Они шли уже около часа, когда Брианна поняла, что они идут не за дичью. Некоторое время назад они наткнулись на следы небольшого стада оленей. Помет был свежий, покрытый влагой, но Иэн проигнорировал следы, упорно пробираясь вверх по склону.
Ролло был с ними, но после нескольких бесполезных попыток привлечь внимание хозяина к интересным запахам он с негодованием оставил их и умчался на свою собственную охоту, разбрасывая листья.
Подъем был слишком крутой, чтобы разговаривать, даже если бы Иэн был склонен к разговору. Мысленно пожав плечами, она следовала за ним, но на всякий случай держала наготове ружье и прощупывала взглядом кусты.
Они вышли из Риджа на рассвете, и было далеко за полдень, когда они остановились на берегу маленького безымянного потока. Дикая виноградная лоза вилась вокруг ствола хурмы, нависающей над ручьем. Большая часть винограда была съедена, но несколько гроздей все еще висели над водой вне досягаемости для всех, кроме самых отчаянных белок … или высокой женщины.
Она сбросила мокасины и вошла в ручей, задохнувшись от ощущения ледяной воды на щиколотках. Виноград перезрел и был готов лопнуть, пурпурный до черноты и переполненный соком. Белки не могли достать его, но осы вполне, и она внимательно следила за фуражирами с жалом, пока срывала самую сочную гроздь.
- Ты хочешь рассказать мне, что мы ищем? – спросила она, поворачиваясь к кузену.
- Нет, - ответил он с улыбкой в голосе.
- О, значит сюрприз? – она выпустила ветвь и кинула ему кисть винограда.
Он поймал ее одной рукой и положил на землю рядом с объемным мешком с провизией.
- Что-то похожее.
- Если, конечно, мы не просто отправились на прогулку, - она открутила другую гроздь и вышла на берег, где уселась рядом с ним.
- Нет, ничего подобного, - он закинул в рот две виноградины, раздавил и выплюнул кожуру с косточками. Она ела более аккуратно, отправляя в рот по одной виноградине и стряхивая пальцем косточки с губ.
- Ты должен есть кожуру, Иэн. В ней витамины.
Он скептически приподнял плечо, но ничего не сказал. И она и ее мать много раз объясняли про витамины и их пользу, но без всякого эффекта. Джейми и Иэн неохотно поверили в существование микробов, потому что Клэр показала эти микроорганизмы в микроскопе. Однако витамины увидеть не представлялось возможным, и потому их можно было игнорировать.
- Далеко еще до этого сюрприза? – виноградная кожура оказалась довольно горькой. Она непроизвольно скривила рот, и Иэн, усердно отправляющий виноградины в рот и выплевывающий остатки, заметил это и усмехнулся.
- Да, немного дальше.
Она бросила взгляд на горизонт. Солнце уже опускалось, и если они сейчас отправятся домой, то придут уже по темноте.
- Как далеко? – она сплюнула пожеванную виноградную кожуру в ладонь и бросила в траву.
Иэн тоже взглянул на солнце и поджал губы.
- Ну … думаю, мы доберемся завтра к обеду.
- Что? Иэн!
Он втянул голову.
- Извиняюсь, кузина. Я знаю, что должен был сказать тебе раньше, но боялся, что ты не пойдешь, если скажу, как далеко идти.
Оса уселась на виноградную кисть, которую она держала, и она с раздражением смахнула ее.
- Я конечно бы не пошла. О чем ты думал, Иэн? Роджер из себя выйдет!
Кузен, видимо, нашел последнее замечание забавным, рот его изогнулся в улыбке.
- Роджер Мак? Не думаю.
- Ну, ладно, он не станет биться в припадке, но будет беспокоиться. И Джемми меня потеряет.
- Нет, с ними все будет в порядке, - заверил ее Иэн. – Я сказал дяде Джейми, что нас не будет три дня. Он заберет малыша в большой дом. Твоя мама, Лиззи и миссис Баг будут так суетиться вокруг него, что он даже не заметит твое отсутствие.
Звучало правдоподобно, но это не уменьшило ее раздражения.
- Ты говорил с папой? И он просто сказал «хорошо», и вы оба решили, что правильно тащить меня в лес на три дня, не пояснив для чего? Вы … вы …
- Невыносимые, высокомерные, грубые шотландцы, - сказал Иэн, так великолепно подражая английскому акценту ее матери, что она рассмеялась, несмотря на раздражение.
- Да, - сказала она, вытирая сок с подбородка. – Точно!
Он все еще улыбался, но насмешливый вид исчез.
- Брианна, - мягко произнес он с певучим горским говором, отчего ее имя прозвучало непривычно изящно. – Это важно.
Теперь он не улыбался и смотрел на нее теплыми, но серьезными глазами. Коричневые глаза были едва ли не единственной красивой чертой на лице Иэна Мюррея, а сейчас они глядели с такой искренней дружелюбной открытостью, что казалось, он позволял заглянуть в самую его душу. Она несколько раз задумывалась прежде, сознает ли он, какой эффект производит этот его взгляд, но даже если сознавал, противиться ему было трудно.
- Хорошо, - сказала она, сдаваясь, и отмахнулась от осы. – Хорошо. Но ты все равно должен мне рассказать.
Он покачал головой, глядя на виноградину, которую отрывал от кисти.
- Я не могу, - произнес он и, забросив ягоду в рот, повернулся к мешку, который, как она заметила, был подозрительно пухлым. – Хочешь хлеба или сыра, кузина?
- Нет, лучше пойдем дальше, - она встала и отряхнула листья со штанов. – Чем быстрее мы придем туда, тем быстрее вернемся.
Они остановились за час до заката, чтобы собрать дрова, пока еще светло. Вздувшийся мешок наряду с едой содержал в себе два одеяла и бутыль с пивом – очень кстати после целого дня ходьбы вверх по склону.
- О, хорошая партия, - одобрила она после длинного глотка ароматного с хмелем напитка. – Кто варил?
- Лиззи. Она научилась у фрау Уты, прежде … э-э … ммфм, - произведенный Иэном шотландский звук деликатно закрыл вопрос, связанный с болезненными обстоятельствами разрыва помолвки девушки.
- Мм. Неприятное событие, да? – Она из-под ресниц наблюдала за ним, скажет ли он еще что-нибудь о Лиззи. Когда-то они испытывали друг к другу теплые чувства, но он отправился к ирокезам, а, когда вернулся, Лиззи была помолвлена с Манфредом МакДжилливреем. Сейчас они оба были свободны …
Он проигнорировал ее замечание, пожав плечами, и сосредоточился на разжигании костра. День был теплый, солнце еще не село, но тени под деревьями были уже синими, и ночь обещала быть прохладной.
- Я схожу к ручью, - объявила она, забирая свернутую леску и крючок из кучки вещей, которые он вытащил из мешка. – Кажется, ниже за поворотом есть форелевый омут. И личинки поднимаются на поверхность.
- Хорошо, - кивнул он и подгреб растопку, прежде чем высечь сноп искр из кремня.
Когда она завернула за поворот, то увидела, что это не просто форелевый омут, а бобровая запруда. В спокойной воде была видна горбатая хатка, а на противоположном берегу раскачивались и дергались два ивовых деревца, очевидно их подгрызали бобры.
Она двигалась осторожно. Увидев ее, бобры в панике прыгнут в воду, колотя по ней своими хвостами. Она слышала этот звук прежде; он был удивительно громким, звучал как пистолетная стрельба и гарантированно распугал бы всех рыб в округе.
Погрызенные стволы валялись на ближнем берегу. Их белая внутренность обработана тщательно, словно столяром. Однако ни одного свежего. Она прислушалась; ничего кроме шума ветра в деревьях. Бобры не были бесшумными животными, значит, их нет поблизости.
Не сводя взгляда с дальнего берега, она наживила на крючок кусочек сыра, медленно раскрутила его над головой, набирая скорость, и выпустила. Крючок приземлился с небольшим всплеском в середине запруды, но шума было недостаточно, чтобы потревожить бобров. Ивовые деревца на дальнем берегу продолжали трястись и раскачиваться под натиском трудолюбивых зубов.
Личинки вплывали на поверхность, как она и сказала Иэну. Воздух был мягкий и прохладный, а поверхность воды дрожала и переливалась, как серый шелк, который встряхивают под лучами света. Маленькие облачка гнуса висели в неподвижном воздухе под деревьями, корм для только что вылупившихся веснянок, каменных мух и стрекоз.
Жалко, что у нее не было удилища или мух для наживки, но попытаться стоило. Вместе с личинками к поверхности поднималась прожорливая форель, а она, как известно, бросается на все, что движется. Ее отец однажды поймал рыбину на крючок, к которому были привязаны несколько его ярких волос.
Это мысль. Она улыбнулась, убрала с лица локон, выбившийся из косы, и начала медленно подтягивать леску. Форели было много, а сыр …
Сильный рывок заставил ее удивленно дернуться. Зацепка? Леска дернулась, и сильная вибрация прострелила ее руку, как электрический ток.
Следующие полчаса прошли с единственной мыслью вытащить добычу. Она промокла до середины бедер, кожа горела от укусов москитов, запястья и плечи болели, но на берегу к глубокому удовлетворению рыболова поблескивали чешуей три толстые рыбины, а в кармане оставалось еще несколько кусочков сыра.
Она размахнулась, чтобы забросить крючок снова, когда вечернюю тишину разбили панические свисты и писк. Из кустов на противоположном берегу выскочили испуганные бобры и покатились вниз, как взвод маленьких пушистых танков. Она уставилась на них, открыв рот, и инстинктивно сделала шаг назад.
Следом за бобрами появилось нечто большое и черное. Адреналин пронесся по ее жилам, и она повернулась бежать. Она бы быстро оказалась вдалеке от берега, если бы не наступила на одну из рыбин. Нога ее поскользнулась на чешуе, словно на масле, и она упала на спину. Из этого положения она прекрасно видела, как Ролло длинными прыжками выскочил из-за деревьев на берег и взлетел вверх. Грациозный, как комета, он по параболе пролетел по воздуху и с всплеском упал в воду среди бобров.
Иэн с открытым ртом глядел на нее. Его взгляд медленно путешествовал от ее мокрых волос до промокшей и грязной одежды и ниже до связки из трех рыбин, одна из которых была несколько расплющена.
- Рыба дала серьезный отпор, не так ли? – сказал он, кивнув на связку. Уголки его рта задрожали.
- Да, - она бросила рыбу на землю возле него, - но не такой, как бобры.
- Бобры? – он потер переносицу длинного костлявого носа. – Да, я слышал, как они плескались. Ты дралась с бобрами?
- Я спасала от бобров твоего несчастного пса, - сказала она и чихнула. Упав на колени возле костра, она блаженно прикрыла глаза, ощутив прикосновение тепла на дрожащем теле.
- Ролло вернулся? Ролло! Где ты, пес?
На зов хозяина огромный пес, вяло помахивая хвостом, неохотно вышел из кустов.
- Что за драка с бобрами, a madadh[1]? – сурово спросил Иэн. Ролло отряхнулся, подняв небольшой туман капелек со шкуры, вздохнул и упал на живот, с угрюмым видом уткнувшись носом в лапы.
- Может быть, он хотел поймать рыбу, но бобры его не поняли. На земле они убегали от него, но как только оказались в воде … - Брианна покачала головой и отжала подол своей охотничьей рубашки. – Знаешь, Иэн … ты чистишь эту проклятую рыбу.
Он уже потрошил рыбину, взрезав точным движением ножа ее живот. Вытащив внутренности, он бросил их Ролло, но тот лишь вздохнул и сильнее распластался на сухой листве.
- Он не ранен? – забеспокоился Иэн.
Она возмущенно взглянула на него.
- Нет, он не ранен. Просто смущен. Ты спроси, не ранена ли я. Ты знаешь, какие у бобров зубы?
Почти стемнело, но она видела, что его плечи содрогаются.
- Да, знаю, - голос его звучал немного задушено. – Они же, хм, не покусали тебя? Я имею в виду … это было бы заметно. – У него вырвался хриплый смешок, и он попытался замаскировать его кашлем.
- Нет, - холодно сказала она. Костер разгорелся, но не достаточно. Вечерний ветерок проникал сквозь мокрую ткань ее рубашки и штаны, щекоча спину ледяными пальцами.
- Не сколько зубы, сколько хвосты, - сказала она и развернулась, подставляя теплу спину. Она осторожно потерла правую руку. По ней пришелся удар мускулистым хвостом бобра, который оставил красный след от запястья до локтя. На мгновение она решила, что рука сломана.
- Словно бейсбольной битой ударили … э-э дубинкой, - поправилась она. Бобры, конечно, не атаковали ее, но находиться в воде с запаниковавшим волкодавом и дюжиной испуганных грызунов, каждый шестидесяти фунтов весом, было сродни идти по автоматической мойке: со всех сторон бьют ослепляющие струи воды. Она содрогнулась и обхватила себя руками.
- Вот, кузина, - Иэн встал и стянул через голову рубашку из оленьей кожи. – Надень ее.
Брианна так замерзла, что не отказалась от предложения. Она скромно уединилась в кусты, сняла мокрую одежду и вышла оттуда в рубашке Иэна, завернувшись в одно из одеял, как в саронг.
- Ты плохо ешь, Иэн, - заявила она, критически разглядывая его. – Ребра выпирают.
Он всегда был склонен к худобе. В юности его костлявость казалась нормальной. Просто его кости росли быстрее мышечной массы.
Теперь он достиг полной зрелости, и хотя мышцы у него были - они перекатывались на его руках и плечах - но позвонки торчали под загорелой кожей спины, и она могла видеть его ребра, словно складки песка под водой.
Он пожал плечом, но не ответил, занятый насаживанием очищенной рыбы на ивовые прутья.
- И ты плохо спишь, - она уставилась на него через костер. Даже в этом свете были видны тени и впадины на его лице, несмотря на татуировку на скулах. На его впалые щеки все обращали внимание в последние несколько месяцев. Ее мать хотела поговорить с ним, но Джейми сказал оставить юношу в покое; он сам поговорит с ним, когда тот будет готов.
- Нормально, - пробормотал он, не глядя на нее.
Был ли он готов к разговору или нет, она не знала, но он привел ее сюда. Если он не готов, то, черт побери, ему лучше быстрее подготовиться.
Она, конечно, всю дорогу гадала, какова же таинственная цель их путешествия, и почему именно она должна сопровождать его. Для охоты Иэн мог взять кого-нибудь из мужчин. Как бы хорошо она ни обращалась с ружьем, несколько мужчин в Ридже были лучше ее, включая ее отца. И любой из них лучше подходил для того, чтобы выгнать медведя из берлоги или доставить домой мясо и шкуры.
В настоящий момент они находились на землях чероки. Она знала, что он тесно общается с индейцами нескольких деревень, но если бы вопрос шел об официальном приглашении, то он скорее взял бы с собой Джейми или Питера Бьюли, у которого жена из чероки.
- Иэн, - произнесла она таким тоном, который мог заставить почти любого мужчину обратить на нее внимание, - посмотри на меня.
Он резко вскинул голову и моргнул.
- Иэн, - более мягко сказала она, - это связано с твоей женой?
Он мгновение стоял, застыв. Глаза темные и нечитаемые. Ролло в тени позади него внезапно поднял голову и издал негромкий вопросительный звук. Это, казалось, пробудило Иэна. Он моргнул и опустил глаза.
-Да, - коротко произнес он и поправил наклон воткнутой в землю палочки, на которой скворчала рыба.
Она ждала, когда он продолжит, но он молчал; только отломил кусочек полуготовой рыбы и протянул его псу, причмокнув в приглашение. Ролло поднялся, озабоченно понюхал ухо Иэна, потом соизволил взять рыбу, лег и осторожно ее облизнул, прежде чем проглотить. Затем решился и съел рыбьи головы и кишки.
Иэн поджал губы, и она могла видеть, как по его лицу скользили полуоформившиеся мысли, пока он не решил заговорить.
- Однажды я собирался на тебе жениться.
Он быстро взглянул на нее, и она внезапно осознала, что хотя он делал предложение из наивных юношеских побуждений … он был мужчиной. И он собирался исполнить все, что за этим последует.
Его глаза смотрели на нее с признанием факта, что он рассматривал возможность разделить с ней постель. Она едва подавила импульс покраснеть и отвести взгляд. Это поставит их обоих в неловкое положение.
Она внезапно осознала, что он мужчина, а не только ее юный кузен, и ощутила тепло его тела от рубашки, которую надела.
- Это была бы не самая худшая вещь в мире, - сказала она, стараясь подражать его обыденному тону. Он рассмеялся, и линии его тату утратили свою угрюмость.
- Нет, - сказал он. – Хотя и не самая лучшая … Роджер Мак, да? Но я рад слышать, что я не самый худший выбор. Лучше Ронни Синклера, как ты думаешь? Или хуже законника Форбса?
- Ха-ха-ха, - она не стала поддаваться его поддразниваниям. – Ты был третьим в списке.
- Третьим? Что? Кто был вторым? – он действительно казался расстроенным мыслью, что кто-то был лучше его.
- Лорд Джон Грей.
- Да? А-а. Надо полагать, что именно он, - неохотно признал Иэн. – Хотя … - он внезапно замолчал и кинул на нее острожный взгляд.
Она напряглась. Иэн знает о сексуальных пристрастиях Джона Грея? Она думала, он знает, если судить по выражению его лица, а если нет, то не ей открывать ему секреты лорда Джона.
- Ты встречал его? – спросила она. Иэн уехал с ее родителями к ирокезам, чтобы вызволить Роджера, до того, как лорд Джон появился на плантации ее тети, где она с ним впервые встретилась.
- Да, - он все еще выглядел настороженным, хотя и в меньшей степени. – Несколько лет назад. Его и его … сына. Пасынка, я имею в виду. Они заехали в Ридж во время путешествия в Вирджинию. Я заразил его корью, - Иэн внезапно улыбнулся. – Ну, по крайней мере, он заболел корью. Тетушка Клэр лечила его. А ты встречалась с ним?
- Да, в Речном потоке. Иэн, рыба горит.
Он выдернул палочку с рыбой из огня и с негромким гэльским восклицанием замахал обожженными пальцами. Потушенная об траву, рыба оказалась вполне съедобной, хотя и несколько подгоревшей по краям, а вместе с хлебом и пивом составила вполне приличный ужин.
- А ты встречалась с сыном лорда Джона в Речном потоке? – возобновил он разговор. – Его зовут Вилли. Хороший мальчишка. Он упал в яму в уборной, - добавил он, подумав.
- Упал в туалетную яму? – она рассмеялась. - Выглядит так, будто он идиот. Или он был очень маленьким?
- Нет, вполне приличного роста для своего возраста. И вполне разумный для англичанина. Но это была не совсем его вина. Мы искали змею, а она заползла на ветку за нами, и … это была случайность, - закончил он и дал Ролло еще кусочек рыбы. – Так ты не видела мальчишку?\
- Нет, и я подозреваю, что ты специально переводишь разговор на другое.
- Да, так и есть. Хочешь еще пива?
Она приподняла брови, уставившись на него – мол, пусть не думает, что так легко отделается – но кивнула головой и взяла бутылку.
Некоторое время они молчали, пили пиво и смотрели, как сумерки превращались в темноту, и на небе появлялись звезды. Смолистый запах от нагретых за день сосен усилился, и вдалеке можно было слышать одиночные выстрелы от ударов бобровых хвостов по воде. Очевидно, бобры выставили часовых, подумала она с усмешкой, на случай, если Ролло вздумает проникнуть к ним по темноте.
Иэн завернулся в одеяло и улегся на траву, уставившись вверх в бесконечное небо.
Она, не скрываясь, рассматривала его и была уверена, что он знает об этом. Его лицо было спокойное, но не замкнутое. Он думал, и она дала ему время. Осенние ночи длинные, времени хватит.
Ей хотелось, чтобы она больше узнала о девушке Иэна, Эмили - ее имя на могавке было чем-то многослоговым и непроизносимым. Маленькая, сказала ее мать. Хорошенькая, с мелкими костями, и очень умненькая.
Она умерла, Эмили, маленькая и умная? Скорее всего, нет. Она была в этом времени достаточно долго и видела, как вели себя мужчины, потерявшие жен. Они горевали, но не вели себя, как Иэн.
Может ли он вести ее на встречу с Эмили? Она сразу же отмела эту мысль. Чтобы добраться до могавков, нужен, по крайней мере, месяц или, может, больше. Но тогда …
- Я вот думаю, - внезапно произнес он, все еще глядя на небо. – Ты чувствуешь себя иногда … неправильно? – он беспомощно взглянул на нее, неуверенный правильно ли выразил свою мысль, но она поняла его.
- Да, все время, - она почувствовала неожиданное облегчение от этого признания. Он кривовато улыбнулся.
- Ну … может быть, не все время, - поправилась она. – Когда я одна в лесу, все хорошо. Или с Роджером наедине. Хотя даже тогда … - она увидела, как бровь Иэна приподнялась, и поторопилась с объяснением. – Нет, не тогда, когда мы вместе. Когда мы … говорим о том, что было.
Он взглянул на нее со смесью понимания и интереса. Очевидно, ему было бы интересно узнать о том «что было», но он отложил этот вопрос.
- В лесу, да? – сказал он. – Понимаю. Когда, я не сплю, по крайней мере. Но когда сплю …- он повернул голову, снова уставившись на темное небо и яркие звезды.
- Ты боишься … когда наступает темнота? – временами в сумерках она ощущала этот момент глубокого страха, чувство покинутости и одиночества, когда ночь падала на землю. Чувство, которое порой оставалось с ней, даже если она заходила в хижину и запирала за собой дверь.
- Нет, - он немного нахмурился, глядя на нее. – А ты?
- Немного, - она махнула рукой. – Не все время. Не сейчас. А если спать в лесу?
Он сел и немного откинулся назад, сомкнув руке на согнутом колене и задумавшись.
- Ну … - медленно начал он. – Иногда я думаю о старых сказаниях … шотландских, и тех, которые я слышал у кахиен-кехака. О существах, которые приходят к человеку, когда он спит. Которые заманивают его душу.
- О каких существах? – несмотря на красоту звезд и мирный вечер она почувствовала, как по спине пробежал холодок.
Он глубоко втянул воздух и выдохнул, нахмурив брови.
- По-гэльски они называются ши. Чероки называют их нуннахи. У могавков для них есть несколько имен. Когда я услышал про них от Поедающего черепах, я сразу понял, что это они, древний народ.
- Фейри? – спросила она с таким выраженным недоверием в голосе, что он остро взглянул на нее с проблеском раздражения в глазах.
- Нет, я понимаю, что ты имеешь в виду … Роджер Мак показывал мне картинки, которые ты нарисовала для Джема. Все эти крошечные существа, как стрекозы, наряженные в цвета … - он произвел хрипловатый звук глубоко в горле. – Нет, эти существа … - он беспомощно махнул рукой, уставившись на траву.
- Витамины, - внезапно произнес он, подняв голову.
- Витамины? - сказала она и потерла между бровей. Это был длинный день; они прошли пятнадцать или двадцать миль, и усталость наполняла ее руки и спину, словно вода. Синяки и ссадины от сражения с бобрами начали ныть и дергать.
- Понятно. Иэн, ты уверен, что твоя голова уже в порядке? – сказала она легко, но в ее голосе прозвучало настоящее беспокойство, и он тихо и грустно хохотнул.
- Да. Или я так думаю. Просто витамины не видны, но ты и тетушка Клэр уверяете, что они есть, а я и дядя Джейми должны принять это на веру. Я знаю, что древний народ существует. Ты можешь поверить моим словам?
- Ну … - она хотела согласиться, чтобы успокоить его, но внезапно ее охватило какое-то холодное, словно тень от облака, чувство нежелания говорить об этом. Не вслух. И не здесь.
- О, - сказал он, уловив выражение ее лица. – Значит, ты знаешь?
- Я не знаю, что они существуют, - сказала она, - но я также не знаю, что их не существует. И не считаю хорошей идеей говорить о таких вещах в лесу, в миллионе миль от цивилизации. Согласен?
Он улыбнулся и кивнул головой, соглашаясь.
- Да. И я не это собирался сказать, - его пушистые брови нахмурились. – Когда я был ребенком и просыпался по утрам в своей кровати, я сразу же знал, где я нахожусь. Там было окно, - он вытянул руку, - а там на столе тазик и кувшин с голубой полоской, а там, - он указал на лавровый куст, - была большая кровать, где спали Джанет и Майкл, и Джоки, наш пес, возле кровати пукающий, как жук, и запах торфяного дыма, и … ну, даже если я просыпался посреди ночи, я всегда знал, где я.
Она кивнула; воспоминание о ее старой комнате на Фьюри-стрит возникло перед ней, словно видение в дымке костра. Полосатое шерстяное одеяло, колючее под ее подбородком, матрац, обхватывающий ее тело посредине, как огромные теплые ладони. Ангус, скотч-терьер, с потрепанным беретом в обнимку, и утешительные звуки разговора родителей внизу в гостиной, прерываемые саксофонной темой из сериала «Перри Мейсон».
И более всего, чувство абсолютной безопасности.
Ей пришлось прикрыть глаза и дважды сглотнуть, прежде чем она смогла ответить.
- Да, я понимаю тебя.
- Хорошо. А потом, когда я оставил дом, нам с дядей Джейми пришлось спать в вересках, в гостиницах и кабаках. Я просыпался, не зная, где нахожусь, но все же знал, что я в Шотландии. – Он помолчал, прикусив нижнюю губу, словно подыскивал слова.
- Потом произошли события, и я оказался не в Шотландии, и дом … был потерян, - его голос был спокоен, но она могла уловить в нем эхо потери.
- Я просыпался, не имея понятия, где я … кто я.
Он сгорбился, свесив руки между колен, и уставился на огонь.
- Но когда я лежал с Эмили … с самого первого раза я знал. Снова знал, кто я есть, - он взглянул на нее глазами, потемневшими от утраты. – Моя душа не оставляла меня, когда я спал с ней.
- А теперь? – спросила она мягко.
Он молча кивнул. Ветер что-то шептал в деревьях над их головами. Она попыталась не слушать его, неосознанно боясь распознать слова.
- Иэн, - она легко коснулась его руки. – Эмили умерла?
Минуту он сидел неподвижно, потом сделал глубокий дрожащий вздох и покачал головой.
- Не думаю, - хотя в его голосе прозвучало сомнение, а на лице отразилось беспокойство.
- Иэн, - прошептала она, - иди сюда.
Он не двинулся, но когда она присела ближе и обняла его, он не стал сопротивляться. Она потянула его вниз, чтобы он лег рядом с ней и положил голову на ее плечо.
Материнский инстинкт, подумала она с легкой иронией. Что бы ни произошло, самое первое – вы берете их на руки и обнимаете. А если они слишком большие, чтобы поднять их … если его теплый вес и его дыхание в ее ухо прогоняет голоса в ветре прочь, то даже лучше.
Перед ее глазами возникла картина с ее матерью, стоящей за спиной отца на их кухне в Бостоне. Он откинулся на спинку стула, прислонившись головой к ее животу, глаза прикрыты от боли или усталости. Она мягко потирает ему виски. Что это было? Головная боль? Но лицо ее матери было мягким и выражало нежность.
- Я чувствую себя дураком, - сказал Иэн со стеснением, но не отстранился.
- Нет, не чувствуешь.
Он вздохнул и немного поерзал по траве.
- Да, наверное, - пробормотал он. Он немного расслабился, его голова на ее плече стала тяжелой, а напряжение в мышцах спины под ее рукой уменьшилось. Очень неуверенно, словно боясь, что она оттолкнет ее, он протянул ладонь и положил на ее руку.
Кажется, ветер утих. Огонь костра сиял на его лице, и темные линии татуировки выделялись на молодой коже. Его волосы, касающиеся ее щеки, пахли дровяным дымом и пылью.
- Расскажи мне, - произнесла он.
Он глубоко вздохнул.
- Не сейчас. Когда мы будем на месте, хорошо?
Он больше ничего не сказал, и они молча лежали на траве в покое и безопасности.
Брианна почувствовала, что ее одолевают мягкие волны сна, и не стала им противиться. Последнее, что она увидела, засыпая, это лицо Иэна на ее плече, его открытые глаза смотрели на костер.
Идущий лось рассказывал историю. Это была одна из лучших его историй, но Иэн не уделял ей должного внимания. Он сидел напротив мужчины, но смотрел на пламя костра, а не на лицо друга за ним.
Очень странно, подумал он. Он наблюдал за огнем много раз в своей жизни, но ни разу не видел там женщину, до этой зимы. Конечно торфяной огонь не давал много пламени, но хорошо грел и хорошо пах … И да, она была здесь, женщина. Он улыбнулся и легонько кивнул головой. Идущий лось воспринял это как знак одобрения для своего представления и стал повествовать еще драматичнее. Жестикуляция его усилилась, он ужасно скалил зубы, раскачивался и рычал, иллюстрируя росомаху, которую он преследовал до ее логова.
От огня Иэна отвлек шум. Как раз вовремя, поскольку Идущий лось достиг кульминации своего рассказа, и молодые люди в предвкушении стали подталкивать друг друга. Мужчина был невысокий и кряжистый, совсем не похожий по росомаху, которую изображал, и это делало представление еще более зрелищным.
Идущий лось повернул голову, наморщил нос и зарычал сквозь зубы, когда росомаха учуяла запах охотника. Потом он в мгновение превратился в охотника, осторожно пробирающегося по кустам, остановился, низко присел и подскочил с громким вскриком, когда его зад опустился на колючее растение.
Люди вокруг костра взревели, когда Идущий лось стал росомахой, которая сначала выглядела ошеломленной, но потом заволновалась, увидев добычу. Она выпрыгнула из логова, рыча и визжа от ярости. Охотник в ужасе отступил и бросился бежать. Короткие ноги Идущего лося топтали землю большого дома, оставаясь на месте. Потом он вскинул руки и распростерся на земле с отчаянным «Ай-и-и!», когда росомаха набросилась ему на спину.
Мужчины ободряюще кричали, хлопая себя по ляжкам, когда охотник смог перекатиться на спину и с проклятиями стал бороться со зверем, который рвался к его горлу.
Огонь мерцал на шрамах, которые украшали грудь и плечи Идущего лося – толстые белые линии, мелькающие в открытом вороте рубашки, когда он живописно извивался, сжимая руками шею невидимого врага. Иэн обнаружил, что подался вперед с напряженными плечами и прерывистым дыханием, хотя знал, чем все закончится.
Идущий лось повторял это действие много раз и всегда успешно. Иэн сам пробовал повторить это, но у него ничего не получилось. Охотник впечатал в землю пятки и плечи, изогнувшись напряженной дугой. Его ноги дрожали, руки тряслись; он мог не выдержать и распластаться на земле в любой момент. Мужчины возле костра затаили дыхание.
Потом внезапно раздался негромкий щелчок. Отчетливый и немного приглушенный, точно такой, когда ломается шея. Треск кости и связок, приглушенный плотью и мехом. Охотник еще некоторое время, оставался выгнутым, не веря произошедшему, потом очень медленно лег на землю и сел, уставившись на тело своего врага, безжизненно обвисшего в его руках.
Он поднял глаза к небу в безмолвной благодарности, потом взглянул вниз, наморщив нос. Лицо его искривилось, и он стал торопливо отряхивать штаны, запачканные пахучими выделениями росомахи. Огонь костра вздрогнул от смеха.
Кувшин с сосновым пивом передавался по кругу. Идущий лось просиял потным лицом и принял его. Его короткая толстая шея интенсивно задвигалась, пока он жадно поглощал пиво, словно это была вода. Наконец он опустил кувшин и огляделся с выражением задумчивого удовлетворения.
- Ты, Брат волка, расскажи свою историю, - он швырнул наполовину пустой кувшин через костер. Иэн поймал его, лишь слегка забрызгав запястье. Он высосал жидкость со своего рукава, улыбнулся и покачал головой, потом сделал глоток их кувшина и передал его Спящему-со-змеями рядом с ним.
Поедающий черепах ткнул его в бок, настаивая на истории, но он снова покачал головой, пожал плечами и указал подбородком на Змея.
Змей, не чинясь, поставил кувшин на землю рядом с собой, наклонился вперед, отчего отсветы костра заплясали на его лице, и начал рассказ. Он не обладал актерскими способностями Идущего лося, но он был старше – вероятно, около тридцати лет – и много путешествовал в юности. Он жил с ассинибонами и каюга, и знал много их историй, которые рассказывал с большим мастерством.
- Может, расскажешь позже? – потихоньку спросил Черепаха Иэна. – Я хотел бы больше услышать о великом море и женщине с зелеными глазами.
Иэн нехотя кивнул. Вероятно, тогда он был слишком пьян, иначе ни за что не рассказал бы о Джейлис Абернати. Только вот ром, который они купили у купца, вызвал в его голове такое же кружение, как и то зелье, которым она поила его, хотя по вкусу они различались. Зелье вызывало головокружение, из-за которого в его глазах все расплывалось; пламя свечей струилось, как вода, и огонь, казалось, вытекал из камина, разливаясь по всей ее роскошной комнате. Маленькие язычки пламени плясали на всех поверхностях из серебра и стекла, на драгоценных камнях и полированном дереве и еще ярче мерцали в зеленых глазах.
Он оглянулся вокруг. Никаких сияющих поверхностей. Глиняная посуда, необработанное дерево, гладкие жерди каркаса кроватей, точильные камни и плетеные корзины. Даже ткань и меха на их одежде имели неяркие приглушенные цвета, поглощающие свет. Вероятно, только память о головокружении вызвало к жизни ее образ.
Он редко вспоминал о Госпоже, как назвали ее рабы и мальчики. Ей не нужно было других имен, потому что вообразить еще кого-то, похожего на нее, невозможно. Он не любил эти воспоминания о ней, но дядя Джейми сказал не прятаться от них, и он послушался, найдя это хорошим советом.
Он, не отрываясь, смотрел в огонь, едва слушая легенду Змея о Гусе, который перехитрил зло, достал для людей табак и спас Старца. Не ее ли, Джейлис, видел Иэн в пламени костра?
Он думал, что нет. Женщина в пламени дарила ему теплое чувство, которое стекало от его головы вниз по груди и сворачивалось горячим клубком в животе. Женщина в огне не имела лица; он видел ее руки и ноги, изгиб спины, длинные гладкие волосы, развевающиеся в его сторону, слышал ее смех, мягкий с придыханием, доносившийся издалека … и нет, это был не смех Джейлис Абернати.
Слова Черепахи привели женщину в его память, и он вздохнул, подумав, что ему придется рассказать что-нибудь, когда настанет его очередь. Может быть, он расскажет о рабах-близнецах миссис Абернати, огромных чернокожих мужчинах, которые выполняли все ее приказы. Однажды он видел, как они убили крокодила и принесли подвешенного на палке, чтобы положить к ее ногам.
Иэн не был против. После первого пьяного рассказа оказалось, что рассказывать о ней вот так возле огня помогает ему воспринимать ее просто историей, интересной, но нереальной. Может быть, она существовала, как, например, Гусь, который принес табак Старцу, но казалось, что она случилась не в его жизни.
И кроме того у него не было шрамов, которые показали бы его слушателям и ему самому, что он говорит правду.
По правде говоря, он стал уставать от пьянки и историй. Единственное, что ему хотелось, это завалиться в меха в прохладную темноту настила, сбросить одежду и прижаться обнаженным телом к своей жене. Ее имя означало «работающая своими руками», но в уединение постели он называл ее Эмили.
Их время вместе заканчивалось: через два месяца она оставит его и отправится в женский дом. Он не увидит ее месяц до рождения ребенка и месяц после для очищения … Мысль провести два месяца в одиночестве без тепла ее тела рядом с ним по ночам заставила его потянуться к пиву, чтобы выпить.
Однако кувшин был пуст. Его друг захихикал, когда Иэн перевернул кувшин над своим открытым ртом, и единственная янтарная капля упала на его нос.
Маленькая рука протянулась справа из-за его плеча и забрала пустой кувшин, другая слева протянула полный кувшин.
Он взял его и повернулся, улыбаясь ей. Работающая-своими-руками улыбнулась в ответ, ей нравилось предугадывать его желания. Она опустилась на колени, прижавшись животом к его спине, и стукнула по руке Черепаху, потянувшегося за пивом.
- Нет, пусть пьет мой муж! Он рассказывает интересные истории, когда пьяный.
Черепаха, покачиваясь, прищурил один глаз и уставился на нее вторым.
- Это он рассказывает интереснее, когда пьяный, или нам кажется так, когда мы пьяны?
Работающая-своими-руками проигнорировала его философское высказывание и, энергично двигая попкой, растолкала сидящих и уселась рядом с Иэном, сложив руки на своем выступающем животе.
Пришли еще молодые женщины и принесли с собой пиво. Они со смехом протолкнулись среди молодых людей, и Иэн, глядя на них, подумал, что был не прав. Отблески костра плясали на их лицах, сверкали на зубах, когда они смеялись, глаза влажно поблескивали. И это сияние было сильнее, чем от серебра и хрусталя в Роуз-холле.
- Итак, муж мой, - Эмили застенчиво опустила глаза. – Расскажи нам о зеленоглазой женщине.
Он задумчиво сделал глоток пива, потом другой.
- О, - произнес он. – Она была ведьмой и ужасной злой женщиной … но она варила хорошее пиво.
Глаза Эмили широко раскрылись, и все вокруг захохотали. Он заглянул в ее глаза и увидел в них отражение огня, маленький совершенный костер, приглашающей его.
- Но не такое хорошее, как у тебя, - сказал он и, подняв кувшин в знак приветствия, начал пить.