- Почти закончила, - пробормотала я и провела костяшками пальцев по ее лодыжке в знак утешения, прежде чем вернуться к обработке грязной раны на ее ноге. Офицерская лошадь наступила на нее, когда все - и люди и животные - толпились у ручья, чтобы напиться. Я ясно видела черные следы от подковы на ее покрасневшем и распухшем подъеме ноги. Край обуви, истершийся, тонкий, как бумага, и острый, как нож, оставил глубокую изогнутую рану, проходящую через плюсневые кости и исчезающую между четвертым и пятым пальцами.
Я боялась, что мне придется удалить мизинец - казалось, что он держится только на кусочке кожи - но когда я осмотрела ногу внимательнее, то обнаружила, что все ее кости чудесным образом остались целыми, насколько я могла судить без рентгена.
Лошадиная подкова втоптала ее ногу глубоко в грязь, сказала она мне, и это, похоже, спасло кости от переломов. Теперь, если я смогу остановить заражение, а удалять палец нет нужды, она сможет нормально ходить. Может быть.
С осторожной надеждой я отложила скальпель и потянулась за бутылочкой, которую я принесла из форта, и в которой, как я надеялась, была пенициллиновая жидкость. Я спасла тубус с линзой от микроскопа доктора Роулингса после пожара, и он очень пригодился для разжигания огня, но без окуляра, поддерживающего механизма и зеркала он мало годился для исследования микроорганизмов. Я была только уверена, что выращенное и отфильтрованное мной было хлебной плесенью ... но помимо этого ...
Подавив вздох, я щедро плеснула жидкости на обнаженную плоть раны. Жидкость не содержала алкоголь, но рана была открыта. Шлюха издала пронзительный крик сквозь тряпку и задышала через нос, как паровая машина, но к тому времени, когда я приложила к ране компресс из лаванды и окопника и сделала повязку, она успокоилась.
- Ну, вот, - сказала я, похлопав ее по ноге. - Думаю, теперь с ней все будет в порядке. - Я автоматически начала говорить, чтобы она держала ее чистой, но прикусила язык. У нее не было ни обуви, ни чулок, и ей придется или днями идти по камням, воде и грязи или оставаться в лагере, полном нечистот как человеческих, так и животных. Подошвы ее ступней были тверды, как рога, и черны, как смертный грех.
- Найди меня через день или два, - вместо этого сказала я. Если сможешь, подумала я. - Я проверю рану и сделаю новую повязку. - Если смогу, подумала я, кинув взгляд на ранец, где хранила все уменьшавшиеся запасы медикаментов.
- Большое спасибо, - сказала шлюха и села, осторожно поставив ногу на землю. Судя по ее коже, она была еще молода, хотя этого нельзя было сказать по ее лицу. Оно обветрилось и сморщилось от голода и усталости. Скулы заострились, а рот скривился на одну сторону, где отсутствовали зубы, должно быть, сгнили или были выбиты клиентом или другими шлюхами.
- Вы будете здесь еще немного? - спросила она. - У меня есть подруга. У нее зуд.
- По крайней мере, этой ночью я буду здесь, - сказала я и, подавила стон, поднимаясь на ноги. - Отправляйте свою подругу. Я посмотрю, что можно сделать.
Наша группа ополченцев встретилась с другой, образовав довольно большой отряд, и в течение нескольких дней мы пересеклись еще с рядом групп. Мы сталкивались с остатками армий генерала Шулера и генерала Арнольда, которые тоже двигались на юг вниз по долине Гудзона.
Мы все еще двигались весь день, но начали чувствовать себя в достаточной безопасности, чтобы спать по ночам, а благодаря пище, хотя и нерегулярной, мои силы начали возвращаться. Дождь обычно шел ночью, но сегодня он шел на рассвете, и мы несколько часов шли по грязи, прежде чем появилось какое-никакое убежище.
Войска генерала Арнольда разграбили ферму и сожгли дом. Одна сторона сарая сильно обуглилась, но огонь погас, не успев охватить его полностью.
Порыв ветра пронесся по сараю, поднимая гнилую солому и другую грязь, прижимая наши юбки к ногам. Первоначально в сарае был дощатый пол; Я могла видеть в грязи следы от досок. Беженцы забрали их на дрова, но, слава богу, снести сарай показалось им трудной задачей.
Здесь обосновались некоторые беженцы из Тикондероги, а до наступления ночи людей появится еще больше. Мать с двумя маленькими детьми, свернувшись, спали возле дальней стены; ее муж устроил их здесь и ушел искать еду.
Молитесь, чтобы не случилось бегство ваше зимою или в субботу...
Я последовала за женщиной к выходу и стояла, глядя ей вслед. Солнце уже касалось горизонта. Вероятно, осталось около часа до наступления сумерек, но закатный ветер уже шелестел верхушками деревьев. Я поежилась, хотя день все еще был теплым. Однако в старом сарае было промозгло, а ночи стали довольно холодными. В один день мы проснемся примерзшими к земле.
И что тогда? - спросил тихий тревожный голосок на дне моего желудка.
- Тогда я надену еще пару чулок, - пробормотала я в ответ голосу. - Заткнись!
Настоящая христианка, без сомнения, отдала бы пару лишних чулок шлюхе , - заметил ханжеский голос моей совести.
- Ты тоже заткнись, - сказала я. - У меня будет масса возможностей стать христианкой позже, если у меня возникнет такое желание. Осмелюсь сказать, что чулки нужны половине этих людей.
Я задумалась, что я смогу сделать для подруги этой шлюхи, если она придет. Зуд мог быть чем угодно: от экземы или коровьей оспы до гонореи, хотя, учитывая профессию женщины, разумнее предположить что-нибудь венерическое. В Бостоне будущего это, скорее всего, была бы простая дрожжевая инфекция. Как ни странно, я почти никогда не наблюдала ее здесь и предположила, что это могло быть связано с почти повсеместным отсутствием нижнего белья. Вот вам и достижения цивилизации!
Я снова взглянул на свой ранец, прикидывая, что у меня осталось и как это использовать. Изрядное количество бинтов и корпии. Горшок с мазью из горечавки, полезной при царапинах и мелких ранах, которых было множество. Небольшой запас самых полезных трав для настоек и компрессов: лаванда, окопник, мята перечная, семена горчицы. Каким-то чудом у меня еще осталась коробочка с корой хинного дерева, приобретенная мной в Нью-Берне. Тут я подумала о Томе Кристи и перекрестилась, но выбросила его из головы; здесь ничего не поделаешь. Два скальпеля, который я забрала с тела лейтенанта Стактоу - он скончался от лихорадки в дороге - мои серебряные хирургические ножницы, золотые иглы для акупунктуры Джейми. Их можно было использовать для лечения других, вот только я понятия не имела, куда их втыкать в случаях, не относящихся к морской болезни.
Я слышала голоса, группы добытчиков продовольствия двигались среди деревьев, тут и там голоса звали родственников или друзей, потерянных во время дневного перехода. Беженцы начали устраиваться на ночь.
Недалеко раздался треск валежника, и из леса вышел мужчина. Я его не знала. Кто-то из ополченцев; у него был мушкет и рожок с порохом на поясе, и он был босоногим. Хотя его ноги были слишком большие для моих чулок - факт, на который я указала своей совести на случай, если она снова вздумает призывать меня к благотворительности.
Он увидел меня в дверях и поднял руку.
- Вы знахарка? - спросил он.
- Да, - я перестала пытаться просить людей называть меня доктором, не говоря уже о враче.
- Встретил шлюху с новой повязкой на ноге, - сказал мужчина с улыбкой. - Она сказала, что в сарае есть знахарка, и у нее есть снадобья.
- Да, - сказала я, окидывая его взглядом. Я не увидела явных ран, и он не выглядел больным, насколько я могла судить по его румянцу и прямой фигуре. Вероятно, у него болен кто-то из семьи или друг.
- Отдай их мне сейчас же, - приказал он, все еще улыбаясь, и наставил на меня дуло мушкета.
- Что? - удивилась я.
- Давай твои снадобья, - он повел мушкетом. - Я могу пристрелить тебя и забрать их, но не хочу тратить порох.
Я мгновение стояла неподвижно, уставившись на него.
- Зачем, черт побери, они тебе?
Однажды в Бостоне в кабинете неотложной помощи молодой наркоман с потным лицом и стеклянными глазами наставил на меня пистолет, требуя наркотики. Я тут же отдала их. Но в данный момент, я не была намерена отдавать свои лекарства.
Он фыркнул и взвел курок. Прежде чем я могла подумать или испугаться, раздался громкий звук, и запахло порохом. Мужчина страшно удивился, мушкет в его руках задрожал. Затем он свалился к моим ногам.
- Держи, сассенах, - Джейми сунул мне в руки пистолет, из которого только что выстрелил, нагнулся и ухватил тело за ногу. Он поволок его от сарая в лес, а я сглотнула, достала из мешка чулки, положила их на колени женщины и с пистолетом и мешком села у стены. Я ощущала взгляды женщины и детей на себе и видела, как они внезапно поглядели на открытые двери. Я повернулась и увидела, что вошел Джейми, промокший до нитки с усталым осунувшимся лицом.
Он пересек сарай, сел рядом со мной, положив голову колени, и закрыл глаза.
- Спасибо, сэр, - очень тихо произнесла женщина. - Мэм.
Я подумала, что он мгновенно уснул, так как он не шевелился. Однако через несколько секунд он сказал таким же тихим голосом: Пожалуйста, мэм .
Я была бесконечно рада найти Хантеров в следующей деревне. Они находились на одной из барж, которые были захвачены британцами, но смогли сбежать, просто уйдя в лес в темноте. А поскольку солдаты, схватившие их, не утруждали себя пересчетом пленных, их побег никто не заметил.
В целом дела шли на поправку. Еды становилось все больше, и мы оказались среди регулярных частей континентальной армии, хотя армия Бергойна находились всего в нескольких милях от нас. Дезертирство стало частым явлением, хотя никто не знал, насколько. Организация, дисциплина и военная структура восстанавливались, когда мы оказались в распоряжении континентальной армии, но все еще оставались люди, которые незаметно исчезали.
Это был Джейми, кто придумал игру в дезертиров. Дезертиров встречали с радостью в британской армии, кормили, давали одежду и выспрашивали информацию.
- И мы ее им дадим, - сказал он. - Также будет справедливо получить в ответ информацию от них.
На лицах офицеров, когда он предложил эту идею, начали расцветать улыбки. И в течение нескольких дней тщательно отобранные дезертиры тайно пробирались во вражеские лагеря и, представ перед британскими офицерами, выдавали тщательно подготовленную информацию. А после хорошего ужина они пользовались первой же возможностью, чтобы вновь дезертировать на американскую сторону, принося с собой полезные сведения о преследующих нас британских войсках.
Иэн время от времени заглядывал в индейские лагеря, если это казалось безопасным, но в эту игру не играл; он был слишком запоминающимся. Я полагала, что Джейми хотел бы замаскироваться под дезертира, это соответствовало бы его чувству драматизма и острому чувству приключений. Однако его рост и яркая внешность мало подходили для этого; все дезертиры должны были быть обычными мужчинами, которых вряд ли можно будет узнать позже.
- Потому что рано или поздно англичане догадаются в чем дело. Они не дураки. И они не воспримут это хорошо.
Мы снова нашли укрытие в сарае на ночь, несожженном и с несколькими охапками плесневелой соломой, хотя животные давно исчезли. Мы были одни, хотя, вероятно, ненадолго. Эпизод в комендантском саду, казалось, произошел в другой жизни, но я положила голову на плечо Джейми, расслабившись от его твердой теплоты.
- Как ты думаешь ...
Джейми внезапно замолчал, сжав мою ногу. Мгновением позже я услышала осторожное шуршание, которое насторожило его, и во рту у меня пересохло. Это могло быть чем угодно от охотящегося волка до крадущегося индейца, но кто бы это ни был, он был порядочного размера. Я тихо, как могла, нащупала в кармане нож, который дал мне Джейми.
Не волк, тень человеческого размера, прошла мимо двери и исчезла. Джейми сжал мое бедро и бесшумно двинулся через пустой сарай. Мгновение я не могла его видеть, но мои глаза уже адаптировались к темноте, и секундой позже я увидела его, длинную черную тень, прижавшуюся к стене рядом с дверью.
Тень снаружи вернулась. Я увидела силуэт головы на фоне более бледной темноты снаружи. Я подтянула под себя ноги. Кожу кололо от страха. Дверь была единственный выходом, и, может быть, мне следует броситься ничком на пол и подкатиться к стене. Так я смогу избежать обнаружения или, при удаче, схватить вошедшего за лодыжку, или проткнуть ножом его ногу.
Я была уже готова претворить эту стратегию в жизнь, когда из темноты донесся дрожащий шепот.
- Друг ... Друг Джейми? - произнес он, и я облегченно выдохнула.
- Это вы, Дензелл? - спросила я, стараясь, чтобы голос мой звучал нормально.
- Клэр! - он бросился в двери, споткнулся обо что-то и с шумом растянулся.
- Добро пожаловать, друг Хантер, - сказал Джейми, в его голосе явно слышался нервный смех. - Ты ушибся? - Длинная тень отделилась от стены и наклонилась помочь визитеру подняться.
- Нет, думаю, нет. Хотя не знаю точно ... Джеймс, я сделал это!
На несколько мгновений возникло молчание.
- Как близко, acharaid? - спросил Джейми. - Они уже движутся?
- Нет, слава господу, - Дензелл внезапно сел рядом со мной, и почувствовала, что он дрожит. - Они поджидают обоз. Не хотят отрываться далеко от своего снабжения. А с этим у них большие проблемы. Мы им здорово мешаем на дорогах, - в его голосе звучала явная гордость, - да и дождь им не помогает.
- Знаете, сколько продлиться их стоянка?
Я видела, как Дензелл с энтузиазмом кивнул.
- Один из сержантов сказал, что это продлиться два или даже три дня. Он велел солдатам беречь муку и пиво, потому что они не получат больше, пока не придут фургоны.
Джейми выдохнул, и я почувствовала, как напряжение его ослабло. Страстная волна благодарности накатила на меня. Будет время выспаться. Я так отвлеклась на чувство облегчения, что едва слышала, о чем еще Дензелл говорил. Я лишь услышала голос Джейми, пробормотавшего поздравления. Он хлопнул мужчину по плечу и выскользнул из сарая, без сомнения, чтобы передать информацию.
Дензелл сидел молча и только громко дышал. Я постаралась собраться и сделала попытку быть дружелюбной.
- Они покормили вас, Дензелл?
- Ох, - голос Днезелла изменился, и он полез в свой карман. - Вот. Я принес это для вас. - Он сунул мне в руку небольшой помятый ломоть хлеба, обгоревший по краям - я могла это почуять по твердой корке и запахе пепла. Мой рот невольно наполнился слюной.
- О, нет, - смогла отказаться я, пытаясь отдать хлеб назад. - Вам нужно ...
- Они накормили меня, - успокоил он меня. - Какое-то тушеное мясо. Я ел все, что давали. И у меня в кармане есть еще хлеб для сестры. Это дали они, - уверил он меня. - Я ничего не крал.
- Спасибо, - поблагодарила я и с большим самообладанием разломила ломоть на две части и затолкала одну в карман для Джейми. Затем впилась в оставшийся кусок, словно волк в тушу.
Живот Денни выдал серию громких урчаний.
- Вы говорили, что вы ели! - воскликнула я обвиняющим тоном.
- Ел. Но рагу, кажется, не хочет лежать спокойно, - сказал он с коротким смешком боли. Он наклонился, прижав руки к животу. - Я ... нет ли у тебя случайно, друг Клэр, ячменного или мятного отвара?
- Есть, - сказала я, несказанно обрадованная, что у меня все еще есть остатки трав. Осталось немного, но мята у меня была. Горячей воды не было, и я дала ему горстку мяты пожевать и запить ее водой из фляжки. Он жадно выпил, рыгнул и задышал так, что я тотчас поняла, что произойдет. Я поспешно отвела его в сторону и держала его голову, пока его рвало. Он выблевал и мяту и тушеное мясо.
- Пищевое отравление? - спросил я, пытаясь пощупать его лоб, но он ускользнул, рухнув на кучу соломы, и положил голову на колени.
- Он сказал, что повесит меня, - вдруг прошептал он.
- Кто?
- Английский офицер. Капитан Бредбери, кажется так его имя. Сказал, что считает, что я играю в шпиона, и если я не признаюсь, то повесит меня.
- Но не повесил, - тихо сказала я и положила ладонь на его руку.
Он весь дрожал, и я видела каплю пота, свисающую с его подбородка.
- Я сказал ... сказал ему, что знаю, что он может. Если захочет. И я действительно думал, что повесит. Но нет, - его дыхание стало тяжелым, и я поняла, что он беззвучно плачет.
Я обняла его за плечи, производя утешающие звуки, и через некоторое время он перестал плакать.
- Я думал ... я готов умереть, - после непродолжительного молчания сказал он тихо. - Что я с радостью отправлюсь к господу, когда бы он меня ни призвал. Мне стыдно, что это оказалось неправдой. Я был так напуган.
Я длинно и глубоко вздохнула и села рядом с ним, опершись спиной о стену.
- Вот, что я всегда думала о мучениках, - сказала я. - Никто и никогда не говорил, что они не боялись. Только то, что они были готовы пойти и сделать несмотря на страх. Вы пошли.
- Я не намеревался стать мучеником, - сказала он через мгновение. Это прозвучало так кротко, что я рассмеялась.
- Сомневаюсь, что большинство хотят, - заметила я. - И думаю, человек, который захочет, будет действительно несносным. Уже поздно, Дензелл, и ваша сестра беспокоится. И голодна.
Прошел час или больше, прежде чем пришел Джейми. Я лежала на соломе, накрывшись шалью, но не спала. Он подполз ко мне и, улегшись рядом, вздохнул и обнял.
- Почему он? - спросила я через некоторое время, пытаясь говорить спокойно. Это не сработало; Джейми был очень чувствителен к тону голоса, тем более моего. Я видела, как он резко повернул голову, но в свою очередь помолчал некоторое время перед ответом.
- Он сам захотел, - сказал он, выражая голосом спокойствие лучше, чем я. - И я думаю, он хорошо справился.
- Справился? Он не актер! Ты же знаешь, он не умеет лгать; он, должно быть, заикался и запинаться на каждом слове! Я удивлена, что они ему поверили ... если поверили, - добавила я.
- О, да, они поверили. Ты думаешь настоящий дезертир не будет бояться, сассенах? - сказал он со слабой усмешкой. - Он должен был потеть и запинаться. Если бы я заставил его выучить роль, его тотчас же пристрелили бы.
От этой мысли к горлу подступил комок. Я с силой сглотнула его.
- Да, - сказала я и несколько раз вздохнула, представляя потеющего и заикающегося Денни Хантера перед холодными глазами британского офицера, и почувствовала покалывание пота на своем лице.
- Да, - сказала я снова. - Но ... мог бы кто-нибудь другой сделать это? Денни Хантер - не просто друг; он доктор. Он нужен здесь.
Джейми повернул голову ко мне. Небо снаружи стало светлеть, и я могла видеть очертания его лица.
- Ты слышала, сассенах, что я сказал? Он сам захотел пойти туда. Я его не просил. Наоборот, я пытался его отговорить ... по той же причине, которую ты высказала. Но он не послушал, только попросил присмотреть за сестрой, если не вернется.
Рэйчел. Мой желудок сжался при упоминании девушки.
- О чем только он думал?
Джейми глубоко вздохнул и лег на спину.
- Он квакер, сассенах. Но он мужчина. Если бы он был человеком, который не боролся за то, во что верил, он остался бы в своей деревушке, делал припарки лошадям и присматривал за сестрой. Но он не такой. - Он покачал головой и посмотрел на меня.
- Хотела бы ты, сассенах, чтобы я оставался дома? Отказался от битвы?
- Да, - сказала я сердито. - Не раздумывая ни секунды. Я просто знаю, что ты так никогда не поступишь, так какой в этом смысл?
Это заставило его рассмеяться.
- Значит, ты понимаешь, - сказал он и взял мою руку. - Это верно и для Дензелла Хантера. Если он решил рисковать своей жизнью, моя задача проследить, чтобы он получил максимальную пользу от азартной игры.
- Учитывая, что доход от большинства азартных игр - это большой жирный ноль, - заметила я, пытаясь вернуть свою руку. - Разве никто не говорил тебе, что выигрывает всегда казино? - Он руку не отпустил, а принялся мягко водить подушечкой большого пальца по кончикам моих пальцев.
- Да. Ты оцениваешь шансы и снимаешь колоду, сассенах. И, знаешь, это не всегда везение. - Свет стал неуловимо предрассветным. Просто предметы постепенно проявлялись по мере того, как тени вокруг них меняли цвет с черного на серый и голубой.
Его палец скользнул в мою ладонь, и я невольно обхватила его.
- Почему нет слова противоположного глаголу блекнуть ? - спросила я, наблюдая, как из ночной тени проявляются морщины на его лице. Я провела пальцем по изгибу его густой брови, дотронулась ладонью до упругого коврика его короткой бороды, которая, пока я смотрела, постепенно превращалась из аморфного пятна в массу крошечных завитков и жестких пружин, светящаяся масса волос из золота и серебра, ярко выделяющаяся на его обветренной коже.
- Не думаю, что он нужен, - сказал он. - Просто есть свет. - Он посмотрел на меня и улыбнулся, я увидела, как его глаза отслеживают очертания моего лица. - Если свет тускнеет, значит, наступает ночь, а когда свет становится ярче, значит, угасает ночь, не так ли?
Да. Нам следует поспать, но армия скоро начнет пробуждаться.
- Почему женщины не затевают войны?
- Вы не рождены для этого, сассенах, - его ладонь, жесткая и мозолистая, обхватила мой подбородок. - И это было бы неправильно. Вы, женщины, забираете с собой очень многое, когда уходите.
- Что ты имеешь в виду?
Он повел плечами, как делал всегда, когда искал слово или мысль, неосознанное движение, словно ему жал кафтан, хотя в данные момент его на нем не было.
- Когда мужчина умирает - умирает лишь он один, - сказал он. - И все мужчины заменяемы. Да, семья нуждается в них, чтобы они добывали еду, защищали. Но это может делать любой нормальный мужик. Женщина же ... - его губы в слабой улыбке прошлись по кончикам моих пальцев. - Женщина забирает с собой жизнь, когда уходит. Женщина ... это бесконечная возможность.
- Идиот, - сказала я мягко, - если думаешь, что все мужчины заменяемы.
Мы немного полежали, наблюдая за разгорающимся рассветом.
- Как много раз ты делала это, сассенах? - внезапно спросил он. - Сидела от заката до рассвета и держала страх мужчины в своих ладонях?
- Слишком много, - ответила я, но это было неправдой, и он знал об этом. Я слышала, как он выдохнул, тишайший звук смеха, и перевернул мою ладонь. Его большой палец двинулся по ее холмам и долинам, костяшками и мозолям, по линии жизни, и линии любви, по гладкой плоти холма Венеры, где еще слабо, но виднелась буква Д . Я держала его в моих руках лучшую часть моей жизни.
- Часть работы, - сказала я, совсем не шутя, и он понял это.
- Ты думаешь, я не боюсь? - спросил он тихо. - Когда делаю свою работу?
-Боишься, но все равно делаешь, - ответила я. - Ты чертов игрок, а самая большая игра из всех - это жизнь, не так ли? Может быть, твоя, а может быть, чья-то еще.
- Да, - сказал он тихо. - Полагаю, ты знаешь об этом.
- Я меньше всего беспокоюсь о себе, - задумчиво продолжил он. - Глядя на все это в целом, я признаю, что сделал ряд полезных вещей в жизни. Мои дети выросли; мои внуки растут в безопасности - это самое главное, не так ли?
- Это так, - согласилась я. Солнце взошло. Я услышала пение петуха где-то вдалеке.
- Ну, вот. Не могу сказать, что мне страшно так, как раньше. Мне, конечно, не хочется умирать, но, возможно, теперь в этом меньше сожалений. С другой стороны, - один уголок его рта приподнялся, когда он посмотрел на меня, - хотя я меньше боюсь за себя, я не хочу убивать молодых людей, которые еще не прожили свою жизнь. - И это, по моему мнению, было максимально близко к извинению за Денни Хантера.
- Собираешься оценивать возраст стреляющих в тебя людей, что ли? - спросила я, садясь и начиная вычесывать сено из волос.
- Это трудно, - признал он.
- И я искренне надеюсь, что ты не позволишь какому-нибудь придурку убить тебя только потому, что он еще не прожил такую полноценную жизни, как ты.
Он тоже сел и поглядел на меня с серьезным видом.
- Нет, - сказал он. - Я убью его. Просто не очень охотно.