ДЕ... {лат. de...} - приставка, обозначающая отделение, удаление, отмену...

Например: демобилизация, дегазация.

"Словарь иностранных слов". Под ред И.В. Лехина и др. М., 1964

Не способный к раскаянию неисцелим. Аристотель

- Я три месяца жила на вокзале, - сказала Стася, - красивая светловолосая женщина, лет сорока, с большими серыми, немного восточными, глазами и двумя легкомысленными девичьими косичками.

Она была сиделкой и пришла наниматься ко мне, чтобы ухаживать за мамой, лежачей больной. Десять дней назад мама упала в коридоре нашей квартиры, когда утром шла в туалет. Сломала плечевой сустав и шейку бедра - двойной перелом.

Позавчера мы со Стасей встретились впервые, в проходной больницы, где лежала мама, и меня к ней не пустили из-за ковидного карантина, а вчера мы "выцарапывали" маму из этой больницы. Там ей, несмотря на её девяносто семь лет, сделали удачную операцию на бедре, вставив металлический штырь, но довели до безумия и дело шло к трагическому финалу. Отдавать её на руки родным, скорее всего, боялись, чтобы мы не узнали, как жестоко с ней обращались медсёстры и больные пациентки в палате, как бездушны были врачи.

Спасение и эвакуация мамы - превратились почти в спецназовскую операцию, с заказом машины для перевозки тяжело-больных и звонками, по нарастающей иерархии, медицинскому начальству Москвы. Стася возглавляла штаб операции, выискивая в интернете и перекидывая мне по СМС один номер телефона за другим, а я сидел в проходной больницы и взывал по мобильнику к милосердию и здравому смыслу. Наконец, травматологическое отделение сдалось и согласилось отдать сыну полуживую старуху, штурмовавшую в молодости Берлин вместе с войсками Первого Белорусского фронта.

Санитары-перевозчики завернули маму в больничное одеяло, водрузили её на каталку и мы вывезли из больницы к машине живого солдата Второй Мировой войны - младшего сержанта Ч...ко Людмилу Андреевну, чтобы вернуть её домой.

У меня в голове крутилась мелодия старой военной песни 1943 года:

Мама была в бреду.

- Я собиралась бежать из этой больницы, - говорила она мне дома,- я присмотрела, что окно можно открыть, вылезти на улицу и пойти домой.

- Да, да, правильно, - говорил я, зная, что ходить она не может, что её палата на четвёртом этаже, что на дворе зима а тёплой одежды и обуви у неё не было.

- Медсёстры меня кормили насильно, - жаловалась мама, - они орали и тыкали мне краем тарелки в зубы, когда я отказывалась есть, но когда мне приносили суп, я тихонько сливала его на пол в уголке, - выдумывала она.

Мама не хотела жить и решила уморить себя голодом и жаждой. Кроме того, она стеснялась справлять естественные надобности, не хотела затруднять этим других, - ещё и поэтому она отказывалась от еды и питья. Переломы, лишившие её возможности ходить, надломили и её психику.

Сидя у нас на кухне, на следующее утро после "эвакуации", Стася продолжила свой рассказ.

- Я увидела предложение пойти на работу сиделкой в Вашу семью, когда была в церкви. На православном форуме многодетных мамочек видела и раньше другие объявления, но как-то не решалась. Моя мама, тоже лежачая больная, а я ухаживала за ней пять лет. Она умерла у меня на руках всего двадцать дней назад, но когда Ваша дочь написала на форуме своё предложение, меня как будто кто-то подтолкнул вперёд. Я позвонила Татьяне и она дала Ваш телефон.

Стася взяла с тарелки бутерброд с колбасой. Я сидел рядом с ней на кухне, слегка обалдевший от всех событий последних дней. За окном был солнечный и пока ещё не слишком холодный день двадцатых чисел декабря. Через открытую форточку слышался шелест крыльев и воркование голубей под крышей нашего дома.

Я вручил Стасе ключи от квартиры, оговорённую дневную зарплату и она решила рассказать мне свою непростую историю.

- Вы не поверите, через какие ужасы я прошла в молодости - сказала она, узнав, что я работаю над своей семейной хроникой. - И ведь это правильно - исповедоваться друг перед другом? - спросила она.

- Не знаю, - ответил я, - но свою тёмную историю тоже могу рассказать.

- У меня была благополучная родительская семья, - продолжила свой рассказ Стася. Пятеро детей. Отец - преподаватель живописи в вузе, а мама - закончила МГУ по кафедре искусствоведения на истфаке. В советское время это была самая элитная, кроме дипломатии, специальность. Эту кафедру закончила, например, дочь Юрия Гагарина, после чего её и назначили директором музеев Московского Кремля. Но, в подростковом возрасте искусство меня не интересовало, я была свободолюбивая; жила по законам двора и улицы. В тринадцать лет я ушла из дома.

Было всё. Подростковый секс, тусовки по квартирам и подвалам, песни под гитару, путешествия в другие города, водка и наркотики, вплоть до героина. Романтика и воздух свободы одним словом.

В семнадцать лет, вся такая, в фирменном прикиде с модной сумочкой, а в ней лежал дорогой маникюрный набор и французская косметика, я однажды зашла на вокзал. Симпатичные парни предложили угостить меня пивом. Очнулась я часа через три на кресле в зале ожидания.

Меня опоили клофелином и обобрали. Моей сумки не было. Я решила найти этих гадов и с ними разобраться. Я осталась жить на вокзале и "примкнула" к другой бригаде клофелинщиков, но тех первых найти никак не могла. Мы опаивали приезжающих в Москву лохов. Ребята подходили к ним и предлагали по приятельски выпить пива, а потом мы их обирали. Криминальное сообщество вокзалов - это целый мир. В подвальных помещениях можно не только переночевать, но и принять душ, постирать одежду.

Я познакомилась с одним двадцатилетним парнем - детдомовцем. Его "кинули" при получении жилья. Он остался бездомным, но не обозлился. Саша стал мне настоящим другом - относился ко мне как к сестрёнке. Он в подвале нашёл свободное помещение и оборудовал для себя тренажёрный зал, чтобы качаться. Он подрабатывал носильщиком, а в наших "клофелиновых делах" не участвовал.

Однажды какие-то фраера затащили меня на дачу. Они оказались садистами. Меня два дня насиловали и пытали, в том числе электрическим током, а потом швырнули в машину и избитую выбросили в грязную снеговую лужу возле вокзала. Вся мокрая и обдолбанная я побрела в подвал к Саше. Он снял с меня грязную порванную одежду, помыл в душе, смазал мои синяки какой-то мазью и уложил отсыпаться. Дня через три я немного пришла в себя. Потом он отвёл меня на рынок и купил новую одежду.

Однажды, мне попался особенно "жирный карась". У меня был знакомый таксист. И он предложил приехавшему из командировки бизнесмену девочку. Тот согласился. В машине я угостила его "фирменным" пивом. Когда он уснул, мы с водилой поехали на квартиру к этому мужику. Он жил один. Добыча была богатая! Ключи от сейфа нашлись в кармане "карася". Мы загрузились дорогим алкоголем, деньгами, золотыми украшениями, всякими ништяками и довольные вернулись на вокзал.

Такой жирной добычи у меня не было никогда! С этими деньгами можно было начать новую жизнь, о которой я сразу начала мечтать. Поделилась радостью со своей командой, мы устроили небольшой банкет, а потом, как и в первый день, я проснулась через несколько часов полностью ограбленной. Друзья меня кинули по чёрному! На последние деньги я купила литровую бутылку водки, пошла на второй этаж, села на пол посредине пустого зала, открыла бутылку и начала из неё хлестать. Потом я встала и ушла с вокзалов навсегда.

Дома меня уже перестали ждать. Мама начала болеть. Она была верующим православным человеком. Я с детства была знакома с одним священником, который в дальнейшим стал известным церковным деятелем. Я снова начала ходить в храм, исповедалась и начала ухаживать за мамой, болезнь которой быстро прогрессировала. Я проводила её. Последние дни она была в православном хосписе. Меня поразило - насколько внимательно там относились к больным. Это не было обычной больницей. Там было как-то всё по-домашнему уютно и красиво. Я почувствовала себя почти как дома. Я поняла, что могу помочь этим пожилым больным женщинам и осталась там работать помощницей, потом поступила на курсы медсестёр...

Стася допила чай. Мы стали обсуждать с ней, как лечить маму. Я пошёл в аптеку покупать подгузники, непромокаемые простыни, влажные салфетки и мешки для мусора. Она осталась готовить обед. Её "нуар" давно подошёл к концу.

Нуар выхаживания больной нам ещё предстояло почувствовать на себе, и тут будет всё: и вызовы неотложки по три раза в неделю, и капельницы, привязанные к швабре, и смена подгузников, и трудный подбор лекарств и еды, и клептофобия, и трудное освоение физических упражнений для лежачих больных, и инвалидная коляска с трудом входящая в лифт.

Постепенно мама перестала стесняться подгузников и сама научилась их надевать. Наладилось нормальное питание.

- Каждая твоя какашка - это как кусочек золота, это шаг к выздоровлению, убеждал её я.

Через два месяца мама начала ходить, опираясь на ходунки и, проявляя тактичность, давала мне, порой, очень неглупые советы по бытовым вопросам, а то с каким мастерством она чистила картошку к обеду, вызывало у нас неподдельное восхищение.

P.S.

Маленький денуар почти не видим на фоне глобальных сдвигов, но и капля росы чувствует ураган.

В декабре 2020 года активизировались неведомые миру переломные события. Земля выходила из периода галактической ночи. Началось уничтожение темных сил господствовавших на планете последние девятнадцать тысяч лет. Потоки космического излучения окутали "Жемчужину Вселенной", за миллионы лет не раз становившуюся полем боя внеземных цивилизаций. В полтора раза повысилась частота колебаний планетарного энергетического поля, начал меняться состав атмосферы, в биосферу происходил вброс новых эволюционных программ. Людей просто колбасило, не все были способны сразу адаптироваться к меняющимся условиям жизни, планетарный нуар оттеснялся в отводимую ему нишу.

- - -

Прочитав последний абзац, Стася возмутилась:

- Андрей Николаевич! Зачем Вы с Наташей народ эзотерикой пугаете? Вон в комментариях к рассказу уже намекают, что Вы его в пьяном виде писали!

- Ст-а-а-а-ся, - ответил я,- ведь нуарный рассказ должен завершаться раскрытием тайны. А уж что круче, чем раскрыть тайну сокровенную и глобальную? Я её от серьезных людей узнал.

Я же не виноват, что из Пещеры не собака Баскервилей, с намазанной фосфором мордой, выскочила, которую так удобно пристрелить, а вышел такой, ну, тридцатиметровый Дракон, с которым не знают что делать.

Я и сам под знаком Дракона родился и хорошо его понимаю: скучно в Пещере над златом чахнуть, хочется с интеллигентными людьми пообщаться, тем более, - что они писатели, да ещё и нуарпщики!

- Ну, не знаю! - фыркнула Стася, теребя свою косичку, - а всё таки это глупо: налево и направо трезвонить о тайном.

- А я и не трезвоню, - обиделся я, - просто так, почти незаметно, мимоходом намекаю, приуготовляю, можно сказать, чтоб не пугались, если с чем-то неожиданным столкнутся. Я ж и в заглавии написал, что мол вы особо не верьте, это всего лишь призрачные отблески, фантазии, выдумки. Сказки, одним словом...

Стася своими загадочными восточными глазами посмотрела на меня с укоризной.

- Сказки, сказки, - пробормотала она и пошла на кухню жарить грудку курицы. Скоро по квартире разнёсся чудесный аромат. Стася считала, что запах жаренного мяса создаёт в доме уют.