Дженни помогла мне сесть на кровать, издавая тихие кудахчущие звуки то ли шока, то ли участия, я не могла сказать. Я смутно видела какие-то фигуры в дверном проеме -- слуги, предположила я -- но не была расположена обращать на них внимания.
- Я поищу что-нибудь тебе надеть, - пробормотала она, взбивая подушку и укладывая меня на нее. - И что-нибудь попить. Ты в порядке?
- Где Джейми?
Она быстро взглянула на меня, симпатия в ее глазах была смешана с любопытством.
- Не беспокойся, я не позволю ему снова напасть на тебя, - сказала она твердо, потом сжала губы, хмурясь, пока подворачивала под меня одеяло. - Как он мог сделать такое?
- Это не его вина ... нет.
Я провела рукой по спутанным волосам, отражающим мое общее состояние беспорядка и сумятицы.
- Я имею в виду ... я виновата так же, как и он. Мы оба. Он ... я ...
Я беспомощно уронила руку, не имея сил объяснять. Мое тело было в синяках, а губы распухли.
- Я понимаю, - вот и все, что сказала Джении, кинув на меня долгий оценивающий взгляд, и я подумала, что она действительно понимает.
Я не хотела говорить о случившемся, и она, кажется, поняла это, потому что оставила меня в покое, давая тихим голосом распоряжения кому-то в зале, потом стала передвигаться по комнате, ставя на место мебель и собирая разбросанные вещи. Я видела, как она мгновение помедлила перед дырой, пробитой в стенке шкафа, потом наклонилась и подобрала осколки разбитого кувшина.
Когда она сбросила их в тазик, послышался слабый глухой стук внизу - хлопок главной двери. Она подошла к окну и приподняла край занавески.
- Это Джейми, - произнесла она. Она поглядела на меня и опустила занавеску. - Он пойдет к холму. Он всегда идет туда, когда у него неприятности, или напивается с Иэном. Лучше холм.
Я тихо фыркнула.
- Да, я думаю, у него неприятности.
В коридоре послышались легкие шаги, и появилась маленькая Джанет, осторожно удерживая поднос с булочками, виски и водой. Она выглядела бледной и испуганной.
- С вами ... все в порядке, тетя? - застенчиво спросила она, ставя поднос на кровать.
- Все хорошо, - уверила я ее, садясь вертикально и протягивая руку к графину с виски.
Острый взгляд Дженни уверил ее в том же, она погладила руку дочери и повернулась к двери.
- Побудь с твоей тетушкой, - сказала она. - Я пойду и найду платье.
Джанет покорно кивнула и села на табурет возле кровати, наблюдая за мной, пока я пила и ела.
Поев, я почувствовала себя более сильной физически. Душой же я вся оцепенела, недавние события казались нереальными, но совершенно ясными в моей памяти. Я могла вспомнить самые мельчайшие детали: синие бантики из набивного хлопка на платье дочери Лаогеры, маленькие лопнувшие вены на щеках Лаогеры, сломанный ноготь на четвертом пальце Джейми.
- Ты знаешь, где Лаогера? - спросила я Джанет. Девочка сидела, склонив голову, словно изучала свои руки. Услышав мой вопрос, она резко подняла голову и мигнула.
- О, - сказала она. - О. Она, Марсали и Джоан возвратились домой в Балригган. Дядя Джейми заставил их.
- Да? - произнесла я опустошенно.
Джанет прикусила губу, теребя свой передник. Потом внезапно она взглянула на меня.
- Тетя ... я ужасно сожалею!
Ее глаза были теплого коричневого цвета, как у отца, но теперь они были полны слез.
- Все в порядке, - сказала я, понятия не имея, о чем она говорила, но пытаясь успокоить ее.
- Но это я! - выпалила она. Она выглядела совершенно несчастной. - Я ... я сказала Лаогере, что вы здесь. Именно потому она приехала.
- О.
Это хоть что-то объясняло, подумала я. Я выпила виски и аккуратно поставила стакан на поднос.
- Я не думала ... я имею в виду, что я не хотела ссоры, действительно нет. Я не знала, что вы ... что она ...
- Все в порядке, - повторила я. - Рано или поздно мы все равно узнали бы друг о друге.
Это не имело никакого значения, но мне стало любопытно.
- Хотя, почему ты сказала ей?
Девочка осторожно взглянула через плечо, заслышав шаги внизу, потом наклонилась близко ко мне.
- Мама сказала мне, - прошептала она. С этими словами она вскочила и выбежала из комнаты, пронесшись мимо входящей матери.
Я не стала спрашивать Дженни. Она принесла платье для меня - одно из платьев своих старших дочерей - и между нами не было никакого разговора, кроме необходимых замечаний, пока она помогала мне одеваться.
Когда я была обута и одета, мои волосы расчесаны и заколоты, я повернулась к ней.
- Я хочу уехать, - сказал я. - Прямо сейчас.
Она не спорила, только внимательно посмотрела, чтобы убедиться, что я достаточно окрепла. Потом кивнула, прикрыв темными ресницами синие и раскосые, как у ее брата, глаза.
- Я думаю, так будет лучше, - сказала она спокойно.
Было позднее утро, когда я оставила Лаллиброх, как я знала в последний раз. На поясе висел кинжал для защиты, хотя было маловероятно, что он мне понадобится. В седельных сумках была еда и несколько бутылок пива, этого было достаточно, чтобы добраться до каменного круга. Я подумала о том, чтобы забрать фотографии Брианны, но, поколебавшись мгновение, оставила их. Она принадлежала ему навсегда, даже если я не была его женой.
Был холодный осенний день, серое утро разразилось траурным дождем. Никто не появился из дома, когда Дженни привела из конюшни лошадь и держала ее за уздечку, пока я садилась.
Я натянула капюшон вперед на лицо и кивнула ей. В предыдущий раз мы расставались, как сестры, со слезами и объятиями. Она выпустила узду и отступила, когда я развернула лошадь к дороге.
- Счастливого пути! - услышала я ее голос сзади, но не ответила и не оглянулась.
Я ехала большую часть дня, не замечая, куда я еду, держа только общее направление и позволяя мерину самому выбирать путь через горные перевалы.
Я остановилась, когда свет совсем померк, стреножила лошадь и легла, завернувшись в плащ. Я тут же уснула, не в силах бодрствовать, боясь думать и помнить. Нечувствительность была моим единственным убежищем. Я знала, что это пройдет, но я цеплялась за ее серое утешение, как могла.
На следующий день голод вернул меня к жизни. Я не останавливалась, чтобы поесть, весь предыдущий день, не ела этим утром, и к полудню мой живот начал громко протестовать. Я остановилась в долине небольшой речушки и вытащила еду, которую Дженни положила в седельные сумки.
В них были овсяные лепешки, пиво, и несколько батонов свежеиспеченного хлеба, разрезанных посредине и заполненных овечьим сыром и домашними соленьями. Горные бутерброды, сытная пища пастухов и воинов, столь же характерная для Лаллиброха, как арахисовое масло для Бостона. Символично, что мой поход заканчивается именно этой едой.
Я съела бутерброд, выпила одну бутылку пива и села снова в седло, повернув лошадь на северо-восток. К сожалению, дав новую силу моему телу, еда также пробудила мои чувства. По мере того, как я поднималась все выше и выше, мое настроение падало - а оно и так было не веселым.
Лошадь была бодрой, но меня силы покинули. Около полудня я почувствовала, что не могу дальше двигаться. Заведя лошадь в чашу, чтобы не было видно от дороги, я стреножила ее и пошла дальше между деревьями, пока не наткнулась на упавший ствол осины, гладкий с зелеными пятнами мха.
Я села, согнувшись, положив локти на колени и голову на руки. У меня болела каждая косточка. И не от вчерашней драки или трудной поездки, а от горя.
Самоограничение и рассудочность играли большую роль в моей жизни. Приложив немалые усилия, я изучила искусство исцеления, но никогда не пересекала ту черту, когда оно становилось смыслом жизни. Я выучилась отстраненности и независимости на своем горьком опыте.
С Фрэнком я также научилась держать невидимую границу, доброта и уважение, которые никогда не переходили в страсть. А Брианна? Любовь к ребенку не может быть свободной; с первого его движения в матке возникает сильнейшая привязанность, совершенно не рассудочная и неизбежная, как процесс рождения. Но как бы сильна она не была, это контролирующая и ответственная любовь, любовь защитника, хранителя, опекуна - сильное чувство, конечно, но не безудержная страсть.
Всегда я должна была держать равновесие между чувствами и благоразумием, любовью и рассудком, человечностью и безжалостностью.
Только с Джейми я оставила все, что имела, рискнула всем. Я отбросила осторожность, рассудок и благоразумие, наряду с удобствами и ограничениями с трудом завоеванной карьеры. Я не дала ему ничего, кроме себя, была только самой собой, отдала ему душу и тело, доверила ему видеть меня всю целиком и позволила лелеять мои слабости - потому что когда-то он любил меня.
Я боялась, что он не мог снова или не захотел. Было несколько дней совершенной радости, когда я думала, что бывшее верным когда-то, стало верным еще раз, и я была свободна любить его всем, что я имела и кем была, и быть любимой с неподдельностью, равной моей.
Горячие и влажные слезы текли между моими пальцами. Я оплакивала Джейми и ту, кем я была с ним.
"Ты знаешь, - произнес шепотом его голос, - что означает снова сказать "Я люблю тебя" и чувствовать это?"
Я знала. И сидя под соснами положив голову на руки, я знала, что никогда не почувствую этого снова.
Погруженная в несчастные размышления, я не слышала шаги, пока он не был почти рядом со мной. Испуганная треснувшей веткой, я буквально взвилась с поваленного дерева, как вспугнутый фазан, и развернулась с сердцем, бьющемся в горле, и кинжалом в руке.
- Христос!
Мой преследователь отпрянул от обнаженного лезвия, такой же испуганный, как и я сама.
- Что, черт возьми, ты делаешь здесь? - крикнула я, прижимая руку к груди. Мое сердце стучало, как барабан, и я была уверена, что выгляжу такой же бледной, как он.
- Иисус, тетушка Клэр! Где вы научились так выхватывать нож? Вы чертовски напугали меня.
Молодой Иэн провел рукой по лбу. Его кадык дернулся, когда он сглотнул.
- Испуг взаимен, - уверила я его. Я попыталась вложить кинжал в ножны, но мои руки так тряслись, что я не могла справиться. С дрожащими коленками я снова села на ствол осины и положила кинжал на бедро.
- Я повторяю, - сказал я, пытаясь овладеть собой, - что ты здесь делаешь?
Я хорошо понимала зачем он здесь, но не хотела знать. С другой стороны, мне нужно было время, чтобы восстановиться после испуга прежде, чем я могла встать на ноги.
Молодой Иэн прикусил губу, оглянувшись вокруг, и на мой разрешающий кивок неловко уселся на ствол возле меня.
- Дядя Джейми послал меня ... - начал он. Я не стала ждать продолжения и встала, не обращая внимания на колени, затолкнула кинжал за пояс и отвернулась.
- Подождите, тетя! Пожалуйста!
Он схватил меня за руку, но я выдернула ее.
- Мне не интересно, - сказала я и двинулась, убирая ветви орляка с дороги. - Поезжай домой маленький Иэн. Мне есть куда пойти.
По крайней мере, я надеялась.
- Но это не то, что Вы думаете!
Не имея возможности остановить меня, он следовал за мной и уговаривал, подныривая под низкие ветки.
- Он нуждается в вас, тетя, действительно вы нужны ему. Вы должны вернуться со мной!
Я не отвечала, и когда подошла к лошади, наклонилась, чтобы снять с нее путы.
- Тетушка Клэр! Вы будете слушать меня?
Он стоял с другого бока лошади и, благодаря своему росту, смотрел на меня через седло. Он очень походил на своего отца, его добродушное простое лицо выражало беспокойство.
- Нет, - ответила я кратко. Я положила путы в седельные сумки и, вставив ногу в стремя, взмахнула в седло под величественный посвист моих юбок. Моему горделивому отъезду, однако, препятствовал тот факт, что молодой Иэн держал узду моей низкорослой лошадки мертвой хваткой.
- Отпусти, - приказала я.
- Только когда вы выслушаете меня, - сказал он. Он твердо глядел на меня, челюсти были упрямо сжаты, мягкие карие глаза пылали. Я также ответила сверкающим взглядом. Долговязый и тощий, он, однако, имел жилистую мускулатуру старшего Иэна, и если я не намеревалась переехать его, у меня не оставалось иного выбора, как выслушать его.
"Хорошо, - решила я. - Это мало поможет тебе или твоему лицемерному дяде, но я выслушаю".
- Говори, - сказала я, набираясь, как могла, терпения.
Он глубоко втянул воздух, следя внимательно за мной, чтобы убедиться, что я не уеду. Решив, что я останусь, он сделал выдох, заставив мягкие коричневые волосы надо лбом шевельнуться, и расправил плечи.
- Ну, - начал он, внезапно потеряв уверенность. - Это ... я ... он ...
Я раздраженно рыкнула.
- Начни сначала, - сказала я, - но не делай из мухи слона.
Он кивнул и закусил верхнюю губу, сосредотачиваясь.
- Ну, был большой шум, когда вы уехали, и дядя Джейми вернулся домой, - начал он.
- Не удивляюсь, - сказала я. Невольно я почувствовала небольшое любопытство, но подавила его, изобразив на лице выражение полного безразличия.
- Я никогда не видел дядю Джейми таким разъяренным, - сказал он, осторожно наблюдая за мной. - И маму тоже. Они громко кричали и спорили. Отец пытался их успокоить, но они не слушали его. Дядя Джейми назвал маму метлой, сующий всюду свой длинный нос ... и ... и еще многими плохими словами, - добавил он, вспыхнув.
- Он не должен сердиться на Дженни, - сказала я. - Она только пыталась помочь ... я думаю.
Я почувствовала себя нехорошо, поняв, что стала причиной их размолвки. Дженни была опорой Джейми со времен смерти их матери, когда они были еще детьми. Будет ли конец тому вреду, что я принесла своим возвращением?
К моему удивлению сын Дженни коротко улыбнулся.
- Ну, это было взаимно, - сказал он с кривой улыбкой. - Вы знаете, моя мать не останется в долгу. У дяди Джейми было несколько укусов к концу их ругани.
Он сглотнул при воспоминании об этом.
- Я действительно думал, что они прибьют друг друга. Мать набросилась на дядю Джейми с железным прутом, он вырвал его и выбросил в кухонное окно, распугав цыплят во дворе, - добавил он со слабой усмешкой.
- Меньше о цыплятах, молодой Иэн, - сказала я, холодно глядя на него. - Продолжай, мне нужно ехать.
- Хорошо. Потом дядя Джейми сшиб книжную полку в гостиной ... я не думаю, что он сделал это нарочно, - добавил парень торопливо, - он был так разъярен, что ничего не видел ... и вышел из дома. Отец высунулся в окно и крикнул, куда он пошел, и он сказал, что пошел искать вас.
- Тогда почему здесь ты, а не он?
Я наклонилась вперед, наблюдая за его рукой на узде, если бы я увидела признаки расслабления, я могла бы вырвать узду и уехать.
Молодой Иэн вздохнул.
- Ну, когда дядя Джейми сел на лошадь, приехала тетя ... э ... я имею в виду его же..., - он покраснел с несчастным видом. - Лаогера. Она въехала во двор.
С этого момента я перестала притворяться безразличной.
- И что случилось?
Он нахмурился.
- Была ужасный шум, но я плохо слышал. Тетушка ... то есть Лаогера ... она не умеет правильно драться, как моя мама и дядя Джейми. Она только плачет и громко вопит. Мама говорит, что она распускает сопли.
- Ммфм, - сказала я. - И что?
По словам молодого Иэна, Лаогера спешилась и, вцепившись в ногу Джейми, ухитрилась стянуть его с лошади. Потом упала в лужу на колени, обхватив ноги Джейми, плача и вопя по своему обыкновению.
Не имея возможности вырваться, Джейми, наконец, поднял ее на ноги и, забросив на плечо, занес ее в дом и потащил вверх по лестнице, не обращая внимания на потрясенные взгляды семьи и слуг.
- Правильно, - сказала я. Я поняла, что я со всей силы сжимаю зубы, и разжала их. - Таким образом, он послал тебя, потому что он слишком занят своей женой. Ублюдок! Наглец! Он думает, что может послать кого-нибудь привести меня назад, как служанку, потому что приехать самому мешают его ласки с женой? Он хочет, чтобы волки были сыты и овцы целы, не так ли? Проклятый высокомерный, эгоистичный ... шотландец!
"Шотландец" было наихудшим эпитетом, который я смогла придумать, поглощенная видением Джейми, несущем Лаогеру наверх.
Суставы моей руки, сжимающей луку седла, побелели. Больше не заботясь об осторожности, я наклонилась и дернула узду.
- Отпусти!
- Но тетушка Клэр, это не так!
- Что не так?
Уловив в его голосе отчаяние, я поглядела на него. Его длинное, узкое лицо было напряженным от мучительной потребности заставить меня понять.
- Дядя Джейми не остался, чтобы утешать Лаогеру!
- Тогда почему он послал тебя?
Он глубоко вздохнул, чтобы покрепче ухватить узду.
- Она стреляла в него. Он послал меня, чтобы найти вас, потому что он умирает.
- Если ты лжешь мне, Иэн Мюррей, - сказала я уже в двенадцатый раз, - ты будешь сожалеть об этом до конца своей короткой жизни!
Я была вынуждена говорить громко, чтобы быть услышанной. Поднявшийся ветер свистел вокруг меня, трепля мои волосы, прижимая юбки к моим ногам. Погода соответствовала моему мрачному настроению, огромные черные тучи висели над горными перевалами, клубясь над скалами, словно морская пена, и отдаленный шум грома напоминал грохот прибоя.
Задыхаясь, молодой Иэн только покачал головой, наклоненной против ветра. Он шел, ведя за поводья обоих лошадей через предательское болото возле маленького озерка. Я машинально взглянула на запястье, где обычно носила ролекс(1).
Трудно было сказать, где находится солнце, так как штормовые облака закрывали всю западную половину неба, но их края сияли ярко-белым золотистым цветом. Я потеряла навык определения времени по солнцу и небу, но думала, что сейчас был только полдень.
Лаллиброх находился в нескольких часах езды, но я сомневалась, что мы достигнем его до наступления темноты. Совершая свой медлительный путь на Крейг-на-Дун, я ехала почти два дня до небольшого леса, где молодой Иэн догнал меня. Он сам, по его словам, потратил на это только один день. Он знал примерно, куда я направлялась, и он сам подковывал лошадь, на которой я ехала, так что мои следы были хорошо читаемы для него, когда они отпечатывались на участках грязи среди вереска.
Два дня, как я уехала, и один - или больше - прошел в поездке назад. Значит, Джейми подстрелили три дня назад.
Я получила мало полезных сведений от молодого Иэна. Преуспев в своей миссии, он желал возвратиться в Лаллиброх со всей возможной скоростью и не видел никакого смысла в разговорах. Огнестрельное ранение было в левую руку, сказал он. Это было хорошо, так как ранение было сквозное. Пуля также попала в бок Джейми, что было плохо. Джейми был в сознании, когда он видел его в последний раз - это хорошо - но начинался жар. Вообще плохо. Что касается возможных последствий шока, вида и серьезности лихорадки, или как обрабатывались раны, на эти вопросы молодой Иэн только пожимал плечами.
Итак, Джейми возможно умирал, а возможно - нет. Я не могла этим рисковать, о чем Джейми отлично знал. Я сразу же задалась вопросом, не стрелял ли он сам в себя, чтобы вынудить меня вернуться. Наше последнее общение оставило ему мало сомнений относительно моего ответа в случае, если он приедет за мной или применит силу, чтобы заставить меня воротиться.
Пошел дождь, и капли на моих ресницах размывали вид, словно я смотрела сквозь слезы. Пройдя болотистое место, молодой Иэн снова сел на лошадь, ведя нас вверх к последнему проходу, который вел к Лаллиброху.
Джейми был достаточно хитроумным, чтобы измыслить такой план, и, конечно, достаточно смелым, чтобы исполнить его. С другой стороны, он никогда не был безрассудным. Он совершал много рискованных поступков - женитьба на мне была одним из них, подумала я горечью - но никогда без того, чтобы оценить, чего это будет стоить, и готовности заплатить за это. Полагал ли он, что шанс вернуть меня в Лаллиброх стоил его возможности умереть? Это не казалось логичным, а Джейми Фрейзер всегда был очень логичным человеком.
Я натянула капюшон плаща глубже, закрывая лицо от дождя. Плечи и бедра молодого Иэна потемнели от влаги, и дождь капал с полей его шляпы, но он сидел в седле прямо, игнорирую непогоду с беспечностью истинного шотландца.
Очень хорошо. Учитывая, что Джейми, скорее всего, не стрелял в себя, стреляли ли в него вообще? Возможно, он придумал историю и отправил племянника с ней ко мне. Поразмыслив, я решила, что вряд ли молодой Иэн был бы так убедителен, если бы известие было ложным.
Я пожала плечами, от этого движения по телу побежал холодный ручеек, и настроилась терпеливо ждать окончания поездки. Годы медицинской практики научили меня ничего не предвосхищать; каждый случай должен быть уникальным, и таким же должен быть мой ответ на него. Однако, управлять моими эмоциями было сложнее, чем моими профессиональными навыками.
Каждый раз, когда я оставляла Лаллиброх, я думала, что никогда не вернусь туда. И вот теперь я снова возвращалась. Дважды я оставляла Джейми, уверенного, что он никогда не увидит меня. И все же я снова возвращалась к нему, как чертов почтовый голубь в свою голубятню.
- Я скажу тебе одну вещь, Джейми Фрейзер, - пробормотала я себе под нос. - Если ты не будешь мертв, когда я доберусь до тебя, то ты будешь жить, чтобы сожалеть об этом!