Иэн резко проснулся, сжимая в руке томагавк. Или то, что должно было быть томагавком, а оказалось скомканными бриджами. Мгновение он не мог понять, где находится, и быстро сел, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.
Боль, словно молния, пронзила его голову; он задохнулся и схватился за нее руками. Где-то внизу встревоженно гавкнул Ролло.
Христос. В нос шибануло пронзительными запахами тетушкиного хирургического кабинета – спирт, жженый фитиль, высушенные травы и вонючее месиво, которое она называла пени … силин. Он закрыл глаза, уткнулся лбом в колени и медленно задышал через рот.
Что он видел во сне? Что-то опасное и угрожающее; он ничего не мог вспомнить, только чувство, что кто-то преследует его в лесу.
Ему ужасно хотелось отлить. Ухватившись за край стола, на котором лежал, он медленно распрямился, щурясь от вспышек боли в голове.
Миссис Баг оставила ему горшок; он помнил, как она упомянула об этом, но свеча погасла, и он не собирался ползать вокруг стола в его поисках. Неяркий свет указал ему дверь; она была приоткрыта, и в щель проникало слабое свечение от кухонного очага. С его помощью он нашел окно, открыл ставни и, обдаваемый прохладным воздухом весенней ночи, стал облегчать мочевой пузырь, закрыв глаза от блаженства.
Однако вместе с облегчением усилилось чувство тошноты и пульсирующая боль в голове. Он сел на пол, положив руки на колени и уткнувшись в них головой, стал ждать, когда это пройдет.
На кухни раздавались голоса; теперь он мог слышать их ясно.
Это Джейми, а это МакДональд и старый Арчи Баг. Время от времени хрипловатый гэльский и шотландский говоры прерывал отчетливый английский выговор тетушки Клэр.
- Не хотели бы вы стать индейским агентом? – спросил МакДональд.
Кем? - пришел ему в голову вопрос, но потом он вспомнил. Корона нанимала людей, которые ездили к индейским племенам, предлагая им подарки: табак, ножи и тому подобное. Говорили им глупости вроде того, что король Джорди хотел бы приехать, посидеть возле огня совета в следующую луну кролика и поговорить с людьми.
Он мрачно улыбнулся, подумав об этом. Намерения были вполне ясны: уговорить индейцев сражаться за англичан, когда возникнет необходимость. Но почему они решили, что она уже настала? Французы проиграли, отступив к своему северному оплоту в Канаде.
О, он забыл, что Брианна говорила ему о приближении новой войны. Он не знал верить ей или нет, хотя, возможно, она права, но … ему не хотелось думать об этом. И вообще о чем-нибудь.
Ролло бесшумно подошел и сел, тяжело привалившись к его спине. Он откинулся назад, опустив голову на густую шерсть собаки.
Когда он жил в Шейктауне, туда однажды приехал индейский агент. Невысокий толстый мужчина с бегающими глазами и дрожащим голосом. Он думает, что этот агент … Христос, как же его звали? Могавки называли его «Дурным потом», потому что он вонял, как смертельно больной человек. Видно было, что этот мужчина не был знаком с обычаями Kahnyen’kehaka[1], не говорил на их языке и очевидно ожидал, что в любой момент с него могут снять скальп. Последнее обстоятельство вызвало восторг среди молодежи, и, вероятно, кто-нибудь попытался бы реализовать его опасения, но Тевактеньон приказал обращаться с ним с уважением. На Иэна возложили обязанности переводчика, что ему совсем не понравилось; он предпочитал считаться настоящим могавком, чем признавать любое родство с этим человеком.
Однако дядя Джейми … безусловно, он сделает работу лучше, но согласится ли он? Иэн слушал с рассеянным интересом; дядю Джейми не заставишь делать то, что он не хочет. МакДональду легче удержать лягушку в руке весной, подумал он, слушая, как дядя уклоняется от предложения.
Он вздохнул, обхватил Ролло рукой и сильнее оперся на него. Он чувствовал себя ужасно, и решил бы, что умирает, если бы тетушка Клэр не утверждала обратное. Он был уверен, что она не ушла бы, оставив его умирать в компании одного Ролло.
Ставни были открыты, и воздух обвевал его, прохладный и мягкий одновременно, как это бывает весенними ночами. Ролло поднял морду, принюхался и тихо возбужденно заскулил. Опоссум или енот.
- Ладно, иди, - сказал он, выпрямляясь и легонько толкая собаку. – Со мной все в порядке.
Пес подозрительно понюхал его и попытался облизать затылок с зашитой раной; Иэн вскрикнул и прикрыл голову руками.
- Иди, я сказал! – он несильно шлепнул собаку; Ролло фыркнул, сделал круг вокруг него, потом выпрыгнул в окно, приземлившись на землю с громким стуком. Раздался пронзительный визг, быстрый топот лап и треск кустов от продирающихся сквозь них тел.
Взволнованные голоса донеслись из кухни, и он услышал шаги дяди Джейми.
- Иэн? – негромко позвал дядя. - Где ты? Что случилось?
Он встал, но пелена опустилась перед его глазами, и он зашатался. Дядя Джейми схватил его за руку и усадил на стул.
- Как ты, парень? – зрение Иэна прояснилось, и он увидел своего дядю с ружьем в руке и со слегка встревоженным, а потом, когда он взглянул на окно, веселым лицом. – Надеюсь, не скунс.
- Ну, кто-то точно есть, - сказал Иэн, осторожно трогая свою голову. – Или Ролло погнался за пантерой, или загнал на дерево тетушкиного кота.
- О, да? Для него лучше погнаться за пантерой, - дядя положил ружье на пол и подошел к окну. – Я закрою ставни, или тебе нужен воздух? Ты выглядишь немного бледным.
- Да, - согласился Иэн. – Если можно, оставь окно открытым.
- Может, поспишь, Иэн?
Он колебался. Его желудок неприятно сжимался, и ему хотелось улечься где-нибудь, но хирургический кабинет с резкими запахами, поблескивающим лезвиями и другими таинственными и болезненными предметами ему не нравился. Дядя Джейми, по-видимому, понял его; он наклонился и подхватил Иэна под локоть.
- Пойдем, парень. Ты будешь спать наверху в настоящей кровати, если не возражаешь против соседства майора МакДональда.
- Я не возражаю, - ответил он, - но думаю, мне лучше остаться здесь. – Он махнул рукой в сторону окна, стараясь не поворачивать голову. – Ролло скоро вернется.
Дядя Джейми не стал возражать, за что он был ему благодарен. Женщины принялись бы суетиться, предлагая ему свою заботу, но мужчины просто уходят.
Дядя без лишних слов уложил его на стол, накрыл одеялом и нагнулся в поисках ружья. Иэну вдруг показалось, что он был бы не против, если кто-нибудь посуетился вокруг него.
- Вы не нальете мне в чашку воды?
- А? Ах, да.
Тетушка Клэр оставила рядом с ним кувшин с водой. Раздалось приятное журчание жидкости, потом глиняный край чашки коснулся его губ. Твердая рука дяди поддерживала его спину. Он мог сидеть сам, но не протестовал; прикосновение было теплым и успокаивающим. Он вдруг осознал, как он замерз от холодного ночного воздуха, и задрожал.
- Все в порядке, парень? – спросил дядя Джейми, и его рука на плече Иэна напряглась.
- Да, все хорошо. Дядя Джейми?
- Ммфм?
- Тетушка Клэр говорила вам о … о войне? Она начинается? С Англией.
Возникла короткая пауза; силуэт дяди застыл на фоне света из двери.
- Да, говорила, - ответил он и убрал свою руку. – Она рассказала тебе?
- Нет, кузина Брианна рассказала, - он осторожно, оберегая голову, лег на бок. – Ты думаешь, это правда?
На сей раз мужчина не колебался.
- Да, - произнес он в своей обычной уверенно-спокойной манере, но что-то в его тоне вызвало у Иэна мурашки на затылке под волосами.
- Ага, понятно.
Подушка, набитая гусиным пухом, была мягкой под его щекой и пахла лавандой. Рука дяди коснулась его головы, убирая волосы с лица.
- Не беспокойся, Иэн, - произнес он мягко. – Еще есть время.
Он взял ружье и вышел. С места, где он лежал, Иэн мог видеть двор и над деревьями горного хребта черное небо, полное звезд.
Он услышал, как открылась дверь с черного входа, и раздался пронзительный голос миссис Баг.
- Их нет дома, сэр, - говорила она, задыхаясь. – В доме темно, и очаг не горит. Куда они могли пойти так поздно?
Он смутно заинтересовался: кто ушел, но решил, что это не имеет большого значения. Если случится что-нибудь плохое, дядя Джейми с этим разберется. Мысль была утешительной; он почувствовал себя маленьким мальчиком, лежащим в уютной безопасной кровати, слушая, как его отец разговаривает с арендатором в холодной темноте горного заката.
Теплота медленно затопила его, и он уснул.
Луна только что взошла, когда они отправились в путь, и Брианна подумала, что это хорошо. Даже с большим кривобоким шаром, плывущим среди звезд и заливающим небо отраженным солнечным светом, тропинки под ногами не было видно. Не были видны и ноги, утопающие в абсолютной темноте ночного леса.
Темного, но не тихого. Над головой шумели гигантские деревья, какие-то зверюшки пищали и пыхтели в темноте, и временами перед ее носом, словно отделившаяся частичка ночи, проносилась летучая мышь, заставляя ее вздрагивать.
- Кошка священника – боязливая кошка?[2] – произнес Роджер, когда она вскрикнула и схватилась за него при очередном посещении визитера с кожаными крыльями.
- Кошка священника … - благодарная кошка, - ответила она, пожимая его руку. – Спасибо. – Вероятно, им придется спать под плащами возле очага МакДжилливреев, а не в своей постели под теплыми одеялами, но с ними будет Джемми.
Он сжал в ответ ее ладонь своими сильными пальцами, даря уверенность в темноте.
- Все в порядке, - сказал он. – Я тоже соскучился по нему. Ночью вся семья должна собираться вместе в безопасном месте.
Она произвела негромкий звук, соглашаясь с ним, и решила продолжить разговор, связывающий их и отпугивающий темноту.
- Кошка священника была очень красноречивой кошкой, - сказала она. – Я имею в виду твою речь на похоронах этих бедных людей.
Роджер фыркнул, и она увидела белое облачко его дыхания.
- Кошка священника была очень смущенной кошкой, - продолжил он. – Твой отец!
Она улыбнулась, поскольку он не мог видеть ее.
- Ты действительно был хорош, - мягко сказала она.
- Ммфм, - произнес он с кратким фырканьем. – Что касается красноречия, то слова были не мои. Я просто цитировал псалом, даже не могу сказать какой.
- Это не имеет значения. Почему ты выбрал …то, что говорил? Я думала, это будет «Отче наш» или двадцать третий псалом; его знают все.
- Я думал также, - согласился он. – Я собирался, но когда я начал … - он замолчал в неуверенности; ей пришло в голову воспоминание о холодных влажных холмиках, и она задрожала. Он сжал ее руку, потянул и положил себе на сгиб локтя.
- Я не знаю, - хрипло произнес он, - но это показалось мне более подходящим.
- Да, - согласилась она, но не стала продолжать тему, переведя разговор на свой новый инженерный проект – ручной насос для подъема воды из колодца.
- Если бы у меня был материал для труб, я могла бы провести воду прямо в дом! У меня уже достаточно деревянных клепок для хорошей бочки, и если я смогу заставить Ронни скрепить их обручами, мы можем использовать дождевую воду для полива. Но потребуются месяцы, чтобы получить трубы, изгибая дерево. И нет никакой возможности достать листовую медь. Если бы даже мы могли, что не возможно, доставить ее из Уилмингтона … - она в отчаяние подняла руку, словно подчеркивая грандиозность такого предприятия.
Он некоторое время молчал, обдумывая сказанное ею; их башмаки согласно поскрипывали по каменистой тропе.
- Ну, древние римляне делали водопровод из бетона. Рецепт есть у Плиния.
- Знаю, но для этого нужен особый песок, которого у нас нет. А также известь, которой у нас тоже нет. И …
- А как насчет глины? – перебил он. – Ты видела блюда на свадьбе Хильды? Большие коричневые и красные с красивыми узорами.
- Да, - ответила она. – И что?
- Юта МакДжилливрей сказала, что их привезли из Салема. Я не запомнил кто, но она уверяет, что он весьма хороший горшечник, или как там называют изготовителей тарелок.
- Спорю на любые деньги, она не говорила этого!
- Ну, что-то в этом роде, - невозмутимо продолжил он. – Главное в том, что он сделал их здесь, а не привез из Германии. И значит, здесь есть глина, подходящая для обжига.
- О, я поняла. Хмм, это мысль.
Это была хорошая идея, и ее обсуждение заняло большую часть оставшегося пути.
Они спустились с хребта и находились в четверти мили от фермы МакДжилливреев, когда Брианна стала испытывать тревожное ощущение в затылке. Это могло быть простой игрой воображения. После того, что им довелось увидеть, темный лес казался наполненным угрозой; за каждым поворотом ей представлялась засада, и она, напрягаясь, ждала нападения.
Потом она услышала какой-то звук справа от нее, словно треснула маленькая сухая ветка, но с таким звуком, который ни ветер, ни животное не могли произвести. Реальная опасность имела свой собственный вкус, острый, как лимонный сок, в отличие от слабенького лимонада воображения.
Ее ладонь предупреждающе сжалась на локте Роджер, и он тотчас остановился.
- Что? – прошептал он, кладя руку на нож. – Где? – Он ничего не слышал.
Проклятие, почему она не взяла ружье, или хотя бы кинжал? У нее был только швейцарский армейский нож, который она всегда носила в кармане, и то оружие, которое она могла найти вокруг себя. То, что она могла использовать, как оружие.
Прижавшись поближе к Роджеру, она указала ему направление и наклонилась в поисках палки или камня.
- Продолжай говорить, - прошептала она.
- Кошка священника – дрожащая кошка, не так ли? – поддразнил он ее.
- Кошка священника – дикая кошка, - ответила она, пытаясь повторить его подтрунивающий тон, и возясь тем временем одной рукой в кармане. Второй рукой она нащупала камень и, вытащив его из вязкой грязи, зажала в кулаке. Потом она распрямилась, сосредоточив все свои чувства на темноте справа от нее. – Она выпотрошит к черту любого …
- О, это вы, - раздался голос позади нее.
Она завопила, и Роджер, рефлекторно дернувшись, развернулся лицом к опасности, схватил ее и толкнул себе за спину – все одним движением.
Толчок лишил ее равновесия. Она наступила на корень и упала, сильно ударившись о землю задом. С этой позиции ей предстал великолепный вид Роджера в лунном свете; муж с ножом в руке мчался к деревьям с неразборчивым ревом.
Потом она с запозданием осознала, что именно произнес этот голос, а также, что в нем звучало разочарование. Очень похожий голос, громкий от тревоги, донесся из леса справа.
- Джо? – произнес он. – Что случилось? Джо?
Слева раздались громкие крики и треск кустов. Роджер на кого-то напал.
- Роджер! – крикнула она. – Роджер, остановись! Это Бердслеи!
Она уронила камень, когда упала, и теперь поднялась, вытирая грязную руку об юбку. Ее сердце все еще бешено колотилось; ее ушибленная левая ягодица болела, и ее желание рассмеяться смешивалось с сильным желанием задушить одного или обоих близнецов Бердслеев.
- Кеззи Бердсли, выходи! – сказала она, потом повторила громче. Слух Кеззи улучшился после того, как ее мать удалила юноше воспаленные миндалины и аденоиды, но все еще оставался довольно плохим.
С громким шорохом из кустов вынырнула невысокая фигура Кезайи Бердсли, темноволосого с бледным лицом и большой дубинкой, которую он тут же убрал с плеча и попытался спрятать за спину, когда увидел ее.
Громкий треск и проклятия позади нее возвестили о появлении Роджера, который держал за худой загривок Джосайю Бердсли, близнеца Кеззи.
- Что вы замышляете, ублюдки, шатаясь здесь? – прорычал Роджер, толкая Джо к брату. – Ты понимаешь, я чуть тебя не убил?
Лунного света было достаточно, чтобы Брианна смогла различить скептическое выражение, мелькнувшее на лице Джо, и которое тут же сменилось на искреннее раскаяние.
- Мы извиняемся, мистер Мак. Мы услышали вас и подумали, что это бандиты.
- Бандиты? – повторила поднявшаяся с земли Брианна, едва удерживаясь от смеха. – Где вы слышали это слово?
- О, - Джо уставился на носки своих башмаков, заложив руки за спину. – Мисс Лиззи читала нам из книги, которую принес мистер Джейми. Там были они, бандиты.
- Понятно, - она посмотрела на Роджера, который ответил ей взглядом, в котором раздражение сменилось на иронию. – «Всеобщая история пиратов» Дефо.
- О, да, - Роджер вложил кинжал в ножны. – И с чего вы решили, что здесь шатаются бандиты?
Кеззи, несмотря на свой плохой слух, понял вопрос и ответил голосом громким и немного плоским вследствие глухоты:
- Мы столкнулись с мистером Линдсеем, сэр, по пути домой, и он рассказал нам, что произошло у голландского ручья. Это правда? Они действительно сгорели в пепел?
- Они умерли, - голос Роджера утратил даже намек на смех. – Какое это имеет отношение к тому, что вы бродите по лесу с дубинками?
- Ну, видите ли, сэр, у МакДжилливреев прекрасное место с бондарной мастерской и новым домом и находится возле дороги и … в общем, если бы я был бандитом, то выбрал бы именно это место, - ответил Джо.
- И мисс Лиззи там со своим отцом. И ваш сын, мистер Мак, - добавил Кеззи. – Не хочется, чтобы им причинили вред.
- Понятно, - Роджер кривовато улыбнулся. – Спасибо за добрые намерения. Хотя я сомневаюсь, что бандиты слоняются где-то рядом; голландский ручей далеко.
- Да, сэр, - согласился Джо, - но бандиты могут быть хоть где, не так ли?
Это было совершенно верно, и у Брианны снова захолодело в животе.
- Могут быть, но их нет, - уверил их Роджер. – Пойдемте с нами. Мы собираемся забрать маленького Джемми. Я уверен фрау Юта найдет вам место у очага.
Бердслеи обменялись непонятными взглядами. Невысокие и сухощавые с густыми темными волосами, они практически ничем не отличались друг от друга, кроме глухоты Кеззи и круглого шрама на большом пальце Джо. Вид одинакового выражения на этих двух тонкокостных лицах несколько нервировал.
Какими бы мыслями они не обменялись, очевидно, они поняли друг друга, поскольку Кеззи кивнул, соглашаясь с братом.
- О, нет, сэр, - вежливо отказался Джосайя. – Мы подождем. – Без дальнейших слов они развернулись и нырнули в кусты, задевая ветки и камни по дороге.
- Джо! Подождите! – позвала их Брианна, нащупав что-то на дне кармана.
- Да, мэм? – Джосайя появился возле ее локтя с пугающей внезапностью. Его близнец не был таким опытным охотником.
- О! Это ты, - она глубоко вздохнула, чтобы унять бешеный стук сердца, и дала ему свисток, который вырезала для Германа. – Вот. Если вы собираетесь сторожить, это может пригодиться. Зовите на помощь, если кто-нибудь появится.
Очевидно, что Джо Бердсли никогда прежде не видел свисток, но не признавался в этом. Он крутил вещицу в руках, стараясь не таращиться на нее с удивлением.
Роджер протянул руку, забрал свисток и подул в него; громкий гудок взорвал тишину. Несколько спугнутых птиц с криками сорвались с соседних деревьев; Кеззи Бердсли с огромными от изумления глазами едва не последовал за ними.
- Дуй сюда, - сказал Роджер, показывая на нужный конец свистка. – Губы немного сожми.
- Очень обязан, сэр, - пробормотал Джо. Его обычный невозмутимый вид исчез вместе с тишиной; он взял свисток с наивным видом мальчика рождественским утром и сразу же повернулся, чтобы отдать его близнецу. Брианне вдруг пришло в голову, что у мальчиков, вероятно, никогда не было рождественского утра, и вообще никаких подарков.
- Я сделаю еще один для тебя, - сказала она Кеззи. – Тогда вы сможете свистеть вдвоем. Если увидите бандитов, - добавила она с улыбкой.
- О, да, мэм. Мы будем! – заверил он, не глядя на нее, полностью сосредоточившись на свистке, который вручил ему брат.
- Свистните три раза, если нужна помощь, - крикнул им вслед Роджер и взял ее за руку.
- Да, сэр! - донеслось из темноты, и затем запоздало – Спасибо, мэм! – Потом последовала серия пыхтений и тяжелых вздохов, прерываемых удачными гудками.
- Лиззи учила их манерам, как я вижу, - заметил Роджер. – И читать. Как ты думаешь, они когда-нибудь станут образованными людьми?
- Нет, - ответила она с сожалением.
- Да? – она не видела его лица, но услышала удивление в его голосе. – Я пошутил. Ты действительно так думаешь?
- Да, и неудивительно, учитывая, как они росли. Ты заметил, как они обращались со свистком? Никто никогда не делал им подарки, не дарил игрушек?
- Полагаю, что нет. Ты считаешь, что это делает мальчишек образованными? Если так, то маленький Джем станет философом, или художником или кем-то в этом роде. Миссис Баг в конец его испортила.
- О, как будто ты этого не делаешь, - сказала она добродушно. – И па, и Лиззи, и мама, и все остальные вокруг него.
- Ну, может быть, - ответил он, не смущаясь обвинения. – Подожди, когда у него появится конкурент. Герману, например, не грозит опасность быть избалованным, не так ли?
У Германа, старшего сына Фергюса и Марсали, были две младшие сестренки, известные как адские котята, которые всюду ходили за братом и доставали его.
Она рассмеялась, но почувствовала какое-то беспокойство. Мысль о еще одном ребенке была для нее сродни катанию на американских горках: дыхание прерывается, желудок сжимается от возбуждения и страха. Особенно теперь, когда их последнее занятие любовью все еще ощущалось, словно мягкое тяжелое колыхание ртути в животе.
Роджер, казалось, почувствовал ее двойственное отношение, потому что не стал продолжать разговор на эту тему, а взял ее руку в свою большую теплую ладонь. Воздух был холоден; остатки зимнего холода еще сохранялись в низинах.
- А как же Фергюс? – спросил он, возвращаясь к прежнему разговору. – Из того, что я слышал, у него тоже не было детства, но он кажется довольно образованным человеком.
- Тетя Дженни воспитывала его с десяти лет, - возразила она. – Ты не встречался с ней, но поверь мне, у нее даже Адольф Гитлер стал бы образованным. Кроме того, Фергюс рос в Париже, пусть даже и в борделе, а не в какой-либо глуши. К тому же, это был первоклассный бордель, как говорит Марсали.
- О, да? Что она говорила еще?
- Ну, просто истории, которые он время от времени ей рассказывает. О клиентах и про… о девушках.
- Почему бы прямо не сказать – о проститутках? – спросил он с усмешкой. Она ощутила прилив жара к щекам и порадовалось, что было темно; он стал бы дразнить ее сильнее, если бы увидел, как она покраснела.
- Что поделаешь, я училась в католической школе, - сказала она, обороняясь. – Условный рефлекс, – она действительно не могла произносить определенные слова, если не была в ярости или не подготовилась заранее. – Почему ты можешь? Кажется, у мальчика священника должна быть такая же проблема.
Он рассмеялся немного кисло.
- Не совсем такая. Дело в том, что я почитал себя обязанным сквернословить и плохо себя вести, чтобы просто доказать друзьям, что могу.
- Плохо себя вести? – спросила она, чуя интересный рассказ. Он не часто говорил о своем детстве в Инвернессе, где рос у своего двоюродного деда, пресвитерианского священника, но ей нравилось слушать те обрывки, которые он иногда рассказывал.
- Ну, курить, пить пиво, писать грязные слова в мальчишеском туалете, - ответил он с улыбкой в голосе. – Рассыпать мусор из урн, прокалывать автомобильные шины, красть конфеты в лавке. Некоторое время я был настоящим маленьким преступником.
- Террор Инвернесса, да? У вас была банда? – поддразнила она.
- Да, - сказал он и рассмеялся. – Джерри МакМиллан, Бобби Коудор и Бьюкенен Доджи. Я был чужаком и не только потому, что был мальчиком священника, но и из-за английского отца, и английской фамилии. Так что мне приходилось постоянно доказывать, что я крутой. Это значит, что я постоянно попадал в неприятности.
- Я понятия не имела, что ты был малолетним преступником, - сказала она восхищенно.
- Ну, очень недолго, - уверил он ее с усмешкой. – Летом, когда мне исполнилось пятнадцать лет, преподобный записал меня в рыбацкую артель и отправил в море на промысел сельди. Не могу сказать, почему он это сделал: то ли чтобы исправить мой характер, то ли спасти меня от тюрьмы, то ли уже не мог выносить мое пребывание в доме, но это сработало. Если хочешь познакомиться с крутыми мужиками, выйди в море с гэльскими рыбаками.
- Я запомню это, - сказала она, удерживаясь от хихиканья и вместо этого тихонько фыркая. – Твои друзья попали в тюрьму, или они выправились без тебя?
- Доджи пошел в армию, - ответил он задумчиво. – Джерри принял лавку от своего отца, его отец торговал табаком. Бобби … в общем, он умер. Утонул тем же летом, когда ловил лобстеров со своим кузеном из Обана.
Она придвинулась к нему и сжала его руку в знак сочувствия.
- Мне жаль, - произнесла она и сделала паузу. – Но он не мертв, ведь так? Еще нет. В настоящее время.
Роджер покачал головой, издав тихий звук, в котором смешались юмор и печаль.
- Это утешает? – спросила она. – Или об этом страшно думать?
Она хотела, чтобы он продолжал говорить; он не говорил так много с момента повешения, в результате которого он потерял свой певческий голос. Если ему приходилось говорить при людях, он смущался, и у него перехватывало горло. И сейчас его голос был все еще хриплым и неровным, но он не задыхался и не кашлял.
- И то, и другое, - ответил он и повторил прежний звук. – Я никогда не увижу его в любом случае, – он пожал плечами, оставляя мысль. – Ты часто думаешь о своих старых друзьях?
- Нет, не часто, - ответила она. Тропинка сужалась, и она взялась за его локоть, притягивая ближе. Они приближались к последнему повороту, за которым им откроется ферма МакДжилливреев. – Слишком много дел здесь, – она не желала говорить о том, что осталось в том времени.
- Ты думаешь, Джо и Кеззи просто играются? – спросила она. – Или они что-то задумали?
- Что они могут задумать? – спросил он в ответ, принимая изменение темы без замечаний. – Я не думаю, что они устроили засаду, чтобы кого-нибудь ограбить.
- О, я верю, что они стоят на страже, - сказала она. – Они сделают все, чтобы защитить Лиззи. Только … - она замолчала. Они вышли из леса на тележную дорогу; ее дальний конец круто уходил вниз, в то, что ночью казалось бездонной пропастью, наполненной бархатистой темнотой, а днем будет представлять собой массу пней, кустов рододендронов, багряника и кизила, опутанных виноградными лианами и другими ползучими растениями. Здесь дорога, изобразив собой американские горки, разворачивалась почти на 180 градусов и упиралась в ферму МакДжилливреев в ста футах ниже.
- Огни еще горят, - заметила она с легким удивлением. Небольшая группа зданий: старый дом, новый дом, бондарная лавка Ронни Синклера, кузница и хижина Джоунса – были почти темны. Но в нижних окнах нового дома были видны полосы света, просачивающиеся сквозь трещины в ставнях, а перед домом горел костер – яркое пятно света в темноте.
- Кенни Линдсей, - предположил Роджер с уверенностью. – Бердслеи сказали, что встретили его. Он остановился здесь, чтобы рассказать новости.
- Мм. Нам следует быть осторожными. Если они опасаются бандитов, то могут стрелять во все, что движется.
- Не сегодня; ведь у них праздник, помнишь? И вообще, что ты говорила о том, что Бердслеи защищают Лиззи?
- О, - тут палец ноги ударился о какое-то препятствие, и она вцепилась в его руку, чтобы не упасть. – Ой! Только вопрос в том: от кого они ее защищают.
Роджер сжал ее руку в ответ, поддерживая.
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, если бы я была Манфредом МакДжилливреем, то очень постаралась бы хорошо обращаться с Лиззи. Мама говорит, что Бердслеи следует за Лиззи, как собаки, но я бы сказала, как прирученные волки.
- Мне кажется, Иэн говорил, что приручить волка невозможно.
- Да, - коротко ответила она. – Давай поспешим, пока они не погасили огонь.
Большой дом был переполнен людьми. Свет лился из открытой двери и горел в узких, как бойницы, окнах на фасаде дома; темные фигуры мелькали перед костром. До них донеслись тонкие и сладкие звуки скрипки и аромат жарящегося мяса.
- Видимо, Сенга сделала свой выбор, - заметил Роджер, беря ее за руку перед последним крутым спуском. – На кого ты ставишь? Ронни Синклер или парень из немцев?
- Пари? На что спорим? Упс! – она споткнулась о полузарытый в землю камень, но Роджер поддержал ее, не давая упасть.
- Проигравший приводит кладовую в порядок, - предложил он.
- Согласна, - ответила она. – Я думаю, она выбрала Генриха.
- Да? Может быть, ты и права, но последние ставки были пять к трем в пользу Ронни. Фрау Юта – это сила, с которой нужно считаться.
- Да, - согласилась Брианна. – И если бы это были Хильда или Инга, то я сказала бы, что никакого спора не будет. Но у Сенги характер ее матери, и никто не может ей приказывать. Даже фрау Юта.
- Интересно, откуда у нее такое имя? – добавила она. – Девушек по имени Инга и Хильда полным полно в Салеме, но я никогда не слышала о другой Сенге.
- Ну, в Салеме ты, пожалуй, не найдешь. Это не немецкое имя, оно шотландское.
- Шотландское? – удивилась она.
- О, да, - произнес он с усмешкой в голосе. – Это Агнес, только наоборот. Девушка с таким именем просто обязана быть своевольной, не так ли?
- Ты шутишь! Агнес наоборот!
- Я не скажу, что это распространенное имя, но я встречал одну или две Сенги в Шотландии.
Она рассмеялась.
- И что, шотландцы делают это с любыми именами?
- Обратное написание? – он задумался. – Ну, я ходил в школу с девочкой по имени Аднил, и еще был парень из бакалейной лавки, которого звали Кирэ.
Она остро взглянула на него: не подшучивает ли он над ней, но он не шутил. Тогда она покачала головой.
- Думаю, мама права насчет шотландцев. Твое имя наоборот будет …
- Реждор, - подхватил он. – Звучит, словно из фильма про Годзиллу, да? Возможно, гигантский угорь или жук со смертельными лучами из глаз.
- Ты мечтал об этом, не так ли? – произнесла она сквозь смех. – Кем ты хотел быть?
- Ну, когда я был ребенком, жук со смертоносными глазами казался мне наилучшим вариантом. Насчет гигантских угрей. Когда я рыбачил в море, однажды в сети нам попалась мурена. Надо сказать, я не хотел бы встретить такое существо в темном переулке.
- По крайней мере, оно более проворное, чем Годзилла, - сказал она, немного вздрогнув от воспоминания о мурене, которую довелось ей видеть. Чтырехфутовая лента из стали и каучука, быстрая, как молния, оборудованная острыми, как бритва, зубами, была поднята из трюма рыбацкой лодки при разгрузке в маленьком портовом городке МакДуфф.
Они с Роджером стояли, прислонившись к камням, и лениво наблюдали за чайками, когда испуганный крик с рыбацкой лодки заставил их взглянуть вниз. Рыбаки в панике разбегались от чего-то на палубе.
Темная молния вспыхнула над серебряным рыбным озером на палубе, метнулась под ограждение и приземлилась на влажных камнях причала, где вызвала такую же панику среди рыбаков, находящихся там. Рыба билась и извивалась, как сумасшедший высоковольтный кабель, пока один из мужчин в резиновых сапогах не набрался духа и не сбросил ее пинком в воду.
- Ну, стоит ли обвинять этих угрей, - рассудительно заметил Роджер, очевидно, вспомнив то же самое. – Любой стал бы метаться и дергаться, когда его неожиданно вытащат со дня моря.
- Конечно, - сказала она и, взяв его ладонь, просунула свои пальцы между его пальцами, ощутив комфорт от их прохладной твердости.
Они приблизились к ферме достаточно, чтобы слышать обрывки смеха и разговоров, летящие в ночь вместе с огнем и дымом. Бегали дети; Брианна видела две фигурки, мелькающие в толпе, тонконогие, словно хэллоуинские гоблины.
- Я вот подумал, - начал Роджер, - как интересно было бы посмотреть фильмы про Годзиллу вместе с ним. Возможно, ему захочется быть жуком со смертельными лучами из глаз. Забавно было бы, да?
Ей послышалась тоска в его голосе; горло у нее перехватило. Она сжала его пальцы и сглотнула.
- Расскажи ему истории про Годзиллу, - предложила она. – Я нарисую к ним картинки.
Он рассмеялся.
- Христос, тебя побьют камнями за сделку с дьяволом, Бри. Годзилла похож на существо из Книги откровения[3], как мне сказали.
- Кто сказал?
- Иждер.
- Кто … о, - произнесла она, сделав в уме перестановку букв. – Реджи? Кто такой Реджи?
- Преподобный. – Его двоюродный дед, его приемный отец. Улыбка, все еще сохраняющаяся в его голосе, была окрашена ностальгией. – Когда однажды в субботу мы ходили смотреть фильм про монстра. Иждер и Реждор. Ты бы видела, какие лица были у явившихся на чай леди, которых миссис Грэхем без предупреждения ввела в кабинет преподобного, и они увидели, как мы с ревом громили Токио, построенный из банок и кубиков.
Она рассмеялась, но почувствовала, как слезы защипали ей глаза.
- Мне жаль, что я не знала преподобного, - сказала она, сжимая его руку.
- Я хотел бы, чтобы вы познакомились, - ответил он мягко. – Ты бы ему очень понравилась, Бри.
На короткое время исчезли темный лес и пылающий огонь; они снова были в Инвернессе в уютном кабинете преподобного. Дождь стучал по стеклу, и с улицы доносились звуки автомобильного движения. Это случалось часто, когда они разговаривали вдвоем. Потом что-то нарушало этот момент – на этот раз это были звуки от костра, где люди начали хлопать и петь – и их прежний мир мгновенно исчезал.
Что, если бы он ушел, внезапно подумала она. Могла ли я одна вернуть воспоминания о прежней жизни?
Чувство паники на мгновение охватило ее при этой мысли. Без Роджера, который являлся ее пробным камнем, лишь с ее собственными воспоминаниями, которые могли служить якорем, удерживающим прошлое, то время стало бы потерянным. Исчезло бы, превратившись в туманные мечты, не оставив ей твердой почвы реальности.
Она глубоко вдохнула холодный вечерний воздух с дымком и продолжила идти, впечатывая шаги в почву, чтобы чувствовать ее твердость и основательность.
- Мама, мама, мама! – маленькая капля отделилась от толпы вокруг огня и полетела к ней, врезавшись в колени с такой силой, что она была вынуждена схватиться за Роджера, чтобы не упасть.
- Джем! Это ты! – она подхватила его и зарылась лицом в его волосы, пахнущие козами, сеном и колбасой с пряностями. Он ощущался тяжелым и основательным слитком.
Юта МакДжилливрей повернулась и увидела их. Ее широкое хмурое лицо вспыхнуло радостной улыбкой. На ее приветственный возглас на них оглянулись другие люди, и их поглотила толпа. Все задавали вопросы, выражая удовольствие и удивление от их прихода.
Несколько вопросов были о семье голландцев, но Кенни Линдсей принес новости раньше, и Брианна была рада этому. Люди охали и качали головами, но к счастью к данному моменту они исчерпали все испуганные предположения и обратились к другим вопросам. Холод могил под елями все еще оставался в ее сердце, и она не хотела делать эти воспоминания реальными, рассказывая о них.
Помолвленная пара с блаженными лицами сидела возле костра на перевернутых стульях.
- Я победила, - сказала Брианна, улыбнувшись при виде их. – Разве они не выглядят счастливыми?
- Да, - согласился Роджер. – Сомневаясь, что Ронни Синклер счастлив. Где он?
- Сейчас … ага, он в своей лавке, - ответила она и кивнула на маленькую хижину на другой стороне дороги. На стене, выходящей на дорогу, не было окон, но слабое свечение пробивалась по краям закрытой двери.
Роджер перевел взгляд на веселую толпу; многие в ней были родственниками Юты и приехали с женихом и его друзьями из Салема, привезя с собой огромную бочку темного пива. Воздух был полон острым запахом пенистого хмеля.
По контрасту лавка бондаря выглядела унылой и как будто недовольной. Он задался вопросом, вспомнил ли кто-нибудь возле костра о Ронни Синклере.
- Я пойду и немного поболтаю с ним, хорошо? – Роджер коснулся ее спины. – Возможно, он нуждается в сочувствующем ухе.
- В нем и хорошей выпивке? – она кивнула на открытую дверь большого дома, где Робин МакДжилливрей наливал, как она поняла, виски для избранных гостей.
- Думаю, выпивку он добудет сам, - сказал Роджер и исчез в темноте. Потом она увидела, как дверь лавки открылась, высокий силуэт ее мужа на миг появился на фоне света и исчез внутри.
- Хочу пить, мама! – Джемми, извивался, как головастик, пытаясь соскользнуть на землю. Она опустила его, и он, словно пуля, помчался прочь, едва не сбив с ног полную леди с блюдом оладий.
Аромат этих оладий напомнил ей, что она не ужинала, и она вслед за Джемми протиснулась к столу, где Лиззи в роли «почти дочери» положила ей в тарелку квашеной капусты, сосиски, печеные яйца и еще что-то вроде мягкой каши.
- Где твой возлюбленный, Лиззи? – спросила она, поддразнивая. – Разве ты не должна ухаживать за ним?
- Ах, он? – Лиззи выразила лишь легкий интерес. – Вы имеете в виду Манфреда? Он там, – она махнула рукой в сторону костра. Манфред МакДжилливрей, ее жених, и четыре молодых человека, сцепившись руками, качались и пели какую-то немецкую песню. Кажется, они плохо знали слова, потому что каждая строка заканчивалась хихиканьем и подталкиванием.
- Вот он, мой Schätzchen. По-немецки значит любимый, - объяснила Лиззи, наклонившись, чтобы дать Джемми кусочек колбасы. Тот проглотил его, как голодный тюлень, потом пробормотав: «Хочу пить» ринулся в темноту.
- Джем! – Брианна направилась за ним, но ее остановила толпа, двинувшаяся к столу.
- Не волнуйтесь за него, - успокоила ее Лиззи. – Все знают, кто он. С ним ничего не случится.
Она, скорее всего, пошла бы за ним, если бы не увидела белокурую головку Германа, появившуюся возле сына. Герман, закадычный друг Джемми, был на два года старше его и, благодаря урокам своего отца, обладал хорошим знанием жизни. Она понадеялась, что он не лазил по карманам в толпе, и решила обыскать его позже на предмет контрабанды.
Герман держал Джемми за руку, и она позволила убедить себя сесть вместе с Лиззи, Ингой и Хильдой на тюки соломы недалеко от костра.
- А где ваш любимый? – поддразнила ее Хильда. – Этот большой красивый черный дьявол?
- Ах, он? – сказала Брианна, подражая Лиззи, и они расхохотались довольно неподобающе для леди. Очевидно, пива было выпито немало.
- Он утешает Ронни, - сказала она, кивнув на темную лавку бондаря. – Ваша мать расстроилась из-за выбора Сенги?
- Ох, да, - ответила Инга, выразительно закатив глаза. – Слышали бы вы, как они ругались, мама и Сенга. Коса на камень. Папа ушел на рыбалку и не возвращался три дня.
Брианна склонила голову, скрывая усмешку. Робин МакДжилливрей любил спокойную жизнь, чего ему, вероятно, никогда не будет доступно в компании жены и дочерей.
- Ну, в общем-то, - философски произнесла Хильда, откидываясь немного назад, чтобы ослабить давление на довольно выступающий живот, - meine Mutter[4] и сказать было особенно нечего. В конце концов, Генрих – сын ее кузена. Даже если он бедный.
- Но молодой, - добавила Инга. – Па говорит, что у Генриха будет время разбогатеть.
Ронии Синклер точно не был богат, и он был на тридцать лет старше Сенги. С другой стороны ему принадлежала бондарная лавка и половина дома, в котором жил он и МакДжилливреи. И Юта, которая устроила браки своих старших дочерей с зажиточными мужчинами, очевидно, считала выгодным брак между ним и Сенгой.
- Наверное, это несколько неудобно, - тактично сказала Брианна, - что Ронии будет жить с вашей семьей после … - она кивнула на обрученных, которые кормили друг друга кусочками пирога.
- Ого! – воскликнула Хильда, закатив глаза. – Я рада, что не живу здесь!
Инга энергично кивнула, соглашаясь, но добавила:
- Да, но Mutti[5] не из тех, кто плачет над пролитым молоком. Она уже присмотрела жену для Ронни. Посмотрите на нее, – она кивнула на стол с едой, где Юта весело болтала с группой немок.
- Как ты думаешь, кого она выбрала? – спросила Инга сестру, наблюдая за матерью. – Маленькую Гретхен? Или кузину Арчи? Может быть, косоглазую Сеону?
Хильда, замужем за шотландцем из округа Сарри, покачала головой.
- Она хочет немецкую девушку, - возразила она. – Она думает о том, что случится, если Ронни умрет, и его вдова снова выйдет замуж. У мамы больше шансов принудить немецкую девушку к браку с одним из ее племянников или кузенов, и таким образом оставить собственность в семье, да?
Брианна зачарованно слушала, как молодые женщины со знанием дела обсуждали ситуацию, и задавалась вопросом: знает ли Ронни Синклер, что его судьба решается таким категоричным способом. Но, подумала она, он жил рядом с Ютой МакДжилливрей больше года и должен знать ее методы.
Поблагодарив про себя бога, что ей не нужно жить в одном доме с грозной фрау МакДжилливрей, она поглядела на Лиззи, испытывая к ней живейшее сочувствие. Лиззи придется жить с Ютой, когда на следующий год они с Манфредом поженятся.
Услышав имя «Вемисс» она обратила вниманию на беседу женщин и обнаружила, что они обсуждали не Лиззи, а ее отца.
- Тетушка Гертруда, - объявила Хильда и мягко рыгнула в кулак. – Она вдова, хорошо ему подойдет.
- У тетушки Гертруды бедный мистер Вемисс будет мертвым уже через год, - возразила Инга со смехом. – Она в два раза его больше. Если он не умрет от изнеможения, то она просто задавит его во сне.
Хильда прижала ладони ко рту, но скорее для того, чтобы унять хихиканье, а не от смущения. Брианна подумала, что она тоже приняла достаточно пива; ее чепец сидел криво, а обычно бледное лицо раскраснелось.
- Думаю, его это не особенно волнует. Посмотрите, - Хильда кивнула в сторону от группы мужчин, распивающих пиво. Брианна без особого труда заметила мистера Вемисса по светлым развевающимся волосам. Он оживленно беседовал с крепкой женщиной в переднике и чепце, которая, смеясь, тыкала его в ребра.
Пока она наблюдала, к увлеченной беседой паре пробилась Юта МакДжилливрей, сопровождаемая высокой белолицей женщиной, которая выглядела несколько неуверенно.
- А это кто? – Инга вытянула шею, как гусыня; ее сестра ткнула ее локтем.
- Не пялься, Mutti смотрит сюда!
Лиззи приподнялась, всматриваясь.
- Кто …? – начала она, но ее прервал Манфред, который сел рядом с ней на солому.
- Как ты, Herzchen[6]? – спросил он, обхватив ее за талию и пытаясь поцеловать.
- Кто это, Фредди? – она ловко вывернулась из его объятий и указала на белолицую женщину, которая застенчиво улыбнулась, когда фрау Юта представила ее Вемиссу.
Манфред моргнул и слегка покачнулся, но с готовностью ответил.
- О, это фройляйн Беррич. Сестра пастора Беррича.
Инга и Хильда издали негромкие заинтересованные восклицания; Лиззи немного нахмурилась, но потом расслабилась, увидев, как отец приветствовал подошедших наклоном головы. Фройляйн была почти так же высока, как Брианна, и та с симпатией подумала, что это объясняет, почему Беррич все еще не замужем. Волосы женщины, видимые из-под чепца, были тронуты сединой, лицо довольно простое, но глаза выражали спокойную мягкость.
- О, протестантка, - произнесла Лиззи пренебрежительным тоном, который показал, что фройляйн едва ли может рассматриваться, как потенциальная подруга для ее отца.
- Да, но она хорошая женщина. Пойдем, потанцуем, Элизабет, - потеряв всякий интерес к мистеру Вемиссу и фройляйн, Манфред потянул Лиззи на ноги и потащил в круг танцоров. Она пошла неохотно, но Брианна увидела, что к тому времени, когда они достигли круга, она уже улыбалась шуткам Манфреда, а он улыбался ей в ответ. Они привлекательная пара, - подумала она, - и лучше подходят друг другу по внешности, чем Сенга и ее Генрих, который был хотя и высокий, но имел веретенообразную фигуру и длинное лицо.
Инга и Хильда заспорили по-немецки, что позволило Брианне без помех наслаждаться ужином. Будучи страшно голодной, она наслаждалась бы чем угодно, но пирог, хрустящая капуста и сосиски были просто великолепны.
И только вытерев остатки соуса и жира с деревянной тарелки кусочком хлеба, она бросила виноватый взгляд на бондарную лавку, подумав, что должна была что-нибудь приберечь для Роджера. Он был очень добр, приняв во внимание чувства бедного Ронни. Возможно, ей следует пойти и освободить его.
Она поставила тарелку и стала поправлять свои юбки, готовясь к исполнению плана, когда из темноты появились две шатающиеся фигурки.
- Джем? – испуганно произнесла она. – Что случилось?
Огонь мерцал в волосах Джемми, напоминавших только что отчеканенную медь, но его лицо было белым, а глаза, огромные темные лужи, были неподвижны и выпучены.
- Джемми!
Он повернул к ней застывшее лицо, произнес: «Мама?» тихим неуверенным голосом, потом внезапно осел на землю, словно его ноги вмиг стали резиновыми.
Она смутно осознавала, что Герман стоял, колеблясь, как молодое деревце под ветром, но не имела на него времени. Она схватила Джемми и немного тряхнула.
- Джемми! Проснись! Что случилось?
- Малец мертвецки пьян, nighean[7], - произнес веселый голос рядом. – Что вы ему давали? – Робин МакДжилливрей сам в довольно сильном подпитии наклонился над Джемми и потыкал его. В ответ раздалось что-то вроде негромкого бульканья, потом он поднял одну руку мальчика и опустил; рука безвольно упала, словно вареная спагеттина.
- Я ничего ему не давала, - ответила она. Паника уступала место растущему раздражению, поскольку она видела, что Джемми просто спал; его маленькая грудь вздымалась и опадала в спокойном ритме. – Герман!
Герман, свалившись на землю маленькой кучкой, с задумчивым видом распевал «Алуэтту»[8], свою любимую песню, которой его научила Брианна.
- Герман! – она схватила его за руку, и он прекратил петь, удивленно уставившись на нее.
- Что ты давал пить Джемми, Герман?
- Он хотел пить, мадам, - ответил Герман со сладкой улыбкой. – Он хотел пить, – потом его глаза закрылись, и он опрокинулся назад неподвижный, как дохлая рыба.
- Где, черт побери, Марсали?
- Ее здесь нет, - ответила Инга, наклонившись, чтобы посмотреть Германа. – Она в доме вместе с маленькой maedchen[10]. А Фергюс … - она выпрямилась. – Я его видела недавно.
- Проблемы? – хриплый голос рядом заставил Брианну вздрогнуть; развернувшись, она увидела ухмыляющегося Роджера.
- Твой сын – пьяница, - сообщила она ему, потом уловила его дыхание. – Следует по стопам своего отца, - добавила она холодно.
Проигнорировав ее недовольство, Роджер уселся рядом и положил голову Джемми себе на колени.
- Эй, привет, - произнес он, ласково поглаживая щеку мальчика. – Привет. Ты в порядке?
Словно по волшебству, глаза Джемми открылись, и он сонно улыбнулся отцу.
- Привет, папа, - все еще ангельски улыбаясь, он закрыл глаза и впал в абсолютную неподвижность, прижавшись щекой к отцовскому колену.
- Он в порядке, - пояснил Роджер Брианне.
- Хорошо, - сказала она, не особенно успокоившись. – Что они пили, как ты думаешь? Пиво?
Роджер наклонился и понюхал красные губы мальчика.
- Вишневая наливка, судя по запаху. За сараем целый чан этого напитка.
- Святый Боже! – ей не приходилось пить вишневой наливки, но миссис Баг дала ей рецепт. «Возьмите бушель вишневого сока, насыпьте в него двадцать четыре фунта сахара, вылейте в сорокагалонную бочку и залейте виски».
- Он в порядке, - повторил Роджер, похлопывая ее по руке. – А это не Герман?
- Да, он, - она наклонилась, чтобы проверить Германа; тот спал с такой же ангельской улыбкой. – Вишневая наливка, должно быть, сильная вещь.
Роджер рассмеялся.
- Ужасная. Как сильная микстура от кашля. Но она хорошо веселит.
- Ты ее пил? – она присмотрелась к нему, но его губы были обычного цвета.
- Конечно, нет, - он наклонился и поцеловал ее в доказательство. – Ты же не думаешь, что такой шотландец, как Ронни, будет запивать разочарование вишневой наливкой? Если под рукой есть приличный виски?
- Верно, - согласилась она и взглянула на бондарную лавку. Светящиеся полоски по краям двери исчезли, и хижина выглядела, как черный прямоугольник на фоне темного леса. – Как Ронни?
- Он в порядке, - Роджер мягко переложил Джемми на солому рядом с Германом. – В конце концов, он не был влюблен в Сенгу. От него несет неудовлетворенной похотью, но сердце не разбито.
- Ну, что ж коли так, - сказала она сухо. – Ему не придется долго страдать. Мне сказали, что фрау Юта позаботится об этом.
- Да, она сказала ему, что найдет для него жену. Он отнесся к этому по-философски, хотя и воняет похотью, - добавил он, сморщив нос.
- Ээ. Хочешь есть? – она подобрала ноги, готовая подняться. – Я принесу что-нибудь, пока Юта и ее дочери не убрали все со стола.
Роджер внезапно очень сильно зевнул.
- Нет, я в порядке, - он моргнул, сонно улыбнувшись ей. – Я пойду, найду Фергюса и скажу, где Герман; возможно, перехвачу что-нибудь по дороге. – Он похлопал ее по плечу, встал и, немного шатаясь, направился к огню.
Она снова проверила мальчиков; те дышали спокойно и регулярно, полностью отключившись от внешнего мира. Она со вздохом пододвинула их ближе другу к другу, подгребла соломы и укрыла их своим плащом. Холодало, но зима уже закончилась, и в воздухе не ощущалось мороза.
Праздник продолжался, хотя и сбавил обороты. Танцы прекратились; толпа разбилась на небольшие группы; старшие мужчины собрались возле костра, закурив трубки, молодежь куда-то исчезла. Семьи стали устраиваться на ночь, сооружая себе гнезда в соломе. Часть людей находилась в доме, большая часть в амбаре. Где-то за домом звучала гитара, и одинокий голос пел медленную и грустную песню. Песня внезапно заставила ее затосковать по пению Роджера с его богатым мягким голосом.
При этой мысли она осознала, что голос Роджера звучал гораздо лучше, когда он вернулся от Ронни. Все еще хриплый лишь с отдаленным намеком на прежнюю силу, голос звучал гораздо легче, и в нем не было сдавленных звуках. Возможно, алкоголь помог голосовым связкам расслабиться.
Более вероятно, подумала она, что Роджер расслабился сам и перестал обращать внимание на то, как звучит его голос. Мать уверяла, что его голос восстановится, если он будет работать над ним, но он разговаривал мало, то ли действительно опасаясь боли в горле, то ли стесняясь издаваемых звуков.
- Наверное, я сделаю немного вишневой наливки, - пробормотала она. Потом посмотрела на две спящие фигурки, оценила перспективу утреннего похмелья и передумала. – Лучше не надо.
Она нагребла кучку сена, накрыла его платком, сделав что-то вроде подушки – завтра придется выбирать сено из одежды – и улеглась, обняв Джема. Если мальчик будет беспокоиться или его вырвет во сне, она проснется.
Костер прогорел; только неровные лепестки огня мерцали над тлеющими углями. Факелы, установленные по всему двору, прогорели или были затушены. Звуки гитары и песня затихли. Без света и шума, которые не пускали ее, вошла ночь и расправила крылья холодной тишины над горами. Звезды ярко горели в вышине, но они были лишь искрами в тысячелетиях пути от земли. Она закрыла глаза, спасаясь от необъятности ночи, и склонила голову, прижавшись губами к головке сына.
Она пыталась успокоиться и уснуть, но без компании, которая могла отвлечь ее, и с запахом горящих углей в воздухе безжалостная память вернула ее назад, и вместо обычной молитвы на ночь она стала молить о защите и милосердии.
«Братьев моих Он удалил от меня, и знающие меня чуждаются меня. Покинули меня близкие мои, и знакомые мои забыли меня.»[11]
- Я не забуду вас, - тихо прошептала она мертвым. Эти слова казались жалкими, жалкими и бесполезными. Но это все, что было в ее власти.
Она задрожала и прижалась к Джемми.
Неожиданный шелест сена, и Роджер улегся позади ее. Он немного повозился, натягивая на нее свой плащ, потом удовлетворенно вздохнул и расслабился, положив руку на ее талию.
- Чертовски длинный день, да?
Она издала слабый звук, соглашаясь. Теперь, когда все затихло, и не было необходимости говорить, оказывать кому-нибудь внимание, каждый мускул в ее теле дрожал от усталости. Лишь тонкий слой сена отделял ее от холодной жесткой земли, но она чувствовала, как волны сна неотвратимо накатывали на нее.
- Ты поел? – она положила руку на его ногу, и он в ответ прижал ее ближе к себе.
- Да, если считать пиво едой. Многие так считают, - он тихо рассмеялся, обдав ее теплым дыханием. – Все в порядке. – Теплота его тела стала проникать сквозь одежды, разделяющие их, прогоняя холод ночи.
Джем всегда был горячим во сне, словно теплый глиняный горшок лежал под боком, но Роджер был еще горячее. Как говорит ее мать, температура горящего спирта выше температуры горящей нефти.
Она вздохнула и прижалась спиной к нему, чувствуя себя согретой и защищенной. Холодная необъятность ночи уже не давила теперь, когда ее семья собралась вместе.
Роджер издавал тихие гудящие звуки. Она осознала это внезапно. В гудении не было никакой мелодии, только его грудь вибрировала против ее спины. Она не стала останавливать его; ведь это хорошо для голосовых связок, но он остановился сам. Надеясь, что он начнет снова, она протянула руку назад и погладила его ногу, издав тихий вопросительный звук:
- Хм-мм?
Он сжал ладонями ее ягодицы.
- Мм-хм, - в его звуке слились и приглашение, и удовлетворение.
Она не ответила, но убрала бедра, отказываясь от ласки. Обычно это заставило бы его отступиться и убрать руки. Он убрал, но только одну руку; другая рука двинулась вниз по ее ноге, намереваясь найти низ юбки и задрать ее вверх.
Она торопливо схватила его шаловливую руку и прижала ее к своей груди в знак того, что она ценит его внимание и при других обстоятельствах была бы рада, но в данный момент …
Обычно Роджер очень хорошо понимал язык ее тела, но сейчас, по-видимому, под действием виски этот навык ослаб. Или его не волновало, хотела ли она …
- Роджер! – прошипела она.
Он начал гудеть снова; теперь в гудение вкрапливались глухие булькающие звуки, которые издает чайник перед закипанием. Рука его опустилась вниз под ее юбку и стремительно двинулась вверх по ноге. Джемми кашлянул и дернулся в ее объятиях; она сделала попытку лягнуть Роджера.
- Боже, как ты красива, - пробормотал он ей в шею. – О, Боже, так красива. Такая красивая … такая … хмм … - Следующие слова были едва разборчивы, но ей показалось, что он произнес «скользкая». Его пальцы достигли цели, и она выгнулась, пытаясь отодвинуться.
- Роджер, - произнесла она тихим голосом. – Роджер, люди вокруг! – и сопящий малыш рядом.
Он что-то пробормотал, где различались слова: «темно» и «никто не увидит», и продолжил поднимать юбку, возобновив гудящие звуки. Потом прервался на время, чтобы прошептать: «Люблю тебя, люблю тебя так сильно …»
- Я тоже тебя люблю, - ответила она, пытаясь поймать его руку. – Роджер, прекрати!
Он убрал руку, но тут же схватил ее за плечо. Небольшое усилие, и вот она уже лежит на спине, уставившись на далекие звезды, которые тут же были закрыты головой и плечами Роджера, который навис на ней.
- Джем …- она протянула руку к Джемми, который ничуть не потревоженный внезапным исчезновением ее тепла, свернулся клубочком, словно ежик в зимней спячке.
А Роджер напевал – если это можно было назвать пением – похабную шотландскую песенку о мельнике, к которому пристает молодая женщина с просьбой смолоть ее кукурузу. В то время как он …
- «He’s dang her doon upon a sack, and there she’s got her corn grund, her corn grund …»[12] - жарко напевал Роджер ей в ухо, прижав ее к земле тяжелым телом, и звезды бешено кружили в вышине.
Она думала, что слова о том, что от Ронии несет похотью – лишь фигура речи, но очевидно это не так. Голая плоть соприкоснулась с голой плотью, и затем … Она задохнулась, как и Роджер.
- О, Боже, - произнес он и замер, нависнув над ней, потом выдохнул пары виски и начал двигаться, продолжая гудеть. Слава Богу, было темно, хотя и недостаточно. Остатки огня бросали на его лицо жутковатый свет, и на мгновение он выглядел, как большой черный красивый дьявол, как его описывала Инга.
Расслабься и наслаждайся, подумала она. Сено производило громкий шелест, но вокруг слышались многочисленные шорохи, и ветер свистел между деревьями, заглушая все другие звуки.
Она сумела преодолеть свое замешательство и начала действительно получать наслаждение, когда Роджер подсунул руки под ее ягодицы и приподнял ее бедра.
- Обхвати меня ногами, - прошептал он и прикусил ее мочку зубами. – Забрось ноги мне на спину и упрись пятками в задницу.
Движимая частично ответным возбуждением, частично желанием выбить из него воздух, она широко раздвинула ноги и, как ножницами, со всей силы обхватила его талию. Он издал экстатический стон и удвоил усилия. Возбуждение победило; она почти забыла, где они находятся.
Полностью отдавшись наслаждению, она выгнула спину и взорвалась, задрожав под его горячим телом, в то время как ночной ветер холодил ее обнаженные ягодицы и бедра, посылая электрические импульсы по всей коже. Дрожа и постанывая, она распласталась на сене, все еще держа его ногами. Потом, расслабленная и бессильная, она повернула голову вбок и медленно открыла глаза.
Кто-то подошел к ним; она заметила движение в темноте и замерла. Это пришел Фергюс, чтобы забрать своего сына. Она услышала его негромкий голос, что-то сказавший Герману по-французски, потом тихий шорох шагов, когда он отошел.
Она лежала неподвижно с сильно бьющимся сердцем, все еще держа Роджера ногами. Роджер тем временем достиг своей маленькой смерти. Наклонив голову, так что его волосы, как паутинки, касались ее лица, он пробормотал: «Люблю тебя … Боже, как я люблю тебя», и медленно опустился на нее. После этого он выдохнул: «Спасибо» ей на ухо и впал в полубессознательное состояние, тяжело дыша.
- О, - произнесла она, смотря на мирные звезды вверху, - пожалуйста. – Она с некоторым трудом разомкнула занемевшие ноги, столкнула с себя Роджера, уложила между ними Джемми и более или менее накрыла всех плащом.
- Эй, - вдруг вспомнила она; Роджер шевельнулся.
- Мм?
- А каким монстром был Иждер?
Он рассмеялся низким ясным смехом.
- О, Иждер был гигантским бисквитным тортом, облитым шоколадом. Он мог заваливать других монстров и душить их своей сладостью. – Роджер снова засмеялся, икнул и расслабился.
- Роджер? – позвала она тихо мгновение спустя. Ответа не последовало; она протянула руку поверх спящего сына и коснулась руки мужа.
- Спой мне, - прошептала она, хотя знала, что он уже спал.
Notes
1
Самоназвание индейцев-могавков, а также язык могавков.
2
Салонная игра викторианской эпохи. Люди садятся в круг, и ведущий начинает: «Кошка священника» - и далее добавляет определение на букву «А». Следующий игрок продолжает давать определение на эту букву и так по кругу. Затем ведущий начинает давать определение на букву «Б» и т.д. Игрок , не сумевший подобрать определение на нужную букву, выбывает из игры.
3
Книга откровения Иоанна Богослова - последняя книга Нового Завета (часто также упоминается как Апокалипсис (с греч. раскрытие, откровение). В книге описываются события, предшествующие Второму пришествию Иисуса Христа на землю.
4
Моя мама (нем.)
5
Мама (нем.)
6
Душенька (нем.)
7
Девушка (гэльск.)
8
Детская французская песенка, в которой грозятся выдрать перья у жаворонка за то, что его песенка не дает спать. Alouette по-французски жаворонок.
9
Я ощиплю твою голову (фран.)
10
Девочка (нем.)
11
Библия. Книга Иова, глава 19
12
Он бросил ее на мешки с кукурузой, и таким образом кукуруза была смолота (шотл.)