Брианна закрыла книгу со смешанными чувствами облегчения и предчувствия чего-то дурного. По просьбе Джейми она преподавала азы грамотности девочкам из Риджа. Уроки на несколько часов заполняли их хижину веселым шумом, и Джемми нравилось, что его баловали полдюжины маленьких мам.
Однако она не была рождена учительницей и в конце занятий всегда испытывала большое облегчение, но за ним по пятам следовало некое неприятное и неловкое чувство. Обычно девочек приводили и забирали старшие сестры, но Энн и Кейт Хендерсонов, которые жили в двух милях, сопровождал их старший брат Обадия.
Она не помнила, когда это началось. Возможно, с первого дня, когда он посмотрел ей прямо в глаза с легкой улыбкой на губах и надолго задержал свой взгляд, прежде чем, погладив сестренок по голове, оставить их ее заботе. Однако он ничего не делал, против чего она могла открыто возражать. Ни тогда, ни в другие дни после этого. И все же ...
Она честно призналась себе, что Обадия Хендерсон приводил ее в содрогание. Он был высоким парнем двадцати лет, неплохо выглядел, имел каштановые волосы и голубые глаза. Но было в нем что-то тревожащее, выражение какой-то жестокости в очертании рта, нечто дикое в глубоко посаженных глазах. И было что-то очень неприятное в том, как он смотрел на нее.
Ей очень не хотелось выходить после занятий. Девочки разбегутся, хихикая и мелькая юбками ... а Обадия будет ждать, прислонившись к дереву, сидя на бортике колодца и однажды даже развалившись на скамье возле их хижины.
Постоянная неуверенность в том, где он будет находиться, при уверенности, что он все равно где-нибудь будет, действовали ей на нервы почти так же, как его вечная полуулыбка и молчаливая ухмылка, с которой он уходил, едва не подмигивая ей, как если бы знал про нее некоторую маленькую грязную тайну, но пока держал ее при себе.
Ей внезапно пришла в голову несколько ироничная мысль, что дискомфорт, который она испытывала возле Обадии, частично был связан с Роджером. С ним она привыкла слышать то, о чем не говорилось вслух.
А Обадия ничего не говорил ей, не совершал по отношению к ней ничего непристойного. Могла ли она сказать ему, чтобы он не смотрел на нее? Это было нелепо. Нелепым было так же то, что, когда она открывала двери, ее сердце подскакивало к горлу, а в подмышках щипало от пота.
Собравшись с духом, она открыла двери девочкам и попрощалась с ними, потом огляделась вокруг. Его не было. Ни у колодца, ни у дерева, ни на скамье ... нигде.
Энн и Кейт, не оглядываясь, бежали через полянку вместе с Дженни Камерон; все трое держались за руки.
- Энни! - позвала она. - Где ваш брат?
Энни, взмахнув косичками, повернула голову.
- Он уехал в Салем, мисс, - крикнула она. - Мы сегодня идем ужинать к Джейн!
Не ожидая разрешения, девочки улетели прочь, словно три разноцветных шара.
Она сделала долгий вдох, и напряжение в ее шее и плечах медленно растаяло. На мгновение она почувствовала себя растерянной, словно не знала, что делать, потом взяла себя в руки и отряхнула помятый передник. Джемми спал, убаюканный алфавитной песенкой девочек. Она может воспользоваться этим и пойти принести пахты из будки над ручьем. Роджеру нравятся булочки из пахты, она сделает их с ветчиной на ужин.
В будочке было прохладно и темно; вода, бегущая по каменной кладке на полу, успокоительно журчала. Ей нравилось входить сюда и ждать, пока глаза не приспособятся к темноте, и она сможет восхититься темно-зеленными плетями водорослей, цепляющихся за камни в потоке воды. Джейми как-то упомянул, что в будке поселилось семейство летучих мышей, и сейчас они были здесь - четыре маленьких кокона висели в самом темном углу, каждый длиной не более двух дюймов, похожие на греческую долму, завернутую в виноградные листья. Она улыбнулась этому сравнению, хотя оно сопровождалось острой болью.
Они с Роджером ели долму в греческом ресторане в Бостоне. Она не слишком любила греческую еду, но это было памятью об их собственном времени. Однако, если сейчас она расскажет ему о летучих мышах, похожих долму, он только улыбнется, но улыбка не коснется его зеленых глаз, и она будет вспоминать в одиночестве.
Она вышла из домика, неся в одной руке ведерко с пахтой, в другой кусок сыра. Омлет с сыром составит великолепный обед; он легко готовится, и Джем обожает его. Он крошил ложкой свой кусок омлета, а потом ел его обеими руками, измазавшись, но все-таки накормив себя.
Она все еще улыбалась, когда взглянула вперед и увидела, что Обадия Хендерсон сидит на скамье возле их хижины.
- Что вы здесь делаете? - ее голос был резок, но несколько визглив. - Девочки сказали, что вы уехали в Салем.
- Да, я уезжал, - он встал и подошел к ней со своей знающей полуулыбкой на губах. - Я вернулся.
Она еле сдержалась, чтобы не отступить назад. Это был ее дом, и проклятие, если он заставит ее повернуться спиной к собственной двери.
- Девочки уже ушли, - сказала она так холодно, как могла. - Они у Камеронов.
Ее сердце сильно билось, но она прошла мимо него, чтобы поставить ведерко на крыльцо.
Когда она нагнулась, он положил руку на ее поясницу. На мгновение она замерла. Он не двигал рукой, не пытался погладить или нажать, но вес его ладони лежал на ее спине, как мертвая змея. Она резко выпрямилась и развернулась, сделав шаг назад, забыв о своем намерении не дать ему себя запугать. Он уже сделал это.
- Я привез вам что-то, - сказал он, - из Салема.
Улыбка все еще была на его губах, но она, казалось, совсем не соответствовала выражению в его глазах.
- Мне ничего не нужно, - произнесла. - Конечно, спасибо, но ... Это неправильно, мой муж не одобрит такой поступок.
- Ему не обязательно знать об этом, - он шагнул к ней, и она сделала шаг назад. Его улыбка стала более широкой.
- Я слышал, что ваш муж почти не бывает дома в эти дни, - сказал он тихо. - Это так одиноко.
Он протянул руку к ее лицу. Тут раздался негромкий чавкающий звук, и его глаза потрясенно расширились.
Она мгновение смотрела на него, абсолютно не способная понять, что же произошло. Потом он перевел выпученные глаза на свою руку, и она увидела, что в его предплечье торчит небольшой нож, а рукав вокруг него медленно окашивается в красный цвет.
- Уходи отсюда, - голос Джейми был негромок, но отчетлив. Он выступил из-за деревьев, направив на Хендерсона враждебный взгляд. В три шага он оказался рядом с ними и, протянув руку, выдернул нож из руки Обадии. Тот негромко вскрикнул где-то глубоко в горле, словно раненное животное.
- Уходи, - повторил Джейми, - и никогда больше здесь не появляйся.
Кровь текла из руки Обадии, капая с его пальцев. Несколько капель упали в пахту - темно-красные пятна на насыщенной желтой поверхности. Немного ошеломленная, она должна была признать неприятную красоту этого зрелища - словно рубиновые четки в золоте.
Парень сделал шаг другой и побежал, зажав здоровой рукой рану и спотыкаясь. Он исчез за деревьями, и в палисаднике некоторое время стояла тишина.
- Тебе было обязательно делать это? - первое, что она могла сказать. Она чувствовала ошеломление, словно стукнули ее саму. Пятна крови на пахте стали расплываться, и она подумала, что ее надо вылить.
- Я должен был ждать? - отец схватил ее за руку и усадил на крыльцо.
- Нет, но ты мог бы ... сказать ему, - ее губу оцепенели, и на периферии ее зрения мерцали искры. Она поняла, что собирается упасть в обморок, и наклонилась вперед, опустив голову между коленями и спрятав лицо в переднике.
- Я сказал. Я сказал ему уйти, - крыльцо заскрипел, когда Джейми сел рядом с ней.
- Ты знаешь, что я имею в виду, - ее голос, приглушенный складками ткани, показался странным ей самой. Она медленно распрямилась; большая красная ель возле дома немного заколебалась в поле ее зрения, потом замерла. - Что это было? Рисовка? Как ты мог рассчитывать попасть ножом с такого расстояния? И что это был за нож, для заточки перьев?
- Да. Это все что у меня было в кармане. И я не хотел попасть в него, - признался Джейми. - Я хотел воткнуть нож в стену хижины, и когда он отвлечется, ударить его сзади. Но он двинулся.
Она закрыла глаза и глубоко дышала через нос, пытаясь успокоить свой желудок.
- Ты в порядке, muirninn(1)? - спросил он мягко и положил руку на ее спину, чуть выше того места, где лежала рука Обадии. Ладонь была большая, теплая и утешительная.
- Все хорошо, - сказала она, открывая глаза. Он выглядел встревоженным, и она приложила усилие, чтобы улыбнуться ему. - Все прекрасно.
Он немного расслабился, и беспокойство в глазах уменьшилось, хотя он все еще пристально смотрел на нее.
- Значит, - сказал он, - это не первый раз, да? Как давно этот мерзавец пристает к тебе?
Она сделала еще один вдох и заставила свои кулаки разжаться. Движимая чувством вины - она должна была найти способ остановить его - она хотела представить ситуацию, как несерьезную, но встретившись с синим пристальным взглядом, не смогла солгать.
- С первой недели, - сказала она.
Его глаза расширились.
- Так долго? И ты не рассказала своему мужу об этом? - недоверчиво спросил он.
Она замешкалась с ответом.
- Я ... ну ... я не думала ... Я имею в виду, это не его проблема, - она услышала резкий вдох, без сомнения, предшествующий нелестному замечанию о Роджере, и поторопилась на защиту мужа.
- Фактически он ничего не делал. Только глядел и ... улыбался. Как я могла пожаловаться Роджеру, что он смотрит на меня? Я не хотела выглядеть слабой или беспомощной.
Хотя она знала, что была и слабой, и беспомощной. Осознание этого горело на ее коже, как укусы муравьев.
- Я не хотела ... не должна была просить, чтобы он защитил меня.
Он уставился на нее с удивленным от непонимания лицом и медленно покачивал головой, не сводя с нее взгляда.
- Ради Бога, для чего же тогда нужен муж? - наконец, спросил он. Он говорил спокойно, но голосом, полным глубокого замешательства. - Ты хочешь держать его за домашнюю зверюшку? Комнатную собачку? Или птичку в клетке?
- Ты не понимаешь!
- Да? - он коротко выдохнул, что, возможно, было сардоническим смешком. - Я женат около тридцати лет, а ты замужем меньше двух лет. И чего же, по-твоему, я не понимаю, девочка?
- Это ... не то же самое. У вас с мамой по-другому, чем у нас с Роджером, - вспыхнула она.
- Да, по-другому, - согласился он ровным голосом. - Твоя мать уважает мою гордость, а я - ее. Или ты считаешь ее трусихой, которая не ведет собственные битвы?
- Я ... нет, - она сглотнула, чувствуя подступающие слезы, но решила не поддаваться им. - Но па ... это другое. Мы из другого места и другого времени.
- Я прекрасно это знаю, - сказал он, и она увидела, как уголок его рта приподнялся в кривоватой полуулыбке. Его голос смягчился. - Но я не думаю, что мужчины и женщины сильно отличаются и в том времени.
- Возможно, нет, - она снов глотнула, заставив голос звучать без дрожи. - Но Роджер, возможно, изменился. После Аламанса.
Он вобрал воздух, словно собираясь заговорить, но потом медленно выдохнул, не произнеся ни слова. Он убрал руку, и она почувствовала сожаление. Он откинулся назад, глядя на палисадник, и его пальцы слегка барабанили по доскам крыльца между ними.
- Да, - наконец, спокойно произнес он, - наверное, это так.
Она услышал приглушенный стук в хижине, потом другой. Джем проснулся и выбрасывал игрушки из своей колыбели. Через секунду он начнет звать ее, требуя, чтобы она подняла их. Он резко встала и одернула платье.
- Джем. Мне нужно идти.
Джейми тоже встал и, взяв ведро, выплеснул пахту широкой желтой струей в траву.
- Я принесу тебе еще, - сказал он и ушел, прежде чем она могла сказать ему не беспокоиться.
Джем стоял, держась за бортик, и с готовностью бросился ей в руки, едва она наклонилась к колыбели. Он стал довольно тяжелым, но она крепко прижала его к себе, уткнувшись лицом во влажную от пота головку. Ее сердце тяжело и болезненно билось в груди.
"Это так одиноко", - сказал Обадия Хендерсон. Он был прав.