Однажды Хоппо чрезвычайно захотелось есть. Но вставать с удобного старого вконец протёртого мягкого кресла, где он расплылся подтаявшим студнем, Хоппо явно не желал.
- Фень, дай мне еды, я голоден! - воскликнул он.
- Чего ты хочешь? - спросила Фенечка.
- Не знаю, приготовь что-нибудь.
- Сейчас, я подумаю.
Так прошло полчаса.
- Ну где ты там? - недовольно заныл Хоппо.
- Сейчас, - донеслось из закутка кухни их крохотной социальной квартирки, у некоторых богатых людей гардеробные больше по размеру.
И прошла ещё четверть часа.
- Да что ж такое! Где же еда?! - совсем завозмущался Хоппо, слушая своё безудержное урчание в животе, нарастающий животный рёв при одной мысли о пище.
- Её нет, - пришла к нему и грустно констатировала Фенечка, выпятив нижнюю губу.
- Но... Но... Но что же ты всё это время делала?
- Я думала, как приготовить "что-нибудь". И не придумала. Прости. Я запуталась.
- Ох... Какой же я дурной, что неправильно сформулировал запрос. Я сам виноват, - посетовал Хоппо, буквально истёк из кресла на пол и на карачках двинулся на кухню, громыхая острыми коленками. Исчез из виду за углом. Таким же четвероногим аллюром иноходца вернулся обратно с куском хлеба в зубах. Заполз обратно на кресло с ногами, сжевал хлеб и стало ему легче. И впрямь чуть полегче.
- Знаешь, я только что посетил нашу кухмистерскую и понял, что мы слишком, слишком сильно зависим от еды, - глубокомысленно подытожил он.
- Да! Люцерна, корова, мальчик. Пищевые пирамиды. Пирамиды власти. Магические пирамиды инков и египтян. И все они молились солнцу. Всё это подозрительно похоже. Вот бы могли питаться от солнышка или хотя б из розетки. Тогда бы мы освободились! Я тоже не люблю голодать. Но и есть зверюшек я тоже не хочу.
- И голод - лучшая приправа, очевидно же. Но почему у нас всё время так мало еды?
- Ты её всю съедаешь, а новую доставать не хочешь, - развела руками Фенечка.
- Опять же о твоих пирамидах... Вот эти базовые потребности из пирамиды Маслоу - они мне всю жизнь и загубили. В мире есть царь, этот царь беспощаден - голод названье ему! - с выражением и драматическими жестами продекламировал последнюю фразу Хоппо перед единственным зрителем.
- Ты всё время думаешь и перебираешь в памяти цитаты, а думанье забирает у тебя энергию. Поменьше думай, как я, например. И тебе будет поменьше хотеться есть.
- Проблема в том, что большая часть моих раздумий - это мечты о еде, высказывания о еде, стихи о еде, представление идеальной еды, визуализация еды! Получается порочный круг: чем меньше у меня еды, тем больше я размышляю о еде. И тем больше трачу последних калорий на это.
- Тогда мы пропали, - Фенечка вдруг осознала всю ужасную глубину их пропащности, глаза её наполнились неподдельным страхом, печалью.
- Да уж. Вот это проблема, - Хоппо тоже стал всерьёз озадачен. - Но! Иногда ведь рождаются и умные мысли. Вот одна из них. Слушай. Мой организм работает и слушается моей воли за еду, и больше ему ничего не надо, собственно. Но ведь я - это не только мой организм, а нечто большее - душа, личность. Отсюда вопрос: тогда за что работать и подчинятся чужой воле мне?
- Ты всё равно не работаешь. Но тебе и не нужно. Давай обниматься лучше, греться. Экономить тепло. Очень много ещё тратится просто на обогрев. Мы впустую растрачиваем драгоценное съеденное!
- Да, но если я голоден, то я существую, - философски изрёк он, продолжая рассуждения, опять переходя на театральность, одновременно ища рукой старое покрывало, завалившееся за кресло. - Осязаю, обоняю, предвкушаю. Если я хочу есть - я есть! Впрочем, под хорошим соусом можно съесть и собачью какашку. Я не привереда.
- Что правда, то правда.
- Эх, сейчас бы хоть кедровых орешков горсточку...
И они сладко, очень сладко, до приторности, как белый шоколад политый сгущённым молоком, обнялись.