Так бывает, что неожиданно наступает предопределенное. Только взглянул на почтовый ящик и понял, там что - то есть. Достоверно знал, дрогнуло что то внутри. Открываю ящик, большой плотный конверт, без штемпелей почты. Старый пожелтевший конверт, из прошлой жизни, таких сейчас уже не найти. Коротко, четкой красивой вязью.

- Птахе от Майли Сая.-

  
   Стукнуло громче обычного сердце, кровь прилила к голове. Кто - то доставил, пока меня не было дома, не застали, был с женой на лечении. Майли Сай был позывным верного сына киргизского народа Кашлякова Геннадия Федоровича. Да, весть от него, от одного из моих братьев. Бережно вскрываю, мгновенно вспоминая , что наша семья началась с палаток под жарким солнцем июля 1971 года. Палатки стояли на отшибе, было понятно, что все временно. Табличка с указателем " Абитура ". Белый брезент туго натянут, резкий и жесткий запах хлорки. Большая текучка народа. Сдавшие экзамены, не сдавшие и еще не отчисленные, вновь прибывшие, залетевшие в самоходе и ожидающие решения по ним. Сдавшие экзамены, но не сдавшие физо или завалившие повторную медкомиссию. Быстро сбивались в небольшие группы, затем группы также быстро распадались. Через месяц нас осталось двадцать шесть, наша семья. Из палаток мы попали в спортзал, народу стало еще больше. Запахло кирзой, гуталином, потом, залежавшейся одеждой, одели в бэушное. Сто двадцать человек, так мы стали семеркой, седьмой батареей энгельсской школы. ЭЗРУ, да будет так вечно. Двадцать шесть братьев, до выпуска дотянули двадцать четыре, Пружину и Елистрата отчислили. Весть была от одного из братьев.

   - Сашок, давно не виделись, нашел тебя через Кота. Наверное ты уже знаешь, что нашего замка уже нет. Давно нет Француза, сгинул Пшено, нет Лапы. Пропивает остатки жизни Пауль. Напоминаю тебе, что 21 июля будет сбор на центральной площади города, народу приходит от года в год все меньше и меньше, прошу тебя, прилети хотя бы на одни сутки. На территории школы откроем стеллу, и самое главное, нужно встретиться. Память о ЭЗРУ. Будет Витя Котенко, Гусаров Володя, Асхат Варин, Преображенский Серега, Толик Суслин, муртаза Ринат Гайфуллин, Витя Рябков, Сергей Бутенко, Шура Шматенко. Старшина Витя Дробышев, само собой. Потеряли связь с Мишаней Сысоевым, он после увольнения остался жить на позиции С-300, позывной " Паровоз ", под Подольском, найди его обязательно, если сможешь. Письмо послал заранее с сыном, чтобы нашли, если ты в своем Майкопе. Забыл еще сказать, прилетит сам Фокстрот. Народ еще очень просит, чтобы приехал Виктор Бунаков, он же твой земляк, привези его, он ни разу после выпуска не появлялся. Ждем вас, дай знать, что получил мое письмо. Уч.-

   Третья суббота июля, как же я забыл. Больше всего горлопанили Пшено, Долина, Шит и Дрозд. Клялись и призывали встречаться каждый год. С пеной у рта. Каждую третью субботу июля. Украинцы и белорусы уже не приедут точно, забыли про клятвы. Нужно сгонять, отдать долг памяти ушедшим, увидеть братьев. На могилу комбата майора Новикова принести цветы. Строгий был мужик. Только зачем он учил отдавать честь ментам, до сих пор не могу понять? Анахронизм. Никто и не отдавал. Патрулю да, это святое. Хотя можно и патрулю не отдавать, у тех, кто с быстрыми ногами, это получалось. Нужно слетать, если позволит здоровье жены.

   Тем более, что прилетит сам Фокстрот. Его с самого начала звали иначе, Лукой. Василий Михайлович Луканин на нас не обижался. Всех называли коротко, емко и по существу. Лука не от лукавого, а от Луканина. Так было принято до нас, а чем мы хуже тех, кто служил до нас? Высокого роста, худой, жилистый, из сельской семьи. Простой и бесхитростный, он больше слушал, чем говорил, видно хорошо понимал, что другие знают и умеют лучше. Не хотел, чтобы над ним смеялись. Старался, тянулся за лучшими, стойко терпел насмешки, заслуженные и обидные, смешно опустив голову. В строю Василий всегда был впереди, за ним Лапа, за ними стоял я. В казарме он спал на первом ярусе, я над ним, все четыре года. Немного, но за это время он стал моим вторым братом, не родным конечно, но настоящим. Учеба ему доставалась тяжело, особенно математика, физика. Но он очень старался, прежде больше запоминая, чем понимая. Вечером, в свободное время, любил всех расспрашивать. Подходил и тихо, доверительно, спрашивал о смысле двумерного нормального закона распределения случайных величин. Подходит с виноватым видом и спрашивает про то, что вчера уже с ним обговаривали. Виноват, но понял не до конца, можно еще раз тебя спросить. И мог спрашивать долго, до посинения. Про эмиссию электронов из катода, про сетки радиоламп, про направленное движение электронов в замкнутой цепи. Схему передатчика Шембеля с моей подписью носил у сердца, в комсомольском билете. Если ему удавалось понять, уловить саму суть понятия, то он был неимоверно благодарен и доверял даже больше, чем преподавателю. Он первым начал серьезно заниматься бегом, затем втянул и меня. Резко бросил, получив первый разряд. Нет результатов и перспективы, так он объяснил мне. Ушел в бокс и быстро стал там на ноги, мы ходили смотреть его бои на первенство школы. Рваный быстрый танец ног, молниеносные удары. Досрочно, досрочно, досрочно. Василий, смешно склонив голову, внимательно слушал тренера. Поднимал голову и смущенно улыбался. Смотрел на нас с ринга, пожимал плечами, просто повезло. Немного повезло, конечно же, повезло. С тремя кандидатами в мастера разобрался, остался один соперник. Мастер спорта, выпускной курс. Попробуем, может еще раз повезет, жестокий, без скидок на первый выход на ринг, бой. Танцующий узор ног, рваные, неритмичные движения. Фокстрот, точно, фокстрот. Синяки под глазами, сильно заплывший глаз, рассечена бровь. Василий танцует уже устало, мотает по рингу. По очкам он все же вырвал победу, действительно повезло. Получил кандидата в мастера спорта и стал Фокстротом. Его по - прежнему, большей части по инерции, шпыняли, Василий молча и долго терпел. Изменилось все резко и разом. Быстро шли строем к казарме в темноте, уже не в ногу, тихо разговаривали. Через полчаса по распорядку ужин, настроение бодрое, еще бы. Тут Василию подставили ногу, он чуть не упал. Долина и Шит, шутники хреновы. Василий вышел из строя, снял сумку.

- Выходите оба, если не ссыте, сильно бить не буду!

   Вышли, земляки, сержант и курсант, из Запорожья, любители гнобить вдвоем. Мы группой стали вокруг, чтобы чужие глаза не видели. Два коротких, резких, хлестких, удара. Два красочных, багрово - лиловых фингала.

- Ладно, за нами будет должок, еще разберемся с тобой, боксер!

- Всегда готов.

   Не разобрались до сих пор, это было сказано уже от бессилия. Разбросало потом нас по всей нашей большой стране. Встретился один раз с Сергеем Лапенко на вокзале в Сызрани или в Саратове, на пересадке. Ночью, два молодых капитана. Он особист, с Афгана. Умница, перед этим был в Германии, по - немецки чесал лихо. Ему двадцать минут до поезда на Ташкент, бутылку коньяка стоя, из горла, дистанция полметра, тихо, улыбаясь.

- Ты знаешь, почему тебя к нам не взяли? -

- Скажи.-

- Из - за твоего родного брата, его громкого залета в армии. Подумали, может быть, наследственное.-

- Ну и хрен с вами, не пропаду. -

- Конечно, ты уже командир дивизиона, не пропадешь! -

- Откуда знаешь? -

- Отслеживаю всех наших, есть возможность, переживаю. Уже минус два, погиб наш Олег Егоров и застрелился Соколов из второго взвода. -

- Царство им небесное, ты куда сейчас? -

- За речку, нужно пахать, наше время пришло. -

- Нам тоже дали команду готовиться в Сирию, одним дивизионом в полном составе, со своей техникой. -

- Забудь, как страшный сон, уже точно все решено по другому, вы остаетесь в резерве. Едут 220 и 231 зенитные ракетные полки, Переславль - Залесский и Тула, со своей техникой, в тульском полку наш Володя Молчанов, комбат старта. -

- Спасибо за откровенность, а то у нас уже развернулась драка, какой дивизион поедет. -

- Вы никто, потому, что вы из Закво, техника старая, с ней вы нахрен никому не нужны, только опозориться. На кону честь Родины, оборванцев в этом деле не нужно, вы просто страхуете. -

- Большое спасибо, еще раз, обласкал мордой лица об асфальт.-

- Я тебе сказал то, что знаю сам, а ты думай, что хочешь. И еще один момент, важный для тебя. -

- Момент?

- Да, скоро к тебе проявят внимание кадровики, этим занимаются в корпусе, будут предлагать консерваторию. -

- Чего? -

- Ни чего, а академию советской армии ГРУ. Так вот, не обольщайся, ты отобран только лишь из - за хорошей службы и оценки отлично по немецкому языку. Так знай, нужно мягко отказаться, по семейным причинам. Потому, что тебя не примут, это точно. Если не взяли к нам, это уже приговор. Так что скажи спасибо своим кадровикам, они просто выполняю разнарядку и всего не знают, и откажись, не зли свое военное руководство. У тебя и так все неплохо.

- Ясно. -

- К вам в бригаду скоро придет старшим опером Сизько, помнишь его? -

- Конечно, Виталий из Грозного, со второго взвода, мой земеля! -

- Не смотри, что он особист, человеческие отношения должны быть выше всего, может когда нибудь прикроет твою задницу.-

- Спасибо за совет, береги себя, Серега!-

- Ты тоже, встретишь наших ребят, передавай привет от Лапы.-

Сергей поправил что то под рубашкой. Коммунист, особист и с крестиком?

- Ты что, тоже начал верить? -

- Да куда же денешься, иначе не выжить, и я из семьи старообрядцев, если ты не забыл. -

- Помню, Серега, еще все хорошо помню. -

   Потом я с женой приезжал на его похороны, зимой 2014 года, позвонил Асхат Варин.

- Сереги нашего больше нет, приезжай, если сможешь, нужно проводить. -

   Приехали в Саратов, холодно, очень много снега, отвык я от Волги за долгие сорок лет. Лапенко Сергей Иванович, майор запаса, смотрю на фотографию, смотрю на Сергея. Лежит в комнате своей квартиры, обстановка более чем скромная, стены голые, без ковров, на полу только линолеум, мебели мало. Лежит в гробу в форме, с наградами, иконки нет, свечи нет, меня начинает сильно колотить, морозить. Выхожу на улицу, рядом маленький рынок, нахожу церковную лавку. Беру свечи, иконку, возвращаюсь к подъезду, начал стягиваться народ. Подтягиваются наши, спрашиваю, как жил Серега последнее время, чем занимался. Отводят глаза, не смог Сергей найти свое место в новой жизни, не пошел охранником, не стал торговать. Маялся один на даче, чтобы никого не видеть, не вызывать жалости, ни у кого ничего не просить. Красный диплом, старший офицер, государственные награды и, получается, никому не нужен, никто. Заходим в комнату, спрашиваю жену Сергея о похоронах. Она отвечает, что его друзья уже все решили. А мы тогда кто ему? В стакан с рисом, пшеницы нет, ставлю большую свечу, зажигаю. Всем в руки по маленькой свечке, так нужно, Сергею будет легче. Сталю тарелку на стол, так у нас принято, вытаскиваю из кармана деньги, жена Сергея отводит глаза.

- Не нужно, у нас все есть!

- Нужно, это большей частью уже нужно нам, а не Сергею. Отдать последние долги и попросить прощение.

   Народу на похоронах было много, почти все из Шихан, это последнее место его службы, особисты и вояки. Холодно на улице и на душе, выходим на улицу, звоню Мише Долине в Харьков.

- Помяни Серегу Лапенко, его уже нет с нами, сегодня хороним. -

Горлопан меня совсем не слышит, он в состоянии жуткой паники, вернее всего, даже массового психоза.

- Саня, шо вы там творите, зачем вам это нужно, мы ведь с вами жили все время хорошо? -

- Мишаня, шо случилось? -

А он возбужденный невероятно и, очень заметно, изрядно принявший.

- Ты шо, еще до сих пор не слышал! Передали, что ваши танки, до дивизии, прорвали нашу границу и уже прут на Харьков!-

- Скажи им, чтобы меньше жрали водки и больше закусывали. -

- Правда, Саня, это чистая правда, чистая, я тебе никогда не брехал, и сейчас не брешу! -

- Мишаня, хватит гнать пургу, помяни Сергея, танки я уже развернул, позвоню завтра. -

   Третья, жаркая по летнему, мягко и правильно жаркая, без волдырей, суббота июля. Наш родной город Энгельс. Город вздохнет и тепло примет тысяч двадцать седых мужиков. Город вздрогнет на трое суток. Будут крутиться таксисты, будут забиты все гостиницы и кабаки. Все уже знают, ракетчики приехали на свою встречу. Так надо, потому что так было и так будет вечно. Старый город Покров, наш родной Энгельс. Нужно слетать всего на одни сутки.

   Встречный марш ВМФ, все - таки наше знамя особое, со вставкой от военно - морского флага, досталось от мореманов. На знамени слово - энгельское - с одной буквой - с -, это старая орфография, еще 1941 года. Обнимемся, ведь кто то же будет еще из семерки, восьмерки, девятки. Откроем памятную стеллу, пройдем с оттяжкой под вечное и вышибающее у женщин слезу. Прощание славянки.

   А старший оперуполномоченный особого отдела майор Виталий Сизько действительно прикрыл, по - серьезному, один раз меня. В марте 1986 года мы отправили стрельбовый канал из ДХ, бывший в крайне плачевном состоянии, и висевший на мне, в средний ремонт. Довольный такой, балдею, больше серьезных препятствий на пути в академию нет. И вот уже в июне , в воскресенье вечером ко мне домой приезжает Виталий, показывает шифротелеграмму. Оказывается, что в большом железном ящике, куда сложили всю эксплуатационную документацию стрельбового канала с грифом " Совершенно секретно ", уже на заводе была обнаружена фотография. Ящик использовался ранее для хранения материалов фотоконтроля. Так вот, на фотографии шикарный вид индикатора пуска аппаратной кабины К-2, таблички - 2 зрдн, стреляющий майор Николенко, отметки реальной цели, все как положено при стрельбе. Одним словом, мягко выражаясь, и грубо говоря, приплыли. Смотрю еще раз на исходящие реквизиты, телеграмма из Генштаба, транзитом через Закво, требуют разобраться и доложить. Вот тебе и академия, бабушка приехала. Сизько со спокойным лицом садится за стол.

- Чего застыл, академик, наливай! -

- Командир бригады уже видел? -

- Я что, так сильно похож на больного? Уже отписался, что сведения не подтверждены, а виновные строго наказаны, телеграмму изъял. Ты будешь наливать, а то тебе в Тбилиси, на экзамены, а я потом в отпуск, можем и не увидеться больше?-

- Буду.