Не хотела бы я иметь очень красивого мужа. По двум причинам. И каждая кроется во мне самой. Ну первая эстетического, так сказать, характера. Все-таки гармонично смотрится та пара, где оба с выдающейся красотой. Или без. А то прямо сказка "Красавица и чудовище" получается. Вторая причина - это мой собственнический характер. Это что же? Все, от девочек в колясках до старушек с авоськами будут ему глазки строить и на шею вешаться? Нет, это уже какая-то пограничная служба получается, а не личная жизнь.
Я бы предпочла Гефеста, например. Ну и пусть у него слава, что он грязен, грозен и могуч. Не думаю, что в Древней Греции в условиях отсутствия горячего водоснабжения все отличались кристальной чистотой. Парень по профессии кузнец. В тазу всей копоти, естественно не отмыть. Грозен? Нашу женщину этим не напугать. А после кузнечной вахты навернуть борща? А полирнуть макаронами по-флотски? Мною замечено, что такое меню существенно смягчает нрав и меняет мировоззрение. И потом - могучий Гефест был, как я помню, трудолюбивым, изобретательным, а следовательно, умным. Уж во всяком случае, не ждал бы полгода сантехника, чтобы подтянуть подтекающие краны. И не нуждался в долгой психологической подготовке, чтобы повесить картину, которая за время ожидания сего торжественного момента почти превратилась в антиквариат!
И еще, как гласят мифы, Гефест был некрасив и хром. Не знаю, конечно, нужно бы уточнить, какие в те времена были каноны красоты. Но по-моему, если мужчина не смазлив, то это можно скорее отнести к его достоинствам, чем к недостаткам. Если поднапрячь ветшающую память, то у Куна, как я помню, о Гефесте написано так: "Велик хромой бог огня, искуснейший кузнец Гефест: он дает тепло и радость, он ласков и приветлив, но он же и грозно карает". Ну что может быть лучше? Ласковый, умный, трудолюбивый и не бабник! Идеальный муж! Вот так в мечтах и доходишь до того, что посягаешь на богов в качестве мужа!
Ничего, мне мечтать можно. Потому что я - писательница. И мечтание - мой образ жизни. Я пишу небольшие рассказы. Так что я - микрописатель, создающий микромиры в своих микропроизведениях. Можно сказать, широко известна в узких кругах. Изредка мне удается издать небольшие сборники, а в прочие времена я зарабатываю написанием рефератов и дипломов по гуманитарным дисциплинам. С гордостью скажу, что я - везде отличница. Если бы собрать все дипломы с пятерками моего авторства, то получилась бы стена памяти эдак 3в4 метра! Что и сказать, рефераты лишь отдаленно напоминают творчество. Зато приносят неплохие и, что немаловажно, немедленные деньги.
Писательство дает ни с чем несравнимую радость творения. Как писательнице, мне не возбраняется быть фантазеркой и мечтательницей, если захочется - эксцентричной и экстравагантной, парадоксальной. Это очень приветствуется, когда меня приглашают в гости, чтобы похвастаться знакомством с живым писателем.
Почему-то люди считают, что писатели и актеры - это обязательно какие-то небожители. Они едят и пьют нечто особенное, не ходят в туалет, не ломают ноги, словом, все у них не так. Поэтому в гостях первую половину вечера никто не решается общаться со мной, опасаясь ляпнуть какую-нибудь глупость и попасть потом в книгу. При этом всех страшно уводит то, что я вульгарно ем салат "Оливье" и селедку. Да еще имею наглость подкладывать добавку. Давно подумываю для таких визитов завести толстовку и накладную бороду, чтобы приходить в гости и "косить" под Толстого. Ожившие классики в гостях! Как людям было бы приятно! Хорошо, что хоть рассказы я могу писать, как мне заблагорассудится.
Я не завишу от ожиданий читателей и издателей. Взяли - ну и отлично! Не взяли - прокормимся рефератами. Я с большой нежностью отношусь к этим своим работодателям. Большинство из них вовсе не дураки, как принято считать, а страшные сачки. Часть - просто не обладают способностью красиво скомпилировать материал. И только некоторые - отъявленные лентяи! Они вообще слабо представляют, по какому предмету собираются сдавать работу! Их приходится еще натаскивать, чтобы они могли связно доложиться и ответить на самые простые вопросы. Своего рода ликбез! Представьте, я очень за них волнуюсь. Просто как за себя!
Собственно говоря, это все лирические отступления. И история, которая со мной произошла, имеет отношение не к халтурке, а к богам и писательству. Началась она с того, что меня пригласила в гости подруга детства Лариса, которую с незапамятных времен мы зовем Лорик. У ее мужа намечался день рождения, на который был приглашен его начальник. С дальним, как вы понимаете, прицелом. Поэтому следовало порадовать руководство не только разнообразным меню, красотой и культурным уровнем хозяйки, но и кругом общения.
Я была призвана олицетворять богему. Конечно, ужасно противно играть в эти игры, но тот, кто видел Лорика со страдающим лицом, тот меня поймет. В этом случае можно только ответить: "Не боись, матрос ребенка не обидит!"
Строгий худсовет в составе Лорика и ее мамы, женщины, знающей толк в продвижении мужей по службе, категорически осудил мой гардероб. Я не должна была выглядеть лучше Лорика. И с этим я была согласна. Но они обе считали, что своими нарядами я компрометирую их приличную компанию. На этот раз никаких балахонов, никакой экстравагантности. Только утонченный стиль. Длинное платье из тафты, извлеченное из Лорикиного бездонного гардероба, и палантин в тон. Вообще-то я не люблю шоколадный, но не могла не согласиться: платье мне необыкновенно шло. Разговоры я должна была вести соответствующие -- необыкновенно утонченные. В крайнем случае, загадочно молчать. Ну и отлично: если начальник окажется придурком или малоприятным типом, то буду молчать! В подарок было велено принести последний сборник моих рассказов - вещественное доказательство творческой деятельности. От такого подарочка Мишеньку бы, конечно, парализовало. Но для него, заядлого рыбака, любителя подледного лова, мной был припасен комплект жутко фирменного итальянского белья из какого-то только что изобретенного материала по цене космической ракеты. По виду этот материал сильно напоминал мне мамины гамаши с начесом. Но может они там, в Италии только что до этого додумались? Чтобы придать кальсонам окончательный вид "от кутюр", я расшила их шерстяными перцами красного цвета. На час работы -- а парень почувствует себя настоящим мачо. На бельё нательное была положена пища духовная (в виде моих нетленных произведений), и все это упаковано в красивую бумагу.
Как все-таки обязывает парадная одежда! Ради Лориного прекрасного платья мне пришлось совершить два подвига: накраситься и надеть босоножки на каблуках. Я оглядела себя в зеркале. И очень себе понравилась! С выбором цветов мучений не было. Только ирисы - цветы мальчиков!
Почти не опоздав, что вообще-то на меня непохоже, я прибыла в гости. И все равно оказалось, что я последняя. Народа было немного. Лорик с мужем и снующей по хозяйству тещей. Начальник Мишани с женой. И его друг. Меня представили гостям. И тут же стали требовать от меня тоста. Я сказала какую-то банальность, вроде того, что Мишане, удачливому рыбаку удалось выловить в житейском море прекрасный улов в виде его бесценной жены. И тут с ужасом увидела, что Лорик разворачивает подарок. Всё правильно. Она хотела продемонстрировать гостям мою книгу. Я совсем забыла, что это показательные выступления. Через секунду она, пунцовая от злости, держала роскошные Мишанины кальсоны с перчиками. Мишаня завизжал от восторга. Видно не зря я заплатила за костюм цену маленькой ракеты. Начальник с женой вежливо улыбнулись, переглянувшись между собой. И только их друг хохотал, запрокинув голову, заливисто и громко. Успокоившись, он вытер слезы, выступившие от смеха.
- Да, человек творческий - творческий во всём!
Я смотрела на него и понимала: пропадаю! Меня посадили рядом с ним.
- Ну давайте знакомиться снова: Иван Свидловский. Пластмассовый король. Вот выйдете за меня замуж, и будете пластмассовой королевой!
Он прищурился. Было видно, что ждал восторгов в свой адрес.
- Виолетта. Можно Вета. Друзья зовут Ветка. Вот женитесь на мне, я вам тоже кальсоны перчиками вышью. И книги буду посвящать. "Бесценному другу Ванюше". Согласитесь, это вас обессмертит. А что вы мне можете предложить в ответ? Мои портреты на мыльницах? Все-таки выгоднее вам жениться на мне, чем мне выйти за вас замуж!
Его задело мое легкомыслие.
- Король, моя дорогая Вета - это большие деньги! Огромные!
- За деньги я работаю. А замуж выхожу по любви.
Тень пробежала по его лицу. Но меня это только позабавило. Я не укладывалась в его традиционную схему "всё продается, всё покупается". Но развивать эту тему не хотелось.
- Иван, ну что мы ведем такие серьезные разговоры? Мы едва знакомы. Давайте лучше отведаем дары Ларисиной кухни.
Застолье между тем набирало обороты. Я была в ударе. Много шутила. Народ хохотал. Уже ослабились узлы галстуков. Затем снялись пиджаки. По Лорикиному взгляду я поняла, что злополучные перчики мне прощены - ведь ужин явно удался. Начальник пришел в благодушное настроение, и я потащила всех танцевать. Само собой, в кавалеры мне достался Иван. Медленный танец располагал к доверительным беседам, и я спросила у него, движимая писательским любопытством, ну если честно, то не только писательским, но и женским, вполне естественным, когда речь идет о понравившемся мужчине:
- Расскажите мне, милый Ваня, как вы дошли до королевской жизни.
История оказалась вполне традиционной для советских и постсоветских времен. На вершине Ваниного генеалогического древа восседали крестьяне с вилами и крестьянки с коромыслами, чуть ниже - колхозники с колхозницами. Только Ваниным родителям, как тогда говорили, интеллигентам в первом поколении, удалось перебраться в город и получить высшее образование. Горожане из них получились так себе: не давала покоя деревенская закваска. И всю жизнь тянуло к земле. Поэтому счастливы они были только под старость лет, когда перебрались жить назад, в деревню, отремонтировали старый родовой дом усилиями Вани, и чувствовали себя там сливками деревенского общества. Односельчане завидовали: жизнь прожили легкую, городскую. Сын вырос не пьяница, как у большинства, а деловой человек.
В Ваню с самого детства твердо вколачивали, что он должен закрепить успех начатого дела. Он получил высшее образование, и в сумятице перестроечных лет ему удалось сколотить первоначальный капитал. Потом дороги судьбы вывели его в пластмассовые короли. Начинали они втроем, но один их компаньон спился, когда пошли первые шальные деньги, и ничего поделать с ним они не смогли, но до сих пор помогали его семье. А долю второго Иван выкупил. Не обошлось, конечно, без продавливания ситуации, но с тех пор он начал управлять единолично. И его это устраивало!
Конечно тогда, в танце, он рассказал мне только малую и самую приглядную часть своей биографии. Но мне понравилось, что дворянином он не прикидывался, а крестьянскими корнями - гордился. И еще, веяло от Ивана уверенностью, властностью и стабильностью. Той самой, на что так падко глупое женское сердце. Ваня обнимал меня, неторопливо рассказывая свою сагу. Мы покачивались в такт музыке, и я чувствовала себя звездой, упавшей в добрую ладонь. И помалкивала. Ну что я могла рассказать ему о себе? Мои предки сидели на почти таком же генеалогическом древе. Только с середины кроны крестьяне сменились горожанами, а в остальном - все то же самое.
Вот так мы и танцевали: акула капитализма с представителем творческой интеллигенции. Я уже грустила, что вот так мы сейчас и расстанемся навсегда. Предлагать свой телефон - означало подыграть в игре "короли - это большие деньги, которые покупают всё" не хотелось.
- Дорогая Ветка, ты чудесный человечек и прекрасный собеседник!
Вот так всегда с мужчинами: сами болтают без умолку и остаются в полнейшей уверенности, что им успевали что-то отвечать.
- Может, ты выручишь меня? Мне нужна спутница для открытия выставки. Учти, возможно, придется давать интервью! Попадешь в телевизор! Ну так ты согласна? В ближайшую пятницу, в двадцать ноль-ноль.
Соблазн был так велик! Не в связи с телевизором и интервью - я не падкая на дешевую славу - просто хотелось еще раз увидеться, получить еще один шанс... Шанс на что? Ведь не на роль пластмассовой королевы? А на любовь... На любовь такого человека рассчитывать трудно. Жесткий и волевой мужчина, сумевший отвоевать свой кусок пирога в условиях капитализма, вряд ли сможет стать нежным. Он много и долго работал. В его масштабах я так мелка со своим писательством! Сможет ли он относиться ко мне всерьез? Сомневаюсь. Будет считать эдакой богемной безделушкой, экзотическим зверьком, призванным доставлять удовольствие. Совсем не этого бы мне хотелось. Ну а вдруг?
В ближайшую пятницу Иван заехал за мной, безлошадной, и повез на вернисаж. Неожиданно я оказалась под прицелом стольких глаз! Многим не давал покоя вопрос: кто же это с королем? Многие, видно, метили в невесты. Он представлял меня своим знакомым и обязательно добавлял: писательница. Я четко почувствовала, что я имиджевый штрих. Ну и правда: глупо было надеяться на большее. Вспышки фотокамер. Завтра мои портреты с перекошенной физиономией (мои друзья-фото-графы утешали меня, что это издержки чересчур подвижного лица) появятся на страницах бульварной прессы. Хорошо, что мои знакомые ее не читают. Да и кто бы смог меня опознать в этом вечернем платье, когда в быту я не пользуюсь косметикой и на голове вавилоны не создаю. Но к концу вечера я заметно уморилась и не испытывала ничего, кроме желания умотать отсюда поскорее. Иван степенно вывел меня на улицу.
- Веточка, душа моя! Как я тебе благодарен! Как ты меня выручила, просто спасла! Мне пришлось бы пороть всякую чушь про любовь к искусству, а я в нем почти не разбираюсь. А так ты отважно приняла удар на себя, отвечала на вопросы и дискутировала, да так ловко! Я просто любовался тобой, честно! Вижу, что ты еле на ногах стоишь. Как ты думаешь, почему так получается? Вот тусуешься, ничего в общем не делаешь, переливаешь из пустого в порожнее, а устаешь больше, чем когда в авральное время пашешь без отдыха, без продыха? Ты заслужила награду. И не спорь. Сейчас отвезу тебя в одно место, и мы там немного выпьем. Нужно релаксировать после таких напряженок.
Я дала себя увезти в какой-то закрытый ресторанчик. Никакой радости от элитного заведения я не почувствовала. Но Иван меня убалтывал, говорил комплименты, и я начала оттаивать. Мне было интересно за ним наблюдать. Сегодня в нем каким-то невероятным образом совмещалось несовместимое: неумеренная болтливость с четким контролем того, что говорилось, властность с хрупкостью, какой-то внутренней надтреснутостью, приказной тон с нежностью. Как будто сквозь этого, королевского, пытался выглянуть прежний мальчик Ванюшка, наверное, простодушный, доверчивый, с просвечивающими розовыми ушами. Про короля пока не решила, а этого, розовоухого, я, пожалуй, готова полюбить. Домой меня доставили тем же роскошным авто, на зависть и к оживленным пересудам старушек. Конечно, в такое позднее время на улице не было ни одной живой души. Но я была абсолютно уверена, что утром меня встретят заинтересованные моей судьбой ехидные расспросы:
- Что, Виолетта, никак кавалера себе завела? Пора тебе, пора, сколько можно в вековухах сидеть?
Я люблю состояние влюбленности. Хорошо пишется, интересно живется, начинаешь шлифовать внешность, загоняешь в прокрустово ложе стандарта свою талию. И ожидание... Ощущение напряженного ожидания звонка, встречи, слова, знака.
Я одинаково вдохновенно строчила рефераты и рассказы. Мы встречались и по молчаливой договоренности развлекали друг друга по очереди. Иван водил меня по ресторанам и клубам, реже в театр. Смешно, но его привлекали антуражные, с золотыми колоннами, чтоб обязательно партер, середина, а еще лучше - ложа. Одновременно мы были зрителями и актерами - ведь нас тоже пристально разглядывали.
Я таскала Ваню по старым улочкам Москвы (как ни странно, он их плохо знал), по своим незнаменитым, но очень веселым и умным друзьям, по музеям, где читала ему минилекции по живописи. И это, такое несветское, я имею в виду - непафосное, времяпровождение ему тоже нравилось. Только позже мне стало понятно почему: у Ивана давно не было просто общения с просто нормальными людьми. Он же приходил со мной в качестве Веткиного друга, и в моем среднеобеспеченном круге общения Ванины ботинки из крокодиловой кожи принимали за хорошую имитацию. Лева Никишин простодушно желая сделать комплимент спросил:
- Отличные у тебя ботинки, Иван! Небось, долларов сто отвалил? Это на каком же рынке?
- На Петровско-Разумовском,- не моргнув глазом, соврал тот. Похвальная сообразительность, потому что если бы он огласил истинную их стоимость, народ бы парализовало. Перед Ваней никто не заискивал, не просил протекции, не боялся шутить. Над ним самим могли подтрунивать, а он отшучивался, и никто никому ничем не был обязан.
Мы встречались всего месяц с момента нашего знакомства, но казалось, что время спрессовалось, и наши эмоции и впечатления удесятерялись. Но к концу этого срока ни один из нас не пригласил другого к себе в гости, домой. Почему он не приглашал, не знаю. А я - потому что понимала, что дорожка коридора приведет нас прямехонько к дверям моей спальни. А что будет дальше - неизвестно. Может быть и ничего. Когда я поймала себя на этой мысли, то испугалась: из тривиального романчика я плавно переместилась к привязанности.
Еще один месяц мы провстречались романтически, а потом случилось то, что и должно было, видно, случиться. Секс в большом городе. Утром Иван отзавтракал у меня и уехал на работу. Днем в дверь позвонили. На пороге стоял радостный паренек, просто мальчуган на вид:
- Здравствуйте, я - курьер. Меня прислал Иван Алексеевич. Это - для вас.
Он галантно протянул мне цветы и футляр. Я открыла. В футляре лежал браслет, невероятно красивый и такой же дорогой. Кровь бросилась мне в лицо. Дороговато оплачивают маленькие радости секса пластмассовые короли!
- Верните, пожалуйста, футляр Ивану Алексеевичу. Цветов будет достаточно.
Мальчуган перепугался до смерти:
- Нет-нет, что вы! Это никак нельзя. Иван Алексеевич велел вам передать.
- А я велю вам забрать и увезти обратно. В конце концов, это мое право: принимать или не принимать подарки.
- Ну хоть меня пожалейте! Он знаете, какой строгий! Может и с работы уволить! Его сердить нельзя.
Представляю себе, как мы выглядели: оба трясущиеся, я -- от злости, а курьер от ужаса перед грозящим монаршим гневом. В самом деле, ни к чему ввязывать в эту историю постороннего человека. Он же не виноват в том, что его выбрали порученцем по такому глупому делу. Ну что мешало Ивану приехать вечером и самому вручить дары? А из рук другого человека это выглядело как-то дешево и по-купечески. Я потом много думала о том, почему меня так оскорбила эта ситуация. Казалось бы, бери дорогой подарок и радуйся! Не нравится -- продай и промотай полученные денежки как твоей душеньке угодно! А вместо этого такое сопротивление: "Как вы смеете! Я дочь офицера!" Но ведь о любви не было сказано ни слова! И поэтому подарок выглядел как отступные на тот случай, если я вздумаю чего-то требовать. Вроде того, что за все заплачено и никаких претензий. А мне не нужна была никакая плата. С Иваном в постели я оказалась не из стратегических расчетов, а по влюбленности. Это был дар, если хотите, с моей стороны. Если вам за подарок предлагают деньги, что вы чувствуете? То-то же...
Курьера продолжало потряхивать. Ведь его, похоже, и правда могут турнуть с работы, а он ей дорожит, судя по всему.
-- Ладно, успокойтесь. Давайте ваш футляр. Идемте, я напою вас чаем в качестве морального ущерба. А то, глядя на вас, чувствую себя монстром.
Он, бедный, был в таком шоке, что дал себя провести на кухню. Постепенно пятна с его лица сошли.
-- Ой, меня вообще-то водитель ждет.
-- Ну и ничего страшного. Не под дождем же и снегом, в машине. Так и доложите: "Долго уговаривать пришлось. Такая дама капризная. Еле-еле уговорил. Все ворчала, что бриллианты, дескать, мелкие".
Он засмеялся над этой незамысловатой шуткой. Видно представил, как это будет выглядеть. Успокоился. И переключился на бутерброды, что в общем-то вполне естественно в его юном возрасте, когда присутствует здоровый аппетит и отсутствуют опасения по поводу испорченной талии.
-- Что же вы так перед шефом трепещете? Лютует он на службе?
-- Да нет, что вы. Просто у Ивана Алексеевича такой характер, что не поймешь, какая реакция будет. Он в одной и той же ситуации может рукой махнуть -- дескать, пустяки, ничего страшного, а в другой раз за это же самое и уволить. Вы не поверите, когда Иван Алексеевич по офису идет, народ в щели забивается, как тараканы: только бы ему на глаза лишний раз не попадаться. Так, на всякий случай.
Он заморгал, испугался, что сболтнул лишнее, молоденький дурачок!
-- Что вам сказать, начальство, оно и есть начальство! Вот мой, например, говорит мне каждый раз: "Начальство не должно быть хорошим. И нравиться вам в мои планы не входит!" А вот скажите мне по секрету, без передачи Ивану Алексеевичу, как его на службе за глаза величают? Просто интересно. Я, видите ли, писательница. Мне для одного рассказа нужно, а на ум ничего не приходит. Все из кино крутится: Мухомор, Никотин, Колобок. А у вас как? Может, мне это подскажет какую-то идею?
Паренек помешкал, поколебался и решился.
-- У нас его вообще-то уважают. В основном за глаза шефом называют. Ну а недоброжелатели и зубоскалы всякие зовут Карабас.
Я опешила. Ну никак не ожидала услышать о персонаже детской сказки. Курьер уловил мое недоумение.
-- Ну мы все вроде как куклы-марионетки. А Карабас нас дергает за нитки. В строгости держит, его боятся. Знаете, ведь Иван Алексеевич и правда умеет добиваться своего.
Наверное, так оно и есть. А о том, что история Карабаса так печально завершилась, я напоминать курьеру не стала. Между тем, он засуетился, откланялся и удалился. Я осталась одна. Мой праведный гнев повыкипел, и я могла более-менее здраво рассуждать. Как хорошо, что я не отправила курьера с этим злосчастным браслетом! А если это знак благодарности, нежности? Люди часто не в силах высказать чувств словами, какие-то комплексы не дают или они боятся оказаться осмеянными в лучших чувствах. Будем надеяться, что это мой случай.
Вечером Иван не позвонил. По молчаливой договоренности, звонил всегда он: все-таки у Ивана королевская жизнь, плотный график дел, встреч и совещаний. Легче мне подстроиться к его свободному времени, выкроить вечерок для приятного времяпровождения. Ну и я боялась показаться назойливой. Ситуация скользкая с этим его богатством: подумает еще, что я мечу в королевы.
Не позвонил Иван и на следующий день. Я строила планы "разборок". Как мне начать? Встать в позу императрицы и потряхивая футляром вопросить строгим голосом: "Что сие означает, милостивый государь?"
Иван объявился как ни в чем не бывало.
-- Ветка, привет! Через два часа могу заскочить за тобой! В 20.00 начинается одно закрытое мероприятие. А какое - не скажу. Сюрприз! Так что начинай чистить перья. Форма одежды - парадная. Да, если увижу на тебе подаренный браслет, мне будет приятно!
Вот так, как бы между прочим, мне дали понять, что про него помнят.
-- Вань, а браслет расценивать как что: взятку, символ или залог?
-- Не умничай, пожалуйста! Расценивай как дорогой подарок дорогому мне человеку. Если тебя смущает общественный резонанс, то скажи твоему любимому Леньке, что я купил его на Петровско-Разумовском рынке вместе со своими ботинками. Носи браслет и радуйся, что ты такая красивая и браслет такой красивый. Или тебя мучают угрызения совести, что в то время как дети какой-нибудь там Уганды голодают, некоторые женщины носят драгоценности стоимостью в угандскую корову?
Под таким натиском я не успевала вставить ни слова. Действительно, Карабас-Барабас какой-то.
-- Веточка, собирайся, красавица! А твою разгромную речь я заслушаю при встрече.
Нет, ну каков жук! Просто с пол-оборота подмял меня. Я возмущалась, а сама как под гипнозом собиралась на выход.
Ничего из моей затеи объяснить Ивану оскорбительность ситуации не вышло. Я не содержанка, которой оплачивают определенные услуги. То что произошло -- произошло по взаимной приязни, а не из расчета. Ванька хохотал, утирая слезы, разбил в пух и прах мои аргументы и завершил тем, что ни разу в жизни не чувствовал себя героем достоевщины.
-- Ну если ты такая чувствительная, Виолетта, придется мне быть осмотрительнее в выборе подарков. Честное слово, не ожидал, что будет такая буря в клистире из-за какого-то там браслета. И все на этом. Давай не портить радость общения!
Начинал он шутливо, а закончил жестко. Говорил, как чеканил. Ни о каком споре и речи быть не могло. Да, брат, если и дальше так пойдет, то и пикнуть не посмеешь. Раздираемая противоречивыми чувствами, я отступила. Все это было донельзя грустно! Кстати, мне больше ни разу не дарили дорогих подарков напрямую, обольщали тоньше.
К моему дню рождения, что приходится в аккурат на середину сентября, ко мне явился сияющий Иван. Что-что, а сиять он умел. Как-то невольно и я в ответ начинала зажигаться его огненной радостью. И не я одна. Замечала, что и другие тоже. Вот только сиял Ваня нечасто, по своему личному графику, который, видно, работал в режиме энергосбережения.
-- А у меня сюрприз! Угадай, какой?
-- Ну не знаю. Давай намекай.
-- Хорошо. Угадай с трех подсказок. Первая: это поможет тебе в твоих писательских изысканиях.
-- Ручка. Или компьютер, который сам сочиняет рассказы, сам их издает, распространяет и сам выдает мне деньги из специального окошечка.
-- Нет-нет-нет...Ваши шансы резко падают. Вторая подсказка: Это источник вдохновения для многих великих людей. Среди них писатели, музыканты и прочая. Ваша версия!
-- Бутылка водки литров в пятьдесят. Нет? Шампанского. Откупори шампанского бутылку иль перечти "Женитьбу Фигаро"! Нет, это не по теме. Это просто невероятно. Да ты, я думаю, просто не умеешь намекать!
-- Я все умею! Это вот некоторые писательницы не обладают фантазией в должной мере. И не надо валить с больной головы на здоровую. Ну что ж, подсказочка осталась одна. Можно уже и условия огласить. Проигравшая сторона принимает мои условия. Все... А третья подсказка будет... Ну ладно, даю послабление. Это путешествие. В город, о котором мечтают поэты, влюбленные и писатели.
-- Париж! - в восторге завопила я.
-- А вот и нет! - Обрадовался он,-- Венеция. Ура! Я победил, впрочем как всегда. Значит, я поеду вместе с тобой!
На самом деле, этот подарок совмещал в себе сразу два: для меня одинаково невероятным казалось как очутиться в Венеции, действительно городе моей мечты, так и в сопровождении моего вечно занятого бойфренда, не деля его ни с кем в течение целой недели. Отказаться было просто невозможно.
-- Ванька, ты - волшебник!
-- Я не волшебник, я только учусь,- с достоинством поправил меня он словами из известной с детства киносказки.
Мы приземлились в аэропорту Марко Поло во второй половине дня. Катером-такси добрались до отеля, который располагался в старинном палаццо. Нам предоставили номер с балконом, выходящим на канал. Даже трудно представить, во что Ивану обошлось это пижонство. В лучах заходящего солнца город имел торжественный вид. Очертания роскошных зданий скорее угадывались и предполагались, чем были видны. Умирающий город в угасающем свете... Это напоминало окончание фильма. Слово "Конец". И темнота.
Дневная Венеция оказалась другой. В ней чувствовался куртуазный блеск прошлого. На фасадах домов угадывались фрески, золочение. На всем лежали отпечатки роскоши и могущества. А затопленные, покрытые мхом мраморные ступени, окна, спустившиеся к воде, свидетельствовали о неуклонно надвигающейся гибели. Да, именно так. Больше всего меня и поразило соединение жизнеутверждающей красоты и тлена. А сам город, казалось, не замечал этого и жил обычной жизнью. Сновали любопытные туристы по площади Святого Марка, восторженно кормили голубей, покупали маски и волшебное стекло Мурано. От остановки к остановке плавали просторные речные трамвайчики-вапоретто, служащие общественным транспортом города. Как и во всех городах мира, их обгоняли, не соблюдая правила и скоростной режим, полиция, скорая и пожарная лодки. Плавно рассекали гладь канала гондолы с декоративного вида гондольерами в полосатых рубахах и широкополых шляпах. Туристы спешили приобщиться к сокровищам мирового искусства и к Святыням Венеции. Между прочим, их список меня позабавил. У такого пафосного города и святыни оказались под стать ему: Молоко Пресвятой Девы Марии, Кровь Христа, Гвоздь из истинного Креста, Три камня из тех, коими побивали Святого Стефана, нога Святого Георгия. Этот список навел меня на прямо-таки крамольные мысли. Интересно, а если собрать мощи со всего мира, то сколько же ног в итоге окажется у Святого Георгия? Боюсь, что намного больше двух.
Не знаю точно чем, но город забирал меня в плен. Я испытывала восторг, вдохновение, полет души. В Венеции хотелось жить. И умереть. Единственное, что меня заземляло - комары. Но на то существуют фумигаторы, совершенно прозаическим образом решавшие комариную проблему. Я была до такой степени благодарна Ивану за эту сказку, случившуюся наяву (не фумигатор, понятно, а Венецию), что ежесекундно ему об этом пылко говорила, и в этом не было ни грамма фальши. Он польщенно посмеивался.
-- Я тебя осчастливил? Ну скажи еще раз.
-- Ваня, ты меня совершенно осчастливил. Заявляю тебе торжественно об этом. Не помню, кто из классиков сказал, что, дескать, если ты в своей жизни сумел осчастливить хотя бы одного человека, то жизнь прожита не зря.
Как потом оказалось, осчастливлено было два человека. В этом, если вдуматься, нет ничего странного. Двое людей регулярно, пылко, с восторгом и полной отдачей предаются радостям секса. И когда-нибудь же может случиться такая осечка или, наоборот, удача, что в результате получается ребенок. Я давно и прочно уверена, правда, что это не случайность, а предначертанность, но, повторюсь, это мое личное мнение.
А в Венеции я просто наслаждалась Венецией. Здесь все так не похоже на Россию! Как они находят нужные адреса? Совершенно непонятно. Дома улиц нумеруются только с одной стороны, включая переулки и внутренние дворы. Почтальоны как-то обходятся, а вот туристы? Интересно, венецианцы успевают почувствовать, в какой красоте они живут? Или за суетой воспринимают как данность? А ведь так здорово было бы, чтоб моя дорога на работу пролегала мимо роскошных палаццо: Ка'д'Оро - лазоревый, красный и золотой фасад которого давно исчез, зато осталась необыкновенно тонкая резьба по мрамору и изящные лоджии с арками; Ка'Фоскари, стоящий у излучины Большого Канала, когда-то бывший дворцом дожа; асимметричный Ка'Дарио... На многих палаццо - террасы на крышах. Когда-то сидя на них, женщины осветляли волосы, подставляя их солнечным лучам через широкополую шляпу без тульи. Теперь здесь сушат белье, что, согласитесь, совсем не так романтично.
Тот, кто знает меня, не удивится, если я признаюсь, что много времени провела в антикварных лавках. Все эти зеркала с потрескавшейся амальгамой, но в роскошных золоченых рамках, старинные книги, мраморные статуэтки, которые за столетия своей жизни утеряли пальчики или носы, ветхое кружево ручной работы, фрагменты рукописей - для меня это не предметы роскоши, не средство вложения денег, не коллекционная редкость, владение которой дарит ее хозяину радость ощущения избранности единоличного пользования. Нет, каждая вещица, скорее, будит мою фантазию, потому что в ней заключены отголоски чужой жизни, отблески чужих страстей. Они несут отпечатки личности своего хозяина. Это приоткрытая завеса какой-то тайны.
И все-таки Венеция - ужасно странный город, соединяющий в себе несоединимое. Прекрасная площадь Сан Марко, олицетворяющая собой роскошь, красоту, утверждающая силу человеческого гения - и видимый с площади остров Джудекка. Место жутких историй, которые регулярно освещаются в местной печати. Даже несмотря на присутствие здесь резиденций низложенных монархов и потухших звезд кинематографа времен пятидесятых - все равно это местечко кажется зловещим. Даже праздник, который ежегодно проводится здесь - Реденторе - и тот пропитан запахом смерти. Он посвящен спасению Венеции от чумы в 1576 году, когда погибло чуть ли не 60% населения. Чума, крысы, трупы, жуткий костюм врача с длинным клювом, который делал его самого похожим на призрак. Хорошенькие ассоциации, не правда ли?
Меня душили эмоции и впечатления, возносила к небесам влюбленность. Иван, как осторожный охотник, загонял меня в расставленные сети. Было интересно расшифровывать его ходы. Венеция возбуждала и тревожила мои душу и ум.
Я мечтала, что вернусь домой, и весь этот накал страстей сплавится в какое-нибудь нетленное произведение. И чтоб события развивались непременно в Венеции! "Смерть в Венеции" уже была. И даже в двух вариантах: литературном у Томаса Манна, и в кинематографическом у Висконти. "Любовь в Венеции"? Тоже наверное уже была. Хотя я лично не припоминаю. Можно бы сочинить нечто куртуазное. Или из жизни куртизанок. Нет, лучше парадоксальное, в стиле "нуар". Что-нибудь основанное на реальных событиях. Например, на самой фешенебельной улице Мерчерие стоит часовая башня. В ней - изваяние женской фигуры в честь домохозяйки, которая жила здесь бесплатно в награду за то, что нечаянно выронила на улицу ступу и убила революционного вожака, тем самым прекратив восстание Баямонте Тьеполо в 1310 году. Ну я же говорю, странный, парадоксальный город! Только здесь могла произойти такая история и такое, заметьте, благородное увековечивание скромной домохозяйки!
Я обсуждала с Иваном творческие планы. Он хохотал, требовал добавить побольше скабрезностей для лучшей продаваемости. Или написать рассказ одними прилагательными. Или существительными. Что-нибудь в стиле: "Венеция. Ночь. Залив. Гондола. Казанова. Мост Риальто". Нет, не получится из существительных: многие названия состоят в городе из двух слов. Ванька категорически настаивал на том, что произведение, рожденное после поездки, в сколь парадоксальной и нетрадиционной манере оно бы ни было написано, должно быть посвящено Ему.
-- Вань, ну хоть текст посвящения я могу с тобой не согласовывать? И как быть с именем? Дать полностью или только инициалы? Нет, по инициалам не все догадаются, что это тебе. Посвящение тебе нужно вообще-то для чего: для славы или для памяти?
-- Для отчета о проделанной работе.
Кстати, когда речь шла о посвящении, Иван был совершенно серьезен. В отличие от хохотков при обсуждении грядущей нетленки.
Время нашего отъезда неумолимо приближалось. Я старалась об этом не думать. Все хорошее все равно когда-нибудь кончается. Любой ребенок знает это. А мне было очень хорошо, даже слишком.
У каждого человека есть свои внутренние распорядки, законы. Есть личные приметы и суеверия. Ну вроде тех, когда за день до дождя болит нога. Например, лично мне перед болезнью всегда снятся покупки в магазине. Чем существеннее покупки, тем тяжелее болезнь. Но чаще всего в снах я набираю разных товаров, но не успеваю ничего купить: то касса не работает, то вдруг оказывается, что я забыла кошелек, или я просто-напросто просыпаюсь. И еще лично в моей жизни срабатывает такой закон: когда мне слишком хорошо (я четко улавливаю эту грань!), это означает, что маятник качнулся в обратную сторону, что жизнь дает мне возможность отдышаться и набраться сил прежде чем дать хорошую трепку. Я читала где-то, что подобное происходит у женщин перед родами. Перед самым финальным испытанием, за несколько дней до родов ей становится легко: легче дышать, опускается живот, идет прилив сил. Чтобы потом сосредоточиться и вложить их все в рождение ребенка, в марафон, который у каждой из нас длится по-разному, но оставляет неизгладимые впечатления на всю оставшуюся жизнь.
Я не могла остановить время, замедлить его ход. Я просто знала, что мне слишком хорошо. Я чувствовала острый край грани. И не хотела думать о том, куда отшвырнет меня маятник. В последний вечер, впрочем как и во все предыдущие, мы отправились в ресторан. Выбор за нас сделал метрдотель: схватил за руки и буквально затащил в ресторанчик, который находился в глубине внутреннего дворика. Честное слово, много раз ходили мимо и не могли заподозрить, что он существует в двух шагах.
Обычно таким грубым образом работают с клиентами в дешевых заведениях, но здесь, на удивление, было дорогое. Столики ресторана покрыты белоснежными накрахмаленными скатертями. На каждой -- роза в серебряной вазочке. Простота и изысканность серебряных столовых приборов. Бесшумно возник официант. Элегантный. Ну просто как в кино. Встретив его на приеме, приняла бы за аристократа. Честное слово! Нам предложили меню. Мы выбрали дары моря. Иван вышел с официантом, чтобы ткнуть пальцем в понравившуюся рыбу, креветки, кальмаров и омаров, покоящихся во льдах на специальном столике, как ископаемые в вечной мерзлоте. Потом официант почтительно принес выбранное Иваном вино, дал ему продегустировать. Иван торжественно кивнул, одобряя. На огромном серебряном блюде принесли наших морегадов, серебряные же щипчики, чтобы разломить клешни омаров. Наша трапеза была неспешной, какой-то замедленной. Банальностей говорить не хотелось, но и что-нибудь выспреннее казалось неуместным. Поэтому по большей части мы молчали. Угасающий день, допиваемое вино, завершаемый отдых - вместе со всем этим заканчивалось что-то еще.
-- Спасибо тебе, Иван. Хоть в песне и поется, что "мы рождены, чтоб сказку сделать былью", но не всем это удается. Ты смог. Давай выпьем за тебя. За широту твоей мечты, за твою способность ею поделиться.
Он неопределенно улыбнулся, кивнул и отвел глаза. Мы подняли бокалы.
Следующим вечером я распаковывала чемодан уже в своей московской квартире.
Так получилось, что один из первых визитов по возвращении я нанесла Лорику. Мой сувенир - бусики из традиционно разноцветного стекла "муррине" -- привели ее в восхищение. Она обожает такие безделушки. Затем Лорик заварила нам по чашке кофе, уселась напротив меня и подперла щеку рукой, приготовясь долго выслушивать мои впечатления. Я пела соловьем, изливая переполнявшие меня восторги. Нет, лучше сказать как тетерев на току, т.е. почти не обращая внимания на слушателя. Минут только через десять я спохватилась, что Лорик мне не вторит и как-то странно недоверчиво на меня поглядывает. Ее явно смутили мои пространные описания прекрасной водной глади каналов, тихих вечеров и роскоши отеля.
-- Слушай, Ветка, а ты не сочиняешь по своей писательской привычке? Это когда лужа в писательском воображении превращается в прекрасное озеро.
-- Я пока еще в своем уме,-- обиделась я.- Да, определенная склонность к преувеличению присутствует, но не до такой же степени. А почему вдруг такой скепсис?
-- Да, понимаешь, Миша мне в прошлом году решил сделать подарок на годовщину свадьбы.
-- И что?
-- И повез меня в Венецию. Ночи в палаццо на берегу Большого Канала. Вечера на балконе с видом на воду.
-- Ну и у нас то же самое.
-- Да нет. Ты же отказываешься признаться, что канал ужасно воняет. В палаццо безумная сырость. Знаешь, это, конечно шедевр архитектуры, но по большому счету просто склеп, который и обогреть-то невозможно. В принципе. И потом, какие могут быть тихие вечера на свежем воздухе, когда там такие комары? Ах, простите, москитос? Это же какие-то летающие крокодилы! Честное слово! Очереди во Дворец Дожей... Это только для тех, у кого ностальгия по застойным временам. Помнишь, когда терпеливо ждали в очереди в гастрономе: вдруг что-нибудь в продажу выбросят? Все сгнивает на ходу. Оставила на ночь в вазе два роскошных, моих любимых персика - утром они уже в отвратительной пушистой зеленой плесени. Единственное, что мне там понравилось, так это люстра муранского стекла, сплошь вся в ангелочках и амурчиках! Красота...
-- Лорик, а ты точно в Венеции-то была? Или, может, в каком другом городе?
-- Ну ты даешь...-- Теперь настал ее черед обижаться.-- Когда заплачены такие бабки, то уже ни за что не перепутаешь.
Да, кстати, это аргумент вполне в Лорикином духе.
-- Ну ладно,- подозрительно легко примирилась она.- Хорошо, не сошлись мы во взглядах на великий город. Давай поговорим лучше о другом. О твоей большой любви.
Она хитренько прищурила глазки. Просто лиса-Алиса.
-- Большой любовью тут не пахнет. Роман года - наверное, да. Лорик, ведь большая любовь, она должна быть взаимной, дающей крылья, с привкусом агапе.
-- Чего?
-- Агапе, Лорик! Темная ты, просто ужас. Агапе - это так древние греки называли любовь, полную самопожертвования.
-- Точно, с Ванькиной стороны поехать с тобой в Венецию и есть чистое агапе. Заплатить такие бабки и терпеть твои интеллектуальные заморочки целых десять дней! Или это такой новый способ самоистязания?
-- Лорик, а ты вообще чья подруга - моя или его?
-- Твоя, твоя... Вот поэтому и беспокоюсь. Что ты мешкаешь? Возраст у тебя самый что ни на есть детородный. В мужья Ивана не уверена, что пожелала бы тебе, а вот ребеночка - это в самый раз. И не надо глаза на меня вытаращивать! Не надо! Аргументирую аргументом. Хорошая наследственность, это раз. Ваня же умный? Умный. Этого у него не отнять. С чувством юмора у него порядок, с жаждой знаний. И порядочность имеется, ее степень уточнится со временем, к сожалению. И алименты - это два. Ваня свою кровинку ни за что не бросит и без денег не оставит. У него деревенские корни сильны, а в деревне они, знаешь, друг за дружку стеной стоят.
-- Лорик, елки-палки, специалист по деревенским отношениям! Да ты про деревню-то знаешь из учебника истории, и то по разделу "Отмена крепостного права в России"! За шестой класс. Но дело, конечно, не в этом. Ты же прекрасно знаешь, что заманивать мужика ребенком подло и низко. И по отношению к мужику, и тем более по отношению к ребенку. Совершенно не в моем духе. Дети - это святое. Они должны родиться ради самого факта их существования, а не из корысти. Ты меня хочешь позлить? Да? Ну признайся!
-- Ничего я не хочу тебя позлить,-- начала заводиться она.-- Но раз ты такая дура и упускаешь момент, то грех тебе об этом не сказать.
-- Да? А по-моему, грех такое говорить.
Меня убивала тема нашего разговора. Лорик сама до такого бы не додумалась. Это ее маман -- стратег денежно-карьерных планов -- автор сего безумного проекта.
Я тогда не анализировала наших отношений. Все катилось, как катилось. Сначала интерес, притяжение. Потом влюбленность. Потом плотские страсти. Хотя, может быть, они на подкорке числились как раз первым пунктом. Но до любви мы не дошли. Да, Ивану нравилась я. Во всех смыслах. Да, ему был полезнее роман с писательницей, чем, например, с фотомоделью: попутно он подтянул свой интеллектуальный уровень. Как человек с хватким умом, Иван быстро ориентировался в информации и после легкого экскурса в живопись, мог выдавать суждения, достойные если не знатока, то человека сведущего. Короче говоря, быстро "нахватывался". Так обычно говорят о москвичах: не зная глубоко, только поверхностно, могут вполне разумно рассуждать на всякие темы, в итоге часто с первого взгляда производят впечатление образованных людей. Но Ивану и нужны были знания для первого взгляда. В искусствоведы он не метил, а репутацию одного из самых эрудированных новых русских в итоге имел.
А я? Мне нравилось развивать и опекать его, такого сильного и всемогущего. Меня интриговали наши спонтанные встречи. Было приятно ощущать себя объектом охоты. Женщинам ведь нравится, когда добиваются их благосклонности! Что уж скрывать, Иван умел сделать приятное. Но на первом месте, всегда и во всем, у себя был он. Что бы приятное для меня он не сочинил, значит, ему это было выгодно. Я была тем случаем, когда сочеталось для него приятное с полезным. Да, у него деньги, возможности, перспективы. Но ведь не у меня же. Сколько вокруг таких знакомых, жен и подруг богачей: наличных минимум, чтоб не баловалась и была на короткой уздечке. Работать нельзя: а ну чего достигнет или кого повстречает? Любовник жены за собственные деньги? Ужас! Посвяти себя фитнесу, дорогая! Игрушки должны радовать глаз. Ну денег на свежевыжатый сок можно и дать, чтоб было как у взрослых. И всю дорогу на цыпочках и с оглядкой. А вдруг чем прогневишь, вдруг рассердится?.. Нет, это не для меня. Мне нравится моя работа, мой круг общения, моя свободная жизнь: без телохранителей, без горничных, без свиты. Не сразу я стала такой самодостаточной, но, благодарение Богу, стала.
Только спустя несколько дней прошел осадок от разговора с Лориком. И даже не прошел, а вытеснился другими обстоятельствами. Появилось подозрение, что я беременна. Копеечный тест, купленный в ближайшей аптеке, подтвердил: да, "ура" или "увы"! В полном смятении я сбежала на выходные на дачу. Дача - это, конечно, громко сказано. Так, непродаваемый домик из овощных ящиков на шести сотках. Заброшенный сад задичал, деревья потеряли свою стройность без плановой ежегодной обрезки, росли, окруженные молодой порослью прутиков, мечтающих стать деревьями. Среди травы пробивались еще иногда цветы многолетников, самосейки, которые неубиваемо, как Феникс из пепла, произрастали, побеждая сорняки. Такое наглядное пособие по борьбе за выживание в природе.
Жить на даче никто не хотел, продать ее было невозможно. Да никто, в общем-то серьезно этим и не занимался. В конце сентября вечереет уже рано, вечера холодные, зябкие. А вот дни еще теплые, яркие. Я сидела на веранде, обалдевшая после города от свежего воздуха, от красок осени. Сил шевелиться не было, сидела за столом с чашкой чая, подперев щеку, и созерцала. Вокруг меня простирался сверкающий мир: деревья, как стареющие красавицы, приукрашенные разноцветной листвой; последние насекомые с торжествующим жужжанием облетающие свои владения; доцветающие, последние и оттого особенно яркие цветы. Весь мир был напоен жизнью и одновременно предчувствием скорой волшебной смерти-зимы, от которой, к счастью, каждый год природа просыпается. Точь-в-точь Венеция. Да, именно так, торжествующая жизнь переплетается с предчувствием смерти.
Вот и мне предстояло решить вопрос жизни и смерти. К тому же не своей, что всегда труднее. К вечеру ко мне, одуревшей от благолепия природы и как Скарлетт О'Хара отложившей решение проблем на завтра, заглянула на огонек соседка баба Дуся. Она живет на даче с ранней весны до поздней осени. В этот день мы с ней, поди, и были вдвоем на весь садовый кооператив, последние из могикан.
-- Виолетка, каким тебя шальным ветром занесло? Я тебя и летом-то не помню в каком году последний раз видела. А уж по осени... Случилось чего? Или продавать надумала? Не продавай! Родишь себе ребеночка когда-нибудь, и куда его летом вывозить будешь? Ребеночку летом в Москве нельзя! Для здоровья плохо.
-- Баба Дуся, ну откуда ты знаешь, каково в Москве летом? Ты, небось, последний раз в Москву выбиралась в 61-м году!
-- Почему в 61-м? Нет, в 76-м. Но не думаю, что с тех пор стало лучше.
-- Да, баба Дуся, кругом ты права. Это я так, зубоскалю, спорю с тобой. Конечно, летом в Москве кошмар, просто невозможно: душно, асфальт плавится, пробки на дорогах, выхлопными газами воняет. Поэтому хоть мой домик и пустует, но я его не продам. И с ребеночком сидеть здесь буду.
Баба Дуся оживилась. У нее прямо лицо просветлело.
-- Что, ждешь ребеночка? Молодец!- Она успела бросить цепкий взгляд на руки и не обнаружила там обручального кольца.- Даже если без мужика. Мужики - народ ненадежный. Я в газете читала, что у них всю дорогу кризис: то он в возрасте Христа, то он не гений, то его по пятому десятку бес в ребро. Нет, там в газете так культурно назвали: демон полудня!.. У них всё ихние демоны, а у нас кастрюли, дети да работа... Крути, не крути, а мужик всю жизнь собой занят. А ребеночек - это для тебя. Да и с деньгами у тебя ведь порядок? Писатели - они все миллионеры, небось? Книги сейчас дорогущие какие!
-- Ой, баба Дуся, не похожа моя дача на миллионерскую.
-- У тебя, может, основная в Майами. А эта так, журналы старые хранить. Зато экологически чистая. Червяк древесный ее точит? Значит, экологически чистая!
-- Нет, эта у меня и основная и чтобы журналы хранить. А про ребенка я неконкретно сказала, а в смысле "когда-нибудь"!.. Вот когда-нибудь встречу хорошего, порядочного мужчину, выйду за него замуж, рожу от него детей и приеду с ними летом жить на дачу.
Бабу Дусю разочаровали мои темпы.
-- Веточка, это значит - никогда. Тебе уже тридцатник есть? Вот видишь, тридцать два. Если ты прямо сейчас зачнешь, на моих прямо глазах, не откладывая, то родишь все равно только в 33. Уже! А ты собираешься найти сперва хорошего мужчину. Хорошие мужчины встречаются нам только до двадцати. Почему-у? Потому что мы дуры в этом возрасте и в людях не разбираемся! А у тебя уже мозг работает. И где же тебе будет хороший мужчина? Огорчила ты меня. Я, было, так обрадовалась. Вот, думаю, наконец-то хорошие новости! Тьфу на тебя... Ну утешай теперь меня, старуху! Давай чай пить с плюшками!
-- А у меня плюшек нет.
-- Кто бы сомневался. Свои принесу. Хоть заварка-то есть?
-- Есть, есть.
Бабы Дусина позиция меня не удивила. Это все равно, что спрашивать у батюшки, бросать ли семью. Ясно, что он ответит: терпеть, вспоминать лучшее, смириться. Так и у Дуси: рожать, рожать и еще раз рожать. Без сомнений, без мужей, не пытаясь заглянуть в будущее. Может быть, поэтому она сохранила бодрость духа, ясность ума, внутреннюю подвижность, что не просчитывала выгод наперед, а просто двигалась вперед. (Хорошая мысль какая, нужно будет вставить ее в новую книгу!) Гибкости у людей бабы Дусиного возраста маловато, зато они четко знают "что такое хорошо и что такое плохо". Ну а дальше мы мирно пили чай, трещали, как две сороки и разница в возрасте в тридцать семь лет нас совершенно не смущала. Уже в темноте я вышла проводить ее до калитки.
-- Мальчик родится, назови его каким-нибудь редким именем. Все ж таки ты писательница. Например, Ардалион - хорошее имя,- огорошила она меня, с ходу перескочив на казавшийся мне забытым разговор.- Ну и чего глаза вытаращила? Вот я сама, например, Евдокия Ардалионовна. И горжусь. Хороший человек был мой папа покойный. Назовешь так -- и твой хорошим человеком вырастет. Я в эту теорию, Ветка, верю!...
Ардалион Иванович... Несколько кучеряво. Но вообще в этом что-то есть.
На даче, пропитанной ароматом дерева, бабушкиным уютом и свежим воздухом заснула сразу, спалось легко. Проснулась я рано, замечательно отдохнувшая. Доспать не получалось, а вставать не хотелось: в доме прохладно, под одеялом тепло, золотистые лучи мягко освещают комнату, ветерок, врывавшийся в комнату, шевелил щекотно волосы и холодил щеку. Как замечательно было это мгновение! Как замечательно жить! А что? Наверное, неплохо еще кому-нибудь подарить этот сияющий мир! А почему бы и нет?
Я прикрыла глаза. Вот я ночью вскакиваю к детской кроватке, беру на руки плачущего малыша, целую его, баюкаю. Вот я в детском саду переодеваю ребенка, убираю его одежду в детский шкафчик, а на дверце рисунок - грибок. Малыш доверчиво прижимается ко мне, мимолетно клюет в щеку и бежит в группу, к друзьям. Потом вспоминает, что я на него смотрю, оборачивается ко мне, машет ручонкой, улыбается... Вот я веду его в первый класс. Букет гладиолусов почти с него ростом. Мой мальчик такой трогательный в костюме-тройке: взрослый по одежде и по росту, и одновременно малыш, напуганный воробей... Так, сколько же мне будет лет, когда я поведу его в школу? Я присвистнула - сорок! Да откладывать-то и некуда, оказывается!
Вот так и была решена судьба моего будущего ребенка. Оставалось только оповестить других участников этого проекта. Я оттягивала разговор с Иваном, сколько могла. Уж больно дешевая складывалась история. Прямо по Лорикиному сценарию.
Через несколько дней неожиданно материализовалась и сама Лорик. После некоторого колебания, я посвятила ее в свою тайну. Реакция меня поразила. Неожиданно лицо Лорика перекосилось, и она просто прошипела:
-- Так я и думала! А еще прикидывалась такой высоконравственной чистюлей! Я распиналась перед тобой, представляю, как ты веселилась в душе. Строишь вечно из себя, писательница. А сама такая же, как все. Да по мне, так наша потаскушка Надька, залетевшая от обеспеченного папика, и то лучше. Она так сразу и сказала: "Ура! Я теперь при денежках!" Без всяких там: "Дети - это святое!"
Я смотрела, как завороженная на блестки ее кофты, качавшиеся, когда она яростно размахивала руками. Точь-в-точь, рыбья чешуя у русалочьего хвоста. Через несколько минут Лорик опомнилась.
-- Ой, чего-то я не то понесла. Это от неожиданности. Ты молодец. Ну и правильно сделала!
-- Что, Лорик, спохватилась, что с подругами пластмассовых королей лучше не ссориться? Они в постели ночью нашепчут королям, короли настроят своих друзей, а там, глядишь, Лорикин муж уволен без выходного пособия! Или тебе лестно дружить, если мне случиться стать женой короля? Знаешь, Лорик, ступай-ка ты отсюда, не нервируй беременную женщину!..
Я была ошарашена и вместе с тем опустошена. Когда меня перестало затряхивать, я поняла, что это только увертюра к основной части, так сказать, произведения. Ну Лорик - черт с ней! В том, что она не подруга, а знакомая, я не сомневалась никогда. Знаете, бывают такие знакомые с многолетним стажем, когда уже эти годы размывают грань между настоящим и наносным, когда за давностью лет привыкаешь и к человеку, и к его недостаткам и они уже начинают казаться приемлемыми, а вот познакомься, скажем, с ним сегодня, так и общаться бы не захотелось. Как бы то ни было, дело прошлое, но могу сказать, что тот эпизод подвел черту под нашими с Лориком отношениями, и сожалений это до сих пор у меня не вызывает. Но главный-то разговор, с Иваном, мне еще предстоял. И откладывать его надолго не имело смысла.
У меня противно потели руки, трепыхалось в груди сердце. Умом я понимала, что в любом случае не будет ни катастрофы, ни клуба разбитых сердец. А мое тело трепетало, сжималось, хотело уменьшиться до точки и исчезнуть из этой ситуации.
-- Ваня!- По возможности бодро начала я.- У меня будет ребенок. Для меня он - подарок судьбы. Спасибо тебе за гормональную поддержку, хорошую наследственность. Если ты захочешь поучаствовать или признать отцовство, то -- пожалуйста. Если нет - у меня претензий не будет. И еще, ребенок - это случайность, а не результат тщательно спланированной операции по захвату потерявших бдительность сперматозоидов. Для меня - счастливая случайность. Ты для себя реши сам.
Иван выслушал меня молча. Я, наконец, смогла поднять на него глаза. Он глядел на меня с любопытством. С холодным любопытством, когда видят редкую рептилию. Красиво, но потрогать не хочется.
-- Не обижайся, что не бросаюсь с восторгами. Прежние подруги мне таких сюрпризов не преподносили. Не знаю даже, как реагировать. В любом случае, мне нужно подумать. Я позвоню.
Он поднялся и вышел. Я не двинулась за ним следом, чтобы проводить. Дверь и сам найдет - большой мальчик. Ну и, слава Богу! Обошлось хотя бы без пошлых: "А ты уверена в том, что это мой ребенок?" и без упреков в меркантильности. С этого момента я окончательно устанавливаю односторонние отношения. Как он для себя решит, так тому и быть! А я для себя уже решила - буду рожать. Кроме меня за малыша и заступиться некому. Мой ты беззащитный пупсик.
Скажу честно, в суете будней я без особых мучений ждала Ваниного решения. Это был тест на его порядочность. За это время я посетила женскую консультацию. Это меня потрясло. Во-первых, я получила ворох направлений на всяческие анализы, некоторые просто неведомые досель. Во-вторых, уж никак не ожидала увидеть в стенах сего заведения мужчин. Если они приходили раньше сдавать каплю крови или еще чего, посущественней, на анализ, то нервно курили на крылечке, потом рысью неслись в кабинет, в последний момент призванные женами, бдительно стерегущими очередь. И также поспешно покидали коридор. Нынешние без всяких комплексов сидели возле кабинета со своими женами, совершенно умилительно держась за руки. Тихонько беседовали. Жены уходили на прием к врачу, а мужья преспокойно принимались читать журналы или смотреть в окно. Таких пар было несколько. А меня, скорее всего, никто не будет ждать под дверями. Прислушалась к себе: никакой реакции, не обидно! Мне было хорошо и так!
Через несколько дней нарисовался Иван. С цветами. Без тени смущения или волнения.
- Здравствуй! Как себя чувствуешь? Это - тебе. Тебе живые цветы нюхать не вредно? Ну аллергия там, не знаю... Ветка, скажу без предисловий, ты не сердись, что я не появлялся. Мне нужно было все тщательно обдумать. Понимаешь, все это так неожиданно. Я совершенно не планировал, а тут вдруг раз - и ребенок! Я подумал, наверное, это - к лучшему. Перст судьбы! Можешь вставить в новую книгу, разрешаю,- шутливо поклонился он.- Так что от ребенка я не отказываюсь, отцовство признаю,- он поморщился,- а вот жениться, извини, пока не готов. Может быть потом, только не сейчас, не сразу. И еще, я тут подумал: ты беременна моим ребенком, тебе и ему нужны нормальные условия, помощница по хозяйству, поэтому перебирайся-ка ты из своей халупки,- Иван скептически обвел комнату глазами (или это мне показалось?),- будем жить вместе! Мне кажется, это будет правильно. А там видно будет.
Я не считала свою квартиру халупкой. Ну да, не хоромы, конечно, но мне в ней уютно. Здесь даже беспорядок упорядочен таким образом, что можно легко найти нужную вещь. Странное дело, малышу еще семь месяцев до рождения, а следовало принимать решения и делать выбор, исходя из его интересов! Поколебавшись, без особых восторгов, я согласилась принять Ванино предложение.
Мне казалось, что правильнее всего будет свою квартиру сдать. При нынешних ценах на жилье, к родам собралась бы приличная сумма на приданое: коляски там всякие, кроватки. Ваня велел об этом не беспокоиться.
- Чем сдавать неизвестно кому квартирку за копейки, лучше пусть стоит себе закрытой.
В итоге квартира осталась в качестве моего офиса. Против работы Ваня тоже возражал, но я просто не могла бросить своих заказчиков. Благо, их было немного: учебный год только набирал обороты.
Ванина квартира, которая на ближайший год должна была стать моим домом, не произвела на меня впечатления. По крайней мере, такого, какого ожидал хозяин: ради такого случая он лично и с восторгом провел экскурсию. Все "терзало взор богатством", как сказала бы одна моя подруга. Много позолоты, помпезная мебель, явно дорогая сантехника, шелковые ковры... Всего так много, что даже шестикомнатная квартира становилась похожа на перезрелый арбуз - вот-вот лопнет. Чувствовалось, что дизайнеры огребли здесь на славу. Но ощущения дома не возникало, души не было, человеческого тепла. Так, просто замечательные декорации к фильму, непонятно из каких времен.
В этом был весь Иван - много показного блеска. Впрочем, сам он с восхищением озирал свои интерьерные изыски, и в свою очередь ждал того же от меня.
- Миленько тут у тебя, Ваня, не хуже, чем в палаццо.
Он посмотрел на меня, как на убогую, только что не с жалостью. Как человек утонченной профессии (писатель все-таки!) я могла бы более цветисто реагировать. Видно, мои предшественницы реагировали иначе. Да черт возьми, почему я должна изображать восторг от этого аляповатого роскошества?!
Через 2 недели совместного проживания я поняла, что в шестикомнатной квартире мне гораздо теснее, чем в моей тридцатидвухметровой двушке. Начнем с того, что у себя я могла делать что угодно, как угодно и когда угодно, а в этом доме мне никогда не удавалось побыть одной. Параллельно присутствовали повариха Надя, днем приходила горничная Вера, которая убирала дом, стирала белье, гладила его. Не хватало только Любови. Вместо нее приходил водитель, который возил повариху на рынок, а горничную в химчистку.
Никто не шумел, но расслабиться я не могла, потому что все время была на глазах. Глаза эти были критичными и недружелюбными. Вера с Надей днем пили кофе на кухне и щебетали. Если я входила, они сразу замолкали, вставали, здоровались, поджимая губы. Я прекрасно понимала, что они сплетничали обо мне. Им не по сердцу были перемены. Каждая боялась за свое место: а вдруг я заведу новые правила или просто поменяю персонал, чтобы осталось как можно меньше примет из холостяцкой Ваниной жизни? А вдруг я окажусь придирчивой стервой? К концу месяца они окончательно утвердились во мнении, что я не придирчивая стерва, и как ни странно, я совсем упала в их глазах.
На первых порах мне казалось неразумным держать повариху для двоих, да и готовлю я лучше, раз уж на то пошло. Но Ваня отмел мое предложение, сказав, что это не респектабельно. Короче, не барское это дело котлеты жарить. Так что Надиной карьере я угрожала, было дело.
Гостей к себе позвать я не могла: Ваня мягко дал понять, что в такие богатые дома людей небольшого достатка не зовут. Наверное, это тоже нереспектабельно. Заняться было совершенно нечем, и я сбегала в свою двушку, чтобы насладиться тишиной, работой, чашкой запрещенного беременным и оттого еще более вкусного кофе. Здесь был мой мир, куда прибегали мои друзья.
С тех пор, как я переехала к Ивану, он как-то потерял ко мне интерес. Его мысли были заняты работой, бизнесом, все усилия направлены на то, чтобы большие деньги превратились в огромные. Всем понятно, что это и есть основное условие успешного бизнеса. Как Мефистофелю здесь нужно отдать душу взамен денег. Что-то происходит внутри, разлаживается, законы купли-продажи переносятся в сферу чисто человеческих отношений. Люди забывают, что они когда-то были детьми, обычными людьми, которые помогали не ради ответной услуги или саморекламы, а просто так, ни ради чего, кроме собственного удовольствия.
В том же режиме, что мы встречались раньше (1-2 раза в неделю), мы продолжали выходить в свет, но часть ощущений потерялась. Выходить из одного дома оказалось не таким острым удовольствием, как встречаться где-то в городе, когда выискиваешь в толпе лицо любимого человека.
Беременность я переносила хорошо. Даже как-то не подходит слово "переносила", как тяготы какие-то. Разве что, чуть больше хотелось есть и спать. Ужасно хотелось, чтобы был большой живот, а он все не рос.
На одной из полусветских вечеринок две роскошные девицы из тех, которые мне ужасно нравились, и какой я не согласилась бы быть ни за что на свете, оглядели меня бесцеремонно, при этом одна толкнула другую локтем в бок, чтобы обратить ее внимание, как на диво какое. Они переглянулись, поморщились, прыснули и в спину мне прошипели: "Где это Ванька такую парвенюшку подцепил?" Кровь бросилась мне в лицо, по-моему, на парвенюшек больше смахивали эти подружки. Однако же, претендентки на Ванины денежки не блещут воспитанием или хотя бы деликатностью! Пилюлю я проглотила. Ване жаловаться унизительно. Глупая коллизия: в парвенюшках у деревенского богача. Это как?
Положение мое было двусмысленным: не жена, не хозяйка... Так, наверное, чувствуют себя оккупанты. А Иван был хозяином положения и стал вести себя, как хозяин. Охота закончилась, дичь в силках. К чему церемонии? Он пытался понять: а нужна ли я ему вообще? Влюбленность наша таяла на глазах, меня тяготило все, что было вокруг. Стало раздражать даже то, что мне подают чай, в то время как я могу заварить и налить его сама, получая от этого маленькое удовольствие жизни. Я не могла посмеиваться над Иваном, чтобы не уронить его авторитет в глазах прислуги. На самом деле, я ничего не могла. Воздвиглось огромное количество условностей! Как трудно быть богатым, оказывается, как скучно, сколько ограничений появляется в обмен на бриллиантовое колье!
Конец этой истории положил даже не скандал, нет, а именно эпизод. Понятно, что так или иначе, дело шло к расставанию. Но, знаете как это бывает, все уже ясно, а история тянется и тянется. Каждый ждет инициативы от другого, или хотя бы серьезного повода, а его все нет. И в отношениях завяз, есть ведь и хорошее, что можно вспомнить. Не хочется тратить силы на скандалы, взаимные упреки, обиды, которые всегда сопровождают расставания.
У нас получилась чистой воды бытовщина. Мы собирались на один из выходов в свет, по-моему, это был вернисаж. Я собралась и намакияжилась за 10 минут, опровергая классическое мнение, что женщины это делают часами. Потом сидела и томилась, пока Иван перебирал наряды. Оказалось, что есть у него такая привычка. Брюки, которые ему приглянулись, были новые, ни разу не надеванные, подогнанные в мастерской под его фигуру и рост.
-- Ветка, они мне не коротки?
-- Нет, Ванечка, в самый раз, очень хорошо.
Его глодали сомнения. Он снимал их, примерял другие, потом опять надевал новые. И каждый раз спрашивал:
-- Они мне не коротки?
На пятый или шестой раз я не выдержала:
-- Ваня, специально для тугодумов: в самый раз. Ну сколько можно повторять?
Он остановился, обернулся, посмотрел на меня и отчеканил:
-- Сколько нужно, столько и будешь повторять.
Дальше он перешел к выбору рубашек, но я уже отключилась от этого процесса. Механически я поехала на выставку, кому-то улыбалась, с кем-то здоровалась, смотрела картины и, наверное, как-то это комментировала. Но ничего этого не помню, все было как в тумане. Надо думать, и в этот раз мне что-то шипели в спину, но ко мне это уже не имело никакого отношения. Я знала, что от Ивана я ушла.
Утром Иван отправился на службу, я собрала свои немногочисленные вещички и вызвала такси. Вера засуетилась и подхватилась потихоньку позвонить хозяину. Вдруг, не дай Бог, конечно, меня нужно остановить? Или я сопру какую-нибудь бесценную безделушку? Останавливать меня не стали. Я думаю, Ваня бисировал от восторга, что все само собой разрешилось.
В моей квартирке я испытала чувство счастья и освобождения. Только сварила кофейку - позвонил Ленька:
-- Ветка? Как хорошо, что застал тебя дома. Ты долго у себя пробудешь? У меня к тебе дело на миллион.
-- Лень, я теперь тут всегда буду.
-- Что, он тебя бросил?-- Ахнул Ленька, потрясенный.
-- Ну почему сразу он бросил? Сама ушла.
И Ленька действительно материализовался через 5 минут. Вид он имел удрученный. Как оказалось, Ленька съехал на днях от своей подруги и мечтал на время прилуниться у меня. Теперь ему следовало продолжить поиски жилья. Перспективка та еще! Потому что как обстоят дела в Москве с маленькими уютными квартирками за небольшую плату - всем известно.
-- Леня, ты можешь пожить во второй комнате какое-то время, не вечно, конечно. Но думаю, после рождения ребенка, ты и сам отсюда удерешь.
Он во все время этой тирады внимательно вглядывался мне в лицо - искал следы больших страданий. И не находил! И удивлялся...
-- Ты меня извини, Ветка, это дело сугубо личное, но я рад, что ты от Ивана ушла. Что уж там у вас произошло - не знаю, но со стороны казалось, что он все хочет тебя согнуть, подчинить. Ты прямо сама на себя стала не похожа. Кентавр он, твой Ваня - вот что. Если о высоком порассуждать или живописи - человек, а по отношению к людям - скотина.
-- Ну это ты уж, Лень, слишком загнул.
-- Да так и есть. Это ты дурочка влюбленная не видела. Именно: с еле сдерживаемым превосходством. Эдакий комплекс полноценности у парня. Ну да, сам всего достиг и при деньгах, но разве это главное? Вон наш Гарик на международной выставке Гран-При отхватил за графику. И ничего - не зазнался. Со всеми на равных держится, и что самое главное, чужому успеху рад. А Ваня твой что? Реваншист! Вот ходил-ходил вокруг тебя, а ты на его денежки не клюешь, подарочков не клянчишь. Тут раз - и ты беременная. Девушка ты с высокими идеалами - ясное дело, ребенка оставишь, чтобы подарить ему сияющий мир. Что, не так, скажешь?
Я смутилась: вот змей, точно излагает. А про сияющий мир - просто в тех самых выражениях. Неужели я так примитивно предсказуема?!
-- Ну и вот, ты уже и на крючке,-- продолжал он, приняв молчание за знак согласия.-- А дальше опять высокие материи: ребенку нужен отец, материальное благополучие, оплачиваемая учеба. Ты так думаешь? Ну и зря. Меня воспитала мама. Папа загулял и бросил ее беременную. Так вот, рос я всю жизнь в вещах, оставшихся после двоюродных братьев и детей маминых подруг. Летом кочевал по пионерлагерям или по дачам вместе с племянниками или друзьями, своей-то не было. Но знаешь, мама очень любила меня, жизнь, людей вообще. Вокруг нее царила любовь - вот в этом и есть сияющий мир, понимаешь? В этом, а не в кроватке за 3 тысячи долларов.
Я смотрела на него новыми глазами. Слышала от друзей, что Ленька в свое время после художественного училища служил в армии. Он особенно не распространялся про это время, но я всегда отмечала, что он после армии не погрубел, что обычно случается, и этот отпечаток чувствуется потом всю жизнь. Ну уж трудным детством от Леньки не пахло. Лучащийся, светлый человек, художник, чистая душа - только что без нимба! А тут какое счастье получается: с рук на руки, с чужой дачи на чужую! Это каким же количеством любви должно быть сдобрено, чтобы воспринимать детство как лучшее время жизни! Или это способность мамы Леньки с благодарностью брать все, что преподносит тебе жизнь?
- Леня, умерь свой пролетарский пыл. Будем считать, что мне не удалось окончательно окапитализдеть в душе, поэтому я вернулась к своим истокам. А именно: в скромную двушку, без няни, телохранителя и, слава тебе Господи, без кухарки и горничной. И вообще, давай поговорим лучше о чем-нибудь более приятном.
- Давай. А ты кого ждешь - девочку или мальчика?- неуверенно продолжил он.
- А вот мы завтра и узнаем! У меня на завтра назначено УЗИ.
Назавтра я узнала такое, что Ленька, который по причине уймы свободного времени поперся со мной в поликлинику (вы помните? у него теперь отсутствовала личная жизнь), просто перепугался, когда я вышла из кабинета с выпученными глазами и отвисшей челюстью.
- Что?..- только и мог спросить он.
- Не что, а кто. Вернее, не кто, а сколько. Двойня. Мальчик и девочка. Кого выбираешь?
- Мальчика. А ты?
- А выбор ты оставил?
- Выбора нет,- кивнул Ленька, соглашаясь.
- Ах, Ванька... Ах, его крепкие деревенские корни... Ах, его хорошая наследственность...- У меня, я знала точно, в роду двоен не было.
- При чем тут Ванька? Мальчик от него, а девочка от тебя.
- Леня, только твоим глубоким шоком я могу объяснить, что порешь такую чушь!!!
Очередь внимала, затаив дыхание. Они думали, что присутствуют при грандиозном семейном скандале, когда жена ждет двойню от какого-то Вани, а муж Леня надеется, что один ребенок окажется от него.
Мы плелись домой. Я бы, конечно, поплакала, пострадала, слабая женщина. Но вы же знаете реалии нашей жизни! Это у них, в Америке, судя по фильмам, женщина может позволить себе быть слабой. Рыдать там на груди у своего мачо, который бархатным голосом уговаривает: "Не плачь, бэби, я тучи разгоню руками!" А у нас что? Вы знаете из нашего кино. Ночью тракторист роняет скупую мужскую слезу на плече жены-доярки, а та гладит его по голове большой огрубевшей от непосильной работы рукой и утешает: "Не плачь, Ваня, будет твоей бригаде к весне новый трактор!" Вот и у нас с Ленькой аналогичный жизнеутверждающий вариант. Он шел какой-то оцепеневший. В конце концов я не выдержала:
- Лень, ну что за гражданская панихида? Ты в таком трансе, честное слово, как будто это от тебя я ношу двойню!
Он повернул ко мне побледневшее лицо.
- Извини, Ветка! Я никак не могу представить, что тебя - трое!
- Знаешь что, ты так говоришь, как будто у меня два метровых бычьих цепня. Ужас всякий! В конце концов, у меня в животе два прекрасных ребенка, девочка и мальчик, которые в начале июня появятся на свет. Так что не нервируй меня. Лучше давай немедленно купим апельсинов, дома отожмем сок и будем его пить. У тебя как с витамином "С"?
- Напряженно.
- Так я и думала. Кроме того, апельсины - прекрасный антидепрессант.
- А никто и не депрессирует,- с ворчливой ноткой отозвался приходящий в себя Ленька.
Ленька нагло и категорически отказался покидать мою территорию.
- Я,- сказал,- полюбил твою беременность. Это такое вдохновляющее событие - развитие будущего ребенка! Для моей творческой натуры чрезвычайно важно получать эмоциональную подпитку! Поэтому я немедленно начинаю писать твой портрет и назову его "Дом ангелов"!
Свинья какая все-таки! Нет, чтобы сказать, что не хочет бросить в трудный момент моей жизни, ну на худой конец, что я интересна ему как женщина. Нет, блин, извращенец проклятый! Так и зажили. Даже сложился такой ритуал: каждый вечер он клал мне руки на живот и разговаривал с детьми.
- Ветка, меня кто-то толкнул ножкой. Как ты думаешь, кто? Дочь или сын? Можно я послушаю?
- Послушай...
Он осторожно приник к моему животу, прислушался. Лицо любопытное. И отпрянул.
- Эй, он меня в ухо двинул. Точно, пацан!
Он удовлетворенно засмеялся, потирая отбитое ухо. И такой радостью засветилось лицо, что я обняла его, не могла не обнять: "Блаженный ты, Ленчик!"
Он удержал меня, обхватив за плечи.
- Ты береги себя, Ветка, у тебя там все-таки девочка и мальчик!
Иван месяца три не объявлялся. Может, обижен был, может, радовался обрушившейся на него свободе - я не знала. Появился он где-то за месяц до родов. И оцепенел, увидев меня. Еще бы! Размером с трехстворчатый шкаф, вся в конопушках пигментных пятен. Ну не женщина, а курочка Ряба! Он, бедный, аж попятился!