Аннотация: Общение с пожилыми родственниками иногда помогает иначе посмотреть на ситуацию,на жизнь и даже....на любовь!
ПЕНЬКИ
Не уезжай ты, мой голубчик,
Печальна жизнь мне без тебя.
Романс на сл.Н.Пашкова
И вы приняли бы времена года своего сердца,
как всегда принимали времена года,
проходящие над вашими полями.
Ошо
Все у меня вроде бы хорошо, все так. Но почему тогда хочется напиться в хлам, упасть лицом в салат и чтобы наутро так отвра-тительно тошнило, что было бы не до умственных и душевных невнятиц? Стою вот на улице, задрав голову к небу. Смотрю в облака. Может, это они там, на небесах, бередят мою душу? Вы-щипывают из нее куски на какой-нибудь небесный психоана-лиз. Будут рассматривать под микроскопом, головами качать удрученно. Дескать, как все испорчено и загажено.... Нет, напиться мне нельзя. Это уже не по здоровью. И не по возрасту. Нужно трепетнее относиться к себе в переходной стадии! Так напутствовали меня психологи в радиопередаче. Хотя я не стра-даю по поводу своего возраста. Это особенно легко делать, если общаться с моей свекровью. Я просто умиляюсь! Она игнориру-ет разделяющее нас тридцатилетие, объединяя местоимением "мы" в группу женщин среднего возраста. Среднего - неслож-ный математический подсчет показывает, что дожить Наталья Сергеевна намеревается до ста пятидесяти...А там - как покатит. Я по сравнению с ней тогда просто утренняя роса! В своем "среднем" семидесятипятилетнем возрасте Наталья Сергеевна, отправляясь в булочную, непременно помадится девичье - розо-вым, пристрастно оглядывает себя в зеркало, поправляет остав-шийся локон. А по дороге отчаянно строит глазки всем мужчи-нам, невзирая на возраст. Наталья Сергеевна была замужем шесть раз. "Это только официально!"- кокетливо уточняет она. И выражение лица у нее при этом делается хитренькое. Потом паспорт, переполненный штампами о заключении браков, был утерян. В новый Наталья Сергеевна внесла только своего по-следнего мужа. Как она объясняла: "Чтобы не пятнать больше документ!". После чего перешла на неофициальные браки. По-бывав шесть раз замужем (только официально), пережив пять разводов и оставшись после этого с несокрушимой нервной си-стемой и преисполненной оптимизмом - своей вечной визит-ной карточкой, моя свекровь, по крайней мере, в моих глазах, навсегда перешла в разряд Уникальных Женщин, которые ка-ким-то чудом заводятся иной раз среди простых смертных. Я могу вообразить ее только в виде метеорита, упавшего на огоро-де среди капустных грядок. Все вдребезги - она сверкает!
Вот Наталье Сергеевне категорически не понять моих сомни-тельных терзаний. Мужчины, для меня непонятные и загадоч-ные существа, ее только забавляют. Поэтому надежд на ее сочув-ствие у меня нет. Если оно и будет, то выражено в какой-нибудь весьма оригинальной форме.
Кто без лишних слов поймет и разделит мою грусть - это Эмилия, Миля, моя давняя верная подруга, которую я нежно люблю. Вот только разделить мою безотчетную грусть - это значит преумножить Милькину. А ей сейчас и без того неслад-ко. Умная моя, славная Милька всегда почему-то наступает на одни и те же грабли. Для понятности придется сделать лириче-ское отступление.
Сама я больше всего на свете люблю чтение, театр и музыку. Причем, именно в такой последовательности. Разве странно, что я люблю все, что касается книг? Всякие там обложки книжные, экслибрисы, печатки и закладочки... Собственный экслибрис достался мне в наследство от папы. Деревянная точеная ручка крепится к латунному овальному медальону, который оставляет оттиск, похожий на гравюру: сова сидит на стопке книг и вокруг них вьется кружево букв, которое складывается в надпись "Из семейной библиотеки Митеньковых".
А коллекционирую я закладки. Доступнее! Их у меня множе-ство: тканые, бумажные, металлические, кружевные, бисерные, металлическая, изогнутая дужкой,на конце которой висит изящная стрекоза, пластиковые. Народ везет мне их в подарок со всего света. Кто-то сам мастерит. Народ у нас, как известно, рукастый. Сын в детстве одаривал картонными закладками, по-крытыми аппликациями из цветной бумаги, густо заляпанными клеем. Я их храню, пользуюсь и горжусь! С каждой закладкой связана своя история. Можно сказать, вся моя книга жизни за-ложена закладками. А вот у Эмилии такими закладками её жиз-ни являются мужчины.
Романы Милины всегда непростые. Хотя, если вдуматься, любое становление отношений простым быть не может по определению. Но у Эмилии получаются особенно витиеватыми. Женщины мы взрослые. Пора бы меньше пыла вкладывать! У меня как-то созвучно лорду Байрону:
"Любовь? Но поздно ведь для брака, а "любвями"
По горло сыты мы, фантазий сникла прыть".
А Милька не сыта! Прыть фантазий раз от раза только шуст-реет. Поэтому каждую драму личной жизни она(а вместе с ней и я) переживает, как вселенскую: с потоками слез, бурным изъяв-лением чувств. Такая вот неиссякаемая женщина. Последний роман ее вообще выходит за рамки наших моральных принци-пов, главный из которых - чужого не брать. Эмилия влюблена в нового мужа нашей старой приятельницы. При всей натяжке, я не могу назвать ее подругой. Хотя знакомы -целую вечность. Мы с ней соседки по этажу. Имя у нее, прямо скажу, необщее: Зинаида. В поколении моих родителей встречались мне экзем-пляры Зинаид. По стечению загадочных обстоятельств, всегда учительницы географии, и всегда преотвратительнейшие тетки. А среди сверстников тёзок у Зинаиды нет. Муж мой считал, что это имя вообще неприличное. И объяснял мне, как ему каза-лось, очевидное:
- Стихотворение Барто помнишь? "Резиновую Зину купили в магазине". Представь себе нашу Зину в резиновом исполнении. Что получилось? А потом, помнишь? Дальше: "Она была рази-ней, резиновая Зина". Это картина вообще, я тебе скажу, должна быть под табличкой "Детям до 18 смотреть запрещается!". И не спорь! Такие у меня ассоциации.
А никто и не спорил. Дальше разговор перерос в скандал. По-тому что, если моему мужу и были свойственны ассоциации, то исключительно сексуального свойства. Я же всегда была ревни-ва. И хотя он клялся, что отгулял свое до женитьбы, верилось в это с трудом. Все-таки бабники, как и алкоголики, бывшими не бывают. Только сдерживающимися. И вот я сомневалась, что моему супругу сдерживаться удавалось! Ну да вернемся к Зине. Характеристика ее имени, почерпнутая мною однажды из како-го-то женского календаря, гласит, что она - железная леди. Пробивает путь к успеху независимо от того, что ей нужно со-крушить: мужское сердце, чью-то душу или чужую семью. Муж-чин предпочитает инфантильных, маменькиных сынков. Выйдет замуж за подобного человека, обязательно обеспеченного и с положением, и начинает его под каблук загонять и при этом жалить нещадно. Ну что там в календаре? Голая теория. Уж не знаю, как они это напридумали. Астрологи ли авторы таких толкований, нумерологии или ученые еще каких-нибудь неве-домых наук, но про нашу Зинку это не в бровь, а в глаз! Еще из практических наблюдений могу добавить, что наша железная леди отличается не только стальным характером, но вообще тя-готеет к презренному металлу. В основном в его денежном и ювелирном исполнении. Глупо, конечно, думать, что Зинаида соткана из зла и живописана одними только темными красками. Есть и достоинства. Но недостатки как-то особенно выпукло вы-ступают и явно преобладают в ее характере.
Муж мой ехидный звал ее в глаза и за глаза Зизи. Как он вы-ражался, "ей идет умаменьшительное имя!" В собственной звездности Зизи уверена непоколебимо. Но вот что странно: де-монстрируя всем свое превосходство (а Зизи действительно в материальном плане имеет побольше многих) она всегда недо-вольна имеющимся и всегда претендует на большее. Боится же одной только старости и утери красоты. Будто внешность - единственный козырь в её жизни. Иной раз мне Зинку жалко. Вечно не в настроении. Такая агрессивная тоска.
Я пыталась ее перенастроить, уговаривала поискать в жизни что-то привлекательное. В конце концов, найти определенное удовлетворение от того, что у нее лучше, чем у других.
- Вот,- говорю,- Зин, подумай, какое счастье, что мы роди-лись женщинами!
Например, для нас отказаться от секса совершенно нормаль-но. У нас для отказа есть миллион уважительных причин: голова болит, устала, расстроилась... А мужик должен быть всегда готов к размножению. Иначе получается, что он не любит. Или к док-тору, что еще того хуже! А он здоров и любит. У него, может, голова болит, устал, расстроился... Тяжело мужиком быть!
- Зато краситься не нужно и эпиляцию делать,- упорствует Зинаида.
- Зато нам бриться не надо!- не отступаю я.
- Зато они бреют одно место - бороду, а мы три. Они у зерка-ла по полдня торчат. А мы вслепую свои подмышки скребем! Не говоря про остальные места...
- Ты, Зина, прямо мужененавистница какая-то!- не выдержи-ваю я.
- Почему? Настоящая женщина всегда украшается прилич-ными мужчинами.
- Почему приличными?- удивляюсь я.
- Потому что у них есть эрогенная зона - кошелек.
Понятно. Кошелек мужчины - как его решающая черта ха-рактера.
- Почему? Объясни мне, почему с такой ненавистью к муж-чинам, она столько раз выходила замуж?- спрашивала я мужа.
- Тут как раз все понятно. Чтобы нам, гадам, хуже было! Она три раза замужем была. Видишь, уже на трех счастливых мужи-ков меньше. Они в графе семейное положение пишут, наверное: "безвыходное". А хорошее находить она умеет, тут ты неправа! Вот у тебя - два высших образования. А у нее зато кутикула три недели не зарастает. Гордость!
- Это откуда у тебя такая осведомленность? Что-то не замеча-ла тебя делающим маникюр,- немедленно преисполнилась я подозрениями.
Он в ответ только пожал плечами.
- Разложишь в туалете свою шелуху одноразовую, розовизну глянцевую. Ты читаешь, чтобы проникнуться духом эталонной женщины. А я поглядываю просто так. Для общего развития.
Надо сказать, мой муж знал, что сделать для успокоения моей ревности. Подошел ко мне, приобнял как бы между прочим. Поцеловал мимолетно руку. Ну и всё...Я поплыла, как шоколад-ка. А он меланхолично поплыл дальше по своим делам.
Тьфу, как трудно плавно следовать сюжету! Все время отвле-каешься, и все время на себя.
Ну, так вот, Эмилия влюблена в Зинкиного мужа. Несколько дней назад она плакала у меня на кухне.
- Представляешь,- шумно всхлипывая, рассказывала она,- он при мне ей позвонил. Зизи велела ему оплатить счета за кварти-ру. И, прощаясь, говорит ему: "Ну, целую тебя, пенек, штурмуй сберкассу!"
- И в чем тут драма?- силилась понять я.
- Как в чем? - от удивления перед моей недогадливостью Милька временно прекратила рыдать.- ЕГО называть пеньком. ПНЁМ! Ты понимаешь? ЕГО САМОГО!
Она меня озадачила. Однако. Я вообразила Зинкиного мужа. Неказистый. Животастый. НА голове растительности никакой. Может, раньше и был кудрявым деревцем. Но давно. А сейчас как есть - пень! Взгляд такой, как у человека, отправленного за водкой: растерянно-потерянный. Кстати, он так же смотрит и на жизнь. С трудом представляю, как он чего-то в карьере добился. Такой потеряшка пожилой.
- Слушай, Миль, а как бы ты его называла?- глупый такой вопрос родился у меня. Кроме имени, ему не подходили никакие традиционные ласковые имена. Ну не могла я вообразить его ни зайкой, ни киской, ни солнышком, ни птичкой, ни пупсиком... Милька воздела глаза к потолку так, словно сквозь него сейчас проглянут небеса. Всхлипнула машинально.
- Я называла бы его Ландыш. Ландышек мой! Боже, как я его люблю.
Милькины глаза экстатически засияли. Ну, вот что с ней де-лать прикажете? Эмилии бы жить в конце 19 века. Курить длин-ные пахитосы, обмахиваться веером, чтобы духи - гардения и тубероза, томно слушать романсы. Это ее тип чувствования: "Я вас ждала и млела у окна", "тебя любить, обнять и плакать над тобой", "облетел тот куст. Вас давно уж нет. Я брожу один, весь измученный". Сейчас совсем не то. Эстетика не та. И бурные Милькины страдания кажутся неуместными в наш стремитель-ный век. Наверное, теперь и романов-то нет. Быстрые встречал-ки. Перемигнулись - и в постель. А у Эмилии по-другому! У нее и романы похожи на романсы. Идет коленным складом, с вне-запными расширениями и вставками.
Эмилия рассказывала мне, как любит его, что он солнце ее жизни, свет и светоч... Я не слушала. Все эти пылкие монологи я слышала уже множество раз. Только имена разные. Я прервала поток ее восторгов будничным и прозаичным до пошлости во-просом: "Послушай, Эмилия, зачем Антоша тебе нужен?". Она словно споткнулась, даже будто растерялась.
- То есть как - зачем? Он несчастен с Зиной. А я сделаю его счастливым.
- А если, допустим, ему не хочется быть счастливым?- пони-мая, что мы сейчас неизбежно завязнем в этом разговоре, я поднялась налить себе чашку чая.
- Как это не хочется? Всем хочется быть счастливыми!- Эми-лия внимательно вглядывалась в меня, подозревая, что мой во-прос - просто какой-то новый подвох.
- Миль, тебе в голову не приходило, многообразованная моя подруга, что все вкладывают разный смысл в слово "счастье"? Может быть, Антону вполне комфортно себя ощущать жертвой и слизняком? Зизи у нас тиран, бездушный и жестокий. А он та-кой ангел с крылышками, страстотерпец. Поди ж не только у тебя слезу сожаления вызывает? А Антошенька наш наорется, наверное, на своих подчиненных на работе, слюной набрызжет-ся, а потом дома для гармонизации души тапки Зизи в зубах подносит. Пнем его называет? Согласна, неромантично. Но от-куда ты знаешь, что он сам при этом чувствует? Может, это у них такие игры. Не лезла б ты в эту историю, Миль! Давай найдем тебе другой объект страсти,- почти взмолилась я под конец своей речи.
Она поджала губы. С укоризной глядела на меня. Выдержала крошечную, но вполне театральную паузу.
- А ты злая становишься. Раньше такой не была.
- Да не злая я, Миль. Обидно видеть, на что ты силы тра-тишь. Занимаешься мифотворчеством. А потом этот миф обожа-ешь. Не веришь мне? Ладно. Давай в субботу нанесем Зизи дру-жеский визит. Я напрошусь на чашку кофе. Попрошу ее шубу какую-нибудь новую показать. Она до смерти это любит: похва-статься, пыль в глаза пустить. А ты останешься с Антоном наедине и в духе чеховской героини спросишь у него, как он по-нимает слово "счастье". Что оно лично для него означает.
- Ой, а в чем же мне пойти?- немедленно всполошилась Милька. Совершенно в духе моей подруги вот так переключать-ся с одного на другое, с рыданий на восторги, с возвышенного на самое что ни на есть земное. "Интересно,- вдруг скользнула у меня мысль,- если б действительно суждено было случиться их роману с Антоном, как бы она звала его? Ну, Ландышек ему не подходит. Антошенька, Антонио или еще того хлеще - Тосик? Тьфу... По-моему, "штурмуй, пенёк!" звучит гораздо круче.
Я устроила это чаепитие без труда. Не потому, что я, Лиза Митенькова, такая взрослая, мудрая, содержательная женщина, с которой очень хочется пообщаться. А потому, что Зинаида от-чаянно скучает. И еще, она так привыкла быть в негативе, вечно недовольной, что для ее безопасности ей нужно разряжать оди-ночество общением, иначе наступит самоотравление. Такой ред-кий тип женщины. За броской, можно сказать незаурядной, внешностью скрывается заурядный, посредственный человек. Её территория - разногласие. Она комфортно себя чувствует в конфликте. Ее мало кто выдерживает. Мы с Милькой скорее в силу привычки. А вот как Антон, интересно?
Следуя нашему плану, я дала себя увлечь новинками меховой индустрии, и мы с Зизи переместились в выкроенную из куска коридора гардеробную, где в строгом порядке проживали Зин-кины меха. Честно говоря, я не особенно верила в успех Миль-киного предприятия. Сейчас начнет пялиться на него. У нее это называется "вбирать в память черты дорогого лица". Какие там у него черты? Из черт у Антона только огромный нос, мяси-стый, с хорошо выраженными крыльями. Не знаю, наверное, я к нему несправедлива. Любить мне его не с чего. А вот испыты-вать к нему раздражение как к человеку, из-за которого моя лучшая подруга потеряла голову и покой, - вполне закономер-но.
Шуб у Зинки много, но не бесконечно же много! Минут два-дцать я охала и ахала, делала заинтересованное лицо. Зинка да-же зарумянилась от удовольствия. Но когда-то же мы должны были вернуться в гостиную. Что-то пошло не по плану - это я поняла сразу по Милькиному лицу. Антон сидел в красных пят-нах, которые обычно появляются от раздражения или напряже-ния. На вид - никак не голубки. Судя по всему, разговор про счастье приятным не получился. Заметила это и Зизи. Она как-то мазнула панорамным взглядом и отражением - кривая усмешка мелькнула, как лезвие турецкого ятагана. Мы посидели еще капельку, чтобы соблюсти приличия, и засобирались. Ни-кто нас не удерживал. Мы с Милькой молча вошли в лифт и также молча приехали ко мне и проследовали на кухню. Гости-ной (к счастью, к сожалению?) у меня нет. Вопросов я не зада-вала, понимая, что любое слово может оказаться той "волшеб-ной кнопкой", после которой прольются слезы. Чтобы не си-деть в бездействии, я поставила чайник. Глупо, конечно: чай по-сле чая. С другой стороны, по себе знаю, когда кто-то перед гла-зами мелькает, как-то легче переключиться. Внешний раздра-житель. Уже и чай был заварен в пузатом гжельском синебоком чайничке, а пауза затягивалась. Первой не выдержала я.
- Ну, что? Получилось сложить слово "счастье" из четырех букв "о", "ж", "а" и "п"?
Мне удалось ее "улыбнуть".
- Не-а... Только то слово получилось, какое и могло полу-читься. Я его спросила про счастье, а Антон задумался и гово-рит, что счастье - это быть таким, как Зина. Её главный талант - безлюбие. Это Антон так сказал. Безлюбие - это когда как Снежная Королева. На всех и на все наплевать. И он так мечтает. Но получается, что его в королевской свите пихают, щипают, унижают. Он вечно останется маленьким безвольным мальчи-ком, мечтающим стать тем, кем он не станет никогда! Лиза, это же настоящая трагедия! - Эмилия вскочила, едва на опрокинув на себя горячий чай, и заметалась по кухне, меряя ее своими не-большими шагами.
- Лиза!- Набросилась вдруг она на меня с упреками.- Как ты можешь быть так безучастна? Это же тупик для него, для его души. Что делать? Как мне спасти его?- Эмилия знакомым же-стом начала заламывать руки, что всегда делала в крайнем вол-нении.
- Я не безразлична. По-моему, в спасении нуждаешься ты, а не он. Что, тебе кажется чудовищной его мечта стать похожим на Зинку? На ту самую Зинку, которую мы презираем за безду-ховность и за безлюбие. Какое верное слово Антон придумал! Человека невозможно спасти от него самого. Не хочет он быть счастливым в твоем понимании этого слова. Ему комфортнее быть жертвой, несправедливо обойденным. Знаешь, как Зинка на вас смотрела? Все она прекрасно понимает про твою любовь. И, уверяю тебя, Антон тоже. Но ведь не пытается воспользо-ваться твоей любовью как спасительным кругом.
- Вот именно!- вдохновилась Миля.- Моя любовь может его спасти. Вот если только Зина...
Я больше не могла сдерживаться и заорала: "При чем тут Зи-на? Полагаешь, тут дело в его высокой порядочности? Ха-ха... К Зинке-то он попал при каких обстоятельствах? Жену бросил. Между прочим, говорят, интеллигентнейшая женщина.
Эмилия вовсе даже не по-дворянски вытаращила глаза, изо-гнула брови и изготовилась заорать на меня в ответ, когда нас прервала телефонная трель.
- Лизок? Это мама Ната. Можешь говорить?
Я была всегда рада видеть и слышать Наталью Сергеевну, но сейчас, в разгорающемся скандале, она была, конечно, не во-время. Я что-то там замямлила-заблеяла, что, дескать. Вот именно в данный момент...
- Понятно.- Прервала она меня. - Опять кого-то утешаешь? Осушаешь чьи-то слезы? Учти, эти люди расхищают твою лич-ную жизнь и разрушают нервную систему. Кстати, кто там у те-бя? Я знаю?..
Мне оставалось лишь тяжко вздохнуть и признаться, что моя гостья - Эмилия.
- О!- обрадовалась Наталья Сергеевна.- Я давно с ней не встречалась. Тогда поднимаюсь.
Деятельная моя свекровь, когда она говорит, что хочет зайти, то не спрашивает, а информирует. Чаще всего, стоя при этом на пороге! Поорать нам сегодня не удастся. Мильку новость обра-довала. Мою свекровь любят все. Эта харизматичность переда-лась по наследству моему мужу. Его тоже любят все. Женщины особенно. Правда, сама я теперь не в их числе. Мы выставили на стол третью чашку. Я метнулась в ванную повесить свежее поло-тенце для рук и поправить зеркало. Смахнула в шкафчик лиш-ние кремы. Прикрыла корзину для белья. И усмехнулась над своим рвением: все плюсы зарабатываешь, Митенькова? Может, Наталье Сергеевне удастся на Мильку повлиять?
Свекровь вошла и сразу заполнила собой все пространство. Шумная, смешливая, она сразу принялась нас тормошить, об-нимать и целовать, оставляя розовые помадные отпечатки.
- И ничего,- утешала нас она,- яблочки на щечках никому не повредят. А то вы обе бледные поганки какие-то, как обезжи-ренное молоко. Мужчинам такие не нравятся!
Это был решающий аргумент.
- А Марфушки с искусственным румянцем нравятся?- не удержалась я от ехидного вопроса.
- Да уж посильнее манят,- она небольно щелкнула меня по носу и скомандовала генеральским тоном.- Чаю с сахаром. Пе-ченье почему не подаешь? Я не худею.
Это правда: у Натальи Сергеевны счастливый обмен веществ. Может есть,что угодно без ограничений. И держится в одном весе десятилетия.
- Об чем плачем?- поинтересовалась она не ранее, впрочем, чем вонзила зубы в печенье.- Мужчины?
Я молчала. С какой стати за Мильку отдуваться? Пусть сама и рассказывает. Наталья Сергеевна оценила распределение сил неправильно.
- Лизок! У тебя роман со страстями? Поздравляю,- она с ин-тересом в меня вгляделась. Потом покачала головой.- Знаешь, любовь тебя не окрылила. Значит, это не твой сюжет.
- Почему любовь непременно должна окрылять?- занервни-чала я под ее пристальным взглядом.
- А как же?- удивилась она моей глупости.- Обязательно!
Милька все-таки не выдержала. История в ее исполнении, понятное дело, выглядела иначе, нежели ее воспринимала я. И сам Антон выступал благородным доном с сердцем, опаленным нелюбовью и несправедливостью. Сама Элеонора - практически жертвенная декабристка наших дней. Наталья Сергеевна слуша-ла ее с огромным вниманием, что не мешало ей поглощать пе-ченье. Милькин рассказ закончился одновременно с печеньем. Наталья Сергеевна отодвинула от себя со вздохом сожаления, адресованного непонятно чему, чашку и сказала, как диагноз выставила: "Все ясно, Эмилия. Мы с тобой - одного сукна епан-ча". И пояснила.
- Не умеем мужчин выбирать. Я ведь многомужеством гре-шила не потому, что такая была сладострастница. Нет. Потому, что ужиться счастливо ни с кем не могла. Познакомлюсь с муж-чиной и на его недостатки глаза прищуриваю. Как же! Любовь же! А ирландцы, или не помню уж кто там, правильно говорят: до свадьбы держи глаза широко раскрытыми, а после свадьбы - полузакрытыми. Я так не умела. Сама себе сочиню роман, сама его организую. А мужчину требую в соавторы. Только они не собирались к моему сценарию подлаживаться. Больше любили собственные сочинять. Сейчас я понимаю, что они были правы. Человека не изменить. Самое большее, что можно изменить, ну, может, отучить в скатерть сморкаться. Уже с рождения человек - сложившаяся структура. Ломать ее бесполезно и чревато тяже-лыми последствиями. Но тогда мне казалось, что просто именно здесь не получилось, в следующий раз получится наверняка. Лучше бы больше сыном занималась, чем своими исканиями.- Неожиданно завершила она, вздохнула, подняла глаза на Эми-лию.- Как твой Эрик?
- А что Эрик? - опешила от такого резкого перехода подруга. - Он взрослый уже. Через пару лет сам женится. Что мне, жизнь ему посвятить?
- Э, нет, дорогая! Мужа я найду другого, а сыночка - нико-гда!- Торжественно продекламировала свекровь. Что-то сегодня Наталью Сергеевну тянет на фольклор, не иначе книжку с по-словицами и поговорками купила. Свекровь поскучнела.
- Я ведь почему так говорю? Всю жизнь пыталась понять по-сторонних мужчин, а своего самого родного, самого близкого потеряла. Не говори ничего, Лиза,- подняла она руку, останав-ливая меня. Я собиралась утешить ее банальными заверениями в том, что сын ее любит...но просто...вот...они такие...
- Мальчик вырос. Я теперь вспоминаю...У пожилых много времени на воспоминания.- Горько усмехнулась она.- И я не могу сказать, как он взрослел, из-за чего переживал, в кого влюблялся. В отпуск ездила без него. С одной стороны, Косте хотелось отдыхать со сверстниками, с молодежной компанией. С другой стороны, меня же это устраивало. У меня же вечно был в разгаре какой-нибудь роман, действие которого хотелось пере-нести под южное небо, чтобы разукрасить и продлить. Как я те-перь могу требовать от сына любви? Он из чувства долга будет заботиться обо мне, но это ведь совсем не то, что душевная бли-зость. Дружба у меня состоялась с Лизочкой,- она с нежностью поглядела на меня.- Я вот знаю, что я ей интересна. И мое мне-ние ее волнует. И как я себя чувствую. Лизочек привязана ко мне по-человечески. Снисходительна. Хотя по характеру мы с тобой разные. Мне кажется, что отчасти это - отсвет твоей люб-ви к Косте. Боже мой, как я жалею, что у вас не сложилось! И виню себя, что не научила его жить в семье.
Она поникла головой и вдруг слезы покатились у нее по ще-кам, размывая дорожки в слое пудры. Ничего себе, утешила...Я была ошеломлена, это еще слабо сказано. Глядя на Наталью Сергеевну, захлюпала носом Эмилия. И что-то так стало жалко их, Костю, себя, всю неслаженность этой жизни, что я тоже... Плакали мы сладко, поэтому долго. Кто-то о прошлом, кто-то о будущем.
Отплакав честно свое, почувствовали, что проголодались и по второму разу поставили греться чайник. Наталья Сергеевна де-ловито подкрасила губы, поправила оставшийся локон, подбо-ченилась и превратилась в самое себя. Только тут я сообразила, что мы обсуждали Милькину любовь в целом. Про кофейную вылазку совершенно ничего не рассказали. А, главное, про раз-говор о счастье.
Второго слезопада не ожидалось, поэтому я в лицах приня-лась изображать Зинку, горделиво трясущую передо мной своим барахлом, Эмилию в волнении и обмирании. Слушательницы мои похохатывали, тем самым вдохновляя меня заливаться со-ловьем. Получался почти роман про гимназисток. Я - в роли верной подруги, помогающей пылкой влюбленной проторить дорогу к гармонии. Эмилия - срывающая сладость запретного свидания, когда одно прикосновение его руки, один откровен-ный взгляд могут открыть новую страницу романа... Такие две заговорщицы.
Наталья Сергеевна прервала мой сольный номер. Она реши-тельно расставила все точки над "i".
- Взрослые женщины, а ведете себя как девчонки! Эмилия, с твоей стороны просто глупо! Устроили, понимаешь, дуэль: швы-рялись дамскими сумочками с десяти шагов. И с кем связались? С Зинкой, у которой из этих сумочек пирамиду Хеопса, нет, Зиндопса сложить можно! Покуражиться иногда можно, даже полезно для жизненного тонуса, согласна. Но такие страдания... Ради кого? Прости меня, Эмилия, но твой Антон - типичный краб-скрипач!
Я встала, чтобы разлить всем чай. Нет, Наталья Сергеевна, видимо, купила себе не сборник пословиц и поговорок, а эн-циклопедию по биологии. Хотя не исключено, что и то, и дру-гое. Аналогии Антона с крабом я не понимала, поэтому прислу-шалась к объяснениям свекрови.
- В теплых морях,- между тем окутывала нас она голосом сказочника,- водятся эти самые крабы-скрипачи. Ловят их, за-кладывая приманку из рыбных голов в специальную ловушку. Есть у них такая яркая особенность: одна клешня значительно больше другой. И знаете почему? Клешня эта считается делика-тесом. Поэтому когда ловят краба, чтобы его не губить совсем, отрывают ему одну клешню, ту, что побольше, а его самого швыряют снова в море. Краб отращивает новую клешню. И тут, внимание, девочки, начинается самое интересное. Краб отращи-вает клешню, снова клюет на приманку ловцов, словно прошлое увечье было не в прок. Что характерно, среди калек - одни толь-ко самцы. Самки вообще в такие ловушки не попадают. Получа-ется из ловушки снова в ловушку. И вот скажи мне, Эмилия, это тебе никого не напоминает?
- Напоминает не очень.- Честно призналась Милька.- Но намек понятен. Даже,я бы сказала, прозрачен. Антон мой, если уж и оставит жену, то ради какой-нибудь другой стервы. Упадет в объятия очередной Зизи.
- Именно что!- всплеснула руками довольная мама Ната.- Ты слишком для него хороша, слишком богиня!
Богиня слегка разрумянилась от удовольствия. Я, не богиня, продолжала в это время мыть посуду. Поэтому могла одновре-менно и слушать их, и думать о своем. "Мой Антон!" Поди ж ты! Не люблю эту Милькину привычку. Раз влюбилась - так сразу и мой. Один приятель как-то жаловался: "Захватчицы вы, женщи-ны! Любимое слово "мой"!" Я, помнится, спорила с ним, что в большинстве случаев "мой" надо понимать не как мне принад-лежащий, а как мне дорогой. И мне самой, например, за счастье услышать "моя любимая, моя дорогая". Да вот только давно ни-кто не говорит. Все-таки не смогла удержаться я от вздоха. Но у Мильки именно что "мой Антон", до последнего вздоха, со все-ми потрохами, до полного растворения друг в друге.
- А знаешь,- задумалась вдруг моя несравненная свекровь.- Ты тоже отчасти краб-скрипач. Тебе клешни рвут и рвут, а ты все в одни и те же ловушки ныряешь и ныряешь. А там сплошь несчастные, интеллигентные мужчины. Если подумать, и я краб-скрипач!- Сделала внезапно открытие Наталья Сергеевна. И так удивилась, что глаза округлились.
- Только в моей ловушке приманка другая была: мужчины сильные, яркие, независимые. Не желали со свободой расста-ваться! А иногда - с другими женщинами,- подмигнула вдруг она по-хулигански.- Лизонька, а ты в себе крабьих повадок не чувствуешь?
Я призадумалась. Опыт мой скудный. Ну это и так все знают. Сейчас я им дам достойный ответ. Я сделала лицо поскучнее.
- Не-а, я, скорее, кокцинелла. Милый хищник.- Эффект был достигнут. У мамы Наты и Мильки вид стал глупый до непри-личия.
- Чего? Кто? Какая такая кокцинелла?
- Да божья коровка. - рассмеялась я, не выдержав.- Научное название кокцинелла. Люди во всем мире ее любят. Как и ме-ня.- Лукаво добавила я. Пусть попробуют только опровергнуть!- И опять же, где кокцинелла, там и богатый урожай! Что, съе-ли?- И я совсем уж не вежливо поступила, когда показала им язык.
Они хором завопили:
"Божья коровка, улети на небо,
Принеси нам хлеба,
Черного и белого, только не горелого".
Разговор опять перестал быть серьезным, потому что они рассмеялись.
- Знаете что, девочки, я предлагаю вам в субботу пойти на прогулку в парк. От свежего воздуха у нас будет замечательный цвет лица. - Предложила Наталья Сергеевна.- Ну, какие у вас планы на субботу?
Планов никаких не было, поэтому сговорились провести вре-мя на свежем воздухе. Наталья Сергеевна засобиралась. За ней увязалась Эмилия. Подозреваю, хотела договорить с ней о делах сердечных. Да, за свекровью я бы и сама хвостиком ходила. Не-унывающая, веселая, умная...
Они ушли. А я без сил опустилась на стул. После всех наших пролитых слез в доме стало как-то ...тяжеловато. Как в церкви иногда бывает ощущение, что темнота, нависающие своды - это окружает горе, с которым приходят сюда люди. Я окинула квар-тирку пристрастным взором. Лучше всего поможет, если убрать-ся. Надо сказать, лары и пенаты ушли давненько в загул из моей квартирки. А память услужливо подсовывала мне цитату из сло-варя, что "лары и пенаты - в древнеримской мифологии боги-хранители домашнего очага". Ушли, значит, в многодневный загул. А еще боги. Ну ладно... Буду убираться сама!
Милька с нами на прогулку не пошла. Два дня для нее слиш-ком большой срок, чтобы планы не поменялись. А мы с мамой Натой отправились в наш небольшой парк, располагающийся недалеко от моего дома. Я люблю гулять в нем со свекровью. Когда-то, беременную, она выводила меня "обогащать себя хотя бы кислородом". Позже мы отъездили здесь свои километры с коляской. Потом освоили все премудрости детской площадки. Дальше гонялись за бесстрашным велосипедистом. На трехко-лесном я его еще догоняла, а на двухколесном уже нет. "Тогда я не думала о сохранности фигуры," - улыбнулась я про себя. Те-перь наши прогулки опять свелись к неторопливому вышагива-нию по аллеям и опушкам. Она права, отчасти я перенесла свою любовь к Косте на Наталью Сергеевну. Свекровь возвращает ме-ня в мое счастливое прошлое. Теперь оно мне видится таким. То, из-за чего ссорились с Костей, кажется теперь неважными пустяками. Вся эта битва за независимость, принципы, мое не-умение успокоить ревность - все это превратило семейную жизнь в бусы, где каждой бусиной был сгусток раздражения. Мы шли с мамой Натой по аллее, обсаженной липами, как два-дцать лет тому назад... Молчать с ней легко. Нет ощущения не-ловкости. Молчание нарушила она сама.
- Вычитала в книге афоризмов. Шамфор какой-то написал. За дословность не ручаюсь, но что-то вроде того: "Сперва любовь, потом брак; сперва пламя, потом дым". Что он имел ввиду, как ты думаешь?- она обратила ко мне задумчивое лицо. Сразу отве-тить я не решилась. Как будто разгадка лежала на поверхности.
- Любовь похожа на пламя. Горит все огнем. Сметает прегра-ды на пути. А брак больше похож на дым. Отношения теряют концентрацию. Дым - это ассоциация с иллюзией. На замену любви приходит иллюзия любви. Привычка.
- То есть, ты считаешь, что в супружестве накал страстей со временем падает? Любовь - это что-то феерическое, когда люди помешаны друг на друге, не могут расстаться, а в брак - отно-шения становятся неустойчивыми. Как дымок...Ветер дунул и развеял?- она прищурилась, и опять было непонятно: мама Ната хотела знать мое мнение о любви или действительно мы обсуж-дали цитату? Наталья Сергеевна умеет создать интригу.
- Ну, можно сказать и так. Браку чаще всего предшествует любовь. Страсти можно уподобить огню, согласна. Потом он угасает, пламень этот и - дым. Красоты той нет, и глаза ест,- продолжала рассуждать я.
- Красиво мыслишь,- кивнула она головой в знак одобре-ния.- В школе по физике, небось, трояк был?
- Почему?- обалдела я. Никогда не привыкну к ее неожидан-ным переходам.- Четверка. А при чем тут?...
- А при том. Думаешь, самая жаркая часть пламени, когда зажигаешь, например, свечу, в центре? Как бы не так! Снаружи. Чуть выше язычка пламени. Это получается там, где кончается пламя и начинается дым. Интересно, да? Получается, самые главные чувства все-таки испытываются в супружестве. Почему я никогда не могла удержаться между пламенем и дымом?- вздохнула она. Я ей вторила.
- Да и никто не может,- подумав, отвечала я.- А про пламя и правда интересно. Вроде все просто, а на самом-то деле...
- Ну, милая моя,- хмыкнула Наталья Сергеевна,- век живи, век учись...
- Дураком помрешь!- закончили мы хором. И рассмеялись. Чудеса синхронного мышления.
Мы, не сговариваясь, двигались к небольшой поросшей трав-кой опушке, в центре которой торчал пень. Мы любили на нем отдыхать. Пень большой, диаметром, пожалуй, побольше метра. Кора его - буро-серая, с глубокими трещинами, похожая на по-токи застывшей лавы. Дерево было старым, но здоровым, судя по пню: крепкому, плотному, без гнили или мшистой поросли. Наверное, мешало общему виду, его и спилили безжалостно. Представляю, как он был могуч. Одного возраста со вселенной.
- Присядем,- предложила Наталья Сергеевна. В ярком сол-нечном свете сало заметно, как она состарилась за последнее время. Эти тщетные потуги сохранить прежний шик трогали и раздражали одновременно. Когда женщина хочет оставаться женщиной до последнего часа своей жизни - это достойно вся-ческого уважения. Потому что мне, например, вообще несвой-ственно хорохориться. И я скорее буду ходить в старости в об-резных валенках, предпочитая комфорт и тепло, может быть и прекрасным, но лодочкам. Если бы я призналась моей свекрови в том, что с удовольствием нацепила на туфли галошки - она пришла бы в ужас. А пока мы сидели на пне, посреди солнца и под мелодию шелеста листьев здравствующих вокруг дубов.
- Когда-то, в глубокой древности, люди посвящали дубы сво-им самым любимым богам: греки - Аполлону, богу не только искусств, но и наук, замечательному лучнику, римляне - Юпи-теру, богу неба, дождя, грома и молний,- нарушила наше мол-чание мама Ната, задумчиво поглаживая гладкое блюдце пня ладошкой,- представляешь, оракул толковал шелест дубовой листвы. А у нас, славян, дуб считался деревом бога грома и мол-ний. Так и называли - Перуново дерево. Вообще-то дубы из бо-язни прогневить богов-громовержцев не рубили ни древние греки, ни римляне, ни древние германцы, ни наши предки, сла-вяне. Может, потому и сохранились могучие представители ду-бового племени до наших дней. А на этого исполина,- она по-хлопала по пню рукой,- у кого-то рука поднялась, не дрогнула... Смотри, Лиза, ведь он и в смерти прекрасен!
- Красив,- согласилась я.
- Человек на дерево похож. Проклюнется семечко. Вырастет гибкий любопытный прутик. Будет качаться из стороны в сто-рону. Превратится потом в какое-нибудь деревце. Рябинку, яб-лоньку, дуб.... Станет служить миру. Давать тень, плоды, радо-вать красотой, будет кому-то домом, может быть, целым горо-дом... Для букашек каких-нибудь. Будет в старости болеть. Начнут гнить корни или трухляветь ствол, изуродуют наросты. Но не всех! Иное дерево и в старости сохраняет величествен-ность! А потом, как человек, умрет. От красивой смерти и пень красивый. Не вонючка какая-нибудь гнилая.- Она вздохнула.- Вот и мы - пеньки. Эмилия зря так возмущалась! Пеньки и есть... Естественный процесс жизни.
- А как же наш средний возраст?- припомнила я ей, улыба-ясь.
- Ой, ладно-ка,- отмахнулась свекровь, - это я для бодрости духа говорю.
Мы поболтали с ней о том, о сем. Но я чувствовала, что она ходит вокруг да около, не решаясь о чем-то со мной поговорить. И наконец решилась.
- Лиза, я ведь не просто так хотела повидаться с тобой.
- Что случилось?- почему-то всполошилась я. Хотя почему "почему-то"? Свекровь моя, конечно, женщина хоть куда, сред-него возраста, но... м-м-м.., как бы помягче сказать, средне-критического возраста...между инфарктом и ...ну, вы сами поня-ли. Но то, что она сказала после, превзошло любые мои ожида-ния.
- Лизочка,- она снова обратилась ко мне, как мне показалось, немного засмущавшись,- я хотела спросить твоего разрешения.
- Помилуйте, Наталья Сергеевна, на что?
- Я хочу снова выйти замуж.
Она потупила взгляд, склонила голову и зачертила по пню пальцем. Институтка! Навязались на мою голову с Милькой на пару, вечно влюбленные девы!
- Наталья Сергеевна, ну, какое разрешение? Вы же взрослый человек.
Черт возьми, может, я еще их благословлять должна, иконой коленопреклоненных? А потом, старичков подагрических, под-нимать с негнущихся колен? М-да, картина...
- Лиза, но ведь от этого решения зависит и ваша жизнь! Наши отношения. Да вот, например, случись мне умереть рань-ше, и мой овдовевший старичок достанется вам в наследство. Согласись - одно дело родная свекровь, совсем другое - чужой дедушка.- она рассмеялась сухим смешком.- Смешно сказала: "родная свекровь". Где это видано?
- Наверное, в первую очередь с Костей следует посоветовать-ся,- предположила я.
- Посоветовалась уже. Он сказал: "Давай, маман. Хоть ты в нашей семье будешь счастлива в личной жизни". Лиза, одобри и ты меня. Я не обижусь, и мне даже понравится решительный приказ: "Штурмуй, пенек!" Конечно, ты можешь подумать. Но в моем возрасте подолгу ждать...опасно.
- Да чего уж!- отмахнулась я. Зная свекровь, все у нее уже давно решено за всех. Банка красной икры куплена. И шампан-ское охлаждается.
- Штурмуй, пенек!- И я заключила ее в объятия.
Женишок оказался тоже...в среднем возрасте. 78 лет. Но по-лон романтических восторгов перед своей возлюбленной. Зачем им жениться? Жили бы уж просто так, не заморачиваясь фор-мальностями. Павел Егорович овдовел восемнадцать лет назад. Через пару лет встретил где-то на перекрестках судьбы нашу Наточку во всеоружии ее розовой помады, оптимизма и кокет-ства - и пропал. Он много лет околачивал пороги с предложе-нием руки и сердца. Наконец Наточка решила уступить его мольбам.
- Зачем вам это, мама Ната? Ты его любишь? - не удержалась я от бестактного вопроса.
- Какая тут любовь?- отмахнулась она от меня.- Но если уж могу осчастливить хоть одного человека напоследок, то почему же это не сделать? Если умру раньше, Павлика не обижайте и не оставляйте, хорошо?
Свадьбу сделали скромную. "Зачем людей смешить?"- не без кокетства аргументировала свекровь.
- Скорее уж, зачем заставлять людей завидовать?- галантно отозвался мой Костя.
- Я б даже сказал, ревновать,- внес свою лепту жених, обо-жающе глядевший на невесту.
- Ах, мама Ната, вокруг тебя всегда такие бои!- не могла не подыграть и я.
Сын мой, Дениска, был в полном восторге. Подобная экстра-вагантность бросала тень неординарности на всю его семью, а значит, и на него лично. 20 лет. Молодой еще. Он внес дельное предложение: "Вы празднуйте у нас. Оставайтесь ночевать. А утром отвезете молодых в свадебное путешествие - на дачу. Я посижу с вами и уйду к Федьке ночевать. Ма, ну не начинай!" Пресек он мои попытки возмутиться.
- Мы же репетируем. Нам же через неделю на отборочном туре выступать!
Певцы, понимаешь ли...Будто мы в их возрасте не распевали под гитару. О всемирной известности, правда, не грезили.
Молодая была чертовски хорошоа в розовой блузе, серой юб-ке и серых же лодочках на небольшом, но каблучке. Её остав-шийся локон украшала шелковая роза, непонятно как ухитряв-шаяся держаться за негустые, прямо скажем. Волосы. Жених светился от счастья. Серый костюм, неожиданно для самого се-бя ставший свадебным, был ему великоват. Но помнил формы своего хозяина более высоким и крепким. Родственников со стороны жениха не было. Брак с первой женой оказался бездет-ным. Друзья уже частью поумирали, а оставшиеся стали немощ-ными. Приехать в гости им уже не по силам. Но новости о том, что их Паша снова решился на узы Гименея, никого, конечно, равнодушными не оставила. Устроили треска на всю Москву! Немало капель валокордина, наверное, накапали в рюмки в эти дни за счастье молодых.
Свадьба получилась, с одной стороны, престранная. С другой - очень трогательная. Молодые с готовностью принимались це-ловаться, но не приклеивались намертво друг к другу под счет(пошлейшая русская традиция!), а прикладывались цело-мудренно к устам сахарным. Любызались, одним словом, а не лобзались. В них была торжественность и какая-то таинствен-ность. Старички наши держались за руки и выглядели заговор-щиками. Я смотрела на них и понимала, почему они решили пожениться. Таинство брака, соединение узами, клятва, данная перед нами, свидетелями. Для них это звучало иначе, драматич-нее, острее в силу их возраста: хранить верность до самой смерти и за гробом. А мы с Костей, моложе их, оказались жиже, мелоч-нее, у нас не хватило пороху быть выше бытовых дрязг, челове-ческих предрассудков, собственного эгоизма.
Молодых уложили спать на моей двуспальной кровати. Как не верти, первая брачная ночь. Про добрачные - не моего ума дело. Я подарила маме Нате розовый пеньюар, обшитый страу-совым пером и тапочки с помпонами из таких же перьев. Кто уже из нас чей ребенок? Она пришла в полный восторг.
- Штурмуй, пенек?- шепнула она мне на ухо и подмигнула. Как-то хитренько она это сделала. И вдруг меня обдало горячей волной. Елки-палки, так это она не только о себе, но и о нас с Костей.
Спать нам с бывшим мужем досталось на Денискином ди-ване. Больше спальных мест в доме не было. С другой стороны, чего уж чиниться? Столько лет спали же рядом. Как говорит Наталья Сергеевна, одного сукна епанча. Вот ведь не скажет же в простоте "одного поля ягода"! Мы улеглись целомудренно под разные одеяла на разные края дивана. Сон не шел. Почему? В принципе, понятно.
- Швабру класть будем?- спросил вдруг Костя.
- В смысле?- повернулась к нему я.
- Домоклов меч нам, говорю, нужен? Или как? Ты, небось, боишься, что я на тебя бросаться начну?- объяснил экс-супруг.
- А ты можешь еще? Бросаться-то?- притворно не поверила я.
- Еще как! А ты сомневаешься?- Костя пододвинулся ко мне ближе.
- Ну, штурмуй, пенек!- призвала я его почти ставшим семей-ным кличем. Обняла за шею, прижавшись к такому родному те-лу.
- Пенек? Я тебе сейчас покажу пенька!
По-моему, он был в восторге от такого поворота событий.
Мы проснулись раньше молодых. Скользнули на кухню. По-завтракали остатками свадебного пира. Выпили кофе. Я, не та-ясь, смотрела на Костю с любовью. Он, проходя, все время ста-рался коснуться меня. Будто не верил, что я - это я, что это - можно. Молодые наши что-то заспались...
Мы собирали в зале диван, когда из моей спальни вышла Наталья Сергеевна. Какая-то замедленная, растерянная, и от этого нелепая в розовом пеньюаре, не соответствующем своим игривым видом ее странному настроению. Провела по волосам рукой. Никакого налета праздника, никакой улыбки.
- Легли, поцеловали друг друга,- без приветствия начала она.- Уснули. "Я так счастлив, ты себе не представляешь, люби-мая!"- шептал мне Паша, пока я не заснула. Просыпаюсь - он спит, во сне улыбается. Я, чтоб его не будить, лежала не шеве-лясь, думала. Потом хотела обнять его, а он... холодный... Он, по-моему, умер...
Мы с Костей рванули в спальню. Да, он умер.
Похороны. Наталья Сергеевна в трауре, который ей не шел, еще больше состарил. Никаких надгробных речей. Дома сели за поминальный стол, почти свадебным составом. Только на этот раз без жениха. Наталья Сергеевна тяжело поднялась со стула.
- Семейная жизнь длиной в один день. Вы видели? Он улы-бался. Паша умер с улыбкой. Хоть один человек умер счастли-вым. Давайте помянем его, моего Пашеньку...- она перевела взгляд на нас с Костей.- Дети, жизнь так быстротечна. Не де-лайте наших глупостей, не повторяйте их! Не ждите пятнадцать лет, чтобы соединиться. Из них восемь вы уже потеряли, про-жив отдельно.
Она не плакала. Не того замеса характер.
- И, знаете, давайте отселим Дениса ко мне. Мы с ним пожи-вем месяца два вместе. Я ему сдам дела. Вы тоже пока вместе поживете, вдвоем, без никого. А потом хочу, чтобы вы забрали меня к себе. Хочу видеть вас каждый день, говорить с вами. Спать буду в гостиной, на диване. А Дениска пусть приучается к самостоятельной жизни, мужает. Вы не отвечайте сейчас. Поду-майте. Посоветуйтесь. Вы успеете за два месяца окончательно помириться?- Неожиданно строго спросила она.
Мы с Костей молча глядели друг на друга. Она опять все ре-шила за всех.