По приговору "Всеэльфийского суда" лишённого титулов, магии и памяти бывшего правителя Ангеи Артениса де Баури изгнали из эльфийского мира к людям на запад древней Скандинавии и оставили в горах.
Артенис брёл вниз по горному склону пока не спустился в покрытую лесом долину, он ничего не помнил о своей прежней жизни, даже собственное имя. Вскоре среди деревьев он заметил дым и, когда подошёл ближе, то увидел путника, сидящего у костра - это был кузнец Олаф - высокий богатырского телосложения человек с длинными, выбивавшимися из-под меховой шапки, светло-русыми волосами. Его пожилое, суровое, красное от мороза лицо обрамляла окладистая того же цвета, что и волосы, борода, а из под светлых густых бровей поблескивали добрые серые глаза. В этот день Олаф поздно возвращался с ярмарки, и ему пришлось заночевать в лесу.
Подойдя к костру, Артенис попытался заговорить с человеком, но на него, как и на всех первородных, действовал запрет неба на общение с детьми Ноя, и он не смог произнести ни единого слова, лишь невнятное гугнивое мычание.
Олаф заметил его издалека. Когда Артенис подошёл, он пригласил не по погоде одетого путника к костру и попытался расспросить о том, кто он и откуда. Но Артенис молчал, пока Олаф не начал вставать и говорить угрожающим тоном.
Артенис не знал, где находится и в каком направлении идти, чтобы найти себе еду и ночлег. Он понимал, что ему очень повезло встретить в лесу путника, и если он убьёт этого человека, отберёт у него припасы и, стоявшие неподалеку от костра, сани с лошадью, то это лишь временно решит его проблемы. Тогда Артенис рассудил, что лучше подружиться с незнакомцем, и возможно он возьмёт его с собой.
Что-то смутно подсказывало Артенису, что он здесь надолго, а может быть навсегда, и ему придётся научиться жить в этом незнакомом мире. Единственное, что он помнил до того, как подошёл к костру - это чей-то голос, который приказал ему стоять и не оборачиваться, а потом чьи-то руки сняли с его глаз повязку. Сам факт её наличия подсказывал Артенису, что его привели сюда не для того, чтобы он возвратился туда, откуда пришёл, и поэтому, когда Олаф вышел из-за костра и стал приближаться к Артенису, говоря ему что-то вопросительно угрожающим тоном на незнакомом языке, Артенис решил не сопротивляться человеку, а войти к нему в доверие. Он протестующе замахал руками и громко протяжно замычал, как мычат все немые. Рот его и вправду был скован незримой печатью создателя, и в тот момент, когда Артенис попытался заговорить с человеком, он понял, что его рот теперь годится только лишь для еды.
Лицо Олафа сперва выразило изумление, потом сконфуженность, а затем на нём появилась жалость и гостеприимная почти отеческая заботливость.
Олаф остановился в шаге от Артениса и изумлённо прошептал:
- О боги, путник, ты же немой!..
Так Артенис впервые услышал своё новое имя - Таусэ. [1]
Олаф посадил Артениса поближе к костру и убежал к саням, вернулся он уже с небольшим матерчатым мешком и какой-то одеждой, похожей на меховой тулуп, и предложил её Артенису, накинув тулуп ему на плечи. Артенис не стал отказываться от одежды, поскольку уже стемнело, и стало ещё холоднее, чем было тогда, когда он сюда пришёл.
Потом Олаф развязал мешок, в нём оказалась еда: хлеб, какие-то корнеплоды и вяленая рыба. Он соорудил опоры и перекладину для котелка, заполнил его чистым белым снегом и повесил над костром, покопался в мешке и выудил оттуда пучок сухих трав. Олаф разделил с незнакомцем свою скромною трапезу, напоил Артениса горячим вкусным травяным отваром, и вскоре они легли спать, устроившись в санях.
Спустя некоторое время, Артениса разбудило странное чувство тревоги, которое предупреждавшее его о надвигающейся опасности. Открыв глаза в темноте леса, ибо всё небо заволокло было затянуто снеговыми тучами, Артенис увидел очертания приближающихся к ним волков и стал будить человека.
Олаф возмущённо отмахнулся от Артениса, и тогда Артенис понял, что человек не видит и не слышит волков, но когда они подойдут ближе, бежать от них будет намного сложнее.
Он продолжил трясти Олафа за плечо, и когда тот наконец-то проснулся, Артенис выпрыгнул из саней, нашёл неподалёку от саней, молодое деревце с подходящим по размеру стволом и, сломав его так, чтобы сделать из него некое подобие копья, предварительно убрав с него все ветки, которых было не так уж много, метнул ствол остриём в направлении стаи с такой силой, что, несмотря на расстояние больше двадцати пяти метров, "копьё" со свистом пролетело между деревьями и попало в одного из волков, и он быстро вернулся в сани. Когда Олаф услышал как взвизгнул и заскулил волк, он быстро сел, схватился за поводья и стал выезжать из леса на дорогу.
Но снег был свежим и рыхлым, и поэтому лошадь, увязая почти по колено в снегу, шла очень медленно, и голодная стая волков быстро догнала их. Когда стая вплотную приблизилась к саням, Артенис встал на край саней и цепким взглядом вычислил самую крупную особь - вожака, спрыгнул с саней прямо перед ним, быстрым, почти невидимым глазу, движением схватил вожака одной рукой за холку, а другой перебил ему хребет и бросил тушу визжащего вожака обратно в стаю, издав такой свирепый, подобный рычанию крик, что стая волков в панике бросилась врассыпную.
Сани не успели отъехать далеко, и Олаф всё видел. Когда Артенис вернулся в сани и хотел дотронуться до Олафа, чтобы узнать почему он остановился, тот отшатнулся и поглядел на него молящим испуганным взглядом, он почти плакал, закрываясь от Артениса руками и лепеча что-то на незнакомом ему языке.
Артенис уже догадался, что говорит ему Олаф, ибо таким тоном умоляют только об одном - о пощаде. Меховая шапка в пылу бегства от волков давно упала с головы Олафа, и Артенис понял, что перед ним не воин, а до смерти перепуганный старик. Артенис погладил его по голове, он хотел успокоить не помнящего себя от страха старика, отыскал в санях его шапку и почтительно вернул её владельцу. Олаф удивлённо и вопросительно смотрел на Артениса, словно спрашивая его, что тот от него хочет. Артенис кивнул в знак того, что понимает Олафа, потом указал пальцем на мёртвое тело волка и приложил палец к губам.
- Ты хочешь, чтобы я об этом молчал? - медленно, выделяя интонацией каждое слово, спросил Олаф.
Артенис, снова кивнув, подал ему поводья.
И тут Олаф понял, что этот незнакомец спасал от волков именно его, а не себя. Он рассудил, что путник, скорее всего, замёрз бы насмерть этой же ночью в лесу без еды и одежды, если бы не встретил его и спас из благодарности за еду и одежду.
Олафу стало стыдно за своё малодушие и страх, и он крепко по-братски обнял немого и сказал:
- Теперь ты мне брат, поедем со мной.
К рассвету они добрались до небольшого городка расположенного у подножия гор на побережье холодного сурового северного моря.
Когда Олаф привёл Артениса в свой дом, то рассказал домочадцам, что с ним случилось, утаив от них некоторые детали своего спасения, как обещал. В семье Олафа его приняли как родного несмотря на то, что в доме ютилось две семьи: сам Олаф, его младший сын Альв и семья старшего сына Гудбранда (его жена Хильда и трое детей).
Сам же Олаф год назад стал вдовцом, и по дому ему помогал младший сын: худой, очень похожий на своего отца светловолосый юноша, у которого вся правая сторона его изначально красивого лица была изуродована шрамами от ожогов. Когда Альв накрывал на стол, Артенис заметил, что правая рука юноши постоянно была прижата к телу, кисть работала, но рука, судя по всему, не разгибалась и то, что он хромает на правую ногу. Почувствовав на себе изучающий взгляд гостя, каким энтомологи обычно разглядывают необычного вида бабочку, Альв оскорблённо взглянул на него своим единственным уцелевшим светло-зеленым глазом. Альв больше ни чем не выдал свой гнев на гостя. Он аккуратно и ловко расставил глиняные тарелки с запечённой рыбой и овощами, потом отпросился у отца и вскарабкался на печь.
Заметив растерянный взгляд немого, Олаф стал рассказывать про свою семью, но единственное, что Артенис смог на тот момент понять из рассказа Олафа - это то, что его старший сын Гудбранд был рыбаком, как и сейчас, он не редко уходил в море, оставляя жену и трёх малолетних детей под присмотром отца.
Артенис остался жить в семье Олафа. К весне все в городке стали звать таинственного гостя Таусэ, и он тоже вскоре привык к этому имени, словно у него никогда не было другого имени, другой родины, семьи и дома.
Постепенно Таусэ научился понимать их язык и помогать Олафу в кузнице, но больше всего Олафа удивляло то, как ему удавалось отыскивать разные виды руды для сплавов.
К лету поняв, что у Таусэ есть все задатки чеканщика: острое зрение, сильные и достаточно чуткие для тонкой работы руки, Олаф обучил его всем известным ему премудростям чеканки и инкрустации холодного оружия. Таусэ учился быстро. Обустроив себе лежанку в подсобке, ему больше не приходилось притворяться спящим или бродить по окрестностям, ибо ночью он по-прежнему спал только два часа, а остальное время учился - это и было его секретом. Он по-прежнему ничего не помнил о своей прошлой жизни, но руки словно сами собой стали выводить на медных и стальных листах сложные узоры из древней рунической вязи и символов, которым он не мог найти объяснения.
Через пару лет Олаф уговорил городского старосту помочь ему построить для Таусэ мастерскую, со своим специально предназначенным для чеканки горном и мехами. Поскольку в городе не было чеканщика, а дело обещало быть выгодным, староста согласился, потребовав за это десятину. Вскоре они получили первый заказ на клинок от местного купца.
Таусэ увлекла эта работа, и вскоре о кузнеце Олафе и немом чеканщике узнали купцы всей Скандинавии и за её пределами, а затем и их правители.
Жизнь Таусэ понемногу стала налаживаться, он уже давно привык молчать. По сравнению с остальными окружающими его людьми, он был наделён очень выразительным лицом, которое отражало каждое движение его души, мысли и чувства, порою заменяя ему речь. Люди перестали смотреть на него с опаской и научились его понимать.
Теперь, когда его жизнь обустроилась, Таусэ стал чувствовать себя невыносимо одиноким. Постепенно с непреодолимой силой им овладела тоска по ласковому голосу, дружбе и любви. Его сердце, впервые освободившееся от тисков власти и всех порождённых ею пороков, испытывало непреодолимое желание о ком-нибудь заботиться, любить и жить ради кого-то.
Он нарочно не брал у Олафа награды за свой труд, пока не подыщет невесту, которая станет ему другом и женой. Но вскоре, глядя на то, как местные женщины обсуждают за его спиной вдовца Олафа, Таусэ понял, что слишком многого от них хочет. Их волновали только статус, здоровье и достаток потенциального мужа. Суровый быт и холодный климат выхолостили их сердца и разум, сделав его порою циничным и недалёким.
Не исключением была и жена Гудбранда, она нередко обижала неуклюжего и медлительного Альва. Однажды, когда Олаф работал в кузнице, она попыталась огреть Альва метлой за то, что тот уронил глиняный кувшин. По счастью, Таусэ тоже был там, он обычно не во что не вмешивался, но на сей раз его терпение лопнуло: он встал и, подойдя к худощавой женщине, отобрал у неё метлу. Таусэ так посмотрел на неё, что Хильда чуть не вскрикнула от ужаса, прочитав на его лице и в его взгляде явную угрозу.
Холодок пробежал у неё по спине, на мгновение ей показалось, что Таусэ может без колебаний её убить.
В ужасе Хильда отпрянула от него, суетливо заизвинялась, а потом принялась помогать Альву собирать осколки разбитого кувшина.
- Ну что, доволен?! - возмущённо спросил Альв у Таусэ, когда они вышли во двор, чтобы наколоть дров для очага, и объяснил Таусэ, не понимающему причину такого возмущения, свой вопрос. - Раньше она меня просто била, но терпела в своём доме... Да, да в своём, ведь наследник - мой брат, а теперь в этом доме меня, да и тебя тоже, будут терпеть ровно до тех пор, пока жив мой отец... Эта сварливая карга всегда держала моего брата под каблуком. Не сомневайся он рано или поздно сделает всё как она скажет. Неужели ты не видишь? Ей такой калека, как я в доме не нужен... Я не знаю из каких ты мест, чужеземец, но здесь, если ты не охотник, не пахарь, не кузнец или рыбак, ни одна из женщин не выйдет за тебя, а тем более за такого как я.
На последних словах голос Альва дрогнул, и он чуть слышно упавшим тоном добавил:
- Поверь мне, женщины таких, как мы, не любят, да и нет никакой любви... А домов у нас одиноким, так уж велось, не строят, - сказал Альв, и они оба принялись за работу.
Несколько дней спустя Таусэ забрал у Олафа всё своё накопленное жалование за работу чеканщика и за заказы и, взяв Олафа с собой, отправился к городскому старосте с вопросом о том, можно ли ему построить свой дом на заработанные им средства.
Выяснилось, что по указу ярла, старосты могут строить дома только новым семьям, и позволялось иметь не больше одного дома на семью. Одиноких бывало награждали своими домами, но только по указу ярла, если этот человек принёс большую пользу народу, либо отличился доблестью и подвигами в военных походах.
Тогда Олаф, поняв жесты Таусэ, спросил у старосты, чем они могут принести пользу городу и правителю? Узнав, что городу нужны новые жернова для мельницы, Таусэ отдал больше половины всех своих сбережений на её ремонт.
На вопрос Олафа, почему семье его старшего сына не построили дом, староста Бруни ответил так:
- Олаф, я понимаю твою беду, но все земли западного побережья принадлежит ярлу[2] Альрику, как и наш городок, по закону право наследовать есть только у старших сыновей, а это значит, я не могу построить для семьи Гудбранда дом, потому что после твоей смерти у него будет два дома.
- Но как же тогда Альв?! - в отчаянии воскликнул Олаф, ударив по столу обоими кулаками.
- Альву, как и всем жителям земель ярла Альрика, полагается надел земли и лес для строительства дома, но только когда он женится.
- Но, Бруни, ты же знаешь, никто из дев не хочет идти за него замуж! - не унимался Олаф, и начал напирать на старосту, но Таусэ остановил его, успокаивающе положив руку на плечо, и кивнул в направлении выхода.
- Ты прав, Таусэ, пойдём... - угрюмо произнёс помрачневший Олаф.
Когда они вышли из дома старосты, с севера подул холодный промозглый ветер.
- Вот и лето подходит к концу, в этом году зима будет холодной и длинной, - грустно сказал Олаф, остановился и, пристально посмотрев в белые глаза Таусэ, продолжил. - Ты меня спас там в лесу, и я в неоплатном долгу перед тобой, но сейчас у меня к тебе просьба, когда я отойду в Вальхаллу, прошу тебя, позаботься о Альве. Устроившись с тобой на ночлег в лесу, я доверил тебе свою жизнь, прекрасно понимая, что ты мог оказаться разбойником и убить меня. Я видел твою силу, я не знаю кто ты, но я знаю одно... Я могу доверить тебе самое дорогое - моего сына Альва. Обещай мне, что позаботишься о нём, и тогда я смогу умереть спокойно.
Таусэ почему-то захотелось поклониться Олафу, чтобы выразить своё согласие. И он поклонился ему, скрестив ладони на груди, и Олаф понял, что этот чужеземец не просто пообещал, а принёс ему клятву.
Больше Олаф никогда не возвращался к этому разговору.
Староста Бруни оказался на редкость честным человеком, и через пару месяцев мельница была полностью отремонтирована на деньги Таусэ. А староста, как и обещал, поехал к ярлу Альрику с ходатайством о награде для Таусэ, везя с собой в дар от города Вест-Виль инкрустированный золотом и серебром меч из лёгкого, но прочного сплава, секрет которого знали только Олаф и Таусэ.
Правитель западных земель Альрик оценил поступок чеканщика и удовлетворил прошение старосты о строительстве дома для Таусэ. Ярл Альрик так был впечатлён подарком, что решил принять их обоих на службу в качестве придворных мастеров. С этого дня, помимо прочих заказов, Олаф и Таусэ были обязаны выполнять все заказы от двора ярла Альрика.
К весне, после ремонта мельницы, Таусэ стал одним из самых уважаемых жителей Вест-Виля и благодарные жители, как он и рассчитывал, охотно согласились построить ему дом на краю деревни, даже не взяв с него денег.
Лето было в тот год дождливым и холодным, и поэтому посаженая в долинах рожь от такого многоводья и холода гнила на корню, суля жителям Вест-Виля еще более суровую и голодную осень, а за ней и зиму.
К концу лета, окончательно убедившись в том, что свинцовые дождевые тучи не отступят и не дадут земле просохнуть, люди стали спасаться от грядущего голода. Мужчины оставили земледелие, те кто имел лодки и рыболовные сети направились в море, а остальные - все, кто умел охотиться и стрелять из лука, отправились на охоту в горы и леса, чтобы прокормить свои семьи. Все от мала до велика стали запасать ягоды, орехи, грибы и всё, что годилось в пищу.
Не исключением стал и Олаф. Он и ещё четверо охотников, одним из которых был младший сын старосты Бруни Асвальд, решили поохотиться на дичь и пошли в глубь леса. Таусэ не пошёл с ними, а остался на опушке помогать Альву собирать грибы, как вдруг они услышали крики охотников и рёв разъярённого медведя.
- Отец, Отец! - испуганно воскликнул Альв и рванулся туда откуда раздавалось звериное рычание и голоса остальных охотников, но Таусэ в этот момент уже крепко держал его за плечи.
Альв дёрнулся пытаясь освободиться. От возмущения у него потемнело перед глазами и он спросил:
- Почему ты держишь меня тут?!. Отпусти меня, там мой отец! Я должен ему помочь!
Альв и сам понял ответ на свой вопрос, и слёзы покатились по его лицу от осознания собственного бессилия и гнева на свою немощь.
- Таусэ, сделай хоть что-нибудь, умоляю, он же погибнет! - в отчаянии выпалил Альв.
Таусэ чувствовал, что если он сейчас вмешается, и люди увидят его истинную силу, то они будут бояться его и скорее всего затравят, как дикого зверя, но Олафа бросать в беде всё же нельзя.
Заставив Альва получше спрятаться в кусках, Таусэ побежал к охотникам.
Когда он увидел медведя, то сразу понял, почему четверо мужчин с луками и стрелами не смогли справиться с ним. Это была огромная медведица, она стояла на задних лапах у входа в свою берлогу, защищая своих медвежат, а у её ног лежал без сознания сын старосты Бруни. Таусэ понял, что Олаф изо всех сил пытается оттеснить медведицу, чтобы она не разорвала юношу. Двое других охотников пребывали в растерянности, боясь навредить Олафу, однако в шкуре животного уже торчало несколько стрел, это, судя по всему, не дало нужного результата, а лишь разозлило обезумевшую от ярости и боли медведицу.
Надежда на то, что у Олафу хватит сил дождаться пока она истечёт кровью и ослабеет была крайне мала. И когда медведица бросилась на Олафа, стараясь подмять его под себя, силы изменили ему, и он упал сминаемый тяжестью медвежьей туши, и почувствовал как его правую руку обхватили медвежьи челюсти и начали терзать его плоть. В этот момент Олаф увидел как чья-то рука, сжимавшая клинок, вспорола медведице горло - это был Таусэ. Он прокрался к ней со спины, и когда медведица опустилась на передние лапы, Таусэ вскочил ей на спину, просунул лезвие клинка под морду и одним резким движением перерезал ей горло. Потом Таусэ с нечеловеческой скоростью спрыгнул и оттолкнул медведицу так, чтобы её тело упало рядом с Олафом.
К Олафу сразу же подбежали опомнившиеся охотники и непослушный Альв, который не пожелал остаться в укрытии, а тайком пошёл вслед за Таусэ и сразу бросился к отцу, не понимая жив ли он, стал звать его и слушать сердце.
Один из охотников по-имени Барди - крепкого телосложения мужчина средних лет с короткими тёмно-русыми волосами, светло-карими глазами и кудрявой тонкой каштановой бородой, положив лук на землю и снимая с себя рубашку, чтобы порвать её на бинты, успокаивающе сказал ему:
- Да, жив он, жив, успокойся, это не его кровь, а медведя... Ты лучше сходи к озеру за водой, вон оно недалеко, раны промыть нужно, а мы пока костёр разведём.
Второй охотник Вегард уже отвязал от пояса почти пустой туесок и протянул его Альву, он взял его и как можно быстрее похромал к озеру.
- Спасибо тебе, без тебя бы мы тут все погибли, - сказал третий охотник, подойдя к Таусэ. - Великие Асы послали нам тебя. Теперь ты нам брат. Меня зовут Гест, я живу в долине к северу от Вест-Виля.
- Вот меня и наказали Асы за мою жадность и глупость, - раздался слабый голос Олафа. - Простите меня, я должен был каждому из мужчин моего города по такому клинку выковать, и тогда бы такого не случилось. Как Асвальд, он жив?
- Жив, только ногу зашиб. А ты береги силы, они тебе ещё понадобятся, - сказал Гест и стал разводить костёр, а после продолжил, обращаясь к веснушчатому юноше с короткими кудрявыми рыжими волосами:
- Мне вот, что интересно, какого ... ты в берлогу к медведю полез?
- Медвежата играли, я так удачно подкрался к ним, взял камень побольше. Думал голову одному разобью, и нам на всех еды хватит, - обливаясь слезами, пролепетал Асвальд.
- Да ты хоть знаешь, как на медведя охотятся, чучело?! Мы же на птицу охотиться пошли, у нас кроме стрел ничего нет.
- Простите, меня в первый раз на охоту отпустили, - сконфуженно прошептал Асвальд.
На вид он выглядел старше своих десяти лет, поскольку был от рождения очень крупным ребёнком.
Пока Альв ходил за водой, Таусэ в это время снял с себя пояс, скрутил его жгутом и перетянул Олафу раненную руку, а Барди вправил Асвальду вывихнутую ногу. Вскоре вернулся Альв с полным туеском воды, они вскипятили воду, промыли Олафу раны. Соорудили носилки, и на них охотники отнесли Олафа домой. А сына старосты Асвальда, Таусэ отнес на руках к его отцу.
Когда Таусэ принёс мальчика, и тот рассказал отцу о том, что произошло с ними в лесу, Бруни немедленно послал за знахарем Вульфом и приказал осмотреть Олафа. К ночи у Олафа начался сильнейший жар, как знахарь не старался, отвары и мази не помогли, и через два дня Олаф умер от ран.
Перед смертью он подозвал свою семью и спросил у старшего сына, что он будет делать с кузницей?
Услышав от него ответ:
- Разберу, потому что у меня нет способностей быть кузнецом, а кузнецов в городе кроме тебя нет.
Олаф из последних сил приподнялся и сказал:
- Есть кузнец, я оставляю её Таусэ, он знает, что с ней делать. Позови ко мне Альва. Мне нужно сказать ему кое-что важное.
Гудбранд подвёл к умирающему Олафу плачущего Альва.
- Отец, я хочу пойти с тобой, я хочу разделить загробную жизнь с тобой... Не оставляй меня здесь одного... Ты же знаешь, я здесь никому не нужен, кроме тебя, - разрыдался Альв искренне в голос, как плачут дети.
Олаф понял, что пришло время рассказать Альву правду, о которой лучше не говорить при свидетелях и попросил Гудбранда оставить их наедине. Когда он вышел, Олаф рассказал Альву, как впервые встретил Таусэ и про то, как на самом деле Таусэ спас его от стаи волков, и про то, что Олаф давно догадался, что Таусэ не человек, но не подавал виду. Таусэ просил сохранить это в тайне, потому что люди будут бояться его, и рано или поздно выгонят или убьют.
В заключении своего рассказа Олаф ответил на просьбу своего сына:
- Нет, Альв, ты мужчина и должен пройти свой земной путь достойно - до конца, только тогда твоя немощь станет подвигом.
- Но, отец! Я не могу, не хочу дожить до того дня, когда Хильда и мой брат выгонят меня на улицу.
- Таусэ позаботиться о тебе. Он обещал... - слабеющим голосом сказал Олаф.
- Но он же не человек, прошу, отец, не оставляй меня с ним, - запротестовал Альв, но Олаф этого уже не услышал. На последних своих словах, он сделал последний вздох, и взгляд его навсегда устремился в вечность.
Семья Олафа очень горевала о нём, но больше всех это горе переживал Альв, ведь со смертью отца, как он думал, рухнула последняя стена защищающая его от злобы и тягот этого сурового мира, который никому и никогда не прощает ни увечий, ни слабости. Теперь ему его жизнь казалась хуже смерти.
Когда лодку Гудбранда вытащили на берег, приготовили к обряду погребения и, отдав Олафу все положенные уважаемому человеку почести, подожгли, Альв чуть было не бросился в пламя погребального костра, но руки Таусэ вновь удержали его. Его душевная боль отчаянно искала выход, и наконец нашла, обрушившись на Таусэ бранными словами и обвинениями.
- На его месте должен быть я! Тогда он был бы сейчас жив, но ты удержал меня. Я ненавижу тебя! - выпалил в отчаянии Альв и, оттолкнув Таусэ, ушёл прочь.
Поблуждав по окрестностям городка и оплакав своего отца, на утро следующего дня Альв вернулся домой.
Со дня похорон Олафа, Таусэ больше не приходил к ним. Позже, на оставшиеся сбережения, он нанял людей, чтобы разобрать и перенести мастерскую и кузнецу к своему дому, и выстроить из двух строений одно.
Будь Таусэ человеком, от работы с молотом и другими тяжёлыми инструментами его руки непременно потеряли бы все способности к чеканке, но ему удавалось делать все кузнечные работы за двоих, беря на выполнение заказа немного больше времени, чем раньше.
Через некоторое время, Альв предпринял последнюю отчаянную попытку обзавестись своей семьёй и признался в своих чувствах красавице Инге, которую тайно любил с детства, но она не оценила его преданности и чувств, а лишь рассмеялась ему в лицо и заявила, что даже если он будет последним мужчиной в мире, она не выйдет за него замуж, и что она уже обещана в жёны сыну местного купца.
В это время Таусэ случайно проходил по этой же улице, чтобы получить плату за сделанный заказ, и стал невольным свидетелем их разговора.
Альв не нашёлся, что ответить красавице, лишь укоризненно поглядел ей в глаза своим уцелевшим зелёным глазом, огляделся по сторонам, увидев что вокруг них собрались люди, он резко развернулся и не щадя свою больную ногу побежал к озеру.
Между свидетелями этого признания сразу же возникла перепалка: одни встали на сторону Альва, другие на сторону девушки. Таусэ, не обращая внимания на людей и на завязавшуюся между ними перепалку, растолкал их и побежал вслед за Альвом. Прибежав к озеру, Альв, не раздумывая, прыгнул с крутого берега и, даже не пытаясь плыть, камнем ушёл под воду.
Таусэ не медля ни минуты прыгнул следом за ним. Смирившийся со своею кончиной Альв почувствовал, как чьи-то сильные руки подхватывают его, тянут назад к берегу и вытаскивают из холодной воды.
Таусэ вытащил Альва на пологое место, в зарослях камыша, разжал его челюсти сильными пальцами и принялся вдувать в его лёгкие воздух. Хватило пары вдохов, чтобы Альв закашлял, пришёл в себя и начал дышать самостоятельно.
Прокашлявшись, он испуганно посмотрел на Таусэ и гневно сказал:
- Как ты не понимаешь?! Не нужно меня спасать! Ты не человек! Я не желаю жить с тобой под одной крышей, а Хильда уже сейчас намекает моему брату на то, что я их детей объедаю, бьёт меня почём зря и скоро выгонит. Не могу я так больше жить - это понятно?!
Таусэ отрицательно покачал головой, помог ему встать на ноги, взял за руку и потянул его за собой в сторону своего дома.
- Стой, я же сказал! Я никуда с тобой не пойду! Почему ты ходишь за мной? Это правда, что ты обещал моему отцу сторожить меня?
Таусэ остановился и, оглянувшись на Альва, кивнул.
- Хорошо. Если я ничего больше с собой не сделаю, ты обещаешь, что оставишь меня в покое?
Таусэ недоверчиво выпустил руку Альва и кивнул ему в ответ. С тех пор, до самой зимы, он не видел Альва.
Однажды морозной зимней ночью в дверь к нему постучали. Он не спал, в светлице жарко топилась печь, мягким светом мерцали лучины и несколько свечей в подсвечнике на столе, за которым Таусэ делал эскиз орнамента к очередному заказу.
Он был удивлён таким поздним визитом. Таусэ встал из-за стола, подошёл к заледеневшему окну и, увидев старосту Бруни, открыл дверь. К своему удивлению он увидел, что староста Бруни привёл с собой Альва, на лице которого не было живого места, даже обожжённая часть его лица была в синяках и кровоподтёках. Было видно, что он стоит из последних сил благодаря тому, что Бруни поддерживает его за плечи.
Таусэ быстро принёс стул, поставил его у входа и, усадив на него Альва, уставился на Бруни встревоженным вопрошающим взглядом. Челюсть Альва опухла, сам он был жестоко избит и мог только слабо стонать, время от времени то теряя сознание, то приходя в себя от боли.
- Я не знаю, кто это сделал, он шёл по дороге мимо моих окон, когда он упал, я выбежал из дома, чтобы помочь ему, и обнаружил его избитым до полусмерти. Единственное, что я смог понять - то что ему нужно к тебе. Ко мне он идти отказался, и я решил помочь и привёл его к тебе, - объяснил Бруни и вызвался сходить за знахарем.
Через какое-то время, которому Альв потерял счет, он пришёл в сознание от боли и почувствовал как двое человек его куда-то переносят и кладут на доски. Альву показалось, что он уже на погребальном костре, он так и не понял, что, когда пришёл знахарь Вульф, его перенесли в приготовленную для осмотра баню. Он лишь чувствовал, как горячий воздух окружает его, как с каждым вдохом пробирается в его лёгкие, вытесняя из груди холод. Боль пульсировала в его висках и по всему телу, периодически вспыхивая яркими всполохами то там, то тут в разных местах тела, порождая громкие болезненные стоны - это были руки знахаря Вульфа и Таусэ, которые раздели Альва и обследовали его многострадальное тело на предмет переломов и прочих травм.
По счастью, переломов у Альва не было, но голова и внутренние органы вызывали у Вульфа серьёзные опасения. Они, попросту, были отбиты, и он не дал Таусэ никаких гарантий, что у Альва нет внутренних кровотечений, и он доживёт хотя бы до утра.
Покачав, головой Вульф сказал:
- По всем признакам, кто-то с особым пристрастием бил его ногами по животу и голове, не для того чтобы ограбить, а чтобы убить. Чудо, что он вообще смог дойти сюда живым.
Вульф посоветовал не долго держать Альва в жаре, хотя, он почти не верил в выздоровление сироты, всё же оставил все необходимые лечебные мази и травы, объяснив Таусэ, как их готовить и применять.
Таусэ хотел расплатится с ним, но знахарь отказался от денег, объясняя это тем, что не может помочь больному, и вскоре ушёл.
Несмотря на все злопророчества и прогнозы знахаря, через несколько суток неусыпного ухода за больным, Альв пошёл на поправку. А ещё, во время болезни, у него проявился талант художника.
Однажды, когда Таусэ работал в мастерской, Альву стало невыносимо лежать без дела, и тогда, невзирая на боль, он встал на ноги, вышел из своей комнаты, взял из печи пару остывших угольков, возвратился в кровать и, лёжа, сколько хватало руки, стал разрисовывать стены.
Обычно к приходу Таусэ Альв успевал смыть все следы своего художества, и так продолжалось бы еще не одну неделю, если бы в один прекрасный зимний день Таусэ не вернулся с работы пораньше и, по уже сложившийся привычке, первым делом не направился бы проведать Альва. Он увидел на стене, у которой стояла кровать, красивую монохромную картину с причудливыми птицами и цветами, вдоль всей кровати, и Альва, сидящего на ней в одной только сорочке лицом к стене и самозабвенно рисующего эту картину.
Почувствовав на себе чей-то взгляд, Альв оглянулся и вздрогнул с видом преступника, застигнутого на месте преступления. Это показалась Таусэ таким забавным, что он впервые за все эти годы засмеялся.
Альв никогда раньше не видел Таусэ таким, от этого ему ещё больше стало не по себе, и он пролепетал:
- Таусэ! Ты только не сердись, я сейчас все уберу.
Альв судорожно потянулся к кувшину с водой на тумбочке и зажмурился от сильной боли в животе. Таусэ подошёл, потрепал его по волосам, а потом помог ему умыться и, устроив его полулёжа в кровати, принёс ему чистые кусочки холста, дощечку и уголь.
Зрение его здорового глаза почти восстановилось, и позволяло Альву рисовать различные узоры и орнаменты. С тех пор они научились ладить и понимать друг друга, и стали лучшими друзьями. Вместе делали эскизы для мечей и кинжалов, но так продолжалось не долго.
Весной, когда Альв окончательно поправился, Таусэ отправил его к местному купцу Ингвару отнести партию ножей. По дороге к купцу Альв увидел своего брата Гудбранда, идущего по другой стороне. Альву стало не по себе, но он решил не подавать вида и, решительно ускорив шаг, прошёл мимо него словно незнакомец.
Гудбранд тоже не сразу узнал в худощавом, зеленоглазом юноше в синей шёлковой рубашке и чёрных штанах, как он думал, своего умершего брата Альва. Длинные светло-русые волосы скрывали всю правую сторону его лица, превратив, изуродованного мальчишку в гордо шагающего по улице юношу.
В добавок, к удивлению Гудбранда, он даже не хромал. Лечебные мази знахаря Вульфа, на которые не скупился Таусэ, помогли смягчить и сделать эластичными рубцы, на когда-то спёкшейся коже, а баня, которая в их городке была только у Таусэ, и считалась местными его чудачеством, помогла Альву разработать с детства не разгибавшуюся обожжённую ногу. И поэтому он пронёсся мимо, как метеор.
Когда Гудбранд опомнился и позвал брата по имени, он уже скрылся за поворотом.
Передав купцу заказ и получив деньги, обратно к Таусэ, Альв уже не шёл, а бежал по другой дороге.
Ему вспомнился тот день, когда он хотел утопиться в озере и то, что он наговорил тогда Таусэ. У Альва всё холодело внутри от мысли, что его брат окажется у Таусэ раньше него и уговорит вернуть его домой.
"Таусэ, пожалуйста, дождись меня, ты должен знать правду прежде, чем отдашь меня им", - размышлял Альв, мчась к нему со всех ног.
Когда он прибежал к дому Таусэ, то увидел на пороге знахаря Вульфа.
- Вульф, как хорошо, что ты здесь, - сказал запыхавшийся Альв, переводя дух.
- Что случилось, привидение увидел? - встревоженно спросил старик Вульф.
- Таусэ! Где Таусэ? Я должен рассказать ему о том, что произошло этой зимой.
- Скоро придёт, он пошёл в мастерскую за кое-какими инструментами для меня. Ты вспомнил того, кто избил тебя? - спросил Вульф, провожая его в дом, и в этот момент Альв увидел, как по дороге из мастерской возвращается Таусэ, и почти у самой калитки к нему подходит Гудбранд и что-то настойчиво пытается ему объяснить.
Когда они подошли ближе, Альву стали слышны слова брата.
- Этот вредитель высыпал на землю всю нашу соль. Что я должен был делать? Моя жена слабая, больная женщина, а он всё время вредит ей. Как бы то ни было, он нам нужен, без него она не справляется. Я могу отпустить его, хоть на все четыре стороны, но не раньше, чем он отработает всю соль.
- Но, это же не правда, - возмутился Альв. - Всё было совсем не так... Я в тот день поехал с Гудбандом в столицу, он продал кинжалы отца и купил на эти деньги мешки с крупой и соль. Я помогал ему грузить мешки и потянул руку. Да, я не удержал бочонок с солью, и он разбился, я собрал её сколько смог, а когда мы вернулись домой, он избил меня.
- Успокойся, Альв, Таусэ умный мужик, хоть и немой, он поймёт тебя. Видишь, твой брат уже уходит, - успокаивал знахарь.
- Ты не понимаешь, Таусэ спас меня дважды, а я в тот раз... - осёкся Альв, чтобы не выдать его тайну, и продолжил. - Я хотел, чтобы он оставил меня в покое... В ответ на его доброту я прогнал его, понимаешь? Он и так сделал для меня всё, что мог... Он позаботился обо мне, как и обещал отцу. Я не вправе наденется на то, что он простит меня, - сказал упавшим голосом Альв и, понурив голову, ушёл в свою комнату собирать скудные пожитки.
Вскоре Альв со своим узлом вышел из дома и направился к калитке, Таусэ остановил его, отобрал узел с вещами, и жестами попросил вернуться.
- Таусэ, я должен идти и отработать его соль, я его знаю, он настроит против тебя весь город.
В доме, сдвинув один из сундуков, Таусэ открыл люк, спустился в погреб и через несколько минут вернулся оттуда с холщовым мешочком.
- Это соль?! - не веря своему счастью, спросил Альв, и Таусэ, улыбнувшись, кивнул ему в ответ.
Больной Альв причинял очень много хлопот Гудбранду, а его помощь больше вреда, чем пользы, но когда он увидел Альва почти здоровым, ссохшаяся правая рука и шрамы были не в счёт, он захотел во чтобы то ни стало вернуть его себе, а просыпанная соль гарантировала ему пожизненное рабовладение своим братом, если бы не Таусэ, который наотрез отказался вернуть Гудбранду брата и указал ему на калитку.
Альв оказался абсолютно прав, не найдя поддержки у городского старосты, Гудбранд отправился в столицу к тому торговцу, у которого брал соль, потратив почти день на его поиски, нашёл его и поведал ему свою беду. Гудбранд представил всё в нужном для себя свете, умолчав о немощи Альва, представил всё так, словно неблагодарный братец разбил горшок с солью, и из-за этого он не смог засолить и продать рыбу, рыба сгнила, а его брат, не желая платить по долгам, сбежал к своему дружку, и вся семья Гудбранда эту зиму прожила впроголодь.
Торговец так проникся сочувствием к Гудбранду, что дал ему своих людей, чтобы они помогли вернуть непутёвого брата в семью, а Гудбранд в свою очередь, пообещал ему половину дохода от продажи солёной рыбы.
Вечером следующего дня Гудбранд уже стучал в дверь Таусэ в сопровождении полдюжины крепких молодцов. Таусэ в это время тоже не сидел сложа руки, он быстро спрятал Альва в погребе и только после этого открыл дверь. Он гостеприимным жестом пригласил Гудбранда за большой прямоугольный стол, стоявший посреди светлицы. Шестеро рослых мужчин зашли следом за ним и обступили Гудбранда с двух сторон.
Гудбранд сел за стол и медленно расставляя каждое слово сказал:
- Мы пришли за Альвом, как я уже сказал, он нанёс мне ущерб, лишив меня соли, а ведь, чтобы купить её мне пришлось продать все клинки отца. Всё имеет свою цену, Таусэ, и он должен мне её возместить.
В ответ на эти слова, Таусэ достал и бросил на середину стола холщовый мешочек с солью.
- Это хорошо, но Альв мой брат, и ты не имеешь права держать его у себя, и потом никто не вернёт мне протухшую рыбу, как и здоровье Хильды. Это не твой долг... Отдай его нам, и мы уйдём. Иначе... с тобой будет тоже, что и с ним...
В ответ на эти слова, Таусэ посмотрел на Гудбранда таким тяжёлым и одновременно бесстрастным взглядом, как обычно дикий зверь смотрит свою добычу.
Бой продолжался меньше минуты. Двух мужчин, что подошли к Таусэ, он убил первыми, он вырвал им трахеи настолько быстрым движением, что они не успели среагировать и оказать какое-либо сопротивление. Через секунду они уже валялись на полу, задыхаясь и корчась в предсмертных судорогах.
Самым разумным для остальных четверых было бы бежать, но они не знали на что способно тело Таусэ в боевом трансе, и они обнажив мечи стали атаковать его.
От первого удара Таусэ успешно уклонился. В следующий момент он парой быстрых, почти не видимых для человека приемов, обезоружил противника, сломав ему запястье. Потом он расправился с каждым, кто пытался наносить ему удар. Люди были слишком медлительны, чтобы отразить его удары.
Казалось, что меч в его руке превратился в блестящий вихрь, от соприкосновения с которым оставались смертельные раны.
Через несколько минут всё было кончено, и четверо изрубленных мужчин упали замертво.
Угрожавший ему до этого Гудбранд, продолжал сидеть на прежнем месте и не мог даже пошевелится от ужаса, когда Таусэ подошёл к нему, тот смог выдохнуть только одно слово:
- Пощади!..
Но, взгляд его упёрся в затуманенные белые бесстрастные глаза Таусэ, и в этот момент в светлицу вбежал, староста Бруни и ещё несколько местных мужиков.
- Фух, живой... - выдохнул Бруни, а мы тебя спасать пришли, думали тебя тут убивают.
Таусэ уставился на Бруни остекленевшим взглядом, и тут опомнился Гудбранд и воскликнул:
- Да вы, что не видите, что он же не человек?! Он опасен, он чудовище в человеческом обличье! Вы должны убить его!.. Да, да.. Убить... Кто знает, что он сделает с моим братом и со всеми вами, когда ему надоест притворяться человеком?!
- А что мы должны видеть, Гудбранд?! То, что ты нагружал непосильной работой несчастного калеку, или то, как ты избил его до полусмерти, а Таусэ выходил его, как собственного сына?! Прав был Олаф, когда привёл его к нам, он принёс в наш город процветание. Или то, как ты привёл в дом мастера нашего ярла Альрика чужаков, чтобы убить его? Послушай, Гудбранд, я очень уважал твоего отца, и именно поэтому, дам тебе выбор: либо ты, твоя жена и дети уезжаете из этого города, либо я доложу обо всём ярлу Альрику. Уверен, что он будет в ярости от такого посягательства на жизнь его мастера, который прославил его герб далеко за пределами наших земель.
- А как вы объясните их хозяину смерть этих людей? Ты его не знаешь, Бруни, он устроит вам большие проблемы за то, что вы покрываете убийцу его людей, - с ядовитой угрозой в голосе произнёс Гудбранд.
- Каких ещё людей? Тех, которых по дороге сюда загрызла стая волков? Так это ты их туда завёз, тебе и отвечать перед их хозяином.
- Правильно говорю мужики? - чуть повысив голос спросил Бруни, обращаясь к местным мужчинам, стоявшим позади него, и те одобрительно закивали и дружно подтвердили, что никого кроме Таусэ и Альва они тут не видели.
Вдруг из погреба послышался голос Альва, который понял, что всё позади и отчаянно спрашивал Таусэ жив ли он, чем и вывел его из ступора. Таусэ обвёл комнату удивлённым взглядом и побежал освобождать Альва из погреба. Альв встревоженно спрашивал окровавленного Таусэ, не ранен ли он. Таусэ успокоил его, показав знаками, что он невредим.
Бруни с местными закопали трупы непрошеных гостей в лесу, а утром Гудбранд и его семья покинули город.
Так наступила череда самых спокойных и беззаботных лет в их жизни, пока к ним не пришёл посланник от ярла Альрика, который заказал подарочный кинжал из лёгкого секретного сплава и оставил ларец из красного дерева.
* * *
- Мой правитель Альрик приветствует, тебя - великий гальдарсмид[3] из служителей Хел, и передаёт дары в благодарность за то, что ты умилостивил богиню и спас его наследника от смертельной лихорадки, - произнёс посланник ярла западных земель, войдя в добротный просторный дом мага и встав на одно колено, и склонился почти до земли.
На эти слова старец, сидевший в большом украшенном черепами людей и животных кресле, в теле которого, вот уже добрую сотню лет, обосновался дух древнего демона Белиала, покачал головой и сказал:
- Ваш правитель знает, что мне нужно, а эти дары пусть принесёт в жертву Хел. Так ему и передай.
- Но, великий гальдарсмид, на наших землях уже сотню лет не видели альвов. Да и поговаривают, что все первородные давно вымерли и превратились в лесных духов.
- Вымерли говоришь?.. - задумчиво произнёс старец, чувствуя в комнате явные признаки духовной энергии первородных, закрыл глаза и, приглядевшись внутренним зрением к дарам, аккуратно сложенным за спиной посланника, приказал ему, указывая посохом. - Подай мне тот ларец.
Посланник тут же, как подорванный, встал с колен и выполнил его просьбу - подал гальдарсмиду резной с золотой каймой на крышке небольшой ларец красного дерева.
Он отрыл ларец и, не веря своим глазам, стал разглядывать его содержимое - клинок из прочной и удивительно лёгкой стали с серебряной рукоятью, украшенной очень древней рунической вязью. К удивлению старца руны на рукояти складывались в руническую печать рода Анубис.
- Скажи мне, кто сделал этот клинок?
- У ярла Альрика есть немой кузнец, говорят, привёл его из лесу прежний кузнец Олаф и поселил у себя, примерно десять лет назад, за то, что тот спас Олафа от диких волков. До смерти Олафа немой был у него чеканщиком, они оба были приняты на службу к ярлу Альрику. Несколько лет назад на охоте Олафа задрал медведь, а немой по сей день служит ярлу. Говорят немой силён как Тор, медведя голыми руками заломать может.
- Много чего говорят, - раздражённо махнул рукой старец. - Ещё отличия от других у него есть?
- Да. Когда мой правитель послал меня забрать клинок, я видел его.
На вид он мужик крепкий взрослый, ростом не больше меня. С виду обычный человек, но вот глаза у него необычные: белые, бесстрастные словно у мертвеца. И лицо у него, в отличии от заморских купцов, без усов и бороды - гладкое, как у ребёнка, поэтому все и думают, что он чужеземец.
- Как зовут чужеземца?
- Таусэ... Его зовут Таусэ, великий гальдарсмид, - ответил посланник.
- Передай своему вождю, пусть приведёт мне этого чужака, и тогда его сын будет жить долго, а если через семь дней он не приведёт ко мне этого Таусэ, его сына заберёт великая Хел, и я не смогу противиться её воле.
- А если жители деревни его не отдадут? Ведь благодаря его клинкам Вест-Виль обогатился.
- Тогда переманите!
- Трудно будет предложить больше того, что у него есть. Олаф завещал ему своего младшего сына и построил им дом. По своей воле не пойдет.
Тогда старец резко встал и, подняв посланника за грудки, гневно прошипел ему на ухо:
- Если его не отдадут, пустите слух, что это он на вашу землю приманил чужаков, и они смерть с собой привезли... Если он не придёт в назначенный срок, тогда жителей Вест-Виля постигнет кара великой Хел.
* * *
Когда ярл Альрик прибыл в Вест-Виль и велел позвать кузнеца Таусэ, солнце уже клонилось к закату. Альрик, дожидаясь кузнеца в доме старосты Бруни, отказался от приветственного пира в свою честь, вопреки своему обыкновению. Но староста, узнав, что великий гальдарсмид из служителей Хель, требует Таусэ к себе, сообщил об этом жителям Вест-Виля. Они, как и предполагалось, не пожелали отпустить Таусе к нему ни за какие деньги. Воинов Альрика даже не подпустили к дому кузнеца, обступив его живой стеной.
И тогда Альрик перед ними зачитал послание великого гальдарсмида:
- Жители Вест-Виля, великий гальдарсмид хочет уберечь вас.
На западные земли пришла беда! Чужеземцы пришли на наши земли. Великая богиня Хел хочет спасти свой народ и предупреждает вас. Слушайте Хел, жители Вест-Виля, слушайте:
"Из-за моря пришли корабли, но не одно лишь богатство они с собой принесли. Смерти они проложили пути, путник далёкий куёт ей ключи. Если ключника мне отдадите, смерти плодов вы не вкусите".
Жители не поверили своему ярлу, и он уехал, чтобы вернуться сюда через пять дней, и спросить их снова.
Дух древнего демона Белиала в полумертвом теле великого гальдарсмида, имя которого затерялось где-то в веках, этим же вечером пробудил фантомы, подчинённых ему духов, и приказал им найти заражённых чумой животных. К рассвету Вест-Виль наводнили полчища чумных крыс.
* * *
Через три дня, первыми начали умирать самые слабые жители Вест-Виля: младенцы и старики.
Утром, когда Альв стал выгребать золу из печи, чтобы приготовить еду, на него из остывшего очага выскочила крыса. Он отпрянул, но крыса успела укусить его за палец. Укус был небольшим и почти не кровоточил, Альв промыл его водой и решил ничего об этом не говорить, чтобы не тревожить Таусэ.
К обеду следующего дня Апьва стала мучить неутолимая жажда и невыносимая головная боль, от которой его начало тошнить. Альв стал крайне нервным и раздражительным, казалась, он не находит себе места и вот-вот начнёт в панике метаться по дому.
Пытаясь себя хоть чем-то отвлечь от этой головной боли и мучительной жажды, Альв старался занять себя домашними делами, но всё валилось из рук. Вечером, когда Таусэ вернулся из кузницы, Альв, пошатнувшись, чуть не уронил себе под ноги чугунок с кипящим супом. Таусэ в последний момент успел перехватить ухват с горячим чугунком и, поглядев на Альва, почти с ужасом понял, что его Альв тоже болен чумой, как и большая часть жителей городка, и заставил его лечь в постель.
Потом, Таусэ быстро одел полушубок и, опрометью выбежав из дома, направился к знахарю Вульфу. По его выражению лица и отчаянным жестам Вульф сразу понял, что ему нужны травы для Альва.
- Альв болен чумой, я правильно тебя понял? - уточнил Вульф, когда Таусэ стал предлагать ему серебряные монеты и тянуть его за собой к двери.
- Хорошо, я дам тебе сбор, он должен облегчить жар и страдания от чумы, но пойми, твой Альв не выживет, он всегда был слаб здоровьем. Это всё, чем я могу помочь ему - сделать его путь в Волхаву не таким мучительным.
Чума быстро сожгла Альва, этой же ночью у него начался сильнейший жар.
Таусэ поил его отваром, который дал ему знахарь, но он почти не помогал. Перед тем, как погрузиться в лихорадочный бред, Альв постоянно попросил воды.
А когда ему стало совсем плохо, он прошептал:
- Таусэ, не оставляй меня одного, мне страшно умирать.
Всю оставшуюся ночь Альв провел в бреду, он метался по кровати, то смеясь, то плача, снова переживая, то радостные моменты детства, то тот день, когда, играя в кузнице отца, пока тот подковывал чью-то лошадь, нечаянно зацепил раскалённые инструменты, и они упали на него, изувечив всю правую сторону лица и тела. Альв выжил тогда, но на всю жизнь остался слепым на один глаз увечным калекой. Перед ним словно проходила вся его жизнь. Когда его воспоминания дошли до того дня, когда Таусэ вытащил его из пруда, не позволив утопиться, Альв стал тянуть к нему руки и плача просить прощение, Таусе позволял ему обнимать себя, чтобы успокоить его, потому что уже знал, что чума ему не страшна. Чумные крысы были повсюду, и не раз уже кусали Таусэ, но он не чувствовал ни малейшего недомогания.
К рассвету лицо Альва озарилось предсмертным ужасом, и он, вцепившись пальцами в рукава рубашки Таусэ, в последний раз прошептал:
- Таусэ мне страшно, страшно.
Его тело забилось в предсмертной агонии. Когда его тело обмякло, руки упали на кровать, как безвольные плети, а голова с длинными влажными от испарины светло-русыми волосами запрокинулась назад, Таусе понял, что Альв умер у него на руках, и он, как и обещал, был рядом с ним до самого конца.
Таусэ соорудил для него погребальный костёр, в который по местному обычаю положил все любимые вещи Альва, а позже выкопал могилу. Когда он окончил похороны, был уже вечер, и Таусэ охватило такое невыносимо горькое чувство одиночества, которое казалось вот-вот разорвёт его душу на части, что он опустился на колени и глухо застонал, как раненный зверь, вспоминая Альва, к которому так привязался за все эти годы, что провел среди людей.
Таусэ отгоревал своё горе, но местные жители не разделили его с ним, наоборот, они теперь обвиняли его во всех свалившийся на них бедах. К полудню следующего дня, когда вновь приехал ярл Альрик они заставили Таусэ уехать с ним, осыпая его обвинениями и проклятиями, за всех тех кто погиб от чумы. Они считали, что своим отказом они прогневали Хел, и она наслала на них болезнь.
На следующее утро ярл Альрик привёл Таусэ в дом великого гальдарсмида. Он оценивающим взглядом посмотрел на Таусэ и произнёс, обращаясь к ярлу Альрику:
- Твой сын будет жить, а теперь оставь нас, нам нужно поговорить наедине.
- Но, великий гальдарсмид, он немой и не может говорить.
- Он может говорить, но не с людьми... А теперь уходи и не задавай лишних вопросов.
- Благодарю вас, великий гальдарсмид, - с поклоном произнёс ярл Альрик и удалился из дома колдуна.
- Великий Анубис! - с притворным удивлением воскликнул гальдарсмид, разглядывая Таусэ с ног до головы, когда они остались одни, и спросил. - Любопытно... Как потомок великого стража оказался на земле, да ещё и с клеймом изгнанника на ауре?
- Назови мне своё имя, сын Анубиса, - звучным повелительным тоном сказал гальдарсмид.
И к своему удивлению Таусэ понял каждое его слово, хотя он говорил совершенно на другом языке, чем местные жители, и с не меньшим удивлением Таусэ смог легко и свободно ответить ему на том же древнем языке:
- Меня называют Немой, другого имени я не знаю.
- Ах, да... Как же я мог забыть? Тебя по-видимому запечатали, первородные хорошо хранят свои тайны... Да и небо запрещает раскрывать их людям, но я могу помочь твоей беде, сын правителя поземного мира.
Таусэ с сомнением посмотрел на гальдарсмида.
- Да, да... Ты не ослышался... Ты из рода Анубис, и это видно, не нужно отрицать очевидное, ты и сам знаешь, что отличаешься от людей, не так ли?
Таусэ утвердительно кивнул в знак того, что признаёт его правоту, и гальдарсмид продолжил.
- Я могу помочь тебе вернуть то, что у тебя отняли: прежнюю жизнь, власть и имя, если ты дашь мне достаточно сил, чтобы сделать это. Я могу сделать так, что все твои враги умрут, а могу умножить твою власть, и ты станешь правителем всех первородных, - сказал гальдарсмид, вставая со своего кресла, которое больше походило на некое подобие трона, подошёл к немому, тихо и вкрадчиво спросил. -Ну, так что, ты согласен?
- Как вы, пусть и обладая магическими способностями, можете мне что-либо вернуть? Ведь вы всего лишь человек, вы плохо представляете себе их силу, вам не победить даже меня, а тем более тех, кто меня здесь оставил.
- Ошибаешься. Я не то, что ты видишь, я Белиал, - прошептал гальдарсмид в самое ухо Таусэ.