Чаще всего это происходит, когда я танцую, реже - когда рисую, ещё реже, когда пишу стихи.
Вот, Вы знаете, как стихи пишутся? Сначала ты получаешь откуда-то - да ниоткуда! - строчку, образ или просто ощущение. (А вон у Блока был лишь гул. Который ощущался всем телом Он даже подумал, что надвигается землетрясение.) А потом ты что-то выстраиваешь вокруг этого слова. Ну, или пытаешься. У гениев - получается:
'...Послушай, в посаде, куда ни одна
Нога не ступала, одни душегубы,
Твой вестник - осиновый лист, он безгубый,
Безгласен, как призрак, белей полотна!
Метался, стучался во все ворота,
Кругом озирался, смерчом с мостовой...
- Не тот это город, и полночь не та,
И ты заблудился, ее вестовой!
Но ты мне шепнул, вестовой, неспроста.
В посаде, куда ни один двуногий...
Я тоже какой-то... я сбился с дороги:
- Не тот это город, и полночь не та...'
Приблизительно так и у меня. Только не в стихах, а там. Может, там я гений?
Но когда пишу стихи - реже всего. Ведь что может быть реже первого раза? - он единственный на всю жизнь.
Ой, да разве вы знаете, как они 'пишутся'! Сидишь и... И просишь, ругаешься, клянчишь: дай! И ненавидишь себя, потому что прекрасно знаешь, какого это с другой стороны, как это - молчать, качать головой, как сладостно это только взглядом, да больше - даже не взглянув! - на 'Дай' сказать: 'Нет'.
Вот и сидишь над клавиатурой перед пустым монитором, с ручкой над белым листом бумаги, с тонкой палочкой над чистым песком у бесконечного моря за час до прилива. А на мониторе только бесчисленные оттенки синевы бесконечного моря, а из динамиков попытка релакса прибоя бесконечного моря, и волны одна за другой в несчётном перечислении, одна за другой, одна за другой накатываются на берег из бесконечного моря. И уже подступает прилив, и мелкие волны все ближе, все ближе
А потом рука поднимает белую палочку, палочка утыкается в песок и рисует... Чертит линию, крестик, другой... квадрат, квадрат, линия... крест. Что это? А она рядом опять чертит - крестик, крестик, линия, линия. Но этого же не может быть! А рядом ещё... Как человечек в шляпе, черта поменьше, черта побольше...
草薙剣
Нет! Это уж слишком! Потому что по последнему иероглифу я узнала все три: кусанаги-но цуруги.
- Ну, ты, мать, выпросила! - прозвучал в голове чужой голос. Мужской. Густой, сладкий - как джем из чёрной смородины. Баритон. Классический - им бы только с высокой сцены вытягивать: 'Кто может сравниться с Матильдой моей!'
- А ты кто ещё такой?!
Молчание. Тишина. Только почти беззвучный плеск очередной волны, которая вплотную подошла к моей неуклюжей надписи. Прилив.
Встала.
А это-то как?! Глаза, наконец, отвлеклись от моих граффити, и взгляд запнулся о собственное тело. Да и мозжечок от неожиданности запротестовал тоже - меня чуть повело. Пришлось переступить ногами, чтобы восстановить равновесие. Они, не запнувшись о кимоно, послушались. Хоть это-то... А я растерянно огладила грудь.
Э-э! Это раньше, когда всё умещалось во втором размере, о том можно было, не вдаваясь в несущественные подробности, говорить в единственном числе, а теперь... Ведь не меньше четвёртого.
Да и ноги... В кимоно их особо не позадираешь, но ведь и так видно - по метру наверняка каждая!
Так, а... Я задеревеневшей рукой высвободила из незнакомо-сложной причёски прядь и отпустила её... Нет!
- Чем сейчас-то недовольна? - прозвучал опять баритон. - Чисто спелая кукуруза!
- Ненавижу блондинок! - завизжала я.
- С чего?
- Они тупые!
- Как леди из 'Основного инстинкта', та, которую сыграла Шэрон Стоун?
- Они плюшевые!
- Как ваша Наталья Рогозина? Кувалда которая! Помнишь, ты смотрела её нокауты толстых негритянок?
- Они мямли!
- А я теннисисток-блондинок люблю! А тебе какая Мария больше нравится - Шарапова или Кириенко? Мне Шарапова - так стонать! Сет проследишь, как ролик порнухи просмотришь!
- Да кто ты такой?!
Молчание.
И тогда я побежала. От солёной воды, от прибоя, от песка, от яростной надписи - вверх, вверх, вверх! Выбралась. Оглянулась. Бесконечно-синее море осталось внизу метров на пятнадцать-двадцать - с советскую пятиэтажку всего-то, но полоска пляжа была уже неразличима, и приливные волны разбивались уже о камни, прикрывавшие мою тропку.
'Оглянулась'... Не всё так просто - волчья шея особо покрутить головой не позволяла. Но даже тут! Я не выдержала и взрыкнула: шерсть, где я её видела, была люто-белого цвета.
- Бланка! - проурчал баритон.
'Заткнись!' - выкрикнула бы я, но только волчий вой разнёсся над темнеющей в позднем закате долиной.
- Ка-айф!..
Загрызла б.
Тропа уводила от побережья в чащу, от голых серых камней в тёмно-зелёное переплетение стволов, ветвей лиан. Вот же дикое смешение - девий виноград, оплетающий сосны! А здесь белые медведи не дерутся, часом, с тиграми?
А ещё запахи! Хвоя, опавшая перепревшая листва, зелёная пробившаяся среди скал трава... А как пахла земля! Даже голые чёрные камни! А вон у того выпирающего булыжника недавно был... Некогда!
Но какой же это кайф, когда дыхание не сбивается, ноги не устают, а сердце своим биением только задаёт ритм: раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре! Так, должно быть, чувствуют себя те самые блондинки, выигрывая второй сет! Так чувствую себя я - танцуя! Когда музыка добавляет сил, добавляет чувств, ощущений, страсти - похоти! Когда каждое его прикосновение к чуть повлажневшей коже уже не воспринимаешь кожей, а тем, что под нею - мясом, кровью. Когда и сквозь полотно его одежды, сквозь преграду его кожи уже слышишь, уже почти видишь пульсацию его крови. Мужской, красной, горячей! Даже если она холоднее воды в проруби!
И он, запутывает тебя в паутину разноголосных мелодий, тянет тебя из света общего зала в сумрак неприметного коридора. Он, не разрывая объятия, не прерывая танца, захлопывает дверь туда, где осталось музыка, где клубились люди - пусть! Визгливые скрипки резко убавили в громкости, но власть танца ещё на несколько тактов осталась настолько довлеющей, что он смог затащить меня и за следующую дверь - в спальню, мужскую, в полумрак освещённой единственной свечой комнаты.
Сводчатый потолок, витражные окна, кровать под балдахином, на стенах оружие и звериные бошки - пегая медвежья, серая волчья (три штуки), а прямо над дверью - пёстрые росомахи (две)... И ещё картина... Да нет - полотно! - небось из 'школы' Рубенса кого-то поднапрягли - ох, и бабища... Неужели он дал заказ какому-то не до конца половозрелому пацану, и тот, обомлев от размера пустого холста и обилия халявной краски, расстарался? Со всеми подробностями. Чтобы своими телесами она перекрыла острое ощущение опасности, исходившее от хищников.
- Onna? - как простуженный ворон, каркнул один из них.
- Ii onna! - мерзко обнажил гнилые пеньки зубов второй.
Остальные терять время на слова не стали. Поднялись, двинулись ко мне.
- Говорят, что ты - баба. Сла-аденькая!... Слушай, как-нибудь перед зеркалом разденься, а?
- Заткнись!
Пятеро. Голоногие, голорукие, на троих - широкие соломенные шляпы, у пары - просто странно-уложенные, как-то непонятно перевязанные волосы. На всех - прикрывающие торс пластинчатые доспехи, настолько переплетённые грязной шнуровкой, что металла и не видно.
- Домару это называется, - снисходительно пробурчал баритон и, я почти увидела, как он презрительно скривился: - Ронины. А катаны-то хоть узнала?
Промолчала. Но какие необычные у них всех ножны. Деревянные, что ли?
Может быть, я с ними и задержалась бы, но 草薙剣 - кусанаги-но цуруги!
Я сняла с пояса кусаригаму и шагнула им навстречу.
- Ха-ха-ха! - зашлись ронины. Первые двое, из тех, что рванули ко мне, даже приостановились со смеху.
Да уж зрелище - высоченная на фоне этих недомерков - в праздничном кимоно чужеземка-блондинка с оружием, владеть которым научиться сложнее, чем любым другим. Но я умею. В моей кусари более двух метров.
Опять серия харкающих звуков.
- Оскорбляют, - равнодушно откомментировался голос. И первые двое опять бросились вперёд.
То есть имеем, эти два, за ними один, а там и ещё двое? Удобно. Вытащить мечи из ножен, они по-прежнему брезговали. Да всё равно, не помогло бы.
Бросок левой рукой, фундо врезается в лоб одному - падает, и широкая шляпа с него слетает
- о, так он ею плешь прикрывал! Но от моего фундо солома плохая защита - железный с острыми гранями шар - почти с килограмм, как-никак. За цепь - кусари - дёргаю обратно, одновременно раскручивая его по широкой дуге.
Другой из этой пары катану выдернуть успел и успел ею защититься от свистящей на скорости фундо, но кусари в несколько оборотов обвивается вокруг лезвия, сбивая оружие с позиции, мечника с ритма, и я на встречном движении оказываюсь сбоку от него, а он - уже практически безоружен. Удар серпом кама ему в шею, лезвие прорубает её почти насквозь. Освобождающий сталь рывок, и - оставляю позади булькающий красный фонтан. Резко дёрнуть левой рукой - катана вырывается из дёргающихся рук мертвеца, выкручивается из оборотов кусари и улетает в кусты вперед. А мне - к следующему.
Фундо кругами гудит у меня над головой. Ронин оценил мои восьмёрки и, пытаясь свалить меня, бросается мне в ноги. Смотрите-ка, у него и кинжал откуда-то взялся! Да, с кем бы ещё у него были бы шансы - на мне никакой брони нет, но я - быстрее. Намного. Уход. Удар кама под открытый затылок, и ему не успеть ни облапать меня, ни ткнуть куда-нибудь своим ножом. Он кулем рушится на землю.
Последние двое вскочили, выхватили клинки, но парной атаки у них не вышло: моя кусари переплела одному коленки, я свалила его, а другой оказался бессилен перед камой. А потом и первый - тоже.
Оглядела себя. Я была аккуратна - кимоно осталось безупречным. Оглянулась - кровь, кровь, кровь... С последнего она ещё толчками выплескивалась из раны.
- Слушай, глотни, а?..
Да! - согласилась я. И прокусила ему яремную вену. Я успела первой.
- О-о... - застонал мужчина.
Им нравится быть со мною, танцевать со мною, целоваться со мною, они любят овладевать мною... Но их смертельное наслаждение - умирать от меня. Умирать, чтобы давать мне сок, суть жизни - свою горячую кровь. А с хладной - так ещё и слаще.
Я не торопилась. В человеческом теле её более десяти пинт, мне хватит двух, а запах разлившейся красной руды - густой и пряный, он туманит голову, как добрый глоток медицинского спирта, как высокая музыка, как ледяная поэзия, как мои поцелуи - им. Особенно, когда он - не из них.
- О-о... - застонала я...
- Ваше высочество! - послышалось из-за дверей.
Что? Уже? Они уже его хватились? Я огляделась: палевые простыни, бледный - мертвенно белый мертвец, застывшая кровь... Застывшая? Уже свернулась? Я заснула, я спала?! И улыбнулась: всё-таки он был хорош... А уж его алая суть хороша нечеловечески!
- Ваше высочество!.. Ваше высочество!.. - продолжали шуметь в коридоре человеки, и кто-то из них решился: - Ломайте дверь!
Придётся вставать... Слизнула с губ затвердевшие капельки, раздавила зубами - ох, вкуснятинка! Но надо подниматься... Жаль, здесь негде ополоснуться. Тоже мне князь - при спальне нет умывальной комнаты! Да ладно, не будем к нему строги - вон, какие у него преданные слуги! Они что - даже таран сюда умудрились протащить?! Дверь сейчас рухнет.
Но как же лень торопиться! Подошла к высокому окну. Нет, это трогать не буду - красивый витраж такой, а вон то безобразие... Было б время и 'картину' изрезала бы! Ударила по стеклу ладонью, осколки брызнули вниз, некоторые проскользили по телу, рассекая кожу - больно, сладко.
На окне - решётка. Нет, князь, зачем тебе это-то надо было? Третий этаж донжона! Хотя... Зато теперь есть за что ухватиться. Поднялась на подоконник, потопталась по нему, по стёклам на нём, чтобы опять почувствовать, как больно, как сладко начинают кровоточить ступни, и когда дверь обрушилась, протиснулась сквозь стальные прутья и бросилась вниз...
Третий этаж донжона, я всё успела - бесшумные нетопырьи крылья подхватили меня ещё на уровне высокого первого этажа. Да мне же ведь некогда! У меня 草薙剣 - кусанаги-но цуруги. Земля осталась внизу, а мне на восток! на восток! на восток!
Я завертелась на месте, словно пытаясь поймать собственный хвост. Потому что, мне на юг.
Здесь была не ночь, здесь палило солнце. Но в моём вое было всё безумие тёмного светила! И сердце опять задало ритм ногам 'раз-два-три-четыре!', 'раз-два-три-четыре!'
- Спаси-и-ибо, - проурчал баритон и лениво, расслабленно, сыто добавил: - Но ты не успеваешь. Даже отсюда, а не то, чтоб из Хорватии. Битва уже в самом разгаре. А тебе - через всю Японию.
'Что?! Уже? Сволочи! Если уж не год - хотя б сутки дать могли?!'
- Из Хорватии ближе!
На класс нетопырей не действует инерция. Даже в воздухе я развернулась почти на месте, и опять -- к замку! Опять к третьему этажу, в то самое разбитое окно: рукокрылые ж мягонькие, их тельце разбить стекло не в состоянии!
Можно б было хоть немного пролететь по его коридорам, хоть они низкие и тесные, но мы вёрткие, только мне не давало покоя чудовищное полотно -- чтобы князю так изменил вкус?! Народу в спальне всё ещё оставалось много. Но...
И прямо с внутренней стороны решётки я бросилась на пол, на россыпь битого стекла. О, осколки невдалого витража были остры, как парадоксы Оскара Уальда! В кувырке - спиной, задницей, ногами - я прочувствовала с десяток из них! Больно, сладко! Поднялась. Уже совсем мёртвый князь перед своим небытием успел расплести мою причёску -- ему блондинки нравились, и сейчас волосы почти прикрывали мою наготу. Но, видно, не совсем. Люди замерли.
- Ruska vještica! - закричал кто-то.
- Ne! - отказалась я, раздвинула губы и позволила выдвинуться верхним клыкам. Какая ж из меня ведьма? Куда ведьмам до меня?!
- Srebro! - пронзительно заорал другой и ринулся в дверь, продолжая вопить: - Srebro! Srebro!
Нет, это не я - серебро, это, кажется, серебро - для меня. На меня. Хм... А ведь у этого князя могут найтись стрелы с серебряными наконечниками. Но вряд ли на видных местах. Пусть ищут. А оставшиеся... С их стальными алебардами, копьями, мечами... Они застыли. Я уставилась на одного из них и зашипела, высунув раздвоенный язык:
- Ш-ш-ш!
Он не выдержал и метнул в меня копьё. Есть! Перехватываю его, обратным сальто вместе с ним запрыгиваю на кровать, задергиваю за собою занавесь, а сама по кованным узорам каркаса взбираюсь наверх, поддёргиваю копьё, его наконечником рву ткань тряпичного потолка...
- А-а!.. - прорывает вояк, и они вслед за первым кидаются метать в расшитые шелка всё, что имели - все их копья, алебарды, мечи, кинжалы, ножи...
- Эй! - кричу я им с верхотуры и бросаюсь вниз, вдоль стены с этой Рубенсятиной, проткнув его наконечником копья. И он проехал сверху донизу, с лязгом стали по камню, с треском рвущейся ткани, с воплями охреневших мужиков!
Кайф!
Выломанная, упавшая на пол дверь только чуть дёрнулась под нагими ступнями - в коридор! Стража опомнилась и бросилась следом. Но валяющаяся дверь, опиравшаяся посередке на добротную бронзовую ручку, сыграла в крохотные качели, первый не устоял, в проход влетел на четвереньках, а там ещё и напоролся на брошенный таран... На него наткнулись следующие...
У меня появились добавочные секунды. А вот и то, что мне нужно - дверца, изукрашенная металлическими цветами. Дамская спальня? Да! Даже с внутренним засовом! Вот только соответственно - с дамским. Такой и пары ударов тарана не выдержит. Вон они уже бегут. Но мне хватит.
Сначала зеркало!
Пока я прыгала, кувыркалась, бежала, волосы - длинные, чуть волнистые и вдрызг блондинистые, выпростались у меня вперёд и двумя клубами лежали сейчас на плечах, укрывая почти до колен - ноги, бёдра, живот, грудь, шею, а пока шла к своему отражению, то, чуть пошевелив головой, я спрятала и лицо. Шла неспешно, и, когда подошла, первые преследователи ломанулись в дверь. Попервоначалу она их удержала.
А я, подойдя к высокому стеклу, закинула руки и от затылка, ко лбу, к шее начала раздвигать пряди, а уже у груди неспешно закинула волосы за плечи. И взглянула на себя. Там было на что посмотреть. Современность всё-таки приучила к некоторому минимализму, а та, что напротив... Раздолье и цветенье... Лизнула языком по верхней губе. Иллюзию с него я сняла, он больше не выглядел змеиным, был нормальным - женским, влажным.
- Ка-а-айф... - прохрипел баритон.
Ну, теперь пусть только попробует, гад, не поспособствовать!
- Ovan! Ovan! - раздалось за дверью. Им тащили таран.
Подошла к окошку. Откинула штору. Да, сориентировалась я правильно, как увидела и запомнила снаружи - здесь было простое стекло, а не причудливые витражи, правда, тоже с решётками, но это неважно. Внизу суетились люди. Увидев мой подсвеченный силуэт, вскинули луки. Уже? Они уже готовы встретить моего нетопыря? То есть князь ждал меня и, как мог, подготовился? Ну, не меня, про меня он не верил, но кого-то, как я?
А что он хотел? - зачем Семьям подобное паблисити? Мы - жители тени, а то, что он вытворял со своими крестьянами загремело на всю Европу...
Бум!
Первый удар тарана мой засовчик тоже выдержал. Больше оттягивать некуда!
Бум!
Треск дерева, визг стали, волна сквозняка в спину. И я взглянула на сияющий в небе полумесяц.
Такая малость в небесах,
А освещает всю природу.
Скажите, где еще найти
Такой светильник в тьме кромешной?
На вас он смотрит и молчит, -
Вот образ истинного друга!
Луна - моя хозяйка, но звёзды... Звёзды - мои любовницы!
Они... Сзади в уши ударил звук спущенной тетивы, но куда попала стрела, я не узнала. Наверное, она разнесла ещё одно окно. Сплошные убытки будут у его наследников! Но до звёзд из средневекового оружия не достать, да и стекло иллюминатора космической станции средневековому оружию ему бы и не пробить.
Они... Я оторвала взгляд от их яростного сияния. В космосе звёзды не мерцают, здесь они не отводят своего взгляда от ваших глаз! И их не затмевает месяц! Целая гроздь сверкала прямо рядом с ним! А где Земля? Вот. Огромная. Прекрасная. Космонавты говорили, что глядеть на неё можно вечно, но у меня нет здесь вечности! У меня кусанаги-но цуруги! А битва уже в самом разгаре.
Отвернулась. Огляделась. На подобных наблюдательных станциях никогда не бывает большого экипажа, и здесь никогда не заботятся об особой психологической его комфортности. Сюда попадают если не штрафники, то проштрафившиеся. Обойдутся! Металл, керамика и пластик. Как в замках средневековья, в которых камень, камень, а из украшений мёртвые головы. Это через столетья, когда замки сменятся дворцами, в них будет приятно жить... А удобно, уютно жить будут уже даже не аристократы, а буржуа.
Здесь же... Ладно, и не уютно, но удобно же быть должно?! А мне быть голой и грязной - не удобно! Не говоря уж о сквозняке, гуляющем по коридору - колыхание грудей сбивает с концентрации, да и даже при простой ходьбе - неудобно!
На полу требовательно замигал голубоватый штрих - меня уже куда-то требуют, но я оглядела стены и нашла еле заметный зелёный огонёк - камера. Подошла к ней обвела свое голое тело, ткнула на особо примечательные пятна крови на нём, и уставилась туда, где должен быть объектив. Подействовало - штрих подполз к ногам и изменил направление.
Он привёл меня в душ. Правда, времени, сволочи, дали только минуты три - убывающая желтая полоска была очень наглядной. Зато нужный шкафчик с одеждой подсветился почти сразу, и голография наглядно показала, как её надевать. По средневековым понятием это называлось бы кожаной броней, по нашим - лёгким скафандром, а для них... Неужели повседневной формой? Белья под неё астронавтам, видимо, не полагалось, но, кажется... я попрыгала... тронула кнопку плече, и грудь обтянуло ещё на чуточку плотнее, резко нагнулась, выпрямилась, взмахнула ногой, вчувствовалась... тут оно, кажется, и не требовалось.
Следующей на очереди оказалась оружейная - кто б сомневался! Мечи и бластеры - экзотическое сочетание, но им виднее... Ещё с десяток минут мне дали на полигон, где голографическая фигурка показала, как целиться, как нажимать на курок, что в результате происходит и что остаётся от цели. У меня результаты быстро начали получаться аналогичными.
Потом подвели к двери, на которой вспыхнуло пять красных огней, через секунду их стало четыре... три! два! один! И она - диафрагмой - разъехалась в стороны, а стоило мне войти, за моей спиной сомкнулась опять. Впереди была точно такая же. Тамбур, поняла я. И увидела пять огней, четыре, три два, один...
Следом за этой - коридор круто изгибался, и когда диафрагма сзади захлопнулась, я двинулась к повороту. Выглянула.
Да уж... Ну, а что ты ожидала с такой амуницией?! Да и всего-то - начать и кончить! Тем более, что с 'начать' - никаких проблем: те, что увидели меня, зарычали, завизжали, захрюкали, заверещали и двинулись на меня.
- Начать и кончить? Но знаешь ли ты гайкокудзинка, где начало того конца, которым оканчивается начало?
Это я начала понимать японский, или он заговорил со мной по-русски? Ему загорелось поиграть со мною в слова? Со мною?! Ответ всплыл мгновенно:
- В самой середине той середины, которая посредине самой середины!
Мелкий, старый, словно стёртый бесконечным временем, с тщедушной растительностью на щеках и подбородке...'Сэнсэй'. Ему бы ещё бамбуковый шест, чтобы лупить по тупым головам нерадивых учеников. Сам он - вне времён и пространств. А из вещественного - лишь парящий только что заваренным напитком чайничек да пустая чашка.
'Гайкокудзинка'? - ну, ты, старый хрыч, первый начал! Я, как бы в растерянности, обернулась. Что ж, убедилась. Сзади - пустота тоже. И презрительная улыбка на моё замешательство не стала прятаться в куцей бородёнке надменного старика. А я неловким жестом прикрыла, как чуть тронула кнопку на плече, ещё, ещё! Амуниция перестала ограничивать, сдавливать груди, снизу-то у них ограничение, поддержка осталась, но сверху появилось порожнее место, я пошла, и они свободой воспользовались. Ай, да космонавты! Предусмотрели и такую возможность?!
Я шла, а у старикана наливались и наливались желваки. Эй, не сдавливай так челюсти - побереги уцелевшие немощные зубки!
Подошла, опустилась на пол. Нет, не по-японски, а, раскинув колени, в вольное подобие позы лотоса. Улыбнулась, блеснув всеми своими зубами! Чуть поклонилась.
Он только скривился. Что ж, я потянулась к чайничку и налила в чашку чая. Всё как учили: медленными движениями, поддерживая его снизу другой рукой... Поставила. Подняла глаза. Старик дёрнулся. Но я успела первой! Подняла чашку и в три глотка выпила чай! Видели бы вы его физиономию!
- Чего тебе надо?! - прошипел он.
- Сякухати! - в ответ зашипела я.
Он протянул свои ручонки и прямо у моего лица хлопнул в ладоши.
Что ж, сам напросился! Отрытой ладонью бью ему по лицу. Хлопок получился звонким!
- Флейту!
Кажется, я ошарашила его ещё раз. Он неверяще поглядел на мою правую ладонь, потрогал щеку... Но я выполнила его условия, и плевать мне на их дзен! И он признал! Он отвёл руку и указал. Там, прислонённая к пустоте стояла флейта.
- С Вами приятно иметь дело, - улыбнулась я, поклонилась.
Казалось, сейчас у него переломится поясница! Но он поклонился тоже.
Длинный пустотелый бамбук с дырочками. Даже не совсем ровный. Что она делала здесь? Что делали с нею? Или - ею?
Я оглянулась. Пройденная мною насквозь рекреация была завалена мёртвыми... и не до конца ещё мёртвыми телами. У некоторых ещё подергивались обрубки конечностей, некоторые скулили, некоторые - пытались зализать рану. Кровь, кровь, кровь... Встречалась даже красная. Но в основном - зелёная слизь. Я выполнила квест. Они все умрут.
Мигающий голубым штрих согласился со мной - он повёл дальше, через ещё один тамбур в командный центр. Я вытерла меч, вложила его в ножны, заблокировала бластер, несколько раз тронула точку у плеча и двинулась следом.
- Ну, ты даёшь! Это было нечто! У нас рейнджеры и то - только в три пару, только с напарником прорывы зачищать соглашаются! А в одиночку!.. А за тем коридором, представляешь! - игровой зал. Уже год, как отрезан. Задолбался только книжки читать!
Он был вполне человекообразен и при этом - абсолютно чужд. Не землянин. Слишком крупен и кругл зрачок, слишком раздельны спиральки волос, слишком угловатая линия губ. А уж уши...
- Ты меня видел?
- Да вон, - он протянул руку, к экрану, но спохватился. - Сейчас переведу картинку.
На экране... Да нет, не как на экране, а как сквозь окно - было видно морское сражение.
- Стой! - не дала ему переключиться я. - Это залив Дан? Так?
- А я знаю? Местные сцепились. Да они уже четыре года друг друга месят. Я поглядываю время от времени. Забавно бывает.
- Плати!
- За что? За этот залив?!
- За игровой зал.
- А-а... Ну... А что ты хочешь?..
- Залив. Мне - туда. Уже срочно.
- Ну-у...
- Срочно!
И я вытащила бластер из блокировки и положила на стол.
- Убедительно, - сглотнул он. - Но всё отсюда оставишь здесь!
- Не отдам костюм и флейту.
- Это 'флейта', да? Она не наша, а вот костюм...
- Не отдам.
- Да и хрен с ним! Спишу, что твари в хранилище пробились и порвали. Только... ты ж местная, но не их. Так? - кивнул он в сторону экрана. У, какой сообразительный! - Значит... Про эффект бабочки слышала? Смотри, что-нибудь сделаешь, развилку учинишь - мне-то что, а тебе возвращаться будет некуда!
- У меня обратный вариант.
- Как это?
Я взглянула на экран. Там одна армия уже явно брала вверх. Время! Как мало уже времени!
- Может случиться, что возвращаться мне будет некуда, если не сделаю.
- Даже так? Дела-а... Слушай, управишься - заходи, а? Мне здесь ещё почти столетие куковать! Хоть поговорим толком! - он выдохнул и решился: - Сейчас тележку вызову.
- Какую ещё тележку?!
- Да не!.. - захохотал парнишка. - Вниз не на тележке. В спасательной капсуле! А вот в блок экстренной эвакуации - на тележке. Ты ж говоришь, тебе срочно? На ногах - четверть часа не меньше, а так - пара минут. Я - с тобой: координаты цели внести надо будет.
Уж не знаю, как они в этой капсуле спасаются, но вниз она меня доставила экстренно. Очень. Меня и стошнить не успело. Но когда из неё вывалилась, минут пять, чтоб прийти в себя, затратить пришлось.
С холма было видно море и десятки неуклюжих японских корабликов, втыкающихся друг в друга, улепётывающих друг от друга, засыпающих друг друга стрелами. И...
'...все самураи, уроженцы островов Сикоку и Кюсю, отвернулись от Тайра и перекинулись на сторону Минамо?то. Воины, ещё мгновенье назад, плечом к плечу сражавшиеся в едином строю, теперь обращали стрелы против прежнего господина, обнажали меч против прежнего повелителя. Тщетны были усилия Тайра выйти на берег - бурные волны преграждали им путь к спасению; напрасны попытки пристать к противоположному берегу - там уже поджидали наготове враги, дружно обратив против них свои боевые луки. По всему было видно, что сегодня приходит конец борьбе между Тайра и Минамото за владычество в государстве...'
Я на месте. Беда только в том, что из всей игры на музыкальных инструментах я могу взять только несколько аккордов на шестиструнной гитаре, а на флейтах здесь играют, если правильно помню, лишь монахи какого-то храма, чуть ли не одного-единственного на всю Японию. Которым у поля битвы делать нечего. Что ж... Ох, кажется, это выражение сегодня я уже употребляла...
Упокоиться! Обойти дерево... Бук, кажется... Толстый высокий раскидистый... Чтоб за его стволом не было видно море с воюющими на нём людишками, а были слышны только бесконечные шорохи листьев. И только чуть-чуть - выдохи флейты. Закрыть глаза и завершить обход.
Меня схватили за плечо и что-то крикнули. Подняла веки. Я стояла на краю тротуара в полушаге от мостовой, по которой катил бесконечный поток японских машин. А в плечо мне вцепилась девушка, которая в другой руке держала флейту. И она мне что-то сердито втолковывала тонким-тонким, нежным-нежным голоском.
Но как же мне некогда! Ведь там...
'...Госпожа Ниидоно давно уже в душе приняла решение. Переодевшись в тёмные траурные одежды и высоко подобрав край хакама из крученого шёлка, она зажала под мышкой ларец со священной яшмой, опоясалась священным мечом, взяла на руки малолетнего императора Антоку и сказала:
- Я всего лишь женщина, но в руки врагам не дамся! И не разлучусь с государем!
- Куда ты ведешь меня? - удивлённо спросил он, и Ниидоно, утерев слезы, отвечала юному государю:
- Я отведу вас в прекрасный край, что зовётся Чистой землей, обителью райской, где вечно царит великая радость!
Государь, в переливчато-зеленой одежде, с разделёнными на прямой ряд, завязанными на ушах волосами, обливаясь слезами, сложил вместе прелестные маленькие ладони, поклонился сперва восходу, простился с храмом богини в Исэ, потом, обратившись к закату, прочел молитву, и тогда Ниидоно, стараясь его утешить, сказала:
- Там, на дне, под волнами, мы найдем другую столицу! - и вместе с государем погрузилась в морскую пучину.'
Яшму и зеркало потом со дна достанут, а священный меч, кусанаги-но цуруги - нет.
Время, время! - а эта девчонка всё чего-то лопочет!.. Но тут она зацепилась глазами за мою сякухати. И замолкла.
- Do you want it? - ну, на этом-то уровне английский знают все - хочешь?
Она сомнамбулически кивнула. Тогда сыграешь!
- Play me this one!
Она опять кивнула и потянула руку. Да не здесь же!
- Not here. Come with me! Five steps. OK?
Она вздохнула, похлопала ресничками, посмотрела на флейту и ещё раз кивнула.
Так, а она мне не помешает перейти? Пристукнуть бы её, чтоб сознание потеряла, да... Ну, хоть пусть глаза хоть прикроет!
- Close your eyes!
Она кивнула в четвёртый раз и зажала веки. И я отвела её на ту сторону. Потом сунула сякухати ей в руку и попросила не пугаться:
- Please, don't be afraid!
Она открыла глаза, и я довершила с нею оборот вокруг дерева туда, откуда теперь было видно сражение.
Железная девочка! Если б меня кто-то под предлогом приватного танца вывел на берег Калки, когда татары там резали наших, я бы... А она только кулачком прикрыла рот.
- Get in there! - указала ей на берег и потащила её вниз.
К счастью, крохотный пляжик имелся, и море обрывалось в глубину не сразу. Я начала раздеваться. Благо, с этим полускафандром оно не сложно.
- I'll be dancing, - сказала я ей. - You'll be playing. OK? - её глаза становились всё шире и шире, но она в очередной раз кивнула. Значит, то, что будет играть под мой танец поняла. И я добавила: давай про море: - Something about the sea.
Она в ответ что-то прочирикала.
- Что?
- 'Flute in the misty sea', - раздельно чуть ли не по слогам произнесла японка: флейта в туманном море. Расстелила мой комбинезон, села на него - по-японски на колени, почти упёрла глухой конец флейты в землю и взглянула на меня.
- Начинай! - кивнула я ей и побрела в воду.
Успела перехватить её несколько скептический взгляд. Начинай-начинай! Мне надо хоть несколько нот прослушать, несколько тактов, хоть настроение подхватить.
И она начала. Ноты? Ха! В XXIII веке японцы нот не знали. Но настроение я поймала. Практически, пособие по медитации. Ну, так и танец таким может стать тоже.
И вздохи моря, выдохи флейты почти заглушили грязные отголоски не такой уж и далёкой битвы. Остались только плески моря да отблески заходящего солнца от прозрачной воды.
И вдруг музыка всхлипнула и оборвалась. Я взглянула на японку - она глядела мне за спину. Неужели получилось? Обернулась.
Он. Наверное. Дракон с оленьими рогами, любитель земных женщин, покровитель Японии - это он своей приливной волной потопил флот монгол. Вот и в битве при Данноура были два внезапных морских течения, которые сначала помогли одним, а потом их же погубили. После чего императоры на много веков потеряют реальную власть.
Он. Потому что у него в обычае обращаться в прекрасного юношу. И юноша шёл ко мне. И что-то пророкотал.
Я оглянулась на японку.
- He asks what do you want, - пискнула та.
'...Люди, сведущие в таких делах, в один голос твердили:
- Великая Аматэрасу Озаряющая Небо богиня, дала в древности клятву охранять сто поколений императорского семейства, и клятва ее по-прежнему неизменна! Не прервался ещё род государев, не упало еще солнце на землю! Хоть дела в нашем мире идут так скверно, что и впрямь кажется иной раз, будто недалёк уже конец света, все-таки не похоже покамест, чтобы счастье измени-ло императорскому дому!
...Был тут некий чародей, ведавший науку Инь-Ян. Обратившись к гаданию, он сказал:
Змей-дракон, коего в древние времена рассек на куски бог Сусаноо в верховьях речки Хи, в краю Идзумо, очень сокрушался о потере священного меча. Вспомните, недаром бог-дракон принял облик змея о восьми головах и восьми хвостах... Вот и ныне, в соответствии с сим магическим числом, воплотился он в восьмилетнего государя, вступившего на престол после восьмидесяти земных императоров, и вернул себе заветный меч, вместе с ним погрузившись на дно морское!
Да, отныне стал сей меч достоянием бога-дракона в бездонных морских глубинах, и, пожалуй, в мир людей он больше никогда не вернётся'.
Но в 1945 году, отрекаясь от трона после поражения страны во Второй мировой войне, император Хирохито призвал служителей святилища Ацуты во что бы то ни стало хранить кусанаги-но цуруги, ибо, пока этот меч находится в храме, душа Японии остаётся живой. Меч должен быть!
- Кусанаги-но цуруги, - наконец-то смогла выговорить я.
Он потом говорил почти минуту, но у девочки с английским, кажется, было почти как у меня. И она всё перевела одним словом:
- Why?
Действительно, зачем мне, чужеземке, их святой меч?! И я ответила ему. По-русски:
- Чтобы была она, - и качнула головой назад.
А быстро соображает этот змей. Прекрасный юноша прямо спиной бросился в воду. Мы прождали его минут пятнадцать. За это время девочка только спросила меня, не со звёзд ли я. Нет, из России. Оттуда, со звёзд, только одежда. А можно примерить?! Вот четверть часа и пролетели.
Кусанаги-но цуруги нам вытащила черепаха. Я отправила девчонку домой, а меч у меня, в моей квартире, хранился почти год.
Пока однажды во время танца...
Что? Вы ещё не поняли? Тот долбанный мир - веер! И я - таракан, который ползает по его пластинам. А какая-то уродина в это время им балуется - то сомкнёт, то расправит, то сомкнёт, то...
Ну, может, не уродина. И даже не урод. Может, я даже знаю его голос. Густой, сладкий - как джем из чёрной смородины.
А я... Ну, ладно, не таракан - моль. Бледная. Ненавижу бабочек.
P.S. Сдуру научила того парня с наблюдательной станции игре Сёги. Ни одной партии у него не могу выиграть! Ни одной!
*
*
В рассказе использованы стихи Б.Пастернака, Юн Сондо (в переводе Анны Ахматовой) и отрывки из 'Повесть о доме Тайра' монаха Юкинага.
Кто хочет послушать, что выманило дракона ('Flute in the misty sea',), например вот здесь:
https://www.youtube.com/watch?v=SZ8glkdi4UQ&list=OLAK5uy_nyMuVOTY77__C2sUAyN28vE2WdLEkuwv0
![[]](/img/n/noir2021/veer/kusarigama.png)
![Сякухати [из интернета]](/img/n/noir2021/veer/sjakuhati.png)