Надежда : другие произведения.

Путешественница ч.4 гл.14

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
   Озерный край
  
   14
   ЖЕНЕВА
  
   Хелуотер
   Сентябрь 1756
  
   - Я полагаю, - сказал Грэй осторожно, - что вам надо поменять имя.
   Он не ожидал ответа. За четыре дня путешествия Фрейзер не сказал ему ни одного слова, ухитрившись даже в гостинице, где им пришлось разделить одну комнату, обойтись без прямого обращения к нему. Грэй пожал плечами и выбрал кровать. Фрейзер без всякого взгляда или жеста завернулся в поношенный плащ и улегся на коврик перед камином. Расчесывая всевозможные укусы от клопов и блох, Грэй подумал, что, возможно, Фрейзер имел лучшие условия для сна.
   - Ваш новый хозяин потерял единственного сына при Престонпансе и не питает добрых чувств к Чарльзу Стюарту и его сторонникам, - продолжил он, обращаясь к профилю, словно выкованному из железа. Гордон Дансейни, родившийся только нескольким годами ранее его, был капитаном в полку Болтона(*). Весьма вероятно, что Грэй мог погибнуть тогда вместе с ним, не будь этой встречи в лесу возле Карриарика.
   - Вы вряд ли надеетесь скрыть тот факт, что вы шотландец, и к тому же горец. Если вы снизойдете, чтобы послушаться совета, данного вам из лучших побуждений, то поймете, что использовать ваше собственное имя неразумно.
   Каменное выражение на лице Фрейзера не изменилось ни на йоту. Ударом пятки он послал свою лошадь вперед, оставив позади гнедого Грэя, следуя по дороге, размытой недавними дождями.
   Было уже далеко за полдень, когда они пересекли Эшнесский мост и начали спускаться к озеру Уотендлат. "Озерный край совсем не похож на Шотландию, - подумал Грэй, - но, по крайней мере, здесь тоже есть горы". Круглобокие с плоскими вершинами, не похожие на суровые шотландские скалы, но все же горы.
   Ранний осенний ветер морщинил темную воду в Уотендлате, берега которого густо поросли осокой и спартиной. Летние дожди в этом году были чрезвычайно обильны даже для этого мокрого края, и вершины затонувших почерневших кустов торчали над водой, залившей берега.
   На гребне следующего холма дорога раздваивалась, и Фрейзер, уехавший вперед, остановил лошадь в ожидании указаний. Ветер трепал его волосы, которые он сегодня утром оставил не заплетенными, и пылающие пряди дико развивалась вокруг его головы.
   Держа свой путь наверх холма, Джон Уильям Грэй взглянул на мужчину, сидевшего на коне так неподвижно, что если бы не полощущая по ветру грива волос, его можно было принять за бронзовую статую. У него перехватило дыхание, и он облизал пересохшие губы.
   - О, Люцифер, ты сын утра(**), - прошептал он про себя, но продолжать цитату не стал.
  
   Для Джейми четырехдневная поездка в Хелуотер была пыткой. Внезапная иллюзия свободы в сочетании с твердой уверенностью о ее неизбежной потере рождали в его душе предчувствие ужасающей неизвестности.
   Это предчувствие, смешанное с горечью и грустью прощания со своими людьми, еще свежее в его памяти, мучительное расставание с родными горами и осознание того, что он может никогда не вернуться сюда, а во время бодрствования физическая боль в теле, отвыкшем от седла - все это сделало его путешествие невыносимым. Только тот факт, что он дал клятву, удерживал его от того, чтобы не стянуть майора Джона Уильяма Грэя с лошади в каком-нибудь укромном месте и не придушить его.
  
   Слова Грэя звучали в его ушах, приглушенные гулом его разъяренной крови.
   - Поскольку реконструкция крепости практически закончена - с вашей неоценимой помощью, вас и ваших людей, - Грэй позволил оттенку иронии проявиться в его голосе, - заключенные должны быть переведены в другое место, а в крепости Ардсмуир будет расположен Двенадцатый драгунский полк Его Величества.
   - Шотландские заключенные будут транспортированы в Американские колонии, - продолжил он. - Они будут проданы по контракту на семь лет.
   Джейми, сохранявший бесстрастное выражение на лице, при этом известии почувствовал, что его лицо и руки оцепенели от шока.
   - По контракту? Это нисколько не лучше рабства, - произнес он, думая о своем. Америка! Земля дикой природы и дикарей - чтобы достичь ее, нужно преодолеть три тысячи миль вздымающегося бездонного моря! Высылка в Америку равносильна изгнанию из Шотландии навечно.
   - Контракт - это не рабство, - заверил его Грэй, однако майор понимал, так же как и он, что различие заключалось только в юридической стороне вопроса, поскольку люди, проданные по контракту, могли получить свободу - если выживут - через определенное время. Во всех других отношениях они были рабами своих хозяев - с ними могли плохо обращаться, подвергать порке или клеймить, законом им также запрещалось покидать усадьбу хозяина без его разрешения.
   Так же как и Джейми Фрейзеру.
   - Вас нельзя отправлять вместе с ними, - Грэй взглянул на него, произнося это. - Вы не просто военнопленный. Вы признаны виновным в предательстве. Кроме того, вы были заключены в тюрьму по воле Его Величества, поэтому ваше наказание не может быть заменено высылкой в Америку без королевского разрешения. А Его Величество не сочли целесообразным дать его.
   Джейми ощущал целый спектр эмоций. Непосредственно за гневом были страх и печаль о судьбе его людей, смешанные со вспышкой недостойного облегчения, связанного с тем, что, какова бы не была его судьба, она не включала морское путешествие. Пристыженный этим чувством, он холодно посмотрел на Грэя.
   - Золото, - сказал он прямо. - Не так ли?
   Пока остается хотя бы малейший шанс, что он может что-то знать об этом полумифическом кладе, английская корона не станет доверять его жизнь морским демонам или американским дикарям.
   Майор, не глядя на него, слегка пожал плечами, что было равносильно согласию.
   - Куда же меня отправят?
   Его собственный голос показался ему грубым и хриплым от пережитого потрясения.
   Грэй занялся уборкой отчетов. Было начало сентября, и легкий ветерок дул в полуоткрытое окно, шевеля листы бумаги.
   - Хелуотер. В Озерном крае. Вы будете жить в поместье лорда Дансейни и выполнять всю черную работу, которую он потребует.
   Грэй взглянул на него, выражение его светло-голубых глаз было непроницаемо.
   - Я буду навещать вас каждый квартал ... чтобы гарантировать ваше благополучие.
  
   Сейчас Фрейзер пристально смотрел на обтянутую красным мундиром спину майора, ехавшего впереди него по узкой тропе, и искал убежища от своих горестей в утешающем видении, как эти большие голубые глаза наливаются кровью и изумлением, когда руки Джейми сжимаются на его тонкой загорелой шее до тех пор, пока маленькое мускулистое тело майора не обмякнет в его руках, как дохлый кролик.
   Воля Его Величества, не так ли? Нет, он не обманывался. Все это было делом рук Грэя, и причиной было золото. Его продали в услужение туда, где Грэй мог следить за ним и злорадствовать. Это была месть майора.
   Каждую ночь он лежал в гостинице перед очагом с ноющими конечностями и остро ощущал каждое движение, каждый поворот и дыхание мужчины на кровати, что очень сильно его раздражало. К моменту, когда занимался серый рассвет, им овладевала ярость, и он жаждал, чтобы мужчина поднялся и сделал что-нибудь такое, что позволило бы ему выпустить свою ярость в угаре убийства. Но Грэй только похрапывал.
   По мосту Хелвелин, мимо еще одного заросшего травой озерца, мимо кленов, чьи красные и желтые листья падают на взмокшие бока его лошади и скользят по его лицу с шелестящим нежным звуком.
   Грэй, ехавший впереди, остановился и повернулся в седле, ожидая его. Значит, они приехали. Дорога круто спускалась в долину, где полускрытая среди ярких осенних деревьев располагалась усадьба.
   Хелуотер лежал перед ним, а с ним и перспектива позорного рабства. Он выпрямил спину и пнул лошадь сильнее, чем намеревался.
  
   Грэй был принят в главной гостиной; Лорд Дансейни сердечно простил ему помятую одежду и грязные сапоги, а леди Дансейни, маленькая круглая женщина с поблекшими светлыми волосами, была чрезвычайно гостеприимна.
   - Выпить Джонни. Вам нужно выпить! И Луиза, моя дорогая, не позвать ли нам вниз девочек, чтобы они могли поприветствовать нашего гостя.
   Когда леди Дансейни повернулась к лакею, чтобы дать тому распоряжение, Его светлость склонился над стаканом и тихо прошептал майору:
   - Шотландский заключенный ... Вы привезли его с собой?
   - Да, - ответил Грэй. Леди Дансейни оживленно обсуждала с дворецким изменения в обеде и вряд ли услышала бы его, но он посчитал, что лучше говорить шепотом. - Я оставил его в холле ... я не знаю, что вы намереваетесь делать с ним.
   - Вы сказали, что он хорош в обращении с лошадьми, да? Тогда лучше сделать его конюхом, как вы и предлагали, - лорд Дансейни взглянул на свою жену и повернулся так, чтобы оказаться к ней спиной, не желая посвящать ее в предмет разговора.
   - Я не сказал Луизе, кто он такой, - пробормотал баронет. - Все эти страхи насчет горцев ... все графство было в панике во время восстания, вы знаете? А она все-то не пришла в себя после смерти Гордона.
   - Я понимаю, - Грэй успокоительно похлопал старика по руке. Он не думал, что сам Дансейни пришел в себя после смерти сына, но он храбро держался ради жены и дочерей.
   - Я ей просто скажу, что он слуга, которого вы рекомендовали. Э-э ... он безопасен, конечно? Я имею в виду ... девочки ..., - лорд Дансейни бросил встревоженный взгляд на жену.
   - Вполне безопасен, - уверил Грэй хозяина. - Он благородный человек, и он дал клятву. Он не будет заходить в дом или покидать пределы имения без вашего разрешения.
   Хелуотер, как он знал, занимал более шестисот акров земли. Это было далеко от свободы и также от Шотландии, но все-таки было лучше, чем тесные камни Ардсмуира или тяготы жизни в далекой Америке.
   Звук открывающейся двери заставил Дансейни с сияющим видом обернуться к двум вошедшим дочерям.
   - Вы помните Женеву, Джонни? - спросил он, подталкивая гостя вперед. - Изобель была еще в детской, когда вы были у нас последний раз. Как летит время, не правда ли?
   И он покачал головой с легким удивлением.
   Изобель, четырнадцатилетняя белокурая девочка, была маленькой, круглой и живой, как ее мать. Грэй, фактически, не помнил Женеву - или скорее помнил, но худая школьница из его воспоминаний имела малого общего с изящной семнадцатилетней девушкой, которая сейчас протягивала ему руку. Если Изобель напоминала свою мать, то Женева скорее пошла в своего отца, по крайней мере, высоким ростом и худобой. Седые волосы Дансейни когда-то, наверное, были такого же ярко-каштанового цвета, а ясные серые глаза она явно унаследовала от него.
   Девочки вежливо приветствовали посетителя, но было видно, что их больше занимало что-то другое.
   - Папа, - сказал Изобель, дергая отца за рукав. - В холле огромный мужчина! Он смотрел на нас все время, пока мы спускались по лестнице. Он такой страшный.
   - Кто это, папа? - спросила Женева. Она была более сдержана, чем ее сестра, но также сильно заинтригована.
   - Э-э ... ну, это должно быть новый конюх, которого Грэй привез для нас, - ответил лорд Дансейни, заметно нервничая. - Я прикажу лакею отвести его ...
   Баронет был прерван появлением лакея в дверях.
   - Сэр, - сказал лакей, выглядя довольно потрясенным тем, что собирался сообщить, - там, в холле шотландец!
   И как бы опасаясь, что ему не поверят, он повернулся и указал рукой на высокую молчаливую фигуру в плаще, которая стояла за его спиной.
   При этих словах незнакомец шагнул вперед и, определив лорда Дансейни, как хозяина, вежливо склонил голову.
   - Меня зовут, Алекс МакКензи, - произнес он с мягким горским акцентом. Он поклонился лорду Дансейни без всякого намека на насмешку. - Ваш покорный слуга, господин.
  
   Для человека, привыкшего к напряженной жизни горского фермера или к тяжкому труду в тюрьме, работа конюха на конном заводе в Озерном крае не представляла большого труда. Но для человека, который в одиночку промаялся в тюремной камере почти два месяца - с тех пор как другие заключенные были отправлены в колонии - это стало тяжелейшим испытанием. В течение первой недели, когда его мускулы заново привыкали к необходимости постоянного движения, Джейми Фрейзер к вечеру настолько уставал, что без сил падал на сеновале на свой тюфяк и спал без всяких сновидений.
   Он явился в Хелуотер в состоянии такого нервного истощения и душевного расстройства, что поначалу поместье казалось ему еще одной тюрьмой - только в ней он был один среди чужих людей и вдали от Шотландии. Потом, когда он достаточно удобно устроился на новом месте, удерживаемый здесь своей клятвой так же прочно, как и тюремными решетками, он почувствовал, что напряжение стало покидать и его ум, и его тело. Его тело окрепло, его разум успокоился в комфортном окружении лошадей, и постепенно к нему вернулась способность мыслить рационально.
   Если он не был по-настоящему свободен, у него, по крайней мере, были свежий воздух, солнечный свет, место, где он мог растянуться после трудового дня, вид на горы и компания прекрасных лошадей, разводимых в поместье Дансейни. Другие конюхи и слуги относились к нему с подозрением, что было неудивительно. Однако, приняв во внимание его огромный размер и суровый вид, они оставили его в покое. Это была довольно одинокая жизнь, но он давно примирился с тем, что его жизнь не может быть другой.
   Хелуотер покрылся снегом, и даже официальный визит майора Грэя на Рождество - довольно натянутое и неловкое событие - не нарушил его растущее чувство удовлетворения.
   Со всеми мерами предосторожности он, как смог, наладил связь с Дженни и Иэном. Кроме редких писем от них, которые он получал окольными путями и в целях безопасности уничтожал сразу же после прочтения, единственным напоминанием о доме были буковые четки, которые он носил на шее под рубашкой.
   Дюжину раз в день он касался маленького креста, висящего на груди напротив его сердца, вызывая в памяти любимые лица и вознося за них краткую молитву - за сестру Дженни, Иэна, их детей: его тезку Молодого Джейми, Мэгги, Кэтрин Мэри, двойняшек Майкла и Джанет, малыша Иэна. За всех жителей Лаллиброха, мужчин из Ардсмуира. И всегда его первая молитва утром и последняя вечером - и много молитв между ними - за Клэр. Боже, пусть она будет в безопасности. Она и ребенок.
   Когда снег сошел, и расцвела весна, Джейми Фрейзер имел лишь одну неприятность, портившую его размеренное ежедневное существование - леди Женеву Дансейни.
   Хорошенькая, испорченная и деспотичная, леди Женева привыкла получать все, что хотела, не обращая внимания на чувства того, кто стоял на пути ее желания. Она была хорошей наездницей - Джейми признавал это - но столь злоязычная и капризная, что конюхи тянули соломинки, кому сопровождать ее на ежедневную конную прогулку.
   Однако в последнее время леди Женева сама выбирала сопровождающего, и это всегда был Алекс МакКензи.
   - Ерунда - фыркнула она, когда он сначала умолял ее об осмотрительности, а потом ссылался на временное недомогание, чтобы не сопровождать ее в туманные холмы над Хелуотером, куда ей запрещали ездить из-за скользких троп и опасных туманов. - Не глупите. Никто нас не увидит. Следуйте за мной.
   И ударив каблуками лошадь в бока, она помчалась вперед прежде, чем он смог ее остановить, смеясь над ним через плечо.
   Ее увлечение Джейми было совершенно очевидно для других конюхов, и они начинали усмехаться и перешептываться, как только она появлялась на конюшне. Находясь в ее присутствии, он испытывал сильное желание дать ей хорошего пинка, чтобы привести ее в чувство, но мог только позволить себе упорно молчать и отвечать на попытки разговорить его мрачными междометиями.
   Он надеялся, что этот молчаливый саботаж рано или поздно надоест ей, и она перенесет свое назойливое внимание на какого-нибудь другого. Или - даст Бог - она выйдет замуж и уедет из Хелутера подальше.
  
   Был солнечный день, редкий для Озерного края, где различие по влажности между облаками и почвой было практически незаметно. Однако в этот майский полдень было солнечно и очень тепло, достаточно тепло, чтобы Джейми мог снять рубашку. Здесь в холмах он был совершенно свободен в своих действиях, имея компаньонами только Бесс и Блоссом, двух флегматичных ломовых лошадей, тянувших роллер.
   Поле было большое, лошади - старые и привычные к этой работе, так что ему оставалось только иногда направлять их, чтобы они двигались по прямой линии. Роллер был сделан из дерева, а не из камня или железа, между досками были узкие щели, и его внутренности были заполнены компостом, который высыпался через эти щели при каждом повороте тяжелого устройства.
   Джейми очень понравилось это новшество. Он должен описать его Иэну и нарисовать схему. Слуги говорили, что скоро должны были появиться цыгане. У него, возможно, будет время добавить новую страничку в письмо, которое он продолжал писать, пока у него не появлялась возможность отправить очередную партию листов со странствующими лудильщиками или цыганами, изредка появлявшимися в усадьбе. Доставка письма могла занять месяц, три или шесть, но в конечном счете пакет, передаваемый из рук в руки, оказывался в Лаллиброхе у его сестры Дженни, которая щедро платила за его доставку.
   Ответы из Лаллиброха прибывали такими же окольными путями, поскольку, как заключенный короны, он мог отправлять или получать письма по почте, только после осмотра их лордом Дансейни. При мысли о письме из Лаллиброха он на мгновение почувствовал волнение, но постарался подавить его, письма ведь могло и не быть.
   - Эй, направо! - закричал он скорее для проформы, чем по необходимости. Бесс и Блоссом прекрасно видели приближающуюся каменную изгородь и, также как и он, знали, что пора разворачиваться. Бесс дернула ухом и фыркнула. Джейми усмехнулся.
   - Да, я знаю, - сказал он ей, слегка встряхивая вожжами, - но мне платят, чтобы я говорил это.
   Они пошли по новой полосе, и делать было нечего до следующего поворота в начале поля, где стоял фургон, наполненный компостом для роллера. Солнце теперь светило ему в лицо, и он закрыл глаза, упиваясь ощущением тепла на оголенной груди и плечах.
   Четверть часа спустя высокое лошадиное ржание прервало его сонное состояние. Он открыл глаза и прямо в проеме между ушами Блоссом увидел подъезжающего всадника. Он торопливо сел и натянул рубашку.
   - Вы не должны смущаться меня, МакКензи, - голос Женевы Дансейни был высоким и слегка запыхавшимся, когда она направила свою лошадь рядом с роллером.
   - Ммфм.
   Он увидел, что она была одета в свою лучшую амазонку с топазовой брошью возле горла, и лицо ее пылало слишком ярко, даже для такого теплого дня.
   - Что вы делаете? - спросила она после того, как они, молча, проехали несколько минут.
   - Раскидываю дерьмо, миледи, - ответил он, не глядя на нее.
   - О, - она проехала до середины пути прежде, чем продолжить беседу.
   - Вы знаете, что я выхожу замуж?
   Он знал это, как и все слуги, уже около месяца. Дворецкий Ричард прислуживал в библиотеке во время обсуждения брачного контракта с поверенным из Дервентуотера. Леди Женева была извещена об этом два дня назад. По словам ее горничной Бетти, новость была встречена без энтузиазма.
   Он ограничился нечленораздельным ворчанием.
   - За Элсмира, - сказала она. Она еще больше покраснела и еще сильнее сжала губы.
   - Желаю вам счастья, миледи.
   Джейми натянул вожжи, так как они приблизились к концу поля. Он спрыгнул с сидения прежде, чем Бесс остановилась. У него не было никакого желания продолжать беседу с леди Женевой, настроение которой показалось ему чрезвычайно опасным.
   - Счастье! - закричала она. Ее большие серые глаза вспыхнули, и она хлопнула себя по подолу амазонки. - Счастье! Выйти замуж за человека, годного мне в дедушки?
   Джейми воздержался от замечания, но подумал, что перспективы на счастливую жизнь у графа Элсмира были еще меньше, чем у нее самой. Вместо этого он пробормотал: 'Прошу прощения, миледи', и пошел отстегивать роллер.
   Женева спрыгнула с лошади и пошла следом за ним.
   - Это грязная сделка между моим отцом и Элсмиром! Он просто продает меня, вот что это значит. Мой отец вовсе не думает обо мне, иначе он никогда не согласился бы на этот брак! Разве вы не думаете, что меня ужасно используют?
   Напротив, Джейми считал, что Дансейни - самый заботливый отец, и что он устроил наилучший брак для своей испорченной старшей дочери. Граф Элсмир был стариком, и весьма вероятно, что в течение нескольких лет Женева станет чрезвычайно богатой молодой вдовой и к тому же графиней. С другой стороны эти доводы вряд ли много значили для упрямой мисс - упрямой испорченной суки, поправился он, видя ее раздраженные глаза и сжатый рот - семнадцати лет.
   - Я всегда был уверен, что отец действует в ваших наилучших интересах, миледи, - ответил он сухо. Неужели эта маленькая злюка никогда не уедет?
   Она и не собиралась. Изобразив более приветливое выражение, она подошла и стала рядом с ним, мешая открыть люк для загрузки роллера.
   - Но брак с высохшим стариком? - сказала она. - Конечно же, это бессердечно со стороны отца отдать меня такому существу, - она привстала на цыпочки, всматриваясь в Джейми. - Сколько вам лет, МакКензи?
   На мгновение его сердце перестало биться.
   - Гораздо старше вас, миледи, - сказал он твердо. - Прошу прощения, миледи.
   Он осторожно проскользнул мимо нее, стараясь не коснуться ее ненароком, и вскочил на фургон с компостом, куда, как он справедливо полагал, она за ним не последует.
   - Но еще не готов для кладбища, не так ли, МакКензи? - она стояла, прикрыв глаза рукой, вглядываясь вверх на него. Налетел ветерок, и пряди ее каштановых волос заплясали вокруг головы. - Вы были когда-нибудь женаты, МакКензи?
   Он скрипнул зубами, ощущая сильное желание вывалить на ее каштановую голову полную лопату удобрения, но справился с этим и воткнул лопату в кучу компоста, просто сказав: "Да" тоном, не допускающим дальнейших расспросов.
   Однако леди Женеву не интересовали чувства других людей.
   - Хорошо, - произнесла она с удовлетворением, - тогда вы знаете, что делать ...
   - Что делать?
   Он резко прекратил копать, поставив одну ногу на лопату.
   - В постели, - ответила она спокойно. - Я хочу, чтобы вы легли со мной в постель.
   В его потрясенном воображении возникло нелепое видение изящной леди Женевы с юбками, задранными на лицо, растянувшейся на фургоне с удобрениями.
   Он уронил лопату.
   - Здесь? - каркнул он.
   - Нет, глупый, - сказала она нетерпеливо. - В постели, в настоящей постели. В моей спальне.
   - Вы сошли с ума, - холодно произнес Джейми, шок его немного прошел. - Или я так бы подумал, если бы он у вас был.
   Ее лицо вспыхнуло, и она сузила глаза.
   - Как вы смеете так разговаривать со мной!
   - Как смеете вы так разговаривать со мной? - ответил Джейми с горячностью. - Вы маленькая девчонка делаете неприличные предложения мужчине старше вас в два раза. И к тому же конюху вашего отца, - добавил он, вспомнив, кто он есть.
   Он воздержался от дальнейших высказываний, вертевшихся у него на языке, вспомнив также, что эта ужасная девчонка была леди Женевой, а он был конюхом ее отца.
   - Прошу прощения, миледи, - сказал он, с усилием справившись со злостью. - Солнце слишком печет сегодня, и оно, без сомнения, повлияло на ваш разум. Я думаю, вам нужно вернуться домой и сказать, чтобы ваша горничная сделала вам холодный компресс на голову.
   Леди Женева топнула ножкой в сафьяновом сапожке.
   - Мой разум в совершеннейшем порядке!
   Она уставилась на него, задрав подбородок. Ее подбородок был маленький и заостренный, такие же были у нее зубы, и с этим особым выражением решительности на лице, подумал он, она походила на злобную лисицу, которой на самом деле и являлась.
   - Послушайте меня, - сказала она. - Я не могу предотвратить этот унизительный брак, но я ... - она некоторое время помедлила, но решительно продолжила. - Будь я проклята, если я отдам свое девичество такому старому развратному монстру, как Элсмир!
   Джейми вытер рот ладонью. Несмотря ни на что, он чувствовал к ней некоторое сочувствие. Но будь он проклят, если он позволит этому маньяку в юбке вовлечь его в неприятности.
   - Я понимаю, какую честь вы мне оказываете, - произнес он, наконец, с тяжелой иронией, - но я не могу ...
   - Нет, вы можете, - ее глаза уперлись в ширинку его грязных бриджей. - Бетти так говорит.
   Он некоторое время не мог выговорить ни слова, из его рта раздавались только бессвязные звуки. Наконец он собрался и, глубоко вздохнув, произнес со всей твердостью, которую смог выказать:
   - У Бетти нет ни малейших оснований делать заключения о моей способности. Я никогда не притрагивался к этой девице!
   Женева весело рассмеялась.
   - Значит, вы не спали с ней? Она говорила это, но я подумала, что она просто боялась порки. Это хорошо, я не могу делить мужчину со своей горничной.
   Он тяжело дышал. К сожалению, удар лопатой по голове или удушение были вне рассмотрения. Его раздражение постепенно отступало. Она могла произносить возмутительные слова, но что она могла сделать? Она не могла вынудить его лечь с ней в постель.
   - Доброго вам дня, миледи, - сказал он настолько вежливо, насколько было возможно. Он повернулся к ней спиной и стал сгребать компост в роллер.
   - Если вы откажетесь, - пропела она сладко, - я скажу отцу, что вы делали мне неприличные предложения. Он прикажет содрать кожу с вашей спины.
   Его плечи непроизвольно напряглись. Она не могла знать. Он был достаточно осторожен, чтобы не показывать никому свою спину.
   Он повернулся и внимательно посмотрел на нее. Триумф сиял в ее глазах.
   - Ваш отец, возможно, не так хорошо знает меня, - сказал он, - но он знает вас с самого рождения. Скажите ему и будьте прокляты!
   Она надулась, как бойцовый петух, сильно покраснев от злости.
   - Вот как! - закричала она. - Хорошо, взгляните-ка сюда и будьте прокляты сами!
   Она залезла за пазуху и вытащила толстое письмо, которым помахала перед его носом. Одного взгляда ему хватило, чтобы узнать твердый почерк своей сестры.
   - Отдайте!
   Он мгновенно спрыгнул с фургона, но она была слишком быстрой и оказалась в седле прежде, чем он смог схватить ее. Натянув поводья одной рукой, другой она насмешливо махала письмом.
   - Хотите его, не так ли?
   - Да! Отдайте сейчас же!
   Он был так разъярен, что возможно смог бы применить насилие, если бы смог достать ее. К сожалению, ее лошадь, почувствовав его настроение, отступила в сторону, фыркая и тревожно переступая ногами.
   - Я так не думаю, - она кокетливо смотрела на него, краснота постепенно исчезала с ее лица. - В конце концов, моя обязанность передать его моему отцу, не так ли? Он должен знать, что его слуги ведут тайную переписку, не правда ли? Дженни - ваша возлюбленная?
   - Вы прочитали мое письмо? Вы отвратительная маленькая сучка!
   - Какие выражения, - сказала она с упреком. - Это просто моя обязанность помочь моим родителям узнать, какими ужасными вещами занимаются наши слуги, не так ли? А я послушная дочь, не правда ли, ведь я согласилась на этот брак, даже не пискнув.
   Она склонилась к луке седла, насмешливо улыбаясь, и с новым всплеском гнева он понял, что она действительно наслаждается сложившейся ситуацией.
   - Думаю, папа найдет очень интересным это письмо, - сказала она. - Особенно тот кусочек про деньги, которые должны быть отправлены Лочелу(***) во Францию. Разве оказание помощи врагам короля не рассматривается как измена? Ц-ц-ц, - она шаловливо пощелкала языком. - Как это ужасно.
   Ему показалось, что его вырвет прямо сейчас от страха. Она не имела ни малейшего понятия, сколько жизней держала в своей ухоженной белой руке. Его сестры, Иэна, их шестерых детей, всех обитателей Лаллиброха - возможно и тех, кто поддерживал сообщение между Шотландией и Францией, передавая деньги для изгнанников-якобитов.
   Он сглотнул раз другой, прежде чем заговорить.
   - Хорошо, - произнес он. Радостная улыбка вспыхнула на ее лице, и он понял, насколько молода она еще была. Хотя, конечно, укус молодой гадюки также опасен, как и укус старой.
   - Я никому не скажу, - уверила она его с искренним видом. - Я отдам вам письмо позже, и я никому не скажу, что там написано. Я обещаю.
   - Спасибо.
   Он попытался собрать все свои умственные способности, чтобы выработать разумный план. Разумный? Войти в дом своего хозяина, чтобы лишить девственности его дочь, хотя бы и по ее просьбе? Он никогда не слышал о менее разумном плане.
   - Хорошо, - сказал он снова. - Мы должны быть очень осторожны.
   С чувством унылого ужаса он почувствовал себя презренным заговорщиком.
   - Да. Не волнуйтесь, я смогу отослать свою горничную, а лакей пьет, и к десяти часам он всегда засыпает.
   - Тогда устройте это, - сказал он, и его желудок сжался. - Не забудьте про безопасный день.
   - Безопасный день? - переспросила она удивленно.
   - Где-то в течение недели после ваших месячных, - сказал он прямо. - Тогда менее вероятно, что вы забеременеете.
   - О, - она покраснела, но посмотрела на него с новым интересом.
   Они, молча, смотрели друг на друга в течение длительного времени, связанные предстоящим событием.
   - Я дам вам знать, - наконец произнесла она и, развернув лошадь, поскакала через поле. Недавно разбросанное удобрение разлеталось из-под копыт ее лошади.
  
   Тихо ругаясь, он крался под ветвями лиственниц. Слава Богу, было не полнолуние. Нужно еще быстро пересечь шесть ярдов открытой лужайки, заросшей высокой травой.
   Он оглядел дом, мрачной глыбой нависающий над ним. Да, в окне горела свеча, как она и говорила. Однако он тщательно пересчитал окна, чтобы убедиться. Да помогут ему Небеса, если он попадет не в ту комнату. Да помогут ему Небеса также, если он попадет в нужную комнату, подумал он мрачно и решительно взялся за толстую плеть огромного плюща, ползущего по стене дома.
   Листья шумели, как при урагане, и плети, хотя и крепкие, тревожно скрипели и прогибались под его весом. Ничего не оставалось делать, как продолжать взбираться по ним и быть готовым броситься прочь, если откроется какое-либо окно.
   Он влез на небольшой балкон, задыхаясь, с бьющимся сердцем, обливающийся потом, несмотря на ночной холод. Он сделал паузу под неяркими весенними звездами, чтобы отдышаться, еще раз проклял Женеву Дансейни и открыл дверь.
   Она ждала его и конечно слышала, как он лез по плющу. Она поднялась с софы, на которой сидела, и подошла к нему, задрав подбородок.
   Каштановые волосы ее были распущены, и она была одета в ночную рубашку из какого-то тонкого полупрозрачного материала; рубашка была завязана на горле шелковой лентой. Одежда совсем не походила на ночную рубашку скромной молодой леди, и он с потрясением понял, что она надела одеяние для первой брачной ночи.
   - Итак, вы пришли.
   Он услышал в ее голосе легкий триумф, а также отметил некоторую его дрожь. Значит, она не была уверена в этом?
   - У меня не было большого выбора, - сказал он коротко и повернулся, чтобы закрыть французские двери.
   - Будете вино?
   Стараясь быть грациозной, она двинулась к столу, где стоял графин и два стакана. Как она это устроила, задался он вопросом, но решил, что стакан чего-нибудь крепкого в данном случае ему не помешает. Он кивнул и взял из ее рук наполненный до краев стакан.
   Потягивая вино, он тайно рассматривал ее. Ночная рубашка мало что скрывала, и когда его сердце постепенно успокоилось от быстрого подъема, он обнаружил, что его первый страх - что он не сможет выполнить свою часть сделки - исчез сам собой. У нее было стройное с тонкими костями тело, худые бедра и маленькая грудь, но она определенно была женщиной.
   Закончив пить, он поставил свой стакан. "Не имеет никакого смыла затягивать это", - решил он.
   - Письмо? - спросил он резко.
   - Позже, - ответила она, поджимая губы.
   - Сейчас или я ухожу.
   Он повернулся к окну, словно собираясь выполнить угрозу.
   - Подождите!
   Он повернул к ней голову, посмотрев на нее с плохо скрываемым нетерпением.
   - Разве вы не доверяете мне? - спросила она, пытаясь казаться привлекательной и очаровательной.
   - Нет, - ответил он прямо.
   Она выглядела рассерженной с сердито выпяченной нижней губой, но он просто смотрел на нее через плечо с каменным выражением на лице.
   - Ну, хорошо тогда, - сказала она, наконец, пожав плечами.
   Порывшись под слоями вышивок в коробочке для шитья, она вытащила письмо и бросила его на умывальник возле Джейми.
   Он схватил его и развернул, чтобы убедиться, что письмо то самое. Он почувствовал смешанное чувство ярости и облегчения при виде сломанной печати и знакомого почерка Дженни, аккуратного и твердого.
   - Ну? - нетерпеливый голос Женевы прервал его чтение. - Положите его и подойдите сюда, Джейми. Я готова.
   Он напрягся и направил на нее взгляд синих холодных глаз.
   - Не называйте меня так, - сказал он.
   Она вздернула заостренный подбородок и приподняла выщипанные брови.
   - Почему нет? Это ведь ваше имя. Ваша сестра называет вас так.
   Он колебался мгновение, затем не торопясь отложил письмо в сторону и, нагнув голову, стал развязывать завязки на бриджах.
   - Я обслужу вас должным образом, - сказал он, смотря вниз на свои работающие пальцы, - ради моей чести, как мужчины, и вашей, как женщины. Но ..., - он поднял голову и впился в нее сужеными глазами, - вы затащили меня в свою постель угрозами моей семье, и я не потерплю, чтобы вы называли меня именем, которым меня называют они.
   Он стоял неподвижно, не отрывая взгляда от ее глаз. Наконец она слегка кивнула головой и уставилась на стеганое одеяло, проводя пальцем по его узору.
   - Как тогда я должна называть вас? - спросила она тоненьким голосом. - Я же не могу называть вас МакКензи!
   Уголки его рта немного приподнялись, она выглядела совсем юной, когда сидела на кровати, обхватив колени руками и опустив голову. Он вздохнул.
   - Зовите меня Алексом. Это тоже мое имя.
   Она, молча, кивнула. Ее волосы упали на лицо, и он увидел, как блеснули ее глаза, когда она украдкой взглянула на него из-под их прикрытия.
   - Все в порядке, - сказал он хрипло. - Вы можете смотреть.
   Он спустил бриджи вместе с чулками, встряхнул их и аккуратно сложил на стул. Потом начал расстегивать рубашку, ощущая на себе ее взгляд, все еще смущенный, но прямой и пристальный. Подумав немного, он повернулся к ней лицом прежде, чем снять рубашку, чтобы избавить ее от вида его спины.
   - О! - восклицание было тихим, но достаточным, чтобы остановить его.
   - Что-то не так? - спросил он.
   - О, ничего ... я только не ожидала, что ...
   Волосы снова закрыли ее лицо, но он увидел, как предательская краска залила ее щеки.
   - Вы не видели прежде голого мужчину? - предположил он.
   Каштановая головка медленно качнулась.
   - Нет, - сказала она неуверенно. - Я видела, но он был не такой ...
   - Да, обычно он не такой, - согласился он, садясь рядом с ней на кровать. - Но если вы собираетесь заняться любовью, он должен быть таким.
   - Понятно, - произнесла она, все еще выглядя неуверенной. Он попытался улыбнуться, чтобы подбодрить ее.
   - Не беспокойтесь. Он не станет больше. И с ним ничего не случится, если вы потрогаете его.
   По крайней мер, он надеялся на это. Находиться голым рядом с полуобнаженной девушкой было для его самообладания большим испытанием. Его предательское тело нисколько не заботило то, что она была маленькой эгоистичной шантажисткой. Может быть, к счастью, она откажется от своего намерения, судя по тому, как она отпрянула к стене. Однако взгляда от него она не отводила. Он в раздумье потер подбородок.
   - Сколько раз ... Я имею в виду, имеете ли вы представление, как это делается?
   Ее пристальный взгляд был ясным и невинным, хотя щеки ее пылали.
   - Ну, полагаю, так же как у лошадей?
   Он кивнул головой, почувствовав острую боль от воспоминания о его первой брачной ночи, когда он тоже думал, что люди совокупляются, как кони.
   - Нечто похожее, - сказал он, откашливаясь. - Но медленнее, более мягко, - добавил он, заметив ее испуганный взгляд.
   - О, хорошо. Нянечка и горничные рассказывали разные истории о ... мужчинах и замужестве, э, и все такое ... и это казалось скорее пугающим, - она с трудом сглотнула. - Это будет очень больно?
   Она внезапно подняла голову и взглянула ему в глаза.
   - Я не возражаю против боли, - сказала она смело, - но я просто хочу знать, чего ожидать.
   Совершенно неожиданно он почувствовал к ней некоторую симпатию. Она могла быть испорченной, эгоистичной и безрассудной, но, по крайней мере, она обладала характером. Храбрость, для него, была не малым достоинством.
   - Я думаю, будет не больно, - сказал он, - если я буду терпеливым и подготовлю вас к этому. ("Если я смогу быть терпеливым", - поправился он про себя). По крайней мере, будет не больнее, чем этот щипок.
   Он ущипнул ее за руку. Она подскочила и потерла покрасневшее место, но улыбнулась.
   - Я смогу это выдержать.
   - Только в первый раз будет нечто подобное, - уверил он ее. - В следующий раз будет лучше.
   Она кивнула, затем после секундного колебания пододвинулась к нему, осторожно протягивая палец.
   - Я могу потрогать вас?
   На сей раз он действительно рассмеялся, но быстро задушил смех.
   - Я думаю, вам придется, миледи, если я должен сделать то, что вы мне приказали.
   Она медленно провела пальцем по его руке, прикосновение было легким, словно щекотание, и его кожа задрожала в ответ. Все более набираясь смелости, она обвела ладонью его плечо, пробуя его объем.
   - Вы ... очень большой.
   Он улыбнулся, но остался неподвижным, позволив ей исследовать его тело столько, сколько ей захочется. Он почувствовал, как мускулы его живота напряглись, когда она провела рукой по его бедру и неуверенно обвела изгиб его ягодицы. Ее пальцы приблизились к неровному узловатому шраму на левом бедре и остановились.
   - Все хорошо, - заверил он ее. - Он больше не болит.
   Она не ответила, но медленно провела двумя пальцами вдоль шрама, почти не касаясь его.
   Изучающие руки, становясь более смелыми, погладили его широкие плечи и скользнули назад на спину - здесь они замерли неподвижно. Закрыв глаза, он ждал, чувствуя ее движение по тому, как матрац прогибался под ее телом. Она передвинулась ему за спину и некоторое время молчала. Потом раздался дрожащий вздох, и руки снова коснулись его, мягко скользя по его изуродованной спине.
   - Вы не испугались, когда я сказала, что я заставлю выпороть вас?
   Ее голос был хриплым, но он не открывал глаз.
   - Нет, - сказал он. - Я больше не боюсь этого.
   В действительности он больше боялся, что уже не сможет держать свои руки подальше от нее, или что не сможет быть достаточно нежным, когда придет время. Его яйца болели от желания, и кровь громко стучала в висках.
   Она слезла с кровати и встала перед ним. Он тоже резко поднялся, испугав ее так, что она сделала шаг назад, но он протянул руки и опустил их на ее плечи.
   - Я могу потрогать вас, миледи?
   Тон был слегка дразнящий, но прикосновение было настойчивым. Она только кивнула головой, так как дыхание ее прервалось, и он обнял ее.
   Он держал ее, прижимая к груди, и не двигался, пока дыхание ее не успокоилось. Он испытывал необычайное смешение чувств. Он никогда не обнимал женщину, не чувствуя к ней хотя бы капельку любви, но в данном случае не было никакой любви, да и не могло быть, ради нее самой. Была некоторая нежность к ее юности, жалость к ней из-за ситуации, в которой она оказалась. Гнев на нее за то, что манипулировала им, страх перед величиной преступления, которое он собирался совершить. Но сильнее всего было ужасное вожделение, нужда, которая грызла его тело и заставляла его стыдиться того, что он мужчина, хотя он признавал ее власть. Ненавидя себя, он опустил голову и взял ее лицо между своих ладоней.
   Он поцеловал ее легко и быстро, потом немного сильнее. Она задрожала, когда он развязал ленточку на рубашке и спустил ее с плеч. Потом он поднял девушку и положил на кровать.
   Он лежал рядом с ней, обняв ее одной рукой, а другой ласкал ее груди, сначала одну потом другую, обхватывая их ладонью так, что она чувствовала их вес и теплоту, также как и он.
   - Мужчине следует отдать должное вашему телу, - сказал он мягко, заставив небольшими круговыми движениями затвердеть каждый ее сосок. - Поскольку вы красивы, и это ваше право.
   Она сделала судорожный выдох и затихла под его ласками. Он не торопился, двигаясь так медленно, как мог себя заставить, поглаживая и целуя ее по всему телу. Ему не нравилась эта девочка, он не хотел быть здесь, не хотел делать этого, но уже более трех лет он не касался женского тела.
   Он пытался определить момент, когда она будет готова, но как, черт побери, он сможет узнать это? Она вся раскраснелась и тяжело дышала, но лежала неподвижно, как фарфоровое изделие на выставке. Проклятая девчонка, разве не может она дать какую-нибудь подсказку?
   Он провел трясущейся рукой по своим волосам, пытаясь подавить волны запутанных эмоций, сотрясающих все его существо с каждым биением сердца. Он был сердит, испуган и очень сильно возбужден, все это мало помогало ему. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться и найти в себе нежность.
   Нет, конечно, она не могла дать ему подсказку. Она никогда не прикасалась к мужчине прежде. Вынудив его на этот шаг, она с неоправданным доверием оставила все дело на него.
   Он осторожно тронул девушку, нежно поглаживая ее между ног. Она не развела их, но и не сопротивлялась. Там было слегка влажно. Может быть, теперь уже можно?
   - Все хорошо, - прошептал он, - лежи спокойно, mo chridhe.
   Бормоча что-то ободряющее, он лег на нее сверху и коленом раздвинул ей ноги. Он почувствовал, как она дернулась под ним, когда его горячее тело накрыло ее, и его член коснулся ее тела. Он намотал ее волосы на руку, чтобы заставить ее лежать смирно, все еще что-то бормоча на мягком гэльском языке.
   Он смутно подумал, что хорошо, что он говорит по-гэльски, так как он уже не обращал внимания на то, что говорил. Ее маленькие твердые груди уперлись в его грудь.
   - Mo nighean, - шептал он.
   - Подожди, - сказала Женева. - Я думаю, что ...
   Усилие, с которым он контролировал себя, вызывало у него головокружение, но он делал это медленно, войдя в нее только на дюйм.
   - Ух, - выдохнула Женева, и ее глаза широко открылись.
   - М-м-м, - произнес он и вошел в нее немного глубже.
   - Прекратите! Он слишком большой! Выньте его!
   Запаниковав, Женева забилась под ним. Ее груди тряслись и терлись о его грудь так, что его собственные соски напряглись и отвердели от резкого возбуждения.
   Ее сопротивление завершило насилием то, что он пытался сделать нежно. Полуошеломленный он старался удержать ее тело под собой, лихорадочно ища слова, чтобы успокоить ее.
   - Но..., - сказал он.
   - Прекрати!
   - Я ...
   -Вытащи его! - закричала она.
   Он закрыл ей рот рукой и высказал единственную связную мысль, о которой он мог думать.
   - Нет, - твердо сказал он и вошел в нее еще глубже.
   То, что возможно было криком, донеслось сквозь его пальцы, как полузадушенное "Иип!" Глаза Женевы были огромными и круглыми, но сухими.
   "Поставил пенни, поставь и фунт". Пословица неожиданно и нелепо всплыла в его памяти, не оставив ничего после своего исчезновения, кроме приливов бессвязной тревоги и между ними чувство страшной необходимости. Только одно он был способен делать сейчас, и он делал это. Его тело, узурпировав контроль, двигалось в ритме неумолимого языческого экстаза.
   Потребовалось лишь несколько толчков, чтобы на него нахлынула волна, горячо прокатившись вниз по хребту и выплеснувшись как прибой, ударяющийся о скалы, смывая остатки сознательных мыслей, которые цеплялись, как улитки к скалам, к его разуму.
   Он пришел в себя мгновение спустя, лежа на боку, от звуков громкого и медленного биения сердца в его ушах. Он приподнял одно веко и увидел в свете лампы мерцание розовой кожи. Он должен убедиться, что не причинил ей большого вреда, но, Боже, только не сию минуту. Он снова закрыл глаз и просто, молча, дышал.
   - О чем ... о чем вы думаете? - голос был неуверенный и немного дрожал, но без истерики.
   Сам сильно потрясенный, чтобы заметить нелепость этого вопроса, он правдиво ответил:
   - Я удивляюсь, почему мужчины стремятся уложить в постель девственниц.
   Было долгое молчание, затем дрожащий вздох.
   - Я сожалею, - произнесла она тоненьким голосом. - Я не знала, что это тоже причиняет вам боль.
   Его глаза широко открылись от удивления, и он приподнялся на локте, обнаружив, что она глядит на него, как испуганный олененок. Ее лицо было бледно, и она облизывала сухие губы.
   - Причиняет мне боль? - спросил он с огромным удивлением. - Нет, это не причиняет мне боль.
   - Но, - она нахмурилась, проведя взглядом вниз по его телу, - я так подумала. У вас было такое ужасное лицо, как будто вы сильно страдали, и вы ... вы так страшно стонали ...
   - Да, ну, - быстро прервал он ее, чтобы она не успела высказать еще какие-либо замечания о его поведении во время акта, - я имею в виду, что мужчины ... так себя ведут, когда они ...- закончил он сбивчиво.
   Ее потрясение растворилось в любопытстве.
   - Все мужчины так себя ведут, когда они ... делают это?
   - Откуда мне знать? - начал он раздраженно, но остановился, содрогнувшись в осознании того, что он знает ответ.
   - Да, - сказал он коротко. Он подтянулся и сел, убрав волосы со лба. - Мужчины - отвратительные грязные животные, как вам и говорила ваша няня. Я причинил вам сильную боль?
   - Не думаю, - сказала она с сомнением. Она для пробы подвигала ногами. - Действительно, как вы и сказали, было больно только вначале, но сейчас все не так плохо.
   Он с облегчением вздохнул, поскольку увидел, что пятно крови на полотенце было небольшим, и сама она, казалось, не испытывала боли. Она осторожно потрогала себя между ног и скривилась от отвращения.
   - Фу! - сказала она. - Как противно и липко.
   Кровь прилила к его лицу, и он почувствовал смесь негодования и смущения.
   - Сейчас, - сказал он и взял тряпку с умывальника.
   Она, однако, не взяла ее, а раздвинула ноги и слегка выгнула спину, ожидая, что он позаботиться о ней. У него было сильное желание запихнуть тряпку ей в горло, но взгляд на умывальник, где лежало письмо, остановил его. Это была сделка, в конце концов, и она выполнила свою часть.
   Он с мрачным видом намочил тряпку и стал вытирать ее. Однако доверие, с которым она позволила ему делать это, тронуло его. Он продолжил свой уход весьма нежно и в конце обнаружил себя, целующим ее гладкий живот.
   - Ну, вот и все.
   - Спасибо, - сказала она.
   Она подвигала бедрами и протянула руку, чтобы дотронуться до него. Он не двигался, позволив ее пальцам скользнуть вниз по его груди в мягкое углубление пупка. Потом легкое прикосновение сместилось вниз.
   - Вы говорили, что в следующий раз будет лучше, - прошептала она.
   Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. До рассвета еще было далеко.
   - Да, думаю, что так и будет, - произнес он и растянулся рядом с ней.
  
   - Дже ... э, Алекс?
   Он чувствовал себя заторможенным, и потребовалось некоторое усилие, чтобы ответить ей:
   - Миледи?
   Она обвила рукой его шею, и положила голову на его плечо, обдавая теплым дыханием его грудь.
   - Я люблю вас, Алекс.
   Он с трудом приподнялся, чтобы отодвинуть ее от себя, держа ее за плечи и вглядываясь в серые глаза, мягкие как у оленихи.
   - Нет, - мягко сказал он, качая головой. - Это третье правило. У нас может быть только одна ночь. Вы не должны называть меня моим именем. И вы не должны любить меня.
   Серые глаза немного увлажнились.
   - Но если я ничего не могу поделать с этим?
   - Это не любовь, - сказал он, надеясь, что он прав, ради него самого также как и ради нее. - Это чувство, которое я пробудил в вашем теле. Оно сильное и приятное, но это не любовь.
   - И чем они различается?
   Он сильно провел рукой по лицу. "Она могла бы быть философом", - пришла ему в голову ироничная мысль. Он глубоко вдохнул и выдохнул прежде, чем ответить ей.
   - Ну, любовь - это то, что вы испытываете только с одним человеком. А то, что вы чувствуете со мной ... это вы можете почувствовать с любым мужчиной, это не является чем-то особенным.
   Только с одним человеком. Он решительно отодвинул мысль о Клэр в глубину памяти и устало склонился, чтобы продолжить свою работу.
  
   Джейми тяжело приземлился на клумбу, не заботясь о том, что сломал несколько нежных растений. Он дрожал. Этот предрассветный час был не только самым темным, но и самым холодным временем суток, и его тело протестовало против того, что его заставили покинуть теплую мягкую постель и бросили в холодную темноту, прикрыв только тонкой рубашкой и брюками.
   Он вспомнил теплую розовую щеку, которую он поцеловал перед уходом. Пальцы его сжимались, помня теплые изгибы ее тела, даже тогда, когда он ощупывал холодные камни конюшенной ограды. Выжатый до невозможности он с большим усилием перелез через стену, он не мог рисковать и войти через калитку, которая могла заскрипеть и разбудить главного конюха Хьюиса.
   Он осторожно пробрался через внутренний двор, уставленный повозками и сундуками, приготовленными к поездке леди Женевы в дом мужа после свадьбы, которая должна была состояться в четверг. Он улегся на ледяную солому и натянул на себе старое одеяло, чувствуя себя совершенно опустошенным.
  
   (*)Полк Чарльза Поулета, 3-его герцога Болтон
   (**)Цитата из Книги Исайи 14:12
   (***)Дональд Камерон Лочел, сторонник принца Чарльза Стюарта.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"