В начале ноября вернулся сосед дядя Миша Зубов, - освободился досрочно после 16 лет в тюрьме. Когда его осудили, ему было чуть за 30, он ушел почти молодым, а вернулся сгорбленным чехоточным стариком. Дядю Мишу уголовником никто не считал - у него очень тяжелая история: в начале 90-х была изнасилована его дочь, не добившись правды, Зубов сотворил самосуд над насильниками. Нам, соседям, было известно мало - лишь то, что он убил насильников...
Когда он вернулся, у жены уже был другой, дочка вышла замуж и уехала, осталась только старушка-мать, которая жила уже в другой квартире. Зубов приходил в старый двор, смотрел на окна когда-то своей квартиры и, несмотря на начинающуюся зиму, долго сидел на скамейке, ворчал и плакал. Конечно, мне было интересно узнать его историю, но спросить - неудобно.
Спивался дядя Миша быстро - некому было останавливать. Дочь к нему не приезжала, бывшая жена изредка навещала, подкармливала. Зимой дядя Миша стал ходить по гостям - холодно было на скамейке. Никто не отказывал - человеком он был довольно приятным, образованным, не буянил, когда пил, только плакал. Зашел как-то и к нам, - хорошо знал моего отца, вот и зашел по старой памяти. За чаем разговорились, про тюрьму он много не рассказывал, - сказал только, что 17 лет прошли мучительно долго и все дни были одинаковы. А про тот случай начал как-то без предисловий, я не стал его останавливать.
В 1991 году он был скромным инженером на заводе исполнительных механизмов, разрабатывал чертежи, макеты, получал мало денег, приходя домой, вместе с женой грустил от того, что у нее задерживали зарплату на месяц-другой, а у него порой на полгода. У них росла дочь. Ей всего только тринадцать исполнилось. Далее привожу рассказ дяди Миши почти без изменений.
...Вспоминать тяжело. Был на работе, позвонила соседка, сказала, что жену увезли в больницу с сердечным приступом, толком ничего не объяснила. Чуть не умер от страха, бросил работу, на такси приехал в третью городскую, проскочил в кардиоотделение, жены нигде нет, сестричка невозмутимым голосом сообщает мне, что жена в реанимации... у дочери... Тут у меня ноги подкосились, упал.
...Смотреть было страшно - вместо лица один большой синяк, губы порваны, глаза в крови, красные, на простыни красное от крови пятно, руки дрожат, капельница, - моя дочка. Под одеяло смотреть побоялся. Жена сходила с ума в истерике... Рядом стоял лейтенантик со скучающим видом, вроде как утешал: "Да ничего, я видел и похуже!"...
...Когда справились с первым шоком, через две недели, выяснилось, что уголовное дело не заводилось из-за отсутствия заявления. Написал заявление, указал имена и фамилии ублюдков, - они с дочерью в одной школе учились, - старшеклассники. На предварительном слушании судья сказала, что учитывая несовершеннолетний возраст подозреваемых, и поручительства, можно избрать мерой пресечения на время следствия подписку о невыезде за пределы области. Я уже тогда стал подозревать, что в тюрьме они не окажутся. Предложили нам государственного адвоката - Сергеева. Когда остались с ним наедине, Сергеев он просто сказал: "Без денег работать не буду - дело проиграете!" Денег надо было пятьсот... долларов конечно. По тем временам очень большие деньги.
...До суда дело не дошло. Дознаватель обнаружил, что судмедэкспертиза не была сделана в сроки, свидетелей нет, а верить только показаниям маленькой девочки нельзя - может она хочет за что-нибудь отомстить честным юношам, следовательно, изнасилование могло произойти в другое время. Я еще удивлялся - когда же? Когда она в больнице лежала, что ли?
На очной ставке дочка заплакала, не смогла ничего сказать. А адвокат одного из этих укоризненно так сказала: "Воспитывать надо было нормально, вырастили шл...у, сами виноваты!" Я вытерпел, я понимаю - ей заплатили и она эти деньги теперь отрабатывает, этакая, знаешь ли продажная адвокат-проститутка. Мать этого маленького дерьма - Николаева - с порога в кабинет дознавателя заорала: "Это тебя надо в тюрьму, с..ка малолетняя, а не моего сына. Он отличник, в школе на хорошем счету, общественник, а ты из него хочешь преступника сделать?" И дознаватель тут мне предложил заявление забрать.
И как быть дальше? Это мы пострадавшая сторона, это мою тринадцатилетнюю дочь изнасиловали, она в больнице лежала полтора месяца, пока эти сволочи гуляли. Я не изверг, чтобы дочь мучить дальше. Сами разберемся.
...Один день дочка в школу сходила после больницы, пришла в слезах, измазанная мелом, растрепанная. Учительница русского языка (на первом уроке) стала читать лекцию о вреде ранней половой жизни и в качестве примера привела мою дочь: "Вот, Зубова, яркий пример распущенности..." На перемене дочь измазали мелом, на спине написали матерное слово, обзывали, как хотели. Подошел старшеклассник, здоровый детина, и спросил: "Ты за деньги, или так даешь?" Эти изверги, почувствовав безнаказанность, обнаглели совсем. Ходил разбираться, а они в голос: "А ты на нас в суд подай!". У кого искать справедливости? Пошел к директору, а он посоветовал перевестись в другую школу. Написал письмо в горсовет, ответа не получил...
Что делать? Продали квартиру и переехали из центра на окраину, дочку перевел в другую школу. Не помогло, они ее там нашли, после уроков встретили ее на пороге школы, не давали пройти, издевались, достали из сумки помаду и измазали ей все лицо, лезли руками под юбку, несмотря на то, что она плакала. Особенно издевался Ищенко... Пока шла домой, катились мимо на машине и на всю улицу крыли ее матом. На всю школу ославили, на весь город. Я снова пошел в полицию, и надо мной просто посмеялись: "Снова насилуют? Посоветуйте дочери расслабиться и получить удовольствие!" А потом узнал, что у одного папа - полицейский чин, а у другого - бизнесмен. А я простой инженер.
Вот сейчас вспоминаю и думаю, что все равно бы пошел и убил. Знаешь, страшно не было, только вот изнутри обида прям сжигала. Взял дома молоток, пришел к Николаеву, постучался. Он открыл и еще так улыбнулся, дескать: "Ага, пришел унижаться!" Я потребовал попросить прощения у моей дочери, у меня и моей жены и пойти в полицию - признаться. Когда он засмеялся, я ударил молотком в нос, сломал, ударил еще раз, парень так неуклюже отлетел в стену, с дыркой в лице, ну и я снова ударил и попал в глаз, помню, меня еще удивило, что он не кричал. Потом долго бил по голове, забрызгал кровью дорогой палас, бросил сломанный молоток, а когда уходил - увидел его мать, она лежала без сознания. Сел на троллейбус, мне еще билетик счастливый попался. Выйдя, позвонил домой, попросил прощения у Маши (жена), сказал, чтобы не ждала, с земли поднял осколок кирпича и пошел убивать Ищенко. И ты знаешь, может нехорошо так говорить, но мне становилось легче, когда я его убивал.
Он сам открыл дверь, высокий такой, крепкий парень, я смотрел на него и понимал, что он, вот этот гаденыш, над моей дочерью издевался. Кинул в него кирпич, попал в шею, он ногой меня очень сильно пнул - в голову попал, а я взял его за руку и оттянул в дверной проем. Стал с силой бить его железной дверью, сначала попадал только по плечам, потом он упал, пополз, я ему по ребрам ударил, оттащил так, что торчала только голова. И раз двадцать ударил, пока, наконец, не почувствовал, что бить больше не во что. Если бы он выжил - я бы снова его убил, а потом снова, и снова, и снова...
Знаешь, не дай бог тебе придется думать о таких вещах. Мне не было жалко того, что я их убил, мне было жалко, что все равно уже ничего не исправишь - дочка теперь никогда уже не забудет, и главное - никому мы не нужны, кроме нас самих - ни она, ни я тем более. Думаешь, я преступник? Нет, не преступник, просто разочаровавшийся. Это меня ведь не они, подонки, довели до отчаяния, а те, кто ничего не сделал, чтобы они больше не могли издеваться над моей дочерью. Тот лейтенантик, судья, следователи учителя школьные, общество короче. А так я же никогда и мухи не убил...
Может, совпало, а может слишком накатили воспоминания на дядю Мишу, только пить он стал уже беспробудно, и в середине января дворник наутро увидев его на скамейке, понял, что он замерз насмерть, перекрестился, вызвал милицию и пошел в магазин за поллитровкой - "друга Мишаню добрым словом помянуть".