Было уже поздно, когда я, проверив состояние своих пациентов, отправилась спать. Девейн Бьюканен получил небольшую поверхностную рану, когда Ронни Кэмпбелл забыл направить дуло пистолета вверх, паля в честь свадьбы, но после очистки и перевязки раны находился в хорошем настроении. Будучи буквально переполненным алкоголем, которым его пичкал полный раскаяния Ронни, он вообще не чувствовал боли.
Один из рабов Кэмпбелла, мужчина по имени Растус, сильно обжег руку, снимая жареную птицу с вертела; все, что я могла сделать в этом случае - это обвязать руку чистой тряпкой и поместить ее в кувшин с холодной водой, предписав джин для внутреннего применения. Я также оказала помощь нескольким молодым людям, которые, будучи в изрядном подпитии, получили небольшие ушибы, ссадины и потеряли несколько зубов из-за разногласий по поводу игры в кости. Было также шесть случаев расстройств желудка, и все были излечены с помощью мятного чая. Бетти находилась в глубоком, но, кажется, естественном сне и громко храпела в своей кровати. Джемми тоже, жар его к этому времени значительно уменьшился.
Сейчас большая часть празднующих отправилась спать; только самые несгибаемые из карточных игроков сидели в гостиной, погруженные в табачный дым, и всматривались в карты покрасневшими глазами. Я заглянула также в другие комнаты, пока шла к лестнице. Несколько мужчин вели политическую беседу тихими голосами в одном конце столовой. Со стола все уже было убрано, и только пустые стаканы из-под бренди стояли возле их локтей. Джейми среди них не было.
Раб в ливрее с усталым взглядом поклонился, когда я сунула голову в столовую, и спросил - не хочу ли я перекусить или выпить. Я ничего не ела с самого ужина, но отказалась, слишком усталая для чего бы там ни было.
Я остановилась на первой ступеньке, мельком кинув взгляд на комнаты Джокасты, но там все было тихо. В дверной планке была вмятина - след от удара тяжелым телом - и, взглянув наверх, я увидела несколько жженых пятен от выстрелов.
Дворецкий Улисс, все еще одетый в ливрею и парик, сидел охранником на табурете возле двери и дремал. Свеча шипела и плевалась в подсвечнике на стене. В ее колеблющемся свете я могла видеть, что выражение его лица было хмурым, а губы поджаты, словно он видел плохие сны. Я подумала разбудить его, но стоило мне двинуться к нему, как лицо его разгладилось. Он потянулся, словно собрался встать, но потом снова заснул. Через мгновение свеча погасла.
Я прислушалась, но не услышала в темноте ничего, кроме тяжелого дыхания Улисса. Разговаривали ли Дункан и Джокаста, лежа рядом за пологом их кровати, или молчали - неизвестно. Я послала им мысленное пожелание счастья и, преодолевая боль в спине и коленях, поплелась наверх, мечтая о собственной кровати и взаимопонимании со своим мужем.
Через открытое окно лестничной площадки второго этажа я услышала отдаленные возгласы, смех и треск выстрелов. Более молодые - и некоторые более старые - господа собрались на берегу реки с бутылками виски и бренди и, как мне сказали, стреляли в лягушек.
Леди, однако, все спали. Второй этаж был бы совсем тихим, если бы не тихое похрапывание. В отличие от коридора в комнате было очень душно, несмотря на то, что дрова в камине прогорели до углей, которые излучали жутковатый красный свет.
Из-за множества гостей единственными, кто наслаждался отдельной спальней, были молодожены; все остальные теснились в переполненных комнатах. Две огромные кровати с балдахинами и одна раскладная кровать занимали большую часть комнаты, оставшуюся часть пола покрывали соломенные тюфяки. Каждая кровать была забита женщинами, как сардинами, которые лежали впритык друг к другу поперек матрацев. Воздух был теплый и влажный, как в оранжерее, полной орхидей.
Я, стараясь дышать неглубоко - воздух был наполнен невыносимой смесью запахов несвежего пота, барбекю, жареного лука, французских духов и паров алкоголя - быстро сбросила туфли и сняла платье, надеясь, что не вспотею, пока раздеваюсь. Я еще была возбуждена событиями дня, но усталость налила свинцом мои ноги, и я была страшно рада пробраться к моему обычному месту на матрац в ногах одной из больших кроватей.
В моей голове гудели разнообразные мысли и, несмотря на гипнотизирующее действие дремоты вокруг меня, я лежала напряженная и рассматривала силуэт моей голой ноги на фоне красных углей камина.
Бетти перешла от ступора к нормальному глубокому сну. Когда она утром проснется, мы узнаем, кто дал ей стакан, и что было в нем. Я надеялась, что Джемми тоже будет спать спокойно. Но кто меня действительно беспокоил - это Джейми.
Я не видела его ни среди карточных игроков, ни среди мужчин, беседующих о табаке и налогах.
Я также не видела Филиппа Уайли, по крайней мере, на первом этаже. Можно предположить, что он был с гуляками на берегу реки. Это была его компания и его стиль жизни - богатые молодые люди, которые ищут развлечение в пьяном кутеже, пренебрегая холодом и опасностью, смеясь и стреляя из пистолетов.
Это не была компания Джейми и не его стиль жизни, но при мысли о его пребывании среди этих молодых людей мои ступни поджались от холода, несмотря на жару в комнате.
"Он не сделал бы ничего глупого", - уверила я себя, поворачиваясь на бок и согнув колени, насколько это было возможно в такой тесноте. Он не сделал бы, но его понятие о глупости не всегда совпадает с моим.
Большинство гостей-мужчин располагались на ночлег в гостиных или в строениях вне дома. Когда я проходила к себе, я видела неизвестные фигуры, которые, завернувшись в плащи, громко храпели на полу. Я не стала искать среди них, но, несомненно, Джейми был там - у него, как и у меня, был трудный день.
Но это было так не похоже на него - уйти, не пожелав мне спокойной ночи, чтобы там не произошло. Конечно, он злился на меня, и наша ссора еще не улажена, возобновившись из-за приглашения на карточную игру от этого мерзкого Филиппа Уайли. Я сжала ладони, потирая большими пальцами небольшие мозоли на пальцах, где я носила кольца. Подлый шотландец!
Рядом со мной зашевелилась и забормотала Джемайма Хатфилд, очевидно потревоженная моим беспокойством. Я медленно расслабилась, затихла и лежала, невидяще уставившись на дубовую доску перед собой.
Да, несомненно, он был сердит из-за ухаживаний Филиппа Уайли. Также как и я, или точнее была бы, не будь я столь измотана. "Как он смеет ...", - я зевнула, чуть не вывихнув челюсть, и решила, что это не стоит моих волнений, по крайней мере, сейчас.
Однако совсем не похоже на Джейми избегать меня, сердит он или нет. Он не был человеком, который мог дуться и злиться. Он бросил бы вызов и стал бы бороться, не колеблясь ни секунды, но я не помнила, чтобы он все еще гневался после заката, по крайней мере, по отношению ко мне.
От этих мыслей я начала еще больше беспокоиться - где он был и что, черт побери, делал. Беспокойство о нем заставляло меня сердиться, хотя бы потому, что это было лучше, чем волноваться.
Но это был долгий день, и по мере того, как выстрелы возле реки становились реже, сонливость охватывала меня, притупляя мои страхи и рассеивая мои мысли, словно песок. Мягкое дыхание женщин вокруг убаюкивало, как звук ветра в деревьях; моя связь с реальностью ослабевала и, наконец, совсем исчезла.
Я могла ожидать, что мне будут сниться кошмары, полные насилия и страха, но мое подсознание решило иначе. Оно обратилось к совершенно другим событиям дня. Возможно, из-за тепла в комнате или близости многих тел, но мне снились яркие эротические сны, и волны возбуждения омывали меня временами, вынося к границе пробуждения и снова погружая в бессознательность.
В моих снах были лошади, пылающие черные фризы с шелковыми гривами, которые развевались, когда жеребцы бежали рядом со мной. Я видела, как мои ноги поднимались и опускались; я была белой кобылой, и земля летела под моими копытами зелеными размытыми пятнами. Потом я остановилась и обернулась, поджидая широкогрудого жеребца, который подбежал ко мне, обдав мою шею горячим влажным дыханием, и вцепился зубами в мой затылок.
- Я король Ирландии, - сказал он, и я медленно проснулась, ощущая покалывание по всей коже с головы до пят, и поняла, что кто-то мягко поглаживает мою ступню.
Все еще во власти чувственных снов, я не встревожилась, довольная уже тем, что у меня все-таки ступни, а не копыта. Мои пальцы и стопа подогнулись, упиваясь мягкими прикосновениями большого пальца, который двигался по ее своду, вызывая целый спектр ощущений. Потом, вздрогнув, я окончательно проснулась.
Кто бы это ни был, он почувствовал мое пробуждение, поскольку тотчас убрал руку. Но потом она вернулась, на этот раз более уверенно, обхватив мою ступню и поглаживая большим пальцем медленно, но уверенно у основания моих пальцев.
Я была немного удивлена, но не испугана. Я пошевелила ногой, пытаясь сбросить руку, но она в ответ сжала мою лодыжку, а вторая рука мягко зажала мой большой палец.
"Десять негритят пошли купаться в море,
Десять негритят резвились на просторе ..."
Я почти слышала эту считалку, когда пальцы чьей-то руки поочередно перебирали пальцы на моей ноге.
"Но тут один воскрес,
Ему купили крест".
Пальцы неожиданно скользнули вниз и пощекотали мою подошву, я дернулась и невольно хихикнула.
Я подняла голову, но рука снова ухватила мою ногу в предупреждающем жесте. Огонь в камине погас совсем, и в комнате стояла бархатная чернота, даже адаптированным зрением я могла различить только что-то вроде согнутой фигуры возле моих ног - размытое пятно, края которого переливались, как ртуть.
Рука мягко двинулась вверх по моей щиколотке. Я сильно дернула ногу; женщина рядом со мной фыркнула, села с неразборчивым "Ххх?" и снова упала, заснув.
Мускулы моего живота дрожали от подавленного смеха. Он, должно быть, почувствовал мою вибрацию - пальцы соскользнули к своду стопы и стали гладить там, заставив мои пальцы поджаться.
Его ладонь сжалась в кулак, которым он провел по моей подошве, потом кулак разжался, и рука обхватила мою пятку. Большой палец погладил лодыжку и вопросительно замер. Я не шевелилась.
Его пальцы становились все теплее по мере того, как продвигались вдоль моей икры и, наконец, достигли мягкого места позади колена. Здесь они выбили быструю дробь на чувствительной коже, и я дернулась от возбуждения. Они замедлились и уверенно остановились на артерии, где часто бился мой пульс; я могла чувствовать сумасшедший бег крови под моей кожей, там, где она была так тонка, что сквозь нее просвечивали вены.
Я услышала вздох, когда он переместил свой вес, и потом одна рука медленно скользнула вверх по моему бедру. За ней последовала другая, мягко, но настойчиво раздвигая мне ноги.
Мое сердце стучало в ушах, мои груди набухли, и соски, чувствительно терлись о тонкий муслин рубашки. Я глубоко вдохнула и почувствовала запах рисовой пудры.
Сердце дало двойной удар и почти остановилось, когда внезапная мысль возникла в моей голове - что если это был не Джейми?
Я все еще лежала неподвижно, пытаясь не дышать, сконцентрировавшись на руках, которые делали что-то невероятное. Это были большие руки, я чувствовала нажатие суставов на мягкой внутренней части моего бедра. Но у Филиппа Уайли тоже были большие руки, слишком большие для его роста. Я видела, как он набрал полную горсть зерна, и жеребец Лукас зарылся своим черным носом в его ладони.
Мозоли. Шарящие руки - о, Боже! - были с мозолями. Но мозоли имел и Уайли; каким бы он не был денди, он был хорошим наездником, и его ладони были такими же жесткими, как у Джейми.
"Это, должен быть, Джейми", - уверяла я себя и приподняла голову приблизительно на дюйм, всматриваясь в бархатную темноту. - "Десять негритят ... Конечно, это Джейми!"
Потом одна рука сделала нечто невообразимое, и я громко выдохнула, дернувшись. Мой локоть врезался в бок женщины рядом со мной, которая села вертикально с громким восклицанием. Руки резко исчезли, сжав прощальным жестом мои лодыжки.
Послышался шорох - кто-то поспешно полз по полу, потом вспышка тусклого света и дыхание холодного воздуха из коридора, когда дверь из комнаты открылась и тут же закрылась.
- Что? - произнесла Джемайма возле меня с сонным удивлением. - Кто это?
Не получив ответа, она что-то пробормотала и улеглась снова, быстро впав в сон.