Кап, кап, кап.

Капли крови падают на траву, растекаясь неопрятно-бурыми пятнами. Вымазанный красным рот кривится в злорадной ухмылке, из-под дурацкой розовой панамки поблескивают алым глаза.

Мелюзга с ревом кинулась прочь из песочницы, теряя пластиковые ведерки и лопатки.

- Клара, что за..? - едва не порвав джинсы о торчащий из лавочки гвоздь, я лениво выбрался из-за столика, надвигаясь на малявку.

- А что? - и взгляд такой невинный-невинный - ну просто пай-девочка.

- Где ты взяла эту гадость?

Вырвав из рук мелкой трупик птицы, брезгливо отбросил его в сторону. Синица. Без головы. Свежак, если судить по крови, все еще капающей из рваного обрубка шеи.

- В силок попала, - Клара безразлично пожала плечами. Кажется, это милое создание совершенно не волнует ни то, что птичка дохлая, ни то, какими взглядами на нее косятся бабки, бдящие за песочничной тусовкой с лавочек неподалеку.

Тяжело вздохнул. Ну что за ребенок? Не скажу, что я к этой малявке испытывал какие-то особые симпатии, даже жалеть толком ее не получалось. А ведь было за что. Папаша неизвестного роду-племени, бросивший отпрыска еще до рождения. Мать из неблагополучных. Благополучно у нее получилось лишь одно: спиться и помереть от белой горячки, бросив дочурку-грудничка на попечение не брезгующего залить за воротник деда - своего отца. Правда, дед вскоре после того, как на него свалилось это чудо, пить бросил. Злые языки поговаривали: закодировался. Особенно злые языки уточняли: от страха бросил. Мол, как приползет домой на бровях, как увидит внученьку, так его Кондратий и приветствует, потирая рученьки.

Дело в том, что девчонка бракованная получилась. Альбинизм - нарушение генетическое, не лечится. Белые волосенки, брови и ресницы, алебастровая кожа, светло-голубые, почти прозрачные радужки - это только на художественных фото выглядит эстетично. На деле же - жуть редкая. Нос - вечно покрасневший и облупившийся от солнечных ожогов, от которых не спасает даже натянутая по самые брови панама. Голубые глаза, стоит им поймать прямой луч света, отблескивают красным. Да и малявка, сообразив к восьми годам, что любить ее окружающие не спешат, а вот шарахаться всегда горазды, своим поведением охотно подливала масла в огонь. Вот, спрашивается, нафига она эту птицу дохлую в песочницу приперла?

- Кто-то силок поставил. Хотела узнать, кто, - охотно пояснила Клара.

- И что, узнала? - скептически уточнил я, получив в ответ отрицательное мотание головой. - А в рот ее тянуть зачем? Вдруг птица больная была?

- А это вишни, - мелкая растянула в жутковатой ухмылке измазанные красным губы, показывая кулек с раздавленными в кашу ягодами, который прятала за спиной. - Я ж не совсем двинутая. Но скажи, круто вышло?

- Да уж...

Круто, не то слово. Нагнала она жути не только на мелочь в песочнице, но и на наших девчонок за столиком. Сандра даже завизжала, прячась за более хладнокровную подругу. Алина лишь презрительно скривилась: Клару она на дух не переносила, старательно делая вид, что девчонки не существует. Что было сложновато: тусовались мы в основном в нашем дворе. Только тут имелся удобный столик с навесом, скрытый от любопытных родительских глаз кустами сирени и волчьей ягоды. Странная неприязнь девушки к ничем, в общем-то, ей не мешающей малявке бросалась в глаза и вызывала некоторое недоумение. Вот и сейчас:

- Алекс, ну чего ты с ней возишься? - легкое раздражение в голосе грозит перейти в презрение. - Руки помой, - это уже брезгливо, стоило мне вернуться за столик и потянуться за сигаретой.

Пачку "Мальборо" мы купили на всех, вскладчину. Еще и на пивас осталось, но алкоголь не рискнули пронести на детскую площадку при свете дня. Решили позже гонца послать, когда неторопливый июльский вечер накинет маскировочную темень на наше логово. В случае приближения родительского патруля бутылки можно будет под стол сунуть - там их хрен кто без фонарика засечет.

- Чего ты с этой ушибленной возишься вечно? - продолжила громко выражать недовольство Алина. - У меня от нее мурашки по коже. Дракулито-вампиреныш. Б-р-р, - девушка картинно передернула плечами.

Звезда, блин. Королева бала. Самая красивая девчонка школы. И самая заносчивая. Сох я по ней класса с пятого, с тех пор, как начал понимать, что за звери такие - девчонки. И чем они от нормальных людей отличаются. Правда, с каждым годом понимания этого оставалось все меньше.

Вот взять Алину. И чего ей в жизни не хватает? Семья при деньгах, дорогое образование и билет в счастливое будущее папаня обеспечит. Не глупая. А тягается с нами, протирая лавочки по дворам и зажевывая горькими листьями сирени ароматы "Мальборо" и пива. Может заполучить любого парня, стоит пальчиком поманить. И манит же. А потом жестоко кидает. А мы, дебилы, за ней хвостиками ходим, как привязанные. Целую стаю собрала уже. В компашке нашей на двух девчонок - семеро пацанов. Гормоны зашкаливают. А она знай стебется, прикрываясь некрасивой подругой. "Некрасивая подруга" у нас Сандра. Кажется, ей самой эта роль даже нравится. Хотя, какая она некрасивая? Так, простушка, чуть полновата, но ей даже идет. А когда улыбается, на щеках такие ямочки задорные, что можно влюбиться. Вот достанет меня Алина окончательно, возьму и влюблюсь. Морально уже почти готов к этому. Сколько можно издевательства терпеть?

К старшим классам у меня начало портиться зрение. Пришлось надевать очки. С линзами не сложилось - конъюнктивит. В общем, с легкой руки нашей мисс Совершенство, записали меня в ботаны, не помогла ни качалка, ни занятия кикбоксингом, ни сломанный на этих самых занятиях нос. Очки - значит ботан, и точка. Да мне пофиг, пусть ботан. Оценки соответствуют имиджу. Но то, как Алина контролировала мою жизнь и круг общения, нравилось с каждым днем все меньше. Парочка едких замечаний, холодная насмешка в глазах - и все. Новые знакомства отмирали сами по себе. Особенно это касалось девушек. Потенциальные соперницы теряли всякий интерес к членам ее "стаи", в то время, как сама Алина оставалась недосягаема. Собака на сене, хайскул эдишн.

- Зря ты так. Мелкая она еще, гадкий утенок. Перерастет, похорошеет, еще завидовать будешь. Вон, волосы одни чего стоят - это же целое богатство. Или ты уже завидуешь? - нарочито небрежно бросил я.

Ума не приложу, из какого такого духа противоречия захотелось Алину уязвить посильнее. Ведь знал же, что шелковистые темно-каштановые волосы - ее главная гордость. Сандра как-то проболталась, сколько девушка усилий тратит на уход за ними. А Клара, хоть и растрепанная вечно, как ворона, но толстой белой косой ниже попы может гордиться по праву. Куда там Алине с ее салонными локонами. Судя по тому, в какие узкие щелочки превратились глаза девушки, и как побелела поджатая нижняя губа, попал я в точку. Удовлетворение приятным теплом пробежало по позвоночнику, уютно свернувшись клубочком у основания черепа. Чтобы тут же взорваться жаром краснеющих ушей.

- А ты мне тоже нравишься, еще с детства, - Клара, о присутствии которой я уже забыл, подошла сзади неслышно. - Хорошо. Когда вырасту, возьму тебя в мужья.

Пацаны заржали. Обидно. И стыдно. А малявка, гордо задрав нос и в последний раз победно глянув на "соперницу", удалилась полной достоинства походкой.

Так ко мне приклеилось еще одно прозвище: "вампиров жених".

***

Лето пролетело, осень заявила о своем приходе проливными дождями и началом учебного года. Лило в этом году обильно и со вкусом. Солнце из низких свинцовых туч не высовывалось месяцами. Нахохлившиеся прохожие передвигались между пунктами назначения короткими торопливыми перебежками, хватаясь за ручки зонтов, словно утопающие за спасительные соломинки. Город тонул в лужах. К концу ноября, когда дождь предпринял первую безуспешную попытку перейти в снег, в городе погасли фонари. Сильный ветер, бушевавший всю ночь, повалил старые тополя, и из-за многочисленных обрывов улицы погрузились во мрак. Темнело по-зимнему рано, рассветало поздно, а по-настоящему светло не бывало никогда.

- Ты почему зонтик не носишь? - голосок слева от раскисшей тропинки, по которой я пробирался к дому через опустевшую детскую площадку, заставил вздрогнуть.

Клара стояла, уперев руки в боки и сурово сдвинув белые брови. Розовая вязаная шапочка небрежно съехала на бок, полиэтиленовый плащ-дождевик не по размеру неуклюже топорщился.

- На себя посмотри, - буркнул я.

Девчонку я практически не встречал с лета, да и желанием видеть не горел особо. В данный момент все мои желания крутились вокруг пары сухих носков и чашки горячего чая, ждущих дома. Мать уже на смену ушла, она в ночную сегодня, а я с тренировки подзадержался. Но это и к лучшему. Не будет вопросов о разбитой губе. Признаваться собственной матери, что подрался из-за девчонки, было стыдно.

Алина, считавшая, что все еще держит меня на коротком поводке, всячески демонстрировала свою немилость. Да пофиг. Достала. Давно бы свалил из нашей компашки, превращенной девушкой в подобие королевской свиты, но кое-что меня держало. Сандра. Некрасивая подруга, резко похорошевшая. Сандра не распространялась, как ей это удалось, но она внезапно похудела. Задорные ямочки продолжали играть на щеках, а вот лишние сантиметры с талии стаяли, словно прошлогодний снег. Веснушчатое, вечно покрытое неровным румянцем лицо побледнело, а губы, наоборот, стали яркими и чересчур пухлыми. Об этих губах я не мог перестать думать последние несколько недель. Даже глаза девушки в моем воображении сменили цвет с невнятного бутылочного на благородный карий с оттенком красного дерева.

Проблема в том, что Сандра у нас верная подруга. Алина ее и раньше шпыняла, почем зря, а в последнее время особенно. Но эта глупышка только преданно в глаза "королеве" заглядывает и доводов разума слушать не хочет. Сегодня на большой перемене я попытался взять роль разума на себя. А после уроков ко мне подвалили друзья - теперь, похоже, уже бывшие - и доходчиво объяснили, что следует делать гласу разума. А именно: молчать в тряпочку, склоняясь перед королевской волей. Иначе... Ну их всех. Полгода осталось, потом свалю в техникум. В другом городе. Я уже все продумал. Мединститут мне с зарплатой матери не светит, а вот через техникум есть шанс пробраться на бюджет. На пару лет дольше, но я не спешу.

- Ты должен беречь себя, - Клара нахмурилась. - Мне больной не нужен.

Достала, заноза мелкая.

Я присел, оказываясь на одном уровне с девочкой. Сощурился внимательно глядя ей в глаза.

- Послушай, мелочь, - начал я, выбрав тон посуровее. - Тебе не кажется, что шутка затянулась? Ну кто тебе сказал, что ты мне нравишься? Я малолетками не интересуюсь. Да у меня, может, уже есть девушка, - тут я немного приврал, но был твердо намерен исправить положение в ближайшее время. Через пару дней дурацкий школьный бал, вот тогда и объяснюсь с Сандрой.

- Поосторожнее с такими словами, - предупредила Клара, хлопая белыми ресницами.

От пристального взгляда ее блеклых глаз стало не по себе. А малявка, зная о произведенном эффекте, взгляд не отводила, медленно растягивая губы в многообещающей улыбке. По спине побежала струйка холодного пота. Голову тисками сжала мысль, что может случиться нечто непоправимое, если я...

Пока соображал, что "если", Клара сделала шаг вперед, вытягивая губы для поцелуя. Я так опешил, что даже не успел вовремя среагировать: ледяные губы девочки скользнули по моим.

Вскочил, отталкивая малявку и яростно вытирая рот рукавом. Клара не устояла на ногах и шлепнулась в лужу, расплескивая ржаво-красные брызги глинистого болота. Даже не пытаясь подняться, она рассмеялась, слизывая капельку моей крови, оставшуюся на верхней губе. Медленно и нарочито.

Поежившись от внезапно нахлынувшего ужаса, я поспешил к подъезду.

- Ты вернешься, - раздалось вслед многообещающе.

***

Перекатываю буровато-красную горошину на ладони. Невесомый гладкий шарик скользит, глянцево поблескивая. В голову настойчиво лезут ассоциации с капелькой крови.

- Да не ссы ты. Забористая шняга. Реально улетишь с этой горошины. И главное - никаких последствий, - Михай подтолкнул меня под руку. - Давай быстрее, вдруг шмон.

В дымном полумраке школьного туалета улыбка одноклассника показалась оскалом. Похоже, сам Михай уже закинулся.

- Чувак, не расстраивай меня, - настаивал он, видя, что я продолжаю колебаться. - Знаешь, сколько эта дурь у барыги стоит? А я нашару раздобыл.

Конечно. Если на шару, то нужно в рот тянуть всякую дрянь. Хотя... Что я теряю? Вечер и так паршивый - дальше некуда. Скука смертная, бухло пронести не удалось, Сандра продинамила. Договаривались же, что зайду за ней, но к моему приходу подруги дома уже не было. Я все равно приперся на чертов "бал". Девушка шушукалась с Алиной, скучающе поглядывающей на вяло мнущиеся по центру спортзала под очередной "медляк" парочки. Не желая подходить к Алине, помахал Сандре издалека, но та сделала вид, что не замечает.

Дверь туалета резко распахнулась. Я поспешно сунул в рот горошину и сглотнул. Ложная тревога. Всего лишь Эчи, судя по шатающейся походке, где-то доставший спиртное.

Медляки закончились, на помосте-сцене топтались наши отличнички-активисты. Кажется, назревает полоса занудных конкурсов и прочих атрибутов детского утренника.

- Настал черед главного события нашего вечера! - визгливо провозгласила Николеточка. - Вы все сегодня голосовали, отдавая свои голоса самой красивой девушке вечера. И теперь пришла пора объявить нашу Королеву бала!

Женская половина зала взорвалась исполненными надежды аплодисментами.

- И ей становится... - Василь сделал эффектную паузу. - Алина!

Вот теперь овации стали действительно бурными. Старались наши. Картинно зардевшаяся "королева" принимала поздравления.

- А еще у нашей Королевы послезавтра день рождения. Шестнадцатилетие. От всей души поздравляем! - завершила речь Николета.

Раздались приветственные крики.

- Не к добру это, - Сандра, к которой мне наконец-то удалось подобраться, покачала головой. - Заранее поздравлять - плохая примета.

Кажется, волшебная пилюля Михая начала действовать. В неверном свете самопальной цветомузыки под верхней губой девушки мелькнули удлиненные клыки.

Алина выбралась на сцену, жеманно кланяясь и шаркая ножкой. Несмотря на показное кривляние, было заметно, что красавица наша наслаждается купанием в лучах славы, пусть и всего лишь среди не особо многочисленных старших классов нашей школы.

- Спасибо, спасибо, друзья! - Алина хищно улыбнулась в микрофон. - Я тронута. Маэстро, музыку, и да начнется веселье!

На этом моменте меня окончательно накрыло.

Watching her

Strolling in the night so white

Wondering why

It's only after dark...

Рубануло из колонок. Динамики взвизгнули перегрузом, освещение, мигнув, переключилось на тусклый красный, глаза Алины полыхнули отблесками. Девушка раскинула в стороны руки, победная улыбка на ее лице ширилась... и ширилась... и ширилась...

Губы растягивались, обнажая оскал. Ровные белые зубки удлинились, заостряясь, показались клыки. Визг перегруженных колонок слился с визгом, издаваемым Алиной. Запрокинув голову, девушка спрыгнула со сцены в зал. Мой затуманенный наркотой разум решил, что она внезапно воспылала страстью к Михаю и кинулась к парню обниматься. Михай тоже так решил и, глупо улыбаясь, подался навстречу. Я стоял достаточно близко, чтобы не просто видеть происходящее во всех подробностях, но и слышать.

С липким чавкающим звуком зубы Алины впились в шею одноклассника. Алые брызги тускло сверкнули в красном свете. Глаза Михая закатились, и он осел на пол. Алина оторвала окровавленный рот от жертвы, широко улыбаясь окружающим. Концы каштановых локонов повисли сосульками, с них капала кровь. Крови было много. Слишком много для щуплого Михая.

После секундной тишины визг заполнил зал. Визжали все - и девчонки и пацаны. Вторые, кажется, громче. Народ забегал, в панике забыв, где выход. Алина металась по залу, восторженно хохоча. Старшеклассники падали один за другим, захлебываясь собственной кровью, хлещущей из разорванных шей.

Схватив замершую Сандру за руку, я потащил девушку к выходу.

- Не спи! - рыкнул на еле ноги переставляющую подругу, не оборачиваясь.

Низкое утробное рычание, раздавшееся за спиной, заставило ослабеть и разжаться ставшие непослушными пальцы. Что-то стремительное и тяжелое ударило в спину. Очки слетели. Даже сквозь грохот хита "Tito & Tarantula" я хорошо различил звон бьющихся стекол. Дернулся, пытаясь вырваться из тисков цепких пальцев. Окровавленное лицо... морда Алины мелькнула перед глазами, а миг спустя я уже пялился на каштановую макушку, чувствуя, как по шее стекает горячая струйка крови. Боли не было. Волосы монстра пахли "Мальборо" и сиренью.

Внезапная острая боль пронзила шею. Я взвыл. Судя по ощущениям, из яремной вены вырвали кусок, прямо с мясом.

- Ты обещала оссставить этого мне, - злое шипение Сандры вылилось холодной водой, отрезвляя. Туман в голове расступился, как-то сразу поверилось, что все происходящее - взаправду. - Подруженька...

Сандра стояла напротив Алины, и в ее глазах расплывались лужи крови, разлитой по полу спортзала. Королева бала оскалилась.

- Заррвалась, подрруженька, - прорычала Алина, кидаясь на Сандру.

Досматривать женскую драку я не стал. Дернув на себя открывающиеся наружу двери, вырвал с петлями хлипкую деревянную створку и помчался на выход.

Четвертый этаж - это очень высоко. Целых восемь пролетов по два десятка скользких мраморных ступеней. Сквозь кровавую муть перед близоруко щурившимися глазами, разглядел неправильные черные фигуры, поднимавшиеся навстречу мне по лестнице. Что в них неправильного, разбираться не стал, кинулся в коридор второго этажа. Топот тяжелых ботинок за спиной. Не раздумывая, метнулся к ближайшему окну, в прыжке вышиб плечом стекло. Фиг бы я его так разбил - не в кино. Помог просвистевший у самого виска серебряный росчерк. Он впился в широченное окно, оставляя аккуратную круглую дырочку. По стеклу побежала сеть трещин. Я влетел в эту сеть, прорываясь навстречу холодному ночному воздуху.

Удар пятками о землю молнией пронзил позвоночник от копчика до черепа. Сгруппировавшись, кувыркнулся, смешивая кровь с ледяной жижей грязных луж. Под ноги ударил луч ослепительного белого света.

- Стреляй, уйдет! - послышалось сверху.

- Оставь, это необращенный. Уберем королеву - считай жмур, - наверху засмеялись.

Прихрамывая, я помчался прочь от вылупившейся слепыми окнами школы. Темно, хоть глаз выколи, дорогу не разобрать. Не важно. Мне сейчас пофиг, куда, главное - подальше отсюда. В глубине души теплилась тоскливая надежда, что я все еще под кайфом. Слабая и угасающая. Бежать с каждым шагом становилось тяжелее, дыхание сбивалось, ледяной холод пробирался по телу, замедляя сердце. Алое зарево разгоралось перед глазами, выхватывая темные неопрятные заросли кустов по обочинам. Чувствуя, как сознание покидает меня, рванул к кустам. Еще успел расслышать треск ломающихся веток и хлюпанье распахнувшей гостеприимные обьятия лужи.

***

Холодно. Во рту металлический привкус крови, что-то перекатывается на языке. Сплюнул. С тихим стуком предмет шлепнулся на тонкую корку льда, сковавшую лужу, в которой я лежал. Камушек или горошина. За плевком потянулась нить густой кровавой слюны. С трудом сел, попытался оборвать эту ниточку, размазывая кровь по щекам.

За левой щекой ощущался инородный предмет. Выгреб его языком. Еще один камень? О зуб звонко стукнуло. Поспешно потрогал пострадавший зуб. Он шатался. Нажал сильнее. Зуб подался, с тихим хрустом выходя из челюсти. Боли я не почувствовал, только зуд в десне. Сплюнул добытое в руку. Зуб. Зубы. Два.

Осторожно ощупал остальные. Правый верхний клык шатался. А еще нижний коренной. И левый резец. Хрусь. Хрусь-хрусь. Один за другим я выплевывал на раскрытую ладонь собственные зубы. Стошнило.

***

Серый рассвет вступал в свои права, клочок за клочком отвоевывая мир у тумана. Пахло гарью и кровью. Я брел по не спешащим выпускать людей из теплых утроб домов улицам, то и дело трогая языком зубы. На месте были все до единого. Похоже, что выплеванные не далее, как пять минут назад, оказались бредом моего воображения, все еще бунтовавшего после принятой накануне Михаевой чудо-пилюли. А если про зубы - глюк, то и все остальные события прошедшей ночи - тоже.

- Явился, - недовольный голосок Клары выплыл из утреннего тумана. - Да еще и в таком виде.

Язвить мелкой в ответ сил не было, и я молча осмотрел себя. Вид как вид. Особенно, если учесть, что ночь я провел чуть ли не в сточной канаве. Рубашка вся мокрая и в буро-рыжих потеках грязи. Джинсы порваны на колене, да и грязи на них не меньше. Очки пропали. Странно, что вспомнил я о них впервые за все утро только что. Блуждая по городу, как-то не задумывался, что и без привычной тяжести на переносице все прекрасно вижу.

- А ты чего в такую рань гуляешь? - строго спросил у малявки.

- Тебя жду, - пожала та плечами. - Поговорить надо.

Пигалица подошла ко мне вплотную и, потянув за рукав - сильно потянув, с недетской силой - заставила наклониться. Придирчиво осмотрела лицо и шею. Личико у Клары было при этом подозрительно серьезным. Даже шапка, вечно сбивающаяся то на один бок, то на другой, казалось, прониклась важностью момента и сидела ровно.

- Некогда мне с тобой разговаривать, - я попытался вырваться, но девчонка держала на удивление цепко, ухватив за шею для верности. - Мать дома ждет, волнуется. Я после полуночи должен был вернуться.

- Ага, - закивала Клара. - Но не вернулся. Не к ней. А ко мне вернешься, - засмеялась она.

У меня наконец-то получилось вырваться. На всякий случай отпрыгнул подальше. Клара сегодня в ударе. Она, конечно, всегда странная была, но сейчас просто пугала. Реально так, по-взрослому.

- Что ты знаешь о вампирах? - мелкая скорчила страшное лицо.

Я уже отвернулся, чтобы продолжить идти, куда шел, но замер.

- Пьют кровь, не переваривают чеснок, горят от дневного света, - перечислил все штампы, пришедшие в голову. - Размножаются, закусав ближнего своего до смерти.

Шею слева, там, куда впилась Алина в моем наркотическом бреду, дернуло. Машинально потянулся рукой к саднящему месту. Облегченно выдохнул, нащупав гладкую, хоть и грязноватую, кожу.

- Нее, на солнце - только, если переел, - с видом знатока поправила Клара. - А так, разве что обгоришь, как на пляже. И вампиром мертвяк станет только, когда его королева достигнет совершеннолетия. До этого придется обычным мертвяком жить. Если она позволит. Ну а чеснок... Ты вот, брокколи любишь? - на этой загадочной ноте мелкая, злорадно расхохотавшись, кинулась наутек.

Признаться, я протормозил слегка, переваривая полученную информацию. А потом кинулся вдогонку. Но малявка бегала на удивление быстро, а я, наступив на неведомо как развязавшийся шнурок, растянулся в ближайшей луже.

***

- Живой! - выдохнула мать обескровленными губами, тяжело опускаясь на табурет у кухонного стола.

Я поразился, насколько бледной и тонкой, будто пергамент, стала ее кожа. Мать вся как-будто выцвела, постарела лет на десять. Пальцы с неожиданно узловатыми суставами тряслись.

- Ма, ну чего ты в самом деле? Подумаешь, загулял до утра, - попытался успокоить родительницу я. - Ведь не маленький уже...

- Они... Все... Я думала - ты тоже, - мать расплакалась.

Ни разу за все шестнадцать лет своей жизни я не видел ее плачущей. Ни когда отца с братом хоронили, ни когда все накопления на сберкнижке пропали. Кажется, я в принципе не мог представить ситуацию, в которой она позволила бы себе такую слабость - просто отказывало воображение.

- Ма, что я тоже? - я подошел, взял ее трясущиеся руки в свои.

- Господи, ты ледяной весь! - истерика мигом прошла, толком не начавшись.

Мать кинулась щупать мой лоб, ставить чайник и стягивать с меня промокшую рубашку, причем все это одновременно.

- Бегом в ванную - греться! - сурово приказала она. - Куртку где посеял?

Откуда мне знать. В школе, в раздевалке осталась, наверное.

Выйдя из ванной (горячий душ согреться не помог, но хоть чище меня сделал), я застал на кухне дымящуюся чашку с липовым чаем, огромную банку с ненавистным малиновым вареньем и серьезно настроенную родительницу. Ясно. От варенья отвертеться не получится. Мать твердо верит в силу народных средств в деле профилактики и лечения простудных заболеваний.

- Так с чего такой переполох? - поинтересовался я, с трудом проглотив пару ложек "лакомства". От варенья воротило сегодня особенно сильно. Как и от любой другой еды. Даже любимые бутерброды с черным хлебом, маслом и сыром вызывали странное отвращение. Все-таки, Михаевы колеса не совсем лишены побочных эффектов.

- Ох, беда то какая, - мать запричитала.

Удивленно вытаращился на нее. Это еще что за театр одного актера? А выслушав сбивчивый рассказ до конца, всерьез задумался, не присоединиться ли к ней.

Школа сгорела. Полыхало всю ночь, до самого утра. Пожарные явились поздно, спасать было почти некого.

- Бедная девочка, - всхлипывала мать. Я и так с трудом продирался сквозь смысл ее сумбурной речи, а тут вообще не понял. - Ведь такая хорошенькая была... Ты же ее знаешь, вроде. Дочка Цыгана. Алина, кажется?

- Алина?

***

В палату пускали неохотно. Если бы отец Алины меня не узнал и не подтвердил, что я "свой", так и не пустили бы.

Алина оказалась единственной выжившей. Девушке удалось выскочить из пылающей школы через разбитое окно на втором этаже. Она сильно обгорела, врачи давали неутешительные прогнозы. Если и будет жить, то ей самой это может не очень понравиться.

Полумрак палаты нарушал лишь тусклый свет ночника над койкой. Шторы на окне были плотно задернуты, не пропуская яркий свет выглянувшего впервые за долгие месяцы солнца. Пациентка лежала, опутанная трубками капельниц. Я осторожно приблизился, опасаясь непонятно чего. Пухлые бинты расползались неопрятными желтыми пятнами, скрывая половину полысевшей головы. От короткого ежика остатков волос шел едва уловимый запах гари.

- Пришел все-таки...

Вздрогнул. На меня уставился блестящий глаз, потрескавшиеся пересохшие губы кривились в жуткой ухмылке, бесстыдно обнажающей десны. В полумраке показалось, что под верхней губой мелькнули знакомые по ночному кошмару клыки.

- Я знала, что приползешь... Ты теперь в моей власти, - слова едва различимы, но сколько же в них злорадного торжества! - Эта сучка думала, что я поделюсь... Дура набитая. Королева не делится тем, что ее по праву!

Алина рассмеялась. Жуткий смех. Сиплый, треснутый, но обволакивающий. Захотелось склониться у постели девушки, облегчить ее состояние. Непонятно только, что я мог, но был готов на все. Сделал еще несколько шагов, приближаясь. Тело казалось не моим. Подойти вплотную страшно, но нет сил противиться той смеси нездорового любопытства и... возбуждения?.. что бушевала во мне.

- Подойди, не бойся, - теперь в голосе Алины слышались сладковатые вибрирующие нотки.

Почувствовал, что возбуждение пытается прорваться наружу, прямо через ширинку. Лицо вспыхнуло стыдом, но телу стыд - не указ. Оно изнывало от желания. Дикого, странного и страшного. Это и отрезвило.

Я отскочил, лихорадочно тряся головой и пытаясь взять себя в руки. Алина раздосадованно зашипела, теперь уже явно обнажая клыки.

- Трепыхаешься? - процедила она. - Ну ничего, завтра все равно приползешь. И тогда уже тебе будет не до проявлений характера. Ты дашь мне все, что я потребую. А потребую я очень много. Будешь знать, как заглядываться на подруг своей королевы.

Я с ужасом смотрел на девушку, не понимая, что за создание вижу. Явно не человек. Люди, те что в своем уме, такой бред не несут.

"На солнце - только, если переел," - всплыли в памяти слова Клары. Но если... То кое-кто переел - не то слово. Бред.

Не доверяя себе, я решил не додумывать мысль до конца, а поспешно метнулся к окну и отдернул штору. Луч солнечного света скользнул по паркету палаты-люкс, вскарабкался на простыню, поверх которой лежала рука Алины, утыканная капельницами. Зашипело, кожа предплечья задымилась. Алина завизжала.

Устало прикрыл глаза. И все-таки, не бред, а реальность.

- Где Сандра? Что ты с ней сделала?

- То, что было в моей власти, - Алине удалось убрать руку с прямого солнечного света, визг прекратился. Правда, капельки пота, выступившие на лбу и над верхней губой, говорили о том, что встряска не прошла бесследно.

В коридоре слышались торопливые шаги медсестры. Я молча отвернулся и вышел из палаты.

***

Обитая потертым дермантином дверь на пятом этаже. Кое-где заклепки выпали, и декоративные полоски обивки повисли печальными растрепанными петлями. Заляпанный чем-то глазок. Кнопку звонка явно поджигали, и не раз. Поколебавшись, нажал. Где-то в глубине квартиры послышалось назойливое чириканье звонка.

- Это ко мне, - холодный властный голос за дверью.

На пороге стояла Клара. Носик гордо задран, на губах - победная улыбка. Я успел заметить мелькнувшие в конце длинного коридора трехкомнатной квартиры растянутые треники Клариного деда. На лице завязавшего алкаша читался ужас. Тихо хлопнула дверь спальни, Клара поморщилась.

- Вернулся, - усмехнулась она.

- Что мне теперь делать?

Мелкая молча кивнула на дверь кухни. Дождавшись, пока я разуюсь и пройду, куда пригласили, захлопнула дверь. Щелкнул замок, звякнула цепочка.

На кухне царили пустота и запустение. Похоже, помещением по назначению не пользовались уже много лет. Лишь допотопный холодильник громко урчал в углу, кое-как оживляя интерьер. Клара плюхнулась на единственный стул в углу у занавешенного окна, оставив меня стоять.

- А чего ты хочешь? - спросила она.

Я задумался. Покоя я хочу. На медицинский поступить. Но, кажется, теперь мне это не светит.

- Не светит. Ты же понял, что мертв уже. А завтра и свободы воли лишишься, зато жажду крови заработаешь. У нее ведь завтра днюха?

Сейчас у меня бы язык не повернулся назвать беззаботно болтающую ногами Клару "мелкой" или "малявкой". Да, девочка, но пугающе взрослая и рассудительная.

Утвердительно кивнул. Помолчал, прокручивая в голове события вчерашней ночи. Сандра. Преданная дурочка, решившая, что Королева бала уступит ей ненужного подданного. А ведь я почти по-настоящему влюбился в нашу "некрасивую подругу". Стало тошно. За себя, за Сандру, за пацанов и прочих одноклассников, павших жертвами разыгравшегося аппетита Алины.

- Мести хочу, - решил я.

На лице Клары мелькнула удовлетворенная улыбка.

- Алина не восстановится, если у нее на момент совершеннолетия не будет никого в подчинении, - задумчиво протянула девочка, хитро косясь на меня. - А уж об этом я позаботилась.

- У нее есть я.

- Это легко изменить.

- Мне самоубиться? Так я, вроде, уже мертвый, - вспомнились слова одного из преследователей с лестницы. Про жмура. - Или предлагаешь крови налакаться и отправиться загорать без крема?

Клара заливисто расхохоталась.

- Глупенький!

Смеялась она от души, весело и открыто, запрокинув голову. Между нежно-розовых губ явственно виднелись клыки. Отметив произведенный эффект, малявка удовлетворенно кивнула, разом посерьезнев.

- Так как? Пойдешь ко мне?

Кивнул, медленно опускаясь на колени перед юной Королевой. Опустил голову пониже, подставляя шею. Упавшая на лицо челка позволила скрыть торжествующую улыбку. Алине я сейчас отомщу. А вот тебе, "моя королева", еще восемь лет до совершеннолетия. Целых восемь лет, которые я потрачу на поиск способа тебя уничтожить.