дар речи, замерев с открытым ртом, и спохватился, только когда по подбородку потекла струйка слюны. Интересно, это она его вейловской магией приложила или просто эффект от новой причёски? Я вкратце объяснил ему наш план и попросил найти всё, что могло бы помочь в расшифровке папируса по Арке.

      — Откуда этот папирус вообще взялся? — спросил я. — Это ты, что ли, придумал? Значит, у тебя есть и более подробные материалы по теме?

      — Нет, не я, — развёл он руками. — То есть, если бы я этим явно озаботился, то так оно бы и получилось, но…

      — Я не понимаю, — грустно вздохнул я.

      — У меня по этому поводу была теория, — сказал он, почесав в затылке. — Если хочешь — озвучу.

      — Ну, давай, — согласился я, пододвигая стул для Флёр.

      Сам я уселся в паре метров от неё прямо на полу, по-турецки скрестив ноги. Демон принял такую же позу.

      — Как я тебе уже говорил, моё предположение состоит в том, что желание миллионов поверить в написанную Жаклин Боулинг книгу превратилось в создание вполне осязаемого нового мира, — начал он. — Ваш мир несколько отличается от изначального мира Боулинг из-за тех изменений, которые я внес в него, не затрагивая основную линию. Как бы то ни было, но поскольку книгам Боулинг мой фик не противоречит, та же самая созидательная сила сотворила вселенную, в которой живёшь ты…

      — Я нё очень понимаю, как люди силой мысли… — тихо сказала Флёр.

      — Не совсем люди, — согласился он. — Скорее, тут поработали какие-то более могущественные существа…

      — Да ладно! — махнул я рукой. — Ты мне ещё про Творца сейчас расскажи!

      — Уж точно не в том смысле, в котором его упоминают всякие там христиане, — рассмеялся он. — Нет, скорее, какое-то свойство пространства, в котором мы живём, направленное на сбор, хранение и анализ информации. Кто-то подумал “Лондон”, и вот в вашем мире появился в точности такой же город с его улочками, булыжником, тротуаром и ночными огнями. Ведь никто из читателей не стал бы даже задумываться о какой-нибудь незначащей детали.

      — Уж про туалеты бы точно никто не вспомнил, — буркнул я.

      — Про туалеты бы вспомнил, а вот про оттиски на чугунных крышках канализационных люков… — возразил он. — В общем, вся эта история с египетскими письменами именно оттуда берёт начало. Если, конечно, моя теория хоть немного соответствует реальному положению вещей.

      — А нам от этёго какая пёльза? — спросила Флёр.

      — Никакой, — покачал головой Дима. — Я просто хотел сказать, что эта сущность должна быть настолько обширна в информационном плане, что она сама без постороннего участия могла заполнить несоответствия и нестыковки собственно придуманными деталями и пояснениями, которые в итоге позволили бы создать вполне логичную и связанную картину мира.

      — То есть, если у нас по Сценарию как само собой разумеющееся имеется непонятного происхождения артефакт, то этот твой эфирный мегамозг придумает, и откуда он взялся, и для чего предназначен, и даже инструкцию к нему припасёт, датированную глубокой древностью? — спросил я.

      — Да, именно это я и имею в виду, — кивнул он. — Иначе всё это сложное и древнее сооружение — это всего лишь рояль, предназначенный для одной-единственной цели…

      Чтобы убить Сириуса. По Сценарию функция Арки состоит именно в этом — персональная мухобойка для моего крёстного. И спасибо тебе, демон, что не стал продолжать, а то с Флёр каждый раз, как кто-то упоминает его гибель, случается самая натуральная истерика.

      — Рёяль? — переспросила Флёр.

      — Это шутка такая, — пояснил Дима. — Из анекдота. “Рояль в кустах” означает внезапный и совершенно ничем не обоснованный подарок герою со стороны автора произведения. Подарок, кстати, может быть и плохим.

      — Я, кажется, пёнимаю, — задумчиво произнесла Флёр. — Если читать этёт самый Сценарий, то подёбные вещи в нём через страницу…

      — Точно, — возбуждённо подпрыгнул он. — Но при этом вам, жителям этого мира, они кажутся совершенно естественными, потому что эта сущность устроила ваш его таким образом, что они выглядят, как норма. Название “мегамозг”, кстати, мне кажется не совсем правильным. Лучше представь, будто нашу планету укутывает прозрачное облачко, способное думать и чувствовать…

      — Ну почему же тогда “планету”? — удивился я. — Думаешь, подобное сверхсущество отчего-то привязано именно к Земле? По-моему, это похоже на манию величия…

      — А я вообще не уверен, что кроме Земли во вселенной что-то есть, — заявил он. — Если у этой сущности имеется возможность создать целый мир, то позаботиться об иллюзии бесконечности вокруг него уж точно не затруднит…

      — Это всё звучит интёресно, — подала голос Флёр. — Но всё же мы хотели узнать про Арку.

      — Вызовите меня завтра, — попросил Дима, вставая. — Я проведу исследования и выясню всё, что можно. У нас под боком университет с целым историческим факультетом, прекрасной библиотекой и парой светил мирового уровня. Что-нибудь придумаем.

      Как оказалось, за один день у демона прошло два месяца. Он выглядел явно уставшим и замотанным, но присутствие Флёр и Белинды моментально привело его в бодрое расположение духа — он вытянулся, надул грудь колесом и издал еле слышный звериный рык. Потом его взгляд опустился на уже заметный животик Бель и из масляного превратился в какой-то добрый и радостный.

      — Это Блэк-младший, ведь правда? — взволнованно спросил он.

      — Правда-правда, — с гордостью ответила за неё Флёр.

      — А когда? — спросил Дима. — То есть, вы меня простите за любопытство, но всё это так…

      — Ничего страшного, — улыбнулась Белинда. — В начале октября.

      — Это просто замечательно! — восторженно произнёс он.

      Мне его радость была понятна — усилия уже не пропали даром, и если даже спасти Бродягу не удастся, всё равно после него останется след… Наследник…

      Демон протянул мне ещё один планшет.

      — Вот, смотрите, я сюда скинул всё, что удалось найти по этому поводу, — деловитым тоном сказал он. — Благодаря, кстати, вашему папирусу у нас случился настоящий прорыв в египтологии. Вполне вероятно, что наши светила даже получат Нобеля в следующем году, если конечно для них придумают правильную номинацию. Несколько подсказок в вашем документе содержали в себе недостающее звено для полной расшифровки египетских иероглифов, и теперь учёные всего мира пользуются составленным словарём и автоматическим переводчиком, запоем читая всё подряд из сохранившегося. На свет появляются древние научные труды и литературные произведения…

      — Арка, — напомнил я, поняв, что он готов петь соловьём весь вечер.

      — Ах да! — спохватился он. — Итак — вот переведённая инструкция по применению. К сожалению, назначение Арки по-прежнему до конца не ясно, но ваше предположение относительно портала в другой мир вполне вписывается по крайней мере в соображения здравого смысла…

      — А если твоё предположение относительно мегамозга верно, — подхватил я, — то здравый смысл должен преобладать во всём.

      — Именно, — согласился он. — Убить можно и заклинанием, и оружием, и даже просто перьевой подушкой. Городить для этого подобный агрегат совершенно неэффективно…

      “Зато красочно, — подумал я. — Вполне в духе дамского романа — давайте придумаем какой-нибудь изящный и максимально бестолковый способ убить второстепенного героя, чтобы главный герой страдал неимоверно”.

      — Значит, он служит как средство транспортировки… — продолжил он.

      — Но точно мы нё знаем, — перебила Флёр.

      — Не знаем, — развёл руками Дима. — Мы будем продолжать копать, и результаты я незамедлительно буду сообщать. Вот, посмотрите, — он расправил большой плакат, который в точности повторял тот папирус, только на нём все надписи уже были переведены. — Это однозначно кнопки включения и выключения. Кольца со шкалой на них предназначены для задания каких-то параметров. Если это портал, то — скорее всего, для задания координат. К Арке где-то должны идти силовые линии, поскольку на соседнем рисунке показан процесс замены “батарейки” к ней и тянущиеся провода. То есть, артефакт нужно сначала выключить, а потом можно ещё и совсем обесточить, чтобы он не имел никакой возможности включиться самостоятельно. Думаю, что в комплексе это должно решить проблему срабатывания…

      — Сегодня жё… — пробормотала Флёр. — Надо сегодня жё пойти и выключить!

      — Правильно, — кивнул Дима. — Нечего оттягивать…

      — Погоди-ка, — вдруг сообразил я. Какая-то мысль билась о мою черепушку на задворках сознания, и вдруг я её совершенно чётко осознал. — То есть, мегамозг в нашем мире создал папирус, который в вашем мире помог расшифровать египетские иероглифы? Ты понимаешь, что это значит?

      Демон замер с открытым ртом. Я поднял лежащий под рукой планшет, навёл на него и сделал фотографию.

      — Эх, чувак, видел бы ты свою рожу сейчас! — мстительно усмехнулся я. — Это, поистине, лучший кадр после, конечно, того перекошенного лица с текущими слюнями, когда в прошлый раз ты увидел Флёр. Старичок, я тогда в натуре думал, что мы тебя в Мунго пропишем!

      — Это, что ли, означает, что их мир тоже был создан по какой-то книге? — спросила Белинда, поскольку Дима так к нам ещё и не вернулся.

      — Не означает, — пожал я плечами. — Но и не исключает. Зато это означает, что мегамозг не просто впитывает в себя информацию — он готов в известных пределах вмешиваться в происходящее. Скорее всего, вся эта история с папирусом и должна была нам показать готовность идти на изменения.

      — Контакт? — задумчиво произнесла она.

      — Значит, Сценарий мёжно изменить? — робко спросила Флёр.

      — Не знаю, — вздохнул я. — Мы-то точно не можем.

      — Кстати, господа-с, о Сценарии, — наконец очнулся Дима. — Жаклин Боулинг желала с тобой встретиться.

      — С ума сойти! — ахнула Белинда.

      — Зачем? — спросила Флёр.

      — В точку, — согласился я с обеими.

      — Я давно уже объявил у нас о твоём существовании, — ответил он. — Мне не поверили даже самые ярые фанаты — все считают, что я для раскрутки своих книг занялся уже откровенным шарлатанством. И даже подборка видеоматериалов никого не убедила, поскольку съёмка скрытой камерой выглядит, будто я на чердаке с группой пьяных друзей снимал сильно любительское кино… А тут наши мастодонты от истории после своего открытия вдруг начинают ссылаться на папирус, полученный от тебя. Понимаешь?

      — Ну да, — согласился я. — Когда тебе в лицо тыкают научным доказательством, уже не так просто продолжать считать это шарлатанством.

      — В общем, пока удалось сенсацию локализовать… — криво усмехнулся он.

      — Да это же невесть что может приключиться! — воскликнул я. — Эти же придурки сейчас дружить мирами полезут!

      Имелись в виду, естественно, политики, которые могут захотеть таким способом заработать себе предвыборные очки, и Дима меня понял.

      — Да, поэтому и нужно всё хранить в тайне, — сказал он.

      — А зачем ты до этого всем раззвонил? — поинтересовался я.

      — Была мысль, которая в связи с визитом Боулинг стала неактуальной, — ответил он. — По поводу Эпилога.

      Меня тоже посещала мысль по поводу Эпилога. Если бы Диме удалось убедить своих читателей признать Эпилог ересью, то и наш мир принял бы их мнение к сведению. Мне всё-таки ужасно не хочется, чтобы показанное там имело право на существование… А если сама Боулинг в этом поучаствует и скажет, что Эпилог уже вообще за гранью Добра и Зла, то шансов у меня лично станет на порядок больше.

      Пока я размышлял, примерно то же самое Дима объяснял вслух.

      — Как оказалось, она вполне классная тётка, — сказал он. — Я ей объяснил ситуацию с тобой и возможные трудности, и Жаклин теперь в ускоренном темпе учит русский, поскольку пожелала общаться с тобой лично, без переводчика…

      — Не понял, — сказал я.

      Глаза девушек расширились, и Дима снова замер от восторга — они тоже лихорадочно пытались придумать ещё какое-нибудь объяснение словам демона, кроме самого очевидного — и оттого самого невероятного.

      — Погодите, — сказала Белинда, выйдя из транса на пятнадцать секунд раньше меня. — Зачем ей учить русский? Мы же англичане!

      Дима достал свой фотоаппарат и с усмешкой сфотографировал нас троих.

      — А затем, — сказал он. — Что я пишу по-русски. И вы все — в русскоязычном фанфике. И говорите вы, соответственно, тоже по-русски. А некоторые ваши шутки и анекдоты на английский вообще не переводятся. Вот так-то, ребятки!

      Кнопка “выключить” на Арке, как оказалось, такой не являлась. В сопроводительном тексте — по русски, чёрт возьми!!! — было написано примерно следующее:

      Приведение аппарата в неактивное состояние производится направленным через концентратор маны потоком, сфокусированным посредством приведённого жеста и активированным следующей вербальной формой. Поток должен точно попасть в область, отмеченную на диаграмме и на аппарате как “выключить”.

      Конец цитаты. В переводе на нормальный… — русский, чёрт его задери!!! — нужно запустить заклинанием в кнопку выключения, а не просто подойти и нажать… Техника, в общем, на грани фантастики. Сложность была в том, что в фонетической транскрипции светила науки были уверены лишь на восемьдесят процентов, и нам было на выбор предложено несколько вариантов. Я решил, что раз Гарри Поттер из Сценария по сути — каждой бочке затычка, то не стоит нарушать хорошую традицию, и выключать Арку отправился вместе со всеми — то есть, родителями, полным набором моих крёстных и обеими законными жёнами Бродяги. Конечно, не я отправился, а Дублёр, но он в каком-то смысле в подобных делах вполне может считаться моим заменителем.

      Арка оказалась лишь немного больше, чем я представлял — высотой она была около четырёх метров и шесть в ширину. В общем, танк бы в неё пролез, а вот самолёт — нет. Я посмотрел на лица спутников — удивления на них не было, разве что Бродяга выглядел несколько более задумчивым, чем обычно. Наверное, вот так же разглядывал Вещий Олег своего коня после того, как старик-предсказатель накаркал ему смерть от несчастного животного. Флёр, почувствовав его смятение, прижалась к нему сбоку, и он машинально обнял её за плечи, словно это ей, а не ему угрожала опасность.

      Весь проём Арки был завешен Вуалью, которая колыхалась, как будто была живая и, почувствовав наше приближение, взволнованно задышала в предвкушении добычи. Сама Арка, казалось, гудела… Или не гудела, а совершенно неслышно вибрировала, но эта вибрация по воздуху отдавалась в ушах, создавая ощущение высоковольтной линии электропередачи прямо над головой.

      — Что теперь? — спросила Богиня.

      — Сначала мы её отключим, — пожала плечами Белинда, поднимая палочку.

      — Бель!.. — остановил её Сириус. — Погоди, лучше я.

      Он встал напротив “кнопки” диаметром около полуметра и направил палочку. Флёр обнялась с Белиндой, и они в тревожном ожидании наблюдали за суженым.

      — Эк бэре! Эк ноа сум! Эк сум амон, — отчётливо произнёс он, вычерчивая кончиком палочки сложный узор, из центра которого вырвался голубой луч и ударил точно в цель.

      Я поневоле залюбовался изяществом, с которым Бродяга сотворил достаточно сложное заклинание, которое до этого повторил лишь пару раз — месяцы напряжённых тренировок и отработки синхронизации голоса и движений кисти наконец проявились во всём великолепии. Неслышное гудение прекратилось, а Вуаль замерла, словно тонкая корочка льда на поверхности гладкого озера.

      — И-и-и! — запрыгали от радости обе миссис Блэк.

      — Теперь нужно отыскать, где подводится энергия, и найти источник, — сказал Сириус. — Мы с Алексом справимся. Остальным лучше просто внимательно наблюдать и предупредить нас, если что-то пойдёт не так. Бомбарда!

      Его новое заклинание ударило в камень пола у основания одной из “ног” Арки. Сириус склонился над ямой, ковыряясь рукой в перчатке.

      — В инструкции провода были с другой стороны, — подсказала Белинда.

      — Спасибо, любимая, — кивнул он и отправился туда. — Бомбарда!

      Он вскрывал пол каждые пять метров, отслеживая, куда идут две зеленовато-голубые трубки, которые оставались целыми среди гранитного крошева. В какой-то момент трубки завернули, и Бродяга сделал несколько более мелких шагов, отыскивая место изгиба. В итоге через минут тридцать и после двух поворотов линия питания подошла прямо к стене зала, и Сириус начал долбить гранит в поисках источника. За стеной оказалась ниша, но до неё добраться ему стоило большого труда, поскольку проделать Бомбардой достаточно широкий проём в гранитной стене метровой толщины — задача не из лёгких. Наконец, он закончил, и я зажёг Люмос, чтобы разглядеть, что внутри.

      Впрочем, нужды в Люмосе не было. В просторной полости таким же бирюзовым цветом сиял огромный, с конскую голову кристалл, к которому и подходили трубки. Рядом стоял непонятного вида деревянный истукан в красном драгунском мундире с красивой голубой лентой через плечо. Истукан был в рост взрослого человека, у него были бешеные глаза навыкат и огромные торчащие зубы. В руке он держал деревянную дубинку.

      — А вот и батарейка, — удовлетворённо кивнул Сириус и полез было в проём.

      Глаза истукана шевельнулись

      — Не влезай, — дёрнул я за куртку Бродягу, показывая на деревянного человека. — Убьёт!

      — А мы им камин растопим, — не растерялся он. — Прекрасное сосновое полено!

      Истукан вытаращил глаза ещё сильнее, и мне показалось, что выражение его лица немного поменялось. Точнее, оно осталось тем же, но лицо словно напряглось, боясь пошевелить даже мышцей. Хотя какие там мышцы — в дубовой-то голове?

      Сириус пролез-таки вовнутрь, подошёл к кристаллу и с натугой выдрал его из гнезда, в которое тот был вставлен. Как оказалось, ему приходилось сильно напрягаться, чтобы удерживать артефакт на весу — судя по вздувшимся на шее жилам, батарейка весила никак не меньше пятидесяти килограмм, а то и все восемьдесят.

      — Вингардиум Левиоса, — скомандовал я, изящно взмахнув палочкой.

      Ничего не произошло. Чёртов артефакт полностью игнорировал магию. Сириус кряхтя поставил кристалл на пол и снова достал палочку.

      — Щеночек, поищи, нет ли где тележки с колёсами, — попросил он, пыхтя, как паровоз. — Желательно — сделанной магглами, а не трансфигурированной… А то чёрт его знает… А я пока тут…

      И он отвернулся к истукану, зачем-то доставая из кармана перочинный ножик. Я направился к родителям и изложил папе нашу проблему. Известие об иммунитете батарейки к магии страшно его взволновало. Вывезти артефакт из Министерства представляло огромную проблему, поскольку короткий путь наружу был магическим…

      — Теперь придётся по подземельям везти, — расстроенно сказал он. — А дорога сильно непрямая и изобилует ловушками. Опасными ловушками.

      — Сделаем ещё кому-нибудь Дублёра, и пусть волочёт! — предложила Пераспера. — Только нужно выбрать самого крепкого.

      Все дружно посмотрели на папу.

      — Я только за, — пожал он плечами. — Не всё же в кабинете сидеть!

      — Я думаю, что Сириус предпочёл бы сам, — сказал я и добавил, имея в виду один из христианских мифов: — Это было бы очень символично.

      Один из министерских домовых с хлопком доставил тележку, и я покатил её к Сириусу. Тот уже совсем расчистил проход, а на груди истукана гордо красовались три свежевырезанные буквы. Закатив тележку в нишу, я поставил её рядом с кристаллом, и Сириус с натугой водрузил его сверху. Я показал ему глазами на грудь деревянного солдата.

      — А! — беззаботно махнул рукой Сириус. — Уж если мы всё равно по-русски говорим и пишем…

      Папа уже колдовал у дальней стены, между заклинаниями периодически сверяясь с небольшой книжицей. Туда Бродяга и поволок свой груз. Наконец, после яркой фиолетовой вспышки довольно внушительный кусок стены исчез, открывая тёмный проход.

      — Вот карта подземелий, — пояснил папа, подавая ему большой кусок пергамента. — Ближайшая точка выхода примерно в десяти километрах отсюда.

      — А следующая? — оживился Сириус.

      — Милый, я с тобой, — сказала Флёр, крепко к нему прижимаясь. — Куда же я без любимого мужа?!

      — И куда же я? — в тон ей подхватила Белинда, прижимаясь с другой стороны.

      — Хм… — пробормотал он, не решаясь возразить, по-видимому, правильно оценив соотношение гипотетической опасности от неведомого артефакта неимоверной силы и реальной — от двух бесконечно обожающих его ангелов.

      — С утра пораньше сделаем Дублёра, — разрешила его сомнения Богиня. — А пока идите… Что может быть романтичнее ночной прогулки в кромешной тьме подземелий, кишащих троллями?!

      Если до этих её слов у Сириуса и были сомнения, то теперь их как ножом отрезало. Он выпятил грудь колесом, и издал глухой рык:

      — Тролли пусть приходят, я их вот этими руками порву!

      Флёр с Белиндой рассмеялись, как две первоклашки из Хогвартса. М-да, надо же, что с людьми любовь делает! Сириус толкнул тележку, свободной рукой прижимая к себе Флёр, а Белинда ухватилась за его локоть, и они втроём шагнули в тоннель, ведомые зажжённым кем-то Люмосом. Я помахал им вслед и побежал догонять родителей, а заодно продумывать план, как мне удалить Дэниела на достаточно долгий срок, чтобы успеть заставить Богиню в меня влюбиться. Мечты, мечты!..

      За прошедшие шесть недель Дублёр Сириуса успел доставить артефакт на поверхность. В обстановке строжайшей секретности под покровом ночи помещённая в морской контейнер батарейка была погружена на грузовое судно и за четыре недели добралась до берегов Африки. Там на грузовике её отвезли в оазис в пустыне и спрятали в строении, укрытом Фиделиусом. Арка, выключенная и лишённая питания, теперь походила на обычный памятник архитектуры, пусть и немного причудливый, но тем не менее тихий и безобидный. За день до того, как распасться, Дублёр ощупал и обнюхал её со всех сторон и даже попробовал протиснуться в проём, поперёк которого и была натянута Вуаль. Однако Вуаль действительно превратилась в тонкую несокрушимую плёнку, которая даже и не подумала прогнуться, когда он начал на неё давить, и не поддалась ни одному из известных заклинаний. Попытка включить Арку также ни к чему не привела — мы надёжно её обесточили. Это всё выглядело замечательно, но во мне кроме грусти никаких чувств не вызывало — я точно знал, что когда придёт час, Арка снова загудит, Вуаль всколыхнётся и проглотит Сириуса. Вопрос лишь в том, каким именно образом изобретательный и могущественный “мегамозг” обставит столь грубое возвращение событий на рельсы Сценария…

      Стоит ли удивляться, что моё настроение день ото дня становилось всё хуже, что, однако, не мешало мне помнить о по-настоящему важных вещах. Я гулял с Дафной, попеременно сопровождал девушек в Хогсмид, прятался от поцелуев Кэйти и обязательно проводил минимум полчаса в день в компании Астории, наслаждаясь звуком её голоса и хорошеньким личиком. И конечно не забывал думать о ловушке для влюблённой парочки, которой в последнее время уделял непозволительно мало внимания. Тем более, что вот-вот должны были начаться экзамены, и по Сценарию скоро должно было случиться нападение на Макгонагал, к которому я и собирался приурочить очередную пакость Снейпу и Амбридж.

      Уже после отбытия близнецов, когда, казалось, вся школа сошла с ума и стояла на голове, в один из дней я заметил отсутствие Панси на уроках. Какая-то мысль, какая-то прочитанная в Сценарии фраза билась в голове, но я тщетно пытался её вспомнить.

      — Где это у нас сегодня Панси? — поинтересовался я у Дафны, когда мы сидели вместе на заклинаниях.

      — Мы вчера немного повздорили, — хмуро ответила она, и я с ужасом заметил, что кожа у неё на левой руке похожа на крокодилью, только цвет не изменился, оставаясь по-прежнему розовым.

      Я с трудом подавил желание хоть как-то утешить её.

      — Что-то на вас не похоже, — усмехнулся я. — С каких это пор вы пуляете друг в друга заклинаниями?

      — Да я её тоже приложила… — отвернулась она. — Теперь у неё пара рожек, хвостик и копытца.

      — Ну и из-за чего же вы сцепились? — спросил я, безуспешно пытаясь прогнать из головы картину Панси в нижнем белье с рожками и хвостиком.

      — Да всё из-за того же, — сердито ответила она. — Этот придурок пытался её вчера поцеловать, и она насилу отбилась… Поттер… Поттер…

      Я уже не слышал её — глаза покрыла красная пелена, а все звуки заглушали удары собственного сердца. По-моему, даже попытался вскочить и побежать, но меня тут же сковало, словно кто-то наложил Петрификус, только я не ощущал такого же одеревенения. Постепенно ярость спадала, и я снова мог слышать, что мне говорила Дафна. Говорила, правда, она не мне.

      — Всё в порядке, профессор, — торопливо увещевала она Флитвика. — Он совсем не собирался сделать мне ничего плохого. Я просто не очень удачно пошутила. Отпустите его, пожалуйста!

      — Ну, хорошо, — ответил тот, движением палочки возвращая мне способность двигаться. — И помните, мистер Поттер, — я за вами слежу!

      Она подождала, пока Флитвик отойдёт, а потом горячо мне зашептала:

      — Я тебя умоляю, не делай глупостей. Ну пожалуйста!

      — Я постараюсь, — кивнул я, понимая, что она сильно напугана моей реакцией на рассказ. — Не волнуйся.

      — До завтра она точно из подземелий носа не высунет, — сказала Дафна. — А там…

      — А там я с ней ещё раз попробую поговорить, — предложил я.

      — Я не знаю… — покачала она головой. — В прошлый раз всё только хуже стало.

      — Ну не родителей же подключать! — сердито воскликнул я, и Флитвик снова бросил на меня подозрительный взгляд.

      — Я думаю, — шепнула она, — что ещё одна такая выходка со стороны этого урода, и она сама всё поймёт. Мне кажется, что нарыв уже созрел, и нужно просто дать ему лопнуть…

      — А затем все вокруг будут вымазаны гноем, — скривился я, порадовавшись её метафоре.

      — Поттер! — гневно зашипела она, тоже скривившись. — Фу!

      — Сама фу! — откликнулся я.

      — Ну ладно, — согласилась она. — Я за ней буду ходить по пятам. Если что — пришлю весточку!

      Как мне ни было неспокойно, но пришлось всё-таки согласиться. Плохо, конечно, что мы затеваем такое за спиной Панси, но Дафна совершенно точно действует из лучших побуждений. Я же… Я не знал точно, как ко всему этому отношусь. Когда на горизонте маячил Викэм, мне это было неинтересно. Нотт — смешно. В ситуации же с Благэрдом выводило из себя буквально всё. И дело было не в том, что я видел в нём конкурента — как мне показалось, я был с собой достаточно честен, говоря, что больше не буду рассматривать Панси в каком-то другом качестве, помимо сестры, — но в этом-то было всё дело. Я абсолютно точно был уверен, что такой человек, как Благэрд, если ему что-то будет нужно — и я чётко понимал, что именно ему нужно от моей непутёвой бывшей невесты — возьмёт это и поинтересуется её мнением лишь в самую последнюю очередь. А она при этом мою заботу воспринимала, как ревность, и соответственно отвергала, очевидно, по-прежнему воспринимая меня как потенциальную пару.

      Дафна в итоге заперлась в подземельях Слизерина, чтобы составить компанию Панси, и этим сразу же воспользовалась Астория. Она попросила проводить её до скамеечки у озера, где позволила мне взять её ладошку и рассказывать какие-то истории из жизни моих родственников-магглов, к которым меня в своё время отправил Дамблдор. Два раза, между прочим, отправил — сначала Поттера, а потом и меня, да ещё и нафаршировав напоследок воспоминаниями несчастного ребёнка. Астории мои россказни отчего-то ужасно нравились, и она, прикрыв глаза и слегка подняв лицо, с интересом всё это выслушивала.

      На следующий день была суббота, и я встретившись у ворот с Милисентой, повёл её в Хогсмид. Мы погуляли, зашли в “Три метлы”, где немного посидели, а потом отправились обратно. Милисента рассказывала, что в последнее время ощутила, что, оказывается, мальчики совсем не такие, как девочки, и о них ни с того ни с сего просто приятно думать. Я не стал возражать, что мне вовсе не приятно думать о мальчиках, поскольку моё мнение, похоже, вообще никого не интересовало. В общем, я так понял, что она уже на кого-то положила глаз, и изо всех сил надеялся, что не на меня — такой поклонницы я бы не вынес. Просто поднять бы не смог. Ещё она обнаружила, что её избранник совсем ей не интересуется в ответ, и спросила по этому поводу совета у Дафны — поскольку Панси в последнее время пребывала где-то в другой вселенной, — а Дафна, совершенно не подумав, возьми ей да ляпни, что стоит-де уже Милисенте научиться вести себя, как девушке. Миллисента девушка простая и не долго думала, кому можно поручить столь ответственную миссию, как пробуждение в ней женщины — при этих словах мне реально стало страшно — и позвала меня в Хогсмид.

      В общем, мы будили в Милисенте женщину — в Хогсмид шли, держась за ручки, и она, пытаясь удержать на лице какое-то подобие милого выражение, так же усердно старалась при этом краснеть. И то, и то у неё получалось, сказать по правде, из рук вон плохо, но она всё равно старалась и даже пыхтела от напряжения. Не знаю, что там ей конкретно наплела Дафна по поводу того, как должна вести себя настоящая девушка, но когда мы пришли в “Три метлы”, Милисента вздыхала — должно быть, томно, — облизывала губы и водила ногтем по столешнице. Мне, как ни странно, смеяться над этим не хотелось — я и вправду желал, чтобы у неё всё получилось с тем, кто имел неосторожность запасть ей в сердце. Обратно мы шли под ручку, обсуждая планы на лето после сдачи экзаменов. Мне показалось, что в итоге она осталась нашим походом очень довольна, и когда я довёл её до входа в подземелья, она потупила глазки и покраснела уже совершенно по-настоящему в тот момент, когда я сжал на несколько секунд её пальцы и потом отпустил.

      — Спасибо за интересную прогулку, Поттер, — сказала она, развернулась и исчезла.

      Я вернулся в башню Гриффиндора. Вся гостиная была увешана шарфиками, мантиями и даже колпаками цветов команды по квиддичу, а на самих шарфиках во множестве были приколоты значки с портретом Рона и подписью “Рональд Уизли — наш король!”. Краб с Гойлом неплохо нажились на продаже этих значков в Хогвартсе после громкой победы Гриффиндора в чемпионате, настоящим героем которой стал мой друг. Конечно, упёртые слизеринцы вроде Малфоя не могли смириться с поражением и теперь не только штрафовали Гриффиндор направо и налево, но также опускались до того, чтобы писать оскорбления в адрес Гриффиндора на дверях туалетных кабинок. Конечно, не чернилами, нет.

      С Роном я почти не общался — у него теперь не было времени. Когда он не был окружён поклонницами, он, вальяжно развалившись в гостиной, рассказывал байки о Великой Победе, которую практически в одиночку зубами вырвал у противника. Да так распинался, что я даже как-то заслушался. Думаю, что демон будет очень рад получить эту запись. И да, конечно, толпы поклонниц Рона. Абсолютно все девушки Гриффиндора и Хаффлпаффа от четвёртого курса и младше, половина пятикурсниц и как минимум треть девушек с шестого и седьмого курса, не считая отдельных мелких рейвенкловок и даже изменниц со Слизерина, толпами ходили за Королём Квиддича, восхищенно внимая каждому слову. Кто-то из мелких мальчишек даже пытался копировать застольные манеры Рона, но после получения заслуженных подзатыльников от одноклассниц и отработок от старост они эту идею очень быстро забросили. Ещё один конфуз случился, когда толпа девчушек решила, что негоже Королю ходить царственными ножками по презренному полу коридоров Хогвартса, и они решили его носить. Не рассчитали, конечно, силы. Одно дело — когда Рона со стадиона несли на руках мальчишки-одногодки, а другое — когда два десятка перво— и второклассниц. Момент, когда у Рона, поднятого в воздух, блаженно-покровительственное выражение на лице постепенно сменялось удивлённым, а потом — ошарашенным, когда хрупкие девичьи ручки подогнулись, а гравитация довела сцену до закономерного абсурда, я потом с удовольствием несколько раз промотал в замедленном темпе… Красота! Однако мой друг не переставал меня удивлять — он потом каждый день навещал в больнице второклассницу, на которую при этом упал и сломал ей два ребра, носил ей шоколадных лягушек и рассказывал знаменитые Байки Мэтра Квиддича, в которых он геройски выпутывался изо всяких приключений, в которые попадал благодаря глупости и неосторожности своего лучшего друга и самого преданного поклонника — Гарри Поттера.

      Сейчас в гостиной было тихо — Рон увёл поклонниц на стадион демонстрировать технику обращения с квофлом, и лишь Гермиона сидела в кресле, разложив вокруг многочисленные учебники. Мне заниматься не хотелось, да и не следовало — я был готов, насколько это возможно, и Белинда мне посоветовала лишь в вечер перед экзаменом перечитать учебник, чтобы нужные знания как бы всплыли на поверхность. Я сел в соседнее с Гермионой кресло, достал припасённую книжку и раскрыл там, где в прошлый раз остановился. Она мельком на меня глянула и вернулась к своим записям, а потом глаза её округлились и она снова посмотрела на мою книгу.

      — Издеваешься? — напряжённым голосом спросила она.

      — Есть немного, — пожал я плечами, глядя на обложку.

      “Горе от ума”. И почему она вдруг подумала, что я над ней издеваюсь?

      Ещё час прошёл в тишине. Я успел закончить с этой книгой и перейти к следующей. Кто-то поскрёбся в окошко. Гермиона подняла голову и вопросительно на меня посмотрела. То есть, предполагается, что я сейчас всё брошу и пойду открывать окно какой-то залётной сове? Я с трудом вылез из мягкого кресла и распахнул форточку, из которой на меня сразу же прыгнула кошка золотистого окраса.

      — Бася? — спросил я, пытаясь её погладить, но она зашипела и укусила меня за палец.

      От неожиданности я её отпустил, и она сразу же рванула к выходу. Оторопев, я посмотрел вслед кошке, а потом переглянулся с Гермионой. Та пожала плечами и снова уткнулась в книжку. Бася громко и настойчиво мяукнула, потом стрелой метнулась ко мне, ухватила за штанину и словно собака принялась меня тянуть. Чёрт, да её же Дафна прислала! Как только я это осознал, я сам ломанулся к двери напрямик, сшибая по пути стулья, будто лось во время гона. Я ещё успел услышать удивлённый возглас Гермионы, но мне уже было не до неё — открыв дверь, я выбежал наружу и понёсся вслед за Бастиндой, которая стремглав скакала по коридору. Она меня дожидалась на каждом повороте, а потом пулей срывалась с места так быстро, что я даже пожалел, что не захватил метлу.

      Внезапно она исчезла, словно растворилась в воздухе, а я обнаружил себя у входа в Астрономическую башню. Только я сделал шаг к проёму, ведущему на лестницу, как оттуда буквально вылетела взъерошенная девушка с мантии с зелёной оторочкой и врезалась меня, чуть не сбив с ног. Я машинально поймал её.

      — Пусти, урод! — закричала она. — Пусти, а то хуже будет!

      — Панси? — спросил я, не веря своим ушам. — Это ты? Ты в порядке?

      — Поттер? — переспросила она и снова задёргалась. — Не твоё дело! Пусти сейчас же!

      — Что происходит? — задал я, наверное, самый глупый вопрос из возможных.

      Воспользовавшись тем, я чуть расслабил объятья, она вырвалась, но я тут же схватил её за плечи, сжав их в своих ладонях.

      — Пусти, мне больно! — снова закричала она. — И не лезь, куда тебя не просят! Отстань от меня! Отстань! Все от меня отстаньте!

      — Что. Произошло, — от утробного рыка, с которым я произнёс эти слова, у меня самого пошли мурашки по коже.

      Её волосы были растрёпаны, словно кто-то тянул её за них, левая скула наливалась синяком, а на губах была кровь. Ворот платья был разорван почти до пупа, и разрыве белел лифчик, правый рукав висел на нескольких нитках, юбка измята. И ещё на одной ноге не хватало туфельки. Она замолчала, испуганно втянув голову в плечи.

      — Говори, — прорычал я, склонив к ней лицо и немного встряхнул. — Сейчас!

      — Ничего, — сбивчиво зашептала она. — Ничего не произошло… Он ничего не успел… Не смог… Я ему не позволила… Я отбилась… Я ему… Какой гад… Какой он всё-таки гад!..

      — Где. Он, — выдавил я из себя, сдерживаясь из последних сил.

      — Там, наверху, — пискнула она.

      — Иди, — отпустил я её, даже немного толкнув, и тут же полностью забыл, заходя наконец на лестницу.

      Пока поднимался, у меня в голове спорили трое моих хороших знакомых.

      “Отдайся своей ярости, взрасти её и впусти в своё сердце! — хохотала безумным смехом черноволосая женщина с растрёпанными волосами. — Возненавидь своего врага, уничтожь его, сотри в порошок, смешай с грязью!”

      “Ты должен быть спокоен, — тихим голосом говорил бородатый мужик в бандане и кожаной куртке. — На эмоциях ты прозеваешь что-нибудь и проиграешь. Очисти сердце и голову”.

      “Если ты не хочешь сделать больно этому парню напротив, то тебе лучше вообще не начинать, — бубнил плотный слизеринец, повторяя слова знаменитого боксёра, — Ты должен хотеть ему сделать больно, понимаешь? Должен!”

     Я наконец добрался до верхней площадки. Стоящий там у окна высокий плечистый старшекурсник с Рейвенкло, откинув назад красивые вьющиеся волосы, с недовольным видом прикладывал кружевной платок к щеке, которую словно кошка разодрала. На полу была небольшая лужица крови, а из левой ладони, тоже вымазанной в крови, был словно выкушен кусок мяса — мне ясно были видны следы зубов, и я даже догадывался, чьих именно. Завидев меня, он и глазом не повёл. Пятикурсник — и пятикурсник, ему-то какое дело? Я достал палочку и направил на него, что заставило Благэрда подобраться, словно тигр перед прыжком. Сделав два шага в сторону, я присел, не сводя с него глаз и палочки, и положил в карман лежавшую на полу туфельку. Глаза его сузились. Он понял, зачем я здесь, и на его лице появилась презрительная усмешка.

      — Что, неудачник? — с насмешкой в голосе сказал он. — Зря ты примчался. Опоздал. Тут дело такое — кто успел, тот и съел. Тебе уже ничего не осталось.

      Он оттолкнулся от подоконника, выпрямляясь, и тут же рефлекторно согнулся, сжимая колени характерным движением. На его лице мелькнула гримаса боли. Ну да, так я тебе и поверил! Похоже, Панси раньше брала уроки у Винса Джонса и не сильно колебалась, повторив удар, которым Алекс Ширер из выигравшего Высшую Лигу Блэкбён Ровез закатал мяч в девятку с сорока метров в матче с Квинс Пак. После такого удара этот урод полгода о девушках даже думать не будет, не то, что “кто успел, тот и съел”. Интересно, у него там хоть что-то уцелело?

      — Локомотор! — спокойно сказал я, и его бросило на стену. В падении он как-то извернулся и успел достать палочку.

      — Редукто! — закричал он, перекатываясь по полу. — Редукто! Бомбарда!

      — Локомотор! — снова ударил я в него, легко уклонившись от его попыток меня зацепить. — Экспеллиармо!

      Его отшвырнуло в угол, а в у меня руке оказалась его палочка.

      — Локомотор! — снова сказал я. — Кру…

      Я резко бросил кисть с палочкой вниз и закрыл рот, чтобы ненароком не закончить заклинание. Чёрт, что я делаю?! Убить же можно и без применения Непростительных!

      Кряхтя, Благэрд поднялся на ноги, а потом вдруг запрокинул голову и закаркал:

      — Кар-р! Кар-р!

      В стороны от него порхнула стая неведомо откуда взявшихся чёрных как уголь воронов. Решив, что они сейчас атакуют меня, я принялся глушить птиц с помощью Редукто, оставляя на стенах и полу ошмётки из крови и перьев. Несмотря на мою проворность, нескольким всё же удалось вылететь в окно. Обратно они не вернулись.

      — Конец тебе, сосунок, — пообещал Благэрд и засмеялся роскошным баритоном.

      — Локомотор, — снова сказал я, поскольку урод явно действовал мне на нервы.

      Снова встретившись со стеной, он упал в углу и затих, а я стал думать, что мне с ним делать. Мне его избивать скучно. Может, позвать Беллу? У неё просто руки чешутся кому-нибудь Круциатусом залепить, а тут такое роскошное тело для опытов… Я не боялся, что она станет его использовать для удовлетворения более низменных потребностей — по этой части у них с мужем всё было хорошо, если даже не сказать отлично, особенно в свете длительной разлуки и не менее длительного воздержания…

      С лестницы послышался топот многих ног, и на площадку стали высыпать рейвенкловцы — четвёртый, пятый, шестой и седьмой курс — и каждый направлял на меня палочку. Подумав, что теперь мне понятно, зачем Благэрд выпустил воронов, я отступил к стене и прижался к ней, продолжая держать мерзавца на прицеле.

      — Что здесь происходит? — требовательно спросил невысокий семикурсник с глазами навыкате.

      Он у них, похоже, за главного.

      — Он на меня напал! — закричал Благэрд, который, оказывается, всё это время просто отдыхал, прикинувшись ветошью. — Отобрал палочку и стал незаконно пользоваться заклинаниями! Я здесь просто отдыхал, никого не трогал!

      — Напал, значит! — повторил лупоглазый и наставил на меня палочку.

      Я напряжённо пытался решить, с кого начать. Всех мне, конечно, не перебить, но наполовину точно смогу проредить. Вот с этого в портновской жилетке и с глазами навыкате и начнём. Петрификус ему, подтащить Левиосой и поставить как щит, пускай его свои и лупят. Мелким с четвёртого курса связать ноги, потом вот тому в смешной маленькой шапочке и локонами вместо бакенбардов заслать Ступефая… Не забыть ещё что-нибудь добавить Благэрду — за притворство…

      Из толпы вышел мой одноклассник и встал передо мной, загораживая от остальных.

      — Ты что это, Бут? — спросил вожак.

      — Это Поттер, — сказал он. — Поттер не стал бы нападать без причины.

      — Поттер, — усмехнулся тот. — Так это Поттер? Тот ещё псих. Отойди, Бут, или неприятности я тебе гарантирую.

      Рядом с Терри встал Майкл Корнер, к нему присоединились Кевин Энтсвил и Стив Корнфут. Немного поколебавшись, подошёл Тони Голдштайн. Правильно, в общем-то, Энтони рассудил. Гарантировать неприятности этот парень в одежде портного может лишь в ближайшие дни, а со мной им ещё два года практически за одной партой сидеть. Совершенно неожиданно к ним присоединился Давье.

      — Ну ладно, я всё понял, — сказал вожак после недолгой паузы. — Можно и поговорить сначала.

      Парни расступились.

      — Меня зовут Норман Питкин, — сказал лупоглазый. — Что здесь произошло?

      — Да напал он из-за спины… — снова вклинился Благэрд.

      — Заткнись, Мэйт, — коротко бросил через плечо Питкин и повернулся ко мне: — Напал со спины?

      — Почему же? — удивился я. — Он меня прекрасно видел.

      — У него моя палочка! — опять завопил Благэрд.

      — Я сказал — заткнись, — повторил Питкин. — Тебя уже предупреждали, что ты когда-нибудь допрыгаешься!

      Я вытянул вперёд руку с чужой палочкой и сломал её в руке.

      — Я ведь правильно догадался? — спросил Питкин. — Ты поэтому на него напал?

      Я продолжал молчать. Не его, в общем-то, дело. Моё, но не его.

      — Если ты закончил, то мы его заберём, — предложил Питкин. Я помотал головой. — Понятно. То есть ты хочешь крови? Как ты это себе представляешь? Палочки-то у него нет…

      — Можно и без палочки, — сказал я, отлипая от стены.

      Этот парнишка оказался не настолько прост, как могло бы показаться на первый взгляд. Быстро он сообразил, что тут произошло. Впрочем, у меня из кармана по-прежнему торчала туфелька, а на полу валялся вырванный из ладони зубами Панси кусок кожи. Зная репутацию Благэрда, не так уж и сложно восстановить события. Кстати, хорошо, что Панси выплюнула эту гадость…

      На лестнице послышался топот, и расталкивая всех, на площадку вылетели Краб и Гойл. Быстро оценив обстановку и поняв, что пока меня ни от кого отбивать не требуется, они замерли и засунули руки в карманы, играя свою обычную роль тупых исполнителей.

      — Чтобы всё было честно, мы его немного подлечим, — сказал Питкин, закончив разглядывать мою “подмогу”. — А то его в таком состоянии даже девчонка уделает. Ривкин!

      Собственно, девчонка его только что и уделала, что уж там, но спорить я не стал. Тот самый парень с локонами из-под шапки подошёл к стонущему Благэрду и начал над ним колдовать, периодически скармливая какие-то зелья, которые вытаскивал из кармана большой сумки. Народ расслабился и расселся по углам, Питкин отступил к дальней от меня стене, и лишь Двое-из-Ларца остались стоять безмолвными изваяниями. К ним-то я и подошёл.

      — Ты попал, Поттер, — коротко бросил мне Краб, глядя на Благэрда, который уже стоял на ногах, пошатываясь и на добрую голову возвышаясь над своим врачевателем.

      — Было приятно с тобой познакомиться, — поддакнул Гойл.

      — Это тебе не Монтегю, — напомнил мне фамилию их бывшего капитана по квиддичу Краб.

      — Он на тридцать килограмм тебя тяжелее и у него длиннее руки, — добавил Гойл.

      — И первоклассный хук, — дернул щекой, словно что-то вспоминая, Краб.

      — Если ты сейчас уйдёшь, никто тебя не осудит, — пробасил Гойл.

      — Уж не я точно, — скривился Краб.

      Они замолкли и уставились на меня в ожидании.

      — Нет, парни, не уйду, — сказал я. — Тут дело такое…

      — Не забудь про ноги, — подсказал Краб, нисколько не удивившись моему ответу.

      Ну да, давно уже общаемся, и к моему иногда даже ослиному упрямству они уже привыкли.

      — И вообще лучше в партер, — предложил Гойл.

      — Но только сверху, — уточнил Краб.

      — Да, снизу нехорошо получится, — усмехнулся Гойл.

      — Спасибо, парни, — растрогался я.

      — Мантию не забудь снять, — напомнил Краб.

      — Завали его, Поттер, — резюмировал Гойл.

      Ещё через пятнадцать минут Благэрда наконец привели в нормальное состояние. Он не казался особо ловким, но теперь я подробнее разглядел его кулаки с избитыми костяшками. Было видно, что он ими пользуется много и часто. Скорее всего — так же, как я, избивая либо доску, перевязанную рисовыми прутьями, либо просто дубовую панель, закреплённую на стене. Сейчас он о чём-то переговаривался с рассерженным вожаком, и то, что говорил Питкин, ему сильно не нравилось. Насколько я понял из того, что донеслось, выходки Благэрда давно всех достали, а последний случай вообще стоило больших трудов спустить на тормозах. Теперь же ему собираются выписать волчий билет, и спрашивать, желает ли он предоставить мне сатисфакцию, никто не собирался. Я уже успел немного остыть и крутил руками в стороны, разминаясь. Бешенство прошло, и теперь я вполне спокойно прикидывал, как сделать этому парню больно, не сильно получив в ответ.

      Краб с Гойлом тоже отошли в стороны, и все присутствующие расселись по стенам. Ко мне уже подходил Благэрд, разведя руки немного в стороны и даже не пытаясь заслониться. Я направился к нему, прикрыв голову руками и пританцовывая.

      — Это что, сосунок? — сердито спросил Благэрд. — Ты что прыгаешь, как обезьяна? Уже в портки, что ли, наложил?

      — Не зевай, — послышался мрачный комментарий Краба, когда я только вознамерился встать на месте, чтобы объяснить ему, что это всего лишь боксёрская стойка.

      Откуда-то сбоку стремительно, как молния, просвистел кулак, а я-то уже остановился, и мне только оставалось пригнуться вперёд, уклоняясь, но тут же прилетело снизу прямо в выставленный блок. Мамочки мои, да этот придурок мне руку сломал! Боль была просто неимоверной, и мне оставалось только догадываться, во что превратилось бы моё лицо при столкновении с этой кувалдой, если бы я не продолжал укрываться руками. Меня разогнуло и отбросило назад, и тут я уже успел выгнуться и отпрыгнуть, пропуская перед собой ещё одну со свистом рассекающую воздух плюху.

      — Ну если не наложил, то сейчас наложишь, — злорадно пообещал Благэрд, спокойно надвигаясь на меня с по-прежнему опущенными руками. Он меня, судя по всему, совершенно не воспринимал, как стоящего противника.

      — Разведка, — подсказал Краб.

      Я включил ноги и стал прыгать, по окружности медленно огибая Благэрда в правую сторону — он оказался праворуким. Тот попытался пару раз шугануть меня джебами, но я был настороже и легко уклонился. На третьем я двинулся вперёд-вправо, довернул на носочках корпус и заслал ему хуком в ухо. Ничего. Такое ощущение, что он даже не почувствовал, я а будто в деревянную доску ударил. Он тут же махнул правой, снова подставляясь, и в этот момент я увидел перед собой его подбородок. Ровный, гладкий квадратный подбородок с ямочкой супергероя посередине. Это был не подбородок, а просто подарок судьбы! Раскрутившись всем телом, я целиком вложил свой вес в смачный апперкот левой…

      Мерлин, объевшийся боггатрова дерьма! Да что же у него там такое? Моя рука взорвалась болью, будто я только что изо всех сил залепил по чугунной сковородке, а потом словно отнялась, и тут же мне словно в наказание прилетело сбоку. К счастью, я — стоял, падал, корчился от боли? — почти вплотную к нему, и удар по уху получился слабым… Если, конечно, можно легонько ударить в ухо железнодорожной шпалой. Той шпалой, что из бетона сделана, а не из дерева. В голове взорвалось, я пригнулся и крутясь отскочил, стараясь не трясти головой, чтобы совсем не потерять ориентацию, пока не восстановится зрение.

      — Слева, — подсказал Краб, и я пригнулся, пропуская просвистевшую чуть выше ракету, которая дюзами подпалила мне волосы.

      Похоже, Благэрда я всё же приложил хорошо. Может, даже и вырубил, но вот только падать без сознания он отчего-то не стал, а продолжал преследовать меня, со свистом рассекая воздух кулаками. Я отскочил ещё назад, уткнулся спиной в стенку и снова нырнул вниз, машинально отметив, как ещё одна ракета врезалась в камень там, где только что была моя голова. Я махнул рукой и попал, похоже, ему в живот, спружинил на ногах, уклоняясь, скользнул в сторону и снова встал в стойку. Зрение ко мне вернулось.

      Вот и результат хвалёных тренировок каждый день в последние восемь месяцев — я практически беспомощен против, может, чуть менее умелого, но всё же подготовленного противника. А с другой стороны, чего я хотел за всего-то полгода — да плюс ещё всё то время с октября, когда со мной занимались исключительно Краб и Гойл? Ну, и в-третьих, за заносчивость надо платить. Лёгкая победа над Монтегю, очевидно, вскружила мне голову, и я поверил, что я в Хогвартсе могу любому навалять. Да чёрта с два! Если он мне ещё раз так же “вскользь” попадёт в голову, то я просто лягу, причём, скорее всего, в Мунго, где они содержат безнадёжных. Так и не защитив, между прочим, чести прекрасной дамы.

      Теперь я старался не лезть напролом, а внимательно следил за тем, как Благэрд время от времени со свистом вспарывает воздух своими кулачищами, которые после пропущенного удара казались мне просто огромными. Он махнул очередной раз, я поднырнул, делая вид, что замахиваюсь для джеба, а сам приложил его ногой изнутри по бедру. Хорошо приложил, смачно, с оттягом. С таким же результатом можно было дать пендаля слону. Благэрд, однако, попытался перехватить мою ногу, и мне удалось вложиться прямым ему сбоку в челюсть. Я сразу отскочил, тряся ушибленной рукой и с неудовольствием наблюдая, что ему мои мощнейшие удары, каждым из которых в других обстоятельствах я мог бы убить с десяток врагов, как комариные укусы — толку никакого, лишь сильнее раздражают. Успокаивая себя тем, что я всё-таки должен быть повыносливее, двинулся вокруг, выискивая, куда бы ещё его ужалить.

      — Щегол, ты дерёшься, как баба, — презрительно выдал он, понапрасну сбивая себе дыхание, а я воспользовался моментом и снова пнул его в ляжку — в то же место.

      Он сразу же бешено замахал кулаками, но я отскочил, докрутил его, толкнув вдогонку его кулак, и пнул ещё раз. Не мытьём, так катаньем… После примерно десятка таких попаданий он начал немного прихрамывать. Ещё через пару дюжин он уже не решался опускать вес на эту ногу. Я лично уже был весь мокрый и сам мог лишь еле ходить — куда там делась изначальная прыть! Благо, противник мой мог лишь прыгать на одной ноге, но кулаки его мелькали по-прежнему убийственно. Я в очередной раз на излёте принял кулак на блок, толкнул дальше и ударил ногой в бедро…

      Как раз в этот момент Благэрд потерял равновесие, и мой ботинок лишь скользнул по поверхности, пролетая мимо. Благэрд моментально извернулся, презрев боль, ухватил меня за ногу и рванул вверх. Больной ногой он подсёк мою опорную ногу, и я рухнул на спину, едва успев погасить удар. Мне сразу же пришлось сгруппироваться, поскольку Благэрд тут же с размаха пнул меня в рёбра. Частично принял удар на блок, но всё равно отлетел, как мешок с органическими удобрениями, пару раз перевернувшись. Он уже подскакивал ко мне, снова замахиваясь ногой, но я лёжа ткнул его пяткой в голень, крутанулся и снова пнул, как мог, в истерзанную заднюю поверхность бедра. Он заорал от боли и начал заваливаться, а я опять перевернулся, и когда он упал, тут же с размаха сверху вдарил ему пяткой точно под рёбра. Поскольку руки у него как раз были за спиной, удар прошёл, заставив его согнуться. Другая нога уже была в воздухе, и я ботинком попал ему в голову. После ещё нескольких ударов в живот и голову у него хрустнули рёбра, и я ухватил его за руку, чтобы взять на болевой.

      — Удушающий, — бросил мне Краб, когда моя попытка разогнуть толстую, как дерево, руку Благэрда провалилась, а сам он развернулся на бок и, вопя от боли, приложил мне кулаком в плечо. Я извернулся, перекатился через него и обхватил сзади за шею, беря в замок. Пришлось ещё пару раз ударить пяткой в живот, чтобы просунуть руку ему под подбородок. Замок закрылся, я надавил на его затылок, и тут-то мне прилетело… Благэрд сообразил, что происходит, и принялся неистово молотить кулаками позади своей головы, пытаясь пришибить меня до того, как я его придушу. Сцепив зубы и максимально вжавшись лицом в его потную шевелюру, я принимал это запоздалое избиение, стараясь не позволить фейерверку в голове ослабить хватку. Когда в глазах уже всё плыло и двоилось, я совсем перестал что-либо соображать, лишь продолжая давить на его затылок.

      Момент, когда удары, постепенно становясь слабее, совсем стихли, я пропустил, и лишь откуда-то из тумана до меня донёсся голос Краба, который, похлопав меня по руке, просил меня отпустить Благэрда.

      — Поттер, уже всё, — говорил он мне. — если ты его не отпустишь, то ему совсем каюк!

      На меня это не подействовало, поскольку я действительно в этот момент жил лишь одной мыслью, и тогда они с Гойлом — как я узнал позже — в четыре руки принялись разгибать мои пальцы, чтобы разорвать треугольник, а потом резвые рейвенкловцы подхватили Благэрда, стаскивая его с меня, и судя по всему положили рядом, чтобы начать откачивать. Меня оставили было в покое, но в какой-то момент чьи-то умелые пальцы сжали мою челюсть с двух сторон, раскрывая рот, и в него полилось неведомое мне пойло с совершенно жутким вкусом. Глаза мои чуть не вылезли из орбит, и я сделал глубокий судорожный вдох, изогнувшись, как эпилептик, а потом туман в голове рассеялся, словно порывом холодного ветра, и я пришёл в себя.

      Склонившийся надо мной Ривкин одобрительно улыбнулся и стал щупать мои рёбра, а потом перешёл на лицо, надавливая на скулы, челюсть и трогая нос.

      — Ну-с, голубчик, гематомы, конечно, пока останутся, — довольно сказал он, — но вроде всё цело. Если дойдёшь до мадам Помфри, то она тебе залечит синяки и раззвонит об этом на всю школу.

      Это в смысле — чтобы я не думал обращаться в больницу. К счастью, у меня имеется резервный источник целебных зелий, но сначала должна пройти ночь, поскольку нормальной связи со внешним миром у меня так и не было. Ривкин осторожно похлопал меня по груди и отвернулся. Там лежал Благэрд. Вопреки моим опасениям, он уже дышал. Нет, если бы мерзавец окочурился, я совсем не переживал бы по этому поводу. Ну, может, самую чуточку — всё же желал сделать ему больно, а не отправить на тот свет. Однако это вызвало бы ненужную шумиху с неизвестными последствиями. Надеюсь, что ему сейчас больно. И надеюсь, что лекарь не станет облегчать его страдания.

      Я встал и, к своему удивлению, не обнаружил никаких последствий разыгравшейся баталии. Голова не болела, да и чувствовал я себя вполне сносно. Костяшки пальцев были разбиты, но кровь была остановлена, да и боли не чувствовал. Судя по реакции Ривкина, переломов мне удалось избежать, да и в целом жизнь стала хороша. Особенно когда я заметил, как ещё один семикурсник запихал Благэрду в рот кляп, когда тот пришёл в себя и начал стонать. То есть обезболивающего ему всё-таки не будет. Тоже хорошо.

      — В целом неплохо, Поттер, — с безразличным видом сказал подошедший с Гойлом Краб. — Три минуты двадцать семь секунд. Неудивительно, что ты сдох…

      Три минуты двадцать семь секунд! Три минуты двадцать семь секунд!!! Да я подумал, что полчаса прошло как минимум, если не больше! Ну разве мог я сдохнуть за каких-то три минуты?!!

      — Ошибки, конечно, были, — продолжал тем временем Краб, — но зато стало видно, над чем дальше трудиться…

      — Нормально так ногу ему разработал, — пробасил Гойл. — Жаль, не дотерпел…

      Да знаю я, знаю. Я и собирался подождать, пока он сам упадёт, но вот же как получилось… Хлопнув меня по плечу — ну правильно, надо же всё-таки добить! — Двое-из-Ларца всё с тем же флегматичным видом удалились, и я тоже двинулся было на выход, но меня поймал Питкин.

      — Поттер, на два слова, — сказал он. Я остановился и подождал. — Поттер, я доложу обо всём профессору Флитвику, но ты при этом должен держать язык за зубами. Нам, я думаю, достаточно будет того, что Флитвик с нас сотню очков снимет. Не хватало ещё, чтобы Амбридж узнала…

      — А этот? — спросил я, кивая на всё ещё лежащего Благэрда. — Что, если он опять…

      — Это будет решать Флитвик, — сказал Питкин. — Я думаю, он всё сделает, как надо.

      Я пожал плечами и пошёл наконец вниз. Честно говоря, ожидал наконец увидеть Дафну, но не встретил её ни внизу в коридоре у башни, ни в одном из наших обычных местечек для встреч, ни по пути в палаты Гриффиндора. Мне до ужаса нужно было сказать ей, что со мной всё в порядке, но она так мне и не встретилась. Оставалось надеяться, что хотя бы Краб и Гойл её успокоили, не рассказывая при этом лишних подробностей. В гостиной по-прежнему сидела за учебниками Гермиона, которая моего отсутствия, похоже, не заметила. То кресло, где я сидел перед уходом, было занято взъерошенной Муркой. Когда я только зашёл, она встрепенулась и, увидев меня, громко и требовательно мяукнула. Гермиона вздрогнула, с осуждением покачала головой, глядя на кошку, и снова уткнулась в книгу. На мой изрядно помятый вид она внимания вообще не обратила — не до ерунды!

      Едва я подошёл и протянул руку, Мурка сразу же вспрыгнула мне на грудь, слегка царапая кожу когтями, и я, шипя, поймал её, чтобы она меня не поранила. Словно боясь чего-то, она сначала забралась ко мне под мантию, предварительно засунув туда голову, а потом стала пытаться залезть под рубашку. Я расстегнул пару пуговиц, позволив ей шмыгнуть в укрытие и удивляясь такому поведению. Всё, что мне приходило на ум — это то, что она присутствовала при нападении Благэрда на Панси — а может, даже и помогала ей отбиться, поскольку я явно слышал, как Благэрд что-то бормотал про “чёртову кошку”, которая на него напала — и теперь из-за этого сильно переживает. Вопроса “почему ко мне” у меня не возникло — ко мне все лезут. Девушки, кошки… Мурка устроилась поудобнее у меня за пазухой и затихла.

      — Ты как сюда попала? — спросил я её.

      — Поскреблась в окошко минут через пять после того, как ты куда-то умотал, — ответила за неё Герми, даже не поднимая головы.

      — Спасибо, что её пустила, — сказал я.

      Она никак не отреагировала — её здесь нет. Заучка!

      Я сел обратно в кресло и достал книжку. Поняв, что я никуда не иду, Мурка выскользнула наружу и улеглась мне на колени. Некоторое время ничего не происходило — я читал и гладил кошку, а она лежала тихо-тихо и даже не тарахтела, как обычно, хотя по моему опыту, чтобы ввергнуть её в состояние нирваны, мне достаточно было пару раз почесать за ушком. Потом кошка извернулась, цапнула — очень осторожно цапнула, а не как обычно — меня зубами за палец и привалила руку лапой. Мне стало интересно, что она там такое делает, и я отвлёкся. Она же, высунув розовый шершавый язычок, аккуратно вылизывала разбитую в кровь руку, при этом временами очень серьёзно на меня поглядывая.

      Это неправда, что кошки не улыбаются — вполне даже улыбаются. Мурка так обычно и делала, когда я её гладил — с улыбкой жмурилась от удовольствия, с улыбкой кусала за пальцы, с улыбкой вонзала мне когти в грудь. Обычно — но не сейчас. Сейчас на её мордочке было серьёзное, я бы даже сказал мрачное выражение, словно она на меня сердилась. Тем не менее, она очень быстро очистила мои раны и принялась размягчать и откусывать комочки свернувшейся крови по краям. Я предоставил ей этим заниматься, снова углубившись в книгу.

      — Мяв! — сказала она.

      Я снова отвлёкся. С правой рукой она закончила, и теперь демонстративно отпихивала её с себя лапой. Я поменял руки, подавая ей левую. Мурка снова занялась целительством, а я продолжил читать. Когда она оставила и эту руку в покое, я посмотрел на часы. Время было довольно позднее. Почти все мои товарищи, кроме Рона, уже вернулись, а он, по словам Гермионы, которая нашла в себе силы оторваться от книги, чтобы выдать мне гневную тираду, где-то ошивался со старшекурсниками. Я пожелал ей спокойной ночи и пошёл спать, хотя она и этого не заметила в учебном угаре. Мурка даже и не подумала уходить, а дождавшись, пока я разденусь, сразу шмыгнула мне под одеяло и легла не сверху, как обычно, а отчего-то мне под бочок. Я приоткрыл одеяло, чтобы она не задохнулась, положил руку на пушистый бок и довольно быстро уснул.

      Проснулся я, как всегда, рано, только на этот раз не сам по себе. Мой палец сжимала в зубах Мурка, которую очевидно разбудил поистине гомерический храп с соседней койки, от которого не то что дрожали стёкла в окнах — стены, казалось, тоже тряслись, и вот-вот должна была начать сыпаться штукатурка. Помимо того, в комнате стоял удушливый запах перегара. Кошка, которая уже похоже давно лежала поверх одеяла, оскалилась и беззвучно рычала, повернув голову в сторону Рона.

      — Действительно, свинство, — согласился я.

      Как оказалось, Рон лежал на кровати пузом кверху по диагонали так, что с одной стороны свешивались ноги, а с другой — голова. Почему — понятно. Похоже, сил стянуть с себя обувь у него в ночи не оказалось, но последняя кроха сознания не позволила залезть в ботинках. Естественно, в таком положении он храпел, как выброшенный на берег кит. Встав, я снял с него ботинки, повернул друга набок, так, чтобы он дышал в другую от меня сторону, и зафиксировал Инкарсеросом, чтобы опять не перекатился. Напоследок ещё и наложил на него Силенсио. На всякий случай. Потом я помыл руки с мылом, открыл настежь окно и палочкой начал выдувать из нашей спальни спёртый воздух. Когда амбре улетучилось и стало возможно дышать, я оделся, потрепал Мурку по спине и пошёл заниматься физкультурой.

      После завтрака мне-таки удалось увидеться с Дафной. Она выглядела уставшей и озабоченной, причём отнюдь не по моему поводу. Странно, я-то ожидал, что она хотя бы волноваться будет, а тут…

      — Как там Панси? — спросил я её, кода мы спрятались в одном из классов.

      Она вздрогнула и удивлённо посмотрела на меня.

      — Хм, — сказала она. — Не очень. Странно, что ты задаёшь мне такие вопросы.

      — Я не понимаю, — покачал я головой. — То есть я ещё и виноват…

      — А кто же ещё? — пожала она плечами. — Если бы не обидел Панси и если бы она не захотела тебе доказать…

      — Давай замнём, — предложил я, поняв, что мне совсем не нравится, куда вдруг зашёл этот разговор.

      Впрочем, я её не виню — лучшая подруга, самая близкая и верная, ближе, может, чем даже родная сестра, попала в беду — естественно, она переживает, как за саму себя. Но я, в общем-то, тоже не железный…

      — Давай, — согласилась она и совершенно неожиданно спросила: — Ты кошку мою не видел?

      — Которую? — решил я уточнить. — Бастинда меня вчера позвала… на помощь. А Мурка, по словам Гермионы, заявилась в башню сразу после моего ухода. Так, наверное, и дрыхнет сейчас в моей кровати…

      — Хвала Мерлину, нашлась! — выдохнула Дафна и, бросившись мне на шею, стала целовать, куда попало. — Я так за неё переживала! — сказала она, успокоившись и прижавшись ко мне, и я почувствовал, как мне за воротник упало несколько горячих капель.

      Это что, она по какой-то кошке плачет? Нет, я, конечно, понимаю, что Мурка и умница, и вообще замечательное животное, но лить слёзы… Пока я гладил Дафну по плечам и спине, меня вдруг озарила догадка. Вот оно, точно! Она злится на Панси за то, что та слишком далеко зашла в демонстрации своего крутого нрава, и поэтому проецирует волнение за Панси на кошку. Когда я это сообразил, у меня как камень с души свалился — одной загадкой меньше!

      — Послушай, — сказала Дафна, которая, высунув от усердия язычок, крутила в пальцах пуговицу у меня на рубашке, пытаясь оторвать. — Ей ведь вчера тоже досталось…

      — Панси? — не понял я.

      — И Панси тоже, — согласилась она спокойно. — Мурке досталось. Она же к такому обращению вообще непривычна…

      — Пыталась помешать Благэрду? — поморщился я при упоминании мерзавца.

      — Да, помешала ему, — кивнула Дафна. — И ей от него тоже попало… А тебе она доверяет. Может, даже больше, чем мне…

      — С чего бы это? — хмыкнул я.

      Она о ней и вправду, как о члене семьи печётся…

      — Ну у себя на груди я ей спать не позволяла, — объяснила она.

      — Как будто меня кто-то спрашивал, — ошалело пробормотал я.

      — Присмотри за ней, хорошо? — попросила она.

      — Хорошо, — согласился я. — Может, пойдём погуляем?

      — Пойдём, — улыбнулась она. — Только кошку возьми.

      Далась ей эта кошка! Впрочем, Мурка себя дважды просить не заставила, и едва я озвучил ей свои планы, сразу же запрыгнула ко мне на руки. Мы пошли гулять вокруг озера — я и Дафна, держась за руки, и кошка, которая то бежала рядом под тёплым солнышком, то запрыгивала мне за пазуху и оттуда уже озирала окрестности своим непривычно серьёзным взглядом.

      — Везёт же некоторым, — усмехнулась Дафна, когда я очередной раз спустил кошку на траву. — На руках носят!..

      Я поднял её и прижал к себе. Так далеко, как Мурку, я её на руках нести, конечно, не смог, и через пару сотен метров пришлось и её отпустить побегать на травку.

      — Ну есть ещё простор для тренировок, — улыбаясь, сказала мне довольная Дафна, настроение которой улучшалось просто на глазах.

      К полднику мы жутко проголодались и оттого вернулись в замок. Наскоро перекусив, Дафна предложила через полчаса встретиться в библиотеке и убежала. Кошка тоже куда-то исчезла. Вечер мы провели вчетвером — с Дафной вернулась Мурка, а за мной увязалась Гермиона, которой я имел неосторожность небрежно бросить на ходу “В библиотеку!” Мы трое листали учебники по предмету, а кошка, свернувшись калачиком на столе у моего локтя, мирно спала, позволяя моим пальцам чесать её за ушком. В какой-то момент Сценарий потребовал нашего с Гермионой присутствия в другом месте и мы, стремглав, словно опаздывали в туалет, понеслись встречать экзаменационную комиссию. По пути обратно я продумывал ещё раз очередную пакость Амбридж, к которой совершенно неожиданно изъявила желания присоединиться Беллатрикс.

      — Заодно и проверим, насколько он хорош в окклюменции, — подмигнула она Дублёру в последнюю встречу, когда тот в который раз пытался отлепить себя от стенки.

      Назавтра был понедельник и первый день экзаменов. Кошка опять спала у меня под боком, а наутро так и осталась дрыхнуть посреди моей кровати. За завтраком я впервые с субботы увидел Панси. Первым моим порывом было подойти и хотя бы поздороваться, но Дафна, встретившись со мной взглядом, покачала головой. Не стоит, в смысле. Вид у Панси был какой-то… Как у нахохлившегося воробья. То есть она вела себя вполне нормально, но не было этих чёртиков, которые постоянно плясали у неё в глазах, даже когда сама она оставалась совершенно серьёзной. Волосы, на укладку которых она явно потратила не менее получаса — и это с учётом нашего волшебного арсенала — и неброский макияж говорили о том, что с ней всё в порядке, но… Было видно, что веселиться ей не хотелось.

      На экзамене Панси отстрелялась самой первой, заставив челюсть Гермионы с громким хлопком впечататься в парту, и почти сразу исчезла. Я видел её на обеде, после которого была практическая часть экзамена. Сдав практику первой и без подготовки, она снова испарилась. Дафна, которой я послал вопросительный взгляд, лишь пожала плечами.

      — Она сама с тобой поговорит, когда сможет, — пояснила она позже вечером, когда мы решили походить снаружи замка, взявшись за руки. — Она даже со мной сейчас не разговаривает. Просто дай ей время обо всём подумать.

      Это я слышал уже много раз, но сейчас отчего-то эта просьба меня не взволновала. Я уже дал Панси достаточно времени обо всём подумать. Результат её размышлений — синяки у меня по всему телу. Так что если Панси нужно время подумать — пусть хоть целую вечность думает, это меня уже не касается. Главное — что она жива и невредима, а синяки у меня и без неё заживут…

      С утра в Хогвартсе я видел двоих авроров, которые уходили в сторону Хогсмида с закованным в кандалы преступником в арестантской одежде, которому на голову надели мешок. Чтобы никто не узнал, понятное дело. Но мне-то эта фигура была знакома до боли. Буквально до боли. Я так думаю, что кроме меня в курсе личины арестанта были ещё и рейвенкловцы, но те вовсе не собирались об этом болтать на каждом углу. Ну что ж, Азкабан — достойное место для подобных мерзавцев.

      В эти первые десять дней с начала экзаменов, понятное дело, не происходило ничего интересного — я, как любимая марионетка Сценария, сдавал экзамены вместе с Роном и Гермионой. Гермиона, в свою очередь, уже во вторник сказала мне, что зря дружила с “этой змеёй”, которая, по её словам, втерлась в доверие и коварно прочитала все книги, но в отличие от самой Гермионы, “два раза”, и теперь знания у неё на экзаменах отскакивают с такой скоростью, что комиссия ставит “превосходно”, ещё даже не дослушав ответ. Имелась в виду, конечно, Панси, успехи которой в учёбе встали Герми поперёк горла. Вечерами я гулял с Дафной, а в субботу сводил по очереди Джессику и Асторию в Хогсмид. Кошка настолько у меня прижилась, что мои товарищи уже считали, что так она всегда у нас и жила.

      В воскресенье случилось нечто неожиданное, но, в общем-то, приятное. Когда я пришёл утром к воротам, чтобы дождаться Дафну, в моему сюрпризу вместо неё я встретил там Панси. Я чуть не столкнулся с ней нос к носу, когда вывернул из-за угла.

      — Ой! — вскрикнула она.

      — Прошу прощения, — буркнул я и попытался её обойти.

      Она шагнула в ту же сторону, я двинулся в другую, и она тоже. Поняв, что мы так долго будем топтаться на месте, я аккуратно взял её за плечи, чтобы обойти, но её ладошки скользнули мне по бокам, сходясь на спине, и Панси прижалась щекой к моей груди. Я развёл руки в стороны, не зная, как мне поступить, а потом снова опустил ей на плечи и огляделся по сторонам. Вроде как от замка мы были закрыты воротами, и увидеть нас могли только проходящие мимо в Хогсмид. К счастью, именно сейчас никого не было, и моей незапятнанной репутации ничто не угрожало. Вроде бы.

      Она простояла так минут пять, просто сжимая меня в объятьях, а потом подняла голову и посмотрела мне в лицо.

      — Как ты? — спросила она.

      — Коптим помаленьку, — пожал я плечами. — А ты? У тебя всё хорошо?

      — Лучше, — улыбнулась она. — Мне уже лучше.

      — Я рад, — кивнул я.

      — Спасибо тебе, — сказала она.

      — За что? — удивился я.

      — За то, что нашёл мою туфельку, — с серьёзным видом ответила она. — Без неё мне пришлось бы тяжело.

      — Рад был помочь, — по возможности галантно склонил я голову.

      Она снова прижалась, постояла так ещё минут пять и убежала. Пока я смотрел ей вслед, неслышно подошла Дафна и взяла меня под локоть. Правильно! Мы же собирались как следует повеселиться!

      В понедельник, когда после экзаменов мы сидели в гостиной, Шеймус настолько осмелел, что даже попытался поиграть с Муркой — это в её-то мрачном настроении. Он обвязал бумажку ниткой и принялся дразнить кошку, чтобы та начала бегать за приманкой. Мурка изумлённо распахнула глаза и следила — не за бумажкой, а за Шеймусом — очевидно, силясь понять, не повредился ли тот умом. Потом она сотворила нечто уж и вовсе невообразимое — сделав вид, что разглядела на полу какую-то букашку, она поймала её обеими лапами и уселась на хвост, держа “добычу” на весу и словно пытаясь рассмотреть.

      — Что у тебя там? — спросил Финниган.

      Мурка бросила на него взгляд — поцелуй меня дементор, если взгляд не был подозрительным — и стуча задними лапами по полу, всем телом отвернулась, загораживая “улов”.

      — Что? — повторил Шеймус.

      Все, кроме Рона, уже начали улыбаться, заранее предвкушая, что случится дальше. Шеймус наклонился к кошке, и та доверчиво протянула ему обе лапы, словно предлагая рассмотреть. Он наклонился ещё ближе и… — бац! — получил лапой по уху. Без когтей, кстати. Шеймус завопил от неожиданности, а Мурка, грациозно отпрыгнув в сторону, за каких-то полсекунды разодрала в клочья бумажку — только лапы мелькали — с независимым видом прошла ко мне и залезла на колени. Сначала ржали лишь мы вчетвером. Причём Невилл так смеялся, что даже свалился с кресла, но не обратил на это внимания, и лишь катался по полу, дрыгая ногами. Шеймус недолго сидел насупившись — он посмотрел на нас, на кошку, и… сам рассмеялся вместе со всеми, оценив забавность ситуации. Мурка, как мне показалось, тоже улыбалась... Снисходительно. Да нет, ерунда же — разве кошки умеют улыбаться?

      А ещё через два дня, в среду двенадцатого июня, пришло время для выполнения моего плана. Как и ожидалось, ближе к полуночи на практическом экзамене по астрономии мы услышали снаружи крики и шум борьбы — это наша лягушонка припрыгала на тропу войны с Хагридом и Клыком. Хагрид не сдавался успешно отбиваясь от Амбридж и авроров, а вот Клык уже упал, и в этот самый момент появилась Макгонагал.

      — Прекратите сейчас же! — послышался её грозный голос. — Как вы смеете нападать на преподавателя Школы Магических Искусств?

      Вызванные Амбридж авроры одновременно ударили в неё Ступефаями, вызвав гневный возглас у принимавшего астрономию старичка. Дверь замка снова открылась, осветив кусок лужайки, на котором лежала огромная тень, вокруг которой словно вздымались крылья, как у летучей мыши.

      — Молотом Грабтара! — раздался оглушительный голос, усиленный, очевидно, Сонорусом. — Сынами Ворвана! Вы будете отомщены!!!

      Несмотря на драматизм ситуации, я уткнул нос в кулак и хрюкнул. Не знаю, кто надоумил Беллу, что именно эти слова должен произнести Снейп под наложенным на него Империусом, но получилось на удивление замечательно. Ловко уклоняясь от заклинаний авроров и Амбридж, он уложил сначала одного из них, потом второго. Возможно, только я обратил внимание на две фигурки, которые следовали далеко по бокам от него и невидимыми заклинаниями вносили сумятицу в ряды обидчиков Хагрида. Последний, кстати, оторопел от такого поворота событий и замер, не в силах поверить, что никто иной, как Снейп, настоящий герой плаща и котла, заявился по души нападавших и на спасение ему.

      Снейп сбил с ног Абмридж и обездвижил её, а потом запустил в неё Бракиум Ембендо, сначала прицелившись в ноги, а потом в руки, постепенно превращая её в огромного спрута без единой косточки в конечностях. Не обращая внимание на крики и рыдания розовой осьминожки, он уложил связанных Инкарсеросами авроров поближе друг к другу.

      — Молотом Грабтара! — снова вскричал он.

      Последовавшего заклинания слышно не было, но зато все сразу поняли, что это было такое, по истошному воплю, а скорее визгу того самого Долиша.

      — Сынами Ворвана! — раскатисто прогремели стены замка, и вслед за этим закричал следующий аврор.

      Я увидел, как к нему, обходя освещённые участки лужайки, бочком осторожно подкрадывается огромная бородатая тень. Хагрид, который уже успел взвалить Клыка себе на плечо, уже почти собрался было делать ноги, но зрелище Пожирателя, мучающего слуг закона прямо у стен школы, видимо, задело его чувство прекрасного и не позволило по-тихому свалить. Когда он добрался до Снейпа, Долиш уже получал свою порку по третьему разу. Хагрид отвёл назад огромный кулачище, дождался, когда Долиш перестанет визжать, и с размаха ткнул Снейпа в ухо. Тот молча отлетел в траву и замер бесформенной кучкой, а тень Хагрида с неспешной торопливостью потопала к лесу.

      С утра я узнал от Джессики, что Жабу поместили в палату, где ей заново выращивают кости. Надежды на то, что они не успеют отрасти к вечеру, было мало — сегодня был тот самый день, когда всё произойдёт, и ей придётся во всём этом поучаствовать — тем или иным способом. Снейпа заперли в специальной комнате для буйных, чтобы понять, что с ним делать дальше — всем было очевидно, что для того, чтобы этот тишайший и добрейший человек начал кидаться Непростительными, он должен был сойти с ума как минимум. Гермиона опять начала что-то бормотать про то, что мы должны верить Снейпу, поскольку ему верит Дамблдор. Для изрядно помятых авроров вызвали эвакуационную бригаду, и они с позором отбыли, сопровождаемые свистом и улюлюканьем немногочисленных свидетелей. Макгонагал, единственный имеющийся в наличии герой вчерашних событий, уже была отправлена в Мунго, где лежала в отдельной палате, полной цветов и открыток с пожеланиями скорейшего выздоровления.

      У меня же, ещё когда заканчивал утреннюю зарядку, начался мандраж — сегодня всё произойдёт! Сегодня станет ясно, насколько велика сила Сценария в отношении выключенного и “обесточенного” артефакта, и если она и вправду столь велика, то каким именно образом будет осуществлено исправление того, что мы с ним сотворили. За завтраком меня трясло просто неимоверно, и я, похоже, просто отрубился чуть позже на экзамене оттого, как сильно переживал. По-моему, именно так и выглядит падение в обморок для тех, кто, собственно, в него падает. Только что я напряжённо пытался написать что-нибудь по поводу восстания гоблинов, и вот раз — и меня уже на руках выносят за двери Большого зала, и я лишь успеваю поймать пару десятков устремлённых на меня донельзя встревоженных девичьих взглядов…

      — Да не ногами же вперёд! — только и смог возмутиться я, и совершенно напрасно — добрые люди моментально развернулись и с размаха открыли дверь моей же головой.

      Я даже пикнуть на успел, как в голове россыпью закружились звёздочки, и пришлось опять потерять сознание. Очнулся в коридоре у двери, где сидел на скамеечке, привалившись к стене.

      — О, вы опять с нами, мистер Поттер, — с довольным видом проскрипел старичок-экзаменатор. — Думаю, что вам обязательно стоит наведаться в Больничное крыло. Когда вернётесь, я позволю вам дописать работу.

      — Вряд ли я ещё что-то смогу к ней добавить, — покачал я головой. — Работа закончена.

      — Тогда я лично заберу отчёт с вашего стола, а вы всё-таки отправляйтесь, — доброжелательно сказал он. — Сами доберётесь?

      — Я постараюсь, профессор, — пообещал я.

      — Доброго вам дня, мистер Поттер, — попрощался он.

      — И вам доброго дня, профессор, — откликнулся я, поднимаясь.

      В голове вроде не шумело, да и чувствовал я себя нормально. Но, понимая, что мне всё равно по Сценарию нужно поговорить с мадам Помфри, я двинулся в нашу больницу. Как идиот, я изложил ей свою просьбу о свидании с Макгонагал, заранее уже зная, что той в больнице нет. Мы обсудили крепость конституции моего декана и трусость авроров, после чего я откланялся и пошёл на выход. Как раз прозвенел звонок, и я понял, что дальше мне предписывается искать Рона с Гермионой, но не успел ещё дойти до выходной двери, как оттуда показалось озабоченное личико Дафны, которая, едва закончив свою работу, сразу бросилась узнавать, что же со мной случилось. Очевидно, она настолько сильно волновалась, что даже забыла, что это всё произошло по Сценарию, и там же были описаны последствия — никаких! Но это не потому, что у меня в голове одна лишь кость. Теперь же, по мере того, как я спешил ей навстречу, она явно всё это вспомнила и замерла, выдохнув от облегчения.

      — Ты в порядке, — сообщила она.

      — Знаю, — ответил я на её вопрос.

      — Пойдём! — позвала она и понеслась, не интересуясь даже, следую ли я за ней.

      Мы спустились вниз, вышли во двор и направились к воротам. Лишь когда мы прошли их в направлении озера, она постепенно начала замедлять ход, а когда добрались до нашего излюбленного местечка на берегу, остановилась, поджидая меня.

      — Я совсем и забыла, — сказала она, глядя на воду. — Это так жутко — глядеть со стороны, как эта неумолимая сила превращает человека в послушную куклу…

      — Не переживай, — улыбнулся я. — Ничего со мной не случится.

      — Случится, — грустно покачала она головой. — Как раз сегодня и случится.

      Я вздохнул. Она и вправду умная девочка и правильно оценивает наши силы в борьбе со вселенской мухобойкой.

      — Гарри! — послышалось сзади, я обернулся, и на меня почти сразу налетела Панси, тут же повиснув на шее. Я зачем-то зарылся лицом в её волосы и поймал взгляд Дафны — насмешливый и одобрительный. Я крепко прижал Панси, и она подняла ко мне лицо, заглядывая в глаза своими зелёными омутами.

      — Я вернулась, Алекс, — сказала она и снова положила голову мне на плечо.

      Я же смотрел на Дафну — что-то было в её серьёзном взгляде, что-то…

      — Может, завтра ты будешь думать, — сказала она, — что всё без толку. Что ты ничего не можешь изменить. Но это неправда, Алекс. У тебя уже есть я. У тебя уже есть Панси…

      Всё это звучало бы замечательно, если бы не выражение её лица при этом. Она меня жалеет! Она надавила на Панси, и та тоже из жалости прибежала и висит теперь у меня на шее. Ну да, дорогая, должны же мы поддержать несчастного Алекса в такой тяжёлый момент! И Панси заткнула рот своей гордости — или что там у неё играло? — и осчастливила меня тем, что она, видите ли, вернулась! Словно в подтверждение моих мыслей та снова подала голос.

      — Я полностью тебя простила, Поттер, и готова всё забыть и никогда не вспоминать, — тихо сказала Панси.

      Она меня простила, какое счастье! Свет в моих глазах сначала померк, а потом зрение понемногу начало возвращаться, и сквозь застившую глаза красную пелену я увидел Дафну, которая в ужасе прижала ладони к щекам. Я взял Панси за плечи и с силой оторвал он себя, преодолевая сопротивление её рук. Она ещё не понимала, что происходит, и я сделал шаг назад, чтобы не дать ей ко мне подойти. Она растерянно поглядела на меня:

      — Поттер, что такое?.. — и опять попыталась приблизиться. Я не знаю, что было написано у меня на лице, должно быть, что-то жуткое, поскольку Дафна позади неё стояла вся бледная и напуганная. — Почему… Я не понимаю…

      — Восемь месяцев, Панси, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. — Восемь месяцев я убеждал себя, что мне стоит навсегда оставить мысли о тебе.

      — Гарри… — жалобно попросила она.

      — За восемь месяцев можно убедить кого угодно… — упрямо произнёс я.

      — Алекс! — вскрикнула Дафна.

      — Я не хочу быть с тобой, Панси, — Дафна издала какой-то сдавленный стон, а в уголках глаз Панси заблестела влага. — Тебе не к кому возвращаться, поскольку я тебя не жду. Гарри Поттера для тебя больше нет. Если тебе понадобится помощь, проси о чём угодно. Я по-прежнему твой брат, и ты — моя сестра.

      Тут Панси уже не выдержала, её лицо исказилось, по щекам побежали мокрые дорожки, и она закрыла лицо руками. Дафна подошла ко мне вплотную, заслонив её собой.

      — Ты что такое говоришь, а? — с напором сказала она. — Что ты такое говоришь? Я понимаю, что она сказала глупость, но…

      — Но она твоя подруга, — закончил я за неё.

      — Да, и я не позволю тебе с ней так обращаться. Давай ты успокоишься, — уже совсем тихо сказала она, кладя руку мне на грудь, — и вы помиритесь.

      — А если нет? — спросил я.

      — Если не будет её, то не будет и меня, — спокойно ответила она, сцепляя руки за спиной.

      — И ты готова пожертвовать мной ради Панси? — удивился я.

      Она в волнении прикусила губу и кивнула.

      — Я надеюсь, мне не придётся идти на это, — с надеждой сказала она.

      — А я бы предпочёл, чтобы ты передумала, — заглянул я ей в глаза, трогая за руку.

      — Знаешь, я хотела приготовить тебе сюрприз, — сказала она. — Я думала, что мы будем все вместе, и тогда… — она вздохнула, потупив глазки.

      — Дафна, не стоит этого сейчас говорить, — всхлипнула Панси. — Только хуже сделаешь!

      — Хуже? — прищурился я, глядя на Дафну.

      — Я хотела уговорить родителей позволить нам пожениться в августе, когда Панси исполнится шестнадцать, — горячо прошептала она. — И тогда мы могли бы…

      — Ты понимаешь, что ты сейчас говоришь? — воскликнул я, ещё сильнее распаляясь. — Ты предлагаешь мне… Взамен за то, что я буду более покладист? Так, что ли?

      — Ты опять всё не так понял! — прошипела Панси, которая перестала плакать. — Совсем не так!

      Мне стало всё равно. Внутри я ощущал звенящую пустоту. Всё, чего я хотел — чтобы меня оставили в покое.

      — Я уже всё сказал, — покачал я головой. — Я не хочу быть с Панси.

      Дафна вся подобралась, и её лицо начало застывать, словно покрываясь корочкой льда.

      — Значит, ты не будешь со мной, — сказала она безжизненным голосом.

      — Значит, я не буду с тобой, — согласился я.

      Дафна отвернулась, Панси громко всхлипнула, а я развернулся и побрёл обратно в замок, пытаясь не упасть на ватных ногах, которые совсем отказывались меня слушаться.

     Неприятности только начинались. День уже сорвался в штопор — и я вместе с ним, — потерял управление и теперь стремительно нёсся к катастрофе. Хотя про штопор я, наверное, погорячился, поскольку крыльев у меня уже не было, и вниз я падал практически камнем… Я сильно задержался, и Сценарий нетерпеливо тащил меня на встречу с Роном и Гермионой, которые дожидались меня на втором этаже. Оттуда мы и пошли искать свободный класс, чтобы поговорить. Я практически на автопилоте рассказывал им про якобы виденную мной сцену с Сириусом, которого в моём видении прямо сейчас пытали в Отделе тайн. Как ни странно, но Рон поддерживал меня, а Гермиона, наоборот, спорила, утверждая, что я наверняка перегрелся на солнышке или съел что-то не то, оттого мне всякие ужасы и мерещатся… Не знаю, что на неё нашло — помимо Сценария, конечно, — но она проявляла просто чудеса занудства, выставляя меня то фантазёром, то авантюристом, которого хлебом не корми, дай лишь кого-нибудь спасти.

      Появившиеся вскоре Джинни Уизли с Луной Лавгуд лишь добавили мне головной боли. Точнее, Джинни добавила, сразу усевшись поближе ко мне и попытавшись ко мне прислониться. Я был начеку и вовремя отгородился от неё спинкой стула. Вот чего мне в данный момент точно не хватало — так это её маниакального желания во что бы то ни стало меня охомутать. Непонятно — неужели других парней в школе нет? Или они с Молли рассчитывают всё-таки заполучить доступ к мифическому банковскому сейфу Поттеров с горами злата в нём? Так напрасно — та тысяча, что я отдал Фреду с Джорджем и была той самой “горой злата”, а в сейфе сейчас лежали несколько медяков да старые колдографии…

      Луна же наоборот… Как хорошо, что она пришла! Собственно, она оказалась единственной, кто заметил моё состояние. Пока Рон с Гермионой ожесточённо ругались, кому стоит верить — Гарри Поттеру или Дамблдору, Луна сначала долго и внимательно читала что-то на моём лице, а потом грустно похлопала по руке.

      — Кстати, я не считаю, что ты напрасно тратишь время, изображая из себя героя… — тихо сказала она.

      — Хоть кто-то меня понимает, — благодарно кивнул я в ответ.

      Я уже давно понял, что меня не очень волнует, что думают Рон с Гермионой по поводу моего умения влипать в неприятности. Поэтому, в очередной раз выслушав умные рассуждения Герми по поводу того, что мне не стоило в прошлом году спасать Габриэль Делакур, я сделал себе небольшую пометку в уме — Гермиона мне, конечно, друг и товарищ, но подпускать это чудо к себе ближе я совершенно не намерен. Хотя бы потому, что её ценности идут вразрез с моими собственными, и она меня в точности так же будет упрекать каждый раз, когда я буду бросаться к пешеходному переходу, чтобы перевести старушку через дорогу. Как всегда, изображая из себя героя, естественно.

      Пока остальные отвлекали учеников, мы с ней пробрались в кабинет Амбридж, и я засунул голову в камин, чтобы выяснить, где Сириус. Ах, ну да, мне же совершенно точно было известно, что Сириус дома, а ни в каком не в Отделе тайн, но я терпеливо продолжал общаться с Кричером, упрямо твердившим, что хозяина дома нет. Почему Поттер не мог просто нырнуть в камин, раз уже стало понятно, что Сириус не ответит? На самом деле, в итоге ему как раз в Лондон и нужно было, так почему нельзя было воспользоваться транспортным средством, которое уже вроде как под рукой? С моей точки зрения, ответ прост — на Гриммо был Сириус, а с ним Поттеру встречаться никак нельзя было, иначе вся операция по заманиваю Сириуса в Арку накрывалась бы медным тазом. Это, впрочем, вполне нормально для писательницы, выдумывающей героические приключения — заставить своих героев вести себя совершенно нелогично и вопреки здравому смыслу, что в итоге затянет сюжет на лишних три тома, как минимум заставит героев страдать, а как максимум вообще приведёт к ненужным смертям.

      Поэтому, когда меня за шкирку схватила Амбридж и потащила из камина, я чуть ли не вздохнул с облегчением — её тупая ненависть была проста и логична. Словно глоток свежего воздуха после тупого и бессодержательного разговора с Кричером.

      — Тебе конец, Поттер! — завопила она. — Я тебя всё-таки поймала! Теперь тебе не отвертеться! Что ты улыбаешься, гадкий мальчишка?

      — А что, вас уже выпустили из психушки? — спросил я.

      — Что?!! Какой психушки?!! — завопила она под дружное хихиканье невидимых ещё мне зрителей. — Молчать!!! — завопила она так, словно её взял за руку Снейп, заставив корчиться от невыносимой боли.

      Нет, всё-таки, почему она здесь? Неужели действительно кости в её конечностях самым волшебным образом проросли за сутки? Ах, ну да, это же магия! Смешки стихли, и я увидел Малфоя, который тянулся к моему карману за палочкой. Меня аж передёрнуло от мысли, что этот петух сейчас меня коснётся.

      — Только дотронься до меня, — сказал я. — Всю жизнь будешь работать на одни лекарства.

      Он злобно оскалился и отшатнулся, а палочку у меня с хмурым видом вытащила Панси. У двери Милисента, которая делала вид, что силой удерживает Гермиону, осторожно, двумя пальчиками, тоже лишила ту оружия. Дверь открылась, и в кабинет к Амбридж ввалилась ещё толпа народу — слизеринцы приволокли остальных заговорщиков и Невилла. Краб, который его вёл перед собой, сначала невозмутимо кивнул мне, а потом сделал Малфою какой-то знак, после чего тот ещё более злобно ощерился и залез на подоконник, удалившись от меня на достаточное расстояние.

      — Малфой, что вы расселись? — снова взвизгнула Амбридж. — Бегом ко мне профессора Снейпа!

      Малфой убежал, а к ней подошла Панси и стала что-то нашёптывать, кивая на зеркало. Я понял, что она придумала лично мне какую-то невообразимую пытку, и не ошибся. Амбридж достала из своего стола огромный косметический набор, полный помадок, пудры, теней для глаз и туши для ресниц — и всё это было самых тошнотворных оттенков розового. Потом она уселась у зеркала и стала наносить свои запасы на лицо, по видимости твёрдо вознамерившись истратить содержимое сундучка за один раз, буквально приняв к руководству слова о том, что красота требует жертв. Меня мутило, а лица присутствующих школьников — всех, кроме Краба, которому вообще всё было без разницы — постепенно зеленели. Даже Панси цветом лица уже напоминала скорее сильно недозрелый помидор, постепенно двигаясь в сторону арбуза. В кабинет ворвался Снейп и поначалу в ужасе отшатнулся.

      — Что за чёрт?!! — закричал он.

      — Профессор Снейп! — залебезила Амбридж голосом столь приторно-сладким, что мне срочно захотелось понюхать нашатырного спирта.

      Снейп снова покачнулся.

      — Ди… Долорес, — поклонился он, манерно обмахиваясь полой мантии, чтобы не упасть в обморок. Судя по жирным следам на ладонях, перед тем, как войти, он на них поплевал, чтобы пригладить волосы. Или просто что-то ел руками… — Я вас сразу и не узнал. Чем могу служить?

      — Ох, вы такой шалун, профессор Снейп! — визгливо захихикала Амбридж под аккомпанемент столь же отвратительного голоска Малфоя, ещё и кокетливо прикрываясь ладошкой.

      Панси не выдержала первая и выбежала из кабинета, уволакивая за собой Милисенту. Оставшимся, к сожалению, такого лёгкого избавления от страданий не светило. Снейп надул щёки, зажимая ладонями рот, и отвернулся. Краб, уже отпустивший Невилла, флегматично разминал пальцы, щёлкая костяшками.

      — Дорогой Северус, не осталось ли у вас ещё хоть полкапельки той замечательной сыворотки правды? — игриво проблеяла Амбридж.

      — О, Мерлин, за что?!! — пробормотал несчастный, воздев глаза к потолку и снова обратился к ней. — Погодите, а не вам ли совсем недавно я поставил два пузырька отличнейшего Веритасиума?

      — Тот Веритасиум, что вы мне поставили совсем недавно, мы давно уже выпили, — заморгала этими зубными щётками, что у неё вместо ресниц, Амбридж. — И теперь ждём не дождёмся, когда же вы снова пришлёте ещё!

      — Мерлин, его же по капле нужно отмерять! — застонал Снейп, который прекрасно знал, каких трудов стоит изготовить лишь небольшой флакончик. — Вы им что, драконов поили?

      — Вы же знаете детей, Северус, — томно потянулась Амбридж, заставив костюм проявить тошнотворные обводы её телес. На этот раз мне показалось, что у Краба всё-таки дёрнулся левый глаз. — Они постоянно врут! Целая школа лжецов! Да мне Веритасиум цистернами нужен, а не каплями!

      Они стали препираться по вопросами дозировки, а я почувствовал нарастающее нетерпение — словно мне в туалет нужно было. Это Сценарий опять стал меня подгонять.

      — Бродяга у него! — заорал я, бешено вращая глазами в подражание несравненному мастеру хрустального шара и повелительнице кофейной гущи профессору Трелони. — Они его того... где оно!

      Спорщики моментально заткнулись и уставились на меня — Снейп брезгливо-недоумённо, а Амбридж с жадным торжеством. Однако обоих роднило дикое непонимание во взгляде.

      — Ага, вот оно что! — завопила она. Потом замолкла, подумала и поинтересовалась: — О чём это он, кстати?

      — Понятия не имею, — бросил Снейп, внимательно разглядывая что-то на подоконнике.

      Амбридж машинально повернула голову вслед его взгляду, и он одним стремительным шагом, взметнув полы мантии, как крылья, исчез за дверью. Любовь — это такая злая штука! Иногда попадётся на жизненном пути какой-нибудь козёл… Или жаба, к примеру. И тянет вроде, но и терпеть нет никакой возможности. Впрочем, Снейп особо и не старался — терпеть-то он не умеет, как и слушать, впрочем, тоже. Сам растоптал первую любовь именно из-за своей этой слабохарактерности. Понятно, отчего ему и Волдеморт не доверяет — неизвестно, какой взбрык случится со Снейпом в следующую минуту, какая муха его укусит. Даже для того, чтобы быть Пожирателем, нужно иногда заткнуть своё единственное и неповторимое “я” куда подальше и делать то, что сказано…

      — Ах ты!.. — только и успела бросить ему вслед разочарованная Амбридж.

      Ну ещё бы — два центнера отборнейшей розовой штукатурки для лица — коту под хвост. Герой-любовник позорно ретировался, даже не потрудившись прикрыть за собой дверь. Малфой бы тоже обиделся. Амбридж достала палочку и направила её на того, кто, по её мнению, был виноват во всех её бедах в школе — на меня. Точнее, главной помехой для неё в школе были все дети, так что она бы с удовольствием всех присутствующих обезглавила, упрятала в Азкабан и навещала там три раза в день, угощая Круциатусом. Но я для неё отчего-то был олицетворением всего, что она ненавидела в детях — хотя сам ребёнком себя уже не считал, — поэтому и был самым первым достойным кандидатом на раздачу.

      — Ты не хочешь говорить! — пробормотала она. — Гнусная мелкая зараза! Ну тогда я выбью это из тебя. Всё, всё приходится делать самой! Самой посылать дементоров к дому твоего приёмного родителя, вот уж святой человек, к слову сказать!.. Самой добывать из тебя правду…

      Насчёт мелкого — она ведь погорячилась? Не такой уж я и маленький всё-таки, и по этой части расхождение со Сценарием уже бросается в глаза — в нём-то Поттер был не очень высокого росточка, временами глядя снизу вверх даже на девушек-одногодок.

      — Ты мне сейчас расскажешь, ты мне сейчас всё расскажешь, гадкий смутьян… — продолжала она себя уговаривать и наконец решилась: — Круци…

      — Нет! — закричала Герми, только что не разрывая кофточку на груди. — Не надо! Я всё расскажу, инспе… профе… директор! Я всё расскажу, только не мучьте Гарри! Я вам покажу, где оно спрятано!

      Малфой, до этого тихо, как крыса, сидевший в углу, словно очнулся и опять захихикал своим мерзким блеянием. Амбридж перевела палочку на Гермиону.

      — Хорошая идея, мисс Грейнджер! — радостно оскалилась она. — За это, когда я стану министром магии, я не отдам вас дементорам, как стоило бы поступить с любой грязнокровкой, а просто вышлю из страны. Пусть с вами лягушатники разбираются!

      — Да-да, я всё скажу, инспе… мисс Амбридж, — продолжала лепетать Герми. — Оно спрятано в лесу!

      — Что спрятано?! — требовательно завопила Амбридж, хватая её за руки. — Что?! Что?!!

      — Оно, — ответила Герми, и всем сразу стало ясно, что именно там спрятано.

      — Ага! — вскрикнула Амбридж. — Оно всё-таки есть! Вы немедленно меня туда отведёте! Ещё мы захватим мистера Поттера…

      — И меня! — вякнул Малфой.

      — Нет, мистер Малфой, от вас слишком много… — и она скривилась. “Вони”! Она явно хотела сказать “вони”, но сдержалась. — От слишком много пользы здесь, на этом ответственном посту.

      — Так точно, мисс директор! — завопил Малфой. — Я не подведу вас, мисс директор! Драко Малфой и мисс директор — это сила!

      Амбридж перекосило, словно Снейпа, когда он увидел её десять минут назад. Ага, пусть отведает собственного угощения! Она махнула мне палочкой, повелевая выйти, а потом, оказавшись в коридоре, шумно выдохнула с облегчением. Нет, всё-таки жаба — тоже человек, а Малфой способен довести любого… Мы вышли из замка, и Гермиона потащила Амбридж в Запретный лес. Мне только показалось, или она нарочно выбирала самые колючие кусты и заросшие буераки? Как бы оно ни было, но буквально за минуту нарядная ядовито-зелёного цвета мантия Амбридж уже была истерзана в клочья, и постепенно начал лохматиться её парадный розовый директорский костюм в рюшечках и оборочках. Меня перспектива того, что она окажется вообще без наряда, особо не пугала — ну, подумаешь, стошнит где-нибудь в кусты, а “развидеть” этот ужас можно, попросив кого-нибудь хорошенько обработать меня Обливиэйтом. Или просто достать из мозга воспоминания и подложить какому-нибудь врагу… После завтрака…

      Обливиэйт, к счастью, не понадобился. В воздухе пропело несколько стрел, вонзаясь в деревья поблизости наших голов. Гермиона послушно замерла, а Амбридж, взвизгнув, уселась на пятую точку, крутя во все стороны палочкой. Из кустов выскочили несколько кентавров, держа нас на прицеле довольно грозного вида луков, мастерство обращения с которыми они нам только что продемонстрировали. Гермиона выдохнула с облегчением.

      — Не подходите! — завизжала Амбридж. — Не подходите! А то хуже будет!

      — Это что за страшилище здесь квакает? — хмуро спросил кентавр, в котором я опознал Магориана.

      — С тобой, полукровка, не квакает, а разговаривает первый заместитель министра магии Долорес Амбридж! — завопила она.

      — Как-как ты меня назвала? — тихим голосом поинтересовался Магориан.

      Большая ошибка. Очень большая. Она назвала кентавра полукровкой. А если кентавр — полукровка, значит он — результат смешения двух видов. Либо человеческий предок кентавров вступил в связь с кобылицей, либо их прародительница-женщина бегала на конюшню к жеребцу. Что так, что этак — в любом случае, эта история выглядит даже хуже, чем появление человека в результате кровосмесительного союза двух обезьян. И похоже, что даже в прямые, как полёт стрелы кентавра, извилины мозжечка Амбридж эта мысль всё-таки смогла пробиться.

      — Закон пятнадцатый, статья “Б” ясно указывает… — испуганно промямлила она.

      — Э, ты почему такая дерзкая, а? — спросил совершенно дикого и свирепого вида кентавр, оказавшийся Бейном.

      — Что ты делаешь в нашем лесу? — довольно грубо спросил другой.

      — Вам всем позволено здесь жить только потому, что вы попали в Красную Книгу, — окрысилась на него Амбридж, и в дерево прямо над её головой тут же вонзилась стрела, намертво пришпиливая за волосы.

      Кентавры дружно заржали.

      — Ну, и чей же этот лес, мерзкая розовая кочерыжка? — насмешливо спросил Магориан.

      — Гадкие полукровки! — закричала Амбридж. — Тупые жвачные! Я вас научу уважать представителей закона! Инкарсеро!

      Гермиона пыталась было её остановить, но не на шутку разошедшуюся жабу уже было не унять. Магориан упал, опутанный множеством толстых канатов, а остальные кентавры, вопя и улюлюкая, дружно ломанулись в атаку. Было ужасно страшно, особенно когда я завалил Герми на землю, прикрывая её собой, и огромные копыта стали толкаться вокруг — к счастью, никого не задев. Амбридж пыталась отбиваться, но что могла кабинетная крыса — то есть, конечно, жаба, — последний год проявившая себя исключительно в пытках учеников и травле преподавателей, противопоставить безжалостной орде жителей леса? Ей удалось выжать лишь один-единственный Ступефай — и Бейн уже уволакивает её в лес под гогот соратников, а сломанная палочка лежит на земле.

      Нас подняли на ноги, и Герми стала пытаться оправдать наше присутствие. Нет, чтобы соврать, что это Амбридж затащила нас в лес, чтобы сотворить с нами что-то совершенно непристойное… В общем, теперь расправа угрожала и нам, если бы… Если бы я не помнил, что к нам уже спешит помощь в виде огромного добродушного братца Хагрида. Всё это не заняло и пяти минут — нападение на Амбридж, угрозы нам, появление Грохха и бегство его вслед нанёсшими ему обиду кентаврам — и вот уже я, хохоча в истерике после пережитого, несусь по лесу, таща за руку Гермиону, которая, похоже, просто развевалась позади меня в воздухе, даже не успевая касаться ногами земли. Выбежав не какую-то полянку, я резко затормозил, убедился, что она крепко стоит на ногах и отпустил её, грозно упирая руки в боки. Согнувшись и опираясь ладонями о колени, она со свистом втягивала воздух, пытаясь отдышаться после этой бешеной гонки.

      — Гарри? — робко спросила она.

      — Отличный план, Гермиона, — язвительно откликнулся я. — Точнее, два отличных плана. Первый — переговорить с Кричером вместо того, чтобы просто залезть в камин. А второй — наше чудесное спасение с помощью кентавров.

      — Но мы же спаслись! — запальчиво возразила она.

      — Если бы не Грохх… — вздохнул я. — Мне-то что, подумаешь, поколотили бы слегка, а вот ты… Не уверен, что они все там джентльмены…

      Я сделал паузу, чтобы полюбоваться на её надутые щёки и вытаращенные глаза. Ну да, думать надо, когда планы составляешь!

      — А самое главное, — добавил я, — что мы сейчас ещё дальше от спасения Сириуса, чем были три часа назад.

      — И как мы теперь попадём в Лондон?! — сокрушённо всплеснула она руками.

      — А, вот вы где! — раздался радостный голос Луны как раз в этот полный напряжённого отчаяния момент.

      Товарищи высыпали на поляну и после тёплой встречи рассказали нам, что же именно произошло. Со слов Рона я понял, что именно он всех спас, напав на охранявших их слизеринцев и победив всех. Я не стал спрашивать, как именно он победил их всех, а особенно — как он победил Краба. Джинни сказала, что она очаровала Малфоя… Зевнув, я перестал слушать уже на слове “очаровала”, так что “Малфой” выстрелил уже в молоко, хотя в других обстоятельствах шутка получилась бы удачная. Луна тихонько поведала мне на ухо, что Краб, который остался за главного, собрал у товарищей все палочки моих друзей, заткнул их в задний карман, а потом занял свой пост, встав неподвижной статуей прямо перед ней. К ней спиной, естественно. После того, как Луна подло украла у него палочки, он отослал ещё двоих учеников посмотреть, что там за шум в коридоре, и тогда она наслала на Малфоя летучих мышей, поцеловала Краба в щёчку — отчего тот довольно раскраснелся, — обнялась с Милисентой, и они все выскочили в коридор, где оглушили последних двоих. Панси, к слову, так и не вернулась.

      Мы коротко пересказали историю нашего чудесного спасения от самого ужасного монстра волшебного мира — того самого, которого кентавры утащили в лесную чащу. А потом стали придумывать, как нам добраться до Лондона. Простейшим вариантом, конечно же, было бы вернуться в замок и воспользоваться камином в кабинете Амбридж, раз уж у хозяйки в данный момент назначено совсем в другом месте. Но мы же не ищем лёгких путей, правда? Неприятность же заключалась в том, что я совершенно точно знал, что никаких фестралов, которые по Сценарию должны были нас отвезти, нет. Похоже, наличие кожистых коней, видимых только для тех, кто был свидетелем чей-то смерти, показалось разуму, создавшему этот мир, уж слишком большой натяжкой. Тем более что, к примеру, Поттер — но не я, конечно — в первое же прибытие в Хогвартс сразу должен был их видеть, поскольку при нём убили его мать… В общем, я даже опешил, когда Луна радостно закричала, показывая пальцем куда-то в темноту между деревьями:

      — Вот, смотрите! Мы на них полетим!

      Кто бы мог подумать! Оказывается, в Запретном лесу жило несколько диких гиппогрифов! Точно, на них мы и полетим!

      — Все помнят, как нужно с ними знакомиться? — сразу взяла дело в свои руки Гермиона. — Поклониться, выказать уважение!

      Спасибо, а то я что-то уже и подзабыл! Она ещё не успела закончить свои нотации, как я уже ласково трепал перья первого, обнявшего меня своей шеей. Он присел, позволив мне забраться, и через несколько секунд я сидел сверху, со всех сторон окружённый тёплым пухом. Тоже важный момент, кстати. Когда мы гоняли с Сириусом на наших итальянских мётлах, мне приходилось плотно укутываться и надевать очки — иначе продует. В какие сосульки мы бы превратились, покатавшись на мифических фестралах, оставалось лишь догадываться. Остальные последовали моему примеру, и даже Рон почти сразу забрался на “своего” гиппогрифа, с не свойственной ему внимательностью подойдя к процессу знакомства.

      Мы взлетели с тускло горящими люмосами, словно шестеро светлячков в ночи, и дальше нам предстояла долгая прогулка в небесах, поскольку гиппогрифы даже моей метле уступали в скорости — что уж там говорить о пресловутых фестралах, стремительных, как… как полёт фестрала. Немного поморгав глазами, я ввёл пункт назначения — телефонная будка Министерства — в очки, и они сразу начали выдавать мне указатель направления. Гиппогриф мерно махал крыльями, мы постепенно набирали высоту, и сидя в тепле его пуха, я чувствовал себя маленьким мальчиком Нильсом, которого гусь Мартин нёс в далёкие дали навстречу приключениям. Где-то на полутора километрах в очках появилась новая стрелка, и я повёл головой в том направлении. На фоне едва голубого послезакатного неба виднелась какая-то расплывчатая тень, которую очки обвели и подписали “Червоточина”. Обведена была “червоточина” зелёным цветом, что как я уже успел изучить, обычно означало что-то полезное или хорошее. Я повернул туда, и за мной гуськом потянулись остальные. Подлетая к туманности, которая оказалась метров двадцати в поперечнике, я невольно задержал дыхание, влетел и…

      Ничего, только темнее стало. Однако указатель положения на индикаторе очков тревожно мигал — мы явно перенеслись на довольно большое расстояние. Я оглянулся — товарищи так же следовали за мной, полностью доверившись моему чувству направления. Стряхнув набежавшую от собственной растроганности слезу, я обнаружил, что как раз в этот момент мы пролетаем где-то между Глазго и Эдинбургом — огни первого явно были видны далеко справа. Я стал вертеть головой, выискивая ещё “червоточины”, но больше не было видно. Ну что ж, двести пятьдесят километров — это минус два с половиной часа полёта. Уже хорошо.

      Следующая аномалия нашлась через сорок минут полёта — неподалёку от Карлайла. Я смело туда нырнул, нисколько не заботясь, что она меня может вынести куда-нибудь в Австралию — ещё пройдя предыдущую, я обнаружил, что она доступна и с дальнего конца. Стало уже совсем темно, но теперь пространство под нами почти сплошь было усеяно огнями — мы явно попали на густонаселённый юг Англии. Я сосчитал товарищей и направился дальше, сориентировавшись по звёздам. Примерно через минуту очки наконец определили положение. Бат возле Бристоля — поворачиваем на восток!

      Больше “червоточин” не было, и через почти полтора часа мы всё-таки достигли ночного Лондона. Очки любезно указывали мне, куда рулить, но когда мы всё же приземлились, я обнаружил, что мы находимся в тёмном уголке небольшого парка. Интересно. Мне-то казалось, что нужная нам будка была на задворках какого-то магазина или ресторана, а тут… Мы спешились. Я похлопал своего гиппогрифа по шее, от что-то курлыкнул, несильно стукнув лбом мне в плечо, и бесшумно взлетел, увлекая за собой остальных. Когда стих поднятый их крыльями ветер, мы стали искать дорогу к будке. Очки предложили мне выйти на дорожку и свернуть направо… Потом добраться до ограды парка, перейти улицу, свернуть ещё направо, дойти до небольшого переулка, свернуть налево и… Вот, теперь я узнал это место! Тусклый фонарь, мусорный бак и телефонная будка с треснувшим стеклом. Туда-то нам и надо!

      — Это что? — поинтересовалась Луна, ни на шаг от меня не отстававшая всю нашу короткую прогулку.

      — Вход в Министерство, — пояснил я. — Нам всем нужно в неё залезть.

      В телефонную будку мы поместились с трудом. Сначала Луна с Гермионой вопросительно поглядели друг на друга, потом на Рона, дружно покраснели и запихнули его туда первым, а вслед за ним затолкали Невилла — в качестве прокладки. Я помотал головой и сделал шаг назад, и за Невиллом отправилась Джинни, потом Луна с Герми и наконец я. Наверное, Джинни всё-таки брать не стоило, поскольку без неё бы мы точно влезли, а так оказались стиснутыми, словно бычки в томате. Она сразу поставила Рона в угол и сама встала рядом, явно надеясь, что ей удастся-таки меня прижать к стенке. Не удалось — под руку, точнее, под её выпуклости попал Невилл, который сразу покраснел и сначала попытался отвернуться, но к тому времени мы уже все залезли в будку, и он весь пунцовый был вынужден терпеть дыньки, которыми она настойчиво и даже с какой-то особой девичьей гордостью упиралась ему в грудь.

      Рон что-то недовольно бурчал себе под нос — он явно рассчитывал на более интересную расстановку фигур на доске, чем притиснутая к его спине родная сестра. Я же в свою очередь старался одновременно оказаться и от неё подальше, но ещё и так, чтобы моё соседство с Гермионой выглядело не слишком интимно. В результате Гермиона прижалась к моей спине — причём мне показалось, что она ещё и специально упиралась в стенку будки, чтобы сильнее на меня давить, а спереди оказалась Луна. Последняя несколько раз обернулась вокруг себя, пытаясь устроиться с минимальными неудобствами, и это в итоге принесло неудобство нам обоим. Она всё-таки развернулась ко мне лицом и начала медленно покрываться краской, ощутив тот самый небольшой нюанс. Поначалу небольшой…

      Вот они, несколько абзацев из Сценария во всей красе — пятеро шестнадцатилетних подростков и одна пятнадцатилетняя, каждый со своим особенным гормональным взрывом, запертые на восьми десятых квадратного метра тесной телефонной будки. Не знаю, может, изначально в планы Жаклин Боулинг входила потеря в этой же будке всеми нами невинности, причем не по своей воле. Хотя скорее она, как обычно, просто написала, не подумав, а потом предоставила героям самостоятельно выпутываться из пикантной ситуации.

      Я точно уверен — в воздухе пахло электричеством, да и волосы на затылке у Рона шевелились, как живые. Невилл обречённо пытался отстраниться от пожирающей его глазами Джинни. Рон поднял руку, чтобы снять трубку и набрать номер, и тем самым вынудил сестру отклониться. Гермиона заёрзала у меня за спиной, при этом отираясь о меня практически всем телом, и от произведённого этим эффекта Луна закатила глаза, явно собираясь упасть в обморок. “Ой, мамочка! Ой, мамочка!” — шептали её губы. Я вообще боялся шевелиться и даже дышать, но мне вдобавок ко всему ещё и пришлось общаться с женским голосом в телефоне, который, казалось, нарочно дразнил нас и тянул время.

      В конце концов, будка дёрнулась и поехала вниз, и по несчастным глазам Невилла я понял, что он уже совсем готов. Я очень, очень радовался, что Гермионе досталась лишь моя спина — она всё-таки очень решительная девочка и всегда добивается своего… Неизвестно, чего бы она решила добиться на этот раз. Со скоростью улитки лифт полз вниз, и я почувствовал, что ноги у Луны подкашиваются. И тогда я выдал фразу, которая разом решила нашу проблему, но лифт в результате едва не застрял. Увидев, как голова её с мелко-мелко подрагивающими ресничками безвольно запрокидывается назад, я сказал:

      — Ну, Луночка, ну потерпи ещё немного, дорогая! Ещё чуть-чуть — и всё пройдёт, и всем будет приятно!

      “Лучше”! Я честно хотел сказать “лучше”! Наверное, и у меня в этот момент мозги съехали набок, поскольку оговорка моя случилась как раз в том направлении, куда текли мои непристойные мысли. Луна передумала падать в обморок, резко выпрямилась и распахнула глаза. Губы её задрожали, словно она сейчас расплачется. Я запаниковал.

      — Я не то хотел сказать! — торопливо произнёс я, но мои мысли упрямо не хотели сворачивать со своих рельсов. — Я хотел сказать — будет немного больно…

      Всё. Она не выдержала, и вместе с ней захохотали все. Радостно смеялась Луна, весело хихикала Гермиона, ей вторила Джинни, гоготал Невилл, и ржал, как дикий мустанг, Рон, скорее всего не совсем понимая, зачем он так делает. Будка тряслась и скрежетала в своих направляющих так, что, казалось, ещё немного — и мы здесь встанем навсегда. Я немного поборолся с собой, строя из себя невозмутимого Краба, но всё-таки не выдержал и присоединился к ним, сбрасывая накопившееся напряжение.

      Наконец лифт дополз до пола и остановился. Раздался щелчок, открывающий дверной запор, и будка распахнулась. Мы бросились из неё врассыпную, словно тараканы с кухни, на которой включили свет, оставив лишь недоумевающего Рона, который степенно и с достоинством вышел, напоминая капитана, последним покидающего тонущий корабль. Я добежал до ближайшей холодной каменной стены и прижался к ней, обнимая. Подошла Луна и прислонилась к ней плечом, сверля меня взглядом.

      — Что?! — не выдержал я.

      — После такого, Гарри, порядочный человек просто обязан жениться, — с укором сообщила она.

      — После чего? — ошалело и даже немного истерично спросил я. — Ничего же не было!

      — Вот вы всегда так говорите, — поджала она губы. — А на самом-то деле…

      — Что?!! — чуть не заорал я, но вовремя заметил весёлые искорки у неё в глазах.

      Ах, так она надо мной ещё и издевается! Да к тому же в такой тяжёлый момент!

      — Надеюсь, дорогая, тебе было так же приятно, как и мне? — исправился я.

      Она снова рассмеялась голосом звонким, как хрустальный колокольчик. Просто чудо, а не девушка! Нет, ну повезёт же какому-то счастливчику! Но точно не мне, у меня и без неё заноз хватает… Хотя — какие у меня занозы? Я же вот совсем недавно, сегодня сам всё и поломал… Видать, что-то у меня в лице переменилось, поскольку она тихонько ко мне пододвинулась и спросила вполголоса, заглядывая в лицо своими небесно-голубыми глазищами:

      — Что-то случилось? На тебе лица нет.

      — Ну, ты же слышала, — попытался я отмахнуться от неё. — Сириус в беде и всё такое…

      — Гарри, — сказала она. — Ты ведь не считаешь меня дурочкой?

      — Прости, — кивнул я. — Просто сегодня… Сегодня я поступил правильно… И одновременно совершил ужасную ошибку… Это связано с Дафной…

      Луна покачала головой.

      — Если я тебе скажу, что всё будет хорошо и само образуется, это прозвучит банально и пошло, — усмехнулась она. Я грустно кивнул. — Ты прав, пойдём лучше спасать Сириуса!

      Потом я ненадолго выпал из реальности, позволив Сценарию просто тащить меня вперёд. Точнее, волокла Гермиона, которая, крепко ухватив меня за руку, требовательно выспрашивала, правильно ли мы идём, и тащила, тащила, тащила. Мы спустились в Отдел тайн, прошли вращающуюся комнату со многими дверьми, немного потыкались, полюбовались на мозги в аквариуме, потом зашли в огромную пещеру с Аркой. Артефакт выглядел совершенно безжизненным, что определённо вселяло надежду. На одной из опор я вдруг обратил внимание на небольшие пиктограммы, которые изображали людей… Мужчину и женщину, которые принимали разные положения. Двух мужчин и женщину… Двух женщин и мужчину. Здесь я остановился, заинтересовавшись — это была архиважная информация, от которой практически зависело выживание всего человечества. Совершенно забыв, что очки и так всё записывают, я достал откуда-то клочок бумажки и карандашик, которым и начал старательно конспектировать снизошедшую на меня тысячелетнюю мудрость…

      Уж и не знаю, как Гермионе с Луной удалось меня оттуда увести. До сих пор восхищаюсь их решительностью. В конце концов мы оказались в том самом огромном зале, в котором хранились предсказания, и пошли вдоль стеллажей, отыскивая нужный. Невилл шёпотом отсчитывал ряды. Девяносто, девяносто один… И вот наконец нужный нам девяносто седьмой. Нас, конечно, ждут, но это в данный момент даже и не важно. Я прошёл вдоль стеллажей, выискивая то, что мне нужно. Ага, вот оно — “Гарри Поттер и Тёмный Лорд”! Собственно, то, из-за чего приключения Поттера и начались…

      — Гарри, что это? — подал голос Рон. — Почему здесь написано твоё имя?

      — Не трогай это, Гарри! — строгим голосом приказала Гермиона.

      После такого приглашения мне оставалось только одно. Я протянул руку и взял стеклянный шарик с полки. Герми в ужасе раскрыла рот, а Рон почесал в затылке.

      — Молодец, Поттер, а теперь отдай нам его, — произнёс знакомый мне холодный голос.

      Я обернулся — из-за полок появилась группа Пожирателей, которые теперь обступали нас, отрезая путь к отступлению.

      — Что отдать? — спросил я.

      Конечно, я знал, что им нужно, но решил отыгрывать роль дурачка — то есть, Гарри Поттера — до последнего.

      — Пророчество, конечно, — невозмутимо ответил Малфой, направляя на меня палочку.

      — Сначала отдайте Сириуса, — заявил я. — Мне точно известно, что он у вас, и вы его пытаете.

      Пожиратели весело рассмеялись.

      — Не глупи, Поттер, — посоветовал Малфой. — Отдай пророчество, а не то…

      Он поднял свою палочку, и я поднял свою, краем глаза заметив, как мои товарищи тоже взяли оружие на изготовку.

      — Гарри, а ты обратил внимание, что у меня палочка длиннее и толще? — громким шёпотом заметил Рон.

      Пожиратели начали напряжённо сопеть под своими масками, а потом не выдержали и загоготали, а парочка даже сложилась пополам от хохота.

      — Поглядите, они палочками меряются! — утирая с маски слёзы, выдавил один из них.

      — Небось, полируют их вечерами! — хрюкая, добавил другой.

      — Не сейчас, Рон, — бросил я через плечо. — Если вырвемся, то обязательно измерим твою палочку.

      — Тридцать сантиметров крепчайшего дуба, — гордо заявил Рон, уже обращаясь в основном к Пожирателям.

      Смеяться те больше не могли, лишь хрюкали и скулили.

      — Тридцать сантиметров! — закатил глаза ещё один Пожиратель, давясь от смеха. — Подумать только, крепчайшего дуба!

      — Я даже знаю, что это за крепчайший дуб, — зло прошипела Гермиона. — Кое у кого из головы щепка выпала!

      — Мы отвлеклись, — напомнил Малфой, как и я, не принимавший участия в общем веселье. — Пророчество, Поттер.

      — Странно, а у меня вот палочка из ольхи, — растерянно сказал Невилл. — И всего двадцать сантиметров. Это плохо, да?

      Больше уже никто не смеялся. Действительно, такой неудаче можно только посочувствовать.

      — Плохо, — согласилась ближайшая к нему Пожирательница смерти и откинула капюшон, заставив Невилла в ужасе отшатнуться — на него глядела сама Беллатрикс Лестрейндж. — С короткой палочкой счастья не будет.

      — Размер палочки не имеет значения! — запальчиво крикнула Гермиона в попытке защитить друга.

      — Это сказки, — снисходительно усмехнулась Белла, — которые распространяют те, у кого маленькие… палочки, — она повернулась к Невиллу: — Лонгботтом, если не ошибаюсь? — он кивнул. — Да-а, — улыбнулась она. — Давненько я Лонгботтомов с ума не сводила!

      — Хватит лясы точить, — оборвал её Малфой. — Что-то ты развеселилась! Поттер, нам нужно пророчество.

      — И вы нас просто отпустите? — удивился я.

      — Мы, что, похожи на идиотов, Поттер? — удивился в ответ Малфой.

      — Да хватит уже с ними!.. — раздражённо сказала Белла, направляя на меня палочку — Ступефай!

      Малфой толкнул её в плечо, и заклинание ударило в полку позади меня, откуда скатилась пара таких же шариков, как тот, что был у меня в руке, и разбились. Выпавшие из них предсказания начали вещать — одно заунывным старческим голосом, а другое — визгливым женским.

      — Белла, — рассердился Малфой, — если бы оно разбилось…

      — Герми, — тихонько сказал я, притворяясь, словно мне в голову только что пришла гениальная мысль. — Нужно разрушить стеллажи!

      — Зачем? — шёпотом спросила она.

      Я сердито наступил ей на ногу, и она зашипела, передавая указание по команде. Совсем страх потеряла! Забыла, что ли, кто тут Главный Герой?

      — Так значит, если я его просто уроню на пол, — сказал я, демонстративно отпустив и снова поймав шарик, — то Волдеморт будет очень недоволен?

      — Да как ты смеешь своим поганым языком произносить его имя? — закричала Белла. — Акцио, предсказание!

      — Протего! — сказал я, не позволив добыче ускользнуть, и тут в обе стороны ударили мои товарищи, заваливая полки с миллионом стеклянных шариков на Пожирателей. — Скорее, бежим!

      Я опять “выпал” из реальности, словно со стороны наблюдая за суетой, с которой мы бегали по комнатам в Отделе тайн, вступали в стычки с Пожирателями, терялись, находились и снова терялись. Гермиону сразил Долохов, Джинни то ли подвернула, то ли сломала лодыжку, Луну отправили в нокаут Ступефаем, а на Рона напал мозг из разбившегося аквариума. Точнее, Рон, который уже успел получить где-то по голове и находился в состоянии некоторой прострации, сам вытащил мозг из аквариума, и тот обвился вокруг него вытекающими воспоминаниями, словно щупальцами. Невиллу разбили нос, и он толком не мог произнести ни одного заклинания, но по-прежнему бросался в бой, словно бык на красную тряпку. По-моему, он тоже перестал что-либо соображать, как в общем-то и все мы. Я ещё держался на ногах, продолжая играть эту занимательную пьесу в компании нескольких Пожирателей, которые старательно делали вид, что пытаются меня убить или хотя бы покалечить. С моей точки зрения, в команде школьников в схватке оставалось слишком много бойцов — ровно на одного больше, чем должно было быть, не подсовывай нам Сценарий рояль за роялем.

      Наконец мы оказались в том самом огромном зале с Аркой. Пожиратели как-то не то пугливо, не то почтительно притихли и перестали атаковать, просто подбираясь ко мне и моему непутёвому товарищу.

      — Отдай предсказание, Поттер, — потребовал Малфой.

      — Не отдам, — помотал я головой.

      — Ну отдай, — продолжал он настаивать.

      — Ни за что, — упёрся я.

      — Сдубепай! Сдубепай! — кричал Невилл, размахивая палочкой.

      — Мы предупредили, Поттер, — многозначительно сказал Малфой и кивнул Белле, которая наставила палочку на Невилла.

      — Круцио! — крикнула она, и Невилл завизжал так, что мне показалось, что я сейчас оглохну.

      В голову полезли какие-то дурацкие мысли. К примеру, как у Волдеморта со слухом? Или он сначала всё-таки запечатывает рот своим жертвам? Не оттого ли Белла повредилась умом, что её жертвы так вопили? И вообще, не является ли запекание мозга и разрыв барабанных перепонок профессиональной деформацией у Пожирателей, практикующих Круциатусы? Интересно, я так же визжал, когда Волди и Белла применяли их ко мне?

      Миллионы вопросов, которые навсегда останутся без ответа. Белла, закрыв ладонью рот, в ужасе смотрела на свою палочку, которая только что сотворила такое совершенно против её воли.

      — И это ещё только цветочки, — обречённо сказала она, и её рука с палочкой поднялась сама собой, указывая на Невилла. — Отдавай пророчество, или он умрёт в мучениях…

      И в этот момент, наконец, в зале появились “орденцы” — Сириус, Римус с Тонкс и Муди с Кингсли. Тонкс сходу сбила с ног Малфоя, который как раз устремился ко мне, чтобы забрать шарик, и началась всеобщая свалка. Я сел на пол рядом с Невиллом, и тут меня кто-то начал душить сзади, требуя отдать шарик. Невилл, который на минуту пришёл в себя, ухитрился столкнуть Макнейра, и я послал тому вдогонку Ступефай. Мимо с каким-то непонятным воплем пронёсся Сириус, очень убедительно на цыпочках улепётывающий от одного из Пожирателей. Понятно, в ловушку заманивает! На нас налетел Долохов, который как раз расправился с Муди. Он наслал на Невилла заклинание, заставив того танцевать тарантеллу, и ударил в меня своим фирменным невербальным.

      — Протего! — только и успел сказать я перед тем, как отлететь в сторону от удара мелькнувшего в воздухе красного лезвия...

      Когда я приземлился, Долохов снова поднял было палочку, но в этот момент к нему сбоку подкрался Сириус, лицо которого имело выражение крайнего удивления. Он сначала нерешительно топтался на месте, а потом, словно забыв про заклинания, просто толкнул Антонина плечом.

      — Петрификус Тоталус! — тут же произнёс я, и Долохов со стуком, который издаёт брошенное полено, упал на пол.

      — Гарри, ты это… — сказал Бродяга, пытаясь вспомнить хоть какое-нибудь приличное русское слово. — Ты туда ходи, туда! — показал он в сторону одного из выходов. — А то совсем больно будет!

      Беллатрикс наконец закончила с Тонкс — до этого она хорошенько её погоняла, напомнив мне наши совместные спарринги, а точнее, избиения меня — и теперь та без движения лежала на полу неподалёку от Арки. Я за неё особенно не переживал — жить будет. На этот раз. К тому же точно знал, что Белла изо всех сил старается сделать что-то наперекор Сценарию, но упрямо сжатые губы и суженные в щёлочки глаза говорили о том, что у неё не очень-то получается. К ней и направился Сириус, вытаращив глаза и словно упираясь на каждом шаге.

      Зал осветился многочисленными тревожно мигающими красными лампами, и в уши ворвался пробирающий до костей звук зуммера. Все участвующие в драке — и Пожиратели, и “орденцы” — ошеломлённо замерли.

      — Активация резервного протокола!!! — пропел мелодичный женский голос, разрывающий барабанные перепонки.

      Стена в том месте, где Сириус два месяца тому назад проделал дырку, словно взорвалась изнутри, оттуда вывалился деревянный солдат с дубинкой наперевес, отряхнулся и зашагал в сторону Арки. Я первым сообразил, что происходит.

      — Бомбарда! — закричал я, стараясь добавить в удар ещё и мощи лёгких.

      Заклинание вонзилось точно в солдата, но вокруг того на мгновение словно голубой купол возник, и Бомбарда по нему просто растеклась, не причинив вреда. Теперь уже и остальные догадались, что происходит что-то неправильное, и всё дружно, позабыв обиды и распри, принялись бить в дуболома чем только можно. Хотя он и пропадал из вида во вспышках посылаемых на него убойных проклятий, тем не менее было видно, что они ему, как слону дробина, и он не то что не замедлился — даже не сбился с шага. Я заметил, что сильнее всех старалась Белла, которая за те бесконечных пять секунд, что деревянный солдат шагал к цели, успела выпустить как минимум пару десятков заклинаний, строча ими, как из пулемёта, и совершенно некстати подумал, что даже избивая меня на тренировках, она продолжала играть в поддавки — такой небывалой мощи в её исполнении я ещё не видел.

      Тем временем, чурбан добрался до Арки и пнул одну из опор у самого основания. Опора раскрылась наружу двумя дверцами, из них выехала полочка, на которую и уселся дуболом. Глаза его сразу засветились тем же светом, которым горели линии питания и спрятанный в пустыне кристалл. Он вытянул дубинку в сторону кнопки включения и со звуком проигрываемой в обратном направлении пластинки произнёс:

      — Номамуске! Мусаонке! Эребке!

      Конец дубинки соткал в воздухе сложный узор, из середины которого вырвался ослепительный луч цвета морской волны и ударил точно по центру пиктограммы. Весь зал, казалось, вздрогнул, воздух наполнился неуловимым гудением, Вуаль встрепенулась и заколыхалась, словно слабый ветерок подул. Чурбан пошёл трещинами, с громким стуком от него отвалились конечности, стали откалываться огромные поленья от туловища, и буквально через несколько секунд на полочке вместо деревянного стража остался лишь кристалл — брат-близнец того, от которого мы успешно избавились. Полочка заехала обратно в опору, а дверцы закрылись.

      — Резервный протокол активирован успешно!!! — раздался тот же женский голос. — Желаем вам приятного путешествия!!!

      Какого, к чёрту, путешествия?!! Я поднял голову к невидимому небу.

      — Тупо, — тихо сказал я, надеясь, что меня слышат. — Можно было бы и что-нибудь поинтереснее придумать!

      Смешка в ответ от небес я не получил, но зато получил нечто хуже.

      — Ступефай, — сказал Сириус, махнув палочкой в сторону Беллатрикс.

      Заклинание пролетело мимо, но лицо её исказилось гримасой боли.

      — Редукто! — ответила она, отвечая на удар.

      Редукто тоже пролетело мимо, но заставило Сириуса шагнуть в сторону постамента, а потом и вовсе забраться на него, причём действия его скорее напоминали движения марионетки в неопытных руках, чем его обычную грацию, временами не уступающую даже кошачьей.

      — Ступефай! — снова сказал он, послав в Беллу заклинание. — Ступефай!

      — Бомбарда! Бомбарда! Бомбарда! — закричала она, посылая проклятья в опору Арки.

      — И это всё?! — закричал Сириус. — Это всё, что ты можешь?

      Беллатрикс в отчаянии замотала головой.

      — Ступефай! — почти неслышно сказала она, красный луч ударил в грудь Бродяги, и тот спиной вперёд влетел в Арку.

      Вуаль покрылась рябью, пропуская его, словно поверхность воды, в которую упал камень. Миг — и Сириус здесь, только лицо его выражает безмерное удивление, миг — и нет его, лишь волны гуляют, постепенно успокаиваясь. Я непроизвольно рванул вперёд, но наткнулся на руку Римуса, который удержал меня неожиданно сильной хваткой.

      — Спокойно, — сказал он тихо. — Его уже не вернуть… Не сейчас…

      И орденцы, и Пожиратели молча наблюдали за короткой битвой Беллы и Сириуса. Из присутствующих только четверо были в курсе неизбежности происходящего — я, Римус, Беллатрикс и Малфой, — но напряжение разворачивающейся драмы захватило всех без остатка. Даже Дамблдор, который незаметно появился где-то вверху на ступеньках, с волнением наблюдал за происходящим, не делая, однако, ни малейшей попытки вмешаться — Сириус не был ему нужен. Вот от попкорна он наверняка бы не отказался… Ещё минуту стояла гнетущая тишина, которую в итоге нарушил гнусавый голос Невилла.

      — Баблобор! — пробулькал он сломанным носом, показывая на прибывшую “подмогу”, а величайший волшебник времён и народов уже нёсся над полем сражения, почти сразу заарканив одного из опешивших Пожирателей.

      Кингсли ударил Ступефаем в Беллатрикс, которая стояла, безжизненно опустив руки, и та отлетела куда-то позади Арки, где и скрылась из вида. Мы с Римусом тем временем отыгрывали сценку отчаяния, которое охватило Гарри после того, как его крёстный исчез в Арке. Впрочем, почему — отыгрывали? Почему, чёрт подери, отыгрывали? Сириуса — нет!!! Раздери меня нунду, я сделал всё, что мог — я вкалывал с утра до ночи, я договаривался с Волди и терпел Круциатусы Беллы, я заставил его поверить… И теперь его всё равно нет. Нет, чёрт подери, я не отыгрываю — я потерял лучшего друга и одного из самых близких людей, и теперь мне так больно, как не было никогда в жизни. Может, даже больнее, чем было несчастному Поттеру, когда Дурсль проламывал ему череп…

      Прижимавший меня к себе Римус трясся. Я отстранился и проследил его взгляд — он глядел на Тонкс, которую приводил в себя Муди, и из его глаз текли слёзы. Сириус не был последним, кого я потеряю, и Люпин с тоской глядел на любимую, которой предстоит погибнуть вместе с ним, оставив Андромеде их только-только родившегося сына. Нет, я не могу позволить Сценарию отобрать у меня всё, что мне дорого. Сириуса нет, но остались Римус с Тонкс. Остались мои родители — как же я забыл! Остались мои теперь уже бывшие невесты, от которых мне всё равно никуда не деться, как бы я не уверял их, что между нами всё кончено. Кошки, наконец — они тоже мне дороги… Нет, я не сдамся, не превращусь в отчаявшегося мальчишку, которому больше нечего терять. Я хочу жить!

      — Римус, — сказал я. — У нас ещё есть время. Мы что-нибудь обязательно придумаем!

      Он очнулся, рукавом вытер слёзы и внимательно посмотрел на меня.

      — Спасибо, Щеночек, — кивнул он. — Может, ты и прав. Во всяком случае, нам не стоит впадать в уныние раньше срока.

      — Не стоит, — согласился я, тоже успокаиваясь.

      — Сделай для меня кое-что, Щеночек, — попросил он.

      — Всё, что ни пожелаешь, — откликнулся я.

      — Когда я… Если я… — сказал он. — Не плачь, не скорби. Устрой праздник. С фейерверками и музыкой, с танцами и весельем. Нам обоим, — кивнул он на Тонкс, — будет приятно.

      Раздался громкий хлопок, словно кто-то открыл гигантскую бутылку шампанского, и из-за Арки спиной вперёд вылетел Кингсли. Он шлёпнулся об пол, упомянул какую-то “мазафаку” и застонал от боли. С другой стороны показалась Беллатрикс, которая побежала прочь из зала, закрыв лицо руками. Дамблдор послал ей вслед заклинание, оно пролетело от неё в добрых пяти метрах и бесполезно ударило в стену.

      — Не попал, — покачал головой Дамблдор.

      Как будто он очень старался!

      — Она убила Сириуса! — завопил я, бросаясь ей в след. — Я быстро! Только убью её — и назад!

      — Гарри, стой! — крикнул Римус, отпуская меня.

      Я рванул вверх по гигантским ступенькам вслед за Беллой и оказался в комнате с мозгами. Разметав освободившихся “узников” из аквариума, я стрелой промчался мимо бессознательной Гермионы и остановился возле слабо стонущей Луны, которая, завидев меня, с трудом приподнялась на локте. В паре метров от неё с блаженной улыбкой что-то жевал Рон, у которого на макушке красовались ошмётки напавшего на него мозга.

      — Что? — в панике закричал я, ощупывая её плечи и лодыжки на предмет повреждений — больше ничего я ей ощупать не мог. — Что болит? Ты в порядке?!!

      Она рассмеялась и закашлялась, поморщившись — то ли получила удар в живот, то ли рёбра сломаны. Ничего, в общем, смертельного. Но ощупывать ей рёбра точно не буду — а то наверняка придётся жениться, с её-то строгостями! Она бросила взгляд на Рона и издала какой-то непонятный сдавленный звук.

      — Гарри! — сквозь слёзы выдавила она.

      — Луна, милая, что?! — снова закричал я, заставив её опять поморщиться.

      — У меня есть две новости — хорошая и плохая, — сказала она через силу. — Хорошая — у Рона теперь есть мозг.

      — Замечательная новость, — согласился я, по-новому глядя на друга. Мозг определённо пошёл ему на пользу.

      — Плохая — он его, похоже, ест, — продолжила она, рассмеялась и снова закашлялась.

      — Интересно, у кого это он научился? — задумался я, пристально глядя ей в глаза.

      — Точно не у меня. Я обычно это делаю кофейной ложечкой, изящно отставив мизинчик, — покачала головой Луна и толкнула меня, снова откидываясь на пол, прикрывая глаза и демонстрируя мне руку с отставленным мизинчиком. — Иди давай, куда шёл, за меня не волнуйся! Я тут ещё немного полежу, отдохну…

      Я побежал вслед за Беллой — меня уже словно волоком тащило. Не останавливаясь, пролетел через вращающуюся комнату с десятком дверей в освещённый коридор, добежал до лифта и нажал кнопку с надписью “Фойе”. Беллатрикс ждала меня там, и едва я появился, сразу запустила в меня Ступефаем. Я увернулся и снова выскочил ей навстречу. Палочка сама дёрнулась, а губы произнесли:

      — Круцио!

      Нет!!! Я этого не хотел! Я же знаю, что она пыталась… Что она не собиралась… Заклинание попало в Беллу, которая даже не сделала попытки увернуться, и сбило её с ног.

      — Чёртов мальчишка! — закричала она, вставая. — Ты должен по-настоящему хотеть сделать мне больно! А лучше просто убей! Убей меня — ведь я убила его! Это так просто — убить! Круцио!

      Я уклонился в сторону, а вот статуе кентавра, которая оказалась не столь ловкой, не повезло — рука с луком с грохотом обрушилась на землю.

      — Если ты сейчас же не сделаешь это, клянусь Мерлином, я сама тебя убью! — закричала она. — Круцио!

      — Перестань! — крикнул я. — Все кончено! Пророчества больше нет!

      — Все кончено! — она упала на колени и опустила голову. — Все кончено! Пророчества больше нет, и хозяин меня накажет, — произнесла она, уже отыгрывая роль.

      — Он не узнает, — возразил я, хотя, в общем-то, “хозяин” уже полгода, как знал само пророчество — от меня — и знал, что пророчество из Отдела тайн ему не получить. Он даже пытался не посылать Пожирателей на эту бесполезную вылазку, в ходе которой их всех опять должны были поймать, но лишь в очередной раз убедился, что есть вещи, ему не подвластные — предотвратить эту миссию было не в его силах.

      — Неужели? — спросил Волди, выплывая из ниоткуда. — О, Поттер! Какая приятная встреча! А я даже не дал Непреложного обета, что на этот раз пощажу тебя…

      У меня на голове зашевелились волосы от страха. Действительно, как-то я и забыл, что об этой встрече мы не договаривались. Бочком я двинулся к укрытию под снисходительным взглядом Волдеморта, который отчего-то не спешил меня убивать.

      — Так ты разбил моё пророчество, — насмешливо произнёс он. — Это было очень скверно с твоей стороны — ведь теперь мы никак не узнаем, что в нём говорилось...

      Он с любопытством глядел на свою руку, которая поднималась, направляя на меня палочку — с холодным отстранённым любопытством учёного, проводящего интересный эксперимент.

      — Хотел бы я добраться до этого шутника, — зловеще просвистел он, не отрывая глаз от руки. — Авада Кедавра!

      Я видел, что луч летел мимо — хоть Волдеморт и знал, что со мной ничего не случится, всё равно предпочёл не рисковать, разумно считая, что моё сотрудничество ему нужнее моей жизни. Моё сознание снова воспарило над реальностью, но и без меня дальше всё пошло, как по нотам — Аваду приняла на себя ожившая статуя, появился Дамблдор, ожило ещё больше статуй, Волдеморт атаковал, Дамблдор защищался, потом они минут пять обсуждали, чьё кунфу сильнее, потом Дамблдор атаковал, Волдеморт защищался, затем всё по новой, и так до тех пор, пока сознание совсем не покинуло меня.

      Очнувшись, я увидел огромную толпу снующих вокруг людей — авроров и просто сотрудников Министерства. Дамблдор спокойно и небрежно — может, даже чересчур — отмахивался от наскоков Фаджа, который явился в полночь в Министерство в одной лишь пижаме, носках и смешном ночном колпаке, достойное место которому нашлось бы в каком-нибудь антропологическом музее. Я поднялся и, шатаясь, подошёл к Флёр, которая в накидке с капюшоном стояла у стены и смотрела на меня полными слёз глазами. Она сразу обняла меня, одновременно удерживая в вертикальном положении — ноги меня не совсем держали.

      — Это слёчилёсь, да? — всхлипнула она. Акцент, который за год жизни в Англии почти исчез, вдруг прорезался с новой силой. — Сири бёльше нёт?

      Я отстранился и погладил её волосы под капюшоном.

      — Не говори так, прошу тебя, — попросил я. — Он не умер, его просто перенесло к чёрту на куличики. Он не с нами лишь временно и обязательно вернётся…

      — Так мамы дётям рассказывёют про пёгибших отцёв, — сквозь слёзы улыбнулась она. — Ты мнё ещё скёжи, что он на нас сёйчас смётрит…

      — Вряд ли, — пожал я плечами. — Скорее всего, он попал в другой мир и в данный момент изо всех сил пытается к нему приспособиться. Мы его найдём, Флёр. Я его найду!

      — Обещаёшь? — спросила она, снова устраивая голову у меня на груди.

      — Обещаю, — подтвердил я.

     Всё время разговора с Дамблдором я испытывал жуткую потребность его убить. Просто схватить его цыплячью шею в ладони и душить, пока он не посинеет. И никакого Волдеморта, тайно нашёптывающего мне свои мысли, не понадобилось — всего лишь осознание действий и бездействия Дамблдора, когда тому требовалось, чтобы события развивались в наиболее выгодном ему ключе. То, что он убил Лили Поттер, не так сильно волновало меня, ведь это-то как раз было одной из возможных версий, домыслом, порождённым этим миром. Гибель Поттера и водружение меня на его место вообще были явной выдумкой демона, поэтому и в этом я Дамблдора особо не винил. Зато всё остальное — передача годовалого ребёнка в руки ненавидящих и боящихся его родственников, полный отказ хотя бы изредка поинтересоваться его судьбой, оставленное на откуп обстоятельствам обучение меня Окклюменции и допущение цепочки событий, приведших к гибели Сириуса — это всё была его заслуга. Даже не заслуга, а просто часть плана по воспитанию идеального жертвенного барана. Или оленя, если судить по Патронусу.

      Однако теперь мне выпала редкая возможность выплеснуть всю мою ярость прямо в лицо этому больному человеку, сдерживаясь исключительно чтобы не сболтнуть лишнего. Пожалуй, стоит почаще устраивать разгром в его кабинете — раньше я даже не подозревал, насколько оздоравливающим может быть эффект от этой процедуры. Когда обессиленный плюхнулся наконец в его кресло, я уже был почти в состоянии спокойно выслушивать бред старого маразматика, не дёргаясь при этом руками в направлении его шеи… Впрочем, этого он ожидал — раз был в состоянии запланировать то, что Сириус так или иначе сорвётся и погибнет, то и эффект от произошедшего им был просчитан, и теперь ему оставалось лишь грустно и добро улыбаться, выслушивая мои упрёки.

      Дамблдор сам обрисовал мне план в деталях — он знал, что Волдеморт пытается заманить меня в ловушку, поскольку Снейп, естественно, передавал ему мои “видения”. Не мои, конечно, поскольку мне так ничего ни разу и не примерещилось, а то, что навязывал мне Сценарий, насильно вкладывая реплики в мои уста. Дамблдор сетовал на то, какой он старый дурак, что не предостерёг меня от того, чтобы туда попереться на помощь Сириусу. Да уж, так я и поверил! Он не забыл упомянуть, что был в курсе связывавшей нас с Сириусом дружбы. Или даже почти родственных отношений — всё-таки он и вправду был мне больше, чем крёстным, несмотря на наличие второго крёстного, крёстной, родителей, приёмной сестры и бывших невест. Итак, Дамблдор узнал от Снейпа о плане Волдеморта и составил собственный.

      Скорее всего, он осознавал, что Волдеморта ещё рано убивать — сперва Англия должна щедрой ложкой хлебнуть горя, и лишь потом позвать своего спасителя. А раз Волдеморта он собирался отпустить, то и я ему ещё был нужен — ведь Волдеморт должен был умереть сразу после того, как зарежут жертвенного барана. Кто баран, в общем-то, понятно… Так что, Дамблдор прибыл проследить, чтобы не погиб я, и чтобы Волдеморт спокойно ушёл. Спасение Сириуса, понятное дело, в планы Дамблдора не входило, и его гибель была приятным бонусом на пути превращения меня в покорного агнца, которому было уготовлено место на алтаре его триумфа.

      Мои мысли носились по кругу, раз за разом всё точнее обрисовывая картину происшедшего. Вернее, я и так знал, что произошло, но вот степень участия Самого Доброго Волшебника Англии становилась очевидной лишь сейчас, по мере того, как он сокрушался — или сознавался — о якобы совершённых им ошибках. Как жаль, что я не могу его убить! Как жаль, что не могу подойти к нему и вбить его длинный нос внутрь его черепушки, перемешав заплесневелые мозги старого маразматика с хрящами и костьми! Очень жаль. Он же ещё и Амбридж вернёт! Не далее как сегодня. Естественно, ради торжества доброты и справедливости, а как же! Мне только и остаётся, что снова попытаться отыграться на Снейпе, раз уж достать Дамблдора руки коротки…

      Когда он снова начал вещать про любовь, про силу любви, про то, что друзей нужно любить сильно, а врагов — еще сильнее, я просто отключился и перестал его слушать. Собственно, свой план он мне уже изложил и во всём признался — пусть и пытался представить то, что произошло, всего лишь чередой несчастных совпадений. Мне, например, большего и не надо. Я и раньше знал, что Дамблдор мой враг, а теперь представился случай в этом убедиться. Особенно, после того, как он в свете сказанного выше заявил, что меня любит больше всех. Я ужаснулся и сделал из этого два вывода: во-первых, жить мне точно осталось недолго, а во-вторых, не стоит больше поворачиваться к нему спиной. Никогда.

      Было как-то странно вернуться в спальню пятикурсников Гриффиндора в то время, как Невилл с Роном ночевали в Больничном крыле. Обычно-то там держали меня, а не их. Машинально гладя сразу занявшую мои колени Мурку, я перекинулся несколькими фразами с Дином и Шеймусом, которые пытались меня подбодрить — и утешить, что ли. Я забрался под одеяло и под тарахтение кошки у меня под боком почти без задержки провалился в глубокий сон.

      На следующий день с самого утра я пошёл проведать своих пострадавших товарищей. Лодыжку Джинни зарастили почти сразу — на это ушло пять секунд, — но оставили в Больничном крыле на случай, если её зацепило ещё каким-нибудь заклинанием. Гермиона была ещё вялая, но быстро шла на поправку. Луна, как выяснилось, попала под заклятье, которое истощило её до предела, и в качестве лекарства ей были прописаны шоколадные лягушки в неограниченных количествах. Когда я зашёл, она с обмазанными шоколадом щеками как раз проходила курс терапии. Невилл по-прежнему немного гундосил, повторяя “шарман” к месту и не к месту, а вот у Рона впервые в жизни случилось расстройство желудка. Как выяснилось, Луна в Отделе тайн не то чтобы пошутила — Рон и вправду уничтожил напавший на него мозг, пользуясь исключительно челюстями. Мозг был сырой, понятное дело, а не запечённый, и в результате Рону сделалось плохо. Луна опять выступила, сказав, что иногда знания не так уж просто переварить. Мадам Помфри украдкой сунула мне в руки баночку с плавающим в ней недоеденным куском мозга, попросив не показывать Уизли — вид этого продукта у него теперь вызывал быструю и совершенно однозначную реакцию.

      Странно, что в одной палате с детьми лежала ранее издевавшаяся над ними Амбридж, которую Дамблдор отобрал у кентавров. Зря, конечно, старался — они бы её сами выбросили через пару дней, их невинные души поэтов сами бы не выдержали такого издевательства над прекрасным. Как бы то ни было, она теперь снова с нами. Рон целый день развлекался тем, что раз в пять минут начинал цокать языком, подражая стуку копыт, и тогда Жаба подпрыгивала на своей койке и начинала орать, словно её режут. Прибегала мадам Помфри, обносила кровать Амбридж ширмой и приступала к каким-то процедурам. Гермиона слабым голосом поведала мне по секрету, что поскольку у Амбридж ничего не повреждено, кроме рассудка, то назначенное ей лечение — шестилитровая клизма, которую ей и ставили каждый раз, как она начинала вопить. Надеюсь, что Герми не шутила.

      В коридоре я столкнулся с Малфоем в сопровождении Краба и Гойла. Бедняга — всесильного папочку, у которого были та-а-акие связи в Министерстве, взяли и посадили в кутузку, как какого-то попрошайку. Люциус Малфой, правда, заранее знал, что там окажется, поэтому спокойно к этому отнёсся, а вот выкормыша предупредить никто не озаботился. К счастью. А то с этого гадёныша сталось бы пойти и настучать Дамблдору, если бы он был точно уверен, что со мной в результате случится что-нибудь нехорошее. Краб с Гойлом, заранее предвидя, что сейчас начнётся что-то не очень им интересное, притормозили и замерли, как обычно, свысока поглядывая на мир. Малфой же подскочил ко мне так близко, что мне достаточно было сделать один шаг, чтобы превратить его лицо в сплошной кровавый блин. Чего я делать, конечно, не собирался — ещё не хватало пинать каждую попавшуюся по пути тявкающую болонку!

      — Ты труп, Поттер! — заверещал Малфой. — Мой отец выйдет и ещё тебе покажет!

      Интересно, что же это Люциус мне покажет? Хотя мне в любом случае неинтересно — я лучше опять мантию-невидимку по прямому назначению использую — в раздевалке старшекурсниц… В этот момент Малфой осознал, что его нянек рядом нет, подпрыгнул на месте, обежал вокруг них и спрятался позади.

      — Тебе конец, Поттер! — крикнул он из безопасного укрытия. — Ты понял?

      — Понял, понял, — хмыкнул я себе под нос. В руке кольнуло. — Тебя-то нам и не хватало! — буркнул я и подчинился подгоняющему меня Сценарию, поднимая руку с палочкой в направлении Малфоя.

      — Что происходит, Поттер? — надменным тоном процедил величаво вышедший — нет, выпорхнувший, как огромная летучая мышь — из-за угла Снейп собственной персоной.

      Жир на его волосах уже начал скатываться в комки, да и сам он выглядел несколько потрёпанным — видать, сидение в психушке не прошло для него даром. Не знаю, да и не хочу знать, чего стоило Дамблдору вызволение своего помощника из рук авроров, товарищей которых Снейп с таким наслаждением пытал Круциатусами. Да и самому Снейпу, скорее всего, досталось. Думаю, в его случае клизмами дело не закончилось, и в ход пошли резиновые дубинки… Впрочем, что это я — не знаю, да и не хочу знать!

      — Говорят, открыли сезон охоты на хорьков, — пояснил я. — И Нюниусов.

      Снейп вздрогнул, и вид его стал ещё более надменным — ноздри расширились, а уголки губ опустились даже ниже челюсти, как у бульдога. Сейчас ещё и слюна капать начнёт!

      — Молотом Грабтара, — усмехнулся я.

      Реакция последовала незамедлительно — мантия Снейпа взметнулась, отвлекая моё внимание, ещё через мгновение я увидел, что на меня уже направлена палочка, и…

      — Экспелиармо! — послышался знакомый голос, и на сцене появилось новое действующее лицо.

      — Профессор Макгонагал! — раздражённо простонал Снейп, словно Шерхан, которого только что лишили законной добычи. — Безумно рад вас видеть!

      Шакал Табаки, который начал было мерзко хихикать в предвкушении близкой расправы, моментально заткнулся и постарался сделаться незаметным на фоне стены.

      — Нападение на ученика, — констатировала Макгонагал, до надменности которой Снейпу потребовалось бы опустить уголки губ, как минимум, до плеч. А то и ещё ниже. — Минус сто баллов Слизерину. Угрозы расправой со стороны другого ученика, — она метнула взгляд в сторону Малфоя. — Ещё минус сто…

      — Да как вы смеете?! — завопил Снейп.

      — Молодые люди, — обратилась она к Крабу с Гойлом, протягивая свой зонтик и саквояж. — Будьте любезны, доставьте в мой кабинет!

      Тех просить лишний раз не пришлось — они резво подхватили вещи Макгонагал и поспешили прочь. Счастливчики.

      — Ах да, я забыла, как вы раздаёте очки, профессор Снейп, — медленно проговорила она, когда они скрылись. — Ничего, до этого тоже дойдёт. У вас есть претензии по существу или мне стоит доложить обо всём Дамблдору?

      — Нет, никаких претензий… — сцепив зубы, произнёс Снейп.

      — Хм, а жаль, — покачала она головой. — Тогда продолжим. По пятьдесят очков каждому ученику, который сражался в Министерстве против Пожирателей смерти. Мистер Малфой? Вам плохо?

      Малфой, казалось, сейчас заплачет. Его опору, его защитника и благодетеля при нём макали носом в лужу собственных экскрементов. Это было совсем не то, на что он рассчитывал, поджидая меня у выхода из больницы. Тем временем в часы Гриффиндора на стене потоком лились рубины, и несколько сапфиров упало Рейвенкло.

      — Но это… — выдавил из себя Снейп, надув щёки.

      — Я полагаю, что вернутся обратно все очки, потерянные другими факультетами в то время, когда это недоразумение из Министерства узурпировало звание директора школы, — холодно сказала Макгонагал. — Ещё вопросы, мистер Снейп?

      Снейп уже замкнулся в раковине собственной ненависти ко всему миру и ответить никак не мог.

      — Тогда, думаю, ученики могут считать себя свободными, — милостиво склонила она голову и развернулась в сторону своего кабинета.

      Дальше мне нужно было к Хагриду, но на выходе из замка меня поймала Астория. Не то чтобы поймала — просто выскочила из-за угла и пошла рядом, периодически на меня поглядывая. Мне было приятно её видеть, очень приятно, но я чувствовал, что она хочет мне что-то сказать, но не решается — причём, не решается, думая, что после исчезновения Сириуса я особенно раним, что, впрочем, было не так уж и далеко от истины — и это меня ужасно раздражало. Я остановился и развернул её к себе.

      — Давай, говори, что хотела, — скомандовал я.

      От моего резкого тона она сразу нахмурилась, сцепила руки за спиной и помотала головой.

      — Вот ещё, — высокомерно бросила она.

      — Ну, ладно, тогда я за тебя скажу, — предложил я. — А если что не так, ты меня поправишь. Идёт?

      Она смягчилась, прикусила губу и помотала головой.

      — Нет, я сама, — вздохнула она. — Иначе это будет трусость.

      — Потребовать от меня, чтобы я к тебе больше не подходил — это не трусость, — возразил я.

      — Это совсем не из-за них, ты не подумай! — воскликнула она.

      — А я и не подумал, — пожал я плечами. — Просто тебе уже почти пятнадцать…

      — Вот именно! — схватила она меня за руку. — А ты на меня даже не смотришь!

      — Это, положим, неправда, — не согласился я.

      — Всё равно, — упрямо сказала она, — каждый раз ты всеми силами стараешься…

      — Я никогда не пытался от тебя избавиться, просто… — начал я.

      — Мне уже пятнадцать!.. — крикнула она.

      — Осенью будет, — поправил я.

      — Тем более! — кивнула она. — Я хочу знать, что без меня…

      Она совершенно права. Я себя с ней веду, как с довеском к Дафне, а ведь… Она мне не зря про Джульетту говорила — это даже не намёк был, это практически прямым текстом признание, а я… Ну не могу я ей ответить теми же словами — пока не могу. И не знаю, смогу ли вообще…

      — Год назад я был просто Гарри Поттером, — сказал я. — Забитым подростком без семьи, с парой друзей, который был пешкой в чужих руках, и потолок которого в этой жизни был обозначен Джинни Уизли. И вот на меня свалились родители, потерявшие меня много лет назад, внезапно появились невесты — умницы и красавицы. Как, по-твоему, я мог это всё переварить?

      — Ну, не знаю, — задумалась она. — А как?

      — А никак, — откликнулся я. — Поначалу я вообще был в шоке и до сих пор в это всё временами не верю. Если бы у меня было чуть больше возможности свыкнуться с моим новым счастьем…

      — Что ты имеешь в виду? — спросила она.

      — Я понимаю, что для той же Дафны моё появление было… — начал я.

      — Чудом, — перебила она. — Твоё возвращение было самым настоящим чудом. Мы все были без ума от радости, и Дафна, и Панси…

      — Вот видишь, — сказал я. — Для меня это тоже было чудом, но отнюдь не было возвращением.

      — Погоди… — не поняла она.

      — Я же ничего не помнил, — сказал я. — И не знал. Для Дафны было естественно повиснуть у меня на шее…

      — Потому, что вы всё детство провели рядом, — задумчиво сказала Астория. — А для тебя это было потрясением, как ты ни делал вид, что это в порядке вещей. Потому, что ты ничего этого не помнишь.

      Я развёл руками. Умница. Какая она всё-таки умница! Она всё отлично поняла. Может, я даже её сестре не смог бы это так легко объяснить.

      — И что мне теперь делать? — спросила она.

      — То, что ты собиралась, — ответил я. — Сказать, что не желаешь со мной общаться, пока я не приду сам, не встану на одно колено и не попрошу тебя всегда быть со мной.

      — Как?.. — распахнула она глаза. — Откуда?! Как?! Как ты узнал, что я собираюсь сказать? Ты что, ко мне в черепушку залез?

      — Ну должен же я иногда использовать свой умище! — самодовольно заметил я, постучав себе пальцем по котелку.

      Взяв её руку, я поднёс ту к губам. Она мне ещё что-то хотела сказать, но передумала. Я отпустил её, она мне виновато улыбнулась и двинулась обратно к замку — сначала спиной вперёд, продолжая глядеть на меня, потом нерешительно помахала ручкой, развернулась и ушла. Я направил свои стопы к хижине Хагрида, думая о том, с кем бы мне ещё порвать…

      Школа закончилась, и мы возвращались на поезде в Лондон. Ещё когда загружались в вагон, я прошёл мимо купе, где расположились Панси с Дафной и Асторией. Я остановился, чтобы отвесить им поклон, а они дружно вскочили, ответив книксенами. По Сценарию моё место было в купе Гриффиндора, и задержаться у меня не было никакой возможности. Ещё раз поклонившись, я пошёл дальше. Размышляя о том, как Мурка, которая куда-то запропастилась с самого утра, доберётся обратно до дома Гринграссов, я краем уха слушал болтовню своих товарищей. Я узнал, что Чо теперь встречается с Майклом Корнером — и это было хорошо. Рон совершенно справедливо отметил, что мне всё равно стоило найти кого-нибудь повеселее — хотя при чём тут я? Джинни, как оказалось, с Корнером рассталась, освободив того для Чо, но недолго страдала в одиночестве и быстренько сцапала Дина Томаса. Ему стоило бы посочувствовать, но и понять его неразборчивость можно — спереди у Джинни уже было значительно больше, чем, к примеру, у Беллатрикс, а шестнадцатилетнему парню что ещё нужно? Впрочем, он соскочил с крючка ещё раньше, чем на него попался, хотя я ещё об этом не знал.

      Мы прибыли на Кингс-Кросс, и там меня встретила весьма представительная делегация — Римус с Тонкс, Муди, Артур и Фред с Джорджем. Близнецы, однако, быстро пожали мне руки и почти сразу куда-то испарились, а вот остальные буквально жаждали познакомиться с Дурслями, что вызвало во мне определённые сомнения — к примеру, Тонкс была в курсе того, что настоящий Поттер давно погиб, а вот его убийца как раз идёт навстречу. Точнее, в способности Лунатика держать себя в руках я не сомневался, но вот Тонкс вполне могла и пришибить старика Вернона. Я заметил, что Римус крепко сжимает её правую руку в своей. Молодец! Может, и палочку даже отобрал!

      Мимо прошли Панси с Дафной и Асторией. Все трое вежливо кивнули нашей компании. Артур нахмурился, увидев трех прехорошеньких девиц, клеющихся к практически зятю, а Римус с Тонкс приветливо улыбнулись им в ответ.

      Я даже залюбовался тем, как старшие объясняли Дурслю правила поведения. Сразу стала видна гнилая душонка этого человека. Петуния от мужа не отставала, клятвенно заверяя, что “Гарричка” для неё как родной. Сами недоедают — это нужно видеть Дурсля и Дадлика, чтобы понять, насколько они недоедают — а сиротинушке всё лучшее отдают. Кстати, Дадли-то куда-то исчез! Неужели настолько испугался Шизоглаза? Я обошёл честную компанию и двинулся вокруг киоска, у которого все стояли. Никого. Тогда я зашёл за следующий. Нашёл!

      Спиной ко мне стояла темнокожая девушка, на попке которой покоились две руки. Одна рука принадлежала Фреду, а вторая — Джорджу. Анджелина как раз в этот момент оторвалась от губ Джорджа и подтянула к себе голову Фреда. Я схватил со стойки бесплатную газету и прикрыл лицо, чтобы меня не заметили — ни против моих рук на её ягодицах, ни против поцелуев со мной Анджелина, как мне помнится, ничего не имела, а мне просто жуть как не хотелось добавляться четвёртым в этот совершенный в своей равнобедренности треугольник… Бросив ещё один взгляд на стройные бёдра Анджелины, я поспешил прочь. Я уж как-нибудь сам, без близнецов…

      Ещё немного побродив по залу, меня осенило — кафе! Вот же где нужно было искать переволновавшегося Дадли. Готов поспорить, что в этот самый момент он как раз принимает очередной двойной мак-транквилизатор с сыром и успокоительным беконом. Так оно, в общем-то, и оказалось, вот только утешался он не один. Рядом таким же образом отдыхала от потрясений — кто бы мог подумать?! — Джинни Уизли. Я спрятался за угол, достал мантию и улучив момент, когда на меня никто не смотрел, сделался невидимкой. Потом я осторожно пробрался в кафе, зачаровал Репеллумом соседний столик и уселся так, чтобы мне всё было видно и слышно.

      — Ой, вы такой мужественный! — восторгалась Джинни, когда Дадли откусывал очередной шмат от своего гамбургера и начинал двигать челюстями.

      — А вы клёвая, — с набитым ртом отвечал Дадли. — Хотите бекон?

      — Хочу! — радостно соглашалась она, и он очень интимно вкладывал кусочек ей в ротик.

      — И салатик, — добавлял он при этом. — А остальное я сам съем!

      — Ой, вы такой мужественный! — повторяла Джинни.

      Этот диалог мне достаточно быстро наскучил. Однако нежданный поворот судьбы давал надежду. Дадли запил бургер кока-колой и звучно рыгнул, заставив Джинни захлопать в ладоши и весело рассмеяться. Вот уж нашёл кто-то своё счастье!

      — Ну что, пойдём стариков искать? — предложил он, подавая ей руку. — Заодно посмотрим, не нужны ли моему папаше новые штаны после встречи с вашим.

      — А можно я к вам в гости приду? — спросила она, следуя за ним.

      — Меня же отец убьёт, — сокрушённо покачал он головой.

      — А я как будто к Гарри приду, — предложила она. — Для отвода глаз. А потом мы сможем пойти погулять.

      — Точно, поедим где-нибудь! — оживился Дадли.

      Правильно — дома-то всё сиротинушке отдают! Я облегчённо выдохнул. Кажется, я её всё-таки сбыл с рук. Теперь можно спать спокойно, не боясь надвигающихся на меня измазанных горчицей и кетчупом губ, требующих поцелуя. Они направились обратно в сторону встречающих меня делегаций, а я следовал позади, на всякий случай прячась за каждым углом.

      — Джинни, что за чёрт! — раздался ошарашенный голос Рона, который, похоже, тоже отправился поискать сестрёнку, совершенно не ожидая застать её в компании такого завидного жениха. — Что ты делаешь в компании этого… этого…

      Он презрительно выпятил губу, явно намереваясь через неё выдавить “маггла”. Возмущение его было тем сильнее, поскольку от Дадли пахло гамбургерами, а от Рона — нет. Такого рода обиды не прощаются. Они только смываются. Кетчупом. Я сдёрнул с себя мантию, вышел из укрытия и подхватил братца под локоть. Он ошарашенно обернулся в мою сторону, открывая рот, чтобы завопить.

      — Он пытался сбежать, — снисходительно процедил я. — Так и ушёл бы, если бы не Джинни.

      Я кивнул ей, она что-то там смекнула и схватила Дадли за другой локоть.

      — Молодец, сестрёнка! — похвалил Рон. — Вот видишь, Гарри, какая у меня сестрёнка умница! И красавица! И вообще!

      Да-да, я уже понял! Ты мне зубы её ещё покажи! Дадли попытался что-то возразить.

      — Молчи, — тихо сказал я. — Так надо!

      Он снова покосился на меня и — на удивление — заткнулся. Мы дошли до остальной компании.

      — Вот! — гордо сказал Рон. — Пытался сбежать! Но я его быстро поймал!

      — Дадленька! — бросилась сыночку на шею Петунья.

      — А зачем? — ошарашенно спросил Артур.

      Что — зачем? Зачем пытался сбежать или зачем поймал?

      — Постоянная бдительность! — гаркнул Шизоглаз Муди.

      — Вот, — показал на него Рон. — Именно! То, что он сказал!

      Вернон опять отшатнулся, уселся на поставленную кем-то рядом собачью клетку и раздавил её, заставив несчастное животное в страха запричитать, скуля на весь зал. Ну, ещё бы — это всё равно, что на человека слон бы уселся! К нам направилась парочка бродивших неподалёку бобби.

      — Так, нам пора, — сообразил Римус, под локоть увлекая Тонкс в толпу.

      Джинни робко улыбнулась и стрельнула глазками из-под белёсых ресниц в сторону Дадли, а он тоже заулыбался и смущённо потупился. Я сейчас разрыдаюсь. Ромео и Джульетта — пара бесчувственных циничных чурбанов, страдающих анорексией. Старший Дурсль задрал нос, сделав вид, что это он только что всех построил, и потопал на выход, не дожидаясь жену и сына. Передо мной буквально из ниоткуда вырос отец.

      — Дядя Вернон! — крикнул я. Отец шагнул в сторону, снова исчезая, а Дурсль остановился, недовольно на меня глядя. Я пересёк разделявшие нас двадцать метров и уже тише сказал. — Планы поменялись, дядя Вернон. Я появлюсь черед пару недель, да и то на один вечер.

      — Ты будешь делать то, что я скажу и тогда, когда я скажу! — завопил он на весь зал.

      Муди, который тоже было собрался на выход, остановился и приветливо помахал ему рукой.

      — Помнишь меня? — спросил он.

      — Как будто я буду страдать, если паршивый выродок моей свояченицы сдохнет где-нибудь в канаве вместо того, чтобы шарить по дому в поисках, что бы украсть, — зло прорычал мне побагровевший Дурсль. — Глаза бы мои тебя не видели!

      Тётушка тут же пронеслась мимо, презрительно хмыкнув, а Дадли остался стоять с распахнутым ртом. У него только что случился облом — ведь Джинни обещала зайти к нему под предлогом визита ко мне. Я хлопнул его по плечу.

      — Не волнуйся, братан, — бодрым голосом сказал я. — Она же сказала, что придёт — значит, придёт! Уж я-то об этом позабочусь! — на его лице расцвела слабая улыбка. — Вот, так-то лучше, — одобрил я и пошёл в сторону, противоположную от родственничков Поттера.

      Мне они, конечно, до лампочки, но вот судьба Джинни Уизли меня до того волнует, что я иногда ночью просыпаюсь в холодном поту. Так что нужно её с Дадликом поплотнее повязать… Может, даже в буквальном смысле…

      Куда же подевался папа? Я огляделся по сторонам и встретился с ним взглядом. Убедившись, что я его вижу, он открыл дверь, на которой было написано “Только для персонала” и скрылся за ней. Я прибавил ходу, зашёл туда же и оказался в довольно просторном помещении, которая служила чем-то вроде кладовки, полной вёдер, мусорных баков и тележек для влажной уборки. В глубине виднелся камин, возле которого меня ждал отец. Я к нему подошёл, и мы крепко обнялись.

      — Ты в порядке? — спросил он, похлопывая меня по спине.

      — Да, всё нормально, — откликнулся я. — Учитывая, конечно, обстоятельства. А как у вас? Вкратце?

      — Вкратце — Белинда и Флёр любезно откликнулись на наше приглашение бессрочно погостить, — стал рассказывать он, отпуская меня. — Через две недели мы все собираемся в имение…

      — В имение? — не понял я.

      — Я же тебе говорил про Манчестер, — рассмеялся он. — Давай, полезай!

      Мы вынырнули из камина уже у нас дома.

      — А настроение как? — осторожно поинтересовался я, по-прежнему имея в виду обеих миссис Блэк.

      — Сам спросишь, — сказал он, потрепав меня по голове.

      Из камина появились Римус с Тонкс.

      — О, давно не виделись! — воскликнул я и посмотрел на папу: — И что, много народу будет?

      Народу и вправду собралось много — родители и крёстные, Панси с Дафной — куда же без них — и Астория, Флёр с Белиндой, Тонкс и Люпин. Не хватало только меня, чтобы посадить аккурат между невест, которым я совсем недавно дал от ворот поворот. Впрочем, они сами, похоже, испытывали неловкость, совершенно не зная, как себя вести. Однако общение происходило по высшему разряду вежливости — “не соблаговолишь ли”, “тебя не затруднит” и “премного благодарен”, и лишь Астория с другой стороны стола с мрачной решимостью подкладывала мне вкусные кусочки. Под конец ужина у нас троих сводило скулы от высказанных любезностей и комплиментов, а брови родителей уже давно взлетели под потолок. Нет, конечно, можно было сразу перейти к битью посуды, как-то мы не подумали. Ничего, всегда есть следующий раз…

      Флёр с Белиндой были на удивление спокойны — и одеты в цивильное, а не в чёрный цвет. То есть, никакого траура пока не планируется. В общем-то, это и правильно — раз мы решили, что Арка — это портал, значит, она и есть портал, и нужно не убиваться, а организовать поисковую команду. После ужина все было отправились в гостиную, чтобы в таком вот расширенном составе держать совет, как прибыл домовой, который объявил о визитёре. Папа сходил к камину, вернулся и шёпотом позвал меня.

      — Что там? — спросил я его, когда мы вышли из комнаты.

      — Нарцисса просила тебя навестить их, — пояснил он.

      — Их? — переспросил я с кривой ухмылкой.

      — Да, их, — повторил он. — Не волнуйся, Малфой-младший сразу был отправлен в деревню к бабушке…

      А это значит, что мне предстоит встреча с Беллатрикс. Я зашёл в камин и почти сразу оказался в особняке Малфоев. Встречавшая меня Нарцисса церемонно поклонилась на правах хозяйки дома. Я вернул приветствие, внимательно её оглядывая. Несмотря на то, что все мы были в курсе того, чем закончится акция в Отделе тайн, Нарцисса тяжело переживала расставание с мужем — так мне показалось — и выглядела уставшей и немного вымотанной. Круги под глазами она даже и не пыталась скрыть, а в одежде преобладали строгие тона.

      — Здравствуйте, Нарцисса, — сказал я. — Сожалею, что так вышло…

      — Спасибо, Алекс, — покачала она головой. — Но твои соболезнования немного не по адресу. Мой муж в порядке, и переживаю я совсем не по тому поводу. Это всё из-за Сириуса.

      — Простите, я не понял сразу, — пробормотал я.

      Она не была в курсе нашей возни с Аркой и не знала нашего предположения о портале. Так что для неё Сириус был мёртв.

      — Моя полоумная сестрица совсем с ума сошла, — без тени улыбки продолжила она. — Целыми днями тычет мне в лицо колдографиями с нашим кузеном и бормочет что-то бессвязное. Я хотела просить тебя…

      — Поговорить с ней? — догадался я и покрылся мурашками.

      Мне трудно было представить, что такое окончательно слетевшая с нарезки Белла. По моим представлениям, в таком состоянии от неё даже Волдеморт должен прятаться, а то, что останется от меня, она будет ещё долго счищать с подошвы туфель.

      — Я могу лишь просить, — кивнула Нарцисса. — Я только что потеряла кузена и не смогу пережить, если что-то случится с сестрой… Ты был самым близким ему человеком… Если не считать его прекрасных избранниц… Если ты с ней поговоришь, то оставишь меня в неоплатном долгу на всю мою жизнь, которой ты впредь можешь распоряжаться по своему усмотрению.

      Она спокойно и грациозно, будто каждый день тренируется по несколько часов, опустилась на колени, всё так же с достоинством глядя мне в глаза. Всё, что я мог сделать — это сразу отвернуться.

      — Перестаньте сейчас же! — воскликнул я. — Во-первых, это абсолютно бесчестный приём, а во-вторых, я бы и так согласился.

      — О нет, — послышался её смешок из-за спины. — Свою просьбу я уже изложила. Моё положение — это моя часть сделки.

      — Никакой сделки! — закричал я. — Пока вы не встанете, я не повернусь и не буду ничего делать.

      — Хорошо, — сказала Нарцисса. — Я уже на ногах.

      Я развернулся.

      — Никакой сделки, никакой покорности и уж точно никаких колен! — торопливо проговорил я. — Я не настолько порочен, чтобы принять подобную плату за то, что я и так бы предпринял.

      — Хорошо, я объясню ещё раз, — кивнула она. — Это дело моей чести и моей преданности тем, кого я люблю. Я знаю, какая опасность тебе угрожает, если ты войдёшь к Белле, и мой долг — предложить тебе мою жизнь взамен. Ты не можешь принять это или не принять — я её уже тебе отдала. А коль скоро ты уж настолько чувствителен и щепетилен, то впредь рекомендую тебе быть осторожнее в выборе слов и формулировках — всё, что ты невзначай или в шутку обронишь, будет прямым приказом…

      — А что, если бы я приказал… попросил… — залепетал я. — Что-то ужасно неприличное… Ну, вы понимаете!

      — Это был бы приказ мне немедленно умереть, — спокойно пояснила она, моментально проследив порочный ход мысли озабоченного шестнадцатилетнего юнца. — Во-первых, я люблю своего мужа. Во-вторых, моя честь дороже чьей бы то ни было жизни. Я бы просто покончила с собой или убила бы тебя прежде, чем совершила что-то такое.

      — Хорошо, тогда мой приказ — отменить всё это рабство и послушание, — настойчиво повторил я. — Этот приказ вы выполнить можете?

      Она помотала головой.

      — Нет, — улыбнулась она. — Я же тебе сказала, что это моя честь и мой долг. У тебя нет власти над ними.

      — Черт! — снова заорал я. — Тогда скорее покажите мне стену без штукатурки, о которую я мог бы хорошенько приложиться головой!

      — Прошу следовать за мной! — предложила она и развернулась, уводя меня вглубь дома.

      Мы прошли несколько комнат и спустились в подвал, где обнаружились несколько уютных камер и очень комфортабельного вида пыточная, обставленная по высшему разряду.

      — Вот, — повела она рукой. — Имеется дубовая дверь восемнадцатого века, каменная кладка пятнадцатого и кирпичная стена тоже восемнадцатого. Я бы порекомендовала…

      Я быстро подошёл к дубовой двери и несколько раз с силой впечатался в неё лбом.

      — Прекрасный выбор! — похвалила она.

      Охватившее меня ошеломление от всего происходящего понемногу отступило. Вот почему у меня всё не как у людей? Спарринг-партнёр периодически пытается убить, товарищ по общему делу готов — готова — отдаться мне в рабство, а злейший враг настолько хочет жить, что ради этого готов сохранить жизнь и мне тоже. Даже невест у меня… Сколько их там у меня получается в результате окончательного подсчёта? Сколько ни получится, а всё равно — не как у нормальных людей!

      — Пойдёмте уже к Белле, — буркнул я.

      — Тебе не больно? — спросила она, выводя меня наверх.

      — Да нет, я так часто делаю, — вздохнул я.

      — Интересная у тебя жизнь, — усмехнулась она.

      Надо заметить, что после предупреждения Нарциссы я был готов ко всему — к жуткому страшилищу, вращающему глазами, к разгрому в комнате. К чему я точно не был готов — к тому, что всё будет ровным счётом наоборот. Начать с того, что на голове у Беллатрикс вместо её обычной копны волос, беспорядочно торчащих во все стороны, была нормальная причёска. Судя по всему, на укладку и макияж у неё ушло никак не меньше пары часов. Неудивительно, что Нарцисса в панике! В комнате прибрано — точнее, было прибрано перед тем, как повсюду оказались раскиданы чёрно-белые колдографии каких-то детей, между которых и пробиралась на четвереньках Беллатрикс, задумчиво разглядывая.

      — А, Алекс, — обрадовалась она, увидев меня, и у меня затряслись коленки.

      Жуть какая! Если она сейчас скажет “Добрый вечер”, то я непременно в обморок хлопнусь!

      — Заходи, что стоишь? — спросила она, бросив на меня ещё один взгляд. — Я не кусаюсь!

      — Ну, успеха! — шепнула Нарцисса и исчезла прежде, чем я успел отдать ей команду не бросать меня здесь одного.

      Я сделал осторожный шаг, потом ещё один… Ноги вроде пока меня слушались, но не было никакой гарантии, что они не откажут в тот самый момент, когда я закричу, что есть мочи “Бежать!” При этом я внимательно разглядывал Беллу на предмет наличия деревянных предметов поблизости — волшебной палочки, карандашей, заколки для волос, ножек от кресел и прочего, что она с такой лёгкостью могла обратить в оружие. Беллатрикс, которая до того сосредоточенно разглядывала очередную картинку, снова подняла голову, вскочила с пола и уселась на диван, похлопав рядом с собой рукою.

      — Давай же скорее, я который день тебя жду! — заявила она.

      Я сделал глубокий вдох и сел рядом — причём, в точности в то же место, куда она мне указала. Мне совсем не хотелось садиться к ней вплотную — так, что моё колено касалось её, — но я боялся, что сделаю один лишь неверный шаг, и она окончательно слетит с катушек. Она несколько минут молчала, глядя перед собой, а потом повернула голову и посмотрела мне в глаза.

      — Мне пришлось многое обдумать за последние дни, — сказала наконец она и усмехнулась: — Похоже, непривычная для меня активность не на шутку встревожила мою сестрицу. Она, небось, думает, что я совсем помешалась.

      И правильно, в общем-то, думает. Я боялся шевельнуть даже веком, чтобы не вызвать фатальной для меня атаки. Белла, которая продолжала внимательно меня разглядывать, покачала головой.

      — Да, вижу, всё именно так — ты сидишь и не шевелишься, чтобы ненароком меня не спровоцировать, — усмехнулась она на секунду и вернула лицу серьёзное выражение. — Шутки кончились, Алекс. Я больше не могу спокойно развлекаться и наслаждаться жизнью, зная, что… Давай сделаем так…

      Она легко вскочила и подбежала к двери. Я с трудом подавил порыв заслонить голову руками.

      — Нарцисса! — позвала она в раскрытую дверь.

      — Что? — спросила та, появившись в проёме и с тревогой глядя на меня.

      — Нарцисса, я бы хотела дать Алексу Непреложный обет, — сказала Белла. — Ты поможешь?

      — Конечно, — согласилась та. — Но в чём?

      Беллатрикс снова села рядом, ухватив меня за предплечье. Я той же рукой сжал её руку. Нарцисса подняла палочку.

      — Алекс, — произнесла Белла. — Обещаю, что впредь никогда нарочно не причиню тебе ни вреда, ни боли и не дам тебя в обиду, если кто-то другой в моём присутствии попытается сделать подобное.

      Наши руки окутались сияющим жгутом, который растворился в воздухе тысячами сверкающих звёздочек. Нарцисса с облегчением выдохнула, приложив руку к груди.

      — То есть, мне ничто не угрожало? — спросил я Беллатрикс. Она помотала головой в ответ. Тогда я повернулся к Нарциссе: — Тогда я требую отменить то, что произошло ранее.

      — Я тебе уже всё объяснила про долг, как я его понимаю, — покачала она головой. — Помни моё предупреждение.

      — О чём это она? — подозрительно спросила Беллатрикс, когда её сестра вышла. Я замялся, и она подбодрила меня: — Не бойся, я же только что тебе клятву дала!

      — Нарцисса решила, что ты помешалась, и что в моих силах было помочь твоему помешательству, — неохотно пояснил я. — А поскольку она думала, что ты меня можешь пришибить, то она отдала мне свою жизнь. Теперь обещает делать всё, что я ей ни скажу.

      — Разумно, — пожала плечами Белла. — Она знает, что её положение послушной исполнительницы твоей воли тебе не очень понравится, и ты в действительности не будешь от неё ничего требовать, но зато поможешь ей решить насущную проблему.

      — Глупости! — воскликнул я, чувствуя себя при этом оплёванным.

      — Она же в первую очередь слизеринка, — усмехнулась Беллатрикс. — Подумай сам. Хочешь совет?

      — От слизеринки, Пожирательницы смерти и просто Правой Руки Тёмного Лорда? — спросил я. — Конечно, хочу!

      — Когда она вернётся, возьми с неё Непреложный обет как раз по этому поводу, — предложила она. — Потому что пока это всего лишь “её долг”, ты не можешь доверить ей свою жизнь.

      — Разумно, — пожал я плечами, повторяя её жест. — Что ты мне хотела показать?

      — Ты видишь это всё? — повела она рукой вокруг себя.

      — Какие-то дети на колдографиях, — фыркнул я.

      — Не какие-то, — ласково сказала она, поднимая картинку, на которой круглощёкий двухлетний карапуз с весёлым смехом целовал держащую его на руках девчушку лет десяти. — Не какие-то…

      Я взял у неё колдографию и стал разглядывать. Просто чудо, что из такого малыша вырос огромный бородатый мужик в косухе. Просто удивительно, как из такой хорошенькой девочки получилась безумная убийца, упивающаяся чужими страданиями и смертью… Она, похоже, поняла, о чём я сейчас думаю.

      — Ты же знаком с маггловскими пороками, правда? — спросила она. Я кивнул. — Ты знаешь, что такое наркомания? Мозг попавшегося на удочку буквально выжигается избытком искусственных ощущений, и человек быстро перестаёт быть не только собой, но и человеком вообще…

      Мне было удивительно слышать от неё такое. То есть, она сама понимает, что с ней происходит? Значит, она может с этим бороться? Она снова угадала мои мысли.

      — Порок берёт власть над мозгом, — с грустной улыбкой сказала она. — Человек может даже обладать железной волей, но и железная воля пасует перед этим… То тёмное искусство, о котором Тёмный Лорд узнал, ещё когда учился в Хогвартсе, превращает колдуна в такого же наркомана. Неземное блаженство, которое наполняет каждую клеточку тела в том момент, когда отнятая тобой жизнь словно впитывается в тебя, заставляя сердце биться, а зрачки расширяются, стремясь вобрать в себя весь мир…

      Она мечтательно прикрыла глаза, судорожно сглотнув. Нет, я ошибся — она не сможет с этим бороться. Единожды вкусив чужой смерти, она уже не сможет сойти с этой дорожки, ведущей её прямиком в ад.

      — Я знаю, что ты хотел бы помочь мне, но это невозможно, — снова улыбнулась Белла. — Даже если каким-то чудом избавиться от этого… — она вытянула руку с Чёрной меткой на ней.

      — Это ведь не только средство связи? — спросил я.

      — О да, — кивнула она. — Тёмному Лорду теперь вовсе не обязательно убивать самому — он получает своё с каждого из нас в момент убийства.

      Я понурился.

      — Понятно, — выдохнул я. — То есть…

      — То есть, когда я была молодой дурёхой, меня угораздило согласиться на это во украшение, — сказала она и кивнула на колдографию у меня в руках: — И всё — нет больше той девчонки… Но я совсем не хотела говорить об этом. Мне хотелось бы, чтобы ты внимательно осмотрел их все и сказал мне, что ты думаешь по этому поводу.

      Я послушно опустился на пол, и следующие полчаса провёл, разглядывая колдографии. Всего на них было от двух до пяти действующих лиц в разных комбинациях — три девчушки и двое мальчонок, которые вместе росли и были достаточно дружной семьёй, что бы ни говорили про них злые языки. Беллатрикс ползала со мной, иногда что-то находила, прижимала к груди или целовала, а потом рассказывала мне короткую историю. Она очень много помнила о своих маленьких подопечных, несмотря на выжженные, по её словам, мозги. Мне достаточно быстро стало понятно, что она мне хотела сказать — и что она хотела напомнить самой себе. Я сел на диван и снова взял в руки колдографию, навсегда сохранившую частички души её и горячо любимого маленького братика, которого она продолжала опекать до самого конца. Она села рядом — на расстоянии вытянутой руки.

      — Шутки кончились, мой дорогой Алекс, потому что некая сила принудила меня к убийству одного из немногих людей в этом мире, за кого я сама, не задумываясь, отдала бы жизнь, — твёрдо сказала Беллатрикс. — Ярость, которая сейчас плещется во мне, несравнимо сильнее моего порока, и я впервые за многие годы в состоянии ясно мыслить и хладнокровно строить планы. Я хочу добраться до того, что насильно, против моей воли подняло мою руку с палочкой и заставило мои губы произнести заклинание. Теперь у меня есть цель в жизни, и я её достигну.

      В какой-то степени мне было радостно это слышать, но всё же — не ценой жизни Сириуса. С другой стороны, может, как раз он-то и захотел бы отдать жизнь, чтобы спасти Беллу… Кто я такой, чтобы судить? Она снова прочитала меня.

      — Только не нужно мне говорить пошлостей вроде того, что Сириус рад бы был собой пожертвовать ради моего спасения, — поджала губы Беллатрикс. — Итак, первое. Он давал тебе уроки волшебства. Теперь его нет, и уроки буду давать я. Отлынивать не советую.

      — И в мыслях не было! — пробормотал я.

      — Я знаю, — кивнула она. — Но всё же — так и знай! Второе…

      Она снова поглядела на колдографию, и взгляд её потеплел.

      — С Сириусом у меня всегда была мистическая связь, — тихо сказала она, со склонённой головой наблюдая за тонкими пальцами рук, которые переплелись в нервной борьбе. — Я знала, когда он родился, я чувствовала, когда ему было больно… Точнее, когда ему было очень больно. Нет, мелкие простуды, его радости и печали — это всё, конечно, меня не касалось… Лишь сильная боль. Когда он… Когда сработало моё заклинание и он пропал… Я тогда ничего не почувствовала, Алекс. Тогда я была в шоке, и совсем обезумела, но через несколько дней… — она бросила на меня взгляд исподлобья и улыбнулась. — Тёмный Лорд назначил мне домашний арест, боясь, что я пришибу кого-нибудь не того… Его самого, к примеру… Сидя здесь, как мне казалось, в заточении, я вспомнила, что не почувствовала смерти Сириуса. Пару дней назад я ощутила боль… Словно она исходила от него…

      — Он жив, — произнёс я.

      — Да, он жив, теперь я в этом точно уверена! — торопливо зашептала она, остановилась и удивлённо посмотрела на меня: — Постой, а ты откуда знаешь?

      — Мы посовещались и решили, что Арка — это не орудие убийства, — пожал я плечами. — Скорее всего, это портал, который ведёт куда-то в совсем другой мир…

      — Мы — это кто? — поинтересовалась она.

      — Ты же в курсе, — пояснил я. — Девушки Сириуса, мои родители и крёстные.

      — В другой мир? — нахмурилась она, обдумывая услышанное.

      Я замолчал, и её лицо постепенно разглаживалось.

      — Ах ты гнусный мелкий червяк, — спокойно сказала она минут через пять. — Мерзкое ничтожество, гадёныш! Я тут мучаюсь, оплакиваю потерю, терзаю и корю себя за содеянное, а этот прыщ недоношенный…

      — С последним я не согласен, — осторожно вставил я. — Уверен, что есть документальные…

      — Закройся, — скомандовала она, отбирая у меня колдографию и бережно прижимая её к груди.

      — Нет, — сказала она ещё через пару минут. — Он совсем не в другом мире. Он где-то здесь, с нами…

      Она позвала Нарциссу и заставила ту принести Непреложный обет с поправками на полное игнорирование неприличных предложений и приказов убиться. Пока миссис Малфой вела меня обратно в комнату с камином, я лихорадочно пытался понять, что же такое только что мне сказала Беллатрикс. Что значит — с нами? Значит, Арка — это портал на Землю? Ну, это-то мы быстро выясним!

     Когда я вернулся, Панси с Дафной и Асторией уже отправились спать, но обсуждение наших планов было в самом разгаре. Собственно, все уже давно сошлись на том, что за Вуаль мы пошлём Дублёра. Или Дублёров. Просто потому, что одного настоящего волшебника мы уже туда отправили, и губить ещё с десяток в спасательной операции, не зная, что там, с другой стороны… Но я совершенно точно уверен, что кузены обязательно бы послали первым делом отряд на помощь, а потом уже стали бы думать, как вытащить и остальных тоже… В данный момент спор шёл о том, кто будет тем счастливчиком, что полезет туда первым. Перасперу сразу же исключили из списка кандидатов, поскольку сделать ей Дублёра было некому, и теперь она обиженно на всех дулась, отвернувшись даже от мужа. С оскорблённым видом сидела Белинда, которой уже Пераспера заявила, что создание Дублёров девушек в положении противоречит правилам техники безопасности и женевским конвенциям. Или гаагским. Или всё же венским?

      Римус заявил, что он был лучшим и самым старым другом Сириуса, а Флёр срезала его тем, что с ней Бродяга состоял в интимной связи. Остальные сразу же решили, что использовать подобные доводы неспортивно и решили бросить жребий. Заседание сопровождалось приёмом горячительных напитков, и к моменту, когда я появился, на столе красовалась свежеспёртая из Хогвартса Распределительная шляпа, которую уже успели напоить до того, что она лыка не вязала и пьяным голосом требовала отправить её в Хаффлпафф, поскольку она в душе — меховая ушанка. При моём появлении честная компания дружно попрятала руки, словно нашкодившие дети. В воздухе повисла тишина. Я прошёл и уселся.

      — Ай-яй-яй! — покачал я головой. — Тонкс, вот уж от тебя-то не ожидал! Ты же аврор, должна показывать пример остальным!

      — Я и показала, — удивилась она. — Кто ж знал, что их так быстро развезёт. Слабаки!

      Белинда улыбнулась мне. Она-то, естественна, была трезва, как стёклышко.

      — Что нового? — спросила она.

      — Я виделся с Беллатрикс, — ответил я. Белинда ахнула, а мама резко выпрямилась, сверля папу взглядом, в котором явно читался укор.

      Папа отвернулся, делая вид, что ничего такого не видит. Чувствую, она ещё выскажет ему всё, что думает по поводу того, что он отправил слабого беззащитного малыша в логово — нет, вертеп, — в котором обитает наиужаснейшая ведьма Великобритании, а может и всего Соединённого Королевства.

      — Чтобы предупредить вопросы — Белла меня и пальцем не тронула и дала Непреложный обет, что так оно и впредь будет, — сказал я.

      — Да ну, — скептически улыбнулась мама. — Что это на неё нашло?

      — Она хочет найти того, кто заставил её поднять палочку на Сириуса, и поквитаться, — пояснил я.

      — И всё? — спросила Белинда.

      — Почти, — пожал я плечами. — Нарцисса дала мне обет послушания, когда я собирался к Беллатрикс, а Белла сказала, что Сириус на Земле.

      Стало настолько тихо, что было слышно, как в подвале мышки делают новых мышат. Папа пару раз раскрывал рот, чтобы что-то спросить, хмурился чему-то и снова закрывал.

      — Почему онё так думаёт? — осторожно спросила Флёр, через три минуты нарушив молчание.

      — У них какая-то родственная связь, — ответил я. — Я сам толком не знаю, но только Беллатрикс копытом роет землю, чтобы отправиться на поиски.

      — Если он в этом мире… — задумчиво произнёс папа.

      — Ну да, — согласился Дэниел. — Тогда портал Арки ведёт на Землю.

      — Интересно, — сверкнул глазами папа. — Иметь такого размера мгновенный портал на другой конец Земли…

      — Да хоть даже и к французам, — добавил Дэниел.

      — Это же какие деньги-то! — восхитился папа.

      — Я пойду первым, — решительно сказал Дэниел. — То есть, мой Дублёр.

      — А почему не я? — возразила мама.

      — Мы дураки! — вдруг заявила Белинда. Все разом посмотрели на неё. — Нужно было начать поиски до того, как Сириус пропал!

      — Вот я предлагал, — напомнил я. — Но меня никто не послушал.

      — У нас теперь больше свободных ресурсов, — вздохнула мама.

      — Потому что я больше не в школе, — заметил я. — Поэтому и отправлюсь тоже я. То есть, мой Дублёр.

      — Дафна почти готова провести ритуал самостоятельно, — прищурившись, сказала Пераспера.

      Я покраснел. Это означало, что Дафна увидит меня голым. Вернее, Дублёра, но у него всё в точности так же, я проверял. Точнее, он сам измерил, а я сам… Первый раз за всё время в школе линейка пригодилась.

      — Ничего страшного, — отмела она мой робкий намёк. — Это всё равно скоро должно было случиться!

      Я покраснел ещё сильнее, а присутствующие заулыбались. Чёрт, все против меня! А я как раз хотел улучить момент, оставшись с Богиней наедине, и объяснить ей, что раз она меня столько раз видела без одежды, то и я теперь вправе ожидать ответной любезности с её стороны! Опять я упустил свой шанс на пути к счастью! А если отбросить шутки в сторону и посмотреть на это здраво, то мы могли бы отсылать двух разведчиков раз в неделю… Или сколько там времени понадобится Дафне на восстановление после тяжёлого ритуала?..

      — Значит, договорились? — спросил я. — Сделаем мне Дублёра и отправим его в Антарктиду, к белым медведям.

      Мама с Перасперой одновременно зажали руками рты, пряча улыбки, Флёр с Белиндой тактично подняли глаза к потолку, а папа с Дэниелом даже бровью не повели, с важным видом кивая мне в тон. Теперь понятно, кто в школе географию учил, а кто уроки прогуливал!

      — Пиши имя на бумажке и кидай в Шляпу, — предложил Римус.

      — Пятнадцать человек… — пробормотала Шляпа. — Йо-хо-хо!

      — Я думаю, что я вне конкурса, — возразил я. — Не помнишь, что написано на обложке Сценария? Вот то-то же! Значит, я и отправлюсь!

      — Не хотел бы тебя разочаровывать, мой дорогой отпрыск, — произнёс папа, покачав головой, — но на обложке этой скверной дамской писанины большими буквами выведено “Гарри Поттер”. Если ты мне сейчас скажешь, что именно так тебя и зовут, то боюсь, придётся тебя поселить рядом с парнем, который считает себя сэром Веллингтоном.

      Вся компания дружно рассмеялась. Бурча себе под нос, я вывел на бумажке “Алекс Паркинсон”, скомкал и бросил в Шляпу, которая ловко поймала бумажный шарик ртом и сыто рыгнула.

      — Ну, — спросила Тонкс. — Кто победитель?

      — Дьявол тебя доведёт до конца! — выдала Шляпа, завалилась набок и захрапела.

      Этот мир — всё-таки мой! После того, как все волшебники по очереди опробовали на Шляпе противопохмельные чары, её удалось на минуту “привести в чувство” — относительно — настолько, чтобы она успела выдать “Алекс Паркинсон — Слизерин!” и окончательно уйти в астрал. В общем, взрослые остались укреплять дружбу, а я проводил Флёр и Белинду до их комнаты и сам отправился спать. В награду за храбрость девушки прежде, чем скрыться за дверью, каждая обняли меня и поцеловали — в щечку. Прекрасный приз, на мой взгляд. Я нисколько не удивился, обнаружив в своей постели кошек Дафны — похоже, они окончательно решили перейти ко мне под крыло, и к моменту моего появления уже ждали меня, отображая на мордочках выражение крайнего недовольства моим поздним появлением. Интересно, откуда они знали, что я буду ночевать в совсем другой спальне, если мы об этом договорились с мамой вот буквально десять минут назад? Уверен, без колдовства здесь не обошлось! Я быстро переоделся и забрался в постель. Бася привычно легла мне под руку, а Мурка забралась на грудь. Мои руки сами нашли мягкие ушки, и я заснул, так и продолжая почёсывать и поглаживать.

      Да, с утра снова завтрак — как это банально! — и снова та же компания. Когда вчера пришло время расходиться, на часах было сильно за полночь, и мама предложила всем гостям остаться, благо комнат вполне хватило бы на кавалерийский полк и дам из обоза. Девицы, понятное дело, тоже присутствовали — по-моему, исключительно с целью довести меня до сумасшествия демонстрацией своих безукоризненных манер. Похоже, что-то такое было написано у меня на лице, поскольку Астория перехватила мой взгляд и едва заметно качнула головой. Нет? Они надо мной совсем не издеваются?

      — Дафна, тебя не затруднит осчастливить меня парой печенек из вон той розетки? — спросил я.

      — Нисколько, Алекс, вот, пожалуйста, — ответила она, подавая мне посуду.

      — Благодарю покорнейше, — склонил я голову.

      — Рада была помочь, — пожала она плечами.

      И с Панси то же самое. Значит, я совершенно напрасно тратил вчера пар на то, чтобы как можно более остроумно ответить на их язвительную любезность ещё более любезной и язвительной — они совсем не издевались, и просто переключились на более формальный способ общения. Практически на “вы”. Ну да, получается более отстранённо, но зато теперь мне понятно, что они совсем не намерены идти на конфронтацию по мелочам и усугублять разрыв. Значит, они надеются, что мы сможем найти общий язык?

      Я вздохнул. Поцелуев с Дафной мне не хватало, как впрочем и поцелуев с Панси. Задумавшись, я пропустил момент, когда Пераспера сказала что-то, и рука сидящей рядом Дафны судорожно вцепилась в скатерть, сминая её. Реакция Панси была примерно такая же, только она ещё и зубами скрипнула. Дафна покачала головой.

      — Это невозможно, — ответила она.

      — Это необходимо, — возразила Богиня.

      — А можно я? — с интересом спросила Астория.

      — Можно, — согласилась Пераспера, — когда ты мне продемонстрируешь, что способна провести ритуал без единой ошибки. Не волнуйся, мы с тобой ещё потренируемся на кроликах, дорогая!

      То есть, всё-таки решили доверить Дафне изготовление моего Дублёра. Я неловко смахнул со стола салфетку, и она машинально дёрнулась, чтобы её подхватить. Под столом я поймал её ладошку, сжал и отпустил. Она судорожно вздохнула, успокаиваясь. После завтрака они обе меня поймали, чуть ли не загнав в угол в коридоре. Панси держала Дафну под локоть, и обе смотрели на меня, словно чего-то ожидали.

      — Я думаю, что Пераспера знает, что делает, — сказал я. — К тому же, ей это тоже не так легко даётся. Если бы ты смогла ей немного помочь, это действительно было бы здорово.

      — Я буду это иметь в виду, — серьёзно кивнула Дафна, и они с Панси умчались по коридору.

      Дублёров действительно приготовили двоих, моего и — кто бы мог подумать? — Беллы. Предварительно я взял с неё ещё один Обет — что она будет всё происходящее хранить в тайне, а то, кто его знает, что выкинет Волдеморт — или Дамблдор, если уж на то пошло, — если узнает, какое замечательное волшебство проплыло мимо него… Дафна провела ритуал без сучка без задоринки, и даже стойко держалась ровно до того момента, как я оказался рядом и подхватил бесчувственное тело на руки. На Дублёра, как я понял, она даже не взглянула — не до ерунды было. В общем-то, я недолго колебался и просто на руках отнёс её в отведённую ей комнату в нашем доме. Очнулась она где-то на полпути, но я не позволил ей идти самой, почему — не знаю. Это просто была моя ноша, та самая, что не тянет, и мне было приятно нести её на руках. Вне зависимости оттого, кто там что кому сказал.

      Наверное, поэтому так сложилось, что провожать Дублёров мы не пошли — Дафна сидела в кровати, где Панси сделала ей пирамиду из подушек под спину, сама Панси сидела рядом с ней на краю кровати, а я — неподалёку в кресле, поддерживая светскую беседу. Попутно мы делились планами на лето. У девушек особых предпочтений не было, но я на месте сидеть никак не мог. Детства у меня и до того не было, так что я не очень страдал от перспективы провести лето в занятиях и тренировках. Дэниел собирался заняться со мной фехтованием, папа решил продолжить дело Сириуса — натаскивать меня в умении постоять за себя голыми руками. Мама сначала была решительно настроена проводить со мной уроки магии, но предложение — не предложение, точнее, а ультиматум — Беллатрикс показался всем более привлекательным решением. В итоге получилось так, что как раз после отбытия шумной компании в Министерство — отправлять обоих Дублёров за Вуаль — я направился в тренировочный зал, где меня и ждала Беллатрикс.

      “Я направился” — это, наверное, не совсем правильно. Я же сидел у Дафны как раз в этот момент. Когда я встал и извинился за необходимость присутствовать в другом месте, она слабо кивнула — следствием чего был мой просто жуткой силы порыв плюнуть на всё и остаться с ней, и мне пришлось изрядно напрячься, убеждая себя, что тренировка с Беллой важнее, — но за мной сразу же вскочила Панси.

      — Мне тоже нужны тренировки, — легкомысленно заявила она. — Ты же не против компании?

      Зря, конечно, я поглядел на больную — её полный мольбы взгляд растопил бы и камень, поэтому своему ответу я, конечно, удивился, но не очень сильно.

      — Буду рад, — лаконично ответил я и вышел, не собираясь ещё и дожидаться, пока Панси за мной последует.

      Впрочем, она легко за мной поспевала, к моему удивлению не пытаясь меня разговорить. Складывалось впечатление, что ей и вправду нужны уроки боевой магии, и я почти готов был в это поверить, если бы не убедился за прошедший год, что мои змеи не делают ничего просто так. Исключая, конечно, взбрык Панси, который и привёл нас в нынешнюю ситуацию… Вспомнив об этом, я резко остановился, словно на стену налетел, и она остановилась за мной, вопросительно глядя в лицо. Ничего хорошего для себя она на нём прочитать не могла — я точно в этом уверен, — и она тоже помрачнела.

      — Я гляжу, ты решил привести себе более удобного партнёра для спарринга? — усмехнулась Белла, когда мы вошли в зал.

      — Да нет же… — попытался я оправдаться, но она мне не дала.

      — Это во всех отношениях правильное решение, Алекс, — сказала она, — даже если его приняла мисс Паркинсон. Тебе нужно учиться, а не летать из угла в угол.

      — Миссис Лестрейндж, — присела Панси в поклоне.

      — Здесь я для тебя Белла, — ответила та. — А ты — Панси. Так короче и эффективнее — мы не о погоде разговаривать собрались. И для начала надень-ка ты доспехи… А то с лечением у меня не очень…

      “Доспехами” мы называли обычное снаряжение для бойцовских спаррингов — мягкие щитки на руки и ноги, шлем, толстая защита для торса, налокотники и наколенники. Панси повертела было это всё в руках, и Белла толкнула меня ей на помощь. Нетерпеливо вздыхая и бросая на неё недовольные взгляды, я помог Панси со шнуровкой на спине и с защитой рук. Потом та демонстративно приподняла ножку, но тут вмешалась Беллатрикс.

      — Я думаю, с этим ты прекрасно справишься сама, — сказала она. — Если нет — значит, ты ещё не готова к занятиям.

      Ничуть не смутившись, Панси достала откуда-то пару прищепок, которыми закрепила широкую юбку сарафана так, чтобы она обхватывала бёдра, оставляя большой свободный участок между ними, позволявший ей при желании даже сесть на шпагат, и после этого с изрядной сноровкой прикрепила доспехи на бёдра, колени и голени.

      — Так я и думала, — удовлетворённо прокомментировала Беллатрикс. — Хочу сказать вам обоим: что бы между вами в данный момент не происходило, свои отношения здесь вы можете выяснять только одним способом — палочкой и в честном бою.

      — Хм, — улыбнулась Панси. — А как насчёт поощрения?

      — В качестве поощрения победитель может тренироваться со мной, — равнодушно заметила Белла. — Повторяю, ваши отношения остаются за пределами тренировочного зала. Понятно?

      — Понятно, — кивнула Панси.

      У меня-то и раньше вопросов никаких не было — хотя бы потому, что Беллатрикс была похожа на человека. Даже ещё точнее — на не очень, конечно, молодую, а по моим меркам даже старую, но всё-таки довольно привлекательную женщину. С аккуратной причёской, макияжем и даже маникюром. Это заставляло моё сердце прятаться в пятки и оттуда азбукой Морзе выстукивать мне план побега отсюда и как можно дальше. Больше того, я совершенно не доверял данным ею мне Обетам — уж если она смогла так преобразиться и выглядеть нормально, то обвести вокруг пальца какой-то там Непреложный Обет она должна была и вовсе с закрытыми глазами и руками, связанными за спиной.

      — Начнём с простого, — сказала она, когда мы оба были готовы. — Вы уже, я так думаю, отработали основные боевые и защитные заклинания. Теперь вы будете разучивать их в связке вместе с работой ног. Начнём мы из связки двух заклинаний — атакующего и защитного. Ступефай — шаг в сторону — Протего. Ступефай — шаг в другую сторону — Протего. Ноги согнуть в коленях. Сначала просто в стену, а потом встанете друг напротив друга и будете повторять, — она взмахнула палочкой, выпуская Ступефай, и тут же покрылась плёнкой щита. — Понятно? Действуйте!

      Мне казалось, что научиться этому довольно просто — что там всё же сложного? И после получаса повторений я уже чувствовал, что сам Волдеморт мне не брат, настолько я крут. Однако реальность оказалась намного более прозаичной.

      Мы с Панси встали друг напротив друга и направили палочки.

      — На счёт три всё, как только что повторяли — раз, два… — мимо меня с шипением пролетел Ступефай, который я только что взглядом не проводил, и Панси начала трясти палочкой, пытаясь выставить щит. — Три! — сказала Белла. — Алекс, не спи!

      Панси снова выстрелила Ступефаем, и опять мимо.

      — Ступефай, — негромко сказал я и шагнул в сторону. — Протего!

      Мой Ступефай врезался где-то в стену, а Протего всё никак не получался. Стены дрожали от демонического хохота Беллатрикс. Ура! Она вернулась! Чокнутая Белла снова с нами! Мир ещё не рухнул в тартарары! Мы все спасены!

      — А-ха-ха! — безумно смеялась она, хлопая себя по коленям и тряся размётанной во все стороны гривой. — Как два кутёнка! Разом всё забыли! А Панси-то, Панси — настоящая слизеринка! Аж слеза наворачивается!

      Это правда — до счёта “три” она не дождалась и начала палить в меня раньше, когда я ещё не был готов. Впрочем, последнее меня удручало ещё сильнее. Что значит — “не был готов”? Биться же собрались! Докажи потом Волдеморту, стоящему одной ногой на твоём поверженном трупе и с довольным видом сдувающему с палочки зелёный дымок, что ты не был готов! Уж Протего-то я должен было поставить!

      Беллатрикс и вправду достала платочек и стала утирать слёзы, потом снова собрала волосы и неуловимым движением уложила их в идеальную причёску с большим аккуратным узлом сзади, чем расстроила меня до невозможности.

      — Смотри сюда, — сказала она, подходя к Панси и показывая ей три пальца. — Сколько пальцев?

      — Три, — буркнула та.

      — Правильно, — обрадовалась Белла, собрала все в кулак, а потом по очереди начала их разгибать: — Один, два, три — видишь, как всё просто? Повтори!

      — Один, два, три, — пробормотала Панси, очевидно, готовая сгореть от стыда.

      — Умничка! — похвалила Белла. — Нет, он, конечно, тоже тюфяк, — показала она на меня, душевно приобнимая её за плечи, — это каким же всё-таки тугодумом нужно быть, чтобы не произнести “Протего”, если видишь, что боец напротив тебя уже крутит палочкой, тебя атакуя… Через месяц-другой ты перестанешь промахиваться, а вместо Ступефая мы будем использовать “Редукто” и “Бомбарду”... Подумай об этом немного, хорошо?

      Панси послушно и с готовностью кивнула, а Белла шагнула ко мне.

      — Я всё понял, — поднял я левую руку. — Постоянная бдительность!

      — Ты считаешь, можно без розг обойтись? — с сомнением спросила меня Белла.

      — Уверен, — кивнул я.

      — Хорошо, — согласилась она. — Тогда давайте обсудим, что вы делали неправильно.

      Панси взмахнула палочкой, что-то шепча, потом шагнула в сторону… Я сразу же выставил Протего, но атаки не последовало. Она повторила ещё раз и ещё.

      — По-моему, — сказала она, — движение в сторону сбивает прицел у Ступефая…

      — Алекс? — спросила Белла.

      Я развёл руками, показывая, что согласен. Ещё мне показалось, что движение для Протего размазывается в воздухе, не позволяя поставить щит, но пусть уж Панси сама заработает несколько очков у Беллы…

      — Ещё что-нибудь, Панси? — спросила Белла.

      — Да, по поводу Протего… — кивнула та.

      — Значит, вам понятно, над чем нужно работать? — спросила Белла, и мы оба кивнули. — Панси, не забывай про высшую математику!

      Панси опять покраснела, что было видно даже под шлемом, и выставила палочку, исполнившись решимости уж на этот раз точно атаковать на счёт “три” и ни мгновением раньше. Ещё минут пятнадцать мы провели в бесплодных попытках попасть хоть во что-нибудь, кроме стен и нашей преподавательницы, которая отчего-то стала буквально притягивать к себе красные молнии заклинаний на каждом втором выстреле. И ладно бы, если только Панси промахивалась — но ведь и я тоже! Белла, правда, легко уворачивалась, даже не прилагая усилий, и лишь снисходительная улыбка время от времени трогала её уста. По разу нам удалось зацепить друг друга… Я от Ступефая Панси увернулся, а вот ей попало в плечо и отшвырнуло в сторону. Надо же, а Ступефаи-то у меня, оказывается, очень даже мощные получаются!

      Белла осуждающе покачала головой. Протего так и не вышел ни у кого из нас, хотя “против стены” всё получалось прекрасно.

      — Панси, что не так? — спросила она.

      — Я думаю, что когда мы просто отрабатывали, шаг заканчивался до того, как начиналось движение палочкой, — ответила Панси. — Нужно просто за этим следить…

      — Остановишься в бою — и ты труп! — кровожадно прокомментировала Беллатрикс. Определённо, такой она мне больше нравится! — Алекс!

      — Нам нужно забыть про связки и для начала отработать одиночные заклинания в движении, — сказал я. — Вбок, назад, вперёд, наискосок, в прыжке, в перекате…

      — С перекатом ты, наверное, через край хватил, — остудила мой пыл Белла.

      — Если это окажется эффективным, то почему нет? — пожал я плечами.

      — Хорошо, — согласилась она, — будем отрабатывать в движении.

      К своему удивлению я обнаружил, что Панси вовсе не собирается от меня отставать. Когда вернулись взрослые и Белла, вежливо попрощавшись, скрылась наконец в камине, позволив мне ненадолго перевести дух, я отправился к Гринграссам, поскольку мы с Дэниелом договорились о первом уроке фехтования, совершенно не обратив внимания на то, что Панси села мне на хвост. Она уже успела переодеться, явно признав непрактичность предыдущего одеяния, и теперь щеголяла в клетчатой рубашке и длинных, почти до колен, шортах, поглядев на которые я с огорчением подумал, что теперь точно сосредоточиться не смогу. Естественно, Панси и тут объявила, что желает учиться. Возразить я не мог ни в коем случае — вне зависимости от мотивов это была прекрасная мысль, и будь ситуация немного другой, я бы сам силой затащил бы её… Ещё немного поразмыслив над этим и сделав предположение, что не пойди наша совместная с Дафной беседа в день исчезновения Сириуса так, как она пошла, то вряд ли Панси выказала бы такой интерес к тренировкам, я решил, что мне обязательно нужно это использовать.

      — Какое внезапное стремление к совершенству, — хмыкнул я, зашнуровывая у неё на спине защитный жилет. — И совершенно непонятным образом совпадает с моим расписанием. В других обстоятельствах я подумал бы, что ты преследуешь меня, дорогая Панси.

      — Вовсе нет, милый Алекс, — возразила она. — Я люблю учиться, и меня всегда привлекали мальчишеские игры…

      — Ты хочешь сказать, что это никак со мной не связано? — спросил я.

      — Конечно, связано, — раздосадовано пожала она плечами. — Я же тебе только что сказала…

      — Ах, да, “мальчишеские игры”, — кивнул я. — То есть, ты всерьёз намерена заниматься всё лето и не бросишь ни в коем случае?

      — Не брошу, — твёрдо сказала она.

      — Ты мне позволишь поймать тебя на слове? — поинтересовался я. — Ну уж и Дафну заодно — что-то мне говорит, что лишь недомогание послужило препятствием ей составить нам компанию.

      — Я думаю, что Дафна со мной будет полностью солидарна, — откликнулась она.

      Это было замечательно! Значит, они теперь всё лето проведут в учёбе! Мне-то они не помешают, конечно — я просто сосредоточусь и буду заниматься делом. Впрочем, моя радость поутихла, когда я увидел Панси на тренировке у папы.

      — Алекс, перестань, — сразу же сказал он мне, едва заметил кислое выражение на моей физиономии. — Даже и не думай! Это же замечательно, что Панси хочет научиться постоять за себя!

      Да я и не думаю, в общем-то, но всё-таки надеялся, что меня не будут так плотно опекать, но надежды таяли, как дым. Оставался ещё не очень большой шанс, что удастся отпроситься на месяц в Манчестер, где папа как раз обещал развернуть мою игрушечную железную дорогу со всем доступным размахом, и что девушки не отправятся туда со мной, чтобы помочь класть шпалы, объясняя это внезапно открывшейся тягой ко всяким машинкам, самолётикам и паровозикам…

      Когда мы закончили, нас всех троих можно было выжимать.

      — Алекс! — остановила меня Панси, едва я только рванул в сторону своей комнаты, где рассчитывал найти благословенный душ. — Послушай, Дафна весь день была одна…

      — Я к ней зайду, когда помоюсь, — пообещал я, беря низкий старт.

      Когда я появился у Дафны, Панси уже была там, на этот разу уже сидя в кресле, тем самым подталкивая меня присесть на постель Дафны… Я встал так, чтобы на всякий случай держать её в поле зрения.

      — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался я.

      — Сейчас уже лучше, — улыбнулась Дафна.

      Да, знаю я эти штучки. “О, дорогой Алекс, мне было так плохо всё это время, но вот наконец ты пришёл, и словно солнце озарило своими лучами мой день!”

      — Ты хотя бы ходить можешь? — спросил я и спохватился: — Тебя тут вообще кормят?

      — О, не волнуйся, — снова улыбнулась она. — И твоя мама здесь, и домовые…

      — Дэниел не просто так не выпускает Перасперу из объятий после ритуала, — вдруг подала голос Панси.

      — Панси! — поморщилась Дафна. — Не слушай её, Алекс, она даже не знает, о чём говорит.

      Я напрягся. Всё это выглядело, как представление, направленное на то, чтобы я поскорее прижал к груди свою отвергнутую невесту… Сначала одну, а там и вторая подтянется. Всё это мы проходили и даже успели немного потренироваться на кошках. В общем, очередная из их уловок. Конечно же, Дафна должна для достоверности отказываться! А чтобы я уж наверняка клюнул, теперь Панси должна нахмуриться и с ней согласиться — мол, не хочешь верить, не надо, моё дело предупредить! Три… два… один…

      — Я знаю, что ты мне не веришь, но тогда уж спроси у мамы или лучше — у Дэниела, — предложила Панси.

      Не совсем то, чего я ожидал, но тоже вариант. Особенно в свете того, что она знает, что я ей не верю. Вместо того, чтобы походить конём, она поставила шах слоном.

      — Спокойной ночи, Алекс, — сказала Дафна, откидывая голову на подушки.

      Вот это очень правильно. Практически идеальная ловушка для простака. Однако спелись они…

      — Спокойной ночи, Дафна, — сказал я. — Спокойной ночи, Панси.

      Панси молча кивнула, прожигая меня глазами. Тоньше нужно играть, тоньше! У меня же все ваши ходы записаны! Выйдя, я в раздумье застыл в коридоре. А, была не была! Ударим паранойей по коварству! Я вернулся к закрытой двери и прислонил к ней ухо. За дверью стояла тишина. Может, конечно, они наложили на комнату Муффлиато?

      — И что теперь? — раздался приглушённый деревом голос, в котором я распознал Панси.

      — Я тебе уже сказала, — едва слышно ответила ей Дафна совсем безжизненным голосом.

      Теперь я точно уверен, что они знают, что я подслушиваю — ещё минуту Дафна говорила со мной вполне бодро, и в её голосе не было ни малейшего намёка на усталость, а теперь вот — стоит только послушать! Она явно притворяется, играя на публику. Наверняка она с Панси ещё и хихикают в кулачки, потешаясь над доверчивым Алексом, развесившим за дверью уши.

      — Отстань от него, — сказала Дафна. — Оставь его в покое, и пусть он сам разберётся…

      — А если не разберётся? — спросила Панси. — Начнёт крутить с этой… Лизой. Или ещё с кем-нибудь. У него выбор богатый!

      — Он был твой, — устало сказала Дафна. — Целиком твой. И лишь немного мой. Ты сама решила его проучить неизвестно за что!

      — Он от меня отказался, — упрямо произнесла Панси.

      — Он дал тебе свободу выбора, — совсем слабым голосом возразила Дафна, — и надеялся, что этим выбором станет он.

      — Да сколько можно… — сердито сказала Панси. — Я уже поняла и раскаялась!

      — Чересчур поздно, — откликнулась Дафна.

      — Ну и не лезла бы! — воскликнула Панси. — Оставила бы меня одну расхлёбывать!

      — Да как же я тебя одну оставлю-то, — в голосе Дафны мне послышалась тёплая улыбка. — Нет уж, если помирать с тоски, то вместе!

      Рядом раздалось тихое, почти неслышное покашливание. Вздрогнув, я обернулся. Папа! Сложив руки за спиной, он покачивался с пятки на носок, напоминая мне бобби, заставшего воришку с рукой, наполовину запущенной в чужой почтовый ящик. Я ему приветливо улыбнулся и помахал ручкой. А что — может, у меня этот, как его… Спина, в общем, болит! Покачав с осуждением головой, он повернулся и знаком приказал мне следовать за ним. Вот уж попался, так попался! Мы с ним дошли до кабинета, он зашёл первым, а я — за ним, притворяя за собой дверь. Мы уселись, и он пару минут изучающе меня осматривал. Я же, поняв, что отпираться бесполезно и терять нечего, был совершенно спокоен.

      — Ну что ж, любопытство — не порок, — пожал плечами папа, поняв, что сам я сдавать себя не собираюсь.

      — В смысле? — не понял я.

      — Иногда полезно знать, что наши две егозы в очередной раз замышляют, — пояснил он, подумал и исправился: — Три!..

      — Я всё равно не понимаю… — пробормотал я, ошарашенный тем, что взбучка, похоже, откладывается на неопределённый срок, причём прямо на моих глазах. Вместо того чтобы выслушать доводы обвинения, судья достал огромную аркебузу и пристрелил прокурора, забрызгав мозгами всю стену, а потом вынул из кармана платок и бережно вытер кровь с краешка своего стола.

      — Ты бы сильно опечалился, если бы застал меня подслушивающим, что говорит мама? — поинтересовался он.

      — Нет, вряд ли, — честно ответил я. — Выглядело бы, конечно, дико, но это же ваше дело!

      А, понятно! Он мне намекает, что раз Панси с Дафной официально приписаны ко мне, то родители и не подумают вмешиваться, что бы ни происходило. Даже если они меня проткнут вертелом и начнут поджаривать на медленном огне — все лишь тактично отвернутся, не желая мешать нашему почти семейному счастью.

      — Я тебе ещё кое-что хотел сказать, сын, — медленно произнёс он.

      — Да, папа, — насторожился я.

      — Если вы с Панси вдруг вздумаете попросить вас рассудить в чём бы то ни было, то я в большинстве случаев приму её сторону, — сказал он.

      — В большинстве? — переспросил я.

      — Если ты будешь утверждать, что она самая красивая девушка на свете, а она будет пытаться тебя убедить, что ею только крокодилов пугать… — предположил он.

      — …То ты однозначно согласишься со мной, — закончил я.

      — Или если она будет говорить, что ей нужен кто-то другой, а не ты… — добавил он.

      — Я примерно понял принцип, — сказал я.

      — Не обижай её, сын, — попросил он. — Она моя любимая дочь, и другой у меня нет…

      — Давай я тебе лучше что-то другое пообещаю, — предложил я. — Гораздо лучше… В долгосрочной перспективе.

      — В долгосрочной? — хмыкнул он.

      — В долгосрочной, — повторил я. — Она будет счастлива, даю слово.

      — Ни больше, ни меньше? — спросил он.

      Ни больше не меньше. Не мог же я ему сказать, что она будет счастлива со мной? Свободное плавание — оно такое… свободное. К тому же, если ко мне сейчас подойти поближе, я кого угодно несчастным сделаю.

      — Пап, я хотел спросить… — сказал я. — Почему Дэниел после ритуала Перасперу из рук не выпускает?

      — Любит он её, — коротко ответил папа, а потом, поняв, что мне такого ответа будет мало, пояснил: — Это работает только у них двоих. Перри при истощении магических сил может черпать из любимого. Если бы не он, то у неё на восстановление по месяцу уходило бы…

      — Я пошёл! — вскочил я. — Если, конечно, больше вопросов ко мне нет.

      — Обидно, конечно, — пожал плечами папа. — Вместо того, чтобы посидеть с отцом, помолчать в тишине, отдохнуть сердцем… Он опять убегает к своим девицам!

      — Я рад, что мы поняли друг друга, — я перегнулся через стол и поцеловал его в щёку.

      — Кстати, там так ничего и не появилось, — бросил он мне вслед прежде, чем я вышел из кабинета.

      То, что там ничего не появилось, меня не сильно удивило. Шансов, в общем-то изначально было мало, и все это понимали. Больше меня занимало происходящее здесь и сейчас. Итак, обстоятельства всё-таки толкают меня в цепкие лапки Дафны. А там и Панси, уверен, где-то поблизости. Наверное, и двух Дублёров в итоге сделали для того, чтобы я, бесцельно пошатавшись по дому, пришёл-таки к Дафне и обнял её, делясь… Чем-то там делясь. Дойдя до её комнаты, я постучал.

      — Заходи, — пригласила она, и я послушно скользнул вовнутрь.

      — Ты знала, что это я, — обвинил я её, усаживаясь на край кровати.

      — Конечно, — согласилась Дафна. — После того, что сказала Панси…

      — У меня не было шанса не вернуться, — кивнул я.

      При дневном свете она не выглядела такой… разряженной. Или магическая усталость тогда ещё не превратилась в физическую измождённость. Тёмные круги под потускневшими голубыми глазами, бледная до синевы кожа, несмотря на разгар лета… Я взял её руку в свою.

      — Ты не должен… — сказала она.

      — Ты же знаешь… — возразил я.

      — Мне очень горько оттого, что ты больше не можешь верить ни одному моему слову, — призналась Дафна.

      — Просто скажи мне, чего ты хочешь, — попросил я. — Не для кого-то, не для меня, не для сестры, не для Панси. Без игр и без подтекста, только для себя. Что ты хочешь сама в этот самый момент.

      Она улыбнулась и прыснула в кулак, отвернувшись.

      — Ты что? — не понял я.

      — Если ты так настаиваешь, — произнесла она, пряча глаза.

      — Да я просто требую! — воскликнул я.

      — Отнеси меня в туалет, — попросила она почти неслышно. — Если тебе не трудно, конечно.

      — Не трудно, — помотал я головой.

      Дафна откинула в сторону покрывало, пододвигая мне ножки в толстых шерстяных носках. Конец июня. Жара.

      — Вот, — сказала она. — Пожалуйста…

      Я склонился к ней, позволяя обнять меня за шею и подхватил её за талию и под коленки. Она оказалась лёгкой, как пёрышко. И гораздо легче, чем была днём. Мне только показалось, или она за день легче стала?

      — Куда нести? — спросил я.

      — Это же твой дом, — улыбнулась она. — Но вроде как сегодня меня водили вот за эту дверь…

      Я поднёс её к двери ванной, и она потянула ручку на себя. Занеся её туда, я поставил её у унитаза.

      — Давай, иди, — попросила она.

      — Ты уверена, что справишься? — засомневался я.

      — Алекс, брысь! — воскликнула она, и я поспешно ретировался. — И не подслушивай! — крикнула она вслед.

      Зато она не сказала, чтобы я не подглядывал! Повернувшись, я подпёр дверь спиной. Теперь это мой пост. Послышался шум воды, потом прошло минут пять или десять, и я забеспокоился.

      — Дафна, — постучал я в дверь. — С тобой всё хорошо?

      — Да, — ответила она.

      — А почему ты меня не зовёшь? — поинтересовался я.

      — Потому что, — послышался ответ.

      — Можно мне войти? — спросил я.

      — Заходи, пожалуйста, — позвала она.

      Я распахнул дверь. Она сидела сверху на опущенной крышке, выпрямив спину и сложив руки на коленях.

      — Почему ты меня не позвала? — спросил я. — Перестань продумывать свои слова на несколько минут вперёд и просто ответь мне…

      Мне на секунду показалось, что она сейчас заплачет. Она быстро отвела глаза в сторону и вверх и часто-часто заморгала, всё-таки не давая слезам пролиться.

      — Я такая мнительная, — пожаловалась она. — Я сначала подумала — вот Алекс сделал доброе дело, и теперь просто уйдёт… А потом я решила, что может у меня сегодня было два волшебных желания, и одно я уже использовала, а сейчас тебя позову, и это будет второе… И даже если три — то ты меня отнесёшь в постель, и всё, на сегодня желания кончатся… — она подняла на меня свои бездонные глаза. — Глупо, правда?

      — Конечно, глупо, — согласился я. — Давай, я тебя отнесу в постельку, а потом мы начнём с чистого листа. Я попытаюсь трансфигурировать пару игральных костей, и мы посмотрим, сколько у тебя осталось на сегодня волшебных желаний.

      На мою удачу трансфигурация получилась, как нельзя лучше. Я даже сам удивился — а ведь я всего лишь красовался перед девушкой, когда это обещал. Бросать две кости Дафна отказалась, а на одной выпало число три. В общем-то, неплохой результат для начинающего игрока в кости. Хотя я уверен, что смог бы выбросить пять, а то даже и шесть — всё-таки моё мастерство по этой части было не в пример выше.

      — Три желания, моя госпожа, — поклонился я. — Слушаю и повинуюсь!

      — Не надо, — попросила она. — Пожалуйста, не делай так! Ты уже сделал больше, чем…

      “Чем стоило ожидать после того, что я вам обеим наговорил… — закончил я про себя. — После того, как вы обе заслужили это”.

      — Если бы ты мог принести мне чего-нибудь сладкого, — робко попросила она.

      — Мороженого или пирожных? — уточнил я.

      Она в ответ развела руками и кивнула. В итоге я принёс и того, и другого, а к этому всему — чаю, апельсинового сока и шипучки. Пока Дафна всё это поедала, я тоже ухватился за какое-то из пирожных и неторопливо рассказывал ей про то, как прошёл день, и про мои планы на лето вообще. Было видно, что она просто зверски голодна, поскольку когда я замолкал на случай, если она захочет как-то прокомментировать, она лишь виновато улыбалась, молча продолжая запихивать в себя сладкое. Сириус мне что-то рассказывал про истощение и недостаток сахара, поэтому меня не очень удивило, отчего она не попросила вместо пирожных принести ей запечённого днём поросёнка.

      Наконец она доела, и я вызвал домового, чтобы тот забрал грязную посуду.

      — Это всё? — смущённо спросила она.

      — О нет, там полный холодильник еды, — вскочил я.

      — Я не про то, — сказала Дафна. — Это было два или три?

      — Это было один, — ответил я, возвращаясь к ней на краешек кровати.

      — Ты мне ещё рассказывал много всего интересного, — загнула она пальчик, — а потом всё убрал…

      — Убрал всё эльф, которого ты и сама могла бы позвать, а рассказывал я из-за собственной болтливости, — возразил я. — Ужасно я не воздержан по этой части. То, что это совпало с твоим желанием — всего лишь случайность.

      — Мне нужно только одно, — сказала она, расправляя загнувшиеся краешки покрывала.

      — Я внимательно слушаю, — откликнулся я. — Только помни…

      — Никаких игр, — согласилась Дафна. — Да, я помню. Мне нужно, чтобы ты дал мне сил.

      — Не больше и не меньше, — проговорил я задумчиво.

      — Не больше и не меньше, — подтвердила она.

      — Мне будет жарко спать в одежде, — предупредил я. — Да и тебе стоит избавиться от шерстяных носков и тёплой кофты.

      — Помоги мне, пожалуйста, с носками, — попросила она. — А потом ты выключишь свет, разденешься и избавишь меня от остального.

      Меня бросило в жар. Особенно от “остального”. Это была опасная игра, в которой мне предстояло ходить по лезвию бритвы над морем огня, щекочущего пятки. Я откинул одеяло и стянул с неё носки, под которыми обнаружилась ещё пара — тонких. Дафна кивнула в ответ на мой немой вопрос, и я снял их тоже. Зажмурившись, она с удовольствием пошевелила пальчиками. Дальше всё было сложнее. Выключив свет, я быстро скинул с себя всё, кроме трусов, и замер не в силах двинуться с места — пролетевшая на самом краю сознания мысль о том, что кроме длинной кофты на ней может ничего не оказаться, привела меня в совершенно неприличное состояние. Я постарался дышать глубже, а она не торопила меня, терпеливо вслушиваясь в моё дыхание. Наконец, я справился с волнением и протянул руку в поисках Дафны, и почти сразу наткнулся на её пальцы — она так же выставила свою руку мне навстречу. Расстегнув пуговицы, она позволила мне стянуть сначала один рукав, а потом другой. Дотронувшись до её плеча, я с облегчением обнаружил, что на ней всё-таки есть ночнушка, хотя и настолько тонкая, что решение выключить свет было очень даже своевременным.

      Я сел рядом с ней и обнял, укладывая на бок. Дафна не стала тереться щекой о моё плечо, прикладывать мои руки ко всяким местам или выказывать свою привязанность другими способами, а просто позволила себя обнять и прижалась спиной к моему животу.

      — Спокойной ночи, — сказал я, стараясь не думать о тонких деталях происходящего.

      Особенно о том, почему она так уверена, что моё присутствие ей вообще поможет.

      — Спасибо тебе, Алекс, — отозвалась она. — Спокойной ночи!

      Мы прибыли в Министерство в середине дня. Персональный папин пропуск избавлял нас от необходимости умещаться в тесную телефонную будку — тем более, что в таком случае в спутники я всё-таки предпочёл бы медленно краснеющую Луну, но уж никак не Беллатрикс, в присутствии которой краснел бы уже я сам. Далее мы всей честной компанией пробрались в зал-пещеру с артефактами. Арка не работала, и мы вручную открыли дверцы в опоре, чтобы убедиться, что “батарейка”, своим ходом добравшаяся до запасного гнезда питания и включившая Арку в прошлый раз, по-прежнему светится тем же зеленовато-голубым светом.

      — Эк бэре! Эк ноа сум! Эк сум амон, — произнёс я, выписывая палочкой сложный узор.

      Белла внимательно наблюдала за мной, проверяя, насколько точно я воспроизвожу движения. Впрочем, в данный момент как раз точность меня волновала не слишком — на этот раз всё получилось, и луч голубого света послушно ударил в “кнопку включения”, а пригодится ли мне это умение когда-либо ещё — никто не знает. Всё, что нам нужно — перенестись за Вуаль в другую точку Земли и оттуда попытаться дать знать, где мы оказались.

      Подошла мама и поцеловала меня в щёку.

      — Не рискуй понапрасну, — попросила она.

      Я знал, что это не оттого, что я — слишком ценный ресурс, наверняка только что одним лишь своим появлением отправивший Дафну в постель как минимум на неделю, а то и больше. Нет, просто я всё равно оставался её сыном, хоть и позаимствованным на время волшебством у природы. Папа крепко меня обнял, и я присоединился к ожидавшей меня у Вуали Белле.

      — А ты ни с кем прощаться не собираешься? — спросил я, и почти сразу понял, что сморозил глупость.

      — Интересно, как? — усмехнулась она. — Ты сам взял с меня Обет, что я не раскрою тайны. Как, по-твоему, в это всё вписывается Руди? К тому же для всех — и даже для своей любимой сестры, — я никуда не отправляюсь. Хочешь — проверь, мы с тобой наверняка как раз в этот момент тренировку начинаем, — я закатил глаза к потолку пещеры. — Да ладно, не такой уж ты и тупой, — дёрнула она меня за рукав. — Тебе просто нужно приучить себя в любой ситуации сначала думать, а в опасной — сначала очень-очень быстро думать!

      — Да поможет нам Мерлин, — кивнул я ей, пресекая поток нравоучений.

      — Да поможет, — согласилась она.

      Мы заранее договорились, что будем держаться друг за друга, проходя Вуаль, иначе неизвестно, не раскидает ли нас по разным полюсам нашей довольно большой планеты. Запас еды, однако, мы взяли на целый месяц и к тому ещё некоторое количество снаряжения — зелья, ингредиенты, пару палаток… Хоть Белла со смехом и уверяла меня, что к педофилии не склонна, но всё же, начитавшись всех этих историй, в которых Гарри Поттера с кем только не скрещивали — и со Снейпом, и с Беллой, и даже, о ужас! с Хагридом, — я демонстративно засунул себе в волшебный рюкзак отдельную палатку.

      Я коснулся Вуали, пустив по ней гулять волны, и меня сразу же потащило вперёд с силой, которой я не смог бы сопротивляться, даже если бы захотел. Я прошёл её, при этом совершенно чётко осознавая, что с другой стороны бесконечно тонкой завесы уже не появлюсь, и когда полностью оказался за ней, вдруг понял, что время остановилось, и я умираю. Это не было больно физически — лишь невыносимая тоска по чему-то, что уже никогда не вернуть… Чем-то это напоминало ритуал создания Дублёра, только микроскопические светлячки не пронизывали меня насквозь, а отрывались кусочек за кусочком, слоями снимая плоть и в вихре отправляя куда-то… Наступил момент, когда я понял, что позади ничего не осталось, и лишь поток ярких блёсток несётся… Видел в книжках такие огромные аквариумы, в которых по дну проложены стеклянные трубы, и люди ходят по ним, изнутри рассматривая подводное царство. Вот и я всей толпой своих частичек сейчас нёсся по такой трубе, но только проходила она сквозь вселенную… вселенные, которые, как в калейдоскопе, мелькали со всех сторон… Дурацкой мыслью уцелевшего сознания промелькнуло, что глупо было бы сейчас смешаться светлячками с Беллой, которая ведь наверняка несётся рядом со мной…

      И в этот момент меня пронзило настоящей физической болью — ещё более страшной, чем жалкие Круциатусы, которые теперь воспринимались даже с благодарностью. Частички меня с размаху налетали на что-то невидимое, на какую-то преграду, и моментально останавливались, слипаясь в одно целое. Если бы у меня были лёгкие, я бы орал, как резанный, а так мне оставалось лишь дрожать всем… тем, что было, в знак протеста против этой пытки. Внезапно всё закончилось, и меня вытолкнуло наружу. По инерции пройдя ещё несколько ступенек, я почувствовал, как Беллатрикс судорожно вырывает у меня руку и отворачивается.

      Повернувшись ко мне спиной, она тщательно ощупывала себя спереди, бормоча себе под нос:

      — Девочки вроде на месте, — потом она обеими руками ухватила себя за ягодицы и буркнула: — И эти тоже! — руки переместились вперёд. — И ничего лишнего вроде не добавилось…

      И эта женщина, которая решила вдруг, что такое сложный высокотехнологичный артефакт способен перетасовать нас, как детали в конструкторе, смела называть меня тупым! Под тяжестью всего пережитого за последние несколько… — минут? мгновений? — мои ноги подогнулись, я упал на колени, а потом на четвереньки и засмеялся. Я гоготал, как косяк гусей, радостно покрывающих помётом парковку торговца новенькими автомобилями. Я ржал, как стадо диких мустангов, на которых решил поохотиться одинокий ковбой, и которые теперь весело тащили того за собой, привязанного за собственное лассо.

      В мою истерику влился какой-то совершенно не гармонирующий с ней тонкий серебристый ручеёк. Я затих, а она продолжила смеяться. Подняв голову, я только и смог, что ошарашенно пробормотать:

      — Беллатрикс?

      Она затихла, почувствовав что-то неправильное в моём голосе.

      — Алекс? — переспросила она. Я поднялся и разогнулся, на полголовы возвышаясь над ней. — Алекс?! — повторила она с благоговейным ужасом в голосе.

      Поняв, что изменения затронули и меня, я быстро себя осмотрел. Вроде, все на месте, вот только Белла теперь казалась маленькой и хрупкой. То ли она ещё и уменьшилась, то ли я…

      — Возмужа-ал! — восхищённо протянула она и зачарованно потянулась к моему бицепсу.

      Я отступил назад, теперь уже внимательно осматривая Беллу. Она явно помолодела. Нет, она всё равно оставалась старухой далеко за сорок… Может, даже и не далеко, а всего лишь за сорок… Может, даже и до сорока не дотянула бы, но это всё равно не делало её молоденькой девицей… Глубокие морщины её безумия исчезли, глаза задорно блестели, фигура тоже немного подобралась, хотя и до этого была вполне ничего… Если я что-то понимаю в пожилых сумасшедших леди, мистер Лестрейндж бы сейчас за ней бегал с высунутым языком. Да и не только он.

      — Слушай, да тебе сейчас на вид все двадцать два или двадцать три, — восторженно заметила она. — А я? Со мной что-то случилось?

      — А ты настолько помолодела, что потеряла остатки разума, — ухмыльнулся я.

      — Ой, правда? — воскликнула она, скинула с плеча рюкзак и начала в нём рыться. — Не ври мне так… Это жестоко! Зеркало, зеркало… Полцарства за зеркало! Да где же оно?!

      Найдя, наконец, самый необходимый аксессуар путешественника — не называть же таковым тушь для ресниц или пудру для носика, в самом деле? — она уселась на колени и принялась себя придирчиво разглядывать, и её улыбка от этого становилась всё более довольной.

      — Ну, положим, уж не на столько помолодела, — подвела она итог осмотру, — но результаты всё равно впечатляют! Так что скажи мне ещё что-нибудь, — потребовала она.

      — Раз так, то могу сказать, что под ржавчиной уже можно местами видеть сияние той блесны, на которую так глупо попался несчастный Рудольфус, — подмигнул я ей.

      — Я помню, что я давала Обет не причинять тебе вреда, — со скучающим видом произнесла она, — но мне кажется, что сейчас как раз такая ситуация, когда Круциатус тебе точно не повредит… — она взглянула мне в глаза, и её очи вспыхнули огнём, — дрянной мальчишка!

      — Думаю, что повредит, — поспешно сказал я, на всякий случай отскакивая в сторону. — Не будем испытывать судьбу.

      — Не будем, — кивнула она, снова вставая. — И чтобы окончательно отвлечься, приступим всё же теперь к нашим первоочередным и неотложным делам.

      Она подняла с земли камень, палочкой с помощью какого-то неведомого мне заклинания нарисовала на нём кошачью мордочку и сердечко и бросила в Вуаль, которая легко этот камень проглотила.

      — О, работает! — удивилась она, подняла рюкзак и шагнула вслед.

      — Стоп, — скомандовал я, хватая её за локоть.

      Она смерила меня взглядом, выразительно посмотрела на мою руку и снова взглянула мне в глаза.

      — Ты мне что-то хочешь сказать? — ласково проворковала она. — Ты же понимаешь, что как раз в этот момент ты стоишь между мной и мучительной процедурой омоложения ещё лет этак…

      Я чуть сознание не потерял от этого божественного голоса! Ноги-то точно стали ватными.

      — По плану, Белла, — напомнил я ей. — Мы действуем по плану!

      — По плану скучно, — надулась она, снова снимая рюкзак и усаживаясь прямо на травку перед Аркой. — Хочу снова стать молодой и красивой!

      — Мы не знаем, куда это ведёт, — терпеливо произнёс я. — Может, вовсе не на Землю.

      — А мы и так не на Земле, — пожала она плечами, достала расчёску, вручила мне зеркало, чтобы я держал перед ней, и стала наводить на себя дополнительную красоту — раз уж прежняя вдруг обнаружилась.

      — Как — не на Земле? — не понял я.

      — А где ты такое на Земле видел, — небрежно махнула она куда-то за моё плечо, при этом двумя пальчиками прихватывая зеркало за край.

      Не зря, кстати — поскольку зеркало я бездарно выронил, едва только взглянул в том направлении.

      Не очень далеко от нас — около двух десятков километров — высилась чёрная гора. Или, скорее, расстилалась. Гора была не то чтобы высокая, да и на гору толком не походила, поскольку у основания в поперечнике была очень широкой, а в высоту… Мне трудно было оценить высоту. Два километра или около того. К вершине гора становилась уже похожа на гору, и по центру из неё торчал практически пик в виде усечённого конуса, из которого в небо валил густой столб грязно-серого дыма — словно из гигантской заводской трубы, — который постепенно относило от нас в сторону, заполняя дымом всё небо до горизонта. Со всех сторон мы были окружены грядами гор. Земля, явно когда-то зелёная и цветущая, теперь зияла чёрными опалёнными проплешинами.

      — С ума сойти, — сказал я, почесав в затылке. — И где же мы здесь будем искать Сириуса?

     Остаток дня мы всё-таки провели по плану. Для начала мы оба внимательно осмотрели панель управления Арки. Согласно тем материалам, что предоставил нам Дима, панель служила для выбора места, куда Арка открывала проход. Она выглядела, как квадрат шесть на шесть квадратных пиктограмм со стороной восемь сантиметров каждая. В инструкции было написано, что координаты задаются последовательной активацией четырёх из них, что в сущности означало не такое уж и большое число комбинаций — немногим более миллиона. Ту, что в Министерстве, мы просто побоялись трогать — в первую очередь потому, что на панели управления набранная комбинация никак не отображалась. Введи мы новую комбинацию — и мир, в котором пропал Сириус, оказался бы для нас надолго закрыт. А поскольку мы его не встретили у Арки, и теперь нужно его искать, то “надолго” легко превращалось в “навсегда”. Разве что мы вдруг научимся производить Дублёров в промышленных масштабах. Армия Дублёров — где-то я это уже встречал, только звучало немного по-другому…

      Завершив осмотр, Беллатрикс вытащила метлу и предложила немного осмотреть окрестности. Мы полетали, стараясь не упускать Арку из вида, а потом всё-таки начало темнеть, и пришлось вернуться. Как ни претило нам обоим оставаться на ночлег посреди открытого пространства в таком тревожно выглядящем месте, но укрытия поблизости не было, и мы расставили палатки недалеко от Арки. Белла пожелала мне доброй ночи и добавила, что мне нечего опасаться, поскольку она совершенно точно знает, что под моей новой даже немного похожей на настоящего мужчину оболочкой всё равно радостно агукает всё тот же пухлый розовощёкий малыш. А кроме неё других опасных монстров поблизости нет. К своему — и её тоже — удивлению, я огрызаться не стал, а просто пожелал ей спокойной ночи и залез в палатку. Мне было слышно, как Беллатрикс снаружи выставляет одно за другим охранные заклинания в несколько слоёв. Под тихий шелест её магии и убаюкивающее бормотание я и заснул.

      С моей стороны всё было просто — с утра достал из себя полученные ночью воспоминания и засунул их в Омут памяти. О нашем более чем формальном общении с Беллатрикс не знал никто, ни одна живая душа, включая даже Нарциссу, и я решил, что и впредь не стоит особо афишировать этот факт, и безжалостно выудил из предоставленной информации все эти подробности. Как ни странно, но Белла, появившаяся за полчаса до нашей утренней тренировки с банкой, полной её впечатлений от вчерашнего дня, сделала то же самое. В общем, на пару с ней мы устроили самый настоящий заговор.

      Богиня долго выспрашивала у меня подробности перехода. Мы все решили, что Арка — это всё же не портал, а некое устройство, которое полностью уничтожает всё, что в него попадает, с тем, чтобы воссоздать на другом, принимающем конце. После этого ей вдруг стало неинтересно, и было видно, что она с удовольствием убежала бы к себе в лабораторию — я так понимаю, ставить эксперименты на лягушках, уж больно её и маму задело и раззадорило неожиданное преображение Беллатрикс, которое ни она, ни я скрывать не стали, — но у неё была та же проблема с магией, что и у Дафны, и в ближайшие пару дней лягушки для неё могли представлять разве что гастрономический интерес. Мы договорились, что после тренировки с Беллой я наведаюсь к устроенному нами с Сириусом стационарному устройству вызова демона и поделюсь с ним первой полученной информацией — может, у него возникнут какие-то идеи по поводу того, куда занесло наших Дублёров и Сириуса.

      Только сейчас до меня дошла простая мысль — каникулы! В первую очередь, каникулы для меня означали избавление — на время, конечно, — от цепких лапок Сценария и предоставление мне некоторой свободы. Исключая, естественно, моменты, когда я должен был появляться в клоповнике, именуемом Норой. Или крысятнике. Ну уж точно свинарнике — у меня постоянно создавалось ощущение, что всем там живущим совершенно без разницы окружающий их бардак. Бедная Герми, останавливаясь в Норе, первые несколько дней обычно проводила за уборкой… Так что, невестка — а точнее, невестки — Молли были просто жизненно необходимы. И в доме порядок, и сыновья довольны… М-да.

      Вторым плюсом каникул, конечно, было полное отсутствие изображений Снейпа и Малфоя на сетчатке моих глаз. Со Снейпом понятно, а вот к отпрыску Нарциссы у меня исподволь складывалось какое-то необычайное неравнодушие. Глядя на его родителей, один из которых пусть звёзд с неба не хватал, но всё-таки определённо был бесстрашен и твёрд характером, а другая вообще была умелой колдуньей, умной интриганкой и по смелости не уступала вообще никому из моих знакомых, кроме, конечно, своей безбашенной сестрицы… Глядя на его родителей, мне хотелось… утопить это ничтожество в унитазе. Совершенно неосознанно при каждой встрече с Нарциссой первым моим чувством было сожаление… Каждый раз, когда я её видел, мне хотелось за что-то извиниться. Поэтому моя радость оттого, что целое лето… Всего два месяца, будь неладно хогвартское расписание, я не буду видеть ни Снейпа, ни Малфоя… Моя радость по этому поводу была вполне объяснима.

      Всё шло по плану, поскольку мы всё-таки довольно много времени провели, прорабатывая наши дальнейшие действия, и общими усилиями должны вроде бы были учесть все возможные ситуации и наши поступки в этих ситуациях. Даже вариант того, что связь между Дублёром и мной не будет работать между мирами — и то учли. Папа мне сообщил вчера вечером, что посланная Беллатрикс посылка с рисунком на ней у нас не появилась — значит, с той стороны Арка настроена куда-то в другое место. Получив это известие, Дублёр должен был приступить к следующему этапу. У нас был заготовлен большой контейнер с магическими артефактами, на каждом из которых была обозначена уникальная комбинация кодов для управляющей панели. Из всех нас объяснения Димы по поводу какого-то случайного распределения, которое лучше поможет в нашем случае, чем последовательный перебор миллиона комбинаций, поняли только папа с крёстным и Белинда. Которая вообще была очень умной девицей, не говоря уж об остальных её достоинствах.

      Получив через Арку контейнер, Дублёр должен был заняться адским трудом — по очереди вводить комбинации, активировать соответствующий артефакт и забрасывать в Арку. После прибытия на другую сторону дощечка посылала магический сигнал, который мы должны были получить, окажись она в нашем мире. Почему так? Да очень просто — мы решили не оставлять шанса возможности нахождения на Земле нескольких Арок, и такой сигнал помог бы нам найти местоположение в любом случае. А разведать путь обратно на Землю нам было просто необходимо — иначе как мы вызволим Сириуса, когда его найдём? То есть, и такой вариант тоже обдумывался — если дороги назад просто не будет. Девушки дружно заявили, что отправятся за Бродягой хоть в ад, хоть одни, хоть с ребёнком. Возражать никто не стал, поскольку их чувства были понятны и разделялись всеми без исключения. Дэниел, по-моему, даже прослезился где-то украдкой.

      Беллатрикс должна была отправиться на разведку. Собственно, поэтому она и пошла на ту сторону — даже помолодев и похорошев, она всё равно оставалась отмороженной на всю голову адреналиновой наркоманкой, которая к тому же так давно не убивала, что Нарцисса всерьёз опасалась, не начнутся ли у неё ломки. Так что, руководствуясь своим предполагаемым знанием Бродяги, она должна была по наитию выбрать какое-то направление и уже туда отправиться на поиски. Прошло, конечно, уже очень много времени, и я продолжал корить себя, что мы потратили время на планирование вместо того, чтобы сломя голову броситься на поиски, но… Но я понимал, что ни мне, ни кому-либо ещё в одиночку было не справиться, а здоровье Перасперы в долгосрочной перспективе значило для нас гораздо больше, чем потерянное в ожидании готовности Дафны время.

      Кстати, Беллатрикс-два сразу, как только вылезла из чана, заявила, что она Сириуса не чувствует, в отличие от оригинала, зато Белла-один даже после отбытия экспедиции в дальние дали продолжала уверять нас всех, что Сириус по-прежнему на Земле. Впрочем, что с чокнутой взять? Ей бы Хрустальный шар в руку да в соседнюю с Трелони палату… Потому, что в словах её было смысла уж точно не больше, чем у этой примадонны леденящих кровь пророчеств и королевы трагических завываний.

      С самого утра Дафна выразила желание присутствовать на всех тренировках, хоть по большому счёту на них ей делать было нечего — особенно на занятии с Беллатрикс. Её слова о том, что ей до смерти скучно сидеть весь день одной, я отмёл сразу — если тебе скучно, то хотя бы книжку почитай! Я так понял, что ей нужно было приглядывать не только за мной, но и за Панси. Наверное, моя паранойя постепенно стала заражать и их тоже, и они уже не так полагались друг на дружку, когда речь заходила обо мне. Впрочем, это было бы мне скорее на руку — если мне удастся их поссорить, то мне будет легче ими управлять. А-ха-ха! Осталось только придумать, зачем мне нужно ими управлять, и что такого я от них хочу, что не смогу получить, просто попросив… То есть, мне нужно, чтобы одновременно с податливостью они становились более строптивыми, и тогда… Как же всё-таки всё это запутано!

      В ответ на заданный в лоб вопрос Дафна вздохнула и призналась, что ей было бы приятно опираться именно на мою руку в своих передвижениях. Не считая того, что прямой контакт по-прежнему был необходим для оказания лечебного эффекта. Меня удовлетворил сам факт того, что её уловки я теперь насквозь вижу, и предложил её везде сопровождать, внутренне поражаясь глубине своего вероломства. Я вёл настоящую двойную игру, по-макиавеллевски коварную, соглашаясь на её кроткие просьбы и притворяясь, что снова поддался её очарованию. Судя по всему, она что-то подозревала, поскольку никаких попыток воздействия на меня не предпринимала — просто опиралась на мою руку.

      Астория, как мне казалось, обходила меня по широкой дуге. Ну да, она-то в отличие от сестры и её подруги, сразу мне всё сказала честно. Разъяснила свою позицию и дала мне понять, что требуется от меня. Теперь мой ход. Панси, как ни странно, на происходящее вообще не реагировала. Она лишь убедилась, что я помогаю Дафне, и продолжила ходить со мною на занятия, даже не пытаясь особо общаться. В общем, прикидывалась кроткой овечкой, даже не предполагая, что теперь меня обмануть невозможно. Совершенно и абсолютно невозможно. Вечером, она пришла в комнату к Дафне и молча сидела в кресле, забравшись в него с ногами, слушая мой рассказ. Ещё когда я готовил доклад демону, я поставил наши с Беллой воспоминания воспроизводиться в большом Омуте памяти, который создавал картину прямо в воздухе, что позволило мне записать всё на очки. Изображение, конечно, было далеко от идеального, и уж особенно не могло сравниться с полным погружением головой в Омут, но всё равно какое-то представление о происходящем можно было получить.

      Когда я закончил, Панси пожелала нам спокойной ночи и ушла. Странно, я ожидал большего — хотя бы проникновенного касания руки или робкого поцелуя в щёку, сопровождающегося смущённо порозовевшими щёчками. Дафна, следившая за мной, пока я тянул голову вслед Панси, лишь покачала головой.

      — Если тебе есть что сказать, то просто скажи, — предложил я.

      — В том-то и дело, что мне нечего сказать, — грустно отозвалась она. — Никто из нас не готов…

      — Ты опять решаешь за меня, — заметил я, распаляясь.

      Она сначала откинула голову на подушку, глядя в потолок, а потом свернулась калачиком, укладываясь ко мне спиной, и с головой укуталась одеялом.

      — Не забудь выключить свет перед уходом, — попросила она, на секунду высунув нос.

      Мне хотелось рвать и метать. Или ещё лучше — со всей дури молотить кулаками в деревянную доску, крича при этом от боли и ярости. Мерлин, да что же это такое творится?! Почему эти трогательные нежные существа способны за какую-то секунду довести меня до такого состояния, что у меня вместо слов изо рта идёт пена? Да кто они такие?!!

      Я обошёл кровать с другой стороны и приподнял одеяло, из-под которого на меня спокойно глянули голубые глаза Дафны.

      — Я даже не в силах тебе сопротивляться, — сообщила она.

      — Это тоже похоже на попытку заставить меня сделать что-то, что нужно тебе, — сказал я.

      — Ты, конечно, не поверишь, если я скажу, что сейчас мне нужно, чтобы ты ушёл, — констатировала она.

      — Ты же знаешь, что я не смогу так просто уйти, когда… — что именно “когда”, я объяснить не мог.

      — Ты сам для себя реши, — предложила она. — Либо ты не хочешь, чтобы тобой манипулировали, либо не можешь так просто уйти.

      — Я не вижу, как одно другому противоречит, — покачал я головой.

      Она прикрыла глаза.

      — Предлагаю устроить долгий диспут на эту тему, — сказала она. — К чёрту сон!

      — Я остаюсь, — заявил я. Она едва заметно покачала головой. — Ну ладно, — включил я задний вход. — Давай, как вчера. Просто скажи мне, что тебе нужно.

      — Мыло, — тихо сказала она. — Верёвку…

      Я хотел было рассмеяться хорошей шутке, но вдруг понял, что тогда уж точно доведу её до слёз, поскольку она не совсем шутила.

      — Если я выйду, тебе самой станет лишь хуже, — заметил я.

      — Зато тогда мы все будем уверены, что тобой никто не манипулирует, не правда ли? — возразила она.

      — Да далось тебе… — в сердцах воскликнул я.

      — По сути, это как раз идеальное условие, — продолжала она. — Ведь если мне плохо, значит, либо я сознательно действую во вред себе, либо… Выйди, пожалуйста.

      — Ни за что, — сказал я.

      — Я не даю тебе права меня касаться, — тихо сказала она. — Мне не нужна твоя забота, твои разговоры и твоё общество. Если ты сейчас же не выйдешь, то завтра я попрошу папу официально разорвать помолвку.

      — Может, это и было твоей целью с самого начала? — спросил я и взял её руку в свою.

      Она мне ничего не ответила и даже головой не помотала. Выключив свет, я не раздеваясь улёгся рядом с ней, так и не выпустив руки. Некоторое время она сердито сопела, а потом затихла, видимо, заснув.

      Как я и ожидал, этот день выдался на редкость скучным. Проснувшись утром, едва солнце подсветило тонкую материю палатки, я огляделся по сторонам, заткнул палочку в чехол на предплечье и побежал. Удалившись от Арки метров на триста, я повернул налево и пошёл на первый круг. Земля была не очень ровная — помимо уже упомянутых мной проплешин в ней были трещины, неровные каменистые участки, ямы и даже кусты. Что-то приходилось перепрыгивать, что-то — обегать вокруг, а иногда приходилось чуть ли не на шаг переходить, как я сделал, наткнувшись на присыпанный гравием проступивший на поверхность кусок скалы. Сделав пару кругов, я вернулся и обнаружил ожидающую меня Беллатрикс. Она уже приготовила чай и собрала небольшой завтрак.

      — А ведь наверняка можно просто заказывать блюда в ближайшем трактире и посылать их через Арку, — вслух подумала она.

      — Я думал, ты сюда за приключениями пришла, а не за маленькими радостями жизни, — рассмеялся я.

      — После десяти лет в Азкабане невольно начнёшь ценить все доступные радости жизни, — проворчала она. — Вот сейчас бы я точно не отказалась от душа.

      — Если хочешь, я могу полить, — легкомысленно предложил я.

      — Бойтесь своих желаний, — фыркнула она, откусывая от бутерброда.

      Ну да, это я не подумав сказал. Уже боюсь.

      После завтрака приступил к работе, невольно сожалея, что я не Гермиона — вот она таким делом с удовольствием занималась бы целыми днями. До автоматизма и совершенства. Взяв в руки табличку, я магией активировал в нужной последовательности указанные пиктограммы, выжидал, пока они потухнут, и бросался табличкой в Вуаль. При наборе нового адреса ничего интересного не происходило, но в инструкции достаточно ясно говорилось, что нужно дождаться, пока пиктограммы перестанут светиться магическим свечением. Довольно быстро я понял, что на каждую табличку у меня будет уходить от четырёх до шести минут, то есть… От полутора до двух сотен табличек в день, если не заниматься ничем другим. Белла убедилась, что у меня всё в порядке, достала из волшебного рюкзака метлу и свечкой взмыла в воздух. Вернулась она, когда солнцу оставалось совсем немного до горизонта.

      — Такое ощущение, что здесь только что война закончилась, — стала рассказывать она. — Или может ещё идёт, но очень вяло. Толпы беженцев, которых сгоняют с насиженных мест и выдавливают туда, — она показала в сторону, где утром взошло солнце. — Геноцид и прочие безобразия…

      — Какие безобразия? — не понял я.

      — Мал ещё, — строго бросила она мне. — И вообще, если будешь без меня путешествовать и увидишь скопление трупов, ты их не разглядывай, а просто уходи поскорее.

      — Почему? — удивился я.

      — Потому, что я тебя об этом попросила, — пояснила она. — Ели бы я могла тебе сказать, почему, то и не просила бы так делать.

      Я всё равно ничего не понял, но решил, что она наверное права. Если уж Беллатрикс, которой человека убить легче, чем мне таракана тапком пришлёпнуть, уверяет, что существует нечто до такой степени ужасное, что мне стоит отвернуться… Хотя может она нашла лукошко с милыми пушистыми котятами, и ей стало настолько плохо, что чуть не стошнило? С маньяками со смещённой шкалой ценностей всё-таки никогда не угадаешь… Вообще она была какой-то непривычно задумчивой и часто её взгляд вдруг застывал, устремившись куда-то вдаль в сумерки.

      — Что с тобой? — по-простому спросил я, поскольку ходить вокруг да около не было никакого желания — перед глазами плясали комбинации пиктограмм.

      — Я не чувствую жажды, — неуверенно сказала она.

      — Ты только что выдула литр драгоценной воды, — снисходительно пояснил я. — А потом бездарно от неё избавилась вон в тех кустах.

      Она бросила на меня быстрый взгляд, подумав было, что я подглядывал. Охота была! Больше, чем в девичьей раздевалке, я всё равно ничего не увижу…

      — Нет, Алекс, я не о том, — неохотно пояснила она. — Не о той жажде…

      Я удивлённо поднял брови. Это было что-то новое. Беллатрикс без жажды смерти — это как птица без чувства направления. Что она, бедняжка, теперь будет делать?

      — Это из-за Арки? — спросил я. Она кивнула, поглощённая своими мыслями. — Не огорчайся, — приободрил её я. — Я уверен, что с оригиналом всё в порядке…

      Она вскинулась, и мне показалось, что я умудрился в ней эту жажду снова пробудить.

      — Я думаю, что нам с тобой стоит пресечь эту необоснованную фамильярность в нашем общении, — вдруг сказала она.

      — Очень даже обоснованную, — откликнулся я. — После того, как ты меня обработала своими Круциатусами…

      — Этот этап остался далеко позади, — покачала она головой. — Подобный тон в общении недопустим и провоцирует — если не вынуждает — меня к тому, чтобы попытаться принести тебе вред. Это будет означать, что либо только я, либо мы вместе с оригиналом погибнем из-за нарушения Обета.

      Собственно, она была права, и временами я видел, как у неё на виске начинает биться жилка после очередного моего выпада, вот только сам отчего-то остановиться не мог — да и смысла не видел. Беллатрикс намекает на то, что она всё-таки является довольно полезным участник круга посвящённых. Более того, она продолжает это доказывать — вызвалась меня опекать и обучать, отправилась в экспедицию с неизвестным результатом, фактически выполняет функции боевика, не задавая вопросов и не выказывая усталости. Я встал и поклонился.

      — Прошу принять мои извинения, миссис Лестрейндж, — сказал я.

      — Извинения приняты, — показала она мне обратно на моё место. — И на “вы” ко мне обращаться вовсе не обязательно. А за “миссис” tet-a-tet будешь отжиматься до посинения.

      Я сел, и мы продолжили трапезу. Потом она ещё час молча наблюдала, как я кидаю таблички в Арку, прежде чем отправилась к себе в палатку. Я ещё продолжил после этого, но не очень долго — устали глаза, заныла рука и захотелось спать. Устал, в общем, как собака, хотя весь день кроме бросков табличками и периодических зарядок ничего не делал.

      Проснувшись, я первым делом осторожно высвободил ладонь из захвата Дафны, которая во сне судорожно ухватилась за неё обеими руками и прижала к себе. Жаль, конечно — я рассчитывал, что она на меня всерьёз разозлилась за вчерашнее. Ночью ей было явно жарко — волосы слиплись, а с ног одеяло она всё-таки ухитрилась сдрыгать, но поскольку руки были заняты, то плечи так и остались в тепле… В парилке. Солнце уже успело встать, но я всё равно надеялся, что не проспал, и что мне никто не помешает. Всё-таки Дафна права. Она вообще умница, и мне стоило бы к ней чаще прислушиваться… Никто из нас ещё не готов… На кухне я собрал немного еды в рюкзак, а потом дошёл до своей “новой” комнаты и там покидал в него некоторые нужные вещи. Взял из чуланчика метлу.

      Открыв дверь на улицу, я наткнулся взглядом на взгляд Панси, вздрогнул от неожиданности и замер. Это был провал — настоящий, всамделишный феерический провал космического масштаба. Она подошла к мне, поправила отворот футболки, загнувшийся под лямку рюкзака и оставила руки лежать у меня на груди.

      — Тёплую куртку взял? — неожиданно спросила она. Я кивнул. — Береги себя, хорошо?

      Её зелёные омуты в этот момент были настолько прекрасны, что всё остальное показалось таким мелким, таким незначительным… Я понял, что мне уже не хочется никуда бежать.

      — Ты тоже, — откликнулся я.

      Она ухватила кончики моих пальцев и сжала их, а потом отвернулась и просто ушла. Даже не попыталась в щёку поцеловать. И что это было? Если уж Панси способна вести себя спокойно и рассудительно, то может и Белла в итоге небезнадёжна? К воротам я шёл вдоль кустов, рассудив, что так у меня будет меньше шансов попасться ещё какой-нибудь ранней пташке на глаза. Или кошке. Вот-вот. Я уже почти добрался до того места, где планировал перемахнуть через ограду, как на моём пути откуда ни возьмись оказалась эта парочка. Бася не мигая смотрела на меня, а Мурка в своей обычной манере лениво умывалась, словно ей вообще не было никакого дела до происходящего. Да и вообще вид у них был такой, словно они уже давно застолбили это местечко и сидели тут, никого не трогая, и вдруг я из кустов весь такой с рюкзаком… Я подошёл и присел перед ними на корточки, протягивая руки, чтобы почесать за ухом. Бастинда подставила голову, не сводя с меня взгляда, а Мери-Сью сначала несильно ухватила зубами за палец, и только после этого приняла ласку. В смысле — ты не подумай, это я только с виду такая нежная и пушистая, а на самом-то деле я страшный зверь с огромными острыми зубами!

      — Вам придётся остаться, — сказал я им. — Иначе кто будет присматривать за Панси и Дафной?

      Мурка опять цапнула меня зубами за палец.

      — Я обязательно вернусь, — терпеливо сказал я. — Мне просто нужно побыть одному. Слишком много всего случилось…

      Бася встала, задрав изогнутый хвост, подошла ко мне и прошлась боком вдоль моего колена, чуть не свалив.

      — Я тоже вас обеих люблю, — улыбнулся я.

      Бася исчезла в кустах, а Мурка, тоже потёршись о меня, ещё раз уцепила за палец, лизнула в ладонь и отправилась вдоль по тропинке. Вздохнув, я поднялся и перелез через забор.

      Особого плана у меня не было — просто лететь куда-нибудь… Желательно — подальше. Понимание того, что мне требуется одиночество, пришло ко мне совершенно неожиданно как раз в тот момент, когда Дафна мне в очередной раз наглядно объяснила, что какой бы вариант действий я не выбрал, в любом случает буду виноват сам. Без вариантов. И меня это на этот раз не устроило. Мне хотелось немного пообщаться с человеком, который безусловно принимал бы мою сторону и никогда не заявил бы, что я виноват. По крайней мере, без веских на то оснований. Вот с этим человеком я сейчас и летел на юг на метле в поисках “червоточин”, которые обеспечили бы мне быструю доставку куда-нибудь, где меня не так быстро найдут. Самое важное — а именно плавки — я упаковал с собой, и теперь надеялся, что до того момента, как Сценарий потребует моего непременного присутствия у Дурслей, где меня должен был подобрать Дамблдор, я успею немного позагорать и покупаться…

      Еды я с собой взял достаточно, как впрочем и маггловских денег. План толком не проработал, и в итоге решил направиться, куда меня кривая выведет. “Кривая” дала о себе знать примерно через час, когда я уже увидел впереди Английский канал и уже просчитывал довольно сложный перелёт в кишащем самолётами узком пространстве между Континентом и Островом. Очки заморгали красным, обращая моё внимание на искомую дырку в небе. Два раза перевернувшись в воздухе, я сделал вираж и влетел в “червоточину”. Вылетев с другой стороны, остановился, завис в воздухе, ожидая, пока мой навигатор сообразит, куда меня занесло. Именно то, что я искал. Исландия. Страна пальм и песчаных пляжей. Развернувшись, я снова залетел в транспортный коридор, выводящий меня к Каналу. Мне стало интересно, как направление движения влияет на пункт назначения, и я залетел с другой стороны. Снова Исландия. Значит, никак не влияет. Вздохнув, я полетел дальше, размышляя о том, что неплохо было бы как-нибудь отыскать все до единой “червоточины” и составить подробную карту маршрутов. Вот уж что могло действительно принести неплохих денег папе…

      Ещё через час я оказался на другой стороне Канала, и почти сразу нашлась ещё одна… Пролетев её, я словно оказался в печке — даже здесь, на километровой высоте, исходящий из расстилавшегося подо мной моря горячего песка жар обжигал так, словно злая ведьма с огромной бородавкой на крючковатом носу посадила меня на поднос, как следует облила маслом — чтобы корочка хрустела — и засунула в прогретую духовку, радостно предвкушая пиршество, которое она устроит себе и подружкам. Врёшь, не возьмёшь! Сцепив зубы, я примерно прикинул по солнцу стороны света и полетел на север — надеюсь, я ещё в нашем полушарии! Можно, конечно, добраться до Исландии и там полежать немного в сугробе…

      Через пятнадцать минут и восемьдесят километров полёта я увидел чуть в стороне на горизонте островок зелени в тени высоких пальм. Моргнув пару раз, я отмахнулся от миража, намечая себе следующую гору песка в качество ориентира. Очки зажгли красный огонёк и замигали, привлекая моё внимание. “Оазис” было написано в уголке экрана. Чёртова железка, это же оптический обман зрения! Я тебе сейчас покажу “оазис”! Повернув в ту сторону, я всё-таки туда направился, по-прежнему держась в вышине, поскольку снизу жарило настолько сильно, что снижение даже на сотню метров было равноценно добровольному залезанию в паровозную топку.

      Как ни странно, очки опять не ошиблись, и это действительно был оазис. Мне, кстати, иногда начинало казаться, что именно создатели этого замечательного прибора были настоящими волшебниками, а мы скорее походим на скоморохов на ярмарке — в дурацких одеждах и выделывающих разные фокусы. До тех пор, конечно, пока мы не начинаем убивать друг друга… Оазис был около пары сотен метров в поперечнике. Со всех сторон он был окружён пальмами и деревцами пониже, которые вместе создавали надёжную завесу от ветра. По центру деревья немного расступались, освобождая место для небольшого озера, укрытого зелёной тенью. Прозрачная вода так соблазнительно блеснула между зелёных листьев, что метла спикировала сама-собой, чуть меня при этом не сбросив, едва ли не раньше, чем я сам сообразил пойти на снижение.

      Осторожность никто не отменял, и я приземлился на самом краю пушистого зелёного ковра. Было тихо — если конечно не считать щебета каких-то птичек в зарослях. Я убрал метлу и двинулся в сторону призывно манящей меня воды. Нереальное какое-то место — словно в сказку попал. Совсем же рядом, за деревьями можно приготовить яйца, просто закопав их в песок, а тут и прохлада, и тень, и даже птички поют… Изумительной прозрачности вода в небольшом озере с песчаным дном так к себе притягивала — особенно после пекла снаружи, — что я, уже почти ничего не замечая вокруг, дошёл до берега и принялся стягивать с себя одежду.

      — Кхе-кхе, — послышалось рядом, и я от неожиданности подпрыгнул метра на полтора, изворачиваясь в воздухе и заодно пытаясь вытряхнуть ногу из уже спущенной штанины, достать палочку и направить её на источник звука.

      — А-а, колдун, — с удовлетворением сказал сидящий в нескольких метрах старик в огромном тюрбане. — Приветствую тебя, о почтеннейший!

      Он коснулся пальцами губ и лба, отвешивая мне поклон одной лишь головой.

      — Здоровья вам, уважаемый, — ответил я, кланяясь и стараясь по возможности выглядеть представительно в спущенных штанах.

      Отчего-то русский, на котором говорил старик, удивил меня значительно меньше, чем сам он.

      — Я лишь хотел поведать тебе, о юный путник, что купальня расположена чуть дальше, — повёл рукой старик.

      — Теперь я не уверен, что было бы вежливо отправиться купаться, на выказав сначала должного почтения, — откликнулся я и снова натянул штаны.

      — Мудрость уже успела коснуться твоего гладкого чела, — причмокнул губами старик, поглаживая седую бороду. — Присядь рядом с Хасаном и назови своё имя.

      Сложив по-турецки обутые с тапки со смешными загнутыми носками ноги, старик сидел на ковре — не очень большом шёлковом ковре, на котором в середине сложного узора был выткан пейзаж с видом на красивый город, украшенный башнями минаретов и куполами мечетей. Рядом с ним стояло блюдо, полное фруктов, а по другую руку от него помещалась большая миска с рисом, смешанным с кусками мяса. От последней исходил такой аромат, что я невольно вспомнил, что оказался сегодня совсем без завтрака, и сглотнул слюну. В десяти сантиметрах от его ног располагался очаг, точнее, небольшой участок на песке, окружённый снаружи камнями, уложенными так живописно и с таким искусством, что я поневоле залюбовался этой нечаянной деталью натюрморта. По песку были рассыпаны раскалённые докрасна угли, на которых стояла небольшая коробочка… с песком, а с чем же ещё! По песку в коробочке сам собой медленно двигался медный кофейник. Я попытался было приземлиться на песок, но прямо подо мной возникла довольно толстая плотная подушка, на которую я и уселся.

      — Меня зовут Алекс, уважаемый Хасан, — представился я. — Если полностью, то Алексиус. И я не колдун, а волшебник.

      Кофейник зашипел и воспарил над песочницей. Рядом с ним беззвучно материализовались две изящные фарфоровые чашки, кувшин наклонился и наполнил сначала одну, а потом другую. Между мной и стариком появился низенький восьмиугольный столик, и на него же приземлились обе чашки, дразня ноздри ароматным кофе. Рядом с ними появилась тарелка с пастилой, рахат-лукумом и пахлавой. Всё это время руки старика спокойно лежали у него на коленях, да и сам он скорее смотрел на меня, чем следил за собственным колдовством. Я взмахнул палочкой, притягивая рюкзак, и вынул из него коробочку с пирожными.

      — Ты ещё не волшебник, о Алекс-если-полностью-то-Алексиус, — улыбнулся Хасан, показывая мне белоснежные крепкие зубы. — Ты ещё только учишься.

      Коробка с пирожными раскрылась, и он с любопытством заглянул вовнутрь.

      — Клянусь перстнем Сулеймана, ленинградские! — воскликнул он и воздел руки к небу: — Благодарю тебя, о великий, за то, что ниспослал мне этого отрока, принёсшего пищи богов! Сорок лет я блуждал по пустыне…

      — К-хм, — закашлялся я.

      — Ты прав, о Алекс, — согласился Хасан, благожелательно на меня глядя. — И всего-то тридцать лет и три года, да и не бродил вовсе, а лежал кверху пузом на тандыре, пока не сотворил себе этой райский уголок…

      — Отведайте моего угощения, Хасан, — предложил я, поняв, что сейчас услышу удивительнейшую историю, смысла в которой будет столь же мало, сколь в полёте на аэроплане.

      — Просьба гостя — закон, — кивнул старик, и корзиночка с кремом сама прыгнула ему в руку. В другую величественно вплыла чашка с кофе. — Один лишь вопрос терзает меня, о благословенный Алекс…

      — Буду рад дать на него ответ, — откликнулся я.

      — Вопрос мой очень сложен, — лукаво подмигнул он. — Когда ты прибыл, я как раз пытался решить эту шараду.

      — И в чём же шарада, уважаемый Хасан? — спросил я.

      — Вот ускользает от меня, удался ли сегодня плов, — сокрушённо покачал головой старик. — Быть может, твой молодой и острый ум поможет моей мудрости справиться с решением.

      — Я думаю, это был бы полезный эксперимент, — осторожно заметил я.

      — Спасибо тебе, о Алекс-если-полностью-то-Алексиус, — воскликнул Хасан, и в воздухе прямо передо мной появилась такая же миска с рисом и кусками мяса, как та, что стояла рядом с ним. — А пока ты помогаешь мне с решением задачи, я отдамся на волю воспоминаний…

      Он прикрыл глаза, откусил от корзиночки, отпил кофе и издал тихий блаженный стон. Поняв, что вилки мне не дадут, я вытащил из рюкзака собственную и попробовал то, что старик назвал пловом. Не знаю, удалось ли кушанье или нет — я его в себя затолкал так быстро, что даже толком не распробовал. Хасан, поняв, что я перестал колотить вилкой по миске, приоткрыл один глаз, не меняя выражения на лице, и миска вновь доверху наполнилась едой. На этот раз у меня получилось есть чуть медленнее и даже пережёвывать прежде, чем глотать, запивая при этом кофе. Теперь я мог согласиться, что плов действительно удался, хотя ещё остались несколько невыясненных моментов. Как по волшебству, рядом со мной возник тазик, в котором плавало несколько розовых лепестков. Справедливо рассудив, что посуда слишком велика для питья, я осторожно окунул в неё руки и ополоснул. Когда я закончил умываться, налетел порыв лёгкого ветра, моментально высушил мне руки и лицо и умчался дальше.

      — А теперь поведай мне, о Алекс, — сказал Хасан, с одобрением наблюдая, как я отдаю должное предложенным им восточным сладостям, — каким самумом тебя занесло в моё скромное убежище?

      Я поглядел вверх — солнце уже почти дошло до зенита.

      — Я к морю летел, уважаемый Хасан, — ответил я. — Увидел ваш прекрасный оазис, и так мне захотелось поближе посмотреть…

      — Откуда же ты к морю летел? — удивился старик.

      — Я залетел в дырку в небе, — пояснил я. — Ну, знаете, такая дырка, один конец которой находится здесь, а другой — за много километров отсюда.

      — Тебе ведомы небесные тропы, — причмокнул губам Хасан. — Совсем неплохо для такого юного ученика. А что вообще в мире творится?

      — Про весь мир не скажу, поскольку и сам не очень-то в курсе, — признался я. — Но вот про Англию могу поведать.

      — Уважь старика, сделай милость, — погладил он бороду. — И расскажи заодно, что это за Англия такая.

      Я стал рассказывать про Волдеморта, Министерство и Хогвартс. Хасан слушал меня, прикрыв глаза, и могло даже показаться, что он заснул, но я продолжал повествование. Когда я замолк, он некоторое время так и продолжил сидеть с закрытыми глазами.

      — В наших сказках, когда молодой богатырь встречает убелённого сединами могущественного старца, тот либо наделяет его особой силой, либо дарит легендарное оружие, либо даёт ему мудрый совет, — проговорил он, посмотрев на меня.

      — У нас тоже есть похожие сказки, — осторожно ответил я.

      — Но мы ведь не в сказке? — спросил он.

      Понятно. Роялей не будет. В общем-то, это даже и правильно. А то и так чересчур…

      — Всё может быть, уважаемый Хасан, — пожал я плечами и раскрыл руки, показывая вокруг: — Волшебство-то уже рядом…

      — Но уж точно не в такой сказке, — вздохнул он, хитро улыбаясь в бороду. — Но мой оазис всегда будет готов предоставить тебе прохладу в тени деревьев, а я буду раз угостить тебя тем, что к столу придётся.

      — Я думаю, что по меркам пустыни это и так чересчур гостеприимно, — откликнулся я, встал и поклонился: — Благодарю за трапезу, уважаемый Хасан, и за приятную компанию.

      — Ты не желаешь воспользоваться купальней? — удивился он.

      — Я уже отдохнул от жары, — признался я. — Теперь можно и дальше в путь…

      Он вытянул руку и показал на северо-восток — мои очки давно уже определили положение и теперь правильно показывали стороны света.

      — В тринадцати лигах в ту сторону ты сможешь найти небесную тропу, которая выведет тебя прямо на море неподалёку от Тазы, — сказал он. — Благослови тебя всевышний!

      — Пусть всевышний благословит вас, — поклонился я ещё раз и пошёл на границу оазиса, не решаясь взлететь прямо из его центра.

      Путь к морю занял у меня ещё от силы пятнадцать минут, хотя я и не очень спешил. Вынырнув по другую сторону червоточины, я сразу увидел в нескольких километрах водную гладь и направился к ней. Похоже, искупаться мне сегодня всё-таки удастся. Берег был довольно плотно обжит — туристический бизнес явно был важен для страны, в которой я оказался — а очки мне наконец поведали, что я оказался в Марокко. Накинув на себя мантию-невидимку, я стал снижаться, выискивая, где бы я смог приземлиться без риска быть замеченным, и в итоге оказался на пустынной улочке, где спешился и убрал метлу в рюкзак. Городок был маленький, и рассчитывать найти здесь поселение волшебников было бы глупо, поэтому план мой был поселиться в гостинице у моря, которая, похоже, и являлась сердцевиной, давшей начало городку. Сложностей это не составило — несколько портретов британской королевы сменили владельца, а я получил просторный номер на последнем этаже с видом на море. Его я сразу же и осмотрел, а потом, переодевшись, пошёл купаться.

      Заставить себя вылезти из тёплой солёной воды, в которой я отмокал всю вторую половину дня, я смог лишь когда солнце уже почти полностью скрылось за горизонтом. С грустью признав, что этот прекрасный день всё-таки подошёл к концу, я пошёл обратно в гостиницу. Немного пообщавшись с портье — носатым арабом средних лет — я выяснил, что еду при необходимости можно заказать прямо в номер, и мне вовсе не обязательно сидеть в ресторане. Нет, всё-таки говорящие по-русски, но с арабским акцентом арабы — это ещё то зрелище! Другим приятным моментом было то, что бумажки, отданные мной за номер, оплатили мне и питание, и больше ни о чём, кроме чаевых служащим, беспокоиться не стоит. При этом он так выразительно помахал мне своей сросшейся бровью, что я почувствовал просто невыносимое и даже в чём-то жгучее желание срочно пожертвовать одной из своих бумажек в пользу фонда голодающих детей его семьи, что я незамедлительно и проделал. Руки сразу перестало жечь, а я озадачился вопросом, что же это за новая магия такая? Ужин мне принесли быстро, и пища оказалась вполне по-европейски привычной. Я быстро поел, запивая чаем, выкатил столик за дверь и потушил свет. Настало время сделать то, что я очень давно откладывал.

      То моё битком забитое расписание в школе мешало, то какие-то другие дела были, то никак было одному не остаться, а ведь эта ценность буквально жгла мне карман всё время с момента, как я её заполучил в свои руки. Фигурально выражаясь, конечно — банка с воспоминаниями, утащенная из кабинета Снейпа, весь этот срок дожидалась меня дома, в моей комнате.

      Я забрался на кровать и достал из рюкзака портативный Омут памяти. Палочкой подцепил переливающегося, словно ртуть, червяка, положил его в Омут и засунул туда голову… Праздновали мой день рождения буквально за несколько дней до того, как… Самое смешное, что мне так никто до сих пор и не сообщил, когда же у меня, Алекса Паркинсона день рождения… Подарки, поздравления, игры… Ещё несколько дней счастливого детства, потом мы играем в саду в прятки, и я так хорошо спрятался… Меня валит на землю заклинанием, я не могу пошевелиться, потом куда-то несут, и наконец я вижу перед собой лежащего в нелепой позе подростка со шрамом на лбу, вокруг головы которого растекается тёмное пятно.

      “Не забудь опорожнить болванку,” — слышу я спокойный голос Дамблдора, от которого у меня мороз по коже.