В понедельник Яков Васильевич атаковал телефон, он звонил через каждые пять минут, но в ответ - только гудки. Уже несколько дней он почти не спал, оброс щетиной, осунулся.Еще бы: столько лет охотился за этой книгой, а она все это время была практически под носом, и теперь могла ускользнуть от него навсегда. Подгорский паренек Витька Самсонов, частый гость в его мелкой лавочке, продал ее за двести тенге какому-то прощелыге книжнику, торгующему печатным ширпотребом возле колхозного рынка. Что ж ты, Витька, наделал!Книге триста лет, ее сам Гасфорт в Петропавловск привез! Надо было сразу ко мне идти... Яков Васильевич нервничал, но оставалось только ждать.
Он непрерывно пьет кофе без сахара, просматривает свежие газеты и аккуратно обводит объявления о продаже книг, старинных фарфоровых статуэток, чайных сервизов, фотографий. Затем он будет долго и тщательно обзванивать их, и торговаться до последней копейки, но это - потом, сейчас все мысли о книге.
...Любочка, жена генерал-губернатора Западной Сибири Густава Христиановича Гасфорта, у которого адъютантом служил молодой Чокан Валиханов, та самая Любочка, в честь которой назвали в Омске Любину рощу, а от рощи и Любинский проспект (улица Ленина в Омске), так вот, эта Любочкакупила в книжной лавке церковный месяцеслов в твердом переплете с медной окантовкой, и, подписав "Милому Густаву", подарила мужу перед его отъездом в Петропавловск.
Глубоко верующий генерал-губернатор подарку был рад, и взял его с собой, бережно хранил, листая страницы,силился понять старославянский и даже оставлял пометки на полях книги.
Шел 1855 год, престарелый Гасфорт, старавшийся быть рачительным хозяином, успевал везде.Вот и сейчас, следуя на тарантасе в Петропавловск, Густав Христианович думал о жене, скучал и хотел сделать ей ответный подарок: "Милейший! - подозвал он нарочного, - скачи, что есть духу домой, да вели под окнами генеральского дома сад устроить, чтобы генеральша поменьше скучала... Да и вот еще, отправь посыльного к военному министру с ходатайством о производстве Достоевского Федора в унтер-офицеры, пора бы его в званиях восстановить, итак четыре года в остроге отмучился". Нарочный умчался в Омск, а Гасфорт уже приближался к Петропавловску - ехать то всего ничего - 12 часов на тарантасе...
Позвонили в дверь. Яков Васильевич оторвался от газеты с объявлениями, нехотя встал, разглядел в глазок соседскую девочку и открыл. "Дядя Яша, - защебетала девчурка, - мама просила зайти, она с работы флаг принесла".
Советская символика в моде у антикваров: бывшие еще недавно неотъемлемым атрибутом любого предприятия в городе флаги, гербы, портреты ушедших вождей в один момент стали раритетом. Конечно, не любой флаг и не любой портрет стоили внимания и денег, однако на иные и посмотреть было любо-дорого, да и продать не составит труда, как вот этот, принесенный соседкой Тамарой с работы кусок материи. "Переходящее знамя за высокие показания в соцсоревнованиях", с выжженной на древке цифрой 1962, широкое красное полотно, с желтой бахромой и золотом шитым гербом, в прекрасном состоянии... "Сколько хочешь Тамара Ивановна", - уже привычно спросил антиквар, прикидывая, что больше тысячи не даст, а продать можно за пятнадцать...Соседка слегка помялась и наудачу сказала "пять тысяч", замерев в ожидании. Яков Васильевич и бровью не повел: "Бог с тобой, Ивановна! Да у меня таких штук десять на примете (соврал), даю тысячу за знамя, и пятьсот даю в долг, деньги-то нужны? Или другого покупателя найдешь?" Соседка выдохнула, протянула руку за деньгами: "И где только учат на антикваров, Яков Васильевич!". Антиквар вздохнул: "Нигде, Тамара. Нет такой профессии".
Знамя он поставил у кровати и долго смотрел на него, вспоминая, как в 1977 получил срок за торговлю антиквариатом. А теперь и страны нет, и закона, запрещающего покупать или продавать знамя этой самой несуществующей страны - тоже нет, хоть на запад, хоть на восток продавай, никто слова не скажет. Выходит, зря он четыре года рукавицы шил в тюрьме...
Вторник
Проснувшись и наспех поужинав, он снова принялся звонить, - другого способа связаться с уличным книготорговцем не было, а на точке он не появлялся уже три дня, сказали - уехал в Омск. Будет большим разочарованием, если этот торговец поехал, чтобы узнать истинную цену книги и, что уж совсем плохо, - продать ее, тогда все начнется сначала...
Яков Васильевич антиквар старой закалки, любовь к древним книгам и рукописям проявилась у него еще в детстве, когда в руки ему попал дореволюционный экземпляр "Жизни Мерлина" Гальфрида Монмутского. Несмотря на труднодоступный текст, подросток чувствовал будто бы прикосновение самой истории, он попытался отреставрировать переплет, однако после нескольких неудач решил больше не пытаться, чтобы не испортить ее внешний вид окончательно. После школы он поступил на исторический факультет Уральского государственного университета, и долгое время просиживал в библиотеках, изучая историю книги и книгопечатания, а также разыскивая сведения о редких книгах. Вернувшись в Петропавловск, он устроился работать на завод им. Ленина, а все свободное время проводил в поисках ценных книг, как-либо связанных с историей родного города, на них же он тратил почти всю зарплату. Познакомившись с другими коллекционерами, он понял, что, в общем-то, основной доход им приносит как раз антиквариат - главное знать истинную цену вещам: купишь у какой-нибудь старушки старую замшелую сахарницу и молочный кувшинчик, ототрешь уксусным раствором - глядишь, а это часть серебряного сервиза почетного гражданина Петропавловска Петра Казанцева, и иной антиквар за нее тысячу (тогда еще советских рублей) готов отдать или обменять на нужную тебе книгу. Много интересного открыл для себя в мире антиквариата Яков Васильевич: встречались и монеты времен Петра I и Екатерины Великой, ордена, медали, очки в старинной оправе, принадлежавшие Антону Павловичу Чехову, кожаный планшет Ярослава Гашека, на котором вечерами он писал главы "Швейка", фарфоровые статуэтки, подсвечники из разрушенного Вознесенского собора... Но "болел" он только книгами.
Помолившись в Солдатской церкви, Гасфорт отправился осмотреть город в сопровождении личного адъютанта - султана Валиханова. Петропавловск того времени представлял из себя лишь несколько улиц каменных купеческих домов, заброшенное кладбище и несколько церквей. Встретившись с городским головой, Гасфорт предложил ему устроить на месте бывшего мусульманского кладбища общественный сад, где горожане будут гулять...Услышав предложение губернатора, купцы-татары и киргизы из свиты городского головы, стали резко возмущаться: мало того, что магометанский сад засох, так теперь еще и кладбище упразднено. Зная подозрительное отношение генерал-губернатора к мусульманам, разговор вмешался адъютант Гасфорта, он несколькими словами успокоил местных жителей и просил не галдеть, а говорить по очереди...В итоге, купцы добились разрешения на строительство двух мечетей в Петропавловске и организацию нового мусульманского кладбища.
Ночевал Гасфорт в гостях у городского головы. Надвигающаяся осень печалила губернатора, он вспоминал свою молодость, войну 1812 года, на которой в 18 лет уже стал героем. А теперь он седовласый старик, пусть даже с молодой женой, которую пытался развлекать всеми способами. Как быстро уходит время...
В 1975 году от соседки, случайно забредшей в гости к его матери, услышал, что она нашла на чердаке несколько залежалых книг, "по виду очень даже старых". На всякий случай поинтересовавшись, как книги выглядят, и о чем они, Яков Васильевич с удивлением узнал, что книги "с какими-то церковными картинками и написаны как-то странно - вроде и на русском, а непонятно", он поперхнулся чаем, сообразив, что речь идет о старославянском, - книги написаны кириллицей! Через час, разглядывая книги, он ощущал необыкновенный трепет: "Псалтырь" 1875 года издания, томик стихов Пушкина 1900-го, и две трудноидентифицируемые книги, которые, тем не менее, Яков Васильевич хотел забрать и дома изучить. Предложив соседке 100 рублей за книги, он хотел было забрать их, но та почему-то потребовала сначала отдать деньги, а с собой у него такой суммы не было. Когда он вернулся, женщина с обиженным видом сообщила Якову, что книги продала: "Эх, Яша, ты оказывается обманщик, другой-то анхивар мне 150 рублей за них дал". "Да если бы вы попросили 200, я бы и 200 отдал! Что же вы, тетя Клава!" Тетя Клава разочарованно заплакала...
Книги хранились на чердаке после вынужденного отъезда бывших хозяев, связавшись с которыми, Яков Васильевич узнал, что эти книги достались им от бывшего учителя истории Носачева, тщательно изучавшего их происхождение и умершего от туберкулеза. "На "Псалтыре" с лицевой стороны след от штыка, - писали Якову Васильевичу бывшие владельцы книг, - который остался после разгрома, учиненного в марте 1921 года в Вознесенском соборе Петропавловска, в тот день, когда прямо во время литургии был замучен епископ Мефодий, вроде как этот псалтырь епископа от первого штыка спас. Самая потрепанная книжка - это Библия (год издания неизвестен), хранившаяся в подполе одной из жительниц Петропавловского Подгорья, а вид такой оттого, что в 1947, когда было наводнение под горой, - книга промокла, и вообще представляла невосстановимую рухлядь. Еще есть "Месяцеслов", принадлежавший какому-то Гафурту или Гафорду, он еще со старым летосчислением идет, и год там начинается с сентября, а не с января, как сейчас. Про томик Пушкина - ничего неизвестно..."
Яков Васильевич не спал ночей - такие книги от него ускользнули, каких еще не было в его небольшой коллекции. Найдя антиквара-перекупщика, Яков понял, что тот если и продаст книги, то по рыночной цене, то есть втридорога. За "Псалтырь" и Пушкина - семьсот советских рублей, а за "Месяцеслов" перекупщик потребовал еще тысячу: "Книжице, похоже, лет триста, так что за бугром со свистом уйдет! А рухлядь в придачу получишь". Таких денег, равных годовой зарплате на заводе, у него не было. Яков Васильевич подумал, что придется что-нибудь продать, чтобы выкупить книги. Продать решил две небольшие иконы. В момент получения денег у него на руке захлопнулись наручники: "Краденое искусство продаете, товарищ?" - съехидничал милиционер. А когда через четыре года освободился, найти следы книг было почти невозможно: скряга-перекупщик умер, а его родственники ничего не знали.
В последствии Яков Васильевич в поисках малейшей информации о книгах нашел таки тот самый Псалтырь у одного из Алматинских коллекционеров и невероятными усилиями выкупил. Остальные книги, казалось, канули в лету. Иногда лишь кто-то случайно говорил, что видел ту или иную книгу, но это были лишь похожие. Затем возник из небытия томик Пушкина в собрании одного из коллекционеров, который напрочь отказался его продавать, он же сообщил о том, что старую библию при нем сожгли в топке печи. Оставался только "Месяцеслов", но именно о нем не было вообще никаких упоминаний...
Четверг
Очнувшись ото сна, Яков Васильевич автоматически набрал привычный номер и готовился положить трубку, как вдруг услышал звонкий мужской голос: "Алло! Говорите, я слушаю". Он мгновенно проснулся. Оставалась последняя надежда. "С вами говорит Яков Рихтер, я по поводу книги, - он старался не выдать своего волнения, - вы на той неделе у моего племянника книгу купили, вы знаете эта наша фамильная ценность, я прошу вас, верните ее!" Книготорговец недоумевал: "Книгу? Какую? Донцову покупал на той неделе, Константинова, больше не покупал ничего, а вот еще, рухлядь, вы про нее?"
...- Ваше сиятельство, нарочный прибыл из Омска, впустить?
- Пускай, конечно, чего там еще?
Прочитав письмо, доставленное нарочным, Гасфорт велел немедля седлать лошадей и, даже не завтракая, умчался в Омск к жене, которая писала, что ее терзает жуткая хандра и сплин. Густав Христианович не собирал вещи, рассчитывая вернуться несколькими днями позднее, однако вернулся лишь в следующем году, к тому моменту в Петропавловске был новый городской голова, и вещи Гасфорта, в том числе дареный месяцеслов был утерян...
Через полчаса книга была у него в руках, это была та самая книга, из-за которой он перерыл сотни пыльных папок архива, из-за которой (в том числе) он отсидел в тюрьме, которая несколько раз уже ускользала из его рук. Это была та самая книга, которую Любочка, жена генерал-губернатора Густава Христиановича Гасфорта подарила мужу перед отъездом в Петропавловск.