Багровый сгусток, долгую секунду летевший по дуге, шлёпнулся на ботинок. Только тогда стало ясно, что назвать Вету живой ни у кого больше не повернётся язык. "Чем он её, - ошеломлённо соображал Кир, - каким зазубренным предметом?" Пол, стена, змеевик, раковина - всё было забрызгано кровью, как в идиотском сплэттере. От стеклянного глаза Веты, обращённого в сторону двери, до сих пор текла по щеке тушь, мокрые даже на вид волосы оставляли на кафеле мазки и пятна, когда Радик, забывая вдруг о процессе раздвигания рёбер подруги, встряхивал её, словно с намерением узнать, чем подруга наполнена, синтепоном или кокосовой стружкой.
Кирилл медленно отступил обратно, медленно повернул ручку - дверь встала на место мягко, без щелчка. Там, за ней, некоторое время продолжало шмякать, потом зазвенело (наверное, стакан со щётками выпал из шкафа). Кирилл попятился коридором, в гостиной наткнулся на перевёрнутый диван, под ногой хрустнул пластиковый предмет, из него с шипением выползла жидкость. Кирилл прошёл сквозь бардак и тела, не дожидаясь, когда озверевший Радик поскачет следом с пилой наперевес. Хотя здесь, похоже, не одних только Радиковых рук дело, - Кир поскользнулся на содержимом чьего-то желудка, воняющем стухшим неделю назад оливье, - похоже, здесь оргия сменилась взаимоистреблением. Нормальное такое пати, ничего не скажешь. На ходу зачерпнув снега у крыльца, он обмахнул им штанину; капля крови, впитавшаяся в замшу, невинно подмигнула. "Вета, - вспомнил, сканируя окна на предмет преследователя, - на плечах то ли веснушки, то ли родинки, от ловкого языка ментоловое послевкусие". Но это давно, несерьёзно, терапевтический секс без обязательств, притворство раскаяния под жидкий кофе. Чем Вета могла Радика достать? Тёплая, в меру насмешливая, да ещё с растяжкой балерины. Кир ехал через скрюченный ельник, всматриваясь в темноту, коттедж позади настойчиво мигал гирляндами, пока ветки не заштриховали его наискось.
Незадолго до выезда к трассе Кирилла ослепил дальний свет. Гул трэпа, томные взвизги, возбуждённый гогот - два битых олимпийца с открытыми окнами были утрамбованы под завязку. Куча народа, высыпавшись из них в чащу, огласила её свистом и воплями, басы запрыгали по сугробам, девчонки запрыгали в поисках кустов, но увязли почти сразу, забив в итоге на скромность. Кир тем временем, пробираясь через толпу, работал без микрофона:
- Разворачивай давай компанию!
До Аграя, видимо, не дошло:
- Опять? А я ведь почти поверил в твоё везение...
- Связи одна палка, - перебил Кирилл, - дозвониться не могу. У тебя ловит?
Аграй качнул головой.
- Коттедж, полный мертвецов, не хочешь? - мельком оглядывая гостей, которых Аграй встречал в условленном месте и вёз дальше, поинтересовался Кир. - Они, похоже, по пьянке друг друга или как в "Горизонте событий", я без версий. Заваливаюсь, а там жмурьё по комнатам и Радик в санузле Ветку добивает, - объяснив суть дела, Кирилл почувствовал наконец стук собственных зубов.
- Ясно.
- Ясно?
Аграй втянул воздух, похоже, готовя долгую сентенцию. Заговорить, однако, ему не дали: безбашенный люд подхватил его и, улюлюкая, потащил прочь. Оглохнув от долбёжки, щурясь от перепадов освещения, Кир поначалу списал увиденное далее на собственный стресс, но сделав пару шагов в сторону человеческих спин, конечностей, шей, склеившихся над Аграем в подобие шалаша, буйно раскачиваемого ритуальными движениями, перестал не просто понимать - перестал дышать. Фейерверком взлетали и плавно приземлялись обрывки одежды: вот кусок джинсы, например (цепь на кармане всё ещё болтается, пусть и утратила половину звеньев), вот логотип с Аграевой футболки. А вот рука Аграя несётся по эффектной параболе, задевает орешник, падает на расстоянии. Кир от подобного театра даже в машину залезть не может, Кир становится ледяной скульптурой вроде тех дедов морозов, которые пропускают огни сквозь опалесцирующие тела. "Пропускают огни, - цепляется за отблеск предложения Кир, мысли гаснут в эмбриональной фазе, - пропускают огни", - он с далёкой орбиты, из черноты космоса наблюдает за парнем, трясущим перед его лицом банкой с пивом; пена льётся на пальцы, смешанная с краской (с краской же, да?). Потом частями мгновенного снимка проявляется Аграй, усталый Франкенштейн в костюме Адама, поднимает Кира, отмахиваясь от помощи и оваций.
- Мутная история, - говорит уже в салоне. - У тебя курить есть?
Кирилл на автомате шарит в бардачке, в залежах бесполезной ерунды.
- Жалко, - Аграй потирает свежие шрамы на месте разрывов. - Попросил бы, как на месте будешь, до хутора отправить (я иногда у них всякие штуки на бухло меняю), но не с кем. Ладно, зато кроссовки целые, - подаёт признаки юмора.
- И часто так?
- Бывает.
- Зачем?
- Ну, надо им куда-то девать эмоции.
- Радость.
- Ага.
- А тебе тоже надо, или у вас иерархия, разделение обязанностей?
"Следующий момент, - отчитывает оранжерейный трус, - свалится камнем на плюсну", Кир не допускает молчания.
- Считаешь, я радуюсь сильно? Чего мне действительно надо, так это новую куртку с кого-нибудь снять, вон с того перца хотя бы. Ухо ведь откусил, Ван Гог Малевича.
- Он в Дэшке картины продавал - триггернуло, видать, - усмехается Кирилл.
- Да тут у каждого анамнез, если разбираться, только тяночки мимо. Нет бы мистресс загульная нарисовалась, чтобы в коже с пряжками, - потешается Аграй без особого энтузиазма. - А чего имеем? Очередную порцию селёдки малосольной. Через неделю сочувствие в них искать начну, качества от природы, влияние добрых тётушек, - Аграй ожидает от собеседника реплики, но собеседник подавлен и реплик не подаёт. - На самом деле ни до кого уже не достучишься, Кирюх, ты в наше королевство лучше не суйся.
- Вэ присоединились к празднику, - Кир поднимает глаза, небо над лесом чернильно и девственно: до городов многие километры.
- Некоторое доказательство человеческой солидарности, - комментирует Аграй.
2.
До десяти Кир спал, но беспокойно, то и дело вскидываясь; из обрывков иной реальности, где он искал прибежища, некто маслянистолицый (в сотню идентичных глянцевых физиономий) плёл невод, зашвыривал его в пучину лесов, вылавливал из них мечущихся людей, люди были скользкими, как рыбёшки, и кричали почему-то беззвучно; пришлось просыпаться.
Плотная облачность совсем не пропускала солнце, даже его ореол постепенно истаял. Между атмосферой и полями чертили границу рыжие посадки. Ни автобусов, ни фур, ни полоумного байкера какого, по радио сплошь песнопения. Мелькнула, правда, новость об очередных соседях, разделивших Празднование с городами-образчиками, о народных гуляньях по этому поводу, о чёткой, непрерывной и вдохновляющей светимости щитов (но ни слова о том, куда обращаться со сломанной ногой или где хранить продукты, если нет электричества). По горизонту впереди уже расползалось медное марево, с каждым километром оно ширилось, захватывая площади, наливаясь токсичностью. Кирилл обратил внимание, что на востоке тоже полыхает; Вэ держались долго, но и на них в итоге снизошло благословение.
Со стороны материка щит довольно тонок: на отстройку практически не тратили энергии, ибо демонстрировать его великолепие здесь было некому; глухие сёла и отдалённые хутора не участвовали в проекте, чем Кирилл и собирался воспользоваться позднее. А пока он беспрепятственно въехал в пределы города, зернистая стенка из лёгких частиц слегка дрогнула, пропуская его.
Пункт охраны стоял пустой и заброшенный, окраины приветствовали ворохом мусора и глумливой двуслойностью: в переулках темнота, над переулками свет, между ними лишь странный, синтетический контраст, от которого режет глаза и в котором перемещаются ломаные силуэты. С приближением к центру стали появляться огонь и украшения: пернатым дождём, золотой фольгой - чем только не хвастались фасады, чем только не блистали окна. Кострища швырялись искрами, публика гудела. Кириллу стоило немалого труда втиснуться у баррикады вокруг полицейского участка, впрочем, он уже понимал: старания напрасны. Шуганый парень выглянул из дыры, пробитой чёрт знает чем на уровне второго этажа.
- Все на поддержании, - оповестил. - Туда и наших, и коммунальщиков согнали, и пожарных, - парень не был безоружен; Кир невольно дёрнулся, когда ему стволом указали направление от. - Не ставь тут бричку свою, раздолбают, - пояснил парень, - вон лезут уже с Музейной, оно тебе надо?
Кирилл оглянулся: тени действительно маячили за урнами. Парень сделал предупредительный выстрел, тени шарахнулись кто куда, но не слишком далеко. Кирилл снова сел за руль. Он не сознавал добром, зачем тащится по забитым обломками и магазинными тележками мостовым Старого города (Дэ возник на месте прежнего поселения, потому обладал "исторической застройкой", каковой его обитатели по праву гордились). Ещё год назад Кир гулял здесь с Тёмкой, они созерцали сегменты кварталов с высоты птичьего полёта, то есть с колеса обозрения, представляя, как по ним, то есть по кварталам, вышагивают тераподы, лишённые в этих фантазиях способности разрушать. В Старом имелось также несколько годных пабов, где они с Аграем зависали в конце рабочей недели, в Старом был пруд около Дозорной башни, где Кир впервые увидел Нэли, сосредоточенно закармливающую уток хлебцами.
И Кир снова увидел её, на сей раз в сопровождении расхлябанных женщин, перекрикивающихся через водную гладь, засеянную бумажками, с потенциальными кавалерами разной степени воспламенения. Кто-то уже бросался в пруд, чтобы плыть навстречу чувствам. У некоторых женщин на руках неистово орали дети, но данный факт ничуть не смущал их игривых мамаш.
- Нэли? - окликнул Кир.
Пёстрый дутик на спичинах ног, который он выхватил бы и в мозаике мегаполиса, повернулся вокруг оси. Нэли метнула взгляд-фрисби из-под зелёной чёлки; Кирилл всерьёз испугался, что не опознан, однако Нэли безошибочно взяла курс на его персону. За собой она тащила перемазанного сажей и кетчупом Тёмку. Кирилл перехватил его, не дожидаясь столкновения:
- Ты как?
Тёмка трясся всем телом, шапка съехала набок, вокруг шеи вместо шарфа была обмотана проволока с кусками компакт-дисков, их мерцание мельтешило по обветренному лицу. "Мразота сектантская, мало на лбы себе эти солнца лепят", - на нервах Кирилла стукнуло флэшбэком, где супруга иронично тычет в экран планшета: "Ой ладно, сезонная пугалка от предсказателей Судного дня".
- Привет, - лезла тем временем видоизменённая Нэли; Кир не желал вбирать ту палитру действий, о совершении которых говорило состояние жены. - Наш бар-импровизация приглашает любых желающих и не очень, блудных уклонистов в том числе. Эй, - Нэли заметно вело, взор её блуждал, словно пытаясь отыскать некую точку, где наблюдаемое перестанет кружиться, - слабо хотя бы со мной веселье разделить, раз коллектив в целом тебя не устраивает? Давай отметим, - Нэли потянула его, сама, похоже, не понимая, куда и зачем, - ты же слышал, теперь сияние видно из открытого моря, оно устрашает врагов и озаряет путь п-па, - запнулась, разыскивая слово в лексиконе, что сжимался с фантастической скоростью, - паромам, - откопала всё-таки.
- Паромы не ходят, - напомнил Кирилл.
- Не суть. Это из-за Вэ наш свет абсолютно ослепителен, из-за Вэ, мы там... - Нэли мотнула головой, прогоняя воспоминание, коему не нашлось места в скопище абстрактных истин. - Вэ и Дэ - братья навеки, да воссияем!
- Да воссияем! - подхватил хор голосов от пруда.
- Тебе в больницу надо, - Кирилл взял Нэли за руку, рука оказалась липкой и горячей.
- Врачи на поддержании, - сообщила жена громким шёпотом. - Самое важное сейчас персонал щита, его здоровье, понятно?
- Частная за автобусным парком работает ещё, - соврал Кирилл.
- Да воссияем, - повторила Нэли, освобождая руку и засовывая её в карман.
- Тёмку забираю тогда.
- Как хочешь, - пёстрый шар куртки укатился туда, где в первозданную глину, в бессмысленную грязь превращалась сцена их знакомства, мелкая рябь на воде, благородная меланхолия небес.
3.
Тёмкин схрон находился в здании типографии, выходившем окнами во двор. Это он правильно сообразил: людей на грани бумажная продукция должна интересовать в последнюю очередь.
- Да их и еда-то не особо интересует, - пожал плечами Тёмка, - таблетки тоже. Мы много набрали, когда...
"Когда Нэли была в состоянии", - вывел Кир с кристальным спокойствием. Покопался в куче блистеров, выкинул парочку, остальное сложил в пакет. Тёмка, шмыгая носом, делал вид, будто изучает названия с консервных банок.
- От горошка живот вздувается, - сообщил мимоходом, - давай его не возьмём?
- Тут без горошка лет на двадцать хватит. И никто отнять не пытался?
- Нет, все наоборот делятся. Они такие, ну, приятели: найдут что-нибудь и к костру тащат, и любого зовут с собой, кого по дороге встретят. Как на Новый год, только страшно.
- А эту штуку зачем на тебя надели?
Артём покрутил последний осколок, оставшийся от жертвенного украшения; выбросить отказался, Кирилл не настаивал.
- Она смеялась над ними сначала, - Тёмка указал на ящик с яблоками, мол тебе нести, - снимите с детей вериги свои, - без интонации продолжал инсценировать, плетясь следом с коробкой поменьше, - вы же совсем в миоцен такими темпами скатитесь. Потом ей стало плохо, мы прятались здесь недалеко, она голову платком обвязывала, просила меня задачки читать из учебника, спрашивать про бэкграунды и кропы, я ей отвечал, что мы их ещё не проходили, потом нашёл книжки, читал оттуда, она повторяла. Тяжело под светом целые сутки, - пожаловался, - думать больно, бамкает и звенит постоянно. Вот, похоже, зачем все кричат: им, наверное, хочется бамкание заглушить, - Тёмка остановился на секунду, потрогал порезы от проволоки. - А насчёт ошейника ей калеки посоветовали.
- Коллеги?
- Угу, чтобы я не убежал.
- А ты, получается, убежать хотел?
- Убегал разок, хотел тебя найти; она предупреждала, если с ней похожее случится, тебя искать. Но за город выбраться не получилось: мост заблокировали в честь Праздника, народа толпа.
- Похожее?
- Они там, - Тёмка замялся, - ты, скорее всего, видел, пока в центр ехал, - о да, Кирилл с удовольствием бы развидел. - Правда, многие дети не понимали, зачем надо хороводом ходить и петь про величие щита, про то, что за морем все скоро умрут, у них ведь щитов нету. Странно, прошлым летом, когда мы на острова плавали, никто вроде не умирал. Пацаны из старших классов смогли удрать. Потом я их видел, когда к мосту шёл, они просто стояли, вверх смотрели, и ни один не откликался. Мне стало интересно, тогда я тоже посмотрел - затошнило. Вспомнил, что ты не велел, и перестал, нашёл маме фломастеры, она их поломала. Классные, двусторонние были, зря только нёс. Я надеялся, будет ругаться или бить, а она нацепила проволоку и отправила к остальным. Пришлось петь. Некоторым теперь даже нравится, постоянно про свет разговоры: какой он полезный, что он вообще как бог. Этот бог разрешает брать вещи бесплатно, гадить на лестницах, не спорить, не работать, в школу не ходить. Скоро мир обратится светом, - саркастически подвёл итог Тёмка, явно цитируя некоего пророка из ближайшего окружения, - прилетят НЛО, заметят щиты, решат, что люди на большой земле очень развитые. Хотя знаешь, лучше б они антибомбу с темнотой сбросили, я темноты не боюсь больше.
- Ладно, - Кирилл захлопнул багажник, - сейчас мамку выманим как-нибудь из массы, скрутим силком и исчезнем отсюда по-быстрому.
- Не хочешь ты понимать, - прорвало Тёмку, - свет изнутри выжигает, и её выжег, нет больше никакой "мамки"! Иногда забудется, гладит меня, но я же знаю: остатки рефлекса, настоящую её сломало, она сама в себе потерялась. Спрашиваешь, зачем нас на поводках водят. Затем, что от внешнего щита распоряжение прибыло: готовить новую смену. А представь, мы разбежимся, кто в таком случае сменщиками пойдёт, маленькие феи?
Перед мысленным взглядом Кира проплыли объявления о начале возведения первого щита, броские и наступательные, с оглашением окладов и премий, с возможностями карьерного роста, с бонусами в виде поездок в соседние города исключительно по желанию, не по распределению. Добровольцев, молодых и перспективных, провожали словно на стройку века, с цветами, флажками, надеждой. Вот только не вернулись добровольцы ни через месяц, ни через три, а тем временем город отправлял к щиту выпускников свежеиспечённого колледжа, готовящего специалистов в сжатые сроки, партию за партией. Общественность, забеспокоившись, вопросила, где специалисты помещаются, достаточно ли комфортны условия быта, на что городские билборды разразились описанием локального рая; персонал щита, оказалось, вовсе не трудится сверхурочно, обитает в просторных апартаментах, получает абонементы в бассейны, библиотеки, кинотеатры. Под мешаниной тревоги и веры новости приобретали вид мифов. Меж тем на фоне отключалось электричество, закрывались фирмы, но Дэ праздновал, праздновал, праздновал. Праздновать следовало активно и ясно, каждый двор принимал участие в украшении улиц; каждый житель обязан был зарегистрироваться минимум в двух отрядах, чтобы с одним шествовать утром, с другим - вечером. В махровом цвете суматохи Аграй, вышвырнутый с должности, открыл свой бизнес, и Кирилл скрепя сердце присоединился к сомнительному мероприятию: в коттедж за городом, унаследованный Аграем от деда, они возили декадентов, раздолбаев и прочих потерянных, заливающих вынужденную радость всем, что горит, да и сами не в сторонке стояли. После пары недель отсутствия дома отношения Кирилла с Нэли, без того державшиеся на честном слове, стали трещать по швам. Перманентно страдая приступами ужаса, Кирилл тем не менее заметил, как шаг за шагом Нэли, противница массовок и жертв, начинает прогибаться под магию Праздника. Демонстративно уволившись, она быстро помрачнела, не зная, куда девать невостребованный творческий потенциал. Проклиная судьбу, Нэли выползала из подъезда по ночам (в полыхании порвавшим с природой), рисовала на стенах дикие вещи. Но день ото дня смысл её граффити, стачивая гнев о повальное равнодушие, менялся, пока однажды Кир не распознал символику щита: вогнутый солнечный диск, распростёртый над квадратами спальников, лучами-ходулями упиравшийся в землю. После триумфа, на который слетелись соседи и друзья, реабилитированная единица общества изъявила желание вернуться в офис, но офисы теперь тоже простаивали обесточенными. Погасли ТЦ, замерли эскалаторы, слабо функционировали лишь травмпункты и аптеки, но лютый циник Аграй сомневался в их будущем. Под шумок Кирилл пытался увезти сына, однако члены отряда, где он числился в качестве дневного атома, прознали о крамольных планах. Из апатии Кира вытащил, по обыкновению, Аграй: "Воздух за ширмой - дерьмо полное, в почве шайтан знает чего закопано, но здесь-то смысл высиживать?"
- Они видели лица, - забубнил Тёмка, - те пацаны рядом с мостом, они видели лица. Изредка я тоже их вижу, кривые, огромные, одно из другого лезет. Просят оставить их в покое, - продолжал сын, корябая этикетку от кальмаров в масле, - прекратить издеваться. Неужели их мучают? Неужели людей можно закрутить в патрон, как лампочку, чтобы они горели?
- Не знаю.
- Для чего щиты вообще понаставили? До них ведь и циклоны к нам приносило с моря, и птицы летали туда-сюда. Разве без щитов мы действительно погибнем? Ты ведь рассказывал, на неразмеченных участках тоже живут.
Кир плохо помнил период лет с десяти до двенадцати: ботинки не по размеру, снятые с того, кому больше некуда торопиться, гремучие конечности тех, кто подгоняет и кашляет, молчаливый младенец (сестра или брат, он не ручается), которого приходилось тащить на себе, ибо родня всегда была навьючена по уши, и которого он всё-таки не донёс. Вереницы шагающих в неизвестность по сохлым мхам, по чёрной траве в поисках сохранившихся поселений. Легенды на ветер, мечты в труху, сказочки про пайки и дома, "далеко за морем существа диковинные", а над головами безразличное полотнище неба или дряблые конусы пожираемых лишайником ёлок.
Тусовка от пруда переместилась в недра мелких переулков, Кириллу навстречу летели обёртки, жестянки, эхо удаляющегося табора, рассеянное веером направлений. Тёмка с битой под мышкой помахал выразительно: не задерживайся.
- Система ценностей, - произнёс Кирилл, ощущая словосочетание оскоминой на языке, - мир праху твоему.
4.
Хуторяне, о которых упоминал Аграй, на постой к себе не пустили, предоставили предбанник, и то на одну ночь, и то после долгих переговоров, унылых торгов. Продуктами размеченных земель они брезговали, в деньгах не нуждались, одежду считали непрактичной. Кое-как удалось заинтересовать их набором пластиковых кейсов, парой складных шезлонгов, рулоном полиэтиленовой плёнки и, разумеется, выпивкой. Вообще-то Кир был уверен, что хуторяне прекрасно его помнят, но стоило принимать в расчёт их настроение, зависящее от ряда скрытых факторов, возможно, от фазы Луны. Возможно, они просто боялись подцепить заразу, сократив тем самым свои и без того куцые жизни. Впрочем, Кир никогда не наблюдал хуторян в болезни, агонии, печали. Выкормыши севера, они участвовали в круговороте веществ без доли трагедии.
Под утро Артём, зашевелившись в гнезде одеял, изрёк:
- Эти штуковины не из разбитых болванок делают на самом деле, их с тела срезают.
- С какого ещё тела? - прохрипел Кирилл в непривычно бледный, матовый сумрак.
- Со специального, оно сидит и смотрит на свет, не отвлекаясь, сидит себе, смотрит, а потом из него начинает чешуя расти. Между пальцев, на плечах, из спины. Наблюдатели ждут, чтобы подросла примерно с ладонь и по краям закруглилась, дальше её срезают. Человеку дают воды (называется "полить грядку") и снова оставляют. С одного тела за полный цикл больше килограмма чешуи снимают, самая ценная из глаз и горла, потом грядка вянет.
- Байки коматозников, - закашлялся Кирилл, примеряя новые сутки и новые стратегии, казавшиеся проигрышными, с какой стороны на них не взгляни.
- Если бы, - зевнул Тёмка. - Странное чувство - царапаться об избытки сияния, выращенные в теплице органов.
Кирилл чуть не выронил термос, куда добросердечная хуторянка с лицом цвета топинамбура вчера наливала им чай:
- Вы анатомический атлас, что ли, с верлибрами в сносках читали?
- А тебе жалко? - Тёмка рухнул обратно в тряпьё, отвернулся к стене.
Коттедж погасил иллюминацию; ни души у порога и в саду, ни движения в окнах. Зато в комнатах прибрано, даже разодранные обои пытались приклеить на место. Через гостиную призраком переместился незнакомый мужик, с лестницы Кириллу кивнули помятые дамы, на веранде компания скромняг играла в домино. В кухне Кир обнаружил Вету и Аграя, лениво дискутирующих на тему грязной посуды, от количества которой ломилась мойка. На приветствие оба замерли, словно мыши, застигнутые врасплох, лишь через минуту Аграй выдохнул, а Вета запрыгала к посетителю с переигранным радушием:
- Мешок подарков от волшебника! - Кириллу достались прикосновение и улыбка; их дешифровку он решил отложить. - Вау, тут даже винишко есть, - Вета покачала в руках добычу, пародируя Мадонну с младенцем. - Сразу видно джентльмена, куда вам, свинтусам, вы ж сивуху пасторальную жрёте, не закусывая. Вот всегда ты был такой, - вскрыв банку с капустой, зачерпнула её прямо пальцами.
- С придурью, - оборвал хвалебные речи Аграй; вид он имел скорее угрожающий, нежели разочарованный.
- В городе не высиживать, - Кир швырнул на стол блок сигарет (Аграй, сложив руки на груди, ко взятке не притронулся), - в королевство не соваться, на архипелаг не отплыть, хуторяне смотрят матом. Куда деваться тогда, в петлю сразу или сначала ближнему кишки размотать?
Вета принялась возиться с тарелками. Аграй взгляда не опустил:
- Ты кто тут вообще, права качать? Дом мой, площадь моя, забирай дары данайские - и свободен.
- На правах клиента заявляю, - снова вклинилась Вета, - в указанных дарах некоторые постояльцы очень даже нуждаются.
- Заткни-ка сопло, женщина, а то чую, к Сатурну летим. Я на простом человеческом объяснял: нельзя ему сюда.
- Конечно нельзя, - фыркнула Вета с вызовом; Кир заметил на её скуле, тронутой брызгами осени, плохо замазанный синяк.
- Нельзя! - рыкнул Аграй, поднимаясь. - Он ведь бескровный, звезда ты с ушами.
Прижимая к себе полотенце, Вета переводила недоверчивый взор с гостя на Аграя.
- Мы сюда от света сбежать хотели, - свирепо принялся втолковывать последний, выдернув-таки пачку и метнувшись в сторону окна, - но мы уже порченые: свет в нас корни пустить успел, - ветер засеял кухню мелкой холодной крупой, - поэтому без него нас кроет, поэтому мы, забившись в нору, пьём, трахаемся и увечимся в прямом смысле до смерти, а на финальной стадии руки-ноги друг другу отрываем.
- Иногда отрезаем, - разнообразила Вета, - иногда отгрызаем, иногда отпиливаем. Неужели ты ни разу?..
- Представления не имею, как он умудрился на свет не таращиться. Может, заранее предупредили, практикам слепца выучили, пока они, родственники его загадочные, в Дэшку топали. Кто сейчас скажет, ты ведь ни хрена не помнишь?
- Не помню.
- Тогда действительно лучше подальше отстроиться, - поддержала Вета. - Когда-нибудь до хуторян дойдёт, что опасности не представляешь, в общину возьмут.
- Правильно, - Аграй следил за вороной на ветке, будто за вражьим лазутчиком, - и пацану твоему среди отбитых делать нечего.
- Пацану? - подавилась голосом Вета.
- В общем, ни с кем из нас его не оставляй, даже со мной, - лицо Аграя, бросившего слежку за птицей, внезапно побурело, остаток фразы беспомощно повис.
- Здравствуйте, - услышал Кир за спиной ломкое.
- Просил же в машине сидеть!
- От леса что-то двигалось. Наверное, лось. Я испугался.
- Пойду посмотрю, чего за лось, - Аграй мигом вернул былую браваду, похлопал Тёмку по плечу: - Не стыдно испугаться, такая зверюга экскаватор помнёт.
- А хочешь какао? - засуетилась Вета, порхая вокруг упавшего с неба чада и одёргивая юбку. - Давай, я блинчиков испеку, хочешь блинчиков?
- Хочу, - созналось чадо.
5.
- Ну и для кого распинался, - посетовал Аграй. - Хотя в принципе не страшно: нас больше в пасмурную погоду на приключения тянет, да?
Радик, заседая рядом на ступени, кивнул понуро:
- Как-то так.
Кирилл едва удержал руки в карманах: сцена издевательства над трупом Веты из головы до сих пор не выветрилась, но Радик водил ладонью по лицу, пытаясь стереть собственную идентичность:
- Месть у неё не хуже акробатики получается.
- А здорово нас пацан тролльнул этим лосем, - заметил Аграй.
- Представь уровень сарказма, когда еда кончится, - узлы чащи множились у Кира в глазах, лезть туда желания не возникало. - Плесень, опята и лишайники - хоть бы с хуторянами законнектиться, чтобы объяснили, чего там съедобное.
- Не опята точно, - ответственно заявил Радик.
- Может, всё-таки по делу обсудим? - хмыкнул Кир.
- Не обсудим, - отрезал Аграй. - С лидерами и секретарями определились, подрыватели устоев автоматически следуют лесом, - он широким жестом обвёл остовы деревьев.
- Если детёныш поучаствует разок, мы потом смотреть на себя не сможем, - объяснил Радик. - Просто к сведению, Кирюх: ты ведь реально в сознании, когда оно происходит, всё чувствуешь, иногда вылетаешь сразу, от боли, от шока. Бывают временные петли, а у нас вот физическая. Сбой случился после разлуки со щитом, видимо, теперь мы новая форма материи. Считай, с марсианами беседуешь.
- Снегоход отдам взамен на тачку, - буркнул Аграй. - А днём или по звёздам забредай, кто против.
- Про щит что думаете, - озвучил последний вопрос Кир, - смысл конструкции в чём?
- Неестественный отбор, - Аграй почесал бровь.
- Да нет никаких городов, - усмехнулся Радион, - разлагаются наши кости в корнях у ёлок, и жизнь привиделась, лишь отблеск на душе.
- Муки ради суки.
- Видел в лесу пару целых фундаментов, - игнорируя Аграеву подначку, добавил Радик серьёзно. - Наверняка в глубине сохранились остатки деревни: стены или крыши. Поройся среди хлама; кроме палаток и спальных мешков, мы сюда много добра натаскали. Да? - издевательски вернул Аграю.
- Как-то так, - сымитировал тот.
И явилась ночь, дабы забрать с алтаря дары свои. Поступь её была неслышна, плащ её был тяжёл. Им накрыла она огонь, им накрыла она веки. Многолапая, пластичная, изворотливая, ночь проникла в учуянное издали тепло и растворила предметы, и поглотила участи, и так не хотелось выбираться из её древней безопасной утробы, что лишь острота чужого - чужого ли? - крика швырнула Кирилла обратно в действительность.
Продолжая вопить, Тёмка кромсал швейцарским ножом собственное предплечье. Пальцы автономно лежали поодаль; рука превратилась в брусок неопределённого. Преодолевая сопротивление, удивительно яростное для столь тщедушного существа, Кир пытался остановить кровь, но куда там: желая свободы, Тёмка скалил зубы, сучил ногами, выгибался дугой, грозя сломать себе позвоночник, а глубина порезов и полная глушь хором твердили Кириллу: брось. Он сам уже не понимал, зачем держит сына, для кого говорит вслух. К рассвету, качая нечто, похожее на изорванный плащ, не на человека, Кир уловил сдавленное сипение. Тонкая нить Тёмких губ растянулась, червяки пальцев заскользили в направлении обрубков, разорванные пронаторы и сгибатели задвигались, стремясь к регенерации. Артём скосил глаза на ворот футболки. Кирилл не нуждался в разъяснениях: молча снял с его шеи осколок солнца,прихватил молоток и лопату, вынырнул в мороз. Кирпичи заиндевели, потрескивали, цепи следов сливались у порога в замысловатую фигуру. Кирилл почистил подошвы, углубился в чащу, затем свернул с тропы туда, где наст сделал его путь достаточно тайным. Из горла ни шло ни звука, хотя лёгкие едва умещались внутри.
Тёмку он нашёл измученно сопящим. Надо бы завтрак придумать.
Минуя скособоченную дверь, воздух плавно делился на белые линии.
- Будем жить, - заверил их Кирилл; тупая ржавая вилка ковырнула ему сердце.